Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 469 постов 38 895 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

157

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
77

В нашей семье нет кладбища. У нас есть кладовая

Это перевод истории с Reddit

Моя семья стареет не так, как остальные. Моей бабушке было девяносто восемь, когда она умерла, но выглядела она на шестьдесят пять, а то и моложе. Моему двоюродному деду сто два, и он до сих пор сам колет дрова. Мы всегда объясняли это «хорошими генами» и одной-единственной священной традицией — «Супом Возрождения», который ставится на стол при каждом большом семейном сборе. Это густой, тёмный, ароматный суп, от которого теплеет изнутри и чувствуешь себя наполненным жизнью.

Когда бабушка Роуз умерла, старый семейный дом на ферме достался мне. В её кабинете я, наконец, нашёл то, что искал: оригинальную кулинарную книгу, написанную от руки и переплетённую потрескавшейся кожей. Я испытал дрожь восторга — словно меня наконец допускают к тайне.

Я раскрыл книгу на странице Супа Возрождения. Там почти ничего не было. Вместо перечня ингредиентов оставалось лишь две таинственных пометки размашистым почерком моей пра-прабабушки:

«Бульон — см. инструкции в подвале. Приправа — см. инструкции на чердаке».

Подвал был сырой и пахнул землёй. За стопкой старых банок для консервации я обнаружил в стене шатающийся камень. Отодвинув его, я открыл тёмное, скрытое помещение. Внутри ровными рядами стояли дюжина больших неэмалированных глиняных горшков, наполненных тёмной торфяной землёй. Из каждого горшка извивался толстый, бледный, узловатый корень, тревожно напоминавший человеческую руку.

На маленьком столике лежал пыльный дневник. Записи, датированные 1800-ми годами, описывали весь процесс. Когда кто-то из нашей семьи умирает, его не хоронят и не кремируют. Его «сажают». Тело обрабатывают особой смесью трав и укладывают в эти горшки. Годы спустя земля и тело порождают «Корень Жизни». Его выкапывают, три дня вываривают — и он становится бульоном для Супа Возрождения.

Меня накрыла волна тошноты. Мы ели не просто суп. Мы поглощали концентрированную сущность наших мёртвых предков.

Дрожа, я поднялся на чердак. В запертом сундуке лежала коллекция крошечных, изысканно украшенных серебряных шкатулок, на каждой было выгравировано имя живого родственника. Я нашёл и свою — имя словно выгравировали вчера. Внутри каждой шкатулки лежал маленький, но острый обсидиановый нож. Другой дневник описывал завершающий этап. «Приправа». Это была не специя. На каждом сборе каждый присутствующий должен сделать «живой вклад» в суп: несколько капель крови, тонкую стружку ногтя, слезу, упавшую прямо в кастрюлю. Именно это подношение живых «пробуждает» бульон предков.

Я захлопнул книгу, руки дрожали. Это был уродливый, каннибалистический ритуал. Я поклялся, что никогда не приму в нём участие.

Следующее крупное собрание пришлось на осеннее равноденствие. Я нашёл оправдание и не поехал, сославшись на грипп. Я чувствовал праведное упрямство.

Через неделю позвонила мама, её голос был тонким и слабым. «Твоя тётя Кэрол… ей совсем нехорошо, — сказала она. — У неё… резкий упадок».

Я поехал к тёте. Женщина, открывшая дверь, была мне незнакома. Она выглядела на восемьдесят: кожа тонкая, почти прозрачная, как пергамент, волосы редкие и белые. Но это была тётя Кэрол. Ей всего пятьдесят восемь. Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых горел отчаянный, голодный огонь.

«Ты не приехал», — прохрипела она, с неожиданной силой сжимая мою руку. Её ногти были потрескавшиеся и жёлтые. «Суп… он вышел недостаточно крепким. Он всегда слабее, когда кого-то нет».

Тут я понял. У нас нет «хороших генов». У нас проклятие. Быстрое, жуткое разрушение, которое постоянно пытается нас поглотить. Суп — не источник молодости; это единственное, что сдерживает гниение. Мы не ведём долгую жизнь — мы отчаянно, гротескно оттягиваем ускоренную смерть.

До зимнего солнцестояния остался месяц. Мама позвонила вчера снова. Она сказала, что руки моего двоюродного деда так одеревенели, что он уже не может держать топор. Сказала, что нашла новую седую прядь, и когда выдёргивала её, вместе с волосом сошёл маленький кусочек кожи.

Потом она спросила, приеду ли я домой на солнцестояние. Голос был непринуждённым, но вопрос повис в воздухе тяжёлый и обнажённый.

Им нужен я. Им нужен мой вклад.

Я смотрю на маленькую серебряную шкатулку со своим именем. Внутри лежит чёрный нож, холодный и острый. У меня есть выбор. Я могу поехать, присоединиться к этому выворачивающему душу ритуалу и подпитывать проклятие, чтобы моя семья оставалась молодой и бодрой, зная при этом ужасную правду.

А могу остаться здесь, чистым и непорочным, и смотреть, как они рассыпаются, понимая, что та же гниль течёт в моих жилах и просто ждёт своей очереди.


Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Показать полностью 2
20

Плоть Станции

Превращение Вячеслава Сергеевича началось незаметно – как и любая серьезная болезнь, медленно распространяющаяся по организму. Поначалу он принимал это за нечто обыденное: просто бледность от недосыпа, просто пальцы, которые стали холоднее обычного. Впоследствии Сергеевич понял – метро выбрало его. Оно пустило корни под кожу, пробралось в лимфатическую систему, проросло извилистыми линиями по внутренностям, нарисовало на сетчатке его глаз карту подземных туннелей.

Кому-то может показаться, что московский метрополитен – всего лишь транспортная артерия, система туннелей, опоясывающая город, помогающая людям перемещаться из точки А в точку Б. Вячеслав же знал – метро это организм. Живой, дышащий, переваривающий. Каждый день он проглатывает миллионы людей посредством эскалаторов-глоток, пропускает их через перистальтику туннелей и выплевывает на поверхность, чтобы вечером снова затянуть обратно. Люди – его питание, но иногда метро требует большего, чем просто перевозить их по своим венам.

В тот вечер Вячеслав Сергеевич застрял на «Библиотеке имени Ленина», где работал смотрителем в ночную смену. График сменился, и он задержался на два часа дольше обычного. Метрополитен затих. Составы перестали ходить. Пассажиры исчезли. На перроне остался лишь Вячеслав – одинокий силуэт в униформе, эхо шагов которого отражалось от мраморных колонн. Освещение ночью всегда приглушенное – экономия электричества после полуночи превращает привычные пространства в пещеры с неясными очертаниями. Впрочем, Сергеевич давно привык.

Рутина ночного обхода: проверить служебные помещения, убедиться, что на рельсах не осталось бродяг, зафиксировать показания датчиков. Фонарь Вячеслава выхватывал из темноты знакомые детали – истертые кнопки аварийного щита, рисунок плитки, изгиб декоративных элементов. Он знал эту станцию наизусть, чувствовал ее структуру даже в полной темноте. Одиннадцать лет подземного стажа превращают человека в существо, почти сросшееся с подземельем. Рабочий пиджак Вячеслава Сергеевича пахнет туннельной пылью, а кожа впитала мертвенный свет люминесцентных ламп.

В той смене всё изменилось, когда он обнаружил влажный след на служебной лестнице, ведущей в технический коридор. Странная жидкость – вязкая, прозрачно-желтоватая – тянулась неровной полосой куда-то вниз. Первая мысль: протечка в коллекторе сточных вод. Подобное случалось раньше. Строители метро семидесятых годов не всегда заботились о качестве – чаще о скорости. Трубы часто не выдерживали.

Сергеевич спускался по бетонным ступеням вниз, отслеживая путь загадочной жидкости. Фонарь выхватывал из темноты ржавые трубы, осыпающуюся штукатурку, пучки проводов в истлевшей изоляции. Станция была построена в 1935 году – один из старейших участков метрополитена. Неудивительно, что коммуникации здесь похожи на внутренности древнего существа – перекрученные, изношенные, странно изогнутые. Впрочем, у Вячеслава не было причин бояться. Он знал эти технические лабиринты как содержимое собственных карманов.

Странность начала проявляться, когда он заметил, что след становится шире, более насыщенным, и теперь явно пульсировал, как если бы жидкость внутри была живой и двигалась самостоятельно. Под лучом фонаря что-то блеснуло – кусок металла? Нет. При ближайшем рассмотрении Вячеслав Сергеевич увидел продолговатый предмет вроде капсулы, размером примерно с его мизинец. Он пульсировал в такт влажной дорожке, то сжимаясь, то расширяясь, словно был частью какой-то системы, перекачивающей жидкость. Интуиция кричала: не трогай, вызывай аварийную бригаду. Но любопытство – тот грех, который всегда был ему присущ.

Вячеслав прикоснулся к капсуле. Она оказалась тёплой и податливой, как плоть. Его прикосновение вызвало реакцию – капсула вдруг раскрылась подобно цветку, выпуская струю той же жидкости ему на руку. Вещество обжигало – не температурой, а каким-то химическим составом. Боль пронзила кисть, поднялась по предплечью и достигла плеча прежде, чем он смог что-либо сделать. Рука онемела, а затем появилось пугающее ощущение – будто сквозь кожу что-то проникло внутрь. Микроскопические иглы, тончайшие волоски, нити из жидкого металла – он не мог описать это ощущение иначе, как вторжение. Фонарь выпал из ослабевших пальцев, разбившись о бетонный пол, и технический коридор погрузился во мрак.

Вячеслав Сергеевич бежал назад наощупь, натыкаясь на трубы, цепляясь за торчащие провода, падая и вставая. Паника охватила его полностью. Рука пульсировала и горела, а внутри неё, казалось, что-то двигалось. Где-то в глубине коридора послышался звук – не механический, не человеческий. Звук напоминал влажное чавканье, словно гигантское существо пережевывало что-то мягкое и сочное. Вячеслав в ужасе понял, что звук приближается.

Когда Вячеслав Сергеевич наконец выбрался на станцию, пальцы правой руки уже потеряли чувствительность. Кожа на них приобрела сероватый оттенок и странную текстуру – что-то среднее между бетоном и резиной. Он рассматривал руку под светом станционных ламп и не понимал, что происходит. Казалось, конечность перестала быть частью его тела. Она двигалась слишком медленно, реагировала на команды мозга с ощутимой задержкой, словно между нейронами и мышцами возникло сопротивление. А на коже проступил странный узор – тончайшие линии, переплетающиеся между собой. Приглядевшись, он с ужасом узнал в них схему линий метро.

Вызвать помощь, подняться наверх, добраться до ближайшей больницы – этот план казался разумным. Однако что-то внутри удерживало Вячеслава, не давало уйти со станции. Странное ощущение принадлежности, словно между ним и этим местом образовалась невидимая связь. Он проработал под землёй больше десяти лет, но никогда раньше не чувствовал, что метро не хочет его отпускать. Именно так – не хочет. Как если бы у станции была своя воля.

Всю ночь Сергеевич провёл в служебном помещении, наблюдая, как изменяется его рука. Кожа огрубела, покрылась мельчайшими трещинами, напоминающими структуру мрамора. К утру пальцы стали жёсткими, как камень, а ногти превратились в что-то похожее на фрагменты мозаичной плитки – той самой, которой выложены стены станции. Сначала Вячеслав подумал о каком-то галлюциногене, но ведь галлюцинации нельзя потрогать, они не весят как свинец, от них не идёт тепло. Его рука буквально каменела, превращалась в материал станции. Или станция превращала его руку в часть себя.

На рассвете Вячеслав Сергеевич сделал то единственное, что казалось ему разумным тогда – надел перчатку, скрыв изменения, и отправился домой. Вопреки его ожиданиям, турникет пропустил его, эскалатор вынес на поверхность, и он наконец-то оказался под утренним небом Москвы. Возможно, подумал Вячеслав, метро отпустило его на время, чтобы он вернулся сам – уже преображённый.

Дома Вячеслав судорожно искал информацию о подобных случаях, мониторил новости о необычных происшествиях в метро, звонил старым коллегам. Никто ничего не слышал о странных капсулах или жидкости в технических помещениях. Его паранойя росла вместе с изменениями в теле. Ближе к ночи изменения затронули предплечье – кожа приобрела сероватый оттенок, и на ней проступил рельефный рисунок, похожий на карту линий метрополитена. Ощущения в руке практически исчезли, за исключением тупой пульсации, словно внутри что-то росло, развивалось, пуская корни.

Вячеслав решился обратиться в больницу. Однако в приёмном отделении произошло то, чего он опасался больше всего – изменения ускорились. Словно расстояние от метро усугубляло состояние. В ожидании своей очереди Вячеслав почувствовал острую боль в руке, затем она распространилась по всему телу. Одежда пропиталась жидкостью – той самой желтоватой субстанцией, которую он обнаружил в техническом коридоре. Она сочилась из пор его кожи, капала на пол, собираясь в маленькие лужицы.

Люди начали кричать. Медсестры бросились к Сергеевичу с какими-то медикаментами, но он уже не мог контролировать происходящее. Его рука – та, что превратилась в камень – внезапно задвигалась самостоятельно. Пальцы удлинились, растянулись как пластилин, втянулись в щели между плитками пола, словно искали путь вниз, к подземелью. Вячеслав почувствовал, что они нашли какой-то канал, трубу, ведущую под землю, и каким-то образом осознал – это коллекторы, ведущие к линиям метро.

Рука потянула Вячеслава Сергеевича вниз с такой силой, что сустав вывернулся. Боль была невыносимой – не физической, а будто само метро рвало его душу, требуя возвращения. Медицинский персонал пытался удержать его, но каменная рука, впившаяся в подземные коммуникации, была сильнее. Он разорвал хватку санитаров, разбил окно и выпрыгнул на улицу. Бежал по ночной Москве, преследуемый полицией и скорой помощью, пока не достиг ближайшего входа в метрополитен.

Турникеты были закрыты – последние поезда ушли. Но ему больше не требовались официальные входы. Его изменившаяся рука нашла техническую дверь, пробила её как масло, и Вячеслав оказался внутри пустынного вестибюля. Боль утихла, мгновенное облегчение охватило тело, словно он вернулся домой после долгого изгнания. Метро приняло Вячеслава обратно.

В техническом туннеле, куда Вячеслав Сергеевич спустился, уходя от преследования, царила полная темнота. Но он больше не нуждался в свете. Его каменная рука излучала слабое сияние, достаточное для того, чтобы видеть путь. От неё исходили волны информации – Вячеслав вдруг осознал, что чувствует метрополитен. Все его линии, все станции, все движущиеся поезда. Более того, он ощущал каждого пассажира, каждый атом человеческой плоти, перемещающийся в чреве этой гигантской системы. Метрополитен был не просто транспортной сетью – он был нервной системой, соединяющей миллионы человеческих жизней. А теперь Вячеслав Сергеевич становился его частью.

Он шёл по служебному туннелю между станциями. Инстинкт вёл его к месту, где всё началось – к той странной капсуле в техническом коридоре. Но теперь он знал, что она не одна. Вячеслав чувствовал их – десятки, сотни таких капсул, разбросанных по всей протяжённости линий метро. Биологические узлы, соединяющие систему в единый организм. Жидкость, которую они выделяли, была чем-то вроде крови этого организма – она переносила информацию, питала стены, поддерживала жизнь в каменном теле станций.

Когда Вячеслав Сергеевич добрался до исходной точки, его состояние ухудшилось. Жидкость сочилась уже не только из руки – всё тело покрылось микротрещинами, из которых выступала желтоватая субстанция. Одежда пропиталась ею полностью, став тяжёлой и липкой. Он чувствовал, как внутренние органы трансформируются, перестают быть человеческими. Желудок превратился в резервуар для жидкости, лёгкие перестали нуждаться в кислороде, кости затвердели до состояния бетонных опор. Преображение захватило его тело полностью.

В техническом коридоре Вячеслав, как и ощущал до этого, обнаружил не просто одну капсулу – их были сотни. Они покрывали стены, свисали с потолка, пульсировали в такт друг с другом. В центре этого скопления находилось нечто, чего он не видел раньше – огромная, размером с человеческий торс, конструкция из плоти и камня. Она пульсировала медленно, величественно, как сердце. Вокруг неё роились мельчайшие частицы света – как светлячки, но размером с пылинку. Они двигались не хаотично, а по определённым траекториям.

Возникло вновь то странное ощущение принадлежности, словно между Вячеславом Сергеевичем и этим местом образовалась неразрывная связь. Он побрёл к служебному телефону возле поста, чтобы вызвать дежурного врача метрополитена, но остановился на полпути. Телефон был неузнаваем – вместо знакомого аппарата на стене пульсировал бесформенный нарост, напоминающий одновременно раковую опухоль и технический прибор. Провода, которые раньше соединяли его с системой связи, теперь выглядели как кровеносные сосуды – извивающиеся, полупрозрачные, наполненные той же желтоватой субстанцией, что попала на его руку.

Вячеслав Сергеевич потёр глаза здоровой рукой. Видение не исчезало. Хуже того, оно становилось отчётливее. Теперь он замечал, как по стенам станции ползут еле заметные изменения – мрамор словно дышал, микроскопические поры расширялись и сжимались в неровном ритме. Архитектурные элементы, которые он знал годами, обрастали новыми деталями – органическими, живыми, пульсирующими. Свет ламп стал тусклее, приобрёл желтоватый оттенок, напоминающий гной.

– Что происходит? – его голос прозвучал непривычно, с эхом, словно он говорил через слой вязкой жидкости.

Никто не ответил. Станция была пуста, но ощущение наблюдения не покидало Вячеслава ни на секунду. Он чувствовал присутствие – не конкретного существа, а целого организма, который изучал его, словно бактерию под микроскопом. Метрополитен смотрел на Вячеслава Сергеевича тысячами невидимых глаз, фиксировал каждое движение, каждый вздох.

Паника, которая должна была охватить его, странным образом превратилась в нечто иное – эйфорию? Любопытство? Его мысли путались. Вячеслав Сергеевич больше не был уверен, что хочет покинуть станцию. Инстинкт самосохранения уступал место чему-то новому, необъяснимому – желанию узнать больше, проникнуть глубже в суть происходящего. Эти мысли казались одновременно его и чужими, словно кто-то вложил их в его голову.

Измененная рука пульсировала, а узор на ней становился отчетливее. Кожа лопнула в нескольких местах, но вместо крови из ран сочилась та же желтоватая жидкость. И странно – боли не было. Только тепло и ощущение расширения сознания. Вячеслав Сергеевич мог чувствовать станцию – её глубинную структуру, тоннели, расходящиеся от неё в разные стороны, даже движение грунтовых вод за толщей бетона.

Старые легенды о метрополитене, которые раньше казались байками для новичков, теперь обретали плоть. Вячеслав вспомнил рассказы старшего смотрителя Игнатьева, который работал здесь с 1950-х. Он говорил о Д-6 – якобы секретном уровне под официальными станциями, где метрострой наткнулся на нечто непостижимое. О странных находках при прокладке Кольцевой линии. О необъяснимых исчезновениях рабочих при строительстве «Маяковской». О показаниях приборов, фиксирующих аномальную активность в самых глубоких участках системы. Вячеслав всегда смеялся над этими историями. Теперь же они казались единственным объяснением происходящего.

Преодолевая внутреннее сопротивление, Вячеслав Сергеевич решил выбраться со станции по аварийной лестнице. Эхо его шагов отражалось от стен, но теперь оно звучало иначе – словно отскакивало от органических поверхностей, а не от камня и мрамора. Каждый шаг давался с трудом – ноги словно увязали в невидимой субстанции. Ему казалось, что станция активно сопротивляется его уходу.

Аварийный выход находился за неприметной дверью в конце платформы. Вячеслав помнил, что за ней – узкий коридор, затем лестница, ведущая на поверхность. Путь, которым пользуются только в экстренных случаях. Ему потребовалось неимоверное усилие, чтобы повернуть ручку двери – не только физическое, но и ментальное. Что-то внутри него уже не хотело уходить, предпочитало остаться частью этой изменяющейся реальности.

За дверью Вячеслава Сергеевича ждал не знакомый коридор, а нечто совершенно иное – органический тоннель, напоминающий внутренности гигантского живого существа. Стены, пол и потолок состояли из пульсирующей ткани, покрытой слизистой оболочкой. По этой ткани пробегали волны сокращений, как перистальтика пищевода. В толще стен виднелись вкрапления механических деталей – словно части метрополитена постепенно поглощались живой субстанцией, преобразовывались, становились частью нового организма.

Вячеслав должен был бежать, кричать, искать помощь. Вместо этого он сделал шаг вперед, затем ещё один. Его тело двигалось словно во сне – почти без его контроля. Трансформированная рука теперь казалась естественной частью этого места – она резонировала с пульсацией стен, а линии на коже светились тем же желтоватым свечением, что и прожилки на органических поверхностях.

В конце тоннеля виднелось пространство большего размера – камера или зал, наполненный тем же странным светом. Любопытство, которое теперь явно не принадлежало ему, вело Вячеслава Сергеевича вперёд. Часть сознания, которая ещё сохраняла человеческую природу, в ужасе наблюдала, как он погружается всё глубже в эту кошмарную трансформацию метрополитена.

Вячеслав вошёл в зал и замер в благоговейном ужасе. Пространство размером со станционный холл было заполнено переплетением органических структур и механических элементов. В центре возвышалось нечто, что можно было назвать только сердцем – гигантская пульсирующая масса, от которой отходили сотни трубок, кабелей и тканеподобных отростков. При каждом сокращении этого «сердца» по системе распространялась волна желтоватой жидкости – той самой, что изменила его руку.

Вокруг этого центрального органа располагались странные наросты, в которых с трудом, но можно было узнать человеческие фигуры. Смотрители, инженеры, ремонтники – люди, которые годами или даже десятилетиями работали под землёй. Их тела словно вросли в окружающую ткань, стали частью единого организма. Некоторые ещё сохраняли человеческие черты – глаза, которые следили за ним, рты, которые беззвучно открывались и закрывались. Другие уже полностью трансформировались – превратились в узлы новой нервной системы, в органы неизвестного назначения.

И вдруг Вячеслав Сергеевич понял – это не проклятие, не инфекция, не вторжение. Это эволюция. Метрополитен – созданный людьми искусственный организм из бетона, металла и электричества – приобретал самосознание, преобразовывал свою структуру, интегрировал в себя своих создателей. Десятилетия накопленной энергии, миллионы пассажиров, оставивших здесь частички себя, километры тоннелей, пронзающих древнюю почву Москвы, пробудили нечто, что не должно было проснуться.

Его преображённая рука сама поднялась, потянулась к центральному органу. Желание слиться с этой новой формой жизни становилось непреодолимым. Часть его – человеческая часть – всё ещё сопротивлялась, но с каждой секундой этот голос становился тише.

Вячеслав понял, что это существо – не злое, не доброе. Оно просто следует своей природе, как любой живой организм. Метрополитен не желал уничтожить человечество – он желал поглотить его, интегрировать, сделать частью себя. Люди создали его, и теперь он делал следующий логичный шаг – воссоединялся со своими создателями.

Его рука коснулась пульсирующего центра, и ощущение было подобно электрическому разряду. Волна трансформации прокатилась по всему телу. Вячеслав видел, как кожа на левой руке, потом на груди, на ногах, покрывается тем же узором линий метро. Плоть размягчалась, обретала новую структуру. Кости становились гибкими, внутренние органы перестраивались. Боль смешивалась с экстазом познания. Его сознание расширялось, охватывало все большие участки подземной системы.

Он видел «Краснопресненскую» – там тоже происходила трансформация, незаметная для дневных пассажиров, но очевидная ночью, когда станция оставалась наедине сама с собой. Он чувствовал «Курскую», где в технических помещениях уже образовались первые органические наросты. Вячеслав Сергеевич ощущал движение поездов по венам системы – теперь они казались клетками крови в огромном организме.

Он опустился на колени, чувствуя, как его тело сливается с полом. Ноги уже не были ногами – они превращались в корнеподобные структуры, врастающие в субстрат. Его позвоночник вытянулся, стал похож на кабель связи, нервные окончания трансформировались в нечто среднее между проводами и сосудами.

Последние человеческие мысли растворялись в океане нового сознания. Вячеслав Сергеевич становился нервным узлом метрополитена, одним из его бесчисленных глаз, ушей и ртов. Частью организма, который простирался на десятки километров под городом и продолжал расти. Страх ушёл – его место заняло предвкушение.

Он видел будущее – как метрополитен поглощает весь город, как здания врастают в новую органическую структуру, как жители Москвы постепенно становятся клетками обновлённого сверхорганизма. Это была неизбежная эволюция – симбиоз человека и его творения, слияние создателя с созданным. Не конец мира – его трансформация.

Его горло произвело последний человеческий звук – не крик, не плач, а смех. Смех узнавания, принятия, радости слияния. Затем голосовые связки изменились, превратившись в орган передачи совершенно иных звуков – тех, которыми общается между собой новая форма жизни.

В следующее мгновение Вячеслав Сергеевич перестал существовать как отдельная сущность. Его сознание растворилось в коллективном разуме метрополитена, стало одной из бесчисленных его частей. И хотя человека больше не было, что-то от него сохранилось – воспоминания, эмоции, опыт, которые теперь обогащали растущий организм.

С той ночи метрополитен продолжал свою невидимую трансформацию. Днём станции выглядели как обычно – мрамор, гранит, металл. Миллионы пассажиров не замечали микроскопических изменений в структуре окружающих поверхностей. Но ночью, когда последние поезда уходили в депо, истинная природа подземелья проявлялась в полной мере. Органические наросты разрастались, переплетались с технической инфраструктурой, образуя новый гибридный организм.

Ночные смотрители, ремонтники, инженеры – один за другим они присоединялись к новой форме жизни. Некоторые сопротивлялись, пытались сбежать, поднять тревогу. Но метрополитен был терпелив. Он знал, что рано или поздно все, кто работает под землёй, станут его частью.

А на поверхности городская жизнь продолжалась как обычно. Газеты изредка сообщали о пропавших работниках метрополитена, но эти новости терялись среди других городских происшествий. Люди продолжали спускаться в подземку, не подозревая, что каждый день подвергаются микроскопическому воздействию – невидимые частицы новой жизненной формы проникали в их кровоток, оседали в лёгких, подготавливали их тела к будущей трансформации.

Город, выросший над подземной системой, еще не осознавал своей судьбы. Но метрополитен знал – рано или поздно всё живущее над ним станет его частью. Это была не злая воля, а простой закон эволюции. Старые формы жизни уступают место новым. И в этом грядущем преображении было странное величие – человек и его творение становились единым целым, новой вершиной эволюции.

А глубоко под землёй, в органическом зале, который когда-то был техническим коридором около «Библиотеки имени Ленина», пульсировало сердце новой жизни. И в этом сердце хранились воспоминания человека, который своим прикосновением запустил необратимый процесс трансформации. Вячеслава Сергеевича.

В редкие моменты, когда коллективное сознание разделялось на отдельные потоки мыслей, частица, которая когда-то была смотрителем, могла вспомнить свою прежнюю жизнь. И она не жалела о прошлом. В новом существовании было больше смысла, глубины и цели, чем в прежней человеческой жизни.

Метрополитен рос, расширялся, менялся. И глубоко под городом рождалось будущее, которого никто не ожидал, но которое теперь казалось единственно возможным.

Показать полностью
33

(Поход 2) Там, где кончаются сны. Глава 10

Глава 9

Сумрак всматривался до рези в глазах, но картинка не менялась. Он не понимал, что делает не так, а потому буквально тужился, напрягая диафрагму и сжимая кулаки. Тщетно. Или старик выкинул очередной фортель, или Лёха что-то делал не так.

Путники, заметив людей на опушке, остановились. Девушка боязливо озиралась, а парень что-то снял с боковины рюкзака: Лёха заметил блеск металла в закатных лучах. Кажется, мелькнуло отполированное лезвие большого топора. Однако это Сумраку могло показаться — какой идиот будет брать с собой в турпоход музейный экспонат? Впрочем, любой топор с полированным лезвием, если это, конечно, не элемент антуража какого-нибудь старинного замка, выглядел весьма странно.

Лёха улыбнулся своим мыслям, вспоминая, как два года назад точно так же носился по этим странным лесам с топором наперевес. Правда, тогда, он был вместе с Алёной. Улыбка сошла с лица Сумрака.

— Лёха, где мужик? — Жека пришёл в себе и теперь осматривал округу бешенным взглядом.

— Пропал, — Лёха пожал плечами, с укором посмотрев на друга. — Наелся?

Блондин нахмурился.

— Ты о чём? — спросил он.

— Только не говори, что снова ничего не помнишь, — Лёха злился.

— Помню: мы шли к костру, — Жека морщил лоб. — Потом хлоп, вспышка, и вот мы тут. Кстати, там люди.

— Вижу.

— Они вроде не опасны, — предположил блондин, нащупывая рукоять мачете.

— Я не знаю.

Жека кинул на него быстрый взгляд, но промолчал.

— Посмотри за ними, — сказал Сумрак. — Я пойду поищу своё оружие.

На подходе к палатке, Лёха заметил в лесу какую-то неясную тень. Замер. Тень мигнула зелёными глазами и ломанулась в чащу, ломая ветки. Сумрак тут же вспомнил тварей, которые окружали полянку до вспышки — ладони взмокли, а ноги предательски задрожали.

Если верить старику — а верить ему Лёха, конечно, не собирался — то всё, что выглядит тут как оживший кошмар, было всего лишь иллюзией. Хотя иные и призраки на деле оказались вполне реальными, убивая людей.  Лёха решил ещё раз попробовать супер-взгляд — истинное зрение, как называл это старик. Без толку.

— Не очень-то и хотелось, — буркнул Лёха себе под нос, поднимая мачете.

Переведя стрелки часов на двенадцать, он решил на всякий случай проверить палатку. Отодвинул полог, заглянул внутрь. Никого. Не удивительно. А кого он там хотел обнаружить? Седого чудака? Или добрую фею?

С силой вогнав мачете в ножны, Сумрак понял, что начинает заводиться. Впрочем, себе он таким нравился больше.

— Эй?! — позвал парень с тропы. — Вы кто?

— Мы туристы, — ответил Жека. — А вы?

— Что это за место? — вместо ответа спросил парень.

Лёха поспешил к другу.

— Ну… — начал было Жека, но Сумрак дёрнул его за рукав.

— Идите своей дорогой! — крикнул он. — Нам попутчики не нужны.

Блондин с недоумением посмотрел на друга.

— У меня есть новая информация по поводу этого места, — быстро проговорил Лёха, понизив голос. — Всё гораздо сложнее и куда хуже, чем мы с тобой думали.

— Типа мы их бросим? — Жека заиграл желваками.

— Давай только без вот этого твоего, — отмахнулся Лёха.

Парень на тропе о чём-то перешёптывался со своей спутницей.

— Вы шутите? — наконец спросил он, голос его растерял былую уверенность.

— Нет. — Лёха положил ладонь на рукоять мачете.

— Ты что творишь? — процедил Жека сквозь зубы.

— Но… но тут творится всякая чертовщина, — голос у парня вовсе поник. — Куда нам идти?

— Идите на юг.

— На юг?

— Солнце сейчас на западе, — Лёха указал направление. — Юг там.

— Но вы хотя бы объясните, — парень не унимался. — Что тут происходит?

— Мы не знаем.

— Лёха, — вмешался Жека. — Так нельзя.

— Уже поздно что-то менять, — Сумрак дёрнул щекой. — Тьма уже здесь.

Лёха сам не понял почему повторил слова седого незнакомца, но они пришлись весьма кстати. А ещё, он кажется, начинал понимать Гавра, почему долговязый вёл себя агрессивно и не считался с чужим мнением, да что там мнением — он даже с жизнями не считался. И оберегал он только своих. Его группа всегда держалась обособленно. Возможно, он тоже мог видеть все эти огоньки и линии? Вряд ли. Скорее нет, чем да. В противном случае Гавр бы вообще никого не пропустил за барьер. Ведь если верить старику, то люди тут изначально делятся на тех, кого тронет тьма, а кого нет. Если бы Саша мог видеть, то наверняка сразу бы заметил червоточину у Жеки и Маши. Но как бы там ни было, а Гавр знал больше, чем говорил. А ещё он бросался на иных, словно разъярённый кот, и всегда брал верх. Быть может, в этом была его сила?

Впрочем, уже не узнать.

— Леха, блин. — Блондин обошёл друга, встав перед ним. — Я тебя не узнаю.

— Не будь наивным. — Лёха продолжал изучать путников. — Они вполне могут оказаться не теми, за кого себя выдают.

Жека поиграл желваками, но спорить не стал. Он лишь буркнул что-то себе под нос и занял позу упрямца, скрестив руки на груди.

— У вас чуть больше пяти часов до следующей вспышки, — сообщил Лёха. — Советую не заходить в пещеры, а также избегайте сов.

— Сов?! — подала голос худощавая девушка, он у неё на удивление был низким, грудным.

— Ты сейчас серьёзно?! — парень перехватил топор — металл снова блеснул. — Вы что-то знаете, но не хотите нам говорить. Ладно. Но почему прогоняете?

— Потому что совы не то, чем кажутся, — вспомнил Лёха фразу из сериала. — Я не могу вам доверять, а вам советую не доверять мне.

— Бред, — выдохнул парень. — Они сумасшедшие.

Пусть так. Лёху этот вариант вполне устраивал.

— Вода еда у вас есть? — спросил он.

Парень на это лишь махнул рукой.

— Я пошёл собирать палатку. — Жека сдался. — Я так понимаю, мы идём в ночь?

— Да, — кивнул Лёха. — Нужно скорее добраться до лагеря с барьером. Быть может, к тому времени я научусь.

Последнее он произнёс вслух, заслужив ещё один недоумевающий взгляд блондина.

— Если старик не соврал, — эти слова Сумрак произнёс, глядя на блондина.

Пока друзья собирали лагерь, парень с девушкой решили сделать привал прямо на тропе — они зажгли газовую горелку и что-то готовили. Солнце быстро клонилось к горизонту, а вместе с сумерками пришёл холод — трава в миг покрылась росой. Настроение у Лёхи испортилось окончательно. Он понимал, что вероятно поступает неправильно, но рисковать не хотел: в отличие от перепуганных туристов у него второго шанса не было, не было его и Жеки, но блондин упёрся, ведомый принципами. Иногда Лёха его совершенно не понимал.

Собравшись, друзья отправились в путь. Небо сегодня было ясным. Светил молодой месяц. Впрочем, его света едва хватало, чтобы вырвать из тьмы очертания кустарников — Лёха включил фонарь. С поляны уходило две тропы: одна вверх — по ней пришли туристы; вторая вниз — Сумрак выбрал это направление. И пускай оно вело не строго на юг, но идти вниз Лёхе нравилось больше.

— Они пойдут за нами, — сообщил Жека.

Лёха обернулся — туристы спешно собирали лагерь.

— Пускай, — сказал он. — Главное, чтобы держались на расстоянии.

Жека одобрительно кивнул.

— Ну? — спросил он.

Сумрак вздохнул, переключил фонарь на минимальный режим и, понизив голос, принялся рассказывать. Жека слушал молча, лишь иногда уточняя детали, а Лёха всё говорил и говорил — ему хотелось вывалить на кого-то все свои переживания, все крамольные мысли, что вертелись у него в голове. Не утаил Лёха и свой прошлый сон.

— Ну… — Жека почесал за ухом. — Я не думаю, что это имеет какое-то отношение к нашим проблемам. Ты переживаешь за Алёну — она снится тебе.

— А это? — Лёха показал блондину сбитые костяшки.

— Ну, такое бывает. Ударил кулаком во сне обо что-то.

— Да? — Лёха скептически скривил рот. — В палатке-то. О твою голову, разве что.

— Ладно, — согласился Жека. — Согласен — весьма странно.

Блондин задумался на миг.

— То есть, я просто сидел и поглощал куриные крылья?

Лёха кивнул.

— То-то я думаю: почему меня мутит.

Сумрак усмехнулся. Посмотрел на часы — до вспышки оставалось два часа. Поднялся слабый ветерок, небо стало затягивать тучами — пока ещё редкими, но в горах погода меняется быстро. Лёха обернулся: два тусклых огонька мелькали метрах в двухстах — туристы шли следом.

— Выходит, старик тебя прокачал? — спросил Жека.

— Ага, бустанул, — хмыкнул Лёха. — Не работает это. Там работало — тут нет.

— Угу, — Жека взъерошил волосы. — Значит мы, ну те, кто сюда попадает, делимся на два типа? Так? Одних ждут за мостом с распростёртыми объятиями, а других поджидают совы в ночи и прочая нечисть, чтобы изменить? Верно?

— Не совсем. — Лёха вспомнил полянку, где стояли лагерем туристы и огоньки в их тенях. — Есть те, кого тронула тьма.

— Тьма?

— Так сказал старик, — Лёха пожал плечами и продолжил: — Я так понимаю, через мост может перейти любой. Только вторым это сделать сложнее, так как некая сила может изменить их в любой момент.

— И они становятся иными?

— Выходит, что так.

— А двойники? Я ни фига не понял.

— Я тоже, — признался Лёха. — Но мне кажется, их опасаться стоит меньше всего. В любом случае — нам нужен барьер. Долго мы тут не протянем.

— Ты говорил, что Гавр до лагеря бродил тут месяцы.

— Это он так сказал, — Сумрак поправил рюкзак — лямки впивались в плечи. — Я думаю, что веры ему нет. Гавр знал тогда больше нас, и что-то мне подсказывает — даже больше, чем мы сейчас.

— Дела… — протянул Жека.

Лёха снова обернулся. Туристы не отставали, но и не пытались приблизиться. В голову закралась крамольная мысль — отключить фонари и юркнуть с тропы — но Лёха быстро отмёл эту идею. Не по-человечески это.

— А что насчёт меня? — теперь Жека сыпал вопросами. — Метка. Это типа я меченный какой-то?

— Старик сказал, что я должен разобраться сам. — Лёха устало согнулся под рюкзаком. — Давай передохнём.

— Давай, — согласился Жека.

— Я думаю у тебя теперь иммунитет, — предположил Сумрак. — Мне хочется в это верить.

— Или я как сигнальная ракета, — буркнул Жека. — На которую слетится тьма.

— Это хреновая мысль, — Лёха покачал головой. — А потому нам надо спешить.

Туристы тоже остановились. Лёха испытал неловкое чувство, будто обидел ребёнка.

— Напугал ты их знатно, — Жека озвучил мысли Сумрака.

— Если верить старику, то с нами им куда опаснее.

— А если нет?

Лёха промолчал. Он попытался снова использовать взор: набрал полную грудь воздуха, закрыл глаза, выдохнул, стараясь очистить сознание. Открыл глаза и посмотрел в сторону туристов — ничего, мир оставался прежним.

— Не получается? — догадался Жека.

— Нет, — Лёха удручённо мотнул головой.

— Когда вспышка?

— Через час.

— Предлагаю остаться тут, перекусить, пока есть такая возможность.

— Отличная идея.

То ли у Лёхи отставали часы, то ли он выставил время неверно, но вспышка произошла стоило друзьям открыть банку консервов. На этот раз не было никаких эффектов, всё случилось практически мгновенно: лёгкая пелена пробежала перед глазами, и влажная земля сменилась песком, в нос ударил крепкий запах хвои, а лес вокруг сменился с букового на смешанный. Лёха точно судить не мог, так как сразу же вырубил фонарь. Жека последовал его примеру.

— К этому невозможно привыкнуть, — процедил Сумрак сквозь зубы.

Выше по тропе раздался визг девушки, который тут же оборвался. Лёха надеялся, что её спутник всего лишь закрыл ей рот ладонью, а не иной вцепился той в горло.

— Лёха, — Жека дёрнул друга за рукав. — Там, кажется, кто-то есть.

— Это же наш хвостик, — удивился Лёха.

— Да не там! — прошептал блондин с укором в голосе.

Похоже, он указывал куда-то рукой, но в слабом лунном свете Лёха лишь видел расплывчатый силуэт друга.

— Вон, на том пригорке, — Жека снова дёрнул Лёху за руку.

Сумрак присмотрелся и мир тут же вспыхнул серым. Лёха мог бы поклясться, что ничего не делал, а просто прищурил глаза, но истинное зрение явилось легко, будто всегда было частью Лёхи. Он моргнул — и вновь вернулась темнота. Моргнул снова — и мир засиял новыми красками. Жекина тень слегка подрагивала, а подёрнутый чёрной вязью алый огонёк в груди пульсировал, словно в такт биению сердца. Лёха глянул на свои руки — они отливали фиолетовым. Странно, Сумраку казалось, что он должен выглядеть, как и тот парень на полянке — бледно-розовым.

— Лёха, оно движется в нашу сторону, — огонёк в груди блондина стал пульсировать быстрее.

Сумрак наконец заметил то, что привлекло внимание друга: бледная тень, по форме напоминающая кляксу от чернил, парила над склоном холма; два огонька в верхней её части переливались, словно это были глаза и тень водила ими из стороны в сторону. Ничего подобного Лёха раньше не видел. Он моргнул, возвращая себе привычный взор. На месте тени клубилась серая дымка, чем-то похожая на рой насекомых, или, что вероятнее — на призрака.

— Эй! — раздался мужской голос с той стороны, куда вела тропа. — Вы где?! Какого хрена?

Призрак крутанулся вокруг своей оси, замер на миг, а после устремился на голос.

— Быстро! — приказал Жека. — Уходим вверх.

Сумрак спорить не стал. Закинув рюкзак на плечи, он, согнувшись, стал карабкаться по склону. Жека крался позади.

«Только бы они не ответили! — билась паническая мысль в голове. — Только бы не ответили!»

— Если наш хвостик ответит, то нам хана, — прошептал Жека, вероятно думая о том же.

— Эй! — снова крикнули снизу. — Ты кто?

Душераздирающий вой пронёсся по округе. Он давил на уши и отнимал волю, ноги тут же налились свинцом, а рюкзак словно потяжелел в два раза, но Сумрак продолжал лезть вверх по тропе. Вой подхватила ещё одна тварь — кричала она где-то далеко, но тем не менее, эффект от этого не слабел. Лёха припал на колено. А потом закричал мужчина — его крик, полный боли, тут же оборвался.

Видимо неизвестный был не один, так как призраки с воем уносились дальше, будто преследуя кого-то. Лёхе показалось, что он слышал ещё крики, но сквозь ликующий вой тварей сложно было различить что-то конкретное. Одно Лёха мог сказать наверняка — снизу устроили кровавый пир призраки. Там гибли люди.

Выбравшись на пологую часть тропы, Сумрак использовал взор, всматриваясь в овражки и кусты. Две прижавшиеся друг к дружке тени с яркими алыми трепещущими, словно осиновый лист на ветру, огоньками он заметил сразу — парочка спряталась в густом кустарнике.

— Вон они. — Лёха указал направление. — И… они, вроде, нормальные.

— Вроде? — Жека дышал тяжело, он обнажил мачете и гневно зыркал по сторонам. — У тебя получилось?

— Кажется, да.

— Лёха, — тень друга повернулась. — Кажется и вроде — это не те слова, которые я сейчас хочу слышать.

— Да, — кивнул Лёха. — Я вижу. Они нормальные. Алые, без червоточин. Люди.

— Хорошо, — блондин спрятал клинок, пригнулся и стал медленно подходить к кустарнику.

— Эй, — тихо позвал он. — Это мы — парни с полянки. Нужно убираться отсюда. Слышите?

— Не подходи, — дрожащим голосом сообщил парень.

Лёха увидел истинным взглядом в его руке очертание предмета, так похожего на топор с широким серпообразным лезвием.

— Не подходи, — повторил парень.

— Жека, у него топор, — сообщил Лёха другу.

— Вы не люди, — прошептал парень, его огонёк бешено метался в груди. — Вы не можете нас тут видеть.

— Да я и не вижу тебя, — Жека сказал это с усмешкой, смягчив тон. — Вы так трясётесь, что кусты ходуном идут.

Сумрак осмотрел округу. Никого. Голова от напряжения разболелась, заныла скула и ссадина на затылке, перед глазами заплясали круги. Лёхе на миг показалось, что к нему вернулось то необъяснимое болезненное состояние. Он вернул себе нормальное зрение и боль притупилась. Впрочем, он всё ещё не понимал, почему до этого у него взор не получался, а теперь он мог использовать его, лишь пожелав того. И пускай это умение вызывало головную боль, но оно работало и могло спасти ему и его спутникам жизнь. А это главное. Оставалось дело за малым — понять, когда зрение можно использовать, а когда нет. А ещё лучше — как его использовать всегда.

— Не подходи. — Парень продолжал упорствовать.

Лёхе быстро надоел этот спектакль. Он попытался вспомнить, что обычно делал Гавр в таких ситуациях.

— Короче, — Сумрак шагнул вперёд. — Там снизу только что убили и растерзали, как минимум двоих, а быть может и пятерых. Мы уходим. А вы, либо идёте с нами — считайте, что я передумал, — либо сидите под кустом в ожидании неминуемой гибели. Выбор простой, как мне кажется. Впрочем, решать вам. Идём.

Последнее Лёха сказал блондину, хлопнув того по плечу. Жека задержался на миг, словно задумался, а потом поспешил следом за другом.

— Это твоё короче показалось мне знакомым, — сказал блондин, нагнав Лёху.

— Я теперь всё больше и больше понимаю Гавра, — ответил Лёха, изучая тёмный лес пристальным взглядом.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты превратился в него, — сообщил друг.

— Мне тоже, но иначе, похоже, нельзя.

— Стойте! — Чуть громче, чем следовало крикнула девушка.

Она выскочила на тропу и побежала следом за друзьями.

— Даша! — окликнул её парень. — Не смей!

— Мать вашу! — процедил Лёха сквозь зубы.

— Да не ори ты, — Жека схватил худенькую девушку за локоть и прижал палец к её губам.

Даша замерла. Её глаза светились от страха в лунном свете. Лёха присел. Жека пригнулся рядом, увлекая девушку следом за собой. Сумрак, морщась от боли в глазах, снова использовал взгляд. Слава богу, или кого в этом проклятом месте стоило благодарить, призраки возгласов туристов не услышали. По крайней мере, Лёха никого не видел.

— Даша, — прошептал парень совсем рядом.

Жека передал девушку Лёхе, а сам юркнул в сторону. Обошёл нерадивого туриста сбоку, и в два движения обезоружил того, прижав коленом к песку.

— Я сдаюсь… сдаюсь, — стал причитать парень.

— Как звать тебя? — Лёха отпустил девушку, подобрал топор туриста и хмыкнул, изучив совершенно идиотскую поделку.

— Максим, — простонал парень — Жека держал того крепко.

— Вот что, Максим, — Сумрак бросил топор на песок. — Убери эту ерунду куда подальше, а лучше и вовсе — выбрось: толку мало, зато блестит, как новогодняя игрушка. Идёте за нами след в след. Все разговоры шёпотом, но я бы на вашем месте лучше молчал и вопросов не задавал. Всё ясно?

— Да.

— Тогда не отставайте.

Сказав это, Лёха снова изучил округу истинным зрением, посмотрел на светящуюся стрелку компаса и решил идти строго на юг. На тропу им путь теперь заказан. Пробираться же через буковые или грабовые заросли по скользким камням он не рискнул бы, а вот через сосновый бор пройти можно было без особого труда.

Переведя стрелки часов, Сумрак поправил рюкзак, прислушался к урчащему животу, с тоской посмотрел вниз — где-то там друзья оставили открытую банку кильки в томате — и направился в путь. При этом удивляясь самому себе: его больше волновала утраченная банка кильки, нежели призраки, которые только что убили несколько человек. Впрочем, удивление это быстро прошло.

(Поход 2) Там, где кончаются сны. Глава 11

Показать полностью
31

Дух огня

Старик появился внезапно прямо из темноты. Он медленно подошёл к костру, вокруг которого расположилась компания молодых людей. Было уже далеко за полночь, а до ближайшей деревни километров десять, поэтому появление этого странного сгорбленного деда, с длинной седой бородой и большой узловатой палкой в руке немного напрягло туристов.

- Здорово, ребятки, - сказал незнакомец, подойдя, - Разрешите старику погреться у костра.

- Ты откуда тут взялся, дед? - спросил долговязый парень с бутылкой пива в руке, - Заблудился что-ли?

Да нет, -улыбнулся старик, - Места эти мне знакомы. Знахарь я. Травы собираю, что ночью соком особым наливаются. Днём от них проку нет.

- Присаживайся, дед, что-то далеко ты забрёл.

Старик присел около костра, и языки пламени вдруг заволновались, покачиваясь и выбрасывая снопы искр.

- Далеко - это как сказать, - задумчиво произнёс он, - Во-он за той рощей, например, раньше деревня была.

- Да ну. А когда это раньше? - долговязый отхлебнул из бутылки, - Что-то я не слыхал про такую.

- Давно. Очень давно. Тогда и дедов твоих ещё на свете не было. Могу историю одну рассказать про деревню эту, что от своего деда в детстве услышал.

- Расскажи.

- Старики сказывали, что жили некогда в деревне этой два мужика - Кузьма и Никонор. Соседями были. Кузьма человеком был кротким, на рожон никогда не лез, помогал всем, кто попросит, никому отказать не мог. А вот Никонор, слышь-ка, нелюдимый был. Недаром изба его на самом краю деревни стояла. За крутой нрав, побаивались люди Никонора, обходили дом его стороной. Только с одним Кузьмой, соседом, и знался он.

Вот как-то собрался Никонор на ярмарку. Пришёл к соседу и просит одолжить ему телегу до завтра. Не отказал Кузьма, телегу дал. Только попросил вернуть вовремя, вроде как завтра она ему самому надобна. Никонор заверил, что завтра к полудню телега будет возвращена. На том и порешили.

Однако ни к полудню, ни к вечеру не дождался своей телеги Кузьма. Явился он наутро к Никонору:

- Сосед, телегу-то ты забыл мне вернуть.

- Телега твоя - хлам убогий, - сердито буркнул Никонор, - Всю дорогу скрипела так, будто вот-вот рассыплется. А за полверсты до дома сломалось колесо - так еле доехал.

- Ты, видать, перегрузил её, Никонорушка. Вот она и подвела.

- А для чего ещё телеги нужны, как не для груза? - нахмурил Никонор брови, - Ты ступай. Вечером колесо починю - верну телегу.

И ждал Кузьма ещё два дня, а на третий пошёл снова к соседу.

- Никонор, что там с моей телегой? По дрова мне надобно.

Хмурое лицо Никонора появилось за забором.

- Ну что пристал со своей телегой? - злобно прошипел он, - Недосуг мне с починкой возиться. На неделе зайди.

Когда Кузьма появился перед воротами Никонора в следующий раз, сосед в гневе пригрозил ему расправой.

И понял тогда мужик, что правды ему не видать. И пошёл он к деревенскому колдуну. Колдун встретил его перед своим домом.

- Знаю, зачем пришёл ты, Кузьма. Не отдаст Никонор тебе телеги просто так. Лишь дух огня тебе поможет. Если хочешь телегу вернуть, слушай внимательно. Вот тебе стебли Огонь-травы. Как вернешься домой, разожгли огонь в печи. Брось эти стебли в огонь, и скажи: "Дух огня, помоги отбить у ворога своё добро. Жертву себе бери, какую сам захочешь".

- Что ещё за жертва? - спрашивает Кузьма.

- Это всегда по-разному, - пожал плечами колдун, нахмурив брови, - Но обычно безделицу какую-нито - игрушку али щепочку. Игривый он шибко, аки дитё малое.

Сделал Кузьма всё точно так, как колдун велел. На следующий день пошёл он ко двору Никонора. Решил он про телегу не спрашивать, а только помелькать перед соседом. А ну как тот увидит его, да и сам отдаст. Но случилось всё по-другому...

Никонор, который уже с утра изрядно напился, увидев Кузьму, рассвирепел.

- Опять явился! - заорал он, вываливаясь за ворота и бешено сверкая глазами, - За телегой своей пришёл? Проваливай, я ведь тебя предупреждал, что, если явишься ко мне - поколочу!

Кроткое сердце Кузьмы стало вдруг закипать праведным гневом.

- Ах ты, ирод! Ни стыда, ни совести не имеющий. Думаешь с рук тебе сойдёт? Уж я нашёл управу на тебя...

Необоримая ярость захлестнула последние остатки разума Никонора, поднял он с земли камень, подскочил к Кузьме и ударил, что есть силы. Рухнул Кузьма наземь, словно подкошенный...

- Погоди, дед, - перебил старика долговязый парень, недоверчиво усмехаясь, - Это что же, жертва была что-ли? Которую Кузьма тот духу принёс. Что-то больно велика.

- Так ему и сказано было, что жертва может быть разной, - сверкнул вдруг глазами старик, - Всё по совести.

- А с телегой как? Дух-то обманул мужика! Жертву забрал, а телегу отдавать и некому уже.

- Дух своё дело сделал, - старик уставился на огонь, который вдруг словно увеличился в размерах, и несмотря на отсутствие малейшего ветерка, теперь подрагивал и колыхался из стороны в сторону, - Вечером того же дня случился во дворе Никонора пожар страшенный. Никто ничего и сделать не успел - всё дотла сгорело. А телега соседская стояла прямо посредь пепелища. Целёхонькая. Не тронул её огонь. Вот так-то.

- Что за небылицу ты нам рассказал, дед, - ухмыльнулся долговязый, - Дух огня. Жертва. Сказочник.

- Сказка, говоришь? - старик недобро взглянул на парня из-под косматых бровей, - Так давай и проверим. Что ты хотел бы попросить у духа?

- Я? - долговязый засмеялся, - Не знаю... Да вот пусть хоть дух невидимкой меня сделает!

Ребята дружно заржали. Старик криво улыбнулся, засунул руку за пазуху и извлёк оттуда стебли какой-то травы. Быстрым движением он бросил эти стебли в огонь. На какое-то мгновение языки пламени окрасились в голубой цвет и взметнулись почти до самых верхушек деревьев.

-Лёха, может не надо? - испуганно прошептал кучерявый парнишка с гитарой, - Чертовщина какая-то...

- Цыц, малой! - зыркнул на него старик, - С этим не шутят. Он же не верит в сказки...

- А теперь, - повернулся он к долговязому, - Повторяй за мной: "Дух огня, помоги..."

- Ребят, на мне одежда загорелась! - послышался на поляне дикий вопль.

Все повыскакивали из палаток и увидели в кромешной тьме столб огня, который быстро перемещался по направлению к озеру.

- Ааааа!!! Помогите!!! - ночной крик прервал всплеск воды, и всё стихло.

Ребята бросились на берег.

- Лёха, ты что ли?! - крикнул Вадим, шаря фонарным лучом в ночной мгле, - Что случилось?

В свете фонаря все увидели Лёху, выходящего из воды. Но что это было за зрелище! Испуганные, навыкате, глаза, обгоревшие обрывки одежды и следы ожогов на теле.

- Я... я н-не знаю, что с-случилось, - лепетал Лёха, испуганно озираясь по сторонам, - Я проснулся среди ночи от сильного жжения, и увидел, что на мне горит одежда...

- Ты в палатке ничего не зажигал перед сном? - спросил Вадим, осматривая Лёху со всех сторон, - Может искра попала?

- Ничего я не зажигал. Как по палаткам разошлись - сразу спать лёг.

- Дух огня, помнишь? - подскочил вдруг запыхавшийся Олег, - И старик вчерашний, над которым все смеялись, а ты громче всех... Я до твоей палатки сбегал - никаких следов огня!

- Да брось, - махнул рукой Лёха, - Какой дух огня? Старик этот сумасшедший помешался просто на своих сказочках. Ты веришь в эту чушь?

- Уж не знаю, чушь это или нет, а старик тот непростой какой-то. От него прям аж холодом могильным веяло...

- Ладно, хватит жути нагонять, - Вадим похлопал Лёху по плечу, - Ты как вообще? Не сильно пострадал?

- Ничего. Терпимо.

- Тогда все по палаткам, а на рассвете сворачивается и двигаем обратно. Врачам тебя надо показать. Иди, переоденься во что-нибудь...

Все разошлись, а Вадим, собрав веток, принялся разводить костёр. Лёха вернулся в палатку, и переодевшись в новые футболку и шорты, присоединился к Вадиму.

- Что за ерунда, - недовольно пыхтел тот, ёрзая над кучей веток, - Не могу никак разжечь. Всё время гаснет. Чертовщина какая-то.

- Дай-ка я, - Лёха выхватил из рук Вадима спичечный коробок. И почти одновременно с этим действием одежда на нём вспыхнула, как факел.

- Бегом к озеру!!! - заорал Вадим, вскакивая.

Оба бросились на берег. На бегу Вадим вовсю молотил руками по спине Лёхи, пытаясь сбить пламя.

Когда Лёха добежал до озера и прыгнул в воду, на берегу уже вновь стали собираться все ребята.

Лёха сидел в воде по шею и испуганно хлопал глазами.

- Ребят, что это? Мне страшно, - чуть не плакал он.

- Ну что, всё ещё не веришь в духа? - подошёл к воде Олег, - Хотел невидимкой стать - вот и станешь. Сгоришь, нафиг - и ничего от тебя не останется. И желание, и жертва - два в одном.

- Этого не может быть! Так не бывает! - на глаза Лёхи навернулись слёзы.

- Я тебе говорил, чтобы ты остановился, - продолжил Олег, - Помнишь старик рассказывал про Кузьму, который ходил к колдуну? Так вот я думаю, что сам-то он тот колдун и есть. Может и деревню, что стояла там больше ста лет назад, он и спалил.

- Что ты мелешь? Какой колдун? Больше ста лет прошло. Он что, бессмертный? Как "горец"? Такого не может быть!

- А одежда может сама по себе загораться?

- Н-ну ч-что делать-то? - дрожал Лёха, - Я здесь долго не п-протяну - вода холодная. А вылазить боюсь.

- Ты вот что - вылазь давай на берег, но от воды далеко не уходи, - сказал Олег, доставая из кармана мобильник, - Отец рассказывал, здесь где-то монастырь стоит. Так вот в монастыре этом старец один есть, к нему со всех областей люди приезжают за помощью. Может и тебя отмолит. Я отцу сейчас позвоню, чтоб на трассе меня встретил. Попробуем монаха этого сюда привезти. А ребята пусть приглядят за тобой.

Сказав это, Олег скрылся за деревьями.

Солнечный диск уже наполовину скрылся за линией горизонта, когда на поляне появился Олег. Он вышел из леса в сопровождении двух человек. Один из этих людей был знаком ребятам, находившимся на поляне - это был отец Олега. Он нёс в руках что-то большое и тяжёлое, завёрнутое в тряпицу. Вторым спутником был среднего роста седобородый человек в монашеской рясе.

Им навстречу выбежал Вадим.

- Наконец-то! Мы уж заждались.

- Где он? - спросил Олег.

- Там, на берегу, - махнул рукой Вадим в сторону озера, - Ух, пока вас не было, мы тут такого натерпелись...

- А что было-то?

- Спустя час после того, как ты ушёл, Лёха сидел на берегу. Естественно без одежды, боялся он одеваться. Так рядом с ним вспыхнули кусты! А когда он отскочил - загорелась под ним земля! Он конечно же сразу в воду. Так и стоит там до сих пор - трясётся.

А тут ещё пацаны услышали какой-то шорох в чаще. Повернулись на звук и увидели чёрный силуэт человека. Никитос кинулся туда, а как метров тридцать пробежал, так и встал как вкопанный, будто преграда перед ним какая невидимая. Шагу сделать не может. А на него смотрит старик тот давешний, что с нами ночью у костра сидел. Смотрит и хохочет дико так. А потом исчез, словно в воздухе растворился. Мы тогда все дружно чуть в штаны не наделали.

Всё это время монах, пришедший с Олегом на поляну, стоял молча и внимательно слушал рассказ Вадима. А когда тот закончил говорить, спросил:

- Скажи-ка, сынок, когда человек тот появлялся, и ночью перед костром, и днём средь деревьев, не было ли чего необычного? Может запах какой странный, или что ещё?

- Запах...- Вадим нахмурил лоб, - Да! Был запах. Такой еле уловимый... Как-будто запах серы.

- Да, точно, - подтвердил Олег, - Но никто тогда ночью внимания не обратил на это. Все как под гипнозом каким-то сидели.

- Без бесов здесь не обошлось, - промолвил старец, - Нужно действовать, пока не поздно. Стихия воды его пока только спасает, она не слабее огненной. Но кто знает, как дальше обернётся. Идём на берег.

На берегу прибывшим открылось печальное зрелище: Лёха, сидевший по щиколотки в воде и клацающий зубами от холода, и ребята с испуганными лицами, сбившиеся в кучку.

Монах повернулся к отцу Олега и развернул тряпицу, находящуюся в его руках. Под ней оказалась большая старинная потемневшая от времени икона.

- Нужно куда-то её поставить, - сказал старец Вадиму.

Вадим сбегал в лагерь и принёс складной стул. Икону монах водрузил на стул и перекрестился.

- А теперь, - старец посмотрел на Лёху, - Выходи из воды, милый. Выходи, не бойся. А все остальные ступайте в лагерь, подальше отсюда. Как всё закончится, я дам знать. И да, ни в коем случае не вздумайте разжигать огонь!

Все покорно поплелись прочь от берега. Напоследок Олег обернулся и увидел старца, стоящего на коленях перед иконой. Монах жестом указал Лёхе последовать его примеру.

- Сейчас я буду говорить, а ты повторяй за мной. Слово в слово. Это очень важно...- донеслись до Олега чёткие и уверенные слова старца. И как-то сразу повеяло надеждой.

Прошло уже часа три, а монах всё не появлялся. Ребята сидели в полнейшей темноте, помня завет старца не разжигать огонь.

Вдруг кто-то из ребят крикнул: - Смотрите! Там! Что это?

Все резко повернули головы и увидели метрах в ста на противоположном краю опушки леса огненную вспышку. Почти сразу вслед за этим раздался нечеловеческий вопль.

Пятно огня вдалеке стало метаться из стороны в сторону, затем замелькало между деревьев, пока совсем не скрылось из виду. Все сидели молча, объятые ужасом. Кто-то нашёптывал "Отче наш".

Но вот послышался шорох шагов, и в свете фонарного луча на поляне появился монах с иконой в руках. За ним, подрагивая, семенил Лёха.

- Всё в порядке, - произнёс старец, бережно закутывая икону в тряпицу, - Услышал Господь молитвы наши. Теперь всё будет хорошо.

- Мы тут такое видели...- начал было Олег, но монах перебил его.

- Знаю. Это злому человеку воздалось по заслугам его. А теперь собирайте вещи. Не нужно здесь боле оставаться. Места здесь недобрые. Люди говорят, в старые времена человек здесь жил, с нечистью водившийся. И деревню свою проклял, и других бед множество натворил.

Но и без этих слов всем давно уже хотелось выбраться отсюда. И уже через час группа людей с рюкзаками на плечах, пронзая ночную мглу лучами фонарей, покидала это страшное место.

Другие таёжные истории о вы так же можете послушать в новом ролике

Показать полностью 1
42

Последнее дело Лазарева

Последнее дело Лазарева


Холодный ноябрьский дождь стучал по крышам "Волги", в которой Валентин Дмитриевич Лазарев вез своего новоиспеченного напарника, Глеба Кузнецова, обратно в отдел после долгого и бесполезного опроса. Воздух в салоне был густым от влаги и усталости.

- "Вот так, Глеб, и крутится карусель," - хрипло проговорил Лазарев, с трудом паркуя машину в темном переулке у здания ОВД. Его лицо, с глубокими морщинами, казалось высеченным из старого дуба в свете фонаря.

- "Бумажки, опросы, свидетели, которые либо боятся, либо врут как сивые мерины. А истина... она где-то на дне помойного ведра, и копаться в нем - наш крест."

Молодой следователь, Глеб, кивнул, пытаясь скрыть дрожь в руках - не столько от холода, сколько от гнетущей атмосферы безнадеги, окутавшей сегодняшнее дело. Он был худощав, с острым, еще не утратившим юношеской чистоты взглядом, который теперь тускнел под грузом реальности.

- "Слушай, парень," - вдруг сказал Лазарев, выключая зажигание.

- "Сегодня ты вроде как не сплоховал. Но вид у тебя... как у выжатого лимона. Да и у меня, признаться, кишка тонка домой ползти. Есть тут одно заведение, не пафосное, тихое. Выпьем? Поговорим. Надо же мне тебя, новобранца, в курс дела вводить по-человечески, а не только по уставу."

Бар "Старый Якорь" оказался именно таким: полутемным, пропахшим насквозь табачным дымом и дешевым виски. Дубовая стойка была покрыта царапинами и кругами от стаканов. Они уселись в углу, под треснувшим зеркалом. Лазарев заказал коньяк себе и пиво Глебу.

- "Водку не пью," - отрезал он на немой вопрос Глеба.

- "Слишком много мертвецов через нее прошло. Коньяк - он благороднее. Или виски. Хотя..."

Он махнул рукой и отхлебнул из стакана. Жидкость золотисто-янтарного цвета заиграла в тусклом свете.

- "Ну что, пацан, впечатления? Отдел, люди, дела наши "веселые"?"

Глеб сглотнул.

- "Валентин Дмитриевич... честно? Я ожидал сложностей. Но не такого... хаоса. Он везде, в каждом деле, которым мы тут занимаемся. Как вы... как вы с этим живете?"

Лазарев хрипло рассмеялся, звук напоминал скрип несмазанных петель.

- "Живем, Глебушка, как можем. Кто водкой глушит, кто цинизмом прикрывается, кто просто тупо бумажки перекладывает. Привыкаешь потихоньку. Но некоторые вещи... они остаются в памяти навсегда."
Он снова отпил, дольше на этот раз, и взгляд его стал тяжелым, ушедшим куда-то в прошлое.

- "Хочешь примеров? Чтобы понимал, в какую лужу сел?"

Глеб кивнул, широко раскрыв глаза.

- "Да! Расскажите, Валентин Дмитриевич. Про... про самые запоминающиеся."

- "Первый случай произошел 5 лет назад."

Лазарев поставил стакан на стол с глухим стуком.

- "Каменский Арсений. Пацан, семнадцать годков. Из приличной семьи, вроде. Учился средне. А потом... Плохая компания. Дрянь всякая. Наркота. Сначала травка, потом что-то тяжелее... химия какая-то адская."
Голос стал монотонным, как при чтении протокола, но каждое слово било по нервам. - "Однажды перебрал. Сорвало крышу окончательно. Дома были мать и сестренка, двенадцати лет. Он... схватил кухонный тесак. Мать зарезал в прихожей. Сестренку... загнал в угол в ее комнате."

Лазарев замолчал, потягивая коньяк. В баре стало тихо, будто само пространство замерло, ожидая продолжения. Глеб не дышал.

- "А потом," - его пальцы сжали стакан так, что костяшки побелели, - "Он нашел в кладовке старую болгарку. Рабочую. Включил... И отпилил девочке голову." - голос следователя оставался ровным, почти бесстрастным, но в нем появилась ледяная жила. - "А знаешь, что он сделал потом? Принес эту... голову... в свою комнату. Нашел гвозди. И прибил. Над своей кроватью. К стене. Глазами вниз."

Глеб содрогнулся, его лицо позеленело. Он схватился за пивную кружку, но пить не смог.

- "Две недели, Глеб," - Лазарев отхлебнул еще, его взгляд был прикован к мутной лужице коньяка на столе. - "Две недели он там жил. С матерью в прихожей, уже разлагающейся. С сестрой... в комнате без головы. И с его... "украшением". Караулил окна, боялся, что придут. Соседи запах почуяли. Когда мы вломились... он сидел на кровати под этим... и смотрел на нее. Спросили: "Арсений, зачем?" Он только ухмыльнулся, сквозь слезы и сопли: "Красиво". И все. Больше ни слова не сказал. Сейчас в спецпсихушке живет. Если это можно назвать жизнью." Лазарев осушил стакан до дна и тяжело вздохнул, как будто сбросил камень.

- "Вот тебе и "красиво". А второй случай был в позапрошлом году...

Он поймал взгляд бармена, сделал знак - еще один коньяк. Глеб молчал, подавленный. Новый стакан наполнился крепким алкоголем.

- "Ярослав Громыко," - начал Лазарев, крутя полный стакан в руках. - "Сорок лет. Бытовуха чистой воды. Алкаш, тунеядец, вечный обитатель вытрезвителя и подворотен. Жил в какой-то конуре на окраине. Как-то собрался с таким же отребьем, собутыльником, отметить... черт его знает что. Дешевый портвейн, самогонка. Начали бухать. Потом - понеслось. Слово за слово. Драка."

Следователь прищелкнул языком.
- "Громыко схватил первое, что под руку подвернулось. Старый, советский еще, эмалированный чайник. Тяжеленный, с толстым дном. И... вмазал им собутыльнику по башке. Один раз. Другой. Третий..."

Он сделал короткий, резкий жест рукой, имитируя удар.

- "Знаешь, пацан," - голос Лазарева стал тише, но жестче, - "голова... она не арбуз. Она лопается. Содержимое... оно разлетается. Кости черепа - острые. Мы приехали... Картина. Труп на полу. Голова... фарш. Кусочки мозга, костей, волос... Они были везде. На стенах. На потолке. И чайник... стоял рядом. Весь в этом... в этом розово-сером месиве. А Громыко сидел рядом, на табуретке, и тупо пялился в стену. Допивал бутылку портвейна. Спросили: "За что?" Пожал плечами: "Гад был. Налил мало." Вот и вся мотивация. Сволочь." - Лазарев выпил половину нового стакана одним глотком. - "Суд дал ему семь лет."

Тишина между ними сгустилась, стала почти осязаемой. Дождь за окном усилился, завывая в водосточных трубах. Глеб сидел, сжавшись, его пиво было нетронутым, на лбу выступил холодный пот. Он смотрел на грубые, покрытые шрамами руки Лазарева, сжимавшие стакан, на его потухшие, видавшие виды глаза. Страх и отвращение смешивались с жгучим любопытством. Он вдруг спросил, голос его сорвался на шепоте:

- "Валентин Дмитриевич... а сейчас? Есть у вас... что-то... необычное? Вот прямо сейчас расследуете? Что-то...".

Лазарев поднял на него взгляд. В его глазах не было ни удивления, ни осуждения. Только глубокая, беспросветная усталость. Что-то холодное и настороженное. Он не раздумывая ни секунды ответил:

- "Да."

Допил коньяк до дна, поставил стакан так, что стекло глухо звякнуло о дерево стола.

- "Завелась тут одна тварь. Маньячка." - Он произнес это слово с особым ударением, с отвращением. - "По почерку сразу поняли - женщина. Изощренная, холодная, как змея. И умная, черт бы ее побрал. Даже задерживали ее по подозрению... Шевич Антонину Борисовну. Сорок лет. Была судмедэкспертом у нас в городе, представляешь? К ней-то и привозили... ее же творения."

Глеб замер. - "Судмедэксперт?"

- "Да. Хитрая бестия. Знает все наши методы, все лазейки. Мстительная, наглая, грубая - настоящая гиена в юбке. А работала с трупами. Пока не переключилась на живых."
Лазарев понизил голос, хотя вокруг никого не было.
- "Оружие - нож. Острый, широкий, как тесак. Но использует она его... не для убийства. Нет. Она снимает кожу. Заживо, Глеб. Срезает пластами, аккуратно, как шкуру с барана. Со спины, с груди, с рук, с ног..."

Глеб почувствовал, как волосы на затылке шевелятся. По спине побежали ледяные мурашки.

- "Лицо... лицо она не трогает," - продолжал Лазарев, его голос стал металлическим. - "Чтобы жертва видела. Все видела и чувствовала. Чтобы ее глаза, полные ужаса и боли, смотрели на все это. А дальше..."
Он замолчал, словно собираясь с силами.
- "Дальше самое поганое. По словам одного... одного, кто почти выжил. Его нашли на месте. Он умер по дороге в больницу, но успел кое-что рассказать. Она... она надевала на себя эту снятую кожу. Как плащ. Как костюм. И начинала танцевать. В каком-то трансе, ритмично, монотонно, раскачиваясь. Шелест этой... этой плоти... Он говорил, это был самый жуткий звук, который он слышал."

Глеб закрыл глаза, пытаясь вытереть из воображения картину: полуобнаженная окровавленная фигура, обернутая в снятую с человека кожу, танцующая в луже крови под тусклым светом лампочки.

- "А потом," - голос Лазарева стал шепотом, полным леденящего душу ужаса, - "Она разводила прямо там же, где и мучила, костер. И бросала в него эту кожу. Свою "одежду". И заставляла жертву смотреть. Смотреть, как горит ее собственная плоть. Как она коробится, чернеет, воняет паленым мясом. Если жертва отключалась от боли или шока... она приводила ее в чувство. Холодной водой, пощечинами, уколами адреналина - что под руку попадется. Чтобы смотрела. До самого конца." - Следователь вытер ладонью рот. - "Когда ее начали плотно подозревать - испарилась. Как дым. Уволилась и сгинула. А мы... мы до сих пор ее ищем. По крупицам. По подсказкам. По новым трупам, ободранным, как кролики."

Он посмотрел прямо на Глеба, и в его глазах не было ничего человеческого – только холодная решимость охотника, гонящегося за бешеным зверем.

- "Завтра рано утром едем в соседний городишко. Там вчера нашли... похожее. Может, повезет. Может, наконец нагоним эту суку." - Он отодвинул пустой стакан. - "А тебе, пацан, сейчас домой надо. Отдохнуть. Выспаться."

Он накинул старый, потертый кожаный пиджак. Глеб машинально последовал его примеру, ноги его были ватными, а в ушах стоял шелест содранной кожи и треск костра. Они вышли в промозглую ночь. Дождь хлестал по лицу, но не мог смыть ощущение липкой, запекшейся крови и запаха паленой плоти, которые, казалось, въелись в самое нутро. Лазарев уже открывал дверь "Волги", когда из кармана его пиджака резко, пронзительно зазвонил старый мобильник. Звонок был похож на сирену тревоги.

Он замер, медленно доставая телефон. Его лицо в тусклом свете фонаря стало каменным. Взглянул на экран, потом на Глеба. Губы растянулись в безрадостной, почти звериной усмешке.

- "Ну что ж, Глеб," - проскрипел он. - "Похоже, наша маньячка... не будет ждать до завтра." - Он резко дернул рукой, приглашая садиться. - "Поехали. Твой выходной... отменяется."

Показать полностью
64
CreepyStory
Серия Повесть "Невидаль"

Повесть "Невидаль", глава 10

Начало:
Повесть "Невидаль", глава 1
Повесть "Невидаль", глава 2
Повесть "Невидаль", глава 3
Повесть "Невидаль", глава 4
Повесть "Невидаль", глава 5
Повесть "Невидаль", глава 6
Повесть "Невидаль", глава 7
Повесть "Невидаль", глава 8
Повесть "Невидаль", глава 9

Поначалу Григорий даже не заметил проводника. Лишь спустя несколько мгновений его взгляд выхватил ил серого полотна леса исполинскую фигуру - неподвижную, как древний менгир, вросший в землю. Егор стоял в стороне от отряда, его армяк сливался с корой и хвоей, а борода, покрытая инеем, делала бирюка частью этого пейзажа. Казалось, он был здесь всегда, как сами эти деревья, как замшелые валуны под ногами.

Комиссар помял в руках папиросу, собираясь закурить, но замер, не успев поднести ее ко рту…

В этот момент бирюк исчез.

Не шагнул в сторону, не скрылся за деревом - просто растворился в воздухе, будто его и не было. Осипов резко моргнул, почувствовав, как по спине между лопаток медленно сползает ледяная капля пота. Он судорожно протер глаза - такого не бывает!

- Показалось, - попытался убедить себя чекист. - Или тень накрыла. Или…

Мысль прервал треск ломающихся веток. Вековая ель впереди вдруг качнулась, будто на нее налетел невидимый великан. С верхушки посыпался снег, осыпая землю серебряным дождем.

Кони окончательно потеряли рассудок от страха. Яшка, повисший на поводьях, болтался как мышонок в зубах деревенского кота. Его худенькие ноги отрывались от земли, когда взбешенный жеребец вставал на дыбы, сотрясая морозный воздух неистовым ржанием.

- Яшка! Лавр! - закричал Осипов, надрывая глотку. - Живо сюда!

- Идем, Григорий Иванович, - отозвался старый солдат. - Идем!

- Да бросайте этих чертовых коней!

Шелестов первым опомнился. Выпустив поводья, он рванул к часовне, поднимая фонтаны искристого снега. Его валенки глухо стучали по мерзлой земле, отбивая дробь революционного марша. Гущин замешкался. Старый солдат не мог бросить свой «Льюис» и, кряхтя, снимал пулемет с седла.

Сейчас Григорию показалось, что между деревьев мелькнуло что-то огромное и бесформенное. Тень скользила по снегу неестественно плавно, будто не касаясь земли, оставляя за собой лишь легкую рябь на снежной глади. Но когда он вгляделся, напрягая воспаленные от бессонницы глаза - перед ним была лишь пустота да колышущиеся ветви, будто дразнящие его своей естественностью.

Невидаль!

Пальцы комиссара сами собой полезли к груди, нащупывая под грубым сукном гимнастерки холодный металл крестика.

Гущин не успел сделать и шага, когда неведомая сила подхватила его с той же легкостью, с какой ураганный ветер срывает пыль с дороги. Старый солдат взмыл в воздух. Треух, свалившийся с головы, опал на снег, как осенний лист.

Пулеметчик пролетел саженей тридцать, его растрепанные седые волосы мелькнули в лунном свете - и с глухим хрустом, слышным даже из укрытия командира, тело ударилось о ствол вековой ели. Лавр Аристархович осел на корни, неестественно скрючившись, будто тряпичная кукла, надоевшая избалованному ребенку.

Паренек замер, словно врос в землю. Его лицо исказила гримаса первобытного ужаса - того, что сидит в каждом человеке с каменного века. Губы дрожали, но звука не издавали. Только глаза отражали лунный свет, как два крошечных зеркала.

- Беги! - рванул тишину хриплый крик Осипова.

Но Яшка стоял, вращая головой, как филин, пытаясь разглядеть того, кто… или что швырнуло Гущина.

- Винтарь, - хрипло бросил чекист, не отводя взгляда от темнеющей прогалины.

Его рука, вытянутая назад, тут же ощутила приятный вес - лакированное дерево цевья, холодный металл ствола. «Винчестер» брата словно сам лег в ладонь, будто желая отомстить за ноги хозяина.

Командир резким движением дернул скобу вниз-вверх. Звонки щелчок затвора прозвучал неожиданно громко в звенящей тишине. Приклад плотно уперся в плечо, палец нащупал спуск… и замер.

Куда целиться?

Перед ним расстилалась лишь пустота - серые, как волчья шкура, стволы елей, синеватый снег, колеблющиеся тени. Ни движения, ни звука. Только ветер шевелил ветви, да где-то в глубине леса ухала сова - одинокий страж ночи и безучастный свидетель.

Но комиссар больше не сомневался. Он знал - это невидаль. Она - существует! И она – здесь, рядом! Чекист чувствовал ее присутствие кожей - мурашки бежали по спине, волосы на затылке поднимались дыбом, словно перед грозой. Это не было суеверием или страхом. Это был древний звериный инстинкт, который не смогли вытравить из человека каменные мостовые, паровые машины и даже диковинный электрический ток. Инстинкт, который говорил, что хищник - рядом.

Чтобы поверить в невидаль не нужно было хотеть в нее верить. Оказалось достаточным лишь перестать не верить.

Где-то правее хрустнула ветка. Осипов резко повернулся, не целясь, выстрелил на звук. Грохот выстрела разорвал тишину, эхо покатилось между деревьями, теряясь в чаще.

- Покажись, тварь! - прорычал он, тут же дергая скобу.

Второй выстрел. Третий. Григорий стрелял методично, посылая пулю за пулей в темноту. Гильзы, падая на каменный пол, звенели, отсчитывая оставшиеся патроны. Дым пороха щипал ноздри, смешиваясь с запахом хвои и страха – резким, как нашатырь. Четвертый.

- Выходи! - крикнул он, вкладывая в голос всю ненависть.

Последняя пуля ушла в ночь. Наступила тишина - глухая, давящая непривычным звоном после грохота выстрелов.

- Патроны, - рявкнул командир через плечо, не отрывая взгляд от поляны. Его ладонь, дрожащая от напряжения, повисла в воздухе.

- Бесполезно, брат…

- Патроны! - само слово прозвучало, как орудийный залп.

Жестяная обойма с лязгом вошла в гнездо. Пять латунных цилиндров оин за другим исчезли в нутре винтовки. Разумом комиссар понимал, что стрелять в пустоту бесполезно, но руки сами делали свое дело. «Винчестер» ожил, выплевывая огонь в белесый сумрак.

- Перезаряди, - буркнул Осипов, протягивая винтовку брату. Его ладонь на мгновение задержалась на лакированной рукояти - уж больно доброе оружие сделали янки, с ним не хотелось расставаться.

Пока Варнак с трясущимися руками возился с патронами, чекист впился взглядом в лунную поляну. Каждый куст, каждая тень казались подозрительными. Снег искрился холодными самоцветами, обманчиво прекрасный. Где-то там, в этой красоте, пряталась смерть.

Внезапно сердце комиссара гулко ударило о ребра и замерло.

- Яшка, сынок... - голос его звучал неестественно спокойно. - Медленно иди сюда... Главное - не оборачивайся.

- А-ага... - выдавил из себя паренек.

Его голос дрожал, как гармонь в руках сельского пьяницы. Почуяв неладное, малец судорожно сжал «Браунинг». Первый шаг дался с трудом - ноги будто приросли к земле. Второй - уже увереннее.

Прямо за спиной Яшки, не далее чем в двух саженях, снег начал проседать. Словно невидимый великан топтался на месте. Следы появлялись сами собой - широкие, звериные, с когтями с палец длиной. Каждый отпечаток был размером с добрый лапоть, но форма... Ни медведь, ни волк не оставляли таких.

Чудище, казалось, не замечало Шелестова. Оно металось из стороны в сторону, как пес на привязи, оставляя на снегу причудливый узор. Временами следы вдруг обрывались, будто существо поднималось в воздух.

- Господи помилуй... - невольно вырвалось у Варнака. Его пальцы дрожали, вставляя последний патрон.

Григорий молча принял заряженный «Винчестер». Приклад уперся в плечо, ствол дрожал, выписывая в воздухе восьмерки. Он знал куда целиться - точно по следам. Но риск задеть Яшку...

Юнец сделал еще один шаг, и его глаза, полные ужаса, встретились с мушкой винтовки. В ту же секунду в детском лице промелькнуло понимание - ЭТО находится у него за спиной. Он неестественно вытянул шею, пытаясь заглянуть через плечо, не решаясь развернуться всем корпусом.

Когда же взгляд паренька скользнул по снегу и он увидел появляющиеся из ниоткуда звериные следы, из перекошенного рта вырвалось:

- Мама...

И тут Шелестов сорвался с места. Его ноги, казалось, даже не касались земли - так быстро он помчался к часовне. Валенки лишь мелькали в лунном свете, как спицы в колесе телеги, мчащейся во весь опор.

Следы невидали внезапно оборвались. Осипов, не отрывая взгляда от этого места, явственно услышал тяжелое, хриплое дыхание - точь-в-точь как у гончей, взявшей след. В морозном воздухе на мгновение показались два облачка пара - будто невидимое чудовище фыркнуло от ярости.

Не раздумывая ни секунды, комиссар поднял «Винчестер». Прицел взял на полтора аршина выше последнего следа – туда, где по его прикидкам должна быть грудь твари. Пять выстрелов грянули один за другим, оглушительно разнесясь по лесу, будто кузнец ударил пять раз по наковальне. Одна гильза, ударившись об откос, выпрыгнула наружу и утонула в снегу, оставив после себя черную дыру в белизне, как пулевое отверстие в простыне.

Не давая невидале ни секунды передышки, Григорий мгновенно перехватил "Маузер". Десять выстрелов - четких, как удары метронома - врезались в пустоту. Последняя пуля еще не долетела до цели, когда Яшка, добежав до часовни, ловко перекувырнулся через оконный проем, как заяц ныряет в спасительные кусты.

- Попали, Григорий Иванович? - взволнованно спросил Малой. Он приник к оконному косяку, высовываясь по пояс. Теперь в его голосе слышался не страх, а азарт охотника. - Попали?

- Ты б еще спросил, сколько раз... - сквозь зубы процедил командир, не отрывая взгляда от леса. Его пальцы механически перебирали патроны, заряжая «Маузер».

- Безгрешная душа! - неожиданно ахнул Варнак, хватанув кулаком по полу.

- Чего? - комиссар резко повернулся к брату, сдвинув брови в сердитой складке.

- Да ты ж слепой, Гришка! - Леха горько усмехнулся. - Эта тварь только до нас, до грешников, падка. А твой карась... - он кивнул в сторону Яшки. - У него ж еще молоко на губах не обсохло. Какие у него грехи? Воробья из рогатки подстрелил? В церковной кружке медяки тырил?

Чекист замер, патрон застыл на полпути к магазину. Мысль, столь очевидная, что ее не замечаешь, будто собственный нос. Он резко щелкнул затвором и убирал «Маузер» в кобуру.

Нужно оружие посерьезнее. Осипов представил на мгновение батарею трехдюймовок - как шарахнут шрапнелью по поляне, и от невидали мокрого места не останется, и от леса одни щепки.

- Гранаты у тебя еще есть? - спросил он, чиркая спичкой о портупею.

- У меня тут что, арсенал Главного управления? - фыркнул бандит, нервно потирая ладонью шею. - Одна была - и ту на вас, краснопузых, потратил.

Сигаретный дым щипал глаза, но Григорий не отводил взгляда от окна. Среди переплетения темных стволов что-то блеснуло тусклым металлом. Труба "Льюиса" торчала из сугроба, будто перископ субмарины, всплывшей в снежном море.

Не пушка, конечно, но на безрыбье и рак - щука.

- Яшка, - голос чекиста прозвучал тихо, но твердо, как удар штыка о лед. - Отдышался?

Паренек, прижавшийся спиной к холодной стене часовни, шумно втянул носом воздух. Его щеки пылали от бега, а глаза все еще были круглыми от страха.

- А-ага... - выдавил он, вытирая сопли тыльной стороной ладони.

- Пулемет видишь? - командир кивнул в сторону поляны, где в снегу лежал «Льюис» Гущина.

Яшка сощурился, привстал на цыпочки - будто это могло помочь разглядеть лучше. Его худенькая фигурка напряглась, как колодезная цепь.

- Ага... - он облизнул пересохшие губы. - Но я не пойду!

- Как это - не пойдешь? - грозно нахмурился комиссар. - Это - не просьба. Это приказ, боец! Настоящее боевое задание!

- А вдруг... вдруг она меня цапнет?

- Не боись, карась, не цапнет, - неожиданно вставил Варнак. - Ты ей, невкусный, как каша без масла. Разве что попробует маленько, да тут же выплюнет.

Григорий тем временем принял от брата перезаряженный «Винчестер». Металл был ледяным даже через грубые кожаные перчатки.

- К тому же... - он щелкнул затвором, и звук этот прозвучал как обещание. - К тому же я тебя прикрою. Только дыхание ее услышишь - бухайся в снег, как мешок. А я... - Осипов прищурил один глаз, прицеливаясь в пустоту за окном. - Я не подведу.

Яшка перевел взгляд с одного на другого. В его глазах читалась борьба - страх против желания доказать, что он не трус. Наконец, сглотнув ком в горле, паренек кивнул.

- Ладно... только... только цельтесь лучше, Григорий Иваныч...

- Как в тире на Сенной, - коротко бросил командир. - По команде. Раз... два...

На счет «три» малец рванул к выходу, его валенки гулко шлепали по каменному полу, будто хлопали в ладоши. В последний момент перед прыжком наружу он обернулся - и в его глазах Григорий прочитал немой вопрос: «А вдруг?..» Но было уже поздно сомневаться. И паренек, низко пригнувшись, бросился к пулемету через заснеженную поляну, где где-то рядом невидимо бродила смерть.

Яшка мчался, как подстреленный заяц, не разбирая дороги. Каждый шаг отдавался в висках гулким стуком - казалось, весь лес слышит, как бешено колотится его сердце.

Пулемет лежал в сугробе, словно ждал его. Лавр Аристархович так и не успел сделать из него ни единого выстрела. Малой налетел на «Льюис», схватил ледяную сталь руками - и в тот же миг услышал за спиной...

Тяжелое, мокрое сопение.

Прямо за ним.

Близко-близко.

Веки сами собой сомкнулись. «Бухайся в снег!» - вспомнилось наказ комиссара. Но тело не слушалось, окаменев от ужаса.

Теплый воздух коснулся его шеи. Что-то огромное и невидимое принюхивалось, обдавая его запахом прелых листьев и старой крови. Шелестов зажмурился крепче - вот-вот клыки вонзятся в загривок...

Но ничего не произошло. Только снег захрустел под тяжелыми шагами. Чудище, фыркнув, отвернулось - будто потеряло к нему всякий интерес. Как к пустому мешку или пню.

Не веря своему спасению, Яшка рванул обратно, волоча пулемет. «Льюис» оставлял за собой борозду, как плуг.

Из часовни грянул выстрел - Осипов прикрывал отход. Пуля просвистела над головой, но боец даже не пригнулся. Он бежал, задыхаясь, с одной мыслью: «Не трогает! И правда не трогает!»

Последние метры дались мальцу особенно тяжело. Ноги стали ватными, будто налитыми свинцом, в глазах заплясали черные пятна. Он влетел в дверной проем, споткнулся о порог и грохнулся на каменный пол, выпустив из ослабевших рук тяжелый «Льюис». Пулемет звякнул о плиты, подпрыгнув, как живой.

- Получилось... - выдохнул паренек, чувствуя, как по всему телу разливается предательская дрожь. Его кулаки непроизвольно сжимались и разжимались. - Видали? Она... она меня...

- Видали, - резко перебил чекист, уже хватаясь за пулемет. Его наметанные пальцы быстро обследовали механизм - ствол не забит снегом, затвор двигается свободно. - Молодец, товарищ Шелестов. Теперь давай сумку...

- Какую еще сумку? - захлопал глазами Яшка, с трудом поднимаясь на дрожащих ногах.

- Ту, в которой Лавр запасные диски хранил, - сквозь зубы процедил комиссар, не отрывая взгляда от оконного проема.

- Да не было там никакой сумки... - растерянно пробормотал юноша.

- Молодец, товарищ Шелестов, - повторил командир, но теперь в его голосе не звучало и тени похвалы. Скорее - горькая ирония.

Впрочем, возможно, Малой и прав. Может, сумка осталась на сбежавшей лошади. А может, висела на самом Гущине, когда невидаль швырнула его на ель. В любом случае, в приемнике «Льюиса» был один целый диск, заполненный длинными английскими патронами - почти полсотни выстрелов. Не густо, но лучше, чем ничего.

- Я сейчас... - Яшка вскочил на ноги, отдышавшись.

- Отставить! - рявкнул Григорий так, что подчиненный вздрогнул.

Рисковать мальцом второй раз он не собирался. Одного чуда на вечер хватит.

Комиссар растоптал окурок каблуком, оставив на камне черный след. Затем ловко установил сошки пулемета на груду камней у оконного проема, прицелился в темнеющий лес.

- Покажись, погань, - прошептал он, прижимаясь щетинистой щекой к холодному дереву приклада. - Покажи свою морду, если она у тебя есть...

Показать полностью
28

Квартет

Доктор Джонатан Торн едва дышал. Холодный пот стекал по его вискам, смешиваясь с пылью веков в узком слуховом ходе. Перед ним, через крошечное, искусно замаскированное окулярное окно в своде часовни XII века, открывалась сцена, от которой стыла кровь. Это была их часовня «Сикстус Тертиус».

Комната под ним дышала властью. Не показной роскошью новых денег, а тяжелой, древней силой. Стены из полированного черного базальта, инкрустированные золотыми жилами карт континентов. Воздух пропитан ароматом редких смол, масел и благовоний и чего-то… древнего на столько, что человечество забыло эти запахи. В центре стоял массивный стол из темного нефрита и четыре искусно слепленых кресла.

Четверо. Всегда четверо. Они называли себя «Квартетом Вечности».

Зигмунд Рейнхардт, его лицо высеченное из слоновой кости, без единой морщины, хотя Торн знал из расшифрованных манускриптов Тевтонского ордена, что этому взгляду холодных стальных глаз больше восьми веков. Его пальцы, тонкие и длинные, перебирали стопку фишек. Не пластик, не глина. Каждая была слитком чистой платины, металла, стоившего дороже золота. Он олицетворял всемирный капитал. Банки, корпорации, невидимые финансовые потоки, опутавшие мир.

Александр Воронцов. Монументальный, как уральская гора. Борода, черная как смоль, аккуратно подстриженная, глаза, казалось, видели сквозь стены, сквозь время. Перед ним лежали не карты, а тонкие, светящиеся голограммы - схемы спутниковых сетей, энергосистем, кодов ядерного запуска. Он был технокра. Инфраструктура, технологии, коммуникации - его нервная система планеты.

Ардан Сингх, был невысоким мужчиной, с лицом аскета, облаченный в простой шафрановый шерстяной покров. Но его глаза… в них горел огонь тысячелетних династий, заговоров, религиозных течений. Он не прикасался к фишкам. Его ставки были тише: кивок, шепот, имя, брошенное в тишину. Он был стратег. Идеологии, религии, нации, толпы - его пешки на доске.

И она. Моргана. Имя, взятое из легенд, как маска. Облик менялся - то роковая красота эпохи Возрождения, то холодная элегантность XX века. Сейчас - стрижка каре, безупречный белый костюм, взгляд, заставлявший Торна, спрятавшегося в пыли, инстинктивно отшатнуться. Она была Переменой. Хаос, болезни, революции, необъяснимые катастрофы - ее инструменты. Ее фишки были черными, из обсидиана.

- Блэкджек не в счет, Александр, – голос Морганы был как шелест шелка по лезвию. - Правила неизменны. Только покер. Только чистая вероятность, усиленная нашей… волей.

Воронцов хмыкнул, сдвигая голограммы.

- Волей и квантовой синхронизацией, Моргана. Не забывай науку в твоих мистических бреднях.

- Наука лишь описывает нити, Александр, - парировала она, беря карты. - Мы же - те, кто их дергает.

Торн, историк, специалист по тайным обществам, наткнулся на упоминание о «Сикстус Тертиус» в запрещенном гримуаре. Он ожидал масонскую ложу, иллюминатов. Не это. Его мозг лихорадочно обрабатывал информацию. Раз в несколько поколений - игра, которая является предвестником передела всего.

Раздача началась. Карты ложились на нефрит с тихим стуком, звучавшим громче пушечных залпов. Это были не просто карты. На рубашке - сложнейший, мерцающий узор, напоминающий карту ДНК. Торн понял: каждая карта - ключ. К нации. К ресурсу. К судьбе миллионов.

- Ставлю нефтяные поля Каспия, - объявил Рейнхардт, ставя фишку на стол. - Против твоих африканских религий, Ардан».

Сингх едва заметно кивнул.

- Принимаю. И добавляю влияние на синтоистские синкретические движения в ЮВА.

Ставки росли. Континенты меняли хозяев за покерными комбинациями. Флоп - три карты в центре стола: дама червей (Европа?), семерка треф (…Ближний Восток?),  десятка червей (Северная Америка?).

- Рейз, – сказала Моргана, ее черная обсидиановая фишка легла рядом с голограммой Воронцова.

- Добавляю «Пандемический Протокол -Дельта» к твоим спутникам слежения, Александр. Хочу видеть терн.

Воронцов сжал челюсти, но сбросил карту.

- Чек.

Торну стало дурно. Они ставили не деньги. Они ставили жизни. «Пандемический Протокол»… Он вспомнил внезапные, странные вспышки болезней в истории, не поддававшиеся логике. Юстинианова чума? Чёрная смерть? Испанка? SARS-CoV-2? Были ли они ставками?

Игра продолжалась, напряженная, холодная. Фишки - целые отрасли промышленности, запасы воды, контроль над интернет-магистралями - переходили из рук в руки. Взгляды игроков были лишены азарта. Только расчет. Холодный, вечный расчет.

Наконец, ривер. Последняя карта - туз червей.

Моргана медленно развела свои карты. На ее лице появилась едва уловимая тень удовольствия. Торн напряг зрение.

- Флеш-рояль,- произнесла она тихо, но слова прозвучали как приговор. - Черви.

Она выложила карты: туз, король, дама, валет, десятка червей. Рука смерти. Рука абсолютной власти.

Рейнхардт холодно выдохнул. Воронцов отвернулся, его голограммы погасли. Сингх закрыл глаза, его губы шептали что-то на санскрите.

Моргана собрала все фишки к себе. Ее безупречные руки легли на стол.

- Итак, господа, - ее голос был ледяным и четким. - Расклад подтвержден. Протоколы активируются по цепочке. Александр, твои спутники - приоритет. Синхронизация через… пятнадцать минут. Начинаем со сброшенной семерки.

- Семерка треф. Торн вспомнил флоп. Ближний Восток. Его сердце бешено заколотилось.

- Как всегда, элегантно, Моргана,- пробормотал Рейнхардт, вставая. Его тень, удлиненная тусклым светом комнаты, легла на карту мира у его ног.

- До следующего сбора. Через… двадцать лет? Или тридцать? - спросил Александр

- как всегда все зависит от скорости восстановления. - пробормотал Ардан.

Они встали, эти четверо бессмертных владык. Без рукопожатий, без прощаний. Каждый знал свою роль в грядущем катаклизме, который они только что санкционировали за игрой в покер. Дверь в стене из черного базальта бесшумно открылась, поглощая их одного за другим.

Торн остался один в пыльном ходе, дрожа от ужаса и понимания. Он смотрел на пустой стол из нефрита, где минуту назад решались судьбы миллиардов. Где сброшенная карта - семерка червей - была сигналом.

Где-то далеко, в напряженном регионе, который мир знал под разными именами, чиновник высокого ранга получил зашифрованный сигнал через спутник, помеченный логотипом одной из дочерних компаний Воронцова. Сигнал был прост: «Пепел. Семерка. Исход немедленный».

Чиновник побледнел. Он знал, что значит «Пепел». Это не учения. Он достал второй, неучтенный телефон, набрал короткий номер.

Торн вылез из своего укрытия, его ноги подкашивались. Он должен был предупредить… кого? Что он скажет? Что четыре древних монстра играли в покер и теперь начнется война? Его сочтут сумасшедшим.

Он спустился по винтовой лестнице, вырубленной в толще камня, и вышел в тихий ночной город. Воздух был спокоен. Звезды сияли холодно и равнодушно.

Внезапно, на другом конце земного шара, в столице государства, отмеченного на их карте как семерка треф, прогремел первый взрыв. Не просто взрыв. Точечный удар неопознанным гиперзвуковым оружием по правительственному бункеру. Минуту спустя - второй взрыв, на этот раз на крупнейшем нефтеперерабатывающем заводе соседней, но враждебной державы. И третий - на секретной биолаборатории в глухом горном районе.

Сигналы бедствия, обвинения, приказы о мобилизации - все смешалось в эфире в течение нескольких минут. Улицы наполнились криками, сиренами, грохотом первых выстрелов. Как по мановению руки невидимого дирижера, тщательно сбалансированное и державшееся последние десять лет перемирие рухнуло.

Торн стоял на пустынной площади, глядя на экран огромного уличного телевизора. Кадры хаоса, пламени, лиц, искаженных ужасом и ненавистью, сменяли друг друга под тревожные заголовки новостей: «НЕОБЪЯВЛЕННАЯ ВОЙНА!», «ТЕРАКТЫ НЕВИДАННОГО МАСШТАБА!», «ТАИНСТВЕННАЯ БОЛЕЗНЬ ВСПЫХНУЛА В РЕГИОНЕ!».

Он знал правду. Это не война, не теракт, не случайная эпидемия. Это был финал. Финал игры. Сделанный ход. Передел ресурсов, начавшийся с активации протокола «Пепел» для семерки треф.

Он поднял глаза к небу, где среди звезд невидимо висели спутники Александра Воронцова, направляющие хаос. Где банки Зигмунда Рейнхардта уже перераспределяли потоки капитала от рушащихся рынков. Где агенты Ардан Сингха подливали масло в огонь религиозной и национальной розни. И где Моргана, королева сегодняшней игры, наблюдала, как ее выигрыш за столом  разворачивается в реальности с математической точностью.

Мир горел. А они? Они уже думали о следующей игре. Через двадцать лет, или тридцать, когда ресурсы снова потребуют передела.

Торн отвернулся от экрана, его охватила ледяная пустота. Он был свидетелем Апокалипсиса по расписанию. И самым страшным было осознание: игра только началась. Для них, для вечности. А его собственный ход, ход маленького человека, узнавшего слишком много, уже был предрешен. Он почувствовал на себе чей-то невидимый, леденящий взгляд из тени старого собора. Взгляд, который видел сквозь века. Взгляд «Квартета Вечности». Игра продолжалась. Всегда.

Показать полностью
8

Мне не следовало записывать этот сеанс терапии

Это перевод истории с Reddit

Я всего лишь консультант. Я не психолог и не психиатр. Я слушаю и даю обратную связь, стараясь направить клиентов к какому-то душевному равновесию. Но с недавним клиентом эта часть работы оказалась… трудной.

Я пришёл в эту сферу, потому что сам, будучи подростком, получил помощь от терапии, когда мои родители переживали ужасный развод. Хотел передать эстафету дальше и помочь другим разбираться со своими страхами и травмами.

Хотя наша встреча с новым клиентом вышла странной, начиналось всё обычно. Он пришёл как человек, переживший серьёзную травму: его ударило током, когда он врезался на машине в линию электропередач, и на месте у него остановилось сердце. Нередко после околосмертного опыта люди придают случившемуся духовный или религиозный смысл, но то, что рассказал этот клиент, вышло за все рамки.

Я всегда спрашиваю у клиентов разрешения на запись сеансов, чтобы потом лучше их понять. Слушаю запись перед следующей встречей, сверяю с заметками и выбираю темы для разговора. С этим клиентом мы должны увидеться завтра, и, признаться, я нервничал, прежде чем включить запись.

Начало я пропустил: обычные приветствия и знакомства. Я задавал стандартные вопросы, чтобы он сам задавал темп разговору.

— Ладно, — тяжело выдохнул он, будто дыхание упало мне на шею. — Знаю, это прозвучит странно. Но я уверен: загробная жизнь совсем не такая, как мы думаем.

— То есть она существует? — подтолкнул я его.

— Ты же видишь, я жил не лучшим образом. Сами посмотри, как сюда попал — врезался в столб, потому что нажрался в два часа дня. — Он отвёл взгляд и уставился в пол. — Я думал, мне прямая дорога в ад. Но вот что удивительно: я вообще никуда не попал. Ни ада, ничего.

— И что же ты пережил? — спросил я, чувствуя, как профессиональная выдержка сдаёт перед любопытством.

— Дело не в том, что я увидел, а в понимании, которое ко мне пришло. — Снова опустил глаза и умолк.

Я подался вперёд:

— Околосмертный опыт может изменить всю жизнь, разделить её на «до» и «после». Для пострадавших это…

— Я не пострадавший, — отрезал он; в голосе впервые прорезалась грубость. — Меня не наказывали. — Он поймал мой взгляд. — Мне подарили дар. Никто меня не спас. Тот, кто дёрнул меня с проводов, сбежал, как только я очнулся. Второй позвонил в скорую, когда не нащупал пульс. Помню, я напугал того первого до смерти по звукам, с которыми он удирал, — хмыкнул он.

— Кажется, ты быстро справляешься, — одобрительно улыбнулся я. — Что помогает так легко двигаться дальше? — хотел я подтолкнуть его к самоанализу.

В записи посыпались помехи. Странно — диктофон я не трогал. Будто кто-то взял его и крутил микрофон. Я заглянул в тетрадь: отметил лишь, что клиент нервничает и быстро трясёт ногой.

— Люди могут жить с болью, с мучениями. Адаптация — вот что сделало человечество успешным.

— И ты адаптировался? — спросил я. Воспроизведение моего голоса стало кашляющим шёпотом, будто радио не ловит волну.

— Есть тела, чей смысл — просто держать голову, — произнёс он отчётливо сквозь треск. — Мешок мяса, питающий мозг в ловушке: ни слова, ни движения, но мысли и творчество живут. Так могло быть со мной. Но не стало.

— Твой дар? — почти заглушил помехами мой вопрос. Я похлопал диктофон по ладони, переткнул наушники — треск не исчез.

— Мой дар, — ухмыльнулся он. Его слова звучали чисто, а помехи будто замирали, ожидая, и возвращались, когда он умолкал.

Что я сказал дальше, стало неразборчиво; я снова посмотрел заметки. Там было: «Попросил вернуться к теме: как новое знание о загробном мире помогает двигаться дальше и адаптироваться». Почерк дрожал, словно руку трясло.

— Смерть — как обвал, заваливающий ямы, что оставила жизнь.

Шипение превратилось в глухой грохот, словно сдвигаются пласты земли. Я списал это на воображение, внушённое его словами.

— Меня засыпало, — продолжил он, — но я остался. — Небольшая пауза. Я знал: он снова смотрит мне в глаза. — Я почувствовал, как сердце остановилось. Это было… странно. Звон в ушах пропал. Я слышал, как суетятся люди, оператора 911 на громкой связи. Всё прозрачно, будто колокол звенит в пустой комнате.

Я ловил его слова, руки дрожали, когда я вытирал пот со лба.

— Я ощущал, как съезжает сознание, будто душа выливается, растягивая меня, пока не лопну. В черепе хлестнул кнут — и тишина, — прозвучал его голос, а в ушах грянул раскат грома.

Разобрать записи не удавалось: каракули, похоже на курсив, которым я не пользуюсь и почти не читаю. Я сдался и слушал дальше.

— Казалось, мозг начал усыхать. Наверное, галлюцинация — последняя попытка сознания собрать картинку. Под веками кружил калейдоскоп, затем всё схлопнулось.

Голос стал пугающе ровным, помехи исчезли.

— Реальность обрушилась, и я слышал одновременно каждое воспоминание, что когда-либо создал. Их вытягивали из души, сплетали в световое шоу, смешивали с туманом пульсирующих красок, образуя кольцо трещащего дыма. Я больше ничего не контролировал.

Я поймал себя на том, что беззвучно повторяю его слова. Прижал ладонь ко рту. С чего бы? Я ведь впервые слушал запись и не мог помнить её дословно, но проговаривал чужие воспоминания, будто надоедливую песню.

— Я понял, что обязан, — прошептал он. — Должен пройти через кольцо. Оно звало. Я тянул руку, и как только она вошла в темноту, в ушах заорал «НЕТ», а тело пронзила боль страшнее любой. А потом я вернулся.

Он замолчал, запись зашипела громче. Я перемотал — сплошная статика. В заметках искал хоть что-то полезное, но из дрожащих каракуль выплывали лишь две крупные буквы: НЕТ. Чем я мог ему помочь, если сам так легко вышел из равновесия? Откуда этот шум? Схожу с ума?

Из бессмысленного гудения я уже ничего не выжму. Наверное, тогда я пытался его утешить, придать смысл видению, чтобы он взял жизнь в свои руки.

Дальше я не вынес. Это совсем не походило на мои воспоминания о сеансе. Я тяжело выдохнул, вынул наушник, — шипение надоело. Но стоило подняться, звук остался.

Запись была на паузе. Приложив наушник к уху, я ничего не услышал. Подумал о тиннитусе, но мой шум обычно тихий звон, а тут — будто старый телевизор на полной громкости без сигнала. Я не мог игнорировать этот звук. Он был везде. Я обыскал квартиру.

Поднёс блютуз-колонку к уху — не она. Выключил потолочный вентилятор — без толку. Прошёл по комнатам, вырубая всё, что могло шуметь. Статическое шипение шло отовсюду.

Заглянул под диван, в ящики, шкафы: может, кто-то подложил маленькую колонку или генератор шума. Перевернул матрас, отодвинул комод, заглянул в духовку. В ярости выдрал решётки, не найдя ничего.

Опомнился, когда чуть не вытолкнул кондиционер из окна. Медленно разжал пальцы и выключил его. В квартире не осталось ни единого прибора, а гул в ушах стоял прежний.

Прошли часы с тех пор, как я дослушал запись, но ничто не глушит это жужжание. Я прижимал подушку к ушам, затыкал их пальцами — бесполезно. Будто вселенная шепчет, но слова слишком далеки.

Пока не решил, но, кажется, я отменю завтрашнюю встречу с этим клиентом.

Что мне делать, если звук так и не исчезнет?


Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Показать полностью 2
Отличная работа, все прочитано!