CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

1 часть
2 часть

Идти пришлось дольше, чем до озера, где Сашка кормил пиявок. Сначала в густой темноте поредел лес, и сквозь неё показался свет. Потом деревья расступились. Впереди показалось уже знакомое ему поселение. Глядя на него вживую, он не мог отделаться от странного гнетущего ощущения, словно за ним наблюдает сама тьма вокруг, а ней притаилось что-то пока ещё невидимое и злое. Артём попробовал отогнать это чувство, но оно вцепилось в него посильнее, чем тоска в годовщину гибели семьи. Давило со всех сторон, пробиралось в сознание. Тёмный тряхнул головой и остановился, не доходя до круга из горящих факелов. Сашка безучастно прошёл сквозь освещённую поляну и застыл на месте. Артёму вдруг стало совсем не по себе. Он много где бывал и немало нечисти записал в свой послужной лист, никогда особо не боялся, но сейчас он отчётливо ощущал бегающий по спине неприятный холодок. Тёмный огляделся по сторонам. На первый взгляд поселение походило на давно заброшенную деревню. Со всех сторон к нему подбирались кустарник и деревья. Остался только один дом и пара сараев по бокам. Другие тонули в темноте и зарослях. В единственной уцелевшей избе светились окна. Слева от неё виднелся загон, где по-прежнему спали люди и свиньи. Артём поискал взглядом ребёнка, которого он заметил с коптера, но его нигде не было видно. В воздухе висел отчётливый запах разложения и выгребной ямы. Он только подкреплял смутную тревогу.

Сбоку скрипнула дверь. Тёмный увидел, как из сарая, пошатываясь, вышел мужчина в оборванной одежде. Когда он подошёл ближе к свету, Артём похолодел — то, что он в полумраке принял за грязный рукав, оказалось багровой, тронутой некрозом кожей. Артём неверяще шагнул поближе и увидел копошащихся в почерневших трещинах потревоженных личинок. В лицо ударила тяжёлая волна вони от гниющей раны. Обычный человек выл бы от адской боли. Да и лежал пластом в лихорадке, доживая последние дни, а то и часы. Но мужчина словно не замечал увечья — шаркающей походкой подошёл к хлеву и опустился на колени возле грязного эмалированного таза. Артём присмотрелся — в нём лежали куски заплесневелого хлеба. Глядя, как мужчина ест позеленевший хлеб, Тёмный поймал себя на малодушном желании свалить подальше от этого безумного места и не разбираться, какого хера и почему здесь происходит. Он перевёл взгляд на Севера и вздрогнул от неожиданности. За его спиной на крыльце дома он увидел женщину. Артём был готов поклясться, что не заметил, как она вышла из избы.

Определить возраст было сложно. Ей могло быть и всего лишь около пятидесяти, и больше. Тёмный вспомнил, как её называли в деревне — бабушка Аксинья. На бабушку она походила меньше всего. Скорее, на строгую монахиню или настоятельницу монастыря. Узкое лицо с сеткой неглубоких морщин, холодные светлые глаза. Русые волосы заплетены обручем вокруг головы. Она медленно спустилась с крыльца и подошла к Северу. В каждом её движении читалась уверенность и властность. На него и на Сашку она смотрела с одинаковой холодной презрительностью. Тёмный поймал себя на ещё одной ассоциации — помещица.

— Ты не сделал, что я велела. Почему ты снова не слушаешься? — холодно произнесла она и отвесила Северу хлёсткую пощёчину.

Тот пошатнулся. Молча развернулся и неуклюже пошёл в лес.

— Саш! А ну стой! — крикнул вдогонку Артём, но тот ожидаемо не отреагировал.

Тёмный перевёл взгляд на женщину.

— Какого хера здесь происходит? — недобро спросил он.

Вместо ответа Аксинья подошла к нему. Оглядела с головы до ног, как товар на рынке.

— Тебя я не призывала, но ты останешься здесь. Сгодишься.

Голос у неё был глубокий и звучный, совсем не старческий. Вблизи Артём даже мог назвать её привлекательной, сохранившей былую красоту. Она шагнула ещё ближе. Вокруг сгустилась темнота, отрезая и покосившиеся сараи, и мужчину возле хлева, и сам загон для свиней и людей. Запах тлена унесло порывом лёгкого ветра. Всё стало тише. Тёмный слышал потрескивание пламени в догорающих факелов и видел отражение огня в пронзительных глазах цвета стали. В них можно было потеряться. Аксинья положила ладонь ему на грудь, с нажимом провела по животу. Она ощупывала его так оценивающе, словно выбирала собаку или лошадь, но сейчас это казалось совершенно неважным.

— Сгодишься, — с ледяной улыбкой повторила она и потянулась к волосам Артёма.

Возле его лица блеснуло лезвие ножа. Тёмный в странном оцепенении смотрел, как Аксинья срезала прядь его волос. Сквозь холод в её взгляде проглядывали жестокость и похоть. Артём услышал, как она что-то едва слышно прошептала и вздрогнул — словно очнулся от короткого, но тяжёлого сна. Вернулась заброшенная деревня, в ноздри ударила вонь разложения.

Тёмный тряхнул головой и зло посмотрел на Аксинью. У той в руках был самый обычный обломок ветки. К нему она приматывала красной шерстяной ниткой срезанные волосы, медленно проговаривая слова, которые он не мог разобрать. С каждым витком виски сдавливало сильнее. Всё вокруг снова менялось. Воздух стал чище. Спящих в грязи людей стёрло из реальности. В сознание пробилась одна-единственная мысль — он останется здесь. Она превратит его в такого же безмозглого исполнителя своей воли. Если повезёт, по трекеру отыщут штабные. Если нет — сгниёт заживо вместе с теми, кого она сюда призвала.

— Прекрати! — рявкнул Артём. — Брось!

Аксинья тонко улыбнулась, и в то же мгновение Тёмный почувствовал, что ему в голову словно загнали с десяток раскалённых игл. Перед глазами потемнело. Он шагнул к ней, чтобы отобрать плетение, но ноги подкосились. Артём со стоном упал на колено. Чернота вокруг звучала голосом Аксиньи.

— Заплету твою душу, узелок за узелком…

— Сука… — Тёмный вслепую нащупал кобуру на поясе.

— Узел на воле…

Стало трудно дышать. Словно ткнули мордой в костёр, и от несуществующего жара он не мог ни глаза открыть, ни вдохнуть.

— Да чтоб тебя… — Артём нащупал кобуру и вытащил пистолет, привычным движением снимая его с предохранителя.

Мрак вокруг звучал плаксивыми голосами, как будто все запертые здесь люди заговорили одновременно. Тёмный снова не мог разобрать слов, но он точно знал, что они просят его остаться. Каждое слово ложилось на сознание как камень. Давило, заставляло смириться и принять новую судьбу. Слившийся в одно целое вой вспорол голос ведьмы.

— Узел на сердце…

Артём нечеловеческим усилием воли отогнал проклятое наваждение. Чернота заколыхалась и поползла клочьями. Сошла как талый снег, оставив заляпанное чужим вмешательством сознание. Тёмный с трудом сфокусировал взгляд на женской фигуре. Тревожным набатом погремела догадка — а если ему только мерещится? Что если это кто-то из призванных? Артём в последний момент сместил руку чуть в сторону и нажал на спусковой крючок. Без колебаний. В ночной тишине прозвучал женский крик. Острая боль в голове сразу стихла. Артём судорожно вдохнул полной грудью и тут же снова направил пистолет на Аксинью. Та упала на землю и держалась на раненое плечо. Её лицо исказилось от боли и злости. На земле рядом с ней лежал обломок ветки с примотанными к нему волосами.

Он успел. Или только думал, что успел, потому что Аксинья вдруг улыбнулась улыбкой победительницы.

— Думаешь, спасся? — рассмеялась она. — Ты уже мой. Плетение завершено. С тобой оказалось проще, чем с ним.

Словно в подтверждение её слов в сознании опять начал сгущаться вязкий туман. Тёмный, не колеблясь и не раздумывая, вскинул пистолет и дважды выстрелил в Аксинью.

— Ага, хер тебе на воротник! — процедил он, глядя в мёртвое лицо.

Артём потряс головой в тщетной попытке разогнать нахлынувшую на него сонную муть. Он чувствовал, что ещё немного — и забытье его поглотит. На мгновение укололо липким, неприятным страхом. Потом его смыло злостью. Просто так он не сдастся — позвонит Мишке, пока может это сделать. А тот придумает что-нибудь. Главное, чтобы тварина не воскресла. Тёмный бегло глянул на Аксинью — та по-прежнему оставалась трупом. Но даже мёртвая она смотрела на него свысока. Артём вернул пистолет в кобуру и подобрал с земли плетение. Хотел было сунуть в карман — сохранить для штабных, раз уж оно, сука, вот-вот превратит его в грёбаного зомбаря… И замер. Нет уж, сначала он сам попытается свою шкуру спасти. Тёмный быстро подошёл к факелу и поднёс плетение к огню. Вспыхнуло так, словно деревяшку облили бензином. От жара Артём выронил тотем, и тот упал на землю. Прогорело за считанные секунды. Как только огонь погас, Тёмный почувствовал, что всё — он свободен.

Из груди вырвался вздох облегчения. Справился. Осталось разобраться с другой хероборой. Но сначала — найти Севера. Если плетение на него действовало так же, как и на Тёмного, смерть Аксиньи ничего не изменила. Артём быстро пошёл в лес — в ту сторону, где скрылся Сашка. Он надеялся, что найдёт его так, без дрона. И что тот не успел снова плюхнуться в болото. Через несколько минут Тёмный вышел на берег. У самой воды, обхватив руками колени, сидел Север.

— Саш? — позвал Артём.

Тот вскинул голову и обернулся. В его глазах отразилась неподдельная радость.

— Ты… Ты всё-таки есть! — быстро заговорил Сашка, поднимаясь с земли. — А я думал, мне всё приснилось. Я просто очнулся… здесь. Вроде бы помнил, что ты был. Одежда на мне чужая. И в то же время всё как во сне… Я слышал голос… её голос, а потом он пропал… Она…

Он наконец умолк и вопросительно посмотрел на Артёма.

— Она мертва, — ровно произнёс Тёмный.

— Что?.. — неверяще переспросил Сашка. — Как?

— Напоролась на три пули.

Север вдруг нервно и горько рассмеялся, на несколько секунд закрыл лицо руками.

— Я… теперь смогу отсюда уехать?

— Сможешь, такси только заколебёшься вызывать, — мрачно отшутился Артём. — Пойдём обратно, надо ещё кое-что сделать, чтобы твои мозги окончательно очистить.

На подходе к поселению Тёмный услышал странный звук, как будто кто-то время от времени ударял палкой о дерево. Когда они добрались и увидели источник звука, Артём невольно содрогнулся. Мужчина из сарая пытался колоть дрова. Гниющая рука почти не слушалась, но он старательно бил топором по деревянной чурке, не в силах её расколоть. Глядя на него, Тёмный задумался, почему они по-прежнему под воздействием мёртвой ведьмы, а Сашка — нет. Он перевёл взгляд на Севера, и увидел в его глазах такое же непонимание.

— Им можно как-то помочь? — спросил Сашка.

— Когда она пыталась меня подчинить, делала плетение. Обычная ветка с ниткой, но я чуть не стал таким же, как он, — хмуро ответил Артём. — Видел что-то похожее на такие тотемы?

Север отрицательно покачал головой.

— Если и видел, то не помню, — он посмотрел на мёртвую ведьму. — Что с ней делать? Может, накрыть чем-нибудь?

— Ничего. Наших вызову, пусть разбираются. С ней и со всей этой хероборой.

Летние ночи — самые короткие. Пока Тёмный отвоёвывал свой разум и искал Сашку, край неба совсем посветлел. В предрассветном полумраке Артём заметил за избой огромный дуб. Он вспомнил слова, которые прочитал в досье и слышал от Алексея Романовича — про дерево, заслоняющее солнце. Подойдя поближе, Тёмный не удержался от удивлённого возгласа. На нижней ветке колыхались обломки веточек. К некоторым были примотаны срезанные волосы, к каким-то свёрнутые клочки бумаги. На одной он заметил срезанную русую косичку. А у подножия дуба стояла грубо сколоченная приставная лесенка. Вот же блядская ирония — спасение было на самом виду. Призванные люди каждый день ходили мимо него, не в силах ничего изменить.

— Да ладно…

— Что там? — тут же откликнулся Север.

— Жизни, — хмуро ответил Артём. — Посмотри на нижнюю ветку.

Сашка подошёл поближе.

— Это те плетения, о которых ты говорил?

— Думаю, да. Сейчас проверим.

Тёмный быстро сходил за факелом и поднёс его к тотемам. Те тоже вспыхнули как порох. Полыхнули ярким пламенем и за секунды осыпались чёрной трухой.

— Что-то поменялось? — спросил Артём.

Ответить Север не успел. По поселению прокатился жуткий вой. Кричал мужчина с гниющей рукой. Из барака, откуда он вышел, выбежала растрёпанная женщина и согнулась в рвотных спазмах. Люди в загоне проснулись. На их лицах Артём видел одни и те же эмоции: боль, страх, непонимание… Как только он сжёг плетения, вернул призванных в поганую реальность. Мысленно он укорил себя за порывистость, но теперь сожалеть было поздно. Только охреневать и смотреть на результат своего не самого умного поступка.

— Господи, что же это… — причитала женщина возле сарая.

— Что происходит? Что это всё значит?!

Мужчина скорчился на земле и тихо выл. Из второго сарая выходили люди, такие же растерянные, грязные, еле живые и умирающие. Последней, шаркая ногами, медленно вышла старуха. Растрёпанная, совсем седая. В отличие от остальных она не выглядела испуганной. На её лице Тёмный увидел тоску и что-то похожее на облегчение. Подслеповато шурясь, она остановила взгляд на Артёме.

— Теперь и помереть можно с чистой душой, — еле слышно произнесла она. — Спасибо тебе, сынок, спасибо…

Старуха тяжело осела возле стены сарая и обмякла. Даже не подходя к ней, Тёмный знал, что она мертва. А все остальные столпились возле него, словно у него были ответы на все их горькие “почему”. Он в полном оцепенении смотрел на людей, пока Север не встряхнул его за плечо.

— Надо им помочь.

Не глядя на Сашку, Артём нервно кивнул и молча вытащил телефон. На дисплее он увидел десяток пропущенных от Васильича. А он и не услышал — случайно перевёл телефон в беззвучный режим. Ещё была глухая ночь, но Тёмный сейчас не только шефа, но и весь штаб был готов на уши поставить. Васильич ответил на удивление быстро.

— Ты какого хрена себе позволяешь? — сходу зарычал он в трубку. — Забрал военный дрон, съебал в неизвестном направлении, на звонки не отвечаешь…

— Миш… — перебил его Тёмный.

В ответ на его безэмоциональный голос на той стороне повисла тишина.

— Что-то случилось? — совсем другим тоном спросил Васильич.

— Миш, здесь… — Артём медленно обвёл взглядом стоящих напротив него искалеченных и измученных людей. — Здесь пиздец. Гони сюда всех. Медиков, наших. Я нашёл, куда уходили люди. И некоторых людей тоже. Им нужна помощь.

— Ты сам в порядке? Можешь внятно объяснить, что произошло?

Тёмный коротко пересказал всё случившееся. Получил от Васильича ёмкое “Собираю всех, и выдвигаемся”. И остался один на один с людьми, которые, как и Север, ждали от него помощи, в то время как сам Артём снова хотел спрятаться в машине и ждать, пока приедут охотники и медики. Не спасатель он и не спаситель. И уж точно не герой. С этой мыслью он вместе с Сашкой сходил к внедорожнику — забрал те немногие запасы еды, которые взял с собой в дорогу, и пятилитровку с водой. Бросил в рюкзак бутылку с виски. Люди засыпали его вопросами, на которые у него не было другого ответа, кроме как “дерьмо случается”. Всё, что он мог для них сделать — это раздать припасы и заверить, что помощь скоро приедет. Север от еды отказался. Артём его понимал — ему бы тоже кусок в горло не полез. Мужчине с некрозом он вколол промедол и обезболивающее. Повезёт — дождётся медиков.

Сидя на чурбаке, где тот колол дрова, Тёмный наблюдал за людьми и за Сашкой. Север выручал. По нему и не скажешь, что он — птица высокого полёта. Не истерил, не требовал, чтобы его немедленно отвезли домой, помогал. В чём-то даже больше, чем Артём. Людям от его присутствия тоже было легче. Некоторые его узнали. А если уж сам Александр Север попал в такую беду, то за ним точно должны прислать помощь.

Тёмный отхлебнул из бутылки и почувствовал, как его кто-то осторожно потеребил за рукав. Он обернулся и увидел рыжую замызганную девчушку лет шести — ту самую, которую видел на камере.

— А ты можешь мою маму разбудить? — попросила она. — Все проснулись, а она нет.

— Где твоя мама? — предчувствуя неладное, спросил Артём.

Девчонка обернулась и указала пальцем на сарай. Его дверь кто-то плотно закрыл.

— Вы там жили? — зачем-то уточнил Тёмный.

— Сначала да, а потом я ушла вон туда, — она показала на старую собачью будку и наморщила нос. — В том доме очень плохо пахнет.

— Стой здесь, я сам посмотрю.

Артём встал на ноги и подошёл к сараю. Даже возле двери мертвечиной несло так, что он с трудом сдержал рвотный позыв. Он прикрыл лицо рукавом и заглянул внутрь. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что мама девочки уже никогда не проснётся. Окружённая роем мух и погребённая под слоем личинок, она была мертва не первый день. Тёмный отшатнулся и захлопнул дверь. Прокашлявшись, он вернулся к девчушке.

— И у меня не получилось, — соврал он.

Он покопался в рюкзаке и вручил ей помятую шоколадку.

— А может надо как в сказке? Поцеловать её? — схватив угощение, предположила девочка.

Перед глазами встал раздутый на летней жаре труп, и к горлу подступила тошнота. Артём покачал головой.

— Не, вряд ли поможет. Скоро врачи приедут. Они… посмотрят. Ты пока здесь посиди, ладно?

Она поёжилась.

— Здесь холодно. Лучше обратно в свой домик пойду.

— Не надо, там грязно.

Тёмный снова порылся в рюкзаке. Нашёл завалявшееся термоодеяло и, развернув его, закутал ребёнка.

— Так будет теплее, — он попытался улыбнуться. — И красивее. Смотри, как переливается.

Девчушке понравилось блестящее одеяло. Она радостно улыбнулась и уселась рядом с Артёмом, жуя шоколадку и болтая ногами. А Тёмный бездумно смотрел перед собой и время от времени прикладывался к бутылке виски. Пару раз подходил Сашка. Артём молча передавал ему бутылку, и тот так же молча пил. Заговорил он только один раз.

— Не помню, как был среди них, и надеюсь, что никогда не вспомню.

— Ты здесь всего два дня был. А вот всем им не позавидуешь.

Ближе к утру организм напомнил о себе. Тёмный отошёл по нужде в лес. И вроде там должно было дышаться легче — вдалеке вонючего хлева и сарая с трупом, но запах, наоборот стал, сильнее. Поэтому вместо того, чтобы вернуться в поселение, Артём прошёл вперёд. Метров через тридцать ему снова пришлось прикрыть лицо. Он стоял у края небольшого естественного обрыва. А внизу один на другом валялись трупы разной степени разложения. Некоторые относительно свежие, от каких-то остались одни кости. Тёмный отпрянул назад. В этот раз желудок всё-таки не выдержал. Артём, склонившись, ухватился за молодую берёзку. Когда его перестало полоскать, он отдышался и побрёл обратно. Солнце уже полностью показалось из-за горизонта. Его лучи пробивались сквозь густую крону нависающего над всеми остальными деревьями дуба — дерева из видений призванных.

Дерева, застилающего свет.

продолжение здесь

1 часть

На последнюю треть пути пришлось почти столько же времени, сколько он ехал по трассе. Чем дальше Артём петлял по дорогам, тем хуже те становились. Перед съездом на просёлочные он заехал на заправку — заполнил бак и канистру. Навигатор показывал всего-ничего до места назначения, но Тёмному хватило одного-единственного раза, когда он еле дотянул на лампочке до ближайшей АЗС, чтобы больше никогда не соваться в глухомань без запаса топлива.

Солнце на безоблачном небе медленно двигалось к горизонту. До заката оставалось часа три. Июньские дни — самые длинные. Успеет спросить про загадочную бабушку. Пробираясь по разбитой дороге, Тёмный заметил указатель с табличкой “Артёмухово, 2 км”. А когда впереди показались первые дома, даже выдохнул с облегчением — давно уже хотелось ноги и спину размять после долгого пути.

Машину Артём оставил на въезде в деревню. Сунул в карман брюк сигареты. Перевёл сигналку в беззвучный режим и закрыл внедорожник. Осмотрелся по сторонам. Деревня как деревня. Словно в прошлое лет на тридцать приехал. За последние четыре года он подобных пару десятков видел. Нечисть в таких не водилась, изредка её заменяли не очень добрые люди. Он прошёл мимо деревянных домов, высматривая местных. Возле дома с красивыми резными наличниками курил мужичок лет пятидесяти и пристально разглядывал чужака.

— Здрастье, — Тёмный махнул ему рукой и подошёл поближе к забору.

— Ты к кому такой пожаловал? — не сводя с него цепкого взгляда, спросил местный.

Артём машинально оглядел себя и изобразил неловкую улыбку. Для него камуфляж давно стал как вторая кожа, а обычные люди иногда косились. В тактическом боевом костюме из чёрного мультикама на грибника он походил меньше всего.

— Да мне человек один нужен… — он запнулся и нахмурился. — Говорят, есть тут у вас женщина. Приходит откуда-то. Мне бы с ней повидаться.

Мужик молча затушил окурок в стоящей на перилах крыльца банке из-под кофе. Взгляд его потяжелел.

— Ну раз приходит, значит ещё не пришла, — сказал он и повернулся к двери, чтобы уйти.

Тёмный про себя отметил, что отнекиваться местный не стал. Значит, приехал он по адресу. Неожиданно сжалось сердце, как от мгновенного испуга. Кольнуло и сразу отпустило, осталось только нехорошее предчувствие.

— Братан, ну бля, сложно по-человечески ответить? — Артём вплотную подошёл к забору. — Я сюда часов пять с хером ехал. Последняя надежда она у меня, понимаешь?

Тёмный с усилием навалился на невысокую ограду, пристально глядя на местного. Тот тем временем передумал уходить. Снова изучающе смотрел на приезжего.

— Ну пойми ты меня, как мужик мужика. Если надо ждать, ты скажи. Буду ждать.

— Чего у тебя стряслось-то? — с сомнением спросил деревенский.

Позади него открылась дверь. Из неё вышла женщина, и Артём про себя выругался — едва завязавшийся разговор грозил прерваться раньше времени. Местная словно в подтверждение его мыслей строго оглядела чужака.

— А вы кто? — холодного спросила она.

— Артём я. Бабушку местную ищу. Аксинью.

Женщина сначала многозначительно посмотрела на деревенского. Потом вернула взгляд на Тёмного.

— Зачем она тебе?

— Да жена у меня…

Артём досадливо тряхнул головой. Вытащил из кармана брюк пачку сигарет.

— Та ещё стерва… — держа сигарету в зубах и чиркая зажигалкой, произнёс он.

Ему пришлось ещё пару раз крутануть колёсико, прежде чем появился огонёк. Тёмный прикурил, и выдохнув дым, посмотрел на хозяев дома.

— Связалась с каким-то богатым мудаком. Он ей все уши зассал, как они будут жить долго и счастливо. А мне-то что? Ну хочется — еби…. живите в смысле на здоровье. Только им этого мало оказалось. Я и глазом не моргнул, как меня и родительских прав лишили, и вообще запретили к дочке приближаться. К моему собственному ребёнку, понимаете?

Тёмный замолчал. Затянулся и опустил взгляд. Нахмурился. Местные тоже молчали.

— Она мне звонит… Украдкой, чтобы мама не заметила и не заругала. И понять не может, почему к ней папа не приходит, — Артём шумно втянул воздух и в упор посмотрел на женщину. — Вот такую херню творит моя бывшая. Ладно, меня без штанов оставила, но дочку я ей не прощу.

— По тебе и не скажешь, что ты без штанов, — колко заметил местный.

— Да брось, — усмехнулся Тёмный. — У меня кроме машины нихера не осталось. А нет, бутылка вискаря ещё есть. Для кореша купил. Он в полиции работает. Обещал мне помочь, а я вот отблагодарить решил. Только он как копнул, кто этого её хахаля крышует, так сразу мне и сказал, что дело дрянь. Даже бутылку не взял. Так она со мной и катается. Люди добрые, вы мне только скажите, где эту Аксинью искать, я вам и вискарь отдам, и в землю поклонюсь.

— Её искать не надо, она сама приходит, — уклончиво ответила женщина и после короткой заминки добавила. — На прошлой неделе бабушка Аксинья приходила. Теперь будет только на следующей. Тогда и приезжай.

— А может, к ней сходить можно? — с надеждой в голосе спросил Артём. — Где она хоть живёт? Я сам найду. Скажите только, куда идти.

— Нельзя, — холодно отрезала женщина. — Бабушка Аксинья сама приходит. К ней ходить никому не велено.

— А почему так? — с искренним любопытством спросил Тёмный.

— Потому, — ещё холоднее отрезала местная. — Приезжай на следующей неделе.

— Так а когда на следующей? В понедельник, вторник или когда?

— Никто заранее не знает, когда она придёт, — подал голос мужик. — Как ей нужно, так и приходит.

— Ну и загадки у вас, — Артём досадливо покачал головой. — Значит здесь буду ждать. Катать каждый день по десять часов туда-обратно меня вообще не радует.

Он помолчал и со вздохом добавил:

— Я поеду жратвы какой-нибудь закуплю, а потом возле озера припаркуюсь. Видел тут его совсем рядом. Я каждый день приходить буду, но если эта ваша бабушка вдруг объявится раньше, вы мне дайте знать. Пожалуйста.

Взгляд женщины неожиданно смягчился. Она согласно кивнула.

— Может, и появится, коль у тебя такая нужда. Бабушка Аксинья… она чувствует, когда очень надо.

Тёмный благодарно улыбнулся и побрёл обратно к машине. Потом, спохватившись, обернулся.

— Братан, пойдём я тебе вискарь отдам, — крикнул он местным.

Деревенский ответить не успел. Вместо него заговорила женщина.

— Вот поговоришь с бабушкой, тогда и отдашь, — сказала она и зашла в дом.

Артём дошёл до внедорожника. Как часто говорил Васильич, пиздеть — не мешки ворочать. Теперь Тёмный знал, что местная ведьма околачивалась неподалёку. Вряд ли она забралась совсем в глушь — оттуда ещё выбраться надо, чтобы до деревни доковылять. Бродить по буреломам и здоровому мужику непросто, чего уж говорить о пожилом человеке. Потерявшиеся грибники иногда показывали выносливость на грани фантастики, но такие марш-броски всегда были разовой акцией под напором адреналина. Причём с непредсказуемыми последствиями. Тёмный уронил на землю недокуренную сигарету. Сел в машину и завёл двигатель. Он отъехал от деревни на несколько километров — мимо всё того же озера. Свернул на едва заметную лесную дорогу между деревьями, чтобы оградить себя от лишнего внимания местных. “Паджерик”, урча мотором, послушно полз по рытвинам, а Артём чувствовал, как на душе крепнет ощущение чего-то нехорошего, непоправимого. Чего-то, что уже случилось, а он ещё не знает. Это чувство давило словно камень на шее.

В лесу оно только усилилось. Тёмный ненадолго задержал взгляд на телефоне и, мысленно отмахнувшись, сунул его в нагрудный карман. Не было ни одной объективной причины звонить в штаб и запрашивать поддержку. Он даже ещё не знал, найдёт эту загадочную ведьму или нет. Собственная нервозность злила. Он в одиночку совался на вылазки поопаснее и ничего. А сейчас… словно душило что-то. Где-то внутри.

Тёмный кое-как отогнал гнетущее чувство и сосредоточился на поисках. Запущенный им дрон давно скрылся из зоны видимости. Артём следил за термограммой на экране устройства управления коптером. Изредка там мелькали ярко-жёлтые пятна ночных животных и птиц. Разогретая за день земля понемногу остывала. Глубокой ночью увидеть человека было бы ещё проще, но и шансов, что эта милая бабуля будет сидеть на улице, было меньше. В какой-то момент Тёмный припомнил разговор с Витькой. Зверьё и птичек он нашёл, а таинственную колдунью и хоть какие-то следы Сашки — нет.

Артём обследовал квадрат на квадратом, огибая деревню. Сизые сумерки уже сгустились до почти осязаемой чернильной темноты. Он потянулся за очередной сигаретой, когда увидел на дисплее лежащую на земле человеческую фигуру. Тёмный сразу поднял дрон повыше, вместе с тем сознавая, что это довольно бессмысленно — в лесной тишине жужжание лопастей услышат и на такой высоте. Вокруг человека расходилась синева — слишком холодная для земли. Озеро, может, или река. Тёмный глянул на карту — спутниковая съёмка хрен знает каких годов ничего не показала. Лес и лес. Он переключил изображение на камеру ночного видения и приблизил.

— Твою же мать, — тихо обронил Артём, разом позабыв о сигаретах.

На дисплее он отчётливо видел человека, лежащего в воде у самого берега. Ещё живого или неостывшего. Сильнее приблизил изображение и неверяще тряхнул головой. Верилось и правда с трудом, но глаза его не обманывали — Саша Север собственной персоной валялся голышом в болотистом озере.

— Блядь, — в сердцах выругался Тёмный.

Артём перекинул координаты на телефон, снова переключился на термограмму и увёл дрон южнее. Если нашёлся Сашка, где-то там могла быть и та самая бабушка Аксинья. И хрен знает, кто ещё. Догадка подтвердилась уже через несколько минут. На экране отчётливо проступали очертания не то домиков, не то сараев. Ровным кругом светились трепещущие алые пятна, похожие на факелы. Возле одного из строений Тёмный заметил что-то небольшое и живое вроде крупной собаки. Спустя пару мгновений собака оказалась ребёнком. Артём недоверчиво проверил через камеру ночного видения, но нет, по пустой поляне среди воткнутых в землю высоких факелов бегала девчушка лет пяти. Неподалёку от неё в загоне для скотины спали несколько взрослых, а в двух шагах от них лежала огромная свинья. Тёмный облетел странное поселение и повёл дрон обратно. Перед тем, как до него донеслось жужжание возвращающегося коптера, ему показалось, что он слышит чей-то тихий шёпот. Артём резко огляделся по сторонам, но ожидаемо никого не увидел. Со всех сторон окружала темнота.

По-хорошему, вот теперь стоило сообщить в штаб. Тёмный мысленно прикинул, что его, скорее всего, тормознут. А за ночь в воде даже тёплым летом Сашка, если ещё живой, точно станет трупом. В конце концов, позвонить можно и по дороге домой — после того, как он вытащит купальщика-нудиста. Артём упаковал дрон обратно в кейс, уложил в багажник и поехал в ту сторону, где нашёл Севера. Само собой, до болотины ему не добраться — встанет где-нибудь поближе. Огибая деревню, Тёмный на всякий случай погасил фары, оставив только габаритные огни. Внедорожник тенью медленно полз по лесной дороге, пока та не превратилась в тропку между деревьями.

Артём бросил в рюкзак бутылку воды и аптечку. Надел налобный фонарь. Помедлил и всё-таки вытащил из бардачка кобуру с пистолетом. С оружием было спокойнее. Девять миллиметров — универсальный успокоин и для бродячих собак, и для какого-нибудь болотника. Тёмный вставил магазин в оружие и пристегнул кобуру к поясу.

Идти пришлось недолго. Ему повезло — проехал аккурат между деревней и найденным с коптера странным поселением. Шагать в кромешной темноте не было страшно. Вокруг жил лес — стрекотал, шумел, шелестел. Изредка вскрикивала какая-то ночная птица. Пару раз Тёмный услышал вдалеке треск веток. Все возможные опасения перекрывало ощущение, что за ним смотрит кто-то невидимый. Пока ещё наблюдает и ждёт, что он сделает дальше. Это чувство заставляло его торопиться.

Когда лес поредел, Артём разглядел поблёскивающий в лунном свете водоём. Он ускорил шаг. На открытом пространстве местность просматривалась лучше. Огромная луна на усыпанном звёздами небе заливала всё холодным светом: масляно-чёрную гладь озера, заросли травы и камыша. Медитативную картину ночной деревенской глубинки портил похожий на посиневший труп Север. Тёмный быстро подошёл к нему и опустился на колено. Дотронулся до шеи — пульс прощупывался, но на прикосновение Сашка не отреагировал. Какими бы ни были причины ночных купаний, ему хватило ума не залезать слишком далеко. До головы вода не добралась. Артём подхватил его под руки и вытащил на берег.

— Хренасе сколько ты друзей завёл, — пробормотал он, глядя на облепивших Севера пиявок.

Тёмный похлопал его по щекам.

— Эй, Саш… Подъём. Слышишь меня? — он потряс его за плечо. — Земля, приём.

Север пошевелился и медленно открыл глаза. Кое-как сфокусировал взгляд на склонившемся над ним человеке.

— Что… — хрипло прошептал он.

Зажмурился от яркого света, и Тёмный спустил фонарь на шею. Сашка с усилием приподнялся на локтях. Огляделся, потом посмотрел на него, растерянно и немного испуганно. На лице промелькнула болезненная гримаса.

— Я тебя не помню… Где я вообще? И почему… в таком виде?

— Не помнишь, потому что не видел, — отозвался Тёмный. — Артём я. Меня твой отец послал. Идти можешь?

На первый взгляд, Север был в своём уме, и это немного успокаивало. На экстренный случай в рюкзаке лежал инъектор с промедолом.

— Отец? — переспросил Сашка и наморщил лоб. — Боже, он там, наверное, с ума сошёл…

— Ну, не больше, чем ты, — хмыкнул Тёмный. — Давай, поднимайся.

Север послушно зашевелился, но вдруг его глаза округлились, и он судорожно замотал головой.

— Это… что такое? Это слизни?

— Тихо-тихо, — Артём крепко перехватил его руку за запястье. — Не трогай. Всего лишь пиявки. Ты с ними тут хрен знает сколько уже тусуешься.

— Надо их снять, — запротестовал Север и слабо дёрнулся. — Отпусти.

— Дойдём до машины, там снимем, — не разжимая хватки, ответил Тёмный. — При нормальном свете удобнее. Сразу обработаем. Половина по дороге сама отвалится.

Он первым встал на ноги и потянул за собой Сашку. Тот неловко поднялся следом. Пошатнулся, и Артём поддержал его за плечо.

— Осторожней, ты босиком, так что смотри, куда ноги ставишь, — Тёмный вернул фонарь на голову и под руку повёл Севера к машине.

Всю дорогу Сашка молчал. Вздрагивал только.

— Замёрз? — спросил Тёмный.

— Да… Очень холодно.

Июньская ночь была тёплой, но Севера после плесканий можно было понять.

— В машине есть горячий чай. Согреешься.

Сашка не ответил. Артём даже начал подозревать какой-то подвох, но стоило им подойти к внедорожнику, Север как заново очнулся — словно окончательно поверил, что Тёмный не глюк.

— Как ты меня нашёл? Вообще не помню, как здесь оказался… Где мы? Я так плохо помню последние дни. Даже не знаю, как пришёл на озеро, и где моя одежда… Всё какое-то рваное в голове… Кусками…

Пока он засыпал вопросами, Артём молча подвёл его к машине и открыл багажник. В салоне зажёгся свет.

— Встань здесь, — велел он и добавил, заметив, что Сашка снова потянулся к пиявкам. — Не трогай, я сказал. Сейчас сниму всё.

Сначала он вытащил термос со сладким чаем. Налил полную чашку и вручил её Северу. Затем надел одноразовые резиновые перчатки, достал из аптечки бинт, оторвал кусок и смочил его спиртом. Тёмный смутно помнил из детства, как отец учил снимать пиявок после того, как он с Серёгой накупался в деревенском лягушатнике и нацеплял таких же скользких друзей, как Север.

— Я нашёл девушку, которая прислала тебе свиное сердце, — сказал Артём и ногтем подцепил пиявку на шее Сашки. — Она указала на деревню, куда ездила, чтобы тебя угробить.

— Это она сделала? — с неподдельным удивлением тихо спросил Север. — Это всё из-за неё? Я…

Он ошеломлённо замолчал и неверяще покачал головой.

— А чего тебя удивляет? — усмехнулся Тёмный, протирая рану спиртом. — Судя по тому, что мне про неё рассказали, фляга там мощно свистит. Ты лучше другое скажи — нахера ты полез в воду?

Сашка снова вздрогнул. Потёр ладонью лицо.

— Она сказала, что ей нужна моя кровь… Очищенная. Для чего-то, я не знаю, — он издал звук, похожий на болезненный полустон. — Мм, блядь, она же заставит меня вернуться. Снова туда…

Артём поднял взгляд на лицо Севера. Тот выглядел до смерти испуганным и каким-то измученным. После таких водных процедур в общем-то неудивительно, но было и другое — что-то, что шло изнутри. Тёмный по глазам видел.

— Давай решать проблемы по очереди, — успокаивающе произнёс он. — Для начала скажи, что за “она”?

— Женщина из леса… — едва слышно ответил Сашка.

Тёмный хмыкнул и оторвал очередную пиявку. Обработал рану спиртом. Показания сходились. Не понимал он только одного.

— Слушай, ты вроде нормальный. Ну пока по крайней мере. А как получилось, что ты столько накуролесил? Отец твой рассказывал, что тебя что-то звало сюда. Мы можем сейчас просто поехать обратно в Москву, или есть какие-то проблемы?

— Нет, — как-то совсем обречённо ответил Север. — То есть ты можешь, а меня она не отпустит.

Сильно яснее не стало. Умом Тёмный понимал, что ни с хера люди не бегут в какое-то новоебёнево. Не едут с катушек и не придумывают сказки про загадочный голос. То есть свихнуться-то может кто угодно, но Сашка пока не походил на психа. Во всяком случае на того, про которого он читал в сети. Он больше напоминал Сашу, про которого рассказывал Алексей Романович.

— Ладно… — медленно произнёс Артём. — Значит, с ней тоже разберёмся. Спиной ко мне встань.

Север механически повернулся. Тёмный отцепил последнюю пиявку от поясницы, протёр рану и залепил её пластырем.

— Ну вот и всё, пациент скорее жив, чем мёртв, — объявил Тёмный, снимая с рук перчатки.

— Это ненадолго, — мрачно отозвался Сашка и обернулся. — У тебя есть что-нибудь из одежды? Ну, или хотя бы тряпка.

Артём покопался в багажнике и выдал ему комплект термобелья. Взял с собой на случай, если в машине холодно будет ночевать. Пока Север одевался, он нашёл ещё болотные сапоги и бросил их на землю. В обтягивающей чёрной термухе и резиновых сапогах бледный и уставший Север выглядел как неумелая пародия на персонажа из комиксов.

— Почти супергерой, — вынес вердикт Артём. — Человек-водяной, Повелитель Пиявок. Ну а теперь рассказывай, что за голос завёлся у тебя в голове, и слышишь ли ты его сейчас.

Сашка невесело улыбнулся.

— Мы можем в машине поговорить? — попросил он. — Как-то мне хреново… И… можно я ещё чая налью?

— Да не вопрос.

Тёмный отдал ему термос. Захлопнул багажник и сел в машину. Севера он не торопил — дождался, пока тот тоже сядет во внедорожник, нальёт чая и продолжит свою странную историю.

— Пока я не слышу её голос, — заговорил Сашка. — Наверное, потому что она не вспомнила обо мне… Раньше так тоже было. Дни, даже недели тишины. Я думал, что всё — выздоровел. Всё прошло. А потом снова начиналось… Этот чёртов голос. Эти… долбанные мысли, словно чужие. Что я должен приехать и служить. Постоянно в моей голове. Понимаешь?

Он умоляюще посмотрел на Тёмного.

— Пока не очень, но ты продолжай, — честно ответил Артём.

— Это ничем не заглушить. Даже сквозь сон я слышал “Иди, иди, ты должен, сюда…”. Отдельные бессвязные слова. Затихало только, когда я напивался. Потом снова. Я даже… — Сашка покачал головой и опустил взгляд. — Меня всё так заебало, что я пытался выпилиться. Ну как пытался… Если бы по-настоящему хотел, всё правильно бы, наверное, сделал, а не так… После этого отец меня в дурку положил. Там тоже стало потише, пока под колёсами валялся. А потом… Видимо, она как-то сломала меня. Последнее, что помню, как закрыл дверь за отцом, а потом уже очнулся чёрт знает где.

Слушая сбивчивый рассказ, Тёмный подумал, что Север без тени сомнения выкладывал самое личное. Сходу поверил, что отец послал помощь, и надеялся на неё от незнакомца. Это были доверие и откровенность доведённого до отчаяния человека, сломанного, измученного и не верящего в своё будущее.

— У тебя оружие есть… — тем временем снова заговорил Сашка. — Дай его мне, пожалуйста. Я не сумасшедший, ничего тебе не сделаю.

Он нервно рассмеялся. Артём увидел, как побелели костяшки пальцев, когда тот с силой сжал металлическую чашку с чаем.

— Все психи так говорят, знаю… Но нет… Я или её убью, или сам застрелюсь. Не хочу сгнить здесь, как долбанный зомби.

— А стрелять умеешь? — спокойно спросил Тёмный.

— Умею, — глухо отозвался Север. — Хоть какая-то польза от моей проклятой профессии.

— Стрелять в тире и стрелять в живое существо и уж тем более в человека — очень разные вещи. Даже если тебе кажется, что сможешь, на деле может оказаться не так. Поэтому предлагаю такой план: через час-полтора рассветёт, и мы сходим к этой загадочной женщине.

— А если она и с тобой то же самое сделает?

— Не сделает.

Говорил Артём с железобетонной уверенностью, несмотря на сомнения. Сашка на его непрошибаемость дёрнул уголком рта в подобии горькой улыбки.

— Я вот тоже раньше думал, что никто мне ничего не сделает, — тихо сказал он. — И где я сейчас? Послушай, я не знаю, кто ты. Может, ты вообще какой-нибудь журналист, задумавший написать чернушную историю про чокнутого актёра. Но если ты на самом деле приехал мне помочь, я…

Он запнулся. Стиснул зубы, зло мотнул головой, словно собираясь с духом.

— Если не получится договориться с той женщиной, убей меня. Скажи потом, что я оружие отобрал и сам застрелился. Тебе поверят, я же для всех грёбаный суицидник с поехавшей крышей… Или дай мне всё-таки пистолет. Я не хочу…

— Саш, — перебил его Артём. — Я не буду с ней договариваться, если она ведьма. Не получится обезвредить — пристрелю. Я обещал твоему отцу привезти тебя домой, и я это сделаю.

Лицо у Сашки немного просветлело. Насчёт своих обещаний Тёмный, конечно, приврал. Алексей Романович даже не знал, что он куда-то сорвался. Про его самодеятельность вообще никто не знал. Артём посмотрел на приборную панель. Часы показывали первый час. Скоро начнёт светать, и можно будет, наконец, закончить со всей странной хернёй, но что-то подсказывала, что самое стрёмное ещё впереди.. Словно в ответ на его мысли рядом странно дёрнулся Сашка. Выронил из рук чашку, затряс головой.

— Она… — он с ужасом посмотрел на Тёмного. — Снова зовёт…

Север завыл от досады. Схватился руками за голову.

— Нет-нет-нет… Я не вернусь! Слышишь, сука? Не вернусь! — он снова впился взглядом в Тёмного. — Артём, пожалуйста, дай мне пистолет, пока я ещё… могу… что-то соображать…

Подсознательно Тёмный ждал, что Сашка попробует отобрать у него оружие, но тот всего лишь дважды с силой ударил себя в висок, словно это могло выгнать из головы чужой голос. А потом затих. Смотрел на него пустым, почти остекленевшим взглядом.

— Саш? — осторожно позвал Тёмный.

Север не ответил. Он отвернулся. Неловко покачнувшись, открыл дверцу машины и медленно пошёл в лес.

— Блядь! — в который раз за сегодняшний день от души выругался Артём.

Он схватил с заднего сиденья рюкзак, выскочил из внедорожника, захлопнул оставленную открытой пассажирскую дверь и, на ходу блокируя замки, бросился вслед за Сашкой.

— Ты куда собрался? — нагнав его, спросил Артём.

Тот снова промолчал.

— Эй! А ну стоять! — Тёмный схватил его за руку.

Сашка остановился и слабо рванулся. Даже ребёнок вырывался бы сильнее, а из него словно разом выцедили все силы, и перед Тёмный стоял не живой человек, а всего лишь оболочка, не способная ни мыслить, ни реагировать. Пока Артём лихорадочно размышлял, как поступить, Север снова дёрнулся. И Тёмный с неприятным удивлением понял, что тот так и будет механически пытаться освободиться, пока он его не выпустит, или пока у Сашки не закончатся силы. Как грёбаный робот-пылесос, запутавшийся в шторах.

— Ладно… — сквозь зубы процедил Артём. — Значит, поговорим с этой тварью пораньше.

Он отпустил Сашку. Тот сразу побрёл дальше, не обращая внимания на идущего вместе с ним Тёмного. Он даже деревья обходил в последний момент, почти натыкаясь на них. Шагая рядом, Артём поневоле задумался, что за существо могло так легко смять человеческое сознание, как листок бумаги. Каких-то минут пять назад Север был абсолютно вменяемым, а теперь превратился в тупого зомбака.

продолжение здесь

На поминки Тёмный решил не ехать. Дождался, пока Грача опустят в могилу. Бросил горсть земли, прощаясь с охотником. Он слышал, как Коршун сказал, что нелепая у Грача вышла смерть, неправильная. Как будто она может быть правильной. Умом Артём понимал, о чём говорили другие охотники. Завалить столько нечисти и погибнуть, потому что какой-то мудак вместо дороги смотрел в телефон, виделось несправедливым что ли, может, даже нелепым. Но смерть она такая — приходит и не спрашивает. Забирает и на пешеходном переходе, и из когтей чудовища. Да и мёртвым уже всё равно. Это живые будут обсуждать.

Как назло, пока Тёмный стоял в сторонке, и смотрел, как на могилу укладывали свежие цветы, мимо прошли Роха и Косой — с той же пластинкой про заслуженность и справедливость.

— Тупая смерть, — обронил Косой. — Я понимаю, если бы на задании, а так…

— А что, если сдохнуть на выезде, вместе с гробом выдают медаль за отвагу и персональный чартер на тот свет? — вдогонку едко спросил Тёмный.

Охотники остановились. Переглянулись между собой.

— А ты можешь не плевать ядом хотя бы на похоронах? — ответил Косой. — Ты же понял, о чём я.

— Нет, не понял. Но если Роха отъедет на задании, то ты точно сможешь объяснить его жене, почему такая смерть лучше, чем у Грача. Возможно, она тебе всего лишь плюнет в рожу, а не спустит с лестницы.

— Да пошёл ты, Тёмный! — огрызнулся Косой. — Сейчас объясню, чтоб ты херни гнал поменьше.

Роха тронул его за предплечье.

— Ладно, хер с ним, пойдём, — он сделал шаг в сторону и потянул напарника за собой.

Косой зло зыркнул на Артёма, но отступил. Тёмный проводил взглядом охотников. Все медленно расходились по машинам и автобусам. Дольше всех возле могилы задержались сын Грача, жена и мужчина лет шестидесяти. На последнего Тёмный обратил внимание, ещё когда приехал на кладбище. Тот словно искал кого-то, растерянно разглядывая всех, кто пришёл на похороны. Искал и не находил.

Артём пошёл к машине. По дороге взлохматил отросшие волосы. Меньше всего хотелось возвращаться домой. После кладбища квартира встретит особенной, пронзительной пустотой. Не то чтобы его так сильно впечатлила смерть Грача — никто из них не был бессмертным. Но в душе поднималось горькое, злое — то, что он старательно затаптывал и заглушал работой. Тёмный заглянул в салон внедорожника и завёл двигатель. Закурил, пока тот прогревался. Выдыхая сигаретный дым, размышлял, куда рвануть, чтобы не сожрали собственные демоны, и чтобы не пришлось их снова топить в бутылке. Артём вспомнил про Горьковское водохранилище. Слишком часто там стали тонуть люди. Причём в одном и том же месте, аккурат рядом с понтовой турбазой. Её хозяин выл белугой, бизнес быстро загибался. На хозяина Тёмному было глубоко насрать. На людей в целом тоже, но хватало ума не говорить об этом вслух. Особенно в присутствии шефа. На нечисть Тёмный охотился ради себя, чтобы ненадолго заполнить чувство пустоты в душе.

Краем взгляда он заметил идущего к нему шефа.

— На поминки поедешь? — поравнявшись с ним, спросил Васильич.

— Нет, — покачал головой Артём. — Нет желания.

— Значит, езжай домой, — глядя на него в упор, произнёс шеф.

Тёмный неопределённо дёрнул плечом и сделал вид, что не заметил намёка, но Васильич на его молчание не повёлся.

— Я серьёзно. Хватит. Ты на износ работаешь.

— Не стеклянный, не сломаюсь, — мрачно выдохнул вместе с дымом Артём.

— Ты уже сколько раз положил на мой настойчивый совет сходить в отпуск? Раза три? Больше? Тогда слушай последнее, китайское предупреждение. Объявишься в штабе — уволю к едрене матери, если по-хорошему не понимаешь. Чтобы я тебя две недели даже близко возле штаба не видел. Понял?

— Как уж тут не понять, — процедил сквозь зубы Тёмный. — Умеешь ты, Миш, поднять настроение.

— А для настроения ты йогой займись, — неожиданно добродушно добавил Васильич, хлопнул его по плечу и зашагал к отъезжающим автобусам.

Артём несколько секунд смотрел ему в спину, выругался и, бросив на землю недокуренную сигарету, сел в машину. Вот он и съездил на Горе море нечисть пошугать. Нутром чуял, что в этот раз ему не спустят с рук, если он снова в одну рожу начнёт проверять штабные наводки. Тёмный тяжело вздохнул и поехал домой.

По дороге он заметил увязавшийся за ним серый легковой “лексус”. Судя по манере езды, водитель не пытался быть незаметным — для него важнее было не упустить машину Тёмного.

“Как бабка из автошколы,” — хмыкнул про себя Артём.

Он слегка поигрался с преследователем — ушёл вперёд, перестраиваясь по полосам. Позади почти сразу кто-то загудел клаксоном. В зеркале заднего вида Тёмный увидел, как “лексус”, пытаясь за ним успеть, опасно подрезал ещё одну машину. Артём сбавил скорость и подождал попутчика на светофоре. Ему стало любопытно, кто же там был настойчивый и, главное, зачем сел ему на хвост. “Лексус” ехал за ним до самого дома. Во дворе Артём запарковал “паджеро” на привычное место, вышел из машины, сунул ключ в карман джинсов. Прислонился бедром к разогретому крылу внедорожника и снова вытащил сигареты, дожидаясь, когда “лексус” доползёт следом. Легковушка остановилась в паре метров от “паджерика”. Из неё выскочил мужчина — тот самый, которого он видел на кладбище. Он выдохнул с явным облегчением и поспешил к Тёмному.

— Здравствуйте! Вы простите, пожалуйста, что я за вами ехал… — он резко умолк и прижал ладонь к груди.

Его лицо на мгновение исказилось гримасой боли. Мужчина шумно вдохнул, убрал руку и торопливо продолжил.

— Позвольте мне всё объяснить…

Руки он старался держать на виду, чтобы не провоцировать и не нервировать. Выжидающе посмотрел на Артёма.

— Неужели навигатор заглючил? — с усмешкой спросил Тёмный.

Мужчина слабо улыбнулся и покачал головой.

— Я с вами ещё на кладбище после похорон хотел поговорить, но вы с кем-то разговаривали. Потом отвернулся. На минуту всего! А вы уже уехали. Меня Алексей Романович Север зовут, я в МГУ преподаю.

Он болезненно поморщился и снова потёр грудь.

— Сердце… Не то уже… — сбивчиво объяснил он. — Ну да бог с ним. Вы же Амиров Артём?

— Допустим, — кивнул Тёмный.

— Даже не знаю, как толком начать, — мужчина запнулся и сцепил пальцы, явно не зная, куда деть руки. — Я никогда ни во что такое не верил, пока вот сам не столкнулся. Мне Евгений обещал помочь. Сказал, что у вас есть люди знающие. Только вот видите, как получилось…

"У вас…" - мысленно повторил Артём.

Значит, Женька Грач что-то ему про контору выболтал.

— Понимаете… С моим сыном произошло несчастье. Он сам не свой стал. Я его уже и к наркологам возил. Думал, может, мой Сашка оступился… Но всё чисто. А Саша всё рвётся куда-то, говорит, что голос его зовёт. Руки на себя пытался наложить.

Алексей Романович горестно опустил взгляд. Рассказывать ему было тяжело — Тёмный по глазам видел. А ещё начинал понимать, к чему тот клонит.

— Я уж и в больницу его положил, нашёл хорошего психиатра. Ничем не помогли. А Саша с Женей в одном доме жили. Он мне и сказал, что я не там ищу. Я уже в таком отчаянии был, что всему был готов поверить. Мы с ним разговорились. Он говорил, что работает в какой-то организации, которая помогает таким, как Саша… Жертвам, на которых проклятье наслали.

Тёмный про себя усмехнулся. Вот так Грач, добрая душа — взял и выложил, о чём они подписку о неразглашении давали.

— Он обещал найти человека, который сможет проверить Сашу и сказать, проклятье это или нет, но вот… — Алексей Романович не договорил и умоляюще посмотрел на Артёма.

— А я причём? — сухо спросил Тёмный.

— Понимаете, Женя же мне почти ничего не рассказал. Я на похороны-то наугад приехал. Подумал, что там могут быть его коллеги. Вас увидел и узнал. По телевизору несколько лет назад показывали… Вы как никто другой должны понять, как это.

Взгляд у Тёмного стал холодным и колючим.

— Как это — что? — сухо спросил он.

— Потерять кого-то, — тяжело ответил Алексей Романович. — Помогите ему. Прошу вас!

— Я проклятья не снимаю, — отрезал Артём. — Это вам на “Битву экстрасенсов” надо или на вокзал. Там таких снимателей много бродит.

Он с силой сжал в руке пачку сигарет. Оттолкнулся от внедорожника и, тяжело чеканя шаг, пошёл к подъезду. По пути, не глядя, нашупал брелок и поставил “паджеро” на сигнализацию. Её звук и возглас Алексея Романовича прозвучали одновременно.

— Артём, пожалуйста! — с мольбой повторил мужчина, но Тёмный не обернулся.

Швырнул смятую пачку в урну возле двери, вытащил ключи из кармана джинсовки и ткнул брелком в замок домофона. Он злился. Сначала Васильич с отпуском поднасрал, теперь этот страждущий объявился. Вот она, цена того, что его рожа когда-то на телевидении засветилась. Не хватало ещё, чтобы такие Алексеи Романычи к нему вереницей потянулись.

Здравым смыслом Тёмный даже сквозь эмоции понимал, что сильно преувеличивал. После давнишнего сюжета про единственного выжившего в подмосковной резне на него только заказчики налетели как мухи на говно. Жестокая расправа и последующее чудесное спасение сделали мало кому известного на тот момент архитектора-дизайнера очень востребованным и популярным.

Артём грохнул входной дверью. Квартира встретила привычной пустотой. Сквозняк раздувал занавески как чёрные паруса — Тёмный опять забыл закрыть окно. Он посмотрел на улицу. “Лексус” уехал. А небо слегка потемнело. Погода портилась ещё быстрее, чем настроение Артёма. Сквозь неприятное раздражение упорно проступало ощущение, что он уже встречал имя этого Алексея Романовича Севера. Покопавшись в памяти, Артём вспомнил — он слышал про его сына. Он взял из холодильника банку тёмного пива и сел за ноутбук. Первый же запрос подтвердил догадку. Александр Север. Тридцать три года, всего на год младше Артёма. Совсем недавно был успешным актёром с многообещающей карьерой. Тёмный снова порылся в памяти — на днях он смотрел фильм с его участием. А где-то полгода назад по всему городу висели рекламные плакаты и растяжки с фотографией Севера.

Человек, которого Тёмный видел в фильме, разительно отличался от попавшего в объективы журналистов поехавшего алкоголика. Артём прочитал, что у Севера начались проблемы с головой. Актёр приходил пьяным на съёмки, неадекватно себя вёл. Может, успех слишком сильно вскружил ему голову, или Север не выдержал внимания к публичной персоне. Не он первый сломался и точно не последний. Но Тёмный понимал, что Алексею Романовичу проще было поверить в порчу, чем в то, что его сын собственными руками сломал карьеру и жизнь.

В комментариях к новости о замене Севера на другого актёра стоял вой фанаток. Одни рвались спасать и спрашивали, где его найти, вторые просто негодовали. Кто-то особенно упоротый желал Северу поскорее сдохнуть, а комментаторы тут же угрожали зарыть агрессивного “доброжелателя”. Артём закрыл вкладку браузера и уже к вечеру забыл и про спившегося актёра, и про его отца.

Вспомнить про них ему пришлось через несколько дней. После серьёзных и недвусмысленных напутствий Васильича он не рискнул соваться в штаб, поэтому выбор у него был небольшой — либо рвануть куда-нибудь действительно отдохнуть, либо уйти в работу. Тёмный остановился на втором варианте и с головой ушёл в проект для будущей кофейни. Не самый сложный заказ, но её владелец упёрся, что ему нужен проект только от Артёма Амирова — как будто собирался его имя в долбаной рамке повесить.

Из привычной рабочей концентрации выдернул долгий сигнал домофона. Тёмный его проигнорировал — доставку он не ждал, а все остальные могли идти, откуда пришли. Через несколько минут позвонили во входную дверь. Потом постучали — да так, что Артём всё-таки поднялся из-за рабочего стола и пошёл открывать с твёрдым намерением объяснить незваному гостю, что так делать нехорошо. Когда он открыл дверь, увидел раскрасневшегося Алексея Романовича. Выглядел тот совсем потерянным — растрёпанный, в помятом пиджаке. В глазах сквозь нездоровый блеск проглядывало отчаяние.

— Артём… — выдохнул мужчина.

На его лице промелькнуло усталое облегчение. Он схватился рукой за косяк и умоляюще посмотрел на Тёмного.

— Вы позволите?

— Я уже всё вам сказал, порчи не снимаю, — холодно отрезал Артём.

Алексей Романович как-то затравленно оглянулся на пустую площадку. Глубоко вдохнул.

— Он пропал, — сказал он так, словно его слова должны были всё объяснить. — Сашенька мой. Я всё обзвонил. Больницы, полицию, морги — нет нигде. Он накануне сам не свой был. Говорил, что его что-то зовёт… Потом вроде успокоился, я домой поехал, а он, видимо, только и ждал….

— Ещё раз говорю, меня это никак не касается, — произнёс Тёмный.

Он потянулся закрыть дверь, но Алексей Романович сначала схватился на неё, а потом как-то обречённо вздохнул и неловко грохнулся на колени.

— Артём! Я вас умоляю, помогите! Я машину свою отдам, только помогите!

Он пошарил в кармане. Тихо чертыхнулся, сунул руку в другой карман и вытащил ключи со значком “лексуса”. Протянул их Артёму.

— Не сам он такой стал! — торопливо продолжил Алексей Романович, глядя на Тёмного снизу вверх. — Его какая-то гадина загубила. Может, позавидовал кто. Может, поклонница. Он мне не сразу рассказал, ему долго какие-то подарки странные приходили. А как перестали, так он и умом тронулся. Артём, умоляю, я его один растил. Спасите его…

По щекам мужчины потекли слёзы. За его спиной открылась соседская дверь. Вышедшая оттуда женщина многозначительно посмотрела на стоящего на коленях Алексея Романовича, перевела взгляд на Тёмного и мимо лифта поспешила на лестницу, словно стала свидетельницей чего-то странного или непристойного.

Артём тяжело вздохнул. Угораздило же вляпаться. Первым порывом было оттолкнуть от двери мужика вместе с его щенячьим взглядом, душещипательной историей и ключами от “лексуса”, которые он по-прежнему протягивал, словно думал, что всё можно купить. Тёмный с трудом сам себя убедил, что тогда старшего Севера хватит удар, а его самого потом заколебут вопросами. Ему в общем-то было наплевать, если Алексей Романович отправится вслед за Грачом, но остатки чего-то человеческого не давали вести себя как последний мудак.

— Хорош хернёй страдать, — процедил сквозь зубы Артём. — Если ваш сын убежал, полиция его быстрее найдёт, чем я.

— Не найдёт… — тихо ответил Алексей Романович. — Или отыщут, когда уже поздно будет.

Он снова ухватился за косяк и с усилием поднялся на ноги.

— Позвольте мне рассказать. Пожалуйста. А если после этого вы всё равно скажете, чтобы я ушёл, то уйду и больше никогда вас не побеспокою.

Тёмный смерил хмурым взглядом мужчину и посторонился, пропуская его в квартиру. Пока шёл вместе с ним на кухню, шевельнулось чутьё, что вляпался в малоприятную историю. Алексей Романович рассказывал долго, старательно припоминая все важные, на его взгляд, детали. Ближе к трагической развязке Артём начал понимать, почему этим делом заинтересовался Грач. В съехавшем с катушек актёре не было ничего удивительного. А вот видения, о которых говорил его отец, даже в пересказе выглядели странно и смутно знакомо. Тёмный записал номер телефона Алексея Романовича и отправил того домой, пообещав попробовать разобраться в свалившейся на его сына чертовщине.

Оставшись один, Артём первым делом позвонил штабному координатору — попросил поискать и отправить ему дела про пропавших людей, которые перед исчезновением говорили про видения и некий зов. Через пару минут перезвонил Васильич. Тёмный покосился на дисплей телефона и тяжело вздохнул — быстро его сдали.

— Ты опять за своё? — вместо приветствия накинулся на него шеф. — Ещё неделю не можешь жопе сена дать?

— Миш, да чего ты вскинулся? — спокойно ответил Артём. — Я как в поликлинике. Только спросить.

— Того, что я велел тебе штабные дела даже не нюхать.

— Да это же старые глухари. Мысль у меня одна есть, хочу покрутить, пока отпуском наслаждаюсь. В штабные я не лезу.

— Вот и дальше не лезь, — по-отечески посоветовал Васильич и отключился.

Дела Артём всё-таки получил. Информации в них оказалось хрен да маленько. Видимо, поэтому Михаил и дал добро отправить. Тёмный внимательно прочитал пересказ видений троих людей. Они никогда не были друг с другом знакомы, жили в разных городах, но каждый из них перед своим исчезновением говорил, что их звал голос. Требовал куда-то вернуться. Ещё все они упоминали про огромное, застилавшее солнечный свет дерево. О нём же младший Север рассказывал отцу.

История актёра стала проще и сложнее одновременно. Артём поверил, что Северу кто-то мощно поднасрал и навёл проклятие. Определив болезнь, лечить пациента было бы проще, но всё осложнилось тем, что этот пациент сбежал на зов из видений, а как и где его искать, у Тёмного пока не было ни одной здравой догадки. Только досада внутри шевельнулась — если бы он не мудака включил, а перенаправил Алексея Романовича к Михаилу, всё могло бы быть по-другому. Выписали бы какого-нибудь кудесника из Питера, и Сашка уже лечил бы нервы и отмывал своё имя от позора, а не шастал хер знает где по лесу.

Артём снова мысленно прокрутил события. Отец актёра рассказывал, что у Сашки долгое время была крайне навязчивая поклонница. Среди толпы фанаток она слишком сильно выходила за рамки адекватности. Дарила странные подарки. Алексей Романович припомнил рассказ сына о свежем свином сердце с приложенной открыткой “Это может быть моё, только скажи.” Писала огромные письма-признания, приходила на каждую премьеру и автограф-сессию. Как это обычно бывает у некоторых фанаток, мечтала стать той самой единственной. Но не стала. Алексей Романович честно признался, что не знает всего разговора сына с ней, но после этого она притихла, а Сашка — поехал крышей. Зацепка была откровенной хилой, но других Тёмный пока не нашёл. Да и не стоило раньше времени списывать со счетов силу женской обиды. Он вспомнил про комментарий, где кто-то желал Северу поскорее сдохнуть. Артём добрался до ноутбука и заново нашёл новость про замену актёра. Потом позвонил Алексею Романовичу и попросил прислать номер арт-менеджера его сына и предупредить о его звонке.

Светлана оказалась серьёзной женщиной с уставшим голосом. Несмотря на все проблемы с Севером, она не сказала о нём ничего плохого. Навязчивую поклонницу она вспомнила быстро. Светлана назвала и имя, и даже её адрес. Как выяснилось, они уже “пробивали” странную девушку, когда её поведение стало приносить слишком много проблем. На вопрос, как она выглядит, пообещала прислать фото. Артём поблагодарил её за информацию и перешёл к следующей части плана — навестить загадочную Лену, которая приносила своему кумиру свежее свиное сердце и перемотанных скотчем белых голубей.

Самая преданная фанатка жила на другом конце Москвы. Спустя час Артём стоял возле двери её квартиры и надеялся, что Елена окажется дома. Он нажал кнопку звонка. Через несколько минут дверь открылась, и Тёмный увидел девушку с фотографий.

— Здравствуйте, Елена.

— Здравствуйте, — сдержанно сказала та. — А вы кто?

— А я к вам, — в тон ей ответил Артём. — Поговорить о господе нашем Александре Севере.

Девушка шутки не оценила и посмотрела на него как дурака, но Тёмного это совершенно не смутило.

— Нет, я понимаю, Север — мужик видный, красивый. Был бы женщиной, сам бы запал, но он один, а вас таких много. Разве за отказ он заслуживает того, что ты с ним сделала?

— О чём вы говорите? — с раздражением спросила Лена.

Ответила она быстро, почти без заминки, но Артём увидел, как на её миловидном лице промелькнул страх человека, которого застали на месте преступления.

— Что я несу? — с холодной улыбкой переспросил Тёмный. — Очень неприятную информацию о том, что вы находитесь под подозрением в причинении вреда жизни и здоровью Александра Севера. Пока я пришёл неофициально, поэтому давайте опустим любезности.

Он вытащил из заднего кармана удостоверение сотрудника ФСБ и продемонстрировал его Лене. С “ксивой” Артём, конечно, рисковал. Им под угрозой штрафов и увольнений запретили светить корочки. А выдали их на совсем крайний случай, когда нужно избавиться от ненужного внимания полиции или ДПС. Один умник уже вылетел из конторы за то, что решил побыковать и прикрыться удостоверением и засветил его не перед теми людьми.

— Что-то ты не похож на сотрудника ФСБ, — сквозь зубы процедила девушка.

От злости она перешла на более близкую дистанцию. Тёмный ответил тем же.

— Когда мне показали твою фотографию, я подумал то же самое, — он холодно улыбнулся. — Вроде бы не похожа на дуру, а человека загубила.

Лена невольно вздрогнула. На её лице Тёмный увидел страх. Он уже не сомневался, что это она связалась с какой-то ведьмой, из-за которой Север потерял рассудок. Девушка обожгла его злым взглядом и с силой рванула на себя дверь. Артём предвидел такое развитие событий. Быстро выставил ногу, блокируя дверь, и шагнул вперёд. Лена в страхе отступила назад.

— Я сейчас вызову полицию, — сбивчиво пробормотала она. — Если ты не свалишь отсюда.

— Вызывай, — кивнул Тёмный.

Он мельком глянул через плечо и закрыл за собой дверь. Лена по-прежнему стояла перед ним, бледная и перепуганная.

— Номер подсказать? — продолжил Артём. — Только учти, если вызовешь полицию, все вместе поедем в отделение.

— Это ещё за что?

Лена почти выкрикнула фразу — зло и бессильно. Тёмный в ответ только криво улыбнулся и пожал плечами.

— Думаешь, не найду, за что? — ровно произнёс он. — Но если ты хочешь вечер провести дома, давай опустим часть, где ты ничего не помнишь и не понимаешь. Просто скажи, кто тебе помог отомстить Северу, и что вы сделали. Скажешь — и я уйду. Тебе даже ничего не будет, всё это дерьмо останется только на твоей совести. Ну а если дальше будешь играть в дуру, то и я начну решать вопросы по-другому.

После короткой паузы и полного ненависти взгляда Лена заговорила. Артём узнал, что её навели на некую женщину из села в Тверской области, которая якобы за определённую плату может решить такую проблему. Проблемой, надо полагать, был другой человек. Никаких контактов этой женщины не было. По словам Лены, она дождалась колдунью в деревне и отдала ей фотографию Севера с автографом актёра.

Тёмный ушёл, не прощаясь — с мыслью, что с такими фанатами врагов не надо.

На следующий день он побросал в машину самое необходимое. Заехал в магазин и купил пару бутылок виски — в качестве валюты для деревенского населения. И на свой страх и риск поехал в штаб за очень необходимой вещицей, без которой он эту чёртову бабушку будет до второго пришествия искать.

У их штабного техника были золотые руки. А ещё у него на шее сидела семья из беременной жены и двоих детей, на которых ему постоянно не хватало денег. На это Артём и рассчитывал, когда приехал в штаб и сразу же пошёл в Витькину подсобку. Техник, как обычно, ковырялся во внутренностях из микросхем и проводов. На звук шагов он оторвался от своего пациента.

— Тёмный, какими судьбами? Тебя же шеф отлучил от штаба до конца июня, — техник пристально оглядел его с головы до ног, вытирая тряпкой руки.

— Здорово, Витёк, — Тёмный пожал протянутую руку. — Да я так, мимоходом. Мне бы коптер одолжить на пару дней. На природу хочу сгонять.

Техник смерил его скептическим взглядом.

— В фотографы решил податься? — беззлобно усмехнулся Витёк. — Васильич в курсе?

— Давай не будем беспокоить его такими мелочами, — отмахнулся Артём. — Я всё верну, он даже не заметит. А с меня причитается.

Техник неодобрительно покачал головой, но поднялся из-за стола и пошёл в смежную комнату, где хранилось штабное оборудование.

— Мне нужен тот, с которым я в последний раз ездил, — крикнул вдогонку Тёмный.

В ответ из помещения показался Витька. Без квадрокоптера. Он прислонился плечом к косяком и сложил на груди руки.

— Военный дрон, чтобы на природу съездить? Ты никак за гнездовьем кукушек собрался через тепловизор наблюдать?

— За кабанами, — с нарочитой серьёзностью ответил Артём. — Через тепловизор и ПНВ. Ночные же звери.

— А если раздолбаешь? С меня потом башку снимут и по статье уволят. Он стоит как моя годовая зарплата.

— Как всегда, расписку напишу, но ты не свети её раньше времени. Если вдруг что, покажешь Васильичу, а всё остальное я на себя возьму. Официальная версия: я взял его для выезда по поручению Михаила Васильевича. Тебе десятку прямо сейчас скину. Детям на шоколадки. И ещё столько же, как вернусь. Мне на пару дней, не больше.

Витька оттолкнулся от двери, подошёл к столу и вытащил из ящика бланк с ручкой. Положил их перед Тёмным.

— Заполняй. Твоё счастье, что он на техобслуживании. Я его просто раньше сделал. Напишешь — подъедешь к боковому входу.

— Золото, а не человек, — ухмыльнулся Артём и склонился над столом.

Он написал расписку, убрал её в ящик и зашагал обратно к машине. Подъехал к боковому выходу. Там уже ждал Витька с увесистым чемоданом. Он положил его в багажник.

— А теперь вали отсюда, пока кто-нибудь не вернулся.

— Спасибо, Витёк, — Тёмный махнул ему рукой.

Он задержался ещё на минуту, чтобы скинуть технику обещанную десятку и выставить на телефоне координаты деревни, затерявшейся в глубинке Тверской области.

“Поехал Артём в Артёмухово…” — мысленно усмехнулся Тёмный.

Звучало как начало бородатого анекдота. Подъехав к воротам, он глянул в зеркало заднего вида — в штабе по-прежнему было тихо. Повезло ему — почти все уехали на поминки Грача. Сегодня был девятый день после похорон. Никто не помешал. На дорогах тоже на удивление оказалось свободно. Часа не прошло, как Артём выбрался из вечно забитой пробками столицы и погнал по М-9 на северо-запад. До места назначения навигатор показывал всего пять с половиной часов. С остановками на заправках и внеплановыми пробками они превратятся в шесть а то и семь, но Тёмный никуда не торопился. Возможность вырваться даже на такое сомнительное дело стала для него глотком свежего воздуха.

продолжение здесь

Мы подошли поближе и нерешительно позвали:

- Сергей Иванович, с вами всё в порядке?

Ответа не последовало, поэтому  мы просто открыли дверь и вошли  в спальню. Свечи на табуретке возле кровати не горели. Окно открыто. И это уже начинало меня раздражать. Дождевая вода нещадно залила пол. Холодно. Зябко. Жутко. Простыни на кровати смяты, а одеяло сброшено на пол. Полыхнувшая зарница разожгла в небесах за окном яркую дугообразную полосу. Я увидел комья грязи, возле кровати и возле окна. Свеча в руках неожиданно потухла. Твою-то мать...

Казанова закрыл окно. Мы ещё раз позвали моего тестя, но без толку. Затем обыскали все комнаты наверху, включая мою с Наташкой спальню, заглянули  в ванную. Включённая лампочка на потолке  мигала, точно сигналила некую безумную азбуку Морзе. На кафеле с цветочными узорами чернела засохшая капелька крови. Так могло бы быть при кровотечении из носа. Но дальше следовал большой вопрос и никаких следов. Все вещи тестя оказались на месте в спальне. Даже мои зимние тапки с мехом внутри, что я дал ему, чтобы не мёрзли ноги, нашлись в комнате за мини-шкафом с маленькими полками. Итак, не мог же Сергей Иванович ускользнуть из дома в одной пижаме. Или всё же мог?

По пути назад мы решили, что сначала  всё расскажем Наташке и Лешему. Инга тоже должна знать. А вот истеричной Светке ни к чему бередить неустойчивую психику. Вот только как сказать обо всём тёще? «Вот так запросто!» - хихикнул внутренний голос.

Мы таки посетили маленькую кладовку с инструментами, находившуюся под лестницей. Вооружились топориками и молотками. Наконец, мы оказались на кухне. Тихие голоса. Тепло. Ласковый уют, создаваемый синеньким огоньком включённой плиты, и запах травяного чая. Обыденность и успокаивающий комфорт.

«Нужно бы поставить кофе», - посетила мысль. Заряд кофеина хоть чуток, да поможет морально настроиться, перед тем как оповещать тёщу.

- Саш, а Саш, чего ты такой хмурый? - шутливо попыталась подобраться ко мне жена. Я погладил её по голове. Она затихла и побледнела, наверное, что-то читая в моих глазах.

- Что случилось? - совсем другим тоном спросила она, нервно запуская пальцы в волосы.

- Сергей Иванович исчез, - хрипло выдавил из себя я и перевел взгляд на сидевшую за столом тёщу. Чашка чая выпала из её рук и покатилась по столу. Клавдия Петровна резко встала со стула и вдруг снова, покачиваясь, села, как если бы её ноги вдруг потеряли устойчивость. Женщина застонала:

- Нет, о господи, нет…

Её дрожащие ладони скрыли лицо. Всё  тело женщины затряслось мелкой дрожью. Она плакала беззвучно.

Я вдруг почувствовал себя трусом и подлецом одновременно. Жалость к тёще встала в горле комом. Зная её склочный характер, я ожидал совсем другой реакции. Чего угодно. Грома и молнии. Удара по лицу. Крика и обвинений, но не этого.

Шумно вдохнув, Клавдия Петровна отняла от лица ладони и, враз собравшись, снова нашла в себе силы встать. Гордо расправив плечи, с запавшим бледным лицом, она уставилась на нас с Наташкой неким целеустремлённым взглядом, поджала синеватые губы и объявила:

- Хватит бездельничать! Давайте все вместе поищем моего мужа. И - немедленно, слышите меня, немедленно звоните в МЧС, в полицию, хоть в ФСБ звоните, чёрт возьми,- выдохнула она и покраснела, тяжело дыша, уставилась на меня.

Я растерялся и неуверенно отчеканил, стоя по струнке, как в армии:

- Конечно, Клавдия Петровна, сейчас мы с Лешим и Казановым всё организуем и пройдёмся вокруг дома.

- Я пойду  с вами, - решительно сказала Наташка.

- Я тоже, - растерянно произнесла Инга, замершая на пороге кухни.

- Ни в коем случае, - упёрся я, подбираясь к стоящему возле микроволновки, редко использовавшемуся  радиотелефону. По закону подлости, и у него тоже закончилась подзарядка. Матюгнувшись про себя, я уточнил ранее опущенные детали.

Мы с корешами заставили женщин вооружиться и оставаться в гостиной. Вопреки нашим стараниям, Светка тоже всё узнала. Общая возня и шепотки вырвали её из крепкого сна. И, кое-что услышав, женщина тут же стала задавать вопросы.

Пришлось срочно заваривать ей травяной чай с ромашкой и капать на сахар валерианку. Зато дамы переключили всё внимание на подругу, временно позабыв про нас.

Наша мужская тройка прочесала дом, не обнаружив ничего нового.

Мы битый час дружно кричали в тёмный подвал, куда ещё не провели  электропроводку, с  крутой, недоделанной лестницей да частично земляным полом. Глупо туда соваться – есть риск свернуть себе шею.

Отчаявшись, мы закрыли на задвижки все окна и двери. Снова зажгли камин. Вставили запасные батарейки в то ли перегоревшие, то ли отсыревшие фонари.

Затем наша тройка удальцов, одевшись как можно теплей, подобрав себе то, что подходило из моих вещей из гардероба в спальне, вооружившись топориками и фонарями, в дождевиках выбрались из дома, чтобы прочесать близлежащую территорию.

Всегда осторожный Казанова предложил, что лучше всего кому-то (то бишь ему, конечно же) ехать на машине и светить по пути фарами, а остальным идти рядом и  кричать. Увы, смеяться мне или плакать – не знаю, но  его дороженный мерс не завёлся. Дружбан в сердцах матюгнулся, стукнул по капоту и с надеждой подошёл к моей «ниве». Я, стараясь подавить нервный смешок, неторопливо вставил ключ в зажигание и повернул его. Тишина. Затем проделал эту манипуляцию снова. Моя верная, пусть и старенькая машинка не издала ни звука. Теперь мне уже было совсем не до смеха.

«Нива», старая, добрая, езженая-переезженная нива, никогда  ещё не подводила меня, даже в лютый мороз заводилась с первого поворота ключа. А тут что выходит? Облом. Не иначе чёрт меня дёрнул проверить капот. Двигатель был вырван с корнем, только зияли оборванные провода. Шок - это ещё слабо сказано. Колени мои задрожали, и я чуть не шмякнулся пятой точкой на землю. Холодный ветер тут же сорвал мой капюшон, заполз за воротник. На душе стало тошно и неожиданно страшно. Кто-то, значит, шутил. Значит, всё всерьёз. «Да хватит уже сомневаться!» - ехидно твердил внутренний голос-червячок.

Смех Казановы с бульканьем стих, едва зародившись в горле. Он тоже проверил свой мерс и разглядывал ту же картину: двигатель вырван с корнем и нигде под ногами не валялся.

Леший, как заправский идиот, всё пытался придумать рациональное объяснение событиям, но сквозь усилившийся вой ветра мы едва расслышали, что он там лопочет. Я прислушался к своему внутреннему голосу и вместе с ним погрузился в раздумье. Разве Сергей Иванович мог ни с того ни с сего ошалеть и провернуть с нами такое вот дерьмо?

Мы с внутренним голосом на пару разом покачали головой. Подозвав к себе рыскающего в одиночестве по темноте, пока ещё не успевшего (явно по глупости) как следует испугаться Лешего, мы рассудили, что в дом пока возвращаться рано, но и поиск команды из нас троих в такую погоду и темень – явная бесполезная трата сил.

Ветер заглушал крик, а пешим ходом по грязи, против ветра и лупящего в глаза дождя, пусть даже с фонариками, - всё равно лежащего  тестя, не заметим, например, в той же неприметной канаве. Посовещавшись, мы вдруг осознали простую, но важную истину: нужно срочно  вызвать помощь.

Леший и я бегали быстрей, чем  забросивший спорт офисный планктон Казанова. Поэтому было ясно, кто отправится в деревню. Казанова же должен был оставаться на стреме в доме и защищать женщин, а если хоть одна телефонная батарея чуток подзарядится, то с помощью инета или простым звонком ему следует вызвать подмогу.

Казанова уже почти зашёл в дом, как его осенила идея. Он крикнул нам ждать его и  быстренько притащил мой телефон с подзарядным устройством. С победоносной улыбкой непризнанного гения он предположил: вдруг у кого из деревенских старожилов не вырубило, как у нас, электричество, и тогда я смогу сам подзарядить телефон и  немедленно связаться с полицией. Я улыбнулся в ответ. «Эх, Казанова, действительно чёртов гений».

Я взял свой телефон с собой. Мы с Лешим чуток передохнули, собравшись с духом, постояв на веранде. Затем двинули вперёд, взяв только фонарики и топорики, да мой телефон с подзарядным устройством, обёрнутый в целлофановый пакет, тут же заброшенный в карман ветровки.

Стоило выйти за привычный глазу участок, как исчез высокий, местами не доделанный забор, и ветер швырял дождь прямо  в лицо. Бежать, даже пригнув голову, без риска убиться не получалось, да и идти быстрым шагом тоже не выходило. Стоило чуток поднять голову, как ливневый поток тут же заливал глаза и ноздри, грозя утопить.  Проклятый ветер на открытой дороге, казалось, задувал со всех сторон сразу, наверное,  собирался подбросить нас кулем в воздух, но мы упорно сопротивлялись его потугам и медленно шли вперёд. Так он просто играючи почти сбивал с ног.

БАМ-БАМ-БАМ! Ритмичный стук и непрекращающийся шелест дождя напрочь  глушили все звуки – и, чтобы что-то услышать, приходилось почти что кричать. Мы с Лешим на пару шли цепочкой и, когда по пути видели очертания кустов и канавы, то внимательно приглядывались, подсвечивая туда-сюда фонариком, и громко звали Сергея Ивановича по имени.

Наш общий голос сливался с дождём и звучал по-настоящему глухо и оттого жутко. Увы, моего тестя нигде не было видно, и только противно чавкала грязь под ногами. Хлюп. Хлюп. Чавк-чавк.

Наконец, мы добрались до колонки, за которой находилась первая по пути от нашего дома маленькая хатка. Тусклый свет фонарика едва пробивал потоки льющего с неба дождя. В хате все ставни закрыты. Собачья будка пустует, и шустрая псина, которую я часто видел клянчащей что-то съестное возле продуктового магазина и мусорных баков, когда ездил в дом с ремонтом, куда-то исчезла. Не слышно её писклявого заливистого лая. Тихо. Только наши глухие и надрывные крики отчаянно пытаются прорваться сквозь пелену дождя.

Так и драли горло, устав и не дождавшись ответа, да барабанили в калитку тоже без толку. Затем решительно перескочили через небольшой заборчик и постучали в дом.  Снова нагло скалящаяся в недоброй ухмылке ночная тишина. Никто нам так и не открыл.

Я не помнил всех деревенских поимённо, кроме  шустрой бабки Маланьи, торгующей своими огородными разносолами на рынке. Ну и ладно. Пришлось не солоно хлебавши топать дальше. Следующий дом тоже оказался пуст. А вот в окне бабки Маланьи тёплым янтарным светом горела керосинка.

Мы кричали со двора,  и, наконец, где-то в её старой, ещё довоенной с виду хате хрипло затявкала собака. Бабка  шустро открыла дверь, крепко держа в руках остро заточенный серп. Мы опешили и попятились, чуть не зацепившись за просевшую ступеньку.Маланья цокнула  языком, выставляя напоказ щербатые зубы.

Леший первым пришёл в чувство и чуть пискляво, но выдавил из себя:

- Добрый вечер. Мы… - замямлил он, зачарованный блеском серпа.

- Заходите, чего уж там, - сказала бабуська, прищурившись как следует, осмотрев нас, на пару минут став похожей на  сморщенную сливу. Из-за спины Маланьи резво выглянула лохматая мордочка мелкой собачонки, которая тут же зарычала.

- Тыц, Куська, - сказала бабка собаке и слегка  пихнула её ногой, возвращая в дом.

Мы вошли в предбанник, дальше  в хату Маланья пока не пускала. Внутри, за закрытой, обитой мягким войлоком дверью, по-родному уютно всем телом ощутилось тепло - и в ноздри ударил запах хвойной смолы. Наверное, она топила печку еловыми поленьями.  

- А ну, молодежь, руки из карманов вынуть! - резко сказала Маланья, наставив на нас серп, опять огорошив и заставив раскрыть рты от неожиданности. Затем бабка ловко обыскала нас, даже не запыхавшись, и только тогда, удовлетворённая проведённым осмотром, впустила  в хату. На самодельной полке под разлапистой вешалкой сиротливо стоял старый дисковый телефон.

- Трещит гад, - сказала она, указывая на телефон длинным пальцем, - и телевизор тоже не пашет, – продолжила разговор. - Радио вот час назад как заглохло. И знаете, добрые молодцы, - прошептала бабка, точно делясь с нами страшным секретом, - я слышала крики на соседнем дворе. Орали дико, точно кабана резали. Только вот не вышла я с хаты, побоялась. Куська и то вот хвост поджала. Не к добру это, скажу я вам, - вздохнув, выговорилась Маланья. - Ох, не к добру, – повторила она.

- Можно у вас подзарядить телефон? - выслушав её и переждав пару секунд, когда бабка снова посмотрит на нас, попросил я. - Мы позвоним в город, вызовем полицию, у меня это… тесть пропал, - я кашлянул, уточняя.

- А у меня кошка ещё вчера, как дождь начался, пропала. Ох, выла где-то в огороде окаянная. Хоть уши затыкай. А ты, милок, - обратилась бабка к Лешему, точно и не слышала мою просьбу, - чаю липового с мёдом не хочешь?

Леший застенчиво улыбнулся и, пожав плечами, сказал, что с удовольствием выпьет чаю.

Пока мой обаяшка кореш согревался чаем, я подзаряжал смартфон, радуясь, что зарядку удалось впихнуть в настенную розетку. И, пока телефонная батарея потиху оживала, я спросил у бабки, ласково поглядывавшей на Лешего, точно на родного сына:

- У вас тут много народа живёт? Или больше просто выкупленные дачи-участки приезжих, городских?

- Эх, сынок, местных немного, десяток едва наберётся. Сивой, местный забулдыга, через пару домов живёт. Пару моих товарок-одногодок живут через два дома. Продавщица сельпо, старая дева Алка, с матерью-инвалидом в кирпичном домишке проживает. Да давным-давно отлучённый от церкви поп в самой дальней хате из всех тутошних хат кротом нелюдимым обитает, а остальные дома, - зевнула она, - так, дачи. - Либо просто пустуют, брошенные, да ещё недострой кругом, - пояснила Маланья и, снова смачно зевнув и наконец более приветливо глянув на меня, неожиданно предложила  чаю.

Чай согрел, придал сил. Леший без стеснения заедал мёдом. Сластёна. Наконец чуток подзарядился телефон. Я сразу позвонил в полицию. Равнодушный  оператор сообщил, что сеть перегружена и все звонки перенаправляются на автоответчик. Я позвонил в МЧС. В ответ услышал то же самое дерьмо. Я в сердцах выругался про себя, сжимая кулак. Тестя нужно найти. Я задал бабке прямой вопрос:

- Так, сколько деревенских мужиков поможет мне в поисках Сергея Ивановича за солидное вознаграждение?

- Если добудитесь их, голубчики, - не то крякнула, не то усмехнулась бабка, - то за водку не откажут высунуть свои носы из хаты даже в такую, прости Господи, срань мокрячью, - сказала Маланья и погладила свою Куську по чёрной макушке.

- Благодарим, Маланья, - сказали мы с Лешим в унисон и поспешили покинуть хату.

- Кстати, бабка, добро не забудем, - застопорился я у порога и добавил, протягивая ей свой телефон с подзарядным: - А можно, мой телефон ещё чуток на подзарядке побудет, пока по деревне бегать будем?

Она взяла телефон, кивнула и  заперла дверь.

Дождь слегка уменьшился, а вот ветер никак не сбавлял напор. Мы с Лешим включили фонарики и поспешили обойти дома остальных соседей. Нам чертовски сильно требовалась помощь.

Снова нарвались на пару пустующих домов: неужели снова дачи? Да не верю. Хоть пусть мы видели дома смутно, почти что в кромешной темноте да при тусклом свете фонаря, с виду они совсем не походили на дачи, тем более на недострой.

Мелкие покосившиеся хатки и такой же прогнивший забор могли быть либо просто  нежилыми, либо являлись пристанищем деревенских обывателей.

Мы, как могли, ускорили темп и, сопротивляясь ветру, пёрли дальше.

Сивой, или как его там звали, дверь не открыл. Он на всю громкость слушал в хате  музыку. Старые, совсем ещё довоенные песни. Бухает, наверное – переглянувшись, подумали мы и вошли в дом. К удаче, дверь была не заперта.

В хате разгром, а сквозь единственное незаколоченное окно свищет ветер. И пусто кругом, хоть шаром покати. Мы выключили стоявший на табуретке у железной кровати магнитофон-радиоприёмник. Обыскали весь дом и даже в сарай заглянули. Всё, что нашли, – следы когтей на мокрых, точно заиндевевших стенах. И размытые широкие следы на полу, в комьях грязи.

Бред какой-то. Переглянувшись, мы с Лешим поспешили до следующего дома.  Происходило что-то не вписывающееся ни в какие рамки. Куда в здравом, даже в пьяном уме можно было уйти в такую погоду?

По пути следовали один за другим пустые дворы и ни единой будки, из которой бы нам вслед зарычала сраная шавка. В обычную пору здесь пешим ходом вообще не пройти – мигом облает разношёрстная свора, не разбирая чужих и своих. Поэтому я утром в выходные дни тут и не бегал. Только в сторону тихой и спокойной Камышовки.

Мы обошли все пустующие с виду дома стороной. Нигде не горел свет. Как вымерли все, причём разом. Усталость злобно играла по взвинченным нервам.

Дом попа-расстриги находился в самом конце дороги. Он заметно отличался от всех домов в деревне. Затейливые рисунки на стенах точно из русских народных сказок: рыбки, морские города, русалки, кони, богатыри на мощных лошадях с развевающейся гривой. Сделанные вручную лебеди из шин и пластиковых бутылок, а также украшения из стекла на клумбах, на крепком и ладном заборе и навесе над парадной дверью.

Мы  громко постучали в деревянную калитку. Мужчина в куртке с капюшоном на голове вышел из дома, заметно покачиваясь, точно пьяный. Высокий и тощий, с всклокоченными волосами и заскорузлой бородой, он буркнул нечто, сродни не то неясному вопросу, не то приветствию. Затем рыгнул, укрывая рот рукой, - и жестом дал понять: мол, заходите в дом.

Внутри было удивительно чисто и обставлено по-спартански скупо. На стенах  красивые иконы. Полка, плотно  уставленная книгами.  Выбеленная известью печка.  Окрашенные в неброский цвет стены. Чистый дощатый  пол, и ни в едином углу ни следа паутины, ни соринки.

На  столике расставлена нехитрая снедь. Картошка да огурцы, крохотный брусок сала да большая, почти пустая бутылка самогонки.

Я всё разглядывал то хату, то мужика да  думал, стоит ли просить его о помощи. В состоянии ли хмельной поп нам помочь?

Леший всё пялился то на люстру, то на красиво размалеванный потолок. Наконец бывший священник покряхтел и спросил, зачем пожаловали. Я вздохнул и рассказал ему всё разом –  как про тестя, так и про незваных гостей. Мужик взялся за голову и сказал:

- Эх, а я думал, помощь по хозяйству какая нужна, и вдруг ещё самогоночки или водки мне за то перепадёт. Но, видно, на всё воля Божья.

- Так вы поможете нам или нет?! - воскликнул я, начиная терять терпение.

- Вишь, сынок, когда  водочки нет, сил нет. Каб водочка на столе была, так сразу  принялся бы я за дела, - усмехнулся бывший священник собственной нелепой шутке и внезапно, чуть помпезно представился, протягивая нам  жилистую руку: - Анатолий. Но, можно просто Толик.

Я сказал, что водка есть дома.

- Ну, тогда я соберусь, что ли, - хмыкнул священник и юрким ужом стал суетиться по хате, собираться.

Вскоре мы втроём выбрались на улицу, Леший со священником потащились ко мне домой, а я зашёл снова к бабке Маланье за телефоном – и очумел, когда разглядел, что…

Окна в её хате были разбиты, а в комнате гулял себе раздольно ветер, от собаки Куськи остался только хвост, да ухо, да пятна крови на полу, и скрученный в бараний рог серп. Меня заколотило от гнева, злобы и всё усиливающегося страха.

Снова взгляд впечатался в царапины на стенах. Я выругался, когда обнаружил, что мой телефон раздавлен, как жук, по полу. Штекер с корнем выдернут вместе с розеткой. Твою ж мать. Холод прошёлся по позвоночнику, я буквально ощутил чей-то пристальный взгляд. Но вокруг только влажные, едва покрытые налётом  изморози стены. И всё же... Я пулей  выскочил из хаты и поспешил за Лешим и бывшим священником вдогонку. Не чувствуя ни ветра, ни капель дождя, злобно бьющих в лицо.

Вернувшись в дом, мы попали в самый разгар переполоха. Все взволнованные и на ногах, даже малая Ленка.

Наташка взяла меня за руку и, точно заговорщица, прошептала мне на ухо: мол,  наверху не всё ладно, и мне нужно всё это увидеть самому. Я только кивнул, глядя в её обеспокоенное лицо с нервно поддёргивающимся веком левого глаза.

Казанова стоял в гостиной и выглядел так, точно получил обухом по голове. Бледный, потный, взъерошенный, он  глушил коньяк прямо из бутылки, как воду. На нас не смотрел и криво так, психованно улыбался.

Леший пытался узнать, в чём все-таки дело. Но пока не преуспел. А вот поп Анатолий сохранял спокойствие, выжимал рукава своего свитера прямо на пол и грел руки возле камина. Инга и Светка, обнявшись, сидели на диване, укрывшись плёдом, рядом с задумчиво смотревшей в стену Клавдией Петровной, гладившей по голове Ленку. Дамы то и дело затравленно всхлипывали, точно мышки-норушки, обсуждающие проделки злющей и страшной кошки.

Инга и Светка да невменяемый Казанова снова идти наверх отказались.

Наташка  выпила стопку коньяка для храбрости, предложила мне и Лешему для разогрева. Поп не дал, выпил за нас двоих сам, вытер рот, хыкнул и сказал: мол, пошли.

Лестница скрипела при каждом шаге. Ковёр хлюпал, разбухший от воды. В разбитое окно голодно и зло свистел ветер. А вот стены были исполосованы, точно по ним провели гвоздём длинную тонкую линию. Ведущая в мастерскую дверь точно прогнила изнутри. Мягкая, как пластилин, раскрытая нараспашку, она почти прилипла к стене. Но дело было даже не в этом…

- Оно тёплое, - сказала Наташка, указывая на серо-белую штуковину, которая походила на гигантский футбольный мяч, заброшенный в угол.

- Ели это то, о чём я думаю, то оно стало больше, - отрешённо сказал я. Леший тяжко вздохнул, вытаращил глаза и тут же взялся за голову.

Поп  враз позеленел и тут же помянул разом и  чёрта, и всех святых, затем подошёл к штуковине и что-то на неё сыпнул.

Серый дымок взметнулся вверх, от жалобного воя, прокатившегося по комнате, волосы встали на затылке дыбом. Наташка шмыгнула мне за спину. Я моргнул, инстинктивно отступая в сторону.

Бывший священник бросился вон из комнаты с ором:

- Нечистая сила, батюшки, караул!!!

Дым оставил в комнате запах протухшей рыбы и жжёной, точно от горького миндаля, горечи, вызывая рвоту. Фонарик с тихим шипением погас. Повеяло холодком.  Фонарик мигнул и вновь включился, как если бы в кинокадре возникла секундная пауза. А штуковина  в углу, мать твою, просто исчезла.

- Уходим, - сказал я, затем повторил уже громче, схватил Наташку за руку и потащил её прочь из мастерской. Леший впал в ступор - и мне пришлось прокричать у него возле уха, чтобы он снова включился в жизнь.

Сердце в груди билось, как проклятое. Я, здравомыслящий человек, не мог, объяснить себе произошедшего. Столкнулся с иррациональным явлением, как в штампованных телепрограммах. Но нужно как можно быстрее найти помощь. Нет, нужно бежать из дома. Инстинкт подстёгивал, тревожно вопил о нависшей над всеми опасности.  Как вовремя.

Мы бегом спустились вниз. Истошно визжал кто-то из женщин в гостиной.

Так. Светка визжала, а Инга крепко сжимала в руках нож. Как оказалось, исчезла Ленка. Вот так запросто исчезла из гостиной, только что бывшая у всех на виду. Как по волшебству.

За окном, снова точно усмехаясь над нашими бедами, забарабанил усилившийся дождь. А зарницы полыхали  одна за другой, рисуя в небесах ослепительные зигзаги.

Мы снова переворошили весь дом. Инга тряслась и рыдала, заламывая руки на пару со Светкой, впавшей в ступор от шока. Женщина всё говорила, что мельком видела на стене, над диваном, где спала Ленка, тень мужчины с длинными руками.

Наташка опустошала запасы валерианки в аптечке. А тёщу, принявшую снотворное,  уже ничто не могло разбудить

Паника сковала весь дом, заполнив его удушающе тягостной атмосферой. Леший, я да пьяный вдрызг, но уже лучше соображающий Казанова мерили шагами комнату. Никто из нас не находил себе места. Только поп сидел за столом на кухне в одиночестве и всё что-то думал да втихую попивал то кофе, то водку.

Я несколько раз порывался вновь выскочить на улицу и сделать хоть что-нибудь. Да, вот поп притащил с кухни водку, нарезал колбасы и налив себе стопку, гакнул, закусил колбасой и стукнул кулаком по дорогому журнальному столику, сказал:

- Ну, что, бедокуры, рассказывайте всё мне снова в деталях и  по порядку, не утаивая больше никакой чертовщины. А вдруг чем и помогу, - твёрдо добавил он. Что-то в его тоне было обнадёживающее.

Он слушал нас всех сразу, всё и кто что видел, не перебивая, иногда поддакивая и неразборчиво хмыкая. Его глаза ясно блестели, видно, что он пребывал в своём уме и твёрдой памяти, а водка на священника действовала стимулирующе, подстёгивая мышление. Наташка, не знающая, чем себя занять, просто заварила кофе и принесла поесть, парой подносов опустошив холодильник, Леший выдохся первым и просто стал нервно жевать все, что попадало под руку, в том числе сало, которое дико не любил, но он, похоже, совсем извёлся и не соображал, что делает. Меня стал душить истерический смех, и я жадно пил кофе, одну чашку за другой, не в силах остановиться. А Наташка хрустела мятными леденцами. Казанова же, точно Молдер из «Секретных материалов», состроил заумный вид и видно по пьяни выдвигал абсурдные предположения, одно за другим.

- Итак, как я понял, - бодро сказал Анатолий, - все странности в доме начались, когда шкаф установили в мастерской. - Затем добавил, чем и вовсе  сбил нас с толку: - Соль в хозяйстве есть?

- Конечно, на кухне, - нахмурившись, сразу ответил я.

- Нужно осмотреть шкаф, а там будет видно, - загадочно оборонил поп  и первым направился к лестнице на второй этаж.

Опять наша тройка эдаких мальцов-удальцов сопровождала отлучённого от церкви попа в мастерскую. Забыл упомянуть, что, когда нервничаю, на ум приходят дикие и абсурдно-комичные мысли. А вот женщины остались в гостиной, крепко держа в руках топоры, ножи и фонари. Обещали громко кричать, если что-то произойдёт.

На полпути наверх поп сказал, что нужно взять с собой соль, и я замыкавший цепочку, в храбром одиночестве потащился на кухню. Не ощущая страха, наверное, от избытка кофеина, я твёрдо держал в руке нож и нещадно чадящую свечу.

Соль нашлась в нижнем кухонном шкафчике. Я взял непочатый килограммовый мешочек и снова потащился вверх по лестнице, к ждущим там друзьям и отлучённому от церкви попу.

Итак, шкаф стоял себе спокойно на месте. А в комнате фонари не работали, и только коптящая свеча дала возможность разглядеть на полу потёки воды, грязь и отчётливые следы мужских ботинок, предположительно размера эдак сорок четвёртого.

Это явно был  кто-то пришлый. В деревне великанов не водилось. Я бы, наверное, заметил: столько месяцев самолично ремонтировал дом. Хотя если он одиночка, да  ещё нелюдимый.… То… Снова в голове сумбур.

Анатолий громко сказал:

- Поехали! - и, открыв пакет соли зубами, щедро сыпнул себе на руку, затем перекрестился и бросил соль на шкаф. Шших. Соль зашипела и с дымком исчезла на поверхности шкафа. Раздалось протяжное, неохотное: «Скрип», и дверца шкафа отворилась сама по себе.

- Что это?- тонко, как-то по-детски, спросил Казанова, и все кроме попа отступили в сторону.

Я  нервно фыркнул. Наташка  резко вцепилась мне в плечи. А из шкафа показался длинный нос, затем и всё лицо, на котором, точно острые зубья капкана, блеснули зубы. Дверь в мастерскую захлопнулась у нас за спиной, а должна была от  такого сильного толчка вообще развалиться на части.

Выпростав руки вперёд, из шкафа в мастерскую выбрался мужчина. Огонёк свечи совсем затрепетал, рисуя на стене контуры его кособокой тени.

Широченные плечи ещё больше расширились, а глянешь прямо: вот он - всего метр с кепкой. Совсем не страшный.

Он выкатился из шкафа гладко и стремительно, точно шар по маслу. Наташка взвизгнула и ногтями пребольно впилась мне в плечи.

Мужчина ухмыльнулся – и вдруг остро  запахло прогорклым жиром. Свеча почти погасла, а на его руках вмиг  блеснули острые когти, как у хищного зверя.

- Кто ты такой? - спросил я. Жуть накрыла с головой, сдавливая кишки в тугой узел, примораживая ноги-истуканы к полу.

Мы все замерли, превратившись в зачарованные монолиты. Свеча снова мигнула и едва трепетала, потухая, а поп возьми да швырни всю соль на карлика. Хлопок. Треск. Зловоние и последующий за всем истошный визг боли. Поп во весь голос заорал:

- Заклинаю святым духом, прочь изыди, нечистая сила!

Всё стихло и исчезло.

Внизу завопили.

Я первым оказался у двери и, толкнув её, выбежал на лестницу. За мной, как ошалелый, следовал Казанова, поп да  Наташка. А Леший поскользнулся  в луже и чуть не угробил нас всех, едва не столкнув с лестницы.

В гостиной Инга и Светка толпились возле лежащей на диване Клавдии Петровны. Лицо женщины в свете свечей выглядело неестественным – пепельно-серым.

- Что с тобой, мама. Мамочка! - всхлипнула Наташка и бросилась к матери.

Инстинктивно я схватил вырывающуюся  жену и крепко прижал её к себе. Внутри всё звенело, разрывая на части. Опасность. Опасность. Наверное, жена сама поняла, что не всё ладно, как следует разглядев свою мать в свете свечей, – и больше не рвалась от меня прочь, как резвая псина с цепи.

С  тихим звуком кожа моей тёщи вспучилась мыльным пузырём и просто стекла с кости, обнажая мышцы, сухожилия да черепную кость. Затем она вся внезапно растеклась по дивану зловонной серой слизью. Наташка закричала - и вдруг, прикрыв рот рукой, забилась в истерике. Я сжимал её крепко, как мог, шепча что-то ласковое.

Над диваном зияло круглое заиндевевшее пятно.

Она отобрала у дочки рисунок и, смяв его, выбросила в мусорное ведро. Ленка заревела. Наташка оперативно достала из шкафчика солонки и перечницы в виде котят и сахарницу – маму-кошку. Забавный наборчик она как-то купила в подземном переходе у какой-то пришлой тетки, пребывая в плохом настроении после неудачного зачёта. Наборчик здорово выручал, когда  в гостях были малые детки. Кошачья семейка разом прекращала все истерики и капризы. Что произошло и сейчас.

Я отпил глоток крепкого кофе, понимая, что яичницу и тосты придётся готовить самому, после того как вся орава налопается каши. Сладкая каша (я чуть вслух не издал брезгливое: «Бе-бе!»)  тарелке вызывала отвращение.  

Слова Лешего в общем гаме застали врасплох. Гудело кем-то снова включённое радио. Диктор механическим голосом, внушающим оцепенение, настойчиво рекомендовал не пользоваться электроприборами и вообще не выходить на улицу.

Тесть пил крепкий чай, почти чифирь, и тихо шипел сквозь зубы какие-то ругательства.

- Что? - переспросил я Лешего и тотчас глянул в окно. Брезент навеса угрожающе трепетал на ветру, грозя вот-вот улететь в небеса вместе с ветром.

Блин, с машинами от капризов погоды ничего не станет, но вот шкафу точно будет кирдык. Эх, организуем-таки спасательную экспедицию. Уговорив Казанову сотрудничать, я обещал ему несколько партий в покер, в который я, кстати, всегда проигрываю, да бутылку водки из холодильника.

Собравшись с духом, мы надели дождевики и вышли на улицу, покидая уютный,  тёплый дом. Ветер буквально сбивал с ног. Не стоит, вообще, и говорить про неожиданно холодный для летней поры дождь, к тому же до минимума снижающий обзор видимости.

С горем пополам, поднатужившись и кряхтя, мы втащили шкаф в гостиную, открыв настежь французские окна. Наташка предусмотрительно скрутила ковёр, подстелив целлофан. Жаль, что в сарае места для шкафа нет из-за штабелей дров.

Как мы будем тащить эту громадину на второй этаж, я, честно сказать, был без понятия. Вот только закрыв оконные двери на защёлку, избавляясь от  мощного ветра, все разом вновь почувствовали облегчение. А меня зазнобило.

На улице было дико холодно, точно в один момент, вытеснив лето, наступила поздняя осень.

- Может его разобрать, - предложил Казанова. Я кивнул.

Наташка поглядывала исподлобья, ещё не определившись: злиться ей на нас или, наоборот, радоваться нашей предприимчивости.

Позавтракав, все снова разошлись по спальням, предполагая, что на сытый желудок  можно доловить прерванный сон.

Наташка направилась в мастерскую, решив дать добро на нашу самоволку, тем более что мы торжественно обещали ей после нескольких картёжных партий собраться с силами и,  акклиматизировавшись, таки затащить шкаф на второй этаж.

За окном гремело и грохотало, свет мы не включали, как рекомендовали по радио,  поэтому просто сидели и резались в карты при свечах, водрузив всё необходимое на небольшой кофейный столик. Вчерашние шашлыки шли под водочку на ура. Удача как раз повернулась ко мне лицом, подарив  козырные карты.

Вдруг с грохотом разбилось одно из французских окон. Влетевший  в комнату ветер потушил все свечи, обдав нас моросью и холодом.

Карты слетели на пол, как и книги с полки. Оконная дверь трепыхалась, как бабочка на ветру, на остатках петель. Резкий протяжный скрип дёргал нервы на пару с неутихающими, яркими до рези в глазах всполохами молний. Насмешливо грохотал гром.  Вся игра и настрой оказались сорваны. Всё под ноль.

Пришлось топать в кладовку под лестницей за фанерой и прибивать её вместе с досками, предназначенными для полки, сооружая на месте французского окна своеобразную заплатку.

Во дворе неслись потоки воды, смывая каменистую крошку и побеги цветов на единственной клумбе, что мы успели разбить подле веранды. Просто жуть.

Радио шипело помехами, телевизор не работал и был выключен сразу же, как спустилась узнать, в чём дело, вымазанная масляной краской Наташка.

Интернет в телефоне и вовсе вёл себя странно. Зависал, как проклятый, несмотря на безлимит.

Итак, с приходом Наташки мы решили заняться шкафом.

Загрохотало по крыше. Уцелевшее стекло французского окна царапала россыпь мелкого града.

Наташка снова зажгла свечи и принесла несколько фонарей, что работали на батарейках. Со скуки и от происходящего за окном к нам спустилась Светка и Инга, а Ленка наверху возилась с раскрасками. Отдохнувшие женщины заметно посвежели.

- Что вы тут возитесь впотьмах, а? - спросила Светка.

- Увидишь, - сказал я.

Дамы сели на диван, устроившись удобно, точно на представлении. А мы сгрудились вокруг шкафа и с помощью отвёртки стали откручивать петли, чтобы сделать его полегче и оттого пригодным для последующей транспортировки наверх.

Вытащив ящики, мы безуспешно возились с дверными петлями. Они точно нарочно не поддавались, несмотря на наше кряхтение и все приложенные усилия. Майка и надетая поверх толстовка насквозь пропиталась потом, точно я несколько часов подряд  качал железо в тренажёрке.

Не прошло и часа, а мы втроём уже были как выжатые лимоны, но шкаф таки общими потугами оказался наверху, в мастерской.

- Ух, ты! - сказала Наташка, принеся нам горемычным трудягам прохладной газировки. Она зажгла свет, чтобы увидеть во всей красе шкаф. С хлопком лампочка взорвалась.

- Чёрт! - шикнул Казанова.

- Ты это видел? - странным голосом произнёс Леший.

- Чего? - ответил я, думая: понесло кореша с пьяну.  

Наташка выпустила бутылку газировки из рук, уставившись на шкаф. Вспышка молнии за окном осветила на дверцах витиеватый рисунок, похожий на морскую волну. Я моргнул, протёр глаза. Рисунок пропал.  Наверное, игра света.

- А ну-ка, неси фонарик, - сказал я, обращаясь к Наташке.

Она точно не слышала. Ощупывала поверхность шкафа, как некую драгоценность. Казанова вытащил из кармана спортивных штанов свой навороченный айфон, включил фонарик и направил на шкаф. Белый свет оживил чёрную поверхность дверей, рисунок проступил снова ярко-серебристым мазком, а потом дверь шкафа неожиданно скрипнула - и что-то звучно то ли заскреблось, то ли  щёлкнуло внутри.

Мы, не сговариваясь, отступили в сторону от шкафа. Казанова, снова чертыхнувшись, чуть не выронил из рук айфон.

На пару секунд в доме стало удивительно тихо. Только грохотал бьющий по крыше дождь да завывал ломящийся в окно ветер. Наташка нервно сцепила пальцы на подоле сарафана.

Наш общий азарт первооткрывателей неожиданно угас, сменившись безотчётной тревогой. Все замерли в молчании, будто чего-то ожидая.

- Чего это вы застыли столбом? - задала вопрос Инга, заходя в мастерскую из коридора с  фонариком в руках. За ней робко следовала Светка. - Как мыши затихарились тут. Чем  занимаетесь?

- Брр, ну и холод у вас. Хоть бы окно закрыли, - поёжившись, добавила Светка и одёрнула кофточку.

- Раз молчим, значит, мы сейчас сами посмотрим, - бодро произнесла Инга и направила фонарик на шкаф.

- Ничего себе! - выдохнула она, любуясь возникшим узором, а потом, открыв дверцу шкафа, замерла на месте, посветив внутрь.

Внезапно яркий свет фонарика поблек до мутно-жёлтого, тусклого и далёкого, словно прорезывающегося из-под толщи воды. Треск, шипение – корпус фонарика посекли  мелкие острые трещины, и он, посветив ещё секунду-другую, просто затух. Темнота затопила собою всё, маслянистой чернотой вытекая из щелей и углов.

Инга дотронулась до дверцы шкафа, резко открывшейся в её сторону. А затем с глухим «пуф» внутренняя перегородка шкафа, точно от невидимого толчка, рухнула прямо на женщину, придавив её к полу.

В возникшем невесть откуда шипении мне послышался глухой смешок. Сердце ёкнуло, предательски взмокли ладони.

Визг жены я бы не спутал ни с чьим другим. Светка ахнула, отступив на шаг. Кореши, недолго думая, поспешили на помощь Инге. Айфон Казановы полетел на пол. Включённый фонарик резал темноту краткими снопами белого света. И, наверное, я первым из присутствующих увидел на полу возле шкафа это. Неопознанное. Круглое. Белесо-серое. Что это, мать твою за ногу, такое?!

Внутри всё взвыло, взревело пожарной системой оповещения. Мысли исчезли. Инстинкт требовал сейчас же уносить отсюда ноги. Но. Но я просто не мог.

Я моргнул и продолжал оцепенело стоять столбом и просто смотреть. Затем тяжело вздохнул и потянулся к Наташке, схватил её за руку и чуть силком не потащил в коридор. Она упёрлась. Да что с ней такое?

Наконец, совместными усилиями Ингу поставили на ноги. Панель, выпавшую из шкафа, оттащили в сторону. Я выдохнул.  Все разом увидели то, на что я пару минут пялился в одиночестве. Опешили. Озадачились, точно не верили своим глазам. А затем испугались.

Думаю, кореши сразу протрезвели. Инстинктивно отступили прочь от шкафа. А несчастная Инга оказалась к штуковине ближе всех. Она тихо пискнула, как затравленная мышь.

Светка первой промычала:

- Ребята, может, не стоит это трогать?

Как будто кто-то из нас изъявлял желание взять округлое нечто  в руки.

Инга помотала головой, словно таким образом приводила в порядок собственные мысли.

- Нужно больше света, - сказала она.

- Со светом во всём доме творится какая-то херня, - пробурчал Леший, почесав затылок. Казанова, наконец, включил мозги и выдавил из себя:

- Светка права. Нужно  не торопиться и обдумать, как поступить.

- Согласен, - сказал я и сжал руку Наташки, давая ей понять, чтобы она ни в коем случае не занималась самодеятельностью.

- Давайте просто уйдем и дверь закроем, на всякий случай, ладно?! - стараясь держать себя в руках, отчеканила Инга.

Из коридора раздались голоса Клавдии Петровны и её подкаблучника мужа.  Звонко рассмеялась крошка Ленка. И мы, точно сговорившись, цепочкой покинули мастерскую, и Наташка, повернув, щелкнула округлой ручкой, закрывая дверь.

- Давайте чаю, что ли, попьём, - предложила жена, когда мы все вместе собрались на кухне. Теща в энный раз поинтересовалась, когда, наконец, закончится стихийное бедствие.

Сергей Иванович изволил сообщить, что ему по графику уже пора обедать. Ленка попросилась к маме на ручки и закапризничала, заявив, что ей тут с нами скучно-прескучно.

- Сейчас книжку почитаем, порисуем, солнышко, хорошо?! - ласково сказала Светка и взяла дочку на руки. Ленка качала головой, не соглашаясь на все уговоры матери. Назревала очередная истерика.

Казанова на пару с Лешим начали паясничать перед малышкой, строить рожицы и кривляться, точно заправские клоуны. Ленка смотрела, смотрела на их представление и захихикала.

Интернет в телефоне едва тянул, то и дело зависая. Телевизор больше не включали, как и всё электрическое в доме, потому что, даже несмотря на поставленные на место пробки в подвале, всё равно иногда сама по себе искрила проводка. Мы боялись за дорогую технику.

Поэтому по очереди чуток баловались имеющимися в наличии телефонами, прекрасно зная, что если разрядятся все аккумуляторы, то в критической ситуации и до МЧС будет не дозвониться. Приходилось довольствоваться скупыми заходами Вконтакте и просмотром фотографий.

От ужасного воя ветра, играющего на оконном стекле злобную арию металла, было стрёмно. Радовало лишь то, что внезапный циклон обещал развеяться к утру. Свечей в доме явно недостаточно, для того чтобы разобрать, например, коробки и тем самым, например, сделать что-то полезное для дома. Ведь я терпеть не могу безделья.

Но, растягивая лимит собственного терпения, приходилось пить чай да слушать разговоры в стиле «бла-бла-бла», просто ни о чём, главное – не о погоде. Клавдия Петровна не принимала матерщины и похабных шуточек, на которые был горазд  Казанова. Я хлебнул остывающий чай, признавая, что его шуточки могли скрасить стремительно уходящий из-за тёмных небес день.

Так что было скучно-прескучно, как заявляла трёхлетка, снова занявшаяся рисованием  ярко-розовых, точно леденцы, мультяшных зверюшек, устав от чтения вслух матерью русских народных сказок, найденных у нас в одной из коробок.

Я глянул в окно. От изгибов зарниц можно и ослепнуть. Поспать, что ли? Да, совсем  рано ещё. Что я потом всю ночь буду делать, если сон собью? Значит, будем сидеть и  куковать.

Напившись чая, слегка подняв настроение, заедая непогоду грудами сладостей, шоколада и конфет, мы дружно скучковались  в гостиной. Никому не хотелось разбредаться по спальням. К тому же в доме невыносимо холодно. Брр. Разве это нормально для лета?

Наташка снова вернулась на кухню и занялась готовкой, утащив Ингу и Светку в помощь.

В гостиной затаились лишь наша тройка да Клавдия Петровна с мужем. Теща нервно куталась в плёд,  который периодически сползал на пол, словно не мог удержаться на её острых плечах. Сергей Иванович кивал в ответ на её стенания о погоде, холоде и  взыгравшей головной боли, с переменным успехом погружаясь в дрёму, сидя напротив неё, в моём любимом кресле.

Думаю, мне повезло, что у тёщи болела голова, иначе Клавдия Петровна точно взъелась бы просто так, точно зловредная старая псина, рычащая ни за что ни попадя.

Вот я и сидел на тахте – рядом кореши в моих тёплых  вещах. Сидел и подумывал про дрова в сарае, поеживаясь, поглядывая в окно на царящий там беспредел ветрища и ливня. Собачий холод в доме требовал срочных мер.

Как погрузился в дрёму – не помню. Кажется, всего на секунду закрыл глаза - и накрыло сонной одурью. Темное небо угрожающе низко зависло над горизонтом. Вокруг тихо и ужасно душно. Широкий зигзаг молнии разветвляется рогатыми изломами во все стороны. Слепит глаза жутким бело-синим светом. Моргаю – и оказываюсь в чьём-то укрытом сумраком доме. Ни света, ни пламени свечи в окне, только со всех сторон меня обступает практически кромешная тьма.

Ощущение, что я был здесь раньше, сильное, как толчок в грудь. Мысли – испуганные светом мотыльки, такие же рассеянные. Ноги сами несут меня куда-то всё время, петляя, а руки то и дело упираются в трухлявую древесину стен. В этой комнате темнее, чем во всём доме, но я тут не один. Вспышка нездоровой, отливающей синевой молнии за окном кособоко изворачивает тени. Стол в самом центре комнаты округлый, блестит, точно полированное зеркало. На нём разложены монеты. Горы монет рисуют спирали, восьмёрки, треугольники и кресты. Мне боязно, холодно, и я не решаюсь даже моргнуть, не то что сделать шаг в сторону, понимая, что оказался в западне. Кажется, сделаешь лишний вдох, пошевелишься – и обнаружат. Трепещу, превратившись в статую, - и наблюдаю. Вспыхивают молнии за окном: раз, другой, третий, но вдруг начинают постукивать зубы, потому что я не слышу рокота грома.

Смех, противный и мерзопакостный, навевает мысли о связке гадюк в сырой яме. И, что хуже всего, я узнаю этот тембр, этот голос мужчины, держащего в руках то ли свиток, то ли манускрипт. Он медленно разворачивается, и пальцы мужчины, точно крылышки жуков, шелестят, обводя крупные буквы, рисунки и символы, похожие на фигурки, выложенные на столе из монет.

Внутри меня зреет вопль. Ещё одна вспышка молнии проходит сквозь стекло и разливается по столу синим пламенем, скручиваясь тугими искорками в монетах. Теперь света достаточно, чтобы отчётливо видеть всё. Леопольд Мафусаилович, тот чувак, что продал мне шкаф, кружит со свитком в ликующем танце вокруг стола. Хихиканье - и в одной руке у него, как у треклятого фокусника, появляется белый голубь, связанный проволокой; израненные лапки птицы сочатся кровью. Неестественно длинные пальцы чувака, как лапки паука, суетливые. Они гибко сжимаются вокруг голубя, превращая его в комок слипшихся требухи и перьев. Мгновение дикой пляски - и вот Леопольд у стола, поливает кровью монеты. Он шепчет слова, гортанно рычит, и каждая прочитанная буковка свитка загорается красным. Визгливая песенка полоумного прорезает гортанное шептание, и я содрогаюсь, когда вдруг понимаю сокрытый внутри смысл. «Пир. Пир. Скоро. Настанет желанный пир. Птенец пробудился... Он сам, сам добровольно монетками договор скрепи-л! И нас в дом пустил». Шипение - и монеты исчезают в идеально ровном круге синевы на столешнице.

Мои волосы становятся дыбом. Ошалелое сердце колотится и трепещет, грозя вырваться на свободу. В момент откровения осознаю, что песенка безумца была про меня.

Болезненный толчок возвращает меня в реальность. Я вскакиваю с тахты, как ошпаренный, обвожу корешей безумным взглядом - и от обиды хочется грохнуть кулаком о стену. Я абсолютно ничего не помню, кроме отчаянного чувства, что должен сделать что-то важное. Только невыносимая тревога сжимает своей безысходностью. На все последующие вопросы друзей пришлось отшутиться и вернуться к насущным проблемам.

… Чёрт с ней, с погодой. Вместе с друзьями даже в лихолетье  не пропадём. Поэтому я заставил-таки Лешего оторвать свою задницу от мягкой тахты, а глаза – от экрана уже мигающего телефона, у Казановы же пришлось отобрать бутылку коньяка и почти на пальцах объяснять, чего я от него хочу. Кореш  заревел недовольным медведем, но всё же уступил.

Итак, мы снова натянули успевшие высохнуть дождевики и, обмотавшись на всякий пожарный верёвкой, открыли кухонную дверь и вышли во двор, где сразу же едва не свалились под напором ветра.

Ветер бил сплошным дождём в лицо, перекрывая дыхание, напрочь лишая обзора. Пришлось наклонить голову. Пока в ряд гурьбой дошли до сарая, поскальзываясь в потоках воды, выдохлись, словно бы прошёл не один час.

Оказавшись внутри, я сразу понял, что здесь кто-то побывал. Инструменты были разбросаны по полу. Коробки  и баночки с гайками и шурупчиками опрокинуты, словно что-то второпях разыскивали, да не нашли, а затем со злости всё разворошили. Единственное, что осталось на месте, – это аккуратно сложенные дрова у стены.

После того как я достал с железной полки маленький фонарик и включил его, сразу обнаружил на полу почву с травинками и комок земли, похожий на отпечаток подошвы.  Вот гадство!

- Здесь кто-то явно хозяйничал, - озвучил Казанова мои подозрения. Входная дверь пронзительно скрипнула от напора бьющего снаружи ветра.

- Дерьмо! - с чувством высказался я.

- Любопытные соседи? - предположил Леший. За что сразу захотелось его стукнуть.

Я направился за дровами. Сграбастал в кучу несколько тонких поленьев. Друзья, больше  ничего не говоря, присоединились ко мне.

Проклятый дождь гремел по шиферной крыше, точно набат.

В сарае было промозгло и стрёмно. Но, несмотря на пренеприятнейший путь обратно, нам хотелось уйти отсюда как можно скорее.

Вернувшись, мы сразу растопили камин. В воздухе вкусно пахло стряпнёй, вызывая обильное слюноотделение. По подоконнику забарабанили белые дробинки града, и мы поняли, что, промокнув под дождём, ещё легко отделались.

Лишённый солнечного света, день быстро перетёк в  ранний вечер, а затем из-за ещё более сгустившихся тяжёлых свинцовых туч, с проступающей  в глубине нездоровой зеленью, замер в тревожном ожидании ночи.

В интернете мы не нашли сведений об улучшении погодной  ситуации утром. И эх, начальнику мне тоже дозвониться не удалось.

Казанова прикусил губу и совсем приуныл: видимо, и его попытки связаться хоть с кем-то из родственников и знакомых оказались плачевны.

Совсем стемнело. Я согрелся, но из-за необъяснимого смятенья  в душе просто мерил шагами гостиную да коридор, затем решил наведаться на кухню. Узнать, когда нас всех наконец-то накормят.

Кастрюльки и сковородка с закрытой крышкой стояли на плите. Барышни сидели за столиком и устало потягивали вино, заедая нарезанным сыром. Ленка  не обращала на тёток внимания, усердно рисовала.

- Кхм, - прокашлялся я.

- Это ты милый, - рассеянно сказала Наташка и, скупо улыбнувшись, наконец-то поинтересовалась, голоден ли я.

Еда была сытой и простой. Жареная картошка с мясом, салат из огурцов и помидоров да вытащенное из недр холодильника молоко.

Как мы ни старались, но батареи телефонов подчистую разрядились. Поев, мы снова скучковались в гостиной, где от весело трещавшего разожженными дровами камина шло спокойствие и тепло. Когда все заняли сидячие места, то есть диван, кресла и тахту, мне в голову пришла замечательная идея принести парочку раскладушек с чердака. Но, поскольку я расслабился и согрелся, двигаться с места не хотелось. Я мечтал о горячей ванне, а затем долгом и спокойном сне, но без электричества бойлер не работал. Холодная вода не внушала энтузиазма. Делать, было нечего. Игры в карты, шарады и домино уже всем осточертели.

Пару раз Казанова с Лешим выходили покурить на веранду, но быстро возвращались обратно. Мокрые и продрогшие, как собаки.

Дерьмовый день всё никак не подходил к концу, а я всё ожидал, когда, наконец, все угомонятся и разлягутся спать.

Тёща всё пила и пила чай, наливая из большого термоса, да заедала  конфетками, пытаясь якобы незаметно подлить себе в чашку то коньяка, то ликёра.

Трещал себе камин. Дровишек на газете подле становилось всё меньше.

Леший с Казановой снова предложили мне сыграть в картишки либо в домино, чтобы хоть как-то сдвинуть с мёртвой точки время. Заодно поделились мыслишками о планах на завтра и соображениями о том, что будет, если дождь за ночь не утихнет и если машины не заведутся. От их предположений мои глаза уже смыкались. Я зевал, не в силах присоединиться к их партии в домино. Только прислонился головой к спинке дивана, с горем пополам поджал под себя ноги и закрыл глаза.

Громкие, переходящие в визг женские голоса слились в унисон, прервав мои сонные грёзы. Я пришёл в себя в дурном расположении духа, изрядно встревожившись.

Как объяснил мне позеленевший Леший, пока мы тихо сидели в гостиной, девчонки успели спиртными напитками поднять  на максимум боевой дух и снова забрести в мастерскую, якобы разобраться с находкой. Дурынды!!!

Шкаф так и стоял себе, зловещий и мрачный, а вот круглая штуковина с пола исчезла. Бесстрашные дамы обшарили всю мастерскую, заглянули во все углы, как заправские ищейки, и, только не разыскав, позвали нас. Мне сразу захотелось их придушить, не разбираясь, кто прав, а кто виноват. Затейницы, такое учудить после всего случившегося!!! Хватило ума. Просто нет слов.

Вооружившись фонарями, я, Леший и Казанова поднялись на второй этаж, заглянули в мастерскую, конечно же ничего не обнаружив, кроме влаги на полу и мокрого, будто бы подтаявшего, округлого пятна на стене, внушающего беспокойство и резвый взвод бегущих по коже мурашек. Единственное окно в мастерской было крепко закрыто. На потолке не оказалось потёков. Как странно.

В гостиную вернулись понурыми и угрюмыми. Вот так  разом испортилось всё настроение. Пришлось нашим дамам сказать малообнадёживающее: мол, рано или поздно пропажа  найдётся.

Дрова почти закончились – и, как ни странно, кроме гостиной в доме так и не потеплело, поэтому пришлось всем обустраиваться здесь же. Расстелили на ковре матрасы, уступили диван Клавдии Петровне и ее мужу, а на тахте устроилась Светка с дочуркой.

Злобный шквал белой пелены дождя обрушивался на стёкла, гремел, стекая по карнизу, а осерчавший ветер визжал, точно ополоумевшая карга.

Я проснулся от холода и неприятного тихого, но повторяющегося звука. Открыл глаза. Прислушался, и вот снова через свистящий храп пробивалось неопределенное, посвистывающее и звякающее. Клац. Клац. Клац. Как если бы кто-то крался по полу, поджимая коготки.

Бух. Что-то тяжёлое глухо падает откуда-то сверху. Книжка с полки? Но шкаф далеко, а услышанный звук близко. Как же темно. Паника стискивает сердце, мешая логически мыслить. Вдоль позвоночника ползёт холодок, во рту сухо.  Не решаюсь подняться, хоть это по-детски глупо, но мне ведь страшно. Прислушиваюсь, не в силах заставить себя пошевелиться. Подозрительного клацанья  больше не слышно.

Неужели все спят? Я слышал лишь тихое посапывание малой Ленки да размеренное дыхание Наташки, свернувшейся на соседнем матрасе рядом со мной. Вот только не храпела тёща. Во сне она всегда издавала раскатистый храп, похожий на синхронное мычанье коров в сарае. Сейчас же просто зависла неуютная тишина.

Моргнув, я снова только закрыл глаза, как услышал тонкий, исторгаемый на одной  испуганной ноте детский крик. Я слышал его всего мгновение, точно находясь в полусне, точно крик был просто помехой на задворках сознания. Нет же, это не сон! – неожиданно пришло понимание. Сашка, тревога. Очнись, мужик!

Тотчас сердце кольнуло, ускорив свой бег под действием скачка адреналина. Ленка! Я отбросил  в сторону одеяло и, потянувшись, наощупь взяв заметно оплывшую свечу с журнального столика в центре гостиной, зажёг её рядом лежащей зажигалкой и мельком, второпях осмотревшись, покинул гостиную. Посмотрел на запястье, проверил на часах время. Глухой час. Всего полвторого ночи.

Я  практически не расставался с водонепроницаемыми часами – подарком жены на первый прожитый совместно юбилей. Не снимал их, ни когда бегал, ни когда принимал душ. Они мне всегда пригождались в те первые рабочие смены, когда мы с ещё не устаканившейся фирмой часто колесили по стране в поисках строительной подработки.

Шумно вновь забарабанило по стеклу. С резким скрипом хлопнуло открытое настежь окно в коридоре.

Какая нелепость. Ветер, правда, не мог же щеколду отодвинуть?

- Ленка! - позвал я в коридоре. – Ленка, ты где? - позвал громче и не услышал ответа. Может быть, её крик мне почудился. Какая успокаивающая и одновременно простая мысль.

Но на мокром из-за открытого окна полу коридора, в свете свечи, я видел следы маленьких ног и рядом - расплывшиеся от сырости комья земли. Я вздрогнул. Нахлынувший, точно лавина в горах, страх, смыл всё разом - и неверие в происходящее, и сонливость.

Кто-то снова без спроса осмелился побывать в доме, даже несмотря на  неприемлемую для прогулок погоду. Тяжёлый вдох чуток замедлил бухающее в груди сердце.

Тихонько скрипнула дверь мастерской - и тут я увидел лежащую на полу сломанную – нет, вырванную с корнем из двери ручку. За дверью, возле порога, на полу, в своей лёгкой пижаме сидела Ленка. Точно крохотный растерянный комочек с растрёпанными кучеряшками и бледным, как накрахмаленное полотно, личиком.

- Там, - сказала она, показывая на шкаф. – Та-ам, - повторила девочка с затравленным всхлипом.

Я перешагнул через порог и взял её на руки. Озябшее крохотное детское тельце, доверчиво обвившее мою шею своими ручонками, воззвало к дремавшему инстинкту защитника. На миг я ощутил, что значит быть отцом, что это вообще такое. Ответственность, нежность, забота.

Ленка снова всхлипнула, и я подавил в себе звериный порыв разобраться со всем этим сейчас же. Вдруг ночной гость прячется в шкафу? Но я закрыл дверь мастерской, для надёжности приставив к ручке этажерку, примостившуюся в углу. Теперь без предупреждающего шума чужак не выберется, разве что прыгнет в окно мастерской и бесхлопотно свернет себе шею, как следует прокатившись под небольшим уклоном по грязи.

Я отнёс Ленку в гостиную, под крыло как ни в чём не бывало спящей матери, - и тихо стал будить Казанову и Лешего.

- Где мой муж?! - спросонья в темноте раздался хриплый старческий голос, который я сперва не узнал, но чуть истерично не подпрыгнул на месте. Оказывается, это просто Клавдия Петровна проснулась.

- Э, - неопределённо произнёс  я.

Она встала с дивана в своём ночном балахоне, точно костлявый призрак викторианской эпохи. В волосах гигантскими пластиковыми шершнями выпирали бигуди. Как всегда, услышав мой голос, инстинктивно проснулась Наташка и села на  матрасе, щурясь и оглядываясь по сторонам.

- Мама, в чём дело? - строго и хрипло с полусна произнесла она.

- Где мой муж? - прокаркала тёща. Ленка, не сумевшая разбудить свою мать, тихонько всхлипнула. Я вспомнил, что Сергей Иванович, в отличие от остальных, всё же лёг на втором этаже, поближе к туалету. Страдающий от частого мочеиспускания, он не хотел никого тревожить своими многочисленными  ночными вылазками.

Мы его устроили со всеми удобствами в одной из спален, накрыв парочкой тёплых одеял в придачу, чтобы он не замерз. Неужели тёща об этом позабыла?

Сейчас разволновавшаяся Наташка всеми правдами и неправдами пыталась убедить мать, что с отцом  всё в порядке. Я же украдкой объяснял Лешему, что в доме незваные гости. Казанова, узнав, в чём дело, сквозь зубы чертыхался из-за того, что оставил дома свой ПМ.

Я как бы невзначай предложил сходить вместе в кладовку, чтобы вооружиться инструментами. Нужно проверить дом, не пугая наших женщин. От паники в такую погоду уж точно не будет толку.

Малышка не подвела: уставшая, она снова заснула, устроившись у матери под боком, так и не рассказав ей о своих ночных похождениях. Но вот тёща не на шутку разошлась и упорствовала, настаивая, что с Сергеем Ивановичем, как подсказывает ей чуткое сердце, случилось что-то плохое.

Я дал знак Лешему и Казанове: мол, оставайтесь в гостиной, а мы с Наташкой и тёщей в придачу таки проверим спальню, где разместился её муж.

Теща, встав с дивана, квохтала и держалась за вдруг разболевшееся сердце, поэтому наш план пришлось изменить. Наташка в сопровождении Лешего потащила мать на кухню, где в аптечке были запасы валерианки, чтобы успокоить её взыгравшие нервишки. Мы с Казановой направились на второй этаж, по пути захватив  и спрятав в рукавах кофт ножи из кухонного набора. Так, на всякий случай.

Часть третья

Но, стоит встретиться с ним взглядом, замрёшь на месте, на пару секунд утонув в серых глазах, пронизывающих насквозь искрометным добром, как солнечный лучик воду в колодце, и сразу то первое впечатление его нарочитой мрачности пропадает; ведь нутром знаешь, что он действительно хороший парень. Такие чудаки, как Леший, он же Лёшка Пасечников, по жизни не предают.

Мы дружим уже лет восемнадцать, прикину: с двенадцати лет ходим, что не разлей вода, а значит, считай, пробежало больше, чем половина моей жизни: в конце января с размахом планирую в собственном новом доме отмечать юбилей.

Он зевал всю дорогу, не в силах комфортно устроиться на сиденье, чтобы подремать. Мельком глянешь на кореша, увидишь, как длинные тощие ноги Лешего упираются в приборную панель, и, как ни крутись, ему высоченному и нескладному в «ниве» не развернуться.

И всё же он не отказал поехать со мной в глухомань, к чёрту на кулички. Вот это ценю.

Дорога за городом – сплошные колдобины да выбоины в прохудившемся асфальте. Бух-бух, снова и снова проваливаешься в очередную яму. Куда тут расслабишься, разве что отвлечёшься музыкой.

Мы дружно на пару щёлкали радио, бурчали, пока не находили прогоняющие сон мотивчики. А Леший отбивал ритм, постукивал по коленям пальцами, вынуждая меня присоединиться к его подпеванию Кипелову.

Моего терпения выносить его раскатистый бас хватало минут на пять, а затем я тоже начинал тянуть нашу любимую: "Я свободен".

За окном чередой проносились зелёные поля да смешанные леса. Стволы тянущихся к свету берёз с раскидистыми кронами, ольха и выродившийся орешник, одинокие пятачки сосен, холмы с синеватой чернотой леса, уходящего к горизонту, и редкие, чаще заброшенные домишки – остатки былых деревень. Ещё реже попадались амбары да скотоводческие фермы.

Стремительно таяла утренняя прохлада, в  летний денёк незаметно подкрадывался полдень, а раскалённая монета солнца, точно подброшенная щелчком, взлетала к зениту, изжаривая голубизну небес беспощадным зноем.

Возле искусственных водоёмов паслись разномастные коровы, в надежде спастись от прожорливых слепней.

Мы взмокли. В раскрытые окна влетал иссушающе жаркий воздух, точно от включённого на полную мощность обогревателя.

Незаметно выпили бутылку минералки, не раз вытирали лбы и переднее стекло салфеткой, расчищая от налёта пыли. Казалось, вместе с залетевшим ветром пыль оставалась везде: на руле, на приборной панели, на коже и на одежде. Так и пролетали один за другим однообразные в своих пейзажах за окном километры.

Радио давно заглохло, вырубленное Лешим на какой-то неудобоваримой театральной постановке.

Мой смартфон держал всего одну полоску зарядки, а на дороге за час езды мимо нас не пронеслось ни одного автомобиля. Точно мы действительно ехали  в некое оторванное от цивилизации место.

Ещё пара  километров выщербленного лютой зимой  шоссе до чётко обозначенного на карте поворота. Там, за леском, должна находиться Петровка. И, как назло, мотор чихнул, затем заглох, едва мы подкатили к чахлым кустикам, росшим у прилеска.  Дальше остатки асфальта исчезали в глинобитной колее.

Пришлось выходить из машины, матюгаться да давиться от злости тёплой минералкой. Что с двигателем – непонятно. С виду под капотом всё нормально: ни дыма, ни потёков, ни пара, а вот же «нива» не заводилась. Хренотень какая-то.

Многозначительно переглянувшись с Лешим, который нахлобучил на самый лоб бейсболку, я сцапал с заднего сиденья затёртую рыболовную панаму да взял из бардачка деньги и смартфон, закрыл машину. Вздохнул и, собравшись с духом, точно попутным ветром подгоняемый усиливающимся недовольством да прущей изнутри злобой, повесил через плечо сумку и первым ступил на едва различимую тропинку, змеюкой скользящей в тёмном лесу, будто бы даже вовсе не хоженном человеком.

С каждым шагом вглубь невыносимо звонко пищали кусачие комары, и вокруг головы проносились тучи кровососущей мошкары. Воняло прелыми листьями и какой-то едва различимой гнильцой, но стоило подуть ветру, как она пропадала. И больше ни единого признака жизни вокруг: ни звука, ни треска, ни затаённого щебетанья птицы где-то в глубине леса. Только корявые деревья с покрытой мохом корой, плешивые пни с россыпью поганок да громоздкий исполин-папоротник, через который буквально приходилось пробираться, раздвигая его руками.

Наконец, мрачный лес остался позади. Мы вышли на предгорок с заброшенными домами, с покосившимися заборами, гнилой просевшей крышей да выбитыми стёклами. Впереди уходила длинная, заросшая бурьяном дорога на холм, где за высоким тёмным забором смутными очертаниями угадывался выступающий за ним огромный домина.

Мы шли вперёд, молчали - и то и дело у меня возникало чувство нереальности происходящего, будто заблудились и попали совсем в другое место.

По пути возле обветшалого дома стоял запущенный колодец со сломанным журавлем.  Рядом огромный вековой дуб с редкими листочками, расколотый надвое молнией, и стылая тишина вокруг: ни кошки, ни собаки, ни хлопанья крыльев пролетающей в небе птицы, даже солнце здесь точно проходило сквозь сумеречный фильтр, выгибая из предметов на землю неестественно глубокие тени.

Корявый знак на чёрном деревянном столбе с оборванными проводами указал, что мы всё-таки пришли по адресу. "Петровка". Красные буквы на белом фоне таблички давно выцвели, точно потёки гуаши от дождя.

- У меня мурашки бегут по коже от этой деревеньки, - хмыкнул Леший и поёжился.

Я кивнул, нутром ощущая стрёмность этого безжизненного места. А сам нарочно бодро сказал:

- Не боись, чувак, раз здесь что-то продаётся, значит - и живые  люди  найдутся. Топаем дальше, - показал я рукой в сторону холма.

Леший вздохнул.

На небо потихоньку набегали тучи.

Мы взобрались на холм, изрядно вспотев. Открыли поржавевшую калитку с пиками наверху и по практически вросшим в землю плиткам подошли к  массивной двери, на которой вместо привычной ручки было железное кольцо. И только собрались постучать, как дверь открылась сама. Из тёмного проёма выглянуло носатое, какое-то скособоченное лицо, что сразу и не различишь, мужчина это или женщина.

Крупные узловатые пальцы вцепились в дверь, придерживая её. Резкий неприятный голос, точно рык животного, вырвался из тонкой прорези рта.

- Заходите, хозяин уже вас заждался, - обронил  определённо Он, а не она, и сразу скрылся в темноте, только мелькнули неестественно широкие плечи на низкорослом теле.

В доме было сумрачно, даже несмотря на лёгкие воздушные шторы, и чисто, но нос всё равно засвербел  от запах пыли, старости и запустения. Что выглядело не иначе, как странно. Всё сверкает и блестит, откуда бы тогда запаху взяться?

Мебель в доме добротная, старинная и даже чуток помпезная, подходящая больше женскому будуару, чем обыкновенному деревенскому дому. Высокие потолки украшал затейливый узор и лепнина, а  сверкающие хрустальные люстры с диковинными узорами  морд экзотических химер и всевозможных гадов ползучих, наверное, стоили целое состояние.

- Электричества в доме нет, - пояснил наш провожатый, внешностью и пёстрой одеждой напоминающий карлика-силача из цирка. Предупредив, что в коридоре темно,  сопровождающий открыл перед нами дверь и зажёг масляную лампу.

Я моргнул, избавляясь от наваждения, что идём вечность, точно в пещере, а стены ослизли, и потолок сочится влагой - и прямо над головой что-то шуршит в гигантском коконе-паутине. Стук в дверь привёл меня в чувство. Рядом стоял Леший. Я моргнул. Всё снова в норме.

Жёлтое пламя сквозь ламповое стекло в руке карлика освещает паркет и дощатые стены. Очень тёмная, почти чёрная дверь, тоже с бронзовым  кольцом вместо ручки. Брр. Откуда-то повеяло сквозняком. Я вздрогнул. Карлик (нет, называть его так - грубо, лучше просто низкорослый мужчина) постучал кольцом в дверь три раза. Прогрохотало. Тук-тук тук.

- Войдите, - глухо отозвался кто-то изнутри, точно болел простудой и кутался в шарф.

Мужчина в полосатом костюме и вязаной шапочке сидел за письменным столом у окна и, несмотря на воздушную кружевную штору, внезапно показавшуюся мне плотной паутиной, будто бы прятался в тени. В камине едва полыхал огонь, большими красными глазками тлели за оградой угли,  а воздух в комнате оказался неприятно спёртым. Я сразу почувствовал себя неуютно и начал потеть. Напротив зеркала на треножке, в дальнем конце комнаты, то ли ещё чего-то занавешенного чёрной тканью стоял шкаф. Он ничем  эдаким не выделялся из подобных предметов мебели, но сразу же целиком и полностью увёл моё внимание от хозяина к собственной персоне. Двухстворчатый, на  крепких ножках. Старинный, с ящиками внизу и дверцами на петлях, он почти касался потолка, напоминая древесного исполина. Шкаф просто был. Просто заставлял смотреть на себя, оценивать слегка грубоватые контуры и в то же время великолепную работу плотника.

Леший стукнул меня в плечо, приводя в чувство. Я очумело посмотрел на него. Мужик за столиком что-то говорил.

- Здравствуйте, - сказал я и извинился за рассеянность.

- Ничего страшного. Такое уж шкаф иногда производит впечатление, - сухо сказал мужчина и, отодвинув стул, выбрался из-за стола. Он был высок. Хрупок в кости, узкоплеч и болезненно тощ, напоминая живой портрет Кощея Бессмертного. В своём костюме и этой простенькой шапочке продавец выглядел чересчур экстравагантно. Костистая ладонь, протянутая  мне для рукопожатия, была бледной и сухой.

- Леопольд Мафусаилович. Можно просто Лео, - с хрипотцой сказал он.

- Александр Скворцов, можно просто Саша, а это Алексей, - ответил я, выдавливая из себя улыбку. Кожа на его лице была странной, без явных мимических морщин и пор, а вот глаза производили ещё более отталкивающее впечатление. Чёрные топи, в которых едва проступали искорки зрачков, глаза словно были покрыты маслянистой плёнкой, гипнотически затягивающей в свою глубину.

- Очень приятно, - сказал он и спросил: - Вы принесли деньги?

- Конечно, - сказал я и вытащил из сумки тугой  крупный мешочек, наполненный под завязку монетами. Даже представлять не хочу, на какие ухищрения пошла Наташка, чтобы разменять несколько тысяч рублей на копейки.

- Прекрасно, - улыбнулся он, едва раздвинув серые губы.

Брр. Меня пробрало. Леопольд протягивал руку за мешочком, я тупо смотрел на шкаф и вдруг чуть не закричал, различив сбоку от мебели, на красивых обоях, неожиданно мокрое пятно, точно исходящую слизью дыру. Моргнул - и снова всё было в порядке. Я что сегодня – перегрелся на солнце?

Пока я стопорил, Леший спрашивал Леопольда, можно ли разобрать шкаф, чтобы перетащить его в прицеп машины.

- О погрузке можете не волноваться. Герасим! - прохрипел тот.

Наш сопровождающий, в длинной цветастой рубахе, подвязанной поясом, и в широких брюках, усаженных в сальные туфли, с обтрёпанными носами, размера эдак сорок пятого  вихрем ворвался в комнату. Никогда не страдал бзиками, вроде предчувствий, а тут как накрыло. Я с тоской посмотрел на мешочек, лежащий на хозяйском столе, на узкий рот Леопольда, и вдруг захотелось забрать деньги и бежать, просто бежать из дома. Голова закружилась. Леший нервно смеялся в ответ на шуточку хозяина дома. Я снова  вздрогнул, когда посмотрел на пол, враз потемневший и позеленевший от расползшегося по нему белесого грибка и мха. «Наверное, я точно спятил!» - скоростным поездом пронеслось в мозгах.

- Сашка, я не верю, что этот лилипут Герасим сможет вытащить шкаф в одиночку из дома, - шепнул кореш мне на ухо.

- А-а? - отозвался я, приходя в себя и злясь, оттого что, скорее всего, заболеваю. Пол под ногами был нормальный. Светлый паркет золотился, точно натёртый воском. Я ощутил, как на лице выступил пот. Хотелось хмыкнуть: вдруг представилось, как Герасим, сидя на корточках, тщательно и кропотливо натирает паркет щёткой.

- Может, чаю? - радушно предложил Леопольд и добавил, что по ломоте в костях предчувствует приход грозы.

- Не-а, - я покачал головой, чувствуя, как меня мутит.

Шустрый Герасим уже перевернул шкаф набок. Почему-то шкаф выглядел меньше, а комната больше. Как и дверь стала просто дверью для великана - расширилась в обе стороны раза в два. Леший, точно зачарованный, слушал, как тараторит Лео, вещая про подвиги Герасима, в трёхлетнем возрасте таскающего гирьки. Я с глупым выражением лица пытался уловить суть разговора. Обрывки слов проносились мимо уха. На лоб капнуло, и я вытер воду, озадаченно посматривая на сухой потолок. Ощущение неправильности происходящего смущали. Да что со мной сегодня не так?

- Пошли, кореш, что-то ты снова завис. Точно чаю не хочешь? Лео, такой забавный, - сказал он, когда мы второпях прощались.

Тяжёлый, маслянистый взгляд Леопольда, брошенный нам напоследок, наверняка будет преследовать меня в кошмарах. Он помахал нам рукой - и пузырём вздулось и хлопнуло  нечто сокрытое под его пиджаком со спины. Шапочка на голове Леопольда чуток приподнялась, обнажая лысую снежно-белую кожу. Ж-жууть. А ну его. Мне просто нужен свежий воздух. И всё снова будет тип-топ.

Тучи сгустились, затянув небеса фиолетово-чёрной пеленой. Воздух буквально звенел от электричества. Пахло озоном и грозой. Я глубоко вздохнул. Полегчало. Во дворе Герасима не было. Мы переглянулись с Лешим и погнали пешкодралом в сторону заброшенной деревеньки. Происходило невероятное. Гм, грубо выражаясь, карлик либо спрятал шкаф, либо оказался суперменом и удивительным образом дотащил его на плечах (ага, не поверю, пока не увижу воочию) к нашей «ниве». «Это сколько, примерно, тащить метров?» - прикидывал я, задыхаясь от бега и останавливаясь на опушке, перед тем как зайти в беспросветный лесной мрак.

Герасим не выглядел утомлённым. Скорее торжество проступало на его свинячьей, чуток разрумяненной харе. Он без спроса отодвинул брезент с прицепа и самолично впихнул туда шкаф. За одно это хотелось его придушить и хорошенько намять бока.

- Фух, - выдохнул я, собираясь с мыслями и беря себя в руки. Что это сегодня творится со мной? Так и в психа легко превратиться.

- Мужик, ты крут, - балагурил с Герасимом простодушный Леший.

Разуй глаза, кореш, с типчиком что-то не так! Тут же захотелось крепко встряхнуть кореша, взяв его за шиворот футболки, как куль с мукой.

- Спасибо, дальше мы сами управимся, - выдавил из себя я, на корню обрывая новый вопрос наивного Лешего. Обидно, когда друг в ответ смотрит на тебя так, точно хочет покрутить пальцем у виска.

Герасим молча кивнул и, слегка пожав плечами, размял шею, затем скользящей, странно отвлекающей глаз походкой почти скрылся из виду в лесу.

Леший открыл машину и из собственного, затёртого и  местами залатанного походного рюкзака, который таскал на все случаи жизни, вытащил плитку шоколада да крикнул:

- Эй, погоди, Герасим! – побежал вдогонку.

Я топнул ногой от злости, затем стал накрывать шкаф брезентом, стараясь, чтобы ткани хватило на весь объем, да жёстко подвязывал верёвкой, стягивая края. Уже всё сделал и  вдруг вспомнил про Лешего, оглянулся: запыхавшийся друг выбегал из леса с отстранённо-потерянным видом, точно испытал лёгкий шок и обалдел при этом.

- Эй, да в чём дело?! - воскликнул я.

Болезненно резко над лесом сверкнула зарница, рассекая изломанной линией небо. Грохнуло - и с пушечным залпом хлынул оглушающим потоком дождь.

Леший вскочил в машину, взял бутылку минералки и стал жадно пить. Бледный, как поганка, теперь он напоминал привидение.

- Всё в порядке, в порядке, - точно пытаясь убедить себя, а не меня в этом, повторял он и  вдруг замолчал, затем сказал, жадно хватая ртом воздух: - Я просто увидел… Нет, показалось….

Я отобрал у него минералку и выпил всю, что осталась, хмыкнул, отмечая про себя, что, похоже, моя разыгравшаяся от перегрева «болезнь» с проявлениями галлюцинаций заразна.

Так мы и просидели в машине, молча, каждый погружённый в свои невесёлые мысли, пару часов кряду, пока гроза не переросла в моросящий дождь. За это время я вздремнул, накрывшись ветровкой и прислонившись к спинке сиденья. Кажется, едва погрузился в сон, как приснился настоящий  кошмар.

Мне снилось, что я вышел из машины в грозу, потому что Леший пропал. Белый шквал дождя промочил насквозь одежду и полностью лишил слуха. Я едва ли что-то видел, но точно знал, что кто-то, или что-то находится рядом.  Шаг вперёд в темноту – и тонкие пальцы коснулись моего плеча, крепко сжали, точно и  не пальцы это были вовсе, а  когтистая птичья лапа. Я обернулся, придушенно вскрикнув, а ноги точно вросли в землю. Продавший нам шкаф Леопольд  Мафусаилович без своей вязаной шапочки враз потерял сходство с человеком. Скрывавшийся под ней, неестественно вытянутый череп с пульсирующими наростами, в которых копошилось что-то сизое, червеобразное со жгутиками, помимо воли приковывал к себе взгляд. Тук-тук-бух. Моё сердце в груди буквально разрывало клетку из ребёр. Страх смешался с отвращением, а ноги… ноги были мне неподвластны.

Леопольд разом оказался так близко, что я ощутил гнилостный смрад его дыхания. Он осклабился и что-то прошептал, нависая надо мною тощим, ужасающим гигантом, точно стоял на ходулях. Мужчина едва раскрывал рот, а его слова-иглы буравили моё сознание,  при этом издавали отчётливое  шуршание, сравнимое разве что с сыплющимся песком на бумагу. Я заорал и отчаянно попытался улепетнуть прочь, и вдруг сквозь БАМ-БАМ-БАМ! - залповую очередь дождя – услышал и, наконец, разобрал смысл слов, таящийся  в его приглушённом шёпоте. «Скоро, скоро птенец проснётся, и тогда он будет выбирать, кого оставить себе, а кого сожрать!»

Я резко очнулся. Колотясь от страха. Весь потный и резко озирающийся по сторонам, не в силах отделаться от гнусного отпечатка сна. Страх душил, перекрывая дыхание. «Это был всего лишь сон, чувак, - повторил несколько раз про себя. – Всего лишь чёртов сон. Хах!» Леший на соседнем сиденье тихонько похрапывал. Дождь закончился. Чёрные небеса посерели. Я мысленно скрестил пальчики на удачу и повернул ключ зажигания.

Мы вернулись ко мне домой, почти в восемь вечера. Голодные и злые да неспокойные, что всё так, наперекосяк, обернулось. В довесок в доме были гости. Хотя мы  с женой ещё не собирались праздновать новоселье.

Серебристый мерс Казановы находился под тентом.  На заднем дворе дымился мангал. Из раскрытых окон кухни ветер приносил аппетитные запахи жареной курицы, копчёной рыбы и выпечки.

Я припарковался возле сарая, в котором, кроме инструментов, хранили разве что дрова да  инвентарь для огорода.

Едва мы с Лешим выбрались из «нивы», как на потные лица сразу прилипла вечерняя мошкара, кружившая возле старой яблони, доставшейся нам вместе с участком. В животах синхронно заурчало.

Перед тем как сказать всем «привет», до жути хотелось в душ. Смыть с себя пот и усталость, все негативные впечатления от поездочки, а там можно и набить брюхо, и если всё приготовленное Наташкой окажется таким же вкусным, как витающие вокруг  аппетитные запахи, то все накопленные обиды сразу исчезнут.

Мы с Лешим вошли в дом через кухню, ибо не хотелось вот так, кислыми рожами и неприглядным видом пугать гостей, а там и от разговоров «о том о сём» будет не сбежать ни под каким благовидным предлогом. Удача на диво была к нам благосклонна:  незаметно удалось проскользнуть, практически крадучись, на цыпочках, на второй этаж.

Мне досталась большая ванна, а Лешему душевая кабина, так сказать, по блату в честь дружбы.

Освежившись, я рылся в шкафу в поисках чистых вещей для себя и для Лешего и был пойман с поличным Наташкой, которая подкралась ко мне из-за спины и резко хлопнула  по плечу, чуть не доведя до инфаркта.

На невысказанный вопрос она сразу сказала, что нежданно, точно сговорившись, приехали все сразу: её родители, также Казанова и Инга со Светкой с трёхлетней дочкой Леной, но стоит пояснить, что визит тёщи для меня - своеобразная горькая пилюля, которую даже визит балагура Казановы не был в силах подсластить.

Я выбрал старые джинсовые шорты, севшие из-за стирки, и майку без принта для тощего Лешего. Сам же в отместку плохому настроению натянул треники и майку-алкоголичку, что просто на дух не выносила тёща.

Спустившись вниз, мы присоединились к общему веселью, умудряясь шутливо уклоняться от навязчивых вопросов, при этом усиленно налегая на еду.

В меню были танцы, караоке, креплёное вино, коньяк и  сочные шашлыки.

Новый дом погрузился в сонную тишину далеко за полночь. Шкаф оказался позабыт до утра.

… Мне было зябко и одновременно душно. На груди что-то лежало. Тяжёлое и холодное, оно не давало вдохнуть. Усилием воли я напрягся и попытался проснуться. Не смог. Сердце пропустило удар, а затем затрепетало, ускорив свой бег, точно испуганная выстрелом лошадь. Голые пятки лизнул холодный воздух от ветерка, задувающего в спальню из распахнутого из-за жары настежь окна.

" Я не сплю, не сплю!" - понимание ошпарило, словно кипятком, и со скрежетанием зубов я проснулся.

Темно. Наташка лежит рядом со мной на кровати, как всегда заграбастав себе всю простыню. Больше в спальне никого. Вот только на  коже груди образовалось липковато- холодное, как от растаявшего кубика фруктового льда, пятно.

Я вздрогнул, посмотрел на прикроватные часы со светящимися зелёными цифрами. Половина четвёртого утра.  Ещё несколько часов до семи, то есть привычному для меня подъёму в утреннее время суток по выходным дням. Вот только весь сон как рукой сняло. Внутри  гнилой ягодой зрело чувство: в доме что-то не так. Но что?

Пол, где кончался ковер, был холодный. За раскрытым окном темноту вдалеке пронзали тонкие вспышки молний. А моя голова, несмотря на принятые на ночь стопки коньяка, оставалась ясной.

Зевнул, потянулся и решил попить кофе, чтобы взбодриться окончательно. Спустившись по очень холодным, точно покрытым инеем, ступеням лестницы, я с удивлением закрыл поскрипывающую дверь чёрного хода на кухне.

Включив свет, заметил грязь на полу возле холодильника. Слипшиеся травинки и комочки земли, а также влажные, едва различимые пятна на стенах наводили на беспокойные мысли. Что-то протекает. Нужно разобраться.

Я замел мусор на совок щёткой и подумал о мышах или других грызунах, покрупнее, побольше. О кротах или крысах с хищно поблескивающими глазами. Брр.

Закипела турка, с пенкой разливая в воздухе запах кофе. Большая кружка с сердечком, подарок-финтифлюшка от Наташки на день святого Валентина, оказалась единственной чистой среди горы посуды, забившей столик и раковину. Я налил её доверху и медленно, в задумчивости стал потягивать кофе.

В суете хлопотливых будней я ценил такие вот мгновения уединения, когда можно осознать, чего достиг в жизни, - и чего ещё хотелось бы получить для полного счастья.

Я вымыл всю посуду к пяти утра, зевнул и, решив наплевать на странную погоду, пугающую далёкими молниями в небе, и неспешно идущую в нашу сторону грозу,  подумал, что ещё успею пробежаться.

Обувшись в кроссовки, напялив на себя толстовку, что, как переехали в дом, сразу  обустроилась на полке над крючочками в прихожей, и снова обратил внимание на округлые пятна на стенах, едва приметные, точно блестевшие от изморози. Я не прикасался к ним, просто потрогал стены, оказавшиеся ненормально холодными. На полу возле двери тоже была влага. Вздрогнул и предположил, что в  доме  барахлит кондишин.

На улице было безветренно, а воздух сам по себе окружал плотным коконом – и, точно наэлектризованный, вызывал при движении на коже отчётливые мурашки. Не помню, чтобы хоть когда-то в жизни ощущал подобное.

Я побежал привычным маршрутом выходного дня, на холм, к речушке Камышовке, через редколесье осин и берез с понурыми  мелкими елями. Туда и назад, как раз получается ровно три километра. В целом, выходит немного, но бег помогает поддерживать форму, да и настроение поднимает, особенно когда знаешь, что в собственном доме, помимо твоей воли, находится сварливая (куда без этого?) тёща.

Сегодня либо день не задался прямо с утра, либо... Бежать было стрёмно. Всё казалось, что в тихом лесочке есть кто-то, кроме меня, - и это вовсе не зверь, не птица, а кто-то разумный, наблюдавший исподтишка, притаившийся, например, за стволом вон той далёкой берёзы.

Зябко, а подбежишь, стискивая от тревоги зубы, – и никого. Глупо. Глупо. Никогда не страдал паранойей, а тут разом – как навалилось.

Местами еловую кору в лесочке пронзали резкие царапины и там и сям, а в папоротниках и кустарнике запутались клочки шерсти, висели на листве, будто приклеенные.

Кто бы так мог из местных зверюг пообтрепать бока? Белка, лиса-сестра или кабан.

Я бежал, чувствуя, как  внезапно с сильным, точно штормовым порывом ветра, меняется наэлектризованный воздух, разбивается душная плотность и на лицо падают первые капли дождя.

Нужно было спешить. Прибавив скорость, я вовремя оказался у ворот дома. На траве валялся, хлопая на ветру, брезент с прицепа «нивы».

Я затормозил, схватил брезент и, отдышавшись, заглянул под тент, где стояла «нива», напротив мерса.

Шкаф был выставлен на всеобщее обозрение. Если это была очередная неудачная шутка проказника-затейника Казановы, то мне сейчас совсем не смешно. А если это приходили мужики-алконавты из деревни и втихаря проверяли себе, что да как, пока все спали?.. Ага.

Собственные мысли злили и одновременно пугали. Ладно, разберемся.

Остервенело завыл ветер. Враз потемневшее до черноты небо злыми ухмылками пронзили яркие спицы молний. Жутко загрохотало, словно издал рык великан и сразу в недовольстве затопал ногами - и в одно мгновение без предупреждения, точно хляби небесные разверзлись, обрушив вниз сплошной поток воды.

Наташка вставала в шесть и всегда пила зелёный чай, прежде чем заняться йогой. Её я застал на кухне зевающей и сонной, стоящей возле плиты.

- Ты ночью ничего не слышал? - спросила она, поглядывая на залитое дождём стекло.

- Не-а, - покачал головой я.

- Похоже, синоптики снова облажались, - вздохнула она.

Радио на холодильнике противно запиликало, объявляя об оранжевом уровне опасности.

- Может, мне просто что-то приснилось, и теперь от этого как-то не по себе, - накрутив на палец пепельную прядь, выбившуюся из пучка на затылке, продолжила Наташка: - Но я была уверена, что ночью скрипело окно в коридоре.

Закипел чайник, и жена залила кипятком пакетированный зелёный чай в чашке.

- Чего сам так рано встал? - ласково спросила Наташка, затем, подойдя ко мне, чмокнув в щёку, поблагодарила за вымытую посуду. Снова крякнуло радио, с завыванием вещая уже  о критическом уровне опасности и необходимых действиях. Наташка прикусила губу и, выслушав монотонный голос диктора, щелчком вырубила его. Я буркнул сквозь зубы что-то невнятное по поводу погоды и, разминая, повертев из стороны в сторону шеей, направился в душ.

Леший и Казанова, пробуждённые непогодой, выглядели, как взъерошенные черти, выскочившие из табакерки.

Казанова до десяти утра не принимал ничего, кроме кофе и сигарет. Леший мог хомячить в любое время всё что угодно, списывая это на ускоренный обмен веществ.

Я же на завтрак предпочитал яичницу и тосты с джемом, но сегодня всем проснувшимся была сварена овсяная каша с изюмом и чёрствые булочки с корицей на десерт.

Угрюмая теща, притащившись на кухню, щурилась и жаловалась на головную боль и жёсткий матрас да на погоду, разбередившую её старые кости. Сергей Иванович - то бишь мой тесть, тоже с утра выглядел не ахти: невыспавшийся, бледный, с тёмными кругами под глазами. Он говорил, что ночью, едва погружался в сон, как слышал  протяжный скрип половиц в комнате, будто кто-то то замирает на месте, то снова крадётся, да без остановки свистит-храпит себе паровозом Клавдия Петровна. К тому же половину ночи он никак не мог согреться, всё ворочался и кряхтел, хотя укрывался и спал в пижаме и хлопковой фуфайке.

- Нужно вам кошку завести. Пусть обживает новое место, - улыбнулась, сглаживая острые углы, никогда неунывающая оптимистка Светка. На кухню следом за ней вбежала такая же, как мать, живая батарейка Ленка. Вихрь кучеряшек, пухлые щёчки и проказливая улыбка - и уже с утра в руках карандаши со смятым альбомным листком. Вот несёт матери очередной шедевр.

Я видел, как украдкой вздохнула Наташка, раскладывая по тарелкам кашу. Эх, нам бы такую дочурку или сыночка, а то и двоих. Вот только врачи разводят руками, и остаётся лишь верить, что когда-нибудь и у нас с женой будет настоящая семья.

Девочка, как угорелая, бегала вокруг мамы и всё норовила всунуть рисунок ей в руки. В тонком кимоно с восточным рисунком зашла бледная и отёкшая от недосыпа и избытка солёного на ночь Инга.

Лена засмотрелась на женщину, и рисунок упал на пол. Я увидел там мелкого субъекта с круглым, напоминающим снежный ком лицом. Субъект находился в странной позе – с выставленными вперёд руками, а плечи казались непропорционально широкими к телу.

Я хотел улыбнуться, но смешок так и не вырвался изо рта, замер, отозвавшись гадкой дрожью в столбе позвоночника. «Да это же карлик, чёртов карлик, Герасим из Петровки! - отчётливо появилось в мыслях. - Как Ленка могла нарисовать его, никогда  прежде не видев?» Может, просто совпадение. Как говорят, детская фантазия  безгранична.