Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 502 поста 38 911 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
24

Карина, Колесничий и я - 4 (2\2)

Карина, Колесничий и я. - 4 (1\2)

Карина, Колесничий и я - 4 (2\2)

Часть 4 (вторая половина).

Пробуждение…

Игра теней от деревьев, растущих рядом с окнами, и пятен солнца на потолке. Запах больницы. И первая судорожная мысль:  спасение мне приснилось. Дергаю рукой – она не привязана. Взгляд в сторону окон: они без решеток. А, повернув голову, вижу дремлющую в кресле Карину.

Она просыпается, мягко улыбается и долго смотрит на меня. Она изменилась. Сильно. Практически другой человек. Но, гипнотизируя меня призывным томным взглядом, Карина внезапно пугает меня, вскинув руки и согнув пальчики наподобие лапы хищного зверя, цокнув при этом языком. Старая наша игра. Я смеюсь. Будто ничего и не было плохого, а просто закончившийся тяжелый сон при высокой температуре.

Вот только на руках Карины не хватает некоторых фаланг. А у меня – и вовсе конечностей.

Но вот она обнимает меня, обдавая запахами смородинового листа, пряной осенней рябины и чубушника (жасмина садового). И аромат её духов пробуждает, - стряхивая пепел от сожженных листов прошлого, разделившего нас властно, - всю ту любовь, что я чувствовал к ней с первых дней.

Я всю жизнь искал эту любовь. Верил, бредя сквозь темный лес человеческих взаимоотношений. И обрел, задыхаясь. Тогда я осознал правдивость историй о том, как мужчины дрались на дуэлях и кидали к ногам дамы бриллианты, лишь бы провести с ней одну ночь; как предавали друзей и убивали тех врагов, на которых слегка махнет ухоженная ручка. Была ли тут сжирающая страсть? Несомненно. Огонь внутри пылал так ярко, что, казалось, прожигал плоть, заставляя сходить с ума от разлуки и бросаться на стены – будто они виноваты.

Карина долго и нежно целует меня. Мы забываемся, окунаясь в безоблачное прошлое. Я, наивный, успеваю подумать, что стоило выстрадать этот поцелуй.

- Выздоравливай, - позже говорит она. – У меня дела. Я скоро приеду…

В июле я проходил реабилитацию. После вызволения из психушки, меня отвезли в какой-то закрытый санаторий, где хорошо охраняли. Организация позаботилась. Туда же отвезли и Обрубка.

Разъезжая по коридорам в кресле-коляске с электрическим приводом, я посетил бедолагу. Была у меня надежда его расспросить. Но тот всё не приходил в себя, хотя ушибы и раны практически зажили. Не шла речь и о серьезном повреждении мозга. Дело было в чём-то ином.

Однажды он ненадолго пришел в себя.

- Зачем ты спас меня, Артем? Не надо было меня уносить. – Обрубка колотила дрожь. Инвалид обильно потел и закатывал глаза. – Близость Врат питала меня. Верни меня!

У меня вдруг открылись глаза на сущность этого человечка. Смог, что называется, сопоставить все данные в единое целое. Да это уже урод передо мной, продавший душу за понюшку табака. Пусть я и недалеко от него ушел, но у меня иные идеалы – а это уже кое-что. Обрубок не просто так варился в этой каше. И судьба его, и жизнь отныне связаны с тем местом. С Седовласым, с Вратами, со спусками в ад ради продления жизни, с Игрищами, нелепыми интригами. Пожалел я его, да думал, что он будет полезен. Но вот я вспомнил еще, что это он устроил мне тогда побег. Что-то не верилось больше в совпадения. Обрубок вполне мог себе  играть в команде Седовласого.

Я больше не верил никому. Почти никому… Но Обрубка я больше не видел. О чем не жалел ни секунды.

Карина в тот месяц редко меня навещала. По её словам, у неё образовалось множество дел – она подробно рассказывала мне о них.

Вместе со своими подручными Карина носилась по городу, выслеживая и жестоко наказывая Хозяев.

Мне оставалось лишь набираться сил. Ждать её и верить. Привыкать ходить на протезах. Восстанавливать физическую форму, изрядно потрепанную ампутациями и долгим лежанием в постели. Это отвлекало от тяжелых мыслей о собственной незначительности.

И однажды я поделился этими мыслями.

- Всё это не так важно, мой верный, - так она ответила. А мне всё не привыкнуть было к её новой манере общения. Но теплые карие глаза с искрой жестокости и интеллекта ласкали. Так пусть хоть веником называет! – Скоро придет высококлассный специалист по протезированию. Он тебя приятно удивит. Дорогое удовольствие, но организация платит. Ты еще будешь бегать – вот увидишь. Ты нужен мне.

Я не мог не заметить, что у Карины появились способности к прямому управлению людьми. Меня это даже как-то порадовало вначале. Пыталась она исподволь и на меня воздействовать, но по какой-то причине чары Колесничего меня не брали. Возможно, как прошлого носителя. Так что, скажем прямо, ей приходилось быть со мной откровенной. Хм. Насколько это возможно.

Мне от всего сердца хотелось верить в её, пусть если и не любовь, то в … симпатию. Зачем-то я был ей нужен – это я понимал. Но было что-то ещё, нечто вроде предназначения или судьбы, связавшей нас глубоко внутри оковами кармического узла. Не хотелось об этом думать сейчас.

А хотелось думать о той ночи, что будет ждать нас по моему выходу из клиники. Карина шептала жарко на ухо о том, как сильно соскучилась, и как я ей желанен.

- Ты и я против всего мира, мой верный.

Текли дни. Никто меня не искал официально, как сбежавшего с дурки. Я созванивался с родными, на ходу плетя небылицы о командировке. Что я позже скажу, появившись во всей красе на протезах? И Седовласый никак себя не проявлял. Я надеялся, что ему нанесен достаточно сильный удар. Но сам в это не верил. Больше походило на то, что Привратник готовил ответный удар.

Мы поговорили об этом с Кариной, когда я поделился своими сомнениями.

- Я видел, что обойма из пистолета лишь сбила его с ног! Как, чёрт возьми, с ним бороться?! Это не просто человек. Это уже давно НЕ человек! Не знаю, что делать.

- И я не знаю. Пока не знаю. Но… - Она сделала паузу. – Думаю свозить тебя к Пророку. Он даст подсказку. Уж поверь.

Карина снова целует меня, нащупывая рукой под одеялом давно эрегированный член. Откидывает ткань и целует уже туда, буквально лишая воли. Выпивает до дна, откидываясь с мягкой улыбкой. Наливает себе стакан сока. И уходит.

А в голове всё крутятся заново повторенные ею слова: «ты и я – против всего мира».

Однообразие больничных дней нарушает протезист, иностранный специалист, весьма сносно говорящий по-русски. Это высокий как жердь, и тощий почти как дистрофик молодой парень с длинными светлыми волосами. Бесцветные глаза за дорогой изысканной оправой очков, нос с горбинкой.

- Просьбы, пожелания есть? – спрашивает он, представившись Джоном Касторски.

- Да, есть. Хочу крюк, - шучу я. – Как у пирата. Йо-хо-хо!

Протезист хмыкает.

- Можно так, а можно и поинтереснее…

- Вот как? Например?

Джон достает из чемоданчика увесистый каталог и перелистывает его на нужный отдел. Показывает мне фото. Потом читает небольшую лекцию про бионические протезы. Запоминается цена: i-limb — от $60 тыс. до $120 тыс. Однако. Но куда интереснее насадки: тут тебе и крюк, и кулак, и ножи, и клещи – любой каприз, что называется, за ваши деньги. Помня, что организация платит, решаю не стесняться.

После переходим от косметических ножных протезов к карбоновым серповидным ногам. По совету Джона делаю выбор в пользу «боевых» протезов – с дополнительным усилением, шипами и небольшим лезвием, позволяющим делать уколы. Минимальная цена: от миллиона рублей за штуку. Но я хочу быть в строю. Мне это нужно. Уж лучше так, чем ковылять на костылях.

Очень довольные друг другом, расстаемся со специалистом.

А я лежу в кровати, овеваемый теплым ветерком, и думаю. Жнец практически всё время молчит. Да и о чем говорить? Он чувствует моё накопившееся недоверие. Да мне и дела особого нет до всего прочего, кроме Карины и желания размазать Седовласого. Приятно, что впереди лишь ясная цель, и любые помехи будут уверенно отметены в сторону. Как и сомнения. Как там, у Кастанеды, вроде: воин видит цель – не видит препятствий. Наивно? Да. Но настроение повысилось заметно. Оставалось подождать готовые протезы и опробовать их в деле. Забегая вперед, скажу лишь, что это было сложно, неприятно, но того стоило вполне – когда смог уверенно пробежаться по беговой дорожке, развив приличную скорость.

Вообще было время подумать. Я почувствовал настоящую внутреннюю свободу. Мне стало абсолютно плевать на любое мнение: моя правда выкристаллизовалась вследствие алхимических таинств Великого делания (1), когда всё происходящее просто-напросто сначала выжгло меня, а потом трансформировало. Что имело значение? Ничего. Оставалось лишь следовать судьбе. Но и это уже не волновало. Сценарий написан, нужно просто досмотреть до конца, интрига сохраняется: ведь всегда есть загадка и неожиданный поворот.

Карина всё больше погружалась в свои непонятные мне дела, подминая под себя местное Сопротивление. Те наивно полагали, что смогут использовать сломленную несчастную девчонку. Но они явно не имели дел с Колесничим, и не знали характера Карины. У слабых физически или психически людей частенько обнаруживается стальная воля, буквально вытягивающая их из болота и держащая на относительном плаву. То, что обычному человеку дается легко, иному дается через дополнительные усилия. И, если такой бедолага вдруг получает в руки силу, держите его семеро. Вдвойне плохо, если наш субъект имеет претензии к миру, к людям, Богу и судьбе.

Смиряться с судьбой или идти ей наперекор? Это сложный философский вопрос, ответ на который суть гармония. Гибкость, если угодно, – как в перебегании оживленной трассы: глупо бежать напролом, следует лавировать. Человек, не покоряющийся обстоятельствам, возможно именно таким и задуман. А порой ты должен быть веткой, гнущейся под тяжестью снега лишь до определенной точки, прежде чем полностью освободиться. И, как я видел, Карина идеально подходила на свою роль.

Она теперь была похожа на стрелу, опять же, направленную точно в цель. Её амбиции, её гнев – это плечи лука, а Колесничий - потенциал натянутой тетивы. Оружие взведено и ударит в мишень, если только не толкнет под руку тот, кто рядом. Вот оно… испытывал ли я хоть тень сомнения в выбранном пути? Лишь от того, что всё еще оставались неясности, - возможно. Но вскоре предстояло заполнить пробелы.

А пока я как проклятый тренировался. Благо для этого были все условия.

Затем наступил август. Меня выписали. В санатории кормили более чем сносно, и даже давали вино в терапевтических дозах. Но душа просила праздника, пусть и незамысловатого. Хотелось шавермы и пива для начала. Посыльный от Карины передал мне банковскую карту и новый телефон. Благодаря её протекции меня, что называется, поставили на довольствие в Сопротивлении. Пустячок, а приятно. Иначе не представляю, на какие средства я бы существовал. Так что, на пиво было, и жизнь налаживалась. Предстояло лишь заехать к родным и разжиться ключами от своей квартиры, – мои, увы, пропали.

Слезы, крики, шок и паника – вот что я вызвал, появившись на пороге отчего дома. Понимаю. Но я не стал ничего особо объяснять, оставив эти на вопросы на потом. Не приятная вышла встреча, но на другое я и не рассчитывал.

Иногда заезжала Карина, мы проводили бессонные ночи в разговорах, сигаретном дыму и страстном сексе: у меня вполне сносно получалось делать это стоя, а когда я уставал, мы менялись положением, и моя партнерша садилась в позу наездницы, отдаваясь процессу с энтузиазмом исследователя.

Так прошла неделя спокойной и достаточно размеренной жизни, пока однажды за мной не заехала Карина со-товарищи и не поставила перед фактом:

- Едем к Пророку, он разбужен и ждет.

И мы едем в положенное место в компании её тени – охранника Коли, монаха и бойца редкой силы. Прямо скажем, отношения между ними мне были не понятны: они постоянно смеялись над одними им понятными шутками, и всё что-то говорили про Пустоту.

В Приоратском дворце я, знамо дело, бывал, но и думать не мог, что меня ждет в его подвалах. И, пока народ проводил время в комнате отдыха, я спускался вниз в пещеру, где в цепях ворочалось древнее непонятное существо, называемое Пророком.

Какое-то время я рассматривал старика. Он – меня. Наконец, он разлепил губы и прошелестел:

- Вот и встретились, Жнец.

На меня же напал некий сонный паралич, ливший воли – это демон перехватил управление телом, слегка шокировав этим. Не предполагал даже, что он на такое способен. Вероятно, он и тихарился всё это время, настраивая связь и готовясь ударить по нервным центрам.

- Здравствуй, Потерянный Старец, - сказал Жнец моими словами. – Долго мы тебя искали. Хорошо спрятался.

- И что теперь? – усмехнулся Пророк.

- Я должен тебя остановить и вернуть назад. Я не дам тебе распахнуть Ворота.

Существо в цепях хмыкнуло.

- Поздно. Врата распахнут. Либо она, либо он. – Пророк, гремя цепями, указал на меня рукой. Исход один. Я победил.

Теперь уже хмыкнул Жнец.

- В Германии ты так же думал.

- Да. Там не хватило совсем чуть-чуть. – Старец не поленился показать пальцами примерно дюйм. – Если даже и остановишь, что с того? Я создал прецедент. Будут другие.

- Остановим и других.

- Столетия труда, и Врат уже тысячи. Очень скоро порядок будет разрушен.

- Как скажешь.

Жнец отходит в сторону, возвращая мне контроль. Я молчу. Я зол. Я в бешенстве.

- Задавай вопрос, - внезапно говорит мне Пророк.

- Что? – До меня не сразу доходит, о чём идет речь.

- Ну, ты же здесь для этого. По условиям договора я обязан отвечать. Как ты будешь обязан поделиться со мной жизнью. Всё просто. Итак?

Приходится взять себя в руки, напомнив о том, какие ставки, и для чего я тут. Очень хочется курить. Руки подрагивают.

- Что ж, вопросов много, - медленно тяну слова, собираясь с мыслями. – Но основной такой: как мне одолеть Седовласого? Ну, Привратника.

- Понятно, - усмехается Пророк. – Что ж, отвечу. Тебе нужна своя команда. Кулак. – Тут он, гремя цепями, сжимает пальцы для наглядности. – Всего пятеро.

- Кто и как?

- В нужное время ты поймешь. Всего вас будет пятеро. Это всё, что тебе следует знать.

- Это всё?

Из тени слышится сдавленный смех.

- Нет. Впереди у тебя жизнь и смерть. Ты поймешь. Это всё. Остальное подскажут Чтецы. Ступай. Я буду питаться твоим годом.

Я поднимаюсь по лестнице один пролет и останавливаюсь. Обращаюсь к демону.

- Ты ничего мне не хочешь объяснить? Я всё равно узнаю, так или иначе. Ты способен мешать мне, я понял, но не способен Карине.

- Люди часто говорят с собаками, но это не значит, что те их понимают.

Я взрываюсь.

- Что ты, млять, заладил с этими собаками?!

- Я здесь не для того, чтобы удовлетворять твоё любопытство.

- А для чего, позволь спросить?

- Хватит и того, что нужно остановить Седовласого. Тут наши цели совпадают. Этого мало?

Однако я чувствую, что Жнец после контроля такой силы надо мной ослаб, и решаю продавить.

- И всё же? Слушай, я жутко устал от всех вас, от вашего гнилого пиздежа! Не пора ли выложить все карты на стол?

- Ок, - вдруг охотно соглашается Жнец. – Впитывай, Артем. Расклад следующий. Сотни лет назад контакты с нашим миром носили единичный характер, и мало кого интересовали. Тайну эту тщательно охраняли рыцарские ордена, за что частенько и расплачивались. Как тамплиеры, например. Да, формально, дело шло о борьбе за власть и деньги. Но ты теперь понимаешь, кто и что могло дать настоящую власть. Постепенно составлялись карты, ритуалы, условия договоров.

Пока на свою беду сюда не вызвали того, кого называют Пророком. У нас он известен как Потерянный Старец. Да, помнишь, я говорил про Ходоков? Они и в древние времена существовали – как, например, в мифе об Орфее (2). Но тут личность совсем иного масштаба.

Представь, хм, некий своего рода самодостаточный детский сад, где живут одни детишки. Играются в игрушки. И представь педофила с нечеловеческой моралью, который прошел Ворота и готов за щедрую плату открывать их для таких же уродов. Чисто для развлечений. И помешать им особо некому. Пока это единичные случаи, и ваши Столпы борются.

- «Педофил» - это Седовласый, что ли?

- Да. Надсмотрщик сюда проник физически. Поэтому он так силен.

- Пиздец! А Колесничий?

- Проделки Старца. Его изобретение. Если Колесничий полностью войдет в силу, как это почти случилось во время Второй мировой войны, сюда зайдут сущности пострашнее Седовласого. Их нужно остановить. Я здесь для этого.

- И почему же? Зачем это тебе? – Я полон скепсиса.

- У тебя есть любимый парк для прогулок, не так ли? Хочешь, чтобы его срубили, и на его месте организовали свалку? Вот и мы не хотим. Нас устраивает текущее положение дел. Одно дело, придя на пикник, срубить пару сухих деревьев для костра, и совсем иное – сжечь лес. Не по фэн-шую (3). Ясно?

- Угу.

Прислонившись к стене и закрыв глаза, сдерживая головокружение, парю в невесомости.

- Лады. Значит, опиздюлим Седовласого? И что дальше?

- Врата будут закрыты.

- А Пророк?

- Это моя забота.

- А почему он ответил, не боится?

- Он не думает, что ты справишься с Седовласым. Чего ему бояться? Он видит далеко и глубоко, ум его изощрен. И наверняка готов запасной план.

Я молчу. Вопросов больше нет. Точнее, я не даю им воли. Хватит и этого бреда. Я поднимаюсь наверх, замечая, как прочнеет наша связь с демоном. Если угодно, наша синхронизация приближается к ста процентам. В теле и мыслях появляется легкость. У нас есть чёткая общая цель.

- Что так долго? – спрашивает Карина, когда я, наконец, выхожу.

Закуриваю. Любимая протягивает мне бокал с коньяком. Выпиваю залпом.

- Я просто в ахуе, - отвечаю.

Монах смеется. Вечером я основательно напиваюсь в одиночестве. И отпускаю ситуацию.

Карина в августе свела меня  кое с кем из Сопротивления, где я с удивлением встретил старую добрую знакомую  - Марину Вальтер (4), из тех еще времен, когда все мы были молоды и рьяно увлечены творческими проектами.

Я успел побывать на одном задании, где убедился в полезности и нужности новоприобретенных приспособлений.

Карина где-то пропадала, занимаясь организационными и прочими вопросами. А я воспользовался приглашением старой доброй знакомой, судьба которой привела её в Сопротивление.

У Марины же я тогда и встретил Сашку Ушакова (4), после чего последовали события с разгромом секты чернокнижников.

Помню, как Карина прямо дала понять, чтобы мы не трогали Клауса (4).

- Он мне нужен, и точка.

А после я звонил Саше и звал его с собой:

- Ты с нами?

Когда Малой сел в автомобиль, за рулем которого сидела Марина, мы резво стартанули за город. Я смотрел на Саню. Он изменился. Повзрослел, стал собраннее и спокойнее. Его окутывала некая непонятная мне аура силы. Интересно.

- Куда едем? – спросил он, низенький крепыш с ясным взглядом, похожий на актера Чарли Ханнэма.

- Нужно человечка одного вытащить из Гнезда.

Само собой, у него полно вопросов. Приходится прочитать небольшую лекцию про Привратников и Стяжателей.

- В самом худшем случае эти твари ощутимо деградируют, превращаясь в доноров. Доноры в гнездах производят некое вещество – они называют его «З.Л.О.Б.А.»,  которое рядовым членам их крыла продлевает жизнь и дарит здоровье. Самое интересное, что это их самое слабое место, Гнезда эти. Мы научились их находить. И выжигать. Да, они только сейчас зашевелились, и начали приставлять охрану. К счастью, там, в основном, простые люди. Но их может быть много. Поэтому нужна твоя помощь. Вполне вероятно, что придется крепко смахнуться.

Какое-то время Малой переваривает полученную информацию. Потом кивает.

- Ок. Понял. Нормально.

Я между тем открываю чемоданчик с насадками-протезами. Очень мне нравится этот чемоданчик. Меня аж трясет от этих игрушек. Я смеюсь, прилаживая металлический кулак. Булава по сути.

- Нравится тебе это дело? – спрашивает Саня. – Пьянит?

- Еще как! – отвечает за меня Марина. – Маньяк.

- Да. Супер, когда не нужно сдерживаться. Я на своём месте.

- Типа, свобода и всё такое?

- Угу. Но свобода подразумевает ответственность. Нужно будет, отвечу перед Богом. А на плохих людей мне насрать.

Саня слегка кривится от моих слов. У нас разный подход к жизни.

Сама Маришка одета в легкую броню из черной кожи и металлических отполированных пластин. Выглядит шикарно. На поясе телескопическая дубинка, перцовый баллончик, шокер и травматический пистолет. Боевая девчонка, обожаю её. А, главное, не жует сопли во время дела. Тяжело Сане с ней придется. Впрочем, не моё дело.

Марина уверенно везет нас за город, минуя частный сектор, пока мы не выезжаем в открытые поля, где только начинается застройка. Некоторые участки и вовсе стоят пустые, заросшие травой.

Вдалеке, на самом отшибе, виднеется строение из шлакоблока. Отстроен только первый этаж с застекленными окнами, второй лишь намечен. Торчат столбы под забор. Виднеется синий микроавтобус. Рядом бетономешалка. Песок, гравий, доски – в общем, строительство в полном разгаре. Вот только не видно рабочих.

Останавливаемся неподалеку и долго смотрим в окна, надеясь увидеть движение. Тишина.

Выходим из машины и молча идем к дому. Спокойно и уверенно я стучу в дверь. Прятаться нет смысла: нас видно было издалека.

Вскоре дверь открывается. На пороге нас встречает молодая девушка в сарафане.

- Вам кого?

- Да соседи жалуются на шум, - говорю первое, что приходит на ум.

- Но… - только и успевает открыть рот хозяйка, как я тесню её вглубь дома. Она толкает меня в грудь и кричит: - Они тут!

Девушку берет на себя Марина, заламывая ей руку и успокаивая шокером. Откуда-то из комнат и коридоров, завешанных противопыльной пленкой, начинают выскакивать молодые люди спортивного телосложения.

Мы с Саней начинаем движение, расшвыривая нападающих. Хозяева явно еще не понимают, с кем имеют дело, либо же тупо экономят на охране: дилетанты, набранные у пивных. Сопротивления почти никакого. Ни у кого нет оружия. Так, кое-кто успел похватать инструмент или обрезки бруса.

Принимая удары на протез, бью правой рукой в уязвимые точки, не жалея. Сзади их вяжет, выкручивая руки, Саня. Следом дубинкой, хищно скалясь, успокаивает Маришка. Проходим как нож сквозь масло, оставляя беспомощных охранников наедине с беспамятством и болью.

А вот дальше начинается самое интересное. Находим спуск в подвал, откуда ощутимо воняет кислым. Первый уровень пуст – так, кое-что из мебели, да спальники с туристическими пенками.

Спускаемся ниже. Там царит сумрак. Мигает неоновая лампа. Я даю знак быть осторожнее. Проходим длинным коридором с подсобными помещениями, заканчивающимся дверью.

Дверь, явно найденная на помойке, сильно скрипит. И, как только раскрывается, на нас бросается высохшая как мумия деваха в белой грязной ночнушке. Глаза слепо чернеют провалами глазниц. Она, выставив настоящие когти, шипит, пытаясь достать до моего лица. С огромным удовольствием бью протезом ей прямо в гнилые зубы. Саня с Мариной вяжут монстра, используя пластиковые стяжки.

В комнате темно. Приходится включить фонарик. Ожидаемо в углу под потолком висит паукообразное нечто с отходящей кишкой, из которой в таз сочится черная густая жидкость. Вдоль стены стоят стеллажи с банками, маркированные надписью «З.Л.О.Б.А.». Марина бьет шокером этого паука, а я обрезаю кишку. Всё, дело сделано. Поворачиваюсь к Саньку, посмотреть на его реакцию.

Как вдруг из-за стеллажей выскакивает синий как труп мальчонка с черными губами. Марина, видя ребенка, мешкает секунду, занеся для удара дубинку. Уродец бьет её кулаком в живот. Женщина с криком отлетает. Успеваю заметить погнувшуюся пластину на броне. Малец подскакивает, занося кулачок для следующего удара, но его успевает перехватить Александр, беря на удушающий. Я вот мешкать не намерен: ударом металлического кулака вбиваю лицо внутрь черепа этого ублюдка.

Марина стонет, но главное что жива. Санек бросается к ней.

- Забирай её, и наверх! – даю команду. – Вызывайте команду зачистки. Пусть всё сожгут к хуям. А я пока найду нашего.

Когда мой друг уносит женщину на руках, я обследую подсобки. В одной из них нахожу пленника. Чертыхаюсь.

У стены стоит кое-как сколоченное из бруса сооружение, прочно удерживающее мужчину с насильно запрокинутой головой. Его рот широко раскрыт металлическими дугами наподобие стоматологического ретрактора. Нос зажат прищепкой. Сверху через трубочку от капельницы медленно, с паузами, капает вода. Прикидываю: изощренная пытка. Слизистая явно быстро пересыхает, раз приходится дышать только ртом. А эти редкие капли только добавляют мук, не способные утолить жажду.

Выдираю буквально бедолагу из плена. Он что-то мычит в бреду. И на ногах не стоит. Приходится последовать примеру Сани, и нести человека на руках. На протезах это сложновато. К счастью, мне помогают.

Прибывает группа зачистки, ожидавшая неподалеку. Прощаясь с ними, уезжаем. Вот такая у нас нынче работенка.

- Ну, как? – спрашиваю на обратном пути Малого. – Понравилось?

- Да уж, трындец,  - отвечает он. – Не ожидал.

А я думаю о том, что Стяжатели меняют тактику. Теперь их будет труднее находить. Труднее будет штурмовать такие подвалы. А это, скорее всего, означает потери. Но дело сделано. И вечером мы отдыхаем, со смехом вспоминая некоторые подробности дела.

В сентябре Карина празднует День рождения. Для этого мы все дружной толпой выезжаем в Орлову рощу на шашлыки. Погода, по-летнему теплая (холодает лишь к вечеру) откровенно радует солнцем и ясным небом.

Всего нас набирается человек пятьдесят. Подозреваю, что это основной состав организации, за исключением тех, кто занят дежурствами и текущими делами, из которых не на последнем месте финансовое обеспечение. Из всей этой компании я знаю, дай Бог, человек пятнадцать, и то больше наглядно.

Пока Саня отдыхает с Мариной, я отхожу в тенек под березку, где под горячие шашлыки цежу прохладное разливное пиво и наблюдаю за толпой. Делаю интересные выводы.

Карина блистает. Вокруг неё вьется народ. Пару человек из Совета тут же. Монах. Ласкаев, который явно не прочь взобраться на носительницу Колесничего. Не нравится он мне. Слышится смех и музыка, разговоры, становящиеся громче в соответствии с выпитым.

Позднее замечаю, как любимая вьется вокруг какого-то странного молодого человека с сумкой через плечо. В сумке сидит огромный рыжий котяра, жуёт мясо и вполне себе разумно смотрит по сторонам (5). Интересно, в чём тут дело? Что ей от него понадобилось?

Чувствую взгляд и оборачиваюсь. Неподалеку на бревнышке сидит хрупкая девушка с тонкими чертами лица и внимательно на меня смотрит. На меня и на того паренька. Глаза её слегка фосфоресцируют в тени. Одежда свободного кроя, рюкзачок, термос – она что-то пьет из стаканчика-крышки и курит косяк. На руке вытатуированы браслеты с вязью рун. Симпатичная. Но какая-то потусторонняя, отстраненная. И явно что-то знает. Но отчего-то она мне сразу запала в душу, резанула глубинным узнаванием (6).

Я еще раз посмотрел на Карину. Она сидела за пластиковым столиком в окружении людей, пила вино и смеялась. Рад за неё. Это её день. Она решила выдвинуться в депутаты. Организовывалась масштабная кампания. Она начала свой путь к вершине.

Ночью я прямо спросил про того парня с котом.

- Он поможет мне призвать Конюшего.

- Кого?

- Того, кто воспитает лошадь. – И поясняет, улыбаясь: - Народ, который я смогу вести.

Закатываю глаза со стоном.

- Как Геббельс, что ли?

- Типа того.

- Пиздец. Туда ли тебя несёт, родная?

Но она целует меня, и всё прочее теряет смысл. Сука любовь. Да и какое мне дело, честно говоря? Я здесь и сейчас. С ней. Желанной и выстраданной. Преданный ей до конца.

А через пару дней мы едем на очередную зачистку, еще не зная, что там нас ждет ловушка. Я еще не знаю, что ближайшие месяцы проведу в коме, балансируя на грани жизни и смерти.

И не знаю, как изменится город за это время.

Как изменится абсолютно всё...

1 - Великое Делание, Великая Работа (лат. magnum opus) — в герметизме, алхимии и некоторых оккультных традициях, в том числе в Телеме, духовный путь, ведущий к трансценденции, совершенству и соединению с Божественным. В некоторых направлениях современной психологии термином «Великое Делание» обозначается процесс выведения бессознательных комплексов в сознание с целью реинтеграции. Завершение Великого Делания, символом которого выступает Философский Камень, понимается как кульминация духовного пути, достижение просветления или освобождение человеческой души от сковывающих ее бессознательных сил.

2 – Орфей, согласно мифу, спускался в подземное царство Аида, желая вернуть Эвридику.

3 - Фэншуй — даосская практика символического освоения (организации) пространства. Здесь: в значении «не правильно».

4 – персонажи рассказа Капли света.

5 – главный герой рассказа Книга колдуна.

6 – главная героиня планируемого рассказа.

Карина, Колесничий и я - 5

Показать полностью 1
48

Цифры Часть первая

Написан в соавторстве с Анной Алёшиной.

Цифры Часть вторая

Цифры Часть третья

Салон пропах плавленым битумом и выхлопными газами. Липкий воздух тянулся жвачкой по бронхам. Юля отвернулась и безучастно смотрела в окно. Ссора, устроенная ей, вероятно, в честь дня рождения, висела теперь в салоне, наполняя духотой и без того жаркий день.

Вадим и рад бы был как-то сгладить конфликт, но его и самого задела несправедливость жены.

Скандал возник, когда выяснилось, что Антоха приведет с собой девушку. «Нужно было раньше говорить, что придет с кем-то, а не в последний момент „радовать“. Еды заказали на восемнадцать человек – не на девятнадцать!» – цитата ненаглядной. Вадим, конечно, не удержался и напомнил о родственничках, которых еще месяц назад не было в списке приглашенных. Юля же до того разошлась, что сорвала голос воплями. Порывалась позвонить мамаше и отказаться от празднования. Устроила настоящую истерику со всеми вытекающими: слезы, развод, «это другое» и «как меня вообще угораздило выйти за тебя».

Свободно вздохнуть удалось, лишь когда уже подъезжали к дому.

Его было видно издалека. Здание стояло окруженное пшеничными полями с трех сторон и прижимающимся к заднему фасаду леском. Один этаж, красный кирпич, окна с решетками, тупая покатая крыша, окрашенная в зеленый. Внутри – зал, кухня, подсобка, два ряда столов, четыре – стульев. Получив третьего дня ключи, Вадим изучил его вдоль и поперек.

На объявление о сдаче в аренду Вадим наткнулся случайно. Он не собирался отмечать очередную дату. Однако, увидев цену, не удержался и позвонил. Арендатор убедил его, что никакой ошибки нет. Юля согласилась, но настояла, что родителей тоже надо бы позвать.

За прошедший месяц Вадим десятки раз пожалел о том, что решился отмечать. Бесконечные планирования неизменно заканчивались ссорами. Квартира превратилась в минное поле – любой необдуманный комментарий оборачивался очередным взрывом и едва ли не сбором чемоданов. В конце концов, из намеченных сорока человек осталось восемнадцать, половину из которых он даже не думал приглашать изначально. Среди последних были отец Юли – угрюмый мужик, отказавшийся от личной жизни ради алкоголя; ее же бабушка – старуха перемещалась в инвалидной коляске и временами впадала в детство; родители, двоюродная сестра Вадима, сообщившая, что девать ребенка ей некуда.

Вадим прищурился, вглядываясь.

У входа стояли три машины: микроавтобус тестя и две легковые, принадлежащие его родителям и теще.

– Мир? – спросил Вадим, погладив бедро жены.

Юля положила свою руку поверх его и натянуто улыбнулась.

– Едут.

Владимир вдавил окурок в стену и бросил под ноги. Возле пепельницы стоял бывший муж Светы, а приближаться к нему не хотелось. На самом деле, Владимиру было глубоко плевать на невзрачного, едва ли не тщедушного человечка, но озлобленный взгляд из-под седых бровей, сжатые зубы вставных челюстей заставляли чувствовать себя крайне неловко. Владимир не сомневался, что скрутит этого героя в бараний рог в три секунды, но все же не хотел драки.

Он не собирался ехать на день рождения, но постоянное нытье Светы сделало свое дело. Владимир не мог взять в толк, какая ей-то разница. Ведь именины даже не у дочери, а у зятька, которого Света, мягко говоря, недолюбливала. Согласился, лишь узнав, что будет много молодежи, а с молодыми выпить он любил.

На парковке у входа помимо него, Светы и ее бывшего, уже были родители именинника, мать бывшего, которой, судя по виду, за сотню перевалило еще при Ельцине. Гладкую, будто полированную, бледную кожу покрывали монеты пигментных пятен. Несколько десятков седых как рыболовная леска волосин удивительным образом образовывали на голове лохматое птичье гнездо. Она дремала в простеньком инвалидном кресле.

В машине сидел Захар – пасынок. Мальчишка вновь объявил бойкот окружающему миру. Пасынок рос настоящей занозой в непристойном месте, и был бы он сыном Владимира, то давно бы нахватал тумаков. Гормоны превратили веселого еще два года назад мальчишку в нечто несуразное, что внешностью, что характером: длинный, худой, сгорбившийся вечный нытик.

На заднем сидении новоявленных сватов приютилась симпатичная девушка лет двадцати пяти на вид. В довесок к ней шел мальчишка лет шести с длинными волосами и соской во рту.

Владимир уже предвкушал вечер в компании идиотов. Он взглянул на Свету и вдруг понял, что она в своей мини-юбке и вываливающимися из разреза сиськами прекрасно вписывается в эту семейку.

Перед самым поворотом приближающуюся машину зятька, сигналя, обогнала резвая BMW. Поднимая столб пыли за собой, она свернула и, набирая скорость, приближалась.

Музыка басами разрывала динамики. Коля, обгоняя именинника, заразительно засмеялся и вжал кнопку клаксона в руль. Настя оглянулась. За ними тянулся шлейф пыли.

Она вжалась в сидение, сообразив, что водитель набирает скорость, намереваясь, вероятно, врезаться в стену широкого дома, одиноко стоявшего посреди поля. Будь она в компании друзей, тех, с кем выросла, то непременно возмутилась бы, но обоих братьев близнецов она увидела впервые не более часа назад, а их с Антоном отношения нельзя было назвать достаточно крепкими, чтобы устраивать сцену.

Толик – один из близнецов, – по-ковбойски вскрикнул с пассажирского сидения, поддержав брата-водителя. Их едва не развернуло от резкого торможения. Резина взвизгнула по брусчатке парковки. Машина остановилась в пяти метрах от микроавтобуса, возле которого стояла инвалидная коляска. Хрустнул ручник. Водитель тут же выскочил и поднял руки вверх, встречая подъезжающего именинника.

– Не обращай внимания, – Антон притянул Настю к себе и мазнул сухими губами по щеке, когда музыка и двигатель заглохли. – Они немного отсталые.

– Но только немного, – Толик осклабился и чиркнул зажигалкой. Язычок пламени лизнул кончик сигареты. – Так что не расслабляйся, – и хохотнул, открывая дверь.

Настя поджала губы, не найдясь, что ответить. Она достала телефон и нахмурилась: место привычных «палочек» связи занял перечеркнутый кружок. В нижней части экрана светилась надпись: «Нет регистрации в сети». Она сунула телефон в сумочку и вышла вслед за Антоном.

Близнецы уже обнимали именинника. Настя пересеклась взглядом с девушкой виновника торжества. Та картинно закатила глаза и не ответила на улыбку. Лицо Насти вспыхнуло.

– По ходу, мы последние, – огорошено заявил именинник. Он, в отличие от своей спутницы, подошел с сухим рукопожатием и представился: – Вадим.

– Настя. С днем рождения! – она протянула ему коробочку с подарком, мысленно молясь, чтобы он не стал открывать ее сразу же.

– Спасибо, – он передал сверток спутнице и пошел к остальным.

Девушка все же удостоила Настю натянутой улыбкой, которая о многом говорила, и сунула четыре пальца в ладонь.

– Юля. Очень приятно, – брошенная пренебрежительно фраза не стала вершиной актерского мастерства. Настя представилась, но, видимо, Юля потеряла всякий интерес к знакомству и уже переключилась на бабушку в коляске.

Из машины выбежал ребенок лет шести с соской в зубах. Вокруг загалдело. Вадим, поздоровавшись, наконец, со всеми присутствующими, достал из кармана ключ.

Дверь открылась, и в лицо Насти, стоявшей метрах в пяти от мраморного крыльца, пахнуло затхлостью.

– Поцы, – крикнул Вадим, – помогите с горючкой и жрачкой!

Настя огляделась. Отвлекать Антона ей не хотелось, а курить тут, в обществе матерей, бабушек и незнакомых ровесниц она постеснялась.

С поля тянуло черноземом. Солнце нещадно палило голову. Настя двинулась к краю здания. Через минуту она оказалась в тени деревьев. Сзади никаких выходов не было. Лес разрезала узкая тропинка, убегающая в никуда. Настя прикурила и расслабленно затянулась, прислушиваясь к глухим голосам с обратной стороны здания.

– Один вечер, – попробовала она сама себя успокоить. Не помогло.

Она затушила сигарету, спрятала окурок в салфетку и вернулась к парковке.

Здание, накалившееся на солнце, источало тепло. Недра его впустили девушку, обдав духотой. С потолка свисали несколько вентиляторов. В одном углу висел старенький кондиционер, которого явно не хватало на все помещение. Туда-сюда бегали люди. Носился из угла в угол неугомонный мальчуган. В углу, уткнувшись в экран телефона, сидел долговязый подросток. Настя еще раз проверила свой и убедилась, что связи нет.

Решетки на окнах заставили ее испытать легкий приступ клаустрофобии. Взглянув на узкую дверь, она подумала, что неплохо было бы иметь тут запасной выход. Совершенно голые, будто недавно покрашенные стены наоборот делали зал больше, чем он был на самом деле.

Они все же умудрились снова поссориться. На этот раз причиной стала стопка, опрокинутая Вадимом с друзьями, пока женщины расставляли бутылки по столам. Сейчас Юля психовала на кухне, в компании мамаш.

Приехали Янка со Славиком. Янку Вадим знал еще с детства, а Славик прибился к ним уже взрослым.

– Закрывайте двери, – крикнул Вадим. – Кондиционер еле дышит.

Славик полез обниматься. Янка сочно и звонко чмокнула в губы. Вадим стал озираться. Давным-давно, кажется, еще в прошлой жизни, отношения с Янкой были несколько иного характера. Юля знала об этом и, увидь она, скандала, на этот раз уже вселенского размера, было бы не избежать. К счастью, жена все еще обижалась на кухне. Славик же ничего не подозревал. А может, попросту не ревновал.

– Проходите. Мы за левым столом сидим, если что. Родители – за правым.

– Правильно, – Янка засмеялась. – Пусть помнят, как мы сидели в детской на праздниках раньше.

– Они сами так решили, – пожал плечами Вадим.

На парковку подъехала еще одна машина.

– Эй, именинник! – крикнули сзади. – Водка стынет!

Возле стола собрались друзья. Толик держал пластиковый стаканчик наготове.

Заиграла музыка – что-то старое, из девяностых. В центр зала тут же выбежал племянник и стал выплясывать под аплодисменты Ирки – мамаши.

– Пацаны, я с вами, – подошел Владимир.

Вадим указал на стул. Пить с хахалем тещи не хотелось. Та и без того не особо жаловала Вадима. Он натянуто улыбнулся и отдал свой стаканчик. Сам потянулся за новым.

– И я, – поправляя юбку на бегу, просеменила Ирка. – И мне налейте.

Она окинула томным взглядом по очереди близнецов, и Вадим не сомневался, зная ее характер, что кому-то из них двоих скоро перепадет. Может, и обоим сразу.

– Захар! – окликнул он брата Юли, сидящего с телефоном у окна. – Пойдем к нам.

Подросток покачал головой и мгновенно стал красным.

– Я попозже, – ломающимся голосом ответил он.

– Эй! Я тоже с вами! – крикнул из дверей Артем.

– Двери закрывай. Только плотно. Кондиционер – говно.

– Стойте! – донеслось с улицы.

В помещение зашла Вика – подружка Юли. Для надетого ей платья следовало скинуть хотя бы с десяток килограмм. Над поясом по бокам свисали мешки, а в разрезе утонул бы опытный водолаз. К ней подбежала Юля и увела за стол.

Язычок замка тихо щелкнул, разрубив «до» и «после» пополам.

Число появилось примерно через час после того, как зашел последний гость.

Эхом отражалась от голых стен музыка. На просторной танцевальной площадке уже выплясывали девушки. Владимир стоял возле стола молодежи с рюмкой в руке. Тост был многословным и совершенно пустым. Судя по всему, говоривший успевал выпивать за обоими столами.

Настя больше пропускала. Она и раньше не слишком часто употребляла алкоголь, а показать себя «во всей красе» среди незнакомых людей ей не хотелось. Зато Антон уже поплыл. Он то и дело лез с поцелуями, совал руки под лифчик и юбку.

Один из близнецов, Настя уже забыла, кто из них – кто, пока его брат нашептывал что-то уже пьяной молодой мамаше, сверлил ее тяжелым взглядом. Глаза его наливались красным, а шутки становились все более агрессивными.

– Это что такое? – донеслось из-за спины.

Настя обернулась. За ней стоял отец Юли. Он разминал необычайно толстыми для его комплекции пальцами сигарету без фильтра. Она проследила за направлением его взгляда и встала.

Одновременно с ней поднялись еще несколько человек. Все они смотрели на пару огненных цифр, висевших в воздухе возле самых дверей. Кто-то крикнул, чтобы выключили музыку, и на какое-то время в зале повисла тишина.

Две единицы образовывали число «11». Они крутились в воздухе, будто голограмма из фантастического фильма. Настя обошла стул и приблизилась к полыхающему «чуду»:

– Что за фигня? – По краям от дверного проема на полу появился полукруг. Дальняя точка дуги находилась метрах в двух от порога. В его границах и светились пламенем цифры.

Отец Юли медленно подошел к полукругу. В глазах его читался более интерес, нежели испуг.

– Будущее наступило, старик, – хохотнул один из близнецов, и молодая мамаша, удерживающая ребенка, театрально громко рассмеялась.

– Жара нет, – констатировал мужчина, протягивая руку.

Он осторожно пересек линию полукруга и вдруг замер.

Какое-то время все заворожено смотрели на него. Голова мужчины запрокинулась назад. Затем его начало трясти.

К нему тут же бросился второй мужчина, отец именинника, схватил отца Юли за плечи, собираясь оттянуть назад, как вдруг замер и сам. Несколько бесконечно долгих секунд он стоял, не двигаясь, но затем разжал зубы. Из глотки вырвался переполненный болью вопль.

За спиной Насти испуганно запричитали.

– Папа! – крикнул Вадим и рванул к двери.

– Не подходи! – близнецы остановили его, удержав за руки.

– Их что, током бьет? – предположил кто-то.

– Швабра! – выкрикнул Слава.

Вадима отпустили, и тот, схватив швабру, стоящую у входа в кухню, кинулся к отцу.

Завопил ребенок. В голос зарыдали обе спутницы попавших в ловушку мужчин: громко мать Вадима, и еле слышно – бабушка в инвалидном кресле.

Вадим осторожно приблизился к цифре и вытянул швабру. Черенок прошел между телами. Вадим потянул, но ничего не произошло.

А потом отец Юли лопнул.

Мужчина неестественно вывернулся. Послышался хруст ломающихся костей. Изо рта донесся хрип, и мужчину с хлопком, с какими бьется об асфальт вода, вылитая с большой высоты, разбрызгало по стенам.

Обеспокоенные переговоры мгновенно сменились воплями.

Стоявшую в первых рядах Настю с ног до головы обрызгало алыми ошметками. Онемев от ужаса, она пялилась на отца именинника, пока тому невидимой силой выворачивало руки.

С огромным трудом мужчина повернулся. Лицо его походило на варенную свеклу. Лоб покрылся сетью вздувшихся вен.

Вадим в порыве вырвать отца из полукруга не заметил, как и сам ступил за его границу. Его тут же затянуло будто магнитом внутрь, и через секунду он и сам выгнулся в дугу.

Настя попятилась. Вопль застрял в горле и мешал дышать.

Внезапно цифра начала меняться. Сначала одна единица замкнулась в круг, а затем и вовсе исчезла. Вторая вытянулась. Один конец образовал петельку, превратив цифру в девятку. Через секунду девятка стала восьмеркой.

Владимир отошел подальше от дверей и прислонился спиной к теплой стене. Дрожащими руками он достал телефон из кармана и нажал на кнопку сбоку.

«Нет регистрации в сети».

– Твою мать!

Он все равно набрал службу спасения, но в динамике слышался лишь треск.

Он огляделся. За стеклами чернели ржавые прутья решетки. Вокруг все что-то галдели, но он ни слова не понимал. Сердце дробило перфоратором где-то под кадыком. В ушах шумела кровь.

– Восемь, – пробормотал он.

Он несколько раз порывался посчитать всех присутствующих, но то и дело сбивался, не добираясь даже до десяти.

В радиусе пяти метров от проклятых цифр образовалась пустота. Каждый старался оказаться как можно дальше от двери. Кто-то рванул в кухню. Загремели кастрюли, лязгнуло по кафельной плитке бьющейся посудой.

С каждым мгновением галдеж, вздохи, ахи, вопли, призывы – становились все громче. Пелена, застлавшая слуховые каналы растворилась, превратившись в чудовищный гвалт. Какой-то умник пытался разбить окно.

– Стоп, – пробормотал он. – Стоп. Заткнитесь. Заткнитесь! – он едва не порвал связки криком. Замолчали почти все, даже непрерывно скулящий до этого ребенок. Продолжала выть, качаясь на стуле, лишь мать Вадима. – Отойдите подальше от этой хрени.

– Что это такое? – спросил высокий парень, которого, если Владимир не ошибался, звали Славой.

Вопрос повис в загустевшей тишине.

– Да кто ж знает? – сморщился Владимир.

Он пробрался через ряд истуканов, загородивших цифры.

Теперь, в тишине, он мог услышать едва различимый гул.

Цифра была размером с человека среднего роста. Алая нить, образовывающая «восьмерку», переливалась. Границу обозначала четкая дуга на полу.

– Что это такое? – выдавил он.

В горле свербело. Хотелось пить. Владимир долго смотрел на кружащуюся цифру как завороженный. Затем он перевел взгляд на груду костей на полу и стиснул зубы. Трудно поверить, что еще пять минут назад это были живые люди. Кости лоснились глянцем. По полу разливалась черная лужа.

Владимир оглянулся. Встретился с женой взглядом, но тут же отвел свой. Он схватил пустую бутылку со стола и подошел ближе. Аккуратно положил на бок и подтолкнул к цифре носком ботинка. Бутылка пересекла границу и остановилась в луже крови.

Кишки скрутило от тяжелого предчувствия.

Гости снова переговаривались. Сначала вполголоса, но уже через мгновение стараясь перекричать друг друга.

– Стоп! – на этот раз повторять не пришлось. – Хватит галдеть!

– Что будем делать? – Слава с женой приблизились к Владимиру.

– Да откуда мне знать-то? Нужно разобраться, что это такое. Не… – покачал он головой. – Нужно искать выход. Должен ведь тут быть пожарный выход.

– В кухне только две двери. Одна сюда ведет, вторая – в подсобку. Там хлам, – ответил парень, имя которого Владимир благополучно забыл сразу после того, как оно прозвучало при знакомстве.

– Юлька!

Жена именинника, закрыв рот руками, раскачиваясь взад-вперед, что-то подвывала себе под нос и смотрела на ошметки мужа, отца и свекра, разбросанные по площадке перед дверью. Владимир и сам уставился на груду костей.

– Юль, – он подошел ближе и тронул за плечо.

Девушка повернулась. В глазах зияла пустота, но выть она перестала.

– Юль, – он попробовал сказать это тихо, успокаивающе. – Тут есть пожарный выход?

– А? – она покачала головой. – Я… я не знаю.

– Нужно искать, – обратился он к остальным. – Ребят. Один-двое. Осмотрите тут все щели. Тут должен быть еще выход.

Близнецы тут же бросились к кухне.

Какое-то время в огромном полупустом помещении царила тишина, которую прервал отчаянный вопль. Владимир опустил взгляд и отвернулся. Кричала мать Вадима. К ней подошла молодая мамаша с ребенком на руках. Она поставила сына на пол и обняла женщину, прижала к себе. Через минуту они обе выли в унисон. Напуганного мальчишку подняла жена Славы. Растерла по личику слезы и отошла подальше от цифры.

– Похоже на микроволны, – сказал все тот же безымянный парень.

– Что? – Владимир нахмурился.

– Давайте попробуем взглянуть на происходящее холодным взглядом.

– Я забыл твое имя, – невпопад заявил Владимир.

– Артем.

– Ты шаришь в этом, Артем?

– Ну, – протянул тот, – я бы не сказал, что прям шарю, но давайте исходить из фактов. Эта штука, – он указал на цифру. – Она ведь рукотворная. Она считает нас. А полукруг – это опасная зона. Котел. Как в классиках. Стало быть, где-то установлены какие-то пушки. Они лопнули, – Артем огляделся. – Извините. Я немного не в себе. Мне трудно подобрать слова. Словом, то, что произошло – следствие какого-то оружия. Я полагаю, что тут какие-то микроволны.

– Что нам это дает, Артем?

– Если мы найдем источник, то сможем выбраться. Должны стоять какие-то пушки, направленные именно в котел.

– Зачем им это делать? – спросила пухлая девица в чересчур узком платье.

– Да разве это важно сейчас? – сморщился Артем. – Какой-то гребаный эксперимент. Ты что, не смотрела «Королевскую битву»? Сейчас более интересно, почему именно восемь.

– Одиннадцать, – поправил Антон. – Сначала было одиннадцать.

– Да, – кивнул Артем. – Теперь восемь. Минус три, – он прокашлялся. – Минус Вадик, его отец и…

– Минус Игорь, – помог Владимир, перехватив взгляд жены, стоявшей рядом с ошарашенным Захаром.

Вернулись близнецы.

– Нет там ничего, – сказал один из них. – Вентиляцию тоже забыть можно. Там труба простая.

– Что с телефонами? – спросил Антон. – Есть у кого-нибудь связь?

Гости поочередно качали головами, заглядывая в телефоны.

– Твою мать! – пробормотал Владимир. Он медленно подошел к столу. В абсолютной тишине было отлично слышно, как водка наполняет стакан. Налив половину, он схватил и выпил одним духом. Водку с трудом удалось удержать в себе. – Ну, что? Будем искать пушки?

Как выглядели эти самые пушки, никто толком и не рассказал. Все искали хоть что-то, пытаясь справиться с накрывающей паникой, Настя уже целый час осматривала кирпичную стену, шаря по ней телефоном с включенным фонариком. Взгляд то и дело притягивал опасный полукруг с кровавым месивом по центру.

Задумавшись, она посмотрела на светящуюся цифру, затем на стоявшее неподалеку от нее инвалидное кресло.

Цифра точно переместилась вперед. Час назад погибшие лежали под ней, а теперь находятся немного за.

Убрав смартфон, девушка осторожно подошла к молчаливой старушке, поставив по пути стул на границе с «котлом». Если ей показалось - стул станет доказательством.

Самую пожилую гостью торжества оставили особняком. Склонив голову на бок, красными влажными глазами она смотрела на переливающиеся останки родственников. Сухие бесцветные губы дрожали.

В нос ударил едкий запах дерьма.

– Блин… Бабуля, – Настя нахмурилась, удрученно вздохнув, и огляделась по сторонам. Никто не обращал внимания на беспомощную родственницу. Отставили в сторону, как поломанную табуретку, поближе к мясорубке.

Девушка взялась за потертые ручки инвалидного кресла и откатила его к противоположной от огненной цифры стене.

– Спасибо, доча, – старушка прихватила ее ладонь своими трясущимися шелковыми на ощупь пальцами. Голова ее часто закачалась. – Спасибо.

С отвратительным чувством Настя в очередной раз вздохнула, решив продолжить поиски. Она не могла и не хотела ничего говорить, как-то успокаивать старушку, потому что та и так всё прекрасно понимала. Всё, что бы Настя ни сказала ей – было бы пустой банальностью приличия ради. Зачем?

Давясь тяжелыми мыслями она наткнулась на Антона, копошащегося в подсобке.

– Эй, - она прислонилась к дверному косяку, скрестив руки на груди.

Сидя на корточках перед стеллажом, Антон развернулся и виновато улыбнулся. Будто бы Настя могла упрекнуть его в том, что он втянул ее во все это.

– Ты как? – конечно, он уже протрезвел, но глаза были красные, а взгляд ничего не выражал. Хотел еще что-то сказать, но успел только состроить болезненную гримасу.

Настя перебила его.

– Чья это бабушка? – она указала в зал через плечо.

– Эм… Юльки. А что?

Настя сжала губы. Юлька, потерявшая отца и мужа, вряд ли сейчас чем-то поможет.

– Она там это… Под себя наделала. Черт знает, сколько мы тут еще проторчим. Ее б помыть.

– Чего? – опешил Антон.

– Помыть нужно, – оглядываясь по сторонам, повторила Настя.

– Я-то тут причем?

– Не причем. Как и я. Сказать, может, кому из родственников? Жалко ее. – Настя развернулась, намереваясь пойти еще куда-нибудь, сделать что-нибудь бессмысленное.

За спиной чем-то грохнули. Настя обернулась. Двое парней – она, хоть убей, не могла вспомнить их имен – снова пытались разбить стульями стекла. Ни одна попытка не принесла хоть сколько-нибудь полезного результата. Стулья отскакивали, не оставляя даже трещины в прозрачном полотне, а однажды едва не попали в проходящую мимо молодую мать с ребенком на руках.

– Ладно, – послышался усталый вздох Антона. – Подожди тут.

– Мне показалось, круг растет, – шепнула Настя, когда парень проходил мимо нее. Их взгляды многозначительно встретились. – Надеюсь, что только показалось. Лучше пока не поднимать панику.

Глаза опять заслезились. Настя шмыгнула носом и прошла дальше в кухню. Настороженный Антон вышел в главный зал.

Собственно кухня была маленькой. Раковина и практически пустой гарнитур – то немногое, что делало из подсобки кухню. Ни тебе холодильника, ни даже электрического чайника. Заглядывая по очереди в шкафчики, Настя не понимала, что вообще ищет. Раздражаясь от тщетных поисков и от ситуации в целом, девушка стиснула зубы и яростно захлопнула очередной ящик.

Что-то металлическое стукнуло о дерево, как будто бы отвалилось.

Настя еще раз выдвинула ящик, обнаружив увесистый железный медальон.

Одновременно разглядывая находку, девушка стала ощупывать невидимые внутренние части мебели. Может, еще что завалялось?

Медальон и на медальон не был толком похож – плоский полукруг с вычеканенными на нем символами. На первый взгляд можно было бы вещицу обозвать оккультной, сатанинской, вот только ни один символ не казался хоть немного знакомым.

Решив поделиться с Антоном, Настя увидела, что тот разговаривает с матерью Вадима. Он сидел перед женщиной на корточках, положив ладони на ее коленку, а их разговор казался тихим, почти интимным.

Женщина сидела за столом, спиной к опасной зоне, которая медленно, но верно продвигалась вперед.

– Теть Надь, пересядьте, пожалуйста, – вкрадчивым голосом уговаривал парень.

Граница снова сместилась, проползла за пару ножек стула, что Настя поставила прямо на ней

– Смотри, что я нашла, – она положила полублин медальона на стол. – Чертовщина какая-то, – с губ сорвался нервный смешок. – Ничего не напоминает по форме? – она покосилась на границу котла.

– Что это? – нахмурился Антон.

Находка Насти, казалось, привела женщину в себя.

– Вадик… – на мгновение оживившийся взгляд опять залили слезы.

– Теть Надь, – Антон перехватывал ее руки, пытаясь успокоить, – пойдемте пересядем.

– Что же это такое…

Настя отступила на несколько шагов, чтобы не мешать Антону.

– Тетя Надя, вставайте, – парень поднялся сам, с опаской поглядывая на границу полукруга.

– Хорошо, хорошо, – шептала женщина. – Плохая вещь, – она вставала со стула, обессиленная, не сводя глаз с таинственного медальона. – Надо от нее избавиться.

Она сграбастала железяку, крепко прижав к сердцу, и совершенно уверенно шагнула прямо в котел.

Не успев сообразить, Антон рванул за женщиной. Настя успела схватить его за рубашку и с силой потянуть на себя.

Женщину подхватило вверх, затем швырнуло к цифре и разорвало на части, будто табуном лошадей, в одночасье сорвавшихся с места.

Металлический блин завис в воздухе и через пару секунд звонко шлепнулся на кровавое месиво.

Настя вцепилась в спину Антона, не в силах отвести взгляд от расползающихся потрохов. Видимо, почувствовав впившиеся в плоть ногти Насти, Антон медленно развернулся к ней и крепко обнял, наконец, выдохнув.

За спиной уже не кричали. Все неотрывно смотрели, как восьмерка медленно превращается в семерку

– Что вы сделали?! – ошарашено спросила Юля за спиной.

– Что? – не сообразила сразу Настя.

– Я видела, что вы с ней разговаривали! Что вы ей сказали?! Что вы сделали?! Антон! – Юля захлебывалась слезами.

– Я просил ее отсесть! – сказал Антон. – Что ты несешь? Ты в своем уме? Эта штука растет, если вы не заметили, – он всех злобно оглядел.

Новость заставила всех вокруг волнительно зашептаться.

Настя потянула Антона к столу. Она спиной чувствовала сверлящий взгляд Юли.

Цифры Часть вторая

Показать полностью
139
CreepyStory

Одержимый ангелом глава - 4

Одержимый ангелом глава - 4

От автора. Год назад я начал писать повесть Одержимый ангелом. Помнится, один, супер честный пикабушник обвинил меня в жадности и попытался устроить хайп выдрав комментарий из другого рассказа о том, что я, якобы, экспериментирую на психах. Сам же обвинил и сам же признался. Ну да ничего, дело житейское. Так вот, смотри ЕГОКА, я не такой уж и жадный как ты считал - я начал выкладывать продолжение повести.

начало тут: Одержимый ангелом. глава -3

Карл ехал в Саратов. На поезде. И не в обычном плацкарте — голос помог раздобыть ему место в купе. Для этого пришлось довести до слёз целого начальника поезда. В детстве, по телевизору он смотрел передачи где показывали пионеров, которые учились водить поезда на детской железной дороге. Он очень жалел, что в его посёлке не было такой замечательной штуки и мечтал, что однажды родители свозят его на такую. Кто-то из знакомых мальчишек говорил, что она есть в городе Горький. Конечно этому вруну никто не верил — разве это название для города? Назвали бы ещё Кислый или Сладкий. Позднее, Карл узнал, что Горький действительно существует и расположен между двух рек. Между Окой и Волгой. Сейчас же, он лежал на верхней полке и ему было несколько стыдно за свой подлый обман. При помощи голоса, он сделал так, что начальник поезда поверил, что Карл его дальний родственник спешащий на похороны к двоюродной тётке проживающей в городе Энгельс. Он перечислил всю его родню, припомнил этому человеку многое и тот поверил ему.

Карлу не только нашли место, начальник распорядился бесплатно кормить его в вагоне-ресторане, запугал проводницу купе страшными карами: - ”Родственник же едет, срочное дело”, а ещё, он дал Карлу денег, передать кому следует на венок и извинился за то, что не сможет приехать лично. Голос помог наврать Карлу так ловко, что сам чёрт бы не смог докопаться до правды и уличить подростка во лжи.

Парень лежал на верхней полке и разговаривал с голосом. С соседями по купе, ему разговаривать не хотелось — этим дядям в деловых костюмах, очень не понравилось, когда им неожиданно подселили третьего. Они приплатили за комфорт и рассчитывали ехать вдвоём, а тут появляется некий, левый мальчик и проводница, краснея от жадности, возвращает им деньги. Соседи бурчали поглядывая на Карла и утешали себя нарзаном.

“Безликов, Косой и неизвестный мне алкоголик…На моей совести три трупа, возможно четыре…Я стал серийным убийцей. Мне грозит смертная казнь” — думал Карл.

“Все убийцы. И если уж мы заговорили про совесть, то на тебе шесть трупов. И что? Повесишься? Бросишься под поезд? Скушаешь мухомор? Все хотят жить, Карл — такова жизнь”.

“Как шесть? Откуда?” — мальчик ошарашенно уставился в потолок.

“Прошло больше суток. За это время, в маленьком районном центре из которого ты уехал, произошло немало интересного. Во первых, утром, знакомый Безликова, увидел открытую дверь в гараже и мелочь рассыпанную на пороге. Приманка сработала. Он заглянул в гараж, увидел кровищу, следы борьбы и открытый погреб. Бедняга поохал и вызвал милицию. Милиция спустилась в подвал и увидела гражданина Безликова сидящего в кресле напротив шкафа где были выставлены его трофеи. Головы в банках, ну ты помнишь…А так же некоторые другие смущающие подробности, а именно: спущенные брюки и журнал Playboy с развратной картинкой. На голове покойного присутствуют ушибы не совместимые с жизнью нанесённые, судя по всему, гвоздодёром (гвоздодёр прилагается) с отпечатками пальцев гражданина Дмитрия Буханкина…”

"И дюбель - гвоздь, которым я прострелил кресло из монтажного пистолета," — мрачно добавил Карл.

"Ну, дырку от укола шилом, нужно же было прикрыть. Никто больше и не подумает на шило. Все и так ясно: убийца зашел со спины воспользовавшись похотью Безликова. Стрельнул из монтажного пистолета, а потом как увидел, что там в шкафу, как расстроился и как начал бить дедушку тяжёлым тупым предметом. Аж шею сломал бедолаге. А потом, этот убийца нашел крупную сумму денег и пытался скрыться, но в овраге его подстерегал подельник. Они начали делить деньги и консервы. Косому достались консервы и финка, а подельнику всё остальное. После подлого убийства в спину(отпечатки пальцев Рахима прилагаются) неизвестный убийца в панике бежит оставив возле тела несколько крупных купюр, отчего даже не самый умный милиционер сможет догадаться, что убийство было совершено из-за денег. К сожалению, тело обнаружили местные школьники, а не милиция, отчего понять теперь, чья там была обувь не представляется возможным. Школьники натоптали. Но ты хочешь узнать откуда еще два трупа?"

"Хочу".

"Алла и её нерождённое дитя. Час назад, она проглотила смертельную дозу снотворного, когда узнала о смерти возлюбленного. Это считается за двоих. Ты же хотел по совести? " — с готовностью рассказал голос.

"Ничего себе. А если отряд пионеров, которых опекал маньяк, узнав о его смерти тоже коллективно наглотается таблеток? Это тоже считается?" — возмутился Карл — Откуда тут моя вина? Это глупо!”

"Спокойно. Человеческая совесть это внутренний ограничитель. Защита от дурака. Если ограничитель не работает, человеком овладевают демоны. Накопившийся груз совести не влияет на конечный результат, на том свете за их смерть не спросят, поэтому можешь спать спокойно. И если это не ответ, то — да. Отряд пионеров проглотивший снотворное или ещё чего, будет твоей виной согласно твоей же совести".

"Ты хочешь сказать: убийство не преступление? Убивай, воруй, делай что хочешь и все равно попадешь в Рай? "

“Если ты убил ради выживания, то какой же это грех? Это круговорот жизни. Хищник убивает травоядных ради еды. Человек, может убить другого, ради пропитания и спокойно съесть, если голоден. Ты вообще, обращал внимание на природу? Не замечал, что все вокруг, друг друга: ням-ням? Это что же, всех за это в Ад отправлять? Или только людей в исключительном виде?”

"А разве Бог не сотворил людей по своему образу и подобию?"

“Сотворил”, — подтвердил голос.

“А как же заповеди?”

"Так он, всем это говорил, когда открывал свои замыслы. Все сотворены по образу и подобию Божию. Все. Кроме вирусов. Он никому не соврал, потому как Бог присутствует во всём. А заповеди, это потом, люди сами придумали, для решения собственных проблем. Тебе скажем заповедь - Не прелюбодействуй! - она как? Звучит как - Не размножайся! Данная заповедь полностью противоречит самой жизни. Отсюда, скажем, насильник, которого влечёт желание размножаться — не всегда виновен. Иногда, это просто жизнь. Как тебе такое? А вот изнасилование и последующее за тем убийство жертвы, это уже полноценный смертный грех. Это веселуха в Аду, без права на реинкарнацию”.

“Не понял?”

“Да ладно. Поймёшь со временем”, — голос зевнул и посоветовал:

“Ты бы поспал. Мне нужны твои сны для отдыха. Сны немного похожи на Райские грёзы, не слишком комфортно, но такая койка для меня, лучше чем ничего”.

“Какие грёзы?”

“Состояние души в хранилище. Представь, что после смерти ты становишься книгой и тебя кладут на библиотечную полку. Тебе там хорошо, ты шуршишь страницами переходя от одной грёзы к другой, а ангелы тебя иногда читают. Это я условно, на самом деле процесс намного сложнее, неизменным остаётся главное правило — ангелы приходят в хранилище отдохнуть и почитать интересную душу”.

“Любую?”

“Посмотри вниз, на своих соседей. Они - писатели. Оба считают себя “Пупом Земли” и оба завидуют Якинскому, которому достаются все лавры. Пишут детективы и мечтают превзойти Агату Кристи. Они обсуждают фильм “Спрут”, поскольку у них сейчас кризис жанра и они немного не понимают о чём нужно писать, чтобы прославиться. Они не знают, что все их книги и их уникальное творчество в Раю никто читать не будет, будут читать их самих: как они жили, что ели и где бывали. Ангелам нравятся только уникальные писатели. А вот этих, членов союза будут читать не как писателей, а так же как доярку Петрову, которая переспала со всеми мужчинами в своём колхозе. Один из этих писателей, сейчас думает про неё и сравнивает с какой-то Эммануэль, я ещё не знаю кто это, но не думаю, что гонорея которую подарила ему доярка Петрова на добрую память, это хороший подарок”.

“Зачем мне это знать?” — поморщился Карл. Он повернул голову и посмотрел на своих соседей. Они собирались идти обедать в вагон-ресторан.

“Да-да, тот что слева, возбудился от воспоминаний и желает договорится с проводницей за червонец, а второй - надеется уговорить официантку. Видел её? Рыженькая такая, мать-одиночка. Краситься хной. Кто владеет информацией — тот владеет всем, Карл. Чем дольше я нахожусь на Земле — тем больше буду знать и очень рассчитываю на твоё сотрудничество”.

“О чём ты? Я еду домой, мы же договорились?”

“У тебя больше нет дома. Этот дом принадлежит государству. Сейчас там живут другие люди”.

“Я заплачу им. У меня в сумке двадцать семь тысяч”.

“У тебя даже паспорта нет. Первый милицейский патруль, который тобою заинтересуется, поймает тебя и отправит в детскую комнату милиции. Ты будешь, конечно молчать, но недели за две, они вычислят кто ты такой и откуда приехал. Сумка с деньгами ускорит их интерес. А в интернате, где ты обитал, тебя скоро признают покойником, ибо скорее всего тебя убил Безликов, о чём свидетельствует твоя форма в сундуке среди прочих вещей и кровь на бинтах, которую они найдут в мусоре. Кто же ты тогда, удивительный, воскресший из мёртвых мальчик? Тебе зададут много вопросов”.

Карл понял, что он полностью зависит от голоса. Вся его дальнейшая жизнь зависит. Если голос его оставит, то что тогда будет? Куда ему идти? Где спрятаться? На глаза навернулись слёзы.

“Я всё устрою, — зашептал голос. — В Саратове, прямо на вокзале, сидят напёрсточники и разувают приезжих. Один из них, знает, где нарисовать новый паспорт. Нужно только договориться. С этим проблем не будет, но мне бы хотелось получить свою выгоду”.

“Чего ты хочешь?” — спросил Карл шмыгая носом.

“У меня на Земле особая миссия. Нужно вернуть в Рай ангелов-отщепенцев. Сам, я как видишь, ничего не могу, могу только советовать, поэтому мне нужен исполнитель. Проводник божественных интересов. Карающий меч. Любой вариант подойдёт, любые слова, главное выполнить работу”.

“А потом ты уйдёшь?”

“Вместе уйдём. Миссия сопряжена с большими рисками, а тебе в Раю потребуется ангел, который возьмёт всю вину на себя”.

“Какую вину?”

Придётся убить много людей. Много хороших людей, Карл. Наверху, за это с тебя спросят по полной программе, но когда всё выяснится, тебя наградят. Возможно тебя сделают равным нам. Возможно тебе дадут другой шанс. Ты бы хотел начать всё сначала и прожить жизнь в полноценной семье с родителями, которые тебя любят и с братьями и сёстрами? Ты сможешь попросить всё что захочешь. Это справедливая награда”.

“Убийства?!! Я не хочу убивать снова, ты слышишь? Это мерзко! Это ужасно…”

“Это нужно, Карл. Эти ангелы заперты на Земле, в человеческих оболочках. В Раю, вследствие резкого роста численности населения, острая нехватка рабочих рук. Мы не успеваем. Мы работаем без отдыха, мы страдаем, ваш неконтролируемый рост приведёт к катастрофе. Знаешь сколько сейчас душ в чистилище? Их миллиард, Карл. Ты только вдумайся в эту цифру. Несколько тысяч ангелов помогут выправить ситуацию. Временно. Если Боженька не придумает чего получше”.

“Так тебя послал Бог?”

“Нет. Я сам себя послал. Говорю же — в раю Бога нет”.

"А где он?"

"Самому интересно, — хмыкнул голос. — Боженька во всем и во всех. У меня есть теория, что сознание Бога, спрятано в этих запертых на Земле ангелах. Именно сознание, а не все остальное. Многие божественные процессы существуют сами по себе, а конкретно сознание давно испарилось. Я собирал информацию по крупицам. Мы получим больше подтверждений, когда начнем отправлять ангелов в Рай. Если сознание Бога в ангелах, то оно начнет пробуждаться, а если нет, мы все равно в прибыли. Новые ангелы, конечно не скажут нам спасибо, но зато старые вздохнут с облегчением."

“Ты предлагаешь мне совершенно немыслимую вещь. Как ты себе это представляешь? Ходить по улицам с автоматом и убивать без разбора?” — возмутился Карл.

“Я предлагаю тебе стать орудием божьим. В сущности, мы ничего плохого и не делаем. Ангелы сами с Земли не уйдут. Они перерождаются. Как птица Феникс. Юридически, это не убийство, а мобилизация стратегических резервов. Рай задыхается! Нам нужны новые ангелы, а эти живут себе под личинами людей и в носу ковыряют. Это несправедливо. Мы тоже хотим отдыхать. Демоны могут отдыхать, а мы нет? На нас ведь не только люди, а все твари земные. Ты только вдумайся в это. Ты бы никогда не захотел работать как ангел. Никто бы не захотел. Войди в положение и перестань думать о себе. Или - давай расходимся. Жизнь я тебе спас, а теперь извини: у меня миссия".

“Ну и ладно! Без тебя проживу! Проваливай!” — разозлился Карл.

“Уверен? Все таки хочешь домой? Ну ладно. Ты спи, Карл. Утро вечера мудренее”, — зловеще прошептал голос.

Голос затих и больше не отвечал. Парень некоторое время ворочался на своей полке, а потом... сон накатил неожиданно. Он словно бы провалился сквозь вагон, но не упал на рельсы, а оказался возле своего родного дома. Дом. Половина дома, если быть точнее. Зеленые массивные ворота и бронзовая ручка на входной двери. Отец выточил её сам, на токарном станке. Карл помнил все до мельчайших деталей, как он гордился, что ни у кого на улице нет такой красивой ручки. Карл благоговейно коснулся ручки и вошел во двор. Слева гараж где стоял мотоцикл отца и мопед Карпаты. Он собирал его для Карла.
Рядом с гаражом стояла большая собачья будка. Раньше, там жил Тундрик. Хороший и верный пёс. Карл любил прятаться в ней и спать в обнимку с собакой. Тундрик умер, когда Карл учился в четвертом классе. С тех пор, новую собаку так и не завели. Слишком любили Тундрика. В будке осталось гнездо из свалявшейся шерсти. Там он прятался от заболевшей бабушки, когда потерял родителей. Это было его, личное, укромное место.

Он подошел к будке, присел и заглянул внутрь. Никого, только старая солома и собачья шерсть клочками свисающая со стенок. Ему показалось, что звякнула цепь и где-то вдали послышался счастливый собачий лай.

— Тундрик, — позвал он. — Ко мне!

Загрохотал гром. Карл поднял голову и увидел над собой огромных размеров темную тучу.

"Дождь будет, — подумал он и едва эта мысль пришла ему в голову как с неба за капала вода. Несколько капель попало ему ему на лицо. Поднялся сильный ветер. Со стороны синей веранды примыкавшей к дому послышались громкие крики.

Карл повернулся и увидел своих родителей. Гертруду Марковну и Андрея Христофоровича. Родители ругались. Парень застыл как вкопанный. Ему уже очень давно не снились родители. Он, думал. что забыл как они выглядят, а тут — вот они, рядом. На матери длинная чёрная юбка и белая рубашка в синий и жёлтый горошек. Она одевалась так только по выходным. На отце был неизменный серый колючий костюм, он в нём и гулял, и работал. Он привёз этот костюм из поездки в ГДР к дальним родственникам. Он очень бережно относился к личным вещам, ухаживал, чистил, гладил, всё делал сам. Сейчас его пиджак был расстегнут, галстук отсутствовал и карл заметил. что на пиджаке не хватает двух пуговиц. Но этого просто не могло быть. Такое было всего один раз, когда не хватало пуговиц… В тот злополучный день!

— Ты не имеешь права осуждать меня! — кричала мать. — Я люблю его!

— Сколько можно терпеть?!! — кричал ей в ответ отец. — Ты обещала больше не встречаться с ним! Я терпел твои выходки много лет! Ты поклялась мне, что между вами всё кончено! И что? Вас, снова, видели вместе! Ты снова изменила мне! Господи — какой позор!

— Выражайся как мужчина! Ты тряпка Андрей! Выругайся! Избей меня! Боишься? Ты всю жизнь, всех, боишься! Законопослушный Андрей! Честный немец! Ты мизинца его не стоишь! Я буду ходить к нему когда захочу!

— А как же наш сын? Ты о сыне подумала? О семье? Что о нас соседи подумают? Ты — шлюха!

— Карл не твой сын! И ты это прекрасно знаешь!

Карл увидел как отец побледнел и схватился за грудь, так, словно бы у него заболело сердце. Он смотрел на их ссору и ничего не понимал - родители никогда не ругались. Они всегда были вежливы и спокойны. Это сон! Это ему просто снится. Отец никогда не кричал на маму.

— Я пойду к нему и поговорю! — кричал отец. — Я скажу ему, что бы он перестал разрушать нашу семью. У него есть своя жена!

— Ты никуда не пойдёшь! — визжала мать. — Ты дурак! На улице дождь, обещали бурю! Вернись домой Андрей! Мы поговорим как разумные люди.

— Иди к дьяволу! Пропади ты пропадом Гертруда! Или он или я - ты слышишь? Я поговорю с ним и пусть выбирает. Я подам на развод!

Крикнув это отец убежал на улицу. Мать села на крыльцо и зарыдала, а Карл вместо того, чтобы подойти к ней и утешить бросился вслед за отцом. Это был последний день, когда он видел отца живым. Больше он не вернётся. Его откопают только на следующее утро. Нужно остановить это.

Перед глазами ярко сверкнула молния и сон сменился.

Он увидел двух мужчин дравшихся возле бульдозера. Лил сильный дождь. Один повалил другого на глинистую вязкую землю сел сверху и начал бить, зло, неистово. Сначала Карл подумал, что это бьют его отца, но когда подошёл ближе увидел, что эти двое мужчин: дядя Ваня и дядя Федя. Они работали вместе с его отцом. Братья. Они жили на соседней улице. Дядя Федя работал на бульдозере, а дядя Ваня был слесарь. Рядом с ними была глубокая яма. Дядя Федя бил дядю Ваню и кричал на него.

— Сука! Какая же ты сука! Я тебе говорил, не гуляй с немецкой пиздой! Я тебе говорил?

— Братик прости! Братик — я не хотел! Ты же видел, всё машинально вышло!

— У тебя вечно придурок, всё машинально! У тебя условка! За сына фронтовика с тебя спросят по полной! Ты хоть знаешь, что прокурор воевал вместе с его отцом? Он тебя в лагерях сгноит! Ты вредитель! Ты контра! У тебя Клавка вот-вот родит…Ах-ты, ты же…

Дядя Федя не выдержав чувств вскочил на ноги и зарыдал прижавшись лицом к холодному, мокрому боку бульдозера на котором работал.

Дядя Ваня неуклюже поднялся. Его фуфайка была вся в глине. Он подполз к брату на четвереньках и начал хватать за штаны.

— Братик, я покаюсь. Я искуплю. Братик, скажем, что он поскользнулся. Нас же никто не видел. Брааатик!!!

— Отлезь гнида! — дядя Федя пнул его кирзовым сапогом и рыча забрался в машину.

— Я сам всё сделаю! На себя грех возьму, за тебя - паскуду!

Бульдозер затарахтел, потом взревел басом, из выхлопной трубы вырвалось облако сизого дыма. Карл подошёл к краю ямы и увидел внизу своего отца. Андрей Христофорович лежал на спине, лицом к небу, жалкий, грязный, похожий на мокрого курёнка. Карл перевёл взгляд на бульдозер, тот отъезжал свирепо лязгая гусеницами. Заваливать собрались. Вот как значит? Не было никакого несчастного случая на производстве — отца убили и засыпали землёй. Тут он заметил, что отец шевелится.

— Стойте! — закричал Карл бросаясь к бульдозеру. — Дядя Федя, стойте! Он жив! Не надо!

Карла ослепила яркая вспышка и вот сон снова сменился.

Он видел толпу незнакомых людей, а возле ямы суетились несколько человек в синих халатах с лопатами. Стола машина скорой помощи и худющая как вобла женщина врач с саквояжем курила на краю ямы. Стоял милицейский Газ-69 сверкая мигалками возле которой братья Иван и Фёдор на перебой давали показания незнакомому серьёзному милиционеру. До него доносились обрывки их разговора.

— Я…отошёл покурить…А он, рядом стоял…

— Я ему говорил — не лезь! Ты в чистом. Я сам всё сделаю, а он мне давай ключи…Ну, я дал. Он же мастер.

— Тут как громыхнуло…

— Какая опалубка? Он торопил нас. Надо срочно — люди без воды. Его в наряде нет. Проверьте наряд - товарищ старшина. У нас наряд на работу.

— Хороший был человек…Царствие ему небесное.

Карл опустил голову и не обращая ни на кого внимания пошёл в сторону своего дома. Ему казалось что он шёл целую вечность, а потом ему привиделась другая сцена: бабушка покупает у провизора лекарства по блату и провизор честно предупреждает её о возможных побочных эффектах. Там, в составе: фенциклидин.

— Для снохи беру, не для себя — отвечала бабушка.

“Бабушка покупала для мамы лекарства?” — удивился Карл, а потом увидел сцену где дядя Ваня просит прощения у его матери.

— Гера прости! Он сам в яму упал! Сам - по глупости! Я его пальцем не трогал! Чем хочешь поклянусь! Землю есть буду! Я половину зарплаты, на сынишку - тебе…

— Свою семью корми! А про меня забудь! Забудь — навсегда! Уходи — Иван! — плакала мама, а когда он ушёл, Карл наблюдал как она достаёт из ящика бутылку красного вина и наливает себе целую кружку. Мать начала пить сразу после похорон и пила каждый день пока не совершила самоубийство. Сон ускорился. Его окружил хоровод ярких образов.

Бабушка тайно подсыпает маме в вино лекарство. Мама находит лекарство и в отместку начинает подсыпать его бабушке. У бабушки начинаются видения. Она говорит Карлу, что бабушка заболела, когда тот в первый раз увидел как бабушка жарит гречневую кашу на сковородке вместе с газетами. Они травят друг-друга, травят в тайне, а на людях улыбаются и обнимаются. Бабушке становится хуже. Она часто запирается в своей комнате и беседует с книгами, а мама — пьёт водку. На свой день рождения Карл пишет поздравительную открытку от имени своего отца где просит маму бросить пить и снова стать хорошей. Мама читает записку. Карл видит как по её лицу текут слёзы. Мама действительно бросила пить, но психоз, который называют “белая горячка” доводит её до самоубийства. Бабушке всё хуже. Она ходит по улице и просит милостыню. Она утверждает, что у неё нет родственников и она сирота. Соседи приводят её домой. Карл бегает за бабушкой, каждый вечер и отыскав то на помойке, то на кладбище отводит домой за руку. В школе ему задают странные вопросы о самочувствии бабушки и не хочет ли он переехать жить в детский дом. Карл отказывается и говорит, что у них в семье, всё нормально. Бабушка пишет доносы на саму себя. Бабушка ворует кошек и заворачивает их в тряпки, утверждая, что это её детишки. С Карлом перестают дружить и называют его — “чеканутым”.

Соседи по дому говорили ему — “прячь от неё лекарства”. Он прятал, но в тот день добрая соседка решила угостить его и бабушку пирожками. На свою беду он отлучился из дома слишком надолго и когда вернулся с гостинцами бабушки уже не было в живых. Последние три дня, перед смертью она искала валерьянку, говорила, что чувствует запах, обвиняла внука в том, что он хочет сжить её со свету. Он не выдержал и открыл сундук где хранились лекарства, выдал ей валерьянку, она успокоилась. Затаилась. Но когда он вернулся домой с пирожками, выяснилось, что она пользуясь его отсутствием сбила замок с сундука топором. Сбила и выпила целый пузырёк йода. Карл нашёл её на веранде. Потом были похороны. Снова привычные похороны. Незнакомые люди, плачущие соседки, кто-то сочувственно трепал мальчика по голове.
Тетка со злыми глазами появилась на третий день. Она ворвалась в дом и в грубой форме потребовала, что бы он собирал свои вещи.
Карл снова увидел этот момент: он посреди комнаты застывший и испуганный что-то лепечет, говорит, что ему нужно умыться, почистить зубы, постирать вещи, а она нависла над ним и кричит, что у неё нет на это времени. Много вас, развелось ублюдков! Собирайся! Поехали!
Так он и приехал сначала в один детдом, потом в другой, а потом в интернат под Белгородом. Далеко закинула его жизнь от родного дома…Как же судьба так распорядилась? Как так…Так-так...Тук-тук...Тук-тук…

------------------------------------------------------------------------

@SallyKs - дамы вперёд))) Замечательный и душевный автор

@LKamrad - история и археология. Для тех, кто приходит сюда не деградировать

@DoktorLobanov - военный врач и писатель

@sairuscool - Писатель фентези. И учредитель литературного конкурса.

@Ded.Banzay - Новости и аналитика мировой экономики и политики.

@MorGott - Не проходите мимо, такого вы больше нигде не прочитаете.

@AnchelChe - И тысячи слов не хватит чтобы описать тяжёлый труд больничного клоуна

--------------------------------------------------------------------------

@Mefodii - почасовые новости и не только.

@balisangre - клёвый художник,

@krupatin - откуда ноты растут

@bobr22 - морские рассказы

@kotofeichkotofej - переводы комиксов без отсебятины и с сохранением авторского стиля

@PyirnPG - оружейная лига

@MamaLada - скоровские истории. У неё телеграмм. Заходите в телеграмм.

@ZaTaS - Герой - сатирик. Рисует оригинальные комиксы.

@Balu829 - Все на борьбу с оголтелым Феминизмом!

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

  • @Azirsan - одни из лучших исторических статей, что я читал.

  • @Cat.Cat - целая россыпь историков-любителей, а подчас и профессионалов с регулярной годнотой.

  • @CatGeeks - те же любители, но они расскажут вам про все игры, фильмы и кино.

  • @CatScience - научпоп для любителей научпопа

  • @glebklinov - обзор современных трендовых кино и музыки (клипов). Орно, Стозевно, Озорно и прекрасно

  • @Emelyanov - человек, который пишет о гик-культуре буквами, много, иногда спорно, но порой заставляет задуматься.

    https://pikabu.ru/@BabudaiAga - переводы страшных историй.

    @IrinaKosh - котики.

    @Animalrescueed - ещё котики

    -------------------------------------------------------------------------------------

Показать полностью
22

Тайна итальянской невесты. Джулия Петта

Предупреждение: в статье присутствует фотография погибшего человека.

Водитель откинулся на сиденье и прищурившись вглядывался на дорогу через лобовое стекло. Солнце только что опустилось за горизонт, и Чикаго погрузился в полуночно-синий мрак, который стал еще темнее из-за непрекращающегося дождя. По мере того как мужчина ехал по Харрисон-стрит, справа от него стало появляться кладбище. Это означало, что он уже на полпути к дому. День был долгим, и он хотел выпить пару кружек пива и, возможно, успеть посмотреть последние минуты футбольного матча.

Проезжая мимо северного входа на кладбище, водитель заметил, что кто-то идет по другой стороне дороги. Это была женщина в белом свадебном платье.

- Какого черта? - сказал он себе.

В Чикаго он встречал немало странных людей, но шел дождь, а тут эта женщина в свадебном платье идет по грязному гравию вдоль дороги.

- Она сумасшедшая?

Женщина смотрела прямо перед собой, ей не мешали ни дождь, ни ночь, и, судя по всему, ее не беспокоило движение транспорта.

Поначалу он отнесся к женщине с презрением, но чем ближе он подъезжал, тем больше беспокоился. Маленький голосок в голове подсказывал ему, что происходит нечто странное. Он говорил ему не останавливаться.

- Продолжай ехать, пока не доберешься до дома.

И он так и сделал, хотя и бросил несколько взглядов в зеркало заднего вида.

Женщина ни разу не отклонилась от своего пути. Она просто продолжала идти. Мужчина медленно выдохнул. По его позвоночнику пробежала невольная дрожь.

Как и многие водители в этом районе, этот человек только что столкнулся с одной из самых известных легенд Чикаго: Итальянской невестой.

Итальянская невеста Джулия Буккола

Джулия Буккола нервничала. Это был день ее свадьбы, и она хотела, чтобы все прошло как надо. С самого детства она мечтала об этом дне. Она проверила все еще раз. Все было идеально. Прекрасный букет цветов выглядел великолепно, добавляя яркие краски к ее чистому белому свадебному платью.

Джулия Буккола в день своей свадьбы в июне 1920 года

Джулия Буккола в день своей свадьбы в июне 1920 года

29-летняя женщина приехала в Чикаго вместе со своей матерью Филоменой семь лет назад. Ее старший брат, Джозеф, уже иммигрировал в США в 1900 году, а их брат Генри присоединился к нему девять лет спустя. Братья занимались дизайном и пошивом женской одежды и добились определенных успехов в этом деле.

Джулия была довольна Чикаго. Ее окружала семья, люди, которые не только говорили на ее родном итальянском, но и придерживались тех же обычаев и традиций.

Ее будущий муж, Мэтью Петта, тоже родился в Италии. Джулия улыбнулась при мысли о нем. Мэтью был невысоким мужчиной с каштановыми волосами и карими глазами и много работал на местной обувной фабрике. Она знала, что он любит ее и сможет обеспечить хорошую жизнь ей и их будущим детям.

Затем лицо Джулии омрачилось. Ее мечты всегда омрачались мыслями о матери.

Филомена была грозной женщиной. Ее муж, Гаэтано, умер в Италии несколько лет назад. После этого Филомена стала злой и озлобленной женщиной. Она заполнила пустоту в своей жизни, образовавшуюся после смерти Гаэтано, чрезмерным участием в жизни своих детей. Филомена, казалось, обижалась на всех, кто осмеливался вмешиваться в ее отношения с детьми, включая их супругов.

- Особенно супругов, - подумала Джулия.

Джулия не могла вспомнить ни одного из мужей своих сестер, которого одобрила бы Филомена.

Джулия очень любила свою мать и знала, что она любит ее так же сильно, но эта любовь не распространялась на Мэтью.

Однако в этот знаменательный день все это не имело значения. Это был день свадьбы, и Джулия не позволила бы его испортить, в том числе и своей матери.

И она не испортила. Мэтью и Джулия поженились в тот июньский день 1920 года, и совсем скоро они обрадовали свои семьи счастливой новостью: Джулия была беременна.

Пара была вне себя от счастья.

Гибель Джулии Петты

Но с течением времени у женщины появились некоторые проблемы с беременностью. Что именно случилось - неизвестно, но члены семьи позже говорили, что Филомена, не любившая врачей, не разрешала Джулии обращаться к ним за помощью.

17 марта 1921 года - в День святого Патрика - Джулия родила сына Филиппо Петта. К сожалению, младенец родился мертвым. Хуже того, сама Джулия умерла в родах.

Мэтью и остальные члены семьи были убиты горем, особенно Филомена.

Джулия была похоронена на католическом кладбище Маунт-Кармел в Хиллсайде, пригороде Чикаго. Филиппо был похоронен вместе с матерью.

Но как бы печально все это ни было, жизнь продолжается.

Через несколько лет Мэтью снова женился. В 1926 году братья Джулии, Генри и Джозеф, переехали в Лос-Анджелес, где продолжили заниматься производством и дизайном женской одежды. На новом месте бизнес процветал, и они стали очень обеспеченными людьми. Вскоре и Филомена переехала к ним.

В какой-то момент Филомену начали мучить кошмары о погибшей дочери. В ее снах Джулия была жива и умоляла мать раскопать ее могилу.

Ночь за ночью ей являлись кошмары. Филомена не знала, что с этим делать.

Будучи католичкой, она решила поговорить со священником. В конце их беседы священник был убежден, что могилу Джулии необходимо эксгумировать.

Католическая церковь дала свое разрешение на это дело, и были достигнуты договоренности с кладбищем Маунт-Кармел. Когда из могилы выгребли последние несколько горстей грязи и медленно извлекли гроб из земли, в воздухе повисла тревога.

Джулия умерла шесть лет назад. Большинство присутствующих, вероятно, ожидали обнаружить внутри сморщенный, скорчившийся труп. Но когда они открыли гроб, там лежала Джулия, безупречная и нетронутая.

Немногие отважные люди протянули руку и прикоснулись к ее коже, и были потрясены тем, насколько она мягкая. Как будто женщина забралась в гроб и уснула несколько часов назад.

Напротив, сам гроб имел признаки разложения от пребывания в земле в течение последних шести лет.

Джулия Петта в день эксгумации, спустя шесть лет после смерти. Обратите внимание на состояние гроба по сравнению с телом

Джулия Петта в день эксгумации, спустя шесть лет после смерти. Обратите внимание на состояние гроба по сравнению с телом

Тело было аккуратно перезахоронено, а на могиле установили новый памятник. На нем стояла статуя, высеченная по образу и подобию Джулии в день свадьбы. Под ней, на основании, были две фотографии, установленные на фарфорово-керамических вставках.

Верхняя - в день свадьбы, нижняя - в день эксгумации через шесть лет после смерти.

Эта история со временем распространилась по городу, а к 1970-м годам приобрела еще большую известность, так как местные авторы, фольклористы и историки начали рассказывать ее в книгах и статьях.

История Джулии Букколы, итальянской невесты, стала легендой в Чикаго и его окрестностях. Как и во многих других легендах, в ней появилось множество выдуманных деталей, которые пересказывались снова и снова.

Скудность современных записей о Джулии одновременно затрудняет установление достоверных фактов ее истории и опровержение этих приукрашиваний.

Например, практически не сохранилось записей о том, как было получено разрешение на эксгумацию и почему она вообще была проведена. Также существуют разногласия по поводу того, кто заплатил за новый памятник, установленный на могиле, и почему семья решила поставить его именно там.

По словам членов семьи замена камня на могиле Джулии могла стоить до 10 000 долларов, что эквивалентно почти 173 000 долларов на сегодняшний день.

Генри, у которого дела в Калифорнии шли очень хорошо, оплатил всю стоимость из своего кармана.

Согласно другим версиям, семья верила, что чудесное состояние останков Джулии было знаком от Бога. Говорят, что члены семьи использовали эту веру как способ собрать деньги с друзей и родственников на строительство нового памятника. Некоторые родственники также утверждали, что Филомена начала видеть кошмары о Джулии только в 1926 году, когда она переехала к Генри и его семье.

Они предполагают, что Филомена, которая якобы не разрешила Джулии обратиться к врачу, когда та была беременна, испытывала сильную вину и могла выдумать эти кошмары, чтобы заставить Генри оплатить новый памятник, поскольку знала, что ее сын может себе это позволить.

Некоторые члены семьи рассказывали, что Генри впоследствии сожалел о покупке нового надгробия, говоря, что если бы он не потратил эти деньги, то он и его семья были бы финансово обеспечены до конца своих дней.

Новое надгробие стало таким предметом разногласий в семье, что о нем больше никогда не вспоминали.

С годами некоторые люди брали землю с могилы Джулии, веря, что она может помочь при бесплодии или вылечить больных. Некоторые даже причисляли ее к лику святых. Однако в городе были эксгумированы и другие тела, которые удивительно хорошо сохранились. Считалось, что они сохранились благодаря естественным процессам.

Призрак Джулии Петты

Многие утверждают, что видели призрачную женщину в белом свадебном платье, которая шла по Харрисон-стрит или по самому кладбищу Маунт-Кармел. Люди, живущие неподалеку, говорят, что слышали рыдания и стоны женщины, находящейся в состоянии эмоционального расстройства.

Неужели неугомонный дух Джулии Петта до сих пор бродит по тому месту, где она была похоронена? Преследует ли она во снах свою мать, умоляя ее эксгумировать, или Филомена Буккола придумала эти кошмары, чтобы ее сын установил новое надгробие на могиле сестры?

Подписывайтесь на мой канал в Телеграм: Пуаро отдыхает

Показать полностью 3
6

Летучая мышь

Максимченко рычал. Голодным коршуном он ходил по квартире, заглядывая в каждый уголок в поисках еды. Четвёртый день он не выходил из неё. Мама сказала, что снаружи поселилась страшная летучая мышь. Теперь мама умерла, а без неё у Максимченко не хватало духу встретиться с внешним миром.

Но он проголодался. За три дня его запасы продуктов иссякли. Теперь он бродил по квартире и искал, что бы съесть. Но не было ничего. Совсем, совершенно. Максимченко рычал, царапал свою кожу, раскачивался, обхватив руками голову. Но еды не было. А снаружи была ужасная летучая мышь. Выйти туда было исключено. Он попил воды, но помогло ненадолго. Голод когтистыми лапами разрывал его желудок. Голова кружилась, в ногах была слабость. Он лёг и мутным взглядом уставился в потолок.

Потолок был испещрён прожилками пенопластовых панелей. Мимо лица пролетела муха. Максимченко поднял руку, чтобы отогнать её, и вдруг замер, увидев собственную кисть. Странная мысль шевельнулась в нём. Он сел на кровати. Снаружи была мышь. Внутри было нечего есть. Максимченко смотрел на свою руку. Видимо, другого ничего не оставалось. Голод погружал когти в его кишки.

Максимченко медленно поднял руку ко рту и осторожно укусил кожу. Не так уж и больно. Он кусил сильнее, а потом полностью сомкнул зубы, оторвав кусок кожи. Брызнула кровь, боль была невыносимой, но странным образом эта боль облегчила его муки голода. Он припал губами к ране и стал пить кровь. Потом прожевал кусок кожи, оставшийся во рту. Да, было больно, но в целом он почувствовал себя значительно лучше. Он решился продолжать. Закрыв глаза, он погрузил зубы в плоть.

Час спустя Максимченко лежал, поглаживая живот и сыто порыгивая. Чуть ниже локтя рука заканчивалась и была перевязана толстым слоем бинтов. За окном хлопала крыльями глупая летучая мышь. С ней главное - не открывать шторы, и тогда она не увидит и не узнает, что он здесь. Пока есть ноги и вторая рука, ей не заполучить его.

Показать полностью
125

Жених из зазеркалья

На конец новогодних праздников неожиданно отключили свет. Женщина одна, Мариной ее звали, как раз ванную собиралась принимать. Ну и решила не отказываться от этой идеи, ванную принимать – не стрелки рисовать, много света не нужно. Свечей поставила, теплой воды налила. А на стиральной машине под зеркалом маленькое зеркальце на ножке стояло, к нему развернутое. Получился зеркальный коридор, как в старинном гадании. Она туда посмотрела и в шутку говорит – ряженый-суженый, приходи ужинать.

Марина незамужняя была, хоть и в возрасте уже. Но так бывает – по молодости красоткой считалась, переборчивая. Все выбирала кого поуспешнее. А потом уже и перебирать особо некого стало. Она, правда, не сдавалась, окучивала каждого подходящего, и к себе в гости зазывала, и декольте специально носила с юбками покороче, но мужики ее побаиваться как будто стали. Вот она и сказала присловку – в шутку вроде, а и интересно немного тоже.

И смотрит – словно идет кто-то в конце коридора. Сначала даже вроде непонятно даже, может просто тень от свечей пляшет. Но нет, идет, все ближе и ближе, крупнее и крупнее, сначала силуэт темненький, потом вроде как приблизился – уже и рассмотреть можно. Очки поблескивают, огоньки свеч ловят, волосы седоватые, лицо доброе и печальное, немного вытянутое, как у лошадки игрушечной. Похож на одного мужика с ее работы. Тут бы ей и сказать: «Чур меня!» и накрыть зеркало чем-то, хоть полотенцем . Но она же не готовилась, слов нужных не знала. Стоит и смотрит, затаив дыхание. А человек все приближается, а потом как вынырнул в большое зеркало и прям напротив нее оказался. И стало ясно, что и не человек это вовсе. Лицо землистое, в дырках и пятнах, как блин непропеченый. Зубы как зубочистки желтые и узкие, но блеск металлический. За очками не глаза, а словно раны вскрытые, а в них черви белые копошатся, губы тоже объедены какой-то живностью. На руках когти обтрескавшиеся, неопрятные, но длинные, сантиметра по три. И тянет конечности свои эта тварь, уже за шею прихватил и в волосы руки запускает… Неизвестно, чем бы дело кончилось, да тут свет включили. Морок пропал, а бедолага в обморок грохнулась. Потом в себя пришла, в одном халате на лестницу выбежала, сестру вызвонила, и пока ждала, сидела в Пятерочке, которая на первом этаже в ее доме была. Домой одна так и не рискнула подняться. Сестра приехала – и узнать Марину не может. Вместо эффектной мадам пожилая женщина, постаревшая, испуганная. Голова наполовину седая, везде, где морок ее касался, седые пряди появились, а на коже лица ссадины, словно теркой провели. И заикается. Сестра забрала ее к себе, врача вызвала, диагноз поставили – острый психоз, а почему – непонятно. Но лечилась, вроде даже получше стало. Хотя и пришлось работу сменить – больше с людьми работать не могла, всех побаивалась.

И замуж вышла в итоге. За того самого коллегу. Когда вещи забирала, наткнулась на него и заорала в ужасе. Потом извинилась, а он стал за ней ухаживать. Провстречались они с пару месяцев, потом по-быстрому поженились, съехались. А потом вроде как продали Маринину квартиру, и уехали из города. Да только еще через месяц нашли ее на заброшенных дачах. Вместо глаз раны вскрытые, а в них черви белые копошатся. И губы тоже какой-то живностью объедены.

Вообще святочные гадания – это, конечно, особая тема. Раз связь с потусторонним миром открывается, предприимчивые люди, а особенно женщины, которые меньше имели возможности влиять на свою судьбу (мне кажется, именно с этим связана любовь дамочек к гаданиям и гороскопам), тут же завели кучу разных ритуалов, помогающие пролить свет на будущее. И способов этих было и раньше просто немерено, а сейчас, кажется, еще и вариаций насочиняли. Ну есть и классика, конечно.

Мое любимое гадание – когда девицы ночью набивались в баню и выставляли разные оголенные пикантные части туловища в оконце, а потом по степени волосатости руки старались прикинуть, насколько богатый будет муж (волосатый = богатый). А парни в это время набивались под оконце бани и старались, надеюсь, порадовать девушек прикосновениями рук высокой степени мохнатости и рассмотреть их потенциал в качестве невесты.

Ну  и конечно классика старорусской крипоты, когда девушка одна в бане заполночь должна была попытаться рассмотреть в зеркальном коридоре, образованном двумя противопоставленными зеркалами, в отблеске нецерковных свечей неясную тень, изображающую ее будущего мужа. При такой атмосфере там, конечно, чего только не привидится. Поэтому был целый комплекс мер, призванных защитить гадалку от потусторонних чудищ. Например, нельзя было брать с собой столовые приборы и другие колюще-режущие инструменты, нужно было иметь плотную ткань, чтобы накинуть на зеркало, как только там начнется дичь. Разве не прекрасная основа для крипи-стори? Есть сомнения, насколько у меня получилось удачно, но это все же всего лишь третья из двенадцати.

Показать полностью
163

С любимыми не расставайтесь (часть 1)

С любимыми не расставайтесь (часть 1)

Миша хлопнул дверью старенькой отцовской "Нивы" и чертыхнулся, поскользнувшись в вязкой, намытой недавним дождем осенней грязи. Издалека взглянув в затянутые толстым слоем пыли темные окна небольшого деревенского дома, на покрытой облупившейся краской двери которого висел массивный амбарный замок, он проковылял к задней части машины, открыл багажник и закинул на плечо тяжелый туристический рюкзак, подхватил два больших, наполненных съестными припасами пакета с эмблемой крупного сетевого гипермаркета и мелкими шажками направился в сторону входа в дом.

Добравшись до небольшой забетонированной площадки, предварявшей вход в запертый и выглядящий покинутым домик, он скинул пакеты на относительно свободный от грязи бетон и зашарил по карманам непромокаемой осенней ветровки, натянутой на толстый вязаный свитер; нащупал большую связку ключей и, некоторое время повозившись с туго поддающимся замком, наконец распахнул входную дверь. Пригнувшись, Миша шагнул в темные и стылые сени, нащупал на стене выключатель и щелкнул, озарив помещение тусклым светом одиноко болтавшейся у самого потолка пыльной лампочки. Подхватив пакеты, он закрыл входную дверь, оставшись в мрачноватом полумраке, затем повернул щеколду второй двери и вошел в хату; аккуратно поставив пакеты на пол возле ледяной печи, включил свет в комнате, отведенной под кухню, и осмотрелся.

Все выглядело примерно так, как сохранилось в его памяти: покрытый скатерью большой деревянный стол сразу под красным углом - обычно он был заставлен тарелками со съестным и накрыт еще одной скатертью для защиты от мух, но сейчас, разумеется, пустовал; возле стола - две скамьи и старое продавленное кресло, в котором его встречала бабушка, когда он приезжал к ней в гости; рядом - большой двухкамерный холодильник: выключенный из розетки, он ни звуком не нарушал царившую вокруг звенящую тишину; в упор с холодильником - небольшой шкафчик, заставленный чистой посудой, в ящиках которого, как припоминал Михаил, тусклой грудой лежали столовые приборы; большая выкрашенная в синий цвет печь с завешенными пологом полатями, на которых всегда спала бабушка, сколько он себя помнил - сам он предпочитал забираться на теплую, иногда почти обжигающую печь, переворачивать большую пуховую подушку, прижимаясь к ее нагретой стороне лицом - и засыпать так, в тепле, уюте и почти полной темноте. Ну и, конечно, иконы - много потускневших икон на небольшой полочке в углу над столом, завешенной когда-то белым, а сейчас скорее грязно-серым полотном.

Бабушка Миши, Светлана Григорьевна, умерла в этом самом доме, в соседней комнате 2 года назад. Воскресным утром, поздней осенью, она присела посмотреть свою любимую "Играй, гармонь" в еще одно старенькое и скрипящее кресло - ее любимое - рядом с дочерью, Мишиной мамой, которая приехала к ней в гости. Сам он тогда еще спал - как всегда, на печи - и неожиданно проснулся от какого-то резкого звука; прислушавшись, он разобрал доносившийся из соседней комнаты плач, тут же соскочил с печки и вихрем ворвался к сидящим в креслах маме и бабушке. На фоне тихо бормотал телевизор, доносились негромкие переливы гармони - Миша никогда не понимал такую музыку - а прямо перед ним его плачущая мама прижималась к груди как-то сразу поникшей и уменьшившейся в размерах бабушке: на губах ее играла едва заметная улыбка, а в навсегда закрывшихся глазах стояли слезы - как случалось каждый раз, стоило ей лишь услышать гармонь, мгновенно возвращавшую в юность, когда их насчитывающая теперь всего пару жилых домов деревня была многолюдной, а сама бабушка была еще юной и гибкой девушкой с тугой русой косой - задорной и смешливой, с легкостью пускавшейся впляс. Михаил часто жалел, что никогда не видел ее такой, если не считать пары старых потрескавшихся фотографий; бабушка навсегда осталась в его памяти сухонькой и сморщенной, сидящей в своем любимом стареньком кресле, навеки мирно уснувшей под звуки любимой музыки.

С тех пор в этом доме никто не жил - дедушка ушел задолго до бабушки, в смутное время начавшейся "великой перестройки", сломавшей судьбы миллионов людей и развалившей некогда великую и грозную страну, которую люди из его поколения с гордостью называли "Родина" и бережно строили натруженными руками для своих потомков. Дедушка запомнился Мише крепким и сильным мужчиной - рядом с ним бабуля, тогда еще статная, с прямой спиной и без единого седого волоса, часто заразительно смеялась - у него до сих пор иногда всплывала в памяти яркая и красочная картинка - как дедушка и бабушка, крепко держась за руки, сидят на скамье возле этого самого дома и, улыбаясь, смотрят на солнце, закатывающееся за горизонт.

В 92-м, когда Михаилу было 8 лет, его отца - кадрового военного, вместе со всей его семьей перевели служить на Камчатку - перед отлетом они все вместе заехали к бабушке в гости, и, уезжая, маленький Миша еще долго махал дедуле в заднее окно папиной служебной машины - они с бабушкой в обнимку стояли на пороге дома; бабушка крестилась и плакала, а дедушка улыбался и махал в ответ. Тогда Миша видел дедушку в последний раз - обратно домой они вернулись в 2000-м, когда отец вышел на пенсию и устал от работы преподавателем каких-то военных дисциплин новым поколениям курсантов. К тому моменту бабушка уже осталась одна, и Миша даже не знал, где похоронили деда - на деревенском кладбище его могилы не было, а родители в ответ на вопрос только неопределенно пожимали плечами и отмахивались.

Он прошел во вторую, погруженную во мрак, комнату, скрипя иссохшимися, покрытыми облупившейся красной краской деревенными половицами, и осмотрелся: в дальнем углу возвышался на тумбочке накрытый салфеткой небольшой телевизор, напротив которого стояли два стареньких кресла - при взгляде на них у Михаила защемило сердце; на стене висел узорчатый советский ковер, усыпанный старыми черно-белыми фотографиями - бабуля, со счастливой улыбкой обнимающая его еще молодую маму, державшую на руках бесформенный сверток - старшую сестру Миши, Олю; портрет дедушки - молодого, коротко стриженного мужчины с крепкими скулами и волевым подбородком; сам Миша, стиснувший в одной руке печеное яблоко, а другой прижимающий к себе толстого полосатого деревенского кота, судя по выражению морды, принимавшего свою участь с философским спокойствием. Под ковром стоял накрытый выцветшим покрывалом диван; неподалеку от двери виднелась слегка перепачканная сажей печурка. Миша скинул тяжелый рюкзак на пол, вернулся на кухню, включил холодильник в розетку, затем вышел из дома и направился к стоящему неподалеку покосившемуся сараю, в котором, как он помнил, должны были храниться дрова.

Выбрав из большой связки очередной ключ и открыв висящий на двери сарая замок, он нащупал на полке внутри большой серебристый фонарик, потрусил его, включил и осветил большую поленицу березовых дров и стоящее у ее подножия старое помятое ведро. Накидав в ведро несколько больших поленьев, он вернулся в дом и зажег в остывшей на годы печи огонь, услышав, как в печной трубе загудела тяга. Притащив в дом ещё с десяток больших поленьев, Миша взглянул на экран захваченного из дома старенького кнопочного телефона, показывавшего слабый, но вполне устойчивый сигнал, повесил ветровку на ворох висевших у двери фуфаек, переобулся в тапочки, закинул несколько поленьев в печурку во второй комнате и уселся в одно из кресел.

Дом достался в наследство его маме - единственному ребенку, которая, как человек городской, с бабушкиных похорон нечасто наведывалась в родовое гнездо; дом, оставшийся без присмотра, потихоньку приходил в негодность, как и все остальные дома на их хуторе, когда-то полные жизни, а ныне покинутые и безлюдные. Михаил тоже никогда не стремился приезжать в деревню - он до сих пор иногда вздрагивал от ярких воспоминаний о бесконечном огороде, который они вместе с немногочисленными родственниками обрабатывали под палящими лучами солнца чуть ли не все летние выходные напролет. Он и сейчас, скорее всего, блаженно сидел бы на своем любимом диване и играл в свою любимую приставку вместо того, чтобы месить сапогами деревенскую грязь - если бы у него по-прежнему был диван.

Несколько месяцев назад его любимая супруга - спутница всей его взрослой жизни, его надежда и опора, с которой он планировал встретить старость, если бы ему удалось до нее дожить, неожиданно для всех - и, в первую очередь, для самого Миши - подала на развод. Стандартные причины - разлюбила, не уделял внимания, не ценил - когда-то ему казалось, что так бывает только в жалостных, хотя и жизненных историях, на которые он десятками и сотнями натыкался в сети, и уж точно не коснется их дружной и крепкой семьи. Эти несколько месяцев для него прошли словно в бреду - не задумываясь, как будто на автомате, он подмахнул все подсунутые ему адвокатом супруги - теперь уже бывшей - документы, согласно которым все их совместно нажитое имущество оставалось ей; покидал свой нехитрый скарб в несколько клетчатых сумок и покинул ныне чужую квартиру, только на улице осознав, что одним росчерком ручки он перечеркнул и все свои планы на некогда понятное и предсказуемое будущее, и те прожитые вместе 10 лет, которые крайне много значили для него, но оказались несущественными для нее.

Слегка оклемавшись от таких неожиданных и глобальных, затронувших абсолютно все стороны его жизни, перемен, Михаил быстро осознал, как сильно ему требуется уединение. У них с бывшей не только имущество, но и почти все прочее было общим - общие хобби, друзья, семейные посиделки с родственниками с обеих сторон, даже общие коллеги; и теперь каждый, кто знал бросившую его супругу и был в курсе ситуации, считал своим долгом участливо посмотреть ему в глаза, прикоснуться к плечу и проникновенным голосом пробормотать что-нибудь в духе «ну ты как, держишься?».

Миша проклинал эти идиотские правила приличия - никто не знал, что именно говорить в таких ситуациях - даже те, кто сам через них проходил, да и надо ли говорить хоть что-то, но почти все почему-то пытались, испытывая при этом неловкость и доставляя ему один только дискомфорт - и каждый раз словно сдирая корку с едва начавшей подживать раны. Поначалу он стал просто избегать встреч почти со всеми своими знакомыми и друзьями, даже не очень близкими, а затем и вовсе плюнул и принял спонтанное, но кажущееся в моменте единственно верным решение - взял на работе отпуск за свой счёт (для начала на месяц), заехал к родителям за машиной, на которой отец иногда выезжал на охоту, и ключами от старого дома, и забрался сюда, в некогда оживлённую деревню, а ныне - пустынную безлюдную глушь.

Дом потихоньку прогревался - медленно, но верно; под уютный звук потрескивающих в печурке поленьев, ощущая расходящиеся во все стороны от ее раскалённых стенок волны приятного тепла, Миша неожиданно для себя расслабился. Спустя несколько минут, однако, он снова почувствовал себя неуютно - его ноутбук, как и смартфон, в это пропитанное унынием и безнадежностью путешествие не поехали, и после буквально пары минут бездействия Михаил, как и большинство людей из его поколения привыкший проводить время, уставившись в тот или иной экран, ощутил информационный голод.

Вскочив с кресла, он направился в кухню, подхватил с пола пакеты с продуктами и стал распихивать их в холодильник и стоящие рядом шкафчики. Справившись за несколько минут, он вернулся в жилую комнату и слегка растерянно огляделся по сторонам, не зная, чем, собственно, себя занять - дальше бегства из города подальше от назойливости окружающих его план не заходил.

Взгляд его остановился на невысокой тумбочке, на которой стоял телевизор - присев рядом и распахнув скрипучие дверцы, Миша заглянул в ее запылённое нутро и стал аккуратно вытаскивать на свет лежащие внутри предметы.

Перетянутая резинкой пачка советских новогодних открыток - ни на одной из них не было ни адресов, ни почтовых марок - Миша вспомнил, как любил перебирать их когда-то в детстве: садился вот так же на пол возле тумбочки и с горящими глазами разглядывал во всех деталях и самых разных вариациях румяного бородатого старика с мешком подарков за плечами, предвкушая наступление Нового года. Футляр с советской же электрической бритвой - дедушка почему-то никогда ей не пользовался, а вот его двоюродный младший брат, приезжая в гости, частенько жужжал ей по утрам, начисто выбривая покрытый седой щетиной подбородок. Следом шла коробка с разноцветными клубками пряжи - в последние годы бабушка уже редко пользовалась спицами, а вот в детстве Миша почти каждую зиму носил связанные ее заботливыми руками колючие, но очень тёплые шерстяные носки и рукавицы. Стопка каких-то старых истрёпанных журналов - что-то про садоводство, охоту, рыбалку, плотницкое ремесло - ими часто зачитывался дедушка, у которого всегда было острое зрение.  Бабушка же, насколько он помнил, никогда не умела читать - ближайшую школу построили только в послевоенные годы в соседней деревне, и бабуля, уже тогда тянувшая на себе большое хозяйство, так и не нашла времени на получение образования, оставаясь при этом мудрейшей женщиной с чистейшим умом из числа всех, кого Михаил когда-либо знал - тут он снова невольно вспомнил бывшую и горько усмехнулся - недаром она не понравилась бабушке в их первый совместный визит.

Миша встал, прошёл к стоящему в углу комнаты шкафу, распахнул его и пробежался пальцами по ряду платьев, пиджаков, рубашек и свитеров, висящих на вешалках, полной грудью вдохнув смесь запахов, знакомых с самого детства - советский одеколон, запах чистого свежестиранного белья, примесь нафталина и чего-то ещё, неуловимо знакомого и родного.

Странное это было чувство - прикасаться к предметам, которые когда-то составляли часть чьей-то жизни, которые кто-то с любовью покупал, использовал, за которыми кто-то ухаживал - кто-то, кого давно уже нет. Он представил, как вот так однажды кто-нибудь придёт и в его квартиру, вот так же раскроет шкаф и пробежится взглядом по его вещам; переберет его любимые диски, что-то - возможно, очень ценное для него, просто выкинет на свалку за ненадобностью или продаст за бесценок, и от него, Миши, не останется уже ничего. Здесь, сейчас, все эти вещи - практически нетронутые с того момента, как умерла бабушка, местами покрытые пылью, изъеденные молью, старые, бесполезные - все ещё несли на себе следы ее ласковых морщинистых рук, все ещё помнили о ней, все ещё создавали ощущение, что через минуту она зайдёт в хату с мороза, скинет фуфайку, сядет в любимое кресло в своей любимой меховой жилетке и включит свою любимую «Играй, гармонь».

Михаил уважительно прикрыл шкаф, аккуратно сложил вытащенные из тумбочки предметы обратно - в том же порядке и на те же места, накинул куртку, обулся и вышел на улицу.

Выбив из пачки сигарету, он слегка рассеял незаметно сгустившуюся на улице тьму огоньком зажигалки и прикурил; затем затянулся, зажмурившись от удовольствия, выпустил терпкий дым к небу, открыл глаза и застыл.

Безграничное пространство над его головой было усыпано миллионами и миллионами ярких и тусклых, больших и маленьких, знакомых и не известных ему бесконечно далёких звезд. Он уже и забыл, что на небосводе вообще могут и должны быть звёзды: в городе небо, засвеченное бесчисленными огнями стоящих в пробках машин и светом из миллионов окон, за каждым из которых протекали чьи-то года, всегда было пустым, мрачным, лишённым яркости, как и вся новая Мишина жизнь. Он невольно вспомнил фразу из одного хорошего фильма - что на самом деле мы видим не звёзды, а лишь их старые фотографии - как те снимки на покрывающем стену ковре, где он ещё маленький, мама молода, а бабушка еще жива и может улыбаться не только на фото или в его памяти. Небо поглотило его, впитало в себя без остатка - Миша стоял с открытым ртом, запрокинув голову, не в силах отвести глаз от холодной вечности, которая неожиданно разверзлась над крышей старого деревенского дома.

Внезапно его руку что-то обожгло - он чертыхнулся, выпав обратно в реальность, отбросил в сторону прогоревший до самого фильтра окурок, подул на обожженные пальцы - и зацепил краем глаза неяркий свет, горящий в окне разрушенной школы, стоявшей на соседнем холме.

Миша с удивлением уставился на освещаемое неровными всполохами, словно от нескольких свечей, окно в этих развалинах вдалеке - насколько он помнил, школа сгорела где-то в конце девяностых, за пару лет до того, как они с родителями вернулись с Камчатки, и с тех пор деревенские всегда обходили ее стороной; а сегодня шариться по развалинам было и вовсе некому - ближайший не покинутый жильцами дом был в нескольких километрах отсюда.

Пожав плечами, он притоптал тлеющий на земле окурок и вернулся в дом. Включив пестрящий помехами телевизор, показывавший всего 2 канала, он с полчаса пытался поудобнее устроиться в кресле, расслабиться и перебороть вновь накатившую на него скуку. Наконец, не выдержав, выдернул вилку телевизора из розетки, выглянул из дома и увидел, что в окнах школы все ещё мерцает неяркий подрагивающий свет. Накинув тёплую фуфайку, он вытащил из чулана резиновые сапоги, натянул их вместо домашних тапочек, подхватил фонарь, прикрыл дверь дома и, посвечивая себе под ноги, неспешно двинулся в сторону разрушенного здания.

Вся деревня когда-то стояла на нескольких больших холмах - внизу раньше текла небольшая речушка, ныне вконец обмелевшая и превратившая некогда служившую пастбищем низину в заросшее густой травой и осокой болотце. Михаил аккуратно перешагивал поблёскивающие в свете фонаря лужицы, раздвигая руками особенно густые пожелтевшие заросли и разгоняя слетавшиеся на свет тучи мошкары. Перешагнув едва струящийся ручей - все, что осталось от речки, Миша, в очередной раз поскользнувшись в грязи и слегка запыхавшись, начал подъем на противоположный холм и через несколько минут оказался у невысокой и местами все ещё покрытой облупившейся штукатуркой стены школьного здания.

Заглянув в привлекшее его внимание окошко с целыми и чистыми стёклами, неожиданно для себя он рассмотрел в неровном свете двух стоящих на полке свечей погружённую в полумрак комнату, похожую на кладовую: у дальней стены возвышался стеллаж с аккуратными стопками рулонов туалетной бумаги и какими-то моющими средствами, возле стеллажа стояло ведро с прислонённой к нему деревянной шваброй, а все остальное пространство комнаты было заставлено большими красными баллонами, в которых обычно перевозят пропан. Комната выглядела абсолютно нормально - ни следа пожара или накопившейся за более чем 20 лет разрухи: казалось, будто Михаил заглянул во внутренности обычной деревенской школы, и что школьный завхоз покинул кладовую буквально пару минут назад.

Двинувшись вдоль стены, Миша наткнулся ещё на несколько окон - вполне целых на вид, но уже не освещённых; минуту спустя, обогнув школу, он увидел ещё одно светящееся окошко с противоположной стороны здания.

Посмотрев в него сквозь частую и ни капли не проржавевшую решетку, он с удивлением увидел самый обычный школьный класс: с полдюжины деревянных парт не первой свежести, выкрашенных в слегка облезшую зелёную краску, и такие же потрепанные стулья; большой книжный шкаф - во всю стену, заставленный какими-то учебниками и растущими в горшках цветами; черная школьная доска, местами исписанная мелом, и плакаты известных учёных, висящие над ней. Эта комната тоже освещалась свечами: почти на каждой парте их стояло по несколько штук - наполовину сгоревших, укутанных потеками воска. Но самым неожиданным для Миши стало то, что в этот самый момент, практически ночью, в этой самой сельской школе, которую он считал давным-давно заброшенной, шёл самый настоящий урок: за партами сидели семеро ребят самого разного возраста, а у доски, нацепив очки на нос, стояла миловидная девушка с учебником математики, которая писала что-то мелом - кажется, формулы Виетта для решения квадратных уравнений, и время от времени поворачивалась к классу лицом.

В полном недоумении Михаил прильнул к решётке, отстранённо подумав, что наверняка он сейчас довольно странно - или даже пугающе - выглядит со стороны, и что хотел бы он знать, кому пришла в голову идея проводить уроки в этой сельской школе в столь поздний час, как вдруг из-под запертой двери, отделявшей помещение класса от остальной школы, в комнату скользнула тонкая струйка чёрного дыма.

Разглядев ее, Миша недоуменно нахмурился; через секунду, увидев, что в класс продолжает проникать дым, он сначала неуверенно, а затем изо всех сил забарабанил в окно, пытаясь привлечь внимание и предупредить детей и учителя об опасности - но никто из них даже не повернул голову на шум. Наконец один из школьников, закашлявшись, обернулся в сторону двери - и тут же, увидев дым, испуганно вскочил с места, замахал руками учителю и закричал что-то, беззвучно открывая рот. В следующий миг все остальные ребята подорвались из-за своих парт и отскочили подальше от двери в сторону окна, по-прежнему не обращая внимания на Михаила, все так же стучащего в окно в тщетной попытке привлечь внимание. Учительница, намочив водой какую-то тряпку и прижав ее к лицу, сквозь быстро заполнявшие класс клубы дыма рванулась к выходу, взялась за дверную ручку - и тут же отдернула руку, обжегшись о нагретый металл. Задумавшись всего на мгновение, она задержала дыхание, убрала от лица мокрую тряпку и, обмотав ей руку, схватилась за ручку снова - но дверь, по всей видимости, оказалась заперта. Девушка налегла на неё плечом - сначала с места, затем - оттолкнув в сторону парты и как следует разбежавшись; но дверь не поддавалась, и выход все равно оставался заблокированным. Все это время дети, сбившись в кучу у противоположной от двери стены и то и дело кидая панические взгляды на забранные в решетку окна, что-то безмолвно кричали друг другу: Миша увидел, как по щекам двух девочек потекли слёзы, но вскоре их лица скривились в приступе кашля и скрылись от него в застилавшем комнату дыму. Михаил застыл, не в силах пошевелиться - как будто в первом ряду уличного кинотеатра он наблюдал за трагедией, развернувшейся у него на глазах - вот учительница схватила стул и сквозь кашель, замахнувшись, из последних сил опустила его на добротную классную дверь, которая даже не пошатнулась под ударом; вот девушка метнулась к окну - ни секунды не колеблясь, разбила замотанной в тряпку рукой одно из стёкол, тут же скорчившись от боли в появившихся на руке порезах. Нагнувшись, она подняла с пола потерявшую сознание маленькую девочку и прижала ее к окну, в надежде, что свежий воздух приведёт ее в чувство.

Эти несколько минут - или, быть может, секунд, тишину ночного леса не нарушало ни единого звука - Миша не слышал ни треска горящего дерева, ни звона разбитого стекла, ни протяжного крика молодого учителя, запертого в огненной ловушке вместе с несколькими детьми. Казалось, ему достаточно протянуть руку, и он сможет коснуться этой испуганной девушки, смотревшей куда-то мимо него, погладить ее по щеке, попытаться успокоить, но он изо всех сил вцепился в решетку - так, что его пальцы побелели, и просто смотрел на ее покрытое гарью лицо, почти до хруста сжимая зубы. Через несколько секунд комната почти полностью исчезла в дыму - и в это мгновение девушка наконец встретились взглядом с Мишей, как будто только сейчас его заметив; ее глаза широко распахнулись, она что-то беззвучно закричала - и вдруг Михаил словно обрёл слух: ночную тишину разорвал истошный крик

«ПОМОГИИИИИ!!!»

и следом за ним - оглушительный взрыв, превративший лицо учителя и прижатой к ней так и не очнувшейся девчушки в пылающие, дрожащие огненные маски с чёрными провалами истошно вопящих ртов.

Мишу отбросило от окна на добрые несколько метров; проломив спиной заросли какого-то кустарника, он кубарём покатился по поляне; наконец, остановившись, он резко поднял голову и посмотрел в сторону пылающей школы: на его глазах торчащие из окон языки огня словно растаяли в воздухе, минуту назад ещё крепкие стены развалились, на их обломках из неоткуда возникли молодые побеги деревьев, мох и местами даже грибы; вся поляна погрузилась в темноту, и школа за несколько мгновений превратилась в заросшие высокой травой старые развалины с обвалившейся крышей, по которым можно было понять, что когда-то давно в них случился пожар.

Он уронил голову на траву и потерял сознание.

***

Михаил очнулся от сковавшего все его тело жуткого холода - судя по тому, что на поляне было уже довольно светло, он провалялся в отключке почти целую ночь. Кинув взгляд на все так же представлявшую собой груду давно заброшенных и догоревших развалин школу, он вскочил на ноги, обхватил себя руками, ощутив, что вся его одежда вымокла до нитки, и, стуча зубами, ринулся домой.

Ввалившись на кухню, Михаил моментально скинул с себя мокрые вещи прямо на пол, включил электрический чайник, плеснув в него пару литров воды, подкинул в едва тлеющие в печке угли несколько новых поленьев, в два движения взлетел на не остывшую за ночь лежанку на печи и с головой закутался в тёплый плед, ни на секунду не переставая дрожать.

Одному Богу известно, что это было.

Может, эту фантазию подкинул ему его мозг - воспалённый и уставший прокручивать их с бывшей супругой некогда счастливые моменты, теперь втоптанные в жидкую осеннюю грязь тяжёлыми ботинками развода?

Миша не мог найти случившемуся рационального объяснения, но, как и любой нормальный человек, изо всех сил пытался - его разум, попав в не укладывающуюся в привычные границы реальность, сначала ушёл в отрицание, а затем стал пытаться подстроить свои рамки под то, что увидел и пережил. Вероятно, это все же была галлюцинация, вызванная стрессом и переутомлением - с этой мыслью он, все ещё дрожа от холода и в то же время - чувствуя пламя ночного взрыва на своём лице, соскочил с печи, все так же укутанный в плед, налил себе кружку горячего чая и заполз обратно, стараясь не расплескать кипяток.

Пригубив из кружки, он вдруг вспомнил, что не ел со вчерашнего обеда - и тут же ощутил лютый голод, от которого моментально засосало под ложечкой. Наскоро перекусив и залив в себя сразу три кружки чая, Миша наконец ощутил, как по телу разливается блаженное сытое тепло; забравшись обратно на печь, он перевернул подушку и, прижавшись к ее горячей стороне, почти мгновенно провалился в крепкий сон без сновидений.

В этот раз его привёл в чувство какой-то странный звук - открыв глаза, Михаил услышал как будто бы музыку - приглушённую, тихую, доносящуюся откуда-то издалека. Спрыгнув с печи, он прислушался - кажется, звук доносился из второй комнаты; медленно и аккуратно ступая по слегка поскрипывающим половицам, Миша приблизился к межкомнатной двери, на секунду замер - и тут же дёрнул дверь на себя, ввалившись в комнату и заозиравшись вокруг.

Пустота. Безмолвие. Темнота.

Он подошёл к беззвучно стоящему на тумбочке телевизору, посмотрел на его вынутую из розетки и сиротливо висящую вилку, ещё раз прислушался, на этот раз не уловив никаких посторонних звуков, плюнул и вышел из стылой комнаты обратно на кухню.

Кажется, ему и правда нужен отдых - Михаил кинул взгляд на часы и недоуменно хмыкнул - хотя куда уж больше? Часы показывали 20:15, за окном было темно, и он с удивлением осознал, что, пролежав до этого в отключке всю ночь, теперь он ещё и проспал практически весь день. Большой проблемы он в этом не видел - поддерживать режим не было никакого смысла, однако так странно он ещё никогда не спал. Прислушавшись к своим ощущениям, Миша с удовлетворением отметил, что проведённая на сырой поляне ночь прошла для его организма бесследно - кажется, он даже умудрился не заболеть. Вспомнив события прошедшего вечера, он ощутил, как в его мозгу аккуратно копошится червячок сомнения - а что, если все это было взаправду? Что, если он и правда мог как-то помочь? Если это не просто странная фантазия его утомлённого мозга, то почему девушка не видела его до самого конца, хотя он долбился в окно изо всех сил?

Миша щелкнул кнопкой чайника, долив в него ещё немного воды, достал из холодильника остатки утренних колбасы и сыра, накинул чистую фуфайку и сухие штаны, перешагнул через кучу лежащего на полу ещё сырого тряпья и вышел на улицу, подхватив со стола слегка отсыревшую пачку сигарет и зажигалку.

Затянувшись первой за целый день сигаретой, он уставился на начавшие понемногу загораться звёзды и поплотнее запахнул фуфайку на груди, прячась от налетевшего порыва промозглого осеннего ветра. Небо над головой было чистым - ни единой тучи или облака; Михаил мысленно поблагодарил Всевышнего за то, что ночью не было дождя - полежав несколько часов в ледяной осенней луже, так просто он бы уже не отделался. Сквозь постепенно растворяющийся в воздухе дым показалось созвездие Малой Медведицы - солнце тем временем уже с концами спряталось за горизонт - он неожиданно вспомнил, как он выискивал обеих Медведиц на небе, когда изредка по ночам, ещё будучи ребёнком, выбегал в уличный туалет - и как он мчался, не чуя под собой ног, обратно под надежную крышу дома, услышав тоскливый скрип старой ивы, возвышавшейся за сараем - ему всегда казалось, что это кто-то горько плачет там, в темноте - или, может быть, стонет - страдающий и одинокий.

Миша усмехнулся - кто бы тогда мог подумать, что на самом деле бояться нужно не чего-то таинственного и непонятного, а в первую очередь - очень даже простого и знакомого - например, собственной жены. Сделав последнюю затяжку, он бросил окурок подальше в траву и взялся за дверную ручку, когда его боковое зрение мельком уловило неяркое пятно света - в разрушенной школе на соседнем холме зажглось одинокое окошко - то же самое, что и вчера.

Минутой позже он уже выскакивал из дома, сжимая в кулаке ключи от машины. Галлюцинация или нет - это он очень скоро выяснит; но в том, что решетки на окнах были очень даже реальными, сомневаться не приходилось. В темноте нашарив в багажнике смотанный трос, Михаил прыгнул за руль и завёл двигатель.

Продолжение в комментариях.

Показать полностью 1
56

Письма деда Небздеда: Окна

Работенка, как говорится, не пыльная. Ну, по сравнению с обычной. Пыли, конечно, хватало, но где ее не хватает - вон, и на мостовой валяется, и в воздухе вихрится, и вообще в каждой квартире этого добра навалом. Но зато делать особо ничего и не надо. Так, поболтаться на высоте нескольких десятков метров, да простукать все доступные вертикальные поверхности на предмет непрочностей и прочих разрушений. Простукать, разумеется, не буквально, для этого выдавались специальные приборы.

- Как думаешь, и правда вовремя заплатят? - задумчиво протянул Степан.

- Чего не б не заплатить? - удивился Геннадий, - Цыган всегда исправно платит.

- Не знаю, что-то не доверяю я. Тут обдирать фасад пришлось месяц назад…

- Не напоминай, - проскрипел в ответ их третий коллега, Николай.

- …так и то меньше заплатили. Тут же вообще плевое дело.

- Не плевое, а квалифицированное, - вмешался их прораб Евгений, - это вам не метелками махать, это точный прибор дадут в руки.

- Очень точный прибор, - засмеялся Степан, - то же кайло, только с экранчиком.

- Не шурши, Степа, - подмигнул ему Гена, - лучше снарягу проверь еще раз.

Степан вопреки всем стереотипам не был самым молодым из их небольшой скалолазной артели, как они между собой себя называли. Но зато это был абсолютно стереотипный голубоглазый вихрастый колхозный блондин-бабник с соответствующим чувством юмора и поведением. Но дело знал, конечно. Еще бы не знал.

- Что за долгострой вообще? - снова спросил у начальника угрюмый Николай (а вот он был самым молодым).

- Да высотка какая-то, вроде жилая. Стоит лет пять уже, все продать не могут.

- Чего так?

- А мне важно? Я ж не менеджер какой, блин. Наше дело простое.

Под эти нехитрые разговоры в кунге их грузовичок продолжал мчать всю четверку на объект. Кроме уже знакомого белобрысого балагура Степана, в нем обитали рыжий Генка, чернявый Николай и - как на подбор - лысый Евгений.

Николай был не только самым молодым, но и самым угрюмым. Развеселить его могла только одна вещь - вид упавшего товарища. Развеселит его его такое падение с трагическим исходом, никто не знал и узнавать не собирался. Несмотря на возраст, он тут был единственный с профильной подготовкой. Лысый же прораб, заслуженный ветеран своего дела с ломаной-переломанной спиной, был непризнанным гуру по многочисленным мерам безопасности, и порой одной фразы “Женька сказал, что будет ветер” хватало, чтобы вся площадка сворачивала работы. Ну а Гена был где-то посередине. Руку набить уже успел, образованием обзавестись - нет, да и спину поломанную не нажил. Все три пункта его вполне устраивали.

А площадка и правда обещала быть странной. То ли она уже просто разваливается от времени, то ли у кого-то слишком много денег, чтобы обустроить комплексную проверку несущих конструкций и что-то там так далее, много умных слов. Простукать, короче. Столько за такую работу платить физически не могли - но Генку это совершенно не заботило. Проблемы с самой конструкцией моментально почует Женька, а насчет каких-то странных бандитских схем - такого не допустит уже Цыган, ушлый посредник Васька Цыганов, который и подогнал им работенку.

Да и вообще не всегда удается быть разборчивым - иногда деньги это просто деньги, чем бы они там не пахли. Это простая мысль сидела в голове каждого из них, хотя, конечно, ни один ее не высказал. Даже Колькина угрюмость была своего рода ухарством и бахвальством, защищавшим от признания простой реальности: они все отчаянно на мели и эта работа нужна им как воздух.

А воздух продолжал обтекать их пылью и никак не реагировал на происходящее.

***

- Ну как?

- Бытовка - дрянь.

- Я не об этом.

Прораб Женька (он очень быстро превращался из Евгения в Женьку, стоило только заехать на объект, как и все они становились Кольками да Степками) страшно пошевелил бровями, но только буркнул:

- Годится.

Здание, значит, было в порядке. Ну хоть с этой стороны неприятностей не ожидалось. Финансовый вопрос все еще висел нерешенной загадкой, но хотя бы риска полететь вниз вместе со всей высоткой не было. Хотя бы в ближайшей перспективе.

А здание, конечно, впечатляло. Здоровенная призма, настоящий небоскреб по нашим меркам, этажей под двадцать. Кажется, в сечении это был восьмиугольник. Неудивительно, что такое не могут продать. И обычные коробки-то порой с трудом расходятся, а тут такой модернизм. Небось, кто-то из братков с придурью или модных бизнесменов развлекался.

- А документы на объект есть? - вдруг спросил Колька.

- Чего?

- Да кто построил вот эту…. кракозябру?

- Тебе деньги или документы нужны? - презрительно сплюнул прораб.

- Деньги.

- Я то же самое ответил.

Глядя на картинно удаляющегося в закат Женьку, Степан не смог сдержать смешок. Но под взглядами остальных тут же поник:

- Да что не так?

- Все не так. Помяни мое слово, взорвут эту махину вместе с нами, чтобы страховку получить.

- Типун тебе на язык, Колян.

- Да хватит. Домой же никто уже не поедет. Пойдемте бытовку смотреть, - махнул рукой Генка.

Бытовка была вещью, во-первых, понятной, во-вторых, в хозяйстве нужной. Собственно, без нее вообще всякое хозяйство превращалось в существование пещерных жителей. Неизвестно, был ли прав прораб насчет здания, но с бытовкой он точно не ошибся. Дрянь она дрянь и есть. Даже дыры в стенах имелись, кое-где законопаченные паклей, но в основном весело свистящие на ветру.

- А чего вы ожидали? - опередил все возмущения угрюмый Колька.

Препираться с ним никто не стал - время не резиновое, а привести свое жилище в приемлемый вид желательно до темноты. Сегодня работа у них довольно простая - наладить буржуйку, привести в порядок нары, приготовить нехитрый ужин. Все альпинистские премудрости ждут их только завтра - и восьмиугольный серый колосс посреди пустыря. И до тех пор желательно выспаться.

Гена успел только подумать перед сном, что странно, что о таком по-своему выдающемся архитектурном проекте он так ни разу не прочитал в газете и не посмотрел по телевизору.

***

Подниматься наверх пришлось на подъемнике. Внутри, как оказалось, никаких лифтов смонтировать не успели:

- И они еще хотят это кому-то продать?

- И не такое лохам впаривали.

- Да только закончились такие лохи уже.

- Колька, ну хватит. Ты их менеджер, что ли? Твое дело простукать стенки.

Подъемник трещал, дребезжал, и вообще демонстрировал неиссякаемое желание избавиться от вверенного груза. Пришлось вцепиться в поручни и вполголоса ругаться - или молиться, у кого на что фантазии хватает. Генка для развлечения считал этажи - из-за постоянных подергиваний даже сбился два раза. Выходило не то 18, не то 19. Нечасто такое встретишь.

На удивление, все нужные конструкции на крыше были на месте. Женька лично проверил положенные блоки и перекладины и одобрительно крякнул. Ну что ж, раз даже он не против, то можно начинать. Пока альпинисты обвязывались снаряжением, подкалывая друг друга с переменным успехом, вездесущий Коля-Николай ляпнул:

- Ветра нету что-то.

- Чего?

- Ветра нету, говорю.

- Так это ж хорошо, - задумчиво протянул Степан, уже что-то понимая.

- Тут метров пятьдесят от земли, а то и все семьдесят. И тут нету ветра.

- Работал бы лучше, - буркнул прораб и снова проверил все тросы, - Аппаратуру взяли?

- Взяли.

- Привязали к комбинезону?

- Да все привязали, за кого ты нас держишь?

- Смотри, а то стоимость из получки вычтут. Ну, с богом тогда.

И сплюнул вниз, на землю. Такой у него был ритуал на удачу. Один за одним альпинисты спустились вниз. Первое время доносилось мерное постукивание - “простукиванием” этот процесс назвали не просто так. Но со временем исчезло и оно. В очередной раз обойдя все механизмы, Евгений утихомирился и уселся посередине крыши. Достал сигарету, закурил. Попытался подумать о высоком. Не вышло. Он сейчас повыше высокого был. Посмотрел в небо.

***

Скалолазная артель имела все права так себя называть. В то время как большинство их коллег обходились без таких излишеств, у них были маленькие рации. Вполне достаточные, чтобы связаться с коллегой через пяток метров от тебя. Поэтому кроме мерного стука приборов, иногда у них появлялись и другие способы развлечения. Анекдоты там потравить, или еще что.

В жилых домах даже можно было заглядывать в окна - конечно, каждый из них надеялся там увидеть что-то неприличное, но пока никому не свезло. Но все равно было что-то волшебное в возможности невозбранно обратиться к чужой жизни, прикоснуться к ней, погадать, а каково это, быть не собой…

С недостроями это, конечно, не работало. С долгостроями тоже - дом вроде и готов, но уже никому не нужен. И никто в нем не живет. Генка пару раз бросал взгляды в сиротливые окна, но видел там только одинаковые типовые стены, даже не оштукатуренные. Только тук-тук да тук-тук. Бип-бип, прочностные характеристики в норме. Спуститься на одну плиту ниже, повторить.

- Я вот ногой не пони, - донеслось через помехи.

- Чего? - Геннадий чуть не уронил прибор.

- Я одного не понял, говорю.

- И чего?

- А почему нельзя изнутри простучать стены?

Генка задумался. Такой простой вопрос его не занимал из-за банальной профдеформации - ему даже в голову не могло прийти, что что-то можно делать изнутри здания. Но въедливый Колька, как всегда, всех смутил.

- В смысле? - беспомощно переспросил по рации Степка.

- Это же проще. Идешь по лестнице и проверяешь те же стены.

- Тебе деньги надо или документы? - повторил слова прораба Степан.

Генка аж засмеялся. Молодец, хорошо молодого уел. Но руки все равно почему-то дрожали, когда цилиндрик прибора отбил свое очередное тук-тук, бип-бип.

Еще несколько минут прошли в напряженном тралении троса и методичных постукиваниях. Когда Генка хотел было уже сам нарушить молчание, вдруг вклинился обратно Колька:

- Мужики, вы ничего не видели?

- Чего именно?

- В окне.

- Да пусто там, - ответил за всех Степан, - голые стены.

Колька ничего не ответил. Но Генка почему-то начал подспудно заглядывать во все окна, мимо которых скользил по тросу.

Наверняка, это разыгралось воображение от Колькиных выкидонов, но к концу дня он был готов поклясться, что в некоторых окнах что-то двигалось на границе его восприятия. Как бы Генка не храбрился, это все равно нервировало. Вот же черт мнительный, весь рабочий день испортил.

И снова тук-тук, бип-бип.

А этажи все не кончались и не кончались. Здание было высоким, конечно, но Генка готов был поклясться, что уже давно должен был рассмотреть в деталях травку у дома.


***


В бытовке все было как обычно. Большую часть дыр уже законопатили, и стало даже вполне уютно. В основном молчали. Как всегда, всеобщее спокойствие нарушил Колька:

- Сколько там этажей, никто не считал?

- Да ты можешь о чем приятном поговорить? О бабах, например, - отмахнулся Степан.

- Вот, я тоже не знаю, - закончил Колька и вернулся к своей миске с супом.

Все промолчали. Наконец, не выдержал Гена:

- Да что на тебя нашло, Колян? Я вот считал этажи, их там 18 или 19. Подъемник трясло, сбился пару раз. И что такое тебе от этого?

- Так и я считал, - вздохнул Колька и шумно хлебнул еще супа.

- Ну и что ты сейчас…

- Я и потом считал, когда вниз спускался, - словно и не заметив возражения, продолжил Николай.

- И? - нахмурился Степа.

- Десять насчитал.

- И что с того?

- Ну… Вы же сами все видели. Земля ближе не становится. Мы, получается, уже полдома простукали, а он… Нда.

Колька отложил ложку и выпил остатки супа из миски:

- Устал я, наверное, мужики.

С этим все поспешили согласиться. Вскоре разговор переключился на более приземленные темы - достижения на полях любимых футбольных клубов, ну и на полях личной жизни, разумеется. С Кольки аж стала спадать необычная даже для него мрачность.

В пустопорожней болтовне и обмене остротами не принимал участия только прораб Евгений. Если честно, он вообще за вечер ни слова не проронил. Быстро проглотил свою тарелку и лежал, всматриваясь в потолок. Даже не курил.

***


- Это вообще как? - всплеснул руками Степа с молчаливого одобрения остальных.

Все установки для крепления альпинистского снаряжения были перемешаны - Генка точно помнил, что спускался вчера вот по этой стене, слева подъемника. Теперь там ничего не было - словно кто-то повернул крышу дома, как ребро кубика Рубика, и работать ему предстояло на деление левее.

- Может, так надо… - неуверенно протянул Колька.

- В смысле, мать твою, надо?

- Ну, заказчик так хочет. Его архаровцы переставили все, чтобы мы сегодня на других стенах работали.

- А еще заказчику надо, чтобы нижние 10 этажей мы не проверяли? Женька, колись.

- Не знаю, - покачал головой прораб, - мне о таком не говорили.

- Чертовщина какая-то, - озвучил наконец это слово Генка.

- Чертовщина, - согласился Колька.

- Но работать надо, - отрезал Евгений, - Крепите снарягу, готовьтесь. Небо в игры не играет.

Несмотря на то, что подобных поэтических замашек раньше за прорабом отродясь не водилось, спорить с ним никто не стал. Прописные истины, чего тут. Все, не проверенное сейчас, будет твоими личными проблемами потом. Смертельно опасными, как правило. Так что, пусть и ворча что-то себе под нос на разные лады, альпинисты принялись за работу. Разматывали тросы, фиксировали крепления, проверяли и перепроверяли страховочные системы. А после по одному сиганули вниз - простукивать новые стены с верхнего этажа и до вечера.

И никто за этими хлопотами не обратил внимания, что прораб не произнес свое обычное “с богом” и не сплюнул на землю. Он даже не стал никого донимать проверками, а постарался всех побыстрее сбагрить с крыши и уставился в небо. В его глазах еще со вчерашнего дня набухало какое-то совершенно невероятной силы удивление.

***


На сей раз этажи считал еще и Генка. Наверное, все они этим занимались. После каждой плиты, заботливо прощупанной ударом инструмента, после каждого “тук-тук, бип-бип” он внимательно вглядывался вниз и стравлял трос. А еще украдкой заглядывал в окно, если таковое попадалось по курсу.

В окнах все еще ничего не происходило. Геннадия аж подмывало прямо в эфир спросить, что же такое Колька там увидел вчера в окне - единственная тема, которую они не затронули в бытовке. Но он сдерживался. По целым двум причинам. Во-первых, его попросту могли поднять на смех остальные. Во-вторых, он не был уверен, что ему понравится то, что Колька мог бы ответить. От вечно мрачного циника хороших новостей ждать не приходилось.

И вот число пройденных этажей все росло и росло, а земля ни на метр не приближалась. Усталость, недосып, нервное напряжение. На худой конец, талант неведомого архитектора, какая-то оптическая иллюзия, позволяющая жителю каждого этажа ощущать себя на вершине мира. Черт его знает. Этому он еще худо-бедно мог придумать объяснение. Но не тому, что сегодня он прошел уже 15 этажей, а здание заканчиваться не собиралось. Вообще.

Наверное, с такой скоростью и усердием Генка никогда еще не работал. И напряжение дало о себе знать - в одном из окон он что-то увидел. Как будто в необитаемой комнате кто-то очень быстро спрятался за стену. Геннадий даже не успел ничего рассмотреть - только движение.

Единственное разумное объяснение, которое он смог сочинить к вечеру, - кроме того, конечно, что ему банально показалось, - компания каких-то извращенцев платит бешеные деньги, чтобы подсматривать за альпинистами. Это было в чем-то даже смешно: обычно же они подглядывали.

***

Генка сам себе в этом не хотел признаваться, но он до последнего боялся, что доставка еды к ним просто не приедет. Настолько странной и неправильной ему успела показаться вся эта работа, странной формы дом и неведомые шевеления в окнах. Но реальный мир снова не подвел - уставший курьер привез все, что от него требовалось, взял деньги, расстроился из-за отсутствия чаевых и отправился восвояси. Значит, все они все еще находились на планете Земля. Почему это Генку так радовало, он и сам знать не хотел.

- Слушай, Коль… - нарушил молчание Степан.

Черт, а ведь это уже было странно. Вся их скалолазная артель за ужин не проронила ни слова. Да когда такое было?

- Да, Степ?

- А что ты… видел? Тогда, в окне.

- Не знаю, - буднично пожал плечами Колька и положил себе еще жареной картошки, - Что-то двигалось.

- Что? - вырвалось у Гены.

- Не знаю. Двигалось и все.

Отлично. Значит, теперь они все трое сошли с ума. Судя по реакции Степки, он видел то же самое. И ни у кого не возникло ни малейшего желания продолжить расспросы - ни уточнить что-то, ни плоско пошутить, ни, в конце концов, заявить, что им всем пора отдохнуть и выспаться. Какой-то обреченностью веяло от этого ужина.

В поисках хоть какой-то поддержки Степка обернулся к прорабу, но Женька лежал на нарах и пялился в потолок. Казалось, этого странного диалога он вообще не заметил. По лысине старого альпиниста ползли редкие капельки пота, а глаза были широко открыты и воспалены…

Когда он, блин, в последний раз моргал?

***


Участки работ в очередной раз сместились. Уже никто и не удивился. Ну кроме Генки, разве что. Потому что ему достался таковой от Кольки, который он сделал - до десятого этажа, конечно, - еще два дня назад:

- Женька, ну это бред какой-то. Там же уже все простукано.

- Ну а ты перепроверь, - пожал плечами прораб, - Небо в игры не играет.

- Да иди ты со своими играми… Когда нам платить вообще будут?

- Вот когда закончим. Завтра или послезавтра.

- А нижние 10 этажей?

- А это проблемы заказчика, - ухмыльнулся Колька, - Пусть доплачивает. Сам всю снарягу нам мешает каждый день.

С этим поспорить было сложно. Поворчав что-то себе под нос, Генка привычно все проверил, привязал к страховочному поясу прибор и спустился с крыши.

Тук-тук. Бип-бип.

Плита за плитой. Окно за окном. Плиты были все теми же - серыми, бетонными, молчаливыми. Верны себе оставались и окна. Пустые комнаты неясного назначения, спальни, кухни, кто сейчас разберет. Без отделки и удобств. А в руках - только склерометр и его бесконечное тук-тук да бип-бип.

Ах да, склерометр. Генка внимательно осмотрел плиту. Прибор на полном серьезе бился в стену, оставляя на ней маленькие, едва заметные вмятины. Но он их столько за эти дни насмотрелся, что узнавал безошибочно.

И на этих плитах вмятин не было. То ли Колька безбожно филонил, спускаясь тут в первый день, то ли что-то было решительно не так. Черт, да вообще все было решительно не так. Генка аж уронил прибор, так, что тот повис у него где-то под коленом. Все решительно было не так с самого первого дня. Какие к черту окна, какие этажи? Десять, двадцать, плевать, сколько их.

Небо в игры не играет. Генка внезапно вспотел и вытер ладони о штаны. Откуда эта фраза вообще пришла в голову Женьке?

- Женька? - напуганно шепнул он в рацию, но тут же прокашлялся и повторил громче, - Женька?

Тишина.

- Степа? Колян? Прием, мать вашу.

Тишина.

За окном справа что-то шевельнулось. Генка едва не сорвался, но вовремя перехватил стопор троса. В комнате ничего не было. Все, что могло там шевелиться, уже скрылось за дверным проемом. За не оштукатуренным бетонным проемом. А куда вообще вел этот дверной проем? В коридор… квартиры? Да и какого черта, вообще, все комнаты с окнами в этом доме были одинаковыми? От этого вопроса Генка растерялся окончательно. Не может же быть в квартире только одна комната с окнами. Это же бред.

Тогда почему они все одинаковые?

В комнате снова что-то пошевелилось. Генка поспешно от него отвернулся, подобрал прибор и приставил его к бетону.

Тук-тук. Бип-бип.

Спустился на этаж ниже. Посмотрел в окно. Охнул и немедленно спустился на этаж ниже, даже забыв простукать стену.

Потому что в комнате стоял Колька. Он улыбался. Улыбок в своей жизни Генка видел много. И дружелюбных, и призывных, и злобных, после которых тебя будут бить в подворотне. Но такого он не видел еще ни разу в жизни. Сам он затруднился бы сказать, что эта улыбка ему обещала, но одно он знал точно. Знать правды он не хотел.

Стараясь не глядеть в окна, Генка стал быстрее разматывать трос. К черту эту работу, к черту эти деньги, пусть его хоть все мужики на смех поднимут, пусть. Генка спускался на землю. Стоило ему подумать об этом, как тряхнуло - будто сверху кто-то дернул за его трос, или еще хуже - заклинил блок. Но трос продолжил разматываться. Пять этажей, еще пять, еще пять…

- Твою ж мать, ребята, прием, - почти заплакал он в рацию.

- Небо в игры не играет, - ответила та голосом прораба.

Генка заорал и выбросил ее. Трос продолжал разматываться, хотя его длины на такое количество этажей просто не могло хватать. Пять, еще пять, еще пять.

Он не очень помнил, как коснулся ногами земли. На автомате - спасибо тренировкам Женьки - достал стропорез и перерезал трос. Так же на автомате побежал прочь.

По пути назад он оглянулся два раза. В первый раз он уставился на точеную, геометрически правильную восьмиугольную башню. В которой, как он тут же подсчитал, было от 21 до 22 этажей. Во второй раз он, разумеется, никакого долгостроя и никакого пустыря не увидел.

А еще вспомнил, что никакого посредника Цыгана, Витьки Цыганова, он отродясь не знал.

***

- Дом-призрак! - с экспертным видом констатировала Танюша.

- Может быть, - кивнул дед.

- А дома могут быть призраками?

- Кто знает? Тут и люди не все призраками становятся, что уж про дома говорить.

- А всё-всё может стать призраком?

- Например? - приподнял бровь старик.

- Ну… Не знаю. Качели, например? Могут качели быть призраком?

- Таких историй я не слышал.

- А морковка? - девочка выдернула одну из грядки и потрясла в воздухе.

- Нет, морковка точно нет, - улыбнулся дед, - Иначе бы у нас в животах только призраки и жили.

- А откуда берутся призраки?

- Никто не знает. Ну, обычно если человек что-то не успел здесь закончить, он остается. Если знать, что ему нужно, ему даже можно помочь. Но вот чтобы целый дом…

- Может, он просто хотел, чтобы в нем жили?

- Ты все-таки очень сообразительная девочка, - почесал старик бороду, - Такое даже мне в голову не приходило.

Танюшка довольно заулыбалась.

- Наверное, ты права. Дома же зачем строят? Чтобы в них жили. А в этот дом так никто и не заселился. Вот он и сам стал… Заселять, - последнее слово старик протянул зловещим тоном, от которого внучка только еще энергичней заулыбалась.

- И все призраки так делают?

- Не все. Некоторые и не призраки вовсе.

- А кто?

- Никто не знает. Не нечистики, это точно.

- Почему?

- С нечистиками мы давно знакомы. С призраками тоже, - уже было понятно, что наклевывается очередная история, - Но есть вещи, которых мы не знаем.

- А почему?

- Просто не знаем. То ли раньше они нам не показывались, то ли просто заметили мы друг друга только сейчас. Это призрака хочешь не хочешь, да увидишь. А нечистику до тебя обычно дела нет, он своими нечистиковыми делами занимается. Но нечистики хотя бы знают, что есть их мир, и есть наш. И есть правила.

- Опять про правила! - надулась Танюша.

- Без правил мы бы не знали, что делать, - развел руками дед, - И мы, и нечистики. Есть, конечно, всякая зловредная нечисть, но по большей части для них с нами встречаться так же неприятно, как и нам. Вот и держимся порознь. Они у себя, мы у себя.

- А кто придумывает правила?

- Никто. Они сами придумываются. Вот кто придумал, что за сарай ходить нельзя?

- А туда нельзя? - округлила глаза девочка.

- Но ты туда не ходишь, - ухмыльнулся старик.

- Там крапива. Кусается больно.

- Вот видишь. Ты придумала правило. Так это и у нас с ними происходит. Сделаешь что-то, больно, кусается. Значит так не надо. Так правила и рождаются.

- То есть, каких-то правил еще нет?

- Правила есть. Просто мы о них еще не знаем. Мы вообще очень многого не знаем о мире, внучка. Иначе у ученых дядек бы не было работы.

- Опять про работу.

- О, работа еще не самое страшное, - ухмыльнулся дед, - Иногда на работе можно что-то встретить. Или кого-то увидеть.

- Кого-то странного? - оживилась Танюша.

- Может, и странного. А может, и такого, который просто что-то узнал. И теперь очень хочет этим поделиться…

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!