Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 227 постов 28 272 подписчика

Популярные теги в сообществе:

2

42: Руководство по выживанию среди абсурда и бюрократии (финал)

Глава 5. «Настоящие герои всегда идут в обход»

(или «Как мы встретили оракула, который знал меньше нас, но говорил увереннее»)

Обходной путь: Шиксаль, где судьба пахнет пивом

— Гарк, как же ты всё-таки упустил попугая? — не унимался я, пока мы брели по дороге прочь от столицы.
— Эта подлая птица не переставая клевала меня в голову, пока я пытался скрыться с чертежом! — огрызнулся гном. — Тут уж не «упустил», а выгнал сам. Скорее так!
— Ладно, — вздохнул Мармот. — Главное, что чертёж спасён. Хотя… — он посмотрел на свёрток в руках Гарка, — он точно не «случайно» промок в эле?

Гарк потупился:
— Ну… одним углом. Но гномы восстановят! У нас есть технология!

Дальше дорога из Урсы к гномьим туннелям вела через проклятый лес с Лесным Стариком — место, куда мы с Мармотом больше не спешили. Вместо этого выбрали объезд через Шиксаль — деревушку с говорящим названием и соответствующим промыслом местных жителей.

— Ирония, — заметил Мармот, — обычно мы ищем судьбу, а тут она прямо на дороге.

Шиксаль встретила нас десятком домов, одной полуразрушенной часовенкой и таверной «Иллюзия выбора». Над входом висел выцветший знак с изображением сломанного колеса фортуны.

— Ну хоть не «У Мертвого Солдата», — пробормотал я.

Мы вошли внутрь и огляделись. Не в меру счастливый хозяин таверны протирал стойку и приветливо осмотрел нашу компанию:

— Господа желают выпить или будущее узнать? Одно дешевле другого, что именно — попробуйте угадать.

— Я выпью, а Карл узнает, — в тон тавернщику ответил Мармот.

— Ставлю 2 к 1 что они знать не знают не только про наше будущее, но и про своё, — добавил Гарк.

— Одно предсказание, будьте добры, — Я решил испытать судьбу.

— Это вам к нашему оракулу, мадам Гильотине, вон она в углу.

— Почему Гильотине?

— Скажет, как отрежет, — расхохотался тавернщик.

Оракул, который не предсказывал будущее (но брал за это деньги)

Мой взгляд обратился в угол, на который указал наш собеседник. Там сидела женщина неопределенного возраста в черной мантии, расшитой желтыми звездами:

— Путники! — кашлянула она, будто предвкушая наш разговор. — Хотите узнать, что ждёт вас впереди зачем вы проделали этот путь?

— Нет, — сказал Гарк.
— Да, — сказал я.
— А я пока выпью — добавил Мармот.

Оракул вздохнула, словно мы уже надоели ей, ещё не начав.

— Выбор есть всегда, — протянула она мне две печеньки. — Синюю возьмешь — Истину обретешь. Красную — начнешь сначала.

— А если я выберу обе? — поинтересовался Мармот, отхлебывая эль
— Тогда узнаешь, что я вообще не оракул, а жена местного мельника, и мне просто скучно.

— Раз ты оракул — ты и так знаешь, что я выберу, — заметил я.

— Я знаю, но знаешь ли ты, вот в чем вопрос.

«Пророчество»

Я взял синюю. Раскусил и подавился бумажкой, которая была внутри. На ней было написано:

«Ты уже знаешь ответ, но боишься его принять»

— Это не предсказание, это констатация факта! — возмутился я.

— Зато честно, — пожала плечами оракул. — А теперь платите. Или уходите.

— А что будет, если мы не заплатим? — спросил Гарк.
— Ничего. Но я расскажу всем, что вы жадные.

Мы оставили монету (Гарк попытался подсунуть фальшивую, но оракул заметила и уже было начала бормотать какое-то проклятие и Гарк передумал).

Дорога дальше: гномы, дверь и недоверие

— И что мы узнали? — спросил Мармот, когда Шиксаль осталась позади.
— Что оракулы — мошенники, — буркнул Гарк.
— Не более чем ты, — усмехнулся я.
— И что платить за то, что и так тебе известно в принципе не обязательно, — вздохнул Мармот, ковыряя пустой кошелёк.

— Но чревато проклятием.

P.S. Жизненный урок:
Если оракул говорит «ты уже знаешь ответ» — значит, она вообще ничего не знает. И да: никогда не спорь с женщиной, даже если ты прав, тем более если ты прав.

Глава 6: "Возвращение с добычей, или почему гномы никогда не говорят всей правды"

(или «Как гномы признались, что не всё сказали, а мы всё равно согласились плыть через океан»)

1. Возвращение к Борку: «Поздравляю вас, но ещё не конец»

Гномы встретили нас в Главном зале, где пахло элем, металлом и предчувствием чего-то нехорошего.

— Чертёж! — торжественно протянул Гарк Борку. — Добыт ценой невероятных усилий! (И одного попугая) (И приличных накладных расходов).

Борк развернул пергамент, прищурился, потом неожиданно рассмеялся так, что его бакенбарды затряслись:

— Ха! Да это же подвеска моей бабушки!

— ЧТО?! — мы хором вскочили.

— Шутка. Это действительно тот самый ключ. Но… — он понизил голос, — тоннели, ведущие к двери, завалило, вам придется найти другой путь.

Мармот ударил кулаком по столу:
— Опять?! Карл, тебе не кажется они нас водят за нос и с нашей помощью пытаются составить карту окрестностей!?

— Да, — честно ответил Борк. — Есть и такой момент, сами то мы наружу не любим ходить, за исключением некоторых, — он выразительно посмотрел на Гарка.

Гарк, ни чуть не смутившись, ответил:
— Кто-то же должен делать грязную работу, не так ли?

2. Правда о молоте и «эльфах»

Борк достал странный предмет — круглый, со стрелкой, постоянной показывающей в одну сторону:

— Это мы тоже нашли у двери. Как и твой молот, Карл. Не гномья работа. Нам удалось выяснить что стрелка всегда показывает на север. С помощью этого и карты, составленной наши лучшими умами, добраться до места будет не так сложно.

— А чья?

— Вероятно тех, кто жил, или живет до сих пор, за той самой дверью — Борк поморщился. — Мы сами многого не знаем и надеемся, что ваш «поход» даст нам много новой информации. Или хотя бы возможность не повторять старые ошибки…..

— И как же нам добраться теперь? Я слышал, что на западе огромный океан и никто толком не знает, как его преодолеть.

— Люди на севере, вы их ещё называете эльфами почему-то— Борк презрительно поморщился, — отсутствие знания порождает легенды и заблуждения. Но сейчас не об этом. Корабли у них есть…. Иногда они возвращаются. Говорят, что в пути попадаются причудливые острова со странными обитателями. В любом случае, кроме них никто вам не поможет переплыть океан.

Молот Карла вдруг слабо вспыхнул, будто отозвался на слова.

— И да, что касаемо твоего молота… Судя по словам Гарка, ты уже освоил некоторые «трюки»…

— Я нашел пару выпуклостей, при нажатии на которые происходят нужные мне эффекты, — смущенно сказал я, стараясь не смотреть на Мармота, которому обещал рассказать что же я узнал и как-то забыл об этом.

— Будь осторожен, там скрыта великая сила, мы так и не разобрались с ним до конца, поэтому и передали его твоему отцу в своё время, надеясь на его помощь. Но судя по всему и он не успел с ним разобраться. Ладно, не будем отвлекаться. Теперь ваш путь лежит на север, постарайтесь добраться живыми, «эльфам», — Борк снова поморщился, — я уже отправил посланца чтобы подготовить их к вашему приходу и заручиться поддержкой.

При словах гнома об отце на моих глазах непроизвольно выступили слезы. В какие-то моменты я забывал о нём, но сейчас чувство утраты заново сжало мне сердце.


3. Сборы: «Прощайте, и не возвращайтесь»

На прощание Борк вручил нам:

Карту с пометкой «Здесь драконы» (перечёркнуто), «Здесь пьяные гномы» (подчёркнуто), «Эльфы здесь» (выделено жирным)

Мешок «полезных вещей»:

o  «Непотопляемый» пробковый жилет (3 штуки, пахнут пивом).

o  Бутылка «Огненной глотки» (для дезинфекции воды, чистки доспехов если мы их вдруг найдем или «полезного» подарка эльфам).

o  Кусок «эльфийской» руды (Борк: «Покажите им — пусть офигеют»).

Гарк вздохнул и нацепил рюкзак:
— Ставлю 3 к 1, что мы утонем.

Мармот посмотрел на молот:
— А если «эльфы» — те же сектанты, просто бледные?

— Тогда…я ухмыльнулся, — будет весело.

— До меня доходили слухи что ни один корабль с запада не вернулся…. —, Мармот вдруг стал серьезным как никогда.

— Значит мы будем первыми, — радостно ответил я, хотя и у меня были очень мрачные предчувствия.

С этого момента перед нами лежали сомнительные перспективы, два дня ожидания (так сказал Борк: «раньше ключ не сделают даже стахановцы»), путь на север и призрачная надежда найти ответы хотя бы в конце этого пути.

P.S. Жизненный урок:
Если гном говорит «мы не всё знаем» — значит, знают, но вам это не понравится.
Автор предупреждает: Если вы думаете что ваш путь подошел к концу, то вероятнее всего вы ошибаетесь и это лишь остановка для получения новых инструкций. Встретимся в следующей книге.

Бонус-глава: «Исповедь афериста, или начало нового пути»

(или «Как Губерт узнал, что быть святым не тоже самое что быть священником»)

Путь «святого»

После позорного эпизода с гномом (даже вспоминать не хочется), я спешно направился в столицу, пытаясь сохранить остатки самообладания и достоинства.

Столица встретила меня недружелюбно:

— Стой, вход платный, даже святошам, — прокаркал стражник у ворот.

— Может быть вы всё-таки войдете в положение, я пострадал за веру и был ограблен еретиками.

— Никаких исключений.

Так выяснилось, что и служители культа вынуждены платить за прелести столичной жизни. Тогда я решил попытать счастья в монастыре, что был расположен непосредственно у городских стен. Уж где, где, а там то я точно мог рассчитывать на небольшое «пожертвование» пострадавшим за веру.

— Простите нас, святой отец, но подаяния только каждый 42 день….

— И что же? Какой из них сейчас?

— Всего лишь двадцать пятый.

— Но я и не подаяния прошу, а помощи невинно пострадавшим за дела свои святые…

— Полноте, мой друг, таких как вы на дню приходит по дюжине. Вот если бы вы смогли явить какое чудо…..

— Это я могу, это всегда пожалуйста, — обрадовался я, так как в запасе у меня всегда была «коробка с чудесами», чудом уцелевшая во время перехода через лес.

— Тогда, наше почтение, безусловно. И награда от всевышнего и настоятеля в виде сытного ужина и 42 монет вам обеспечена. Приходите к вечерней молитве, она в шесть часов состоится, и явите нам чудеса господни.

Оставалось лишь дождаться шести часов и вспомнить несколько интересных трюков.

Чудеса по расписанию

Заранее подготовившись, я предстал перед благодатной публикой (истово верующие всегда отличаются некоторой наивностью):

— И так, дети мои, готовы ли вы узреть чудеса истинной веры?!

— Да, святой отец, — толпа заметно оживилась и казалась взволнованной.

— Так смотрите же!!! Первое чудо — слезы кипящие, ибо нет ничего горячее веры в господа нашего.

Тут, в заранее заготовленную склянку, я «заплакал», утираясь рукавом (на самом деле выжимая из него уксус в это время).

— И вот, на ваших глазах, в слезы мои искренние я добавлю соль обычную (потихоньку начинаю сыпать соду), и она вскипит праведно!!!

Жидкость послушно зашипела и «вскипела».

— Ваша соль похожа на соду, — закричал какой-то мальчишка в толпе.

— Твои слова похожи на богохульство, — не растерялся я.

Тем временем в толпе послышались восхищенные вздохи:

— Дааа, вот она сила веры!!!!

Довольный достигнутым эффектом, я перешел к следующему пункту своей программы чудес:

— Знаете ли вы, дети мои, что истинно святые свитки не горят?!!!

— Чушь, вся бумага горит!!!

С видом заправского фокусника на ярмарке я извлек из-за пазухи предварительно пропитанный смесью спирта и воды свиток со случайными каракулями (никому это знать не обязательно, а если и сгорит – всегда можно сослаться на то, что свиток оказался не «святым»):

— Так узрите же силу святого писания!!!! — воскликнул я, поджигая свиток.

В этот раз реакция прихожан была ещё более яркой, некоторые даже упали на колени и начали креститься:

— Спаси и сохрани, спаси и сохрани!!!!

Пламя, резко вспыхнув и так же резко погаснув через несколько мгновений, поразило присутствующих, в том числе и настоятеля, куда больше первого чуда.

— А теперь, дорогие верующие, я докажу вам на конкретном примере что ходить без одежды грешно, и вы всегда должны быть покрыты (самый сложный фокус, ибо пришлось уговорить настоятеля дать мне апельсин из местных запасов).

— Смотрите на этот апельсин!!! Он «одет» в кожуру свою и потому безгрешен и не утонет, — я высоко поднял его над головой, давая всем убедиться, что он не очищен.

Я опустил апельсин в лохань с водой и он, как ни в чем не бывало, бултыхался на поверхности.

— Но, если мы «разденем» его, очистив от кожуры — греховность такого вида утянет его на дно!! — вскричал я, очищая апельсин от кожуры.

Без кожуры апельсин опустился на дно лохани, толпа в очередной раз восхищённо ахнула и по ней пробежал ропот одобрения:

— Гляди-ка, и правда грехи на дно тянут!!!

— А теперь, дети мои, время воздать господу свои подаяния!! — о самом главном я тоже не забыл, чтобы взять деньги у настоятеля, надо сначала дать ему эти деньги заработать.

— И не скупитесь, ведь сегодня вам явились чудеса, какие вы ещё не скоро увидите, совершите подаяние в самой угодной форме, 42 монеты, ни больше, ни меньше.

Сбор прошел успешно, и настоятель возблагодарил меня теми самыми 42 монетами, скромно, конечно, но я и сам позаботился о себе (три апельсина из кладовки, двадцать монет из подаяний и новая ряса, как говорится «Богу – божье, Губерту тоже надо жить на что-то»).

Столичный «приём»

В этот раз за ворота попасть мне не составило труда, и я направился к Собору Святого 42 заручиться помощью и поддержкой высшего духовенства. Однако, встретили меня без энтузиазма:

— Таких просителей как вы у нас хватает, а вот чего действительно не хватает, так это денег…..

— Но, если мы, то есть я, при вашей поддержке, хотя бы финансовой, сможем изловить мальчишку, или хотя бы проследовать за ним в его путешествии – мы сможем узнать, что же стоит за нашим священным числом.

— Тебе, а равно и всем остальным, и тем более простым обывателям, знать этого не положено. Что свято – то свято, и условий и пояснений для этого не надо. Последовать за ним можешь, но на помощь не рассчитывай, и, если тебя вдруг схватят – мы сделаем вид что понятия не имели о твоих планах……

Встреча с тенью

Оставшись без поддержки, я бродил по узким улочкам столицы, размышляя, как выжать выгоду из этой истории. Вдруг из-за угла раздался голос, низкий и насмешливый:

— Губерт, да? Слышал, ты ищешь спонсора для своего... «святого» предприятия.

Я обернулся и увидел высокую фигуру в чёрном плаще. Лицо скрывал капюшон, но в темноте горели два холодных глаза — так смотрит змея на мышь, которую собирается съесть.

— Кто вы? — холодок пробежал по моей спине.

— Вульф, Ян Вульф. У меня есть ресурсы, а у тебя — амбиции. Мои работодатели щедро заплатят тому, кто расскажет о тайне числа 42, или же – не скажет ничего, в зависимости от того, что будет выгоднее. Знание – страшная сила, незнание – спокойный сон по ночам.

— И что вы хотите взамен?

— О, ничего особенного. Просто твою лояльность... и возможно, душу. Шутка! — он рассмеялся, но смех его был не слишком искренним, — Её у тебя давно нет.

Я задумался. С одной стороны, сделка с незнакомцем — верный путь к неприятностям. С другой — без денег и связей я был как голый апельсин в лохани: беспомощен и обречён на провал.

— Допустим, я согласен. Что дальше?

— Завтра на рассвете у восточных ворот. Приходи один. И, Губерт... — он исчез в тени, оставив в воздухе последние слова: — Не вздумай меня обмануть.

Так начался мой путь в компании нового «благодетеля». И кто знает, что ждёт нас впереди...

(Продолжение следует...)

Буду рад если у кого-то руки зачесались проиллюстрировать сие творение - пишите, буду рад сотрудничеству.

По традиции в конце ссылки на мои книги на ресурсах различных, не то что бы призываю вас покупать, а вот оценку и отзыв если оставите - буду рад. Спасибо за прочтение.

https://www.litres.ru/72012712/ ссылка на первую книгу

https://www.litres.ru/72139498/ ссылка на вторую (продолжение)

https://ridero.ru/books/42_ili_krestovyi_pokhod_durakov/ первая книга

https://ridero.ru/books/42_rukovodstvo_po_vyzhivaniyu_sredi_... вторая

Если кому-то удобнее читать на https://author.today/ - теперь там тоже есть https://author.today/work/472433 - Здесь пока только первая книга.

Третья книга ещё в процессе написания, пока отпуск - никак не могу поймать вдохновение.

Показать полностью
23

Теневое поветрие

Моя фотостудия — это мрачный, полузаброшенный особняк.

По коридорам гуляет холодный ветер. Некоторые окна пошли трещинами, другие — наглухо заколочены досками. Если закрыть глаза, можно услышать, как дом скрипит, и стонет, и смеётся.
Но я не спешу сходить с ума от испуга.

Это моя дополнительная студия, основную можно найти на главной улице Города. Превосходные бархатные занавески, изящные кресла, хороший свет. Раньше я торчала там целыми днями, снимала семейные портреты и адски скучала.
Сейчас я устанавливаю штатив на скрипучем полу и зову призраков.

Я вовремя заметила, что фотографии с духами начали набирать популярность. Мода — она как поветрие. Один человек, другой, а через месяц захвачены все вокруг.
Вот и стоило паре газет напечатать снимки с так называемыми «призраками», все загорелись идеей сделать такие же. Красавицы, которые раньше снимались в мехах и бриллиантах, просят фото с мрачными тенями. Юноши подбирают не только костюм и цилиндр, но и призраков для нового портрета.
Все хотят добавить такое фото в альбом. Поместить в рамку, чтобы хвастаться перед знакомыми. И когда снимок с призраком потребовала пятая клиентка подряд, я решилась взяться за это серьёзно.

Коллеги изворачивались, как только могли. Кто-то добавлял тени на монтаже или возился с двойной экспозицией. Но я решила найти другой способ.
И, покинув студию, вышла на охоту за духами.

Обнаружить дом с привидениями оказалось не так уж и сложно. Особняк сдаётся за смешную плату — потому что десятки жильцов сбежали, не продержавшись здесь и нескольких недель.
Они жаловались на тени, мелькавшие в коридорах. На существ с тёмными провалами глаз, которые пугали детей. На призрачную женщину в библиотеке.
Именно такой дом я и хотела найти.

Помню, как я в первый раз поднялась по ступенькам и распахнула дверь. Как прошлась по коридору, а доски скрипели на разные лады. Как поймала своё отражение в треснувшем зеркале.
Яркий фонарь в руках. Шляпка съехала набок и держалась на одной булавке.
Тень появилась за плечом.
Я не испугалась. Не закричала и не бросилась бежать. Я думала о будущем студии. О довольных клиентках.
О чудесных фотографиях, которые я смогу сделать.

Поэтому я повернулась к призраку лицом и тем же тоном, которым отдавала указания в студии, сказала:
— Добрый день! Я бы хотела предложить вам работу.

Сейчас у меня в штате уже три тени.
Анна — та самая призрачная дама из библиотеки, безвременно почившая гувернантка. Вероника, грустная девушка, отравленная собственным мужем. И Павел, милый мальчик, которого, увы, не пощадил вирус кори.
Они вовсе не злые. Скорее грустные и одинокие.

Зачастую мне даже не нужно просить: призраки сами появляются рядом, стоит достать штатив. Экипажи клиенток останавливаются у крыльца один за другим.
Перешагнув порог особняка, они нервно оглядываются — но вскоре забывают о страхе.

Мои макабрические фото теперь лучшие во всём Городе. Вот клиентка в кружевном платье откинулась на спинку кресла, взгляд устремлён в пустоту, на заднем плане — женщина с чёрными провалами глаз. Вот другая клиентка спускается по лестнице, за ней следует полупрозрачный силуэт.
Я не хочу возвращаться в студию на главной улице, чтобы снимать скучные портреты. Призраки перестали пугать людей, зато с радостью позируют для фото. И клиентки довольны.
А это — самое главное.

158/365

Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.

Мои книги и соцсети — если вам интересно!

Показать полностью
2

42: Руководство по выживанию среди абсурда и бюрократии (часть 7)

Глава 4. «Герои поневоле»

(или «Как мы отбили шахту, перевоспитали дезертиров и получили свободу в виде «увольнения без сохранения содержания»)

  • «Нападение лунистов

Утро прошло спокойно, но не успел я толком задремать после обеда, раздался крик Мармота:

— «Карл, вставай! Нас атакуют! Вот они и явились, рожи дезертирские!!!»

Из-за холма показались фигуры в ржавых доспехах с наспех намалеванными лунами. В первых рядах — светлые лица, в отличие от большей массы урков: «бывший патруль», который теперь размахивал кривыми саблями и орал что-то про «священный свет ночного светила».

— «Сдавайтесь, грешники! Ваши души очистит лунный огонь!» — рявкнул их новый старый «командир», бывший капрал Генц.

— «Очистит?» — переспросил Мармот. — «Ты бы лучше зубы почистил, вонь от твоего рта и предательской души даже здесь сбивает с ног».

Дезертиры замялись, но толпа лунистов сзади подначивала, и атака началась.

«Молот vs. Луна: кто кого»

Превосходство врага было очевидным — нас двое (капитан не посчитал нужным выделить подкрепление – «сами умрете и других погубите», их тридцать, плюс бывшие сослуживцы, знающие наши слабые места.

— «Ну что, Карл, пора проверить, на что твой молот способен?» — крикнул Мармот, отбиваясь топором.

Я замахнулся… и молот ответил.

БА-БАХ!

Ослепительная вспышка ударила в землю как раз между нашими бывшими сослуживцами и урками, подняв волну пыли и камней. Несколько лунистов взлетели так высоко, что казалось собрались на своё святое светило, хотя бы и днём, остальные в панике закричали:

— «Это колдовство! Их бог сильнее!»

— «У нас нет бога!» — рявкнул Мармот. — «Только оружие и вера в себя!»

Дезертиры в первых рядах заколебались. Один из них, уронив оружие, закричал:

— «Я знал, что предательство это плохо, Б-г нас наказывает!!!».

Генц орал, чтобы они шли вперёд, но и остальные уже побросали оружие и опрометью неслись к нам.

— «Мы передумали!» — завопил один. — «Луна — кусок камня, а мы покрестимся обратно!»

— «Идите к чёрту!» — добавил второй. — «Или к месяцу, к кому вам там угодно, а я лучше в тюрьму, чем умирать!»

Лунисты, оставшись без «пушечного мяса» и впечатленные судьбой своих «вознесшихся» товарищей, дрогнули. А тут ещё хори (те самые, потрёпанные) начали орать с холма:

— «Бегите! Это ловушка! Сзади козы!»

И некогда стройные ряды противника вмиг поредели, они бросились бежать, при этом комично кланяясь и вопя что-то про «поклонение Луне даже при свете дня».

«Разбор полётов: награда для штрафников»

Когда дым рассеялся, из-за валунов вышел де Морнэ с блокнотом.

— «Потери: ноль. Уничтожено: три луны, одно знамя, двое штанов, в том числе и мои Результат: победа», — монотонно читал он, — «Списанию подлежит три единицы оружия, два доспеха, четыре человека, это я про вас – возвращенцы…»

«Обратные» перебежчики стояли в сторонке потупившись.

— «Мы герои?» — поинтересовался Мармот.

— «Нет. Вы штрафники. Героями бывают только те, кто принял смерть за веру».

— «А хоть спасибо?»

— «Спасибо», — без эмоций ответил капитан. — «Теперь вы свободны».

Мы переглянулись.

— «Как… свободны?»

— «К моему большому сожалению по договоренности с капитаном Фольмером, цитирую: - при совершении подвигоподобных деяний простить… бла-бла-бла, не умерли - свободны, вы уволены в запас. Без содержания. Но если умрёте — армия вас похоронит за свой счёт. Жаль, с вашей помощью, или в случае вашей смерти, я бы мог списать гораздо больше обмундирования….».

— «Вот это я понимаю забота от государства!» — воскликнул Мармот.

— «И ещё…» — де Морнэ протянул нам мешочек. — «Это не награда. Это компенсация за сапоги, которые у меня украли хори. Новые уже едут ко мне благодаря вам, и не только они, а ещё несколько наборов оружия и доспехов».

В мешке звякнуло шесть медяков.

«Что дальше?»

Мы стояли у шахты, теперь уже бывшие солдаты.

— «Значит, мы свободны?» — переспросил я.

— «Если не считать того, что нам бы вернуться к гномам и закончить эту историю с дверью, да», — вздохнул Мармот.

— «Тогда в путь»

— «Знаешь, Карл, почему мы с тобой счастливые люди?»

— «И?»

«Нам не нужно ничего решать, прям как в детстве — за нас уже всё решили: гномы, армия, твой молот... Разве это не свобода?»

— «С такой стороны – да»

И, воодушевленные осознанием собственной «свободы», мы отправились в обратный путь под назойливое «жужжание» хорей, незаслуженно оставшихся без внимания: «купите карту коротких маршрутов до гномьих подземелий, уволенным со службы и героям сражений сегодня скидка».

(Продолжение следует… Впереди — возвращение к гномам, тайна двери №42 и вопрос: что страшнее — потеря веры или полное её отсутствие?)

P.S. Жизненный урок:

Если тебе говорят «ты свободен» — значит ты просто будешь занят чем-нибудь другим, а нужна ли тебе истинная свобода, где все решения принимаешь ты сам – вопрос дискуссионный…

Часть третья: возвращение к началу

Глава 1. «Назад к гномам»

(или «Как мы сломали колесо, познакомились с бардом-бездельником и узнали секрет выживания самого убыточного трактира в королевстве»)

«Королевский экипаж его величества»

Де Морнэ "великодушно" выделил повозку:

— "Армейское имущество. Считайте компенсацией за недоплаченное жалование" — пнул колесо, которое тут же отвалилось.

— "Оно развалилось от взгляда!"

— "Тем лучше — не украдут, и потом, я её уже списал, а брать или не брать – дело ваше".

К счастью, мы смогли доехать до Хюльдена до того, как колесо снова отвалилось — всё те же три избы, курятник и трактир "У мертвого солдата".

«Гений места»

Пока Мармот клял все на свете, пытаясь приладить колесо обратно, я зашел в трактир. Внутри пахло дешевым элем и тоской. А в углу трактира, на трех табуретах, храпел худой парень в бархатном камзоле (один рукав оторван). На столе перед ним красовалась надпись: "Не будить! Творческий кризис".

«Мне кажется вы у нас уже были?» — хрипло спросил трактирщик. — «Я так и знал, что вы вернетесь. Все возвращаются».

«Почему?» — поинтересовался я.

«Потому что мимо нас не проехать что к столице, что на войну», — ответил он, наливая мне мутную жидкость, которую здесь называли элем.

Разговор затянулся. Оказалось:

- В Хюльдене осталось три дома, потому что остальные жители разъехались от отсутствия работы и постоянных набегов урков.

- Трактир держится только за счет «заблудших душ» (вроде нас) и «особых концертов», которые дает тот самый спящий паренек.

- Вывеска «У мертвого солдата» появилась после того, как один путник «уснул здесь и не проснулся». Альбрехт решил, что это «хорошая реклама».

Мармот, наконец починивший колесо (с помощью веревки, гвоздя и крепких слов), зашел внутрь:
— «Готово. Но если ехать быстрее шага, она развалится».

— «Останьтесь ненадолго, услышите новый «шедевр» от нашего барда», — сказал трактирщик.

— "Это Лютый Конрад" — вздохнул он. "Из-за него по большей части я и не банкрот. Когда поет — собирается три деревни"

Конрад заворочался и, не открывая глаз, забормотал:

— "Эй, хозяин... пять медяков — и я не спою про твой суп из крыс..."

Альбрехт бросил монету. Бард тут же попытался уснуть снова, но трактирщик его толкнул со словами:

— «Вставай, отрепетируй хоть чтоб перед людьми не опозориться как в тот раз, когда ты слова забыл».

— «Было то один раз, теперь всю жизнь припоминать будешь», — недовольно проворчал Конрад, но всё же встал, почесал небритую щеку, подергал последнюю оставшуюся струну на своей лютне, потянулся, прокашлялся и начал:

Мой новый шедевр, «Белый и бедный»

Я не пашу, не сею, не жну,

Руки белы — в грязи не тону.

Смеются люди: «Сдохнешь с тоски!»

А мне всё это до гробовой доски

А теперь припев:

Я белый, да бедный — вот беда!

Я белый, да бедный — судьба лиха!

Работать? Не-е-ет!

Я пропью твой обед!

Я белый, да бедный — вот мой ответ!

Я не кую, не рублю дров,

Песни пою — вот мой улов.

Киньте грош, а не то — прокляну!

Наемся сам и всё по хрену

Снова припев

Я тощ, да умен — не чета вам, быдло!

Читаю, как поп, да вот счастья не видно

Работать? Не зови!

В кабаке развлекусь!

Граф, усынови… а не то — обосрусь!

И опять припев

И фееричное завершение:

Эй, чернь и холопы! Несите вино!

Деньги на бочку — и давай в домино!

На меня не скупитесь — вам же спою,

Как жить белоручкой… и срать на страду!  

Конрад выдохнул, посмотрел на нас словно ожидая аплодисментов, Мармот саркастически захлопал:

— Талант, талант, ничего не скажешь, у нас в деревне таких били по лицу, возможно даже ногами.

Конрад обиженно засопел:

— «Опять всякое отребье пускаешь к себе, Альбрехт, смотри, уйду в другой трактир…»

— «Не обращай на них внимания, они не местные просто, поэтому и не понимают всего твоего величия», — трактирщик посмотрел на нас укоризненно.

— «Ладно, ладно, мы просто впервые слышим такое, не смогли оценить», — Мармот решил подыграть трактирщику.

«Экономика абсурда»

За похлебкой (в которой Мармот нашел коготь неизвестного существа) Альбрехт объяснил систему:

- По будням: Конрад спит, трактир пустует

- По выходным: «Выступление», иногда «противостояние» с другими.

- В кризис: Конрад пишет "разоблачительные баллады" о соседях (и те платят, чтобы он перестал)

— В прошлом месяце выручил 15 медяков на песне про местного священника и его «любви» к горячительным напиткам.

— И что священник?

— Всё так же пьет, но старается не попадаться на глаза.

«Дорога зовет»

Когда мы уезжали, Конрад орал новый хит:

"Эй, герои! Вам спою за медяк!

Как в армии служить не за просто так!"

Альбрехт махнул нам вслед тряпкой:

— "Приезжайте ещё! Он напишет новую песню, возможно даже о вас!"

— «А ведь он счастливчик, Карл, он даже не понимает, что его песни отвратительны и думает, что он гений»

— «Воистину, счастлив несведущий», — невесело ухмыльнулся я.

(Продолжение следует... Впереди — гномы, дверь №42 и вопрос: что страшнее — петь как Конрад или зарабатывать честным трудом?)

P.S. Жизненный урок:

Настоящее искусство — это когда тебе платят за то, чтобы ты перестал. А великое — когда платят, чтобы ты начал снова.

Глава 2. «Встреча с Гарком в столице

(или как мы искали ночлег, а нашли старого друга)

Столичный прием

После двухдневной болтанки по сельским дорогам в списанной телеге, мы наконец-то добрались до цивилизации. Столица встретила нас тем же, чем и всегда: вонью канализации, блеском позолоченных шпилей и толпами людей, готовых продать друг друга за медяк.

Первым делом нам пришлось удирать от уже знакомых нам сектантов из Братства 42, которые встретили нас как давно потерянных родственников:

— Вот они, наши избранные что прошли посвящение и внезапно исчезли!!! Восславим их и отведем к старейшине!!

— Вот уж нет!!! В прошлый раз нам пришлось сходить в армию чтобы от вас избавиться, в этот раз мы поступим проще… Карл, покажи-ка им священную силу молота!!! — Мармот разозлился не на шутку.

Я сжал молот покрепче, поднял его над головой, и он засиял всеми цветами радуги (на самом деле я нажал чуть заметный выступ на рукояти, который давно приметил и даже испытал незаметно для Мармота, о чём ему ещё не сообщил). Наши несостоявшиеся «братья» рухнули на колени и завопили:

— Не губи, избранный, мы клянемся вас не преследовать всеми святыми и числом 42!!!!

— Вот, узрите божью благодать, — довольно проворчал Мармот, — а ты ловкач, хоть бы меня предупредил что освоил новые трюки, а то так и я стану верующим не ровен час!!!

Я лишь загадочно улыбнулся:

— Давай поскорее уйдем отсюда, а то есть вероятность что у нас прибавится «поклонников».

Действительно, на площади уже начинала собираться толпа любопытствующих, с интересом поглядывающих на нас и сектантов, стоящих на коленях и умоляющих о пощаде.

— Тут ты прав, но не забудь поделиться со мной секретом.

Мы спешно покинули площадь в поисках подходящего места для ночлега. На рынке у лотка с надписью «Мясные пироги — 1 медяк/шт» мы встретили местного знатока:
— Берите с луком! — шепнул он. — Лук перебивает вкус всего, включая совесть повара и запах гнили.

— Да вы гурман, мсье, — не удержался Мармот, — обязательно воспользуемся вашим советом, как только накопим достаточно денег для таких излишеств.

В процессе поисков мы наткнулись на таверну «42 сребреника».

Хозяйка предложила нам три варианта на выбор:

Подвал (пахнет сточной канавой, зато почти даром).

Чердак (уже занят графом, который считает себя летучей мышью).

Конюшня (с козлом-философом — после пинка блеет проповедью).

Мы выбрали четвертый вариант — искать дальше.

«Золотой молот»: кабак, где эль разбавляют... а чем, лучше и не знать

После часа скитаний мы наткнулись на знакомую вывеску.

— «Золотой молот»? — Мармот ткнул пальцем в вывеску с криво нарисованным молотом. — Мы с тобой там уже были, они хоть и разбавляют эль, но хоть в еду не плюют.

Мы зашли внутрь.

— Стульями на трех ножках (четвертая — «на ремонте» с 142 года).
— Фреской «Тайная вечеря» (пятна от эля изображали Иуду).
— И... горой пустых кружек с торчащим из-за них седым париком.

И тут же услышали знакомый голос:

— Наконец-то! — из-за этой самой горы появилась рука Гарка, машущая нам. — Я уже ставил на то, что вас арестуют до встречи со мной!

— А как ты догадался что мы придем именно сюда?

— Здесь нет клопов в мешках для сна, выбор искушенных путешественников, — ухмыльнулся он.

— Присаживайтесь, вас ждёт незабываемый рассказ о приключениях маленького человека в стране больших пороков, — нараспев проговорил Гарк. Он с довольным видом поглаживал свой парик, а на столе лежал свёрток, перевязанный верёвкой.

— Чертёж? — я потянулся к свёртку.

— Не так быстро! — Гарк шлёпнул меня по руке. — Сначала история. И эль. Много эля.

P.S. Жизненный урок:

В столице не ешь пироги, даже если они с луком.

Лучшая защита от сектантов — внезапность.

Если гном в парике — либо он проспорил, либо что-то украл.

Глава 3. Гарк отправляется в поход
(или «Как гномы решили недоговаривать, а действовать по обстоятельствам»)

В закатном блеске пламенеет… Что-то я отвлекся, когда Мармот и Карл скрылись за поворотом. Я переступил с ноги на ногу, ощущая, как подметки сапог прилипают к дорожной грязи. В воздухе висело нечто невысказанное — тяжелее, чем запах болотной сырости.

— Расскажем им правду? — спросил я Борка, ковыряя ножом засохшую грязь на рукояти топора.

Гном прищурился, и его единственная бровь поползла вверх, словно испуганная гусеница.

— Всю правду мы и сами не знаем. Или ты про заваленные тоннели к двери с «магическим» числом?

— Их, и ещё про молот Карла. Что не отец его сделал, а мы нашли там же, ну и ещё по мелочи всякие штуки.

Борк фыркнул, и его борода — точнее, то, что от неё осталось после «инцидента с трубкой» — взметнулась, как взъерошенный воробей:

— Вспомни что люди сделали, когда мы рассказали им о том, что если макнуть кусочек засохшего хлеба в плавленый сыр, то получится отличная закуска под эль.

— Да, они начали макать в сыр всё подряд, ещё и слово какое-то дебильное придумали, фонде, фонду….

— Фондю. Если ты помнишь, один не очень умный барон и вовсе ботинки начал макать в сыр, не пропадать же добру, когда уже носить нельзя….Так что хорошо ещё про шоколад не стали им рассказывать. И потом, всему своё время. Сначала пусть выполнят свои «квесты», — он произнёс это слово с явным отвращением, — а потом сообщим, что путь перекрыт.

— Но мы-то знаем обходной маршрут!

— Мы — да. А для них это станет сюрпризом. Как, впрочем, и всё в этой жизни.

Я вздохнул и посмотрел на небо, где тучи клубились, словно грязная вата.

— Может, отправим кого-нибудь к «эльфам» заранее? Договоримся о корабле?

Борк ударил меня по шлему, и звон разнёсся по всему лесу:

— Хватит их так называть! Они просто бледные долговязые люди, которые пахнут мочёной рыбой!

— Ладно, ладно...

— А теперь марш в столицу, — буркнул гном. — Губерт уже на пути туда вымаливать помощь у начальства. Да и барон, если заполучил чертёж, наверняка потащил его туда же — сам-то он в них разбирается, как бритый гном в хорошем эле.

Мне не оставалось ничего иного, как отправиться в путь, хотя я и не расстроен, на поверхности и пива больше, и вид получше.

P.S. Жизненный урок от автора:
Если гном говорит «мы не знаем всей правды» — значит, знает, но вам это не понравится. И да: никогда не называйте высоких людей «эльфами» в присутствии Борка — если дорожите своими коленными чашечками.

(Продолжение следует… Впереди — столичные интриги, пропавшие чертежи и вопрос: что опаснее — гномья честность или человеческая жадность?)

Глава 4. "Охота за чертежом, или Как я священника спасал (и пожалел об этом)"
(или "Десять дней, которые потрясли бороду")

День 1: Ягдшлосс – там, где всё начиналось

Я въехал в знакомое поселение под проливным дождем. Таверна "Подранок" встретила меня тем же запахом плесени и жареной дичи.

— Ещё один избавитель от крыс? — трактирщик посмотрел на меня с подозрением.

— Только от тех, кто в сутане, — бросил я медяк на стойку. — Рыжая, вонючая, с комплексом мессии.

Старый охотник за соседним столом фыркнул:
— Видел такого. Шел в Чёрный лес, бормоча про "священное число". Дурной знак.

Я заказал эль и карту. На карте красовалась жирная клякса на месте леса и надпись: "Здесь живёт ваша смерть".

— То, что надо, да и карта хорошая, честная, по крайней мере — пробормотал я, доедая пирог с мясом неизвестного происхождения.

День 2-3: Чёрный лес – там, где всё плохо

Лес встретил меня:

Деревьями, скрипящими как несмазанные двери в аду

Комарами размером со шмеля

И следами отца Губерта:

Первая находка: порванный молитвенник. Страницы с числом "42" аккуратно вырваны, остальные использованы как туалетная бумага.

Вторая находка: пустая бутылка из-под "Огненной глотки" (Губерт явно готовился к встрече с Лесным Стариком).

Первый день в лесу прошел в бесполезных блужданиях и кормлении всей той мошкары, которая здесь обитала. Зато уже на второе утро мне ждала удача.

Буквально на втором часу поисков я обнаружил его святейшество в далеко не молитвенной позе – висящим вниз головой над обрывом на лиане, толщиной буквально с мою руку. Он напоминал грешников из восьмого круга ада Данте, если бы кто-то сподобился написать что-то аналогичное в нашей Вселенной, что было очень характерно для его «деятельности».

— Спасите! Во имя всех святых! — орал Губерт.

Я присел на корточки, достал яблоко:
— 10 монет за правду о чертеже. И даже спасение в подарок

— Я не... А-а-а!.. 20!

— 5. И спасение за ещё 5.

— Ладно, даром! В столице! У барона! Только вытащи меня отсюда!!!

Когда я вытащил его, Губерт пнул меня в живот и сбежал, оставив лишь:

Запах дешёвого ладана

И фразу: "Не ваше дело, еретик!"

— Вот сатанинское отродье... — застонал я, потирая ушиб. — А ещё святой отец… Хотя бы направление теперь есть.

День 4-6: Столица – там, где всё продаётся

Расследование:

Кабак "Пьяный монах": Губерт спрашивал про "священную дверь" и платил за информацию вином из церковных запасов.

Собор Святого 42: местные священники назвали Губерта "богохульником" и показали, куда его пнули.

Лавка старьёвщика: "Да, барон предлагал нам какой-то старый чертёж. Но мы такое не берем, и он продал коллекционеру де Мерлену за 100 монет."

Подготовка:
Я посетил:

Парикмахерскую: купил парик "а-ля Людовик XIV" (слегка подъеденный молью, всего 10 медяков, спишу как «представительские расходы»).

Ломбард: камзол с гербом "вымершего" рода фон Бородачей (почти задаром и красивый, оставлю себе, даже к возмещению не выставлю).

Подпольную типографию: фальшивые письма о "бароне-археологе"(это мне обошлось дороже всего, в целых 15 монет, надеюсь списать как «расходы на спасение мира»).

— Теперь благороднее меня только медведь на гербе столицы, — любовался собой я в зеркале.

План был прост и изящен как рецепт хорошего эля:

Прихожу к де Мерлену

Проникаю внутрь как известный археолог, ещё и благородных кровей

Создаю внештатную ситуацию

Изымаю чертеж

ПРОФИТ!!!

Диверсии:

Попугай: научил его кричать «Вор!» и «Пожар!».

Фонтан с шампанским: добавлю "Огненной глотки". Гости будут чихать пламенем.

Граф де Мерлен: упадёт в обморок, увидев "призрак" (специально нанятый нищий в простыне).

К моему везению как раз завтра должен был состояться званный ужин.

День 7-9: Великий ужин – там, где всё пошло наперекосяк

Проникновение:
У особняка де Мерлена меня остановил охранник:
— Ваше имя?

— Барон... э-э... фон Бородач! Из знаменитого рода Бородачей! Благородный парик и семейная борода в наличии!

— В списках вас нет.

— Вот же! — Я сунул ему письмо с огромной печатью. Пока охранник разбирал каракули, быстро подсыпал ему в бокал слабительного.

После проникновения всё пошло как по маслу, гости чихали, граф в обмороке (шум от падения был такой, что даже «призрак» испугался), я в поисках.

Добыча:
В кабинете среди "раритетов":

Чучело кролика с рогами (подпись: "Единорог, 142 г.")

Камень с надписью "Философский" (цена: 200 монет)

И... чертёж нужной мне детали!

— Бинго! — прошептал я.

День 10: Побег – там, где всё закончилось

На выходе меня поймал охранник:
— Ваш парик, барон...

— А что с ним?

— Кажется в нем кто-то есть!

Про попугая я и забыл…..

— Это древняя семейная традиция, шевелить париком на прощание!! Собственно, прощайте!!

И я помчался по темным улицам, прижимая к груди чертёж.

P.S. Гарк так и не узнал, что:

Настоящий барон фон Бородач действительно существует.

Граф де Мерлен подал в суд на «приведение» за «инфаркт микарда», как он выразился.

А отец Губерт... но это уже другая история.

А вот попугай, его пришлось отпустить, теперь работает на рынке и предупреждает зазевавшихся торговцев о ворах.

Буду рад если у кого-то руки зачесались проиллюстрировать сие творение - пишите, буду рад сотрудничеству.

По традиции в конце ссылки на мои книги на ресурсах различных, не то что бы призываю вас покупать, а вот оценку и отзыв если оставите - буду рад. Спасибо за прочтение.

https://www.litres.ru/72012712/ ссылка на первую книгу

https://www.litres.ru/72139498/ ссылка на вторую (продолжение)

https://ridero.ru/books/42_ili_krestovyi_pokhod_durakov/ первая книга

https://ridero.ru/books/42_rukovodstvo_po_vyzhivaniyu_sredi_... вторая

Если кому-то удобнее читать на https://author.today/ - теперь там тоже есть https://author.today/work/472433 - Здесь пока только первая книга.

Показать полностью
1

Рассказ

Наши ежедневные тренировки способности Джейн Вольтури проходили в основном на полигоне, недалеко от окон большого тронного зала. Но именно в эту ночь мы решили находиться на берегу реки.
-Аро, у меня получается? -продолжала ставить надо мной моральные, психические опыты, над моей психикой и телом.
-Да, ты просто чудесна, способная у нас в клане-обнял я девятнадцатилетнюю девочку.
Её способность была интересной, она могла вызывать чувство боли у другого вампира (в основном наши враги) одним взглядом. В тот день она меня чуть не убила, пока на помощь не пришёл Кайус.
-Джейн! Остановись! Хватит! -заорал он на неё, когда я свалился на траву.
Он подбежал ко мне, приводя в чувства.
-Извини, Аро, я перестаралась-девушка хладнокровно произнесла и ушла в комнату спать.
Через некоторое время пришёл Маркус и поделился событиями вечера, а точнее как он смотрел на способности Алека, брата Джейн. Тот тоже был молодец, но раздражал Маркуса, когда пытался использовать свои способности, где они не требовались, поэтому, мы порешали, что я буду Алека останавливать взглядом, ведь по моему взгляду клан Вольтури уже мог понять всё, в особенности Кайус и Алек.

Показать полностью 5
3

42: Руководство по выживанию среди абсурда и бюрократии (часть 6)

Часть вторая: Опять на восток

Глава 1. «Серебрия 2.0»

(или «Как нас встретили руины, местные жители и кочевые специалисты по необычной торговле»)

Возвращение в пепелище

Вот мы и прибыли снова в Серебрию, в уже знакомый нам Вайсбург, как его прозвали наши вояки, а местные называли просто Белый. Встретила нас безрадостная картина уныния и разрухи, а также табличка «Добро пожаловать отсюда кем бы вы ни были».

- Гостеприимство зашкаливает, - сказал Мармот, отпинывая очередной кусок обгорелого дерева.

- Это вы ещё приграничные районы не видели, - радостно сообщил нам невесть откуда взявшийся местный житель, бородатый, в кожаном сюртуке и с обглоданной куриной ножкой в руке. Представился он Милошем, и вкратце поведал нам историю здешних мест за последние лет пятьдесят:

- Сначала приходят «ваши», серебро забирают, кресты на соборы вешают, ну и не успевших убежать урков тоже вешают. Иногда за компанию с ними десяток другой хорей повесят.

- Кто такие хори?

- Кочевники наши местные, хуже саранчи, только ещё и подворовывают. Но зато, кроме бесполезных гаданий на чем угодно, иногда и полезную информацию продать могут. Вот когда артачатся продавать – их и вешают слегка. Потом гарнизон со временем уменьшают и тут же приходят урки, опять кого-нибудь вешают, луну свою на собор поверх креста крепят и тоже серебро вывозят. И так, с периодичностью лет в пять-семь власть меняется, суть остается, мы работаем – серебро «утекает» в столицы.

- Как же вы справляетесь? Как в отношении веры решаете вопрос? И почему сами терпите хорей?

- При одних крестимся, при других луной себя осеняем, знамо дело, сегодня ты крестианин, а завтра лунист, главное не перепутать. А этих, - он небрежно отмахнулся, - совсем от них не избавишься, да иногда и все-таки польза бывает, многие маршруты покороче знают только они.

Мы с Мармотом переглянулись, сказать тут особо нечего было, приспособленцев везде хватает и винить их в этом язык не повернется.

- А хори во что верят тогда?

- В звон монет и информацию.

Тут нас окликнул де Морнэ:

- Казарма не ждет, кто не успел – тот не поел.

- Пойдем, на голодный желудок и служба и не пойдет, - оживился Мармот, и мы спешно отправились в сторону казармы.

Суть нашей миссии: «Не победа, а стабильные поставки»

После ужина капитан де Морнэ ждал нас в полуразрушенной казарме, сидя за столом, на котором вместо карт лежали бухгалтерские книги.

— Ваша задача, — сказал он, даже не поднимая головы, — не допустить, чтобы урки взяли шахту у склона Черной горы.

— То есть… мы их атакуем? И отгоним оттуда? — спросил Мармот.

— Нет. Вы создаете контролируемую напряженность.

— Это как?

— Вы периодически стреляете в их сторону, желательно глазами, боеприпасов мало, да и пушку я вам в принципе не доверю, они — в вашу. Никто не побеждает, но столица видит, что «боевые действия ведутся», боеприпасы списываются, потери происходят, а серебро продолжает идти по нужным каналам.

— А если они все же решат напасть по-настоящему?

— Тогда умираете героически. Желательно — ближе к концу квартала, чтобы успеть внести вас в отчет.

Мармот, перед этим отвлекшийся на пересчет монет на столе капитана, вдруг оживился:

— А если нас убьют до конца месяца?

— Я даже слегка расстроюсь, ибо довольствие на вас сразу снимут, и я не дополучу порядка двадцати монет за каждый месяц вашего «отсутствия» в расположении, —сухо ответил де Морнэ.

Местные жители или когда жизнь не курорт, хотя и зона курортная.

Вечером мы с Мармотом пошли прогуляться в город, пообщались с местными и пришли к следующим выводам:

- Если верить их рассказам – каждый второй из них родственник члена правящей династии, хотя правят ими поочередно то «наши», то урки.

- Если много работать – можно заработать только грыжу (поэтому в шахтах работают в основном наемные рабочие из других областей)

- Зачем строить новое если можно пользоваться старым? Если старым уже совсем нельзя пользоваться – значит его строили не серебры, а пришлые криворучки.

- К гостям нужно относиться как к родственникам, но дальним и не любимым. В глаза улыбаешься, за глаза материшь и ждешь, когда же он уедет.

- Главное занятие мужчины – в местном кабаке целый день обсуждать как бы было хорошо без всех этих «пришлых», но ничего не делать ни для того чтобы от них избавиться, ни для того чтобы лучше стало уже вот сейчас.

В целом, ребята неплохие, если не доверять им серьезной работы и не поворачиваться надолго спиной.

Хори: когда тебя не любят даже местные лентяи.

С хорями мы тоже имели удовольствие познакомиться. Около очередного кабака (Мармот задался целью обойти хотя бы десяток до отбоя) на нас наскочил яркий представитель этого кочевого народа, в ярком наряде, от которого буквально резало глаза, обвешенный драгоценностями, вероятнее всего фальшивыми, он буквально вцепился в нас обеими руками и быстро, быстро начал говорить:

— Гадание, украшения, ценная информация, всё недорого, вам скидка, и многое другое, только скажите, что интересует, с собой немного, за углом больше, а в кибитке так вообще практически всё на свете.

— Честь и совесть, — не преминул сострить Мармот.

— Чего нет, того нет, — сокрушенно вздохнул хорь, но тут же, практически без паузы продолжил, — Зато есть эликсиры для храбрости, от жадности и всяких других недоразумений.

— А полезное хоть что-то есть? — Мармот не успокаивался.

— А то, эликсир невидимости.

— Дай опробовать

— Пять монет за пробу, сорок за бутылку

— Я думаю что не стоит…. — попытался я вразумить Мармота, но тот уже был настроен на безумство:

— Давай глоточек.

Хорь передал Мармоту стопку, в которую тут же плеснул мутноватой жидкости из непрозрачной бутылки замысловатой формы, Мармот глотнул, поморщился и вскрикнул:

— Я ничего не вижу!!!!

— Вот, работает, а ты сомневался, не переживай, где-то через полчаса зрение вернется, — Хорь звонко засмеялся и не преминул скрыться в ближайшей подворотне.

«— Формально, он тебя даже не обманул», — Сказал я, еле сдерживая смех, с одной стороны мне было немного боязно за своего друга, с другой – я понимал, что если бы люди окончательно слепли от таких зелий, то хорей давно бы всех переубивали.

— В следующий раз я отучу такие шутки шутить!!! — возмущенно кричал Мармот, — а сейчас помоги мне дойти до казармы и не вздумай смеяться или кому-то об этом рассказывать, особенно Гарку, когда мы снова с ним встретимся!!

— Не могу этого гарантировать, — не смог удержаться я.

Пока мы шли до казармы, зрение к Мармоту вернулось, чего не скажешь о его хорошем настроении. У входа в казарму нас ждал мрачный капитан:

— Если завтра увидите местных жуликов, как их тут называют, хори что ли, и они вам будут предлагать сапоги – берите, это мои, я вам потом возмещу. В этих краях не стоит отворачиваться ни на минутку от своих вещей……

P.S. Жизненный урок:
Если войну называют «священной» — значит, всё уже украли до нас. А если хорь предлагает невидимость – спрячь деньги подальше и не ходи в одиночку.

(Продолжение следует… Впереди — первая «боевая» вылазка, тайны хорей и вопрос: что воняет сильнее — трупы или бюрократия?)

Глава 2. «Патруль — это скучно»
(или «Как мы обсуждали национальный вопрос, пока никто не беспокоил»)

Утро в казарме: инструктаж и философия

Капитан де Морнэ разбудил нас пинком, хорошо, что не по нам, а всего лишь по двери.

«— Как я уже говорил вчера, ваша задача – охрана шахты у Черной горы, постарайтесь не умереть», — сказал он, бросая нам потрёпанную карту. — Там тихо. Слишком тихо. Возможно урки что-то задумали, и вам «повезет» узнать об этом первыми.

— То есть… пока их нет, нам просто стоять и смотреть? — почесал затылок Мармот.

— Нет. Вам создавать имитацию бурной деятельности. Ходить из стороны в сторону, кидать камни по ту сторону границы, ах да, забыл предупредить, она начинается как раз за горой, пишите рапорты о «подозрительных шумах» и, ради всего святого, не пытайтесь «проявить инициативу».

— А если мы все-таки увидим урков?

— Тогда вы их «не видите». Пока они вас не начали убивать, они — часть ландшафта и вообще мирные жители соседнего государства.

Мы переглянулись. Логика капитана была безупречна, как дыра в его носке, сапоги он видимо новые не нашел, а старые вернуть не успел.

Шахта: рутина и руины

Шахта встретила нас ожидаемым зрелищем: грудой ржавых вагонеток, следами костров и табличкой «Осторожно: только работа, никакого дохода».

— Знаешь, что самое страшное в этой войне? — Я пнул пустую бутылку. — Что никто не знает, зачем она. Даже те, кто её начал.

— Как же, а серебро? — Мармот присел на камень. — Всех денег не заработать, зато можно взять за так.

— Видимо да. А мы охраняем тех, кто даже плодов своих трудов никогда не увидит — я махнул рукой в сторону шахты, — и пахнет тут бюрократией и гнилыми отчётами.

Тут из-за валуна высунулась пара глаз. Потом — вторая. И третья.

Хори 2.0: версия из пустоши

Нас окружили хори — но не те яркие жулики из города, а какие-то… потрёпанные. Их одежда была тусклой, украшения — жестяными, а взгляды — усталыми.

— Есть что на обмен? — спросил самый рослый, поправляя ремень из верёвки.

— Только душа, — бодро ответил Мармот. — Две по цене двух. По акции.

Хорь фыркнул:

— Не интересует. Наши души и так давно в аренде. У урков — за защиту, у ваших — за спокойствие. А с вами что делать? Засолить не получится, обменять тоже…

— Можете украсть, — не удержался я.

— Мы не воруем, а перераспределяем, — поправил другой хорь, доставая из мешка смятый свиток. — Вот, карта троп. Первая - бесплатно. Может, хоть вы не заблудитесь, как прошлый патруль.

— Где они?

— Кто знает. То ли урки их убили, то ли они сами решили не возвращаться.

Разговор у костра: четыре взгляда на жизнь

Вечером, у костра, мы делились впечатлениями:

Серебрийцы — как эти руины, — сказал Мармот, тыкая палкой в огонь. — Притворяются, что ещё живы, но давно сдались.

Урки — такие же как мы, только с луной вместо креста, — добавил я. — Но это не точно.

— А хори… — Мармот задумался. — Они как тараканы. Выживут везде, но их всё равно все ненавидят.

— Зато мы — образец благородства, — я швырнул в костёр пустую флягу. — Умираем за серебро, которого даже не видели.

— Скорей уж глупости тогда, — зевнул Мармот, — Главное — стабильность, сегодня мы их убиваем, завтра — они нас. Послезавтра — все вместе кого-то третьего. Круг замкнулся.

P.S. Жизненный урок:

Если война кажется бессмысленной — значит, ты всё правильно понял. И да, никогда не верь хорям, которые раздают карты бесплатно. Особенно если на них крестиком отмечена твоя позиция.

(Продолжение следует... Впереди — правда о пропавшем патруле, тайные переговоры урков и вопрос: кто здесь вообще свой?)

Глава 3. «Тяготы службы»

(или «Как мы узнали, что дезертирство — это ещё не панацея от службы»)

Утро: Капитан и его «прозрачная» честность»

На следующее утро мы застали де Морнэ за его любимым занятием — пересчётом монет с видом человека, который вот-вот обнаружит недостачу.

— Капитан, а что случилось с тем патрулём? — спросил я. — Теми солдатами, что до нас тут были?

Де Морнэ даже не поднял головы:

— Вы же слышали вчера — они «не вернулись». Возможно, заблудились. Или разбежались. Или… — он наконец посмотрел на нас, — задавали слишком много вопросов.

— То есть никакой инициативы, — подытожил Мармот.

— Вот, понимаете же когда захотите. А теперь — на пост. И да… — будьте бдительны, но не очень

День: Хори и их «гостеприимство»

У шахты нас уже ждали те же потрёпанные хори. На этот раз они нервно перешёптывались.

— Опять вы? — вздохнул рослый. — Ну ладно… слушайте сюда. Ночью — за тем холмом — «очень интересные разговоры».

— А днём? — прищурился Мармот.

— А днём - смерть.

Мы переглянулись. Хори уже растворялись в пустоши, бросив на прощание:

— Если решите послушать — не берите оружие. А то ваше бряцанье вас и погубит.

Ночь: Холм, урки и предатели

Весь день мы провели в нетерпеливом ожидании. Как только стемнело, мы спрятались за холмом, прижавшись к земле. Из-за поворота доносились голоса:

— Шахта — завтра. Выносим всё, как раз к отправке груз готовят.

— А патруль?

— Один патруль «наш» теперь, — засмеялся кто-то. — Ребяткам надоело охранять воздух. Теперь они лунисты, и рвутся доказать это.

— Как доказать?

— Первыми пойдут на штурм.

— А будет что штурмовать и кого побеждать?

— Новый патруль…..

— А если и они сдадутся?

— Повесим в назидание первым.

— А если сдастся ещё кто-нибудь?

— Будет строить виселицы для остальных.

Тут ветер донёс до нас знакомый запах — именно так воняют обычно наши сослуживцы после нескольких дней в казарме – тухлой капустой и потом.

Возвращение: Хори и их бухгалтерия

У шахты нас поджидали хори.

— Ну что, послушали? — ухмыльнулся рослый.

— Да. И теперь вопрос — а вам то зачем нам помогать?

— Ваши нас вешают реже, — пожал он плечами. — А торговля с вами выгоднее. У урков алкоголь под запретом, да и вообще — так себе клиенты.

— А «старый» патруль?

— Теперь они проблема урков. Надеюсь, те хоть научат их мыться. Хотя у них и самих гигиена так себе.

По дороге к казарме меня вдруг осенило:

— Мармот, а почему мы без проблем поняли, что говорили урки?

—Карл, ты не прекращаешь меня удивлять… Мы все говорим на том языке, на котором сейчас нас читают. Не усложняй.

Капитан и его «гениальный» план

Де Морнэ выслушал наш доклад, задумчиво покрутил в руках яблоко и выдал:

— Значит, завтра будет нападение.  Прекрасно.

— Что?!

— Наконец-то можно списать старые доспехи и оружие по факту! Вот, и свои сапоги спишу, быстрее новые пришлют.

— А патруль?..

— А что патруль? Теперь они «потери личного состава при неожиданном нападении противника». Главное — не забудьте завтра «героически отступить». Желательно — к обеду, чтобы успеть до вечера отчет составить.

В тот день меня осеняло чаще чем обычно, перед сном я спросил у Мармота:

— А почему уркам не напасть ночью, когда там никого нет? И вообще, тебе не кажется абсурдным что по ночам мы шахту не охраняем?

—Рабочий день с восьми и до шести, переработки не хотят оплачивать, да и наши тоже не дураки, на ночь в шахту коз запускают, а те для лунистов «грязные» животные, поэтому ночью шахта в полной безопасности.

— А кому-то здесь ещё и платят?

— Ну не все же как мы – служат по велению сердца.

— Ты серьезно? Сердца??

— Сердца капитана, мой дорогой друг, его холодного бюрократического сердца.

P.S. Жизненный урок:

Если дезертиры стали лунистами — значит, луна сверкает ярче монет из королевской казны. И да, никогда не верь капитану, который радуется вражескому нападению — он явно что-то уже списал, возможно и тебя тоже.

(Продолжение следует… Впереди — «героическое» сражение и вопрос: что хуже — предатели или начальник-бюрократ?)

Приложение Лунизм для чайников (или как верить в луну, ненавидеть коз и грешить безгрешно)

Основы веры

  • Луна – наш символ веры, чистоты, да чего угодно, главное, чтоб не как у крестиан.

  • Лунатик I – истинный пророк, светоч света и носитель истины.

  • Козёл – животное грязное, но удобное (чтобы быть крайним).

  • Волк - животное чистое, ибо воет на луну, а значит молится.


  • Креститься нельзя, освящать себя луной (круг от левого виска к правому) – можно.

Церковная иерархия и священные тексты

Тексты священные доступны только просвещённым, остальным о них и знать не надо.

Главный священник – святой Луна с ударением на «У» (должность передается по наследству и это не обсуждается, ибо так свято).

Местные священники – хулы (никто не знает почему так называется, но, вероятно, потому что хулу на неверных насылают).

Носят серебряные луну, но не прочь её продать по выгодной цене

Главная обязанность: находить козлов среди прихожан

Запрещают то, что сами тайно любят

Ритуалы и лицемерие

Ежедневные:

Утреннее отрицание вчерашних грехов

Ночное осуждение чужих грехов

Дневное совершение своих грехов

Годовые:

День козла отпущения - массовое лицемерие с жаркой козла

Ночь святой исповеди (только при новой луне) - священники напиваются и признаются друг другу, что не верят в луну

Запреты и наказания

Что нельзя:

Козу и всё что с ней связано (но если прочитать волшебную молитву «коза, коза, ты теперь колбаса», то можно)

Ночью вино грех, днём лунный нектар, особенно белое.

Честность (вообще, обмануть не грех если то для пользы дела….)

Наказания:

Ношение козлиного меха (мехом внутрь) (считается что это больно и неудобно, но грешники знают, что это не так и не признаются по понятным причинам, а священники делают вид что не знают по непонятным причинам)

Слушать проповеди (без возможности уснуть)

Целовать луну (зимой, когда металл холодный)

Философия для особо одарённых

"Если луна не видит – значит всё дозволено"
"Козёл всегда виноват, даже если его нет"
"Лучшая защита - это нападение на чужую веру"

Как отличить истинного луниста?

Ночью осуждает пьянство - днём пьёт

Критикует крестиан - но крестится перед опасностью

Носит серебряную луну - но продаст её при первой возможности

«Луна всё видит» - говорит он, даже когда сам грешит

Мифология

«Как козёл стал символом греха»
Однажды Лунатик I увидел, как коза пьёт из лужи с отражением луны.
«Она пьёт священный свет!» — закричал он.
С тех пор:

Козлы объявлены «ходячими грехами».

Их мясо запрещено (кроме Дня отпущения, когда его «случайно» съедают).

Убить козла — благо, но для этого его ещё найти надо.

День козлоотпущения – праздник, в который покупается у неверных козел, обвиняется во всех грехах и ритуально сжигается.

Еретики и отступники

  • Свидетели полумесяца (месяц на небе чаще – значит он более велик)

  • Полнолунцы (нет иной луны кроме полной, остальные дни полны сумрака)

  • Солнцепоклонники (луна лишь отражает свет, истинный владыка – дневное светило)

P.S. Помните:
"Истинный лунист верит не в луну, а в то, что другие верят в луну"

Буду рад если у кого-то руки зачесались проиллюстрировать сие творение - пишите, буду рад сотрудничеству.

По традиции в конце ссылки на мои книги на ресурсах различных, не то что бы призываю вас покупать, а вот оценку и отзыв если оставите - буду рад. Спасибо за прочтение.

https://www.litres.ru/72012712/ ссылка на первую книгу

https://www.litres.ru/72139498/ ссылка на вторую (продолжение)

https://ridero.ru/books/42_ili_krestovyi_pokhod_durakov/ первая книга

https://ridero.ru/books/42_rukovodstvo_po_vyzhivaniyu_sredi_... вторая

Если кому-то удобнее читать на https://author.today/ - теперь там тоже есть https://author.today/work/472433 - Здесь пока только первая книга.

Показать полностью
2

Олфакто (часть 2)

Олфакто (часть 2)

Добро пожаловать в мир, где мертвецы стали дешёвой рабочей силой, а живые теряют последнее. Майоран Флё — беженец, чья жизнь переплетается с судьбой мятежной Майи де Вир. Он верит в уважение к смерти, она — в ярость жизни. Их выбор разделит их навсегда.

Трагичная история о том, как далеко заходит ненависть и что остаётся, когда рушится всё.

Окончание, начало здесь

***

На похоронах Гуго выглядел преисполненным достоинства и покоя. Маску вернули в особняк, над лицом потрудился гримёр, для облачения выбрали один из лучших костюмов. Гостей пришло немного: большинство родственников уже прознали о банкротстве. По мнению Майорана, оно вышло и к лучшему.

На прощании, подойдя к гробу, он снова ощутил ту самую вонь. Да, как ни старались служители морга, до конца изгнать дух смерти не выходило. Сдерживая тошноту, Майоран поскорее отступил в сторону. Вроде бы он сунул платок в левый карман…

Но наружу явился сложенный вдвое отрез плотной ткани: повязка, которую сшила мать — с травами и душистой смолой. Пожав плечами, Майоран прикрыл ей нос и рот. Через пару мгновений лицо его вытянулось. Он опустил повязку, повёл носом, потом вернул ткань на место. В глазах появилось новое выражение.

Старший служитель подкрался сзади и произнёс одними губами:

— Справляетесь?

— Да, господин Рюде, — также тихо ответил Майоран, поправив значок стажёра. — Как вы напутствовали: смотрю, учусь, не лезу.

— Молодец, — господин Рюде легонько прикоснулся к плечу. — Хоронить близких в первую же смену…

Он покачал головой. Аскольд, до этого пробиравшийся в их сторону, застыл, не дойдя пары шагов.

— Ага, — разомкнул он поджатые губы. — Быстро ты переметнулся. Вспомнил семейный промысел?

Майоран уже собрался прочесть лекцию о почётности труда могильщика, но подошла Майя. Белые крылья локонов спрятались в тугой узел, сверху легла дымчатая вуаль. Выражение лица было не разобрать. Голос звучал сухо и надтреснуто:

— Не всем нам дано выбирать. Я всё ещё хозяйка благородного дома. Тебя, Аскольд, накормят и оденут родители. Куда деться человеку, чью родину пожрала война?

— Выбрать занятие поприличнее, — фыркнули в ответ. Благодарно вздохнув, Майоран хотел было взять Майю за ладонь, но вперед сунулся служитель:

— Соболезную, госпожа де Вир. И утрате отца, и… — он пощёлкал пальцами, — …финансовым затруднениям. Скажите, вы не рассматриваете…

Взгляд из-под вуали моментально вспыхнул. Майорана обдало таким жаром, словно он снова шагнул в пылающее нутро мельницы. Сделав вид, что споткнулся на ровном месте, он толкнул начальство плечом, а потом, со страшно виноватым видом склонившись перед старшим, яростно запыхтел:

— Не стоит, господин Рюде, право слово, не стоит! Поверьте, умоляю!

В глазах служителя сначала мелькнуло возмущение, потом проступило понимание. Он нехотя кивнул, опасливо покосившись на удаляющуюся Майю:

— Да, пожалуй… Пожалуй, и правда, не стоит. Ладно, Флё, продолжайте.

Майоран продолжал. И продолжал, и продолжал. Похороны Гуго оказались лишь первыми за исполненный рутинной скорби день. Люди приходили, плакали, молчали, шептались — и покидали морг. Их безвременно усопшие — тоже. Довольно часто уже называясь «ресурсом».

К позднему вечеру морг опустел. Майоран помахал метлой, протёр постаменты для прощаний, потушил большую часть светильников. Подошёл запереть главные двери — и чуть не получил ими по лбу.

От Майи крепко пахло спиртным. Вуаль съехала на шею, превратившись в мятый шарфик. На чёрном платье проступили сомнительного достоинства пятна. Тени под веками размазались туманными дорожками.

— Май… оран! — она взмахнула початой бутылкой бренди. Запах усилился. — Ты почему не по… не пошёл с нами, а? Вр-редный рыжий мальчишка…

Покрутив шеей, она стянула вуаль и кинула её на пол.

— Отец… Его больше нет. Да… Но мы живы! — схватив Майорана за ворот рубахи, подтянула ближе, влажно блеснула покрасневшими глазами. — Выпей за это! Выпей, я требую!

Поколебавшись, он всё же скрутил пробку и приник к горлышку. Да, если фляжка служителя встряхивала и бодрила, этот напиток действовал мягче. В тело вкралось доверительное тепло, в усталую спину вернулась осанка, в руки — уверенность. Майоран приложился снова и понял, что уже обнимает Майю за талию. Та склонила голову набок:

— Ты ведь здесь один?..

***

Из составленных бок о бок гробов и наваленного сверху грудой савана вышло отвратительное ложе. Так и недопитая бутылка откатилась в угол, ручеёк бренди неспешно тянул язык к импровизированному лежбищу. Майя сидела на углу, подтягивая чулки и поправляя причёску.

— Не бери в голову, — протянула она, когда Майоран принёс тряпку и склонился вытереть спиртное. — Так было нужно. Дать жизни шанс в этом царстве мёртвых. Дать жизни шанс…

От кривой усмешки ему стало не по себе. Устроившись рядом на корточках, Майоран взглянул снизу вверх. Помялся, зажмурился на мгновение и произнёс:

— Давай жить вместе.

Выплюнув в ладонь одну из шпилек, Майя приподняла бровь.

— Что?

— Жить вместе, — это вышло уже смелее. — Быть вместе. Поддерживать друг друга. Потому что…

Она приложила тонкий, почти прозрачный палец к его губам и снова криво усмехнулась:

— Всё так же думаешь о других… Я благодарна, — опередив попытку ответить, Майя выпрямилась. — Я действительно искренне благодарна. Но сейчас для меня важны иные заботы. И я не могу поручить их кому-либо ещё.

Серебро мягко отразило неяркий свет лампадки. Щёлкнув зажигалкой, Майя прикурила от синеватого огонька, крепко затянулась и направилась к двери. Дух табака смешался с вонью земляного масла. Майорана замутило, он завертел головой в поисках окна, потом уже на грани рвоты вытащил из кармана повязку и уткнулся в неё носом…

Когда он продышался, в глазах снова появилось знакомое выражение. Отстегнув значок, Майоран положил его на гроб и покинул морг.

***

Приземистый, вытянутый в длину экипаж плавно остановился на обочине. В тумане глухо щёлкнуло. Покрытая дорогим чёрным лаком дверь отворилась, и Майоран вышагнул наружу. Одёрнул рукава неброского сюртука, приспустил элегантную аромаску, прячущую низ лица, втянул носом воздух. Поморщился и вернул ткань на место.

Из переднего отделения вылез шофёр в фуражке и перчатках. Майоран кивнул ему:

— Будь наготове. В любой момент.

Поправив свою аромаску, попроще, тот пнул обтянутое упругой паучьей смолой колесо и виновато проворчал:

— Мне бы пару минут. Третий блок запаздывает…

— Почему до выезда не проверил? — Майоран нахмурился, потом махнул рукой. — Пара минут есть. Не дольше.

Вняв, шофёр бросился к капоту, рывком задрал его, словно юбку, и завозился, сосредоточенно тыча в двигатель добытым из-за пазухи штатным жезлом некротехника. В тусклом болотном свете, стекавшем с навершия, виднелись собранные в ряд и прикрученные к рычагам отделённые от мёртвых тел ноги. Забрав с сиденья шляпу-котелок, Майоран нахлобучил её на макушку и пошагал вниз по улице.

В тумане казалось, что обшарпанные, потускневшие дома словно сгорбились над заборами. В тени одного из них, чудом держащего форму, безучастно пялилась во мглу пара оборванцев. Завидев Майорана, они зашевелились:

— Господин… Подайте, господин… На хлеб детям.

Тёмные волосы, смуглые макушки... Майоран запустил руку в карман и вытащил горсть монет. Откуда-то издалека донёсся низкий рокот.

— Старые кварталы сносят, — с готовностью пояснил нищий, ловя серебро. — Будет новая некрофабрика. Я пробовал наняться, но без образования не берут. У-у, мертвоеды…

Оставив оборванцев за спиной, Майоран свернул в узкий проулок, попетлял между заброшенными домами и пристройками, нырнул в тёмную подворотню. Постоял, прислушиваясь. Потом покивал сам себе и прибавил шагу.

Дом де Виров тоже выглядел запущенным. Солнечная краска облупилась, орнамент утратил ритм, маски на стенах потрескались. У крылатого женского лица из-под повязки на глазах тянулись грязные ручейки. Но в тех окнах, где сохранились стёкла, теплился неяркий свет.

После стука в заднюю дверь та приоткрылась на щёлку. Из полусумрака уточнили:

— Чего нет?

— В мертвецах нет достоинства, — тщательно выговорил Майоран. Послышался стук, дверь снова вернулась на место, а потом распахнулась шире. Как раз чтобы прошёл один человек.

Коридоры и комнаты заполняли молодые люди обоих полов — все в аромасках, прячущих лица, все сосредоточенные и целеустремлённые. Они суетились, толкались, курили и вполголоса переругивались. Казалось, что в доме царит хаос, но при этом ощущалось, что его направляет чья-то воля.

Стараясь казаться как можно более незаметным, Майоран ссутулился и натянул котелок поглубже. Его тут же чуть не сбили с ног. Невысокий мужчина с бритым затылком и тёмной бородкой сдвинул аромаску на шею и усмехнулся:

— Здорово, Фонтан. Давненько не заходил.

Сюртук полного делопроизводителя на Аскольде сидел чуть свободнее, чем следовало, а пара заплат стыдливо пряталась под шарф. Лоб изрезали морщины, под глазами проступили круги, но сами глаза светились хищными огоньками. Когда-то Майоран уже видел похожее пламя: под вуалью, отгородившей горе от мира. Он кашлянул и негромко парировал:

— Так сам бы забежал. Знаешь ведь, где живу.

— К тебе зайдёшь! — хохотнули в ответ. — «Сегодня не принимает, оставьте свою визитку!» Да и некогда было, если честно. Я же степень таки получил…

— Поздравляю.

— …Ну и открыл практику. Занимаюсь банкротствами, связанными с некротрестом. Людям нужна помощь. Да, в основном «pro bono», но пока и на жизнь хватает.

— Поздравляю, — повторил Майоран, вертя головой. — Ты лучше скажи, где…

— Нет, это ты скажи! — Аскольд ткнул в бок локтем. — Как такой увалень отрастил столько деловой хватки? Я лишь обмолвился, что стоит запатентовать твою аромаску, а через год её уже таскала вся столица. В чём секрет, признавайся?

Майоран, дёрнувшийся было на упоминании аромаски, потёр пальцами переносицу.

— В уважении к мёртвым.

Брови Аскольда подлетели к линии волос. Стараясь ничего не упускать из вида в творящейся вокруг суете, Майоран отстранённо кивнул:

— Ну да. Отца тоже мутило от запаха мёртвых. А мама служила при храме, знала благовония. Она всегда собирала ему на работу мешочек со смолой и травами. Я лишь взял её идею и вложил деньги, завещанные Гуго де Виром.

За спиной заскрипела лестница. Медленно, размеренно отстучали каблуки. Не оборачиваясь, Майоран дождался, когда стук приблизится вплотную. Прогудел из-под аромаски:

— Здравствуй, Майя, — и только потом обернулся.

Хозяйка дома де Виров носила свободные брюки, заправленные в высокие ботинки, грубый свитер и кожаную куртку. Белые крылья исчезли, пали под натиском ножниц, оставив на память лишь короткие взъерошенные пряди. В углу рта поселилась длинная дымная папироса, в пальцах — знакомая зажигалка. Покрутив её, Майя негромко произнесла:

— Пойдём.

Хриплый, утративший звон серебра голос заставил Майорана снова дёрнуться. Он неловко тиснул руку Аскольда и устремился вверх по лестнице, ощущая спиной пристальный взгляд.

Из кабинета убрали всё, кроме стола, зато появилась узкая, почти солдатская койка. Кинув зажигалку на одеяло, Майя подошла вплотную.

— Сними, — она вынула папиросу изо рта и потянула за аромаску. — Хочу тебя поцеловать.

В висках застучало. Плохо гнущимися пальцами Майоран стянул ткань. Украдкой облизнул губы, невольно зажмурился… И щекой почувствовал горячее, почти болезненное касание — словно укус насекомого. Только лишь щекой.

Тут же засвербило, защекотало в носу. Не удержавшись, он звучно чихнул и заметил:

— Похоже, тут до сих пор везде мука… Гуго любил своё дело.

Майя неопределённо двинула плечом:

— Зерно — это жизнь. А жизнь всегда найдёт путь…

Спохватившись, Майоран извлёк из внутреннего кармана конверт. Пробормотал, поглядывая в коридор:

— Вот. Чек на предъявителя. Не бойся, счёт анонимный.

— Я не боюсь, — склонила голову набок Майя. Затянулась, посмотрела на дотлевшую до мундштука папиросу, щелчком отправила в форточку. — Это ты стесняешься старых друзей. Боишься открыто признать, что поддерживаешь контрнекристов.

У Майорана проступили морщинки в углах глаз. Он звучно цыкнул зубом, прошёл к койке, сел на уголок.

— Контр… Как ты вообще это выговариваешь? — смешок едва удалось задавить. — Я хожу в цехи, общаюсь с работниками. Знаешь, как они вас называют? «Контра». Это не комплимент.

Выудив новую папиросу из картонной пачки, Майя наклонилась, взяла зажигалку, щёлкнула ей. Пламя углубило тени, вычертило складки у кривящихся губ. Перестав улыбаться, Майоран продолжал:

— Да, я делаю аромаски, чтобы людям не пахло смертью. Те самые аромаски, что так полюбились бунтарям всех мастей за возможность быть модными и анонимными одновременно. И на моей фабрике шьют только живые. Но без той энергии, с которой ресурс крутит приводные валы…

— Ресурс… — спокойно сказал Майя.

Осекшись, Майоран замер. А та затянулась, выдохнула клуб дыма и встала.

— Пойдём.

Едва успев вернуть аромаску на место, Майоран не заметил, как оказался в зале. Раньше здесь давали обеды, танцевали или ставили домашние спектакли. Теперь пространство заполнили юнцы в аромасках, которые возились вокруг простых, но крепких шкафов, ящиков и столов. Легко запрыгнув на один из них, шире прочих, Майя потянула его за собой.

— Друзья! — хрипотца в голосе дала рычание. Лица в масках принялись оборачиваться. — Дело контрнекризма победит! Некротехи ответят за всё. За то, что отняли у людей рабочие места. За то, что отменили право на будущее. Мы вернём своё!

— Вернём! Своё! — подхватил рёв десятков глоток. В зал стекалось всё больше народа. Майя продолжала, едва не надсаживаясь:

— На нашей стороне правда. На нашей стороне сама жизнь! А ещё, — она указала ладонью на Майорана, — поддержка видных, прогрессивных промышленников, которые…

Желудок скрутило спазмами. Сейчас назовут имя, и это будет конец. Горький комок подкатил к горлу…

Звон, с которым осыпалось оконное стекло, прозвучал музыкой небес. Снаружи заорали:

— Пролы!

Маски сыпанули в стороны. Кто-то хватал аккуратно составленные в пирамиды дубинки и рвался к парадной двери. Кто-то нёсся к окнам на задний двор, кто-то просто метался на месте. Майоран соскочил со стола, отыскал выход в коридор и устремился в сторону кладовой.

Внутри он обнаружил Аскольда. Тот неспешно снаряжал до рези в желудке знакомую пистоль.

— Пронекристы, — ответил он на невысказанное. — Шваль с кладбищ, холуи из моргов, быдло с некрофабрик. Давай со мной, я прикрою.

Майоран отчаянно замотал головой. Пожав плечами, Аскольд вскинул оружие и ухмыльнулся:

— Ну, как знаешь. Удачи, Фонтан!

Дверь захлопнулась. Майоран сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, потом направился вдоль полок. Люк тайного хода, если его не заделали, прятался в дальнем углу…

…Туман, как назло, сдуло потянувшим с реки ветром. Прижимаясь к забору, Майоран крался так хорошо, как позволял рост, когда сзади окликнули:

— Эй, в пальтишке!

Конечно, следовало бежать — сразу, не отвечая. Конечно, уличные привычки за столько лет усохли, покрылись социальными наростами, напластованиями этикета. Он перестал горбиться, не торопясь обернулся и светски уточнил:

— Чем могу помочь, господа?

Господа синхронно сплюнули. Их оказалось двое: оба одеты в знакомое серое, оба с потёртыми лопатами в руках, взятыми наизготовку. С нарукавных повязок скалился грубо вышитый череп. Аромаски отсутствовали.

— Ишь, вырядился, — сказал левый.

— Платочком морду замотал, — сказал правый.

— Пахнет ему, — левый опять сплюнул и двинул плохо выбритой челюстью. — Не уважает.

— Позвольте, — сделал шаг назад Майоран, понимая, что дипломатия уже проиграла. — Что же я не уважаю?..

— А от чего ты, падла, нос прячешь? — философски вздохнул правый и перехватил лопату поудобнее.

Та почему-то выскользнула у него из рук и взлетела в воздух. Короткими, экономными ударами Майя вырубила одного, подсекла второго — и тоже огрела черенком по макушке. Когда тела окончательно улеглись поперёк переулка, в нём не осталось никого в сознании.

Поворот, ещё поворот… Вдалеке блеснул лак кабины. Остановившись, чтобы отдышаться, Майоран вскинул руки.

— Ты же видишь… — воздуха не хватало, и он стянул аромаску. — Ты видишь, к чему ведёт ваша «контра»? Ненависть, кровь, смерть…

Майя молчала. Осмелев, Майоран прикоснулся к её плечам, сжал их, когда не ощутил сопротивления.

— Будь со мной. Ты же сама говорила: истина — в жизни. Так давай жить, пока живётся. Жить вместе…

Взглянув ей в глаза, он подавился словами. Оттуда абсолютно без какой-либо жалости или иных переживаний на него смотрела пустота. Как тогда. Совсем как тогда.

— Если не остановить некротрест, — разомкнула Майя губы, — такие погромы начнутся везде. В том числе на твоей фабрике.

— Да при чём тут фабрика?.. — схватился было Майоран за голову. Застыл. Очень спокойно, сдержанно произнёс: — Остановить? Как ты собираешься остановить целую индустрию?

В тишине прошелестела папиросная бумага. Щёлкнула зажигалка. С тихим треском потянуло табачным дымом. Майя улыбнулась ему — как-то неожиданно тепло и почти нежно.

— Ты прав. Истина — в жизни. Нет ничего сильнее жизни.

Проводив её взглядом, Майоран стянул котелок и, пошатнувшись, оперся на ещё не до конца упавший фонарный столб. Потом помотал головой и решительно направился к экипажу. Шофёр, завидев, бросился отворять дверь.

— Домой? — уточнил он, ныряя за руль. Глубже утыкаясь носом в аромаску, Майоран оглянулся на исчезающую вдали фигурку.

— Нет. К старому моргу.

***

По цеху разливалась ночная тьма. Во тьме не останавливалось движение: крутились колёса, ходили рычаги, ныряли кривошипы. Всё это гудело, стучало, шипело и взвизгивало. Лишь человеческие и отдалённо похожие фигуры у станков молчали, шевелясь в такт. В ночной тьме трупцы делали новых трупцов.

Пройдя центральной дорожкой, слабо освещённой дальним светом городских огней, Майоран вышел на хоздвор. Стянул аромаску, посмотрел в небо, вздохнул. Прислонился к огромной бочке с рабочим рассолом и принялся ждать. Лишь когда горизонт повело предрассветной зеленью, он понял, что дождался.

Скрипнули дальние ворота — еле слышно на фоне гула из цеха. Из теней по очереди выныривали сгорбленные фигуры: крепкие люди в аромасках, волокущие тяжёлые рюкзаки. Последней в полусумрак выступила Майя; она шла налегке. Майоран вздохнул, отлип от бочки и поднял руки.

— Эй! — фигуры вскинулись и обернулись к нему. — Эй! Давайте поговорим!

Один из «гостей» медленно опустил рюкзак, так же медленно снял аромаску и сделал несколько шагов в сторону Майорана. Тускло блеснул ствол пистоли; Аскольд.

— Мне из чистого любопытства, — послышался сухой щелчок. — Как ты узнал?

— Плох тот промышленник, у которого нет службы безопасности, — Майоран улыбнулся широко, но несколько виновато. Опустил руки и потряс ими. — Коронная охранка не в курсе, если ты об этом.

Люди в масках заозирались, пара человек принялась отступать к воротам. Пришлось снова вскинуть ладони, подавшись ближе.

— Стойте! Стойте. Я пришёл один. По правилам чести.

Майя, до этого момента стоявшая неподвижно, ткнула в сторону Майорана кулаком. Сквозь тонкие пальцы пробивалось мшистого цвета мерцание, пляшущее по короткому некрожезлу. Под сердцем похолодело, ноги заплело вязкими тяжами страха. Тем не менее, он заставил себя шагнуть ещё раз. Посмотрел не на Майю — на остальных. С усилием разжал челюсти:

— Я понимаю ваше желание насолить некротресту. Я видел, с чего всё начиналось и к чему пришло. Но есть кое-что, что вам надо знать.

Майя обманывает вас. А прежде всего — обманывает саму себя.

***

Стоя у чердачного окошка мельницы, Майя лихо прикурила от серебряной зажигалки и тут же закашлялась. В лад ей чихнул и Майоран, тут же поправив повязку.

— Пожалуйста, аккуратнее с огнём. Мне показывали, как взрывается мелкая мучная пыль... Бр-р. А Гуго точно заметит, что ты стащила его игрушку.

Майя тряхнула головой. Белые крылья качнулись.

— Заметит? Вряд ли. Отец слишком много сил тратит на свою иррациональную неприязнь к трупцам. Мог бы давно загнать гордость под лавку и разбогатеть. Последняя мельница… Де Виров ждёт позор.

Она снова затянулась, закашлялась сильнее и сплюнула папиросу за подоконник. Майоран с криком потянулся поймать, но огонёк уже нырнул в воздуховод.

Оба застыли. Затем воздух вспыхнул, а пол встал дыбом.

…Объяснить, почему не занялись распущенные волосы подруги, он не мог иначе, как чудом. Сумев провести её сквозь ревущее пламя и ошалело мечущихся людей, Майоран выволок Майю наружу через заднюю дверцу. Развернул к себе и крепко встряхнул, чтобы со знакомого с детства лица спало выражение звериного ужаса.

— Сейчас ты бежишь домой. Прячешься во дворе. Смотришь, чтобы отец ускакал на пожар. Идёшь в его кабинет и возвращаешь зажигалку на место. Где он её держит?

— Н-на столе…

— Славно. Ну, бегом!

Первые шаги дались Майе с трудом, потом она подхватила юбку и припустила вдоль городской стены. Проводив её взглядом, Майоран бросился к колодцу, облился из ведра и побежал обратно к мельнице…

***

Теперь он смотрел ей прямо в глаза. Не отрываясь, не уводя взгляд в сторону. Делая с каждой фразой маленькие осторожные шажки вперёд.

— Ты настолько возненавидела себя, что не смогла этого вынести. Разорение семьи, смерть отца… Любой бы испугался такой боли. И ты испугалась. А чтобы не было больно, придумала, что во всём виноват некротрест. Придумала, убедила себя… И убедила других.

Кулак Майи не шелохнулся. Бледные мшистые всполохи таяли в лучах рассвета. Майоран медленно протянул ладонь и накрыл ей тонкие пальцы, сжимающие жезл. Вздрогнул, приподнял бровь, потом снова нахмурился:

— Но истина в жизни. Не дай себе погубить других. Не дай смерти победить.

Аскольд, молчавший всё это время, крутанул пистоль на пальце и рассмеялся:

— Прекрасная речь. Тебе бы в суде выступать… Только это ничего не меняет.

Он обернулся к прочим слушателям и оскалился:

— Хотите новость? Я тут узнал, что компания «Флё и Флё» выкупила долю в некротресте. Наш дорогой Фонтан лишь защищает свою собственность. Так что хватит уже соплями чавкать…

Скорее почуяв, чем поняв, Майоран бросился на землю, поэтому пуля лишь цапнула за плечо. Аскольд выругался и прицелился снова. Лицо Майи, утратив сходство с белой глиняной маской, шевельнулось:

— Нет… Нет ничего сильнее жизни.

Жезл тонко хрустнул. Липкое гнилостное сияние залило двор. Спутники Майи и Аскольда хором взвыли и принялись скидывать рюкзаки, путаясь в лямках, но оказалось поздно. Ткань ходила ходуном, лопалась по швам, а в воздух взмывали немыслимые трупцы-уродцы — туго надутые кожаные пузыри, усеянные оскаленными ртами и короткими жилистыми ножками. Они вились между построек хоздвора, выдувая плотную завесу мелкой пыли. Майоран чихнул раз, другой — и догадался.

Стоящая посреди этой «пляски смерти» беловолосая женщина улыбнулась ему. Только ему. Серебряная зажигалка щёлкнула и маленькой кометой полетела в центр облака. Вскочив, Майоран бросился к Майе…

Ударная волна подхватила, взметнула, швырнула его за бочку с рассолом. Уже теряя сознание, он крепче сжал пальцы. Лишь бы не потерять. Лишь бы не выпустить мятый клочок бумаги с единственной строчкой: адрес и имя.

Великое ничто оказалось к нему милостиво.

***

Парадный вход в дом де Виров стоял распахнутым, и сквозь него туда-сюда бегали рабочие. На фасад возвращались все краски солнца, в комнаты — удобная и изысканная мебель. Перед дверью в кладовую строгий мажордом уже отчитывал невинно ухмыляющегося лакея.

Девочка лет восьми, в мальчишеской одежде, но с разлетающимися подобно крыльям густыми белыми волосами переступила порог кабинета. Следом, опираясь на трость и морщась при каждом шаге, вошёл Майоран. Бинты с головы уже сняли, и рыжую щетину рассекла кривая бледная полоса — шрам от виска к темени.

— Здесь работал твой дед, — губы слушались плохо, приходилось дозировать слова. — И жила твоя мать.

— Я про неё ничего толком не знаю, — усевшись на край новенькой, ещё дышащей лесом кровати, девочка пожала плечами. — В интернате говорили, мол, переводит деньги на содержание, и всё. Какая она была?

В комнате возникла ещё одна фигура. Женская, в глухом платье с длинными рукавами, в перчатках и плотно прилегающем капюшоне. Лицо её закрывала серебряная маска — крылья, повязка на глазах. Из-под маски торчала непокорная белая прядь.

В руках фигура держала поднос, увенчанный чайником, парой чашек и блюдцами со снедью. Девочка поморщилась и высунула язык.

— Бе-е… Ну и запах!

Майоран крепко зажмурился, сжался весь, словно ударили в живот. Взялся за висящую на шее аромаску, помял в пальцах, отпустил. Потом вынул из кармана серебряную зажигалку и поставил на стол.

— Я хочу, чтобы ты считала так: не было человека храбрее твоей матери. Иные станут говорить иное; не верь. Истинно лишь то, во что ты веришь всем сердцем.

Он выглянул в окно, потом опустил взгляд, погладил дочку по волосам. И улыбнулся:

— Ведь истина — в жизни. А жизнь победила.

Показать полностью 1
2

Олфакто (часть 1)

Олфакто (часть 1)

Добро пожаловать в мир, где мертвецы стали дешёвой рабочей силой, а живые теряют последнее. Майоран Флё — беженец, чья жизнь переплетается с судьбой мятежной Майи де Вир. Он верит в уважение к смерти, она — в ярость жизни. Их выбор разделит их навсегда.

Трагичная история о том, как далеко заходит ненависть и что остаётся, когда рушится всё.

***

Мертвец топал по улице, незряче вперившись в одному ему видимую цель. А может, и не было никакой цели. Ориентиры, планы, стремления — всё это для живых. Мертвец же просто шёл, повторяя шаг за шагом, словно детская заводная игрушка.

Детям игрушка явно нравилась. За мертвецом, крепко пристёгнутая постромками, волоклась торговая тележка со сладостями. Из уличной стайки, кружившей поодаль, периодически выныривал очередной босоногий храбрец, подбегал к тележке и принимался дёргать за ручку лотка. Мертвец не оборачивался, не махал руками, не бранился. Ему было всё равно.

Когда каждый попытал счастья с лотком хотя бы пару раз, коллективная мысль родила новую забаву. В мертвеца полетели мелкие камни и комья грязи. Тут же вспыхнули споры: кто метче попал, чей ком брызнул зрелищнее. Правда, их тут же перекрыл требовательный крик:

— Перестаньте!

Стая насторожилась. Между ними и законной добычей словно из-под брусчатки вырос незнакомый мальчишка. Долговязый, нескладный, и что хуже всего — рыжий. Против полудесятка темноволосых, смуглых макушек.

— Перестаньте, — повторил незнакомец. Оглянулся, сделал шаг назад, ближе к мертвецу. — Он же не…

Что именно ходячий труп «не», узнать не вышло. Рыжий, скривив лицо, вдруг позеленел, согнулся хитрой прописной литерой, и его вырвало прямо на мостовую. Причина стала ясна, когда ветерок донёс приторную тухлую вонь. Тот самый «аромат смерти», зачем-то воспетый поэтами.

Взорвавшись обидным хохотом, стая было рассыпалась, а потом ловко, со знанием дела окружила желудочного страдальца. Невысокий, вертлявый заводила расслабленно шагнул к рыжему, который успел выпрямиться и теперь отирал губы тыльной стороной ладони. Покачался с пятки на носок, меряя новичка взглядом, и ткнул пальцем в грудь.

— Эй, фонтан! — вокруг снова грохнуло. — Чё это у тебя на голове?

— Не фонтан, а Майоран, — буркнул тот, шмыгая носом. — Майоран Флё.

— Говорящий фонтан! — восхитился вертлявый. — Ладно, законы гостеприимства. Аскольд Герих. А майоран же травка такая, не?

— Для Флорании обычное имя, — рыжий часто задышал, видимо, чтобы сдержать новый приступ тошноты. — И цвет волос тоже. И мертвецы у нас по улицам не ходят.

Вспомнив, что новичок испортил им веселье, Аскольд неприятно сощурился:

— Вот что, Флё из Флорании, не суй нос не в свои дела. — Он хохотнул и внезапно щёлкнул пальцами. — Беженец, что ли?

— Ну да, — Майоран махнул в сторону изгиба улицы, где возле пары объёмистых тюков суетилась, расспрашивая прохожего, такая же рыжая женщина с тревожным лицом. — Война…

Аскольд потанцевал на месте, обернулся к своим и широко улыбнулся:

— Что, народ, устроим гостю столицы прописку?

Майоран подобрался, сжал кулаки и стал отступать к высокому каменному забору. Видимо, что такое «прописка», он знал.

К тому моменту мертвец с грузом уже дополз до дальней калитки того же забора. Скрипнуло, по мостовой простучали лёгкие каблуки. Луч солнца, как раз решившего взглянуть на происходящее поверх плотного облачного подоконника, выбил искры из и так светящихся крыльев очевидно небесного существа. Серебром прозвенело:

— Отставить!

Сжимавшийся круг раздался. У Майорана невольно отвалилась челюсть. Моментально скиснув, Аскольд всё же попробовал сохранить лицо:

— Вечно ты, Майя, лезешь…

Эта девчонка была одета по-мальчишечьи, но опрятнее и дороже всех присутствующих. Густые волнистые волосы ниже лопаток и правда напоминали белые крылья, когда их раздувал ветер. Подбежав к Майорану, она тоже смерила его взглядом, а потом кивнула Аскольду:

— По правилам чести следует биться один на один. Готова быть секундантом, — и снова уставилась на новичка. — Как, говоришь, тебя зовут?

— Я Майоран Флё, мы с мамой из Флорании, беженцы… — пробормотал тот, не отрывая взгляда от заступницы. Та протянула руку и отчеканила:

— Я Майя де Вир, дочь Гуго де Вира из рода де Вир! — Ухмыльнувшись, девчонка совсем по-простецки хлопнула рыжего по плечу: — Не обмочись, а то сожрут. Ты чего к дохляку полез?

Поняв, что развлечение отменяется, стайка рванула вслед тележке — все, кроме Аскольда, который скрестил руки и принял независимый вид. Майоран покосился на не случившегося обидчика и пожал плечами:

— Дед могильщиком служил. Отец тоже, пока в рекруты не забрили. Меня всегда учили относиться к мёртвым с уважением. Они-то нам ответить не могут…

— Пф! — Майя оттопырила нижнюю губу и уперла руки в бока. — В мертвецах нет достоинства. Только гнилое мясо и вонь. Истина — в жизни. Так отец говорит, а он не какой-то там могильщик…

Она вдруг склонила голову набок и нахмурилась:

— Погоди, беженцы?

— Ага, — Майоран кинул взгляд в сторону усталой женщины, которая уселась на один из тюков и потёрла лицо. — Отец с войны не вернулся, а потом фронт посыпался…

— Так! — схватив рыжего за руку, Майя поволокла его за собой. — Де Виры никого не оставляют в нужде. Семейный девиз! — она потрясла пальцем в воздухе. — Маму зови, к отцу пойдём. Он владеет мукомольнями, там всегда руки пригодятся. А станет ворчать, я его умаслю.

— Ну да, папаша де Вир в дочурке души не чает, — подал голос Аскольд. Он смотрел в спину Майорану, и взгляд этот оставлял царапины. — Балует, заваливает игрушками…

Последнее слово подчеркнули интонацией. Майя остановилась и по очереди пристально посмотрела на каждого из мальчишек.

— Слушайте внимательно. Дуэли — быть. Но потом. И по всем правилам. Ясно?

Оба нехотя кивнули. Удовлетворённая, Майя снова сцапала Майорана за локоть и потащила к калитке.

***

Мельница горела жарко. Из дыр в черепице, из выбитых взрывом дверей, из продухов и трещин рвались хищные оранжевые языки. Зеваки, столпившиеся за воротами, то подбирались к зрелищу поближе, то отбегали, гонимые новой волной пекла.

Пригнувшись, чтоб не боднуть дымящую притолоку, Майоран выволок бесчувственное тело работника на воздух. Стянул с багрового лица повязку упрятанными в перчатки пальцами, оглушительно чихнул и потащил бедолагу через двор, к уцелевшей пристройке — над остальными там уже кудахтали и хлопотали. Потом схватил ведро возле колодца, вылил на упрятанную под берет макушку и снова рванул к дверям.

Невдалеке требовательно залился колокол, запел рожок. Из-за пристройки показалась огромная бочка на колёсах, увенчанная коромыслами ручного насоса. На сиденье рядом с медными патрубками мрачно трясся молодой парень в серой форме, помахивая коротким жезлом. Верхушка жезла тускло светилась бледной зеленью. Кто-то из публики охнул:

— Трупцы…

Действительно, пожарный экипаж волокли споро шагавшие в ногу мертвяки. Влетев во двор, они скидывали сбрую, хватали шланги, багры, топорики и бежали к мельнице. Балахоны из каменной пряжи скрипели от каждого движения, глухие шлемы мерцали отблесками пламени.

Бригадир в сером крутанул один клапан, второй и спрыгнул с бочки. Сморщил нос, когда мимо пронеслась пара «подчинённых», потом ткнул жезлом себе за спину. Оставшиеся трупцы молча налегли на рычаги насоса.

Майорана, уже почти шагнувшего через порог, крепко толкнули холодным, каменно-твёрдым плечом. Он устоял, но тут же пошатнулся снова: запах гари перекрыла трупная вонь. Прижав ко рту ладонь, он увернулся от ещё одного пожарного трупца и отступил к пристройке, дыша часто и судорожно.

По брусчатке прогрохотали подковы. Спрыгнув с палевой, подрагивающей тонкими ноздрями лошади, Гуго де Вир, растрёпанный, в одной рубашке, со следами цирюльной пены на подбородке бросился к пострадавшим.

— Живой… — он схватил одного работника, обнял, потряс в крепких руках. — Живой… — повторил со следующим. Потом замер, словно получил удар под дых: увидел лежащих на земле. — Боги…

От мельницы зашипело, ударило паром. Обернувшись, Гуго нос к носу столкнулся с бригадиром пожарных. Тот хмуро уточнил:

— Вы владелец?

— А… Да, я… — оглянувшись по сторонам и увидев деловито суетящихся трупцов, Гуго чуть не подпрыгнул на месте. — А это что?!

— Пятая пожарная бригада, старший некротехник Вайс, — жезл покачался в воздухе. — Нужно ваше разрешение на…

— Нет! — отчеканил Гуго. — Никаких разрешений! Вон отсюда! Пошли вон с моей земли! Ну?

Старший некротехник Вайс застыл. Отвернулся, пожал плечами:

— Вам повезло, что нет угрозы городу. А то бы…

— Вон!

Крик метнулся между пристройкой и толпой зевак, перекрыл гул пламени. Бригадир пожарных снова пожал плечами, развернулся к бочке и выписал жезлом в воздухе окружность.

Когда трупцы деловито, словно отряд муравьёв, свернули своё хозяйство и убрались, Гуго уселся на ступени и уткнулся лицом в сжатые кулаки. Поправив повязку, Майоран сделал остальным знак, чтобы разошлись, и шагнул вперёд.

— Похоже, взорвалась мучная пыль. Воздуховод на днях хотели чистить, но кто-то, видать, закурил…

— А? — Гуго уставился перед собой. — Закурил, говоришь? Да, да…

Он закусил губу и вдруг коротко, зло рассмеялся:

— А мне, знаешь, врач на днях сказал: бросайте курить, господин де Вир. Я и сам уже склонялся: пахнет же от одежды, сколько духов ни лей. И вот видишь, бросил…

Он захохотал уже в голос, но тут же дал себе пощёчину. Майоран почтительно промолчал. Впрочем, Гуго явно не нуждался в комментариях.

— Последняя мельница… А когда-то, веришь, дюжину держал. Всё они! — он возвысил голос. — Мертвоеды проклятые! Шагу некуда ступить, чтоб без трупца!

Ты ведь понимаешь, раньше мертвяка — что? Верно: рубили в тонкий фарш и жгли земляным маслом. А теперь эти умники из некротреста стали за королевским троном и льют Его Величеству в уши: «Ценный ресурс, дешёвая рабсила…» А как человеку, не лишённому принципов, зарабатывать и платить живые деньги живым людям, если трупец, скотина, не жрёт, не гадит и не ездит на ярмарку? Как?!

Покивав сам себе, Гуго зло ощерился и сплюнул:

— Вот ты говоришь, закурил кто-то, пыль мучная… А я скажу: добрая мука так себя не ведёт. Только теперь и сеют, и жнут, и молотят зерно всё те же трупцы. А зерно — это жизнь, оно смерти не терпит. Вот и отомстило людям. Мне, то есть.

Покачав головой, он поднялся и будто впервые заметил Майорана. Глаза расширились, пальцы потянулись к щекам юноши, укрытым плотной тканью.

— Мальчик мой, ты что же, обгорел?! А ну покажи! Врача сюда, немедля!

Послушно стянув повязку и перчатки, Майоран потупился:

— Да не, какое обгорел… — он хмыкнул и кинул взгляд на чадящую мельницу. — Просто последнее время чихать от муки взялся. И кожа на руках чешется. А у врача был, тот сказал: «Ал-лер-гия». Мол, случается. Не я первый. Кто-то от рыбы давится, кому орехи нельзя…

— И молчал? — в глазах Гуго мелькнул упрёк. — Я что же, зверь какой?

— Да ну… — покраснев уже не от жара, Майоран отчаянно прятал взор. — Мне вон мама повязку сшила. Травок туда ароматных собрала, смолы душистой, чтобы дух мучной перебить. Вроде полегче стало.

Опустив руки, Гуго де Вир весь понурился, сгорбился, скис.

— Да… Дожил… Уж если мне собственные люди не доверяют…

Он потёр подбородок, с недоумением уставился на засохшие хлопья пены. Потом выпрямился, сжал губы в линию и направился к отбежавшей в сторону лошади. Когда цокот копыт утих, Майоран гулко вздохнул, обернулся к мнущимся поодаль работникам и устало махнул ладонью:

— Ну, пошабашили…

***

Экипаж врача — не личного де Виров, а городского, от лечебницы — тоже приволокли трупцы. Ну хоть носиться по двору не стали: замерли по стойке «смирно» и уставились в никуда. Низенький, полноватый лекарь осмотрел тех, кто пока не пришёл в сознание, и вынес вердикт:

— Этот, этот и вон тот оклемаются. Пусть полежат, потом своим ходом на осмотр. А эти двое…

Он цокнул языком. Майоран и сам уже понял, что дело дрянь. Один из почивших работников крепко обгорел, а второй при всей видимой телесной целостности обмяк ещё когда волокли. Видимо, крепко приложило при взрыве.

— Грузите их в заднее отделение, молодой человек. Отвезём в морг.

Укладывая тела на жесткие деревянные лежаки, Майоран ощутил тонкий сладковатый душок, вызвавший подлую пульсацию в животе. А уж когда уселся вместе с врачом на передок, ближе к запряжённым в экипаж трупцам… Спасло только то, что быстро набрали скорость: ветер в лицо уберёг от конфуза. Судя по гримасам врача, тот предпочитал гнать своих неживых «коней» по той же причине.

Зато в приёмном зале морга почти не пахло. То ли дело было в настежь распахнутых окнах, то ли Майоран успел принюхаться. Деловитый служитель в сером принял у лекаря тела и выудил из-за спины планшет с бумагами.

— Так-с… Вы ведь не родственник?

— Младший управляющий… Бывший управляющий, — поправился Майоран, обмахиваясь беретом.

Служитель с готовностью занёс карандаш.

— Родню знаете?

— Да нет у них… — запах от тел потихоньку крепчал, и становилось неуютно. Неужели остальные не чувствуют? — Виктор, он сирота, из приюта. А Лаурус, как я, бывший беженец.

Карандаш застрочил с почти непристойной резвостью.

— Славно, славно…

Отступив в сторонку, где немного сквозило, Майоран насупился:

— Что же славного? Кто провожать придёт? А хоронить?

Служитель опустил планшет и очень внимательно посмотрел на собеседника. Так, что тот поднял брови.

— Славно то, молодой человек, что теперь это у нас не безвременно усопшие, а ценный ресурс. Так бы нам пришлось платить отступные близким за право пустить их в работу. Некротрест, конечно, в средствах не стеснён… Но экономика должна быть экономной!

Вновь покосившись на тела, Майоран непроизвольно сделал шаг ближе. Оглянулся на ещё видимый из окна, хоть уже и поредевший столб дыма. Почесал кончик носа, склонился ближе:

— И как, серьёзные отступные? А если, скажем…

За спиной служителя распахнулись двери с надписью «Хранилище». Оттуда энергичным шагом явилась пара молодых мужчин в такой же серой форме и плотных передниках. Один из них утирал лоб платком, второй подталкивал товарища к окну.

— Нормально, нормально, отдышись…

От «Хранилища» накатила волна вони — и тут же скрутило желудок. Чувствуя, что не удержится, Майоран прикинул, успеет ли добежать до подоконника. В руки сунули начисто отмытое, хоть и слегка ржавое ведро.

— Не стесняйтесь, — служитель помог опуститься на колени и придерживал за плечи, пока били спазмы. — Запах, конечно, специфический. Увы, остаётся до окончательного износа ресурса. Работаем над устранением, но… Можно сказать, единственный фактор, отвращающий от полного захвата рынка.

Отплевавшись, Майоран сел прямо на пол. Голова плыла, во рту горчило, руки подрагивали. Он поднял взгляд на служителя, нависшего с планшетом в руках, и прохрипел:

— Ладно. Забирайте.

Подождал, пока в глазах перестанет троиться, встал и вышел вон.

***

Добредя до знакомой калитки, Майоран остановился и упёрся лбом в грубый камень арки. Впервые за последние семь лет он страшился того, что встретит по ту сторону. Впервые с первого дня. Но тогда страх оказался пустым. Сегодня же…

Задний двор де Виров, ясное дело, примыкал не к парадному фасаду. Однако и с этой стороны выкрашенные в радостный солнечный цвет стены особняка украшал лепной орнамент и маски богов-защитников. Чаще всего Майоран, обитавший с матерью в одном из флигелей, замедлял ход возле изображения прекрасной женщины с белыми крыльями, словно бы растущими из-за головы. Женщина улыбалась, но глаза её прятались под убедительно изваянной повязкой.

Солнце равнодушно катилось к обрезу неба. За спиной застучали лёгкие каблуки. Опустив веки, Майоран дождался, когда стук приблизится вплотную, и разлепил обветренные губы:

— Как отец?

— Флё из Флорании, — голос с годами изменился: сохранил серебро, но обрёл глубину. — Всё так же думаешь о других прежде, чем о себе.

Бесцеремонно потянув за рукав, Майя развернула его, выудила из кармана длинной клетчатой юбки платок и потёрла мазок сажи на скуле.

— Отец… Конечно, плохо. А варианты? Последняя мельница, последний шанс доказать всем, что де Виры не сдаются. Истина — в жизни…

Она закусила губу, потом искательно заглянула Майорану в глаза:

— Только не смей винить себя. Слышишь? Ты и так отдал нашей семье все долги, которые смог изобрести в своей глупой рыжей голове. Что произошло — произошло. Теперь есть только грядущее.

Чуть отступив назад, Майоран сам уставился на девушку. Так, что та нахмурилась и помахала платком.

— Эй, ау! Я здесь!

— Да, да… — сорвав с головы берет, он яростно взъерошил слипшиеся волосы. — Слушай, а ты… Вот ты говоришь, грядущее… Ты когда-нибудь думала о нём? О том, чем станешь заниматься? Как жить… и с кем?

Теперь настал черёд Майи круглить глаза. Почувствовав, как снова багровеет лицо, Майоран дёрнулся и часто заморгал. Казалось, он сейчас сам вспыхнет яростнее мучной пыли...

Тишину разорвал короткий резкий хлопок. Что это может значить, до Майорана дошло лишь спустя долгие мгновения. Он взглянул в глаза Майи и испугался того, что увидел. А та с жутким скрипом втянула воздух в лёгкие — и сорвалась с места.

В холле оба чуть не сшибли невысокого темноволосого мужчину с бородкой, одетого в аккуратный сюртук младшего делопроизводителя. Под мышкой он сжимал кожаную папку. Отпрыгнув было в сторону, мужчина тут же схватил Майорана за плечо.

— Здорово, Фонтан! Эк ты вымахал. Куда несётесь так?

— Аскольд? — пришлось притормозить, чтобы разглядеть гостя внимательнее. Майя не обернулась; грохот каблуков доносился уже с верхнего пролёта. — Давно ты в деловодах?

— Мамочка вынудила, — отрывисто бросил тот. — Мол, чтоб по улицам не шлялся. И знал законы, которые нарушаю.

Он повертел головой, потом сощурился и устремился вслед за Майей, таща за собой Майорана.

— Как раз в контору дали запрос: доставить документы в дом де Виров. А тут вы носитесь. Что за пожар-то?!

Ответить никто не успел. Из дальнего кабинета снова раздался страшный звук. С таким рвутся подгнившие тряпки — или лёгкие, которым не хватает воздуха. Обогнав Аскольда, Майоран влетел внутрь.

Массивное кресло тёмного дерева стояло посреди комнаты — спинкой к двери, сиденьем к окну. Остро воняющий сизый дым вил петли, неспешно утекая в форточку. На письменном столе, прижатый массивной зажигалкой, лежал одинокий лист бумаги. А сбоку от кресла на полу валялась изящная новая пистоль.

Майя замерла в шаге от стола, белая, как её же волосы. Чувствуя, что внутри всё скручивается, словно перед приступом тошноты, Майоран сжал челюсти и обошёл кресло спереди. Поднять глаза на сидящего в нём оказалось куда сложнее.

Гуго де Вир подготовился. Лицо его скрывала серебряная маска, совсем как та, что украшала внешнюю стену: женское лицо, крылья, повязка на глазах. С трудом оторвав взгляд, Майоран вытащил из-под зажигалки бумажный лист и принялся читать вслух:

— «Я, Гуго де Вир из рода де Виров, прощаюсь с жизнью и принимаю смерть. В глупой попытке вернуть славу и богатство я наделал долгов — и прогорел во всех смыслах. Последнюю мельницу удалось хорошо застраховать, но денег от выплат хватит лишь рассчитаться с кредиторами. Отстроить заново ничего не выйдет. Мертвые везде, и места живым в мире не осталось».

Сзади опять захрипело. Вцепившись в собственное горло, Майя рухнула на колени. Зачарованно пялившийся на пистоль Аскольд заморгал, развернулся было к подруге, но тут же попятился.

— Нет! — истошный, животный вопль прорезал дым. — Нет! Нет-нет-нет!

Спазм в животе Майорана завязался ещё туже. Он почувствовал, как от Гуго, замещая пороховой дух, повеяло знакомой тошной сладостью. В попытке совладать с собой, он отступил к окну и потянул за створку.

Скрип петель словно спугнул мрачные чары момента. Майя затихла, уставилась в пустоту. Огладив бородку, Аскольд грязно выругался и прошёл к столу.

— Вот же скотство! — он хлопнул ладонью по столешнице. — Хорошего человека до смерти довели. И кто? Трупцы вонючие!

Сжав кулаки, он ударил воздух, потом с шумом выдохнул и расстегнул папку.

— Тут бумаги… Кажется, завещание. Майя…

Та, запустив пальцы в волосы, помотала головой. Поняв по-своему, Аскольд достал плотные, глянцевые листы, изукрашенные гербами.

— Да, страховка на мельницу есть... И кредиты. И договор о погашении. Ну, хоть так…

Он понизил голос, словно в комнате возникло нечто хрупкое, способное лопнуть от малейшего напряжения:

— Теперь суть завещания. Ну-ка, ну-ка… В общем, дом остаётся за дочерью… покойного, — на последнем слове голос дрогнул. — Ох ты ж, и Фонтан упомянут. В смысле, Майоран Флё.

Осознав, что в его сторону протягивают один из листов, Майоран деревянно шагнул навстречу. Строчки плясали, дразнили ускользающим смыслом. Наконец он добрался до самого низа и невольно вскинул брови. Да, учитывая банкротство де Вира-старшего, сумма вышла приличной.

Это словно сбило оцепенение, придало сил. Майоран встряхнулся, сложил бумагу, убрал в карман и подошёл к Майе. Неловко засопел и опустился рядом.

— Жизнь… Помнишь? — слова давались тяжко, словно не хотели вылезать изо рта. — Истина — в жизни. И она, ну, продолжается…

Ему почти удалось её обнять. Майя внезапно вскочила, подлетела к столу, одним хищным движением сцапала серебряную зажигалку. Окинула комнату диким взглядом — и выскочила в коридор.

Аскольд уставился на Майорана. Майоран — на Аскольда. Через мгновение оба устремились следом, не сказав ни слова.

Погоня привела к моргу, придавленному вечерней полутьмой. Словно белый мотылёк, влекомый тёмным чадным пламенем, Майя билась о массивные кованые ворота, выкрикивая нечто бессвязное. Только подбежав ближе, Майоран разобрал отдельные слова:

— Ненавижу!.. Твари!.. Сколько жизней?.. Подавитесь, мертвоеды!..

За воротами топтались и опасливо переговаривались. Из дальнего переулка вынырнула пара огоньков: стража проявила бдительность. Майоран устремился наперерез.

— Всё в порядке, в полнейшем порядке! — зачастил он, не забыв вежливо махнуть беретом. — В благородной семье горе. Барышня выкричится и пойдёт домой.

— Барышня пойдёт в участок, если продолжит мешать людям отдыхать, — проворчал старший из стражников. Потом покосился на здание морга. — И живым, и не очень.

Майя остолбенела, вскинув кулаки для очередного удара по воротам. Медленно развернулась к стражникам. Прошипела с широко распахнутыми глазами:

— А кто сказал, что мёртвых ждёт отдых? — набрав полную грудь воздуха, девушка истошно завизжала: — Всем работать! Всех в трупцы! Смерти нужны рабы!

— Аскольд! — взмолился Майоран, одновременно делая вид, что вовсе не оттесняет стражу от Майи.

Тот перестал суетливо носиться вокруг подруги, сгрёб её в охапку и поволок в сторону дома. Майя не сопротивлялась: из неё вдруг словно выдернули пружину, державшую завод. Поправив берет, Майоран обернулся к стражникам:

— Надеюсь, инцидент…

— Эй! Да, вы! У вас есть претензии? — выкрикнул старший вместо ответа, глядя ему за спину.

От приоткрытых ворот морга подошёл знакомый уже служитель в сером. Сочувственно кивнул Майорану, потом сплёл пальцы и помотал головой:

— Никаких. Тут такое часто. Рабочие моменты…

Когда стражники, беззлобно поругивая впечатлительных дамочек, удалились, служитель протянул Майорану фляжку.

— Вот, выпейте. Вам не помешает. — Он помолчал и тише, почти вкрадчиво уточнил: — Верно ли я понимаю, молодой человек, что скоро вы станете искать себе новое… применение?

Питьё оказалось горьким, пряным и обожгло горло. Откашлявшись, Майоран вернул ёмкость и задумчиво уставился в темноту. Служитель покивал:

— Да, верю, сейчас несколько преждевременно. Но мы расширяемся. Нам нужны люди, способные действовать спокойно и рассудительно, а также успешно разрешать конфликты. Подумайте. Не тороплю.

Темнота притягивала взгляд. Может, оттого, что глаза устали от всполохов огня. А может, в увитой тенями утробе улицы всё ещё было видно, как Аскольд ведёт Майю, крепко её обняв. Майоран вздохнул:

— Подумаю. Не обещаю.

***

Продолжение здесь

Показать полностью 1
7

Сынок и пенсия

Сынок и пенсия

Старый дом скрипел и стонал под порывами осеннего ветра, словно вторя настроению его единственной обитательницы, Анна Петровна, сгорбленная и седая, сидела у окна, вглядываясь в серую пелену дождя. Сегодня был особенный день - получение пенсии, день, который обычно приносил ей хоть какое-то облегчение, возможность купить лекарства и немного вкусной еды. Но сегодня в воздухе витало не предвкушение а тревога, которую она испытывала каждый раз, когда в ее жизни появлялся он - ее сын, Игорь. Слово "сын" звучало в ее голове как горькая насмешка, Игорь который никогда не был сыном в полном смысле этого слова, он всегда был эгоистичным, требовательным, везде искал только выгоды и никогда не думал о матери.

Дверь скрипнула, и Анна Петровна вздрогнула, сердце забилось быстрее - это был Игорь, он не звонил, не предупреждал, просто явился, как всегда, когда ему что то было нужно.

- Мам, привет! - голос его был нахальным, без тени теплоты, вошел, не снимая мокрой куртки и оглядел комнату с явным пренебрежением - что, уже получила?

Анна Петровна молча кивнула, не в силах произнести ни слова - знала, что будет дальше.

- Ну, давай, показывай ... - он протянул руку, ожидая.

Она достала из кармана старенького платья мятую купюру, небольшая сумма, которую она берегла как зеницу ока, Игорь схватил ее, даже не взглянув на мать.

- И это все? - он фыркнул - ты что, на хлебе с водой сидишь?

- Мне хватает - тихо ответила Анна Петровна.

- Хватает? да ты же еле ходишь! тебе нужны лекарства, нормальная еда а ты тут сидишь, как нищенка - он бросил купюру на стол - это тебе на лекарства а остальное мне отдай, у меня тут долги, понимаешь?

Анна Петровна смотрела на него и в ее глазах отражалась вся боль, вся обида, которую она накопила за годы. Она помнила, как он был маленьким, как он улыбался ей, как обещал быть хорошим, но годы шли и улыбка сменилась цинизмом а обещания - пустыми словами.

- Игорь - ее голос задрожал - ты хоть раз подумал обо мне? о том, как мне живется?

Он махнул рукой:

- Мам, не начинай! я занят и мне деньги нужны ...

Взял оставшуюся часть пенсии, даже не попрощавшись - просто вышел, оставив после себя лишь запах сырости и горькое послевкусие предательства. Анна Петровна осталась одна, дождь за окном усиливался, барабаня по стеклу, словно оплакивая ее одиночество. Она посмотрела на стол, где лежала та самая купюра, которую он ей оставил - это было не проявление заботы а унижение. Поднялась, подошла к окну и посмотрела на удаляющуюся фигуру сына и в этот момент она окончательно и бесповоротно поняла, что Игорь - это не ее сын а совершенно чужой человек, который лишь пользовался ее слабостью. И в этот день получения пенсии, она потеряла не только деньги, но и последнюю надежду на то, что когда-нибудь он станет настоящим сыном.

И осталась лишь пустота, враз окутавшая ее - холодная и липкая.

Она провела рукой по столу, где еще недавно лежали деньги а теперь осталась лишь пыль и отпечаток его грубой ладони, Анна Петровна почувствовала, как силы покидают ее, медленно опустилась на стул, прижимая к груди старую, выцветшую фотографию. На ней - маленький Игорь, с сияющими глазами и беззаботной улыбкой. Как же сильно он изменился или, может быть, он никогда и не был тем, кем она его видела? Она вспомнила дни, когда он был ребенком, как работала на двух работах, чтобы купить ему новую игрушку, как радовалась его успехам в школе, как верила в его светлое будущее. А он? Всегда брал и никогда не отдавал, даже в детстве он умел манипулировать, выпрашивать, требовать, Анна Петровна списывала это на детскую непосредственность, на то, что он еще маленький, но годы шли а Игорь становился только всё искуснее в своем эгоизме.

Анна Петровна закрыла глаза, ей хотелось забыть этот день, забыть его лицо, его слова, но они въелись в память, как чернила на старой бумаге, она знала, что завтра будет новый день, когда ей придется снова идти в магазин, снова считать копейки, снова бороться с болезнью. И она знала, что Игорь не появится, чтобы помочь а придет опять только тогда, когда ему снова что то понадобится.

Внезапно в дверь постучали.

Анна Петровна вздрогнула - неужели он вернулся? Но стук был другой - более робкий, неуверенный, она подошла к двери, заглянула в глазок, на пороге стояла молодая женщина, с испуганными глазами и букетом полевых цветов в руках, это была соседка, Лена.

- Анна Петровна, вы дома? - послышался ее тихий голос.

Она открыла дверь, Лена робко протянула ей цветы:

- Я видела, как Игорь уходил, он выглядел … расстроенным ... я подумала, может, вам нужна помощь?

Анна Петровна смотрела на Лену, на ее искреннее беспокойство и почувствовала, как что то внутри нее оттаивает - она не была одна, были люди которые видели ее, которые заботились.

- Спасибо, Лена - прошептала Анна Петровна, принимая цветы - спасибо, что ты есть ...

Она пригласила Лену войти, впервые за долгие годы в ее доме появился не тот, кто хотел что-то взять а тот, кто хотел что то дать. И в этот момент, среди скрипа старого дома и шума дождя, Анна Петровна почувствовала, что даже в самый темный день может найтись луч света и пусть этот луч и не исходит от ее сына.

Лена вошла в дом, оглядываясь с сочувствием, она знала, что Игорь наведывается к Анне Петровне только за деньгами, знала, как тяжело ей приходится. Лена часто помогала ей по хозяйству, приносила продукты, просто разговаривала, чтобы хоть немного скрасить ее одиночество.

- Может, вам чаю? - предложила Лена, ставя цветы в старенькую вазу.

Анна Петровна кивнула, пока Лена хлопотала на кухне, она снова посмотрела на фотографию Игоря, теперь, рядом с ней, стояли полевые цветы, символ доброты и заботы - контраст был очень разительным. За чаем Лена рассказала о своих делах, о работе в местной библиотеке, о новых книгах, которые поступили. Анна Петровна слушала, и ей становилось немного легче, Лена умела говорить о простых вещах, о красоте природы, о человеческой доброте и напоминала ей о том, что в мире есть не только эгоизм и предательство, но и существует сострадание и любовь.

Когда Лена собралась уходить, Анна Петровна взяла ее за руку:

- Лена, спасибо тебе ... ты как лучик солнца в моей жизни!

Лена улыбнулась:

- Да не за что, Анна Петровна, я всегда рада помочь ...

После ухода Лены Анна Петровна почувствовала себя немного сильнее и решила, что больше не позволит Игорю разрушать ее жизнь а будет жить для себя, для тех немногих радостей, которые у нее остались - будет читать книги, гулять в парке, общаться с Леной, станет ценить каждый день, каждый момент.

На следующий день Анна Петровна пошла в аптеку, купила самые необходимые лекарства а на оставшиеся деньги - немного фруктов и овощей, решила приготовить себе вкусный обед, ведь она явно заслужила это. Вечером к ней снова зашла Лена, принесла свежий хлеб и банку домашнего варенья. Они вместе пили чай, разговаривали, смеялись и Анна Петровна чувствовала, как ее сердце наполняется теплом.

Прошло несколько недель.

Игорь не появлялся, Анна Петровна старалась не думать о нем, жила своей жизнью, наполненной простыми радостями и заботой Лены. Примерно месяца через три, рано утром, когда Анна Петровна поливала цветы на окне, она увидела Игоря, стоящего у подъезда, он выглядел помятым и несчастным и почувствовала  ... укол боли в сердце.

Он тихо подошел к двери:

- Мам, можно я зайду? - его голос был тихим и виноватым.

Анна Петровна молча открыла дверь, Игорь вошел в дом, оглядываясь смущенно, сел на стул, не поднимая глаз.

- Что случилось? - спросила Анна Петровна.

Игорь вздохнул:

- Я … я потерял работу и … влез в долги, мне некуда идти.

Анна Петровна смотрела на него и в ее глазах не было ни злости, ни обиды - только тяжелая, смертельная усталость:

- Игорь - сказала она - я не могу тебе помочь, нет у меня денег и  даже если бы и были, я бы не дала их тебе, ты должен сам решать свои проблемы, понял?

Игорь поднял на нее глаза, в них была надежда и отчаяние:

- Но, мам … куда же я пойду?

Анна Петровна вздохнула:

- Я не знаю, Игорь ... тебе уже почти 45 лет, посмотри на себя со стороны, на кого ты похож, как ты живешь ... ты должен начать жить по другому, научиться заботиться о себе и о других ... ты должен стать человеком, в конце концов ...

Игорь молчал, понимая что мать права, он видел, как она живет, как ей тяжело и как он сам был слеп и эгоистичен.

- Я … я понял, мам - прошептал он - я больше не буду тебя беспокоить ...

Он встал и направился к двери, Анна Петровна не стала его останавливать - знала, что это его путь и она не может пройти его за него. Когда дверь за ним закрылась, Анна Петровна почувствовала облегчение, не испытывая злости или обиды а только тихую грусть и надежду на то что возможно, когда то Игорь найдет свой путь и станет тем сыном о котором она мечтала. Она подошла к окну и посмотрела на улицу, Игорь шел по дороге, сгорбившись, словно неся на плечах весь груз своих ошибок, Анна Петровна мысленно пожелала ему удачи.

В этот момент в дверь снова постучали, Анна Петровна открыла дверь, на пороге стояла Лена с пакетом продуктов:

- Анна Петровна, я тут немного принесла - сказала она с улыбкой - решила вас порадовать!

Анна Петровна обняла ее:

- Спасибо, Лена! ты - настоящее чудо!

Игорь больше не приходил, оставив после себя лишь горькое эхо прошлого и Анна Петровна не знала, что с ним стало, перестала ждать его, жила своей жизнью, наполненной простыми радостями, заботой Лены и тихим спокойствием, научилась ценить то, что у нее есть, и не жалеть о том, чего нет, нашла утешение в дружбе с Леной, которая стала для нее настоящей опорой.

Анна Петровна поняла, что счастье не зависит от родственных уз а строится на заботе и поддержке чужих, казалось бы, людей которые иногда становятся ближе чем близкие родственники и ее жизнь, хоть и не идеальная, стала наполненной смыслом и теплом.

---

По вашему желанию вы можете отблагодарить писателя Отто Заубера, если вам понравилось его творчество а так же для дальнейшей возможности писать книги, перечислив любую выбранную вами сумму денег перейдя по этой ссылке: yoomoney.ru/to/410015577025065

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!