Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 499 постов 38 909 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
35

Побег из зоны в Навь 13

Друзья обнялись. Лёха, никак не прощаясь с Плюхой, махнул рукой и, стремительно развернувшись, пересёк часть дороги и скрылся среди чёрно-багровых деревьев.

Рюха какое-то время постоял, глядя на лес, потом повернулся к домовому и невесело сказал:

— Ну, что, идём совершать подвиг?...

Глава 6

Идти по ночному лесу оказалось и непросто, и жутко… Видимость была почти никакой. Ветви деревьев, нависающих над узкой, чуть набитой тропой, норовили то удариться в ноги, то ткнуть в глаза. В каждом пятне мрака чудилась неведомая угроза. Рюха изо всех сил старался прислушиваться к Руне Вепря на своём плече, чтобы успеть среагировать на возможное появление нечисти.

Бордовый свет луны воспалённой сыпью усеивал тропу, делая почему-то темноту вокруг ещё более насыщенной и опасной.

И в этом случае новый спутник Андрея, домовой Плюха, не ехал у него на плече, а шёл впереди достаточно уверенно и бодро, так, что Рюхе приходилось делать усилия, дабы не отстать и не сбиться с тропки, которая порой изгибалась иногда очень круто.

Холод донимал всё сильнее… Казалось, что лес, словно огромный холодильник, вырабатывает стужу, чтобы потом распространить её всюду. Андрюха несколько раз лязгнул зубами, его продёрнуло ознобом… как вдруг в правой ладони зародился мягкий жар, тут же разлившийся во всём теле спокойным теплом, а в голове прозвучал насмешливый голос: “Так лучше?”.

О, так и в самом деле было удобнее! Несравненно! Вредный клинок мог ведь помочь и раньше, но почему-то ничего не сделал. Разозлившись, Андрей даже словечка благодарности не произнёс мысленно. Но с облегчением подумал, что стало одной проблемой меньше. А потом подумал снова, но уже с удивлением, — на что же ЕЩЁ способна эта Блискавица?

— Скоро выйдем к месту, — донёсся снизу приглушённый голос домового.

— Ясно…

Идти стали ещё медленнее. Было здорово то, что не приходилось обращать внимание на холод, а целиком сосредоточиться на деле. Андрюха старался идти настолько бесшумно, как только мог. Вдруг Плюха прошипел:

— Тихо…

Рюха послушно замер с поднятой ногой и обратился в слух… Кроме завывания ветра никаких других звуков не доносилось. Он осторожно опустил ногу и спросил тихонько:

— Что там такое?

— Мы почти дошли. Видишь, лес заканчивается?

Андрей напряг зрение… И увидел перед собой явственные красные просветы — деревья впереди и в самом деле становились реже.

— А где мы выйдем? — шёпотом спросил он у Плюхи.

— А я откуда знаю? — недовольно отозвался коротышка и язвительно добавил: — Ты ведь жил там, не я. Вот иди и смотри, куда вышли…

Сдерживая раздражение на желчного домового, Андрюха переступил через его невысокую тёмную фигуру внизу и прошёл несколько метров вперёд. Поредевшая стена деревьев внезапно оборвалась и Рюха остановился, всё ещё пребывая в тени леса…

Прямо перед ним выступила пустая полоса пространства внешнего периметра колонии, которая по-прежнему была погружена во тьму. Недалеко от ближнего угла забора стояли несколько построек неясного предназначения, также, в свою очередь, окружённые невысокой оградой.

Луна тяжело, словно клоп, насосавшийся крови, нависала над миром. Пламенеющий свет заливал неживое пространство вокруг. От построек ощутимо несло вонью хлева и навоза. Рюху осенило. Да ведь это подсобное хозяйство! Именно здесь выращивала свиней бесконвойная хозобслуга.

Внезапно какое-то неясное движение насторожило его. Послышался скрип открываемой калитки и на улице показалась тёмная фигура человека с ведром в руке. Он отошёл чуть дальше к кромке леса и что-то высыпал из него на землю, после чего снова прошёл к хоздвору и пропал за забором.

— Это кто? — прозвучал вопрос откуда-то снизу.

Андрей вздрогнул от неожиданности:

— Не подкрадывайся так тихо, — буркнул он домовому и добавил: — Долго объяснять… Ну а если в двух словах,то  просто какой-то заключённый.

— Каторжник? — деловито переспросил коротышка.

— Можно и так сказать, — согласился Рюха, не желая вдаваться в тонкости определений. — Вот только я не понимаю, как это они здесь так спокойно себя чувствуют, если везде хаос…

— Может, это не люди?

— Не думаю… — Андрей напряжённо размышлял, как поступить дальше. — Вот что мы сделаем, — принял он решение, — ты останешься здесь, а я зайду к этим ребятам и попробую пробить, что и как у них тут… Лады?

— Не думаю, что это хорошая идея, — отозвался коротышка.

— Ну, она пока единственная. Может быть, они хоть что-то знают… — Решившись, Андрюха сделал шаг вперёд и строго сказал Плюхе: — Оставайся здесь, я недолго. Если что, сразу дёргаем отсюда, — и, не слушая тихих возражений спутника, пошёл по направлению к хоздвору.

Рюха старался двигаться очень тихо. Оказавшись у калитки и памятуя о её громком скрипе, он открывал её медленно и осторожно, что вполне ему удалось. Он зашёл во двор, в котором никого не оказалось, и где навозная вонь ощущалась особенно сильно. Из дома, в котором, как он полагал, проживали бесконвойники, не доносилось ни звука. Если бы он сам не видел, как отсюда выходил человек, то ни за что бы не поверил, что здесь есть кто-то живой.

Подкравшись к двери почти на цыпочках, Андрюха долго стоял, прислушиваясь к тому, что происходит внутри, и его усилия были вознаграждены. До слуха Андрея донеслись звуки чьих-то неспешных шагов, негромкое позвякивание посуды, шорохи…

С сильно бьющимся сердцем он очень аккуратно потянул на себя входную дверь, ожидая, что и она заскрипит и привлечёт этим ненужное к нему внимание, но, на удивление, та открылась бесшумно, а в лицо ему пахнуло душным теплом и свежим запахом мясного варева.

Рюха вошёл внутрь и всё так же аккуратно прикрыл дверь. Перед ним тянулся длинный полутёмный коридор, который выходил в комнату, озарявшуюся каким-то живым огнём — танцующий на стенках алый свет не давал в этом сомневаться. Изнутри слышались неясные приглушённые звуки. Запах варёного мяса стоял просто одуряющий.

Андрей сглотнул слюну, до рези в желудке понимая, насколько он проголодался. Руна на плече молчала, поэтому он тихо осторожно двинулся вперёд. На гвоздях, вбитых прямо в деревянную стену, висели какие-то старые плащи, шапки, телогрейки, ещё всякие шмотки — и от всего этого остро разило скотным двором со всеми присущими ему ароматами.

Дойдя до конца коридора, он остановился, очень тихо и аккуратно выглянул за дверной косяк… Его взгляду открылось просторное помещение, которое, тем не менее, было довольно тесно заставлено. С правой, дальней, стороны стояли двухъярусные лагерные шконки, между ними тумбочки. У другой, противоположной, стены громоздился длинный стол, ничуть не отличающийся от тех, что были в лагерной столовой, две лавки по его краям, холодильник со стоящей на нём большой деревянной хлебницей и печка типа “буржуйки” с распахнутой заслонкой, откуда и исходил этот трепещущий алый свет. Помимо этого, везде, где только было возможно, располагались горящие свечки.

На печке пыхтела огромная кастрюля, исторгая из себя клубы аппетитного пара. В ней помешивал ложкой приземистый парень в лагерной робе, правда, с достаточно отросшими волосами: то ли готовился к освобождению, то ли бесконвойникам позволялось больше, чем арестантам в лагере.

Он стоял спиной, и Рюха мог рассмотреть только его руку, монотонно водящую ложкой внутри алюминиевой посудины. Боком к нему, за столом, сидели ещё двое, которые жадно поедали варёное мясо, горкой наваленное прямо на столе. Причём, насколько мог заметить Андрей, на там отсутствовали соль, хлеб или, к примеру, вилки. Нет, только парящее мясо, которое два зэка, хватали руками и отправляли в рот.

Внезапно один из них, словно почувствовав чей-то взгляд, повернул голову к Рюхе и сказал, ничуть не удивившись появлению чужака:

— Жрать будешь? Будяй мяса наварил. Вку-у-усно…

— А вы как здесь? Нормально? — не нашёл ничего лучшего спросить Андрюха, досадуя, что его появление заметили.

— Пойдёт, — повернулся к нему и второй из сидящих за столом. Теперь оба смотрели на него, не прекращая жевать. Лица обоих зэков были в испарине то ли от царящей здесь влажной духоты, то ли от постоянной работы челюстями. Ближний — молодой парень с мелкими чертами лица, другой, средних лет, с густыми бровями и крупным носом-картошкой. Выражение лиц у обоих было какое-то отрешённое, что ли… Или равнодушное. Но Руна молчала, вокруг, на удивление, было спокойно… и очень хотелось есть. Да и Плюхе не мешало принести что-нибудь. Хотя Андрей даже не представлял себе, что вообще едят домовые…

Он взглянул на странного кашевара, что вообще не удосужился проявить любопытство и обернуться. Рюха снова посмотрел на двух зэков за столом, которые уже отвернулись от него, сосредоточившись на еде, и спросил:

— А где все мусора?

И только сейчас стоящий у плиты оборотился к нему, не переставая помешивать восхитительно благоухающее варево и сказал:

— А зачем они тебе? — на Андрея взирало одутловатое мурло со стёсанным подбородком, мелкими глазками и жирными щеками. Толстые губы при разговоре шевелились лениво и медленно, как пиявки. — Соскучился?

— Нет, не соскучился, — ответил Рюха. И хотя Руна никак не давала знать о себе, но при взгляде на эту рожу Андрюха моментально напрягся. — Просто не видно ни одного.

— Ну, почему не видно? — меланхолично сказал тот и вытащил из кастрюли кусок мяса на длинной двузубой вилке. Протянул его в сторону Рюхи и добавил: — Вот, например, майор Корольков, известный как Кэц. Очень вкусный пидор оказался. Упитанный.

Андрей смотрел на то, что протягивал в его сторону “кашевар”, немея от ужаса… В полутора метрах от него, исходя паром и источая оглушающий запах, колыхался кусок вареного мяса, в котором можно было узнать человеческую голень, довольно толстую, с лохмотьями отставшей кожи.

Внезапный приступ рвоты нахлынул на Рюху, заставив его согнуться в жесточайшем спазме. Горькая желчь обожгла язык. Андрей кашлял и отплёвывался, пачкая и без того грязный пол. Но, несмотря на это, Рюха краем глаза следил за толстогубым и двумя другими, сидящими за столом.

— Будешь хавать? — деловито спросил кашевар, по-прежнему удерживая на весу кошмарное угощение.

— Сука… — хрипло выговорил Андрюха. — Людоеды сраные…

— Может, и тебя сожрать? — задумчиво спросил варщик и, шагнув к столу, со стуком положил на него голень. В новую порцию тут же вцепился руками ближайший из зэков и, поднеся ко рту, с плотоядным урчанием принялся рвать мясо зубами. Желудок Рюхи вновь сотрясла судорога.

Рюха, всё ещё согнувшись, начал спиной пятиться назад, не сводя взгляда с губастого “повара”, который шагнул к нему, держа перед собой здоровую вилку.

От мясного аромата, такого приятного раньше, теперь тошнило. Хотелось как можно скорее оказаться на улице. Пятясь, он миновал уже половину полутёмного коридора, а кашевар всё так же настырно шёл вслед за ним, поигрывая в руке гигантской вилкой.

Наконец зад Андрюхи упёрся в дверь, и он вывалился на улицу, в благословенный свежий воздух. Дверь захлопнулась, но тут же открылась снова и на пороге предстал людоед. Он поднял рыло к кровавой луне… и неожиданно кинулся на стоящего перед ним Рюху, направив вилку ему в живот.

Андрей едва успел отскочить в сторону, пропуская мимо себя напавшего. Тот резко остановился и вновь бросился со своим оружием на Андрюху, который уже ждал этого — сместившись в сторону, он кулаком сбоку “догнал” людоеда, после чего тот опрокинулся на землю и затих.

Рюха оглянулся на вход, но больше никто так и не появился, видимо, едокам было не до того. Его вновь передёрнуло. Казалось, что ароматы жуткой еды впитались в кожу, волосы, забили ноздри… Что это было такое? Какое внезапное безумие могло напасть на этих троих зэков, что они принялись жрать человечину?

Но что делать теперь? У них точно ничего не узнаешь… Может попытаться попасть внутрь лагеря через открытые входные ворота? Ну, а потом? Где искать этот обломок Алатыря? Он подумал об этом и тут же обвинил себя в тупости. У него ведь есть Блискавица! Уж она-то точно знает, где находится этот камень!

Надо было возвращаться к домовому и вместе с ним пытаться проникнуть внутрь колонии.

Он бросил последний взгляд на пребывающего в отключке людоеда и двинулся к калитке…

За оградой по-прежнему не было ни души. Рюха пересёк пустое пространство и подошёл к кромке леса, туда, где его должен был дожидаться домовой. Он остановился под первыми деревьями и тихо позвал:

— Плюха…

— На голову мне не наступи, — ворчливо отозвалась темнота прямо под его ногами. — Чего так долго?

— Да так, пришлось с людоедом сражаться…

— С людоедом?

Рюха быстро рассказал историю своего посещения хоздвора, на которую Плюха отозвался следующими словами:

— Навь сводит людей с ума. Обращает их. Пожирает. Так или иначе вступившие в неё начинают ей и принадлежать. А в каком качестве… Она сама выбирает.

— Но с нами-то этого не случилось, — заметил на это Рюха.

— Наверняка не только с вами. Значит, вас Навь просто сожрала бы. Если она захватит Явь, то люди в своём нынешнем качестве не смогут выжить.

Оба после этих слов немного помолчали, а затем домовой спросил:

— Ну, и куда нам дальше?

— Пойдём через ворота, по-другому не получится. Тем более, что они открыты. Вот только не пойму, почему здесь такая тишина кругом…

— А ты думаешь, что всё должно крутиться возле вашей каторги? — насмешливо спросил Плюха.

— Да ты хоть знаешь, что здесь творилось? — Он накоротке передал рассказ погибшего в лесу беглого зэка, но это ничуть не впечатлило домового.

— Ну и что? — равнодушно отреагировал он. — Просто скопище народа. Кого-то пустили под жертвенный нож, а кого-то обратили в монстров. Помнишь, что я говорил? Все, находящиеся в Нави, принадлежат ей…

— Ладно, — решив не вдаваться в философские размышления о природе Нави, сказал Андрей, — надо идти к воротам.

И они пошли. Двигались по кромке леса, в тени деревьев, так, чтобы видеть пустое пространство по периметру лагеря. Очень мешали многочисленные низкие кусты, цепляющиеся за одежду и сучья под ногами, которые могли своим треском привлечь к ним чьё-нибудь враждебное внимание.

Спустя какое-то время они добрались до угла лагеря, за которым уже открывалась фронтальная часть колонии. Остановившись, Рюха внимательно посмотрел перед собой…

Багровая луна висела так низко, что, казалось, распорет себе брюхо об остроконечные вышки, где раньше стояли часовые. Её кровавый свет удивительным образом ещё более затенял окружающее пространство, не позволяя толком что-то рассмотреть вдали. То и дело хотелось сморгнуть, чтобы очистить зрение. Фонарь перед штабом горел всё так же, тускло и безнадёжно. И по-прежнему никакого движения в пределах видимости…

— Сам пойдёшь или взять тебя в руки? — тихо спросил у коротышки Андрей.

— Себя возьми, — сварливо отозвался тот. — Тоже мне , нашёл кота… Пошли.

И домовой первым вышел из тени деревьев на открытое пространство. Рюха в два шага догнал его и, ухватив того за ворот кожушка, сердито прошипел:

— Чего ты рванул? Ведь даже не знаешь, куда нам идти…

— Вот и иди вперёд, — раздражённо сказал Плюха. — Чего стоять-то?..

Не отвечая вздорному спутнику, Андрей специально перешагнул через его невысокую фигурку и пошёл вперёд, не забывая осматриваться по сторонам.

Вскоре они достигли проёма въездных ворот. Андрюха остановился и, обернувшись к Плюхе, негромко произнёс:

— Идём очень тихо. Держись за мной, смотри в оба.

— Учить меня ещё будешь… — донеслось от неугомонного домового.

Мысленно плюнув, Рюха зашёл в “конверт”... Здесь за время его недолгого отсутствия ничего не изменилось. Мертво и пусто. Труп овчарки по-прежнему чёрной кляксой пятнал бетонное покрытие внутреннего двора. Он направил свои шаги к лестнице, ведущей на вахту. Плюха, не отставая, мелко семенил следом.

Дверь открывал очень медленно, каждую секунду ожидая, что из ширившегося чёрного проёма на него кинется кто-то мерзкий и смертоносный. Но ничего подобного не происходило и наконец дверь открылась достаточно для того, чтобы можно было в неё пройти. Тьма изнутри дохнула сортирной вонью и уже знакомым запахом разлитой крови. Андрей на секунду замер, пережидая приступ тошноты и сосредоточенно вслушиваясь и вглядываясь в чёрный провал открытого входа.

Нетерпеливый коротышка прошипел позади него:

— Чего ждём?

Захотелось сверху отпустить ему крепкого “леща”, но Рюха только выдохнул и, стараясь дышать неглубоко, придержал дверь, давая возможность маленькому домовому пройти внутрь без риска быть ею прихлопнутым. Коротышка с достоинством перешагнул порог и произнёс:

— Как здесь воняет...

— Не ори, — нервно отозвался Рюха, не закрывая проход, — ещё кто-нибудь услышит...

— Тут никого нет, — спокойно ответил тот. — Закрой дверь.

— Откуда знаешь?

— Знаю...

Андрюха медленно притворил вход, пытаясь хоть что-то разглядеть в кромешной тьме, окружающей их. Темнота была абсолютной, окон здесь не предусматривалось в принципе. Вот когда оставалось пожалеть о потерянной где-то зажигалке, а ещё остро не хватало рядом вечно нудящего и всем недовольного Рябы…

— Посвети… — прохрипел снизу домовой.

— Чем я тебе посвечу? — огрызнулся Андрей. — Силой мысли?

— У тебя блискавица, — ответил тот с таким же раздражением в голосе, — вызови её.

Андрюха мысленно хлопнул себя по лбу и обратился к своему фантомному клинку, опасаясь, впрочем, что своенравное оружие не захочет размениваться на такую мелочь и не станет выступать в роли банального фонаря, но к его удивлению и радости, Блискавица в ту же секунду выдвинулась из навершия ладони, залив окружающее пространство своим невероятным белым светом. Рюха огляделся…

Прямо перед ним валялся выпотрошенный обезображенный труп какого-то мента. На разорванном в лоскуты и залитом кровью кителе можно было разглядеть капитанские погоны. То, что осталось от тела, вызывало только ужас и омерзение: обглоданное до черепа лицо, освобождённые от плоти рёбра с выеденными внутренностями, кишки на полу. Одна рука у трупа была оторвана и валялась чуть поодаль, блестя обручальным кольцом на безымянном пальце.

Андрей судорожно сглотнул и переступил через изуродованное тело, стараясь не наступить на окровавленные раздавленные кишки. Обойдя стол, за которым обычно сидел постовой, он прошёл дальше, в помещение, где располагался ДПНК с помощниками и мониторы слежения, на которые выводились изображения с пока ещё редких в лагерях видеокамер, надзирающих за локальными участками бараков, плацем и территорией промзоны. Конечно, все они сейчас не работали.

Здесь, на удивление, было пусто. Ни тебе мертвецов, ни чудовищ, ни беспорядка. На столе лежал журнал дежурного, стояла кружка с недопитым чаем, а рядом надкушенный бутерброд с куском сыра, словно ДПНК на секунду вышел из помещения и вот-вот должен вернуться обратно и закончить свой скудный ужин или завтрак. Андрей поднял голову… и уткнулся взглядом в собственное отражение в обзорном стекле большого окна, выходящего на жилую зону. Какую-то секунду он тупо взирал на себя самого с ярко сверкающей Блискавицей, после чего судорожно сунул руку за спину, одновременно с этим приказывая ей погаснуть.

Тьма прянула в глаза и в этой непроглядной тишине Рюха слышал сейчас только суматошный перестук своего сердца и мечущиеся мысли, с силой бьющие в кости черепа. Почему он не погасил клинок?! Ведь он помнил о наличие этого окна в дежурной части! А что, если кто-то увидел свет и уже идёт сюда, чтобы выяснить его происхождение? Какой же он идиот!.. Он даже тихонько застонал от злости на самого себя.

— Куда дальше-то идти? — раздалось за спиной настолько внезапно, что Рюха вздрогнул и резко обернулся.

За своими размышлениями он на какое-то время совершенно забыл о спутнике и теперь смотрел на него, стараясь собраться с мыслями.

— Нам надо выйти туда, — кивнул он в сторону второй двери, ведущей из “дежурки” в лагерь, не подумав о том, что домовой не может увидеть его жеста.

Но, к его удивлению, вслед за этим раздались звуки мелких шажков Плюхи, а через пару секунд его ворчливый голос произнёс:

— Ну, и чего застыл? Пошли дальше…

— Ты что, видишь здесь? — отозвался на это Рюха, делая шаг в сторону скрытого темнотой выхода.

— Не очень хорошо, — с неохотой ответил домовой, — но вижу…

Раздался негромкий скрип, в лицо Андрея пахнуло свежим воздухом. Вслед за маленьким спутником он оказался на высоком крыльце, ступени которого спускались в локалку. Весь лагерь тонул во тьме. Луна снова закуталась в чёрные тучи, позволив мраку властвовать почти безраздельно. На этом ночном фоне лишь кое-как проглядывали ещё более тёмные остовы лагерных бараков, грузно стоящих на земле.

— Ну, иди вперёд, раз хоть что-то видишь, — тихо сказал Андрюха коротышке, — я вообще ни зги не вижу…

— Куда идти-то? — сварливо откликнулся на это предложение тот. — Я здесь ничего не знаю…

— Погоди-ка немного, — неожиданно спохватился Рюха и добавил: — Посмотри по сторонам, а я пообщаюсь с Блискавицей…

Домовой лишь коротко хмыкнул, но ничего не сказал, а Андрей мысленно обратился к своему призрачному клинку:

“ — Ты можешь помочь нам понять, где конкретно находится камень?

— Конечно, — ответ последовал незамедлительно и в этом звонком голосе, слышимом только ему, Андрюхе почудилось некое напряжение.

— И где же он? У меня просто такое впечатление, что здесь вообще никого нет, если не считать тех людоедов, что я встретил за забором… И, кстати, ты не знаешь, почему Руна промолчала? Обычно при встрече со всякой нечистью она огнём горит.

— Они не были нечистью, — последовал ответ, — по-крайней мере в том смысле, который в это вкладываешь ты. Это просто люди, что под воздействием пришедшей Нави вывернули свою изнанку и предстали в том облике, который был и был им присущ. Поедание человечины — всего лишь крайнее воплощение той жизни, которую они вели, будучи в привычном, как бы цивилизованном облике. Они и до этого, так или иначе, всегда поедали людей. Понимаешь?

— Ещё бы, — отозвался Рюха, — очень хорошо понимаю… — И с отвращением добавил: — Козлы, одним словом.

— Почему козлы? — в голосе Блискавицы слышалось недоумение. — Люди.

— Не обращай внимания, — не стал углубляться Андрей в нюансы лагерной иерархии. — Лучше скажи, куда нам идти дальше?

В ответном голосе клинка снова прозвучало напряжение:

— Справа от нас в дальней части этого… лагеря большое здание. Камень находится там.

— Ты уверен? — Андрюха попытался взглядом протолкаться сквозь мрачную тьму, покрывающую собой весь лагерь.

— Полностью.

— Но я даже не чувствую никакого движения! — запротестовал он. — Да и Руна молчит.

— Камень там. Иди!И всё. Рюха сделал несколько безнадёжных попыток вновь воззвать к своему чудесному оружию, но тщетно, клинок молчал. Андрей быстро пересказал содержание разговора спутнику и в окончание сказал:

— Сомневаюсь я, что камень там.

— Не сомневайся, — твёрдо заявил коротышка, — если Блискавица говорит, что он там, значит, так оно и есть…

По ступеням спускались осторожно, вглядываясь и вслушиваясь в окружающую тишину так напряжённо, что Рюхе показалось, будто в ушах звенит, а перед глазами замелькали белые пятна. Он тряхнул головой и, со злостью на свой страх, принялся спускаться вниз, ставя ноги твёрдо и решительно.

Оказавшись у сетки-рабицы, огораживающей участок перед вахтой, оба путника подошли к распахнутой настежь калитке и, шагнув за неё, оказались на территории плаца, где происходили общие построения. Привыкшие к темноте, разбавленной светом багровой луны, глаза Андрея быстро обежали безлюдное пространство, а вернее сказать, неживое…

Люди здесь присутствовали, и в великом множестве, но все они были мертвы безнадёжно и окончательно…

Рюха и маленький домовой медленно проходили среди многочисленных трупов, лежащих в различных позах поодиночке или небольшими группами, и лишь только в одном месте, почти в самом центре плаца тела убитых людей громоздились целым холмиком, абы как наваленные друг на друга. И эти мертвецы, залитые чёрной кровью, с оскаленными зубами и бледными, обескровленными лицами пугали так жутко, как ничто прежде не страшило Андрея. Ему казалось, что он узнавал некоторых, но вряд ли это было так. Несмотря на холодную погоду, смрад вокруг стоял необычайный.

Побег из зоны в Навь 14

Показать полностью
24

КНИГА КОЛДУНА-5

КНИГА КОЛДУНА-4

КНИГА КОЛДУНА-5

Посреди поляны ярко горел огонь. Собранные за день дрова, высотой в рост человека, постепенно разгорались всё сильней и сильней. Красные блики плясали на грубо вырезанных ликах славянских божеств. Вскоре меня должны бросить в это очищающее пламя. Видимо, я должен быть рад, что таким образом закончу с колдовской деятельностью. Да ладно бы всё оно было так! Но никому ничего плохого я не сделал.

Люди в белых одеждах танцевали вокруг костра, что-то напевая. Велегор, возвышаясь над сборищем, громко читал заклинание (или молитву?):

Именем Сварога-Отца, Небесного Кузнеца,

Именем Даждьбога, Трисветлого Солнца,

Именем Перуна Громовержца!

Ты, Сварог, борони Правду от Кривды,

Ты, Даждьбог, борони день от ночи,

Ты, Перун, борони Явь от Нави!

Силою Огня Небесного,

Силою Огня меж Небом и Земью,

Силою Огня Земного - заклинаю!

Да сгорят чары темные,

Да сгорят наузы кощные,

Да сгорят присухи Навии-

В Черном Огне Пекельном!

Небо- ключ, Земля- замок!

Да будет так, как речено! Гой!

Паства кружилась всё сильнее, входя в раж. Глаза у них, как мне было видно сквозь толстые пруты клетки, совершенно обессмыслились. Такие фанатики легко сожгут человека, только дай команду. Мне поплохело. Сильно затошнило. Жить оставалось считанные минуты.

Вот тогда и раздался спасительный рык Тимофея Ивановича, разом прекративший этот балаган. Язычники остановили свои хороводы и песнопения. Вот только Велегор не растерялся, и тут же отдал короткую команду. Мужчины похватали кто топоры, а кто горящие ветки.

Огромный котяра начал своё стремительное движение, сбивая нападающих с ног. Особо прытких он угощал ударами когтей. Белые рубахи быстро окрасились кровью, а воздух наполнился криками боли и ярости. Тимофей Иванович прыгал с места на место, крутился юлой. В него кидали топоры и палки, но ощутимо вреда, к счастью, не наносили. Так, слегка подпалили шерсть.

В какой-то момент толпа схлынула, сгрудившись за костром, создав таким образом опасное препятствие. Ну да коту того и надо было. Подбежав к клетке, в которой был заперт я, животное одним взмахом лапы сломало дверцу, позволив мне выбежать на свободу. Мой спаситель мотнул головой в сторону леса: мол, бежим. Меня не нужно было упрашивать. От кипевшего внутри адреналина ноги сами пустились в бег. Уже на границе поляны я обернулся. Велегор стоял, скрестив руки на груди и, опасно прищурившись, смотрел нам вслед. Если у него и были сомнения в колдовстве и моей причастности к оному, то теперь они окончательно рассеялись. И доказывай потом, что ты не причём! Родноверы злобно завыли, и бросились было в погоню, но их лидер остановил самых прытких громким криком. Люди, в отличие от котов, плохо видят в темноте.

Тимофей Иванович уверенно вёл меня через лес, постепенно уменьшаясь в размерах. И когда мы вышли к дороге, впереди меня бежал обычный домашний питомец. Кот заметно нервничал, бил хвостом и фыркал. Торопил меня. Я подумал, что язычники сюда явно не пешком добирались, а имеют транспорт. И, вместо того, чтобы бегать по темному лесу, попробуют нас поймать на дороге.

Нам повезло буквально через минуту встретить проезжающий мимо грузовик, остановившийся рядом в ответ на мои судорожные махи руками. Деньги, которые я собирался одолжить приятелю (с которым еще предстоит побеседовать), так и лежали в кармане. Так что я с легким сердцем отдал водителю тысячу рублей. И минут через десять мы были в городе. Автобусы еще ходили, магазины работали.

Очень хотелось унять нервы, но заходить в магазин я не захотел. Дело в том, что выпитое с утра пиво сыграло со мной злую шутку. Когда я лежал в бессознательном состоянии, мочевой пузырь решил, что ему всё можно. Плюс я весь был обсыпан сухой хвоёй и разными веточками с листиками. Пришлось просить какого-то доходягу, чтобы купил мне выпить и сигарет. Сдачу я обещал ему.

Город, слава Богу, сравнительно небольшой, и его можно пройти за час из одной стороны в другую. Так мы и шли с котом по улицам: он впереди, а потом я в обоссаных штанах, с пивом и сигаретой. Честно, мне было плевать, как я выгляжу: на улице и не таких кадров увидишь. Без приключений мы добрались до дома примерно за сорок минут.

А вот дома меня ждали мама и Лена, пребывая в нервном возбуждении по причине моего долгого отсутствия. Время уже было позднее, телефон валялся на столе, а сам я пропал. Пришлось выслушать в свой адрес немало «лестных» слов. Но меня занимало больше другое: гигиена и Книга Призыва, а также сразу же вернувшийся куда-то за спину Охранитель. И к Елене у меня были вопросы. Так что, успокоив маму, я отправил её спать, а сам, закурив, строго посмотрел в глаза подруги.

- Какого хрена, Ленок?

Оказалось, что девушка, проснувшись и не дождавшись меня, пошла в ближайшее кафе,  встретиться с подругой, а, чтобы скоротать время, прихватила увиденную на столе тетрадь, подумав, что это моё творчество. В кафе телефон разрядился. Очень она удивилась, когда непонятная сила непререкаемо повела её домой. Не знаю, может, дело в том, что мы, как говорится, обменивались телесными жидкостями, но никаких негативных последствий от Книги она не получила. Лишь отделалась легким испугом.

- Ты совсем дурак, Лёша? – спросила меня девушка, посмеиваясь. У неё легкий характер, это мне всегда в ней нравилось. – Вон же записка на холодильнике!

- Э, ну да, - пробормотал я сконфуженно в ответ, увидев лист А4 на белой дверце, прикрепленный магнитом. Лена любила оставлять послания по старинке, снабжая их веселыми рисунками. – Пиво и эмоции, дорогая! Пиво и эмоции…

Но интересовало меня также и то, что она поняла из Книги.

- Чушь какая-то, - последовало объяснение. – Набор слов. Что это за ахинея?

Открывая пиво, я выдохнул с облегчением. Обошлось. Мы с котом накинулись на еду, как только стало понятно, что все проблемы, по сути, разрешились. И я бы с радостью лёг спать, учитывая всю нагрузку за день, но у Елены были свои планы. Стоило ей немного повертеться передо мной в черных чулках и красивом белье, как я забыл про покой. Что ж, героя ждала награда. Хотя, подводя итоги и засыпая, я понимал, что герой у нас Тимофей Иванович, тогда как я сам наломал дров.

С тех пор я всегда носил с собой Книгу и кота. Тяжеловато и не очень удобно, но так было надежнее.

Уже проваливаясь в темные недра сна, меня кольнула мысль: Велегор-то не успокоится! Он знает, где я живу. И с этим срочно нужно что-то предпринимать. Я решил с утра созвониться с Никитой Пановым. Мне необходима была информация – первейшее средство в войне. А то, что будет война, я не сомневался. Меня хотели заживо сжечь. Пострадали люди Велегора. И это не проигрыш в дурака на щелбаны. Ставки заметно выросли.

***

Скол с Фриком пили второй день подряд. Как это ни парадоксально, но обнаружилась родственность душ: Коле приятен был бы такой отец, а Савелию – сын.

После распитого коньяка в кафе «Сказка», эти двое перебрались сначала в ресторан, где изрядно нашумев, были выгнаны охраной, а после – домой к Сколу. Оттуда панк позвонил своему подручному Юлиану, человек не обделенному интеллектом, но к своим 54-м годам успевшего, начиная с малолетки, провести полжизни за решеткой. Задание было простое: потрепать нервы Алексею. И, в идеале, его близким – до кого смогут дотянуться. Для этого Юлиан нанял двух бандитов, чтобы самому не пачкать руки.

Скол, насквозь материалист, в сверхъестественные явления не верил, и показанные ему колдуном фокусы отнес на счёт  сильного гипноза. Впрочем, и в подобном он видел для себя весьма удобное средство, и был готов учиться.

- Что нужно, чтобы уметь такое? – спросил он Савелия Игнатича, глядя на того сквозь бокал с коньяком.

- Разные есть способы, - отвечал Фрик, хитро щурясь. Он прекрасно понимал, что молодой человек хочет тупо его напоить и постараться вызнать побольше. – Можешь дать мне свою кровь – это самое первое средство. Можно изучить подходящую книгу. Дар можно перенять после смерти колдуна. Можно заключить контракт с иными силами.

- С дьяволом, что ли?

Ну, уж кровь Скол точно не был намерен давать, полагая, что у колдуна в том свой интерес.

Сава рассмеялся.

- Ты больше церковникам верь! Образ дьявола искусственно создан в рамках борьбы с античными верованиями. И тут к бабке не ходи, а понятно, что за этим образом скрывается Пан или Фавн. Добро, блин, зло! Вот ты злой, Николаша?

- Я убиваю лишь всякий биомусор, - пожал плечами панк. – О котором никто особо плакать не будет. А мораль, мораль - проститутка.

- Ну, вот! Такие же дела.

- Так что же, душу нужно продать? Или что?

- Нет, зачем? – Ложь старому колдуну давалась очень легко. – Просто, например, признаешь меня своим учителем, и будешь делать то, что я скажу.

Скол откровенно ухмыльнулся. От своих любимых персонажей аниме он вобрал, по его мнению, самое лучшее. А именно: умение использовать логику вкупе с хладнокровием. Никогда он ничего не делал, тщательно не обдумав заранее  возможные последствия. И сейчас он понимал, что Сава желает его просто использовать, обдурить и, вероятно, подставить под удар. Жаль будет убивать этого славного старика. Но вслух он сказал другое.

- Ты бы поменьше пиздел, старый! Будет весело пощипать этого парня. Но, если задуматься, ты же хочешь забрать то, что тебе не принадлежит. Разве не так?

Злобный взгляд в ответ рассмешил Скола.

- Ты будешь обучаться или нет? И если да, то цена тебе известна: нам нужна Книга.

- Да насрать мне на эту Книгу! – С языка панка ложь слетала так же легко. – Забирайте!

К сожалению, молодой человек ещё не знал, с чем столкнулся. Книга эта для него выступала скорее в качестве предмета торга, не более. Позднее он изменит своё мнение, и поступит, как всегда, рационально.

А пока, устав от пьянки и разговоров, Скол решил впечатлить старика. Речь шла о его любимом детище – о Лабиринте.

Завладев фирмой своей бывшей начальницы, о которой, к слову, он продолжал заботиться, исправно делясь прибылью, нынешний владелец, среди прочего, заимел доступ к одной промышленной площадке. Некогда там был небольшой заводик с шикарными подвалами и бомбоубежищем. Вложив немало денег и сил, Скол выкопал там настоящий лабиринт с ловушками, где любил проводить время в поисках тишины и вдохновения. Иногда он запускал туда тех, кто переходил ему дорогу. Стоит заметить, что никто из этих людей наверх уже не выбирался.

И сейчас Савелий Игнатьевич, ведомый хозяином этого примечательного места, восхищался увиденным. А посмотреть было на что!

Всюду, словно статуи во дворцах, были расположены трупы людей на разных стадиях разложения. Тела, когда Скол решал, ведомый одному ему доступным видением, что те готовы, накачивались консервирующими растворами и покрывались тончайшей восковой пленкой. Всё это позволяло при поддержке нужной влажности и температуры хранить их довольно долго. Сей паноптикум пугал неподготовленного человека. Достаточно было просто завести сюда слабохарактерную жертву на экскурсию, как та готова была идти на уступки по любому вопросу. Остальных оставляли тут прогуляться. Позднее такие бедолаги дополняли  коллекцию «статуй».

Скол не знал, понял ли намёк старый колдун, но уже точно присмотрел для его тела местечко. И водил Савелия по коридорам, внутренне посмеиваясь.

Да, колдун сделал правильные выводы, и решил подстраховаться, еще в доме панка собрав незаметно несколько волосинок. Небольшое, но тщательно контролируемое проклятие не повредит в целях профилактики. Если Скол решится что-то сотворить с Фриком, панка ждал бы крайне неприятный сюрприз.

В общем, после такой запоминающейся прогулки, они пришли к окончательному соглашению.

- Сейчас прощупаем этого парня. Так, на всякий случай, - сказал панк. – Чтобы понервничал. А после похитим его девку или сестру на предмет торговли. По-моему, плевое дело!

Савелий на этого хмыкнул, но ничего не сказал. Вероятность такого исхода существовала. В пределах 50-ти %. Люди разные бывают. На кого-то надавишь, и человек готов на всё, лишь бы его оставили в покое. А кто-то только ожесточается. И тут уже нужен иной подход, более деликатный. В этот план колдун включал давление со стороны обеспокоенных родственников. Сделать так, чтобы Лёшке было дешевле от Книги избавиться.

В довольно благодушном настроении Фрик вернулся в свои пенаты. И был неприятно поражен обилием мусора и вонью. Лёшенька подгадил, сразу понял колдун.

- Ну, сука! – пробормотал старик. – Ладно. Пободаемся.

Он достал свою рабочую тетрадь и принялся готовиться к наведению порчи.

***

Едва проснувшись, я глянул на время: 9.45 утра. Нормально. Посмотрел на спящую девушку. Милая такая, расслабленная. Светлые волосы разметались по подушке. По невинному личику пробегают тени явно приятных снов, судя по улыбке. Жаль, что Елена не любит секс с утра. Вот прям ни в какую. Ну и ладно. Я написал Никите Панову, что хотел бы с ним поговорить.

Он позвонил, когда я с кофе и сигаретой бездумно смотрел в окно на кухне. Под окнами шелестели липы, сквозь ветви игриво моргало солнце. Судя по всему, денёк будет теплый и ясный. Я ответил на вызов и после приветствий перешел к делу.

- В общем, достал меня этот Велегор! Знаешь про него что-то?

- Знаю, конечно. Тебе не повезло. Не знаю, как и чем ты привлек его внимание, но он уже не отцепится. С какой-то радости он сам себя назначил лютым борцом с колдунами. С нами он дел никаких иметь не желает. Человек сам по себе. Проблемка в том, что он не просто талантливый актер. У него есть силы.

- Вот как? Это многое объясняет…

- Да. Его далекий предок был настоящим новгородским волхвом. И вот как-то удалось передать через века знания. Да только не в коня корм. Информации по язычеству, по большому счёту, нет. Только, считай, упоминания в летописях да берестяных грамотах. Про обряды там и систему верований – кот наплакал. Новоделы всё. Фантазии и компиляции. В течении этом просто тьма ответвлений и сект разного пошиба: от безобидных, практикующих больше театральные действа, до крайне радикальных сообществ, люто ненавидящих друг друга и всех инакомыслящих. Велегор, применяя имеющиеся у него силы, просто-напросто создал свою секту. Ну, а коль скоро «боги» отвечают на его молитвы, народец к нему потянулся. Но, как это часто бывает, нужны враги. С христианством, которое они не принимают, бодаться им просто смешно – росточком не вышли. А вот колдуны - иное дело. За сожженного колдуна, увы, наши обычно не спрашивают, если тот действительно служит злу.

- Вот ведь больной ублюдок! – сказал я в сердцах.

- Ну почему ублюдок сразу? – в словах Ника звучала вселенская печаль, идущая от многих познаний. – Его так воспитали. Он искренне верит в то, что делает. И, уж поверь, он далеко не самый худший в списке. Он и нас пробовал щемить, да получил по носу.

- Вас?

- Нас. Мы воины света, мы силы добра, - мой собеседник рассмеялся. – Есть круг организаций – от пары-тройки человек до госструктур, - занятых разными вопросами. Кто в астрале борется с духами, кто с демонами, другие за колдунами и ведьмами носятся днём с огнём. – Ей-богу, я его слушал, и не понимал: то ли он надо мной издевается, то ли мои знания о мире были, мягко говоря, не полными. – Носители эзотерического христианства сражаются с сущностями масштабом покрупнее. Но, что важно, все мы, так или иначе, увязаны в одну сеть.

- Хм, а сеть эта не может мне помочь?

- Увы, мой юный друг! С тобой очень непонятная ситуация. Ты не сказать, чтобы определился, за кого ты. Что ты сделал в свои годы для хип-хопа? – Никита снова рассмеялся. Про хип-хоп я, честно, не понял. – В том плане, что ты сделал хорошего? Ты даже близко не подошёл к началу Пути. Покамест носишься со своими мелкими страстями. Разве не так?

- Ну, так, наверное. Но вот нескольких человек вылечил…

- Ты ли это был, Лёша? – перебил меня Панов. – У тебя нет дара целителя. Предполагаю, что ты где-то что-то перехватил на удачу, и сам сейчас не знаешь, что с этим делать. Я прав?

- Прав… - Глупо было отрицать очевидное.

- А тут еще родноверы за тобой бегают. Как тут не растеряться?

- Да если бы только они! – Я внутренне закипел. – Есть тут еще один колдун паршивый, хочет, чтобы я продал ему… э, свои знания. Визитку ещё оставил: магазин «Книжник». Не слыхал?

Никита замолчал. Вздохнул.

- Вот оно что! Понятно. Это меняет дело. – Снова пауза. – Вот что, Лёша. У нас тут в Гатчине своих проблем полно, я пока что занят. Да и старые друзья просят помочь. У Инге свои дела в Питере… Вот что, попрошу Психа. Он, конечно, ещё не дозрел, но когда-то нужно начинать. Он тебя по возможности прикроет. Может, подскажет что.

- Круто!

- Я верно понимаю, - продолжил экстрасенс, или кто он там, - что ты стал обладателем некой могущественной книги? – Я начал что-то мямлить, но Ник меня сразу понял. Приятно иметь дело со знающим человеком! – Ты связан словом? Да? Ладно. Суть я уловил. И книгу эту очень хочет Чернокнижник? Ну, Чернов который?

- Так, да.

- Ладно, пиши-звони, в общем. Мне надо срочно сделать пару звоночков. – Никита принялся срочно «закругляться» с разговором. - Как смогу вырваться - приеду. А пока, если прижмет сильно, беги на Перынский скит, там защитят. Во-о-от… Что ещё? Если нужна будет информация запредельного толка, сходи к Прокаженным. Псих тебе объяснит.

- Прокаженные?

- Ну, да. Лепра. Они сами себя заражают, так как верят, что таким путём обретают доступ к высшим знаниям. Хм, у некоторых получается. Ну, вроде всё.

- Погоди, погоди! У нас в Новгороде, что ли?

- Не, под Москвой. Псих знает. Скатаетесь, не так и далеко. Всё, отбой. Пока.

Голова кружилась. Хоть я и решил пока не бухать, но что стоит слово заядлого выпивохи? Я откупорил пиво и с наслаждением залпом выпил банку. Закурил. Мама была на работе, у неё там случились какие-то сложности – пришлось срочно выйти. Ленка ещё спала. Так что я оказался предоставлен сам себе. Закурив, открыл Книгу. Полистал. Подумал, что же делать. Надо было давать ответку Велегору.

Лихоманка, Скотоед, Огнеплюй, Болотный дух… Много всяких сущностей можно было призвать. Но за всё была своя цена, как я уже чётко усвоил. Существовала ещё одна сложность: если сущность не справлялась с задачей, особенно разрушительного толка, она возвращалась назад и наносила ущерб владельцу Книги. Вот такие дела. Будет у Велегора хорошая защита, то все последствия мои. Если сначала я хотел выжечь их поляну, то тут крепко призадумался.

А пиво, кстати, закончилось. К счастью, позвонил Псих, которому Ник скинул мои контакты. Мы договорились о встрече через полчаса. Я вздохнул. Пить или бухать – вот в чём вопрос! Надеюсь, сегодня без потрясений день сложится, - думал я, попутно сооружая бутерброд. Написал Лене записку, чтобы дождалась меня. Времени было около 11. Я планировал, край, вернуться к 13.00.

На улице, с рядом стоящей у подъезда скамейки соскочил парень. Знакомое лицо. Насквозь интеллигентный вид, очёчки, наутюженные брючки, аккуратная бородка. Ни кто иной, как Вениамин. Тот самый, с которым крутила шашни Елена. Клялась и божилась, что у них «ничего такого» не было, что речь чисто о платонических чувствах. У мужика любовь! И это не смотря на то, что тот женат. Идеальная жертва  для нашей ветреницы.

- У тебя Лена? – Вот так сразу, с места в карьер. Ни привет, ни здрасьте!

- Допустим. А что?

- На сообщения не отвечает. А я поговорить хочу.

Я рассмеялся.

- Дожили! Ну, видимо, не хочет она. От меня-то ты чего хочешь? Ключи от квартиры?

Вениамин смутился.

- Ну, передай ей, что я приходил.

Времени у меня особо не было разглагольствовать, поэтому я резко обрубил:

- А жена твоя в курсе?

- А причём тут это?

- Как это причём? – Человек старше меня, под тридцатник лет, а как дурачок. Любовь зла. А я стал циничен. – Ну, получается, что нас четверо. Выходит, что все должны друг про друга знать. Логично? Разбирайтесь, короче, сами. Но лучше бы тебе к жене идти, чувак. А то заебись устроился.

Не слушая, что он там мне говорит, я быстрым шагом завернул за угол дома. Нервы разыгрались. Стало как-то противно: какого хрена я участвую в этом балагане? Нужно будет поговорить с Еленой. Я человек принципиальный: или ты со мной, или гуляй как ветер в поле!

Кот в сумке через плечо сидел спокойно, лишь с интересом оглядывался по сторонам. Тяжелый, сволочь. Но я теперь без него никуда. С таким защитником и в джунгли, где тигры живут, сунуться не страшно. Нужно купить ему вкусняшек, сообразил я.

- Спасибо ещё раз, Тимофей Иванович, - обратился я к животному. – Жаль, что ты не разговариваешь. Или, хотя бы, письма не пишешь.

Ожидаемо, мой питомец посмотрел на меня косо и достал из сумки переднюю конечность, намекая очевидно, что у него «лапки». В том, что это существо необычного толка, я уже убедился. Как и в том, что Тимошка куда как разумнее обычных котов. А вот насколько – другой вопрос. Нужно будет подумать об этом.

Равно как и о том, чтобы напакостить Олегу, подставившему меня под удар Велегора. Диарею ему, что ли, наслать? С метеоризмом! Сегодня же, как домой вернусь. Подходя к магазину, я рассмеялся от своих мыслей. Пердун-колотун, бздило-мученик! Получишь ты у меня все тридцать три удовольствия!

На кассе, ожидая своей очереди, я поймал, как это называется, мощный флешбэк. Малец, обращаясь к отцу, явно кого-то спародировал, стараясь говорить басом: «батя, мне бы мяса!». Родитель рассмеялся. Я же мысленно покрутил у виска. Странный ребенок.

Набрав пива и рыбы (вяленой к пиву, и отдельно для кота), я вышел на улицу, и с огромным удовольствием пшикнул банкой. Плевать на Велегора, на Венеамина и на колдуна. Со всеми разберемся. После помощи Тимофея Ивановича и разговора с Пановым моя самоуверенность заметно подросла. Тем более что у них там целая разветвленная организация!

А вот и Псих спешит, широко улыбаясь.

- Лёха, дай пива глотнуть, помираю! – громко шепчет сиплым голосом Виктор. – На концерте вчера дали джазу.

Я достал из второй сумки банку прохладного пива и протянул неформалу. Мы медленно двинулись под березки, в тень. Расположились прямо на траве. Вите заметно полегчало.

Он вообще довольно активный человек, но, увы, из той породы людей, которые хватаются за всё подряд, и нигде не поспевают. Так, Псих играл в группе, ездил на ролевые игры толкиенистов, захаживал в литклуб от университета, подался ещё для кучи в экстрасенсы. При этом пытался и учиться и работать. Точнее, подрабатывать. Поскольку денег у него никогда не было.

- Ну, рассказывай, что у тебя, - обратился парень ко мне, разгрызая желтого полосатика.

Я выпустил кота из котомки, дал ему вкусной деликатесной рыбки, а сам закурил, рассеянно глядя на прохожих.

- Не знаю даже, с чего начать. Если вкратце, то за мной охотится колдун. А следом Велегор жаждет меня сжечь на костре как колдуна. Вот такой вот казус Кукоцкого.

- Но ты же не колдун! – воскликнул Псих.

- Да я-то знаю! – Я вздохнул. – Но этот кретин вбил себе в голову с какой-то радости, что это не так. И он бы уже меня сжёг, да вот кот помог.

Витя не стал ничего уточнять про кота. А просто провёл над ним рукой.

- Да это и не кот вовсе!

- А кто – собака?

Неформал усмехнулся.

- Нет. По сути дела, это нечто вроде фамильяра. В курсе, что это и как?

Достав пиво, я покачал головой.

- Волшебный дух, служащий колдунам и ведьмам…

- Я не колдун!

- Служащий колдунам и ведьмам, - сбить с толку Психа было не просто. – И имеющий разум. Возможно, пусть и с натяжкой, но тебя можно так теперь называть.

- Называйте, как хотите! Хоть горшком. Только в печь не ставьте. – Я слегка вспылил и помрачнел, вспомнив, как сидел в клетке.

Мы оба уткнулись в банки с пивом. Кот, насытившись, развалился на траве, лениво глядя на обходящих нас по дуге голубей.

- Короче, Витя, - сказал, в конце концов, я. – Мне нужна помощь.

- А именно?

- Не знаю. Во-первых, хотелось бы знать,  какими силами обладает Велегор этот, волхв недорезанный. Во-вторых, в перспективе хотелось бы съездить к прокаженным на консультацию.

- А, понятно, - Псих расплылся в улыбке. Закурил сигарету, бегло глянул в телефон. – Это можно. Давай я к завтра соберу информацию. Нужно покумекать, да с народом пообщаться. В астрал выйти, - неформал подмигнул, - и всё такое. А с прокаженными чуть сложнее. Денег надо на билеты.

- Ну, с монетами я решу вопрос. А вот про чуваков этих я не понял. Панов сказал, что они как-то черпают информацию откуда-то. Это как?

Псих откровенно заржал.

- В душе не ебу! Слыхал лишь, что у примерно 30 % происходит повреждение нервов, и что мозг начинает это компенсировать. Типа шишковидная железа начинает хуячить на 200 % и открывается «третий глаз».

- Дак и что, реально так? А остальные что?

- Я у них  разок только был. С Пановым за компанию ездил. Странная публика. Некоторые, да, видят тебя насквозь. Кто-то плюёт на это дело и лечится. Самые ярые гниют заживо. Но таких мало. В общем, - он снова заржал, жизнелюб хренов, - настоящие психи!

Виктор снова скосился на телефон. Сказал, что ему пора идти. Тогда я отдал ему оставшееся пиво и попрощался. Договорились созвониться завтра. А сам подождал, пока кот пощиплет травки, и направился  снова в магазин и домой.

У моего подъезда из машины вышли два мужика явно бандитской наружности.

- Эй, человек, тормозни, - вяло произнес один из них. – Разговор есть.

Я остановился. Тот факт, что со мной был Тимофей Иванович, а также выпитое накануне сделали меня излишне самоуверенным. Тогда я еще не знал, что кот может увеличиваться в размерах только в темное время суток.

- Слушаю вас, - сказал я спокойно.

Внутренне я кипел. Что-то много людей стало крутиться вокруг. Действительно стоило подумать о временном переезде.

- Книгу отдавай, вонюх!

- Это вам в библиотеку надо, уважаемые! Там книг много.

Мужик зыркнул на меня зло.

- Короче, ебло, ты знаешь, о чём речь. Завтра тебе позвонят, и ты передашь книгу. Ясно? Иначе…

И тут я взорвался. Толкнул человека в грудь.

- А не пошёл бы ты!

Мужик не стал разглагольствовать дальше, а просто нанес удар. Я инстинктивно вскинул руки. Но всю работу за меня выполнил Охранитель. Воздух вокруг меня ощутимо загустел. Я услышал какой-то жутковатый скрип. С таким скрипом могла бы начать двигаться кирпичная стена, если бы вдруг смогла это сделать. Кулак нападающего наткнулся на непрошибаемое препятствие. И пока бандит, потирая разбитые костяшки, недоуменно пялился на свою окровавленную руку, я, воспользовавшись паузой, успел забежать в подъезд. Кодовая дверь захлопнулась, отсекая преследование. Вслед мне донеслись угрозы.

Сквозь окошко я видел, как те двое сели в машину и уехали. Я выдохнул и поднялся в квартиру. Нужно как-то донести мысль до близких, что теперь тут жить не безопасно.

Остаток дня мы провели с Леной, поглощая пиво и смотря фильмы. Пользуясь случаем, я сделал ей внушение, что надо бы залечь на дно, а также решить вопрос с Вениамином. Девушка пофыркала, но дала слово.

Вечером с работы вернулась мама и поделилась плохими новостями. Дело пахло судебным разбирательством. Я не сомневался, что её подставили: чувствовалась рука Фрика. Три года безупречной работы в торговой сети, пройденный путь от продавца до директора, и такой глупый финал. Мне даже не было нужды вникать в подробности, и так было ясно, что нужен хороший адвокат. Но, в первую очередь, деньги.

Возьму кредит, погоняю Карлсона – так или иначе, но вопрос будет решен. Завтра же и позвоню однокласснику – тот, хоть и начинающий специалист, но после учёбы работал в юстиции и имел необходимые связи. Плюс мама копнёт по своим каналам. Как часто бывает в таких делах, подставы работают на дурака. Заморочка лишь в том, чтобы доказать, что ты не баран. А это время и деньги. Фрик меня порядком достал.

Позвонила сестренка, пожаловалась, что у неё внезапно сильно заболел годовалый сынишка. Понятно: мама уже сообщила, что у нас в семье появился экстрасенс. Хорошо, поможем, чем можем! Но вкупе с недавними событиями меня эти новости порядком разозлили. Не знаю пока, как, но необходимо было активизироваться и сдвинуть гору с места. Ну, мне так казалось, что это реально гора проблем – не знаешь, с какого боку и браться.

Перед тем как провалиться в темноту и забвение, я вкратце набросал на завтра план действий. Для этого нужны были деньги и автомобиль. Решаемые вопросы. Я надеялся разом убить всех зайцев.

***

Велегор, скрестив руки на груди, с удовольствием смотрел на завершенную работу. Мастера постарались на славу. На поляне, возвышаясь над паствой, стоял деревянный голем, усиленный листами металла. Вместо рук были приделаны две кувалды впечатляющих размеров.

Волхв чувствовал, что за спиной Алексея стоит Охранитель. Но у всех таких существ было слабое место. Так, кирпичную стену вполне можно было проломить кувалдой. Вопрос лишь в том, чтобы выманить как-то колдуна за город. Ибо пускать этакое страшилище, как голем, на улицы было плохой идеей. Но это уже дело техники - заманить. Решаемый вопрос.

Мужчина вскинул руки и прочёл заклинание. Громко и с выражением.

Духи-дивии, духи-навии,

Словом Вещего заклинаемы!

Вы слетайтеся, собирайтеся,

Коло посолонь направляйтеся!

Чистые духи земли!

Чистые духи воды!

Чистые духи огня!

Чистые духи воздуха!

Собирайтесь на место на красное,

Охраняйте нас, помогайте нам!

А иншие, духи беспутные, прочь пойдите-

Туда, где Солнце не светит,

Где Мать-Земля не родит,

Где слав Богам не поют,

Где правых слов не рекут!

Из нашего кола изыдите,

Яко пропадом пропадите!

Да будет по слову сему! Гой!

Собственно, вся нужная работа была проведена заранее, а молитвы эти, скачанные из интернета, читались для публики. Которая сейчас восхищенно смотрела, как «боги» ответили на призыв лидера общины. Голем со скрипом пошевелил мощными руками и замер, ожидая команд.

Велегор победно улыбался. Добро всегда побеждает зло. Не первый колдун падет от его рук. И не последний.

Волхв жестом подманил двух своих учеников и шепотом отдал приказы.

(продолжение следует)

UPD:

КНИГА КОЛДУНА-6

Показать полностью 1
39

Побег из зоны в Навь 12

Плюха также, как и беглые сидельцы, уселся на сухие ветки, правда, с его размерами устроился он с большим комфортом, нежели более рослые спутники.

Молча посидели пару минут. В темноте слышалось только приглушённое дыхание. Понемногу глаза привыкли ко тьме, и беглецы уже могли различить чёрные силуэты друг друга.

— Плюха, — тихо произнёс Рюха, — мы не назвались. Меня зовут Андрей, это мой друг Лёха. — Скажи, а что, всё-таки, произошло в посёлке? Нет, я понял, что Навь и всё такое… Но как это выглядело? И почему ты не такой, как… ну, вот эти, из Нави? Зачем ушёл из посёлка? Тебя ведь никто там не тронет! Или тронет?..

— В селении нас было одиннадцать, — после недолгого молчания произнёс в ответ коротышка. — Мы жили, как велит наш уклад. Помогали вести хозяйство, наказывали нерадивых, блюли порядок. Мы чувствовали настрой и помышления людей. Бывали у них и чёрные мысли, и поступки тёмные. Но таковы они все. И у нас всё было хорошо… пока сюда не приехал жить ещё один человек, которого все здешние воспринимали как главного…….Он стал жить в доме, где хозяйствовал мой старый друг, Каян... Мы каждый вечер встречались с ним... Что-то обсудить, посоветоваться, что-то новое рассказать...

— Посплетничать, короче, — с усмешкой произнёс в темноте Ряба.

— Хорош, братан, — в раздражении проговорил Андрей, испугавшись, что уязвлённый домовой прекратит рассказывать или вступит с Лёхой в перепалку. Но Плюха, высокомерно проигнорировал замечание и продолжил:

— Этот человек… он был абсолютно непроницаем для нас. Таких тёмных я не встречал за всю свою жизнь ни разу, даже среди колдунов, живших в самые мрачные времена. У тех ещё оставались какие-то эмоции и чувства, которые прорывались наружу, а этот… Это был не человек, — прошептал он. — И он мог видеть нас…

— В смысле домовых? — спросил Рюха.

— Не только. И водяного, и лешего… Всех. Как будто он был одним из нас.

— Он и был одним из вас, — сказал Рюха. — Упырём, проще говоря. Ну, не просто человек, я имею в виду! — торопливо сказал он, упреждая возмущения домового по поводу сравнения его с упырём и продолжил: — Что дальше-то случилось?

— Упырь?.. — не отвечая на вопрос, удивлённо протянул коротышка. — Вот оно что… Я никогда не видел их. Хотя… если бы даже и увидел, то вряд ли смог понять его природу. Они недоступны нашему пониманию.

— Погоди, — вмешался Лёха, — но ведь вы тоже такие же? Как бы одной породы.

— Вы, люди, также одной породы, — проворчал домовой, — но только не все хорошие.

— Это да, — на удивление покладисто сказал Ряба и замолчал.

— Плюха, рассказывай дальше, — вмешался Андрей, — а то мы здесь всю ночь просидим.

Коротышка фыркнул и ответил:

— Ты что, так ничего и не понял? Ладно, этот бестолковый, — сказал он в сторону Рябы, — но ты-то вроде разум имеешь…

— Не, ты в натуре берегов не видишь! — возмутился Ряба. — Не пользуйся тем, что лилипут…

— Я тебе не лилипут! — валежник хрустнул под привставшим домовым. — А на рост мой не смотри, я те и так по мозгам надаю. — Хотя… — ворчливо добавил он, — как надавать по тому, чего нет?

— Во, клоп наглый… — беспомощно произнёс Лёха… и замолчал. Это было так непохоже на приятеля, что Андрюха удивился.

Плюха вновь опустился на сучья и сказал:

— Ночь не пройдёт теперь никогда. По крайней мере, там, где уже воцарилась. Эта Ночь — настоящая. — Он секунду помолчал и резко вернулся к прежней теме:

— Так вот… Этот человек уничтожил Каяна. Не знаю, как у него получилось, но… Я долго ждал друга, а потом вдруг в какой-то момент понял, что его нет. — Он снова помолчал, а после добавил: — Мы не умираем как люди. Если становимся ненужными, то просто впадаем в сонное оцепенение, постепенно растворяясь в мире.

— Как это? — не понял Рюха.

— Мы не имеем материальную основу, — со вздохом объяснил Плюха, — поэтому наша смерть иная и происходит она на другом уровне бытия, недоступном вам, хотя мы и умеем проявляться в Яви, если это необходимо, только очень недолго… и для нас болезненно. А этот… упырь просто сделал что-то и мой друг… исчез. — Он опять замолчал, и ни один из беглецов не прерывал это молчание. Наконец домовой заговорил снова: — Я ужасно испугался, но стал следить за ним… Мне кажется, что он подозревал о чьём-то внимании к себе, но просто не считал нужным отвлекаться на такую мелочь, как я… — Он горько усмехнулся. — И он был прав. Я при всём желании ничего не смог бы ему сделать… В посёлке тоже всё стало плохо. Там поселился Страх… Именно с большой буквы. Люди чурались друг друга, почти не общались между собой. Мы с собратьями встречались мельком, каждому из нас было стыдно признаться в том, что мы все запуганы человеком! — выплюнул он последнее слово. — Ну почему я не поговорил с остальными?.. — тоскливо произнёс он и припечатал себя: — Болван! — послышалось его тяжёлое дыхание. Оба беглеца сидели молча. Плюха заговорил снова: — Так было определённое время… до позавчерашнего дня, когда вдруг после захода солнца Нижний мир Нави пролился в иные ипостаси Рода. Пришло время Чернобога… Людей уничтожили почти сразу после того, как наступила Истинная Ночь. Из кого-то выпили кровь упыри, будучи уже в своём настоящем обличии, других пожрали разные твари, а третьих принесли в жертву жрецы Чёрного бога. Некоторых убили походя, и они превратились в бродячих мертвецов. Домашнюю скотину пожрали разные твари этой орды, охочие до какой угодно плоти… О родичах своих ничего не знаю… Каждый спасался в одиночку. Это нашествие, как и любое другое, обрушилось внезапно.

— Как они вообще смогли… ну, открыть ворота, что ли?.. — спросил Рюха. — — Мне уже пытались рассказать, — продолжил он с усмешкой, — что боги заснули, люди стали плохие и т. д. Но ведь это чепуха! Разные боги засыпали много раз, когда люди начинали молиться другим и ничего не происходило. Почему сейчас?

— Откуда ты знаешь, что этого не случалось прежде? — ворчливо ответил на это Плюха. — Ты что, ровесник Мира? — Он тяжело вздохнул. — Но ты прав… и не прав. Всё тёмное, что есть в людях, постепенно разъело невидимые границы миров и позволило чему-то прорвать их. Но что это было?.. Не знаю. Нижняя Навь обрушилась внезапно, как камень, брошенный в спину.

— Это уже всё равно, — уныло сказал Рюха и некстати подумал о том, что надо бы попробовать пообщаться со своим клинком, но пока что существовали более насущные моменты, требующие внимания.

— Э, нет! Не скажи, — живо отозвался на это домовой. — Когда знаешь чем и где ломали, то найдёшь способ, как это восстановить.

— Не понял… Так что, всё можно как-то исправить? — удивился Андрей.

— Уверен, — твёрдо заявил домовой.

Все замолчали. Холод заставил Андрюху издать короткую дробь зубами. Ряба спохватился и, выругавшись, завозился, треща валежником под задницей, и стягивая с себя телогрейку.

— На, оденься, — почти в лицо Андрею ткнулась дышащая теплом фуфайка.

Не протестуя, он быстро облачился в телагу, тут же застегнув её на все пуговицы.

— Пора идти, — произнёс он, вставая на ноги. — Плюха, давай ко мне, вдруг нам придётся бежать…

Уже на подходе к дороге внезапно послышался громкий треск ветвей, и на Андрюху, идущего первым, из-за деревьев обрушился какой-то человек. От неожиданности Рюха отшатнулся, больно приложившись при этом спиной о ствол дерева сзади. Ожогом вспыхнула Руна. Напавший ухватил его за шею, которая была укрыта поднятым воротником телогрейки и принялся с силой сжимать глотку, издавая при этом невнятное рычание. Оторопевший Рюха пытался оторвать руки противника, но не тут-то было… Даже с его физическими данными сделать это оказалось непросто.

Что-то хрипел из пазухи Плюха, сзади матерился Лёха, пытающийся обойти приятеля, а лёгкие Андрюхи постепенно задыхались без притока воздуха. И только теперь цепенеющий от нехватки кислорода мозг Андрюхи узнаваемо отметил то, что голова напавшего странно лежит на плече, как если бы у него была сломана шея. Злость на нелепого мертвяка, упорно гнавшегося за ними, придала его рукам силу, и он, наконец-то, смог разжать стальную хватку зомби и отпихнуть от себя, с сипом вдыхая в лёгкие благодатный воздух. В мгновение ока из его правой ладони выскочил светящийся белым светом клинок и на взмахе легко перерезал шею мертвячки. Отрезанная голова каменно брякнулась на промёрзшую землю, а тело с глухим стуком упало следом.

Ряба стоял, тяжело дыша, с трясущимися руками, глядя на гаснущее лезвие и мысленно благодаря его за помощь. Вот свет исчез полностью, а путники всё ещё стояли, молча и неподвижно взирая туда, где он горел недавно так грозно и беспощадно.

На груди Рюхи завозился домовой и прозвучал его потрясённый голос:

— Откуда у тебя… это?

— Что? — прохрипел травмированным горлом Андрей.

— Оружие.

— Да так… Нашёл.

— Такое найти невозможно, — убеждённо произнёс коротышка. — Ты сам хоть знаешь, что это?

— Меч Джедая, — попробовал усмехнуться Рюха.

— Нет, — сказал Плюха, принявший ответ всерьёз, — это Стрелка-Блискавица, — произнёс он торжественно и замолчал, как видно ожидая, что приятели охнут от изумления. Те же только озадаченно промолчали и домовой с досадой добавил: — Ладно, надо отсюда уходить сейчас же. Проявление Блискавицы не пройдёт незамеченным для жрецов Чернобога… и других могущественных сущностей. Они учуют его чары.

— Тогда идём, — сказал Рюха и переступил через обезглавленное тело зомби.

— Может, куртку с неё снимем? — неуверенным тоном предложил Ряба.

— Я лучше мёрзнуть буду, — в отвращении сказал Андрей и пошёл к дороге.

Лёха в своей куртке передёрнулся от мороза, но, постояв секунду над телом в сомнении, махнул рукой и устремился  следом.

Спустя несколько мгновений путники уже шли по центру дороги, всё дальше уходя от посёлка.

Через какое-то время, не вынеся любопытства, Андрей тихо спросил у затаившегося за пазухой домового:

— А что это за Блискавица такая?

Плюха тяжело вздохнул, словно учитель, вконец удручённый тупостью ученика:

— Никто этого толком не знает, хотя это одно из самых смертельных оружий во всех мирах, созданных Родом. Кто-то полагает его молнией Перуна, другие считают Блискавицу творением божественного… и безумного кузнеца Телявеля, а третьи говорят, что это оружие выковал сам Сварог, чтобы им могли воспользоваться при смертельной угрозе для всего человечества… Не знаю. Но я подобное чудо вижу впервые.

— Так, может, это и не блискавица, а что-то другое? — заметил Рюха. — Ну, раз ты никогда не видел её?

— Не так много вещей с такой чародейской силой. И, кстати, именно за Стрелку-Блискавицу ходят слухи, что она может существовать в любом угодном ей виде и даже прятаться внутри человека, появляясь только в самый нужный момент. Говорят, что она имеет свой собственный разум, хотя и вынуждена подчиняться своему владельцу. И что отнять её нельзя, можно лишь найти или принять в дар.

— Вот оно как… — сквозь зубы процедил Андрей, вспомнив настойчивость, с которой Чернобог требовал передать ему клинок.

— Да, именно так, — сказал собеседник, не понявший его замечания.

— Слушай, а эта Блискавица может, например, создать нам еду или одежду?.. Или дом?

— Блискавицу ко всему прочему отождествляют с волшебной палочкой, по взмаху которой исполняются все желания её владельца, но… я не думаю, что это на самом деле так.

— Выходит, ты, братан, теперь волшебник? — насмешливо произнёс шагающий сбоку и прислушивающийся к разговору Ряба.

— Ага, Изумрудного города…

Занятый беседой, Рюха, тем не менее, успевал смотреть вперёд и озираться по сторонам в поисках предполагаемой опасности. Но грунтовка, залитая красным светом луны, по-прежнему была пустынна.

— Кстати, — вдруг вспомнил он то, о чём хотел спросить уже долгое время, — а почему у тебя такая речь грамотная? Ты говоришь не как… ну, в деревне. Интеллигентно, что ли…

— Не мычу, как корова? — хмыкнул Плюха. — Вообще-то я словарный запас собираю почти семьсот лет.

— Охереть можно! — охнул Ряба. — А сколько вы живёте?

— Пока нужны, — сухо ответил домовой и внезапно дёрнулся за пазухой:

— Андрей, а ты не пробовал говорить с Блискавицей? Ну, позвать её мысленно?

— А что? — осторожно спросил Рюха.

— Ну, ты даёшь! Это волшебная вещь. Она должна знать, из-за чего миры смешались. И может подсказать, что нужно сделать. Попробуй поговорить с ней!

Не отвечая, Рюха сосредоточился и мысленно позвал клинок по имени, звучавшему для него пока ещё непривычно: “ Блискавица…”

Ответ пришёл моментально, звонко прозвучав в голове:

“ — Слушаю тебя.

— Это правда, что говорил домовой?

— Меня позабавили версии о собственном происхождении, — в голосе Блискавицы прозвучала усмешка, — но в целом да, всё верно.

— Ох, ты… — опасливо восхитился Андрей. — А… ты не можешь что-нибудь колдануть так, чтобы Навь убралась отсюда?

— Нет, не могу.

— Жаль… А почему это произошло, ты знаешь?

— Да.

— И почему?

— Осколок камня Алатыря оказался в Яви и, напитанный нечистыми ритуалами и пролитой на него жертвенной кровью, проел  дыру в ткани бытия, куда и устремились жители Нижнего мира. Конечно, без Чернобога ничего не произошло бы. Это его сила позволяет удерживать проход открытым и делает границы миров уязвимыми. Он был ранен мной, но уже наверняка восстановился.

— И что, ничего нельзя сделать?

— Почему же? Нужно только найти обломок Алатыря и разрушить его.

— Ого… И как это устроить?

— При моей помощи.

— Как?

— Я скажу, когда придёт время, а пока, если ты хочешь найти обломок Алатыря, вам нужно вернуться назад, в место, которое вы называете лагерем.”

На этом голос клинка умолк. Рюха ещё несколько раз попытался позвать его, но чудесное оружие не отвечало. Тогда Андрей произнёс, обращаясь к спутникам:

— Я говорил с ним… — Он пересказал им содержание разговора и закончил своё повествование вопросом: — И что будем делать?

— Идти туда, где находится камень, — тут же решительно отозвался коротышка, — и уничтожить его.

— Э! — сразу же возник Ряба и недовольным голосом сказал, обращаясь к Плюхе: — Какого хера ты распоряжаешься? Мы и сами тут с усами! Разберёмся, что нам делать. Хочешь — шагай обратно, удерживать не будем… Да, братан? — обернулся он к Рюхе.

Тот не успел ответить, когда домовой с силой вывернулся из-за пазухи и спрыгнул на землю у его ног.

— Поступайте, как знаете, — угрюмо сказал он, встопорщив длинную бороду, — а я буду делать то, что должен.

— Всех победишь? — насмешливо спросил Лёха.

Не отвечая, Плюха зашагал по дороге в сторону посёлка.

— Эй, постой, — Андрей сделал несколько быстрых шагов и встал на пути у коротышки. — Давай всё обдумаем и…

Он не успел закончить фразу. Руна на плече стеганула болью. Земля под ногами вспучилась, заставив его взмахнуть руками, удерживая равновесие. Многочисленные зигзаги избороздили грунтовку. Мёрзлая твердь расходилась с громким треском, на месте, где только что стоял Рюха, возник остроконечный бугор, из центра которого, словно гной из нарыва, поползли какие-то мелкие существа, тут же устремившиеся к путникам.

Особенно разглядывать их времени не было… Андрюха только и смог увидеть, что эти создания, размером с кошку, похожи на гусениц, увеличенных в сотни раз, с волосами по всему телу, которые напоминали спицы. Сокращаясь и пульсируя своими уродливыми телами, твари с рогатыми безглазыми головами целеустремлённо ползли к людям.  Рюха быстро наклонился и, подхватив с земли упавшего Плюху, отбежал с ним на несколько метров, крикнув приятелю:

— Лёха, валим!

Тот оглянулся на крик друга и устремился к нему. На его штанине уже болталась самая резвая тварь, быстро и сосредоточенно карабкающаяся вверх. Ряба тоже заметил это и, громко крича, принялся беспорядочно молотить гусеницу руками, пытаясь сбить наземь.

Держа коротышку в одной руке, Рюха старался вызвать Стрелку-Блискавицу, которую он по привычке называл клинком. Бесполезно. В этот раз волшебное оружие не спешило помогать.

Плюнув на своенравный клинок, он бросился на помощь приятелю, пинком ноги отбросив с дороги ещё одну тварь, изготовившуюся прыгнуть на него (как он успел заметить, все её многочисленные лапки заканчивались мощными и острыми когтями, при помощи которых, видимо, они и прокладывали себе путь под землёй). С чавком лопнула уродливая башка. Андрюха быстро добежал до товарища и ударом кулака помог ему избавиться от мерзкого существа. Руку обожгла острая боль. Он едва сдержал крик.

Волна гигантских насекомых плотным потоком валила к ним, всё сочась из проеденной земляной утробы. Паника, замешанная на омерзении, заставила друзей бежать так быстро, как только они могли.

Гигантские насекомые скоро отстали, а приятели неслись в сторону посёлка, даже не понимая этого, с единственным желанием — не отдаться во власть этих кошмарных созданий.

Они бежали, покуда хватало сил, и остановились, когда их громкое натужное дыхание полностью заглушило топот ботинок по земле. Только тогда путники позволили себе отдышаться.

Издёрганый взъерошенный Плюха, чьё маленькое тельце до сих пор одной рукой обхватывал Рюха, слабо трепыхнулся и сказал:

— Поставь меня на землю…

Андрей, с хрипом вбирающий в себя холодный воздух, опустил домового наземь и принялся глубоко дышать, стараясь как можно скорее восстановить дыхание. Руна Вепря больше не беспокоила, зато кисть руки, удар которой пришёлся по гусенице, горела огнём.

Андрей приблизил тыльную сторону ладони к глазам и попытался рассмотреть, что с ней случилось… На коже надулись внушительные волдыри. Кое-где виднелись небольшие ранки, из которых тихонько сочилась кровь. Рука сильно болела.

В этот момент заматерился Ряба. Андрей поднял глаза и увидел, что товарищ тоже рассматривает свои ладони, пальцы которых напоминали сосиски, а кровь и волдыри покрывали всю открытую кожу.

— Бля, да что же это такое! — плачущим голосом проговорил Лёха. — Не одна сука, так другая! Что это за твари?! Я пальцами пошевелить не могу… А вдруг это яд? — он обратил взгляд в сторону приятеля.

— Не думаю, — медленно ответил тот, — я читал, что некоторые виды гусениц могут через волоски на теле источать кислоту типа муравьиной… Она сильно обжигает. А у них даже не волоски, а ножи какие-то. Поэтому и кожу ранили, и впрыснули отраву. Был бы яд, мы уже крякнули бы.

— Ведите себя потише, — понизив голос, сказал обоим приятелям маленький домовой, — нас могут услышать… Мы уже рядом с посёлком.

Рюха огляделся… И впрямь, он хорошо помнил это место, где дорога круто поворачивала, а на обочине одиноко топорщился предупреждающий об этом повороте дорожный знак.

Он мысленно обратился к Блискавице:

“ — Что нам делать дальше?

— Вы сами принимаете решения.” — пришёл ответ.

— Хоть бы помог чем-то… — вслух недовольно пробурчал Андрей и услышал тихий смешок призрачного клинка, после которого боль, терзающая раненую руку, немедленно отпустила, а ранки перестали кровоточить.

— Что? — с недоумением спросил его маленький домовой.

— Нет, всё нормально, это я так… сам с собой, — поспешил ответить Андрюха и уже в который раз принялся стягивать с себя телогрейку. — На, — протянул он фуфайку Рябе. Тот неловко попытался взять одежду, но телага выскользнула из непослушных пальцев и упала на землю. Лёха в очередной раз разразился матами.

“ — Не сможешь помочь и моему другу? — спросил он у Блискавицы.

— Возьми его за руки…“.

Рюха поднял телогрейку и принялся помогать товарищу облачиться в неё, придерживая ему опухшие руки. В ладонях мгновенно возникло и тут же пропало тепло, а Ряба облегчённо охнул и с удивлением сказал:

— Слышь, братан… По-моему, отпустило…

— В смысле? — прикинулся непонимающим Андрей.

— Да руки… Вообще болеть перестали. И опухоль вроде спадать начала… И кровь не идёт… — обрадованный Лёха вертел перед глазами свои ладони и едва не приплясывал от облегчения. — Ну, суки, давайте все сюда!

— Не ори, — одёрнул его Андрюха, — накличешь…

— Слушайте, — произнёс Плюха, — я хоть и домовой, но окрестности посёлка немного знаю, поэтому предлагаю обойти его по лесной тропе, которая нас как раз и выведет к колонии. Ведь нам туда надо? — спросил он у Рюхи. Тот кивнул. — Ну, вот, чтобы нам не проходить снова всё селение и не наткнуться на кого-то пострашнее мертвяка, лучше мы тихо прокрадёмся сквозь лес. Тропа начинается вон там, — показал он рукой, — метров через сто.

— Лады, — немного подумав, произнёс Андрей. — Тогда… пошли?

— Погоди, — торопливо сказал его приятель, — ты в натуре хочешь снова идти туда, где куча всякой нечисти наверняка охраняют этот камень…

— Алатырь, — донёсся снизу голос домового.

— Да мне похеру, как называется этот булыжник! — со злостью бросил ему Лёха. — И ты мне тоже похеру! И не влезай, не с тобой говорю! — Он снова обратил к Рюхе костистое лицо: — Вообщем, ты хочешь, чтобы мы прошли мимо этих тварей и уничтожили камень, да?

— Ну… примерно так… — ответил Рюха, хотя даже приблизительно не представлял себе, что нужно делать.

— Ну, тогда ладно, — скучным голосом сказал приятель и, стянув с себя фуфайку, протянул её Андрею: — Возьми…

— Зачем это? — спросил тот, не принимая одежду.

— Тебе она нужна больше… Бери. Я не пойду с тобой… — Он посмотрел вниз и поправился: — С вами.

— Ты чего, братан? — даже немного оторопел Андрюха. — Как это не пойдёшь? А что ты собираешься делать?

— Я пойду другим путём, — усмехнулся Ряба, продолжая удерживать на весу телогрейку. — Выйду из этой чертовщины, найду людей, которые помогут с ксивой и растворюсь на пространствах родины. А там… может, ещё и увидимся. Бери, — снова тряхнул он фуфайкой, — уже устал держать.

Настроение Андрея, и без того не радужное, испортилось окончательно. Сердце в груди дрогнуло тревогой. Расставаться с Лёхой не хотелось категорически, Рюха искренне привязался к этому обалдую. Наверное, это был единственный человек в его жизни, которого можно было назвать другом, несмотря на такое недолгое время их знакомства. Сожаление, печаль, горечь — все эти чувства в данную минуту испытал он, глядя на ставшую родной рожу приятеля. И чуть было не дрогнул и не плюнул на какой-то там неведомый осколок мистического камня, чтобы не расставаться с Рябой… Но у каждого свой путь. И роль ведомого — не выбор мужчины.

Андрюха мягко отстранил руку друга и сказал:

— Не надо, Лёха… Тут осталось идти-то всего ничего. Если всё будет нормально, то я там разживусь одеждой, а если нет… то она мне и не понадобится, — попробовал он выдавить из себя усмешку.

— Ну… ладно, — приятель накинул одежду и кивнул на домового: — А этого как понесёшь?

— Ничо, — бодро ответил Андрей, — на плечо посажу.

— Надо идти, — с беспокойством произнёс Плюха. — Нельзя здесь стоять долго.

— Да, — спохватился Рюха, — пора… Ты как хочешь идти? — спросил он приятеля.

— Пойду вдоль дороги по лесу, а то вдруг с этими гусеницами встречусь снова…

— Ну, давай…

Побег из зоны в Навь 13

Показать полностью
39

Побег из зоны в Навь 11

Андрей устремил взгляд в ту сторону и увидел труп овчарки, разодранный так беспощадно, словно собаку рвала стая волков. Тошнотный запах от пролитой крови и вырванных внутренностей забил ноздри шагнувшего вперёд Рюхи. Он напряжённо всмотрелся в дверь, которая вела на вахту, но та оставалась недвижимой, и никакие звуки не проникали через неё наружу. Только ветер постанывал, надрезая свои упругие бока о колючую проволоку, натянутую поверх открытых ворота, да сзади сипел своими прокуренными бронхами Ряба.

Андрюха обернулся к товарищу и тихо сказал:

— Лёха, тот тип в лесу говорил, что в лагере каких только тварей не было… А тут тишина полная… Разве так может быть? Зайдём внутрь, глянем, что там и как, а? Что скажешь?

Приятель сердито ответил:

— Рюха, ты чо? С дуба рухнул? Валим отсюда! На кого нам там смотреть?! На покойничков? Или ты думаешь, что там кто-то живой остался? То-то тишина гробовая стоит… Айда отсюда!

Секунду подумав, Андрей молчаливо кивнул и двинулся к выходу. Ряба немедленно потопал следом, непрестанно озираясь по сторонам.

Они миновали створ ворот и, вновь оказавшись на улице, крадучись пошли в направлении уже близких машин. Обойдя по небольшой дуге пятно света у крыльца, приятели оказались рядом с припаркованными автомобилями, коих насчитывалось всего три: вполне приличная “шкода”, ржавая “мазда” и пассажирская “газель”, к которой и кинулся Ряба.

— Вот! То, что нам надо! — он с довольным видом погладил машину по капоту.

— Ты чо творишь?! — зашипел на него Рюха. — А если щас сигналка включится?

— Ты чо, братан? На “газельке”? Здесь? Где все легавые друг дружку знают? Не гони, родня! Всё ок! — он деловито сунулся к передней дверце со стороны водителя и дёрнул за ручку…

Андрей испуганно вздрогнул, когда дверь автомобиля неожиданным образом распахнулась. Лёха и сам мигом отдёрнул руку и быстро отступил на шаг. Недоступный для лунного багрянца салон машины набух комом темноты, дохнувшей на застывших возле неё друзей настоявшимся холодом.

Ряба медлил всего лишь секунду, после чего решительно отдёрнул распахнутую дверцу и полез на сиденье водителя, сразу принявшись чем-то там греметь. Рюха беспокойно огляделся, шум мог привлечь чьё-то ненужное… и смертельное для них внимание. Он пытался сосредоточиться на фантомном клинке в своей ладони, ощутить его присутствие…

И сразу же услышал, как кинжал ответил… Не словами, как прежде, а коротким, но вполне отчётливым импульсом “я с тобой”. Ему ещё предстояло разобраться с этим явлением. Само присутствие этого клинка стало для него неожиданностью, к которой пришлось привыкать ускоренными методами, а уж внезапно открывшееся умение призрачного лезвия говорить… Это требовало обдумывания… и разговора с его невидимым оружием. Кстати, встрепенулся Рюха, а вдруг он может слышать мои мысли? Он начал прислушиваться к себе, пытаясь понять, насколько кинжал контролирует его, не понимая, впрочем, как это можно почувствовать… и едва не взвыл от боли, когда Руна огнём ожгла его плечо. Миг — и перед ним беззвучно предстала чья-то тёмная фигура. Андрей отшатнулся.

В этот момент прозвучал голос приятеля, глухо донёсшийся из под “торпеды”, куда он залез едва не с головой:

— Братан! У тебя зажигалка осталась?

Андрюха молчал, уставясь на появившегося, словно ниоткуда, человека, в котором он с ошеломлением узнал начальника колонии… Правда, теперь его вид несколько изменился. Бледный и прежде, сейчас он смотрелся так, словно на лицо ему наложили слой алебастра, настолько белой и прозрачной была кожа. Единственными местами, выглядевшими иначе, оставались щёки.

Андрюхин взгляд зацепился за эту деталь, заставив всмотреться… и его едва не стошнило… Кожа бывшего “хозяина” была испещрена пересекающимися лопнувшими микрососудами, которые непрестанно двигались под прозрачной кожей, сокращаясь и подрагивая… Словно что-то непонятное и чуждое размножалось там, готовясь выйти в мир.

— Ну, ты чо, Рюха? Не слышишь? — вынырнув из-под руля, прошипел Ряба… и его изумлённый взгляд остановился на фигуре подполковника.

— Что, не ожидали? — усмехнулся тот широким ртом с утончившимися губами, из-под которых показались длинные клыки. И даже на расстоянии было заметно, насколько они острые. Впрочем, остальные зубы стали выглядеть тоже достаточно плотоядно. Глаза же упыря как будто сильнее утонули в черепе, и теперь взирали из глубоких колодцев глазниц обрекающе и неумолимо. — Думали, самые умные, да? Ну, пусть это служит вам утешением перед смертью. — Речь его из-за произошедших метаморфоз была чуть невнятна, с липким чмоканьем, но намерения вполне ясны.

— Тварь… — с отвращением выдохнул за спиной Андрея приятель.

— Как разговариваете, осужденный?! — строго спросил бывший начальник и расхохотался, оскалив клыки. Черви сосудов под его кожей запульсировали сильней. — Но ты неправ… Тварь — это ты. Я же твой господин и в прошлой жизни и в новой, такой короткой для тебя. — Он нарочито медленно потянулся рукой к Рюхе. — Вам не будет дано шанса, вы его недостойны. Я просто разорву вас. В любой момент. Ты видел, каким быстрым я могу быть.

Он почти приблизился пальцами с удлинившимися ногтями, которые уже превратились в когти, к вороту телогрейки, когда очнувшийся от ступора беглый зэк резко махнул рукой вверх, одновременно взывая к своему скрытому оружию… и клинок не подвёл. Удар его лезвия пришёлся как раз по запястью упыря. Уродливая кисть отлетела в сторону ненужным хламом и осталась валяться на траве, судорожно подёргивая хищными пальцами.

Кровосос ещё какую-то секунду оторопело смотрел на неё, потом перевёл взгляд на обрубок руки с хлеставшей из него чёрной кровью… и яростно и оглушительно взревел.

Андрей чуть не оглох от этого ора. Да ещё и кровь, хлынувшая из свежей культи, пролилась и на него самого, как быстро он и не старался отстраниться. Попало даже на лицо, и теперь он брезгливо вытирал левой рукой скулу, не спуская взгляда с завывающего упыря. Клинок светился белым, бросая яростный свет на раненого монстра.

— Ты!.. — резко оборвав крик, воскликнул вурдалак и ткнул остатком конечности в Рюху. Из обрубка вяло плеснуло кровью.

— Я, — согласно кивнул Андрей и, резко сместившись в сторону, быстрым прямым ударом вогнал кинжал точно в горло кровопийцы. Выпученные глаза наконец-то показались на лице, сверкнув напоследок свирепо и неверяще.

Упырь рухнул на землю, дёрнулся несколько раз в агонии и затих. Свет чудесного оружия медленно гас, истаивая вместе с абрисом самого клинка.

— Красавчик, — уважительно произнёс Ряба. — Братан, а там больше нет такого кинжала? Ходи себе и режь этих сук, — кивнул он на поверженного кровососа.

— А если скопом навалятся? — немного задыхаясь от адреналина, до сих пор будоражащего кровь, ответил Андрей. — Или нежданчиком нападёт кто? Кстати, если бы этот мутант с клыками не стал выёбываться, а сразу напал… то всё, атас. Я в натуре даже не заметил, как он появился.

— Да уж… — протянул Лёха. — Как он вообще здесь оказался?

— Хрен его знает, — ответил Рюха. Он отвернулся от трупа и спросил у приятеля: — Ну? Что с машиной?

— А ты мне зажигалку дал?! — возмутился Лёха. — Там не видно ничего толком! Два раза тебя просил…

— Как бы я ответил? — огрызнулся Андрюха. — Не видел, что происходило?

— Так тем более надо было предупредить! — стоял на своём Ряба.

— Хорош! — разозлился Андрей. — Если здесь эта тварь появилась, значит, и остальные могут быть рядом, а ты тут затеял рамсы… И зажигалки у меня нет, потерял где-то.

— Бля… Ладно, методом тыка… Смотри по сторонам!

— Без тебя не разобрался бы… — проворчал Рюха, внимательно вглядываясь в окружающую ночь.

Ряба снова нырнул под приборную панель и завозился там. Продолжалось это достаточно долго, и Андрей потерял терпение:

— Всё, хватит!

В ответ Ряба тихо выматерился и вылез из машины:

— Я её всё мотал! Ничо понять не могу. Перепробовал несколько раз и вообще голяк… Первый раз такая байда.

— Помнишь мужика, с которым я тебя нашёл? И того, второго? Ну… что мёртвый?

— Да я понял уже! Ну?

— Вот они ехали на машине, и она у них заглохла… Просто колом встала ни с того ни с сего. А после этого и началась вся чертовщина с ними в лесу. И здесь ты завести не смог по этой же причине — это уже территория Нави, совсем другого пространства (или измерения, как хочешь назови), а это и другие законы, по которым строится жизнь. В этом месте НАШИ двигатели не могут работать. Понял?

— Да понял я! — с досадой ответил Ряба. — Я тебе что, тупой? Дальше-то чего делать будем, умник?

Рюха тоскливо огляделся… На фоне ночи, залитой необычным светом луны, вся близкая громада лагеря заполняла собой пространство с одной стороны, а с другой громоздился лес со скрытым в нём посёлком.

Только сейчас Андрей понял, что Руна больше не обжигает плечо. Надо же, он и забыл о ней, как увидел бывшего хозяина лагеря в его нынешней ипостаси.

— Придётся идти через посёлок, — тяжело произнёс он, — других вариантов нет.

Против своего обыкновения, Ряба спорить не стал, лишь протяжно вздохнул…

Шли прямо посреди дороги предельно внимательные и готовые к любой угрозе. Порядок движения сохранили прежний: Рюха впереди, приятель следом. И если Андрей осматривал пространство перед собой и справа от себя, где в паре десятках метров мрачно высился лес, то Лёха непрестанно оборачивался назад и на секунду-другую замирал, сканируя пространство позади себя и быстро перемещая взгляд на левую сторону дороги, на такую же чёрную лесную стену.

Сразу перед тем, как двинуться с парковки, Андрей снял телогрейку и отдал её продрогшему товарищу, и теперь он шёл, плотнее запахнувшись в куртку и пытаясь не трястись от холода. Ветер, толкавший путников со всех сторон, пах снегом и враждебностью.

Через несколько минут деревья резко оборвались — дорога выбежала на околицу посёлка, где начинались первые дома, которые выглядели словно декорации к фильму ужасов: чёрные силуэты зданий при полном отсутствии движения и звуков. Не было слышно голосов людей или лая собак, мычания скотины или сонного кудахтанья кур.

Резко остановившись, они разом посмотрели друг на друга… Ряба совершенно не к месту сказал негромко, наклонившись к приятелю:

— Надо по-любому найти какую-нибудь тёплую одежду… Сколько ещё нам придётся идти? До какого места? Может, в дом какой заглянем?

— Пойдём туда, где нет этих тварей, — ответил ему Рюха и сплюнул. — А с одеждой… давай по-ходовой разберёмся.

Постояв ещё пару секунд и вглядываясь в близлежащие здания, Андрей шагнул вперёд. Отстав от него на полшага, следом поспешил товарищ.

Дома, мимо которых они проходили и что можно было рассмотреть в этом странном лунном свете, выглядели как вполне обычные сельские жилища, без затей и выпендрёжа. Заборчики и изгороди, ворота и калитки, возле некоторых из них стоят лавочки.

Странно, но довольно долго они шли совершенно спокойно, никого не встретив до самого центра.

А в том, что это именно главная часть посёлка, можно было догадаться по небольшой площади, куда они вышли, и на которой располагался магазинчик, какой-то ларёк и будка остановки с надсадно скрипящей вывеской. И кроме посвиста ветра, это был единственный звук, который разбавлял мёртвую тишину посёлка.

Идти по площади они старались ещё более аккуратно и неслышно. Очень раздражал скрип вывески на остановке. Даже не раздражал, а заставлял испуганно сжиматься сердце. Казалось, что сюда вот-вот сбежится вся нечисть.

На удивление, никто так и не появился. Проходя через площадь, Андрей старался разглядеть хоть какие-то приметы наступившего апокалипсиса в масштабах посёлка. Но, к его недоумению, не увидел ни разбитых машин, ни валяющихся тут и там трупов…

Внезапно Ряба ухватил приятеля за локоть и прошипел в ухо:

— Стой!..

Андрюха мгновенно остановился и суматошно заозирался вокруг.

— Что?

— Вон, смотри… — он протянул руку в левую сторону от себя и шёпотом спросил: — Видишь?

Рюха взглянул туда и увидел возле одноэтажного здания с крупной надписью “Почта” скамейку с гнутой спинкой, на которой кто-то сидел.

Приятели застыли… Не шевелясь и почти не дыша, они с полминуты примерно рассматривали эту неподвижно сидящую фигуру, пока она не шелохнулась. Причём не мягко, а резко, дёрганно…

Человек вскинул до сих пор опущенное лицо и тогда друзья поняли, что перед ними женщина, и достаточно молодая, насколько получалось её рассмотреть.

Даже в красном свете луны была заметна необычайная бледность её лица. Она уставилась на пришельцев чёрными пятнами глаз, разглядеть которые на расстоянии в пятнадцать метров не было возможным. При этом выглядела женщина так, будто присела отдохнуть или о чём-то поразмыслить — одна рука её локтем покоилась на спинке скамьи, а ладонь подпирала голову.

Гляделки между ними длились не более нескольких секунд, когда женщина неожиданно резко поднялась на ноги. При этом её локоть соскользнул со спинки, но открытая ладонь по-прежнему упиралась в подбородок. Можно было подумать, что у неё болят зубы.

Женщина, одетая мешковатую куртку ниже пояса и джинсы, сделала по направлению к ним первый шаг, потом второй, третий… Голова её при этом странно покачивалась.

Она подходила всё ближе дёрганным, словно бы деревянным, шагом. По мере этого приятели, до сих пор не двинувшиеся с места, могли уже лучше рассмотреть незнакомку.

Её бледное лицо обрамляло чёрное каре. Высокие скулы, полные губы, прямой нос… Она вполне могла вызвать желание… если бы не была мёртвой. И это Адрюха понял буквально за секунду до того, как незнакомка вдруг оступилась… То ли какая ямка была, то ли, напротив, бугорок, но голова её дёрнулась и, соскользнув с руки, упала на грудь.

Приятели оторопели, а женщина той же ладонью снова приподняла голову за подбородок и, как ни в чём не бывало, вновь двинулась к замершим путникам.

Ряба повернул поражённое лицо к Андрею и произнёс свистяще:

— Да у неё шея сломана!

— И сам понял… Хули мы стоим? Её ждём?

Оба подхватились и спешным шагом стали удаляться от незнакомки, держась выбранного маршрута. Позади раздался топот. Рюха быстро обернулся и увидел, как мертвячка неловко бежит за ними следом, теперь не просто поддерживая голову за подбородок, а крепко держа её за волосы на затылку, чтобы хорошо видеть их. И пусть бег незнакомки был неловок, а голову при каждом шаге дёргалась и лязгала зубами, но идущих друзей она нагнала бы через несколько секунд.

— А ты говоришь “в дома зайдём”... Здесь на улицах видал какие ходят?

— Валим! — отозвался Ряба и первым пустился бежать, преодолевая последние метры площади. Андрюхе не надо было говорить дважды, он заспешил следом.

Снова по сторонам потекли дома посёлка, безжизненные и тёмные, как и прежде. Ухабистая дорога требовала внимания, несмотря на поток лунного света с ночного неба.

Путники уже достаточно далеко удалились от преследовательницы, когда Ряба неожиданно с негромким криком упал и растянулся на земле. Андрей подбежал к нему и оглянулся назад — из-за поворота, который они недавно миновали, ещё никто не появился.

— Что случилось, братан? — он стал помогать Лёхе подняться.

— Хер его знает! — с досадой ответил Ряба. — Как будто под ноги кто-то кинулся… Как заяц какой-то.

Рюха с сомнением посмотрел на дорогу.

— Может, просто кочка? — предположил он.

— Ага, кочка… — оказавшись с помощью приятеля на ногах, Ряба потёр колено и поморщился: — Пизданулся конкретно… Если бы не телага, то и рёбра разбил… Кстати, давай накинь её, — принялся он стягивать с себя фуфайку.

— Да не надо, родня! — пытался протестовать Андрюха, но товарищ, не слушая возражений, всучил ему телогрейку.

— Пока бежал — жарко стало, — объяснил он Рюхе, — да и ты уже давно в одной куртке…

— Надо идти, — Андрей натянул телагу.

— Возьмите и меня с собой…

Хриплый голос откуда-то снизу произнёс слова чуть неразборчиво, так мог, наверное, говорить человек после очень долгого молчания.

От неожиданности Рюха едва не подпрыгнул на месте.

— Кто это? — Лёха принялся глядеть вниз, зачем-то задирая попеременно ноги, словно надеясь обнаружить под своими ступнями того, кто попросил забрать его с собой.

— Это я… — из мелкого кустарника, растущего у чьего-то забора, вышел на дорогу человечек маленького (на вид сантиметров сорок-пятьдесят) роста с гривой нечёсаных волос, падающих на спину. Лицо было составлено как будто из одних морщин, испещривших лоб и щёки. Всё остальное скрывалось под густыми бровями, усами и длинной, до пояса, бородой. Коротышка был одет в светлые штаны, заправленные в невысокие сапожки и в кожушок до бёдер. — Плюха…

— Ты ещё кто такой? — изумлённо спросил Ряба. — Карлик?

— Я домовой, — с достоинством ответил ему человечек.

— Ого! И куда тебя взять?

— С собой. Вы ведь бежите ОТСЮДА?

— Мы-то бежим, а вот тебе зачем? — вступил в диалог Рюха. — Если ты домовой, то для тебя здесь, наоборот, разлюли-малина. Кругом ведь свои… — говоря с Плюхой, он не забывал посматривать на поворот дороги, ежесекундно ожидая увидеть эту кошмарную фигуру, гнавшейся за ними с поломанной шеей и держа голову за волосы.

— Они мне не свои! — запальчиво ответил домовой. — Они нечистые.

На дороге ожидаемо показалась несуразная фигура бегущей женщины. Причём даже на этом расстоянии можно было заметить, что шея мёртвой ощутимо удлинилась и стала тоньше.

— Вот же привязалась, тварь! — в сердцах произнёс Ряба и деловито добавил: — Побежали?

Андрей молча наклонился к коротышке и протянул ему руку. Тот цепко обхватил предплечье и мигом оказался в пазухе телогрейки, где и устроился. Рюха подставил ладонь под края фуфайки, удерживая таким образом под ней Плюху, словно домашнюю кошку и бегом заспешил дальше по дороге. Ряба затопал рядом.

Бежали достаточно неспешно, стараясь не слишком топать ботинками по мёрзлой земле, чтобы не привлечь внимания кого-нибудь более быстрого и смертоносного, чем прилипшая к ним мертвячка.

Пробежав приличное расстояние, они увидели околицу посёлка, и остановились немного отдышаться перед тем, как выйти из окружения домов в лес.

— Мы даже в хаты не заглянули, чтобы хоть что-то взять с собой из одежды и продуктов… — проворчал Ряба. — А может, и живых кого нашли…

Андрюха промолчал, зато отозвался из пазухи их нечаянный спутник:

— Живых здесь уже нет, зато всякой мерзи полно. Я даже и не знал, что такие существуют…

— А что тут вообще случилось? — тихо спросил его Рюха, возобновляя движение. Только теперь уже не бегом, а шагом. — В посёлке, имею в виду?

— Нижняя Навь прорвалась, — ответил Плюха и замолчал, как будто его ответ объяснял всё.

— Ну и что? — почти тут же переспросил идущий рядом более нетерпеливый Ряба. — Жители куда делись? За Навь мы и так уже в курсе, чтоб ей снова провалиться!

— Нави не надо проваливаться, — серьёзно заявил на это домовой. — Она должна возвратиться в свои прежние границы.

— Было бы неплохо, — хмыкнул Андрей, — да вот только как это сделать?

Между тем путники оказались у последнего дома, через тридцать-сорок метров от которого вырастал лес, полный неведомой жизни, чужой и враждебной ко всем обитателям Яви.

Друзья вновь остановились и с неослабным вниманием стали всматриваться в сплошную чёрную стену деревьев.

Злые порывы ветра заставляля людей ёжиться, тем более, что Ряба был в одной лагерной куртке. Плюха тоже высунулся из пазухи и смотрел вперёд.

— А ты что, не чувствуешь их? — спросил Лёха.

— Как я их почувствую? — проворчал домовой. — Собака я тебе, что ли? Возьми и сам попробуй почуять. Вона нос у тебя какой длинный…

— А ты чо так базаришь?! — набычился Ряба. — Тебя вон взяли да ещё и несём, а ты тут ливер давишь… Тоже мне домовой? Ничо не умеешь, что положено всякой нечисти…

— Я не нечисть! — с негодованием воскликнул коротышка. — А умею такое, что тебе и не снилось!

— Тихо вы! — громким шёпотом оборвал их прения Рюха. — Накличете сейчас сюда всяких сволочей… — Он ещё раз бросил пристальный взгляд на пропадающую среди деревьев дорогу, вздохнул и пошёл вперёд.

Войдя в лес, шли уже рядом. Оба время от времени оглядывались назад, смотрели перед собой и контролировали лесную чащу каждый со своей стороны.

Шли таким образом минут десять, не говоря и слова. Дорога лежала под ногами по-прежнему ухабистая, деревья подобрались к ней ближе и теперь роились в нескольких метрах от обочины, зачастую своими кронами почти нависая над грунтовкой и препятствуя лунному свету проливаться на её поверхность.

Наконец Рюха остановился и ссадил Плюху на землю, на что тот протестующе заворчал. Не обращая на него внимания, Андрюха снял с себя телогрейку и протянул её товарищу. Тот тут же напялил её и сказал:

— Надо отлить.

— Никуда не отходи, — тут же откликнулся Андрей.

— Даже не собирался, — пожал плечами Лёха и, отвернувшись от спутников, расстегнул штаны и принялся поливать землю.

Андрюха оглядывался вокруг и в полной растерянности думал о том, что же им следует предпринять… Уйти от лагеря и посёлка подальше, конечно, хорошо… Но куда они придут? И где гарантия того, что Навь не завладела всем пространством Яви? От этих мыслей его отвлёк голос приятеля:

— Поспать бы… да и похавать тоже…

Рюха в этот же момент почувствовал, как устал и насколько сильно хочется есть, но ответил твёрдо:

— Здесь нам ни поесть, ни поспать на дороге. Будем идти, делать всё равно больше нечего.

— Надо передохнуть, — возразил ему приятель, — а то мы так скоро и идти не сможем.

— А где? Под деревом сесть?

— Можно и так, — не принял иронии Лёха, — только в лес немного зайти… Тут этот ветер заколебал уже!

Недолго подумав, Андрюха согласно кивнул:

— Давай, но минут десять-пятнадцать. Лучше будем чаще короткие остановки делать, чем долгие привалы. — Он кивнул на домового: — Возьми его за пазуху к себе, не бежать ведь ему за нами следом…

— К нему не полезу, — твёрдым тоном заявил домовой. — Ты лучше на плечо меня посади…

— Ага, а то и сразу на голову, — проворчал Ряба, хотя Андрею показалось, что он уязвлён.

Он молча наклонился и поднял домового себе на правое плечо, туда, где была выбита Руна, что никак не отреагировала на такое, казалось бы, вопиющее соседство.

Лес, в который они углубились на пару десятков метров, обрушился на них темнотой, пахнущей деревьями, прелой листвой и почему-то разрытой землёй. Кроме шума веток, которые шевелил над их головами ветер, никаких звуков до путников не доносилось. Тьма здесь лишь немного разжижалась разнорядным ситом лунного света, проникающего сквозь ветви. От этого казалось, что весь лес наполнен бултыхающейся кровью.

Очень удачно они наткнулись на три дерева, в своей кривизне склонившихся друг к другу и образовавших нечто вроде шатра, внутри которого царила полная темнота — так тесно переплетались их ветви. Высокий густой кустарник вокруг них защищал от заблудившегося в лесу ветерка и чужого внимания. “Лес не спит, — подумал Андрей, — он постоянно наблюдает…”

Удивительно, но под сенью перекрученных деревьев обнаружилась куча нанесённых кем-то ветвей валежника и сушняка. Костёр, конечно, не разведёшь, но хотя бы сидеть можно не на голой земле…

Умостились. Плюха, как только Андрей присел, тут же поторопился покинуть его плечо, против чего тот нисколько не возражал, а, напротив, с большим облегчением позволил домовому спуститься вниз.


Плюха также, как и беглые сидельцы, уселся на сухие ветки, правда, с его размерами устроился он с большим комфортом, нежели более рослые спутники.

Побег из зоны в Навь 12

Показать полностью
119
CreepyStory
Серия Пир Монрога

Пир Монрога. Часть 4

Пир Монрога. Часть 1

Пир Монрога. Часть 2

Пир Монрога. Часть 3

Воспоминания Макарыча.

Первый снег - всегда праздник! Поэтому когда деревенские улочки замело тонким слоем мокрого снега, детвора извалялась в нём и накувыркалась вдоволь. Тем более взрослые говорили, что скоро все растает, потому что до зимы ещё долго.

Славик мокрый от пота, с раскрасневшимися щеками, уплетал жареную картошку, выбирая из неё лук. Мама вешала уличные вещи на печку, а плотные комья быстро плавились и стекали каплями на пол.

-Ну надо же столько снега домой притащить! Да его там и не выпало столько! - ругалась мать.

Вдруг в окно постучали, и Зинаида Петровна бросилась смотреть, кого ещё принесло, на ночь глядя. Когда она вышла в сени, чтобы впустить непрошенного гостя, Славик, которого называли Шило в заднице, из-за своего любопытства и непоседливости, подорвался и кинулся вслед за матушкой. Ведь ни одно событие в этом мире не должно происходить без его ведома.

-Зинка, там тетя Клава преставилась! - говорил кто-то из темноты улицы.

-Как преставилась? Не могла она! - отвечала мама какому то мужику, кутаясь в шерстяную шаль.

-Ну, она на улице лежит, не дышит. Ее бы в дом занести, можно через вас? А то мы ее ключ найти не можем.

Славик не понимал, что происходит, и что означает слово «преставилась», но зато понял, что речь шла об их соседке, которая делила вместе с ними дом. В их части была дверца, ведущая в часть тети Клавы, но она всегда была заперта на ключ, и мама строго настрого запрещала ее отпирать, чтобы не беспокоить их старенькую соседку.

-Заносите. А я за батюшкой сбегаю, - бросила через плечо мама Славика, а потом подошла к сыну, обхватила его лицо ладонями и произнесла, - А ты сейчас идешь в комнату, закрываешься там и сидишь тихо, как мышка, понял? Только высунься, жопа гореть ещё неделю будет.

Славик слышал, как матушка ураганом носится по дому, одеваясь на ходу. Мальчик прильнул лицом к окну и наблюдал, как двое затаскивают тетю Клаву к ним, а потом, судя по топоту и вздохам, скрылись за дверью в соседнюю половину дома.

Мальчик старался не дышать, прислушиваясь к тому, что происходит, но все было тихо. Вскоре ему это наскучило, и он достал свой журнал «Весёлые картинки», который пролистывал бессчетное количество раз. Наконец услышав мамин голос и шаги в сенях, он решился высунуться из их спальни. Его мать вместе со священником, даже не взглянув на мальчика, быстро скрылись за дверью, ведущей к соседке. Славик осторожно направился туда же. Ступить за порог своей половины он все же не решился, боясь своей матушки, но попытался расслышать, что там происходит.

-Как же так, батюшка? Как она могла помереть-то? Ты же обещал… - жалобно вопрошала мама.

-Ты что же, дочь моя, во мне усомнилась? Веру потеряла? - прорычал на женщину священник, а спустя пару секунд спокойным голосом произнес, - Жива Клавдия, вот, посмотри!

Славка, сам сгорая от любопытства, прошел в комнату соседки, где двое мужиков и мама со священником окружили кровать, на которой поверх покрывала лежала баба Клава в фуфайке и с непонимающим видом водила глазами по лицам гостей.

-Попить бы, - слабым голосом попросила она.

-Конечно-конечно! - Зинаида засуетилась, причитая, - Чудо! Настоящее чудо!

Завидев вездесущего сына, она строго отправила его спать, потому что уже было поздно, а сама помогла тете Клаве раздеться и улечься в постель, потому что та была ещё очень слаба.

Слава, лежа в кровати, слышал из кухни чоканье стопок, взрослые отмечали какое-то «чудо», а потом он провалился в сон.

****

В коридоре что-то скрипнуло, а потом хлопнуло. Мальчик открыл глаза и осмотрелся. Мама спала на соседней кровати у противоположной стены, дверь в кухню открыта нараспашку, вроде никого не видно. Только кто-то ногами шаркает, еле волочась, проминая под собой половицы. На фоне кухонного окошка, подсвеченного полумесяцем, появилась фигура. Тело, облаченное в длинную сорочку, слабо покачивалось в дверях. Короткие, редкие пряди волос небрежно торчали пучками из головы. И две мерцающие точки на месте глаз светились флуоресцентным, зеленым светом. Фигура застыла в проходе и смотрела на Славика. Мальчик взялся за край одеяла и медленно натянул его себе по самые глаза, намереваясь с головой спрятаться под ним.

-Бабушка-Клавушка пить хочет…. - зашептала фигура, - Налей бабушке водички.

Славик не сдвинулся с места. Он со страхом наблюдал, как та уселась на табуретку возле кухонного стола, а потом протянула руку и щелкнула выключателем. Загорелся настенный светильник,  и мальчик увидел бабу Клаву. Самую обыкновенную, живую и не страшную. Только бледную слегка и с небольшими темными подглазинами.

-Налей бабушке водички. Старшим надо помогать, а то в октябрята не возьмут.

Славик покорно прошел на кухню, зачерпнул ковшом воду из бака и протянул посудину неуклюжими, дрожащими ручонками бабе Клаве. Бабушка одной рукой приняла ковшик, а второй - ласковой, но холодной обхватила запястье мальчика. Он терпеливо наблюдал, как старушка жадно пьет воду, громко причмокивая и глотая.

Поставив опустевший ковш на стол, баба Клава жалобно вскинула брови и, чуть не плача, прошептала:

-Не может бабушка напиться.

-Так давайте я ещё налью, - предложил Славик. Развернувшись, он хотел было подойти к баку, но старушка сжала его руку покрепче, и притянула к себе поближе.

-Какой хороший мальчик, воспитанный, - она погладила маленькую руку и, поднеся ее к холодным губам, поцеловала. А потом ещё раз, - Какие сладенькие пальчики.

Баба Клава сунула руку Славика к себе в рот и принялась жевать, сначала слабо, а потом сильнее. Славик пытался вырваться, но старая карга крепко держала запястье. Потом, когда старческие зубы до боли и хруста впивались в его пальцы, он стал плакать и звать маму.

Старуха уже прогрызла кожу и сосала кровь, пока в кухню не вбежала Зинаида, наконец разбуженная воплями сына и не набросилась на сбрендившую соседку с кулаками. Та отпустила мальчишку и убежала прочь в свою половину дома.

Остаток ночи, перепуганный до смерти Славик, провел у мамы на руках, которая тогда больше не сомкнула глаз.

****

Семён поежился, а по его спине забегали мурашки. От рассказа Макарыча кровь стыла в жилах, и мужчина яростнее заозирался по сторонам, светя фонариком. Ему вспомнился старый хрыч, что пытался влезть к нему в дом, и его до смерти пугала мысль, что он сейчас рыщет где-то рядом. Семён, следуя за товарищем, пробирался через темный прогон на главную улицу. Он укорил про себя Славика, что тот повел его в обход церкви, где хотя бы было освещение, но предпочел помалкивать, стараясь не выдавать свой страх.

А затем Семену вспомнилась фраза какой-то из соседок, которая тогда, в его детстве влетела в их дом и сказала, что Клава Пинегиных загрызла. Да, именно так она и сказала, а спустя время, когда он спрашивал об этом у матушки, та все отрицала, и сказала, что Пинегиных убил маньяк. То есть Яков.

-Тогда-то священник и пропал, помнишь? - спросил Макарыч, повернувшись к отстающему Семену, - Как и баба Клава.

-Священник пропал, когда его хибару сожгли, - внезапно для самого себя сказал Семён. Слишком сложно было ему признать, что все-таки это было в реальности, а не являлось лихорадочным бредом. Интересно, матушка и про менингит выдумала? Но нет, он прекрасно помнил, как они с Витькой на пару валялись на софе и стонали от ломоты в теле.

Погруженный в собственные мысли Семён не заметил, как Макарыч остановился, и он врезался в своего товарища.

-Точно! Кто-то поджег его храм, - Макарыч застыл напротив Никонова, вспоминая, - И вот тогда нам все рты-то позакрывали. Тема священника стала закрыта, и не дай бог хоть слово кто-то скажет насчёт него.

-У тебя есть какие-то мысли?

-Есть. И я хочу знать твое мнение, но сначала мы доберемся до одного дома.

Семён думал, что Макарыч ведет его к себе, но когда они прошли мимо и остановились чуть поодаль, товарищ указал пальцем на совершенно другой дом. Фонарь освещал редкий, зеленый, слегка облупившийся заборчик, фасад из крашеных бордовых досок и традиционные три резные окошка. В общем, дом, как дом.

-Теть Зой! - громко и слишком неожиданно крикнул Славик в одно из окон, а Семён вздрогнул.

Он прищурился, стараясь разглядеть хоть что-нибудь внутри, но пыльные, темные окна лишь слабо отражали улицу. Макарыч рыскал глазами по земле в поисках чего-то, затем набрал горсть песка с мелкими каменьями и кинул в окно. Семён уже собрался возмутиться, но вдруг занавеска дернулась и в окне начала появляться…

-Голова что-ли? - спрашивал он сам у себя.

Она неуверенно покачивалась, даже дергалась, и мужчина посветил своим фонарем в ее сторону. От увиденного скрутило живот, подталкивая содержимое вверх и вниз одновременно. Смесь страха и омерзения овладевали Никоновым. Почти черная голова слепо смотрела темными глазницами, высохшее лицо, испещренное глубокими морщинами, казалось, улыбается рядом зубов, потому что губ почти не было, нос весь высох и превратился в маленький клюв с двумя дырами.

Никонов машинально отпрянул от дома, зажимая рот ладонью:

-Господи, да что же это?

-Ты тоже ее видишь?

Семён ответил кивком головы, губы отказывались шевелиться.

-Слава Богу, я не сумасшедший! Я ее вчера увидел и сразу вспомнил бабу Клаву. А потом попа этого…

-Я тоже видел кое-что, Славик…

Семён рассказал о своей встрече с Аркадием из сто пятнадцатого, пока они оба стояли напротив окна, в котором беззвучно щелкала челюстями тетя Зоя.

-Можешь считать меня безумцем, но я хочу зайти туда, - Славик по кличке Шило в заднице показал пальцем в сторону дома, под ошеломленный взгляд Семена, - Мне все равно помирать скоро, и я хочу разгадать эту загадку. Можешь остаться и подождать меня здесь. Я пойму.

Макарыч открыл калитку, потом выбил плечом хлипкую входную дверь и скрылся внутри дома. Семена била крупная дрожь от страха, а потом захлестнула злоба. Ну что вот не сидится вечно этому Славику! Надо ведь в каждую дыру нос свой сунуть! Сейчас бы сидели себе спокойно, самогончик попивали. Нет же… И вот всегда он таким был. Он ведь тогда всем растрепал, как его баба Клава укусила, болячки свои показывал. А потом Семён стал замечать, что Славик может и приврать. Как он хвастался, что девки ему глазки строят, что с близняшками Чижовыми зажимался по очереди. А такого быть не могло! Или могло?

-Или могло… - пробубнил себе под нос Семён.

Потому что Славик никогда ничего не боялся, не пугали его неудачи и риск. Вот поэтому у него деньги, свой бизнес и тачка. А у Семена Никонова…

-Я, наверное, идиот, - Семён открыл калитку к тете Зое.

Не успела его нога ступить за порог дома, как наткнулся на выходящего Макарыча. В свете фонаря он выглядел бледным и взволнованным. Он взял Семена за рукав и выволок за пределы двора, обратно на дорогу. Потом Макарыч уселся прямо на траву, потер свой морщинистый лоб и посмотрел в окно. Оно уже было пустым.

-Что случилось? - Семён положил свою огромную ладонь другу на плечо.

Славик, глубоко вдыхал воздух, видимо, сдерживая рвотные позывы.

-Она ноги свои сожрала.

****

Какое-то время они провели в полном безмолвии. Вокруг стрекотали кузнечики. Семён подумал, что если бы не дорожка из фонарей, он бы сейчас точно навалил от страха. Благодаря ей, было светло, и тихая улица спящей деревни хорошо просматривалась. Голова Макарыча повернулась в сторону церкви, что высилась в начале главной улицы:

-Это какая-то чертовщина… Поп этот - дявольское отродье, понятное дело, он тогда исчез, и все стало нормально. Нам сразу же священника приставили настоящего, церковь начали строить на месте пожарища. С нормальными иконами и крестами…

При слове «нормальными иконами» в голове Семена снова зашевелились воспоминания, в которых мать водружала мрачные изображения в красный угол. Они так пугали их с Витькой, что те предпочитали на них не смотреть. Кто же на них был? Он вскользь взглянул на такие, когда был в сто пятнадцатом, но тогда рассматривать не было времени. А потом вспомнил нового священника, который смотрел на них как на дикарей, когда понял, что никто из детей креститься не умеет… Потому что сын Божий не крестился.

-Мы ведь выросли в этой деревне, и мертвяки у нас по улицам не бродили, - продолжал Макарыч, - Мать я свою похоронил, в лоб целовал, и она… была мертва. А твоя мама, Семён?

-В больнице умерла, - просипел Семён. Он не любил об этом вспоминать, потому что его матушка тяжело отходила, корчилась несколько дней в агонии и умоляла отвезти домой.

-Извини, что спрашиваю, а отец?

-Он повесился. Не помнишь разве? Сначала пить опять начал, а потом…

-Да, прости, я забыл об этом. Это ведь было после того, как храм сожгли?

-Да, через какое-то время.

Рука Семена непроизвольно сжалась в кулак, а в глазах зажгло. Он не понимал, как его отец мог бросить двоих детей и жену. Он думал, что отца погубила водка, точнее, матушка внушила это своим сыновьям. А, оказалось, нечто иное. Скорее всего, стыд и раскаяние. Семён попытался по-новому почувствовать то, что чувствовал его отец перед тем, как совершить ещё один страшный грех - отказаться от жизни, лишь бы не мучили муки совести. Семену стало так грустно и так тоскливо от этого, что он постарался отогнать эти мысли прочь.

-А Витька? Как у него дела?

-Да все хорошо у Витьки. Жив, здоров. И Вознесенку ненавидит. Не приехал сюда ни разу после того, как в город перебрался.

Макарыч поднялся с земли на ноги, это далось ему нелегко:

-Я думаю, оно вернулось. Снова.

-Думаешь, этот поп опять пришел сюда?

-Не думаю, что он. Ты видел матушку при церкви? Она тут частенько околачивается. Причём по ночам.

-Ее зовут Лукерья, и она покойников отпевает.

-Это она тебе сказала?

-Да, она приходила ко мне знакомиться.

-То есть вот так она их отпевает? - палец Макарыча указывал на дом тети Зои.

В груди Семена что-то больно кольнуло. Нет, Луша вовсе не злодейка и не нечисть. Обычная баба. Только странная…

Меж тем, глаза Макарыча азартно сверкнули, он подошел поближе к товарищу и заговорщическим тоном произнес:

-Я как-то прогуливался ночью, бессонница одолела, и увидел, как эта якобы матушка в подвал под церковью спускается. Ну, я спрятался, подождал, а она поднос какой-то вынесла и в церковь с ним зашла. И вот вопрос: что можно делать в церкви по ночам? Я потом поглядел, подвал заперт, само собой. Но, думаю, что там мы найдем ответы. Только как бы туда попасть? Дверь там добротная, металлическая, выбить не получится.

-Вообще-то я замки вскрывать умею.

****

Отмычки начинали скользить в потных руках, Семён пыхтел, стоя на коленях перед дверью, а приятель светил ему фонариком. Если откинуть предысторию, ситуация казалась ему комичной: двое стариков напились самогонки и пошли искать приключения себе на задницы. Руки Семена и без спиртосодержащей составляющей были слишком неуклюжими для этой профессии, а сейчас, когда он находился в приличном подпитии, вообще отказывались слушаться. Он еле умудрился подцепить третий пин цилиндрового замка, а оставалось ещё два или три. Хорошо, хоть им не попался какой-нибудь сувальдный четвертого класса защиты, тогда мастеру по вскрытию пришлось бы самому вызывать мастера по вскрытию.

Ещё немного повозившись, Семёну наконец удалось подцепить пятый пин, оказавшийся последним, и ригель начал отодвигаться.

Бережно сунув отмычки обратно в кожаный пенал, в котором хранился весь набор, он положил его к себе в карман. Не дай Бог потерять, ведь это ему сын подарил. Так же как и курсы по вскрытию, чтобы его папка на старости лет не особо напрягался опасной работой.

Семена обуял азарт, он совершенно не ожидал, что на старости лет переживет настоящее приключение. Сейчас, стоя под папертью, возле таинственной двери, он чувствовал себя таким молодым, появился интерес к жизни. Наверное, в нём откликалась и дополнительная порция свойского виски, который мужчины выпили, когда шли за отмычками. Он отчего-то усмехнулся себе под нос и посмотрел на товарища. Славик, казалось, не разделял его веселья, он заметно нервничал и постоянно оглядывался, не идёт ли кто.

Семён открыл металлическую, серую дверь и профессионально отметил, что та не скрипит. Значит, ее постоянно смазывают. Проем зиял черной пустотой и неизвестностью. Теперь уже и на него самого накатывала тревога. Он машинально сгруппировался, напрягая мышцы, на случай, если на него кто-то нападет оттуда или попытается затащить внутрь. Его голова повернулась в сторону лестницы, по которой они спускались, чтобы оценить все препятствия на пути к побегу в случае, если… Про «если» думать не хотелось. Воображение рисовало страшные картины: мертвые глаза, гниющая кожа, острые щелкающие зубы. Вдруг там кто-то есть? Семён и сам не заметил, как его охватила паника и он попятился назад, но врезался в кирпичную стену. Славик, держащий их единственный источник света, скорее всего, подумал, что Семён освобождает ему дорогу. Луч выхватывал такие же кирпичные стены и залитый бетоном пол. То был небольшой коридор, в конце которого белела дешевая дверь, больше походившая на межкомнатную. Мужчины подошли поближе, и Семён принюхался, пытаясь определить, не тянет ли мертвечиной, но пахло лишь пылью.

С обратной стороны, если судить по выбоинам и вмятинам, полотно подвергалось ударам. Мужчина замер на месте, наблюдая за отважным Славиком, который ступил за порог темного помещения. Фонарик осветил толстые металические прутья. Да, это была клетка. Чертова клетка с приоткрытой дверью прямо под полом деревенской церкви. К огромному облегчению, она была пуста.

Мужчины осторожно, стараясь не шуметь, ступали вглубь. Никто из них не произнес ни слова, боясь выдать себя. Они приближались к высокому стеллажу с открытыми полками, на одной из них стояла катушка с бечевкой, а рядом коробка.

-Скотч, - шепнул Славик, заглянув внутрь.

На нижних полках они также нашли две коробки, и Макарыч, обхватив одну из них руками, вытащил с полки. Она грохнула об пол, а внутри что-то лязгнуло. Семён замер, прислушиваясь к звукам, он обернулся чтобы на всякий случай проверить, не зашел ли кто, но позади была только кромешная тьма. Рядом что-то зашуршало, и это заставило его дернуться, но то был всего лишь Макарыч, открывающий края коробки.

Изнутри белесыми, мертвыми глазами исподлобья на них злобно пялился кто-то похожий на мужчину. Слишком тощий, слишком длинный и непропорциональный, слишком бледный. С черными волосами по пояс и бородой. В темных одеждах. А под ним лежали его копии. Эти чертовы иконы пугали Семена даже сейчас.

Славик молча закрыл коробку и поставил обратно. Собственно, смотреть было больше не на что. Хотя… вот его фонарик наткнулся на что-то в дальнем углу, и сердце Семена ушло в пятки. Там кто-то стоял. Да, без сомнения. Вот голова, вот плечи, только они накрыты старой, пыльной тканью в мелкий цветок. Круг света, сконцентрированный на фигуре под простыней, дрожал. Потому что дрожала рука Макарыча. Они оба замерли, скованные страхом, и просто тупо пялились в угол, ожидая что нечто шевельнется или нападет. Но нет, не происходило ровным счетом ничего. Тогда Семён легонько коснулся плеча товарища и дал знак уходить. К сожалению для них, угол, в котором находилась неподвижная фигура, располагался недалеко от выхода. Поэтому с каждым шагом к выходу они приближались и к фигуре.

Когда до спасения оставалась пара шагов, Семён понял, что Макарыч шагал вовсе не к двери, он перся в этот чертов угол. Его руки резким движением скинули простынь, и то, что было под ней упало вниз. По пространству подземной комнаты гулко разнесся звук падения и шелест… соломы? Семён пригляделся. Просто чучело. Или нет? Это была человеческая кожа, старая и высохшая, сшитая черными нитками. Лицо было обезображено, из глазниц и рта торчала сухая трава.

****

Семён сам не помнил, как оказался в своем Дастере. Он задыхался от того, что бежал так, как никогда раньше. К черту эту Вознесенку со своими загадками, к черту этого Макарыча, которому вечно на месте не сидится. К черту этот дом, эту картошку.

Он вдавил поглубже педаль газа и рванул на скорости подальше отсюда. Столько ещё он не успел сделать! Вот возьмет, и рванет с Наташкой на Алтай или на Байкал, а, может, и в Карелию! Перестанет быть арбузером, и будут они снова жить вместе.

В очередной поворот он вписаться не успел, и машина на всей скорости влетела в столб. Семён Никонов головой впечатался в лобовое стекло. Нужно было пристегнуться.

****

Пир Монрога. ФИНАЛ

Показать полностью
70

Бабушкины рецепты

Бабушкины рецепты

Этот Новый год по настойчивой просьбе детей мы с семьей решили отпраздновать за городом. Ну как с семьей - неделю назад я подала на развод. С мужем давно все было не очень, и с января я решила начать новую жизнь. Детям пока об этом не говорили, не стали портить им праздник. Заранее подготовили подарки сыну и дочке, и, хотя они уже вряд ли верили в чудеса, взяли в аренду костюм деда мороза для мужа, чтобы все было «по-настоящему». Главным образом мы, городские жители, предвкушали поездку на дачу, куда обычно ездили только летом. В доме была печка и запас дров, так что замерзнуть нам не грозило. И вообще, лес, крошечная дачная деревушка, вокруг никого - романтика, да и только.

Несколько дней поломав голову над меню, я все-таки позвонила бабушке, которую не очень любила, но в кулинарном таланте отказать ей не могла. Старушка своим скрипучим голосом продиктовала мне с дюжину разнообразных праздничных рецептов, как она говорила - «семейных», блюд. Мама отчего-то никогда не готовила ничего сложнее макарон по-флотски, а вот мне нравилось делать что-то необычное или сложносочиненное. Из бабушкиного списка мне больше всего приглянулось два варианта с нетривиальными названиями - «Богатое яство» и «Молодое мясо». Ингредиенты там были не самые сказочные, однако некоторые требовалось поискать. Во всяком случае, репа точно продавалась в ближайшей лавке с овощами. А где зимой можно добыть свежий корень хрена и лебеду - я была без понятия, пока меня не посетила гениальная идея порыться в объявлениях на «Ативо» - там все и нашлось.

Упаковав баулы с вещами, продуктами и детскими подарками, я навьючила почти бывшего мужа и отправила его грузить машину. Глаза бы мои его не видели! По иронии судьбы наши дети уродились копиями супруга - от меня им будто не досталось вообще ничего. Это раздражало, и детские капризы особенно напрягали мои и так натянутые в последнее время нервы. Я вышла на балкон и обозрела заснеженные окрестности с высоты восьмого этажа. Рука автоматически потянулась к зажигалке и пачке, привычно лежавшим на подоконнике. Узкое пространство быстро заволокло дымом, и я ненадолго впала в задумчивость, из которой меня вывел голос мужа. Он, как обычно, просил подумать еще, не разводиться, сходить к семейному психологу. Я резко ответила, куда он может отправляться со своими пожеланиями. С меня довольно.

Мы, наконец, выехали, но протряслись по нечищенным дорогам добрых три часа. Под конец поездки меня выводило из себя абсолютно все, и я мечтала лишь усесться с бокалом у ярко горящей печки, пока за окном будет завывать обильная метель. О том, что сначала будет необходимо расчистить от снега подъезд к дому и дорожку до двери, зайти в промерзший дом и все такое, я старалась даже не думать. Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок - на что-то да сгодится муженек. Добрались до места мы уже затемно, благо укрытая белым покрывалом земля не давала заплутать в потемках. Пока муж ковырялся по хозяйству, я уложила детей и все-таки откупорила бутылку белого полусладкого, торжественно усевшись в кресло перед разгорающимся огоньком. Супруг скрежетал лопатой, шумел дровами, шуршал пакетами с продуктами. Пусть напряжется, ему полезно. Конечно, не слишком приятно видеть это мельтешение, но я стойко настроилась на релакс и не собиралась позволять всяким идиотам испортить мне отдых. Я его заслужила по праву.

Когда благоверный приперся к моей постели, намереваясь лечь рядом, я чуть не расхохоталась в голос. Наивный, он еще на что-то надеется. Старается он, видите ли. Семью обеспечивает, трудится. И детки-то как папашу любят, просто души в нем не чают. Ага, козлина. Пусть поспит на раскладушке, от него не убудет. А мне надо изобразить благодушное настроение ради праздника всего-то пару деньков. Отпразднуем, выспимся, да домой. Я перебрала в голове список дел на завтра и благополучно отправилась в объятия Морфея.

Наутро, а это было 31 декабря, я выдала мужу миллион разнообразных инструкций по подготовке к торжеству, отправила детей поиграть во дворе, а сама приступила к готовке. Два рецепта от бабушки лежали передо мной на столе, и я никак не могла решить, какое блюдо приготовить. Оба представлялись очень аппетитными. Супруг вошел в кухню и сунул нос куда не просили. Изучив оба варианта, он жалобно промямлил, что хотел бы попробовать «Молодое мясо». Ну, кобель драный, я и не сомневалась. Молодое мясо ему подавай! Мало ему было этой шалавы из бухгалтерии. Я и сама, вообще-то, молодая, 35 лет - не возраст. Это к нему, дебилу, уже подкрадывается простатит с импотенцией, вместе с сединой в бороду.  Естественно, из принципа я избрала другой рецепт и со злорадством принялась нарезать репу.

Через некоторое время я вышла на воздух покурить и проверить детей. Сын и дочь поглядели на меня такими же оленьими карими глазенками, как всегда смотрел их отец. Меня прямо в гнев бросило, но я постаралась сдержаться и даже поначалу натянула улыбку. Ладно еще дочь, она хотя бы веселая и задорная как я. Вот сын - совсем другое дело, тихий, спокойный, с раннего детства ходит с этим видом побитой собаки, ну вылитый папаша. Фу, блин. Еще и ботинки промочил, ну, держите меня семеро. Схватив пацана за шкирку, я втащила его в дом, оставив дочь развлекаться в одиночестве. Сменных зимних ботинок тут, конечно же, не было, и я с раздражением стащила мокрую обувь и носки с маленьких ног, бросила их у печки, выдала тапки и наказала сыну сидеть на месте. Как будто бы он мог ослушаться и хоть раз проявить инициативу. Кого-то мне это напоминает.

Заметив, что в печи вместо пламени остались лишь тлеющие уголья, я влепила мужу по первое число. Он безропотно пошел исправлять ситуацию. Хоть бы раз за все совместные годы голос повысил в ответ, тряпка. Нет же, послушный как дрессированный теленок. Я вернулась к готовке. Итак, «Богатое яство»:
- оленина (сойдёт и говядина)
- репа
- лебеда
- морковь
- лук
- приправы (по вкусу)…
Так, это я нарезала, это подготовила, осталось мясо. Его, почему-то, я отложила напоследок. Выставив духовку нагреваться на 200 градусов, я взяла самый острый нож и задумалась. Интересно, какова на вкус оленина? Позади что-то упало и я вздрогнула от неожиданности. Сын прокрался в кухню и напугал меня, уронив стакан. Водички ему, видите ли, попить захотелось. Я же приказала не двигаться с места! Сделав пару шагов вперед, я зависла над сыном и популярно объяснила ему, в чем он не прав. Заплакал, надо же! Размазня, ей-богу. В моей правой руке все еще был зажат нож. Я схватила сына за плечо свободной рукой и от души тряханула. Свет блеснул на лезвии между нашими лицами, и сын закричал.

Что-то резко дернуло меня назад, да так, что я больно ударилась об стол и приземлилась на пол. Нож покатился по полу. Муж, тяжело дыша, схватил сына в охапку и крепко прижал к себе. Я не поняла, чего было больше в его взгляде - гнева или страха. Меня начал разбирать смех. Неужели этот придурок подумал, что я могу причинить вред собственному ребенку? Я ожидала вспышки эмоций - ну уж это-то должно было вывести из себя даже самого инертного омежку. Ну давай, швырни мне в лицо претензии, накричи, ударь, наконец! Мальчишка затих. Муж просверлил меня взглядом еще с полминуты, а затем молча вышел из кухни вместе с сыном. Слабак. Ненавижу слабаков. Я поднялась, наполнила бокал и продолжила готовку. В соседней комнате слышались голоса детей и мужа - видимо, дочери надоело гулять одной. Ну и славно. Я принялась с наслаждением кромсать кусок говядины представляя, как препарирую дражайшего супруга.

К вечеру, накрыв стол и нехитро украсив комнату дешевыми гирляндами, я снова совершила курительную вылазку на крыльцо. Сильные порывы ветра нещадно мели поземку. Небо порозовело, предвещая ночной снегопад. Муж полез в машину переодеваться Дедом Морозом. Пусть детишки порадуются, в конце концов. Не побоялся же меня с ними оставить - хотя, поглядывал в мою сторону он с упорством соглядатая. Я ощупала нож во внутреннем кармане куртки. Тот самый, которым еще недавно нарезала слегка сочащееся кровью мясо для праздничного ужина. Интересно, сколько крови будет, если вонзить лезвие в крепкую плоть фальшивого дедушки с бородой из ваты? Из дома слышалось, как дети скандируют «Дед Мороз» на два голоса. Верят в чудо, как это мило. Я вот уже давненько ни в какие чудеса не верю. Что, если я ударю его, когда он будет заходить в дом? Нет, не годится. Надо дождаться, пока дети получат подарки, поедят и заснут. Или хотя бы проводят дарителя обратно в морозную бледную ночь.

Муж неуклюже топал к дому, подметая полами красной шубы вновь заметенную белым дорожку. За плечом он нес мешок с подарками. Дети, конечно, писали письма в Великий Устюг, но я их прикарманила и внимательно изучила. Ничего себе запросы у современной ребятни! Ишь, губу раскатали. Подавай им все и сразу. Обойдутся. Я, желая сэкономить, купила им всякой дребедени - пусть и за это спасибо скажут. Себе лучше на шубу отложу, им-то зачем дорогие игрушки? Пользы ноль, одни убытки. Я натянула идиотскую шапочку с белыми косичками. Не то чтобы я мечтала переодеться в Снегурочку, для антуража хватит и этого. Пропустив вперед «Деда Мороза», я задержалась в прихожей с телефоном, чтобы прочитать сообщение от одного моего, кхм, хорошего знакомого. Дети завизжали, встречая дорогого гостя. Интересно, когда они уже поумнеют и разглядят под накладной бородой лицо собственного папаши.

Спохватившись несколько минут спустя, я присоединилась к дражайшему семейству. Что-то большой радости на лицах детей я не обнаружила. Неблагодарные! Так и знала, не стоило покупать и эти безделушки. Стараешься, стараешься для них, а выхлоп нулевой. Тем не менее, сын с дочерью повисли на сказочном долбо… персонаже, наперебой читая выученные ранее новогодние стишки. Я объявила, что Дедушке пора обратно, ведь ему еще стольких детей надо успеть поздравить. Ха-ха, как же. Муженек попятился к двери, и я отправилась его вроде как провожать. Нож обжигал, так и норовя прыгнуть в руку. Я сомкнула пальцы на рукоятке и шагнула вслед за красной шубой в розовую зимнюю ночь.

***

Утром первого числа сонные дети сидели на кухне с бутербродами в руках.
- Пап, а мама когда вернётся?
- Не знаю, она с Дедом Морозом поехала на санях кататься. Ты соскучился?
- Нет, пап, я ее боюсь.
- А ты, дочь?
- Мама злая, только ей не говори. Она все время кричит и лупит больно, когда ты на работе.
Ага, и ножом в папу тыкает, хорошо, что я оказался быстрее. Кстати, что там насчет рецепта «Молодое мясо»? Звучит соблазнительно…

Рецепт праздничный «Молодое мясо»:
«Возьмите кусок хорошего молодого мяса (подойдет ягненок или нежирная человечина), некрупный крахмалистый картофель, пару луковиц, чеснок, невестино платье (розмарин), соль-перец по вкусу. Мясо надрежьте порционно, не разрезая до конца. Натрите специями, сбрызните растительным маслом, обложите очищенными овощами (целиком). Запекайте в печи до готовности (в духовке на 150–160 °С из расчета 20 мин на каждые 500 г, можно в фольге). Отдельно приготовьте соус - свежий корень хрена измельчите, смешайте со сметаной, солью и мелконарезанной зеленью (укроп, петрушка).»

Приятного аппетита!

12.12.23г

Показать полностью 1
35

Лисий царь. Часть 2

Лисий царь. Часть 2

Лисий царь. Часть 1

***

- Где ты их всех... держал? - так себе вопросец, не знал бы никогда и счастлив был. Но сказать что-то надо, особенно, когда чужие крики в ушах не затихают, голову разрывают.

- Где держал - там уж нету, - скалится Гуров, и ухмылка его страшная, ни дать ни взять, живой мертвец. - У нас тут, для вас, приезжих – тоже ведь глушь, а в глуши – людей не ищут. Есть у меня заимка, неподалёку... А остальное тебе, Игорёк, знать не надо.

Ну, конечно. Зачем ему знать, где чёртов дядя держал этих несчастных, безымянных, по сути своей, только для роли жертвы и предназначенных? Что у них там было и быть могло - семья, дети, планы на следующий отпускной сезон? По кому из них плачет ребёнок, по кому обрывает телефоны больниц и моргов мать или муж? Задумался ли об этом Гуров хоть на минутку, хоть на одно мгновение?

- Ты не ссы, я ж не маньяк какой, - дядя хлопает по плечу, и от этого сами собой подкашиваются ноги, а на куртке наверняка останется бурый ляпух. С-сука. - Я жить хочу, всего и делов, - он подмигивает, и его исхудавшее лицо снова передёргивает гримасой. - Жизнь, она, Игорёк, придавит, ещё не так раскорячишься.

Ухмылка становится всё шире, а на земле, в свете фонаря раскорячились ноги - тонкие, девичьи, в ажурной сетке колготок. Чёрт, да она была даже чуть младше Лики... Игорь против воли ведёт фонарём по коротенькой кожаной юбке да куцей куртёнке, смотрит, сам не зная, зачем, на заострившееся в смерти личико, на окровавленную шею, на остекленевшие глаза.

Кем же она была? Проститутка, из молодых, да ранних? Или просто шалая студенточка? Сейчас уже не важно, а Гуров вряд ли спрашивал.

"Не над-у-аа-аа..." - в ушах булькает, захлёбывается сорванный крик. Она всё-таки смогла выплюнуть кляп. Жаль. Перед глазами стоят её глаза - синие, огромные, распахнутые предсмертным ужасом.

У Лики тоже были синие глаза.

Странная злость поднимается в Игоре. Какого хрена такую молодую не пожалел? Не мог, что ли, ещё какую попрошайку, или там, цыганку, найти?

В ночном лесу стыло, но холод от этой мысли по коже бежит отнюдь не природный.

Сам ведь первым увидел, что она почти отвязалась. Сам и с ног сбил, сверху насел. Сам ладонью рот заткнул - вон, следы у запястья от чьих зубов? Всё сам сделал, дяде только штрих остался финальный.

Чирк ножом по горлу. Финальный чирк.

Разбирает смех. Игорь сползает по дереву, по стволу другой, привычной берёзы. Напротив - иная, белая, как лицо мёртвой девчонки, с листьями, которых не видно во тьме, с листьями, как сама тьма.

- Посмейся, Игорёк, посмейся, - голос Гурова над головой тошнотворно добренький, ласковый даже. - Всё лучше, чем если б вокруг наблевал, или, там, рыдать начал, сопли расходовать. Думаешь, мне не жалко? Молоденькая, такую любить - не перелюбить, а я её ножом... Но что ж поделаешь – как-никак, я её не снасильничал хоть, пусть за это её душенька спасибо мне скажет.

Смех не проходит. Игорь мотает головой, бьёт холодный дёрн кулаком. В груди пусто, а в голове мысль о том, что за соучастие в убийстве тоже - срок, и не малый, даже за одного. А тут впереди ещё два трупа маячит.

На миг он словно видит себя со стороны. Ночью в лесу вместе со старым психопатом помогает резать женщин - и всё ради того, чтобы на рассвете пришёл здоровенный разумный лис и... и что? Вернул к жизни ту, кого он больше жизни любил? По щучьему велению, по лисьему хотению?

Так не бывает. Невозможно. Не в этой реальности.

Но вот стоит рядом без года максимум живой труп. Дымит вонючей "Примой", в свете фонаря - обтянутый кожей череп. В чуть прищуренных глазах - нет никаких эмоций, нет и глумления, что так и сквозит в каждой фразе. Интересно, ему где-нибудь больно? Наверняка. Третья стадия в его годы — это уже не шутки, это уже о некрологе надо думать. Но Гуров думает явно о другом.

Он верит.

И от его веры, вопреки всему, вопреки этому немыслимому безумию, вопреки пролитой крови - приходит спокойствие. Резко, как будто кнопку на пульте нажали, и переключился канал.

- Твоя-то, она, небось, красивее была? - впервые за много времени в голосе дяди не слышна желчь.

Слова ещё не идут, и Игорь просто кивает.

- Ну вот, - твёрдая рука Гурова сжимает его плечо. - Ты не сомневайся, ты не жалей. Не думай всякое, мол, притащил на мокруху, совсем свихнулся старый дурак... Лисий царь - он ждёт нас, ждёт у последней берёзы. Чутьё мне подсказывает. Тебе не объяснить - городской ты, не поймёшь. До рассвета доживём - увидим.

Дядя опять подмигивает и улыбается почти по-доброму. Игорь верит ему. Просто потому, что не верить - слишком страшно. Слишком многое сломалось в нём наступившей ночью.

И похоже, сломалось уже навсегда. Не склеишь, не починишь.

Он поднимается с земли.

***

Лика всегда красиво улыбалась. Её зубы были такими белоснежными, словно она вышла в несовершенный мир людей из какой-нибудь яркой рекламы зубной пасты. Игорь порой мог пошутить так, и она всякий раз хохотала и нарочито строго запрещала лезть с поцелуями, не почистив зубы.

В тот проклятый вечер он держал её голову на коленях, смотрел, не веря, в ставшее вдруг таким незнакомым лицо и видел, как улыбка превращается в гримасу застывшей смерти.

Отличное воспоминание для кошмарных снов. Но скоро и они стали рутиной.

Сама смерть её была рутинной. До ужаса банальной для равнодушного миллионного "муравейника". Скользкая после прошедшего ливня дорога. Не вписавшийся в поворот "Порш". Гость из солнечного юга с повышенным содержанием какой-то мутной "запрещёнки" в горячей крови. На месте Лики мог быть любой или любая - та бабуля в берете, со сведённым ужасом сморщенным личиком, или мелкая школьница с огромными бантом и портфелем, или тот сутулый дрыщ курьер, спешивший на заказ с остывающей пиццей...

Почему не они? Этот вопрос Игорь задавал себе каждый день, каждый грёбаный божий день.

Потом были похороны, где Игорь, вместе с постаревшим лет на сто отцом Лики, удерживал почти по-звериному воющую мать любимой, рвущуюся в свежевскопанную могилу. Удерживал чисто механически - и как бы сам наблюдал со стороны, разглядывал собственное лицо и даже удивлялся, насколько оно пустое, помертвевшее.

Потом было и следствие, и суд. Удивительно, но у виновника трагедии не оказалось богатого папочки или ещё какого брата-депутата, нарушений же за ним числилось прилично, и дорожно-транспортное со смертельным исходом, да ещё и совершённое в наркотическом угаре, стало последней каплей. Глядя, как на поникшего смугляша надевают наручники, Игорь вновь не ощутил никаких чувств. Двенадцать лет колонии строгого режима и торжество правосудия не могли вернуть ему Лику.

Полгода в посмертии. Он словно бы умер тогда, в тот же день рядом с ней на мокром переходе - и стал призраком, лишившись своей сути. У еды пропал вкус, у неба пропал цвет, у жизни пропал смысл.

Лика являлась к нему лишь во снах - и то лишь для того, чтобы умирать. Вновь и вновь.

***

- Нет, - говорит Игорь. - Нет, нет, нет.

Ноги колотит мелкая дрожь, идёт, вибрируя, по спине и отдаётся в онемевших кончиках пальцев. Осенняя ночь холодна, но Игорь не чувствует холода - только ужас.

Ужас - и в глазах женщины напротив. Ужас на её смуглом лице, в перекошенной гримасе, в истошном мычании, которое так и не прорывается сквозь кляп ни единым словом мольбы. Она сучит ногами, пытается хоть немного отползти, вжаться в снежно-белый ствол берёзы, вымолить право на жизнь хотя бы этими жалкими движениями, самой безнадёжной попыткой - и не может.

Мешает огромный, вздувшийся новой жизнью, живот.

Игорь смотрит тупо, не понимая, не осознавая до конца. Механически - как на похоронах Лики. С каким-то заторможенным спокойствием отмечает: похоже, девятый месяц. С вялой тоской думает: и чего ей не лежалось где-нибудь в халупе своей? Цыгане - понятно; деньга сама себя не заработает, а беременным, небось, совсем невесело приходится.

- Она на вокзале у нас крутилась, - доносится негромкий голос дяди из-за спины. - Такую поймать - дело техники.

Он коротко смеётся, но в смехе его совсем нет веселья. Игорю хочется развернуться и всадить ему в глотку со всей силы, до упора нож, который сейчас зажат в руке.

Нож, который весит, кажется, целую тонну.

Цыганка трясётся, её колотит, словно одержимую из какого-нибудь третьесортного киношного дерьмеца, но это не кино, нет. Во сто крат хуже. И нет в её теле никаких демонов, одна только новая, беспомощная ещё, жизнь. И жизнь эту ему и надо прервать.

- Зачем? - хрипит Игорь, хоть и сложно сейчас подобрать слова кроме ошалелого мата. - Зачем так?.. Почему...?

Гуров делает шаг, кладёт на плечо тяжёлую руку.

- Потому, что ты сюда со своей болью пришёл. Потому, что тебе уже не десять лет, теперь ты должен, наконец, сделать больно. Потому, что и на твоих руках должна быть невинная кровь. Тогда Лисий царь почует силу твоего желания, тогда исполнит его.

Игорь не чувствует холода, но мерзкая "гусиная кожа" панцирем покрыла его с головой. Лисий царь... Нет, нет никакого Лисьего царя! Нет и не может быть! Есть лишь старый псих и беременная баба, и ещё трупы, за которые потом придётся ходить в раскоряку тюремными коридорами до конца дней своих.

И ещё - Лика. Была...

Лика, которая медленно гниёт, распадается на кусочки искорёженной плоти среди кладбищенских крестов. Лика, которой не хватает каких-то чёртовых секунд, чтобы увидеть смерть, каждую ночь - и потом она умирает, умирает, умирает...

Он смотрит на цыганку - сверху вниз. Что она видит в его взгляде, если начинает так исступлённо извиваться, так истошно выть через кляп?

Нож вдруг становится совсем-совсем лёгким.

***

Небо понемногу сереет. Приближается новое утро.

Игорь чувствует кровь на своих руках — липкую, мерзкую, не свою. Полчаса он яростно оттирал замаранные ладони, кожей ощущая насмешливый дядин взгляд. Полчаса он давился горчайшим сигаретным дымом, и сам не понимал, как он в принципе может удержать вонючую «Приму» в онемевших пальцах.

Осталось последнее дерево. Последняя берёзка, мать её.

Он помнит, как доковылял до белого ствола на ватных ногах. Помнит прикосновение, помнит, что на ощупь кора берёзы была гладка и нежна, как кожа молодой девушки. Ни жёсткости дерева, ни шершавости сколов. Помнит следы крови, грязными алыми пятнами по стволу вниз. Помнит, свои слёзы и запах собственной рвоты — хорошо ещё, что хватило сил перекатиться в сторону, не наблевать под проклятое древо.

После чудовищной ночи утро приносит свежесть далёкого дождя. Игорь вдыхает её изо всех сил, как кислород в маске, и всё же снова, невольно, передёргивается от озноба воспоминаний.

- Ничего, Игорёк, — доносится сзади. — Уже почти пришли, до рассвета успеем.

Игорь помнит. Помнит, как равнодушно Гуров смотрел на вздутый живот трупа.

Ладонь ещё крепче сжимает ружейный ствол. После убийства его колотило, и страх наваливался, корёжит острым, льдистым в животе. Сам не зная, зачем, он попросил у дяди ружьё — и теперь оно оттягивало руку да посильнее ножа. Странно, но Гуров отдал его без всяких споров и даже шуточек, лишь тонкие губы на впалом лице чуть дёрнулись в какой-то неясной усмешке. Стрелять в словно бы вымершем лесу было решительно не в кого — но с оружием в руке всё равно было как-то спокойнее. Даже мысль пришла, шальная, насмешливая: что же ждёт их там, у последней берёзы? Розовенький младенчик на жертвенном алтаре?

Они идут молча, дядя шагает уверенно, твёрдой походкой. И снова Игорь ловит себя на мысли, что, если бы не видел он своими глазами желтизну кожи и белков глаз вблизи, не листал распухшую историю болезни с казённой безликостью медицинских терминов, не слышал вот уже несколько последних дней в прокуренной хрипотце голоса ту лютую, почти что звериную жажду жизни, любой, какой угодно ценой… Никогда бы не подумал, что этот ещё крепкий старик так крепко попал.

Новая мысль поддевает, словно грязным ногтем заусенец заскорузлый: а сам разве не попал? Уже и не соучастник «подержи-прикопай» - сам крови попробовавший, сам замаравшийся безвозвратно.

А дальше Игорь додумать не успевает. Лабиринт деревьев, такой бесконечный и беспросветный, как-то внезапно заканчивается, и они выходят на большую поляну. И, вроде бы, обычная поляна, покрытая порыжевшей осенней травой, да только прямо посреди неё высится берёза — белоствольная, без единой крапушки на коре. Листья её так же черным черны, и, кажется, ни один листок не опал, ни один ветром не сдунуло.

А у подножия березы сидит большой старый лис.

Игорь останавливается. Внутри как будто разрядилась просроченная батарейка. Обжигающе холодная судорога сводит грудь - и пересохшее за ночь горло.

Да, это лис — но размером он вровень волку. Его рыжая шерсть тронута сединой, а белая грудь словно бы вымазана в чём-то алом. Лис сидит совершенно спокойно, только смотрит в их сторону своей изувеченной мордой.

У лиса нет глаз. На их месте – две большие дыры. Пустые, мёртвые глазницы.

Игорь делает шаг вперёд, другой, третий… Обходит дядю, также неподвижно застывшего. Он даже руку вытягивает, и та трясётся, словно у паралитика какого, и из искажённых губ рвётся то ли крик, то ли стон. Но страха нет, он словно остался там, в чёрной ночи, страшной, кровавой… Остался вместе с чем-то незначительным, жалким даже, через что ему пришлось перешагнуть.

Лис просто огромен! Да и не лис то - Лисий царь перед ними! Значит, всё, что дядя говорил — правда? И жертвы эти не напрасны, и кровь невинную не зря пролили… и желание заветное, то самое, исступлённое, теперь не кажется невозможным, теперь Лисий царь его исполнит...

А потом позади раздается хлопок — в спину туго, остро ударяет страшной, грубой силой. Швыряет на землю, пронзает болью. Во рту становится горячо и горько, по подбородку бежит струйка крови.

- Ты уж не взыщи, Игорёк, — негромко говорит Гуров.

Жёлтые листья становятся красными. Игорь сплёвывает кровь - снова и снова, как в безумной замедленной съёмке. Дёргается судорожно, чтобы хотя бы на спину перевалиться, и понимает, что не чувствует ног, не чувствует вообще ничего ниже пояса. Зато чувствует правду — всем своим ошеломлённым, изувеченным нутром понимает — правду жестокую, беспощадную.

- Шесть девок поймать — шутка ли, — хмыкает Гуров. — Сам понимаешь, в мои-то годы… Итак вон, за счёт той, брюхатой, с пол дюжины и набрал. Но её ж щенка не вырезать — толку, как хмеля с мочи. Сразу б и подох, да и крови-то в нём…

Игорь хочет хоть слово сказать в ответ, закричать, на помощь позвать хочет — но из горла с кровью рвётся лишь какой-то сип. Дядя подходит к нему не торопясь, куда ж теперь торопиться, но этого Игорь не видит — видит только пальцы, скребущие холодную листву. Он хочет хотя бы отползти, но нет, дохлый номер, он ни хрена не чувствует ниже пояса — зато чувствует свой ошалелый страх, чувствует бессильную, обречённую злобу. И ещё — как отчаянно, до побелевших костяшек сжимают пальцы приклад дядиного ружья.

***

Холодно вокруг, и холодеют руки, и рукоять ножа не прибавляет тепла.

- Добивай, — Гуров смотрит спокойно, даже чуть весело. — Давай быстрей, нам ещё до электрички час ходу.

Зимний ветер так и норовит кольнуть лицо белой крупой снега, и Игорю — снова десять, и вокруг — снова угрюмая, неприветливая лесная чащоба. На притоптанный белый снег стремительно наползает тень ночи, а у ног дяди лежит, подрагивая, такой же белый заяц. Снег вокруг небольшого тельца — багровый, остро бьёт в ноздри запах пороха и крови, и в горле ворочается тяжёлый, муторный ком.

Игорю хочется заплакать — позорно, истошно — и бежать, опрометью бежать сломя голову. И плевать, что в чаще наверняка бродят какие-нибудь злые волки, или ещё кто похуже, только бы убежать прочь, только бы не видеть больше эти дёргающиеся кровавыми разводами лапы, только бы не слышать этот прерывающийся, жалобный писк.

- Ну, чего ждёшь? — Гуров хмыкает облаком морозного пара. — Он щас замёрзнет раньше, чем ты раскочегаришься.

Мама и папа отчего-то не очень любят дядю, а вот Игорю с ним интересно. Да и как может быть иначе — он ведь такой большой, такой сильный и смелый, и так много знает интересных историй про охоту! Несколько раз Игорь просит родителей отпустить его в лес вместе с дядей, но те всякий раз упорно отказывают. Дядя на все рассказы об этом лишь усмехается, а Игорь обещает, что в следующий раз непременно уговорит: ведь так хочется увидеть, как дядя лихо стреляет в злых волков или в медведя-шатуна! Он же охотник, самый настоящий, прямо как те, что из мультиков или книг с приключениями. А охотники ведь только в плохих зверей стреляют?

Ведь да? Ведь так?

Бок зайца вздымается тяжело и вместе с тем часто. Игорь глядит, сжимая обеими руками выданный дядей нож — не так сжимают, когда хотят зарезать, совсем не так, но этого Игорь не знает, оттого и прижимает нож к груди в почти молитвенном жесте. Больше всего хочется, чтобы заяц сейчас, как в сказке, вскочил и унёсся в лес, невредимый. Но ещё сильнее проснуться хочется.

- Ты там уснул, что ли? — с насмешливой злостью окликают откуда-то сверху, чудится на миг — будто с неба темнеющего.

- Н-не.. не надо, дядь, — тихо, чуть слышно срывается шёпот со сведённых морозом губ. Игорю и страшно, и гадко, и душно, холодному вечеру вопреки. Заяц вздрагивает сильнее, косит ошалелым глазом, а в ушах, ни на миг не смолкая, жалостной надрывной мелодией звучит звериный плач. — Ему же... ему же больно!

Дядя пристально смотрит Игорю прямо в глаза, смотрит и улыбается. Он и раньше порой улыбался, хоть и совсем не часто, в основном, когда рассказывал те самые, такие заманчивые, охотничьи байки. Но сейчас его улыбка — холоднее зимнего ветра.

- Конечно, ему больно, — говорит он. — Это же охота, Игорёк. Зверям на охоте всегда больно. А, если жалеешь, кончай телиться, добей уже и пошли.

Гуров впервые называет Игоря так, и в голосе его нет ласки, нет доброты — лишь жёсткая насмешка. В заячьем же писке начинает слышаться хрип, задние лапы перестают месить окровавленный снег и лишь слабо подрагивают. А потом рядом с ними падает нож.

- Не могу, — Игорю кажется, или он тоже хрипит, словно умирающий зверь. — Не могу… Не надо…

Когда Гуров точно, одним коротким движением перерезает хрипящему зайцу глотку, Игорь не может отвернуться, не может даже зажмуриться, точно какая-то недобрая сила сковала его тело и веки. Несколько дней он потом не может есть, а стойкое отвращение к мясу будет с ним ещё очень долго. Гуров спокойно вытирает кровь о не запачканную шерсть на заячьем загривке и ногой, равнодушно, отпихивает тушку в сторону.

- Неудачная у нас охота вышла, — улыбаясь, разводит руками, но глаза его жестоки и нет в них сочувствия. — Видно, распугал холод зайчатину. Всё, давай, поворачивай к поезду.

Игорь сжимает кулаки, сильно-сильно сжимает, отчего-то так легче не дрожать. Холодный ветер всё же приносит облегчение — хотя бы не тошнит.

- Нутро у тебя слабенькое, Игорёк, — негромко говорит Гуров почти с какой-то даже жалостью, и это звучит, словно бы приговор, окончательный и никаким обжалованиям уже не подлежащий.

Путь до последней пригородной электрички они проходят молча. Непрошеные солёные капельки замерзают у Игоря на щеках, и стыдно с ними идти, но ещё стыднее тянуться стирать, шмыгать носом — ну, как дядя увидит? Кажется, что это не зайцу, а ему самому перерезали горло и оставили там, в стылой безлюдной глуши.

***

Лисий царь смотрит на него. Он по-прежнему недвижим, кажется вычурным изваянием. И только взгляд Игорь ощущает, чует всей своей оледеневшей кожей.

Лисьему царю нечем смотреть, не могут, не должны видеть изуродованные глазницы. Но после этой ночи все клятые законы природы рухнули, вообще все законы рухнули — кроме одного, извечного, безжалостного, неизменного.

Закон джунглей, чтоб его. Как там было?.. Человек человеку — волк?

У Гурова не улыбка на лице, не ухмылка — волчий оскал. За поясом торчит рукоять видавшего виды ТТ. Жёсткий пинок опрокидывает на спину, словно куль с мусором. Игорь давится кровью, силится сделать вдох. ружейный ствол ходит туда-сюда в дрожащей руке.

В руке дяди — нож. Тот самый. Игорь не может оторвать от него взгляд, не в силах отвернуться от собственной смерти. Пара скупых движений — и всё, никчёмный конец никчёмного бытия.

- Хорошим ты мальчиком всё-таки был, — скалится Гуров. — И не верил ведь поначалу, а всё равно пошёл. Даже жаль немного…

В голове становится до странности пусто. И ещё хочется засмеяться, захлебнуться смехом раньше, чем кровью из вспоротой глотки, харкнуть хитрому старому выродку в оскаленную харю кровавыми лохмотами. А тот присаживается на корточки подле — такой спокойный, такой откровенно довольный. Да и что ему теперь-то свою гнусную радость скрывать?

- Прости, что в спину стрельнул, - в хриплом голосе ни капли сожаления. — Но ты, всё же, мальчик большой, да, вон, с ружьём. Не хотел зря рисковать. Кстати, заберу-ка я его, а то хрен выдерешь потом…

Грубая короткопалая ладонь дяди ложится на ружейный ствол, и под внезапной тяжестью тот невольно начинает опускаться вниз, а Игорь только и может давиться кровью, и её так много, прямо как в том фильме, который смотрели они однажды с Ликой в ночном кинотеатре, фильма, где ещё нацистов хорошо так покрошили… «Ублюдки»?.. «Ушлёпки?..».. Сейчас и не вспомнишь.

Гуров, не спеша, поднимается, пальцы властно захватывают ружейный ствол, тянут на себя — и тогда вспоминается кое-что другое.

Всего одна фраза из того самого полузабытого фильма.

«Скажи адью своим нацистским яйцам»

Палец судорожно вжимается в спусковой крючок.

Дикий крик Гурова ударяет в уши, взрывая голову болью. Но это — ничего, совсем ничего. Старому ублюдку гораздо больнее.

Его кровь — на лице, на одежде, на руках. Не из горла, но какая теперь разница. Главное — доползти.

И Игорь ползёт, не чувствуя ног, не видя мира вокруг себя. Перед глазами у него лишь берёза, белая-белая, с чёрными листьями. Перед глазами у него — Лисий царь, огромный, смотрящий в саму его истерзанную душу. Перед глазами у него — Лика, и лицо её точно пластилин, неуловимо меняется с живого на мёртвое, с прекрасного — на искажённое смертью, с улыбки — на оскал…

За спиной, где-то в невообразимой дали, воет, срываясь на почти что бабий визг, Гуров. Но Игорь этого даже не слышит, он припадает к берёзе, содрогаясь всем своим существом, он тянет руки вверх, вопреки новой боли в простреленной спине, он гладит руками не кору – белоснежную, по-девичьи нежную кожу, оставляя на ней кровавые разводы. И исступлённо шепчет заветное «Верни, верни, верни...» — сил на что-то более связное уже просто не остаётся.

Потом он приваливается спиной к опачканному стволу, и сидит, глядя перед собой. В голове — до странности пусто, в теле же ещё теплится, содрогается жизнь, и взгляд удаётся сфокусировать на огромном лисе перед ним. Лис осматривает его, с ног до головы, легонько раздувает ноздри, принюхиваясь, и Игорь вдруг каким-то шестым, седьмым, чёрт знает, каким ещё, чутьём понимает, что Лисий царь чувствует не запах оружия или пота, или даже крови — он чует его страх. Его боль. Его отчаяние…

Только вблизи Игорь видит, как перекатываются под рыжим мехом могучие мышцы, как выглядывают из мощной пасти острые бритвы клыков. Лисий царь. Настоящий. Оживший дух из легенд. Здешний бог и здешний судья. Пустые глазницы гипнотизируют, в них страшно смотреть, но Игорь не может отвести взгляд. Остатки сил покинули его, изо рта снова бежит горькая струйка крови, но он уже не в силах даже сплюнуть её.

«Верни… Верни… Верни, раз уж ты есть, раз уж ты — взаправду...»

«Ты ведь сможешь... Сможешь... Сможешь…?»

Проходит вечность… Лисий царь отворачивается, неспешно направляется к Гурову, корчащемуся в кровавой листве. На пути спокойно перешагивает и через ружьё, забиравшее годами звериные жизни, и через нож, человеческие жизни забравший. После, прихватив Гурова зубами за ворот куртки, волочёт прочь, точь -в-точь, как какого-нибудь задранного зайца.

На миг Игорь видит безумие в выпученных водянистых глазах. Гуров ещё дёргается, ещё что-то скрежещет сорванным хрипом, ещё даже пытается вцепиться в мощный загривок зверя свободной рукой… Но Лисий царь этого даже не замечает. Игорь смотрит им вслед неотрывно, пока громадный зверь со своей добычей не скрывается за деревьями.

А потом усмехается.

Одно желание точно сбылось. От рака Гуров теперь явно не умрёт.

А вот второе…

Глаза закрываются под свинцовой тяжестью век. Дрожь утихает. Но, на самой грани небытия, щёку обжигает прикосновение тонких ледяных пальцев.

Лика. Она всё-таки здесь.

Игорь видит её сейчас совсем близко. Видит алебастровую белизну кожи. Видит навеки застывшую улыбку. Видит ярко-синие глаза, и глаза эти сияют, как будто опять лето, и они опять вместе, но теперь — уже навсегда.

Он осторожно протягивает к ней руки. Бережно поправляет белокурую голову на сломанной шее.

И улыбается окровавленным ртом.

Показать полностью 1
26

Лисий царь. Часть 1

Лисий царь. Часть 1

За окном в сером мареве проносятся кустарники и перелески. Иногда среди голых, неприкаянных деревьев можно разглядеть промельк одинокого строения - занюханную придорожную кафешку или невесть, чью, заброшенную избу. Но только - если присматриваться, а сил или желания на это у Игоря нет. Его мысли подчинены предстоящему, собственной роли в нём и награде - немыслимой, невозможной, желанной.

Не любуется на дорожные пейзажи и Гуров. Но это сразу по двум причинам: любоваться тут нечему - холодный сентябрь выдался, безрадостный, стылый - да и потом, если по сторонам глазеть, и в кювет какой съехать недолго. А это нельзя - и не только от всех бытовых неурядиц, присущих мелкой аварии, но и от того, что времени у них в запасе не так уж много. Надо успеть до рассвета всё сделать, до восхода тусклого солнца всё предстоящее сотворить - чтобы явился в свой час Лисий царь. Явился - и принял их подношения.

Вот потому Гуров и молчит, потому и смотрит только вперёд, на разматывающуюся полосу дороги, да правит рулём своего "Хантера". Он и сам хантер, охотник, то бишь, глушь лесная для него - как родного дома двор. А Игорю он - родной дядя, и виделись они последний раз много лет назад. И сейчас, скрючившись на заднем сиденье, вновь понимает Игорь, насколько они чужие. Что тогда им поговорить было не о чем, что сейчас. Смотрит он в стриженый седеющий затылок, хочет спросить, долго ли ещё ехать, да нельзя ли выйти где-нибудь по нужде, даже засмеяться хочет - высмеять стариковские сказки-бредни... Но молчит. И потому, что самого надежда бредовая гложет, и потому, что слишком хорошо видно на переднем сиденье задранное в потолок дуло старого ружья.

На чёрном ружейном стволе тянется паутина зарубок. Наверное, по числу зверей застреленных. Или по каждой новой охотничьей ходке. В другой раз Игорь спросил бы, поинтересовался хотя бы вежливости ради - но какой, к чёртовой матери, тут другой раз? Если получится всё, во что он и не верит, и страстно верит всем, что от души осталось, они с Гуровым разойдутся уже навсегда - и уж вряд ли ещё когда-нибудь встретятся.

Самому-то дяде, может, и всё равно, но Игорь знает. Понимает. Не сможет.

Весь салон куревом провонял. Оно и понятно - Гуров курит ещё с пацанячьей поры, и всё самые горькие, самые крепкие сигареты, таких в табачных лавках городских и не продают даже. Дорога становится всё хуже, всё ухабистее, и от тряски, пока ещё слабой, да от спёртой прокуренной затхлости начинается где-то в животе гадкое судорожное колотьё. Игорь сжимает зубы, щиплет себя за кожу на ладони, глубоко вздыхает - раз, другой, третий - чтоб не разобрала тошнота. Блевать ему совсем не хочется - ни сейчас, ни потом. Хотя потом...потом, может, и придётся.

"Нутро у тебя слабенькое, Игорёк", - сказал дядя ещё давно, на их первой и единственной совместной охоте. Прощание с детством, чтоб его. Инициация грёбаная. Гуров и слова такого, небось, не слыхивал.

Но об этом сейчас точно лучше не вспоминать.

Игорь снова скашивает глаза на окно, где всё тщится обогнать их древесный частокол. Усмехается давно разучившимися это делать губами.

Лисий царь.

Лисий, мать его, царь.

Интересно, у него будет корона на голове? Или мантия какая-нибудь, из мха и опавших листьев?

Усмешка на губах Игоря гаснет, кривится в судороге.

Чтобы узнать это, надо будет пройти через ад.

***

... В далёкой вековой дали, когда по землям Руси даже татары не лютовали, когда даже самой Руси, почитай, и не было, жил в глухом лесу один человек. Почему забрался он далеко от людей, не породнился с каким-нибудь кочевым племенем - кто ж знал. Может, не любил он людей, да от них скрыться норовил, а может, изгнали его откуда-то за неведомые уже грехи. Только жил он вот так - вдали ото всех, затворником.

Но не один.

Было у него шесть дочерей.

Красивы были его дочери, и похожи друг на дружку, как лучи солнца. Стройные, высокие, волосы длинные, кожа нежная, глаза - как омуты... Всё при них было, но не было у них одного лишь - счастья простого, счастья женского. Не пускал никуда их суровый отец, так и держал при себе, точно служанок или рабынь каких даже. А ведь девичьи души томились, хотелось им и мир посмотреть, и любовь найти.

Непрост был отшельник тот, ох, как непрост. Колдуном он был, или оборотнем даже. Мог в медведя превратиться и волков голодных в стужу зимнюю прочь погнать. Мог и сам волком обернуться - добычу принести к столу. Мог даже тигром могучим пройти по лесу да растерзать наглеца, дерзнувшего забраться в его края. Немало людей погубил он, охраняя покой свой и дочерей своих. А что томились они в застенках, что не было им уж много лет радости - про то старик не ведал, а, может, ведать и не желал.

Одного лишь не учёл грозный отец - что дар его колдовской дочерям передаться может. Почувствовали они в себе силу невиданную, или росла она в них год за годом, день за днём - этого знать не дано никому. Только однажды, на закате осеннего дня, выпорхнули все шесть девушек из отчего дома в багровую высь лебедями белыми - прекрасными, быстрокрылыми.

Ох, и разъярился колдун! Хотел догнать их - да где ему, тяжёлому, грузному, птицей-то обернуться! А по земле за лебедями бежать - что реку ложкой вычерпывать, смех один. Понял тогда отшельник, что улетят в невиданные края его дочери, что совсем один он останется - и лютая злоба его в тот час взяла.

Был у него лук, и стрелял он без промаха. Шесть стрел воздух рассекли и все шесть попали, каждая в свою цель.

Лишь тогда осознал он, что натворил. Лишь тогда разорвалось болью его жестокое сердце. На коленях полз он до тел дочерей своих, вновь в смерти ставших красавицами. И тогда увидел, что младшая дочь, самая любимая, ещё жива, ещё бьётся на земле птицей подбитой, а превратиться в человека не может - сил, должно быть, на то не осталось.

Но не успел колдун ни порадоваться, ни помочь. На беду, случилась мимо лиса - самая обычная, да, видать, голодная больно. Увидела она лебедь белую и ухватила за шею, и утащила тотчас в лесную чащу.

Проклял тогда колдун себя и нрав свой жестокий. Разодрал лицо своё, выдавил глаза, направлявшие руку его, переломал пальцы, спустившие тетиву. И ушёл прочь - в никуда, в самую мрачную, тёмную глушь. Может, в непролазных болотах утонул, может, где-то на суку повесился - про то никто до сих пор не знает, не ведает. А там, где тела дочерей его упали, выросли белые берёзы. Так и стоят они, спустя столетия, вечными памятниками молодости погубленной...

***

- И что дальше? - не сказать, что Игорю интересно, но надо же как-то разрядить повисшее в тиши полутёмной комнатушки молчание.

Гуров стоит у окна, выпускает дым в распахнутую форточку. Невольно приходит мысль, что вот он, как есть – затворник, старик, стрелок. Правда, дочерей у него нет, да и здоровье своё он явно не восстановит по щелчку пальцев.

- А дальше на эти земли пришли люди, Игорёк, - голос дяди прокуренный и хриплый, но таким он с детства и запомнился. - Пришли и стали жить. Ведь никто не бегал больше волком, да и тигром никого не рвал, понимаешь ли.

Игорь ненавидит, когда его зовут вот так - уменьшительно, ласкательно... гаденько. Сколько раз в школе, и в студенчестве даже, он ввязывался в склоки из-за этого, пару раз дело и до драк доходило. Но дяде плевать. Теперь, похоже, ему наплевать уже на всё, кроме...

- Многие потом говорили, что видели порой странного лиса... Большого. Размером, почитай, что и с волка хорошего, - Гуров смотрит в темнеющее небо и говорит будто ему одному. - Его ни стрелы не брали, ни пули. И ещё... Слепой был этот лис. На месте глаз - дыры. Но уходил легко и от собак, и от людей. Многие хотели его шкуру добыть, да никто не смог. Его-то Лисьим царём и прозвали.

Игорь молчит. К чему ему эта дурная сказка? Дочь, значит, убила лисица, и сам потом в лиса обратился-таки. С горя, не иначе. Кукухой тронулся. Видать, и с колдунами случается, дурное дело - не хитрое.

- И знаешь, Игорёк, молва пошла... - во тьму за окном улетает очередной клуб табачного дыма. - Неспокойно колдуну. Вину за собой чует. Человеком раздумал быть, а сила-то, сила всё равно в нём, да и разум-то не звериный, разум-то остался. Вот и стали ходить пересуды, что нет покоя душе его, искорёжена она, хочет хоть какое-то добро оставить, загладить вину свою.

Как могла пойти молва, если всех людей до этого колдун убивал? - хочется спросить Игорю, но он проглатывает вопрос вместе с вязкой слюной. Зачем ему. Тут главное просто вежливость проявить, выслушать человека. Любви к дяде у него нет, но, как-никак, родная кровь. Да и потом, сейчас они в чём-то похожи.

Оба ведь умирают. Просто по-разному.

- И вот что ещё люди говорили, - показалось, или Гуров сжал в карманах брюк кулаки? - Если прийти к каждому дереву, к каждой той берёзе, и принести жертву, ну, словно бы в память о каждой дочери, то Лисий царь выйдет к тому, кто сделает это… выйдет и исполнит самое заветное желание, - он снова затягивается своим самосадом. - Каким было бы в этом случае моё - ты понимаешь.

Игорь понимает. Месяц прошёл с тех пор, как состоялся их короткий телефонный разговор. Онкология, третья стадия, но, учитывая возраст и тягу к сигаретам, прогноз неблагоприятный. Такому, как дядя, проще взять обрез и завершить всё быстро и разом, чем гнить заживо в долгих муках.

И вот теперь он сидит в гостиной дядиной квартиры на краю безликой промзоны и слушает сказку про лисьего царя, неведомо зачем. И что-то неосознанное, непонятое ещё ворочается среди спутанных мыслей. Что-то, подсказывающее: он знает, зачем.

По щелчку пальцев окурок улетает в ночь.

- Горе у меня, горе у тебя, - негромко говорит Гуров. - Да и друг у друга мы одни остались. Вот потому я тебя, Игорёк, и вызвонил. Хочу помочь по старой дружбе.

Игорь кусает нижнюю губу.

- Чем тут поможешь?

Тогда Гуров, наконец, оборачивается. Ещё недавно крепкий, как вековой дуб, он заметно сдал. Впалые щёки, свистящее дыхание, осунувшееся тело. И по-молодому горящие глаза на бледном лице.

- Я видел эти деревья. Я знаю к ним дорогу.

***

Нож в руке Гурова лежит, как влитой - будто он родился с ним в пальцах, его остриём материнский живот взрезал.

Скорчившейся на земле старухе осталось совсем немного. Из её перерезанного горла, с сипением и кровью, вытекает жизнь.

Это похоже на страшный сон, мерзкий сон. Игорь и рад бы проснуться, но не щипать же себя опять. Хотя сейчас тошнит всё также сильно, а вонь от немытого старого тела так и лезет в ноздри. Кем она была - бомжиха, попрошайка? Сейчас это уже не важно.

Пальцы Гурова - в свежей крови. Тяжело дыша, он подходит к берёзе. Да только берёза ли это? Кора дерева - белая-белая, без единого тёмного вкрапления, а вот листья её черны. Не бывает так, не может быть, всем законам природы противоречит! Но вот же - колышутся под стылым ветром чёрные листья, спокойно, равнодушно.

Гуров подходит к берёзе, прижимает окровавленную руку к древесному стволу, медленно проводит вниз. Кажется, шепчет что-то. На белой коре остаются алые пятна.

- Одна есть, - хрипло выдыхает он. - Идём дальше.

Ноги Кирилла - тяжелее свинца. Каждый шаг даётся с трудом. Молотом бьётся в висках - кровь ли? Страх ли? Слова застревают в сведённой глотке.

Но теперь он точно знает, что невинным жертвам нужны свои невинные жертвы.

***

Небо темнеет, и о голову Игоря бьются редкие капли дождя. Только этого не хватало для полноты момента. Он ежится, натягивает капюшон.

В тот день тоже шёл дождь.

Игорь до сих пор не может забыть визг тормозов и собственный вопль. Он и не подозревал, что умеет так кричать. Паршивое умение, нахрен не нужное. Век бы о нём не знал.

Лика... Уже полгода прошло, а образ её искорёжен, точь-в-точь, как тело, которое Игорь больше всего бы хотел запомнить молодым, пленительным, полным жизни. Но стоит лишь прикрыть глаза - перед взором предстаёт мокрая пешеходная "зебра" и переломанное тело той, кого он любил, кажется, больше всего на свете.

Все эти поганые шесть месяцев в каждой мышце, в каждом суставе таилась, гнездилась вечная боль. Каждый день она запускала свои гниющие щупальца в голову, в самый разум. Разрывала, переламывала, убивала день за днём.

Лика... Первая, единственная. С ней он крылья обрёл. В ней растворился - сахаром в крутом кипятке. С ней и умер там же, под колючим дождём да взглядами испуганной, но такой равнодушной толпы.

Потом он узнал, что жизнь после смерти есть. Но не было в ней ни ангелов, ни чертей - только свинцовая тяжесть постылых будней с не проходящей болью в затылке.

А потом позвонил дядя. Рассказал безумную сказку про Лисьего царя. Лисьего царя, который может исполнить желание. Самое отчаянное, заветное, немыслимое.

Надо лишь хорошо попросить.

***

Игорь в лесу гость не частый. Точнее даже, совсем не гость. С тех самых пор, с той самой охоты проклятой... Отгородился от глуши лесной за городами, бетонными коробками и огромными проспектами. Забыл, открестился, врос в родную цивилизацию.

Иное дело - дядя. Он сызмальства рядом с лесом вырос, родную деревню пережил, а в городе затаился, прикинулся обывателем, заложником комфортного быта. Машиной обзавёлся, "однушкой" с удобствами. Но так и остался по сути своей, насквозь лесным, одной лишь охотой живущим, большому городу и - Игорю - неотвратимо чуждым.

До второй берёзы они доходят за полчаса. Небо стало практически чёрным, но ночь ещё не поглотила лесные дебри совсем. Потому Игорь сжимает всученный дядей тактический фонарь, сжимает так, что ладони больно, но ещё не включает его.

И без фонаря хорошо видна вторая, привязанная к берёзе женщина.

На вид ей лет сорок, а может, и больше, но в надвигающейся тьме нет смысла всматриваться. Да и зачем? Игорь надеется, что не запомнит её лицо.

При виде мужчин несчастная слабо дёргается в своих путах, но не издаёт не звука - серая лента скотча надёжно скрывает все её просьбы, а, может быть, и проклятия.

Гуров точно и резко бьёт ножом в грудь. В область сердца, как написали бы менты. Или напишут - если что-то пойдёт не по плану.

Чёрт, у него ведь всё это время был этот план, думает Игорь, глядя, как дядя вновь мажет окровавленными ладонями белоснежный ствол. Над его головой склоняются, точно потрогать хотят, белые ветви с почти не различимыми уже в темноте чёрными листьями.

Значит, и Лисий царь - не выдумка?..

После короткого дождя лес пахнет свежестью. Игорь старается всей грудью вдохнуть этот запах.

Лишь бы не чувствовать, как пахнет смерть.

***

Невинны были дочери колдуна. Невинными и пали от стрел отцовских, от злобы лютой, от желания жгучего, нестерпимого. Удержать, задержать любой ценой, хоть и крови родной, ни за что пролитой.

Невинны должны быть и жертвы, под каждым деревом принесённые.

Когда Гуров вспарывает ножом бледную кожу на горле потасканной блондинки, Игорь наваливается сверху, вжимает дёргающееся тело в лесную стыль. Судороги отдают в ладони и в навалившееся колено, прошибают гадливостью до позвоночника. Всаживаются в кожу мерзкие мурашки-острия. Холодеет в желудке. Но его не выворачивает, и он держит. Держит до тех пор, пока не затухает жизнь под его руками.

И потом, поднявшись, сплёвывает кровь с губы, утирает струйки под носом. Дышать тяжело, и тяжесть - словно на скорость вагоны разгружал. Словно со стороны видятся мелко трясущиеся руки - и откуда только в них сила взялась?

Лицо дяди в свете фонаря кажется ликом упыря из старого фильма ужасов.

- А ты молодец, - ухмыляется он. - Не сдрейфил.

Злобы лютой в Гурове - хоть отбавляй. На болезнь, таившуюся коварной змеёй - и запустившей так глубоко свои ростки гнили, прежде всего. Оно и понятно, с его-то характером. Да и, если подумать, много на что злость его разбирать может. Но тут уж некогда думать - какие уж тут думы, когда дядька безумный кровью чужой белый ствол окрашивает? А листья чёрные над головой полотном раскинулись, и плевать им на его, Игоря, оторопь и любые земные законы.

А желание, оно у Гурова простое. Жить он хочет, как и любой, кого рак-дурак или ещё какая погань неизлечимая в сети заграбастает. На жизнь же чужую ему было плевать всегда.

Это Игорь знает очень хорошо.

Лисий царь. Часть 2

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!