Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 507 постов 38 911 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

160

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
19

ДОМ СМЕРТИ ВРАЧА УБИЙЦЫ | Французский Серийный Убийца и Маньяк Марсель Петио

ДОМ СМЕРТИ ВРАЧА УБИЙЦЫ | Французский Серийный Убийца и Маньяк Марсель Петио

https://youtu.be/fFSC30uXZPY


Ссылка на видео с материалами выше, текст из него ниже


Серийный убийца из Франции Марсель Петио по-своему уникален, и многие специалисты не считают его маньяком. Наибольшее количество убийств он совершил во время оккупации Франции Германией в период Второй мировой войны. Своих жертв серийный убийца в «дом смерти» заманивал обещаниями вывезти членов Сопротивления или евреев из Франции в более благополучные страны. При этом представлялся доктором русского происхождения по имени Евгений. Но вместо обещанного «коридора спасения» доверившиеся «доктору Евгению» находили смерть в доме этого самого доктора.

Городок Осер во Франции в нынешнее время славится тем, что футбольный клуб из этого города за всю свою историю ни разу не покидал высший дивизион французской футбольной лиги. Но мало кто знает, что именно в этом городе родился и жил самый кровавый серийный убийца в истории Франции последних столетий.

Марсель Петио родился 17 января 1897 года. С детства он был умным, но хулиганистым парнем и постоянно изгонялся из школ. В марте 1914 года 17-летний Петио по непонятной причине вскрыл почтовый ящик и выкрал оттуда письма и открытки. Когда его задержали, он не смог внятно объяснить, зачем это сделал. Его обследовали и психиатр подтвердил психическое заболевание у Марселя, случилось это 26 марта 1914 года. Благодаря такому диагнозу ему удалось избежать ответственности, а вскоре он пошел служить в армию, официально он был призван в январе 1916 года. В то время шла Первая мировая, во время которой немцы активно использовали газы. Петио «повезло» попасть под газовую атаку, после чего будущий серийный убийца был комиссован. Именно после того, как он попал под газовую атаку, у него стали замечать неадекватные действия. Скорее всего, немецкий газ как-то повлиял на психику будущего серийного убийцы. Петио вернулся в родной город в качестве заслуженного ветерана.

Именно этот статус позволил Петио поступить в университет на льготных условиях и получить медицинское образование. 15 декабря 1921 года будущий серийный убийца получил медицинскую степень доктора на факультете медицины в Париже. Сразу после получения диплома его направили в небольшой городок Вильнев-сюр-Ион. В это же самое время Петио пристрастился к употреблению запрещенных веществ и впал в зависимость от них, всё это требовало денег. Работая в Вильнёв-сюр-Ион, он начал проводить сомнительную медицинскую практику, заниматься торговлей препаратов, делать незаконные аборты и просто обворовывать некоторых из своих клиентов. В 1926 году Петио впервые попадает в поле зрения полиции, как возможный подозреваемый в убийстве. В мае того года исчезла Луиза Делаво, дочь пациента Петио и его любовница. Но полицейские списали исчезновение Луизы на то, что, мол, девушка просто сбежала из дома.

То ли исчезновение Луизы, то ли активные поиски, которые предпринял ее отец, то ли все-таки внимание полиции, но что-то заставило Петио вернуться в Осер, где как раз проводились выборы мэра. Марсель выставляет свою кандидатуру и побеждает! Однако врачебную практику не оставляет. И именно с этой стороны у мэра-ветерана появляются первые неприятности.

В 1929 году сперва забеременела, а потом исчезла служанка Петио. Марсель к тому времени был женат и имел сына.

Прокурорша города заподозрила Петио в причастности к исчезновению служанки. Началось расследование и полиция нашла бывшую пациентку доктора-мэра, которая готова была дать показания о том, что Петио натуральный садист и любит проводить операции без наркоза. Но когда прокурор уже готовил передать материалы префекту округа, она неожиданно умерла, как и свидетельница, давшая показания на Петио. Заключение о смерти подписывал Марсель, который написал, что обе умерли от естественных причин. Но к 1931 году к префекту все-таки просочились некоторые слухи о причастности мэра к финансовым махинациям и гибели некоторых людей.

Из мэров Петио пришлось уйти и переехать в Париж, где серийный убийца устроился довольно неплохо. В 1939 году он подал декларацию, в которой указывалось, что за минувший год бывший Мэр заработал более миллиона франков. С началом Второй мировой войны и оккупации Франции у Петио появилась новая статья доходов. Теперь он продавал поддельные заключения тем французам, которых должны были увезти в Германию. Это происходило не так, как во многих странах, где немцы забирали чуть ли не всех, кто под руку подвернется. Во Франции все было почти цивилизованно и напоминало обычный призыв в армию. Да и в Германии французские рабочие жили лучше остальных. Но ехать туда хотели далеко не все, вот Петио и продавал нежелающим поддельные медицинские свидетельства.

Но по-настоящему серийный убийца развернулся примерно году к 41-му году. К тому времени многие французы вступили в Сопротивление, и немцы перестали церемониться. Начались повальные аресты евреев, которых отправляли в концлагеря. Многим пришлось скрываться или пытаться покинуть страну и уехать туда, где войной и не пахло. Например, в Южную Америку. Именно туда Петио предлагал переправить тех, кто хотел покинуть оккупированную Францию.

Но никакого безопасного маршрута, как он говорил своим жертвам, у него не было. Однако Петио многие верили, продавали недвижимость, скупали у спекулянтов валюту и золото. После чего отправлялись по заранее указанному адресу, который сообщался им под большим секретом и с требованием никому его не говорить. Лишь в 1944 году выяснилось, что беженцы приходили в дом 21 на улице Рю Лезер. Этот отдельно стоящий дом, серийный убийца Петио приобрел еще в начале 1939, после чего произвел там серьезные изменения. В частности, он сделал тайную комнату, которую отделал звукоизолирующим материалом. Из той комнаты было два выхода. Один из которых вел в гараж. Там Петио вырыл большую яму и засыпал ее негашеной известью. Именно туда серийный убийца помещал трупы, а после того, как большая часть жидкости из тел «высасывалась» известью, разделывал.

Какое-то время преступник выбрасывал останки жертв в Сену и на пустыри. Но очень скоро в Париже был объявлен комендантский режим и появляться по ночам на улице стало опасно. Так что избавляться от останков становилось затруднительно. Но остановиться Петио уже не мог.

В 1943 году серийный убийца, несмотря на то что был очень осторожен, привлек внимание гестапо. До немецкой тайной полиции дошли сведения о том, что доктор может быть причастным к бегству евреев и членов Сопротивления из Франции. К посреднику, который поставлял «клиентов» Петио, но не знал об их дальнейшей судьбе, был направлен некто Ивен Дрейфус, являвшийся тайным агентом гестапо. Отправлен он был без прикрытия. Он успел лишь сообщить, что действительно договорился с Марселем Петио, который пообещал переправить его в Южную Америку. А потом исчез. Не дождавшись никаких новостей от Дрейфуса, 22 мая 1943 года немцы арестовали и Петио, и посредника.

Останки Дрейфуса обнаружат лишь через год, а пока Петио допрашивали по поводу его связей с Сопротивлением. Но ничего полезного он сообщить не мог. Так как никаких связей с подпольщиками не имел. После двух месяцев допросов на Петио махнули рукой и отправили в военную тюрьму Френэ. Откуда его совершенно неожиданно выпустили в феврале 1944-го. До сих пор достоверно не известно, почему немцы решили отпустить Петио. Наиболее вероятной является версия о том, что домом на Рю Лезер заинтересовался кто-то из французов, сотрудничавших с немцами. Скорее всего, Петио согласился продать недвижимость за бесценок, и серийный убийца был отпущен, для того, чтобы подготовить дом к продаже и оформить необходимые документы.

Выйдя из тюрьмы, серийный убийца Петио первым делом купил 300 кг угля. А еще через неделю 11 марта 1944 года, жители улицы Рю Лезер пожаловались в полицию на постоянный смрад и дым, который исходит из дома 21. Несмотря на то, что сражение как раз выходило на финишную прямую, полиция в Париже продолжала функционировать. Полицейские долго пытались достучаться до хозяев дома, но им никто не открыл. А дым продолжал вылетать из трубы и расползаться по округе. Было решено взломать дверь и установить его источник.

Дом отапливался собственной котельной, находившейся в подвале. Спустившись туда, полицейские обнаружили множество останков человеческих тел. Печь горела, рядом лежали несколько частей. А чуть в стороне была обнаружена яма с известью, в которой лежали еще тела.

Полицейские эксперты обнаружили в доме на Рю Лезер останки как минимум 26 человек. Работа экспертов была в самом разгаре, когда к дому подъехал на велосипеде Марсель Петио. Кто-то из соседей опознал в нем хозяина дома и сказал об этом полицейским. Двое патрульных, стоявших в оцеплении, подошли к нему и попытались задержать до выяснения обстоятельств. Но Петио нагло заявил:

– Я участник Сопротивления! Ни во что не вмешивайтесь, я казнил предателей по заданию руководства!

После этого заявления убийца сел на велосипед и спокойно уехал. Оторопевшие полицейские даже не пытались его задержать. Если бы они знали итоги предварительного заключения экспертов, вполне возможно, Петио был бы задержан. А криминалисты уже предположили, что хозяин дома не кто иной, как серийный убийца по кличке Хирург, действовавший в Париже с 1941 по 1943 годы. Именно тогда полицейские довольно часто находили части людей. Причем разделаны они были очень профессионально, за что полицейские и прозвали убийцу Хирургом.

Личность хозяина дома установили быстро. Также выяснили, что у Петио имеется пятикомнатная квартира неподалеку от Рю Лезер. Само собой, там его не оказалось. Но полиция продолжала расследование и вскоре накопала на Петио довольно много улик, доказывающих его причастность, как минимум к 27 убийствам. Хотя в доме на Рю Лезер были обнаружены различные документы, принадлежавшие 71 человеку, в том числе и детям. Инспектор Масю, занимавшийся этим делом, хотел чтобы серийный убийца был арестован. За его поиски взялись всерьез. Уже 13 марта 1944 года, были задержаны его жена, сын и брат Морис. Всех троих долго допрашивали, пытаясь у них вытащить информацию о Марселе. Но в июне 1944 года войска антигитлеровской коалиции высадились в Нормандии и всем стало не до Петио.

После освобождения Парижа Масю, да и весь состав уголовной полиции оказались в тюрьме и были обвинены в пособничестве немцам. Вполне возможно, что о деле Петио и не вспомнили бы, если бы убийца сам о себе не напомнил. Осенью 1944 года преступник стал рассылать в парижские газеты письма, в которых утверждал, что был активным участником Сопротивления и пострадал в результате провокации гестапо. Мол, именно немцы подложили в его дом несколько десятков трупов, чтобы скомпрометировать его перед другими подпольщиками.

Письма привлекли к себе внимание и напомнили о мартовских событиях. Теперь уже в интересах французского Сопротивления было разобраться по поводу тел на Рю Лезер. Тем более, что Петио так и не явился к властям, и это было подозрительно. Новое расследование было поручено комиссару Пино.

Детектив внимательно изучил полицейские отчеты по поводу мартовских событий, дальнейшие действия полиции и даже посетил в тюрьме Жоржа Масю. Вскоре детектив уже почти не сомневался, что Петио, как минимум замешан в убийствах. Но оставался невыясненным вопрос: действительно ли Петио был членом подполья? Во время войны группы подпольщиков были сильно разобщены и почти не пересекались друг с другом. Но как ни старались полицейские найти хоть кого-то, кто знал подпольщика Петио, им это не удалось.

А вскоре был задержан брат Марселя, Морис Петио. Как следовало из отчетов полиции прошлого режима, он помогал брату заметать следы. Мориса допросили с пристрастием. И тот вскоре рассказал, что действительно по просьбе брата отвозил по различным адресам некие чемоданы. Пройдясь по этим адресам, полицейские нашли там вещи, принадлежавшие более чем 70 разным людям. Стало ясно, что никому серийный убийца Петио не помогал выбраться из Франции, а просто убивал и грабил доверившихся ему людей.

Сам Петио был арестован 31 октября 1944 года. Произошло это довольно буднично и почти случайно. Портреты Петио были развешаны во всех общественных местах, выданы полицейским и сотрудникам военизированной полиции. Один из агентов, Шарль Данье, опознал на вокзале пригородных поездов мужчину, очень похожего на объявленного в розыск. Он подошел и потребовал документы. Тот предъявил удостоверение на имя капитана контрразведки Анри Валери Ваттервальда. Но вел себя очень нервно, и его переправили в ближайший участок. По иронии судьбы Шарль Данье сам скрывался от закона, так как в годы оккупации сотрудничал с немцами. После ареста Петио, Шарль Данье пустился в бега.

Задержанный пытался качать права, орать, что он ветеран Сопротивления, ответственный работник разведки. Но когда у него из портмоне стали извлекать поддельные документы с его фотографией, но на разные имена, быстро заткнулся. А через два дня жена опознала в задержанном Марселя Петио.

Сперва тот еще пытался кочевряжиться, говорить, что казнил предателей, и даже назвал парочку людей, которые действительно сотрудничали с немцами. Но полиции к тому времени удалось идентифицировать 27 человек, останки которых были обнаружены на Рю Лезер. И большинство из них никогда не сотрудничали с нападавшими. Так что, когда Петио предъявили обвинение в массовом убийстве, он перестал качать права и стал отвечать на некоторые вопросы. В частности, рассказал о способе умерщвления жертв.

Когда желающие покинуть Францию оказывались в доме 21 на Рю Лезер, серийный убийца заводил их в тайную комнату. Где предлагал кофе, заранее приправленное снотворным. И лишь после того, как жертвы засыпали, вводил им яд. Наиболее часто пользовался курАре. А если жертвы отказывались от кофе, настаивал на том, чтобы сделать им прививки. От этого никто не отказывался, доверяя доктору. Серийный убийца Марсель Петио предстал перед судом 19 марта 1946 года, он был признан виновным в 26 убийствах и приговорен к смертной казни. Казнь преступника, несколько раз откладывали из-за неисправности машины для казни. 25 мая 1946 года, ночью в тюрьму была доставлена передвижная гильотина, через несколько часов приговор был приведен в исполнение.

Но вопросы так и остались. Во-первых, Петио так и не сообщил, сколько именно человек он убил. Кое-кто позже утверждал, что эта цифра может зашкалить за 200 человек. А во-вторых, так и не были найдены деньги и те ценности, что беженцы забирали с собой на чужбину и которые присвоил серийный убийца. У некоторых из них при себе имелись наличные в размере пары миллионов долларов и драгоценности на такую же сумму. Ценности так и не нашли. И скорее всего уже не найдут, как остается загадкой и истинное количество жертв, нашедших свою смерть в «доме смерти» на Рю Лезер.

Показать полностью
134
CreepyStory

Время чёрного зайца. часть - 8

Время чёрного зайца. часть - 8

Время чёрного зайца. часть-7


----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

По просьбе Мессира, я привёл всю его компанию, в свой временной поток. Да, теперь я мог это сделать, а Мессир очень просил место потише и поспокойнее, чтобы было где отдохнуть и поразмыслить.


Я выбрал американское кафе в стиле 60-х. Сам не знаю почему. Может захотелось какого-то отстранённого уюта, а может чашечку кофе? Ну, гамбургеров в кафе точно не было. Впрочем как и чашечек. Только бумажные стаканчики разных размеров.


Мы удобно расположились на красных диванах возле окна. Чук и Гек молча принялись хозяйничать: принесли пепельницу и начали возиться возле кофе-машины. Новый пациент Мессира с удивлением смотрел в окно. Мне показалось, что он никак не может понять отчего в кафе полумрак, а за окном серая кипучая пелена. Он смотрел на эту пелену и его узкое лицо кривилось будто бы он только что выпил горькое лекарство. А ещё я заметил как он судорожно прижимает к груди мешочек на верёвочке. Отчего-то он вызывал у меня жалость.


— Дождь, — тихо сказал я ему. — Просто, очень сильный.


— А? — он непонимающе уставился на меня и захлопал маленькими круглыми глазками.


— Там за окном, дождь.


Он действительно напоминал крысу. Кем бы ни были эти шутники из другого мира, но маску они ему подобрали подходящую. Эта маска и сейчас была с нами. Лежала на столе перед Мессиром. Он покрутил её, повертел, а потом отложив в сторону кряхтя достал из внутреннего кармана пиджака сигару в бумажной упаковке. Курил Мессир по крестьянски, грубо отломив у сигары кончик. Мне всегда казалось, что раскурка, это целое таинство: обязательная гильотина для резки сигары, бокал хорошего виски, неторопливый процесс, несколько затяжек на пробу. Он и в этот раз не сделал исключения и над нашими головами повисло сизое облако сигарного дыма.


Пациент чихнул.


— Будьте здоровы Карл и снимите уже ваш маскировочный плащ, — сказал ему Мессир.


— Не называйте меня этим именем, пожалуйста! Лучше просто — "Мешочек", — попросил пациент и начал возиться с застежками.


Плащ полетел на пол и Мешочек сразу стал меньше ростом. Серьезно. Он не доставал мне и до груди. А уж другие и вовсе были рядом с ним великанами. Мелкий, вертлявый, дерганый, в синем комбинезоне с цифрой два на рукавах и спине, он уселся напротив Мессира, и потребовал себе кофе.


— Почему номерная роба? В Восьмом отделе выдали? — поинтересовался Мессир и кивнул помощникам, что бы те поторапливались.


— Да, — ежась под его взглядом подтвердил Мешочек.— Мой номер: второй.


— Интересно, а кто же первый?


Мешочек снова отвернулся и начал смотреть в окно. Он ответил только когда Чук и Гек принесли кофе и поставили перед каждым по большому стакану.


— Первым или первой, можно считать гибридную ведьму сидевшую в соседней камере. У этих шутников Восьмого отдела странные обычаи. Они дают номера заключенным по степени опасности. Обычного порядка в номерах нет.


— Интересно, — пробормотал Мессир и попросил разрешения пощупать материю из которой был сделан комбинезон. Мешочек безразлично пожал плечами и протянул ему руку.


— Я понимаю, отчего мой костюмчик вызвал у вас интерес. Вы совершенно правы: в ткани полно заговоренных металлических нитей. Мне сказали, что это обычные меры предосторожности от опасных соседей. Еще, я носил шлем.


Мессир пощупал рукав.


— Это не ручная работа. Они освоили штамповку оберегов.


— Да. Технологии моего мира несколько опережают ваш. Хотя, во многом, наши миры похожи. На каждую нить нанесены свои символы, а вместе, они образуют защитный контур, — с некоторой гордостью подтвердил Мешочек.


— Надо же. Ну, что поделать. Век живи — век учись. Эта информация нам тоже пригодится.

Мешочек припал к стакану, сделал несколько быстрых глотков и нервно вытер губы.

— Хороший кофе. Надеюсь, у вас я буду номером один?


— Первым хотите быть? В силу своих способностей? — уточнил Мессир.


— Да нет же!


Мешочек махнул рукой.


— Мне понравилась эта идея с номерами. У вас, сейчас, лечатся несколько человек похожих на меня. Господин Яд, Ваня и другие. Почему бы не организовать сходную числовую систему? Самые опасные по номерам? Я убил больше всех по сравнению с ними. Я достоин первого номера.


— Надо же! Вы гордитесь своими подвигами? Мешочек, вам не стыдно? — фыркнул Мессир.


— А откуда, он знает о вас столько? Он же пришелец. Он из другого мира как я понимаю, так? — испугался я.


Мешочек скорчил хитренькую гримасу.


— Илья, я все про вас знаю. И про вас, и про всех присутствующих. Таков я. Такова моя жизнь. Раньше, я убивал только за одно упоминание своего имени. Я сохранял свое инкогнито убивая всех, кто хоть что-то знал обо мне или мог узнать. Достаточно подумать обо мне, что бы я знал о вас все. Понимаете?


— И сколько вы убили? — нечаянно вырвалось у меня.


Мешочек отвел глаза и тихо ответил.


— Вы не понимаете. Дело-то совершенно в другом Да я вас и не сужу. Я был вынужден убивать. Такова моя миссия. Я убил тысячи ради великой цели.


— Звучит не очень? Да, Илья? — усмехнулся Мессир. — Слабенькое оправдание для хладнокровного чудовища. Ему самое место в моей психушке.


Мешочек тихонько вздохнул.


— Я же говорил. Вы не поймете, а Мессир понимает, но хочет разобраться досконально.


— Он одержим. У него сильная связь с нематериальной сущностью, которая рассказывает ему все обо всех, — разъяснил мне Мессир.


— Такое возможно? — удивился я.


— А перемещаться только в границах определенной местности возможно? Вы на себя бы Илья посмотрели, — обиделся Мешочек. — А двери открывать в параллельные миры? Может вы тоже псих?


— Но я…— начал было возражать я и тут у Мешочка радостно сверкнули глаза.


— Ха! Вы точно псих! У вас проблемы с памятью. Вы, с тех пор как стали домовым, ни разу не вспомнили о своих родных и о своей прошлой жизни. Вы забыли! Про всех забыли. У вас ведь Мама есть. Звонили ей? Ни разу не позвонили. Вы бы не вспомнили свое имя, если бы тогда на лестнице вам его не сказал Мессир.


Я похолодел от страшной правды. Мешочек был абсолютно прав. А он кривляясь прихлебывал кофе и продолжал.


— Интересно получается. Я знаю о вас больше чем вы сами, да и Мессир тоже. Значит ли это, что мы с ним, в большей степени Илья чем вы? Чем вы можете доказать свое существование? Интересно?


— Хватит. Хватит Мешочек. Не пугай его. Да, у него имеются провалы в памяти, но сейчас не то время, когда их нужно заполнить, — добродушно сказал Мессир.


Я резко вскочил со своего места.


— Но он прав! Я должен немедленно разыскать свою мать. Боже, я не помню! Скажите же мне где она? Ради Бога!


— Сказать? — кивнул на меня Мешочек обращаясь к Мессиру.


— Нет. Лучше я сам.


Мессир успокаивающим голосом попросил меня:


— Сядьте Илья. Выпейте кофе, Сначала Мешочек должен объяснить мне мою ошибку с этими…клоунами. Где я ошибся?


Я снова сел, а Мешочек опустив глаза пискнул.


— Нигде Мессир. Вы в любом случае бы ошиблись. Будем считать, что ошибки не было.

Мессир остался недоволен этим ответом.


— А ну говори!


— Они знали заранее с кем им предстоит иметь дело. Они сыграли с вами в "орел и решку". Вы мне не верите? — заюлил Мешочек.


— Не очень.


— А зря. Достаньте из кармана юбилейный рубль, который вы так любите. Бросьте его на стол и вы поймете.


Я наблюдал как Мессир копается в пиджаке в поисках монеты. Я ничего не понимал. Рубль упал на стол и звеня запрыгал по нему пока Мешочек не прихлопнул его ладонью. Хитро улыбаясь он показал монету лежащую на боку и спросил:


— Что выпало?


— Орел, — машинально ответил я.


— Во. И в таком случае вы должны были выбрать Решку. Понятно? Переговоры нужно было вести со Змеей, тогда бы все было честно.


— Он бы повесил на Илью следящее проклятье, — начал было Мессир, но Мешочек улыбаясь поднял вверх указательный палец.


— Вы должны были просто попросить его вести переговоры честно, только и всего. Вы же сразу поняли, что он честный. Да, он очень ловкий и незаметный, но при этом он честный. Отсекая его, вы сыграли по их правилам и Еж подсунул вам телефон с фотографией. Еж-то, не честный. Он делал вид, что мечтает навесить на Илью маячок, но он просто шельмовал. А вы знали, что он жулик и следили за ним, чего он собственно и добивался.


— Я ничего не понимаю, — честно признался я.


— Зато Мессир, кажется понял, — хихикнул Мешочек. — Еж специально отобрал у меня мою реликвию. Перед самой отправкой. До этого, она никого не интересовала.


Он демонстративно показал мне мешочек висевший у него на груди и даже потряс им.


— Он знал, сколько эта реликвия для меня значит. И наложив на меня печати, он заставил меня просить вернуть мой мешочек обратно, прекрасно зная ответ Мессира. Я же, даже под печатями намекнул, что с фотографией не все так гладко, отчего Еж испугался и начал мне угрожать.


— А дальше, мне понятно. Он отвлек мое внимание. Он сыграл на моих чувствах, — помрачнел Мессир.


— Вот именно! Он жулик каких свет не видывал! Он был с вами честен и это потрясло вас Мессир! А пока вы с ним разговаривали, Илья усвоил меметический код на фотографии. Вся эта композиция: унитазы, рукомойники, плакат, дверь, это все один код. Ему оставалось только активировать этот код на прощанье и теперь неизвестно на что именно Илья среагирует.


— В смысле, среагирую? — не понял я.


Мешочек задрал нос и начал изучать потолок.


— Как бы получше объяснить? Хмм. Представьте, что в вас заложили программу при помощи набора слов и теперь стоит вам услышать определенное слово как вы тут же неосознанно выполните команду из этой программы. Например: где-нибудь откроете нужную дверь? Чихнете? Умрете…хотя последнее вряд-ли, вы, им явно, зачем-то нужны. Но вот что-то вы точно сделаете.


— Капец. Я стал зомби?


— В некотором роде. А в некотором - мы все, зомби, — хихикнул Мешочек.


Мессир вздохнул.


— Простите меня, друзья, это моя вина. Признаюсь, во время переговоров, я был сильно напуган. Я только и думал как бы побыстрее выпроводить их отсюда.


— Любой бы испугался, — беспечно отмахнулся Мешочек. — Однако, вы сами успели убедиться — четыре линии столкнулись нос к носу и беды не случилось. Чесались только как бешеные.


— Озвучиваешь мне мои же мысли? А твое мнение какое? Твое собственное? — поинтересовался Мессир. Я только сейчас обратил внимание на его привычку переходить с - вы на - ты, в моменты особой серьезности.


Мешочек философски развел руками.


— Мессир, чего вы хотите? Я про эти линии знаю не больше вашего. Ну, может, чего и побольше знаю, но про этих двоих напрямик ничего сказать не могу. Спасибо той печати, которую вы разрешили поставить. Печать молчания с подковыркой. Могу только сделать вывод, что линии у каждого мира разные. Они не взаимодействуют. А вы, от третьей избавились. Надеюсь, что не просто так.


— А почему на переговоры пришли именно линии? Это же уму непостижимо!


— Тут, тоже загадка, но есть вероятность, что про ваших… — Мешочек кивнул на Чука и Гека мирно стоявших возле кассы и евших бутерброды. — Они просто не знали.


— Зато про Илью знали, — проворчал Мессир и с силой вдавил окурок сигары в пепельницу.


Мешочек расценил это по-своему и быстро сказал.


— Мессир, не надо паниковать раньше времени. Вы забыли, что у Восьмого отдела есть кости судьбы. Они указали на Илью и на вас. Они могли указать на Чука и Гека, но хозяин костей мог понять их неправильно. Вот и получилось недоразумение.


Мессир задумался.


— Что же теперь мне с Ильей делать?


— Я стал для вас опасен? — осторожно спросил я. — Может мне уехать? Спрятаться?


— Код нужно стереть. Раньше, я бы предложил затереть вам память, но подозреваю, что был просчитан и такой вариант, — сообщил мне Мешочек. — Лучше не трогать. У вас и так память не в дуду.


— Код стереть. Задачка. Впрочем, знаю я, одного полезного человека. Думаю, что он в состоянии решить эту проблему, — задумчиво произнёс Мессир и внимательно посмотрел на меня.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------


Почитать можно и тут - https://vk.com/public194241644

Скачать можно там - https://author.today/work/160435

Показать полностью
60

"Призрачная электричка - 2". (Анимация)

Вторая серия продолжения истории "Призрачная электричка"

Автор рассказа: Георгий Немов

https://vk.com/mysportal


Голос за кадром: АБАДДОН (Андрей Балдук)

https://vk.com/chiefmystical


Подробнее о сериале:

VK: https://vk.com/urbanlegends.cartoons


Все серии  "Призрачной электрички" можно посмотреть у меня на youtube канале:

https://www.youtube.com/channel/UCr4zTXV-EJlpGegxtZdJHcQ
Показать полностью
22

Черный человек (полумистический рассказ из архива) часть 2 окончание

ссылка на первую часть Черный человек (полумистический рассказ из архива) часть 1


Густые сумерки, густой и гулкий лес, серебро тумана слева от дороги, где низина и пруд. Темно и страшно. Огней хуторянских домов не видно, хоть обычно, отсюда, уже желтились квадратики окон в темноте. Не лают собаки. Посвистывает редкими порывами ветер. Холодно. Гудят ноги, и еще очень хочется есть, но не хочется останавливаться. Потом будет так тяжело снова вставать и снова идти.

- Далеко еще?

Костя не отвечает, но берет ее за руку, и становится легче. Из прорехи в облаках ночного неба выглядывает луна, льет серебром и становится видно – недалеко. Вон они, домики на прогалине, серебрятся крыши домов, вырисовываются тени стен, в неподвижной жажде замерла жердь журавля колодца.

- Скоро, - говорит Костя, хотя она и сама уже видит все.

И снова идут, и снова молчат.

Вот уже прошли на улицу хутора – тишина, вот идут вдоль домиков, лишь отблески луны в оконных стеклах, вот остановились у колодца.

- Я пить хочу, - она дернула Костю за рукав, - очень.

Он сбросил пустое ведро в колодец, оно загромыхало громко, гулко, забилось эхо его о стенки, о воду, и вырвалось ввысь, на ночную улицу, испуганной, заполошной птичьей стаей разлетелось во все стороны. Костя налег на журавль, доставая ведро наверх, натужный скрип резанул по ушам, а вот и ведро.

Достали. Кое-как напились. Маша облилась, как старательно не пыталась пить через край аккуратно.

Чиркнула спичка чуть в отдалении, они вздрогнули, Костя отступив назад, сбросил ведро обратно в колодец.

- Что, мальцы, потерялись? – лица видно не было, только красная точка сигареты в темноте, в густой тени от дома неподалеку.

- Нет. Мы в город идем, - сказал Костя, выступая вперед, пряча за своей спиной Машу.

- В город значит… - медленно сказал невидимый собеседник, - Есть там кто?

- Мама там, - подала из-за спины Кости голос Маша.

- Мама – это хорошо. Ну что, мальцы, пойдемте кушать будем.

И он, невидимка, вышел из тьмы тени на лунный свет: высокий, в каком-то нелепом ватнике, под мышкой, через локоть, смотря стволами в землю, поблескивает вороненым отливом двустволка.

- А куда? – настороженно спросил Костя.

- Сюда и пойдем, - кивнул в сторону дома за своей спиной, - остальные ушли все, а я с матерью остался. Она у меня не ходячая, куда я, - вздохнул, - мы тут слыхали, что заимку в щепки разнесли, наши катались, смотрели. Говорят, что…

- Наша это была…

- Бирюковы вы что ли будете?

- Да.

- А мать с отцом, - спросил он и осекся, хоть и слышал до этого, что в городе мать.

- Они в город как раз уехали, - сказал Костя, - к дяде Вите.

- А, ну это хорошо, - про соседей, про дядю Федю и бабу Веру он не спросил, - пойдемте, мальцы, оголодали небось, сколько отшагали то.

Они прошли в темные сени дома.

- Не разувайтесь, так идите. Я вон, тоже не разуваюсь, вдруг начнется… пока обуешься еще. Даже сплю в этих говнодавах.

Прошли в дом.

- Олежа, кто-й там, - из комнаты раздался старый дребезжащий голос.

- Дети, мам, Бирюковы, с заимки.

- А, ну ты там чаем их напои, горяченького чего сваргань.

- Да, мам, ты спи. Отдыхай.

Снова чиркнула спичка, разгорелся огонек свечи на столе, и стало видно простенькую кухоньку: печь, стол, рукомойник над раковиной, холодильник низенький, пузатый, каких Маша никогда раньше не видела.

- Сейчас печьку растоплю. Что-нибудь сварганим. Все остыло уже. Малой, тебя как звать?

- Костя.

- Кость, печь топить умеешь?

- Да.

- Ну давай, хозяйничай. Спички вот. Дрова вон, газету тут возьмешь. Я воды для чайника принесу.

Костя взялся за дело, а Маша уселась на табуретку, взобралась с ногами на нее, обхватила коленки, почувствовав руками резиновые голенища сапог. Стало стыдно – грязными сапогами на табурет. Опустила ноги, но те до пола не доставали, неудобно, застыла.

- Робятки, - снова старческий голос из темной комнаты, - вы как дошли то? Видели чегось?

- Иди к ней, поговори, - сказал Костя, комкая газету для растопки.

- Страшно.

- Чего страшно, хорошая ж бабка, слышно.

Маша слезла с табурета, пошла в комнату. Темно было, хоть глаз коли.

- Тута я, тута, ты садися на койку, садися. Тебя как звать то?

- Маша я.

- А я Дуся, Евдокия. Сколько лет тебе, милая.

- Шесть, - Маша пошла на голос, уперлась в койку ногами, скрипнули пружины.

- Ой малая совсем, совсем еще малая, и такое началося. Я ж тоже девчонкой еще такой же была, когда с фрицем биться начали, ой и страшно же было!

- Мне тоже страшно, - она почувствовала, как теплая большая рука обхватила ее руку, притянула к себе, и Маша села на кровать рядом с бабой Дусей.

- Та ниче, милая, все ж хорошо будет. Господь те не Тимошка, видит немножка. И мене помог и тебя в обиду не даст. Ему, тама, с трона с небес все хорошо видно.

- Баб Дусь, а дядя Федя и Клайд… - ей вдруг, ни с того ни с сего, захотелось сказать что-то обидное, не как раньше – не дразниться, а вот по настоящему обидное и злое, но она сдержалась, остановилась, только тихо добавила, - и баба Вера.

- Доча, ну всяко бывает. Всех людей не убережешь. А Веру то я хорошо помню, она меня младше была, я то уже в девках ходила, когда с ней мамка няньчилась. Такая девчонка бойкая была, глазастая, не уследишь за ней. Егоза!

Скрипнула дверь, раздался голос из кухни:

- А где твоя малая?

- К бабушке пошла.

- Ну и хорошо, мы тут пока… - уже было слышно, как потрескивают дрова в печи, с кухни красновато отблескивало то ли свечой, то ли из открытой дверцы огнем дров.

- Ты, доча, главное не забывай о них, я то вона и мамку и папку своего не забывала, не из злости, - старушечья рука оглаживала по голове Машу, - а потому, что помнить надо, какие они добрые все были, хорошие.

И только тут Маша расплакалась. По настоящему поняв, что и Клайд, и дядя Федя, и баба Вера… что их больше нет, что их больше совсем-совсем нет, что даже потом, когда закончится война, уйдут солдаты и уедут громыхающие танки, их уже не будет в их доме на заимке. Их больше никогда не будет. Она плакала, а не ревела, слезы вытекали сами по себе и плечи не дрожали от этих слез, а бабушка Дуся рассказывала:

- Мне когда тяжко совсем было, когда исть неча была, когда замерзала, я подумаю о маме своей, о папе и знаешь, как обнимут они меня будто, и теплее станет, я и засыпала. А спишь когда, тогда и исть не хочется, вот и спала я куда когда забившись. Тогда большая война была, а я…

Маша сама не заметила как уснула, а может и не уснула, может просто задремала. Она будто продолжала слышать слова бабушки, вот только не понимала их, а рядом с нею на кровати лежал Клайд, и как только втиснулся – светлый какой-то, будто из болотного тумана сплетенный. И баба Вера тоже тут с дядей Федей, только они рядышком сидели, и баба Вера все улыбалась, и тоже гладила, да крестила ее без устали. И Маша все в толк взять не могла, а как это она, баба Вера, такая старушка добрая и была егозой, скорой на всякие шалости.

А посреди ночи заухало где-то, и страшно стало, и изо сна Маша едва не вынырнула, вот только успокоили ее, Клайд голову вскинул, а то ли баба Дуся, то ли баба Вера зашептали что-то доброе, и Маша снова легким перышком кружась, углубилась в сон. И там, в глубоком сне, после выплаканных слез, она увидела как оно есть. Это не солдаты, не злыдни, как те фашисты, а страшный, громадный Черный человек идет по ночным просторам. Он большущий! Он громадный, выше деревьев, и сам он из ночи сделанный. И он огромными ручищами всковыркивает дома, ищет людей. Он не видит, он слепой, поэтому сослепу он и бахает огромными руками, когтистыми черными пальцами, взрывает воронки в земле, распахивает рощи, выдирая деревья с корнями и идет он к городу. А баба Вера и Клайд и дядя Федя – знают, что он далеко, не сюда идет, и потому успокаивают ее, и спать потому можно и греться, и плакать во сне по добрым людям, по доброму своему Клайду, который за всю свою жизнь ни разу никого не укусил, а только лаял, исправно неся дворовую службу…

Х Х Х

Из хутора их отпускать не хотели. Баба Дуся и сын ее уговаривали остаться, а Костя, насупившись, став как-то разом много старше своих восьми лет, говорил:

- Мама будет беспокоиться, - и их отпустили, дав на прощание рюкзак, в который наложили им и сала, и хлеба, и кральку колбасы. И баба Дуся, точно так же как и баба Вера, покрестила их на дорожку. Обнялись, и отправились в путь.

- С ними хорошо все будет? – спросила Маша.

- Хорошо, конечно хорошо, - ответил уж слишком скоро Костя, стараясь не оглядываться в ее сторону, и уже будто себя уговаривая, застрочил скороговоркой, - кому этот хутор нужен? Да никому не нужен. Людей нет, ушли все. Кому он с его двустволкой нужен, да с бабушкой? Нет, никому не нужны. Все с ними хорошо будет. Да точно, точно все с ними…

И замолк. И Маша больше не спрашивала. Только вот она то знала, что Черному человеку без разницы кто, ему бы только найти людей, всковырнуть очередную крышу своей черной лапищей, да найти кого съесть, в пасть себе сунуть. А еще она того дядьку вспоминала, который им сухпаек отдал. Почему он служит этому Черному человеку? Зачем? Не он же такой, он же вон… И не было поэтому у нее на него злобы, как у Кости. Только она этого ему никогда не скажет. Он то вон – он тоже готов служить Черному человеку, он уже тоже, она почему-то это знала, готов убивать и мстить. А Черному человеку это только в радость, ему без разницы – те или эти, ему лишь бы была кровь, развороченные дома, гарь от танков и воронки от взрывов.

Пошел легкий дождик, подул ветер, дорога, чуть подсохшая за прошедший день, стала склизкой и скользкой – идти тяжело. Пошли по траве, высокие венчики которой, насквозь промочили гамаши, налило воды в сапоги, так что стало совсем уж хлюпко в них и холодно, аж пальцы ломило.

- Кость, я замерзла. Устала.

- Я тоже, Маш, я тоже, - говорил он не как мальчишка, а как взрослый, что уговаривает ребенка еще чуть-чуть потерпеть, - Дойдем, где спрятаться можно и там отдохнем.

- Кость, а Кость?

- Чего тебе.

- А ты говори, мне так теплее будет.

- А про что говорить то будем?

- Да хоть про что. Ты что на новый год хочешь от деда мороза?

- Автомат хочу. И патронов чтобы много.

- Нет, Кость, я не хочу про войну.

- А как не про войну, если она кругом.

- А давай, как будто ее нет.

- Я хочу… - было видно, что ему сложно думать не об этом, а о чем то другом, - Хочу, чтобы все враги сдохли! Вот это я хочу!

- А я не хочу. Тот дядька тоже же сдохнет. А он с нами поделился.

- И что?

- Мне его жалко.

- Машка, хватит говорить глупости. Маленькая ты еще, не понимаешь.

- А ты большой нашелся, - сказала она со злобой в голосе и насупилась.

Костя тоже замолчал, насупился. А потом сказал:

- Я хочу чтобы не было войны. И чтобы никто не погиб. Так лучше?

- Да.

- А еще я хочу, чтобы все было по-старому. Чтобы дядя Федя на баяне играл и Клайд танцевал, - он закусил губу, но по всему видно было, что он не заплачет, а только злоба в нем, глаза прищурились, острые стали.

- Я тоже.

- Маш, смотри что, - ткнул пальцем вперед, где над утлой рощицей, противостоя легкому дождику, вспархивал и тут же разметывался ветром, белый дымок, - там, видишь?

- Вижу! – она обрадовалась и захлопала в ладоши, - Пошли скорей! Побежали!

- Пошли, только не беги, устанешь, - и для верности, взял ее за руку.

Они пошли целеустремленно, едва сдерживаясь, чтобы не ускорить шаг, не побежать вперед, не выдохнуться посреди оставшегося короткого отрезка дистанции на сегодня. И вот своротка перед глинистым взгорком, а за ним…

Черный человек прошелся тут прошлой ночью. Догорали, дотлевали разбитые дома, единственная трехэтажка просела, завалилась на бок, выставила напоказ серые, скалящиеся плиты перекрытия, а еще, в грязи, в воронке, разорвавшей полосу асфальта, лежало что-то, лежал кто-то – тело. Мертвое тело, недвижное, омытое дождем, и оттого видное: синяя куртка, синие джинсы, черные волосы, белые руки. И сгоревшая, искореженная, какая-то боевая машина. Тоже мертвая.

- Это…

- Не смотри, - он закрыл собой открывшийся вид, - закрой глаза. Обещай не смотреть.

- Обещаю, - она закрыла глаза, почувствовала, как он взял ее за руки, повел вперед.

Идти с закрытыми глазами было неудобно. Она на чем-то поскальзывалась, обо что-то спотыкалась. Но слово держала – не открывала глаз, жмурилась.

А Костя вел ее в этой темноте, не отпускал руки. Дождь неожиданно прекратился, перестало бросать в лицо порывами ветра холодные капли воды.

- Открой глаза, - она послушалась, увидела, что находится в каком-то полуразрушенном сарае, - сиди тут. Никуда не выходи. Я приду. Хорошо?

- Хорошо, - торопливо кивнула.

И он ушел.

Его не было очень долго и Маша, уставшая за день, уже начала зевать. Ей хотелось встать, и выглянуть наружу, за эту полуразваленную стену сарая, но она боялась того, что может увидеть. Поэтому она смотрела только на свинцовое, затянутое тучами небо, на покосившуюся трехэтажку, что была видна через зев входа.

Когда она уже задремывала, вернулся Костя. Осунувшееся мокрое лицо, слипшиеся от воды русые волосы из под насквозь промокшей вязаной шапочки.

- Пойдем. Только глаза закрой.

- Хорошо.

Она снова закрыла глаза, снова взяла брата за руку, и снова они пошли под дождь. Холодно. Сыро. Противно. И… страшно. Очень страшно. Она как будто чувствовала, как слепые глаза следят за ней, как мертвые белые лица поворачиваются вслед за ними, не отрывая от них холодного взгляда. И они будто осуждают ее за то, что она живая и теплая, а они – мертвые и холодные.

Сначала был скрип калитки, лязг захлопнувшейся за ними железной двери – прошли через ворота во двор дома, потому что дождь все еще не прекращался, а потом скрип двери и тишина, дождь и ветер остались за их спинами.

- Все. Пришли. Открывай глаза.

Они были снова в частном доме. Темные сенцы с парой узеньких вертикальных оконец. Прошли дальше, в дом. Все как и везде, и дом целый. На полу домотканые коврики, один откинут в сторону, на освобожденном под ним пространстве – распахнутый зев подпола, крышка зева рядом. Зев не темный, а подсвеченный снизу пляшущим светом.

- Спускайся.

- Там страшно.

- Там светло. Я свечку поставил.

- А где нашел?

- Тут нашел. Спускайся.

- А может тут останемся?

- Не останемся. Вдруг опять бомбить будут.

Она спустилась вниз по лестнице. Подпол. Маленький, квадратный. Банки и склянки кругом. Свеча поставлена на банку, сгоревшая наполовину, вокруг уже натекло порядочно воска. На полу толстым слоем лежат одеяла, те же коврики домотканые, у стены подушки.

Маша уселась у стены, стянула насквозь промокшую шапку, следом стал спускаться Костя. Только он немного застрял на верху, задвигая над их головами крышку подпола.

- Это все ты? – спросила Маша.

- Да, все я.

- А кто хозяева?

- Какая разница. Они ушли.

- Все ушли? – она уже спрашивала про поселок, а не про дом.

- Да-да, все ушли.

- А много… - она не смогла закончить вопрос, Костя перебил ее.

- Тебе то что? Много, мало. Мы завтра уйдем.

- Я хочу кушать.

- Сейчас поедим, - он взял уже валявшийся на полу рюкзак, раскрыл его. Достал оттуда кральку колбасы, каравай хлеба. Руками разломил кральку, отломил по здоровой краюхе хлеба, - держи, угощайся, не чавкай.

И вдруг, совершенно неожиданно, растормошил ее светлые волосы, улыбнулся ей.

- Кушай, сестренка, кушай.

- А варенье откроешь?

- И варенье открою. Тебе какое? Это, или то?

- В маленькой баночке.

Он взял баночку из под детского питания с полки, с усилием попытался провернуть навинченную крышку. Она не поддавалась, но и он не отступался. И…

- Угощайся, только не обляпайся.

Варенье было вкусным, абрикосовым. Она макала краюху хлеба прямо в банку и запихивала в рот, и то же самое делал Костя, то и дело повторяя: «не обляпайся, малая» и слова эти его были не братскими, а будто папа говорил, да приговаривал. Серьезный такой, и тут же шутливый. Совсем он перестал быть тем мальчишкой, с которым вместе придумывали, как подшутить над мамой, или как вместе дорисовать открытку в подарок на восьмое марта. Совсем другим стал.

- Ладно, давай спать будем.

- Ну еще же совсем рано, - она зевнула так, что даже в глазах потемнело. После сытной трапезы спать хотелось безбожно.

- Раньше уснем, раньше уйдем, - снова металл в голосе, - Раздевайся. Пусть обсохнет немного.

Они улеглись, накрылись одеялами, устроили головы на подушках. Костя поставил банку со свечой поближе, на крышку ее положил коробок спичек, выложил фонарик, которого до того у него не было.

- Тут нашел, - ответил на не заданный вопрос сестренки, - Все, закрывай глаза, давай спать.

Он задул свечу. Маша уснула почти сразу. Сна она не помнила, помнила только что-то доброе, светлое, будто кто-то согревал ее, что-то ей шептал. А потом в ее сон ворвался Черный человек.

Начался обстрел…

Х Х Х

- Костя! – но не было ответа. Только треск, только жар, только пламя вокруг.

Она снова оглянулась на оконце над столом занявшимся уже столом, на бревенчатые полыхающие стены. Рама окна, как решеткой перегородила ей дорогу в ночь за домом, не убежать – не выскочить. От дыма, от гари, от жара ей становилось плохо, кружило голову.

- Костя, - уже почти обессилев, обхватив себя захныкала она. Жар наваливался на ее утлые плечики, сдавливал кольцо вокруг нее. Она плыла, плыла в беспамятство, надеялась на него, потому что тогда пропадет это обжигающее все вокруг, закончится свет, пробивающийся даже за закрытые глаза красным маревом. Она стискивала сама себя, и просила непонятно у кого уже даже не шепотом, а мыслями: «помогите-помогите-помогите-помогите».

- Маша, - тихий голос, будто внутри ее головы, она открыла глаза и увидела дядю Федю. Он сидел рядом с нею на корточках. Добрый, в своей извечной тельняшке. Рядом с ним устроился Клайд, смотрел на нее умными глазами, вскинутые уши.

- А где баба Вера?

- Тут, Машенька, тут солнышко. Ждет она.

- Где…

Слышались какие-то удары, что-то блестящее падало на пол, откуда-то вдруг повеяло прохладой.

- Тут Машенька, - она почувствовала, как кто-то огладил ее по голове, и поняла – баба Вера сзади.

- А Костя?

Кто-то грубо схватил ее, потащил, и видела она , как дядя Федя, Клайд, и баба Вера остаются одни посередь ада горящей кухни, и не движутся никуда. А баба Вера утирает слезы одной рукой, а другой крестит воздух, и все добавляет, как тогда, когда провожала родителей:

- Счастливого пути.

Клайд виляет хвостом. Дядя Федя поднялся, встал, машет рукой, и пламя, сквозь его силуэт лижет стены.

- Баба Вера, - кричала Маша, - Клайд, дядя Федя!

Она вырывалась, а ее тащили, и жгло больно, а потом она вывалилась в ночь, на улицу, и увидела она на фоне звездного неба огромный черный силуэт, чья голова исчезала за призрачным светом ночных облаков – Черный человек уходил прочь. И она провалилась во тьму.

Х Х Х

- Просыпайся, - кто-то нежно потормошил ее, ласково убрал волосы со лба, - Маш, просыпайся.

Она открыла глаза, увидела над собой перепачканное в саже лицо Кости. Кожа его была под сажей была багровая, на лбу пухлела шишка, а еще руки его были обмотаны тряпьем, только кончики пальцев торчали.

- Костик, - она улыбнулась, и чуть не заплакала.

- Костик-Костик, - он белозубо улыбнулся, - вставай.

Она встала, поднялась. Были они чуть в отдалении от дома, бывшего дома – кострища выгоревшего.

- Идти можешь? – спросил Костя, - Ничего не болит? Нормально?

- Да.

- Пойдем. Тут до города уже не далеко. Сегодня доберемся.

Издали послышалась стрельба.

- Воюют, - поморщился Костя, спросил, - Я уж перепугался, ночью, - улыбнулся, - бабу Веру звала, Клайда, плакала.

- А ты…

- Что?

- Ничего.

Она поняла, что он никого не видел, ни соседей их, ни Клайда, ни Черного человека. Он будет ненавидеть врагов, вот только… Надо просто чтобы ушел Черный человек, чтобы все вместе его прогнали – все-все-все. И мама, и папа, и Костя, и тот добрый дядька с сухим пайком, и враги и свои – чтобы он ушел навсегда и больше никогда не возвращался. Вот бы что она попросила у деда мороза на новый год. Прогони Черного человека, прогони навсегда.



Автор Волченко П.Н.

Показать полностью
49

Ведро

Ведро

Славик


Славик оттолкнулся ногами, чтобы зацепиться за последний ящик, и вся конструкция зашаталась, норовя рухнуть.

– Зайка, осторожнее! – выкрикнула мама.

Мальчик бросил вниз хмурый взгляд и ловко втянул себя на вершину ящика. Он немедленно угодил головой в паутину, но стоически стряхнул её с себя. Это всего лишь дома пауков, которые давным-давно умерли. Обрывки белых нитей вальяжно поплыли вниз, вспыхивая золотом в лучах солнца. Один клочок приземлился совсем близко от Эрики, и та взвизгнула, отскочив к стоявшему на полу перевёрнутому вверх дном ведру.

– Трусиха! Ты опять встала слишком близко к ведру! Отойди! – крикнул мальчик своей младшей сестре.

Та огляделась и поняла, что стоит слегка за чертой, нарисованной мелом вокруг ведра.

– Прости. – сказала Эрика тихо и вышла из круга. Было не понятно, извиняется ли она перед братом за нарушение правил, или перед матерью, что отходит.

– Ничего, доча. Всё в порядке. – ответило ведро гулким, но всё ещё узнаваемым голосом матери. Две тёмные угловатые дыры всё так же оставались направлены в сторону величественной пирамиды из ящиков, на которую забрался Славик.

Сверху пирамиды было видно каждый угол чердака, каждый предмет: раскрытые коробки с ёлочными игрушками, дряхлую тумбочку, огородное чучело без головы, сломанную радиолу, какие-то тряпки, кривые и разбухшие вещи, что перенесли сюда ещё год назад после потопа в подвале. И ничего по-настоящему полезного. От всего этого хлама чердак казался маленьким и жалким. Славику не хотелось думать, что эта пыльная деревянная коробка теперь представляет собой весь их мир. Мир, в котором почти не осталось неисследованных мест, куда можно было бы сбежать. Он отвернулся к маленькому окошку, к которому его так долго не пускала мать.

"Там не на что смотреть. Тебя никто не услышит" – говорила она.

Славик выглянул в окно. Снаружи был чудесный летний день. Ни облачка на голубом небе. Это значит никакого дождя, и о планах набрать хоть немного воды можно забыть. Окошко оказалось довольно высоко, и увидеть, не разбивая стекла, что делается возле входа в дом было невозможно. Но Славик отчётливо слышал какое-то грузное брожение где-то совсем близко – словно тяжелый мешок то тащат по мокрой траве, то протискивают через густые кусты.

Зато соседний двор был как на ладони – с фанерным домиком и бочкообразной "мобильной" баней. Посреди двора стоял их престарелый сосед и поливал огород. Голое по пояс тело мужчины выглядело измождённым, а кожа была болезненно красной от многочисленных солнечных ожогов. Одной рукой сосед держал ярко-зелёный шланг, поливая мессиво из гнилых саженцев и земли. Одну из погружённых в эту грязь ног крепко держала широкая и тонкая ладонь, ощетинившаяся пальцами, как яблоко червями. Её запястье уходило глубоко в землю.

Свободную руку мужчина вскинул в приветственном жесте и посмотрел прямо на Славика. Его распухшие от ожогов губы двигались. И хотя мальчик не слышал голоса, ему казалось, что он может разобрать слова по движению губ:

"Ну... что... там..." – казалось повторял сосед снова и снова, как в нелепой пантомиме.

– Ну что там? – спросила мама, и Славик вздрогнул от звука её голоса.

– Ничего. Там никого нет – ответил он.

– Я же говорила. Я бы никогда не стала вам врать.

"Стала... вам... врать..." – повторил сосед, и его слепые глаза заблестели от влаги.

Мальчик отвернулся от окна и стал осматривать ящик, на котором стоял, в поисках хоть чего-то полезного. Вся пирамида продолжала раскачиваться от каждого движения. Мелькнула мысль оттолкнуться от стены и сбросить всю эту махину прямо на ведро. Может это их и не спасёт, но хотя бы... хотя бы... Но он знал, что этого не сделает. А что, если Эрика бросится защищать ведро? А если пол провалится, и они все вместе рухнут туда, где больше никого нет? Доски такие старые и скрипучие, мама же как-то пробила их в тот день... В тот день, когда тётя Лида затолкала их на чердак. И сколько бы он не называл её ведром, это всё ещё была его мать.

Что-то привлекло его внимание, какой-то предмет. Славик склонился в щель между стеной и ящиками. Пришлось лечь на живот, чтобы дотянутся и схватить предмет обеими руками. Он потянул изо всех сил, чуть не обрушив всю конструкцию – теперь уже по неосторожности.

– Зайка, что ты там делаешь? Выбирайся оттуда!

Облегчённо выдохнув, Славик поставил рядом с собой очень знакомую картонную коробку с зелёной полосой. Он поспешно оторвал верхний лист и достал на свет совершенно нетронутую металлическую банку.

– Вау-вау-вау! Персики! Обожаю персики! – Эрика запрыгала на месте так, что заскрипели доски.

– Да, тут ещё пять таких банок – сказал Славик, и сам удивился тому, что улыбается.

– Так много? Да этого нам хватит... нам хватит... на целый год! – последнее девочка выкрикнула и запрыгала ещё выше.

– Доча тише, тише. Не надо так прыгать! – ведро задрожало и повернулось отверстиями к девочке.

– Рика, перестань! – крикнул Славик, предчувствуя беду, и попытался спуститься. Ящики раскачались ещё больше, и мальчик едва не упал. Чтобы не полететь вниз, он схватился за края, выпустив банку. Та приземлилась боком на ярус ниже и покатилась, лениво переваливаясь через очередной край и снова падая, как по разноразмерным ступенькам. Все на чердаке заворожено следили за её движением, пока банка не приземлилась на пол и остановилась, наткнувшись на перевёрнутое ведро.

В наступившей тишине отчётливо слышалось, как один край ведра скребёт по доске, пока другой задирается вверх. Пол под ведром был мокрый, и тонкая струйка прозрачной жидкости немедленно устремилась к ближайшей щели. Худой и мучнисто-белый палец медленно выполз из-под ведра и щелчком оттолкнул банку в сторону. Затем он снова спрятался в густую тень, и ведро опустилось на место.

– Я очень горжусь тобой, Зайка – сказало ведро ободряющим голосом – Вам этого хватит, пока не придёт помощь.

Славик молча кивнул и стал аккуратно спускать оставшиеся банки.

Сегодня вечером он начертит новый круг – больше прежнего.

Персиков им хватит почти на неделю.

Банки, уже совсем не с персиками, он будет бросать в соседа, пока будут силы.

К тому времени, как пойдёт первый дождь, они разучатся считать дни.


Эрика


У мамы рак.

И нет, это не значит, что она прячет рака за пазухой, как котёнка. Или что рака будут готовить на ужин. Бывают и другие значения для этой фразы. Когда у слов есть много значений, взрослые называют это игрой. У взрослых в основном не очень весёлые игры, но Эрика всегда с готовностью принимает их правила.

Почему мама теперь не ходит на работу? У мамы рак.

Почему мама так часто отдыхает? У мамы рак.

Почему тётя Лида приехала и живёт теперь с нами? Глупенькие, вам же сказано – у мамы рак!

В это простое и короткое объяснение укладываются все те странные вещи, что теперь происходят. Хоть рак и не за пазухой, но он и правда прячется... где-то внутри мамы. И как многие дети в садишной группе Эрики, он не может сидеть там смирно, как того требуют правила пряток, и периодически его становится видно. По выпавшим волосам и побелевшей коже, по красным глазам и дрожи в голосе. Если мама не находит слов, значит их украл рак. Иногда его голос слышно за голосом мамы, когда она теряет терпение или плачет.

Потому когда однажды утром Эрика увидела в конце коридора мамину руку, она не испугалась. Да, это странно. Но можно понять – ведь у мамы рак.

Поверх первой проползла вторая рука, таща за собой обвисшую как тесто складку кожи. Эрика уже привыкла видеть что-то похожее, когда мама забывала прикрыться. Кожи у мамы одновременно много, и она ужасно худая, как выброшенная в мусорку куриная шкурка.

И только когда из-за угла показалась третья рука, в голове девочки проскользнула мысль, что может быть... может быть раку наконец надоело прятаться.

– Мамочка? – спросила Эрика и сделала неуверенный шаг вперёд к извивающимся рукам.

Кто-то схватил девочку с такой силой, что ей не хватило воздуха для крика. Мир вокруг затрясся и побежал прочь, унося с собой мамины руки, которых становилось всё больше.

– Лида-а-а-а! Верни моих детей! – кричал рак, словно бы отовсюду, и за его голосом не слышалось мамы.

Тётя Лида держала Эрику так крепко, что было не вздохнуть. Славика она тащила, забросив на второе плечо. Эрика никогда не думала, что тётя способна поднять их обоих, да ещё и бежать при этом. А бежала она так, словно больше ничего в этой жизни не осталось, кроме отчаянного побега.

В первые мгновения чердак показался чёрным как подвал, и в испуге Эрика попыталась упереться в край проёма. Но Славик толкнул её в спину и залез следом. Крышка люка захлопнулась раньше, чем тётя успела договорить:

– Спрячьтесь! Я вернусь за вами!

Со временем на чердаке стало светлее, но тётю Лиду Эрика больше не видела. Казалось, они сидели наверху целую вечность – не двигаясь, почти не дыша. Каждый раз, когда Эрика пыталась задать вопрос, Славик до кислой боли зажимал ей рот. Раньше она не знала, что его глаза могут быть такими большими и такими серыми.

Вопреки обещанию, за ними пришла не тётя, а мама. Её странная, грустная голова проломила доски и застряла, больше не пытаясь двигаться. Мамины глаза были такого же цвета, как у Славика, и почти такими же испуганными. Первые сказанные ею слова походили на сдавленное сипение – обломки досок давили ей на горло, тонкие щепки глубоко застряли под полупрозрачной, обескровленной кожей.

– Славик, Зайка, найди чем меня накрыть. Поскорее...

Славик не только накрыл маму ведром, но и запретил подходить к нему близко, отчертив большой круг мелком. Мама не была против. Она стала на удивление спокойной и рассудительной. Когда она говорила, слышался только её голос. Она рассказывала какие вещи где находятся, советовала как поступать с немногими запасами, что нашлись на чердаке, поддерживала и ободряла.

Единственное, что она категорически запрещала делать – это спускаться вниз. Ни через люк, ни через окно – как бы плохо не стало, как бы скучно не было, как бы стыдно не было ходить в туалет в банку... Спускаться вниз нельзя. Славик принял это требование без объяснений, словно он понимал гораздо больше. Что тоже естественно – он старший брат, ему положено почти понимать взрослых.

По ночам Эрике казалось, что она слышит, как мама снизу трогает потолок своими руками, как шепчет в полусне, как выстукивает, выцарапывает сотнями ногтей одно лишь "Простите меня. Простите меня. Простите." Эрика понимала, за что извиняется мама. Рак должен был убить её. И это тоже своего рода игра, в которую играют все взрослые. Кто умрёт последним. И, по какой-то дурацкой случайности, мама больше не может проиграть. Наверное, очень обидно выигрывать в такую игру, где некому будет поздравить тебя с победой.


Ведро


Когда она спросила, чем они будут заниматься вместе, дети ей не поверили. Она так редко проводила с ними время, что они уже перестали надеяться. Сделать пугало попросила Эрика – птицы портили те немногие растения, что они успели посадить, пока работа не сожрала всё свободное время.

Палок и старой одежды в доме было полно. Голову же решили сделать из ведра, в котором уже имелась одна рваная дырка. Как оказалось, сделать вторую такую же очень непросто. Не смотря на все предосторожности, она всё же раскроила себе ладонь. Нужно было видеть взгляды коллег, когда на каждое совещание и каждую встречу с клиентами она приходила с перебинтованной рукой.

Она хотела быть с детьми. Хотела больше, чем сходить и провериться, почему рана так долго не заживает. Но ни на то, ни на другое у неё не было времени. Она потеряла сознание на очередном совещании, а очнулась уже в больнице. Когда ей сказали, что времени у неё осталось еще меньше, чем раньше, она не плакала. Тогда у неё ещё были силы и воля.

Её выписали под присмотр сестры. Лида говорила, что в этом есть свои плюсы. Можно больше времени проводить с детьми, пока идёт выздоровление. И то и другое оказалось ложью. Она только и могла, что сидеть у окна и смотреть, как злобные птицы правят бал на её бесплодной земле. Никому уже не было дела до пугала, даже детям. Будь её воля, она бы встала посреди участка и сама отгоняла проклятых тварей, не давая им садится. Пока они не свалились бы от усталости. Но единственный, кто теперь валился от усталости – это она. И, может быть, Лида, которая безропотно тащила на себе всю их семью. Раньше казалось, что Лида не может поднять даже себя. Это, как и многое другое, оказалось заблуждением.

В ночь, когда её стало много, она думала о том, чего действительно хотела в жизни. О том, как мечтала быть с детьми, но почему-то всегда находила повод не делать этого. Сначала нужно сделать это, а потом другое. Нужно подготовить, нужно обеспечить, нужно позаботиться. И ей никогда не приходило в голову, что нужно быть матерью. А именно этого она не умела и стыдилась, как смертельного недостатка.

Оказалось, что в жизни есть гораздо более смертельные вещи.

В ночь, когда её стало много, ей снились птицы. Она смотрела на них тысячью глаз и отгоняла десятью тысячами рук. Она защищала не себя, не свою землю, не своё больное тело. Она защищала своих детей, которых спрятала где-то в глубине себя, там где твёрдые и холодные клювы никогда не найдут. Душой и телом она вернулась к тому моменту, когда действительно могла считаться полноценной матерью – пока дети ещё были в её утробе.

Она проснулась счастливой, в предвкушении воссоединения. Теперь её действительно было много. Она могла быть одновременно везде. Даже в самых страшных мечтах, она не представляла такого буквального исхода. Её обезумевшее тело устремилось сразу во все стороны, и ей понадобилась вся её воля, чтобы остановиться. Чтобы вспомнить – она снова делает что-то не так. Она видела это в грустных, испуганных глазах Славика. Слышала в мыслях Лиды, чьи страх и негодование так и не смогли до конца раствориться, как это сделало её тело.

Когда-то воля позволяла ей идти вперёд. Та же воля теперь не давала ей сделать последний шаг. Хотя бы так, хотя бы в оставшиеся несколько дней, она была вместе со своими детьми и наставляла их в новом ужасающем мире, который тоже стремительно становился ею. Раньше она избегала быть с детьми, теперь собственное тело лишило её возможности побега.

Со временем у Славика и Эрики стало намного больше матерей. Две, пять, десять... Им стало так тесно и одиноко внизу, что когда они прижимали свои лица к потолку и шептали о любви и прощении, их губы рвались в клочья, а зубы царапали окровавленные доски. Все они тоже хотели быть с её детьми... со своими детьми.

Дети. Они были ещё живы, когда ни воля, ни доски уже не могли сдерживать напор материнских объятий. Их измождённые голодом и жаждой тела ещё продолжали дышать, когда нежные и крепкие руки закрыли каждое окно, каждую щель, каждое незаметное отверстие. Когда пол задрожал и выплюнул последние гвозди, смазанные её кровью, тела Славика и Эрики ещё были способны чувствовать материнское тепло, обволакивающее весь мир словно утроба. Но кричать они уже не могли, да и не стали бы. Даже в этом возрасте они понимали, что их время пришло... как приходит мама после долгого рабочего дня, чтобы успеть уложить спать.

Кошмар закончился не пробуждением, но гораздо, гораздо более крепким сном.

Забвение, как долгожданный праздник, они встречали подобно настоящей семье – все вместе.

Показать полностью
36

Ты, плесень

— Смотри, — Яуза поддевает покрышку носком ботинка, и она лениво переворачивается.

Саня подходит, пыхая сигаретой.

— Чё там?

— Плесень. Смотри, как проело.

— А красивая! Цвет что надо.

— Мерзость, — кривится Яуза, — Её бы сжечь...


Они возятся в гараже на окраине Королёва. Гараж принадлежал Саниному деду, дед помер — вот наследник и пришёл, чтобы разобрать вещи. И Яузу с собой для компании прихватил.


Теперь тот стоит и, подняв брови, смотрит на Саню, который опускается на корточки и осторожно, как зверька, гладит пушистую плесень. К горлу Яузы подкатывает тошнота. Он вдруг чувствует гнилой, странно знакомый запах. Поднимает взгляд и приглядывается к стенам. То, что он видит, заставляет его тут же надеть строительный респиратор.


Мягкая бурая губка плесени выглядывает из металлических стыков, карабкается по инструментам и верстакам. Яузу передёргивает от отвращения.


Яуза — человек хороший, но немного больной. Так, по крайней мере, говорят. Дома у него все разложено в фанатичном порядке. Книжки стоят по алфавиту, по размеру и иногда по цвету. Пыль с полок он вытирает, смочив тряпку в растворе хлорки. Унитаз моет через день. Протирает мобильник спиртовой салфеткой. Сейчас, стоя в духоте “ракушки”, он не понимает, почему согласился пойти. Ожидал, небось, что здесь будет только пыль да ржа…


Вздрагивая от омерзения, он подходит к Сане и хлопает его по плечу. Тот уже склонился над верстаком, оглаживая плесень нежными движениями пианиста.


— Саш, это нужно уничтожить, — тихо говорит Яуза, — Надень респиратор… Этим нельзя дышать.


Саня с ухмылкой поворачивается. Он крупный, плотно сбитый, уже лысеющий. Разница в возрасте у них небольшая, но Яуза из-за худобы выглядит лет на двадцать, а Саня в свои тридцать три — на все пятьдесят.


— Хрень какая, — фыркает он, — “Уничтожить”? Ты сдурел, Яшка. Посмотри… — он вдруг делает резкий выпад и хватает соседа за капюшон толстовки. Яуза вскрикивает.

— Саша!

— Посмотри, — мужчина толкает его лицом в верстак, и Яуза выставляет руки, чтобы не ткнуться носом в плесень. Из его груди вырывается вопль.

— Посмотри, как цветет!

— Господи! — вскрикивает Яуза и выныривает из захвата, — Ты долбанулся?


Сосед насмешливо глядит на него, по-птичьи наклонив голову.


— Но красиво же, — басит он, — Посмотри!


Яуза нервно ухмыляется. Когда Саня выпьет (а он уже выпил, это ясно, как божий день), его начинает крыть. Яуза даёт себе слово больше никуда не ходить с этим человеком.


А пока всё это нужно сжечь. Он наклоняет голову к плечу, повторяя жест соседа, и смотрит в угол, где стоят канистры с бензином. Одна уже вскрыта. Интересно, там что-нибудь осталось? Он подходит, берёт канистру и взвешивает ее в руках. На верстак и покрышку должно хватить.


— Что это ты делаешь? — с подозрением спрашивает Саня.

— Помоги-ка мне. Полей…

— ТЫ КАКОГО ХЕРА ДЕЛАЕШЬ? — вдруг ревёт мужчина. Яуза замирает с ополовиненной канистрой.

— Тут всё надо сжечь. Изолируем огонь песком. Сожжём тут, я не знаю, где ещё это можно…

— Отдай! — вопит Саня и бросается к Яузе. Тот вскрикивает и роняет бензин.


Всё происходит очень быстро.


Колёсико зажигалки чиркает почти беззвучно — бензин вспыхивает громче. Саня орёт, больше от злости, чем от боли. Он вступил в горящую лужу, и теперь огонь начинает взбираться по его ногам…


Дома Яуза закрывается на все замки. От тошноты раскалывается голова, но рвота не идет. Сидя на полу перед унитазом, он закрывает лицо руками. Опять поджог. Снова. Это всё страх. Паника… Сашка получил ожоги, но он сам виноват. Сам виноват.


Всхлипывая, Яуза раздевается. Одежда отправляется в таз. Нужно больше хлорки. Жалко, ей нельзя промыть нос — запах, кажется, поселился внутри. Плесень осталась на любимой толстовке. Бурые споры пятнают рукав и капюшон. Яуза безжалостно заливает одежду “белизной”. Его трясёт.


Через пару часов раздается звонок в дверь.


На пороге стоит полицейский наряд. Тот, что звонил, выглядит устрашающе — у него военная выправка и острый, как иголка, взгляд.


— Яков Николаевич?

— А почему, собственно…

— Вы знаете, почему, — перебивает мент, — Пройдёмте.


Они садятся в машину. Полицейские хранят хищное молчание.


— Ты зачем поджог устроил? — спрашивает мент, который звонил в дверь. Он сел сзади, рядом с задержанным.


Яуза не поворачивается, тупо глядя на дорогу. Они выезжают из двора, и соседская бабулька крестит их машину.


— Соседа спасал, — тихо отвечает он, — Саня спорами надышался.

— Спорами? — повторяет мент. В его голосе слышится неприкрытая ирония.

— Напился до чертей, — продолжает Яуза, — Я психанул.

— Психанул... — говорит собеседник, — Ты, плесень…

— Простите? — Яуза вздрагивает и, наконец, поворачивается.


Мент смотрит на него в упор. Выглядит он как-то не так, как должен выглядеть полицейский. Яуза тревожно смотрит ему в лицо, пытаясь понять это несоответствие.


— Плесень, — повторяет мент. И тут Яуза замечает, что воротник его рубашки покрыт чем-то тёмным.


Невыносимый запах внезапно сжимает ему лёгкие, как рука, и из горла вырывается сдавленный стон.

В машине пахнет так же, как в гараже.


Пахнет гнилым мясом.

Показать полностью
15

Когда загорятся фонари. Часть 2

Когда Марго проснулась, на улице уже было темно. Она проверила свой мобильный - 15 пропущенных звонков и сообщение от Мика. Он просил перезвонить ему, когда она проснётся. Марго набрала его номер, но тут раздался звонок в дверь. В полутьме она нашла выключатель и зажгла свет в квартире. За дверью стоял мужской силуэт

- Кто там?

- Марго, открой, это я

Мик не дождался её звонка и приехал к ней домой.

- Почему ты не отвечаешь на звонки? - со злостью спросил он - Я начал переживать за тебя.

- Я просто крепко спала, не нужно на меня злиться

Мик по-хозяйски прошел мимо неё на кухню и уже ставил чайник, когда она догнала его.

- Кофе будешь?

Спросил Мик

- Вообще-то это моя квартира - огрызнулась Марго, садясь за стол. Мик ничего не сказал, просто достал две чашки и поставил на стол. Налив кофе себе и Марго он устроился за столом напротив нее.

- Ты ничего не хочешь мне объяснить?

- Что именно ты хочешь узнать?

- Не прикидывайся глупой, Рит, ты знаешь о чём я.

Она ненавидела, когда её называли Ритой и он сделал это специально.

- Я знаю ничем не больше тебя.

- Значит рассказывай о том, что знаешь. Где ты нашла эту книгу?

- Книга! Черт, мы оставили её там!

- Да черт с ней, с этой книгой. От неё, как видишь, одни проблемы. Ты ещё не знаешь о сегодняшних новостях. Два человека погибли по непонятным причинам и это произошло как раз в то время, когда мы с тобой вызывали ту нечисть.

- О, Боже! Я не думала, что это вообще сработает и, уж тем более, нанесет вред.

Марго закрыла лицо руками и заплакала, она понимала, что все эти люди действительно погибли из-за неё. Когда она успокоилась, то не могла поднять взгляд и посмотреть на Мика, в то время как он просто прожигал её взглядом.

- Прости, я не думала, что всё выйдет так. Я просто хотела как в детстве, помнишь, я... я... просто не

- Просто не думала о последствиях - закончил за неё Мик

- Так. Всё. Рассказывай откуда книга и что это было.

- Я нашла эту книгу на каком-то сайте в интернете, какой-то дед продавал её, и я купила для коллекции. Я несколько лет назад начала изучать эту тему и собирать книги для себя.

- Собирайся, поехали

- Куда, ты с ума сошёл?

- С тобой точно сойдешь! К деду твоему поехали. Адрес помнишь?

- Да, он записан у меня в ежедневнике.

- Жду тебя внизу через 10 минут.

Марго собралась как можно быстрее и, прихватив ежедневник, спустилась вниз. Мик сидел в машине с закрытыми глазами и курил сигарету.

- Тебе не кажется, что ты слишком много куришь?

- А тебе не кажется, что ты втянула нас в черт пойми что?

Марго прикусила губу и села в машину.

- Ну, говори куда ехать.

- А, да-да, Проспект Солидарности 8 корпус 3

Всю дорогу они ехали молча, только иногда на светофоре Мик нервно чиркал зажигалкой. Марго это раздражало, но она решила промолчать, чтоб не нарываться на грубость.

Когда они приехали на место, на часах уже было за полночь.

- Ты уверен, что в такой час можно беспокоить пожилого человека?

- Не можно, а нужно! Показывай куда дальше.

- Первый подъезд, 17 квартира

Марго было не по себе и жутко неудобно, что они вот так ночью без предупреждения врываются к человеку, но Мика все-равно не

остановить.

Минут 20 они безрезультатно звонили и добили в дверь, никто не открывал. Их стуки разбудили соседей и на лестничную площадку взглянула соседка из квартиры напротив.

- Вы с ума сошли, чего вы долбитесь?

- Извините, уважаемая, подскажите, ваш сосед дома?

- Какой ещё сосед? Вы умом тронулись?

- Я была здесь месяц назад, здесь жил дед, как же его звали... Кажется Алексей Семёнович или Сергеевич.

- Девушка, ещё раз вам повторяю, здесь уже лет 40 никто не живёт и никакого Алексея Семёновича-Сергеевича здесь нет и не было, тем более месяц назад.

- Извините за доставленные неудобства

Попытался сгладить атмосферу Мик и взяв Марго за локоть потащил на выход.

- Ты перепутала адрес ?

- Нет, сам посмотри, вот записан.

- Хмм, точно, адрес верный

- Ты уверена, что здесь была?

- Я не сумасшедшая, прекрасно помню где я была, с кем и когда. И дед этот точно был, мы с ним еще разговаривали и чай пили.

- Тогда почему соседи не знают о его существовании?

- Я не знаю

Крикнула Марго и снова заплакала. Мик усадил её в машину, сам решил пройтись вокруг дома и попробовать забраться на второй этаж, где находится квартира "деда". Его не было около часа, Марго начала сильно переживать и уже собиралась звонить ему, как вдруг, как будто из-под земли, рядом с машиной оказался тот самый дед. От неожиданности Марго взвизгнула и покрылась мурашками.

Дед стоял и пристально смотрел на неё, она боялась даже пошевелиться. Он всё стоял и смотрел, потом покачал головой угрюмо и в её ушах прозвучал шепот: "Я же тебя предупреждал". Марго закрыла глаза, заткнула руками уши от страха и тут в стекло постучались. Она закричала от испуга, но это был только Мик.

- Ты чего орёшь на весь двор?

- Ты меня напугал - солгала Марго

- Смотри, что я нашёл. Это он?

Мик протянул ей фотографию на которой был изображён тот самый дед, женщина и трое детей.

- Да, это он, где ты взял?

- Нашёл в той квартире.

- Так нельзя, это преступление - начала отчитывать его Марго

- Можно - резко оборвал её Мик.

- Переверни фото

Марго дрожащими руками перевернула фотографию, там стояла дата 6 июня 1963 года

- Не может быть... - ахнула Марго

- Это ещё не всё, я нашёл газетные вырезки, год на них тот же. Держи.

Заголовок гласил: "18 июля 1963 года Алексей Семёнович Вяземский по неустановленным причинам убил свою жену и трёх своих детей и покончил с собой..." Дальше читать уже не было смысла. Марго сидела в оцепенении.

- Судя по квартире там никто не живёт уже достаточно давно, но я нашёл ещё кое-что, смотри - Мик протянул телефон с фотографией, на фото был старый шкаф, весь в пыли, кроме пустого места, где, по-видимому, раньше стояла книга.

- Скажи честно, ты её украла?

- Я тебе уже сказала всё, книгу продал мне этот старик...

- Ага, только ты не учла, что он давным-давно покойник.

- Не учла? Я тебе в который раз повторяю, книгу мне продал старик! И ещё...

- Что ещё?

- Я его сейчас видела?

- Где? Когда?

- За пару минут до твоего прихода, он появился как будто ниоткуда и стоял перед машиной, смотрел на меня. А потом...

- Что потом? Говори, давай, не тяни.

- Я и говорю, не перебивай меня. Потом он смотрел на меня в упор, покачал головой и я услышала шепот. Он сказал... он сказал: "я же тебя предупреждал" - закончила Марго и снова закрыла лицо руками и зарыдала.

- Ты знаешь о чём идет речь?

Всхлипывая Марго просто кивнула.

- Понятно, так разговор у нас не пойдёт, поехали домой, отдохнём и поговорим.

Показать полностью
403

Убежище 215

Рюкзак неплохой. Крепкий. И нести удобно. Сперва Михаил предпочёл бы рамный, а не эту поделку для студентов, но выбирать не приходилось. А сейчас привык. Да и сколько тех вещей-то с собой, чтобы таскать туристский...

- Дядя Миша, нам долго ещё идти? - Светка похожа на грушу в огромной взрослой куртке, обвисшей на узких плечах. Сверху торчит увенчанная зелёной шапкой с помпоном голова. Так наряднее, что ли? Или чтобы шрам, стекающий от макушки через лоб почти до правого глаза, скрыть?

Кто их, девок, разберёт.

- По плану восемнадцать километров. Шестнадцать точно прошли, считай сама, - строго отвечает Михаил. Нога перестала болеть и теперь просто опухла, напоминая о себе жжением где-то под кожей, от колена и ниже. - Устала?

Светка вздыхает, высовывает из слишком длинного рукава кончики пальцев и поднимает воротник, почти спрятав лицо.

- Ну да... - жалобно тянет она оттуда, из глубины. - И есть хочу.

- Скоро деревня, судя по карте. Озерки какие-то. Там поедим.

- А дадут? - Светка высовывает любопытную мордочку наружу. - Даже не верится.

- А мы заплатим! - в тон ей отвечает Михаил и через силу улыбается. Идти ещё километра полтора, а нога как бревно. Не чувствует, как наступает, только щиплет изнутри. Он удобнее перехватывает палку, опирается всем телом и ковыляет дальше. Светка идёт следом, иногда оборачиваясь на оставшиеся позади кусты, растущие вдоль лесной дороги.

С момента их встречи уже неделя. Семь суток. Раньше она отмеряла дни как привыкла в школе - по дневнику: три дня столбиком слева, три - справа. Воскресенье в уме. Теперь о дневнике пришлось забыть, как и о многом другом, но привычка осталась.

Михаил нашёл Светку в подвале разрушенного дома. Над землёй торчали послевоенные абстрактные скульптуры - бунтующий железобетон a la naturel, а внизу было прилично: лежанки, сбитые из остатков мебели оттуда, сверху. Почти целый стол с неведомо как уцелевшей керосиновой лампой. Очаг, аккуратно выложенный из кирпича. Даже дым наверх уходил не через дверь, а в огрызок трубы в потолке.

По дымку он и нашёл убежище.

Внутри были проблемы: два парня лет по двадцать, точнее Михаил определить не смог. Да и не сильно хотел, потому что пришлось почти сразу стрелять. Добрым словом и пистолетом можно добиться больше, чем только словом... Как обычно, в общем. Особенно когда ты немолод, крепко хромаешь на левую ногу и просишь просто ночлега, а в ответ рискуешь быть напластанным двумя ножами сразу. Хорошо, ствол достал ещё за дверью. И патрон дослал.

- Дядя Миша, там впереди есть кто-то! - Светка прижимается к нему сзади, выглядывая из-под руки. - Переждем?

Вот лучше бы да. Переждать. Пистолет, аккуратно почищенный и завёрнутый в промасленную тряпку, лежал в рюкзаке. Выкинуть жалко, патронов в магазине уже нет. Один в стволе, но это не вариант. Если что, отбиваться палкой, то есть, считай, ничем.

- У тебя зрение получше, Светка, кто там есть-то? - он щурится, оттягивая пальцем край глаза, но смиряется: с минус четыре без очков видимость никакая. Шевелится кто-то метрах в ста, а кто и зачем - загадка.

- Три мужика. Без оружия, вроде. И тётенька. Похоже, дерутся, но сама не разберу.

«Тётенька»... Впрочем, с высоты Светкиных тринадцати лет все, кто старше - тётеньки. И дяденьки. Кроме тех двух уродов, что насильно держали её в подвале за прислугу и подстилку. Тех она так и назвала тогда - уроды. Когда помогала трупы оттащить в развалины.

- Если без оружия... - Михаил задумывается. - Пошли поближе, может, договоримся.

Пока они дошли, двое мужиков уже прилегли отдохнуть после метких ударов «тётеньки». Судя по лужицам крови, прилегли надолго. Без медпомощи, скорее всего, навсегда. Третий держится - то ли сильнее остальных, то ли просто осторожнее. Толстый, но быстрый. Оружие, кстати, у обеих сторон конфликта есть - мясницкого вида тесак у мужика и узкий, видимо, военный нож у девушки. Толстяк сопит и время от времени с надеждой оглядывается на павших друзей - не помогут ли?

Вряд ли. Михаил, хоть и не врач, но насмотрелся за эти полгода всякого. Если бы раны были легче, хоть уползти бы попытались. А они лежат кулями, один, похоже, и не дышит уже.

- Пошли вон! - шипит им со Светкой девушка, умело оттесняя оставшегося врага к деревьям. Похоже, третий проигравший на подходе, вопрос времени.

- Мы мимо, мимо... - мирно говорит Михаил. - Не наше дело. Светка молча сопит рядом. Видно, что манера обращения девушки с ножом её зацепила. Понравилась.

- А меня научите? - вдруг спрашивает Светка. Девушка на мгновение отвлекается и тут же получает резаную рану на руке. Неглубоко, но неприятно.

- Вот ты, сука! - Мужик, ударив, чуть расслабляется и сразу платит за это: прямой в грудь, с огромной силой, даже хрустнуло что-то под лезвием.

Девушка выдергивает нож и сразу отскакивает, настороженно глядя, но волноваться не о чем. Сперва падает тесак из разогнувшихся пальцев. Потом и сам толстяк тяжело заваливается вперёд.

- Ты, вонючка, чего отвлекла меня? - ворчит девушка на Светку. - Чуть не прирезал...

Она аккуратно вытирает нож о спину павшего воина и суёт в обнаружившиеся на поясе ножны.

- Вы можете меня научить? - повторяет Светка, зачарованно глядя на победительницу. Михаил чувствует себя лишним здесь и сейчас, но молчит. Пусть спросит.

- Зачем это мне? - спрашивает девушка. Вблизи она даже для Светки не тянет на тётеньку. Двадцать три. Четыре?

- Мы вам заплатим, - уверенно отвечает Светка. - Да, дядя Миша?

Михаил пожимает плечами. Сама спросила, сама решает, посмотрим, чем дело кончится.

Девушка подтягивает ремень с ножнами, топает ботинками, стряхивая с них комья грязи после танца с ножом, застегивает доверху «молнию» на короткой куртке. Движения быстрые, привычные.

- Вы двое - дурачки, да? Блаженные? Таких и грабить жалко. А придётся! - она подходит вплотную к Михаилу. Чёрт, даже палкой не ударишь, замаха нет... - Давай, что есть ценного, и уматывайте!

Глаза у неё страшные. Серые, прозрачные, немного навыкате. Обычные девичьи глаза, но внутри ощутимо плещется безумие. Михаил понимает, что этой - он ничего не сделает. Не успеет. И отдать-то нечего, Светка же не то имела в виду...

- Тётенька, да у нас нет ни хрена, - Светка скользит из-за плеча и встает рядом с ним. - Мы зато маршрут знаем. До Убежища.

«Ох ты ж, коза! Кто тебя за язык тянул...».

- До какого? - явно разбираясь в вопросе, спрашивает девушка. Сумасшествие в зрачках сменяется лёгким интересом. - Номер знаете?

- Двести пятнадцать, - тихо говорит Михаил. Лёгкий интерес сменился активным. - Но я только на память, карты нет...

Это сразу надо сказать, чтобы не забрала все шмотки в надежде дойти самой. С неё станется. Такие по трупам не то, что ходят - танцуют.

- Кодированный? - спросила как сплюнула. С пренебрежением. Ну и чёрт с ней, не важно. Он не обидчивый.

- Да. Я, собственно, и не военный. Я бухгалтер. Просто так получилось...

- Не имеет значения. Далеко идти? - тон армейский, командный. Кто ж ты есть такая?

- Девяносто километров. Плюс-минус. - Михаил осторожно выдыхает, поняв, что весь разговор почти не дышал. Напугала она его, напугала, что тут говорить. - Я направление знаю и расстояние. Остальное... Ну, по мере приближения. Всплывает в голове, само по себе как-то.

- Знаю такую технологию. Пошли вместе, - приказывает девушка и суёт ему узкую твёрдую ладонь. - Виктория. Спецназ генштаба ВВС.

- Михаил, - он жмёт ей руку. Как кусок доски, обтянутый шершавой кожей. Рукопашница, сто процентов, жал он уже такие руки. В прошлой жизни. С тех пор насмотрелся и военных всех видов. Танкистов без танков видел, ракетчиков без ракет тоже. Спецура от летчиков в лице милой барышни посреди леса уже не удивляет.

- Светка, - представляется его спутница и шмыгает носом. Нос розовый, кроличьего оттенка, острый как морковка.

- В Озерках отряд стоит, эти вот... - Виктория машет в сторону лежащих. - Оттуда. Обойдём по лесу, и ночевать там придётся, есть одно место. Плюс транспорт, если повезёт завести.

- А чего - отряд? Самооборона? - растерянно спрашивает Михаил.

- Охотники, - плюёт Виктория. - Вёртышей ловят, придурки. Ни оружия, ни ведуна своего... А тут я. Нет оборотней, так хоть потрахаемся, мне этот жирный так и сказал. А у меня настроения что-то не было с крестьянами валяться, да ещё с тремя сразу. С головой что у тебя?

Она смотрит на Светку. Та стягивает за помпон шапочку, открывая шрам. Привет от тех самых уродов на всю оставшуюся.

- Ясно... Повезло, глаз цел.

Светка кивает и молча натягивает шапку обратно. Несмотря на июнь, холод стоит собачий. Но к этому уже все выжившие притерпелись, не самая большая проблема.

- А чего вдруг здесь вёртышей ловят? Они ж в городах, вроде? - Наивно спрашивает Михаил, цепко следя за Викторией. Сам не встречал, но историй ходит тьма. И все одна другой страшнее...

После активного обмена ядерными ударами по городам и военным базам воевать стало особо некому. Да и не с кем. Заключительный аккорд взаимных пинков через океан пришелся по мирному населению. Отечественная «мёртвая рука» отослала остаткам населения штатов букет из боевых бацилл, а вот в ответ... Чёрт его знает, что это было. Учёных теперь не сыщешь, а вариантов в народе масса. Некие сверхбактерии. Газ, меняющий ДНК. Нано, прости Господи, роботы. Вплоть до применения боевой магии - почему бы и нет, чем чёрт не шутит?

Творец зла не шутил совершенно...

- Говорят, ходят, - равнодушно пожимает плечами Виктория. - Да наплевать. Сейчас я сумку заберу и пошли-ка в лес.

Она отходит от места схватки, выдергивает из кустов длинную армейскую сумку, подходящую для переноски оружия и прочих бытовых и боевых нужд. Расстегивает «молнию» и её попутчики видят, как из сумки высовывается любопытная кошачья морда. Михаил успокаивается - кошки вёртышей на дух не переносят, раз таскает с собой - всё в порядке. По крайней мере в этом вопросе.

Результат последней атаки не порадовал. В атакованных заключительной волной ракет городах люди начали меняться. Месяц. Два. После, оставаясь внешне неотличимыми от соседей, они приобретали самые разные качества, исторически не присущие homo sapiens. Скорость. Сила. Умение дышать под водой. Слышать и передавать мысли. Теле- и пирокинез. Никто не знал, что ещё. Самая разнообразная чертовщина, одним словом.

Но эти модификации стали только первым шагом. Перевёртыши, сразу сокращённые гласом народным до нынешнего названия, тянулись к себе подобным и как-то уж очень быстро переставали контактировать с обычными людьми. Могли, но не имели желания.

Они собирались вместе.

Они обживали города и медленно, но верно изгоняли оттуда жителей.

Вёртыши не боялись радиации, что и вовсе пугало. Последние слухи говорили, что на обычных людей они открыли охоту, активно, впрочем, собирая технику и прочие остатки цивилизации. Распознать одинокую особь могли только ведуны - некоторые люди как-то чувствовали вёртышей. Или кошки. Как вариант.

- Михаил, вы ранены? - Он отвлекся от грустных мыслей, с трудом перебираясь через завал из упавших деревьев. Рюкзак цеплялся за ветки, хотелось плюнуть на всё, сесть на бревно и часок отдохнуть. Жаль нельзя.

- Нет. Это... Травма, в общем. Я дойду куда надо, Вика...

- Виктория! - строго поправляет девушка. Она-то легко лезет через самый бурелом, с каким-то даже удовольствием. Сумка, довольно увесистая на вид, висит у неё на плече, никак не замедляя передвижение. Кроме кота, иногда выглядывающего с видом пресыщенного жизнью аристократа, там что-то негромко позвякивает. Металлический такой звон, характерный.

- Травма... - Михаил запретил себе вспоминать, как голыми руками стаскивал с себя рухнувшую кирпичную стену. Как орал, стараясь пробиться через завал, ломая ногти, чтобы вытащить жену и близнецов. Как...

Ладно. Хватит. Достаточно.

- До точки минут двадцать. Справишься? - Виктория смотрит на Светку. Та совсем расклеилась, чихала, вытирая нос рукавом, покрытым уже блестящей коркой. Но идёт исправно, уж не хуже Михаила.

- Да, Виктория! - чётко отвечает девчонка. - А как кису зовут?

- Не важно, - резко бросает спецназовка и лезет в очередной завал. Вроде, не тайга, а еле идут. Даже есть приходится на ходу: Михаил вытаскивает сделанные на предыдущем привале бутерброды из хлеба с холодным мясом. Никто не благодарит, но и не отказывается.

Дальше топают молча, пока в ровном частоколе деревьев не становится виден разрыв. На поляне, рядом с домиком из почерневших от времени бревен обнаруживаются колодец, небольшой сарай и - совсем уж неожиданный здесь - небольшой вертолёт. Чёрная двухместная машина, без опознавательных знаков, затянутая сверху сеткой. С воздуха и не разглядеть, хотя - кто сейчас летает-то?

- Офигеть! - не сдерживается Светка. - Вот это да...

Виктория сердито глядит на неё через плечо, но молчит. Кот одобрительно осматривает место назначения, облизывается и больше в сумку не прячется. Так и оглядывается вокруг, пока вся группа не заходит в дом.

Михаил поднимается по скрипучим ступеньками последним. Обернувшись на вертолет, понимает, что перед глазами всплыл завершающий кусок карты. Как ломтик паззла вложили в финальную свободную ячейку. Убежище обозначено звёздочкой. Да, отсюда по прямой восемьдесят семь километров. Забавная психотехника... Надо же было так попасться под руку полковнику тогда, перед последним ударом по городу. Им, семерым выжившим в штабе, включая гражданских, карту в голову и всунули. Вспышка света и гуляй, вспомнишь по мере приближения. Дошли остальные, нет - кто ж их знает...

- Михаил, вы в технике разбираетесь? - Виктория аккуратно кладёт сумку на низкий самодельный стол, вытаскивает кота, оказавшегося довольно крупным зверем, и начинает что-то искать, звеня железками.

- Ну... На уровне «почини выключатель», - отвечает он. - В детстве с отцом машину чинил, кое-что помню. Но тут специалисты по «жигулями», наверное, ни к чему?

- Да хрен его знает... - роясь в сумке, говорит Виктория. - Я умею пилотировать вертушку, но меня предупредили, что сперва надо проверить. Движок глохнет. Не хотелось бы взлететь и грохнуться. Пошли!

Она вытаскивает из сумки небольшой прибор со свисающими щупами проводов и толстый мануал с броской надписью Robinson.

Через полчаса тестирование закончено. С точки зрения Михаила, помогло выкручивание свечей. Мнение Виктории осталось неизвестным, но движок работает как часы. Пора бы и лететь. Заодно Михаил подумал, что, наконец, посидит, иначе завтра на ногу не наступить - нагрузка чересчур велика.

- Направление? - щёлкая стартовыми тумблерами, деловито спрашивает Виктория. Сетка свернута и спрятана в багажнике, кот и девочка уже в салоне.

- Северо-северо-запад, триста сорок градусов, - чётко, как у доски на уроке, отвечает Михаил и сам удивляется. Откуда ему знать? Часть кодирования, не иначе.

- Ориентиры?

- Впадение небольшого ручья в реку, затем левее русла реки двойной холм. Дистанция восемьдесят семь.

- Принято! - кивает Виктория. Дальше разговаривать невозможно, лопасти грохочут над самой головой. Пассажирская гарнитура - вот она, только руку протяни к стойке, но пользоваться ей Михаил не умеет, а учить тут никто никого не собирается. Остаётся смотреть на плавно уходящую вниз поляну, верхушки сосен и удаляющиеся крыши домика и сарая.

Вертолет девушка ведёт уверенно, что успокаивает. Внизу лес, потом проскакивает небольшая деревенька - видимо, те самые Озерки. Снова лес. Начинается река. Виктория держит маршрут по компасу, не над руслом, поэтому река то появляется внизу, то уходит в сторону, виляя как змейка.

Виктория показывает рукой вниз. Да, вот тонкая нитка ручья вливается в речку. Почти на месте. Вертолет забирает левее и скоро показывается двойной холм. Ни дорог к нему, ни каких-то признаков жилья вокруг. Холм и холм, только почти у подошвы удивительно удобная для посадки площадка. Неправильной формы, даже со спутника не поймёшь, что деревья специально убраны. Впрочем, спутники пожгли в самом начале всей заварухи, некому теперь с небес смотреть.

- Садимся! - по губам угадывает Михаил. Нога немного прошла, что ж, можно и продолжить. Тем более, цель - вот она.

Вертолёт замирает точно в центре площадки. Двигатель остановлен, но лопасти, замедляясь, ещё нарезают воздух на ломти.

- Вход где? - деловито спрашивает Виктория. Несмотря на напускное равнодушие, вид у неё довольный. Наверное, медаль дадут, или что там у них в цене в спецназе? Наградной рюкзак с автографом командира?

- Вон там, у левого от нас холма, внизу темное пятно, видите? Это на самом деле дверь. Подойду ближе, вспомню код.

- Шагай! - девушка забирает из салона сумку, достает нож и, оглядываясь, идёт следом за ковыляющим Михаилом. Светка, путаясь в своей взрослой куртке, спешит за ними.

Дверь вблизи - камень камнем. Только небольшая коробочка справа от валуна намекает на большее. Михаил поднимает крышку и уверенно набирает семь цифр. За камнем слышен нарастающий скрип механизма, какое-то гудение, потом щелчок и вся глыба легко поворачивается вокруг оси, открывая узкую щель. Человек, даже толстый, пройдёт запросто, а вот тот же мотоцикл не закатишь. Да и чёрт с ним, нет у них мотоцикла.

Михаил идёт первым, Светка за ним, держа за рукав и словно боясь потеряться. Виктория шагает последней, так и держа в руке нож. Привычка или боится кого-то?

Коридор заворачивает почти под прямым углом и упирается в дверь. Опять кодовый замок. Классическая военная паранойя или что-то большее - теперь уже не узнать. Строители убежища в лучшем случае сидят по подвалам или стали вёртышами. В худшем от них остались тени на бетонных стенах, возле которых людей испарило близкой вспышкой.

- Код тот же?

- Нет, другой. Сейчас наберу.

За этой дверью после набора кода снова слышен гул двигателя и лязганье чего-то металлического. Но сама дверь заперта, Михаил безуспешно дергает за ручку, потом перестаёт.

- Ждём, это лифт, - внезапно вспоминает он ещё кусок кода. - Нам на минус шестой, в командный пункт.

- А там? - внезапно спрашивает Светка. Лицо у неё странно озабоченное, словно разом повзрослевшее.

- А там мы узнаем, для начала, есть ли тут ещё люди, - подбадривающе улыбается Михаил. Хотя и через силу, слишком уж устал. - Если есть, знакомимся. Опять же, душ не помешает и поспать минут шестьсот. Да, пожрать бы ещё не на бегу! Всё остальное завтра.

- Что - остальное? - жёстко уточняет Виктория. Кот молча выглядывает из сумки, как будто соглашаясь с вопросом хозяйки.

- Как жить дальше, вот что остальное... - устало отвечает Михаил. Дверь перед ним наконец-то щелкает замком и приоткрывается. По-военному аскетичная кабина, крупная надпись «Не более 8 человек», ряд кнопок, на единице горит красный светодиод.

«Где бы ещё набрать эти восемь человек», - грустно думает он. Обе девушки заходят внутрь, Виктория захлопывает за собой дверь. Михаил жмёт кнопку «-6» и лифт медленно опускается вниз, куда-то в толщу земли. Кнопки, кстати, размечены до минус десятого, наверное, там склады или что-то подобное.

По командному пункту сразу ясно, что никого больше здесь не было. Слой пыли на креслах у погасших экранов, приглушённый аварийный свет - да и тот вспыхнул только, когда они вышли из лифта. И тишина. Вязкая, давящая по краям сознания тишина.

- Прекрасно! - говорит Виктория, осматриваясь. Ставит сумку с котом к одному из экранов на стол, прямо на клавиатуру. - Какой код полного доступа?

- Давай, это останется моей маленькой тайной? - внезапно отвечает Михаил. Или это говорит часть кода, требующая сохранения тайны изнутри? Не поймёшь.

- Светка, отойди к дальней стене, и стой там, хорошо?

Девочка пожимает плечами и идёт, куда сказано. Виктория перехватывает в руке нож, провожая её глазами. Потом снова смотрит на Михаила.

- Догадался? Но зачем тогда приволок меня сюда?

- О чём догадался? - растерянно спрашивает Михаил, но потихоньку осознает, что происходит. - Так ты что, вёртыш?! Но... кот же?

Он суёт руку в снятый и расстёгнутый рюкзак, закрывая его от Виктории телом. Вёртыш смотрит на него своими бешеными глазами и медленно говорит, не поворачиваясь:

- Я обещала тебя, Светлана, научить работать ножом... Первый урок.

Её спортивная фигура, затянутая в военную форму, словно размазывается в воздухе. Доля секунды - и она уже за десяток метров, возле Светки. Почти невидимое движение – и у смешной груши словно срезают верхушку вместе с шапочкой, отрубленная голова падает на пол и остается лежать неподвижно. Тело, ещё не знающее, что умерло, дергается, почти взмахивает руками и валится рядом с изувеченной шрамом головой.

Михаил смотрит на умершую Светку, а видит почему-то жену.

Как её тогда по частям достали из-под завала. На близнецов упала плита, это было страшно, но, вроде бы, сразу, а она… Она немного прожила ещё. Наверное, когда он ломал пальцы о бетон, она звала его с другой стороны.

Наверное…

- Урок номер два. Уже для тебя, обычный, - эта стерва просто телепортируется с места на место, никто не может так быстро ходить. Бегать. Даже летать – и то сомнительно.

Виктория уже стоит рядом с ним, держа нож упертым в бок Михаила. Острое лезвие прокололо и куртку, и свитер и упирается под ребро. От лезвия сладко тянет свежей кровью. Кровью еще одной девочки, которую он не смог спасти.

- Код – и ты свободен. Иначе мне придется порезать тебя на ремни, мой малыш.

Сколько злости в голосе, чёрт бы её побрал. Сколько злости…

Михаил нажимает на спусковой крючок, даже не вынув руку из рюкзака. Даже не размотав тряпку. Пистолет заклинит, конечно, гильзе вылететь некуда. Но он должен выстрелить. И надеется попасть.

Никакие способности не помогут, когда стреляют в упор. Виктория могла бы успеть зарезать его трижды и ускользнуть от выстрела, если бы предполагала это. Но тут уж у каждого своя судьба. Он выдернул обожженную после выстрела руку и дул на неё, пока вёртыш медленно, но неотвратимо подыхал. Виктория стояла на коленях, выронив нож и пытаясь зажать дыру в груди, из которой торчали обломки костей и проглядывало через кровь что-то розовое, пузырящееся, всё ещё дышащее, надувающее и опадающее наружу. Кот спрыгнул со стола и подбежал к хозяйке, оборачиваясь и шипя на Михаила.

Наплевать.

Наконец тело медленно наклонилось вперёд и распласталось на полу. Кот подскочил ближе, но Михаил был настороже. Стрелять больше нечем, но никто не мешает просто свернуть ему голову. Вообще никто не мешает. Даже совесть.

Кот остановился, словно обдумывая ту же мысль, потом резко развернулся и выскользнул в коридор. Предстоял долгий путь, мимо лифта, по шахтам вентиляции. Как-нибудь выберется на поверхность, выберется. Без помощницы он почти беспомощен, а его мысленный призыв из-под земли никто не услышит. Значит, придется выбраться.

Михаил сел за главный пульт и сказал основной пароль. Аварийный полусвет заменило нормальное сияние ламп, экраны ожили. Он внимательно посмотрел на отметку мечущегося по коридорам вёртыша. Потом уточнил у компьютера дальнейшие действия. По всему выходило, что сегодня ему везёт больше, чем противнику. Неторопливо сходил на склад, взял автомат, патроны и немного консервов. Для начала хватит, а там разберемся. В жизни появилась уверенная цель – мочить этих тварей. Где угодно. Как угодно.

Метка кота приблизилась к входу в шахту вентиляции, но охранная система сработала на «отлично». Михаилу не особо интересно было – мина-ловушка или лазер, но что-то порубило эту тварь на фарш.

Дороговато всё обошлось. Пора оттащить труп вертолетчицы к мусоропроводу, а Светку нужно похоронить на земле. Непременно там, на вершине одного из холмов. А потом вернуться сюда, за пульт, и подумать, какими силами дальше воевать с тварями. Техники в убежище немало, но и противник… К тому же, на кошек теперь рассчитывать нельзя.

Да, не забыть - рюкзак нужен новый. Взамен простреленного.


© Юрий Мори

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!