Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 501 пост 38 912 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
107

Мертвая невеста (1)

Капитан полиции после тяжелых рабочих суток возвращался домой. Вязкие летние сумерки опустились на город, сменив изматывающий дневной зной и не принеся свежести и облегчения.

Усталость лишила мужчину здравого смысла, раз он решил сократить путь, по неосвещенному запущенному отрезку. Он направился по заросшему бурьяном пустырю мимо заброшенной стройплощадки. За территорией маргиналов закрепилась дурная слава.

Кривошеев не боялся. Он шел не торопясь, с наслаждением вдыхая запахи обильно росших трав. Тонкое благоухание разнотравья внезапно перечеркнул навязчивый раздражающий аромат. На мужчину сзади накатила удушливая волна цветов лилии. Капитан полиции раздраженно вздрогнул.

- Уже повсюду мерещится приторный запах. Перебор лилий и мертвых невест в последнее время. Пора тебе, Миша, выспаться, - вслух пробормотал он.

Не удивительно, что воображение разыгралось. Три смерти за последнюю неделю. Всех женщин нашли в свадебных кипенно-белых нарядах. Сладковатый похоронный запах лилий, рассыпанных около убитых, плыл над каждым местом преступления.

Вдруг рядом в темноте выткалась белесая тень. Не показалось. Силуэт обрел четкость, аромат лилии ударил в нос… Капитан Кривошеев понял, что не уйдет с пустыря живым.  

***

Ксения направлялась домой, предвкушая тихий вечер. Саша уехал вместе с друзьями на рыбалку на несколько дней. Женщина шла с работы неспешно - дома ее никто не ждет.

Она не подозревала, что зверь начал на нее охоту. Если бы только знала...

А пока мысли о муже привычно побежали по наторенному кругу. Когда с Сашей решили пожениться, она опрокинула на жениха свои мечты о красивой свадьбе в белом платье. Тот покровительственно улыбнулся, притянул девушку к себе:

- Нам совсем ни к чему эти пышные муслины-кринолины. И ораву родственников, имена которых даже не запомним, тоже кормить не стоит. Друзья… Их подарки и половины вложений в свадьбу не окупят. Не глупи. Мы с тобой взрослые люди! Сделаем все для себя – распишемся и в медовый месяц поедем на недельку в Питер. Ты же хочешь в Питер?

Саше так легко было перенаправить вектор ее устремлений - она уже думать не думала о красивой свадьбе с белым платьем, а мечтала поехать в Питер. Честно говоря, она согласилась бы с ним отправиться куда угодно.

Ксения после замужества с новым воодушевлением принялась писать эскизы. Ее работы заметили – городские зарисовки дышали атмосферой уютных улочек и старинных особняков. Картины хорошо продавались, принося приличный доход в семью.

Правда, в Северную столицу супруги не махнули в медовый месяц. И потом не собрались. Всегда находились дела поважнее. Саша лучше знал, куда тратить семейный бюджет. А Питер… Город ведь никуда не денется и подождет.

Первый страшный удар пришел через семь месяцев после свадьбы. А началось все с настоящего чуда!

Организм Ксении работал как часы, и каждый месяц в определенный срок приходили критические дни. В тот месяц ничего не произошло. Ксения удивилась и решила подождать. Пролетели несколько дней – без изменений. И тогда девушка засветилась от надежды. Неужели беременность?

Утром устремилась в ближайшую аптеку и скупила сразу несколько тестов. Дома каждый тест уверенно показал две полоски. Девушка уже представляла идиллию – она, муж и малыш.

Но на Сашу при известии о беременности словно опустились сумерки. Он помрачнел, а потом решительно сказал:

- Ксюшка, еще не время думать о детях. У нас с тобой обязательно будет толпа мелких. Но только не сейчас. Куда нам ребенок? Нужно подняться сначала. О карьере своей подумай, только деньги нормальные зарабатывать начала.

Девушка потрясенно молчала. А ночью ее организм исторг склизкое кровавое нечто. И не стало ребенка, которого так хотела Ксюша, и появлению которого так воспротивился супруг.

В течение двух лет были еще три выкидыша. Каждый раз глаза девушки зажигались ожиданием счастья, и всегда Сашино «не время» звучало очередным приговором беременности. Собственный организм отказывался слушать Ксюшу, предавал ее, но зато четко выполнял «приказы» мужа.

А потом тишина. Вердикт врача – бесплодие.

Внешне их жизнь не изменилась: Саша определял, а Ксения подчинялась. Только молодая женщина потухла, словно нажала на свой самый главный жизненный выключатель. Лишь картины – единственные ее дети - все так же завораживали, в них появилось больше глубины и проникновенности. Ксению загипнотизировало заброшенное величие особняка Серова – старинного поместья, спрятавшегося неподалеку в разросшемся на воле бурьяне. Она писала архитектурно совершенный дом с натуры, делала зарисовки по памяти. Собирала скупые сведения об истории усадьбы и жизни ее обитателей. Однажды на одном дыхании нарисовала портрет окаянной невесты графа Серова. Многие хотели купить картину, предлагали немало, а Саша уже строил планы, куда можно потратить вырученные за портрет деньги. Но Ксения первый раз твердо воспротивилась супругу и не стала продавать портрет. Она подарила картину местному музею.

От сегодняшнего вечера она не ждала чудес. По дороге забежала в магазин и купила бутылочку белого сухого вина, высмотрела копченую рыбу и миниатюрную (как раз на одного человека) спелую дыню. Весь вечер Ксения планировала провести за сериалом, погружаясь в чужие наигранные страсти. Это был ее побег от действительности.

Она не знала, что следующий шаг – роковой. Капкан захлопнулся.

Сразу за поворотом во двор открывался безобразный вид на площадку с мусорными контейнерами. Убирали территорию из рук вон плохо. Ксения привычно задержала дыхание, чтобы не чувствовать щедро распространяемые вокруг миазмы умирания. И не сразу заметила на ветке дуба, росшего у площадки с контейнерами, настоящее чудо. Среди зелени на плечиках висело белоснежное свадебное платье.

- Кто-то выбросил на помойку свою любовь, - с ноткой легкой грусти подумала женщина. - А у меня даже свадебного платья не было. Надо же, именно о таком наряде мне с детства мечталось!

Она залюбовалась нарядом, от которого решительно избавилась неизвестная невеста. Платье было потрясающим. Белоснежным. Оно будто противостояло грязи, скопившейся вокруг контейнеров. Легкое кружево скользило по лифу и рукавам. Юбка струилась безупречными линиями, чуть расширяясь к низу. Деликатный атласный блеск ткани и нежная воздушность кружева. Выбросить на мусорку такое сокровище – это преступление.

Ксения воровато огляделась – не обратил ли кто-нибудь из соседей внимание, что она застыла у баков с мусором. Еще не хватало, чтобы начались пересуды. Потом, с усилием сбрасывая с себя пелену очарования платьем невесты, направилась в сторону дома.

Зайдя в квартиру, женщина тут же поспешила к окну – платье все так же призывно белело, слегка колыхаясь на ветках мощного дерева при малейшем дуновении ветра. Создавалась иллюзия, что оно дышало. Потом в течение вечера с бокалом вина в руках женщина еще не раз подходила к окну и любовалась – платье словно ждало, звало ее.

Бархатистая ночь выкатила на чернильное полотно неба огромный желто-оранжевый полукруг "сыра". Картинная Луна зависла над городом, рисуя загадочные тени. Платье в призрачном свете продолжало манить, приглашало спуститься, поглядеть на него еще раз поближе. Ветер слегка играл с подолом и рукавами, творя удивительную мистификацию. Казалось, что наряд ожил и подзывает именно ее… Ксению.

Дождавшись, когда двор полностью затихнет, погрузится в сонную ночную жизнь, женщина спустилась вниз и опасливо огляделась. Она знала, что ее никто не увидит. Все разбрелись по квартирам. Но боязнь быть застигнутой у мусорного контейнера не давала покоя. Она же не бомжиха какая-то! Приблизившись, Ксения снова поразилась:

- И у кого поднялась рука отправить на мусорку белоснежную сказку?

А платье продолжало зазывать, подманивать.

Жестокая сила грубо подхватила женщину, резко вздернула ее вверх и распяла в воздухе. Ксения отчаянно забилась, судорожно затрепыхалась. Безуспешно. Кто-то держал ее крепко и с каждым мгновением стискивал все яростнее. Самое страшное, что у Ксении даже закричать не получалось. Она в немом вопле раскрывала рот, но не издавала ни звука, ни хрипа, ни сипа. А белое платье неумолимо приближалось. Наряд невесты заслонил весь мир. Женщина в ужасе вращала выкатившимися из-за гипоксии глазами, постепенно теряя сознание.

Ее нашли утром… Повешенной на дубе. Тяжелое тело чуть покачивалось над контейнерами с мусором, дерево жалобно скрипело в такт. Толстая веревка, привязанная к мощной ветке, безжалостно смяла и сломала шейные позвонки женщины. Синюшный язык вывалился из судорожно распахнутого рта. На одутловатом, обезображенном смертью лице застыло мученическое выражение страха и отчаяния. В тускло-мышиных волосах запутался нежный хрупкий цветок лилии. Ксения висела в том самом белоснежном платье невесты, которым была одержима весь вечер.

Тот, кто зверски убил несчастную женщину, превратил ее смерть в театральные подмостки. Вся площадка у дуба была усыпана истерзанными белыми цветами лилии. И запах... Неудержимая волна тошнотворно-сладкого аромата забивала все рецепторы, лезла в нос и рот, оставляла вкус похоронной горечи на губах.

То, что это убийство, не оставалось никаких сомнений.

- Не акробатка же она, - рассуждал капитан полиции Кривошеев, изучая место преступления. – Не смогла бы женщина ее комплекции без чьей-то безжалостной помощи забраться на старое дерево. Сучки начинаются примерно с двух с половиной метров. Ствол гладкий, почти без коры. Да… мерзопакостная история.

Сегодня капитан выехал на дело не один. Рядом потрясенной тенью ходил Лешик – почти мальчишка, только вчера оформившийся на службу в отдел. Он пришел сразу после окончания колледжа полиции. И проходит теперь экстремальное первое крещение - попал сразу на жутковатое убийство.

***

Новый сотрудник понравился старожилам отдела. Смешное веснушчатое лицо дышало искренностью и правдивостью. Каждый невольно вспомнил себя в его годы.

Идея разыграть парня в первый день службы родилась спонтанно! Михаил подговорил коллег, и представление началось в конце рабочего дня. В кабинете на отдельном столе пылились дополнительные монитор со стареньким компьютерным блоком. Техникой пользовались только от случая к случаю.

- Леш, мы работаем под неусыпным контролем руководства. Видишь комп, на нем установлена видеокамера. Начальство всегда на связи. В конце рабочего дня обязательный рапорт.

Михаил распрямил спину, нацепил серьезное выражение лица и чуть чеканя шаг подошел к запыленному монитору:

- Начальник отдела МВД России по Железнодорожному району, докладываю, что я, капитан полиции Кривошеев Михаил Владимирович, 26 июля нес службу до 18.00 часов. Подробный письменный отчет о проделанной за дежурные сутки работе представлю завтра на оперативном совещании.

Закончив рапортовать, Михаил бодро проследовал к своему рабочему месту, закинул в кожаную сумку телефон, портмоне с документами, попрощался с оторопелым Лешиком и вышел из кабинета.

Потом аналогичное представление повторили еще несколько сослуживцев. Вид Лешика с каждым очередным визитером, становился все более оторопелым и задумчивым. Забила последний гвоздь в его сомнения Настя! Она вошла в кабинет, повела одной бровью в сторону нового сотрудника и почти промаршировала к монитору. Лешик сидел сраженный наповал, потрясенный статной красотой девушки. Кажется, он даже перестал дышать.

Все участники розыгрыша собрались в соседнем кабинете и, давясь от смеха, наблюдали метаморфозы парня. Благо, Михаил оставил включенной камеру, установленную на рабочей аппаратуре. Кривошееву стало по-мужски жаль нежного молодого человека, сраженного красавицей Настей.

Лешик держался еще некоторое время после ухода девушки. Было видно, что он заглотил наживку и поверил в легенду розыгрыша. Молодой человек, как рыба на крючке, несколько раз с деланно незаинтересованным видом прошелся по кабинету. Он все больше и больше суживал круги вокруг стола. Приостановился, посопел, повздыхал, а потом застыл по струнке и начал рапортовать.

Затаившиеся в соседнем кабинете шутники не выдержали – грянул дружный безудержный смех.

Бедный Лешик! Пунцовый парень ринулся прочь и почти сбежал. Но веселящаяся ватага вылетела ему навстречу: кто-то по-приятельски похлопал новичка по плечу, другие искренне жали ему руку. Пылающего малиновым Лешика затащили в соседний кабинет, где на столе в тарелках истекала вкусным жирком нарезанная колбаса, аппетитной линией выстроились кусочки сыра. Вершиной накрытого стола был ряд бутылок.

- Я не пью спиртного, - полузадушенно пискнул все еще не отошедший от оторопи новичок.

- А кто говорит об алкоголе? Это лимонад! По давно сложившейся традиции каждого прошедшего инициацию мы принимаем в коллектив исключительно безобидной шипучкой.

Это было вчера. А сегодня Лешик потрясенно осматривал место преступления, старательно отводя взгляд от замученной мертвой женщины.

***

Первичный опрос и осмотр - ни одного свидетеля, никаких зацепок.

- Рано сдаваться, Миша, – твердил себе целый день капитан Кривошеев. – Как поучал в свое время многомудрый сержант в армии, копаем глубже - роем шире. И тогда что-то проявится.

В который раз он осматривал снимки с места преступления, пытаясь собрать из различных элементов психологический портрет преступника.

- С кем мы имеем дело? – задумчиво бормотал полицейский. – Не с мышонком, не с лягушкой, а с неведомой зверюшкой. То, что такое мог сотворить лишь законченный зверь, не вызывало сомнения. Вот только докладывать руководству, что в городе завелся больной на всю голову психопат, себе дороже. Нет, с такими выводами пока подождем. Вдруг убийство совершено на почве личностной неприязни. Тогда у нас вырисуется настоящее животное, но не маньяк.  

В версию хотелось верить, но она не складывалась. Повешенная женщина, судя по опросу соседей, не могла вызвать лютой ненависти. Серая мышка. Тихо и бесконфликтно жила с супругом в двухкомнатной квартире. Даже самые вредные вездесущие старухи, с наслаждением сочащие яд на других жителей дома, о Ксении Тихомировой отзывались беззлобно.

- И что тебя понесло ночью на улицу? – продолжал бубнить Кривошеев. – Соседи видели, как ты вечером юркнула в свою квартиру. Зачем ты потом вышла? Точно не мусор выкинуть – на кухне стоит полное ведро.

А потом уже обратился к Алексею:

- Что-то важное мы упускаем. Двину опять на место. Повторно проведу опрос. Не может быть, чтобы не выстрелило.

***

Двор. Мусорная площадка без гротескно распятого образа в белом. Лилии дворник смел с глаз долой (и слава богу).

В одном из баков самозабвенно копался местный обитатель. Что-то выуживал, внимательно осматривал и обнюхивал. Завидев полицейского, бомж замер, только глаза сквозь кустистые брови настороженно следили. Профессиональное чутье подсказало Кривошееву – напряженное внимание неспроста. Измызганный мужик его боится. С чего бы?

Подошел ближе, стараясь не дышать глубоко. Не понятно, откуда больше смердело – от контейнеров с мусором или от опустившегося человека. Но Кривошееву было не до философских квинтэссенций. Бомж что-то знал, и его информированность могла быть важной для расследования убийства.

- Ты где-то здесь ночуешь, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал капитан полиции.

В ответ молчание и все тот же застывший, обездвиженный вид. Живыми оставались только встревоженные глаза.

- Могу в отделение забрать. Там ты точно все расскажешь. А можно и здесь поговорить. Тогда ехать никуда не придется. Выбирай, - внушительно добавил Михаил.

Бомж ожил – мучительно опустил плечи, весь сдулся. Трясущаяся рука заскребла бороду. Навязчивое движение раздражало, но Кривошеев быстро справился с внутренним недовольством. Он умел ждать.

- Я как раз отужинать собирался, - заставляя себя, пробормотал бомж. – Гляжу, а деваха эта подходит. И так зачарованно на платье невесты пялится. А потом и не понял, что произошло. То ли огроменный мужик в белом плаще на нее напал, то ли не мужик… И не плащ это, может, был. Ночь, не видно ничего толком. Да и страшно. Женщина даже не пискнула. Подергалась и умерла. А он пошел в сторону графского дома. И ростом словно стал раза в полтора меньше.

- Да, хорош свидетель! – в сердцах подумал Кривошеев. – То ли мужик, то ли нет. В плаще, а, может, и не в плаще. Еще и метаморфозы с ростом – от гиганта к среднестатистическому. Бред с налетом мистики. Хотя три ключевых момента нужно взять в разработку: женщина вышла из-за платья (это раз), преступник был в белом (это два) и, убив, отправился к графскому дому (это три).

***

Ноги сами понесли к старинному особняку – достопримечательности города. Из размышлений Кривошеева выдернул звонкий знакомый голос.

- Миша, здравствуйте! Какими судьбами в наши пенаты? Хотя… я догадываюсь. Слышала, что кого-то убили в соседнем дворе.

На капитана смотрела женщина, словно спустившаяся на грешную землю из другой прекрасной эпохи. Ясные и очень выразительные глаза. Маленькая кукольная линия рта. Богатая длинная коса. Светло-голубое платье в пол. Ирина Крутова! Известная личность в городе, досконально знающая все тайны родных мест, вдумчивый краевед.

Их знакомство состоялось в те тревожные времена, когда смертоносные сыновья банши собирали свою дань и чуть не отправили самого Кривошеева в могилу. После их бегства Михаил мучительно искал возможность предупредить всех об опасности. Капитан полиции не пылал желанием прослыть городским сумасшедшим, хотя понимал, что фраза «Бойтесь сыновей банши с глазами-дырами» принесет ему бешеную популярность. Только совсем не ту известность, к которой стремился. Он действовал осторожно: написал пост в местный паблик городских легенд и таинственных историй. Статья выстрелила и набрала несчетное количество лайков. Вокруг Михаила закрутились различные околомистические личности. Он совсем было отчаялся, когда судьба свела с Ириной Крутовой.

Краевед сама позвонила Кривошееву и попросила о встрече. Зрелая женщина (Ирине было около сорока лет) повела себя осмотрительно, осторожно подбираясь к сути вопроса. Как оказалась, ее аналитическому уму не составило труда сложить два плюс два и соединить факты и сказки, в которых, как известно, не все сплошь выдумка. Единственное, что не понимала краевед, как Михаил освободился от сыновей банши. Он горько улыбнулся и честно все рассказал:

- Я бы не справился. Сил противостоять не осталось. Нежити почти одолели, когда пришли за мной на рассвете. Спасли самые дорогие женщины. Настя ворвалась в квартиру и невольно ослабила затмение. Я был больше не один. Еще бабушка-покойница помогла. Смотри врагам прямо в глаза. Пусть знают, ты видишь - непроглядный мрак их больше не прячет. Бабушка всегда так говорила. Прозрение с испокон веков считается самым верным оружием против нежити. Сыновья банши больше не имели власти надо мной.

Крутова понимающе кивнула: она изучала славянские сакраментальные знания и поняла, какая древняя сила спасла Михаила от нежитей. Ирина предложила капитану полиции дерзкий совместный проект – под видом околонаучной гипотезы раскрыть страшную правду. Через месяц в научном журнале вышла их статья «Кто придет к тебе на рассвете. Или неизвестная линия нежитей». Соавторы, как и задумали, под соусом краеведческих изысканий рассказали миру о злодеяниях сыновей банши. Их труд имел эффект звука выстрела в тишине ночи!

И теперь судьба опять свела Михаила с необычной женщиной. Случайность? Во всем есть глобальная закономерность. А значит столкновение у старинного особняка было важным звеном в цепи событий. Кривошеев решил полностью довериться интуиции и поглядеть, к какой новой информации приведет негаданная встреча недалеко от места убийства.

- Брожу, ищу, - неопределенно начал он. – Есть предположение, что преступник направился в графский дом.

- Это маловероятно, - решительно отмела домысел Ирина. – Дом после расселения уже три года пустует. Окна и двери надежно заколочены. Здание исторического и культурного наследия, поэтому к вопросу неприкосновенности подошли добротно. Я с коллегами здесь в последнее время часто бываю. Городские власти пообещали передать особняк под музей. Мы обязательно заметили бы следы попытки проникновения внутрь. Территория вокруг дома тоже позабыта всеми. Трава за лето выросла чуть не до пояса. Только одна тропинка и проторена, по которой мы с коллегами ходим к особняку, сворачивая с центральной улицы. А теперь еще и вторая дорожка появилась – ее, Миша, вы проложили. До вас с соседнего двора никто в эти места не заходил.

Кривошеев оглянулся. Действительно, в буйном разнотравье следом за ним стелилась робкая еле приметная дорожка. К вечеру пропадет – упрямые стебли, слегка прибитые к земле его ногами, распрямятся. И вновь будет колыхаться на ветру ровная зеленая волна.

Места нетронутые. Не мог преступник сюда пройти. А значит бомжу со страху привиделось. Одна версия мимо – осталось проверить еще два факта.

А Ирина сменила тему и говорила уже совсем о другом:

- Сегодня в филармонии представление. Приходите! Будет интересно. Подготовили интерактив о судьбе графа и его возлюбленной. Ее прозвали в народе окаянной невестой.

Михаил импульсивно вдохнул, услышав «невеста». Несчастная Ксения Тихомирова вышла в ночь, чтобы полюбоваться свадебным платьем и найти погибель. Возможно, судьба организовала встречу с Ириной, чтобы капитан полиции попал на театральное действо? Что или кто ждет его на представлении?

- Приду. Спасибо. Оставьте, пожалуйста, на входе пригласительный на двух человек.  

Ирина улыбнулась одними глазами и попрощалась. А Михаил поехал в отдел полиции. Он четко осознал - это место больше новостей сегодня не преподнесет.

***

Зато в рабочем кабинете его ждал неожиданный сюрприз.

На столе Кривошеева дежурный штатно оставил пачку рабочей почты. Разбирая ее, полицейский обратил внимание на вместительный конверт бурого цвета. Обратного адреса не значилось. Странно.

Вскрыл и извлек сложенный листок. Витиеватый почерк. Вычурно-изящная вязь букв. Старомодная манера выражаться:

- Меня посещает чувство глубокого разочарования. О вас отзывались, как о пытливом полицейском. Хотелось острого интеллектуального сражения. Пока же создается ощущение, что состязаюсь с несведущим в сыске простофилей. Начинаю скучать. Надеюсь, очень прозрачная подсказка хоть чуть повысит ваши ставки.

В конверте было еще что-то. Капитан заглянул внутрь и отшатнулся, словно увидел гремучую змею. Из конверта на стол выпал цветок белой лилии. Вкрадчивый аромат распространился по кабинету.

Когда прошел первый приступ бешенства, полицейский смог думать.

Кубарем скатился на первый этаж к дежурному. Тот не смог внятно объяснить, как злополучный конверт попал в стопку с рабочей почтой. Эта ниточка рассуждений оборвалась в зародыше.

- Думай, Миша, думай, - ярился Кривошеев. – Есть хорошие новости. Повторный выход на место преступления что-то сдвинул с мертвой точки, обратил внимание преступника. Вывод? Среди шелухи ненужной информации нащупал что-то важное. Теперь пройдемся по плохим новостям… В городе появился зверь – опасный, сильный. И он еще не наигрался, не натешил свою жажду власти и крови. Вывод? Убийства продолжатся.

Он вскочил со стула и затравленно заметался по кабинету. Михаила зримо сотрясало от внутренней дрожи.

- Что же я вычислил правильно? – горячечно шептал на ходу. – Платье. На него выманили женщину из безопасного дома. Получается, наряд невесты – паттерн не только для жертвы, но и для убийцы. Вот! Нащупал. Платье и лилии - обязательные атрибуты следующего преступления. Если только я вовремя не остановлю зверя.

Остаток рабочего дня Кривошеев с Лешиком потратили на марафон по свадебным салонам и цветочным магазинам.

Ни в одном городском бутике не продавалось платье, в которое была облачена убитая Ксения Тихомирова. Дизайнеры сначала в ужасе застывали, глядя на фотографию. Хотя Михаил оставил лишь платье на снимке, зловещая история легко читалась. А потом стилисты замирали от восхищения: «Безупречно! Наряд неприлично дорогой, элитарный».

Цветочные магазины тоже завели в тупик: сорт белых лилий оказался редким и опять же очень недешевым. По словам флористов, роскошные цветы не завозились в провинциальный город. Не находились покупатели, готовые платить сумасшедшие деньги.

К позднему вечеру оперативники выдохлись, не продвинувшись в расследовании ни на шаг.

Кривошеев застонал:

- Этот зверь еще и состоятельный псих-эстет.

***

Михаил чуть не забыл о представлении, на которое его настойчиво приглашала Ирина. Когда опомнился, пора было мчать к городской филармонии. А он, весь день занимаясь утренней трагедией, совсем забыл предупредить Настю.

- У нас вечером культурная программа. Встречаемся через полчаса у филармонии.

- Миш, я не одета к выходу.

- Хочешь, я нацеплю на твои джинсы и футболку табличку «Вечерний наряд от кутюр». Кто посмеет вслух поспорить с грозным полицейским?

- Это ты грозный? – хохотнула Настя. – Тебя даже соседский чихуахуа не боится. Мнит себя рядом с тобой величественной животиной и все норовит цапнуть за пятку. Ладно, тебе же хуже. Пойдем бомжами.

- Не льсти себе. Я сегодня с аборигеном улицы общался. Нам до эталонных бомжей далеко. Мы лишь жалкие подражатели.

Ирина Крутова не просто оставила пригласительный на входе - она сама встречала Кривошеева и его спутницу. Настя искренне обрадовалась. Женщины обнялись и полился мелодичный поток их голосов. Михаил отошел побродить по тематически оформленному фойе городской филармонии. Он точно знал, минимум десять минут увлеченные разговором женщины не заметят его отсутствие.

Старинные фотографии живописали жизнь графа Серова. На Кривошеева смотрел ладный молодой мужчина с прямым взглядом. Граф явно был просвещенным человеком своей эпохи: увлекался химией, оборудовал в поместье лабораторию, где проводил опыты.

На некоторых фотографиях запечатлена нежная девушка с пышными льняными волосами. Вот здесь бы не помешала помощь Ирины, но женщины все так же самозабвенно щебетали в стороне. Михаил решил их не тревожить. Ему не составило труда догадаться, что он смотрит в лицо окаянной невесте. Странно, но время не сохранило имени девушки. Только нелицеприятное прозвище, бытовавшее в народе. Интересное юное лицо. Аристократичная линия бровей, погруженный в себя взгляд, твердый подбородок. Девушка безусловно обладала непростым характером, сочетая ранимость и решительность.

Рядом на стене разместили великолепно написанный портрет окаянной невесты. Михаил невольно залюбовался одухотворенным лицом, непокорными волнами пшеничных волос и глубиной опушенных ресницами серых глаз. Картина написана мастерски и стала шедевром экспозиции. Капитан подошел ближе и, приглядевшись к подписи художника, замер. Он узнал размашистый росчерк – так обозначала авторство на картинах убитая Ксения Тихомирова.

Размышления Кривошеева прервали подошедшие женщины.

- Удивительный портрет, так тонко схвачены черты девушки. Известная потрясающа художница и живет в нашем городе. Все собираюсь познакомиться, - воодушевленно сказала Крутова. – Кстати, представление вот-вот начнется. Предлагаю пройти в зал и занять места. Мы пригласили артистов иммерсивного театра. Сегодня выступает большой талант Макарская.

Кривошеев не стал говорить, что знакомство Крутой с художницей никогда не состоится. Не время для жутких новостей!

Наполненный интересными фактами рассказ Ирины о графе Серове, камерный концерт, неожиданно естественная и проникновенная игра провинциальных актеров – давно Михаил не бывал на таких вечерах. В антракт они втроем прошли в буфет и заказали по чашке кофе. Разговор, что не удивительно, плавно вальсировал вокруг представления. Кривошеев не мог не отметить игру актрисы, заворожившей зал.

- Макарская гениальна, - не без гордости промолвила Крутова. – История графа Серова стала ее Троей. Она одержима желанием проникнуть в тайну мецената и даже спонсировала краеведческие исследования в нашем городе. Во второй части спектакля кульминация вечера - покажут трагическую развязку любви. Невесту графа Серова нашли мертвой за час до венчания. Она уже была облачена в наряд. Страшная загадка нашего города, в тайну которой так и не смогли проникнуть. Что привело к смерти невесты? Никто не знает! К слову, мы долго искали подвенечное платье, которые бы подошло для представления. Попадалось все не то: или слишком современное, или вульгарное. А наряд окаянной невесты (потом обязательно покажу дошедший до нас единственный снимок) поражал воображение. Для меня платье, в котором будет выступать Макарская, тоже сюрприз. Перед самым представлением Лилия позвонила и сказала, что нашла идеальное платье!

- Как? Лилия? – вскинулся Кривошеев. – Где ее гримерка?

Михаил одолел пролет до гримерки актрисы на одном дыхании. Без стука распахнул дверь, мечтая услышать возмущенные вскрики девушки. Пусть она взъярится, пусть потом жалуется руководству Кривошеева, лишь бы была жива.

Но он опоздал.

Показать полностью
24

Ложная дверь

Подарок для нашей уважаемой Моран Джурич от коллектива писателей, с рассказами на общую тематику о бесстрашной продавщице дверей по имени Алёна. Представляю мой скромный вклад, рассказ "Ложная дверь

Не открывай! Рассказ №2

75

Пункт выдачи №13. Военно-полевая... Часть 4

Пункт выдачи №13.  Военно-полевая... Часть 4

Все главы по порядку здесь.
***

В комнате было пусто. На потолке одиноко раскачивалась яркая лампа. Голые стены без окон. Я рассчитывал посмотреть на оперативные топографические карты, фотографии со спутника, на медали или хотя бы иконы, но стены здесь были холодные и одинокие, как кровь мертвеца. Посреди комнаты стоял стол и несколько стульев вокруг него.

Я взял один и сел спиной к стене, так чтобы всех видеть и отдохнуть немножко. Ещё раз проверил планшетку с документами и выдохнул с облегчением. Нельзя заранее праздновать, нехорошо это, но я доволен результатом.

— Миссия выполнена, да, щегол? Хорошее ощущение, знаю, — кивнул разведчик, привязывая пленного в углу, где, похоже, был встроен в стену предназначенный для этого крюк.

Я поёрзал, устраиваясь поудобнее, и со вздохом вытянул ноги. Даже если здесь есть камеры и встроенное в стене зеркало как в кино, — плевать, пусть смотрят. У меня не женские ножки — это ноги опытного курьера, прошедшие не один километр, но сегодня была особенно насыщенная препятствиями дорога. И это я только бумажки нёс, а не языка волочил на цепи. Разведчик — вот он будто железный. Верно говорят про них, что элита это войск наших. Повезло познакомиться, хотя я так до сих пор и не знаю позывного. Вообще ничего о нём не знаю. Такие уж реалии войны — случайные знакомства, которые быстро заканчиваются или превращаются в дружбу навсегда.

— Ты чего это на меня смотришь таким влюбленным взглядом, щегол? Задумал чего? Смотри у меня. Я тебе не Шурик.

Он уселся за стол лицом к двери и побарабанил пальцами по столешнице.

— Быстро успокою. Ничего, мой подарок Безручко тоже понадобится. Не зря нас двоих оставили. Лично генерал будет языка допрашивать. Надеюсь, ему понравится подарок. Не зря же человек столько сделал для обороны города — пусть порадуется. Может, на медальку заработаю и на отгул. Что скажешь Игорь?

Я хотел было ответить, но колесо в двери начало проворачиваться, и я выпрямился и ноги втянул, как улитка в раковину. Это входил генерал.

***

Первый раз я видел его вживую, а не на фотографии. Конечно, не такой эпичный по жизни, но всё равно впечатляет. Высокого роста, с квадратной челюстью, коротко стриженный череп и злые холодные глаза. Плащ он снял раньше, но на плечах ещё были мокрые пятна от дождя, и на сапогах подсыхало болото. Значит, не только в штабе отсиживается, но и на поверхность выходит, не боясь летунов.

Генерала Безручко сопровождали двое, наверное, адъютанты или охрана. Один подошёл к столу и быстро выдвинул стул для шефа, а второй направился к упырю, который стоял молча и только вращал глазами. Осмотрев его со всех сторон, проверил цепь. Кивнул, и генерал сам закрыл дверь.

— Здравствуйте, бойцы. Да вы не вставайте, не на параде.

Тут я вспомнил о том, кто передо мной, и судорожно вскочил, как, впрочем, и разведчик.

— Сидите-сидите. Я же разрешил. Вы с дороги, уставшие, забудем про субординацию. Садитесь, это приказ!

Мысленно проклиная сам себя, я вернулся в положение на стуле с выпрямленной спиной и мысленно попрощался с отпуском, тут бы ещё и от своего начальника не получить втык. Генералы они такие — сейчас «садитесь» говорят, а завтра вспомнят произошедший конфуз и обидятся. Особенно если чего под салатик выпил горячительного.

Сам он не садился и, заложив руки за спину, разглядывал нас с любопытством.

— Кто тут из вас гонец? Наш Фиддипид без смерти и победы.

Я опять вскочил и представился.

— Тихо-тихо, — улыбнулся Безручко, — ишь какой гиперактивный. На моего внука похож. Тоже, понимаешь, был задротом до начала войны. Как это называется? Программистом. Игрушки делал для детей. Что-то типа лисички, которая лукошком сыр принимает от четырёх ворон одновременно. Вроде бы и чушь, но детям нравилось. А как только началось, так он возраст подделал в документах и добровольцем на фронт пошёл. Я бы, если знал, то остановил бы. Семнадцать лет парню. Ну куда!

Мамка не заметила, папка его со мной на Восточный фронт умотал — там джины вломили нашим так, что песок сыпался, нужно было остановить. Не до дел семейных было, а потом уже поздно. Андрюшка мой в кавалерии. Вроде бы бесполезный, старый, выживший с ума род войск, но смог себя проявить в новых условиях, и внук вместе с ними. Заметьте, смог, как говорится, оседлать свою лошадь, выжить в Чудном котле, организовать прорыв и дать бой нечистым уже с новыми силами под Новокрысятинском. Вот так. И это всё без дедушкиной крыши. Никакого вмешательства, за что меня родственники и не любят, честно говоря.

Ну да ладно. Что-то я по-старчески в сторону ухожу, хотя ещё и полвека не прожил. Вы, кстати, парни, можете идти, мы с ребятами поговорим в домашней обстановке, как говорится. Идите-идите, или тоже о приказе напомнить? А ты садись, молодой, садись. Вон коллега сидит, не нервничает, своей очереди ждёт. Учись у него.

Убаюкивающая манера общения у Безручко работала, наверное, на каждого. Такой себе добряк, дедушка, уставший от войны генерал, но его глаза выдавали старика. Это прожжённый карьерист, это тот, кто читает людей, как снайпер местность. Считать его дурачком, потребителем лапши на уши и вообще расслабляться было бы глупо. Уж лучше рассказать всё, что скрываешь, чем попасться на лжи в самый невыгодный для тебя момент.

Я мысленно перебрал все косяки. Опоздал с посылкой, так мне кажется, чётких временных рамок не ставили, но для генерала это, наверное, косяк. Что там ещё? Почему он так смотрит на меня? Что имеет в кармане, чем может уколоть?

Посылку я не открывал, даже случайно. И не притрагивался никто, пусть хоть на отпечатки проверит. Вот она, висит на груди, чувствую тяжесть бумаг — доставил в целости и сохранности. Здесь он меня не уличит.

А вот попутчиков зря взяли. Ну, то есть запретили прямым текстом. Но как я мог отказать разведчику на боевом задании? Хотя я и сам был на задании. Это косяк, да. И что он на меня так смотрит? И руку тянет. Я пожал в ответ на всякий случай и вздрогнул, когда разведчик начал ржать, а генерал улыбнулся и нежно мою пятерню потряс:

— Очень приятно, а теперь можно на доки посмотреть?

Я, наверное, сильно покраснел, потому что жар ударил сначала в голову, а потом руки загорелись, как свечки изнутри. Разведчик замолчал, но я, доставая сумочку, видел, как он беззвучно трясется, сдерживая смех. Генерал тоже улыбался, не комментируя, отчего стало ещё хуже. Он руку за документами протянул, а я дергаю её, как однорукого Джо в казино.

— Садись. Спасибо, солдат.

Он отошёл, рассматривая сумочку, ручка свисала вниз и раскачивалась. Наверное, моим потом провонялась посылочка, неудобно перед генералом.

— Открывал? Читал? Или поборол любопытство?

— Никак нет, — ответил я глупым выражением, будто из книжки вылез. Никто так не говорит уже лет сто, — не открывал и другим не давал. Службу знаем (ну вот опять).

— Полегче, солдат. Расслабься давай, не напрягайся.

Он сел за стол, напротив моего попутчика, и сумочку сверху положил.

— Я такое не приемлю, но в Главном Штабе настаивают на чертовщине этой. Каляками смертоносными эта сумочка запечатана. Если бы ты или твой друг попытались открыть, то оторванными руками не обошлось, и я документы не увидел бы.

Он посмотрел на нас опять. Внимательно, зондируя на сиюминутный настрой. Как будто удовлетворился увиденным, но всё равно сказал:

— Я могу вам доверять?

— Конечно, — сказал я бодро, как молодой зайчик, и еле удержался, чтобы не вскочить в очередной раз. Спасло то, что смотрел на попутчика, а он сидел на попе ровно и только сказал: «Без сомнения.»

Генерал Безручко кивнул:

— Ладно. Да и куда вы денетесь с подводной лодки. Почитаем.

Из кармана штанин он достал перстень с большим красным камнем. Надел его на палец камнем вверх и принялся рассматривать сумочку.

— И как это делается? Такое дело — не правильно приложишь и командовать следующий месяц будешь в больничной палате красивыми медичками.

— Можно я? — привстал на секунду разведчик, — я помогу, опыт есть.

— Сидеть! — рявкнул генерал так, что я опять чуть не взлетел, — секретные документы! Доступ только у меня! Не своевольничать!

Разведчик сел на место и развёл руками. Упырь застонал в углу, наверное, шумом недовольный.

— Чёртова кошка, — сказал генерал и опять осмотрел сумку, — наверное, сюда. Для тупых даже стрелку нарисовали. Ну, поехали, помолясь.

Заглянувший в комнату охранник убедился, что всё спокойно, все на местах и закрыл дверь за собой.

Генерал Безручко не выглядел тем, кто уверен в своих действиях. Очень медленно он поднял правый кулак и развернул руку камнем вниз. Я видел каплю пота, которая зацепилась за бровь и грозилась протечь вниз прямо в глаз. Разведчик тоже замер и чуть приподнялся. Чего они так боятся? Взрыва? На всякий случай я вжался чуть плотнее в стенку.

И тут он впечатал перстень прямо в сумочку, с такой яростной силой, будто вкладывал всю обиду на непослушного внука или не сдавшегося врага. Я подпрыгнул на стуле и пристыженно замер, когда ничего не случилось. Не затрещал озон в воздухе, не лопнула лампочка над головой, не ударил гром, даже атака нечистых не началась. Он просто потянул левой рукой застёжку и достал пачку документов, перевязанных верёвкой и тоже запечатанных.

— Да чтоб тебя, — сказал генерал и опять ткнул перстнем в печать. Верёвки вспыхнули и моментально сгорели, как у фокусника на сцене. Генерал взял документы, причмокивая языком и облизываясь, как ребёнок с мороженым. — Интересно. Что тут у нас? Опа!

Он долго читал, перелистывая бумаги в полнейшей тишине, которую мы боялись нарушить. Даже упырёк не звенел цепью, и разведчик внимательно следил за руками генерала, будто ожидая подвоха.

— Интересно, — повторил тот, — очень интересно. А это что?

И опять приложил печать.

— Есть над чем подумать, — задумчиво сказал он и наконец-то сложил документы в первоначальную стопочку, — ну, знаете, солдаты. Вы молодцы. Как говорили у меня во дворе: «подгон шикарный». Спасибо. Ещё добавляли, что «за это дело нужно выпить», но тут уже извините, только после победы.

— Полезная информация? — спросил я негромко. Неудобно, что только он говорит, а мы как северные истуканы молчим и смотрим.

— Хочешь знать, что там? — спросил генерал. — За эти бумажки нечисть убьёт нас троих, положив если придётся на поле боя тысячу своих головорезов. Если бы они, конечно, знали, где и когда нас искать.

— Нам, наверное, не стоит знать, — сказал я.

— А я бы послушал, — вставил разведчик, — со всем уважением. Такая интрига.

Генерал теперь на него смотрел.

— Он бы послушал. Ишь ты какой деловой. Никакого секрета в этих документах нет. Секрет в мелочах.

Я думал не расскажет. По сути, кто мы такие? Два глупых солдата, которых через час здесь не будет. Зачем нам эти секреты? Разве что для того, чтобы шлёпнуть впоследствии, чтобы тайна за стены бункера не ушла.

— Вон тот разумный? — генерал кивнул на упыря, — в смысле, понимает, что я говорю?

— Был бы разумный, не сунулся бы в наш город. Но понимает и слышит, я уверен в этом. Отрезать ему уши? Я сейчас, быстро.

Он поднялся, вытаскивая мачете.

— Стой! — крикнул генерал, — успокойся. Не нужно, я ещё не допросил его. Это ведь упырь?

— Ну да.

— Главное, чтобы без клыков был.

— Они у меня в кармане, — разведчик и правда начал искать, отложив оружие.

— Да погоди ты, солдат. Не спеши. Присядь. Оружие в сторону. Дай хоть радостью поделюсь, а потом к работе приступим. Вот здесь.

Он схватил бумажки в охапку и потряс ими ухмыляясь.

— Здесь имена нечистых, которые пришли к свету и помогут нам направить остальных.

— Что? — переспросил я.

— Предатели? — сказал разведчик.

— Не предатели. Агентура в тылу врага. Упыри, домовые, черти, русалки, суперы, несколько чернокнижников и ведьм. Всё это наши люди, и все они здесь — в этом списке. Впервые упорядочены, каталогизированы и готовы к работе. Представляете?

Пара из них «спящие», один «колеблется», но рано или поздно «заработают» все. Как говорится, «хочешь победить врага — узнай его поближе».

— Однако, — удивился разведчик, — я, конечно, слышал краем уха. Знания рун не только от пленных могут появляться — догадывался, но у вас масштаб. Хорошая бумажная стопочка, увесистая.

— Спасибо нашему Эрмию. Доставил в целости и сохранности. И ведь это ещё не все.

Он потряс пачкой бумаги, широко улыбаясь, как выпущенный из больницы дурачок.

— Не тяните, — попросил я, — интересно, аж жуть.

— Список кротов тоже здесь. Все кто работает на особенных наконец-то выявлены — долгая и кропотливая работа. Вот он списочек, чуть поменьше, зато точный, чуть ли не с координатами. Твари есть в каждом штабе и во всех службах. Вот ты, гонец, например откуда и позывной свой назови-ка ещё раз.

Я похолодел. Ещё этого не хватало. Почему в таких ситуациях всегда чувствуешь себя виноватым, даже если точно ничего не делал? Потому что есть вероятность ошибки и вероятность мести от врага сверху. Я ведь ни с кем не ссорился в последнее время? Никто не мог затаить обиду? Одноногий ветеран Техно, с которым я подрался в пивной? Я извинился потом, некрасиво получилось, но мог ли он затаить обиду? Техно не мог. Он нормальный, мы с ним потом вместе ещё не раз пили… Да и рядовой он, не разведчик, ни фига — «пехота — смерть домовым». Нет, Техно не подходит.

Может, Упитанный? Тот, что любит тяжёлую музыку включать по ночам в казарме, игнорируя наушники? Тот, что хотел на мне объяснить салагам принципы дедовщины? Помню, жёстко мы с ним сцепились в полночь при свете лампы. Я долго терпел его подколки, издевательства и хамство, но когда он стянул меня с койки, тыча в лицо своими вонючими портками, это послужило искрой в моей начинённой до треска порохом башке. Только бах — и понеслась!

Упитанный сильнее меня и крепче, но у меня бонусом была вспышка безумной ярости, а у него шок от того, что Игорёк из флегматика превратился в клубок бешенства с кулаками.

А кем служил Упитанный? Может, и в разведке. Но затаить ненависть так долго из-за выбитых зубов даже он не способен. Туповат.

— Ты подозрительно долго молчишь, боец. Стесняешься?

— Я всегда знал, что он засланный, — ухмыльнулся разведчик и встал, — молчит, слово не выдавить.

Он сделал шаг и зашёл левее стола.

— Ого, — сказал генерал, складывая бумаги на место.

— Нормально, — сказал я, — а ты не офигел так предъявлять, Штирлиц?

— И правда, — сказал генерал, — кто бы ему секретные документы доверил, там же все в спи…

Договорить фразу он не успел, потому что случилось то, что случилось. Вылетело из кобуры мачете и ударило в горло генералу, сбоку разрывая мясо, прорубая мышцы снизу вверх, практически отделив голову от ещё плескающего руками генерального тела.

Дальше — больше. Будто почувствовав что-то, зашевелились охранники — медленно дверь поехала в сторону открываться. Я подумал, что убийца бросится к ней, но он смотрел на меня, приложив окровавленное лезвие к губам в простом жесте. Я закрыл рот. Надеюсь, у парней есть стволы и быстрая реакция. У врага она точно была, поэтому я стал шёлковым.

А тем временем в комнате появилась нога и рука, и вошел тот, кто должен был не оставлять генерала ни на секунду, а теперь поздно пить живую воду.

Зазвенела и лопнула цепь, пришёл в движение скотчевый упырь. Ещё крутился позади обрывок стального поводка, когда он уже был рядом со входом, а ленты повисли в воздухе, повторяя контуры покинувшего их существа.

Одним движением руки он втянул в комнату охранника, так что тот кубарем прокатился, напоминая старого клоуна на манеже, который изо всех сил хочет развеселить хотя бы детей, но и они уже не смеются глупым шуткам. Вторым движением схватил кого-то, так что за дверью страшно захрипели и втянув его, прижал к стене. Ударом ноги нечистый захлопнул дверь.

— Сюрприз, салага, — улыбнулся безымянный попутчик, — последний, наверное, в твоей жизни.

Он окатил меня взглядом, как ледяной водой из ведра, развернулся на каблуках, подошёл к человеку, который пытался встать, и начал рубить.

Я трусливо отвернулся, но как раз попал на другую картинку. Упырь прижал человека к стене, как зажимают любовницу, и впился ему в шею кровавым поцелуем. До сих пор вижу эти красные брызги, взлетающие фейерверком вверх и пятнами оседающие на стену, и, конечно, серый цвет его джинсов и лейбл Wranglers на заднице. Серая как песок кожа на его спине пульсировала и багровела, а потом снова иссыхалась, меняя цвет на вдохе и выдохе.

Через десяток ударов мачете было покончено со всеми в комнате. Кроме меня.

***
Авторство моё. Ошибки тоже. Мой телеграм.

Показать полностью
14

Из щенков вырастают волки. Глава 22

UPD:

Из щенков вырастают волки. Заключительная глава

Из щенков вырастают волки. Глава 22

Аня посмотрела который час на своём смартфоне: был час ночи, батарея почти села. Она убрала смартфон, и её снова окутала непроницаемая темнота. Совсем рядом чиркнула зажигалка, в маленьком огоньке пламени она увидела лицо Стаса. Аня вскрикнула от неожиданности, а может и от страха.
Он взял её руку:
- Анюта, пойдём спать, у меня есть тёплый спальник. Ты вся дрожишь и руки ледяные.
В свете зажигалки они дошли до. "спальни" Hidden. Он помог ей улечься, бережно укрыл.
Сел рядом и закурил:
- Завтра я её похороню, вижу тебе не приятно рядом с ней. Я не помню как её зовут, они все одинаковые и не достойны имён. Я сначала был к ним добр, хотел объяснить где источник наслаждения. Их это не интересует, - Hidden затушил сигарету. - Когда я освободился, я приехал в квартиру к деду. Долго сидел в ванной, а потом съел три стаканчика мороженого. Дед меня баловал, хотя мне уже было 19 лет. Я у него спрашивал, почему он не освободил меня, не вызвал милицию? Он мне ответил: "То, что произошло правильно, это был только твой выбор: ты или она. Ты сделал верно." Я гулял по городу, встречал знакомых, но никто не замечал меня. И тогда я понял, какое счастье, я всё начну сначала, с чистого листа. Потом я узнал, что Ольга умерла, и я снова ощутил счастье, что она не с ним, оказывается я ревнивец, - он засмеялся.
Под его болтовню Аня уснула.
Утром они поднялись наверх. Свежий воздух опьянял. Аня отошла от входа в бункер и углубилась в лес. Хотела в туалет. Стас её не преследовал и не спросил куда она пошла, он молча курил, прислонившись к дереву.
Застегнув джинсы, Аня стояла в нерешительности: куда идти она не знала, возвращаться к Стасу не хотела. "Какая я дура, что поехала с ним". Но при этих мыслях её сердца сладостно заныло. Её сильно влекло к нему. Он понимал её, а главное он в ней нуждался, она его не боялась.
Как она поняла, что это он? Он её защищал, когда она оплакивала родителей, он её утешал. Она помнила лицо матери, как она лежала на прозекторском столе накрытая с головой. Они со Стасом вместе шли по слабо освещенному коридору, вместе смотрели на тело, изрезанное металлическими обломками машины. Она смотрела на отца, но не видела его в своих воспоминаниях. Горячие слезы потекли по щекам, в горле появился давящий комок, который мешал вдохнуть. В памяти мелькнул кровавый нож. Аня шумно вдохнула, услышала собачий лай: "Он сорвался с цепи" - неожиданно подумала девочка.
Аня пошла в сторону бункера.
Стас всё ещё стоял у дерева. Она подошла к нему:
- Могу я обнять тебя? - робко спросила Аня.
- Да, - ответил Стас, и обнял её за плечи. - Ты ещё не похожа на этих сучек, хотя вчерашний твой поступок меня разозлил. Я не хочу, чтобы ты взрослела, детство это прекрасно.
В лесу где-то далеко снова залаяли собаки. Стас отстранился от Ани:
- Пойдём вниз.
- Там ужасная вонь, я не выдержу, - по детски закапризничала девочка.
- Пойдём, - Стас грубо дёрнул её за руку.
Она покорно стала спускаться в бункер.Внизу слабо горели свечи. Спустившись, она вдруг решила спрятаться быстро схватила свой рюкзак и вбежала в один из боковых коридоров. Он кончался заваренной металлической дверью. Жуткая вонь здесь почти не ощущалась. Аня села, прислонившись к двери спиной. Достала из рюкзака телефон: сигнала не было. Посветила фонариком вокруг. В коридоре было пусто. Она выключила телефон и притаилась в темноте. Её начали мучить голод и жажда, вокруг было тихо, потом над головой послышалось шуршание: " О Боже, это крысы", - ужаснулась Аня. Она зажала себе рот рукой и старалась не шевелиться.
Аня не знала сколько прошло времени, кажется она забылась сном. Послышались шаги и показался свет фонарика. Стас подошёл к ней:
- Возьми бутылку воды и шоколадный батончик, время завтрака, - отдал ей воду и шоколад, пошёл обратно.
Аня с жадностью набросилась на шоколад, запила приторную сладость прохладной водой. Затем поднесла, обёртку от шоколада к носу и вдыхала, шоколадно - арахисовый запах.
Вдруг, послышался грохот и мужской голос.
Стас подбежал к ней схватил за руку и поволок в круглую комнату:
- Они нашли меня, я уже заждался, - Hidden достал нож и приставил лезвие к горлу девочки. - Не бойся, я не причиню тебе вреда, - прошептал он ей на ухо.
- Я тебя не боюсь, я люблю тебя, хочу быть с тобой, - Аня погладила его руку с ножом.
- Если ты не помнишь ту ночь, то ты чувствуешь себя, своё начало, - произнес Стас загадочную фразу.

Показать полностью 1
2

Ржавая колея к несбывшемуся завтра

Ознакомительный фрагмент

Двое бывших военных – Глеб и Степан, работающие перевозчиками на криминального авторитета получают заказ – перевезти ценный груз.
Но с первых минут дело, казавшееся таким простым, пошло не по плану. Сначала пропал заказчик, потом мутные, явно криминальные личности, попытались кинуть перевозчиков с товаром.
А район, в котором спрятались перевозчики, чтобы пересидеть неприятностями, оказался и вовсе со странностями. Он словно выпал из реальности. Пустые улицы, странные люди, будто перенесённые из девяностых годов двадцатого века. Ездящие на страшной машине существа – не то люди, не то чудовища, не то мутанты.
И совсем юная девушка, оказавшаяся в смертельной опасности. И вставшая перед главным героем дилемма – помочь девушке, рискуя жизнью, или сохранить товар, от которого зависит судьба его друга.

Ржавая колея к несбывшемуся завтра.

Бог есть прощение,

И прощение спасёт мир…

Прощающий спасёт и спасён будет…

Перефраз.

0

На встречу Глеб приехал за час до назначенного времени. Не понравилось ему предложение Степана. Очень не понравилось, но Глеб согласился. Хотя чуйка, выработанная за годы службы, тревожно звякнула и зашептала настойчиво: пошли его на фиг, капитан, пошли.

Он не послал, и вот теперь, побродив минут тридцать по окрестностям и не найдя никого живого, стоял в густой тени могучей ели и ждал, гадая – кинет его старый боевой товарищ, или это интуиция дала промашку. Засаду он, конечно, обнаружить не надеялся, не тот Степан человек, чтобы так подставить боевого товарища, но вот слежки исключать было нельзя.

Глеб приехал заранее, а вот Степан задержался на пять минут. Сущая ерунда, даже в лихих девяностых пятнадцать минут опоздания считалось нормой, но… Но ещё один маленький колокольчик присоединился к звону недовольной интуиции. Товарищ до этого ни разу не опаздывал, тем более на деловую встречу.

«Девятка» с тонированными задними стёклами и увеличенным клиренсом выкатила из-за поворота, и, медленно подъехав к трухлявому пню, остановилась почти напротив ели, в тени которой прятался Глеб. За непроницаемо-чёрной тонировкой было не видно, есть ли в машине кто-нибудь, кроме Степана. Поэтому Глеб не шевелился, пристально всматриваясь внутрь салона, надеясь, если не разглядеть тех, кто приехал с товарищем, так хоть поймать тень движения, если в машине, конечно, кто-то был. Сослуживец, не глуша двигателя, взял с приборной доски телефон и, пробежавшись пальцами по кнопкам, поднёс аппарат к уху.

Глеб бесшумно вытянул из кармана старый, со слезшим воронением «ТТ». Прижав руку к бедру, он направил ствол в сторону задней двери «девятки». Пистолет он поставил на боевой взвод сразу по приезде в лес, и чтобы изрешетить старую жестянку, ему надо было просто нажать на спусковой крючок. В том, что он попадёт, Глеб не сомневался – десять метров для него были плёвым расстоянием. А для смертоносного механизма, созданного товарищами Тульским и Токаревым, это была вообще не дистанция.

Закончив говорить, Степан бросил телефон на торпеду и, после недолгой борьбы с заевшей дверцей вышел из автомобиля. Сладко потянувшись, он крикнул.

— Кэп, сорян за опоздание. Заплутал малясь.

Степан помолчал, всматриваясь в густую тень елового леса, а после взялся за ручку задней двери. Указательный палец Глеба напрягся и плавно выбрал свободный ход спускового крючка.

— Кэп, — вновь подал голос Степан, — ты только не стреляй, — он поднял свободную руку высоко над головой. — Я хочу показать – я в машине один.

Он медленно потянул за дверь и ругнулся: старый автохлам не желал открываться. Потянул вверх, ругнулся и дёрнул сильнее, дверь, наконец, со скрежетом распахнулась.

Глеб расслабил палец, давая спуску вернуться на место – салон был пуст. Глядя на широко улыбающегося Степана, Глеб поставил курок на предохранительный взвод и спрятал пистолет за пояс. Вид товарища, как и его предложение, не понравился Глебу. Показное веселье, лихорадочно блестящие глаза, вьющаяся казацкая чёлка, за которую он получил свой позывной, до этого всегда задорно торчащая вверх, сейчас печально лежала на лбу.

— Ну, давай, «Есаул», излагай – что брать будем, куда везти будем? — Глеб поёрзал на сиденье, устраиваясь поудобней – рукоять «ТТ» неприятно, но успокаивающе упиралась в поясницу. — А то ты как-то обошёл данный вопрос, в нашем с тобой телефонном разговоре.

— Кэп, давай всё по пути обкашляем, время поджимает. — Пальцы сослуживца беспокойно заёрзали по обивке руля.

— Я ещё ни на что не согласился.

Тревожное звяканье колокольчика в голове Глеба не умолкало ни на секунду.

— Да не вопрос. Не согласишься, я тебя высажу, где скажешь, и разойдёмся краями.

— Ладно, жми на тапку.

Степан выжал сцепленье, и машина, подскакивая на кочках, начала набирать ход.

— Короче, Кэп, — товарищ не сводил пристального взгляда с дороги, крепко вцепившись за рулевое колесо, — заказ на деньги и…матрицы.

— Что? Какие… на хрен… матрицы… — Медленно по слогам, стараясь не сорваться, процедил Глеб.

Звон в голове, предупреждающий об опасности, превратился в колокольный погребальный набат.

— Клише для печати и пробную партию купюр, чтобы клиент удостоверился, что товар высшего класса.

Пальцы Степана, до этого крепко сжимающие руль, чуть расслабились, и он посмотрел на Глеба.

— Фальшак? — Уточнил Глеб, пытаясь сгрести мысли в кучу. Всего он ожидал от товарища, но не такой глупости и, как ни крути – подлянки.

— Да.

— Зачем? Это… это… — Глеб всё никак не мог подобрать слов для той феерической глупости, что совершил бывший сослуживец. — Это залёт, боец! — Наконец, сформулировал он.

Степан молчал, ещё с армейских времён он знал, если Глеб обращается не по имени, позывному или званию, а вот так – боец, он не просто зол, а доведён до белого каления,

— Я знаю. — Наконец, выдавил он и перевёл взгляд на грунтовку. — Выбора не было. Я должен заказчику услугу, да и деньги он платит хорошие.

Глеб скрипнул зубами, пытаясь обуздать ярость, полыхающую в груди.

— И поэтому ты решил подставить меня?

— Нет никакой подставы, командир. Просто берём товар, отвозим его в нужное место, и всё! Тут и ехать всего ничего – две сотни вёрст. За четыре часа обернёмся.

— Повтори… ещё… раз… — Проговорил Глеб по слогам, пристально всматриваясь в лицо сослуживца.

Степан вздохнул и вновь посмотрел на Глеба, на этот раз прямо в глаза.

— Забираем товар, отвозим его, получаем расчёт и расходимся.

Товарищ не врал, Глеб видел это, ну или Степан сам верил во всё сказанное.

— Хорошо. Ещё раз и по порядку. Забираем посылку – клише и фальшак, сколько там, кстати?

— Почти четыре ляма.

— Почти? Ты хоть понимаешь, что в таком блудняке нужно быть точным, блин, до копейки, чтобы потом башкой пулю не схватить за недостачу?

— Три девятьсот.

— Везём только вдвоём? Прикрытия никакого не будет?

— Нет.

— Почему?

Степан помялся, но всё же ответил.

— Частная инициатива заказчика. Никто не должен знать.

— Частная, говоришь? Значит, если твой план по бороде пойдёт, мы крайними останемся?

— Всё пойдёт как надо, командир.

— Как надо, говоришь? — Глеб погладил себя по подбородку.

К бабке не ходи – всё пойдёт в разнос. В лучшем случае… Впрочем, не будет ни лучшего случая, ни худшего. Будет только один – их пустят в расход. При любом раскладе. Или по пути, или при передаче товара, но по своей пуле они получат.

— Слово даю. — Твёрдо закончил сослуживец, преданно глядя на Глеба. — Просто, командир, не на кого больше положиться. Ты знаешь мои обстоятельства, и зачем мне деньги. Я бы один поехал, но условия заказчика – два отбойщика. Не больше, но и не меньше.

— Обстоятельства… — Задумчиво протянул Глеб и резко скомандовал. — Тормози.

— Зачем?

— Курить хочу.

Степан вздохнул тоскливо и начал притормаживать.

«Девятка» ещё не остановилась, а Глеб уже яростно дёргал дверную ручку.

— Да, чтоб тебя! — Заклинившая дверь никак не желала открываться.

— Сломана. Там, снаружи открывать надо. — Пояснил Степан, и, словно извиняясь, добавил. — Тут все двери заедают, тачила всё равно на один раз.

Глеб опустил стекло, дёрнул за ручку снаружи и, зло пнув дверь, выбрался из машины. Достал сигареты, закурил и, прислонившись к капоту, выпустил струю дыма прямо в безоблачное небо.

Сейчас бы послать всё к чертям, наплевав на дружбу и совместное боевое прошлое, и свалить в закат, подальше от этого дурно пахнущего заказа, но…

Обстоятельства, мать их!

Глеб вдруг, в один момент, почувствовал отчаянье. Отчаянье и усталость. Какого чёрта! У него не осталось ничего. Ни семьи, ни любви! Жажда крови. Вот что он чувствовал за пеленой отчаянья. Чужой крови или своей, какая разница. Если она одинаково красная и солёная. Он вспомнил голые стены своей квартиры, как выкидывал всё, что могло напомнить о его девочках.

И тут же – как Степан, тащил его, Глеба, прострелянного в нескольких местах, как шептал пересохшим горлом.

— Держись, кэп, держись, чуть-чуть осталось.

К дьяволу!

Всё бывает в последний раз: последняя любовь, последние деньги, последнее желание, последние друзья, последний заказ. Значит, он выполнит свой последний заказ.

Знал Глеб обстоятельства старого друга, очень хорошо знал. А тот знал, что Глеб ему не откажет, так как сам был в похожих. У Степана был больной ребёнок, и денег на операцию было нужно не просто много, а небывало много, и очень быстро. А значит, бывший сослуживец, готов хоть с дьяволом заключить сделку, хоть с чёртом, хоть с торговцами донорскими органами. Хоть наизнанку вывернуться – но заказ выполнить и получить деньги.

Глеб затянулся в последний раз и, скатав бычок в маленький шарик, щелчком послал его далеко в кусты. Он принял решение. Чувствуя, как умолкают бившие тревогу колокола, Глеб чуть расслабился.

— Что там по матбазе, прикрытие-то хоть есть? На случай проверки. — Спросил он, возвращаясь в машину.

— А то, кэп. — Обрадовался Степан и протянул Глебу бордовые корочки с гербом и золотыми буквами. — «Железо»[1] и броник в багажнике.

Три золотистых буквы, но не министерские, а конторские. Капитан. Оперуполномоченный. Прочитал Глеб. С фотографии на него смотрело его лицо. Массивные надбровные дуги, крупный нос, квадратный, с ямочкой, подбородок. Угрюмый взгляд зеленоватых глаз.

— Проверку пройдёт?

— Без поиска в базе, вообще без вопросов. Но кто же в базе цельного капитана конторы искать будет, только если майор. А где его на дороге взять? — Степан весело осклабился.

— Ладно, поехали за товаром. — Глеб спрятал «ксиву»[2] в карман. — Раньше сядем, раньше выйдем.

1

Глеб очнулся от воспоминаний и с отвращением ткнул скуренную наполовину сигарету в жестяную банку, до краёв полную разномастными окурками. Одни были скурены до середины, другие до самого фильтра. Бычок пыхнул напоследок вонючим дымом, и Глеб, с трудом подавив кислотную отрыжку, брезгливо отодвинул от себя жестянку. Его тошнило. Физически – от выкуренных сигарет, за последние дни он практически не выпускал их изо рта, буквально прикуривая одну от другой. И душевно – от унылого пейзажа, раскинувшегося за окном – от вида серых, ощетинившихся мелким гравием, пятиэтажек, и не менее серых девятиэтажек, по грязным кирпичам которых расползались влажные, похожие на жёлтые лишаи пятна. А от низкого, давящего на крыши, безрадостного неба, с размазанными по нему тучами, похожими на грязные клочья ваты, хотелось задрать голову и выть – тоскливо и безнадёжно.

Глеб передёрнул плечами, его знобило от стылого воздуха, тянущегося из приоткрытой форточки, но закрыть её он не стал, лишь натянул на подбородок высокое горло свитера и ссутулился. Он сидел, тупо глядя сквозь грязное стекло на обшарпанную подъездную дверь соседнего дома, на переполненные мусорные баки, на голые ветви кустов, похожие на растопыренные артритные старушечьи пальцы.

— Слушай, кэп, заканчивал бы ты дымить, дышать нечем. — На кухню заглянул распаренный, словно только из бани Степан, — Сдохнешь ведь от рака.

— А, ты, здоровеньким помереть собрался? — Вяло откликнулся на подначку Глеб.

— Всяко здоровее тебя. — Подельник жадно выхлебал стакан воды, вернулся в комнату и принялся, пыхтя отжиматься.

Ну, да, напарник был апологетом силы. Часто к месту и нет приговаривая.

— Что, мне твой «пекаль»[3]? Пока ты его достанешь, пока взведёшь, пока…

Он сжимал свой мосластый кулак с набитыми костяшками, тряс им в воздухе и со значением заканчивал.

— Кулак, с предохранителя снимать не надо. Хрясь и я в дамках, а ты на полу со сломанным лицом.

Глеб же никогда не был фанатом всего этого рукомашества и ногодрыжества, которое любил Степан. Предпочитал рассчитывать на верный ствол, как же ему не хватало ощущения уверенной тяжести за поясом, в крайнем случае на что-нибудь холодное и острое, да на ловко подвешенный язык, которым он мог уболтать любого. А кого не мог, с теми он не связывался.

Глеб посмотрел на грязный коридорчик, на пошарпанную межкомнатную дверь и резко встал. Табурет скрипнул ножками по грязным доскам пола. Звук вышел таким же безрадостным и серым, как погода за окном. Сидеть в квартире осточертело. Прогуляться бы. Он с тоской обвёл взглядом маленькую, грязную кухню. Со стола на него раззявленной беззубой пастью с ядовитым языком-сигаретой между бумажных губ, пялилась пустая пачка. Курево кончилось, да и вообще. Что вообще он додумать не успел, во входную дверь постучались. Робко и еле слышно.

Глеб подобрался – гостей они не ждали, и сам не заметил, как вытянул из деревянной подставки поварской нож, широкий у рукояти, он плавно сужался к острию. Нож был так себе – тонкая китайская подделка,– но хоть бы длинным и острым, Глеб точил его каждое утро.

Неслышно он скользнул к входной двери. На все лады проклиная хозяина квартиры, который озаботился сохранностью жилища и поставил железную дверь, но изрядно поскаредничал при этом. Дверь была, как и нож – китайским барахлом, да ещё и без глазка.

Глеб припал ухом к холодному створу в надежде расслышать, кто к ним пожаловал. Безрезультатно. За дверью было тихо, да и пыхтенье отжимавшегося в комнате Степана заглушало все звуки.

В дверь вновь постучали, всё так же робко и тихо, а потом поскребли, словно котёнок, просившийся домой.

Непохоже это было ни на команду зачистки, ни на местных крутых парней, о которых предупреждал заказчик, ни на группу захвата. Те, недолго думая, просто вломились бы в квартиру и положили их мордой в пол.

— Кто? — Также тихо, как стучались, спросил Глеб.

— Это… я… соседка… Соня…

Глеб облегчённо вздохнул, он узнал голос и манеру речи соседки – делать длинные паузы между словами, словно она мучительно и долго перебирала в голове подходящий эпитет, прежде чем произнести его.

Мелькнула мысль – а если она просто прикрытие, и сейчас вдоль стен расположилось с десяток бойцов. Он откроет дверь, получит прикладом в лоб, ну или монтировкой и… И, что? Кроме ножа, всё равно другого оружия нет. Глеб в который раз пожалел, что поддался уговорам Степана и сбросил ствол. Захочет их кто нахлобучить, вскроет квартиру за пять минут, а они ничего и сделать не смогут.

— Ты, одна?

— Да.

Глеб посмотрел на зажатый в руке нож, крутанул его, прижимая лезвие к предплечью и…

Да, какого хрена! Захотят их взять, возьмут, в любом случае.

И спрятав руку за спину, принялся открывать дверь.

За порогом и правда стояла соседка – ножки палочки, ручки веточки, непропорционально большая голова на тощей шее и огромный, просто огромный, месяц, наверное, восьмой, живот.

За те пять дней, что они здесь провели, Глеб несколько раз сталкивался с Соней и её детьми.

[1] Железо – здесь оружие.

[2] Ксива – документ, удостоверяющий личность; служебное удостоверение (жаргон).

[3] Пекаль – пистолет (жаргон).

Спасибо всем кто прочитал.

Показать полностью
93

Остров

Часть вторая

Стёпа попытался охладить его пыл:

— Погоди. Да, из-за смены русла Лютого много земли ушло под воду. Но по реке ещё лет десять назад сплавляли брёвна из леспромхозов. Значит, мы даже не будем знать, где рыть, потому что наверняка проводились какие-то работы, чистили дно, вытаскивали всё, что может помешать лесосплаву. И потом вспомните про придонные отложения. Надо бы в инете пошарить, может, в библиотеку сходить…

Но тут подскочил и Дима:

— Пока мы будем шарить в библиотеке, кто-нибудь вышарит всю годноту с острова. Не хочешь с нами, сиди дома.

Стёпа ответил, что сидеть дома он не станет, и предложил оптимизировать сборы: сейчас все подождут его, потом вместе заедут к Димону и Славке.

— Так мы точно что-нибудь забудем, — проворчал Славик.

— Главное, чтобы Димон не забыл металлоискатель, а ты — мотор из гаража, — сказал Стёпа.

Славкин батя игнорил современные замки на транец.

Издали, со стороны лодочной станции, остров казался пышной котлетой, но при приближении становился всё больше. Его и за лето не перелопатить, не то что за четыре дня. Копали вытащили лодку на вязкую землю. У самой воды ноги в болотниках погружались в грунт почти по колено. Хорошо, что рядом нашлось бревно. Парни втроём попытались приподнять его, чтобы обмотать лодочной цепью, но не осилили, потому что оно потянуло за собой пласт грунта. Пришлось вырыть у ствола яму, протянуть через неё цепь. Теперь стало можно осмотреть сам остров. Оказалось, он весь покрыт щепой и деревяшками, имеет возвышенности и овражек, в котором задержалась вода густого кофейного цвета. Тут и там из щепы выпирали брёвна. Стоя на возвышенности, Стёпа сказал:

— Смотрите-ка, места, где были общага и избы, хорошо видно.

Действительно, под слоем всякой всячины угадывались холмики. Другие домишки, видимо, находились ниже их и до сих пор оставались под водой.

— Как древние могилы без памятников и оградок на заброшенном кладбище, — сказал Дима.

Славик скривился то ли от поэтичности сравнения, то ли от несносного запаха.

— Это водоросли и щепки воняют, — объяснил Стёпа и показал на сухие чёрные лепёшки, в которые превратилась подводная растительность. — Давайте подумаем, где могут быть схроны. Наверное, в домах их не делали, а зарывали при банях.

— Не факт, — отозвался Дима. — Я бы в подполе закопал.

— Тогда хренка с бугорка мы тут найдём. Почти за век всё глубоко в землю ушло, — предположил Славик.

Стёпа сказал, успокаивая не то друзей, не то себя:

— Насколько я помню, здесь река неглубокая, наверное, промерзает и верхняя часть дна. Весной пучинистая почва выдавливает всё схороненное наверх. Видите, сколько камешков? Я и осколки стекла заметил. А ещё слои почв могут иметь разное сопротивление. Думаю, есть смысл покопать.

— Тогда погнали рыть, — скомандовал Славик, зашагал вниз и вдруг провалился чуть ли не по пояс.

Он даже вскрикнуть не успел. Стёпа отреагировал быстрее: схватил деревяшку, плюхнулся на пузо и пополз к Славику, вопя: «Хватай палку!» А Дима стал действовать с умом. Он быстро достал из рюкзака моток верёвки, сделал лассо и велел Стёпе пригнуться. Всё верно, из зыби можно вызволить друга только общими усилиями.

Славик же стал поворачиваться, чтобы схватить деревяшку, и его затянуло ещё глубже. Отчаянным рывком он почти обернулся. Его загорелое лицо выцвело до белизны, вокруг глаз появились чёрные круги, словно бы топь вытягивала из него кровь, выпивала жизнь.

Первый бросок верёвки оказался неудачным. Второй стянул его предплечья, прижал к туловищу.

Стёпа крикнул:

— Славик, подвигай руками, ослабь петлю и передвинь верёвку под мышки.

Друг выглядел заторможенным и не отвечал. Тогда Стёпа поднялся, стал тыкать какой-то деревяшкой перед собой. Грунт не проваливался, можно было подойти ближе. Палка ухнула вниз почти перед Славкой. По его виду стало ясно, что дело совсем плохо: он не станет спасаться, инстинкт самосохранения у парня отключился. Или с сердцем худо стало.

Дима тоже спустился по Стёпиным следам, наматывая верёвку на локоть. Он сказал:

— Придётся тянуть так, как есть. Только бы верёвка ему кости не сломала или нервы не пережала. Тогда трындец.

Но вырвать Славика из земляного плена не удалось. Непонятно, как и почему, почва вокруг его туловища затвердела! Славик уронил голову, со лба и носа потёк обильный пот. Его футболка быстро потемнела на груди. На вопросы он не ответил.

— Что за нах?! — рявкнул Дима. — Он же сейчас ласты склеит!

Стёпа бросился за лопатами со словами:

— Откапывать будем! Только смотри, куда ступаешь!

Дима затормошил друга, перемежая уговоры с матом.

Парни принялись за работу, как одержимые: скорее, скорее! Лёгкая сверху, спрессованная водой внизу, полная мусора и железяк, земля позволила им вытащить друга. Они уволокли его на возвышенность и положили на двусторонний ПВХ-брезент. Стёпа принёс сапоги Славика, который вскоре порозовел и стал посапывать. С ребят самих ручьями тёк пот, сердца стучали, как в спринте.

Дима сказал:

— Ну всё, сейчас потерпевший отлежится, и на всех парусах — к лодочной станции. В гробу я видал эти предметы быта и схроны.

Стёпа хотел было согласиться, но в голову внезапно полезла всякая хрень. «Жертвы? Какие ещё жертвы?» — удивился он сумятице мыслей. Но отвлёкся, потому что услышал треск щепы на другом склоне пригорка или возвышенности, чёрт знает, как назвать части рельефа этого долбаного островка.

Дима прошептал:

— Слышал?..

Стёпа кивнул. За спиной у них кто-то был.

Парни обернулись. Никого… Только появились вещи, ранее ими не замеченные. Детское пальтишко, овчинная шапка, вязаная кофта, валенки… Дима спросил:

— Во время ледостава или ледохода на Лютом никто не тонул?

— Не в курсах, — тихо произнёс Стёпа. — Только сейчас дети такой одежды не носят.

Он вспомнил старые фотки. Точно, все шмотки, которые сейчас были разбросаны по щепкам, можно было увидеть только на них.

— Может, давно тут утонула девчонка.

— Не говори ерунды. Утонула и разделась, так что ли? Тряпьё бы смыло течением.

Ребятам стало очень холодно. С полминуты их реально трясло, будто бы они очутились под ледяным душем.

— Ладно, давай растолкаем Славку да будем возвращаться, — предложил Дима.

Но друг уже очнулся и стал, не поднимая зада, отталкиваясь ногами, двигаться к тому месту, которое его чуть не погубило.

— Стой, баран, ты куда? — крикнул Дима.

А Славка им предъявил:

— Сами копать начали, а почему меня не разбудили? И у нас уговор — вся добыча пополам!

Похоже, он не помнил, что чуть было не погиб.

— Сапоги надень, копаль древностей быта, — прикрикнул на него Стёпа. — Да подожди нас, а то снова провалишься в землю.

— Я? В землю? — обиделся Славик. — Подумаешь, покемарил чуток на солнышке. Хорош стебаться.

Друзья помогли ему подняться, обуться и все вместе спустились к двум немаленьким кучам. Славик рухнул на колени и выхватил нечто чёрное прямоугольной формы, в наростах и рыжих пятнах.

— Во! — заорал он. — Первая находка — шкатулка! Тяжеленная! Да ещё и с ключом.

Славка попытался повернуть ключ, но только погнул его. Он радостно потряс находку. Похоже, что крышка была плотно подогнана, внутрь не проникла вода. И копалей порадовал ни с чем не сравнимый звук металла, бряцавшего внутри. Славик поставил находку рядом и запустил жадные ладони в смесь мусора и гравия. Он повизгивал, как поросёнок, нашарив гаечный ключ, мятую кружку, несколько металлических пуговиц, похожих из-за наслоений на ежей. Вскоре устал от впечатлений и наконец обратил внимание на друзей, которые застыли рядом:

— Чего стоите-то? Вторая куча ещё есть. Вы сюда работать прибыли или как? Привыкли за счёт меня выезжать.

Стёпа повернулся к гребню возвышенности и бросил через плечо:

— Принесу новые перчатки. Дим, ты присмотри тут…

Славик потребовал:

— Захвати «Легенду».

Стёпа только головой покачал: металлоискатель Славке подавай… Искать драгмет на этом острове столь же бессмысленно, как просить у бомжа лям взаймы. Ладно бы ещё эти «предметы советского быта»… И как он мог купиться на какие-то схроны? Стёпа услышал, что Дима попытался образумить друга, очумевшего от поискового азарта:

— Остров тебе не пляж. Опасно здесь, слышишь? Подберём сейчас, что накопали, — и домой, отмывать и чистить всю дребедень. Попробуй только не продать её!

А ещё Стёпе снова послышался треск щепок на другом склоне пригорка. Но он не сделал ни шагу, чтобы подняться выше и посмотреть. Не потому, что не было интересно или струсил. Остров оглушил его, в голове теснились обрывки мыслей о жертвах; мелькали образы языков огня в чёрном небе; чудилась наступающая, подобно цунами, волна; сердце распирало от печали, будто утратил что-то дорогое. Он взял три пары перчаток и направился к друзьям.

К обеду палящее солнце быстро осушило груду железяк.

Дима сказал:

— Такого говна на любой свалке полно.

— Такого да не такого, — возразил Славик, который гаечным ключом отколупывал наслоения с керосиновой лампы без стеклянной колбы. — Говно с нужным клеймом — это хороший товар. Давайте-ка всё рассортируем. Выкинем всякие самодельные вещи.

— А я бы наоборот их взял, — вставил Стёпа. — История всё же, память о людях.

— Ноу проблем. Забирай себе, — ответил Славка и бросил другу помятую кружку.

Ветер, побеждённый духотой и жарой, стих. Копали взмокли, будто только что из воды. В ушах противно зазвенело.

— Давайте-ка закругляться, — предложил Дима, снял отцову арафатку и вытер ею лицо.

— Не, мы ещё с «Легендой» вон там побродим, — снова возразил Славка и кивнул в сторону, где возле следов большой избы кучковались холмики поменьше. — По ходу, большое подворье было. А вдруг там схрон с монетами или награбленным золотом? Тогда себе «Деус-два» купим.

Он сдвинул на затылок панаму с плоской тульёй и стал отдуваться. Вдруг его светло-карие глаза округлились и с малиновых от жары щёк исчез румянец. Друзья подняли головы.

По правую сторону острова исчезла дамба на набережной. В клубах тумана, шаркая ногами по дороге, шли пять старух в чёрном. Не просто старух — великанш!

— Мираж!.. — сдавленным голосом произнёс Дима.

Славик выматерился и стал ныть: «Стра-а-ашно». Стёпа протянул руку и толкнул его в плечо:

— Тихо ты!

Но и ему этот мираж тоже показался зловещим.

И точно: последняя призрачная старуха повернула к ним голову.

Ребят будто обдало ледяным ветром. Её глаза были вроде чёрных дыр. И старуха сверлила парней ненавидящим взглядом! Она ещё и ткнула в их сторону указательным пальцем. Другие огромные бабки остановились и стали медленно поворачиваться к застывшим копалям.

К счастью, рванул порыв такого ветра, что ребята вышли из столбняка, еле схватили на лету свои панамы и зажмурились от мелких колких щепочек. Дима, которому с его арафаткой ветер был нипочём, первым сказал с облегчением:

— Всё, нет уже миража!

А Стёпка погнался за своей кружкой. Она, звонко цокнув, споткнулась о камень и остановилась.

— На Байкале такие примочки случаются. Их голоменицей называют, фотографируют. Но чтобы на реке… — произнёс Дима. — Короче, валим отсюда.

Кто бы мог подумать, самым храбрым оказался Славка. Он снова стал продвигать свою идею — поискать драгмет на месте бывших домов, принялся обзывать товарищей трусами, как будто пару минут назад не дрожал от страха. Друзья давно привыкли к его непоследовательности и ничуть не обиделись. Наоборот, Славик снял напряжение, как всегда, развеселил, а от париловки помутился разум. И они согласились проверить одно место, только одно!

Стёпа сказал:

— Без палок не ходите. Кто знает, где снова может оказаться зыбь.

— Какая ещё зыбь? А ты? — Славик сверкнул на него глазами из-под панамы.

— Рядом посижу с верёвкой. Кто знает, какой там грунт, и кто вам поможет, если что… — объяснил Стёпка.

Славик наградил друга презрительным взглядом, а Димон одобрительно кивнул.

Парни осторожно двинулись к следам подворья. К их удаче, зыбких мест не оказалось. Щепки ломались под ногами, почва немного «плыла», но не проваливалась. Как выяснилось, в «могилы» строения превратились от того, что их ставили на фундаменты из камней. Сохранились остатки печей, первые венцы изб. Вот так сибирская лиственница — почти за век под водой не сгнила!

Славик принялся «утюжить» металлоискателем щепу на месте избы, Дима — наблюдать, а Стёпа отвлёкся на размышления.

С этим островком было что-то не так. Он, освободившись от плена Лютоя, вытащил из прошлого какие-то тайны. Ранее из воды при обмелении реки появлялась только его «макушка». И часто бывало, что до неё от дамб добирались пловцы. А теперь словно остров дождался тех, кого можно «грузить» своими тайнами… На Байкале миражи возникают из-за преломления света в пластах воздуха разной температуры. А здесь будто «преломилось» само время. Одежда какой-то бедняжки… Старухи в чёрном… Всё это как-то связано. И не несёт ли беду им самим? Дурацкий вопрос. Конечно же, несёт. Лучше бы им вообще здесь не бывать, оставить прошлое в покое. Получается, что они ради бабла всколыхнули, растормошили его.

Стёпа сжал найденную кружку. В ушах снова противно зашумело.

— Аа! Эй, Степаныч, есть «аурум»! Золото, золотище! Димон, волоки лопаты! — раздался торжествующий Славкин вопль и прервал размышления.

— А зачем их волочь? Вот они, — живенько, с улыбкой, ответил Дима.

Отчего же друзьям не быть довольными? Прежняя их добыча сводилась к нескольким серебряным вещичкам да сотне в металлических десятирублёвках, добытым за месяц блуждания с металлоискателем на пляже. Стёпа постарался отвлечься от дурных мыслей и решил разделить общую радость.

Славик с благоговением вычертил кресты катушкой «Легенды», чтобы ограничить место поиска, схватил лопату и первым стал копать, но скоро утомился не от работы, а от избытка чувств. Его сменил Дима. После смеси щепы, речных отложений, песка, гравия и мусора лопата стала чиркать по чёрной спёкшейся массе. Славик засуетился возле места копа с воплями: «Осторожнее! Осторожнее!» Он уселся на корточки, провожая взглядом каждое движение лопаты. И вдруг бросился к рассыпчатому холмику, на который шлёпнулась очередная порция выкопанного, вытянул светло-коричневый обломок. Увы, это была косточка. Фаланга пальца.

У Стёпы нехорошо зашлось сердце: мало того, что они разворошили прошлое, так ещё и мертвеца сейчас откопают! Но Славика заботило другое. Он спросил: «Кто-нибудь взял совок?» Дима распрямился, воткнул лопату в грунт и посмотрел на Стёпу. Тот помотал головой. «Малый старательский набор», как в шутку назвали они кейс с мелкими инструментами, был благополучно забыт в Славкином гараже. Друг разорался, точно пожарная сирена, покрыл матом Стёпку и Диму: и тупые они, и связываться с ними, как с фальшивой монетой, и теперь все усилия напрасны. Непонятно, почему товарищи не заткнули фонтан его ругательств. Только впечатлительный Дима заметил:

— Да тихо ты! Здесь орать всё равно что на кладбище ругаться. Недостойно.

— Наверное, не все успели спастись при наводнении, — добавил Стёпа.

И Славка утихомирился. Он предложил взять кое-что из найденных железяк для раскопок. Друзья вернулись к своим вещам на пригорке, прихватили вёдро и продолжили работу вручную. Отколупывая закаменевшие останки сгоревшего дома, разрыли скелет. Среди костей нашли почти целую жестяную банку. А в ней — мечту любого копаля. Схрон с монетами и несколькими золотыми вещами, почти не тронутыми временем. Так, в пятнах да разводах, которые легко убрать химикалиями.

Славка присмирел, не стал бурно радоваться. Задумчиво сказал:

— Надо же: кто-то прикрыл жестянку своим телом и погиб под рухнувшей крышей.

Стёпа с неприязнью спросил:

— Осуждаешь?

Друг открыл было рот, но подумал и только помотал головой. И правильно: они сами в погоне за наживой поступили не лучше.

Копали положили кости в яму, забросали вырытым. Стёпа нашёл крестик, изъеденный коррозией до хрупкости, и бережно пристроил его в могилу. И только тогда парни заметили, что от чёрных туч душный жаркий день сменился сумерками почти вечерней густоты. Резко похолодало.

Славик скомандовал:

— Ну, теперь всё! Погнали домой с золотишком!

— Нет, мы заберём всё нарытое, — возразил Стёпа. — Может, городскому музею сгодится.

Славкино лицо отразило его мысли: он скривился, посуровел, прищурился. А потом выдал:

— Ага, щас. Я всё продам по объявлению.

Копалей чуть не сбили с ног порывы ветра. Похоже, природа собралась проводить их с острова дождём. Тем, которые иногда случаются летом, — до рек на дорогах, когда ливнёвки просто захлёбываются, а машины глохнут от гидроудара. На Стёпкиной памяти не раз случались наводнения, когда сносило дачные домики, а из одного садоводства в другое могли приплыть плодовые деревья. Это всё из-за близких Саян с их ледниками. Сходя с гор, они могли любой захудалый ручей превратить в бурный поток.

Ребята рассовали железки по рюкзакам, связали лопаты, свернули брезент.

И тут парни услышали отчаянный детский плач, который раздался по ту сторону пригорка. Как мог появиться ребёнок на острове?

Они взбежали наверх. Внизу у овражка стояла девчонка и рыдала так, что у копалей защемило сердце. Ну и что, если у неё странное платье, нет обуви. Ребёнок же… словно явившийся из тех лет, когда остров был высоким берегом с домами, общежитием…

— Ты как сюда попала? — рявкнул Славка.

Его слабохарактерные друзья, не понимавшие ничего в воспитании, тут же спустились к девчонке. Малявка учуяла чужие жалость и беспокойство и заревела ещё громче. За пять минут неловкого сюсюканья парни узнали очень мало: она плачет оттого, что её некому забрать с реки.

— Мы тебя возьмём с собой, — решительно сказал Дима, а Славик наверху стал бессильно ругаться: только идиоты будут связываться с каким-то странным существом, а они и есть такие идиоты, потому что поступить иначе нельзя. Ребёнок ведь!

Девчонка протянула Диме сморщенную синюю ладошку, но он отшатнулся. От потеряшки веяло холодом, воняло речной гнилью. Стёпа сжал зубы и взял её руку, еле сдержав себя, чтобы не содрогнуться. Славик набросился на неё с конкретными и правильными вопросами:

— Как тебя зовут?

— Верочка… — Малышка даже затряслась, таким грозным он ей показался.

— Где живёшь?

Верочка оглядела остров и пожала плечами.

— Мама твоя где?

— Там, где вода, — сказала она и показала пальчиком с чёрным ногтем на ту часть острова, куда парни даже не успели зайти.

Им всё стало ясно. И больно: видимо, мать утонула, а её дитя прячется на острове.

Свои смутные подозрения насчёт принадлежности Верочки к миру мёртвых Славик показал пантомимой: он скрестил руки на груди и закатил глаза. Странно, но его кривляния оказались понятными девочке, и она снова принялась плакать. Дима выразительно посмотрел на друга и покрутил пальцем у виска. А ребёнок точно прилип к Стёпке. Он с тоской оглядел её взявшиеся коркой волосы, бледные щёки, тёмные круги вокруг глаз. Но не отстранился, наоборот, обнял костлявые плечики.

И тут небо обрушилось на копалей настоящим потопом. За какие-то секунды каждая неровность острова оказалась наполненной водой, потекли ручьи, сквозь шум ливня послышался глухой рёв. Парни надели рюкзаки, похватали вещи. Стёпа взял на руки девочку. Не топать же ей к лодке в чулках с дырками и одном вязаном носке?

К своему ужасу, ребята увидели, что остров уменьшился в размерах, а их лодку треплет быстрое течение. Лютой, подстёгиваемый ливнем, захотел вернуть отнятое дикой жарой и почти двухмесячной засухой!

— Только бы… не залило… мотор… — смахивая потоки с лица, сказал Дима.

— Против течения… к лодочной… не доберёмся. Нужно к дамбам… — отплёвываясь, добавил Славик.

А Стёпа еле отодрал от себя Верочку, поставил в грязь, скинул рюкзак, снял болотники и ринулся к наступающей воде. Нужно нырнуть к бревну и разомкнуть цепь, подтянуть лодку.

— Осторо… — донёсся до него Димин крик.

«Ох ты, а Лютой-то поднялся более, чем на два метра! — успел подумать Стёпа, когда не почувствовал под ногами тверди. — Только бы успеть!» Он рискнул поплыть в месиве из красноватой воды и щепок против течения. И тут какая-то тяжесть опустилась ему на плечи. Стёпа почувствовал маленькие цепкие пальцы. Верочка, чёртова Верочка сейчас утащит его на дно! Он ушёл с головой в воду, попытался скинуть тварь с себя. Ему почти удалось…

Сквозь багровую муть он уловил не голос, а мысль:

— Дядя Коля, мы утопнем?.. Не бросай меня…

И перестал бороться неизвестно с кем, подхватил тельце и рванулся вверх. Вынырнул, выплюнул воду изо рта и широко открытым ртом глотнул воздуха. Глянул на ту, что прижимал к груди левой рукой. Это были просто останки, наверное, пролежавшие в торфе. Если искали когда-то беднягу, то не там…

Рядом послышалось фырканье. Кто-то из друзей пришёл на помощь?.. Но это были не они… Незнакомый парень с бритым затылком и прилипшим ко лбу рыжим чубом, скаля крупные жёлтые зубы, сказал:

— Давай девку сюда…

Стёпа покорно толкнул к нему останки. И поймал протянутую цепь.

— Замок чудной! Еле сломал! — весело крикнул парень и завопил ещё громче, перекрывая рёв воды: — Лёха, воду вычерпал?

Со стороны раздался голос:

— А то! Чуть не потонула лодка!

Кто-то прыгнул в воду. Стёпа тоже нырнул и сквозь муть успел разглядеть двух пловцов в чёрных семейниках до коленей, которые через миг скрылись в мраке речной толщи.

Дальнейшее Стёпа не запомнил. Вроде бы он плыл, гребя одной рукой. А потом его схватили и вытащили на сушу. Когда он пришёл себя, увидел, что мокрые с ног до головы Дима со Славиком отчаянно работают вёслами.

Их то ли вынесло, то ли сами приплыли к дамбам далеко за Лютойским мостом. Копали привязали лодку к скобе технического спуска, вытащили кое-какие вещи, уселись отдыхать прямо в поток воды по асфальту. Мобильники, конечно, сдохли. Оставалась надежда только на тех, кто мог оказаться в такую погоду на автодроме, который был сооружён на месте когда-то высохшей старицы.

Очень скоро рядом остановился автомобиль, и водитель с тревогой спросил:

— Пацаны, какие-то проблемы?

— Дайте трубку, а? — попросил Дима.

— Может, скорую?

— Нет, спасибо, справимся, — ответил мужественный Славик, лицо которого было всё ещё мокрым, несмотря на то, что дождь прекратился.

Друг то начинал трястись, то прижимал к себе рюкзак и успокаивался. Стёпка ему дико сочувствовал из-за предстоящих разговоров с его батей.

Дима вызвонил знакомого, который развёз их по домам.

Они договорились встретиться завтра в Славкином гараже, если товарищ останется жив, конечно, после того как сообщит бате, что стало с лодкой и что могло бы случиться с ними самими.

Когда наконец Стёпа оказался в своей квартире, он первым делом, не раздеваясь, в болотниках, подошёл к старой фотографии. Можно ли его принять за деда в юности? Пожалуй, да. Но родители не говорили ему о сходстве. Упитанный здоровяк под два метра ростом мало напоминал невысокого, сухощавого, почти истощённого начальника смены первой очереди завода. А вот парнишку, стоявшего рядом с ним, Стёпа узнал. Не только по чертам лица, но и по чувству сопричастности, каких-то уз, которые иногда протягиваются через время, пространство и связывают людей.

Друга, которого парень обнимал за плечи на фото, точно звали Лёхой, Алексеем. Может, имя спасителя назовёт отец? Хотя вряд ли. Ребятам не удалось вложить свою жизнь в строящийся город, заработать ордена за ударный труд; завести семьи, продолжить род… Всё это забрала река.

Батя не отмудохал Славку за лодку и приключения, потому что его самого увезли на скорой с сердечным приступом.

Друзья собрались в гараже на следующий день только к вечеру, разбросали найденное по вёдрам, поставили отмокать. Шкатулку вскрыли. В ней оказалась коллекция советских значков и два Ордена Славы, третьей и второй степени, в рассыпавшихся коробочках. Дима глянул на обиженно оттопыренную губу Славки и сказал:

— Не переживай, бро, иногда эти значки и ордена Второй мировой ценятся выше ювелирки.

Славик сердито посмотрел на него:

— Тут другое. Продавать почему-то жалко.

Стёпа жёстко сказал:

— Ордена отнесём в военкомат. Может, удастся по архивным документам найти потомков. И это не обсуждается.

— А если не удастся? — с надеждой спросил друг.

Стёпа пожал плечами. Всякое могло быть. Его больше волновало другое. И он решился задать вопрос:

— А вы видели кого-нибудь у лодки на реке?

— Кого мы должны были увидеть? — пробурчал мрачный Славик. — Тебя видели, как нырял, как воду вычерпывал. Орали тебе, чтобы не плыл, а вёслами грёб. Но ты ж упёртый. Если б не течение, которое само лодку к пригорку вынесло, до сих пор под водой бы плавал. И все мы с тобой.

В этих словах был весь Славик, который не умел признать заслуги кого-то другого, а не себя любимого. Но Стёпа только рассмеялся.

— А эта девчонка сразу исчезла, когда ты в воду вошёл. Я ж говорил, что она… — И Славик вновь прибег к пантомиме: сложил крестом руки на груди и закатил глаза.

— Да, навидались мы глюков на острове… — добавил Дима, прищурившись на Стёпку. — Есть какие-нибудь соображения?

Стёпа кивнул, но рассказывать о них не стал.

Монеты из схрона поделили на троих. Горстку ювелирки и одну «лишнюю» монету оставили Славику — на ремонт лодки и новый мотор. Гнутая кружка досталась Стёпе. Дома он легко почистил стальную самоделку обычным порошком для кастрюль. Все наслоения сошли, но восстановить цвет и убрать пятна Стёпа не смог. Зато стала видна выбитая точками гравировка: «Павлуш. И. Стал-д. 1943».

Стёпа ещё не раз подходил с кружкой к старой фотографии на стене и долго смотрел на своего деда Павлушкина Николая Ильича. Ему ещё нужно было отдать долг спасителям — ребятам из дедовой смены. Как только Славик отчистил, отремонтировал и загнал кому-то шкатулку, меченную клеймом завода Сухорукова аж в тысяча девятьсот пятом году, Стёпа купил кроваво-красных роз и вместе с Димоном съездил к осушённому болоту, на котором теперь располагались дачные посёлки. Но там возле магазина был памятник жертвам коварной реки, останки которых достали из торфа во время работ.

Тысяча девятьсот пятьдесят первый год

Всех, кто пострадал от пожара и наводнения, по решению собраний рабочих коллективов заселили в комнаты двухэтажек-новостроек. Бывшие требушинские и нахаловские с трудом, но научились жить в тесноте да не в обиде, и весной пятьдесят первого вместе высадили вдоль улиц и у домов саженцы тополей, присланные из Иркутска. Когда тоненькие прутики оделись в глянцевую листву, у Николая Павлушкина впервые за год потеплело на сердце. Эта трогательная зелень подтверждала: жизнь продолжается.

Конечно, ему не забыть гибели ребят из его смены. Но теперь тяжкая вина стала светлой печалью, и он не ленился в самую жару по утрам поливать два тополька под его окном. А ещё он высадил у их стволиков жарки.

Ему не забыть ту дикую злобу, с какой Евсеевна выгоняла его и других спасателей со своего двора с горящей избой. Старуха, прижимая какую-то банку к груди, бросилась в пламя с воплями: «Ироды, ворюги!» И вскоре рухнула крыша.

Не забыть и прачку Марусю, которая отказалась садиться в лодку, скрылась в водяной круговерти ливня и быстро прибывающей воды. Она кричала, что не бросит свою Верочку, найдёт её и приведёт с реки.

И сегодня Николай, направляясь на автобусную остановку, чтобы ехать на завод, поднимал взгляд к небу и видел в кучевых облаках близкой грозы очертания нового города с высотными домами и золото июньского рассвета.

Показать полностью
89

Остров

Тысяча девятьсот пятидесятый год

Часть первая

Часть вторая Остров

Солнце ещё в мае начало поливать жаром строящийся город, правда, ночами было холодно. Зато в июне странная погода края жахнула таким пеклом и духотой, что в общежитии перестали закрывать окна и двери.

В воскресенье заводская смена Николая Павлушкина собралась отдохнуть на берегу реки. Все ребята, кроме Николая, приехали только осенью, и с Березинкой им предстояло познакомиться впервые. Она была «сестрой» шумного бурливого Лютого, который тоже брал начало в Саянах. Его русло было в полукилометре от неё.

Аппаратчик Саша сразу предложил парням сплавать на другой берег за жарками, которые пылали оранжевым пламенем вокруг берёз.

Осторожный Николай сказал:

— Для этого лучше взять лодку у местных.

Посмотрел на спуск и продолжил:

— А вот и они. Сейчас спросим.

На золотисто-рыжем от глины спуске к реке чернели одеяния трёх старух, которые несли по два ведра. Они все были со дворов «требушинских», коренных жителей, всегда готовых враждовать и с “нахаловскими”, которых прибило к строительству города волной странствий, и с прибывшей по комсомольским путёвкам молодёжью.

— Здравствуйте! — крикнул им Николай. — Можно, мы лодку возьмём ненадолго? До острова, за жарками.

Но ни одна из бабок, вырядившихся в такое пекло во всё чёрное, не сказала ни слова. Они прошествовали мимо, даже не повернув головы. От вёдер потянуло тухлятиной.

— Что это с ними сегодня? — удивился Николай, обернулся на товарищей и развёл руками.

Он был хорошо знаком с Матвеевной и Евсеевной, у которых обычно покупал молоко и творог. Они были разговорчивыми, даже навязчивыми. А сейчас, гляньте, стали суровыми молчуньями.

Николай, которого вся смена слушалась как начальника и названого старшего брата, сказал:

— Про лодки можно забыть.

Витёк и Алёша пошли в воду к Саше, который уже странными сажёнками плыл к другому берегу.

А Николай отвлёкся, глядя вслед старухам и вспоминая первомайскую драку местных с задирами из комсомольского общежития и «нахаловскими». Ведь до поножовщины дело дошло. Взаимная ненависть приехавших на стройку и требушинских могла вспыхнуть с новой силой от любой причины.

Девушки закричали. Николай, которому из-за недавно перенесённого воспаления лёгких нельзя было лезть в холодную воду, глянул на реку. У пловцов дела были плохи. Только Саше удалось пересечь середину Березинки. Алёшу с Витьком стало сносить течением. Хорошо, что совсем рядом с берегом.

— Поворачивайте назад! — закричал Николай, закашлялся и сказал, чтобы успокоить девчат: — Их к старице сейчас отнесёт, а там мелко. Или к берегу прибьёт. Даже если окажутся в протоках к болоту, ничего страшного не случится.

А Саша выбрался, держась за ветки ив, в один момент нарвал охапку цветов и снова бросился в воду. Других парней уже не было видно за поворотом реки. Саше не удалось плыть, гребя одной рукой. Его макушка всё чаще оказывалась под водой. Жарки понеслись по течению вслед Алёше и Витьку. У Николая нехорошо сжалось сердце.

Саша вылез на берег. Посиневший и злой, он пришлёпал к компании со словами:

— Вот же гадская речушка! Неширокая, но норовистая. Да ещё и грязная: плыву, а тут в рот какая-то тухлая пакость попала. Вроде неощипанного куриного крыла.

— Да это бабки, наверное, в воду помои вылили. А потом станут орать, что приезжие всё загадили, — сказала Люба, одна из девушек-лаборанток.

— А где они? — спросил Саша, растираясь полотенцем.

Компания взглянула на спуск к реке: старух не было видно. Наверное, успели прошмыгнуть назад за спинами ребят.

Николай сказал: “Отдохнули, называется. Теперь придётся чапать к старице, вызволять наших из тины.”

Увы, на старице парней не было. Может, они в общежитие вернулись?

Но ребят больше никто не увидел.

Смена Павлушкина провела целый день в опорном пункте милиции. Пожилой участковый из местных отказался мобилизовать рыбаков на поиски:

— Толку-то баграми у берегов шуровать? Всплывут у Ангары. Сколько народу не говори, чтобы поосторожнее с Березинкой, никто не слушает. Теперь вот новый несчастный случай нужно оформлять. Надоело уже.

Но Николай по глазам милиционера видел: он что-то знает. Но молчит. И от этого на душе становилось ещё гаже. Сердце заходилось от собственной вины: Витёк и Алёша были всё равно что младшие братья, одному восемнадцать, другой на год старше. Недавно из ремесленных училищ. Приехали на стройку, чтобы меньше, чем через год, утонуть. А он, Николай, ничего не сделал… Побоялся ссоры с местными из-за какой-то паршивой лодки.

Вечером к нему в комнату, где проживали начальники смен, ввалился пьяный Саша с самогонкой, предложил помянуть утопших. Мужчин не пришлось уговаривать.

Один из них, Гена, который проработал здесь уже четыре года, предложил:

— Давайте уж тогда выпьем за возвращение ребят, а не за упокой. Березинка-то иногда пропавших отпускает.

Саше уже было всё равно, за что пить, но Николай вцепился в Гену:

— Как так отпускает?!

Гена, который слыл краснобаем и любителем поговорить и на собраниях, и на разных гульбищах, принялся рассказывать:

— Когда я сюда приехал, общежитие только строилось. Пришлось жить у Требушиной Вальки. Тётка оказалась не в себе после несчастья: пять лет назад перевернулась лодка с её мужем и двумя пацанами. Чудила она, открытой воды боялась, таскалась по старухам, которые вроде знали, как вернуть утопленников, которых нигде не нашли. Потом я переехал в общежитие, забыл про чокнутую. Отправился в область в командировку на автобусе, гляжу: Валька вместе с мужиком и ребятишками тоже уезжает. После узнал, что она дом с хозяйством бросила и в деревню к матери подалась. Спросил у местных: она что, по новой замуж вышла? Нет, говорят, своих утопших у речки выпросила. И вроде бы мужик с ребятами за пять лет не изменились внешне. И никогда не изменятся, потому что из неживых вернулись.

— Да местные почти все Требушины. От слова «требуха», которой реку раз в месяц кормят, чтобы не гневалась, — добавил ещё один старожил. — Кровожадная наша речка. Как ни корми, народ всё равно тонет.

Эти байки окончательно добили Николая. Показалось даже, что воспаление лёгких вернулось с кашлем и болью в груди. Он обрадовался, что вскоре все захрапели, и можно было полежать в тишине.

Но сон всё не приходил.

Николай вышел на улицу. Вся округа оказалась в плотном, как вата, клочковатом тумане. Фонарь у входа освещал его болезненным йодистым светом. Жёлто-молочную взвесь с трудом пробивали звуки: лай собак, звуки гармошки и пьяных песен со стороны Нахаловки.

Тяжкие мысли Николая прервало ощущение, что он не один возле отсыпанной гравием дороги, которая разделяла общежитие и полсотни дворов, где жили местные. И точно: сквозь мелькавшие бреши в тумане он заметил тьму. Она двигалась. Или это туман медленно тёк к реке?

Николай сам не понял, что толкнуло его пройти к дороге. Он сделал несколько шагов в тумане и чуть не врезался в спину невысокой толстой женщины в чёрном, услышал негромкое, на грани восприятия, пение. Так гнусавить могла только Матвеевна. Зачем она потащилась ночью к реке?

Ветер, который постоянно овевал берега Березинки и, казалось, был вечным спутником стремительной воды, разметал клочки тумана. У спуска пять чёрных фигур вытянули вперёд руки и гуськом зашагали вниз. Николай почувствовал в этом что-то неправильное, несовместимое с обычной жизнью. Возникла мысль заговорить с Матвеевной и если не остановить, то заставить объяснить, что здесь происходит. Окликнуть со спины, наверное, нельзя: старуха может испугаться, упасть и повалить на крутизне других женщин. Он подобрался к ней сбоку и чуть сам не полетел вниз — веки бабки были плотно сомкнуты, точно во сне. Как такое возможно вообще — спускаться с закрытыми глазами?

Николай остановился и досмотрел это «слепое» шествие до того момента, как старухи оказались внизу и встали на колени перед рекой. Они не запели, а заныли довольно странные молитвы, перемежая их земными поклонами.

Тянулись минуты, но ничего более не происходило. Раздался голос Евсеевны:

— Надоть вертаться. Не смиловалась матушка-река.

Одна из женщин скинула чёрный платок, и в свете луны, которая успевала уставиться мёртвым оком на реку сквозь несущиеся облака, Николай узнал Марусю. Она, хоть и из местных, работала в прачечной, стирала халаты лаборантов, казённое общежитское бельё. Прачка заголосила на всю округу:

— Как так — вертаться?!! Мне было обещано! Где моя дочушка? Я своему Петьке сказала: не пей этой ночью, гад, я нашу Верочку с реки приведу! Что он со мной сделает за обман? И вам всем достанется, знаете, поди, Петьку!

Матвеевна прикрикнула на неё:

— Не шуми! Мало пожертвовали. Всего двоих. Нужон третий. Тот, кто своей волей в воду бросится.

Маруся продолжала плакать и кричать так пронзительно, что Николай, до сих пор ничего не понимавший, уже хотел было спуститься к берегу. Он сам от гложущей душу тоски присоединился бы к прачке, покричал-погоревал по своим товарищам.

Матвеевна дёрнула Марусю за волосы и велела:

— Не шуми, зараза! Беги лучше до Нахаловки, веди сюда свою подружку-горемыку. Всё равно ей не жить здесь: споят да затаскают до смерти.

Маруся замерла, а потом вдруг кинулась к подъёму. Николай еле успел отступить. Подумал-подумал и пошёл за женщиной, вспоминая её приятельницу. Она тоже приехала осенью, но на работу её не взяли, потому что была матерью-одиночкой с двумя детьми. Ей ведь жильё подавай! А общежитие только для тех, кто прибыл по путёвкам. Денег на съёмный угол у неё не оказалось. Нахаловские приютили, но стали спаивать и таскать по койкам. Ребятишек отобрала милиция с какой-то комиссией, увезла в область в детдом.

Маруся словно растворилась в темноте, а Николай присел на лавке возле общежития. Всё вдруг стало предельно ясным: местные топят людей, чтобы река вернула им своих. Марусина дочка провалилась в полынью в конце зимы, её затянуло под лёд. Николай знал ребёнка и дважды — зимой и весной — искал с рыбаками тело. И цена возвращения не Верочки, а какой-то нелюди — жизни ребят. Теперь вот ещё и бедолаги из Нахаловки.

Послышались голоса:

— Никуда я не пойду, отцепись, Маруська.

— Лучше сразу в воду, чем жить, как ты: без детей, без дома, без работы. Посмотри, в прошмандовку превратилась. А водица-то все твои грехи смоет… — со слезами упрашивала пьянчужку Маруся.

— Отстань… спать хочу…

— Куда ты побежала?! — завопила Маруся. — Ведь дошли почти!

Голоса затихли в ночи, и Николай с облегчением вздохнул. Он ушёл к себе и крепко заснул.

А вечером, после смены, где ему с Сашей пришлось вкалывать за четверых, узнал, что пьянчужку из Нахаловки, избитую дочерна, вынесло к Ангаре. Нахаловские кричали, что Людку убили требушинские, мол, она прибежала и сама рассказала, что ей велели топиться. Местные орали, что пора снести Нахаловку, приют ворья и душегубов.

Маруся ещё неделю ходила пошатываясь, словно во второй раз потеряла дочь.

Кто-то по ночам регулярно разорял стеклянные парники требушинских, воровал кур и гусей.

Но местные молчали, не жаловались. Их дома словно нахохлились и замерли, как вороньё перед бурей. И точно — в следующее воскресенье случилась новая беда.

Шестеро парней из Нахаловки берегом ушли к верховью Березинки, чтобы сплавиться по течению. Недалеко от стройки плот распался. Все нахаловские стали добычей реки. Люди шептались, что перед несчастьем исчезли лодки местных. Не они ли потопили плот?

В середине июня запылала изба кого-то из требушинских. С торжествующим рёвом рвалось в чёрное небо пламя, а ветер с весёлым бешенством гнал огонь дальше . Пожар тушили всем миром, но к утру он утихомирился сам от ливневого дождя.

Николай в компании парней, закопчённых, как черти в аду, спустился к реке, чтобы отмыть сажу с рук и лица. Все увидели, как вода, вспученная струями дождя, плеснула пеной, и на берегу очутилась девчонка. С её шапки и пальто ручьями стекала жидкая тина. Она потопталась, повертела головой, вновь шагнула в реку и… пропала. Верочку некому было забрать домой.

Парни заговорили тихо, как на похоронах:

— Видели?

— Что это было, а?

— Что-что… привидение, вот что!

— Привидений не бывает. Но лучше пойдёмте отсюда… Очередь у колонки займём, там помоемся.

И никто не догадался, что надвигается ещё большая беда на всех разом: и требушинских, и нахаловских, и комсомольцев-передовиков. От небывалой жары с Саян сойдут снега, русла рек не смогут удержать прибывшую воду. Ливневые дожди подмоют берега, и близкий Лютой промоет новое русло. Яростные лютойские воды соединятся с кровожадными и пойдут стеной на жилища людей.

Семьдесят лет спустя

Июньское пекло и духота превратили город в ад. Родители пожадничали установить канальную сплит-систему, а старенький кондиционер не справлялся с жарой в огромной четырёхкомнатной квартире. Павлушкин Стёпка изнывал от тоски: до практики на северах оставалось пять дней, но как выдержать городскую париловку? Он даже не завидовал родителям, которые уехали на Чёрное море. Там, наверное, ещё жарче. И главное, после сессии полностью истощился бумажник. Зато он с компашкой весело отметил окончание второго курса.

Стёпка поднялся с любимого дивана и прошлёпал в кухню. Скоро явятся его кореша, Славка и Димон, нужно бы приготовить что-то прохладительное. Увы, в холодильнике не оказалось ни одной запотевшей баночки пива, только молоко. Стёпка скривился, но не стал унывать: сейчас он сварганит знаменитый мамин лимонад из натуральных продуктов! Со льдом пойдёт…

Не успел Стёпка разлить блёклый напиток по пивным кружкам, как запиликал домофон. Рожи друзей сияли, несмотря на изматывающую духоту.

— Ну, Степаныч, я надыбал, как поднять бабла! — с порога сказал Славик.

Стёпка бросил в кружки лёд и провёл друзей в гостиную, где при тёмных шторах на окнах злобно шумел старый «кондей».

Славик пригубил лимонад, сплюнул попавшую в рот цедру и провозгласил:

— Благодать! Короче, пацаны, вот!

И он шлёпнул на столик оборванное объявление из тех, что временами стихийно облепляли остановки маршруток.

Стёпка взял листок и хмыкнул.

— Ну и где мы возьмём «предметы советского быта двадцатых — семидесятых годов»? — сказал он. — И что потянет на предметы этого быта?

В разговор вступил Дима:

— Вчера с дачи ехали, я видел, что Лютой обмелел. Острова появились, а они раньше берегами были. Так мой батя сказал. Вот там и возьмём. Они же раньше были заселены. Тащи сюда старые фотки.

Стёпа было возразил:

— За фотки батя рога свинтит…

Дима даже подскочил от непонятливости друга:

— Да мы только посмотрим, где что раньше было! Куда плыть!

Стёпа стал упорствовать:

— Он их заныкал. Вон на те, что на стене висят, смотрите.

Батя увеличил несколько фотографий, по его словам, имевших историческое значение. На всех — Стёпкин покойный дед Николай, орденоносец, именем которого названа коротенькая улочка города. Он умер до рождения внука, но родители задолбали рассказами о нём, и Стёпа давно знал наизусть дедову биографию. Ладно бы рассказы, так батя постоянно попрекал сына трудовыми победами деда. Поэтому Стёпка отказался продолжать династию нефтехимиков и подался с друзьями в геологи.

А теперь ему предстояло кое-что объяснить корешам. Стёпка ткнул в самую стрёмную, на его взгляд, фотку:

— Вот, это первая общага нашего города. Дед со своей сменой, он начальником был. Только деревянную двухэтажку водой смыло.

— Чего? — удивился Димон, тупо разглядывавший фото.

Весь его вид говорил: и как только могли люди жить в этом сарае!

Стёпа принялся рассказывать:

— А вот чего: семьдесят лет назад случился пожар, а потом полили дожди, с Саян начали сходить снега. Воды стало столько, что Лютой вышел из берегов, промыл себе другой путь и слился с какой-то речушкой. Образовалось новое русло одной большой реки. Она проглотила общагу и маленькие селения. Старый берег и есть тот остров, который сейчас виден из-за обмеления Лютоя. И что вы хотите там найти после пожара и стольких лет под водой?

Славка хитро на него посмотрел и сказал:

— Моя бабка говорит, что люди спешно, ночью, бежали из домов, бросали скот и всё имущество. Ей тогда лет семь было. А память у неё и сейчас ого-го.

Дима добавил:

— Я в инете пошустрил: стальная ложка сороковых годов с клеймом советского завода триста рублей сейчас стоит. Мой металлоискатель возьмём. Там верняк поднимем что-то посерьёзнее ложек.

Стёпа хмуро глянул на него и спросил:

— Например?

Славик перечислил:

— Подстаканники, оклады икон, посуду разную, утюги, да мало ли чего…

Стёпа возмутился:

— Да вы знаете, как тогда народ жил?! У моего деда был только фанерный чемодан с бельём, сменной рубашкой, сапогами и парадными ботинками.

Дима и Славик не то с пренебрежением, не то с жалостью уставились на друга. Стёпа понял, что они сейчас думают: это его дед был бессребреником, а другие имущество копили.

И тут Славик нанёс Стёпе последний удар, показав однобокость знаний о прошлом, переданных ему родителями:

— Бабка в детстве жила в Требушинке, старинном разбойном селе. Народ в нём грабил тех, кто в верховьях Лютого золото мыл. После войны от села мало что осталось. Но всё равно можно и на схрон наткнуться.

Схроны — это хорошо, даже если они полумифические. Это достойная цель, чтобы покопаться в земле. И Стёпа принялся размышлять:

— По фоткам мало что поймёшь. А вот батя говорил, что дедова общага стояла ближе к современному Лютойскому мосту. И избы старые через дорогу были. Значит, это место, где сейчас русло отгорожено дамбами от набережной. И оно должно быть очень близко к ней. А стало быть, туда могут явиться и другие копали.

Славик забыл про лимонад, который, похоже, удался, несмотря на цвет. Он вскочил и возбуждённо заходил по комнате:

— Так чего мы в городе сидим? Погнали собираться. Нужно место застолбить. Или вообще весь островок.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!