С последней ступеньки автобуса я спрыгнула сразу в детство.
Вдохнула воздух — с лёгким ароматом сирени. Посмотрела на остановку, под навесом которой мы прятались от дождя. На киоск, где мы с одноклассницами покупали журналы с гороскопами. За маленьким окошком зажёгся свет, будто специально для меня. Даже появилось желание взять журнальчик и узнать, что ждёт Дев на этой неделе.
Сумка оттягивала плечо. Должно быть, я слишком много всего набрала: и одежда, и подарки. Но я не была в родном городе уже лет пятнадцать, с тех пор, как мы с родителями переехали в областной центр. Не терпелось со всеми встретиться. Посмотреть, что изменилось — а что осталось прежним.
К остановке подошёл троллейбус — как раз мой номер. Я взлетела по ступенькам, даже потянулась за проездным, какие были у всех школьников. Но не было проездного. И кондукторши с сумкой на животе тоже не было. Лишь карточка в кармане и валидатор. На секунду мне даже стало грустно.
Настроение изменилось, когда я добралась до знакомого подъезда и постучалась в квартиру на первом этаже — как делала, должно быть, тысячу раз. Дверь тут же распахнула Юлька, моя двоюродная сестра. Всё такая же рыжая, весёлая, шумная. Это с ней мы читали гороскопы, красили друг другу ногти и списывали из решебника задачи по геометрии. Я кроссовки не успела снять, а она уже меня обнимала. — Мам! Мама! Она здесь! Тётя Оксана появилась в коридоре, вытирая руки о фартук. Я почувствовала запах пирожков. Квартира чуть-чуть изменилась: новые обои, телевизор — но сохранила ту самую атмосферу. Слова сами сорвались с губ: — Как же я соскучилась!
На следующий день мы с Юлькой отправились на прогулку. Воспоминания настигали меня на каждой улице, каждом перекрёстке. Вот кусты, с которых мы постоянно обрывали сирень: чтобы вплести веточки в волосы, поставить в вазу на столе или подбросить в рюкзак одноклассникам. Вот фонтан, в котором мы плескались в жаркие дни — так долго, что кожа на пальцах становилась сморщенной и смешной. Вот киоск с моими любимыми пирожными. Я тут же забыла о том, что много сладкого — вредно, и потянула Юльку к прилавку. Мы взяли сразу по два и устроились на лавочке среди сирени.
Крошки от корзиночки сыпались на колени. Я расспрашивала Юльку об одноклассницах и соседях, а сама не понимала: почему родители отсюда уехали? Да, отец говорил, что в областном центре проще найти работу. Но из труб фабрики, которые виднелись вдалеке, шёл дым, как и обычно. Тётя Оксана ничего не говорила о проблемах. И вообще, все вокруг выглядели счастливыми. Мимо проезжали троллейбусы. Спешили люди с полными пакетами продуктов. Собралась очередь у киоска с пирожными, порыв ветра поднял в воздух лепестки сирени. Когда мне в последний раз было так хорошо?
Но всё хорошее заканчивается — и через два дня пришло время ехать домой. Никто не хотел меня отпускать. Юлька всё лезла обниматься, а дядя Степан и тётя Оксана уговаривали хотя бы чаю выпить перед отъездом. Я сдалась. Приняла из рук тёти чашку, отпила и едва не закашлялась — она добавила так много сахара. Но было невежливо отказываться, и я прикончила чай в пару глотков. Юлька улыбалась и сжимала мою ладонь. Но я знала — автобус не будет ждать. Пришло время отставить пустую чашку, обнять всех напоследок и уехать. Комната неожиданно закружилась. Я провалилась в полную темноту.
***
Проснулась я с жуткой головной болью. Во рту пересохло. Тошнота подбиралась к горлу. В последний раз такое было, когда я перебрала на студенческой вечеринке — лет пять назад. Больше я себе такого не позволяла.
Подняться получилось с трудом. Комната казалась знакомой — это её я делила с Юлькой в последние дни — но из-за боли в голове она выглядела тесной и неуютной. Я что, упала в обморок? Ударилась головой? Нужно было найти остальных, выпить воды, и побыстрее во всём разобраться. Но, когда я взялась за ручку двери, та отказалась поворачиваться. Напрасно я дёргала её в разные стороны, стучалась и кричала. Никто не спешил мне помочь. Кажется, в другой комнате работал телевизор. Раздавались голоса. Мои родные что, резко оглохли? Организм отчаянно требовал воды, я забарабанила в дверь снова — никто не ответил. Почему они заперли меня? Что вообще творилось?
Пришлось вспоминать молодость. Мы с Юлькой пару раз так делали, когда её наказывали — запирали в спальне. Я прокрадывалась мимо кустов сирени к окну, а она открывала его, перелезала через подоконник... Голова закружилась в самый неподходящий момент. Я не удержалась на узком подоконнике, но к счастью — кусты смягчили падение. Серые, высохшие кусты.
Эту сирень, кажется, неделями никто не поливал. Куда делись цветы, которые так сладко пахли? Лепестки, взлетавшие в воздух с каждым порывом ветра? Облизав сухие губы, я решила отложить решение этого вопроса. Стоило обойти вокруг дома, постучаться в дверь и спросить родных — что происходит? Но, кажется, это был другой дом. Нет, другой город.
Лавочки, сирень — всё куда-то пропало. По асфальту тянулись трещины. Мимо проехал дребезжащий троллейбус, а одинокая бабка, сидевшая на остановке, проводила его взглядом. В киоске, где мы покупали пирожные, не горел свет. Дверь была накрепко заколочена досками. Что успело произойти, пока я спала? — Вот она!
Я обернулась. Целая толпа неслась ко мне — смутно знакомая. Женщина с седыми волосами, похожая на мою тётю. Дедуля с лысиной, он мог бы быть отцом дяди Степана. И рыжеволосая дамочка. Боже, она выглядела старше моей мамы! Морщины. Пережжённые краской волосы. Но не успела я что-то сказать, эта женщина, это издевательство над Юлькой, схватила меня за руку. — Я же говорила, окна тоже надо запереть! — Да всё нормально. Эй, осторожнее! «Что происходит?» — хотела спросить я. Но что-то тяжёлое опустилось на голову — и свет снова померк.
Моя работа — вспоминать. Они держат меня в маленькой комнате — там появились новые замки и решётки на окнах. Приносят еду. Книги — я слышала, библиотека снова заработала. Каждый день выводят на прогулку. Когда я пришла в себя второй раз, у кровати сидела Юлька. Она нервно мне улыбнулась: — Пора нам поговорить.
Я всё ещё не могла поверить, что это она, моя двоюродная сестра и одноклассница. Откуда взялась женщина с морщинами и короткими крашеными волосами? Куда делась та Юлька, с которой мы гадали и делились секретами? Которая гуляла со мной среди сирени и ела пирожные? А она сказала: — Мы просто не можем тебя отпустить.
В моих детских воспоминаниях этот город остался чистым и прекрасным. В нём не было закрытых фабрик, грустных, постаревших людей, заколоченных досками дверей и окон. Не было вообще никаких проблем. Лишь запах сирени. Брызги фонтана. Сладкий белковый крем и счастливые жители. Таким всё сохранилось в моей голове.
Мне просто нужно и дальше об этом помнить. Возвращать к жизни видения из детства. Делать юными и радостными всех вокруг. Пока я здесь — таким всё и останется.
215/365
Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.
По итогам первого экзамена во дворе был вывешен список с результатами. Мои друзья показали себя очень достойно. Тау занял третье место, Игорь — пятое, Майкл — двенадцатое, а Николай — сорок пятое. Первое же место взял невзрачный мальчик Шифу Красная Панда.
На второй день был назначен экзамен по бегу. Тут нужно было выкладываться по полной. У меня были все шансы опередить на длинной дистанции учеников, не обладающих большим запасом силы, или тех, кто не сможет эту силу эффективно использовать.
За проведение второго испытания отвечал мастер Генрих Гепард Штайнер. Он собрал всех учеников во дворе через час после завтрака.
— Дистанция забега — десять километров. Стартовать будете группами по двадцать человек с интервалом в час. Маршрут будет проходить мимо Старого леса, огибать разрушенную башню, после чего возвращаться обратно в школьный двор. На протяжении всего маршрута стоят указатели с направлением движения. У разрушенной башни будет контрольный пункт, где вас отметят, — зачитал общую информацию мастер Штайнер. — Если нет вопросов, тяните жребий со своим номером и готовьтесь к забегу.
Рядом с учителем стоял ящик, из которого ученики по очереди начали тянуть повязки с номерами. Мне достался номер двенадцать, а значит, я буду стартовать в первой группе учеников. До начала было двадцать минут, которые я потратил на то, чтобы хорошенько размяться.
Для начала я пять минут спокойно побегал по двору, после чего перешёл к разминке суставов и растяжке. Хорошо разогревшись, пару минут до старта нужно было отдохнуть, но при этом не стоять на месте.
Во двор вынесли большие песочные часы, которые будут запускаться во время старта группы учеников. В первой группе, также были Николай и Олли из хорошо знакомых мне ребят.
Учитель дал отмашку, перевернул часы, и двадцать учеников рванули вперёд наперегонки. Сразу образовалось две группы. Олли вырвался вперёд, а вслед за ним устремились ещё пять учеников, которые решили использовать силу с самого начала. Я же, вместе с остальными бежал неспешно, экономя силы. Спустя пару километров уже все ученики вокруг меня использовали свою сущность на полную, чтобы поддерживать заданную скорость.
Из-за пригорка показалась разрушенная башня, дыхание и пульс выровнялись. Бежать стало легче, но всё равно я начал потихоньку отставать от второй группы, которую возглавил Николай.
Огибая заброшенное строение, я увидел контрольный пункт, где дежурила пара младших учителей, а также, были расставлены стаканы с водой. Сделав пару глотков, оставшуюся воду я вылил на себя, чтобы немного охладиться. Также, рядом с башней, я нагнал первого из соперников. Он был из первой группы. И, судя по всему, сжёг весь запас сил и теперь, пошатываясь, ковылял по дороге.
Преодолев три четверти пути, я начал ощущать, что ноги становятся «ватными». Мышцы начали болеть, а в боку закололо. Но я знал, что нельзя останавливаться и сбавлять темп. Тем более я смог обогнать ещё пару соперников, которые также, не рассчитали свои возможности.
Силы начали покидать меня, перед глазами всё плыло. Но я должен был выложиться на полную, каждая секунда могла сказаться на итоговом результате.
Не знаю, как я преодолел последнюю часть дистанции. Я будто погрузился в транс, заставив отступить боль в ногах. Я видел только дорогу перед собой и ощущал, как больно отдаётся в ногах каждый следующий шаг.
Пришёл в себя я только, когда меня схватил за руку мастер Штайнер. Совершенно обессиленный я повалился на траву во дворе школы. Оказывается, что я преодолел финишную черту, даже не поняв этого. И всё же, это было только пятнадцатое место в моём забеге с результатом в тридцать восемь с половиной минут.
В общем же списке, я оказался аж на восемьдесят третьем месте, отстав на десять минут от Олли, который, в итоге, взял первое место.
Третий день испытаний сложился для меня ещё хуже.
Гладкий двухкилограммовый камень нужно было метнуть как можно дальше. Это было довольно популярное развлечение для учеников, так что многие с энтузиазмом подошли к данному состязанию. Каждому давалось пять попыток, лучшая из которых шла в зачёт.
Первым вызвался показать свои способности Ульрих Медведь, который и без использования сущности всегда был лучшим в этом развлечении. В этот же раз он сумел зашвырнуть тяжёлый булыжник на пятьдесят три метра. Этот результат, в итоге, так никто и не смог побить.
Моя лучшая попытка была – одиннадцать метров, что, каким-то чудом, позволило опередить целых пять учеников и занять девяносто пятое место по итогам этого экзамена.
По результатам же всех трёх прошедших экзаменов я оказался на девяносто четвёртом месте.
Пришлось бить себя ногой об ногу, чтобы не замёрзнуть. Падал снег. Он покрыл все тротуары, но таял на одежде. До вечера было ещё далеко, но уже смеркалось. Или рассвет прошёл незаметно. В такие дни фонари не выключают. Женя снова опоздал.
Иллюстрация Лены Солнцевой. Другая художественная литература: chtivo.spb.ru
Когда он пришёл, Дима ничего не сказал. Лишь протянул руку.
— Давно меня ждёшь?
— С того времени, как договорились… — сказал Дима. Челюсть сводило. — П-шли.
Женя посмотрел на часы, прошло сорок минут.
— Ты замёрз, но это того стоит! Я не с пустыми руками. И да, я нашёл то, что ему точно поднимет настроение. — Женя потянулся во внутренний карман пальто, достал бутылочку. — На. Согрейся, пока идём. Моё «тёмное золото».
— Я не хочу пить. Да и согрелся я уже. Сделаю себе чай, как придём.
Женя уже приложился.
— Давай хотя бы глоток. Для профилактики, — и ещё глотнул, прокряхтел. — Моя бабуля, когда я ещё под стол пешком… — прервался на вторую волну тепла, поднимающуюся от желудка, икнул. — Бабуля нет-нет да после долгой моей прогулки всегда давала стопку настойки какой-нибудь.
Дима посмеялся:
— Вместо того чтобы баловать сладким, бабушка тебя спаивала с самого детства. Её вклад виден невооружённым взглядом.
— Так это же к борщу. Там и чеснок, и зелень всякая была. Петрушка, укроп.
— А остались лишь настойки, — посмеялся Дима.
— Ты бабулю мою не трогай. Она ещё жива и даст всем нам прикурить, — заговорил Женя. — Эта женщина видела блокаду. Приехала к сестре помогать и их закрыли. Голодала несколько лет.
— И это прекрасно! То есть ужасно…
— А ты это не ценишь! — сказал он, заталкивая бутылочку себе обратно в карман.
— Не ценю?
— Не ценишь. Сначала отказался от сигарет, теперь бросаешь пить. А в школе это я тебе, между прочим, дал первую сигарету.
— Мы не учились с тобой в одной школе. Мы познакомились пять лет назад в художественном училище.
— Но… — оборвал Женя. — Ты же можешь увидеть во мне того самого парня, который научил тебя вдыхать дым? Который говорил, как надо это делать?
— Это была Настя Буслова. В восьмом классе я думал, она станет моей женой. Мы собирались в соседнем дворе от школы. Курили, целовались. Это от неё я впервые получил сигарету. Тогда это меня так вдохновило. Она крала из пачки своего отца, они были ужасны. Помню, я выкурил две за раз и думал, что умру. Меня тошнило. По дороге домой я испортил соседскую клумбу…
Женя остановил Диму, схватил его за плечи. Они встретились глазами.
— Ты видишь? Настины глаза во мне! Видишь? Смотри! Она расстроена. Ты бросил курить и стёр из памяти золотое время детства, — сказал Женя. — Надо исправить эту несправедливость! — он снова достал бутылочку и сделал глоток.
— После девятого класса Настя Буслова уехала из нашего города. В Петербург, кажется, или Москву. И мы никогда больше не виделись.
— Тогда тем более. Сделай это ради любви!
— Зачем тебе так важно, чтобы я выпил с тобой? Мы идём на день рождения, там ты точно найдёшь себе собутыльника. — Дима вырвался из рук Жени, они пошли дальше. — Даже на твою настойку найдутся жадные глаза. Загребущие.
— Я чувствую себя виноватым перед тобой. Хочу тебя угостить. Сгладить неловкости, — но Дима лишь улыбнулся. — Ну и да, мне неудобно, если я пью один. Когда пью один — я не прав. А мне не нравится, когда я чувствую себя так.
Дима рассмеялся.
— Что? Честность алкоголика не губит.
— Да я о другом, — сказал Дима. — Я не ждал тебя так долго. Сколько? Сорок минут? — он кивнул в сторону часов Жени. — Я подошёл минут за пять. Все мы привыкли, что ты опаздываешь. Так что я даже не торопился.
Женя остановился. В тусклом свете фонаря было не видно его выражение лица.
Снегопад разыгрался.
— Вот как! — вырвалось у Жени, он снова икнул. — Тогда всё справедливо, — он снова приложился к бутылочке. Эти маленькие глоточки размыли его сознание лучше, чем океан размывает берег. — Если ты плохой, то я тоже могу быть плохим, — и гаркнул.
— Я не плохой. Я расчётливый, — улыбнулся Дима.
— Да всё ты понял. Я могу пить и не винить себя.
— Да. Идём, — сказал Дима. — Я и правда не откажусь от чая. Уже ноги промокли.
Женя даже пробежался вперёд.
— Так, и что там с этой твоей Настей Бусловой?
— С кем?
— Ну, с девушкой, которая научила тебя курить.
— Не помню. Не знаю, — задумался Дима. В его волосах застревали снежинки. Со стороны его причёска стала похожа на папаху. — В тот день она попросила меня сбежать с уроков. Мы пошли не как обычно — в соседний двор, а в парк. Это было хорошо. Выбрали лавочку в глубине парка, подальше от лишних глаз. Я положил голову к ней на колени, а она сидела и гладила меня по голове. Мы даже музыку не слушали. Просто болтали. Я даже не заметил, что что-то может пойти не так.
— Подержи-ка, — Женя попросил взять бутылочку. А сам присел: у него развязались шнурки. — Ты рассказывай…
— Мы пробыли в том парке до самого вечера. Меня искали родители. Мне сказал почтальон, ему позвонила моя бабушка. Я тогда так испугался, что забыл обо всём, о чём Настя сказала мне в тот день.
Женя поднялся и забрал бутылочку «мутного золота». Ни капли не ушло, он посмотрел на неё в ржавом свете фонаря.
— И что она сказала?
— Она сказала, что это наша последняя встреча. Её папа какой-то генерал, или полковник, или майор, — я не разбираюсь в этом — короче, им пора была переезжать. А я тогда испугался и убежал домой. Сказал какую-то глупость типа: «Мне пора. Я буду помнить тебя всегда».
— И вы даже не обменялись адресами? Телефонами?
— Нет. Я не люблю препятствовать в чужих несчастьях.
— Она, наверное, сильно расстроилась.
— Наверное. Но мы не можем этого знать, — сказал Дима. — Не знаю, что она написала на той бумажке. Я лишь знал, что курит и целуется она не только со мной. И что уехала она не сразу. — Эту часть он выдумал.
— Уже тогда… — удивился Женя. — Уже тогда она поступала, как настоящая женщина.
— Настоящая женщина общается со всеми разом?
— Настоящая женщина не разбивает сердца.
— Это слишком серьёзно для нашей прогулки, — сказал Дима. — Тут нам налево.
Снег усилился. Февраль оправдывал всю зиму, хоть к утру всё растает. Снежинки набивались за воротник Жене. Он морщился. Шёл вприпрыжку.
— Перестань, нас остановят, — сказал Дима.
— Говорят, Кустов побрился, — он перестал. Наигранно пошёл в ногу с Димой. — Состриг все волосы. Сколько? Лет семь он их отращивал.
— Обстоятельства вынудили, — ответил Дима. — Может, это потребовалось для реабилитации.
— Да ладно. Говорят, он настоящий счастливчик. В рубашке родился, или в чём там? Пронесло. Не хочу думать, что иду в дом к калеке.
— Он не калека.
— Вот именно. А то вся эта история с мотоциклами меня расстроила. Я не мог спать несколько ночей.
— Настолько вы близки?
— Достаточно, чтобы переживать.
— Хотя ладно. У поэтов такое не спрашивают.
— Я не поэт! Я писатель.
— А разница в чём? Ты давно ничего не присылал в наш университетский самиздат.
— В такте! — он демонстративно топнул Диме в ногу. — В такте и свободе! Поэты ограничены размерами и рифмами. Я же, в отличие от них, не вижу границ. Я свободен.
— Но границы созданы для тайны. Именно на границе ты передаёшь мысль зрителю.
— Это работает только с твоими картинами, — сказал Женя. — Не понимаю, как ты продолжаешь делать всё это на трезвую голову.
— По утрам руки меньше трясутся, — Дима остановился. — Пришли. Надо только вспомнить подъезд.
Они прошли к дому, срезав по детской площадке. Дима смотрел под ноги. В глубоких карманах куртки он нёс бутылки вина. Вокруг бегали дети. Возили друг друга на санках, играли в снежки, кто-то воздвигал вместе с папой снеговика. Женя, укрывая свой подарок от снега под пальто, не расставаясь со своей бутылочкой, которую он прятал теперь в правом кармане, успел сделать круг на карусели. Испачкался и промок.
— И молчание! — добавил Женя. — Вот что отличает меня от поэта. Я молчу, слушаю момент, вижу историю и не мешаю её ходу. Какой-нибудь поэт, типа Вихрина, сейчас бы точно начал цитировать стихи Бродского или Мендельштама…
— Он любит Евтушенко, — сказал Дима.
— Это не меняет его как поэта. Он скучен.
Дима осмотрел окна дома. Всюду горел свет. Курили на трёх балконах.
— А какое у него окно? Мы в прошлый раз так напились у него… — сказал Дима. — А в другие мы собирались у тебя.
Женя поравнялся с другом. Он прищурился, но прослезился.
— Снег глаза раздражает, — зашипел он. — С детства не могу познать его радости.
— Девочки, — заговорил Дима, — а вы знаете, где у вас в доме живёт гениальный танцор Кирилл Кустов?
Женя встал за плечом Димы. От снега он съёжился и спрятал лицо за воротником своего осеннего пальто. Неизвестно, сколько зим подряд он его носил, но эта вещь стала главной особенностью его стиля. Каждый раз, прячась за воротник, он оказывался среди воспоминаний. В подкладке давно застоялся запах дешёвых настоек, крепких сигарет и женских духов.
— Он живёт в третьем подъезде, — ответила первая девочка.
— Оля, я твоей маме расскажу, что ты разговариваешь с незнакомыми дядями! — сказала её подружка.
— Ой, простите, — девочка испугалась.
— Какие же мы незнакомые? Вы видели ту яркую рекламу обувного магазина рядом с цирком? Вы же были в цирке на новом выступлении? Так вот, эту рекламу придумал и нарисовал я. Или реклама игрового клуба на проспекте Победы? Где звёзды и пальмы, — попытался рассказать Дима, но девочки молчали. — А за мной стоит Женя Евлеев. Перед новым годом его книжка детских сказок продавалась в каждом киоске. Может быть, вы читали сказку про Маленькое Дерево?
— Не разговаривай с детьми, как с умственно отсталыми, — ввязался Женя. — С ними надо общаться, как со всеми. Они понимают намного лучше, — и попытался обратиться к девочке: — Так ты говоришь, Кустов живёт в третьем подъезде?
— Мне не понравилась эта сказка. Она грустная! — сказала Олина подружка. — Мне нравится сказка о Дюймовочке.
— Ты просто ещё не выросла! — гаркнул Евлеев. — Так что этот подарок я дам только Оле. Она смелая и не боится новых возможностей. Из неё получится правильный член общества.
— Я всё маме расскажу.
Евлеев засунул руку в пальто и вытащил оттуда рыжий цветок тюльпана.
— Держи, — сказал он. — Маме отдашь потом, она его сохранит подольше.
— Я всё маме расскажу! — заныла девочка.
Евлеев достал ещё один цветочек.
— Цветочки получают лишь взрослые девочки. А взрослые девочки не плачут на людях.
— Не разговаривай с детьми, как с умственно отсталыми, — повторил Дима. — Они понимают всё намного лучше.
— Пошли, — сказал Евлеев.
Подойдя к подъезду, Евлеев оживился. Вытянулся из своего воротника.
— Сколько теперь цветов осталось? — спросил его Дима.
— Достаточно. Он и внимания не обратит, — он подошёл к двери, — я даже код помню. 2-3-7.
Его пальцы коснулись цифр наружного замка. 2-3-7, и дверь открылась. В подъезде друзья отряхнулись. Снег тут же таял, оставляя на коврике лужи.
— Я всё время забываю номер квартиры.
— Просто идём на звук музыки.
Они поднялись на третий этаж. Самый последний. Последними. Они пропустили первые тосты.
* * *
Ноги ласкал сквозняк. Кустов проснулся на кухне. Укрытый пледом. Он подтянул ноги, чтобы уместиться на кресле и опустил голову на колени. Вчера он так и не смог напиться, хоть и мечтал об этом. И этим утром голова не болела, а просто что-то щипало в глазах.
— С днём рождения, — прозвучал женский голос. — Как там твоё счастье и здоровье?
— Привет… — ответил Кустов, но не взглянул на неё.
Пахло вином и сигаретами. И оливье.
— Сделать тебе чай? — спросила она. — Хотя у нас осталось вино и салаты. Или, может, кофе и сигареты?
— Я начинаю утро с чая, — слова выходили с трудом. — И не курю, — он снова закрыл глаза.
Он слушал. Как девушка спрыгнула с подоконника, ступила голыми ногами на линолеум. Как подошла к газовой плите. Шуршание коробком, треск спичек и скрип чайника о конфорку.
Она села рядом. Её руки, холодные и тонкие, прикоснулись к его щекам. Пальцы потонули в волосах. Она прижала его голову к своей груди.
— Сегодня холодно, но я бы пошла гулять, — сказала она. — Знаешь, мороз и солнце. Снег похож на пенопласт, и дышать легко.
— Можем сходить.
— Подумаем позже. Сначала позавтракаешь.
— Мы могли бы позавтракать и в каком-нибудь кафе.
— У нас ещё гости дома.
Кустов открыл глаза. Даша улыбнулась. Недавно она покрасилась в зелёный, но теперь её волосы были цвета морских волн. Изумрудные. Они блестели на солнце.
— Кто?
— Пчёлов… Пчелигин? — Даша не могла вспомнить.
— Пчелаев Дима, — ответил он. — Он помогал мне оформлять сцену пару лет назад.
— Он принёс две бутылки неплохого вина. Дешёвое, но очень вкусное. А сам не пил. Только ел торт. Я оставила тебе кусочек, кстати.
— Раньше он пил больше всех нас, — пробормотал Кустов. — Он тут один?
— Нет. Их там целый балаган. Ещё блондин какой-то.
— Евлеев. Женя.
— Нет. Этот ушёл рано утром. Разбудил меня, поблагодарил. Сказал ещё: «Если троллейбусы ходят по расписанию, то он опаздывает». Или я что-то путаю.
Чайник закипел. Пар струёй улетал к форточке.
— Давай, я покормлю тебя, — сказала Даша.
* * *
Пчелаев проснулся от стука ложки. На кухне размешивали сахар. Рядом на полу спал местный дворник Астахов. Он говорил всем, что учится на журналиста, но когда его встретили с метлой и в яркой жилетке на улице Клары Цеткин, ему пришлось признаться.
— Да, я работаю дворником, — сказал он. — И ещё я рисую афиши для парка аттракционов. Но это всё ради жизни, которую я хочу обеспечить себе сам.
На праздниках он выпивал больше всех. Съедал больше всех. И ухаживал за самыми красивыми девушками. Дарил им чужие букеты. Читал переводы зарубежных стихов, выдавая за собственные. Лез в драку. И постоянно бил в нос.
Он храпел, обняв ногу Пчелаева.
— Доброе утро, — сказал Пчелаев.
— Доброе утро, — сказала Даша.
— Ну как ты? — Пчелаев похлопал плечо Кустова.
— Хорошо. Это было очень хорошо, — прохрипел Кустов. — Голос только не проснулся, но я будто провёл месяц в тёплой ванне. И готов летать.
— Помню, как ты летал в «Пете-Из-Другой-Страны».
Кустов улыбнулся.
— Что за «Петя-Из-Другой-Страны»? — спросила Даша.
— Это интерпретация Питера Пена, если честно. Но в 98-м мало кто вообще из местных знал о нём, — начал Пчелаев.
— Мы сделали адаптацию Питера Пена, — продолжил Кустов. — Этакий Питер Пен из соседнего двора.
— Кажется, очень мрачно, — сказала Даша.
— Аминь, — закончил Кустов.
Даша заварила чай и Диме.
— Только не разбавляй. Люблю горячий.
— А я запомнила. Ты вчера раз пять чай пил.
Даше хотелось остаться с Кириллом наедине, но он не слушал. А Пчелаев принял всё за вежливость. Она объявила:
— Я иду в магазин. Куплю поесть и уколов. А то заканчиваются.
— Хорошо, лепесток, — так называл её Кирилл.
* * *
Когда она ушла, проснулся Астафьев. Он ещё долго лежал и смотрел на потолок. Пытался вспомнить, любят его в этом доме или ненавидят. И разбил ли он кому-нибудь нос этой ночью. Ради приличия он решил убраться.
Он осмотрелся. Деревянный пол однушки был усыпан фантиками от сухариков и бутылками из-под алкоголя. В одной даже что-то осталось. Астафьев выпил.
— Тёплое пиво из грязных… — он икнул, — стаканов… Ладно. Это аванс.
Астафьев собрал бутылки у двери. Фантики убрал в отдельный пакет. Он ходил тихо и ставил их осторожно, считая, что на кухне ещё кто-то спит. Двери были закрыты. Он открыл окно, чтобы проветрить комнату, увидел, как Даша закурила у подъезда. Поздоровалась с соседкой.
Дверь в комнату открылась.
— О, ты проснулся, — сказал Кирилл. Его голос уже окреп.
— А я убрался… — извиняясь, сказал Астафьев.
— Не стоило, — ответил Кустов. — Вчера ты и так натаскался.
— Как натаскался?
— Сосед, — сказал Кустов. — Ты не помнишь? Ему стало плохо. Отказали ноги, — но Астафьев его не понимал, — и мы грузили его в машину скорой. Нет?
— Да я молодец, — возгордился Астафьев.
— Ещё какой. Но я попрошу уйти. Мне жаль, но нам с Дашей надо уезжать, как она вернётся из магазина.
— Понимаю! — он развёл руками — «нет проблем» — и начал собираться.
— Да.
— Пошевеливайся. Я угощу тебя шаурмой, — прозвучал бас Пчелаева из коридора.
— Да я и сам смогу, — сказал Астафьев, надевая свитер. — Возьми пока эти мешки с мусором. Выкинем. Я возьму бутылки.
— Не стоит, — начал Кустов.
— Стоит. Ты нас поил всю ночь, — ответил Пчелаев.
Астафьев спросил:
— Так как ты, Кирилл? Я сейчас серьёзно спрашиваю.
— Я отлично.
— Я волнуюсь за тебя всей душой.
— О, не надо, — улыбнулся Кустов. — Лучше порадуйся за меня.
— Я выйду покурить, — сказал Пчелаев. Он собрал пакеты. — Буду ждать тебя в подъезде, — и вышел.
Но разговор не окончился. Кирилл подошёл к проигрывателю. На нём лежала новая пластинка Sparks и пачка презервативов. Это Евлеев вчера принёс со словами: «Это тебе для души. А это… — он вытащил из кармана пальто упаковку презервативов, — сам разберёшься, — и положил всё на проигрыватель».
Пока Кустов вспоминал, Астафьев начал:
— Я надеюсь, ты не переживаешь, что тебя давно никуда не приглашали. Наши боятся, я уже говорил тебе. Ещё боятся. Но я им скажу, что ты в порядке. Они только рады. Они просто…
— Я всё понимаю. Спасибо. Я в порядке.
Астафьеву понравился тон. И он решил не останавливаться.
— Уже придумал что-нибудь новенькое?
— Что-то старенькое, наверное, — ответил Кустов. — Но ещё никто не видел. Особенно здесь. Сейчас не время для новинок.
— Как не время? Пару месяцев назад начался новый век. Нулевые принесут нам славу.
— Каждому своё, — ответил Кирилл. — Для меня это лишь время всё переосмыслить, — он положил пластинку на основную ось. Установил иглу.
— Я тебя понимаю, — ответил Астафьев.
Из деревянных колонок заиграла музыка. Альбом 82-го. Кирилл сделал громче.
— Я вижу твоё настроение. Понимаю, как тебе сейчас. Не буду настаивать на своём. И у меня же были дела. — Астафьев, похоже, не слышал себя.
— Пока, Вова, — повернулся к гостю Кирилл. Помахал рукой. Одной ладошкой, наклонившись вперёд. — И дверь не закрывай.
Астафьев вышел в подъезд, неся с собой в пакете кучу разноцветных бутылок.
— Решил сделать себе выходной сегодня. Заказов пока нет.
— Но ты их опередил. Понимаю.
Они спустились по лестнице и вышли из подъезда. Поздоровались с соседкой. Астафьев прикурил от бензиновой зажигалки. Взглянул на Диму:
— От дяди из Москвы…
— Стильно.
— Серп и молот даже без мыслей о коммунизме выглядят достаточно концептуально. — Вова указал налево. — Нам туда. Срежем через детскую площадку.
Не успели они отойти от подъезда, как услышали звуки музыки из окна квартиры с третьего этажа.
— Как думаешь, с ним точно всё в порядке? — спросил Пчелаева Астафьев.
— Да, — ответил Дима. — Вы все пугаете его, когда придаёте этому значения. Он попал в аварию и остался жив. В отличие от Кравченко. Конечно, он постоянно думает об этом. Но это же день рождения… Всё пройдёт.
— Я даже не говорил с ним об этом. Человек прошёлся по лезвию смерти. Он около месяца лежал в коме. Снова научился ходить. Я долго спрашивал себя: «Неужели он не может просто радоваться этому?» Как я. Рад, что хожу. Что могу говорить и пить.
— Слышать и видеть, — продолжил Пчелаев. — Он мог быть давно уже мёртв, а его волнуют лишь танцы.
— Как зря, что ты больше не пьёшь…
* * *
Оставшись один дома, Кустов взял коробку от пластинки, посмотрел трек-лист и увидел название под А4. Он переставил иглу. Заиграла песня, о которой Кустов долго всем рассказывал [1]. Её он слышал на какой-то грязной записи ещё в конце 80-х. У соседа в деревне, или друг какой-то поставил, пока родителей не было дома.
— Я лишь помню, что она была про Шерлока Холмса. Что-то похожее там повторяли очень много раз.
Когда вернётся Даша, она попросит прилечь. Скажет, что пора делать уколы. Не разрешит танцевать. Даже слушать музыку громко, потому что знает — Кирилл не сможет лежать спокойно.
Песня играла на всю квартиру, может, громче. Дальше.
Когда Кустов только переехал, он максимально очистил комнату, оставив место для занятий. Разломал шкафы, где стояли тарелочки и чашечки, которыми никто никогда не пользовался. Мебель выкинул на помойку. Посуду пытался сдать в ломбард, но, пока нёс, разбил половину.
Кустов зачесал свои отросшие волосы назад, взъерошил их. Скинул рубашку на диван. Размял шею, руки и ноги. Сделал несколько наклонов. И выпад.
Он начал танцевать. Пластично попадая в такт. Шаркая чешками по деревянному полу. Его руки кружили вокруг тела. Он даже осмелился сделать несколько прыжков. И ему очень понравилось. Он кружился и подпевал.
Пока Даши не было дома. Пока она не вернулась с уколами. Он танцевал, пока его ноги не свело судорогой.
Кустов свалился на пол, дрожа и хватаясь за ноги. Стонал и всхлипывал. В панике он со всей силы бил кулаками по мышцам. Подслушал где-то, что это помогает. Он лежал на полу и корчился. Пока играла песня, та самая песня из детства. Она оказалась именно той, какой её представлял Кирилл.
Он плакал. Смеялся. Не заметил, как подбежала Даша.
* * *
Даша хотела поругать Кирилла за громкую музыку. Или пошутить об этом. Но увидев в прихожей корчившееся от боли тело Кустова, она вскрикнула и выронила пакет. Даша подбежала к нему и начала спрашивать:
— Кирилл, милый! Ты как? Как ты себя чувствуешь? Я… — растерялась она. — Я сейчас помогу тебе. Подожди.
Она повернулась к проигрывателю, чтобы убрать иглу с пластинки.
— О, детка, просто побудь со мной, — проговорил он дрожа. — Не выключай.
Она вернулась к нему.
— Мне уже лучше. Уже лучше. Лучше. — Кустов лёг на спину и стал глубоко дышать. Из его глаз текли слёзы. Он держался за Дашу настолько крепко, что оттянул её рукава. Контролировать себя он ещё не мог.
— Я с тобой.
— Ч-ш-ш, — попросил Кирилл.
Судороги кончились. Они лежали на полу вместе. Она гладила его волосы и повторяла слова песни. Чтобы не плакать снова.
Примечания автора [1] Саундтрек группы Sparks 'Sherlock Holmes'.
Редактор: Александра Яковлева
Корректор: Вера Вересиянова
Все избранные рассказы в Могучем Русском Динозавре — обретай печатное издание на сайте Чтива.
В Небесной канцелярии, в кабинет Святого Павла ворвалась стройная губастая блондинка с четвертым размером силикона наперевес, с ноги отворив дверь.
Святой Павел(поправляя очки на переносице):
– Тварь Божия Мара, вы не умерли...
Мара(деланно закатывая глаза под верхнюю копну накладных ресниц):
– Но вот я здесь, и что ты будешь делать?
Святой Павел:
– Как человек, однажды нарушивший налоговое законодательство, и до сих пор жалеющий о содеянном, предупреждаю: нахождение в Райских кущах без соответствующих на то санкций чревато вечныйми муками...
Мара(садясь на кресло напротив Св.Павла в блядскую позу из "Основного инсинкта"):
– Ключевая фраза у тебя – "как человек", но я же не человек!
Святой Павел(деловито раскрыв досье на Мару):
– Мара – самка человека репродуктивного возраста, с душевным состоянием из крайнего психопатического спектра, не страдающая нарцисизмом, но упивающаяся им; заслуженная Аленеводка первой категории с двумя орденами выгодного развода и пожизненным абонементом на посещение салона красоты "Ника" за качественный шантаж ген.директора вышеозначенного заведения; таролог, нумеролог, астролог, психолог, кандидат в доктора наук по бракоразводным процессам; по морально-этическим качествам – классическая Тупая Пизда, чем гордится, и не желает останавливаться на достигнутом...
Мара(кивая, и переклалывая ногу на ногу):
– Именно: "и не желает останавливаться на достигнутом"! Саморазвитие, тупой ты мужлан, слыхал о таком? А теперь скажи мне, Паша, и как у тебя только язык повернулся перед всеми зачитанными моими достижениями назвать меня...назвать меня..
Святой Павел:
– Тупой Пиздой?
Мара:
– Нет, идиот, самкой человека! Человека, понимаешь? Пора исправлять досье, Пашик.
Святой Павел:
– Согласен, термин "человек" тут уже неуместен, тогда на что его заменим?
Мара:
– Сверхчеловек, балда!
Святой Павел(нервно зажевав кончик гусиного пера, и схватившись за следующее):
– А все таки, Мара, как вы смогли дойти до моего кабинета, будучи еще живой?
Мара:
– Нет ничего проще для самки сверхчеловека: во время "кекса" с Петровичем на Алешкинском пруду, ровно подышала маткой, сфокусировав грядущий выхлоп оргазма на геолокацию твоего кабинета, предварительно раскинув координаты по картам "Таро"; пролонгировала "кекс", пока Меркурий не войдет в Седьмой дом; перенаправила жерла выхода "женской энергии" закрылками вареника для хода реактивной тяги в заданном направлении, и, вуаля(указуя сломанным накладным ногтем на Святого Павла) – первой воспользовалась могучей энергией женского оргазма для достижения первоисточника патриархальной заразы...
"Представь, что вокруг твоей головы – стена. Нарисуй ее мысленно".
"Зачем?"
"Стена – преграда. Научишься быстро ее представлять, твои мысли не будут слышать".
Феррух сосредоточился. Попытался и тут же досадливо морщился. Стена не получилась. Он попытался еще раз, и еще. Сердито хмыкнул. Ну, попал на старости лет! Зоряна сочувственно следила за его попытками.
- Давай потом, - оглянулась она на братьев. - Дорога скользкая. Не хватало нам еще свалиться.
- Хорошо.
Дорога и в самом деле ухудшилась. Они ехали настолько быстро, насколько могли, но медленнее, чем вчера. Дорогу размолотил кто-то проехавший до них. В полдень Феррух поднял руку. Все остановились.
- Впереди большой обоз. Не стоит, чтобы они нас видели. Давайте свернем – вон тропинка.
- Я могу отвести глаза, - предложила девушка.
- Узко. Не разминемся. Может, лучше обойдем их по другому миру?
- Мир найти долго?
- Сейчас попробуем, - отозвались братья.
Они опередили обоз по другому миру, дорога снова стала не такой разбитой и скорость увеличилась.
***
- Соврал твой малец! – всадник с досадой хлестнул лошадь.
- Но в корчме-то они останавливались.
- Да? А куда делись потом? Купец сказал – не было таких.
- Могли свернуть…
- Вряд ли. Не та погода. В горах еще снег. Лошади ноги переломают.
Двое постояли на месте.
- Пусть едут, - наконец решил старший. - Карта у нас есть. И так доберемся.
- Они могут нас опередить!
- А пускай. Пусть возятся, выкапывают. Мы их лучше на обратном пути встретим.
***
Харитон зашел в Башню и увидел, что к нему спешит городской стражник. Он поморщился. Снова мелочь какая-нибудь. Он насупился, давая понять, что занят, но стражник не смутился.
- Ласкар сказал дело срочное, господин!
- А сам он никак не справится?
- По вашей части дело. Снова отравление. Как вчера на улице.
- Еще одна двойка клана?
- Нет. Двое, но не клан. Простые пьяницы.
- Ну и закопайте их, - поморщился глава тайной службы.
- Яд тот же. И пацана взяли. Клянется – флягу дал знатный господин.
- Ясно. Пошли.
***
Велизар пришел с прогулки. Он устроился около печки и наблюдал, как Марьяна месит тесто. Кот собирался уснуть, но почувствовал, как братья уходят в другой мир.
Высший Хаук сделал так, что Велизар не только получил возможность с ними разговаривать и издалека тоже, он вообще стал лучше чувствовать Богдана и Ратмира. А еще ему проще стало заглядывать в чужие миры. Бегать туда кот не собирался, но заглянуть одним глазком было иногда интересно. А свой мир он разглядывал теперь совсем легко.
Коту нравилось иногда наблюдать за братьями. Дома им не сиделось. Они все время куда-то ехали, влипали в приключения. Вот и сейчас – на улице не то дождь, не то снег, а они едут, да еще через другой мир. Велизар гадал – прячутся или дорогу сокращают?
Пока кот гадал, братья вернулись в свой мир.
Велизар фыркнул – а они не одни путешествуют! Зоряна тоже с ними. Значит и Феррух там. Кот снова начал гадать, куда они так срочно отправились, но незаметно уснул.
***
Харитон зашел в допросную и наткнулся на испуганный взгляд мальчишки. На вид ему было лет тринадцать.
Харитон окинул пацана суровым взглядом. Сел.
- Ну, говори, за что отравил собутыльников.
Мальчишка затрясся.
- Не травил, господин. Клянусь! Они сами.
- Что сами взяли и отравились?
- Да! Взяли! Отобрали фляжку! Я хотел сам… никогда не пробовал такое вино, а они отобрали!
Мальчишка вдруг замолчал и побледнел.
"Дошло", - понял Харитон.
- Я хотел сам, а он… За что??? – прошептал пацан. – Я же ему помог…
- Рассказывай все с самого начала. Кому ты помог, что сделал, кто дал тебе флягу. Он хотел, чтобы ты выпил. И чтобы тебя не было. А эти двое тебя спасли, получается.
- Я понял, я расскажу…
По мере рассказа Харитон мрачнел все больше.
- Вы мне не верите, господин? – мальчишка явно неверно истолковал тяжелый взгляд мужчины.
- Верю. Ты не при чем. Значит, некий господин обещал тебе деньги, если ты проследишь за двумя колдунами и скажешь, куда они поехали?
- Да, господин.
- Опиши его еще раз! – велел Харитон.
Мальчишка покрутил головой.
- А можно, я лучше нарисую?
Брови главы тайной службы недоверчиво поднялись.
- А ты умеешь?
- Да, господин.
Харитон позвал стражника, велел принести чистый лист и уголек и с удивлением наблюдал, как на бумаге возникает властное лицо.
- Вот, господин. А второго я мало видел, но они похожи. Как братья.
- Так.
Харитон бережно свернул лист.
- Пошли.
- Куда? – мальчишка снова задрожал.
- Куда-куда. В темницу тебя посажу.
- Не надо, господин!!!
- Не реви. Там тепло. Кровать есть мягкая. Накормят тебя. Да не вру я… пошутил. В Башню пойдем. Знаешь, что это такое? Вот... Хорошо рисуешь. Пригодишься.
И он взял пацана за руку.
По дороге мальчишка оживился. Он стрелял по сторонам глазами, явно хотел удрать, но Харитон держал его крепко.
Когда ворота Башни захлопнулись, пацан снова сник.
- Ох и дурак ты, - сказал ему Харитон.
Он позвал одного из доверенных и велел мальчишку пристроить.
- В баню своди, накорми. Найди место свободное, пусть отсыпается. Тебя как зовут-то, художник?
- Веснян, господин.
- Иди… Веснян. И не трясись. Пригодишься.
Харитон вернулся к себе, расправил рисунок и велел собрать всех своих людей. Лицо человека было ему незнакомо, но одежда, которую лишь наметил мальчишка Веснян, была явно богатой.
Всех родовитых и просто богатых людей княжества Харитон знал, значит, это приезжие, а за приезжими его служба наблюдала. Кто-то их должен узнать.
Он услышал, как открывается дверь, но смотреть не стал, подумав, что собираются приглашенные, только буркнул, чтобы садились.
Но пришедший не сел, и на столе перед Харитоном появилась еще одна фляжка, которую положил бледный от бешенства Танар.
Глава 5
- Почти на месте.
Богдан и Ратмир выпустили призраков.
- Ваш ход, ребята.
Призраки начали осматривать заснеженное пространство.
Вчерашний день четверо охотников за кладом провели в дороге. В корчме ночевать не стали, вместо этого они скрытно перебрались на территорию соседнего княжества и поднялись в горы. Призраки нашли для людей пещеру. Здесь можно было разжечь костер, не боясь быть обнаруженными. Люди отдохнули, но лишь начало светать продолжили подниматься.
Лошадей они оставили в пещере, рассчитывая вернуться на следующий день.
Призраки быстро облетели место.
- Нашли, хозяин! - заявил Онит. – Совсем рядом.
Он полетел, показывая дорогу, люди поднимались за ним. Шли действительно недолго.
- Сюда.
Люди протиснулись в довольно узкую щель и снова оказались в пещере. На этот раз она была невелика. Зоряна зажгла магический шар.
- Ничего себе!
Пещера была украшена ледяными наростами, а в стенах зияло несколько неровных отверстий.
- И куда нам теперь? – спросил призраков Ратмир.
- Сокровище здесь, хозяин. Но когда мы так близко…, - замялся призрак.
- Ага. Точного места, значит, вы не знаете. Приплыли.
- Прости, хозяин. Клад где-то совсем рядом. Мы еще поищем!
- Давайте, теперь мы! - азартно предложила Зоряна, - если рядом, мы тоже умеем. Я с этой стороны.
Богдан молча постелил на пол плащ, сел, скрестив ноги, вылетел из тела и начал обыскивать близлежащие пустоты. Ратмир и Зоряна сделали то же самое, только их фантомы устремились в другие стороны.
Феррух посмотрел на них и снова начал пытаться мысленно строить стену вокруг головы. Не выходит.
"Куда я лезу?" – подумал он.
"Не боись. Получится!" – ответил ему кто-то знакомый, и в голове возник образ Велизара.
"Ты как здесь оказался?" – удивился Феррух.
"Я не здесь. Я дома. Я следил за Ратмиром и Богданом. Хотел поговорить с ними, но они заняты. Тогда я попробовал говорить с тобой. Ты не занят. У меня получилось", - методично доложил кот.
"Ну да. Я не занят", - согласился Феррух, - "а что ты хотел сказать Богдану и Ратмиру?".
"Что у вас проблемы", - ответил Велизар.
***
Харитон посмотрел на Танара.
- Только не говори, что у тебя тоже труп в школе.
- Не скажу. Зато я скажу, что у меня трое на грани, так тебе больше понравится?
- Кто?
- Ученики. Младшие. Сопляки совсем.
Харитон достал из шкафа вина, налил в кубок.
- Пей. И рассказывай толком.
Танар залпом выпил, поморщился.
- Час назад прибежал дежурный учитель. Его привлек шум в одной из комнат учеников. Он удивился, что они не на занятиях. Заглянул проверить, в чем дело и обнаружил троих мальчишек бьющихся в конвульсиях на полу.
Действовал грамотно. Вызвал лекарей на подмогу, сообщил Любаве и самое главное – накинул на мальчишек стазис. Потом позвал меня.
- Что с пацанами?
- Любава говорит – вытащим. Но пока на грани. Отправил человека к озеру. Обыскал комнату, вино было вот в этой фляжке.
- Премию своему дежурному выдай. А себе дай по шее. Почему в школе нет запаса воды жизни?
Танар сверкнул глазами.
- Потому что зима, а вода из того озера слабеет от долгого хранения. Ее сразу надо пить. А то ты не знаешь!
Харитон видел, что колдун себя уже отругал. Он вынул из шкафа и положил перед Танаром три фляжки.
- Вот из этих отравилась двойка, которую оставил в городе Хаким. А вот эту некий господин вручил сегодня мальчишке, который ему рассказал, куда отправились твои лучшие ученики.
Услышав это Танар вздрогнул.
- Мальчишке повезло, - продолжил Харитон, - фляжку у него отобрали двое пьяниц в корчме. Вот им не повезло. Стазис никто на них не накинул и лекаря не позвал. А вручил фляжку вот это господин, - Харитон развернул перед колдуном рисунок Весняна.
- Провожу. Он от меня-то шарахается. А тебя точно испугается.
Харитон выглянул в коридор. Там уже было полно народа.
- Заходите. Смотрите – на столе рисунок. Кто-то из вас должен человека узнать. А я сейчас вернусь.
***
Феррух потер затылок. После разговора с Велизаром голова просто взорвалась болью. Он посмотрел на сидящих братьев, на жену.
Кот сказал только, что за ними следят. И находятся эти люди сейчас там, где они ночевали. Сколько людей Велизар не знал.
Феррух подошел к щели, через которую они проникли в пещеру. Осторожно выглянул. На снегу четко выделялись их следы.
Мужчина прислушался. Пока в горах было тихо.
Так. Они поднимались несколько часов. Ветра не было, снег не шел. По их следам пройдет и слепой.
Феррух оглянулся. Если бы его послушали призраки! Он видел, как братья запросто общаются со всеми четырьмя, а не только с теми, чьи кольца у каждого на пальцах. С призраками разговаривала и Зоряна. Но сам он этого не делал. Зря, наверно. Могут и не ответить, но Феррух решил попробовать.
- Кренн, ответь мне... пожалуйста.
Призрак молчал.
- Демон бы вас забрал! – взорвался мужчина, - вы же меня слышите. Вашим хозяевам угрожает опасность.
- Наши хозяева в безопасности, Глава клана, - помедлив, ответил Кренн.
Феррух выдохнул. Заговорили!
- А Велизар утверждает другое, - сказал он.
***
Ратмир вернулся из поиска первый. Он посмотрел на брата, на сестру и решил немного подождать.
Через несколько минут зашевелилась девушка.
- Не нашла, - огорченно сообщила она.
- Тоже не нашел. Сейчас спросим Богдана. Может, он обнаружил, где нам копать.
Зоряна согласно кивнула, а потом осмотрелась и спросила:
- А где Феррух?
Глава 6
Харитон обнаружил мальчишку в трапезной. Его успели слегка отмыть, приодеть и теперь он увлеченно орудовал ложкой. Харитон придержал колдуна.
- Дай ему доесть пару минут. Подавится же!
Танар мрачно посмотрел на него.
- Не такой уж я страшный.
- Ты в зеркало на себя смотрел? – фыркнул Харитон. - Когда я сказал, что за братьями следят, тебя так перекосило, что сам Высший бы испугался.
Веснян облизнулся и запил кашу. Мужчины зашли в трапезную. Мальчишка обернулся и побледнел, увидев колдуна. Он умоляюще посмотрел на Харитона.
- Не бойся. Мы хотим тебя только спросить про человека, который велел тебе следить.
- Я больше ничего не знаю, господин!
Танар уселся рядом с пацаном.
- Знаешь. Ты его видел. Два раза видел, так?
-Да, господин… но я нарисовал!
- Хорошо нарисовал, - кивнул колдун, - но ты не умеешь рисовать ауру, а я могу ее увидеть. Те, за кем ты следил – мои ученики. Сейчас они в опасности, и я хочу узнать, кто этот человек. Мне нужно прочитать твою память.
Веснян снова посмотрел на Харитона. Он и ему-то не совсем поверил. А тут – колдун!
- Танар не причинит тебе вреда. Позволь прочитать память, только про того господина.
Перейти на сайт
На лице мальчишки явно отразилась строптивость.
"Ага. Так я тебе и поверил".
Танар искоса посмотрел на Харитона: продолжай уговаривать, я работаю. Он отключился и больше не слышал, чем умасливал паренька глава тайной службы. Ему не нужно было смотреть в глаза, и даже касаться было не обязательно, достаточно только находиться рядом, и чтобы человек был чем-то отвлечен.
Танар увидел, как мальчишка, вздыхая, идет по улице, глотает слюну, видя корчму и жующих людей, как его гонит хозяин корчмы. Мальчишка в испуге отбегает, и в этот момент его останавливает тот, с рисунка.
Аура сразу показалась, Танару чем-то знакомой. Он посмотрел вторую встречу, когда мальчишка сообщал, что Ратмир и Богдан уехали. Увидел вспышку самодовольства, как один человек повернулся к другому. Увидел лицо и ауру второго и понял: это явно родственники одного из тех учеников, за жизнь которых сейчас борется Любава.
- Ну что? Согласен? – услышал колдун.
Мальчишка кивнул, но посмотрел на колдуна все равно с сомнением.
- Все уже, - сообщил ему Танар, - страшно было?
Мальчишка непонимающе посмотрел на него. Как все?
- Все, - повторил колдун и хлопнул Весняна по плечу, - отдыхай. И не забудь, что тебе тут наобещал глава тайной службы.
Танар вышел из трапезной, где, прислушиваясь к себе, сидел огорошенный пацан, и оглянулся на догнавшего его Харитона:
- А, кстати, что ты ему наобещал?
- Что возьму работать к себе, и ему не придется больше голодать и шляться по улицам.
- А возьмешь?
- Конечно. У пацана характер и рисует здорово. Ладно, говори, что узнал!
***
Ратмир огляделся. Мужчины в пещере не было. Он быстро проверил все три хода. Далеко бы Феррух не пошел, а поблизости его не было ни в одном из ходов. Ратмир хотел спросить призраков, но в это время вернулся Богдан. На лице его была улыбка:
- Нашел!
Он вскочил.
- Пошли, совсем рядом. И копать не нужно. Все в сундуке, насколько я разглядел, он целый, не проржавел!
- Погоди, - остановил его брат. – Феррух пропал. Сейчас спрошу у своих.
Он позвал призраков, но их в пещере тоже не было.
- И моих нет. Куда они все подевались?
"Кренн, вы где?".
"Мы прячем следы", - отозвался старший призрак.
"Зачем?".
"Нам сказал это сделать Глава клана".
"Вернись и объясни!", - потребовал Ратмир, - потом он повернулся к Зоряне, - позови мужа.
Зоряна попробовала. Она ясно почувствовала Ферруха, который был уже далеко от пещеры и продолжал спускаться туда, где они ночевали, но не отозвался.
Вернувшийся призрак доложил, что к Главе клана приходил кот Велизар.
- За вами следят. Люди находятся в пещере, где мы ночевали. Глава клана велел нам уничтожить следы, мы послушались, хозяин! Мы сделали что-то не так?
- Вы правильно поступили, - развеял сомнения Кренна Ратмир, - но кто за нами следит?
- Кот Велизар этого не сказал, хозяин.
Трое переглянулись и снова ушли в транс. Клад мог подождать. Сначала нужно было разобраться с возникшей проблемой.
***
Харитон с Танаром вернулись в кабинет. Там их дожидался доверенный.
- Я знаю этих людей.
- Людей?
- Да. Нарисован один. Второй на него здорово похож. Они из соседнего княжества. Прибыли к нам две седьмицы назад. Родовое имя – Рогерин. На рисунке младший из братьев. Его зовут Дрион, имя старшего Руян.
- Цель приезда? – быстро спросил Танар.
- С виду - навестить еще одного брата, который учится в школе. Но ходили они к брату только три дня назад. А до этого шатались по корчмам, ничего предосудительного не делали. Когда Хаким возвращался со своими людьми назад, они с ним пересеклись, наняли одну из двоек. Причину первоначально выяснить не удалось. Ну а потом…
Танар выругался. Потом стало ясно, но поздно. Вот почему ему показалась знакомой аура. В школе учится младший Рогерин. А братика они… навестили. И угостили.
Он послал зов жене:
"Как ученики?".
"Живы. Воду жизни уже везут. Не волнуйся".
"Дай мне знать, как только придут в себя", сказал Танар и послал зов Динасу.
***
Князь Вячеслав поговорил с Никиткой, потом посмотрел на спящую дочку. Пора было ехать. Рада вышла его проводить.
- Постараюсь вернуться как можно скорее, любимая! – Князь поцеловал женщину.
Рада обняла его крепко-крепко.
- Мы будем ждать тебя.
Рада смотрела, как муж открывает калитку, как садится на коня.
"Мы тебя всегда ждем, даже когда тебя нет всего час. Мы тебя любим. Мы живем, только когда ты с нами".
Вячеслав выехал за ворота. Там его уже дожидался отряд охраны. Рядом с дружинниками он увидел Динаса.
"Не выдержал Танар", - улыбнулся про себя Князь, - "отправил-таки страховку".
Он поздоровался с охранниками, с колдуном. Оглянулся на Раду… и отправился на Совет Князей.
***
Велизар снова наблюдал, что делают братья. Он обрадовался, когда Богдан нашел спрятанные сокровища. Клад коту был совершенно не нужен, но Богдан обрадовался и Велизар вместе с ним. Богдан, кстати, кота заметил.
"Следишь, пушистый?" – весело спросил он.
"Наблюдаю", - отозвался Велизар.
"Как там дома?"
Кот сказал, что у них все здорово, все спокойно.
"Тогда я пошел радовать остальных", - сказал Богдан и отключился.
И тут Велизар понял, что у них тоже есть проблема. В ворота стучал взволнованный Людин.
Любая зависимость имеет глубокие корни, потому и избавиться от неё тяжело, почти невозможно.
Он изменился, облысел, одряхлел, мешки под глазами. Сказывался нездоровый образ жизни, участившиеся запои, из которых выходил тяжело, всё чаще с помощью капельниц. Но он продолжал думать, что всё ещё находится в неплохой физической форме. Просто изжога. Всё из-за неё. И мешки под глазами, и синюшный цвет лица.
Сжавшийся желудок выбросил очередную порцию кислоты в пищевод, вызвав жжение за грудиной.
— М-м-м… — Егор скорчился от боли и потянулся за сигаретой. Первая затяжка немного приглушила накативший приступ. Кофе, вот что ему нужно. Кофе вернёт ясность ума и поставит на ноги. Иначе он потеряет работу, и тогда прощай заработанный за три месяца гонорар, больше его запои терпеть не станут, не прошёл проверку на вшивость, так сказать, прощай Пономаренко, олигарх чёртов. Угроза увольнения наконец реализуется, и от него избавятся, дав пинка под зад.
Кофемашина изрыгнула запах кофейных брызг. Одна кофейная чашка знает намного больше о его жизни, о его мыслях и чувствах, чем самый близкий, самый любимый человек.
Следующая порция кислоты обожгла пересохшее горло. Он сглотнул и достал телефон. Открыл сообщения. В кружочке милое лицо, голубые глаза, каштановые локоны.
В два ночи он не спал, ему было плохо, то ли от выпитого, то ли от одиночества. Хотелось кричать, выкричать накопившуюся тоску коротким сообщением: «Почему не звонишь?». Оно так и осталось без ответа.
Тыкая дрожащим пальцем, набрал: «Почему не отвечаешь? Напиши хотя бы». Затянулся, выпустил кольцо дыма, стёр «хотя бы». Отправил.
Одинокая бесцветная галочка зависла без внимания. Одинокая бесцветная галочка — иероглиф ненужности. Кому он нужен, кроме этой фарфоровой чашки? Он сделал глоток, горькая горячая жидкость обожгла внутренности и ответила резкой болью.
Верочка была в отчаянии — её милый, мурчащий комок любви и нежности не простил ей поездки к ветеринару. Кот больше не подходил к ней, почти не ел, почти не пил и выглядел так, словно жизнь его закончилась.
Просто Верочка даже не догадывалась, что в котейке, подобранном ею в дождливый вечер, томится человеческая сущность, не желавшая мириться со своим новым шерстяным обличьем. А уж кастрация и вовсе стала последним оскорблением для заточённого в коте, ныне покойного офисного работника Бабурина.Того самого Бабурина, Верочкиного бывшего коллеги, который при встречах в офисе всегда расплывался в дурацкой улыбке так, что хотелось плюнуть ему в рожу. Потому что смотрел он при этом не в глаза, а бесстыдно пялился в её декольте.
Впрочем, Верочка давно привыкла, что мужские взгляды с трудом отрываются от её груди четвёртого размера, столь выгодно подчёркнутой тонкой талией. И смирилась с тем, что её декольте — своего рода тест на интеллигентность, который большинство мужчин проваливает.
Теперь же Верочку волновало только одно — её любимый подобрыш-котик, ещё недавно так сладко спавший у неё на груди, теперь к ней даже не подходил. Грустные размышления о том, как помириться с котом, прервал резкий и неожиданный звонок в дверь. Верочка вскочила как ужаленная из кресла и испуганно посмотрела на питомца. Кот в это время весь подобрался, напружинился и уставился на дверь немигающим взглядом. Верочка поправила халат и пошла открывать. — Здрасьте, что так долго? — ошарашила её незнакомая тётка, едва дверь открылась. — Молодая вроде, могла бы и пошустрее, — поддержала первую вторая женщина, постарше. Не дав Верочке и рта раскрыть, они бесцеремонно прошли в прихожую. — Я вдова Бабурина, что у вас работал, — заявила первая. — Почему моему ребёнку не выдали новогодний подарок, спрашиваю я вас?! — Дитё обидели, ироды, — вторила ей старшая, в которой Верочка по сходству лиц угадала мать первой. — Позвольте… — растерянно забормотала Верочка. — Он же умер, Бабурин. — Ну и что? — всплеснула руками вдова. — И что теперь, ребёнка обижать?
И тут же затараторила: — Умер он осенью, а мне Михаловна, бухгалтерша ваша, объяснила, что на подарки бюджет закладывается в начале года! А он, Бабурин, в начале года работал у вас, значит, на дочку подарок должен быть! — Может, и так, — пожала плечами Верочка, — но при чём тут вообще я? Я всего лишь секретарша и ничего не решаю. — Так ты же ссс… списки подавала начальнику! — шипяще процедила старшая, с ненавистью глядя на Верочку. — Тыыы! Верочка попятилась и уткнулась спиной в стену — ей стало по-настоящему страшно. Эти две женщины давили на неё извращённой логикой, противостоять которой секретарша никак не могла. Но ещё сильнее Верочку пугали их взгляды.
Царапающий взгляд вдовы — казалось, он сдирал с неё кожу, — так та оглядывала Верочку с ног до головы. И ещё более пугающий — взгляд старшей женщины: он рыскал по маленькой уютной квартирке, словно та оценивала обстановку и вот-вот потребует что-нибудь отдать внучке в счёт недополученного новогоднего подарка. И в этот момент, словно из преисподней, в прихожую выпрыгнул огромный рычащий кот. Он весь взъерошился, выгнул спину дугой и издавал пугающий, долгий, нутряной рык.
— Мыыыиуяяяяяу! — пронзительно заорал кот, взметнувшись вверх и рассекая воздух своими огромными когтями прямо перед лицами женщин, наседавших на Верочку. Он встал между ними и Верочкой, застыв в угрожающей позе, и глухо зарычал. — А-а-а! Бешеный! — взвизгнула вдова, шарахнувшись к стене и прикрываясь сумочкой, будто щитом. — Да она ведьма! — визгливо подхватила старшая, пытаясь нащупать ручку двери. — У неё кот-оборотень! — Уаааау! — злобно взвыл кот, и нежданных гостей словно ветром сдуло из квартиры.Верочка, обессиленно сползая по стене на пол, протянула руки к своему неожиданному защитнику.
— Котенька ты мой... — простонала она, и в голосе её звучала безмерная благодарность. Кот, ласково урча, подошёл к хозяйке и потёрся об неё. Этим вечером в квартире наступил долгожданный мир. При виде этих двух стервятниц — жены и тёщи, отравлявших его существование при жизни, — в Бабурине что-то перемкнуло. Всё его возмущение «недостойным воплощением» мгновенно испарилось. Возможность в любой момент оцарапать неприятную тебе наглую рожу Бабурина воодушевила. Его человеческое «я» начало путь смирения со своим новым мохнато-пушистым пристанищем.
«А может, это даже и к лучшему, что я стал котом», — думал Бабурин, лёжа на груди у Верочки и впервые не испытывая никакого эротического волнения. Теперь это место дарило ему не вожделение, а нечто большее — ощущение дома. «Вот тебе и ирония судьбы, — мелькнуло у него. — Чтобы обрести покой, мне потребовалось превратиться в кота и лишиться всего, что делало меня мужчиной. В прямом смысле…».
Кот сладко потянулся и, нежно мурча, подумал про себя: «Имя Тимоха — вполне сносное. Могла ведь и Мурзиком каким-нибудь обозвать!». И Бабурин наконец обрёл умиротворение в роли домашнего питомца.
Напомню читателям, что когда мне посчастливилось работать участковым уполномоченным в обычном отделе полиции, о чем я иногда и пишу всякие смешные и не очень рассказы.
И так, про сумасшедших и про наркоманов я рассказывал, а значит хватит о ерунде, давайте о настоящем зле - о тех, кого поселили рядом с нами, но нас об этом не спросили. О тех, кого как и родственников, не выбирают, и от них еще сложнее избавиться - о соседях.
Как я уже упоминал, на моем участке было много частного сектора, а конфликты людей, которые живут через забор это портал в адский ад с чертями, котлами и мангалам.
Жили не тужили себе две сестры среднепреклонного возраста, который в русской литературе принято называть бальзаковским. Было у них на двоих три высших гуманитарных образования и одна большая тяга к землице русской, да так эта самая тяга была сильна, что продали они свою хрущевскую двушку и приобрели домишко в нашем районе, что сразу говорит о том, что наличие хорошего образования не защищает от риэлторского вранья совершенно.
И вот посчастливилось нашим героиням поселиться по соседству с бизнесменом среднего разлива с двухэтажным домом из кирпича красного, да забором 3-х метровым из профлиста малинового, с одной стороны и хибарой одного неприятного и очень мне известного типа с другой стороны. Тип этот достоин отдельного описания. Сам он был то ли капитаном, то ли майором каких то там войск в отставке. Служил он где то на западе, а после выхода на счастливую пенсию за каким то лешим переехал к нам, а лучше бы переехал его поезд, но это уже фантазии. Жил он один, в небольшом стареньком домишке с сараем и покосившимся гаражом, и это одиночество явно давило на его мозг со стороны следа от фуражки.
Важно, что вся эта местность находилась в низине, из-за чего в распутицу превращалась в уютное небольшое болото. Администрация с этим ничего поделать не могла, да и не хотела особо, так как ничего значимого, кроме личных домов там не стояло, а домик отставника находился в самой низкой части, так сказать на дне.
Характер у него был очень склочный и скверный, заявления на соседей он писал постоянно, начиная от жалоб на детские крики с улицы и заканчивая целой судебной тяжбой с тем самым бизнесменом по соседству, так как он посмел поднять уровень своего участка, из-за чего участок капитана из болота медленно превращался в дно небольшого пруда, правда без уток, но с одним таким конкретным селезнем посередине.
Однако, так как господин военный был знаком с училища с тактикой и стратегией, он понимал свои невеликие шансы в открытом столкновении с крепким и не бедным мужиком, поэтому открытой войны не устраивал, а просто по партизански закидывал пустыми жалобами все инстанции, про какие только мог вспомнить, половина из которых конечно же приходила ко мне, потому что если любому государственному органу что то не понятно, то он направляет это участковому по старой древней традиции.
И вот происходит кульминация, на соседний участок заезжают наши героини, приводят простенький, но крепкий дом в порядок, да начинают огородничать. Так как женщина в любом возрасте женщина, а одинокая женщина, помноженная на два это та еще бомба, то по началу они даже вспомнили про прекрасный фильм "Офицеры" и даже пытались флиртовать с прекрасным, хоть немного и пузатым поручиком, а в огородном гардеробе стали появляться даже довольно откровенные бикини. Но быстро распознав тьму тараканов в его голове флирт тут же прекратился, а бикини же прекратились после первого его заявления о борделе в их доме.
Наш отвергнутый горе-любовник, воспылав гневом на ветренность сестер, увидел в них более подходящего противника, чем сосед бизнесмен, и применил к ним все те приемы, которые только во снах применял к предыдущей своей жертве. Началось все с подкидывания дохлых кошек и собак на соседский участок, дальше в ход пошла артиллерия в виде кирпичей и камней, точно приземлявшихся на грядки с кабачками и прочими дарами огорода. Все это делалось по ночам в лучших традициях методички по партизанской войне образца 1942 года и потому без каких либо доказательств со стороны бедных женщин. Так как власть в моем лице разводила руками, а кроме беседы с данным гражданином ничего я ему сделать действительно не мог, то женщины стали обороняться как могли. А именно ударились в фортификацию и, вместо деревянного забора, соорудили крепкую, 3-х метровую оборонительную стену их профлиста и бетона, я слышал она потом была взята за образец для стены Трампа, но это не точно. На некоторое время это помогло, но потом пришла весна, потекли ручьи, а вместе с ручьями и крыша соседа.
Весной милые дамы неожиданно обнаружили, что их участок затопляется больше обычного, а главное, быстрее, чем участок буйного соседа, хотя все законы физики этому как бы противоречили. После недели обследования участка глубокой ночью был обнаружен странный ручей, который днем не объявлялся. Днем сестрички вызвали меня, чтобы коллегиально понять, что же происходит. А происходило вот что. Еще осенью наш недоделанный Ковпак прорыл канаву от своего участка к соседскому, пробурился в неприметном месте в фундамент забора, положил в канаву нормальный такой шланг и прикрыл все это дело досками, на которые снова уложил дерн, чтобы окончательно замаскировать свою подрывную, то есть подтопную деятельность. А весной, когда все вешние ручейки снова весело побежали к нему на участок запустил помпу, которая и стала эти ручейки перекачивать к соседям, а та самая крепостная стена не давала воде возвращаться к нему на участок. Шланг общими усилиями был аккуратненько развернут в сторону неприятеля, а я попросил богатого соседа развернуть камеры (которые и так смотрели в сторону неприятеля), так, чтобы было видно и женский участок, стал ждать результата. А он оказался даже лучше, чем я ожидал.
На утро диверсант обнаружил, что его жилище, аки Варяг, уходит на дно вместе с экипажем. Быстро разобравшись с причиной, он воспылал таким гневом, что отложил методичку по партизанской войне и достал с полки наставление по снайперскому делу. Прекрасно позируя на крыше гаража на камеру, он расстрелял из воздушки окна соседей.
Я не знаю, что именно милые женщины и в каких выражениях ему говорили из-за забора, но я теперь точно уверен, что образованный человек может оскорбить так, что даже у офицера российской армии окончательно сорвет крышу. Бравый воин вывел из гаража свой последний аргумент, а именно броневик отечественного производства модели УАЗ с говорящим названием Хантер и без тени сомнения двинул его на врага. Сначала он протаранил ворота, а потом и несколько раз попытался взять штурмом стену, но в этом месте броневик сказал "Кря" и превратился в блиндаж.
Именно в этот драматический момент на место прибыли голубые каски для усмирения конфликта в лице меня и экипажа ДПС, который я прихватил по дороге, так как еще с начала обстрела был на связи с женщинами.
Как итог, супостат получил лишение прав (а нечего с похмелья в танк лазить), изъятие машины на штраф-стоянку и до кучи еще и условный срок по таким статьям, как угроза убийством и умышленное повреждение имущества, а так же гражданский иск на возмещение ущерба соседкам, который я им с радостью помог составить совершенно безвозмездно. К сожалению посадить его не получилось по причине ну уж очень большой легкости статей, но зато получилось найти не плохой рычаг воздействия на война, а именно превращение условного срока в реальный. На год я забыл про этот адрес, за что при случае не раз говорил спасибо этим и правда милым женщинам.
Ну и по традиции все описываемые события происходят только в голове у автора и никакого отношения к нашей реальности не имеют.
