Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 236 постов 28 272 подписчика

Популярные теги в сообществе:

7571
Авторские истории

О чем молчат пилоты1

Сегодня расскажу какие темы запрещены для разговоров в кабине, и про негласные правила общения пилотов.

За 15 лет работы я видел много конфликтных ситуаций в экипаже на земле/в полете, и сам не раз был участником событий. Например, в Китае на А320 разнимал драку капитана корейца и второго пилота китайца. Работая в московском отряде S7 несколько раз отказывался от вторых пилотов, которые не умели себя вести в кабине.

Кабина самолета-тесное и замкнутое пространство с особой атмосферой. Пилоты выполняют полётное задание связанное с большим напряжением и высоким риском, и, «погода» в экипаже так же важна как погода на аэродроме назначения. Чтоб избежать конфликтных ситуаций в поете нужно придерживаться ряду правил.

Темы, запрещенные для разговоров в кабине, часто официальными распоряжениями:

  • Политика

  • Война. Особенно сейчас

  • Национальные/расовые вопросы

Негласные запретные темы в полете:

  • Нельзя говорить плохо о самолете, на котором летаешь. Самолет бывает обидчив, как девушка. Что-то отказывает, начинаешь ругаться: «Вот рухлядь старая!», а он тебе еще отказ в догонку! Извинишься в слух, погладишь его по приборной доске, он успокоится, и отказ уйдет…

  • Нельзя обсуждать начальство и авиакомпанию в негативном ключе. В кабине установлен речевой самописец фиксирующий разговоры в кабине, он выборочно прослушивается. Моего друга, командира А330 в прошлом году отчитали за то, что на заходе в Шереметьево сказал «О, дом пролетаем» (нельзя вести бытовые разговоры ниже 3000м).

    Когда начальство ставит задачу кого-то проверить или даже скомпрометировать, то часто используется запись переговоров в кабине. Бывает, что звонит добрый человек из отдела расшифровки и говорит: «Миша, вас сегодня слушать будут, поосторожнее в кабине»

  • Не обсуждать служебные романы

    Как Сережа спал с Ксюшей в командировке на Камчатке -это их личное дело🤫. Разболтал одному, к вечеру знает весь отряд, утром-вся компания, через неделю-жена.

  • То же самое относится к обсуждению коллег пилотов. Нелестное слово о коллеге обязательно до него дойдет и может испортить твою репутацию в компании и даже карьеру.

    Авиация-большая деревня, каждый пилот знает всех пилотов страны через одно рукопожатие и всех пилотов мира максимум через 2. Ты не успеешь получить фуражку и китель в новой авиакомпании, как о тебе уже все всё знают.

    Сидя в кабине вдвоем по 12 часов в день сложно не разговориться по-душам, особенно ночью, когда это единственный способ не уснуть. Но надо общаться так, как будто ты разговариваешь со всем летным отрядом одновременно.

Но есть исключение из правил! Когда летишь в экипаже со старым другом можно говорить о чем угодно, и даже жестами общаться, чтоб магнитофон не прописал)) Это самый кайф! Идешь где-нибудь над Индией, 6-й час полета, уже солнышко встает, спать хочется ужасно…

— Серёга, в командировку куда летал?

— Да, суточный Хабаровск гонял…

— Че делал? Кто старшая была?

— Натааашка… (улыбается)

— Ооо, понятно, можешь не продолжать… Все, я спать, перед снижением разбуди миль за 200, you have control and communication.

Спасибо за внимание, друзья, с вами был лётчик Миша, лидер рок-группы SAHALIN

Недавно я выпустил новый сингл «Подружка», он вышел на второе место рок-чарта страны. Это история о непростой судьбе двух людей, запертых в бетонной коробке. Послушать и посмотреть расписание концертов на осенний тур можно по ссылке: https://band.link/sahalin_podruzhka

Всем безопасных полетов и здоровья!

Показать полностью 1
8

Интерактив 2025 — часть 1

Поезд останавливается всего на три минуты.

Этого достаточно, чтобы подхватить рюкзак и спрыгнуть на платформу. Металлические ступеньки покрылись инеем, на узких окнах — морозные узоры. Ты чувствуешь, как холод щипает за нос и кончики пальцев, пытается пробраться под тяжёлое пальто.
В этом городе всё может замёрзнуть за считанные секунды.

На станции неожиданно тихо. Тихо и темно. Половина фонарей не работает, вокзал, кажется, закрыт — хотя всегда был наполнен суетой. Ты делаешь глубокий вдох и выпускаешь изо рта облако пара, которое медленно поднимается в чёрное, безоблачное небо. Такой бездонной темноты ты не видела никогда.
Только здесь. Только зимой.
Ты знаешь дорогу: сколько раз вы с семьёй возвращались на поезде из отпуска; сколько раз ты сама приезжала на каникулы из института. Только вот странно — до Нового года ещё далеко, откуда у тебя взялось время... Ну да неважно.

Сзади раздаётся тяжёлый гудок. Ты оборачиваешься и видишь, как проводник берётся за ручку двери. Фуражка съехала набок, фирменная куртка расстёгнута — он что, не мёрзнет? А он, поймав твой взгляд, кричит:
— До дома доберётесь?
— Да, — ты не без труда высвобождаешь запястье из-под одежды и смотришь на часы. — Трамваи ещё ходят. Правда, темно так.
Ни гирлянд, ни огней электричек — будто вокзал ненадолго проснулся только ради вашего одинокого поезда. Проводник смеётся:
— Темнее всего — под фонарём. Хорошей ночи!
Хлопает дверь. Выбросив в небо струю пара, поезд отъезжает от станции.

Стараясь не поскользнуться на обледеневшей плитке, ты выбираешься с вокзала. Рюкзак не такой уж и тяжёлый, только к холоду оказывается сложно привыкнуть. И к темноте тоже.
В зданиях, окружающих вокзальную площадь, не горят окна. Ни одной яркой вывески: даже твой любимый магазин игрушек потушил огни в витрине. Будто все уснули очень глубоким сном.
Ты ёжишься и смотришь в сторону остановки.

155/365

ин-те-ра-ктив!
это одна из моих творческих традиций: вы выбираете, куда будет двигаться история, а я пишу. в этот раз мы попали в загадочный зимний городок.
посмотрим, что скрывается под свежим сверкающим снегом.

правила!

1. посты выходят раз в два дня.

2. некоторые варианты в голосованиях могут оказаться смертельными.

3. голоса во всех соцсетях суммируются.

4. иногда я выпускаю подсказки. не забывайте заходить в комментарии! (ну и писать их тоже, люблю ваши отзывы)

5. у нас три есть жизни. берегите их 🔥🔥🔥

Мои книги и соцсети — если вам интересно!

Как будем добираться до дома?
Всего голосов:
Показать полностью 1
15

«Котькин дневник, или Как я стал домашним котом»

Рассказ десятый. «Курлык-Мурлык»

«Котькин дневник, или Как я стал домашним котом»

Привет, дорогие мои читатели. Меня зовут Котька. И, да — я веду свой дневник! Совсем недавно я стал домашним котом, о чём и хотелось бы поведать вам, дорогие котята.

Нет более бесящей птицы, чем голубь. Вот честно. Сидишь, караулишь, время тратишь. А он – шмыг – и улетел. Как будто и не было. Особенно злит, когда ты устраиваешь охоту, сидя на подоконнике. Они как чувствуют свою безнаказанность. Да-да.

Ходят такие важные, курлыкают, а ты им ничего сделать не можешь. А потом нам же и выговаривают все, что навыки охотника у домашних котиков никакие. Сами посудите: как может котик называться охотником, если кроме мух и комаров дома ловить некого?

Или, как люди это вообще видят? «Наш кот сегодня поймал свою тысячную муху! Ура! Вот ему за это – котлета чемпиона!» Ну да, в виде мухи. Хи-хи. Так и сижу вот. Смотрю на это голубиное безобразие, негодую потихоньку, а деваться некуда. Инстинкт-то не исчезает никуда. По крайней мере, пока.

Увидел этого серо-непонятного – и всё. Сердце бьётся, глаза сами прищуриваются, шея вытягивается, сам к земле, то есть к полу, то есть к подоконнику и… ни-че-го! Впереди стекло! Можно только нос расквасить от такой охоты!

А эти ходят по ту сторону, головой кивают, глазом своим посматривают, помаргивают. Понимают, что я как тигр в клетке. Вроде, грозный и боевой котик, а толку в этом никакого нет. Вот и издеваются. Воробьи и то с пониманием относятся. Пощебечут на отливе, что за окном (козырёк такой), увидят меня и тактично улетают. Чего душу кошачью наизнанку выворачивать. Поэтому к воробьям домашние котики исключительно с уважением относятся. Другое дело – голуби! Правильно говорят: «Хорошую птицу голубем не назовут!».

Так и сидишь. Он тебе - «Курлык», ты ему - «Мурлык». Вот и пообщались. «Курлык-мурлык» какой-то в итоге получается.

Генка тоже хорош! Увидит, что на отлив голубь какой приземлится и сразу: «Смотри, Котька! Голубь!». Вот тоже своей головой не думает совершенно. И чего смотреть?  Я чего, голубя первый раз вижу? Или какую реакцию от меня ждёт? «ОГО!!! ЭТО Ж ЦЕЛЫЙ ГОЛУБЬ!!! МЯЯЯУУУУ!!! ГЕНКА, ДА ТЫ МОЙ ВОЛШЕБНИК!!!». Так, что ли? А ещё обижаются, что мы их не понимаем. «Не понимаем» и «не хотим понимать» – это, братцы-котики, разные вещи.

Как можно понимать постоянный вопрос «Ты чего, опять спишь?», к примеру? Ну, сплю и сплю. Организм у меня такой. Спящий. Иди, вон, у медведя спроси. Да загляни к нему в берлогу и доавь ещё: «Ты, чего спишь, косолапый?!». Нет желания? А потому как спит и спит. Он спящий не такой опасный. Это даже хорошо, что спит. А коала, как я слышал, вообще двадцать два часа в сутки дрыхнет. Не удивляет же никого. А тут – Котька прилёг на пару минут подремать, и сразу вопросики появляются!

Да, кстати, забыл совсем! Лев! Он же, вроде как, тоже из нашего семейства. Не из Генкиного, конечно. Из семейства кошачьих! Так вот Генка, помнится, сам говорил, что эти хищники по двадцать часов на массу давят. Спят, короче говоря. Вот и думай. А может, ваш покорный слуга вовсе и не кот, а лев! Только в миниатюре. Предок-то общий!

Короче говоря, что ни день, то что-то новое. Вообще, люди весьма забавные. Смотришь на них иной раз, со шкафа откуда-нибудь. Ой, чего только ни делают! Чего-то суетятся всё время. Чего-то у них тарахтит постоянно. Понапридумывали себе всяких пылесосов, стиральных машин разных страшных, а в итоге работы ещё больше становится. Не верите?

Недавно Генкин папа весь день стиралку чинил. Я с Генкой выступал сторонним наблюдателем, конечно. А мне куда? У меня эти, лапки! А у Генки, как говорит сам папа, руки растут не из того места. Хотя, если верить моим исследованиям, получается, что и у папы не из того. И у мамы Генкиной тоже. Хотя, гуляш у неё говяжий получается – м-м-м… - усы оближешь.

Так вот, возился он с ней целый день. То чего-то открутит, то в магазин к ней чего-то купит пойдёт, то соседа позовёт, потом снова в магазин – и так весь день. Это всё при том, что планировал он с Генкой футбол смотреть. А в итоге – слушал. И футбол, и нытьё Генки, и ворчания мамы Генки.

Стоит оно того? Купи, денег отдай, да ещё и вот это вот всё. Вот нам, котикам, стиралки и не нужны вовсе. Нет вещей – нет проблем. Продвинутые животные! Чтобы не было проблем, не выдумывай себе проблемы! Я так считаю!

О, как меня от темы с голубями в сторону унесло! Собственно, по голубям. Итог. По мне – это самая бесполезная и ненужная птица. Даже попугайчик Тимошка на их фоне кажется не таким бестолковым. Кстати, возможно, голуби были специально придуманы, чтобы подобные попугайчики умнее казались. Ну а почему нет? Уверен, что Тимошка, в своей естественной среде гораздо больше пользы приносил бы. Не понимаю какой, но очень хотелось бы в это верить. Не знаю: шишки бы невкусные ел, чтобы другим, полезным птицам меньше доставалось. Или слопал бы его какой-нибудь хищный зверь и сытым остался. А вот полезную птицу не тронул бы благодаря сытному Тимофею. Наелся. Опять же – польза.

Знаете, одного только я понять не могу. Как голубей могли на работу почтальонами брать? С их-то интеллектом. Сами, что ли, напросились? Хотя, если так, то это только лишний раз доказывает мою теорию. Насколько нужно быть бесполезным представителем животного мира, чтобы на работу набиваться? Вот котики. Они есть, и поэтому они интересны. Просто потому что… котики. А эти: почту таскают, на себе катают, за палками бегают, орехи с деревьев собирают, дом сторожат. И всё для чего? Конечно, есть одно объяснение: не всем же повезло котиками родиться. Вот если так – тогда да.

Кстати, пока пишу, один «Курлыкин» опять по отливу топать начал. Пойду гляну. Может, на этот раз умный какой попадётся. Всё же эволюция на месте не стоит. Тимошка, это я не про тебя, не обращай внимания. Спи дальше. Вдруг я на этот раз голубю этому прилетевшему скажу «Мурлык», а он мне вместо своих «Курлыков» ответит: «Добрый день, уважаемый котёнок Котька. Как поживаете? Всё ли у вас в порядке?». Но этого не узнаешь, пока не проверишь! О, второй прилетел. Всё, закругляюсь и ухожу. На этот раз точно. А то сердце уже начинает биться и шея вытягивается… писать не удобно. Инстинкты!

П.С.: Если эту историю читают какие-то маленькие, красивые котята вроде меня, то знайте! Если вас с утра покормили чем-то вкусненьким (вот мою мисочку обычно наполняет вкусняхами мама Генки), то никогда не помешает попросить второй завтрак у вставшего попозже второго хозяина. В нашей семье – это Генкин папа. Особенно, когда мама быстренько умчалась по своим срочным делам. Главное, не оставлять в мисочке улик, которые вскроют ваш хитрый план. Миска должна быть вылизана до идеального состояния. Ну а потом уже и сам Генка проснётся. А у него для меня всегда что-то есть! Есть – поесть! Пользуйтесь! План надёжный как кошачьи усы!

До встречи, котятки!

Показать полностью 1
12

Свидетельницы

Дуня подобрала подол сарафана, и впрепрыжку сбежала с холма, рискуя поранить босые ножки – не до них сейчас, нужно Асе об увиденном рассказать.

Рассказала, теперь две бабенки, пыхтя как паровозы, взобрались на холм.

Ася(озираясь по сторонам с покоренного холма):

– Ну, где эти черти?

Дуня:

– Да вон, каменюка, прислонились к нему с обратной стороны, и....

Ася(засучивая рукава):

– Щас я им задам...

Обогнули каменюку, а там их мужья – Федор и Петька по-узбекски сидят, и на голую жопу Лерки пялятся.

Ася(подбирая с земли дрын):

– Ты говорила медитация и саморефлексия, а это Лерка‐ шалава жопой трясет!

Дуня:

– Когда за тобой с холма сбегала, Лерки еще не было, а сидели также, и пялились туда же.

Ася:

– Как можно пялиться на жопу, пока она не пришла?

Лерка, наконец, увидала приближающихся Асю и Дуню, распрямилась, поправила коротенькую юбку, и заявила:

– Все путем, бабоньки, ваши благоверные – такие благоверные!

Ася(покачивая дрыном в руках):

– Ты чегой-то надумала здесь?

Лерка(застегивая блузку на груди):

– Проверяла гиперфокус Федьки и Петьки на саморефлексию в медитации. Да не кипиши ты, Аська, ваши как смотрели сквозь меня, так и сейчас смотрят...

Дунька(бросив взгляд на штаны Федьки и Петьки):

– Ее правда, гиперфокус не встал.

Ася подошла поближе, отбросив дрын в сторону оттолкнула Лерку плечом в противоположную сторону от дрына, нагнулась, и заглянула Федьке в глаза...потом Петьке...

Дунька:

– Что там? Глазоньки лукавые да масляные?

Аська(с испугом в голосе):

– Да нет: трезвые, как в последний раз...при рождении, смотрят будто сквозь меня...

Дунька:

– Прикидываются, черти!

Лерка:

– Не, не прикидываются..проверяла, хотите еще раз проверю – вывалю сиськи перед ними...

Аська резко хлопнула в ладоши перед носами мужа и свояка – никакой реакции(закусив губу Лерке):

– Давай, вываливай, кто ж на такое не поведется! Я, покамест, за глазами следить буду, а ты, Дуня, за гиперфокусом.

Лерка "вывалила", и усилила эффект трясущейся, аки холодец, жопой:

– Тверк называется.

Мужики, как смотрели куда-то вдаль – за горизонт, так и смотрели, будто не было Лерки-шалавы вовсе.

Ася:

– Взгляд чистый, как слеза.

Дуня:

– Гиперфокус не реагирует.

Ася(снова хватаясь за дрын):

– Благодарствую за эксперимент, Валерия Никодимовна, а теперь распихивай дыни по фурам, и пошла нахуй отседова, покамест крепость этого дрына на хребте твоем не опробовала!

Лерка(вновь запахивая блузку):

– Неблагодарные.

Сказала, и сбежала с холма, аки кормящая лань.

Ася(устало садясь рядом мужем Федькой):

– Ладно, а что они еще сказали, перед тем как остолбенеть, и глазоньки в горизонт вперить?

Дуня:

– Твой сказал, что...ммм, дай вспомнить, аа: "Истинная сила мужчины не в патоканиям бабским капризам, а в осознании собственного пути через саморефлексию и медитацию. Гиперфокус на думах о вечном, приблизит самореализацию, как личности, для чего нужно отринуть все мирское, преисполнится самурайским спокойствием, и направить испытующий взгляд за горизонт – в будущее, и к духовной зрелости".

Ася:

– Ого, ты эту галиматью всю запомнила?

Дуня(отбрасывая в сторону какую-то книженцию):

– Неа, прочла то, что он мне прочел.

Ася:

– А твой что?

Дуня(отмахнувшись):

– А, согласился с твоим, как всегда...

Бабы посидели в молчании рядом с застывшими мужьями еще пару минут.

Ася:

– Ничего, дело к обеду, голод – не тетка, он гиперфокусами закусывает...

Дуня(с сомнением):

– Они позавтракали плотно...пару часов еще продержатся...

Ася поднялась на ноги, села на колени перед мужиками, и стала поочередно всматриваться им в глаза.

Дуня:

– Что видишь?

Ася(вздрогнув):

– Взросление.

Дуня:

– А чего дергаешься? Не этого ли хотели мы? Авось, пить перестанут, по хозяйству делать что, да так, чтобы три года напоминать не нужно было?

Ася(продолжая всматриваться в глаза, глядящие упорно и спокойно сквозь нее):

– Да вот, страх берет, очи то благоверных смыслом наполняются, не ровен час, перерастут не только пьянки и работу по хозяйству.. но и нас с тобой. Вот смотрю на свое отражение в глазах Федьки, и будто уменьшаюсь..в муравья превращаюсь...

Дуня(протягивая Асе дрын):

– А может, пущай пьют по выходным, а по хозяйству...нам что, сложно пару годков просить об чем-то?

Ася(поднявшись на ноги, приняв в руки дрын, приняла позу палача, нависшего с топором над шеями сразу двух осужденных):

– И то правда, кабы нужен был мне зрелый муж, вышла бы за старика Пахома.

Дрын засвистел, рассекая воздух, и у двоих "просветленных" разом потемнело в глазах – самураи возвращались из небесных сфер на бренную Землю....

Показать полностью
2

Песочный рантье (часть 2)

— Вот он, господа!!! Иван Сергеич!! Иван, пошевелиться можешь? — всклокоченный Ерофеев в измятом канотье и донельзя озеленённом природой костюме смотрел на меня с искренним участием. При этом он не переставал, болезненно громко для меня, сообщать остальным, что я нашёлся. Очевидно, этот здоровяк протрезвел первым, организовав поиски, и именно ему я действительно обязан жизнью. Потому что, помимо тяжёлых ушибов, я уже сильно обгорел на палящем солнце и не имел никаких сил самостоятельно подняться по холмам вверх.
Чувствуя жар и озноб попеременно, волоча всей волею своё слабое туловище, больше приваленное к бедному Ерофееву, я всё же спросил:
— Ты когда в последний раз видал Мелентьева?
— Недели две назад, кажется, когда гости столичные приезжали.. А на что он тебе?
— Я не о том, не о давнем. Ты же встретил его на пикнике или утром? Как он тебе показался?
— Ох, Иван, боюсь, порядочно ты расшибся.. Песочный рантье наш в оригинальное турне укатили-с, конкурентов изучать да платья покупать. Ну же, пески аравийские оценивать! Он уши всем прожужжал про эту поездку! Вспоминай. Какой-то шейх пригласил его редчайший песок посмотреть, что на часы песочные идёт. Теперь вернётся весь в белом и на верблюде! — Ерофеев расхохотался. — Да и чего с барышей не ездить? Столичные половину песка его зафрахтовали, а ещё с половины рента капает — чтоб не продавал никому и не вывозил.
— Я прошу тебя, давай к нему съездим! Прямо сейчас нужно.
— Да тебя трясёт всего! И горишь ты тоже. К доктору надо. Что за спешка? — Ерофеев остановился в недоумении.
— Я видел его ночью, под луной. Здесь, на холмах. Он пел. А потом мы.. поговорили пять минут — и роса легла. Когда я падал, солнце вставало.
— Так что с того? Причём видеть ты его никак не мог..
— Умоляю, съездим! Ты руководство новоиспечённое, не забывай! Беспорядки в твоей волости рано допускать, не присиделся ты ещё для этого.

Так и не пришлось Ерофееву присидеться на должности. После увиденного во владении Мелентьева долго ездил он по разным башковитым врачам, да и ведуньями со знахарками не брезговал. Первая же череда суток была самой опасной: не разговаривал Ерофеев вовсе, скулил только, водя в бессмыслице головой по кругу. И не умея не то что заснуть, но даже и моргнуть широко раскрытыми и выкаченными в ужасе глазами.

Мне очень жаль, что пришлось им пожертвовать. Ведь я сам, терзаемый догадками по прошествии шалой и кошмарной ночи, оказался вовсе не готов к такому исходу.. Чего ж говорить о добряке Ерофееве, случайном попутчике в этой истории. Но в одиночку я бы тогда не добрался до отдалённого поместья Песочного рантье и не имел бы полномочий на бесцеремонное вторжение.

Громадина островерхого дома на землях Мелентьева, в давно обезлюдевшем селенье Пески, всегда торчала рыбной костью в моём горле. Я физически не мог терпеть визитов в эту обитель безвкусицы нувориша, однако сейчас на подъезде сюда я испытывал лишь любопытный страх.. Жилое здание на окраине Песков представляло собой возведённую копию готического замка одной знатной и тёмной династии, ныне развеянной прахом, а когда-то повелевавшей половиной Балкан. Предания об этой семье возбуждали Мелентьева до исступления, как всякого тайного гордеца из деревеньки Мухозасижено волнуют пороки светских особ из статеек центральных газет. И невдомёк гордецу, что пороки эти есть худшее наследство развращённости душ, утомлённых обязанностью ничегонеделания. И что для него, одиночки и выскочки, они недоступны так же, как истинный полусвет, куда попадают с рождения, а не за пачку ассигнаций...

Снедаемый неописуемыми предчувствиями, я было встал отдышаться на пороге, да только Ерофеев намеревался поскорее покончить с аудиенцией без хозяина, с неслыханным абсолютом провинциального неприличия. Влекомый им, я зашёл — и вся механика моего разбитого организма отказала совсем, попав в обездвиживающий столб ослепительного сияния. В поразительном среди нашего южного шарма, с его-то кисейками от мух, особняке, словно занесённом сюда смерчем, пустом и открытом настежь теперь, стояли какие-то архангельские песочные часы. Они высились посреди роскошного мозаичного холла со вделанным перламутром, засыпанные натуральным золотым песком! В яичных их половинках — до десяти бочек в обхвате каждая — расширялся и суживался по форме часов мёртвый Мелентьев во фраке и цилиндре. Комильфо до сатирического перебора, как всегда.

В часах с низов имелась ювелирно прорезанная дверца, сверхплотно притягиваемая изнутри. А сами часы работали как аттракцион. Вращались в оправе из камня и бронзы под действием гуттаперчевого мелентьевского тела... Куда "крутил" он время и до куда докрутил, где застрял и остался ли — неведомо. Но здесь Павел Леонтьевич очевидно задохнулся.

Жалко оперевшись на пронзительно заскрипевшую вдруг стотысячную входную дверь, хвалёную Мелентьевым за "единственную подобную в мире", я ужаснулся метаморфозе Ерофеева, чьи веки расширились и окостенели, словно поддерживаемые спичками... Забавно и печально, что двери в этом драгоценном царстве времени и скорби, возведённом на воистину золотом песке, скрипели ровно так же противно и склизко, как и в моём проданном в итоге с молотка помещичьем доме на семейном болоте с дряхлой сиплою выпью. Где даже мезонин, кажется, разломан был ревматизмом.. Видно, все они скрипят одинаково, коли им есть что сказать.

Начало рассказа: Песочный рантье (часть 1)

Показать полностью
3

Странная девочка и Волк

Странная девочка гуляла по лесной тропинке и встретила волка. Волк спросил:
— Куда ты идёшь, прекрасное дитя?

Странная девочка не знала, что в этом лесу опасно разговаривать с волками, и ответила:
— На Кудыкину гору иду, хочу на драконе полетать.

Волк вздохнул:
— Вновь промахнулся я дитём, что ж ладно, завтра подождём.
— А кого ты тут ждёшь, может, тропинкой ошибся? — спросила девочка.
— Девочку в шапочке красной, что отправится к бабушке в лес опасный. Только вот ни разу ещё не встретил.
— А зачем тебе такая девочка?
— Откуда я знаю. Сказали, что тот лишь настоящий волк, кто в красных шапках знает толк.
— Ого. Давно ждёшь?
— Давненько, — снова вздохнул волк и внезапно спросил: — А хочешь, я тебя к Кудыкиной горе отвезу?

Странная девочка обрадовалась и забралась волку на спину. Помчался волк — синие леса между лап пропускает, озера хвостом заметает. По дороге выспросила у волка девочка, что он умеет, какими способностями владеет. А как добрались до места, сказала:
— Дяденька Волк, ты же сказку перепутал. Надо тебе камень путеводный найти. К этому камню принцы разные приходят и приключения находят.

Волк задумался:
— А мне с этого какая радость?
— Ты у них старого коня съедаешь, потом нового волшебного найти помогаешь. И тебе сытно, и принцам польза.
— Хм, другая сказка? С приключениями? Спасибо, девочка. Лёгкого тебе полёта на драконе, — обрадовался волк и умчался.

А Странная девочка подумала, что для каждого волка своя сказка найдётся, и поскакала по горной тропинке.

Жанна «Юла» Коробкина
История из книги «Пятнашки с Чудом»

Показать полностью
7

Школа

В 1997 году я пошёл в первый класс. Меня отдали в двадцать вторую школу, которая была в пяти минутах от дома. Рядом ещё была школа 46 и согласно прописке я должен был идти в неё, но мать из убеждений, что школа 22 лучше, решила отдать меня в неё и при подаче заявления указала адрес своей подруги, сказав, что фактически проживаем мы там. Об этих хитрых махинациях она также сообщила и мне, чтобы я в случае чего не проболтался. Помню, что первое время я очень боялся, что учительница увидит, что после уроков я ухожу домой в другую сторону и разоблачит нас, меня это очень тревожило и жил я с этой тревогой не один год, а когда спустя время я в контексте какого-то разговора решил поделиться этой тревогой с мамой, она посмеялась и сказала, что вряд ли кому-то до этого есть дело.

В школу мне очень хотелось, я к тому времени уже достаточно хорошо для своего возраста читал и считал, о чем родители не забывали хвастаться своему окружению. А вот писал я крайне хреново, но про это никто не хвастался) Первое сентября помню очень смутно. Помню, что было солнечно и было много детей с цветами, помню, как вступил в какую-то словесную перепалку с незнакомым мне пацаном, который оказался моим одноклассником и с которым мы впоследствии дружили где-то класса до девятого. Вроде бы у мамы тогда как раз была сломана нога и она была на костылях, но её я в первом сентября не помню совершенно.

В школе мне в целом нравилось. Она казалась достаточно угрюмым местом, но там было интересно. Моя классная руководительница Земфира Михеевна была прекраснейшим педагогом и мне очень нравилось учиться. А ещё, мне нравилось бегать и орать на перемене среди сотни таких же бегающих и орущих личинок, нравилось есть в школьной столовой, нравилось пить из фонтанчика. Письмо мне давалось тяжело, я до сих пор помню ощущения дикого напряжения в руке от того, как я сильно сжимал ручку и с большим нажимом писал в прописях палочки и крючочки. Палочки и крючочки получались откровенно хреновыми и если в школе мне это сходило с рук, то дома маму такое положение дел не оставляло равнодушной, поэтому она кричала, угрожала что заставит меня всё переписывать, а временами, когда я выкидывал ручку и орал "не буду я эти нагибные палки писать" давала мне живительных звиздюлин и угрожала бить "фэйсом об тэйбл", эта фраза в тот период стала нашим локальным мемом.

На первом родительском собрании моя классная руководительница сказала маме, что письмо мне даётся мягко говоря не очень и намекнула, что если ситуация не исправится, нужно будет переводиться в коррекционную школу. Маму это мотивировало и "фэйсом об тэйбл" зазвучало в нашем доме чаще, а письмо моё под этим натиском таки выросло до более менее приемлемого уровня, чтобы, во всяком случае, ни про какие коррекционные школы больше никто не заикался.

Собственно, этот момент с письмом в самом начале - пожалуй единственный момент за всё время обучения, который действительно вызывал какие-то сложности. Проблемы с почерком были и в будущем и учителя могли на него жаловаться, но это никогда больше не достигало критической отметки. А вот сама учёба давалась мне удивительно легко. Я хорошо и быстро считал в уме и математика мне давалась крайне легко, если я и делал ошибки, то от спешки и невнимательности. Чтение тоже было интересно и тоже не вызывало никаких сложностей. Первый класс я закончил без четвёрок, мне в конце года надавали каких-то грамот и похвальных листов, мама радовалась и хвасталась подругам, какой я у неё умница и молодец и мне это в целом было приятно, но уже тогда эту приятность стали затенять некие сомнения: по моим ощущениям для этого результата я не сделал ровным счётом ничего, не приложил никаких усилий, оно всё получилось само собой, а значит и хвалят меня ни за что, за какую-то фигню и вроде как и приятно, а вроде как и стыдно немного, неловко, тут же нет моей заслуги. Вот это вот ощущение того, что я получаю незаслуженную похвалу и что я не то чтобы её достоин сопровождало меня на протяжении всей моей жизни, где-то обостряясь, где-то притупляясь, но неизменно оставаясь со мной.

В целом, первый класс по ощущениям прошёл достаточно спокойно. Мы с одноклассниками притирались друг к другу, естественным образом разбивались на небольшие кучки и компашки, которые в будущем ещё ни один раз будут менять свои формы. Так как я пошёл в школу не по прописке и в целом вырос во дворе, где было не так много моих ровесников, среди одноклассников и параллели у меня не было ни друзей ни знакомых. Я понемногу социализировался и усваивал правила социальных взаимодействий и иерархий и в целом, это опять же не очень сложно мне давалось, во мне было достаточно энергии и харизмы, чтобы выстраивать нормальные взаимоотношения, хотя моя природная мягкость и некоторая неуверенность в себе, безусловно немного процессу мешали. Уже тогда я понимал, что есть некая каста "крутых", которую стоит остерегаться. При этом, самому мне быть крутым не хотелось и я даже в фантазиях не примерял на себя эту роль.

Из запомнившихся эпизодов: не помню обстоятельств, но вышло так, что мы были в классе втроём: я, мой друг Д. (тот самый, с которым жизнь нас столкнула 1 сентября) и моя одноклассница С.. С. по национальности была буряткой и это само собой не вызывало никаких вопросов: я рос и жил в бурятии и буряты как и русские были обычной составляющей моего мира, ни о каком национализме или чем-то таком речи не могло идти в принципе. Помню, как ещё до школы мы толпой детей бегали по улице и орали "бурят - штаны горят, рубаха сохнет, бурят скоро сдохнет", причем это же орали и сами буряты, просто детский фольклор, в который в моменте никакой злобы и каких-то негативных смыслов не вкладывалось. И вот, мы с Д. на фоне нашей дружбы и, вероятно, на фоне того, что мы мальчики, а С. девочка, стали что-то там до С. докапываться и обзываться. Она естественно давала словесный отпор и до какого-то момента это выглядело игрой а-ля "сам дурак", но, как обычно и бывает, видимо мы с Д. в какой-то момент перегнули палку и С. заплакала. В класс вернулась учительница, нас в моменте немного наругали и отпустили домой и, казалось бы, эпизод был исчерпан, но спустя какое-то время меня ждал разговор с матерью. Причём, домашнего телефона у нас не было и где и как добрались до моей матери я не совсем помню, но факт, что это потребовало усилий. А разговор был следующий: оказывается, среди прочего, мы обзывали С. буряткой. Она об этом рассказала маме, мама пожаловалась учителю, а уже учитель провела беседу с нашими родителями по этому вопросу. Именно тогда я познал, что оказывается, такое обзывательство неприемлемо, недопустимо и вообще. Впоследствии, я ещё очень долго пытался осмыслить своим детским мозгом, почему "дурой" и "овцой" обзываться вроде как и некрасиво, но можно, а "буряткой" - нельзя.

Ещё, в первом классе мы с одноклассниками после уроков пошли гулять. Был зимний день и мы в какой-то момент оказались на ледяной горке недалеко от моего дома и стали кататься. Я очень хорошо помню, как я стоя на ногах катился по достаточно крутому склону, помню момент падения и как я уже упавший качусь дальше и радуюсь тому, что упал совсем не больно. Помню как встаю и чувствую, что на лице что-то тёплое и вижу меняющиеся лица своих одноклассников. Ну а затем, я потрогал своё лицо и увидел на перчатке кровь, услышал слово кровь из уст одноклассников и начал дико и страшно орать (примерно так же, как когда шарик с акацией познакомился, ахахах). Я, очевидно, в тот момент сделал единственно верный вывод: я получил смертельное ранение и вот вот умру. Орущий и плачущий в сопровождении одноклассников я дошел до подъезда и начал подниматься. Орать я при этом не переставал, поэтому, мой ор, подружившись с акустикой подъезда, поднялся домой раньше меня и мама встретила меня в подъезде с лицом залитым кровью, отчего вероятнее всего знатно прифигела. Отец быстро нашего кого-то из знакомых на машине, меня отвезли в травмпункт и наложили на лоб несколько швов под местным наркозом. Было совсем не больно и пока зашивали, я фантазировал, как выглядит дырка в моём лбу и видно ли через неё мозги.

Показать полностью
2

Пустота и искра

ПИ

Порог

Ночь начиналась без намерения быть особенной.

Где-то вдалеке, за многоэтажками, угасал закат, в небе оставались разводы пурпурного цвета. Воздух стоял сухой и тяжелый, как комната, в которой забыли выключить свет.

Он сидел на полу, скрестив ноги, облокотившись об полуразрушенную стену.

Пахло землёй, цветами и пеплом от костра.

Психонавт.

Лицо его было спокойно, даже красиво в своей отрешённости. На ладони - тонкий кусочек гриба, неотличимый от сухого листа. Он смотрел на него, как в глаз Богу. Не торжественно, а как будто прощался с чем-то особенным, важным.

"Я не ищу кайф. Я ищу форму, линию, логику того, зачем всё это.

Иногда кажется, что я её уже видел, когда был маленьким… а потом забыл."

Он ел молча. Без ритуалов. Только лёгкие движение пальцев, прямо почти как жест молитвы.

- Ты опять туда? — раздался голос сбоку, хриплый, будто сквозь туман.

Психонавт обернулся. Там сидел человек.. Тень человека.

Сгорбленный, как будто нёс на спине не какой-нибудь рюкзак, а груз и тяжесть бремени прошлого.

Лицо его было бледным, как снапшот смерти. Глаза стеклянные, врозь. Они смотрели не на собеседника, а куда-то сквозь, туда, где никого не было. Рядом с ним - пустая баночка из-под капсул. На донышке осталась коричневая пыль.

- Мама приходила. Говорила что всё будет нормально. Она так редко приходит когда я трезвый…

Психонавт замер. Не испугался. Но и не обрадовался. Он знал, с кем говорит.

Делириант.

"Знаешь ли ты что она есть или что её нет?". Спросил психонавт.

"Нет. Но, если она есть — мне лучше с ней. А если нет… что ты хочешь от меня?" .

Никаких «эффектов», вспышек, визуалов. Просто двое. Один смотрящий внутрь, а другой провалившийся наружу.

Между ними была такая пропасть, будто бы полоса, грань. Как граница между люцидным сном и лихорадочным бредом.

Они молчали. Но каждый слышал что-то своё.

Один слышал космос, в котором эхо его имени растворяется в гигантском сне.

Другой видел дом, где мать поёт колыбельную, хотя её давно уже нет на свете.

И в этом парадоксе было что-то очень человечное. Одновременно страшное и близкое.

Смех иллюзий

Они сидели всё так же.

Психонавт сидел с закрытыми глазами, будто бы он шаман который ведёт переговоры с чем-то древним внутри.

Делириант шептал себе под нос, иногда обрываясь, будто слова сами начинали говорить, а не он говорил слова.

И тогда из полутемноты появился он.

Сначала неприятная, но узнаваемая и вяжущая вонь.

Потом силуэт, обрисованный фонарём, будто тлеющий дым в форме человека.

- Йоу… - проговорил он, как будто сам себе, «чё тут, философский клуб?»

На нём был растянутый свитшот, его глаза были словно наполнены кровью, один наушник в ухе, в руке под-мод с чем-то крепким. Он двигался так, будто в воде, но не из-за тяжести, а из-за отсутствия спешки.

Психонавт слегка кивнул.

Делириант не отреагировал.

Парень подошёл ближе, сел рядом, скрестил ноги. Затянулся, смотря на них с лёгкой, детской усмешкой.

- Я, короче, целый день думал, зачем вообще делать что-то, если всё равно устанешь. А потом подумал, а если и устал, то зато расслабился. Ну типа вот… сейчас я спокоен. Но это же тоже не надолго?

Он засмеялся. Смех был не издевкой. Просто… пустой. Как фон телевизора в другой комнате.

Делириант повернулся к нему, медленно, будто повернулось не тело, а весь мир.

- А к тебе мама приходит?

Парень задумался. Улыбка пропала.

- Приходила. Она как-то сказала: «Ты же умный, зоркий. Просто немножко не туда смотришь». И ушла. Теперь я смотрю… не туда, наверное.

Они все трое молчали. Каждый в своей реальности, на своей частоте.

Один говорил с богом.

Второй с призраками.

Третий с кем угодно, но только не с собой.

Иногда их взгляды пересекались.

Но не сталкивались.

Будто три дороги прошли рядом, не задевая друг друга.

А где-то далеко, в этой же вселенной, звучала музыка из чьих-то наушников, может из чьей-то комнаты, но сквозь бетон и ночь.

Никто не слушал её, но она была.

Как и всё в этот вечер:

присутствующее, но недосягаемое.

На грани

Он появился неожиданно, прямо как неудачный кадр в фильме который забыли вырезать.

Не заходил и не подходил, а простоошёл.

Человек. Немного вина, немного шатается.

Пиджак расстёгнут, воротник чуть кривой. В руках у него пластиковый стакан, а алое вино плеснулось ему на пальцы. Он шёл, будто разговаривал с кем-то. Может он тоже был под чем-то ещё, под аптечными таблетками, например, а может даже под синтетикой. Но он был.

И тут же - будто забыл, с кем.

- Пф… философия. Да, да... жизнь... ха! жизнь - это шутка, но я отлично шучу! Только небо понимает о чем я молчу.. - пробормотал он себе, не слишком внятно, но с театральной тяжестью.

Он прошёл мимо троих, по своему пути, но без назначения.

Увидел их..

И замер.

Психонавт не пошевелился.

Делириант смотрел мимо.

Третий улыбнулся так, как будто увидел собрата.

Мужчина сделал пару шагов вбок, покачнулся и сел на скамейку неподалёку. Стакан он поставил на землю, как свечку.

- А я ведь когда-то мечтал. Писателем быть. Ну не прям Шолохов, конечно. Но… хотя бы искренним. А потом;работа, стабильность, жена, ремонт, холодильник, акции… акции… А теперь вот - вино. Как вишенка, сладкое. Как рубин, но недорогое. И… странное ощущение, будто всё давно закончилось, но я всё ещё сижу в титрах. В темноте и один.

Он достал телефон, включил камеру, посмотрел на себя и сразу же выключил.

Потом он посмотрел на них.

- Вы… вообще живые? Или только я тут дурак, наполовину между реальностью и грёзами, а может быть, кошмаром?

Никто не ответил.

Но все трое — психонавт, делириант, и красноглазый — по-своему поняли его.

Как узнаётся родной человек не по словам, а по схожей на свою пустоте в глазах.

Он не остался, он просто встал и пошёл дальше.

Немного неуверенно, немного уныло.

Словно человек, который хотел увидеть мир, но наткнулся на собственное отражение.

А стакан остался, с красным пятном в пластике, на пыльной земле.

Память.

Дым без тяги

Он стоял на расстоянии.

Не как блюсталель закона, порядка, а может быть даже справедливости, а как тот, кто уже тонул,

и теперь смотрит на воду, чужую, но слишком знакомую.

Экс-юзер.

Зебра? Винт? Крокодил? Ломки, аптеки, тараканы, но в голове ли.. Ничего героического.

Просто… дно, которое не гремит, а шепчет: "Останься".

Он стоял в тени, прислонившись к кирпичной стене и медленно курил.

Затягивался так, будто не сигарету держал, а воспоминание.

Перед ним четвёрка и каждый из них в своём крошечном аду или рае, а может и между.

Психонавт далеко в глубине себя, с закрытыми глазами.

Делириант почти рассыпался, но всё ещё спорит с тенью.

Красные глазки пусто улыбаются.

А последний прошёл и исчез, как кот убежавший в кусты.

И бывший юзер смотрит на них.

В небе ни звезды, только фонарь и дым.

- Вы все… думаете, это путь, да? Что вы открываете какие-то двери, но я вот... знаю. Иногда дверь ведёт не вглубь, а в петлю.

Он проговаривает это не вслух, а только сигарете, только себе.

Пальцы дрожат, но не от желания, от памяти.

- Я был там, где нет больше ни "кто я", ни "зачем". Где просто... тело. Без просьб, где даже боль - слишком громкий звук. Где ты не хочешь жить, но и для смерти слишком устал.

Он смотрит снова.

Им всем по-своему плохо, но они ещё думают, что можно "вернуться".

- А ведь вы все… все вы такие живые, чёрт вас побрал.

Он тушит сигарету, медленно, с нажимом.

И уходит, не прощаясь, не объясняя.

Он просто не хочет становиться частью спектакля потому что он знает: если один раз войдёт, то уже останется.

А ему уже дали второй шанс, пусть и без смысла, пусть и без цели, но с воздухом в лёгких.

И иногда этого вполне достаточно.

Смеющийся ад

Когда кажется, что всё и все уже выдохлись;

как сигарета бывшего юзера, как мысли психонавта, как муть в голове у самого веселого,

когда даже делириант стал тише,

а пьяный исчез среди фонарей и тени,

появляется он.

Звонкий звук велосипедных колес слишком громкий, слишком живой.

И вот он - ребенок,

на старом, ржавом, поношенным временем велике, с волочащей на бедре сумкой.

Глаза расширены, губы растресканы,

весь он будто был нами придуман.

Мальчик, у которого нет прошлого,

есть только сейчас, и сейчас ему смешно, даже если для этого нету веских причин.

- ААААААХАХАХА!

- БЛЯ.. БЛЯ.. БЛЯДЬ!

Он не тормозит, он просто трясется под кочками.

Петляет, а иногда почти падает.

Иногда поет и иногда повторяет слова которые другие тоже когда-то говорили, а может и снова хотели бы сказать.

- Не вернусь я домой, так лучше сдохнуть! Люблю вас.. Сука, эй, ты! Ты крутой! Похуй, я буду воздухом! Я пена, я облако!

Он улыбается, но глаза как у куклы.

Смеётся, но даже смеется будто это не он сам.

И все остальные, каждый со своими причудами,

останавливаются и смотрят на него.

Не с осуждением, не с жалостью, но словно узнавая себя.

Вот он. Маленький, невидивший мир. Какими мы были и какими мы может не будем уже никогда.

И в этом смехе то ли истина, то ли полный отказ от неё.

- Я, я… Я живу! А может уже скоро умру! Но мне поооо… хуй! АХАХАХА!

Он завершает свой последний круг и уезжает, оставляя за собой лишь пыль от колёс, и неуместное эхо - смех среди тишины.

И ясность настала.

Теперь все уходят:

Кто-то вглубь себя.

Кто-то прочь от этого места.

А кто-то просто домой.

А кто-то останется и будет смотреть.

Переживший последний свидетель.

«Я просто стою и смотрю в окно»

Тело почти не слушалось. Тонкие вены, сердце медленно бьется, с усталостью, с тяжестью.

Мир был тёплой пеленой, полной теней и света,

слов и молчания, запахов химии, железа, земли, пота и даже пыльцы.

Он почти не дышал, он прошёл всё.

И теперь просто рассказывал свой монолог. Не вслух, а себе, а может тебе, если ты читаешь конечно..

«Я видел их всех.

Странника - он искал, но не выдержал бы всей правды.

Мрак - у него была душа, но без огня.

Того, что на волне - но тот гнил медленно, по чуть-чуть.

Синего - он не был плохим. Просто одиноким.

Дитя - и я сам смеялся, когда начинал.

Бывшего - он выжил. Но сжёг полжизни, чтобы спастись и спасти.

А я?

Я все еще здесь.

Не стал лучше, но пережил.»

Он видел их не как символы,

а как настоящих людей.

Он был каждым из них.

Он не просто знал путь, он его прошел.

И теперь, только он один.. старый, дряхлый, слабый, но с ясным рассудком - закрыл глаза.

- Что осталось?..

Он не знал.

И, может, это и есть самый честный ответ.

Не счастье, но и не грусть. Не покой, но и не драйв.

Ни ужас, ни радость. Не пустота и не смысл.

Осталась спокойная тишина и осталась искра.

«Что всё было, что не было зря.

Пусть никто не узнает,

но это осталось.»

Он вздохнул, будто в последний раз,

но продолжил дышать дальше.

Без надежды, без тоски.

Просто… жил.

Пока ещё был здесь.

И где-то, там, далеко,

за закатом и шума деревьев,

далеко за небом -

мир всё ещё продолжался.

Может, кто-то смеётся.

Кто-то плачет.

Кто-то пробует в первый раз.

Кто-то возвращается домой.

Кто-то уходит навсегда.

А он просто сидит и молчит.

Если ты узнал себя - значит, ты не один.

Если ты не узнал - это тоже ответ.

А если ты просто читаешь и чувствуешь, то значит ты жив.

----___----

"Хмм. Неплохо."

Но я пишу потому что не могу не писать. Потому что образы появляются и это не просто чужие. Это я в каждом из них.

Я вижу себя как чела под трипом, который хочет узнать, зачем мы живём.

И бредового, который потерял нить реальности и хочет, чтобы мама позвала домой.

И в бывшем, который ничего не говорит, но всё уже понял.

И даже в молокососе, который просто хочет хоть что-то почувствовать.

Я в них. И они не я.

Это странное чувство - быть вместе и отдельно.

Хочется наполниться смыслом, хочется прожить глубоко, но иногда хочется, чтобы просто всё стихло.

Чтобы было молчание и никуда не надо было бежать.

Жизнь разнообразна, ведь в ней столько всего, столько звуков: смех, боль, гудки машин, детские голоса, скрежет мыслей, лай собак, монологи ищущих, шёпот внутреннего голоса.

А потом.. тишина.

Финал.

Может быть, смерть, а может просто выключение света в комнате, а затем, завтра и снова утро.

И если всё это правда,

если хотя бы хоть кто-то узнает себя, то

значит не зря я все это писал.

Потому что мир ещё продолжается и даже если ты стоишь в полной темноте — он ещё не закончен.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!