Авторские истории

Писано под ощущениями едко-желчного высмеивания Джонатаном Свифтом разного рода пороков.

Глава IV

Государь. Щекотливое место. На авторе пытаются отрабатывать социальные приёмчики, а затем откровенно посылают.

Казалось бы, мои взаимоотношения с шинанайдаоповской властью после приключений в отсобе сошли на нет, ан нет! Всего лишь через три умеренно тихих и уверенно безмятежных денька ко мне подкатила крутая тачка, от неё отделился представительный шинанайдаоповец и безо всяких представлений произнёс:

- С тобой хочет поговорить Государь.

С этими словами шинанайдаоповец кивнул в сторону. Я глянул в указанном направлении и увидел крутые носилки. Рядом с носилками действительно находился Государь. Тот, завидев мой взгляд, тут же призывно махнул рукой. Делать нечего, я отправился.

У Государя была грудь колесом, спина колесом, живот колесом, все четыре ноги колесом... Очень круглый был правитель Шинанайдаопии!

- Здравствуйте, Дубыня Никитич! - сказал Государь, когда я подошёл. - У меня к вам предложение. Давайте где-нибудь присядем в спокойной обстановке, побеседуем. Мне очень хочется послушать, если так можно выразиться, из первых уст то, как воспринимается Шинанайдаопия человеком со стороны, как мыслит и формулирует мысли обладатель совсем иного менталитета и иной культуры. Если удобно, можем переговорить даже прямо сейчас. Если нет, то предлагаю согласовать более подходящее время.

- Могу и сейчас. Всё равно просто так прогуливался.

- Отлично! Тогда, если так можно выразиться, милости прошу к забору!

Мы прошли к изгороди из жердей, взобрались и расселись на самой верхней из них.

- Люблю, знаете ли, сидеть здесь, а вам как? - поинтересовался у меня Государь.

- Чудесно, - ответил я. - У меня в стране, чтоб вот так же посидеть, нужно сначала забор городить, а тут сразу готовый!

- Как я понимаю, у нас много чего оказалось нового и необычного по сравнению с вашей страной. Что вас сейчас больше всего увлекает в Шинанайдаопии?

- Спорт.

- Футбол?

- Не, это не моё. Чересчур много ног для ножного мяча. Да и опыт трудно перенять. Если у меня в стране вдруг удастся команду собрать, то в соперники для неё просто уже людей не останется... Меня больше захватил ваш чемпионат по водным видам спорта.

- Ну и как вам то, что дольше всех не тонул Пантелеймон Красавчиков?

- Он молодец. Но я больше болел за номера четыре. Не помню уже только, как его звали.

- Как вам вообще у нас в Шинанайдаопии? Благополучно ли устроились? Нет ли каких неудобств? Тревожных катаклизмов?

- Всё хорошо.

- А мне вот сообщили, что вас недавно били. Чуть ли не толпой.

- Это да.

- И когда в следующий раз будут бить?

- Четырнадцатого. Потом сразу пятнадцатого.

- Зачем вы над ними так издеваетесь?! Передвиньте хотя бы на семнадцатое!

- Вряд ли кто-то пострадает. Там, как я помню, люди по дням не совпадают. Составы разные!

- А если кто-нибудь из первого состава вдруг всё-таки пожелает поучаствовать и во втором битье, но не успеет восстановиться к следующему дню и окажется чрезмерно уставшим? Прошу чисто по-человечески: передвиньте на семнадцатое.

- Хорошо, передвину.

- Благодарю за понимание. Я, если так можно выразиться, и словом, и делом склонен максимально отстаивать интересы, прежде всего, своих земляков и сограждан, даже если они чуточку не правы, а вы - чуточку правы. Кстати, раз уж такая речь зашла, то я хотел бы и о себе чуть позаботиться. В принципе, мне кое-что доложили о ваших рассказах и многое мне даже понравилось. Например, идея о том, что образование должно быть жизнеориентированным и что поэтому только в глубоко дефектном обществе может существовать возможность проходить за год учебную программу двух лет. Или ваша идея о том, что совместное размещение преступников для отбытия тюремного наказания в корне порочно...

- Но это же не мои идеи! Я всего лишь пересказчик.

- Полноте вам! - укоризненно усмехнулся Государь. - Неужели вы искренне думаете, что я поверю в существование каких-то зелёных человечков, которых никто, кроме вас, никогда не видел, и которые почему-то именно вам надиктовали разных мудростей?

- Про размещение преступников - это не зелёный, а синий, - постарался я быть предельно честным.

- Тем более! Я уверен, что вы и только вы настоящий автор этих выдумок! А все байки про людей другого цвета кожи, если так можно выразиться, это как человеку пятая нога. Может, в каком-то отношении и забавная, но на деле совсем ненужная и искусственная вычурность.

Мне не хотелось спорить с Государем на столь бессмысленную тему, а тот продолжил:

- Но, несмотря на то, что мне многое понравилось, нашлось в ваших рассказах и одно, если так можно выразиться, щекотливое место. Мне доложили, что вы с восторгом и наслаждением упоминали, как в какой-то зарубежной стране правителем стал профессиональный шут и клоун, но в итоге он своей стране принёс не веселье, а одни лишь горести и лишения. Зато в нашей Шинанайдаопии, дескать, всё наоборот. Государь, мол, человек из очень солидных и где-то даже суровых кругов, но из своего переизбрания на второй срок устроил настоящую клоунаду. Вместо настоящих выборов он, видите ли, организовал постановочную сценку с заведомым исходом, расписанными ролями и потешным изображением видимости борьбы... В основном всё так и есть, но эмоциональный посыл вы категорически не угадали. Данные перевыборы были вовсе не для развлечения, а для вполне серьёзной и где-то даже скучной вещи под названием "легитимизация власти". И если вы так ошиблись в эмоциях, то, значит, для баланса потом ошибаетесь аналогично в логике, и, значит, способны нанести серьёзный вред тем, кто вам доверится... Мне теперь даже интересно: а что вы предлагаете изменить в наших выборах, чтоб они стали в ваших глазах серьёзнее?

- Слышал, что вы почитываете и почитаете Сунь Цзы. Тот когда-то утверждал и утвердил: "Держись слабым, когда ты силен, и кажись сильным, когда ты слаб". На выборах за вас проголосовало девяносто восемь процентов избирателей. При такой поддержке, как мне кажется, можно позаботиться о том, чтоб найти хоть какое-то серьёзное обоснование показать всем, насколько вы как правитель слабы или, как минимум, не сильны.

- Спишу вашу претензию на то, что вы просто не знаете, каков истинный уровень поддержки меня населением. Не всё то мажется, что машется, если так можно выразиться, - нахмурился Государь. - Кроме того, обстоятельства иногда складываются так, что необходимо уметь наступить на горло собственным идеалам и принципам. Затем, зачем? Чтобы я - Государь - оказавшись в статусе кандидата в Государи, опускался до уровня других кандидатов?! Пошёл бы на предвыборные дебаты и избиратели смогли бы воочию лицезреть и насмехаться, как я, пусть и временно на один час, выгляжу на равных условиях со всеми остальными? Где ведущий будет прерывать и меня, если я не уложился в отведённое регламентом время? Где оппоненты могут задать мне неудобный вопрос и имеют возможность указать потом на то, что я забалтываю проблему вместо реального ответа? Я такому, может, был бы и рад, но большинство наших людей для подобного ещё не созрело. Стараешься, стараешься, а потом найдётся какой-нибудь очередной олух и обязательно начнёт уговаривать, что из серьёзности устраиваешь клоунаду. И даже, небось, не задумывается проверить, что, возможно, это у него у самого что-то там в мозгу всё неадекватно трансформируется через призму хиханек и хаханек... В общем, если демонстративно не подчёркивать, что я нахожусь к остальным свысока, они распоясываются и категорически перестают воспринимать меня достойно. Нет, я считаю, что нужно уметь чётко разделять, когда человек - Государь, а когда - всего лишь кандидат в Государи, и что соединять их воедино - слишком опасно и чревато!

- У меня вопрос: как чётко разделить, когда вы во время подобных перевыборов - Государь, а когда - кандидат в Государи?

- Мне не хочется продолжать спор на столь бессмысленную тему. Давайте лучше поговорим о том, в чём вы не разбираетесь. Мои советники доложили, что вы, если так можно выразиться, бубликом обросшая дырка. Во всякой второстепенности - как ложку в руке держать или как простые арифметические расчёты в мозгу производить - у вас всё сноровисто, а вот во всём подлинно человеческом, что называется, душевном - вы полностью ни о чём, пустое место. Главное, ещё и не способны ничему обучаться! Идеальнейший вариант для отрабатывания социальных приёмов! Это как в науке ратуют за чистоту эксперимента. Все остальные люди вносят искажения, причём с нарастающим эффектом, а вам удаётся всего этого каким-то удивительным образом избежать. Ну так что, поможете?

Я недоумённо пожал плечами.

- Отлично! - воскликнул Государь. - Отработать на вас я хотел бы свою давнюю мечту - идею национальной идеи. Мне кажется, вот только этого моему народу ещё не хватает! Понимаете ли, мне хочется что-то очень мощное и максимально заметное сделать для моей страны! Типа, поменять всякого рода вывески, но только так, чтоб кардинально ничего не поменялось. Если так можно выразиться, не дай нам бог жить в эпоху действительных перемен! Итак, каковы ваши впечатления, если нашей национальной идеей объявить процветание?

- Государство должно эту национальную идею у себя продвигать или, напротив, стараться, чтоб даже духу её не было?

- Что за странный вопрос? Разумеется, продвигать!

- Разве у вас в Конституции не закреплено, что никакая идеология не должна быть государственной?

- Это вас меньше всего должно волновать. Мы про идеологию, как и про демократию, когда-то туда вписали, просто подражая более передовым странам и не особо заморачиваясь пониманием. Потом, мы всегда можем оправдаться, что понятия "национальная идея" и "идеология" - они формально разные, пусть даже содержанием они оба одинаково и являют упорядоченный набор взглядов об обосновании и поддержке социального строения общества. Ещё можно ввернуть, что национальная идея - она не абы какая, она - специальная, такое должно прокатить. Специалистам всегда дозволено чуть больше, чем простым людям. Если же нас совсем прижмут, то и Конституцию опять поменять, если так можно выразиться, не грех.

- Насколько я помню из энциклопедий, национальная идея - это систематизированное обобщение национального самосознания. Представить систему из одного элемента, в принципе, я могу. Но ещё в тех же энциклопедиях говорится, что национальная идея должна отвечать на целый ряд вопросов: о прошлом народа, о будущем, о взаимодействии с другими народами… Множество вопросов, по-хорошему, требует и множества ответов. Или же я представлю себе умственный уровень людей, которые предпочитают один короткий и ясный ответ на любой вопрос! Таким образом, для меня в вашей идее слишком мало букв.

- Хорошо. А если национальной идеей назвать благоденствие? Сразу на две буквы идея больше!

- Похоже, всё-таки нужен один короткий и ясный ответ... Что ж, тогда идея хороша. К тому же она действительно национальная, так как отражает уникальность вашего народа, ибо больше ни одна другая нация мира себе идею благоденствия никак не вынашивает. Наверное. Но у меня вопрос: эта идея будет только декларироваться или хоть как-то ещё и воплощаться в практику?

- Я понимаю ваш скепсис, - задумчиво обронил Государь. - Воплотить в жизнь такое действительно хлопотно и вряд ли удастся за один присест. Но я уже придумал один реальный план. Надо выбрать в стране какое-то одно место. Лицо страны. Туда сконцентрировать ресурсы и силы на обеспечение благоденствия. Если так можно выразиться, лицо надо по-любому накрасить, а попу пока можно и не мыть.

- Это лицо - изба Государя?

- Ну, с чего-то же надо начинать! И не стоит всем остальным людям огорчаться и мне завидовать. Нужно просто усерднее работать, и тогда всё у них тоже образуется! Вот лично я, если так можно выразиться, пашу как раб на галерах. Знаете, как мне трудно?

- Представляю. Земли на галере нет, но пахать-то что-то надо!

- А сами-то вы чего?

- Я пашу как пол-лошади.

- То есть не слишком утруждаетесь, ясненько... Может, у вас есть что-то своё насчёт национальной идеи?

- Меня волнует, что при появлении человечества никаких наций или тоже таких же совершенно никаких национальностей не было. Причём, как я понимаю, в этом принципиально сходятся и науки, и религии. Потом пошло разобщение людей. Всё больше и больше становилось отделение друг от друга. И раз уж на то пошло, то закономерным должно являться постепенное продолжение данного процесса. Вплоть до обособления на уровне отдельных индивидуумов. Уж не знаю, как там на этот счёт у религий, но с точки зрения науки каждый человек тяготеет соблюдать определённые границы личного пространства, каждый по-своему культурен. Можно было бы ещё упереться в такой атрибут нации как единый язык, однако уже неплохо зафиксировано, как люди иногда формально общаются на одном и том же языке, но психологически совершенно не понимают друг друга. У них разные психологические языки! Отсюда естественно следует, что в идеале каждый должен быть сам так себе народец. А ещё выходит, что всякая национальная идея худа тем, что пытается вертеться вокруг промежуточной сиюминутной невнятности и никак не ориентирует на полновесное будущее. Разве что ещё можно испугаться такого будущего и попытаться повернуть историю вспять, но тогда и вместо национальной идеи должна быть идея интернациональная.

- А это хорошо! Нашей национальной идеей станет объединение и сплочение! Как вам?

- Лучше всего людей сплачивает общая беда. Просто интересно: а существует ли хоть где-нибудь политическое движение, которое ставит своей целью сплочение народа вокруг своего Государя?

- Знаете, если так можно выразиться, вы мне очень здорово помогли с национальной идеей! Предлагаю вам теперь пойти ко мне во враги. Если вдруг не знаете, существуют в нашей стране революционеры-бунтовщики, которые жаждут скинуть меня с вершины власти. Скажу откровенно: вот вы теперь лучше им так же помогите, а лучше даже лучше!

- Я никого из них не знаю.

- Давайте я вам сейчас укажу их явки и пароли. Вроде бы, ещё с моих времён не менялись.

Государь тут же осуществил объявленное, сказал напоследок "А хорошо всё-таки, что вы никогда не станете Государем!", и я отправился.

P.S.:

Когда-то давным-давно, примерно пару дней назад, я накатал в послесловии к главе 2-1 плач и рыдание по поводу того, что некий чел с бессвязной и безграмотной речью когда-то отругал меня за моё понимание связности и грамотности речи. Естественно, публика чела тогда поддержала: ему, значит, понаставили всякие плюсы, а мне, соответственно, минусы.

Интересно, что уже к следующей главе (2-2) какой-то чел оставил ругань опять же за моё понимание связности и грамотности. Потому что в главе я каким-то невероятным образом умудрился рассказать, что мой литературный герой увидел в Шинанайдаопии две школы, а ещё - что мой герой за свою жизнь видел три государства: Феофанию, Ёколоманеевку, Шинанайдаопию. Ругающийся комментатор не объяснил, что в этом соотношении конкретно не так, но по его тону очень даже понятно, что сочетаться друг с другом два факта - 1) "увидел в Шинанайдаопии две школы" и 2) "увидел три государства - Феофанию, Ёколоманеевку, Шинанайдаопию" - не могут никак в принципе.

Ещё ругательному комментатору не понравилось, что я поддерживаю речевой оборот "жест может носить". По его мнению, правильно не "жест может носить", а "жест носит" (вариант: "мог носить"). Видимо, комментатор с его умением понимать правильную речь считает, что правильно не "жест может означать", а "жест означает" ("мог означать"). Не "жест может восприниматься", а "жест воспринимается" ("мог восприниматься"). Не "жест может помочь", а "жест помогает" ("мог помочь"). И так далее. Блин, как жить с этим дальше? Я ведь для проверки мнения комментатора решил воспользоваться интернет-поиском. На одном только портале "Киберленинка" сотня научных статей с оборотом "жест может" (в том числе "жест может носить"), причём статей не абы каких, а прежде всего филологических! Сам-то я, понятно, не филолог.

Получается, этот ругательный комментатор опередил в развитии подавляющее большинство научного народа! Если только у него от болезненного недостатка ума не поменялись психические полюса и он не стал положительное считать отрицательным, а отрицательное - положительным.

Что ещё? На момент написания этой моей писульки глава 2-2 имеет рейтинг "-3", а ругательный комментарий того самого комментатора - "+2". Понимаю, что вроде как небольшие цифры, но сама тенденция опять показательна!

Продолжение, надеюсь, последует. Планируется, что новые главы далее должны проявляться на Пикабу со скоростью "одна глава в день".

Если кому-то вдруг захочется поскорее, то произведение полностью до конца и бесплатно от начала доступно по адресу https://author.today/work/502579

Похоже я вновь вернулся сюда, ну что же, мне не привыкать, может рассказать тебе старую историю? Все ведь любят истории, не так ли. Эта история произошла очень давно, 724 дня назад, история о маленьком и глупом мальчишке, звали его, ну пусть будет Альберт, странное честно говоря имя, ну да ладно, не будем осуждать его родителей, друзей у него, с таким-то именем конечно не было, да и сам он был глуповатым и в целом каким-то неказистым, совсем не вписывался. Однако родители его на удивление любили, отчего он вёл спокойную, беззаботную жизнь, пусть и была она одинокой и слегка печальной. Лето тогда стояло особо жаркое, знаешь, это особенное ощущение, когда невыносимая жара ощущается во всём, кажется, что сам воздух так же выгорает на солнце и окрашивается в желтоватые, соломенные оттенки, а про всё остальное я и вовсе промолчу. В такие дни создаётся чувство, будто живёшь в пустыне, довольно забавное ощущение, лично мне оно очень нравится.

Так вот, не буду пожалуй слишком сильно отвлекаться, Альбер беззаботно проводил свободные, жаркие деньки разгуливая по округе, лишь изредка возвращаясь домой, обедал он чаще всего тоже на улице, спелыми фруктами и ягодами, коих было в избытке. Гулял он совершенно один, не только потому что у него не было друзей, в те дни в целом в городе мало кого осталось, большинство сбежало подальше от невыносимой погоды, поэтому улицы опустели, иногда проходили долгие часы, без единой встреченной им живой души. Ох, прекрасные были деньки, к тому моменту эта невыносимая жара стояла уже почти три недели и неизбежно должна была смениться проливными дождями, приносящими долгожданную прохладу и влагу уставшим растениям.  В нескольких километрах от его дома был пустырь, когда-то являвшийся парком или чем-то подобным, но заброшенный. Он примыкал к старому кладбищу, там не хоронили уже давно, места закончились и от того и само кладбище и тот парк подверглись неизбежному влиянию времени и напоминали какие-то древние руины. Они нравились Альберту, эти места были пропитаны большим количеством приятных воспоминаний, он часто гулял там с семьей, когда был ещё совсем маленьким. И в тот злополучный денёк глупый мальчишка тоже прогуливался там. С самого утра небо было застелено тучами, полными надежды, что вот-вот должны были рухнуть.

Под мрачным и гнетущим небом, тот пустырь создавал удивительную атмосферу, полностью поглощая юный разум мальчишки. Это было идеальным, неописуемым чувством упадка и разочарования, эмоции, которые он часто ощущал, но всё же так и не научился понимать их, они были для него привычном фоном, еле заметным оттенком, заполнявшим воздух. Здесь же это ощущение было монументальным, впечатанным в реальность и он с наслаждением наблюдал и изучал его, наконец-то обнаружив то, что до этого ускользало, оставляя лишь послевкусие на языке. Он прогуливался по пустырю, раздуваемому свежим ветром, молчаливо вкушая атмосферу и идя параллельно брошенному кладбищу, он считал себя уже достаточно взрослым и убеждал себя, что оно более не страшит его, но всё же избегал. Из-за того, что несколькими годами ранее заблудился там из-за переплетения бетонных стен. Вспомнив об этом, им завладело желание  направится туда. Что-то привлекало его, возможно фантазия о том, насколько плотнее там будет эта атмосфера, он стремился познать её и насладиться, наконец-то утолить давно ноющую боль в душе.

Кладбище представляло из себя бетонный лабиринт, так как вокруг каждого захоронения, были возведены стены, достигавшие почти двух метров, что были совершенно недостижимыми для него. Со временем разрастаясь, пути внутри становились всё более витиеватыми, оставляя лишь несколько выходов и уходя своей глубиной далеко за горизонт. Целое поле, усеянное закопанными трупами. Он подошёл к одному из входов, калитка валялась неподалёку, накрытая слоем хвойных веток и заржавевшая десятилетия назад. Не испытывая сомнений он сделал шаг вперёд, и стал погружаться вглубь, слыша постепенно приближающийся рокот туч. Воздух становился влажным, давая новую жизнь сухим, потрескавшимся губам. Его разум был полон безмолвных мыслей, формировавшихся и выстраивающихся в густые дебри, постепенно заполняя проблемы и наслаждаясь новыми и такими долгожданными впечатлениями. Его ожидания оправдались, атмосфера ощущалась здесь гораздо глубже, под темнеющими тучами, казалось будто эта место лишилось цветов, став лишь широким спектром серых оттенков, постепенно пропитываемых капающим дождём, плавясь под ним и растекаясь. Даже земля здесь ощущалась по-особенному, отсутствие травы и более тёмный оттенок, без следов желтизны, создавали иллюзию, будто даже почва здесь пропитана смертью.

Постепенно темнело, оставляя лишь слабый, белёсый оттенок мрачным тучам, но летом солнце заходит позднее обычного, у него ещё оставалось несколько часов и этого времени должно было быть достаточно, чтобы выбраться, по крайней мере так он думал. Он заметил это не сразу, но в этом месте практически не было звуков, лишь редкий шум капель, падающих на горячий бетон и постепенно испаряющихся, создавая в воздухе еле заметную дымку, усиливая ощущение сказочности этого места. Всем своим нутром он чувствовал, что это место вторило его собственным мыслям, будто только здесь он являлся настоящим, будто только эти мрачные пейзажи позволяли его голове очистится от пустых мыслей, успокоится и молчаливо наслаждаться. Он чувствовал, будто наконец-то оказался на своём месте, дома. Это глубокая и тягучая удовлетворённость, расходящаяся по телу теплом заполнила его, пока он сам того оно не осознавая продвигался вглубь. Более он уже не думал о том, что нужно успеть вернуться до захода солнца, не думал и о том, что по соседству с ним, на глубине нескольких метров лежали чьи-то изъеденные червями тела. Он заворожённо шёл вперёд, по темнеющим, узким тропам, пока неразборчивый шум наполнял его уши, казалось это был просто шум дождя. Постепенно стена идущая параллельно ему исчезла, погрузившись во тьму, он не придал этому никакого значения, делая уверенные шаги по влажной земле, один, в полной темноте.

Его разум, добившийся желаемого, утомился, будто после сытного обеда и сейчас дремал, постепенно заполняясь шёпотами мыслей. Сердцебиение, как и дыхание было спокойное и размеренное, создавая медленный ритм, будто вводящий в некий транс. Сквозь тьму ему на встречу шли силуэты, не обращая на него внимания, будто отголоски чьих-то воспоминаний. Наконец он пришёл в центр, на небольшую полянку, где тусклый костёр освещал непроглядную тьму и сел, устремив взгляд в озорные огоньки пламени, отбрасывающие его громадную тень. Так я и оказался здесь.

Когда уникальное становится привычным, человек больше не горит к сему огнем, отчего амурные страсти превращаются в десятиминутное исполнение супружеского долга. Физиология не перекрывает ментальность и некогда прочный мир рушится, как хрусталь, познакомившийся с полом.

Елизавета Андреевна отмечала с подругой очередной отгремевший концерт по написанной ей музыке. Раз – стакан вина. Два. Три. Бутылка. Две. Три. Ресторан сменился квартирой.

– Анна Михайловна, чувствуйте себя, как дома. Дочь у бабушки, муж... Не знаю, где муж, наверно снова пересекает европейские границы.

– Не скучно одной-то, Елизавета Андреевна?

– Не дави на больное.

– Что это?

– Говорю ж, муж пересекает границы. Вечно его нет. Хоть на стену вой иногда...

– Заведи себе еще одного, богема!

– Ань, ты чего такое говоришь? Это не по-людски.

– Моя дорогая Лиза, это страдать не по-людски. – Штопор вошел в очередную бутылку вина, – Нашла бы себе молодого скрипача, а еще лучше виолончелиста, да с крепким смычком, – пробка выстрелила в потолок, – вот так! По ржавеющим струнам!

– Что ты такое говоришь? Изменив, предашь себя саму.

– Иногда стоит пойти наперекор привычным вещам и посмотреть, как удивит жизнь. Стоя, на краю пропасти, открывается истина.

– Нет, Ань, я так не могу.

– Вот, где сейчас твой Сережа?

– Должен в Швейцарии концерт ставить, а может еще где. Сама же знаешь, какие границы удержат творца?

– А должен концерт ставить в той спальне, вторгаясь в твои личные границы, – женщины ударили стаканами друг о друга.

– Иногда меж возлюбленными происходит гормональный передоз, отчего они не могут смотреть друг на друга. Умные выдерживают дистанцию, ведь рано или поздно начнется ломка, да такая, что кровать сломать можно, а чувственные же воспринимают все, как личную обиду, вот и срутся постоянно.

– То есть вы ждете, когда начнется ломка?

– Может, и ждем!

– Это ты ждешь, а он?

– Прекрати ты!

– Может, он и не возвращается, потому что нашел себе там молоденькую пианистку, коей бьет по клавишам.

– Исключено.

– Ничего не исключено. Мужчинам свойственно искать успокоения у каких-нибудь дам с низкой социальной ответственностью. Поверь уж женщине с двумя разводами.

– Я, конечно, верю твоему богатому опыту, но не все ж так, как в твоих романах.

– Мои романы основаны на реальных событиях, а жизнь такая...такая мерзкая, хотя местами сладостей в ней, как в детском магазине. Тост: «За вечный карнавал, очаровывающий зрителя!» – Женщины снова выпили. – Лиза, надо что-то делать.

– Да ничего не надо делать, это вино во мне говорит, я сильная.

– А если автоматический смычок? – рассмеялась Анна Михайловна.

– Что? – глаза Елизаветы Андреевны округлились.

– Что, что? Смычок, который сам играет по струнам души.

– Ань, мы действительно сейчас будем это обсуждать? Какой позор! Какой позор! Мы уже даже не женщины бальзаковского возраста, и такой вздор!

– Вина?

– Хватит, надо спать ложиться.

– Побег?

– Прекрати!

– Москва не верила слезам тогда, не поверит и сейчас, – Анна Михайловна взяла телефон и показала фотографию своих струнных, – Видала, какая коллекция?

– Аня, – Елизавета Андреевна стыдливо улыбнулась, – что это за ужас?

– Автоматические смычки. Знаешь, как красиво играют? Так мелодия льется, м-м-м! Вот этот тебе подойдет. Начинать надо с простых вещей.

– Аня, у меня сейчас голова разорвется от волнения.

– Ментально ты уже согласна.

– Ничего я не согласна.

– Хочешь прямо сейчас закажем?

– Чего? А! Нет! Спасибо!

– Ссылочку я тебе прислала.

– Мне не надо.

– Да-да, не надо, всем не надо. Мне тоже не надо, а вон, посмотри, какая коллекция.

Анна Михайловна уехала, а Елизавета Андреевна прямо в одежде легла на диван, в голове ее объявился сушняк и шальные мысли о сольном концерте. Увиденные инструменты не выходили из ее головы.

– Это же измена! Или не измена? Елизавета, ты – приличная женщина, вино говорит в тебе. Взять или не взять – вот в чем вопрос! – Драма не хуже, чем по Шекспиру, развивалась в голове нашей героини. Реальное шло кругом, давление поднялось, потряхивало руки. Нажать лишь кнопку и дело сделано, шаг чрез черту навстречу тьме, где с распростертыми объятиями ждет рогатый и рычит: «Лишь наслаждение обретя, познаешь ты себя!»

Проспала Елизавета Андреевна до обеда, затем больная голова задумала прибраться. Сил хватило, лишь на перенос бокалов в раковину. Все! Дальше чай и глупая передача по телевизору, что создавала фон, совсем не напрягая мозг. Так и лежала она, закутавшись в плед и стараясь не двигаться. С вина, знаете ли, знатно потряхивает следующим днем.

Телефон бзынькнул.

– Кто там еще? – женщина огляделась в поисках телефона. Найден глазами. Чтобы прочитать сообщение предстояло движение, отчего та отбросила сию глупую затею. – А если Сережа? Да, нет! Он бы позвонил! Сколько времени в Европе? А вдруг он попал в беду и не может звонить? Лиза, какая же ты эгоистка! – Она вскочила и подорвалась к телефону, на экране которого сияла надпись: «Ваши товары доставлены в пункт выдачи». – Я что-то заказывала? – удивилась Лиза и прошла по ссылке, далее глаза округлились еще больше, – Я, правда, заказала Анин смычок? Боже, какой позор! Какой позор! И что теперь делать? Лиза, соберись! Если не забирать, то он через какое-то время уйдет обратно. Идея! А если Сережа вернется и попросит что-то заказать, и в пункте выдачи та-да-а-ам! Держите приятный бонус! Что я ему скажу? Как объясню? Что, мол, так и так, нашла замену? Нет, надо забрать и выкинуть. Надо забрать и выкинуть. Стоп! А если пакет прозрачный и кто-то из соседей будет в очереди стоять? Боже, какой позор! Боже, какой позор! – Елизавета Андреевна открыла холодильник, достала оттуда початую бутылку вчерашнего вина и совсем не богемно саданула с горла. – Надо позвонить Ане. Нет. Она смеяться будет. Хотя это же она предложила. У нее-то смычков на целый оркестр! Что делать? Что делать?

Тело не слушалось женщину, но она нашла в себе силы, чтобы накинуть толстовку с капюшоном. Ее стыдливые глаза закрыли большие темные очки, хотя на улице стояла пасмурная погода. До пункта выдачи сто метров, которые Елизавета Андреевна проскочила украдкой, постоянно оглядываясь. Не смотрит ли кто? Через стеклянные двери было видно, как двое мужчин стоят в очереди, отчего пришлось ждать, пока они покинут сие заведение. Рандеву меж ней и пареньком, выдающим товар, должно проходить тет-а-тет. Когда путь освободился Елизавета Андреевна, молча, зашла внутрь и ткнула работнику пункта выдачи квадратик с кодом. Тот долго копошился, но все же нашел посылку. Все эти минуты ожидания были невыносимы, стресс заставлял голову крутиться, высматривая опасных знакомых. В этот миг все знакомые были опасными. На спине образовался холодный пот, что пропитал футболку, заставив ее неприятно прилипнуть. Зашла светленькая девчушка с орущим ребенком. Елизавета Андреевна хотела сбежать, но не успела, ибо работник пункта выдачи наконец-то отыскал ее смычок. Ужас застыл в глазах женщины, она посмотрела на него, на посылку, затем на молодую мать, на ребенка, тот успокоился, и игриво улыбнулся, финал гляделок завершился в зеркале.

– Как ты докатилась до такой жизни, Лиза? – пролетела мысль в голове.

К счастью, посылка была запакована в черный пакет без опознавательных знаков, однако от легкой ухмылки паренька она чуть не сгорела со стыда, у него-то на экране отобразилось название товара. Елизавета Андреевна буквально выбежала на улицу, где нос к носу столкнулась с престарелой соседкой, тащащей здоровенную капусту.

– Лизонька, здравствуй, моя хорошая! Борщ собралась готовить! – запела та, – Не поможешь донести? А то поклажа не по силам уж!

– Здравствуйте, Антонина Ивановна, да-да, конечно! – Елизавета Андреевна взяла тяжеленую сумку, мыслями она была где-то далеко, ей хотелось просто провалиться под землю, прям в лапы Люцифера, там грешнице и место.

– Тебе, наверно, неудобно, дочка? Давай я твою посылку понесу.

– Да, нет, мне удобно.

– Ну нет!

Антонина Ивановна выхватила пакет из-под мышки своей помощницы.

– Так же удобнее, да?

– Д-д-д-да! – еле выдавила из себя Елизавета Андреевна.

Время прогулки до подъезда тянулось целую вечность. Соседка что-то лепетала на тему борща, раскрывая какие-то древние тайны, что нес ее старинный род кулинаров от матери к дочери, но собеседница была уже в объятиях Светоносного, что разрывал на части душу. В голове стало так тихо, что казалось, будто мертвецы на кладбище ведут себя громче. Из забытья Елизавету Андреевну вывел какой-то мальчуган, врезавшийся в нее. Капуста освободилась от сумки и покатилась по асфальту. Антонина Ивановна только набрала воздух в легкие, чтобы воскликнуть, как парнишка выхватил из ее рук посылку. Очередь вопить пришла за Елизаветой Андреевной. Правда мальчуган далече не сбежал и был пойман проходящим мужчиной, который оставил тому пару затрещин и отпустил. Пропажа с легкой ухмылкой вернулась хозяйке. Причиной тому стал рваный пакет, обозначающий его содержимое. Даже Антонина Ивановна смогла лицезреть.

– Это свечки ароматизированные! – буркнула хозяйка смычка и побежала в подъезд.

– А капусту-капусту! – негодовала соседка, но ее просьба так и осталась без ответа.

Посылка пряталась под курткой до тех пор, пока ключи в замке не сделали три оборота изнутри.

Женщину трясло, отчего она забежала на кухню, бросила смычок на стол, открыла холодильник и лупанула вина до дна.

– Что с тобой происходит, Лиза? Ты же культурный человек, музыку пишешь, – подумала наша героиня.

Взгляд упал на коробку с рваным пакетом. Импульс мозга к рукам. Покупка полетела в мусорку.

– А если, кто заметит? Я еще раз такого позора не переживу, – Елизавета Андреевна пулей достала посылку и обернула ее в три мусорных пакета, – Так-то лучше! Душа требует вина! Где штопор? Лиза, ты пьешь второй день подряд, как это по-плебейски. Хотя... У меня нервы. Смычок еще этот. Блин, надо было посмотреть, как он выглядит хоть, интересно же. Ли-и-и-и-за, тебе сорок один год, прекрати вести себя, как увлеченный подросток, – штопор победил пробку, красное полусладкое встретилось со стаканом. – Хорошо-то как! – Елизавета Андреевна вспомнила ухмылки представителей мужчин, что стали свидетелями ее позора, – Смеются они! Может, у меня проблема. Может, я – одинокая женщина. А я действительно одинокая, Сережка уже сколько по Европе колесит? Может, это не так уж и плохо? Нет, Лиза, выбрось эти шальные мысли из головы. Вино просто ударило в голову. Ну ладно, я только посмотрю, и снова выкину. Я ж деньги заплатила, посмотреть не могу? Еще как могу! Могу и посмотрю! – она соскочила с дивана, вытащила пакет из мусорки и стала зверски раздирать его, чтобы извлечь коробку. – Лиза, что за рвение? Только посмотрю и все, – коробка в темпе вальса открылась и взору подпившей женщины предстал смычок, Елизавета Андреевна, аж отскочила от стола, села на диван, судорожно хлебнула вина, дважды. – Теперь надо выкинуть! Или... Что за «или», Лиза? Ты – взрослая женщина, как ты можешь так вообще думать? Сомнениям нет места, надо встать и выкинуть, – неведомая сила приковала ее к плоскости дивана, – А как это интересно дается сольный концерт? Свечи? Ванна? Там еще двенадцать мелодий в памяти. Лиза, ты не будешь этого делать...Что за фантазии?

Елизавета Андреевна взглянула в зеркало, висящее на стене, глаза ее полыхали адским огнем, где занавес уже обнажал сцену и был готов представить миру грешную музыку.

– А есть ли в этом всем символ начала начал? – И рухнула стена терпения, когда комнату озарила сольная партия скрипки в исполнении страдающей женщины, давно не державшей в руках смычок... Аллеманда. Куранта. Сарабанда. Жига. Чакона.

Виталий Штольман

Ссылка на роман-https://author.today/work/504647

Аннотация:

Грехов — риелтор. Но не обычный. Он сдаёт квартиры тем, кого не видно. Тем, кого боятся. Тем, кого забыли.

Кикимора, которая устала убирать. Смерть, которая не приходит. Сатана, который хочет быть забыт.

Каждая сделка — как исповедь. Каждая квартира — как тело. Каждое существо — как он. Только без галстука.

Это не хоррор. Это — каталог боли.

Это не фэнтези. Это — инструкция по выживанию среди тех, кто не вписывается.

Это не юмор. Это — смех, который звучит, когда уже поздно.

Год спустя у Грехова — помощник. Архив. Контора.

И впереди — новые клиенты. Новые сущности. Новые ошибки.

Потому что демоны тоже хотят уют.

А кто-то должен им его найти.

Примечание автора:

Я тоже работал риелтором. Не в сказке. В городе. В бетонной мифологии.

Сдавал квартиры. Показывал балконы. Объяснял, почему плесень — это не «энергетика».

И да, клиентов было много. Мистики — ни одной. Придурей — десятки.

Один просил, чтобы окна «не смотрели на Луну».

Другой хотел, чтобы в ванной не было «эхо его бывшей».

Третья спрашивала, можно ли поселить кота до подписания договора, «чтобы он почувствовал пространство».

Я не сдавал квартиры демонам. Но я сдавал людям, которые были ближе к ним, чем к себе.

И каждый раз — я чувствовал, что это не просто сделки. Это — попытки найти место, где можно быть собой. Даже если ты — странный. Даже если ты — сломанный. Даже если ты — не совсем человек.

Так родилась эта книга.

Из усталости. Из абсурда. Из желания дать дом тем, кого никто не ждёт.

Пусть даже это просто метафора. Или — инструкция. Или — исповедь.

Спасибо, что вы её открыли.

А если вы тоже работаете с людьми — держитесь.

Иногда уют — это просто тишина, которую никто не требует.

— В.С. Морро

После того, как я сдалась и открыла двери в лабораторию, мы с Вадимом уже прожили очень долго. Оказалось, что мы всё же заразились оба. Однако, по неизвестной нам причине, грибок уничтоживший человечество, решил не убивать пару лаборантов, пытавшихся найти способ убить его, а наоборот, излечил все наши болезни и вывел из организма всех паразитов. Судя по ощущениям, мы сильно оздоровились и помолодели лет на десять. Мы были благодарны за такой подарок, но все равно, опасаясь подвоха, долго наблюдались в лаборатории. Тогда один из тестов показал что я беременна.

Спустя семь месяцев родился ребёнок, и несмотря на срок, он был полностью здоров. Мы назвали мальчика Адамом. Мы и без всяких анализов понимали, что мальчик, так же как и мы, заражён тем же грибком. Внешне это никак не проявлялось, но по одному взгляду в глаза мальчика было ясно, что он - живое воплощение существа, захватившего наш мир. Мальчик рос примерно в три раза быстрее обычного ребёнка. Учился владеть телом и осваивал новые навыки тоже аномально быстро. Через пол года после рождения он научился говорить, но делал это крайне редко. Общался он в основном с Фриком, и делал это телепатически. Пушистый шарик стал для его лучшим другом, учителем, нянькой и подушкой. Спали они всегда вместе. Все было хорошо, но настораживала только неспособность мальчика испытывать искренние эмоции. Он, конечно, улыбался, хныкал, удивлялся, радовался, сердился, но делал это всегда как-то неуверенно и фальшиво. Иногда Адам путался в эмоциях и невпопад менял выражение лица, будто маски, но мы старались не обращать на это внимания. Каким бы он ни был, он был нашим сыном.

Мы не знали что происходит во внешнем мире. Пытались связаться с выжившими, но нам никто не отвечал. Лишь неугомонная Фрикаделька иногда просила нас открыть комплекс и выйти наружу.

Покидать научный комплекс мы не торопились. Он был относительно безопасным местом. Системы жизнеобеспечения могли работать без обслуживания ещё долго. Еды и воды было в избытке. Мы не были уверены, что если мы выйдем, то не будем заражены старыми спорами, и не потеряем над собой контроль. Но однажды, к нам подошёл Адам и сказал: «Снаружи безопасно. Мы можем выйти.». И это был не вопрос. Он точно знал о чем говорит.

Через полтора года после апокалипсиса мы впервые вышли из научного центра. Свежий майский воздух опьянял разум, и мы, забыв об осторожности, смеясь и радуясь солнечному свету, выбежали на улицу. Весна стала символом нашего возрождения. Первая зелень уже пробилась сквозь прошлогоднюю листву. Местами виднелись желтые пятна цветков одуванчика. А еще, на земле повсюду, словно белые проплешины, росли грибницы. Большинство из них по очертаниям напоминали людей. Сомнений не было, они и правда когда-то были людьми. Об этом говорили и личные вещи погибших лежащие в грибницах. Видимо, после окончания военных действий, их за ненадобностью просто превращали в удобрения.

Адам подошёл к одной из грибниц в форме человека с раскинутыми в стороны руками . Снял с ног кроссовки и носки, и больше никогда их не надевал. Он наступил на грибницу, закрыл глаза и по телу его пробежала мелкая дрожь. Мы настороженно наблюдали за ним.

— Что ты делаешь? — осторожно спросил Вадим.

— Теперь я так питаюсь. — пояснил мальчик, не открывая глаз, а потом указал пальцем на грибницу. — Его звали Дмитрий Иванов, он был старшим научным сотрудником. В рубашке у него ключи от машины.

Мы с мужем переглянулись. Было жутковато, но Вадим, пожав плечами, подошёл к грибнице, разворошил одежду, лежащую под слоем прошлогодних листьев, и достал из грудного кармана рубашки ключи от машины.

Машину нашли на крытой парковке научного центра. Открыв капот, Вадим вынул аккумулятор и ушёл на пару часов в лабораторию, а мы с Адамом и Фриком остались наслаждаться весенним солнцем и свежим воздухом.

— Куда поедем? — спросила я.

— Не знаю. — ответил Вадим. — А куда ты хочешь?

— Я в Турцию хочу. — мечтательно закрыв глаза ответила я. — Ты давно обещал меня туда свозить!

— Без проблем! — пожав плечами сказал Вадим. — Мужик обещал? Мужик слово сдержит! Грузимся припасами и погнали.

— А дорогу то знаешь?

— Не-а. Но направление знаю. — просто и уверенно Вадим ткнул пальцем в направлении юго-запада. — Нам туда.

Забив машину припасами до отказа, мы выдвинулись в путь.

Мы не торопились. Торопиться было некуда. Дни лениво менялись ночами, а те снова днями. Чего только мы не насмотрелись в дороге. Удивительно, но пейзажи безлюдного мира нас не страшили. Наоборот. Мир после падения людской цивилизации, будто вздохнул с облегчением, расправил плечи и, воспряв духом, стал красивее, здоровей, чище.

Когда мы останавливались на ночлег, вокруг нашего костра всегда собиралась куча разных зверей. Вне зависимости от вида, будь то волк, енот или косуля, все мирно грелись у костра. А когда пришла пора спать, Адам сгрёб в охапку Фрикадельку и улёгся между волчицей, кормящей неуклюжих щенков, и крупным рогатым оленем. Сверху на нем сразу устроилась пара белок.

— Так теперь принято. — Сказал Адам из живой кучи. — Эти звери ещё помнят о болезнях и паразитах, поэтому, если вы спите отдельно, вас считают заразными, блохастыми и не достойными уважения. Кроме того, так теплей.

Так мы узнали, что вместе с человечеством, были истреблены все кровососущие насекомые и паразиты.

Первая ночь была для нас шоком. Из-за обилия животных запахов, поспать не получилось, но со временем мы привыкли.

Днём мы проезжали мимо мест сражений, сотен блокпостов с пустыми остовами тяжёлой техники, сплошь испаханных взрывами полями там, где судя по карте, раньше были посёлки. Во время пути, мы так и не встретили ни одного намёка на присутствие выживших людей. Всюду только белые тени погибших, будто говорящих «Мы были здесь. Не забывайте нас.».

Мёртвые города встречали нас навсегда ослепшими домами. По заросшим травой и молодыми деревьями улицам, то и дело сновали дикие животные. Теперь им не нужно было убивать друг друга ради пищи, и никто не пытался их убить ради развлечения. Мясных консервов нам на первое время хватало, но потом новый мировой порядок вынудил нас стать вегетарианцами. Наверное, так и должен выглядеть пресловутый «мир во всем мире» ,о котором мы так мечтали.

Однажды, нам встретилась странная местность, вокруг которой был повален лес. Огромная территория, больше похожая на покрытое снегом озеро, сейчас полностью была покрыта белоснежным покрывалом мицелия. Это было красиво. Адам попросил остановить машину и вышел, встав босыми ногами на грибницу. Он молча стоял около пяти минут, а потом сев обратно в машину сказал:

— Здесь произошёл ядерный взрыв. Сейчас тут безопасно. Радиации нет. Мы вполне можем проехать поле насквозь. Поле мицелия очень плотное, и в некоторых местах достигает десяти метров в глубину. — А потом немного помолчав пояснил: — Это саркофаг поглощающий радиацию. Он создан ценой миллионов живых душ.

Через неделю мы остановились в небольшом Турецком посёлке в трёх часах езды до средиземного моря, и решили там остаться навсегда. Главными преимуществами местности были обширные плантации оливы, граната, винограда, цитрусовых, теплиц, и вишенкой на торте - рабочая ГЭС на реке. Там мы прожили лучшие пять лет в нашей жизни. Как оказалось, все это время Адам лишь играл роль нашего сына. Учился у нас быть человеком, а мы учились у него новым правилам жизни людей. А потом, Адам ушёл вместе с Фриком, даже не попрощавшись. На тот момент, он выглядел уже пятнадцатилетним подростком с крепким телосложением. Их поиски ни к чему не привели, и больше мы их не видели.