CreepyStory

Вода, проникшая в ушную раковину и неприятно стучащая в перепонку, вынудила Ивана-царевича повернуть голову набок и потрясти ей. Это не помогло. Прийдя в сознание он чувствовал себя обессиленным. Слегка приподняв голову и оглядевшись, он вновь опустил её. Низкое серое небо давало немного света, но в том, что был, можно было разглядеть стоявшие вокруг него, непроглядной стеной, камыши. Он лежал в мелкой луже где-то на болоте, сомнений в этом не было, он это чувствовал. Это было то самое место, где несколько недель назад он нашел свою стрелу, а с ней и судьбу в виде заколдованной царевны. Только сейчас это место выглядело иначе. Свет от луны отражался в воде сотнями бликов, переливаясь, словно она подмигивала ему. Кочка, на которой сидела царевна-лягушка, была пуста. И все это сумрачное окружение было облачено в неестественную тишину. Ни привычного кваканья, ни стрекота насекомых, даже вода в которой он лежал колебалась беззвучно. Спиной он чувствовал какой-то предмет на подобии прута, слегка давивший на позвоночник. Иван-царевич напряг мышцы живота при попытке встать, тело не слушалось, чувствительность в конечностях была, но заставить их двигаться он не мог. Тело как будто наполнилось жидкостью и при попытках совершить движение, колебалось словно заливное блюдо. Повернув голову в другую сторону, он испытал испуг и возможно даже вздрогнул бы, но тело ослабло настолько что единственной реакцией на увиденное был еле слышный стон, вырвавшийся из губ. Перед его взором сидела та самая царевна-лягушка, которую он принес в палаты отца, кожу которой сжег в печи и на которой женился в образе молодой царевны Василисы. Только смотрела она на него иначе, не так как при их первой встрече, яркими жизнерадостными глазами, приветливо улыбаясь, а холодно и отстраненно. Спустя секунду лягушка открыла рот, из него на землю выпал язык, свернутый кольцами словно змея. Из клубка показался его раздвоенный кончик, он словно осматривался по сторонам, а поняв, где его цель, медленно извиваясь, словно королевская кобра, направился к голове Ивана- царевича, мозг которого, не мог поверить своим глазам. Но им поверил желудок, который находясь в горизонтальном положении, все равно попытался упасть в пятки. От этой попытки по всему телу, электрическими волнами, пробежали отвратительный мурашки. И в тот момент, когда от увиденного Иван-царевич начал отворачивать голову в другую сторону, лягушка прыгнула. Она уселась ему на лицо. Он попытался стряхнуть ее. Безуспешно, силы окончательно оставили его. Он чувствовал, как её язык, кольцами обвивает его шею, как начинает сдавливать, перекрывая доступ кислорода. В надежде закричать он замычал от бессилия, попутно пытаясь наполнить легкие воздухом и в этот момент почувствовал, как в рот потекло что-то густое и теплое. Он стиснул зубы пытаясь не дать жидкости попасть в горло, но было поздно. Зажмурившись от отвращения, он закашлялся. Безвкусная, тягучая словно смола, жидкость продолжала наполнять горло, лягушачий язык постепенно отпускал хватку и когда он почувствовал, что захлебывается, в закрытые веки ударил яркий свет.

Иван царевич резко выдохнул и открыл глаза. Перед ним был потолок его горницы, расписанный витиеватыми узорами. Свет, что разбудил его, струился из окна, обрамленного резьбой лучших плотников отцовского царства. Снаружи доносилось повседневные звуки тридевятого государства. Он с облегчением выдохнул и повернулся на бок. Рядом с ним спала его молодая жена Василиса-прекрасная. Сделав ещё несколько глубоких вдохов, он сел на кровати, затем встал и потянулся. Странный, страшный сон казался ему чем-то далеким и нереальным. Подойдя к окну, он окончательно удостоверился что все на своих местах. Холмистое расположение царских палат, позволяло рассмотреть город как на ладони. По узким улицам сновал разнообразный люд, на городском рынке бойко велась торговля. Затем он перевел взгляд во внутренний двор кремля. Царь-батюшка завтракал в беседке, одиноко стоявшей в тени могучих елей у северной стены кремля. Окруженный своими молодыми служанками, которые в несколько рук промакивали его бороду платками, подкладывали в тарелку разнообразную снедь, да подливали чай, он улыбался и кокетливо заигрывал с ними, пощипывая то одну то другую за пышные бедра.

Иван-царевич пересек горницу и вернулся в кровать погрузившись в думу о событиях двухнедельной давности. С тех пор как отец раздал ему и братьям стрелы, жизнь всех в царстве изменилась. Да и сама история с его женитьбой никак не укладывалась в голове. Ни братья, ни отец не хотели верить в то, что его молодая жена была заколдованной царевной, превращенной в лягушку, пока она при всем честном народе не показала свой фокус с перевоплощением. Царю даже пришлось успокаивать бояр, возжелавших сжечь Василису, да и Ивана-царевича с ней в придачу. Единственной проблемой царства, на данный момент, оставался какой-то там Кощей, со слов Василисы ее заколдовавший, прибытие которого ожидалось со дня на день, из-за того, что, не послушав Василису, Иван-царевич сжег ее лягушачью кожу. Мол Кощей обязательно об этом нерадивом поступке прознает, да приедет наказать непослушную узницу его чар, а с ней в придачу всех, кто встанет у него на пути. Царь-батюшка рассмеялся от этой мифической угрозы, но для верности запретил сыновьям покидать кремль и вновь собрал войско. Оно уже несколько дней стояло у стен города в ожидании врага, нарушая покой своими пьяными воплями, постепенно разоряя казну да царский погреб с медовухой. Кощея все не было и ожидание этого волшебного негодяя уже начинало нервировать батюшку и влетать царству в копеечку, но осадного положения он не снимал.

Думу Ивана-царевича прервала Василиса. С кошачьей грациозностью она повернулась на постели и улыбнулась мужу. Безразмерная ночная рубашка не смогла скрыть прекрасные изгибы её молодого тела и Иван -царевич окончательно оставил ход своих мыслей.

-Доброе утро мой драгоценный муж – нежно сказала Василиса.

-И тебе доброе утро, моя царевна – не менее нежно ответил ей муж.

-Как спалось тебе? – продолжала она

-Не очень хорошо – сказал Иван-царевич.

-Мне снился странный сон- продолжил он- Будто я на болоте лежу, а рядом ты сидишь в лягушачьем обличии, и смотришь на меня, только не улыбаешься больше как раньше, а наооборот, какая то хмурая, а потом ты открыла свой рот…

-Это дурной сон, любимый- перебила она - Не нужно его воспринимать всерьез. Его нужно поскорее забыть, а помнить нужно только то, что я твоя до конца дней твоих.

Василиса улыбнулась и потянулась на постели, обратив обе руки к изголовью кровати, подол ночной рубашки последовал вслед за ними, оголив бедра до почти неприличного предела.

-Ты права, моя дорогая, не будем о плохом – Иван-царевич внезапно закашлялся – я прикажу накрыть на стол.

С этими словами он встал и вышел из горницы. Оказавшись в длинном узком коридоре, по одну сторону которого были окна, выходящие на улицу, а по другую двери в различные помещения, он крикнул:

-Дейка! Дейкааааа!

Одна из дверей отворилась и из-за нее показалась голова служанки, с перемазанным мукой лицом.

-Ась царевич?

-Собирай на стол.

-Где собирать то? – небрежно переспросила служанка и продолжила- В столовой будете, аль к батюшке на беседку?

-Шумно на беседке то – ответил Иван-царевич.

-Что есть, то есть – ответила Дейка и усмехнулась.

-Добродея! – понизил голос Иван-царевич – Не забывайся!

Из-за двери, появились остальные части тела служанки облаченные в цветастый сарафан явно большего размера чем было нужно. Девушка виновато поклонилась:

-Простите царевич –сказала она и исчезла в недрах кухни.

Иван-царевич поднял руки на уровень груди и сделал несколько рывков руками от себя в стороны, суставы хрустнули и отдались легкой ноющей болью по всему телу. Затем он встал на мыски и потянулся руками вверх. Неприятное чувство в районе поясницы так и не прошло, словно предмет, который беспокоил его во сне так и остался приклеен к его спине. Он натянул сапоги, что стояли у двери горницы и пройдя по коридору маневрируя между, любезно заваленной Дейкой, хозяйственной утварью, вышел на лестницу, которая вела вниз и наружу из палат во двор кремля. Оказавшись во дворе, он с непривычки зажмурился от солнечного света. От чего у него на секунду выступили слезы. Разогнав их часто моргая, Иван-царевич огляделся. Пушистые облака, высоко в небе, обещали солнечный и жаркий день. Внутренний двор жил своей жизнью, там и сям сновала всякая живность. Царь-батюшка вальяжно выплыл из веранды и небрежно отмахнул в сторону сына приветствие. Иван-царевич в ответ помахал ладонью. Переведя взгляд с отца опять на двор, он обратил внимание, что со стороны главных ворот, к нему спешил сутулый мужичок в замызганном кафтане и махал руками. Иван-царевич узнал в нем конюха Игната. Дождавшись, когда тот подойдет достаточно близко, Иван-царевич спросил:

-Что случилось Игнат?

-Там этось, коня вашего привели. Ну того что вчера из конюшни сбёг. – взволнованно сказал Игнат – Ух и умотал же он мужиков. Всю ночь за ним по лесам гонялися.

-Добрую службу сослужил ты Игнат. Спасибо тебе! – затем Иван-Царевич перевел взгляд в сторону хлева, у которого толпились несколько мужиков, и крикнул:

– Еремей! Поди сюда!

Из толпы вышел самый рослый и направился в их сторону. Игнат хотел было повернутся и уйти, но Иван-Царевич остановил его.

-Погоди Игнат.

Конюх замер, нервно поглядывая в сторону идущего к ним Еремея, а по совместительству еще и приказчика. Он шел к ним словно медведь на задних лапах, неспеша и в вразвалочку. Игнат поежился. Норов у Еремея был горячий, да рука крепкая. Не хотелось ему под нее попадать. А по настроению царевича, не понятно, для чего он позвал приказчика. Тем временем Еремей, подойдя к ним, и бросив суровый взгляд на Игната, спросил:

-Что случилось царевич?

-Еремей. Выдай Игнату новый кафтан да день передыху, а мужикам, что коня моего ловили, по полной чарке медовухи. Да на покой сегодня отпусти.

-Так это, царевич, не больно то это…

Иван-царевич оборвал его на полуслове.

-Не больно!

-Да кто ж коней то будет обхаживать, коль я этого – Еремей не глядя указал на Игната – на цельный день выпущу???

-Сам пригляди, авось не сахарный, не растаешь то? – улыбнувшись ответил Иван-царевич

-Так может не надо оно то отпускной? – неуверенно вмешался Игнат

-Так я об тоже говорю – сказал Еремей

-Не спорте мужики вы со мною. Я решил. Так тому и быть – ответил обоим сразу Иван-царевич

-Но Царь-батюшка будет… - начал Еремей

-Не будет! Скажи, что я велел!

-Вот вы и скажите – не унимался Еремей – вы вот щасзны распорядилися тут, а мужиков потом плетьми посекут. Оно это надо им??? И мне??? Иль вы думаете, что мне их сечь в радость???

-Не волнуйся, иди распоряжай, я с батюшкой обговорю. – раздраженно ответил Иван-царевич

-Слушаюсь царевич – недовольно буркнул Еремей и бросив косой взгляд на Игната направился обратно к хлеву.

-Спасибо Иван-царевич – Игнат поклонился – Дозвольте еще сказать царевич?

-Говори.

-Конь не спроста убег то. Норов у него буйный шибко. Его бы надобно на просторы, спесь то согнать евоною. Тяжко ему взаперти то. Вольный он. Не люба ему конюшня то.

Иван-царевич посмотрел на облака и задумался. Уж которую неделю ждут они этого Кощея в осаде, авось и сегодня не будет супостата. Вновь посмотрев на Игната, он сказал:

-А черт с ним с Кощеем этим! Собирай коня. Да еще нескольких. После трапезы на прогулку поедем. Да как следует его прогуляем.

-Слушаюсь царевич – с этими словами, не скрывающий улыбки Игнат, поспешил к конюшне.

-Царевич – раздался сверку Дейкин звонкий голос – На столе уж собрано, да супружница ваша заждалась уж.

-Иду – ответил Иван-царевич, улыбнулся и поспешил обратно в палаты.

Поднимаясь по лестнице, он обратил внимание на одышку. Чертовски сложно дались ему ступени, которых обычно он не замечал. С самой женитьбы здоровье пошаливало. Он винил в этом переутомление. С той поры, как он встретил суженную на болоте, не получалось у него как следует выспаться. Как повернется он в кровати, все не то, а сегодня еще и сон странный приснился. Поднявшись, он постоял немного, дожидаясь пока сердце придёт в норму и направился в столовую.

Чуть ранее Василиса сидела у окна в столовой и наблюдала за Иваном-царевичем, отсюда она не слышала, о чем говорил ее муж с конюхом, но настрой, с которым последний поспешил к конюшне ей не понравился. Когда же Иван -царевич вошел в столовую и сел рядом с ней за стол, она, с нескрываемым раздражением в голосе, спросила:

-Что случилось?

-Ничего серьёзного. Коня моего поймали.

-Это того, от которого неприятности всякие? – попыталась напомнить мужу Василиса об остальных попытках побега непокорного жеребца.

-Да, норову он вольного. Не любит стойло. Я Игнату велел запрячь его. Опосля трапезы на прогулку поеду.

-Не гоже мой любимый тебе нынче за ворота одному то, в это время неспокойное являться. Аль ты запамятовал, что Кощей там может тебя подстеречь?

-Уж сколько можно – с досадой ответил Иван-царевич – уж третья неделя пошла, как ждем мы этого Кощея в напасти. Дружина за воротами уж спилася вся. Да и не один я буду. Возьму мужиков с собой.

-Сердце мое неспокойно, любимый мой. Богом тебя молю, ради меня, не езжай – с этими словами Василиса взглянула мужу прямо в глаза, в надежде вызвать жалость.

-Не смотри на меня так. Уж больно засиделся я тут, все мы засиделись. Да и конь мой вороной, коли я его не прогуляю, сгинет от хворобы тоскливой – сказал Иван-царевич и продолжил- А ты, пока я на прогулке буду, займись пряжей, иль еще какими заботами. Так время и скоротаешь. А я тебе цветов привезу, полевых.

-Не слушаешь меня. Горю быть. Так сердце мое женское чувствует – предприняла еще одну попытку удержать мужа, Василиса. – Останусь я одна вдовою безутешной.

-Полно тебе, душа моя! Ну что может со мною случиться? Я вырос в этих местах, меня тут каждая белка да медведь косолапый знают. Не кручинься понапрасну. Ступай да за пряжу принимайся, не успеешь оглянутся, как я уж дома.

-Будь по-твоему- холодно ответила Василиса мужу. Затем она встала и быстрыми шагами вышла из столовой.

Собираясь на прогулку, Иван царевич украдкой поглядывал на окна горницы, в надежде увидеть там супругу, но Василиса не подошла к окну и во двор не вышла чтобы проводить его. «Ничего страшного» думал он – «Погрустит да одумается. А ежели этот Кощей и с год не приедет, что ж мне взаперти все это время сидеть?!». С этими мыслями он выехал за ворота. Миновав лагерь дружины, в котором рассыпал приветствия налево и направо, он направил скакуна рысью в сторону рощи, за которой в болоте он нашел свою супругу. С тех пор он считал этот лес особенным и был уверен, что ничего плохого там произойти с ним не может. Сопровождающие его мужики, ехали позади и жаловались друг-другу на своих баб, детей и общего Еремея. Иван-царевич перешел в галоп от этих удручающих разговоров, и мужики отстали. Оказавшись у рощи, он обратил внимание на тучу, что собиралась за ней над болотом. Она не казалась угрожающей. Да и ехать на болото он не собирался. Въехав в рощу, Иван царевич вдохнул полной грудью и закрыл глаза прислушиваясь к щебетанию птиц и прочим лесным звукам. Внезапно он услышал хруст веток, открыв глаза и повернувшись в направлении звука он увидел оленя, увлеченного поеданием мха и стоявшего к нему задом. Осторожно, почти беззвучно, он снял со спины лук, достал стрелу из колчана и натянул тетиву беря на прицел оленя. Когда голова оленя оказалась на нужной траектории, Иван -Царевич выпустил стрелу из пальцев. Изгибаясь от сопротивления воздуха, она устремилась к цели и со свистом угодила точно в то место, где долю секунды назад была голова оленя, решившего её опустить по причине известной только ему одному. Олень вздрогнул и устремился на утек, сквозь заросли стоявшего рядом кустарника. Иван-царевич пришпорил коня и направился в погоню. Олень несся во всю прыть, ловко огибая стволы деревьев. Словно уток огибает основу, он прял свою невидимую ткань, попутно преодолевая мелкие кусты и коряги. Конь Ивана-царевича не уступал в прыти, он был породистым скакуном, знавшим свое дело. Стволы деревьев на пути начали редеть и впереди показались проблески дневного света. Олень очередным маневром вильнул за старую березу и словно растворился в воздухе. Иван-царевич какое-то время не осаживал коня в надежде нагнать добычу, лес становился все реже. Позади он слышал крики, сопровождавших его мужиков, они потеряли его из виду и настойчиво просили царского отзыва. Когда лес закончился Иван-царевич все же решил осадить верного спутника, но было уже поздно. Конь встал как вкопанный и Иван -царевич, не удержавшись в седле, по инерции продолжил движение. Перелетев через голову скакуна и совершив сальто, он упал на спину. Последнее что он почувствовал, как намокают его одежды, Напрягая мышцы тела, он попытался подняться, но тьма окутала его, и он провалился в ее холодные объятия.

Знакомый стук воды о перепонку привел его в сознание. Он открыл глаза и увидел над собой то самое серое небо, которое видел сегодня во сне, почувствовал спиной тот же прут, на котором как помнилось ему, он лежал. Собрав всю силу в правую руку, он попытался подлезть ею под спину и устранить причину своего дискомфорта. Рука подалась не сразу, словно опутанная паутиной она миллиметр за миллиметром двигалась к своей цели. В какой-то момент Иван-царевич услышал, как с отвратительным хлюпающим звуком, рвутся путы, сдерживающие руку. Почувствовал, как что-то теплое струится по всей ее поверхности. Ему не хотелось верить в то, что это может быть кровь, но с каждой секундой реальность брала верх. Осознание того, что с рукой что-то не так, пришло с обжигающим приступом боли. Шея онемела и не позволяла повернуть голову. Он сжал зубы и из последних сил втиснул руку под себя, нащупал и сжал прут. Затем, что есть силы, выдернул его наружу. Подняв руку, он поднес прут к лицу. Тяжелый приступ тошноты подошел к горлу и его вырвало. Фонтаном из горла вырвалась липкая густая слизь, чтобы не захлебнуться он с силой заставил шею повернуть голову набок. Приступ за приступом подходил к горлу, раздаваясь судорожным импульсом по всему телу. И в этот момент он почувствовал, что болело абсолютно все, он никогда не чувствовал такой боли. Когда рвота прекратилась, он в очередной раз посмотрел на свой сжатый кулак, в надежде что прут, который он так крепко сжимает испарится, но он не испарился. Он был точно таким же, вернее такой же, как и несколько недель назад, когда отец вручил её ему со словами напутствия. Это была стрела, которую он пустил в поисках невесты. Отбросив стрелу, он осмотрел руку. Она была в крови, которая сочилась из маленьких, словно пчелиные соты, отверстий, покрывавших всю её поверхность. Согнув руку в локте, он вновь втиснул ее под себя и начал подниматься. Левая рука по-прежнему была чем-то спутана и не поддавалась. Слегка приподнявшись, ему удалось рассмотреть в полумраке, что же не дает ему двигаться. Мозг категорически не хотел воспринимать увиденное. Вся его левая рука была опутана тонкими пульсирующими нитями, казавшимися черными в тусклом освещении. Концы их уходя под кожу впивались в его плоть. Путы сетью уходили от руки во тьму болота. Окинув взором тело, он увидел, что все оно опутано этими нитями. Ноги, неестественно тонкие, не слушались его команд и не двигались с места. Обессилев, он упал на спину и ощутил, как вода из лужи вновь проникла в ушные раковины. Это определенно был не сон, боль была настоящей. Он почувствовал, как путы вновь обвивают его правую руку. Сопротивляться сил уже не было, и он поддался.

-Не мучай себя движением. Уже не долго осталось – раздался вдруг справа до боли знакомый женский голос.

Стиснув зубы от боли, он все же повернул голову, правая половина лица, вместе с глазом, оказалась под водой, левым он разглядел ту самую лягушку из его сна. Она неторопливо двигалась к нему.

-Василиса! Как? Почему ты опять обратилась??? – спросил Иван-царевич.

-Я обращалась лишь в твоей голове. С нашей первой встречи, ты не покидал болота – ответила она.

-Этого не может быть!!!- тихо сказал Иван-царевич.

Сознание отказывалось принимать новую реальность. Она по-прежнему была сверхъестественной, но за горизонтом уже не маячило «Жили долго и счастливо». Буквы складывались более лаконично– «Конец».

-Я не понимаю – продолжил Иван-царевич – Как же это все может быть? Я же принес тебя в дом. Ты отцовские наказы исполняла лучше всех невесток. Помню, как впервые увидел тебя на пиру. Помню, как сжег твою лягушачью кожу. Помню, как ты поразила всех волшебством, доказывая отцу наши с тобой слова…

-Ты все это помнишь лишь потому, что я так хотела – перебила Ивана-царевича лягушка.

Он замолчал, в возникшей внезапно тишине размеренно раздавалось хлюпанье сосущих его кровь нитей. Спустя несколько секунд он сказал:

-Не верю. Это все тоже странный сон, что снился мне сегодня ночью.

-Это был не сон – ответила лягушка.

-Иногда сознание нашей пищи, борется с иллюзией – продолжала она- и мне приходится вновь погружать его обратно.

-НАШЕЙ??? – в ужасе переспросил Иван-царевич

-Посмотри по сторонам – ответила ему лягушка.

Иван-царевич приподнял голову и осмотрелся. В какой-то момент глаза его расширились, а изо рта вырвался очередной стон. Блики на воде, десятки бликов, которые он видел во сне и на которые теперь не обратил внимание, были и не бликами вовсе. Десятки голодных, бесчувственных глаз смотрели на него. Внезапно тучи расступились и небо рассек луч скудного света от луны. Иван-царевич вздрогнул, последний раз в своей жизни. Вокруг него сидели десятки лягушек, из ртов которых, тянулись те самые пульсирующие нити, что пили его кровь.

-Видишь? – спросила лягушка

-Мой отец ищет меня. С каждым днем он все ближе и ближе. Он найдет и уничтожит все ваше безбожное отродье – гневно ответил он.

Лягушка рассмеялась, громким истерическим смехом.

-С каждым днём? – риторически спросила она – с нашей встречи прошло несколько часов. Недели были лишь в твоей голове. Так что ищет он тебя, по комнатам в своем кремле.

Иван-царевич почувствовал, как слезы бессилия, еле-еле выкатились из уголков глаз. Злость и обида переполняли его.

-За что ты так со мной поступаешь? – спросил он лягушку

-Ох уж эти люди – раздраженно ответила она – Почему вы думаете, что мне нужна причина, для того чтобы накормить мою семью? Каждый раз вопрошаете свое «за что?». Ты когда хотел убить оленя, не спрашивал себя «за что?».

Иван-царевич молчал. Слезы ручьями текли из его глаз. Лягушка продолжала:

-Я же предупреждала тебя! Не езжай на прогулку. Смысл отцовских испытаний и Кощея, был в том, чтобы удержать тебя в привычной обстановке и притупить сознание. Отвлечь его внезапными заботами. Так мне проще всего было его контролировать. Зря ты боролся с иллюзией. В итоге ты победил бы Кощея и прожил героем какое-то время, на зависть братьям и радость отцу.

-Отпусти меня пожалуйста – взмолился Иван-царевич – я забуду обо всем и никогда не приду на твое болото.

Лягушка молчала, Ивану-царевичу казалось, что она размышляет над его просьбой. В итоге она улыбнулась и сказала:

-Ты уже не сможешь уйти от нас. Твои соки стали нашей пищей. Твое тело станет удобрением для нашего дома. Я могу лишь облегчить твои страдания, если ты хочешь? Время там течет иначе чем здесь. Смирись с этим, прими мой последний дар и проживи еще какое-то время в кругу семьи.

Теперь размышлял он. Спустя несколько секунд Иван-царевич сказал своё последнее в жизни слово:
-Хорошо.

Он обратил голову к небу и закрыл глаза. Вода вновь проникла в ушные раковины. Лягушка неуклюже вскарабкалась на Ивана-царевича, неторопливо подползла к его губам. Он, почувствовав это, не стал сопротивляется, а покорно разомкнул их. Лягушка открыла рот и вновь отрыгнула свою слизь.

Яркий свет ударил в веки Ивана-царевича, он открыл глаза. Перед ним был потолок его горницы, расписанный витиеватыми узорами…

По колено в грязи пробираясь по весеннему лесу, Лида тысячу раз успела проклясть и дедушку, и его наследство.

Конечно, она-то шла налегке – не то что пыхтящий рядом Глеб, который волок в рюкзаке надувную лодку. И всё равно, шагать по полурастаявшей снежной каше в медвежьей глуши, где даже тропинок нет… Корни будто нарочно ставили подножки, мокрые еловые лапы стегали по лицу, голые ветки цеплялись за волосы, как ведьмины пальцы.

А ведь им с Глебом потом ещё идти обратно.

Да, вчера, на тёплой и светлой Лидиной кухне, всё это виделось совсем по-другому…

∗ ∗ ∗

Она не любила пускать Глеба к себе домой, но тот наотрез отказался встречаться в парке или в кафе – дело, мол, не для посторонних ушей. Лида хорошо знала, какие у брата «дела»: обычно он вспоминал о ней только затем, чтобы попросить денег, которых у неё самой кот наплакал. Но сейчас случай был и впрямь особый.

Плюхнувшись на кухонную табуретку, Глеб параноидально огляделся, словно боялся, что его могут подслушать воробьи за окном, и выдохнул:

- Он рассказал, где искать золото!

Лида, которая как раз заваривала чай, позабыла дышать и вместо лимона порезала палец.

Дедушкино золото. Их семейная легенда.

Ни Глеб, ни Лида не знали маминого отца. Родственники по той линии утверждали, будто их семья не простая, а происходит от какой-то дворянской фамилии – потому-то, по официальной версии, дед и отрёкся от мамы, когда та вышла за простого трудягу с завода. Даже когда отец запил, и дела пошли из рук вон плохо, дед помогать не стал – хотя, по слухам, жил очень и очень небедно. Отчасти якобы потому, что где-то там у него до сих пор хранилось спасённое от революции родовое золото…

В детстве эта история казалась Лиде чем-то вроде волшебной сказки, а потом – просто-напросто чушью. Но вдруг мифический дед, переживший и дочь, и алкаша-зятя, нашёл внуков сам. Позвонил, попросил приехать повидаться, пока его ещё не сожрал рак.

Глеб улетел к нему сразу. Лиде удалось взять билеты только на следующий день, но в тот же вечер ей позвонили сказать, что уже поздно.

Она так и не успела познакомиться с дедушкой. А вот Глеб…

Возбуждённо хлюпая чаем, он рассказывал, как сидел у постели старика, и тот чуть ли не на последнем вздохе рассказал ему, где спрятал клад. В лесу, тут, рядом, как раз недалеко от их родного города, где он и сам жил до ссоры с дочкой. На машине ехать всего часа три. Ехать причём уже завтра, потому что мало ли, зачем рисковать, у стен, в конце концов, тоже есть уши.

- И зачем тебе я? – хмыкнула Лида, выслушав до конца. – Неужто не хочется прибрать к рукам всё золотишко в одну харю?

Глеб поморщился.

- Ты же знаешь, что я без тебя ничего не найду.

Это было похоже на правду: Глеб по жизни терял очки у себя на носу, зато у Лиды с детства был талант находить всё, что от неё пытаются спрятать. Сначала – мамину косметику и тетрис брата, отнятый за двойки, потом – папины заначки, чтобы купить в дом хоть чего-то, кроме выпивки…

И всё-таки Лида знала повзрослевшего Глеба слишком хорошо.

- Так в чём подвох?

Глеб вдруг устало вздохнул, снял очки. Отодвинул кружку с чаем.

- Лид, да какой подвох? Ты думаешь, я забыл, как ты меня от бухого бати прятала? Как в школу ко мне на собрания ходила? Поделимся пополам и расстанемся друзьями. Я – в Москву, ты – в Питер. Идёт?

Разве она могла сказать ему «нет»?

∗ ∗ ∗

Деревья нехотя расступились, выпуская горе-путешественников на берег озера. Наверное, летом тут было бы чудесно искупаться, позагорать на золотом песке, но сейчас, под пасмурным небом, от одного взгляда на чёрную торфяную воду Лиду до костей пробрал холод.

Они с Глебом, сменяя друг друга, накачали лодку ножным насосом. Глеб отстегнул от рюкзака складные вёсла и, погрузив сестру на борт, неумело погрёб к острову, ждущему почти у озера на середине. Островок был крошечный – на нём только и уместилось, что щелястая избушка да навес с половиной поленницы.

Да уж. Дедуля спрятал свои богатства на совесть.

Глеб вытащил лодку на берег. Покосившаяся дверь домика, разбухшая от влаги, долго не хотела открываться; внутри пахло затхлостью и пылью. Грязные окошки едва пропускали свет.

- Ну, с чего начнём? – деловито осведомилась Лида.

- Посмотри пока на чердаке, а я попробую печку разжечь, - Глеб потёр озябшие ладони. – Холод собачий.

Ступеньки лесенки страшно скрипели, но Лиде всё же удалось взобраться наверх. Одного её шага хватило, чтоб поднявшаяся туча пыли заволокла весь чердак, но сдаваться она не планировала, хоть фронт работ предстоял нешуточный. Невысокая комнатка под крышей была завалена чем попало: какой-то старой одеждой, коробками, журналами…

Эх. Надо было взять с собой резиновые перчатки.

Лида начала быстро, но внимательно перебирать груды одежды, выворачивая карманы и ощупывая подкладку. Что-то мрачно подсказывало ей, что им, чего доброго, придётся в итоге вскрывать полы и простукивать стены…

- Да уж, - крикнула она Глебу. – Надо было с ночёвкой ехать!

Он не ответил.

- Эй, ты, щегол! Ты там куда провалился?

Щеглом Глеба окрестил батя. Брат так ненавидел это словечко, что просто обязан был проорать в ответ что-то обидное. Но в доме было тихо.

Слишком.

Когда Лида ссыпалась вниз по лестнице и выскочила на порог, Глеб уже вовсю грёб прочь от острова.

- Эй! – завопила Лида. – Ты чего удумал?!

Как будто она сама не понимала, чего.

Глеб даже не посмотрел в её сторону. Просто размеренно, упорно работал вёслами, становясь всё дальше и дальше.

- Стой! – Лида рванулась вперёд, с шумным плеском влетела в воду. Запнулась, рухнула на колени. – Вернись! Гле-еб!!

Она могла кричать, сколько хотела. Он не обернулся.

Дно около острова быстро ныряло в глубину. Через два шага Лиде было уже по пояс, через четыре – по грудь. Она звала брата, пока не хлебнула поднявшейся к подбородку воды. Попыталась плыть за ним, но дно ушло из-под ног совсем, куртка набрякла от влаги, резиновые сапоги потянули на дно, как тазик с цементом в фильмах про бандитов, и Лиде хватило ума повернуть назад.

Она выползла на берег, лицом вниз упала на землю и зарыдала в голос.

Как? Как она ему позволила?

Лида ведь знала. Знала. Когда они с Глебом выросли, между ними возник негласный уговор: каждый сам за себя. Глядя друг на друга, они видели только грустное детство, которое хотелось забыть навсегда, выбросить и тщательно вымыть руки.

Но… Лиде так хотелось верить. Она так мечтала уехать из их заплесневелого городка. Наконец поступить в университет.

Она сама дала Глебу себя обмануть. Напомнить о времени, когда они жались друг к другу, чтобы выжить. Когда Лида после смерти мамы пришивала брату пуговицы к школьной форме, а он, семиклассник, бежал встречать сестру, если та возвращалась домой одна по темноте…

Когда Лида охрипла от плача, слёзы кончились, и она осознала, как мерзко липнет к коже холодная, мокрая до нитки одежда.

Она заставила себя встать. Вылила воду из сапог, выжала куртку, недолго думая, сняла капающие штаны. Ничего, от маленького стриптиза ещё никто не умирал, тем более что на много километров вокруг никого нет. В этом она не сомневалась: Глеб – умный мальчик, и, если уж он решился её убить, то наверняка продумал каждую мелочь. Правда, руки, чтоб его, марать не захотел… Решил действовать методом из сказки про Гензеля и Гретель. Жаль, Лида не додумалась отмечать путь хлебными крошками, и теперь её никто не найдёт…

Да и кому искать? Ну, на работе хватятся, когда она не явится на смену – и что? В «Жди меня» уж точно писать не будут. Телефон… Чёрт! Лида спешно вытащила его из кармана утопленных штанов – экран ещё светился, но связи всё равно не было. Она попробовала набрать сто двенадцать – ничего.

Кто б сомневался.

Слёзы помогли ей выплеснуть эмоции, оставив ясный и почти что спокойный ум. Итак, надеяться, что её спасут, не стоит. Переплыть это озеро она не сможет. Фиг знает, какая там глубина, но Глеб наверняка проверил и это. Лида немножко умела плавать, в основном по-собачьи, но толку-то? Вода холодная, а человек может продержаться в холодной воде… сколько? Минут пять?

Отчаяние подняло голову у неё внутри, но Лида решительно наступила сверху, ломая ему хребет. Так. Сейчас у нас весна. Снег тает, так что воды в озере даже больше, чем обычно. Если как-то дожить до лета, уровень воды спадёт, и она станет теплее, и тогда… тогда…

Вот только до лета ещё два месяца, а из припасов у тебя – пара бутербродов из города да полбутылки воды.

Лида тряхнула головой, приняла эти факты к сведению и решительно направилась в дом. Первым делом нужно получить представление о ресурсах. Внутри может найтись что-то полезное, да и, честное слово, стоять на улице в одних труханах – сомнительное удовольствие…

Даже в разгар дня в избушке было темно. На ощупь обыскав лавки и полки, Лида нашла кружки и котелки, но вот наполнить их всё равно было нечем. Под навесом снаружи, кроме дров и насквозь проржавевшего топора, валялись потускневшие блёсны и спутанные мотки лески. В углу гордо возвышалась груда пустых пластиковых двухлитровок из-под пива. Похоже, этот островок – что он не имеет к их деду никакого отношения, Лида давно уже поняла – когда-то был базой рыболовов. Чёрт, ну неужели они не оставили после себя ничего съедобного?!

В конечном итоге Лида нашла за бутылками несколько банок тушёнки. Этикетки выцвели и отклеились, так что срок годности было не прочитать, но жестянки раздуло так, что они скорее относились к взрывным устройствам, чем к пище. Лида пока не знала, насколько отчаянно она должна умирать от голода, чтобы решиться попробовать их открыть.

Раздосадованная, она вернулась в дом, со злостью скинула мокрые сапоги, немилосердно натирающие ноги, и вдруг нащупала босыми ступнями люк в подвал.

Её сердце разом забилось быстрее. Подпол! Конечно! Где же ещё хранить припасы!

Железный засов даже не был задвинут. Лида подцепила крышку ногтями, подняла…

И встретилась взглядом с чем-то страшным.

Это длилось всего секунду, но та секунда была длиннее жизни. Оно смотрело на неё из тьмы: два глаза, светящихся, как у кошки, в тусклом оконном свете.

Лида завизжала и захлопнула крышку как раз в тот момент, когда в неё с силой ударили снизу. Лида встала на неё коленями, прижимая собственным весом; дрожащими руками кое-как задвинула засов. Вскочила, дико озираясь в поисках чего-то тяжёлого, нашла взглядом сундук. Тот почти прирос к полу, но она смогла сдвинуть его, уперевшись ногами в стену.

Когда он скрыл подпрыгивающую крышку, наглухо запирая подвал, удары прекратились – их сменил скрежет когтей.

Не дожидаясь, пока то, что внутри, своротит с дороги и сундук, Лида выскочила на улицу. Захлопнула дверь, лихорадочно соображая, как бы запереть её снаружи. Поняла, что никак, и зарыдала снова – на этот раз от ужаса.

Никто не выбежал за ней следом.

Немного придя в себя, Лида осознала, что за ней не гонятся. Сделала несколько глубоких вдохов, прокралась к двери, прижалась к ней ухом. Отпрянула снова, слыша, что когти всё так же царапают пол изнутри.

Лида не знала, сколько просидела на поленнице под навесом, поджав под себя босые голые ноги. Вряд ли очень долго – холод бы не позволил. В какой-то момент она перестала чувствовать все двадцать пальцев и поняла: оставаться здесь – не вариант.

Она долго стояла на пороге дома, набираясь смелости. Поскрёбывания вроде как стали тише, да и сундук не сдвинулся с места. Это обнадёживало, но не слишком.

Ну же, давай, девочка. Там, в подвале, просто какое-то лесное животное, которое забрело в дом. А кто ещё это может быть? К тому же, ему теперь никуда оттуда не деться. И тебе самой – тоже никуда. Потому что если ты не войдёшь внутрь, то замёрзнешь и умрёшь.

Лида на цыпочках обошла люк по широкой дуге и белкой шмыгнула на чердак. Закрыла за собой дверцу, как могла, завалила её всяким хламом. Потом собрала всю одежду, какую нашла, и принялась сооружать себе гнездо. Всё было отсыревшим, вонючим и холодным, но её трясло так, что хотелось просто зарыться во что угодно, хоть в грязный сугроб, закрыть глаза и уснуть. А там – будь что будет.

∗ ∗ ∗

Утром она выглянула с чердака, и её встретила тишина.

Никто не скрёбся и не бился в подполе. Может быть, там и вовсе никого не было? Она перенервничала, переохладилась, да и не ела с самого прошлого утра. Батя вон в последние месяцы перед смертью поехал кукухой и начал слышать то, чего нет, а она, в конце концов, его дочка…

Проверять Лида, конечно, не стала.

Она съела половинку бутерброда и чуть не заплакала от усилия, пряча вторую до обеда. Телефон за ночь отмучился и умер – Лида несколько раз попыталась его включить, потом размахнулась и изо всех сил бросила в стену. Дала себе пощёчину, встала и пошла шарить в буржуйке в поисках спичек.

Этим она занималась сегодня. Как пещерный человек, училась разводить огонь – и потом сидела и грела руки, борясь с желанием прижаться к раскалённому боку буржуйки всем телом. Ожесточённо драила стёкла в окнах, чтобы в домике стало хоть чуток светлей. Выбрав на чердаке вещи поприличней, устраивала кровать на лавке у печки – прошлой ночью она чуть не околела. Раз уж ей предстоит провести на этом острове какое-то время, то нужно хотя бы сделать это с максимальным комфортом.

Никакого комфорта, конечно, так и не получилось.

Лида почти не спала следующей ночью. Угли, тлеющие в печке, едва-едва разгоняли первобытную тьму, живущую здесь, в лесах, и каждый шорох, каждый всплеск озёрной воды казался громче выстрела из пушки. Но это была ерунда по сравнению с голодом. Припасы кончились ещё днём, и голод впился в Лидин желудок безжалостными зубами, крутил его, рвал на части…

Ничего, девочка. Дальше будет ещё хуже.

Промаявшись до рассвета, Лида вышла набрать воды в помятый котелок: её бутылка опустела ещё вчера, и горло пересохло, как пустыня.

Неподалёку от острова беззаботно плавали утки. Лида вдруг вспомнила, как неделю назад кормила таких же булкой в парке, и эта булка встала у неё перед глазами так живо, что Лида, сама не понимая, что делает, схватила камень, бросила и...

Попала.

Утки, суматошно крякая, поднялись на крыло и исчезли в утреннем тумане; только одна осталась грязной тряпкой болтаться в камышах. Лида чуть было не бросилась за ней, как охотничья собака, но вдруг поняла, что не знает, что делать дальше. У неё даже нет ножа, только топор, тупой, как школьник, который думает, что Австрия и Австралия – это одна и та же страна. Достать эту утку, ощипать, разделать, трогать руками мокрые перья и кровь…

Она не сможет. Просто не сможет.

В общем и целом, в распорядок дня пришлось внести ещё полчаса рыданий. Вообще-то Лида не привыкла распускать нюни, но можно было сделать скидку на голод, холод и ситуацию, опасную для жизни. Ничего. Никто всё равно не видит.

После она решительно пошла и обыскала дом снова, настежь открыв для света дверь. Избушка мигом выстыла, но Лиде улыбнулась удача: она отыскала полпачки макарон, завалившихся под стол, и немного гречки. Вот! Ну вот же! Живём! Не дождётесь!

В тот день, подкрепившись гречкой без соли, Лида начала строить плот.

Этот процесс занял следующие дня три или четыре. Наверное, какой-нибудь деревенский мальчишка, который каждое лето сооружает плоты забавы ради, справился бы быстрее, но Лида старалась как могла – без инструментов и советов гугла. Сначала она с горем пополам, ломая ногти, сумела отодрать несколько досок от стен и крыши навеса. Потом думала, чем их скрепить. Сидела и рвала на полосы старую одежду. Распутывала клубки лески. Над островом гулял ветер, в лесу шептались деревья и гомонили птицы, но всё равно без людей и машин вокруг было так тихо, что Лида, не выдержав, просто начала петь во всё горло. Пела она ещё хуже, чем плавала, да и песен-то толком не знала, разве что какую-то приставучую попсу из магазинов и маршруток, так что мирный лесной пейзаж то и дело оглашали обрывки песен Киркорова и Меладзе.

На ночь работу приходилось сворачивать. Только здесь и сейчас Лида прочувствовала, как это – «темно, хоть глаз выколи». Иногда она просыпалась ночью, когда печка уже прогорела, и понимала: если она ослепнет, то не заметит разницы.

В подвале больше не скреблись. На самом деле, раз или два Лиде показалось, что там, внизу, скулят, но она заставила себя думать, что это просто скрипят деревья в лесу. Звук, говорят, далеко разносится над водой…

Она знала, что ей придётся туда спуститься. И скорее рано, чем поздно.

Как Лида ни растягивала свой провиант, гречка с макаронами кончились тоже, а она так и не придумала конструкцию плота, который сможет выдержать её вес.

На пятый день, или, может, на шестой – она как-то быстро сбилась со счёта – она сказала себе, что сейчас или никогда. Лида и так едва переставляла ноги, голова кружилась от голода, и сил вставать по утрам становилось всё меньше. Да и желания, если честно, тоже. Нужно было с этим кончать.

Она соорудила себе факел из палки, обмотанной тряпкой. Постояла перед сундуком, сжимая и разжимая кулаки, и принялась сдвигать его с крышки люка.

Когда Лида приоткрыла крышку на самую чуточку, из подпола не донеслось ни звука. Когда распахнула её полностью – тоже.

Вот видишь? Там никого нет. Не может там никого быть.

Чувствуя себя археологом, лезущим в про́клятую гробницу, Лида начала спускаться по ступенькам. Последняя подломилась под её ногой, и Лида со всплеском провалилась вниз, в воду. Она застыла, не дыша, как мышь под лапой у кошки, но ничего не произошло.

Воды было где-то по щиколотку. Похоже, подвал был спроектирован как попало, и его подтапливало по весне. Осматриваясь, Лида обвела факелом полукруг. Свет блеснул на боках банок с закатками, вспугнул затаившиеся по углам тени и высветил…

Это.

У Лиды не было для этого подходящего слова. Как-то раз в детстве она забрела на городской рынок и увидела в мясном отделе вещи, после которых ей месяц потом снились кошмары. Так вот, эти кошмары – они были как раз про что-то типа того, что, скорчившись, сидело в углу.

У этой… штуки была голова, как у освежёванного лошадиного трупа, и бескожее тело, влажно блестящее сукровицей, как будто всё из перекрученных сухожилий и вывернутых суставов. Тварь забилась в угол, словно спасаясь от воды на куче сваленных там мешков; она свернулась в позу чудовищного эмбриона, и Лиду затошнило, когда она представила, насколько длинными эти конечности будут в развёрнутом виде.

Существо повернулось к ней и издало звук очень несчастной собаки. Несчастной, скорее всего, потому, что ей перерезали горло и кинули в сточную канаву. Булькающий, полный страдания скулёж. Свет факела отразился в мутных, мёртвых серых глазах.

Очень медленно, без резких движений, Лида принялась отступать обратно к лестнице.

Тварь не шевельнулась, равнодушно глядя куда-то сквозь неё, до тех пор, пока Лида сослепу не налетела спиной на башню из ящиков, сложенных один на другой.

Ящики с грохотом обрушились на неё и на пол, и всё стало происходить слишком быстро. Уронив факел, Лида рванулась наверх, к свету, а тварь из подвала кинулась следом по сложившемуся из ящиков мосту. Она была так близко, что Лида не успела захлопнуть за собой дверь дома, и они обе вылетели наружу. Не останавливаясь, задыхаясь от ужаса, Лида по колено забежала в озеро, плюхнулась на задницу, закрывая лицо руками…

Тварь затормозила у кромки воды, так резко, что едва не пропахала лапами землю. Нервно поскуливая, принялась бегать по берегу, явно не зная, как подступиться к добыче.

Вода.

Так ты и правда её боишься.

На этот раз Лида не расплакалась, а почему-то расхохоталась. Это, на самом деле, было даже хуже.

Потом она резко замолчала, подняла себя на ноги и задумалась.

Ладно, вода водой, но как теперь попасть в дом?

Куковать под открытым небом – не вариант, тем более теперь, когда Лида своими глазами видела в подполе банки с едой. И она, чёрт побери, будет проклята, если согласится превратиться в еду сама.

По правде говоря, то, что казалось в темноте подвала невыразимым кошмаром, при свете пасмурного дня стало более… реальным. Материальным и от этого как будто чуть менее страшным. Не то чтобы Лида перестала бояться. Зверюга была чудовищно ненормальной, и это заставляло что-то в самой глубине сознания передёргиваться от эффекта зловещей долины. К тому же Лида не питала иллюзий насчёт того, как быстро волчьи зубы в лошадином черепе смогут перемолоть её кости. И всё же…

Утка. Она вдруг вспомнила про утку.

Лида не хотела её касаться, поэтому не убрала трупик. Он так и болтался в камышах, воняя на всю округу. А это существо… Может, конечно, оно и в лучшие времена было тощим, как скелет, но Лида вдруг осознала, что оно покачивается на своих длинных костлявых лапах, как будто вот-вот упадёт.

Как будто ослабело от голода за несколько дней в подвале.

Что ж.

Лида прошлёпала к зарослям камышей. Решительно подняла склизкую, мерзкую утку за крыло и, размахнувшись, зашвырнула на берег – подальше от входа в избушку.

План сработал – тварь бросилась за подачкой, словно собака за палкой. Лида со всех ног кинулась в дом, закрыла дверь на толстую деревянную задвижку и, тяжело дыша, привалилась к ней спиной.

Да уж. Теперь она заперта внутри.

Лида с силой провела по лицу руками, воняющими падалью, и решила, что подумает об этом позже.

В такой день, как сегодня, не было смысла что-то себе запрещать, так что она устроила пир из найденных в подвале солёных огурцов и болгарского перца. Стратегически решение не было особенно мудрым, потому что после она выдула почти всю воду в доме и, закономерно, проснулась ни свет ни заря оттого, что ей нужно было в туалет.

Какое-то время Лида лежала и слушала странный шелестящий шум, накрывший мир. Ей потребовалось несколько минут, чтобы понять: это ливень.

Она закрыла глаза, пытаясь вернуться в сон, и вдруг услышала, как за стеной стонут.

Это был тот же самый звук, скулящий и жалкий, шилом входящий в самое сердце. Один из тех звуков, мимо которых ты, конечно, можешь пройти и не обернуться, но потом на всю жизнь станешь себе чуточку противен.

Эта ободранная фигня ведь боится воды. А вода там, снаружи, сейчас повсюду.

Лида выругалась про себя, тяжело вздохнула и откинула одеяло.

Она кое-как открыла гвоздём вздутую банку тушёнки – Лида ещё в первый день перетащила их в дом, хоть есть и не собиралась. Из-под крышки пахну́ло тухлятиной сильнее, чем от той утки, но чёрт с ним, сойдёт. Лида выбралась из дома, не надевая штаны и куртку, чтоб не промокли, и пошла искать.

Она обнаружила тварь под остатками навеса, беспомощно скорчившейся в тени поленницы. Каждый раз, когда до неё долетали капли дождя, бедняга вздрагивала, как от удара.

Разумеется, Лида и не думала подходить слишком близко. Она поставила банку на землю и пододвинула к поленнице длинной веткой, найденной среди топляка.

- Жри, - хмуро сказала она. – Тут из съедобного только это и я, а себя я жрать не дам.

Тварь шевельнулась, вытянула шею, словно принюхиваясь. Робко проползла чуть вперёд, ткнулась носом в банку. Запустила в неё длинный язык, распробовала – и жадно принялась есть, не жуя, глотая волокнистое серое мясо.

- Я – друг, ясно? – сказала Лида. – Загрызёшь меня – больше не получишь. А сама ты банку хрен откроешь. Что-то не вижу у тебя отстоящего большого пальца.

Дождь лил весь день. Лида приходила покормить тварь ещё дважды.

Ночью она видела обрывки странных, путаных снов. Ей снилось, будто она живёт в лесу, равнодушном и тёмном. У неё было много разных соседей: всяких оленей, белок, зайцев, но не только. Ещё были рогатые исполины с чёрным лицом и глазами, как огни, блуждающие на болоте, и птицы, у которых открывается огромная зубастая пасть на груди, и такие штуки типа щупалец или червей, которые ловко прикидываются корнями, а потом р-раз – и обвивают тебя всю, и душат, и потом пьют из тебя соки, пока не останется только шкурка. Среди них всех Лида чувствовала себя добычей, а ещё ей постоянно хотелось есть, и надо было найти, где спрятаться, чтобы рогатые не заметили, а корни не добрались… А потом, одной зимой, когда было бело и холодно так, что больно, она убегала от кого-то страшного по льду озера и нашла островок, а на нём – какое-то странное логово с очень удобной, уютной норой в полу.

Там она устроила себе дом. Туда носила добычу, которую удалось поймать, и падаль, если получалось отбить её от других. Там спала днём, почти спокойно, свернувшись клубком на полу…

Но в одну прекрасную ночь она вылезла из норы, потянулась и увидела, что лёд сошёл.

Нет, он ещё был кое-где, но тут и там чернели страшные полыньи, и оставшийся лёд не держал лапы, они проваливались прямо в воду – о нет, нет-нет-нет, только не в воду, вода – плохо, не надо, не надо воды…

Ей некуда было деться, и она осталась тут. В западне.

Проснувшись, Лида долго лежала, вспоминая, кто она на самом деле. Потом встала и пошла отнести твари ещё одну баночку тушёнки.

Подход оказался рабочим: когда дождь наконец кончился, существо раздумало нападать. Лида снова вышла строить свой плот, и оно настороженно наблюдало за ней издали, не подходя слишком близко. Лида не решалась поворачиваться к нему спиной, но в целом могло быть гораздо хуже.

Она сумела связать доски между собой, добавив снизу несколько пивных бутылок для плавучести. Потребовалось несколько неудачных попыток, куча испытаний, но на третий день знакомства с подвальной тварью Лида, гребя кривым самодельным веслом из палки и расплющенной консервной банки, смогла гордо проплыть вокруг острова, а значит…

- Значит, нам с тобой пора прощаться, - сказала она зверюге. – Приятно было познакомиться, но я и так уже здесь засиделась, так что извини.

Она собрала то немногое, что привезла с собой, запрыгнула на плот и оттолкнулась ногой от дна. Осадка была большая, вода перекатывалась через плот, но он держался, держался на плаву, и сердце Лиды ликовало. Запрокинув лицо к небу, она во всё горло затянула:

- Ии-из-за оо-острова на стре-ежень! На просто-оор речной волны-ы!..

Она не знала, зачем обернулась. Вообще-то, оборачиваться не было ни единой причины. Но Лида оглянулась, словно чёртова жена Лота, и увидела, как тварь растерянно мечется по берегу. Как отходит вглубь островка… берёт разбег…

За долю секунды Лида поняла, что́ сейчас будет, но что она могла сделать?

Одним отчаянным, невероятным прыжком тварь перемахнула полосу воды, отделяющую её от Лиды. Рухнула на плот, разваливая его на части.

Лида ушла вниз с головой, барахтаясь в облаке пузырей. Верх и низ перемешались, и ей едва удалось вынырнуть, хватая ртом воздух. Тварь билась рядом, цепляясь когтистыми лапами за обломки досок.

На следующий день Лида заболела.

Наверное, её добило разочарование. До этого она и мокла, и мёрзла почти каждый день, и всё-таки ей хватало сил не свалиться с температурой, а вот теперь – всё. Они потерпели кораблекрушение не так далеко от берега, и им обеим удалось выбраться на сушу, но чёрт возьми! Лида потратила столько сил на этот плот. И ведь у неё получилось бы. У неё, без всяких «бы», почти получилось!..

Она не стала кричать на мокрое, жалкое создание из страшных снов. Не попыталась пришибить его поленом, пока был шанс. Сил злиться не было. Лида просто пошла и, не снимая мокрой одежды, повалилась на кровать. Сама не заметила, как уснула, а потом проснулась от того, что горит.

Она давно не болела так тяжело. Нос был забит наглухо, горло драло, её бил такой озноб, что зубы без шуток стучали, как кастаньеты. Сил развести огонь в печи не было. Вообще не было сил пошевелиться. Даже поднять голову стало непосильной задачей. Веки и те налились свинцом.

Она то засыпала, то просыпалась снова, невероятным усилием вытаскивая себя из вязкого болота небытия. В одну из минут просветления Лида поняла, что, наверное, всё-таки умрёт, но не испугалась – ей слишком хотелось пить. Время утратило смысл, она не знала, сколько лежит так – сутки? двое? несколько часов? Зато знала, что воды в доме нет, а до озера ей не доползти, даже под страхом смерти.

Лиде становилось то жалко себя, то смешно; отчуждённо, словно со стороны, она слышала, как плачет и зовёт Глеба, умоляя забрать её домой. Ей снились какие-то дикие вещи, и поэтому она почти не удивилась, когда открыла глаза и обнаружила над собой склизкий ободранный лошадиный череп.

Тварь, пробравшаяся в дом – Лида, похоже, не закрыла дверь на щеколду, – склонилась над ней и встревоженно тыкалась своим жутким мясным носом Лиде в лицо. Наверное, проверяет, можно ли уже начинать её есть или ещё подождать немножко…

Отстраниться не было сил. Лида закрыла глаза и поняла, что ей всё равно.

Влажные прикосновения твари прекратились. Скрипнула дверь, стало тихо. Потом – ещё скрип, и Лиде в нос сквозь все отёки и сопли ударил запах тухлятины.

Она с трудом приподняла веки.

Тварь принесла ей полбанки тушёнки.

Лида расхохоталась бы, но смех тут же перешёл в кашель. В груди заболело.

- Спа…сибо… - еле слышно пробормотала она. – Мне бы… в-водички…

Тварь аккуратно взяла банку зубами и удалилась.

Минуту спустя она вернулась с водой.

Мутная жижа была зачёрпнута в ту же банку, смешиваясь с пропавшим мясом, но, видит бог, Лиде было всё равно. Тварь поставила жестянку ей на подушку, пододвинула носом к лицу, и Лида, раня губы, припала к краю.

Она в жизни не пила ничего вкуснее.

У неё даже появились силы приподнять руку. Неловко попытаться погладить тварь по носу.

- Бу-уся, - выдохнула Лида. Мама называла так всех встречных собак, и слово почему-то всплыло в памяти, как раз кстати. – Бусинка…

Дня три она пролежала пластом, но умирать передумала. Ела, как миленькая, и тухлую тушёнку, и подёрнутые белым налётом помидоры, когда смогла сползать за ними в подвал. Жить, чёрт побери, хотелось, как никогда.

Буся теперь спала в доме. Она была здоровенной, как лошадь, и вместе с ней в избушке было вообще не повернуться, но Лида её не прогоняла. На кровать Буся не уместилась бы при всём желании, так что, пока Лида болела, она неудобно сворачивалась рядом – зад на полу, передние когтистые лапы на краю постели – и складывала ей голову на живот. Иногда во сне Бусины ноги начинали подёргиваться, словно она гналась за кем-то.

Или убегала.

В одну из таких минут, чувствуя вес кошмарной башки у себя на груди, Лида поняла: новый плот нужно строить на двоих.

Можно было попробовать обманом запереть Бусю в доме. Попытаться быстро уплыть, пока она спит – она ведь как раз делает это днём. Но тогда, лёжа в полумраке и мучаясь остатками кашля, Лида осознала, что не может оставить её здесь.

Не хочет.

(Окончание не влезло, в комментарии)

Искра,буря,безумие!

Или как рождаются новинки)

Наличие-это то,что идёт,как по маслицу.
Это- вижу цель,не вижу препятствий!
Это то,что дарит нам,мастера ,вдохновение и искорку надежды на вашу поддержку )

Так появилась и эта кружка)
Я пока даже не знаю как назвать этого господина)

Материалы: полимерная глина,акрил,сухая пастель,лак,уф-гель
https://vk.com/foxdreamsart

Глава шестнадцатая

Назар сидел в одиночной камере. По его бледному лицу, покрытому болезненной испарину катились слёзы. В полиции его не били, не орали на него, лишь спокойно разговаривали, давя морально. Назар действительно не был повинен в смерти жены, но он прекрасно знал кто и за что с той расправился. Именно эти сведения пытались вытянуть из него следователи, но ничего не выходило.

- Я слышала, что Басжок вернулся, - Инжу пришла на свидание к сыну, которого держали в кутузке уже вторые сутки. – Завтра тебя отпустят, поедем…

- Не поеду…- безлико сказал Назар, не смотря на мать.

- Чего? – Инжу изобразила удивление.

- Мама, тебе стоит остановиться…

- Угу, - Инжу достала из кармана брюк конфетку, развернула цветастый фантик и бросила в рот, сверкнув рыжими зубами. – Ты хочешь, чтобы я погибла?

- Мама, скольких тебе ещё нужно? Сколько сотен лет ты хочешь протянуть ещё? Разве тебя не утомила жизнь? - Назар поднял на женщину уставшие красные глаза.

- Твой сын - следующий баксы…

- Что? – встрепенулся Назар. – Нет…Ты не станешь!

- Конечно не стану! – расплылась в улыбке Инжу и из её рта пахнуло падалью. - От него больше пользы, будь он моим учеником, а не рабом.

Женщина расхохоталась.

- Теперь, когда выстроенная Канатом защита обрушилась, я могу приехать в его аул. Басжок для меня интереснее, чем Кулан. – она поковыряла пальцем в коренных зубах. – Молодой баксы очень кстати проявил себя… К тому же он ещё не болен шаманской болезнью, я смогу провести его по лабиринтам…

- Нет!- Назар вскочил.

Тут же в комнату свиданий ворвались конвойные и силой усадили его на место.

- Что ж, балам, это уже вопрос решенный, - покивала головой Инжу, встала и, поцеловав того в лоб, покинула помещение.

Через сутки Назара отпустили. Он приехал домой в полной уверенности, что мать его дождётся, но вместо того обнаружил на холодильнике прикреплённую магнитом записку на шаманской клинописи.

Назар спрятал лицо в ладонях, постоял так с минуту, затем убрал руки и взглянул на записку округлившимися зелено-синими глазами с щелевидными зрачками.

«Балам»,- клинышки стали складываться в слова. - «Ты плоть от моей плоти. Амир мой внук, и я не для того носила в себе семя Алана тысячу лет, чтобы, когда пришло время остаться без последнего истинного Пира и без ученика. Я поеду к месту возрождения Басжока, чтобы пройти через прореху в защите Каната и забрать Амира с собой. Мы уйдём в мою пещеру и там я стану взращивать нового баксы, чтобы Хасатан смог по достоинству оценить мои старания для его царства. Не ищи нас.»

Инжу воспитывала Назара одна. Семя Амир-хана, носила она около тысячи лет, прежде чем позволить ему дать в своём чреве всход. Она выжидала это время, советуясь с тридцати девятью Пирами, которые не велели рожать ханского отпрыска до благоприятного периода.

Годы шли. Вымирали баксы и Кемпир, Инжу всё ждала. Она держала внешний облик под стать пятидесятилетней женщине и меняла место жительства, когда люди начинали замечать, что она не стареет. В конце концов Пиры посоветовали дать семени взойти.

Родился Назар. Наполовину - шайтан, наполовину - человек. Его не посвящали в колдуны, не обучали даже основам магии. Инжу не хотела брать сына в ученики, не чуя в нём выдающихся способностей, да и на покой ведьме уходить ох как не хотелось. Наконец Назар привёл в дом невесту.

Инжу сразу же разглядела в той черты Пери, Айгуль тоже поняла в чей дом попала. Когда Назар отлучился за сладостями к чаю, оставив женщин наедине Инжу спросила:

- Откуда ты?

- С первых небес, из Смоковничных садов, - Айгуль не стала выдумывать ничего и сказала правду.

- Ты что не видела, что мой сын шайтанской крови?

- Но он так же и человек, - кивнула Пери.

- Ох уж эти мне первые небеса с их глупыми девками,- скривилась Инжу.

- Я рожу вам внука…

- Я вижу. Странное ты себе имя выбрала… Не могу понять твоего дара…

- Я не выбирала, мне дали его сёстры перед тем, как я родилась в человеческой семье.

- Ты нарушила какой-то запрет? Тебя изгнали? – Инжу нагнулась и пристально поглядела келинке в глаза.

- К сожалению,- Айгуль погрустнела. – Дала бездетной паре дитя, не зная, что их наказала Умай.

- Хм…- Инжу откинулась на спинку кресла на котором сидела. - Понятно… Что же, женитесь. Интересно что из этого получится.

Свадьбу отыграли пышную. Родился Амир, но когда мальчик стал подрастать на него предъявили права жители первых небес, так как поняли, что ему суждено стать великим баксы, вместившим в себя кровь обитателей ада и рая. Попади такой шаман в руки зла и не миновать апокалипсиса.

Инжу же отстаивала свои права на мальчика. Имевшая дар прорицания Айгуль знала, что такой баксы воспитанный Жалмауыз кемпир – гибель для всего живого. Потому она решила развестись с Назаром и увезти мальчика в защищённое от посягательств слуг Хасатана место.

Ничего не знавший о положении вещей Назар пытался остановить жену. Ничего не помогало, они только ругались и кричали друг на друга. В конце концов Гуля встретилась с Инжу, чтобы раз и навсегда разрешить конфликт:

- Поймите, вы в паре с Амиром уничтожите всё человечество! – убеждала она.

- По-твоему чего я добиваюсь? – рассмеялась Инжу. – Я живу на свете больше трёх тысяч лет, не уж то я не знаю, что к чему?

Старушка резала мясо на деревянной разделочной доске. Рядом на плите шкварчал жарящийся лук.

- Ты можешь попробовать отнять у меня Амира, - Инжу закинула себе в рот кусочек сырого мяса и стала его жевать медными зубами. – Сумеешь?

- Мы с вами в срединном мире, мы здесь обе смертны, я не хочу битвы…

- Хм,- протянула Кемпир. – Ага…смертны…

Она схватила чугунную сковородку и обрушила её на голову Келинки. Та потеряла сознание и упала на пол, тогда ведьма схватила Пери за волосы ткнула лицом в раковину и пустила воду. Вскоре Гуля захлебнулась.

Её безжизненное тело валялось на полу кухни, а Инжу перешагивая через него продолжала стряпать. Поужинав, ведьма достала большой чемодан на колёсиках, завернула в тёмный плед труп, затем утрамбовала тело невестки внутрь чемодана и под покровом ночи вытащила его из подъезда.

- Доброй ночи, Инжу-апа, - поздоровался с ней сосед, возвращавшийся поздно с работы. – Вы чего это, на ночь глядя в путешествие собрались?

- Ой, балам, - улыбнулась Инжу как обычно дружелюбно. – Да вот рейс скоро, сейчас такси приедет.

- Вам помощь нужна?

- Нет, рахмет, сейчас таксист поможет.

Сосед зашел в подъезд. Инжу выдохнула и покатила тяжелый чемодан в сторону пустыря. Там она спустила труп в канализационный люк, не зная, что отходы из него стекаются в одну маленькую речушку за городом.

Обеспокоенный Назар первые трое суток обрывал телефоны знакомых, друзей, больниц, моргов и пил. Мама сказала ему, что Гуля приходила, но попив чаю ушла и больше Инжу её не видела. Когда звонки не дали результатов – было подано заявление в полицию. Поиски не давали результаты и однажды ночью, через шесть недель после пропажи Гули Назар увидел сон:

Он лежал на лазурном берегу. Белый песок приятно прогревал кости под хлопковой сорочкой, а рядом, такая красивая и улыбающаяся его любимая кудряшка – Гуля. Она лежала на боку уперев локоть в песок и поддерживая рукой голову. Тёплые волны набегали на кончики пальцев ног и откатывались назад. Мужчина поднялся на локти и спросил:

- Где ты? Я сбился с ног…

- Ох, милый, я на первом небе, - она взбила свои кудри.

- Значит ты погибла? - погрустнел Назар.

- Убита…

- Что? - Назар сел.

- Я думаю ты в скором времени всё узнаешь и сам, - Гуля тоже села. – Вот, гляди, - она начала писать на песке цифры. – Это координаты, ты должен отвезти Амира сюда. Баксы зовут Канат, Амиру представь его дальним родственником. Он позаботится о мальчике. Не говори об этом никому, особенно своей матери.

- Хорошо, - кивнул Назар и проснулся.

Мужчина тут же вбил в навигатор цифры, полученные во сне, а утром собрал сына и отправился в путь.

Инжу рвала и метала, когда не обнаружила внука дома. Она изменялась на глазах ногти на руках превратились с медные когти, все черты лица гипертрофировались и стали выглядеть топорно. Назар перепуганный сидел на диване в гостиной, пока не похожая на себя мать визжала дикой кошкой и проворачивала мебель. Она изрыгала пламя в прямом смысле этого слова. Занавески занимались и стекали на ламинат каплями синтетики.

- Зачем ты его отвёз? - визжала Инжу, нависнув над сыном.

Онемевший от ужаса мужчина не мог ничего сказать. Инжу стеганула медными когтями по спинке дивана, рядом с сыном и выпустила набивку. Её домашнее платье впилось в раздувшуюся шею и ведьма, возмущаясь содрала с себя одежду.

- Не надо было тебя рожать! Бестолковый! Бездарь!

Она пыхтела, нарезая круги по гостиной.

- Этот шаман… Он же выстроил защиту от Кемпир… Как ты узнал про него?

- Ма-ма? – мужчину трясло крупной дрожью. – Что т-ты такое?

Кемпир рухнула на кресло. Она выпустила из ноздрей две струи дыма. Поглядела на сына пристально двумя янтарными блюдцами и проговорила:

- Я – Жалмауыз Кемпир, сынок…

*

Похороны были назначены на завтра. Поэтому Надия-тате моталась от дома к дому. К тому же Аташка находился в реанимации, и Надежда то и дело бегала к телефону, чтобы справиться о его здоровье.

Пацаны сидели в шалаше. Близнецы воплощали в жизнь свои планы, фотографируя метеоритные стёклышки. Амир смотрел видео и молчал. Кулан, везде следовавший за ним нарезал круги вокруг шалаша. К тому же мальчик стал видеть странные тени и силуэты, которые тянулись к нему отовсюду, но когда Кулан подходил ближе, силуэты прятались.

- Так,- Сказал Ваня, обращаясь к брату. – Теперь поверни его немного влево…Я сказал влево, тупорез!

Они начали ругаться, а Амир влез из шалаша. Кулан тут же приблизился.

- Зачем ты за мной ходишь? - спросил мальчик шепотом. – Я странно себя из-за этого чувствую.

- Это не из-за меня, - ответил Кулан. – Я чувствую, что скоро ты впадёшь в беспамятство.

- Ага,- Амир повернулся в сторону шалаша. – Я уже, походу…

- За тобой идёт Жалмауыз Кемпир, - Кулан ткнул его носом в щёку.

- Эй, ты чего! - вскрикнул мальчик от неожиданности.

- Амир, ты там с кем? - Ваня показался из шалаша. – Нормально всё?

- Да-да,- ответил мальчик и потёр щёку, куда тронул его Пир. – Продолжайте там, бизнесмены.

Он вымученно улыбнулся, но Ваню, видимо, это вполне устроило. Он заполз обратно в шалаш и Амир услышал: «Переживает, бедняга».

- Не делай больше так,- зашипел на Кулана мальчик. – Это стрёмно и вообще жуть!

- Ты должен быть дома, балакай,- Кулан заговорил голосом Аташки. – Я встречу тебя в лабиринтах, чтобы проводить…

- Чего, какие к чертям лабиринты?

- Эй, Амир, - Близнецы вылезли из шалаша. – Мы всё!

- Да, что-то припекает сильно,- Ваня приложил ладошку козырьком к глазам. – И кушать

хочется…

- Идём, - кивнул Амир, глядя Кулану в белёсый глаз.

Вскоре ребята уже сидели за столом и ели кеспе. Надежде было недосуг готовить что-то сложнее, потому как она разрывалась между домами, готовя поминки.

- Люблю лапшовый супчик,- Саня с шумом втянул длинную лапшу, забрызгав пространство перед собой бульоном.

- Ты блин меня забрызгал, порося! - возмутился Ваня.

- Вкусно, - кивнул Амир. – Мама тоже такой варила…

Он замер, вспомнив о матери, но быстро пришел в себя.

- Чего после обеда будем делать? - жуя спросил Саня.

- Речка? – предложил Амир.

- А давай! – согласился Ваня. – Как раз пока дотелепаемся обед растрясём, чтобы не с полным животом плавать.

На том и порешили. Взгромоздились на велик и поехали.

- Ребят, давайте заскочим к камню,- попросил Амир, который ни с того ни с сего захотел его увидеть.

Оказавшись у места, где ранее они собирали стекло и лазили под землю, ребята растерялись. Вместо огромной расщелины из встретила небольшая, метра в два шириной яма, откуда торчала лишь верхушка ониксового метеора.

- А я не понял,- протянул Ваня. - Это как вообще?

- А вот так,- Саня указал на валяющуюся невдалеке тушу лошади.

От туши тянулись кишки, уходя в яму.

- Да нет,- замотал головой Ваня. – Нет, не может быть!

- Мы все видели этот сон,- тихо сказал Амир.- Ты знаешь что тут произошло…

- Пацаны, не знаю как вы, а мне что-то домой захотелось, аж жуть, - проговорил Саня.

Он попятился к велику. Поднял его и позвал ребят:

- Давайте, чего стоите-то?

Они сидели на веранде дома Надии-тате. Бабнадя бегала туда-сюда с платками и кастрюлями, успевая лишь кинуть пару-тройку наставлений внучатам.

- И что, теперь будете родителям звонить? - поинтересовался Амир. – Ваз заберут?

- Ага, щас,- безлико ответил Саня. – Наши-то поди в этом году поехали на Гоа, от нас отдыхать.

- А вас чего не берут?

- Зачем? – включился в разговор Ваня. – Тут мы сами по себе, а там нас контролировать станут – шагу не ступи.

- Я написал папе, что мы хотим домой, что тут чертевня какая-то, - сказал Саня. – Но в городе за нами присматривать некому, а одних конечно не оставят…

- Будем здесь все сидеть тогда…

Уже вечерело. В окнах зажигались огни. Мальчишки взяли удочки и пошли к пруду. Вечерняя прохлада постепенно накрывала аул, никто не обращал внимания на ребят, все готовились к похоронам.

- Как-то неуютно стало в ауле, - поёжился Ваня, сидя на берегу пруда.

- Да уж, - кивнул Саня. – И вообще как-то странно.

Он насадил на крючок червяка, которого выкопал в огороде Надия-тате, поплевал на него и бросил в пруд.

- Какой в этом смысл? - спросил Ваня.

- Ты про что? – не понял его брат.

- Ну вот это: «Тьфу-тьфу-тьфу», - объяснил Иван. – Какой, блин, смысл плевать на червя?

- Отвали, да,- скривился Саня. – Дед так всегда делал!

- И что? Помогало?

- Отстань от меня!

Они стали рыбачить. На аул опустились густые сумерки.

- Дедушка сказал…- начал было Амир, после долгого молчания и прослушивания монолога Вани

о бесполезности плевания на наживку, но осёкся.

- Что сказал? – поинтересовался Ваня.

Они с братом уставились на Амира.

- Я вам скажу, но вы только не прикалывайтесь, лады?

- Да конечно,- закивали близнецы.

- В общем, когда Аташку забирала скорая, он меня оставил в машине и сказал…- Амир остановился, посмотрев на близнецов. – Сказал, что я следующий баксы.

- А, - сказал Ваня после недолгого молчания. – Значит ты у нас теперь шаман?

- Я знал, что вы не поверите, - Амир вытянул леску и заново закинул крючок в пруд.

- Прикольно, - округлил глаза Саня. – А ты уже умеешь это?

Он сделал пасы руками, наподобие как показывают волшебников в мультфильмах.

- Я же сказал,- раздражённо пробурчал Амир. – Я следующий. Видимо, когда Аташка…умрёт.

- Не верррно,- сказал кто-то тоненьким голоском похожим на то, как будто ребёнок балуется булькая в стакане с водой.

Ребята огляделись, но никого не увидели. Было уже темно. Пацаны поглядели в пруд и увидели под гладью мутной воды два светящихся шарика, размером с пятидесятитеньговую монетку каждый.

- Фонарик что ли кто-то утопил,- предположил Саня.

Амир подошел ближе к воде вдруг на него из пруда выскочило чудище и повалило мальчика на песок. Чудовище выглядело как русалка с гребнем ерша на спине, чешуйчатым телом, болотного цвета, плоской мордой с горящими глазами и клыкастым ртом.

Русалка потащила Амира в воду, близнецы закричали и вцепились в руки друга. Они стали тянуть Амира на себя, русалка –на себя. Но монстр оказался сильнее.

Оказавшись в воде Амир забарахтался, пытаясь вырваться, но всё было безрезультатно. Он стал захлёбываться, а чудище тянуло его на дно и хищно улыбалось.

- Я отнесу тебя Жалмауыз Кемпир, - пробулькало оно, но тут что-то бумкнуло в воде и русалка разжала захват.

Сквозь муть Амир увидел, как чудовище потеряло сознание и обмякло, падая на дно. Сам же мальчик ощущал головокружение и сильную боль в ушах. Он сделал несколько рывков к поверхности и почувствовал, как его схватили две пары рук.

- Ты его убил! - визжал Ваня.

Амир слышал всё будто в ушах его было полно ваты. Мальчишки вытянули его и оттащили подальше от берега, оставив лежать на животе. Амир выкашлял проглоченную воду и тронул рукой правое ухо. На ладони оказалась кровь.

- Да закройся ты, истеричка, видишь – живой!

- Что случилось? – прокричал не слышавший собственного голоса Амир.

- У тебя кровища с ушей течёт, - Ваня нагнулся к другу. – Ты нас слышишь?

- Слышу-слышу!

- У Сани была шашка припрятана, рыбу глушить,- объяснил Иван. – Как только он сумел сообразить…

- Да уж не рыдал тут, а дело делал, - горделиво сказал Саня.

- Вы же тоже это видели? – Амир сел, стирая кровь, которая капала на футболку.

- Надо уходить,- твёрдо сказал Саня и поднял дезориентированного Амира.

Он закинул руку друга себе на плечо, придержал за талию и повёл к дому. Ваня наскоро собрал удочки, косясь на пруд и побежал следом.

- Тебе, наверное, врача нужно, - сказал Ваня, подавая Амиру вату, которой он промакивал идущую из ушей кровь.

Они сидели на кухне, под Амиром уже натекла знатная лужа.

- Нет, - так же громко ответил Амир. – Мне в больницу не нужно. Я видел, что такие раны сами собой заживают.

- Это хренатень тебя не укусила? – спросил Саня.

- Нет, только контузило твоей шашкой.

Он взглянул в окно. С улицы на него глядел Кулан.

- Мне надо в туалет, - сказал Амир привычным голосом, встал и двинулся к выходу.

- Тебя проводить? Может у нас в сортире какой дерьмо-демон сидит, - предложил Саня.

Амир улыбнулся в дверях и вышел.

- Ты почему здесь опять? – спросил мальчик Пира.

Кулан подошел ближе.

- На тебя напала Сувсулу* ?

- Вот это страшная штуковина называется Сувсулу? – Амир кивнул в сторону пруда.

- Они прислужники Хасатана, очень редки в степях, потому, что живут в воде - кивнул Кулан. – Будь осторожен.

- Как Аташка? - решил сменить тему мальчик.

- Он поправится.

- Ты ведь… как там дед тебя называл?

- Я Пир, моё имя Кулан, - напомнил конь. – Когда ты примешь дар, а стану твоим покровителем…

- Понятно,- Амир поглядел на носки своих кроссовок. – А я не того? Может мне всё это мерещится?

- Тебе ведь сейчас больно? – Кулан подошел вплотную к мальчику.

- Ну… больно, - Амир отступил на шаг назад.

- Значит не мерещится, - кивнул конь и ускакал в степь серебряный, светлый, блестящий.

Амир понаблюдал за Куланом немного, пока тот не скрылся с глаз и двинулся к туалету. Он долго не решался войти, заглядывая в «очко», и так и не решился, справив малую нужду на стенку сортира.

- Прикиньте, эта фиговина называется Сувсулу, - сообщил он, вернувшись из уборной.

- Ты-то откуда узнал? – удивился Ваня.

- Он же теперь шаман, забыл?

- Да уж, после такого зрелища забудешь, пожалуй,- нахмурился Ваня. – Даже не буду выдвигать версии рационального объяснения.

- Она тебя точно не покусала? – Саня нагнулся и стал рассматривать ноги друга. – Может они типа там размножаются откладывая яйца в раны…

- Замолчи блин! – закричал Ваня. – Вообще не смешно!

Он сидел за столом с листком бумаги и коротким красным карандашом. Амир подошел и заглянул в рисунок.

- Очень похоже, - одобрил мальчик. – Зачем это?

- Боюсь, что до утра какие-то детали могут забыться, - ответил Иван и внёс последние правки в рисунок. – Выложу в своём блоге.

- Понятно, - Амир сел за стол. – Что напишешь?

- Правду, - округлил глаза Ваня и посмотрел на друга. – От меня таких постов никто не ожидает. Это ж неизвестный науке вид!

Надия-тате домой не вернулась, и пацаны самостоятельно нажарили себе картошки на ужин, поели и отправились в спальню. Голова у Амира раскалывалась, всё вокруг плыло, поэтому он попросил у ребят таблетку, чтобы унять боль. Правда она не сильно-то помогла. Под утро мальчик всё-таки забылся тяжелым болезненным сном.

Инжу тряслась в автобусе уже несколько часов. Вещей с собой она взяла не много, всё, что ей необходимо давно уже ждало в старом логове. В большой папке для украшений на бархатных полочках покоились тридцать девять пар серебряных серёг.

- Это же кровь от твоей крови Кемпир, - шептали Пиры из папки. – Оставь мальчика…

- Цыц! - цыкнула на них ведьма. – Я получу Жылап, а Амир мне поможет!

- В этой борьбе мальчишка может погибнуть! Помни, что он ещё не баксы! К тому же он может отказаться…

- Вы сами сказали, что он кровь от моей крови,- скривилась Инжу. – Он послушается бабушку.

- Если не узнает кто ты есть на самом деле…

Лицо Кемпир скривилось, она распахнула папку и зашипела на пленённых Пиров:

- Что вы такое болтаете? Кто может ему обо мне рассказать? Канат при смерти, а больше некому!

- Но твой сын тоже знает.

Назар гнал машину, догоняя мать. После всего, что он видел, после того, как узнал, что именно Инжу убила его жену он не мог допустить, чтобы его единственный сын попал в руки Жалмауыз кемпир…его матери.

На деле мужчина думал, что сошел с ума и все те ужасные трансформации Инжу, которые он видел, все те ужасные слова, что он слышал – бред сумасшедшего, но едва поджившие шрамы от ожогов огнём, которым в ярости пыхала мать, говорили об обратном.

Внедорожник нёсся, со значительным превышением скорости, мужчина вцепился в руль так, что костяшки пальцев побелели.

- Меня ищешь, сынок? – на пассажирском сидении материализовалась Инжу, только какая-то прозрачная, не отбрасывающая тени.

Назар дёрнулся от неожиданности, но машину удержал. Он не стал отвечать, лишь утопил горжетку в пол.

- Скажи на милость, что ты собираешься делать? – старушка повернулась к сыну полубоком. – Вот ты догонишь меня, и дальше чего?

- А я не собираюсь тебя догонять, - оскалился Назар и резко свернул с трассы прямо в пустыню.

Внедорожник затрясло по кочкам.

- Значит наперерез решил? Хитёр, не даром шайтанской крови.

- Замолчи!

- Как скажешь, - Инжу безоружно подняла руки вверх, бряцнув браслетами.

Сказав это ведьма исчезла. Назар выдохнул. Он сверился с навигатором и продолжил путь.

«Вы ушли с маршрута,» - напомнил приятный женский голос из динамика. - «Маршрут перестроен»

За машиной поднимался столб пыли, что происходило сзади было не разглядеть.

«Ай, балам,» - послышался из динамика голос матери. – «Поверни назад!»

- Я заберу сына! Чёртова ты ведьма!

«Тц,» - цокнула Инжу из динамика. – «Никакого уважения к матери»

Всё стихло, только из-под колёс выкидывало песок, он бился о корпус и окна машины.

«Через триста метров поверните направо» - сказал навигатор женским механическим голосом.

- Ага, конечно, - Назар ещё раз взглянул на экран навигатора и удостоверившись, что двигается в правильном направлении посмотрел вперёд.

Внезапно прямо по пути его следования возник сгорбленный старик в чалме и чёрном бархатном чапане.

- Ух, *пт!- только успел вскрикнуть Назар и попытался объехать старика, но машину повело по песку, закрутило и задним крылом старичка всё-таки задело.

Чапан и чалма разлетелись в разные стороны, на заднем стекле растеклись брызги крови.

- Бл*-бл*-бл*,- Назар выскочил из-за руля и побежал к пострадавшему.

Старик лежал располовиненный мощными колёсами, которые затянули его под машину. Ноги дедушки торчали из-под переднего правого колеса, а верхняя часть - из-под заднего. Глаза старика были стеклянными, закатились под лоб, пытаясь разглядеть лысую макушку, а тощее лицо исказил предсмертный оскал. Весь правый борт был вымазан кровью.

Назар схватился за голову и закричал от отчаяния. Затем облокотился о машину и сполз на колени. Он бесшумно вздрагивал, осознав, что только что убил человека. Лёгкий ветерок гнал по пустыне перекати-поле.

- Эй, балам,- послышался хриплый голос из-под машины.

Назар вздрогнул и стал вертеть головой из стороны в сторону, не понимая кто к нему обратился.

- Балам, - снова позвали.

Назар с ужасом понял откуда доносится голос. По спине пробежали мурашки, мужчина медленно на четвереньках стал подползать к голове мертвеца. Лицо старика не изменило выражение, всё та же болезненная агония. Назар наклонился ближе.

- Балам,- прошамкал старик.

Назар вскрикнул и отскочил, упав на зад и тяжело дыша.

- Убери машину, балакай,- продолжил мертвец.

Его мутные глаза по очереди, с неестественным скрипом шевельнулись. Сначала правый, затем левый взглянули они на обомлевшего, пятящегося Назара.

- Ну что ты, сынок,- лицо старика вытянулось, изобразив недоумение. - Көлікті жылжытыңыз*.

- Аға* ,- голос Назара дрожал. – Как такое возможно?

Старик не ответил. Он вывернул локти с влажным хрустом разрываемых суставов, упёрся ладонями в раскалённый песок и вытянул размозжённое тело из под колеса. Нижняя часть туловища, облачённая в хлопковые бежевые штаны, перехваченные в голенищах тесёмками сандалий, встрепенулась. Упершись ступнями в землю, согнув колени под прямым углом, она бодро посеменила мимо головы, жутким подобием таракана.

- Тур!- скомандовал старик своим ногам( те повиновались).

Он встал на руки и пошел к ногам, волоча за собой шлейф похожих на белёсых змей кишок. На глазах онемевшего от ужаса Назара старик стал утрамбовывать кишки внутрь себя и примеряться к оторванному заду. Приладившись дед набрал в горсть песка и смачно харкнул в ладонь, сделав своеобразную замазку. Нанеся раствор на место отрыва, дед лёг и заговорил:

- Хорошая арба,- он махнул рукой в сторону Назарова внедорожника. – Испачкалась только… вот незадача…

-Псымя! - прошептал трясущийся Назар.

- Ой,- старик повернул к нему своё тощее лицо, и за вращал глазами, будто хамелеон. - Как интересно…

Он приподнялся, упершись ладонями и ступнями в песок, подковылял ближе к мужчине и уставился на него своими водянисто-серыми глазами.

- Отвадить меня пытаешься? – дедушка вытянул шею так сильно, что позвонки застонали от натуги. – Не стыдно, а балам? Ты ведь человека раздавил…

Старик рассмеялся сухим, похожим на подавляемый приступ кашля смех.

- Так и будешь молчать?

- К-кто…- попытался сказать Назар, но его трясло настолько сильно, что он не мог ничего толком выговорить.

Руки и ноги похолодели и взмокли, не смотря на сильную жару мужчину бил озноб. Песчинки впились в ладони.

- Да, - разочарованно протянул дед. – Сын Кемпир… Не удивительно, что почти все они повымирали…

- Кто вы, ата? – Назар взял в себя в руки.

Старичок поглядел сначала на клонящееся к закату солнце, затем на свой измазанный мокрым песком живот, вздохнул и проговорил:

- Балам, ты хорошо знаешь сказки?

Автобус, на котором ехала Инжу сделал остановку. Солнце уже катилось к закату, и все пассажиры поспешили в столовую, чтобы подкрепиться для дальнейшего пути. Кемпир присела на скамеечку в тени, раскрыла папку с серьгами.

- Ну что, красавицы, - обратилась она к Пирам (те стали волноваться, серебро зазвенело). – Скоро ваша сестра станет моей.

- Ого, сколько у вас серёжек, апай*, - сзади подошла молодая девушка с короткой стрижкой, которая ехала в автобусе на два места впереди Инжу. – Это серебро?

Она присела на корточки и стала раглядывать украшения.

- Серебро, дочка, серебро, - подтвердила Инжу.

- Такие потемневшие, старинные, наверное?

- Очень старые,- Кемпир кивнула.

- Красиво, а вы их продаёте?

- Не разговаривай с ней, - внезапно крикнула одна из Пиров.

- Что? – девушка завертела головой. Она услышала.

- Что такое, дочка? Позвал кто-то? – Инжу улыбнулась.

- А, н-нет, показалось наверное…

- Знаешь, эти вот серьги не продаются, но у меня есть одна пара на продажу, - сказала Инжу.-

Если тебе интересно, могу показать.

- Ой, конечно, с удовольствием посмотрю. Я как раз ищу подобные украшения, - обрадовалась девушка.

- Ну, тогда идём, - Инжу закрыла папку, взяла девушку под руку и повела за здание столовой.

- Отправляемся! - кричал водитель стоя в раскрытых дверях автобуса.

Пассажиры спешили занять свои места, только одна девушка бегала по стоянке взволнованная и спрашивала у каждого не видели ли они её подругу. Автобус тронулся, а девушка осталась на стоянке вместе с вещами.

Инжу сидела на своём месте довольная, ковыряла зубочисткой в зубах.

- Зачем ты её съела? – вопрошали Пиры из папки.

Пр. Автора: Опять превышен лимит (((

- Какие сказки? – недоумённо спросил Назар. – Спящая красавица, Золушка?

- Чего? – возмутился старик. – Ұят*! Позорище! Родных сказок не знаешь!

- Вы про Алдара- Косе* , волков и тигров?

- Как-то ты пренебрежительно это сказал,- старик недобро посмотрел на мужчину.

- Нет-нет, ага, - замахал руками Назар. – Вам показалось...

Старик лёг на бок, подпёр голову рукой и заговорил:

- Алдар-Косе, Ер-тостик* ,волки, тигры, зайцы,- протянул он. – Всё это очень хорошо.

Поучительные и веселые истории для детей. Умягчённые варианты, чтобы детки не боялись засыпать...

Назар поджал под себя ноги, старик тем временем продолжал:

- Но у каждой из этих историй есть исток...

- У всех сказок были оригиналы,- шепнул мужчина.

- Верно, - дедушка кивнул. – Но не все сказки - вымысел авторов. Ты уже знаешь, что Жалмауыз Кемпир – не вымысел. Значит и Хасатан и его дети тоже не выдумки.

Дед вновь поглядел на солнце, которое уже стало окрашивать всё в персиково-розовый цвет.

- Хасатан и дети? - переспросил Назар.

- Ну да,- дедушка сел, его разорванный живот был целым и невредимым. – Все демоны и рухи, которые когда-либо упоминались в сказках имеют прообраз. У тебя, к примеру около двух сотен сводных по матери братьев.

- Чего? Что вы такое говорите?

- Ну ты же знаешь, что твоей маме не пятьдесят?

- Уже знаю,- тихо ответил Назар.

- Очень жаль, что она не рассказала тебе ничего о Хасатане и шайтанах, - старик покачал головой.

- А что? - Назар напрягся, начал медленно подниматься на ноги.

Старичок повернулся к горизонту. К краю которого приближался стремительно краснеющий солнечный диск, затем глубоко вздохнул и молвил:

- Беги, Назар…

Мужчина сорвался с места, скользя и спотыкаясь в рыхлом песке. Солнце коснулось линии горизонта и пустыню огласили вопли, похожие на многократно усиленный мышиный писк.

По песку прокатилась рябь. Назар обернулся и увидел, как от машины на него несётся гигантская сороконожка с головой старика, который успел нацепить чалму. Изо рта его торчали смоченные ядом хелицеры, глаза вылезли из орбит. Голова старика издавала писки, Назар не мог соревноваться с шайтаном по скорости.

Ядовитый шип задел мужчину за икру, порвал штанину и рассек плоть. Назар оступился от резкой боли и покатился кубарем. По всему телу разлился кипяток, стало трудно дышать, глаза заслезились, изо рта пошла пена.

Сороконожка подхватила Назара и сжала в смертельных объятьях, словно змея. Изуродованная голова старика остановилась напротив лица мужчины.

- А вот обо мне сказок не придумывали,- прошамкал дед, плохо выговаривая слова из-за мешающих хелицеров. – Потому как я охочусь только на закате и от меня никто ещё не уходил.

Некому рассказывать сказки… Нет батыров, которые меня могут одолеть.

Монстр растянул хелицеры вместе с пастью, но тут в кармане Назара от чудовищного давления взорвалась плазменная зажигалка, ударив током и хозяина, и шайтана. Кольца разжались, оторванная взрывом нога Назара упала на землю, через секунду упал и сам Назар. Последнее, что видел мужчина, это корчащееся в конвульсиях тело сороконожки.

Инжу ойкнула и схватилась за живот. Назар умер.

_________________________

Примечания:

Сувсулу(узб.) - Водная красавица

Көлікті жылжытыңыз [коликты жылжвтыныз]- отодвинь машину(каз).

Аға [Ага] – дядя (каз)

Апай - тётя, тётушка, тётенька

Ұят! [Уят] – позор, стыд.

Алдар-Косе — вымышленный фольклорный персонаж казахских сказок, герой коротких юмористических и сатирических миниатюр и анекдотов.

Ер-тостик – вымышленный герой казахских сказок, девятый сын у пожилых родителей.