Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 227 постов 28 272 подписчика

Популярные теги в сообществе:

4

Как писать красивые истории

Или о том как форма доминирует над содержанием.

Пишите много букв, это стильно и даст вам ощущение что вы пишете значительную вещь. Для этого пишите побольше сравнений, чтоб слова лились потоком, словно бурная горная река или рвота зрителей фильма "взломать блогеров". жонглируйте словами, словно азиат с ютуба жонглирует бензопилами.

добавляйте неуместные описания погоды и места действия, это ж так прекрасно, словно все богатства мира летят к вам.

пример.

"Витя и банан".

Суть - Витя съел банан, кожуру выкинул в окно. вышел и поскользнулся. конец.

Длинная.

Витя, совсем обычный студент собирался на свидание, важности добавлял тот факт, что эту девушку он добивался полгода, не строительство зенит-арены, но для Витиного молодого и здорового организма срок.

Перед свиданием Витя решил перекусить, заглянул в холодильник, которому место в палате мер и весов, как олицетворение абсолютной пустоты™, и, ВНЕЗАПНО, там было пусто.

На подоконнике, словно дельфин, которого выбросило на берег, лежал одинокий банан. Решение созрело мгновенно.

Витя съел банан и выбросил кожуру. После этого надел свои выходные джинсы и футболку, тщательно стираные, надеваемые по особым случаям, таким как экзамен, пьянка или дискотека. Да и других джинсов просто не было.

В предвкушении он выбежал из общаги.

Во время бега он ВНЕЗАПНО наступил на кожуру, стараясь не упасть, он выделывал такие пируэты, что мог бы выиграть чемпионат мира по фигурному катанию, спортивной гимнастике и синхронном плаванию, но конец предсказуем, он упал, как вековой дуб, сраженный молнией или топором дровосека, как солдат под пулей врага.. Боль, нет БОЛЬ™, пронзила нижнюючасть спины Вити. По сравнению с ней погружение в бочку с кислотой и пираньями и сожжение были просто комариным укусом....

Скорая приехала быстро, Витя попал на свидание с рентгеновским аппаратом

П.с. так же пишется стендап

Показать полностью
14

Музыка

Их звали Эрих Келлер и Давид Гольдштейн. Имена эти ничего не значили здесь, в этом месте, где людей стирали в серую пыль под аккомпанемент лязга замков, противного скрипа колючей проволоки и лая собак. Эрих носил немецкую форму, шинель, от которой пахло морозом и чем-то невыразимо гнилым. Давид носил полосатую робу и номер, выжженный на исхудавшем предплечье. Пропасть между ними была шире Рейна и глубже Магдебургской впадины, но все же, они нашли мост.

Этим мостом стала музыка. Однажды, в предрассветный час, когда лагерь еще цепенел под свинцовым небом, Эрих, патрулируя у барака № 7, услышал едва уловимый напев, мелодию Шуберта, Der Lindenbaum из «Зимнего пути». Звук был хрупким, как тонкий лед, выдохнутым усталыми легкими. Он шел из-за угла, где Давид, пользуясь минутой перед поверкой, пытался согреть душу остатками памяти. Эрих остановился как вкопанный, музыка была его забытой жизнью. До войны, до партии, до этой адской машины, он был учителем музыки в провинциальной гимназии, Бах, Бетховен, Брамс - это был его воздух.

Он не крикнул, не ударил прикладом, он просто прошептал, не видя лица певца: «Die kalten winde bliesen...» («Холодные ветры дули…» - первая строка песни). Тишина. Потом, из тени, тихий голос: «Mir grad ins angesicht...» («Прямо мне в лицо…»).

Так началось их общение. Краткими, украденными у бесчеловечного распорядка минутами, угол барака, дальний торец плаца, тень уборной стали местами их встреч. Они не говорили о войне, о лагере, о том, что разделяло их как пропасть. Они говорили о Брукнере, о сложности его симфоний. Спорили о лучшей интерпретации Реквиема Моцарта. Давид, оказывается, играл на скрипке в оркестровом коллективе в Лейпциге до всего этого. Эрих рассказывал о своих учениках, о первом исполнении ими «К Элизе». В эти мгновения Эрих переставал быть обершарфюрером, а Давид заключенным № 44732. Они были двумя людьми, дрожащими от холода, но согретыми странным теплом общего языка - языка нот, пассажей, гармоний, который был сильнее здешнего языка ненависти и смерти.

Это был негласный сговор против реальности. Опасный, смертельный. Эрих иногда подсовывал Давиду краюху черствого хлеба, кусочек сахара - не из жалости, а как плату за минуту разговора о финале Патетической сонаты. Давид в ответ делился обрывками воспоминаний о концертах в Гевандхаусе. В глазах Эриха, обычно жестких, как сталь, в эти минуты появлялось что-то неуловимо человеческое - тоска по утраченному миру, который он сам помог разрушить.

Приказ пришел серым и безнадежным утром. Комендант, холодный, как скальпель, вызвал Эриха. На столе лежал список, обычный список. Одна из фамилий - Гольдштейн, Давид № 44732. «Особая акция. Сегодня. В овраге. Ты будешь в расстрельной команде, Келлер. Лично. Это приказ».

Слова ударили Эриха в солнечное сплетение. Мир сузился до точки. Музыка в голове оборвалась на диссонансе. Он попытался что-то сказать, сослаться на что? На дружбу? На Брамса? Он увидел взгляд коменданта - плоский, бездонный, лишенный всего, кроме служебного рвения. И понял, любое слово будет его смертным приговором. Система не терпела слабины, он был лишь винтиком. Отказаться - значит стать следующим в списке.

Овраг за лагерем. Место, пропитанное ужасом и кровью. Земля рыжая, снег грязный и на этом снегу группа изможденных фигур, а среди них - Давид. Он стоял, не глядя на солдат с карабинами, смотрел куда-то поверх деревьев, туда, где, возможно, звучала музыка, недоступная больше никому. Его глаза нашли Эриха, но в них было не удивление и не ненависть. Глубокая, бездонная печаль и понимание.

Эрих поднял карабин. Рука не дрогнула - года муштры сделали свое дело, пальцы знали вес стали, холод спускового крючка. Голос офицера, отсчитывающего секунды, был далеким гулом. Он смотрел поверх прицела в глаза Давида. В тот последний миг, когда команда «Огонь!» уже зависла в ледяном воздухе, губы Давида шевельнулись. Не крик, не проклятие, а тихий шепот, который Эрих прочитал по губам, как ноты на партитуре: «Все кончено, Эрих. Прости себя».

Выстрел. Единственный, громовой, сорвавшийся именно с его карабина. Эрих стрелял именно в Давида, он знал, что избавить от агонии страшного добивания раненых, может только он, точным выстрелом прямо в сердце. Давид даже не дернулся, а рухнул, как подкошенный.

Мир не рухнул, небо не разверзлось, все было как всегда - дымок от выстрела, запах пороха, смешанный со смрадом смерти. Приказ выполнен. Заключенные лежат или корчатся в неестественных позах. Солдаты, перезаряжающие винтовки. Рутина ада.

Но для Эриха все кончилось в тот миг. Он вернулся в казарму, снял шинель, поставил карабин в пирамиду. Он думал, что сделал все правильно, но внутри у него зияла, черная, как провал в земле после взрыва, пустота. Слова Давида - «Прости себя» - звенели в ушах громче любого оркестра, они жгли мозг каленым железом. Он не выстрелил в еврея, он выстрелил в друга, в единственного человека, который напомнил ему, что он когда-то сам был человеком.

Война кончилась, лагеря освободили. Эрих прошел через фильтрационные лагеря, отсидел, вышел. Он пытался жить. Работал настройщиком пианино в полуразрушенном городке. Но его руки теперь помнили только вес того карабина. Ночью его будил один и тот же сон: овраг, шепот, выстрел и глаза, всегда эти глаза, полные прощения, которого он не мог принять.

Он слушал Бетховена, Моцарта, но симфонии звучали теперь все как реквием. Он настраивал инструменты, но гармония была лишь механической. Внутри навсегда замер диссонанс - дикий, неразрешимый. Слова, «Прости себя», стали его вечным проклятием. Давид прощал ему все, но сам Эрих не мог простить себя за то, что нажал на спуск, за то, что предпочел жизнь винтика системы, жизни человека. Этого он не смог простить себе никогда.

Он умер в своей каморке, в окружении инструментов и нотных листов. На столе лежала раскрытая партитура «Немецкого реквиема» Брамса. Но в душе Эриха перед смертью был только пепел воспоминаний и невыносимая тяжесть вины, которую он унес с собой в могилу, так и не сумев сбросить этот страшный груз одного выстрела, оборвавшего не только жизнь друга, но и его собственную душу. Он выжил, но все, что было в нем человеческого, осталось лежать в том рыжем овраге, рядом с телом человека, который простил его, когда он сам себе этого простить не смог.

Показать полностью
4

И чтобы не случилось, я вернусь

Я прожил жизнь, как пьяный прошёлся по канату — без сетки, без веры и без смысла. С детства знал, что мне не будет спасения, и, может быть, не желал его. Было во мне что-то такое, что с самого начала определяло мой путь: рваная душа, как пальто, висело на ветру времени, — вся в заплатах, чужих пуговицах, а по карманам — хлеб, водка и пепел от надежд.

Мне казалось, что я всё понимаю — людей, Бога, страну. Но, чем больше понимал, тем сильнее чувствовал, как скользит из-под ног земля, как распадается под ногтями смысл. Я не был ни героем, ни мерзавцем. Так, мутная фигура в дыму революций и похорон. Проспал одну — воняло гарью и лозунгами. Проснусь ко второй — чтобы снова ничего не понять, зато уж точно почувствовать.

Когда-то я верил в страну. Слепо, по-детски. Верил в звёзды над Кремлём, в то, что мы особенные, мученики с правом на святость. А потом ослеп — не от ужаса, нет, а от радости. От той самой, которую нельзя вынести — которая, как свет, пожирает глаза. И всё, чему учился, оказалось на костях. Смирение — не добродетель, а кнут, которым гнали нас в стойло. Я сопротивлялся — внутри. Наружу не показывал, боялся не Бога, а себя — потому что, если бы выплеснул наружу всё, что копилось, — земля бы треснула.

И вот теперь я смеюсь. Тоска рвёт меня, будто волк — плоть. Русская тоска, неистовая, гнилая, как старое сало, но своя. Ужас в том, что она стала мне родной. И я смеюсь не потому, что смешно, а потому что выбора нет. Потому что смеяться — это последнее, что остаётся, когда плакать больше некуда.

А вокруг меня — смерть. Она не пришла с косой, не напоминала о себе громко. Она была во мне всегда — в гитаре, что плачет струнами, в бабах, что смотрели сквозь меня, в патефоне, что завывал как волчий вой. Я всё это любил — без меры, без умысла, по-русски. Потому что душа моя не знала середины — либо в грязи, либо к небесам.

И если завтра свалюсь в яму — рядом будет святой и атеист. Один с крестом, другой с сигаретой. И оба скажут одно и то же: "Да, брат, вот и всё". А я посмотрю на них и усмехнусь.

Потому что я всё равно вернусь.
Не ради мести. Не ради памяти.
Ради самого акта возвращения — как напоминания, что был такой человек:
грязный, но живой,
пьяный, но настоящий,
потерянный, но вечный.

И чтобы не случилось — я вернусь.

И чтобы не случилось, я вернусь
Показать полностью 1
9

Ответ на пост «Тяготы секретарства. Часть 2»

А вот и обещанный фанфик, ну или что-то типа того) Тапками, чур, не кидайтесь – чукча уже давным-давно не пейсатель: как минимум, со времен школьных сочинений, что было давно и неправда 😁 Могу накосячить только в пунктуации, но критику воспринимаю адекватно, панамка двухведёрная готова, поехали!)

и вообще...

!!!Во всём виноват Райн!!!

Ольга Прокофьевна неодобрительно покосилась в сторону Райна...
– Тоже мне, спец... Да я таких как вы, да лет эдак 30 назад!..
Но тут же осеклась на полуслове. Железная выдержка от железной леди, никаких сантиментов!
В воздухе ощутимо запахло керосином. Наверное, сквозняком принесло из глубин цеха, не иначе... Атмосфера накалилась настолько, что молнии можно было хватать прямо из воздуха аки Зевсу...

Ушакова непроизвольно передёрнуло: Андрей Константинович вышел на тропу войны и так просто это дело не оставит... Черт с ней, с премией, профсоюз в обиду не даст! А Прокофьевна моя – та так вообще его с потрохами сожрет в рамках своей юрисдикции и не подавится! Тоже ведь мне, директор, снега, то бишь перчаток, зимой (да и вообще круглогодично) не допросишься. Нужно, чтобы ТБшник переметнулся в наш лагерь или пиши пропало... Главный ТБшник, САМ!

Этот самый САМойлов стоял перед Ольгой Прокофьевной, опустив глаза и покорно ожидая своей участи. Перспективы были незавидные: при живом директоре стать марионеткой Ушакова под дудку его секретарши. Впрочем, от реального увольнения это все равно не спасало.

В нарушение всех правил перемещения негабаритных грузов Ольга Прокофьевна подошла к Павлу Денисовичу и флегматично спросила:
– Доколе сотрудники этого филиала ада будут работать у станков без защитных очков, новых перчаток, ветоши для протирания станков от отработки и нормальных расходников типа свёрел, фрез и иже с ними?
– Вы же понимаете, – промямлил ТБшник, оторопев от такого нахрапа –наши снабженцы вынуждены экономить на всем, время сейчас нестабильное...
– Так стабилизируйте! – секретарша сверкнула глазами как светодиодными фарами дальнего света, ослепив всех в радиусе половины цеха. – И время, и поставки, и психическое здоровья коллектива: вон сколько зайцев одним выстрелом убьете!
– Но...
– Никаких "но"! Или мне позвонить подругам в трудовую инспекцию и в охрану труда? Так быстрее изыщутся ресурсы?

Директор, подслушивающий за станком "должника" Федора, покрылся холодной испариной. ТБшник сглотнул ком в горле: эта мегера и впрямь может разрушить все, к чему только прикоснётся...
– Райн!

Павел Денисович решил перевести с себя стрелки окончательно.
– Райн, когда вы разберётесь с бардаком и дефицитом в снабжении? Почему наши слесаря, токари, фрезеровщики вынуждены страдать, работая в немыслимых условиях???

@AlexandrRayn

Александр, ваш выход!
Сыграем в игру?)
Заводчане и пикабушники жаждут вашего ответа 😁

Ответ на пост «Тяготы секретарства. Часть 2»
Показать полностью 1
4

Деньги не воздух, но попробуй выживи без них

Начало:

Философия успеха

Голубая кровь спекулянта

В приёмной Пола, где стены мерцали голографическими диаграммами, а воздух был наполнен ароматом технологических инноваций, сидели двое. Марк, французский аристократ с седеющими висками и тростью из старинного серебра, и Томас, немецкий финансист в костюме от дорогого портного. Они ёрзали на диване из переработанного пластика, словно аристократы на табуретке из гаража.

— Этот человек выглядит как хипстер из кофейни, а не как глава хедж-фонда, — процедил Марк, нервно вращая трость между пальцами. — Где его галстук? Где хотя бы намёк на серьёзность?

— Вчера его фонд принёс семь процентов за сутки, — заметил Томас, поправляя часы стоимостью с небольшой самолёт. — Пока мы спорили о дресс-коде, он зарабатывал нам состояние.

Внезапно дверь открылась. Пол вошёл в чёрной футболке с провокационной надписью: «Деньги не воздух, но попробуй без них выживи!», держа стакан зелёного чая. Его взгляд излучал уверенность, а в глазах плясали озорные искорки.

— Серьёзность — это когда вы доверяете алгоритму, а не куску шёлка на шее, — ухмыльнулся он, словно прочитав мысли Марка. — Кстати, ваш винный фонд, Марк, только что потерял два процента. Хотите спасти своё бургундское — продавайте.

Марк побледнел, хватаясь за трость. Томас достал телефон, пряча усмешку.

— Пол, ваш фонд показал восемьдесят пять процентов доходности, — произнёс Марк, оглядывая голые стены. — Но ваши методы… это же чистой воды казино, а не финансы.

Пол рассмеялся, запуская голограмму с данными.

— Гарантии? Вы пришли не на банкет, а в лабораторию, — сказал он, указывая на мерцающие графики. — Вот ваши страховки — двенадцать миллионов транзакций в секунду. Ваш страх и жадность — наш алгоритм уже купил их… пока вы завязывали галстук.

— Мы слышали, ваш ИИ сливал наши акции, чтобы купить бразильский крипто-мусор, — возмутился Томас. — Это не инвестиции, а саботаж!

Пол встал, прищурив глаза. На экранах заплясали изображения угольных карьеров и нефтяных вышек.

— Саботаж? — спросил он. — Ваши портфели двадцать лет пожирали это. Я просто заменил лопаты на нейросети.

Марк перебирал чётки с Лазурного берега.

— Бог не простит игры с судьбами, — произнёс он. — Ваши алгоритмы… они же могут ошибиться?

Пол включил запись, где голос Януса на ломаном французском предсказывал обвал швейцарского франка.

— Ошибка — это когда вы платите два процента комиссии за надёжность, — сказал он, поворачиваясь к Марку. — Вчера Янус обвалил ваш любимый фонд шампанского на десять процентов, чтобы мы купили акции австралийских дронов. Вы получили двадцать процентов прибыли за пять часов. Грешно? Тогда кайтесь в церкви прибыли!

— Нам нужен контроль, — настаивал Томас, сжимая договор. — Хотя бы право вето на сделки!

Пол подошёл к окну.

— Контроль? — спросил он, доставая чип «красный выключатель», обёрнутый в этикетку от шато-марго. — Нажмите, и ваш капитал превратится в пыль. Или пейте вино, пока мы делаем историю.

В комнате повисла тишина.

Томас медленно подписал договор. Его лицо напоминало выражение шахматиста, проигравшего компьютеру.

— Дьявол носит Прада, — пробормотал он, — а гении носят кроссовки. Я в деле.

Марк, бледный как полотно, уронил трость.

— Пол, передайте мне бумаги, я тоже! — произнёс он, словно подписывая свой финансовый приговор.

В этот момент будущее их капиталов растворилось в воздухе, как утренний туман над Ла-Маншем, уступая место новой эре финансовых возможностей, где правила писались заново, а старые догмы превращались в пыль под ногами нового поколения финансовых гениев.

Читать книгу "Нексус" полностью >>

(Спасибо за лайки и комментарии, которые помогают продвигать книгу!)

Показать полностью
6

Почему страшные истории интереснее всего рассказывать ночью?

Я знаю, почему. О, конечно, вы скажете, что это из-за темноты, из-за того, что ночь сама по себе навевает жуть, что воображение становится живее, когда мир погружен во тьму. Но это не так. Вернее, не только так.

Дело в них.

Они всегда были здесь, задолго до нас. Они смотрели на нас из глубин океанов, из трещин в земной коре, из черных провалов между звездами. Они не спят. Они ждут.

Но днем… днем Оно мешает им. Великое и ужасное Солнце, чей свет — не просто свет, а барьер, древний и нерушимый. Его лучи — это цепи, которые сковывают их, не давая проникнуть в наш мир дальше, чем на шаг. Они ненавидят его. Они боятся его.

Но ночью… о, ночью все иначе.

Когда солнце скрывается за горизонтом, барьер слабеет. Они становятся смелее. Их шепот слышен в шорохах ночного ветра, их глаза мерцают в глубине теней. Они подбираются ближе. Им нравится слушать.

Каждая страшная история — это приглашение. Каждый дрожащий голос, каждое замершее сердце — это дверь, приоткрытая чуть шире. Они любят наши страхи, потому что наши страхи — это их правда. И чем больше мы говорим о них, тем больше они могут проникнуть в наш мир.

Вот почему ночью страшные истории кажутся такими живыми. Потому что они не просто истории.

Потому что кроме нас их кто-то слушает еще.

И кто-то нам отвечает.

страница автора

Показать полностью
13

НОЧНОЙ КАССИР

НОЧНОЙ КАССИР

Сквозь маленькое грязное окошко на неё смотрела ожившая девичья мечта.

Авдотья, которая была морально готова к существам, при взгляде на которых сердечный приступ - наиболее вероятное, что может с тобой случиться, облегчённо выдохнула.

Кассир, видимо, с чувством юмора.

Мужчина был одет в элегантный дорожный костюм с кружевными манжетами, на шее - затейливо повязанный дорогой платок. Поверх одежды - докторский халат. Видимо, прямо из клиники явился, заработался, бедняга и позабыл снять. Аристократичные длинные пальцы небрежно держала элегантный саквояж из натуральной кожи, с тиснением в виде летучих мышей. Даже страшно подумать, сколько он стОит.

-Милая девушка, - со старомодной учтивостью произнёс мужчина, - Простите мою невоспитанность, но я считаю, что красивым фройляйн не идёт курить. Вы так молоды! У вас безупречная кровь, а вы....

Мужчина озадаченно принюхался, и Авдотья в панике вспомнила, что ванну принимала....ой. Как неловко то. Поди, пОтом разит как от бригады грузчиков.

-Невинная дева, которая бережёт себя для любимого мужчины, - прошептал докторский халат.

-ЭЭэээ....- замялась Авдотья, на которую мужчины глядели как на пустое место.- Ну можно и так сказать.

Мужчина приблизил лицо к окошку. Потянуло дорогим парфюмом.

-Я очень рад, что не все современные девицы -фривольные легкомысленный особы. Авдотья, приглашаю тебя откушать со мной.

Авдотья нервно хихикнула.

Наконец-то! Она понравилась мужчине! И какому!

-Я бы с радостью, но не могу покинуть кассу. Я обещала, - с сожалению молвила Авдотья.

-Это не займёт много времени. Ну же, Авдотья. Выходи из кассы, чтобы я мог тебя приятно удивить.

-А откуда вы знаете моё имя? - с подозрением спросила девушка.

Ей расхотелось выходить.

-Пригласи меня, Авдотье, - хрипло прошептал мужчина. - Я должен тебе померить кровяное давление. Не бойся, милая, я врач.

Действительно.

Он же врач.

Она подошла к двери и уже протянула было руку...

Что-то казалось неправильным.

А секундой спустя она поняла.

Глаза.

Как два очень опасных омута, в которые легко попасть, но невозможно выбраться. Да и с ногтями творится неладное. Секунду назад они явно были меньше.

-Не открою, - слабым голосом произнесла девушка.

-ПРИГЛАСИ МЕНЯ!!!

-Мужчина, не кричите, здесь вам не библиотека, - сварливо окоротила Авдотья. Докуда билет будете брать?

В крошечный проём протиснулось пара монет. Жёлтый металл тускло блеснул в неярком свете.

Авдотья присмотрелась. Монеты дорогие и старинные, сразу видно.

Она смахнула их в ящик стола и выдала серый клочок бумаги с надписью "Билет".

-Авдотья, послушай, - доктор всё никак не хотел уходить. - Поехали со мной. Я сделаю тебя хозяйкой вампирского бала...

-Мужчина, поезд прибывает, - строго сказала кассир, - Пройдите на перрон, пожалуйста.

-Бубубубубу состав до Трансильвании бубубубу прибывает на первый путь. Стоянка поезда бубубубу, - прохрипел динамик.

Раздался протяжный гудок и на перрон прибыл состав.

Авдотья, открыв рот, смотрела на великолепный поезд, по сравнению с которым яхта Абрамовича выглядела как пластиковый тазик для стирки носков.

Он не просто въехал -вкрался, как ночной кошмар, материализовавшийся из пара. Как древний хищник, который настолько уверен в себе, что даже не утруждает себя рыком.

Лаковый корпус вагонов отливали густой кровью в цвете бургундского, окна были зашторены тяжелыми, бархатными, как катафалк, занавесями. На крыше вагонов поблёскивали медные гербы с летучими мышами, корпус украшен бронзовыми гаргульями, подножки — клыками. Лаконичная надпись на корпусе, выведенная готичным шрифтом, гласила "In Sanguine Lux".

Локомотив был угольно-чёрным и блестел, как лакированный гроб для очень дорогого клиента.

Машинист высунул голову в окно, приподнял цилиндр и вежливо кивнул девушке.

-Мне пора, Авдотья, - печально сказал мужчина, - жаль что у нас не получилось.

Он просунул в узкое окошко визитку "Д-р Акула - специалист по крови. Ваша кровь - в надёжных клыках".

-Пожалуйста, навести меня как-нибудь, милая фройляйн. Поверьте, я смогу скрасить ваше существование. Вы не пожалеете.

Д-р Акула переместился к двери нечеловечески быстрым движением, переступая через туман, который поспешил убраться с его пути с жалобным воплем.

Какой мужчина!!!

А в зал ожидания уже заходили следующие пассажиры.

Самые обычные.

Мужчина в пиджаке, заправленном в треники и властная упитанная жена в юбке с потугой на кокетливость.

Следом за супругами вкатился мальчишка в шортиках с аккуратной заплаткой.

- Мама, я хочу пить! – сразу начал ребёнок. Он подошёл к кассе и внимательно посмотрел на Авдотью, которой стало не по себе от слишком пристального взгляда мальчика.

-Ваня, отойди от ЭТОЙ! Вася, ну шо ты стоишь, блядь! ты будешь за ребёнком когда нибудь следить?

- Ванюха, ты это… Давай дома попьёшь… Отойди от тёти.

- Пить! – мальчик ящерицей залез на стенку и перебрался на потолок..

-Ясссссно, Вася. Как всегда. Всё надо делать самой, – супруга с трудом прыгнула вслед за сыном, и стала уговаривать сына потерпеть "до бабушки, там соседкой напьёшься"

Авдотья зачарованно смотрела на кондовые панталоны дамы. Разве их носят?

- Извиняй.. – буркнул мужчина Авдотье, жадно глядя на девушку.

-Эт самое, - глазки прыткого супруга замироточили сальностью, - ты меня внутрь не пригласишь? Пока жена занята? Я быстренько.

ПЛЮХХХХХХ!!!!!

Усатый отлетел к стене и затих.

Сын заревел.

-Сидит она. Шеей торгует, лыбедь недоделанная, – бросила дама справедливую претензию Авдотье. - Мужиков чужих соблазняет, проститутка, - злобно возмутилась жена, поправляя юбку.

- Ну всё уже, успоко…- вылез из-под скамейки мужчина. - Это не то, о чём ты подумала..

- ДА Я СПОКОЙНА!!! Блядь! Только отвернёшься...

-Зинаида, - ну скока можно, давай уже купим билет и пойдём…- ныл муж, - электричка же скоро.

Авдотья добросовестно выдала два серых квадратика и один, разрезав пополам.

-Бубубу электричка до Старых Упырей бубубу, - заголосил динамик.

-Ну что ты ждёшь, Вася! Бери сумки и иди, - погоняла супруга.

Вася подхватил затёртые матерчатые сумки, и засеменил за женой.

И вовремя!

К перрону, устало пыхтя, приближалась электричка. Она ввалилась на станцию с усталым, прокуренным звуком, обшарпанная, тёмно-зелёная, с облупленной краской и старыми вагонами. В наглухо закрытые грязные окна смутно виднелись сидящие на деревянных скамейках пассажиры, большинство из которых что-то ели на газетках "Правда", расстеленных на коленях.

Электричка тронулась.

-...б твою мать, Вася! - донеслось издалека и всё стихло.

Авдотья дрожащей рукой схватила Беломор.

Ночь продолжалась....

Авдотья с отчаяньем смотрела на пассажиров. Она сбилась со счёта, и толком не знала, сколько билетов продавать.

Пассажиры вели себя буйно, на её замечания не реагировали, что не удивительно, учитывая, что все они были пьяны, включая главаря, или вождя, как его называли товарищи.

Огромный гриб вскочил на скамейку, и заорал, обращаясь к соратникам.

-Кто мы?!

-Грибы отморозки! - прокатился мощный глас.

-Чего мы хотим?

-Установить диктатуру грибов по всей планете!

-Куда мы едем?

-В Лес Угнетённых Грибов нести свободу от грибников!!!

Вождь глотнул из бутылки, покачнулся и схватив висевший на поясе наган, принялся стрелять в потолок.

Туман быстренько рассеялся, опасаясь попасть под раздачу и нерешительно собрался неподалёку.

-Товарищи, покупаем билеты, - орала охрипшая Авдотья, - Бронепоезд вот вот подойдёт!

Куда там!

Грибы толкали речи один за другим, и видимо, решили обойтись без билетов вовсе.

-Слышь, девка, - прозвучал прокуренный голос.

Авдотья уставилась на тощий гриб, куривший махорку.

-Меня зовут Авдотья. Ведите себя прилично, - окоротила кассир.

-Платочек бы тебе повязать на морду кумачовый, - бухтел Гриб. - смотреть противно.

-Себе повяжи, - схамила Авдотья.

-Никакой культуры обслуживания, - буркнул Гриб, - Держи. За билеты.

В окошко просунулся дамский кошелёк, весь в пятнах засохшей крови.

-Это же не ваше! - возмутилась Авдотья.

-Раз экспроприировали - значит наше. Твоё какое дело? - справедливо заметил Гриб.

-Сколько билетов? - сдалась Авдотья.

-Сто штук вроде. Я считать то не особо умею, - признался Гриб.

Авдотья молча выдала сто серых бумажек.

Очень болела голова. От выстрелов, от воплей, от махорочного дыма, от мельтешения грибов.

-Бубубубу бронепоезд до Угнетённого леса бубубу, - ожил динамик, и к облегчению Авдотье, толпа грибов повалила в выходу на перрон.

Туман опасливо смотрел на них издалека, не решаясь приблизиться.

Бронепоезд ворвался с громким лязгом, как будто не шёл по рельсам, а пробирался сквозь эпоху. Его вагоны были обшиты ржавыми листами железа, кое-где сбитыми гвоздями вразнобой, будто броню заколачивали в спешке, между двумя митингами. На переднем вагоне, прямо над люком, висел выцветший красный флаг с гербом в виде перекрещённых грибных ножек и надписью: "Грибы всех стран, объединяйтесь!" "Да здравствует диктатура грибов!"

Из амбразур выглядывали мрачные шляпки - грибы в матросской форме, пропитанные революцией и самогоном. На крыше стоял пулемёт Максим, его обслуга - суровые грузди в кожанках, держали в рудиментарных ручках "Манифест мицелиевой партии" и пили самогон.

Вождь, единственный из всех, кто ещё стоял на ножке твёрдо, вскочил на бронепоезд и стал толкать речь. Надо признать, он умел зажигать толпу.

-Товарищи! Вследствие досадной ошибки власть на земле принадлежит обезьянам, безмозглым созданиям, разрушающим всё, до чего дотягиваются! Мы - гораздо более совершенное творение природы! Грибы - вершина эволюции! Рано или поздно мы захватим весь мир! Вся власть грибам!!!

Авдотья с трудом поборола желание схватить наган и помчаться помогать грибам в их правом деле. Надо же...Какой харизматичный у них Вождь.

Она посмотрела на часы и широко зевнула.

Очень хотелось спать.

Интересно, куда подевался туман?

Тумана не было.

Бум, - послышалось издалека. БУМБУМБУМ.

Тяжёлые шаги приближались, и Авдотья запаниковала. Сейчас заявится склочный Вий...

Ну и что?. Её дело продать билет, а не ругаться с пассажиром.

Она принюхалась. Остро пахло землёй. Свежевырытой, тяжёлой и влажной.

Авдотья почувствовала, как внутри, где-то между желудком и позвоночником, разливается страх. Настоящий, первобытный от чего-то, что не должно идти, дышать, смотреть, существовать.

Тяжёлые шаги приближались. Авдотья вцепилась в стол, будто он мог её защитить. Касса давала ощущение порядка. Своеобразного, но тем не менее. А где порядок - там защита. Но кто сказал, что Вий подчиняется порядку?

БУМ!!!

И Авдотья закричала.

Она увидела.

Огромное существо подпирало головой потолок. Руки, свисающие ниже колен с чёрными обломанными ногтями. Тело - будто хирург психопат с извращённым чувством юмора создал его из нескольких человек, не озабочиваясь, чтобы его части подходили по размерам. Губы -чёрные, в нитях плесени, а зубы были как корни - кривые, мертвенно-серые, с кусками глины между ними. Но самое страшное было не это.

Глаз у чудовища не было. Веки спускались до пола, из-за чего он не мог видеть. Возможно поэтому его вели под руки два безмолвных создания в балахонах. Капюшоны, надвинутые на голову, не давали понять, как они выглядят, чему Авдотья была очень рада.

Вий шёл медленно, но с неумолимостью существа, от которого невозможно скрыться.

Подошёл к окошку.

Принюхался.

Авдотья перестала дышать.

-Челоооовекооом пахнет, - обрадовался Вий.

А потом раздался грохот.

Вий разносил кассу в хлам, чтобы добраться до неё.

Огромный кулак раз за разом опускался на хлипкое помещеньице, но странное дело! Касса не собиралась поддаваться.

-Мужчина, прекратите безобразничать, - Авдотья пришла в себя и теперь пыталась окоротить буйного. - Мужчина, отойдите от кассы!

-Человвввввеееек, - Вий не оставлял попыток добраться до кассирши.

В дверь опасливо заглянул Туман и, увидев, что Авдотье ничего не грозит, с облегчением вздохнул.

-Вы не скажете, как отсюда выбраться? - послышался мужской голос.

Авдотья не веря глазам смотрела на мужчину, сидящего на скамейке.

Самого обычного. В рваных джинсах, кроссовках, с телефоном в руке.

-Возвращался с ночной смены, очень в туалет захотелось, - безмятежно продолжал бессмертный, - Смотрю, на вокзале горит огонёк. Думаю, повезло то как. Ну и зашёл. А выбраться не могу, всё почему то заперто. Хорошо, что касса работает, наверно, у вас ключ?

Вий начал медленно оборачиваться.

-Девушка, вы обслуживайте, не обращайте на меня внимание, я подо....Ах ты ж ёб....й ху......щщщщще!!!!! - визжал мужчина, который так не вовремя захотел в туалет.

-Беги!!!! - визжала Авдотья.

-Куда? Всё заперто!!!!

Вий оживился и попёр прямо на мужика.

-АААААА!!!!!! - голосила Авдотья.

-ААААААА!!!!! - не отставал мужчина.

-Круг очерти! - осенило девушку.

Мужчина перестал орать и сноровисто очертил круг. Перочинным ножичком, царапая пол.

Вий подошёл вплотную и молча уставился на человека, который в ужасе закрыл глаза, чтобы не сойти с ума от кошмарного зрелища.

-Он здесь? - верещал мужчина.

-Да! Не смотри на него!

-А что делать?

-Молись!

-Я дзен муддист!

-Тогда медитируй!

Мужчина рухнул в середину круга и стал медитировать.

-Человееееек, - гудел Вий. - Поднимите мне веки, я его не вижу.

-Не смотри! - кричала Авдотья.

Существа молча подняли веки.

Мужчина посмотрел в глаза Вию и упал замертво.

Рыдающая Авдотья смотрела, как Вий, схватив бедолагу за ноги, медленно идёт к двери, волоча за собой добычу.

Какое счастье, что парень в отключке и не понимает, что с ним происходит!

Мужчина открыл глаза.

Обезумевший взгляд встретился с Авдотьей.

И поняла она.

Что не может оставить живое существо в руках чудовища.

Авдотья схватила огнетушитель и выскочила из кассы.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

https://dzen.ru/id/5e009e1ac31e4900b580e635

Показать полностью 1
5

Форрест Гамп

У неё на шее аккуратный серебряный крестик. Пахнет чисто, кофе и духами. Утро у неё начинается с ровных шагов и плана на день: варит кофе, укладывает волосы, проверяет, чтоб в термосе был чай, а в сумке — книга. Она едет на работу — в пальто, в котором нет ни одного пятна. Я же сижу на краю кровати и пью пиво прямо из горла. Сушняк, башка гудит, как старый холодильник. Полка пустая — скребу мелочь, как будто от этого зависит жизнь. Может, и зависит. Не сдохнуть бы.
Она вечером идёт на ужин. Не просто так — в ресторане, с тем парнем, у которого волосы идеально уложены и рубашка гладкая. Я же в это время стою на улице с гитарой, пою свои три старые песни. Ветер, холод, пальцы еле гнутся, а жопа мёрзнет так, будто уже не моя.
Где-то после полуночи её бросят. Потому что модник хотел не её, а галочку. А я в это время, пьяный, возвращаюсь домой и первым делом — кормлю кота. Потому что хоть кто-то меня точно ждёт.
Вот такая жизнь. Один на брюхе ползает, второй летает над всеми — и сам не знает, куда. Один держит в себе ребёнка, другой — давно забыл, каким был в детстве. Мы все как конфеты из коробки у Форреста: кто-то сладкий, кто-то с сюрпризом, кто-то вообще пустой. Только не знаешь, на что нарвёшься, пока не попробуешь.
Я? Я всё пробую. Потому что жить — это не про победы. Это про попытки. И про то, чтобы хоть кто-то, хотя бы кот, ждал тебя дома.

Форрест Гамп
Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!