CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

— Жииивыыыыееее… — раздался пронзительный демонический голос, прорубая фоновый звон, звучавший со всех сторон, — Выыыы туууут чууужиииееее! Ээээтооо нееее вааааш мииир!

Привидения стали уважительно расступаться, пропуская вперёд кого-то ужасного.

— Выыыы зааачеееем сююююдааааа прииииишлииии? — к мальчишкам вышла сущность, ростом на полголовы ниже их. На макушке его красовалась кепка с морским якорем и развевающими ленточками на затылке, на теле серый пиджак и холщёвые штаны, с высокими сапогами, до колена. Это был ребёнок, правда, по состоянию кожи, погибший очень давно.

— Ох же… боже мой… — прошептал Вадим, чувствуя, головокружение.

— Выыыыыы деееетииии???? — остановилось перед пионерами маленькое чудовище и вытянуло сгнившую руку, пытаясь дотронуться до живых.

— Да!!! Мы дети!!! — заорал в истерике Андрей, зажмурив в ужасе глаза и зажимая уши ладонями.

— Ура! Наконец то! — пронзительный демонический голос, сменился на человеческий, детский. И монстр ткнул локтём рядом стоящего подпорченного «красноармейца» с тряпичной звездой на «будёновке». Тот хихикнул, как будто его пощекотали. — А то надоели эти скучные взрослые… столько с ними мороки! Меня зовут Алекс! Мальчики, а как ваши имена? Ну?

— Ааааа… уууу… — выдавили нечленораздельно стоны, дети, не веря в происходящее.

— Не бойтесь, ну что вы, в самом деле… эти вас не обидят, пока я не прикажу! — кивнул за спину, Алекс и улыбнулся, оголяя свои подпорченные челюсти, проступающие сквозь тонкую лицевую кожу. — Ну? Как вас зовут? Смелее, мы уж точно вас не съедим, отъели своё!

— Андрееей… — выпалил на одном дыхании, пионер и, осмелев, приоткрыл веки. Ничего не изменилось, мертвецы не разбежались, а продолжали стоять, истощая вокруг кошмарный запах смерти и болота.

— Вот… хорошо! А вас как?.. Ну?!..

—Г… Г… Гена…

— Вадим!

— Лёша… — поспешно назвался Толстый и всё-таки упал на землю, теряя сознание.

— Хлюпкий какой-то мой тёска… с другой стороны и понятно… мы все не так хорошо выглядим… Господа… Товарищи… пожалуйста, оставьте нас в покое, дайте мне поговорить с людьми, а то ваш непотребный вид немного пугает их! — повернулся к мертвецам, Алекс и сделав резкий уважительный поклон только головой, приложил ладонь к бровям, отдавая честь. Те, немного замедленно, стали расходиться, хлюпая напрямик в болота и растворяясь в тумане. — Вы бы знали, как я устал от них… постоянно одни и те же лица, слова и эти солдатские, сальные шутки… Не с кем поговорить по душам, иногда охота попрактиковать французский, так только поручик Гусиков худо-бедно может изъясняться, но на уровне детской гимназии. Excusez-moi… vous parlez Francais?... эээ… понятно, значит вы не говорите по французки!?..

Мальчишки слишком поспешно отрицательно замотали головами.

— Жаль… ну да ничего… Вы садитесь, не бойтесь… я такой же, как и вы, мальчик, может даже младше… — Алекс, показывая пример, сел прямо на траву, по-турецки поджимая под себя ноги. В суставе колена громко хрустнула кость. — Не обращайте внимания, тело моё немного изнашивается… законы природы, знаете ли…

— Алекс… а вы кто? — наконец первым себя взял в руки, Андрей и, осмелев, сел на свой топчан, не отводя взгляда от мёртвого мальчика. Тот пытался одобрительно улыбнуться, вызывая скорее обратный эффект. Генка с Владом последовали примеру своего негласного лидера и пристроились рядом с лежащим Лёхой.

— Я ребёнок… мне почти девять лет… ну было… на момент моей смерти. Я сын генерала Толстова Владимира Николаевича. Наш обоз принял бой… «Красные» нас оттеснили в эти болота, здесь мы и погибли. Меня живьём с камнем на шее скинули в трясину… Как то так… — мальчишка вытянул шею, показывая коричневую, кровоточащую рану по кругу, — от души попил болотной водички...

— Это неправда! — возмутился от таких слов, Вадим, — Коммунисты никогда детей не обижают!

— Я не знаю что и ответить… на самом деле сейчас нам всё равно… Видите ли… после смерти всё уже и неважно, тем более в нашем состоянии! Сейчас мы едины, все, кто сгинул в этих местах. Для нас, то последнее утро, превратилось в вечность… А это я вам скажу, ужасно!.. Если не секрет, вы с какого года?

— С восемьдесят шестого! — с вызовом ответил Андрей, смело посмотрев на Алекса. Странное дело, с каждой минутой страх уходил на второй план.

— Нда… — совсем по-человечески вздохнул генеральский сын, — …на шестьдесят шесть лет растянулось наше утро… И что интересно от нас хочет Бог?!

— Бога нет, это всё суеверия и дикие предрассудки! — не совсем уверенно Вадим глянул на своих друзей, но те не поддержали его порыв. Разговор с погибшим много лет назад, наводил на мысли…

Глава 8

— А кто-нибудь из вас умеет играть в шахматы?.. А то мои совсем не образованные, опять же поручик Гусиков знает только, как фигуры ходят, а со стратегией у него не очень… и совсем не хочет развиваться, всё приговаривает, что на кой чёрт ему это надо? Не для этого он умер…

— Я немного... третий юношеский имею! — с гордостью признался Андрей, на счет разряда, он понял, что зря похвастался, вряд ли это о чём нибудь говорило мальчику.

— Отлично! Только, чур, я белыми, на правах хозяина, так сказать… Матвей! — выкрикнул громко Алекс за спину, — Шахматы принеси!

— Иду… иду… — недовольно пробубнил мужской голос и на землю ступил мужчина, прихрамывая на левую, до ступни срезанную, ногу. Рыжий чуб волос прикрывал почти оголённый затылок. Матвей был одет в плотный кафтан и серые, плотные штаны. Под мышкой он держал игральную доску, с почти выцветшими квадратами.

— Мот, ну быстрей можешь? — с нетерпением поторопил Алекс своего слугу, — как калека какой, ей богу…

— Я и так калека! — проворчал Матвей, — и это я так бегу, если что…

Мальчишки с отвращением смотрели на приближающего мертвеца. Уши отсутствовали, наверно их срезали в своё время, один глаз был выколот, и сейчас в место него чернела гнойная дыра.

— Что уставились? Нравлюсь? — кинул в ноги, шахматы, Матвей и зыркнул целым глазом на пионеров.

— Вы на него не обращайте внимания, деревенщина… совсем отсутствуют манеры, но он со мной с детства, никуда я без него… Его и убили первого, до последнего защищал меня… — стал раскладывать фигуры на доске, Алекс, — Мот, подай руку… пожалуйста…

— Может не надо, барин? — с сомнением спросил у хозяина, слуга, но всё же протянул кисть.

— Надо, надо… тебе жалко, что ли? Потом отдам! — с хрустом, генеральский сынок отломил костяной мизинец и немного виновато, продолжил, уже обращаясь к пионерам, — пешка где-то в болоте утопла, вот… заменяю…

— Ужас… — похолодел Андрей, не отводя взгляда от белой кости, лежащей на чёрной клетке.

— Да это мелочи нашей жизни… Вы бы видели… у поручика Гусикова, периодически отваливается голова, вот это реально, с непривычки, очень пугает… Но зато потом мы все любим посмотреть, как он в воде ищет её, чтобы поставить на место… это так уморительно, никогда не надоедает!.. Хм… — не удержался и хихикнул Алекс, вспоминая эту картину.,— ему в бою тогда шашкой рубанули по шее, теперь вот мучается…

— Но это же бессердечно! — возмутился Вадим, наконец, успокоившись и поднимая свою рубашку, с грибами.

— Да ладно вам… это очень смешно! — махнул рукой Алекс, делая первый ход.

— Можно, мы тут потихоньку пожарим грибы? Мы вам мешать не будем? — неуверенно спросил Вадян, нанизывая белый гриб на палку. Андрей, облизнувшись, уважительно посмотрел на друга.

— Ну что за вопросы? Конечно! Я очень давно любил яблочный пирог, — мечтательно вздохнул Алекс, — теперь-то нас еда не интересует… Нам и спать не надо, если что… Одни сплошные плюсы…

Раздался крепкий мужской храп, все с недоумением посмотрели на лежащего Толстого, завидуя его таланту заснуть в любой ситуации.

— Вот же Лёха молодец, вот кому не грозит бессонница… —Геннадий стал наламывать ветки и подкидывать в почти потухший костёр.

— Шах! — торжественно объявил Андрей, срубая ладьёй коня соперника.

— Ух ты… какой смелый и опрометчивый ход… — улыбнулся Алекс, срубая ферзём ладью, оголяя правый фланг.

— Ага! — обрадовался такой глупости утопленника, Андрюха, выставляя своего коня вперед. — Мат!

— Ууууу! — по-детски вскричал гневно Алекс, разбивая рукой фигуры и вскакивая на ноги. Мальчишки вздрогнули от такой бурной реакции на проигрыш. — Матвей… идём отсюда, оставим детей одних… им надо поспать… Но мы ещё вернёмся!

— Да, да… барин, иду… — слуга склонился над деревяшками, разбросанными по траве, выискивая свой мизинец. Найдя его, он с треском вставил на место и прошептал, обращаясь к пионерам, — вы уж не обижайтесь на барина, он добрый… но немного горячий… Спите детки, не бойтесь, вас тут никто не обидит!

И прихрамывая, удалился вслед за своим господином, растворившись в тумане.

— Какая жуть! — выдохнул Андрей, переводя дыхание, — пацаны, вот это мы попали…

— Это же настоящие Духи! Как у Эдгара По… Что нам делать? — Вадим вытянул гриб к языкам пламени и стал зажаривать.

— Придумаем… ты лучше скажи, где грибы достал? Пожрём хоть сейчас! — потёр руки в предвкушении, Гена.

— Аааа… пожрём?! — пробудился Алексей, сон как рукой сняло.

— Толстый… чудик ты наш… — захохотали мальчики, подталкивая локтями Алексея, тот плотоядно смотрел на «белый», насаженный на ветку.

— Тут… на острове полно "белых"… — ответил Вадян, вытирая проступающие от смеха и дыма, глаза, — потом ещё порыскаем…

— А ничего, что вокруг нас мёртвые? Вы ещё не забыли? — прервал всеобщее веселье, Андрей, приводя всех в чувство, — нам надо «делать ноги» отсюда… что они хотят от нас? Кто-нибудь может мне ответить?..

Никто не мог ответить, мозг парнишек отказывался воспринимать происходящее вокруг. Всему рациональному, полученному в школе и семье, было нанесено смертельное ранение, разрушающее восприятие материальной реальности. Все устои советского общества, в один миг подверглись сомнению, оставляя лишь надежду в мистическое Бытиё. При таком раскладе впору было поверить в дремучесть стариков, а там и в Бога?

— Когда было пять лет, бабушка меня отвела в церковь и, вопреки воле родителей, покрестила! Вот! — из нагрудного кармашка, Генка достал маленький серебряный крестик, на простой веревочке и показал своим друзьям. — Скандал был… Родители на бабку орали, она на них… Потом мне наказали, никому не рассказывать… ни в садике, ни в школе… Но вы мои настоящие друзья, у меня нет секретов от вас!

Мальчишки сидели у костра и смотрели в раскрытую ладонь Геннадия, церковное изделие завораживало взгляды пионеров и внушало надежду на счастливый исход.

Глава 9

Пионеры крепко спали на своих елово-веточных спальниках. Костёр давно потух, чёрные угли сиротливо смотрели на приближающуюся человеческую тень. Это был Алекс, бедный ребёнок, по воле случая застрявший в раннем и последнем своём утре двадцатого года, двадцатого века. Он прошёл между спящими мальчишками и сел около тихо посапывающего Андрея. Через какое-то время, протянув руку, он задел пальцем пионерский галстук.

— Ооох! — испугался Дюха, открыв глаза и увидев перед собой сидящего маленького мертвеца, — Ты чего? Давно тут сидишь?

— Прости, что напугал тебя, — прошептал тихо, Алекс, — не знаю, я не чувствую время… Просто мне скучно, вы спать можете… а я уже и не помню, что это такое. Может опять в шахматы? Ты извини, что я немного погорячился недавно...

— Неее, что-то неохота… я как бы ещё не выспался…

— Понял… молчу! — Алекс пальцем показал молчание, продолжая сидеть рядом.

Андрей прикрыл веки, чувствуя взгляд умершего ребёнка. Было не очень приятно такое соседство, сон пропал безвозвратно. Со вздохом, пионер приподнялся и посмотрел на Алекса.

— Ты хочешь поговорить?

— Угу… — кивнуло привидение и постаралось виновато улыбнуться.

— Хорошо! — согласился Андрей и встал на ноги, — пойдём подальше от пацанов, пусть они ещё поспят.

— Алекс, а твой отец тоже погиб в том бое? — отойдя в сторону от лагеря, Андрей присел на поваленное дерево.

— Эх… нет… а жаль, мне так его не хватает… я даже не знаю где он… А мама в Екатеринбурге умерла от тифа, когда мне было шесть лет…

— Сочувствую!..

— Она теперь Там… наверно ждёт меня… Андрей, мне не хватает тут друзей…

— Хочешь, мы с пацанами будем тебе друзьями?

— Да… очень!

— Вот и договорились, давай пожмем руки! — схватив ладонь Алекса, Андрей уже пожалел, что протянул руку. Он почувствовал неприятный холод и твердость косточек, но виду он не подал, сохраняя хладнокровие. — Друг… помоги нам выбраться отсюда в наш мир… у нас там остались родители, и они очень нас ждут…

— Мне так жаль вас… — отвёл взгляд от Андрея, Алекс, — но если бы мы могли выйти отсюда, разве мы бы тут находились? Боюсь, вам не выбраться с нашего мира…

— Алекс! Посмотри на меня! — встал Андрей, — я же чувствую, ты сейчас обманываешь!

— Ничего я не обманываю, — мертвец снизу посмотрел на пионера, — куда бы вы ни пошли, ваши ноги снова и снова приведут вас сюда…

— Ты лжёшь!.. Алекс… милый… пойми, мы без еды умрём… мы ведь живые!

— И что?! — злобно посмотрел на Андрея, мёртвый ребёнок, из глаз его потекли слёзы, вперемешку с тёмной кровью, — я тоже когда-то был живым! Гусиков, Петрович, Фролов, Карцев, Шибко… Матвей… все они не хотели умирать. Но, теперь, в моём мире смерти нет - вы просто станете такими же, обретёте вечность и ещё благодарить меня будете. Мы будем играть в игры всякие, разговаривать… А вашего мира уже нет, именно в тот момент он пропал, когда вы вступили на этот островок…

— Хватит, Алекс… пожалуйста… я знаю, ты можешь нам помочь!

— Нет… неет… нееееет!!! — завизжал ребёнок, переходя на ультразвук, лицо его превратилось в ужасный, нечеловеческий оскал. Андрей зажал уши от пронзительного свиста и зажмурил в ужасе глаза. Через несколько секунд, Алекс прекратил крик, и наступила тишина.

— Что здесь происходит?? — подбежали парни, во главе с Вадимом, Толстый на ходу подтягивал сползающие штаны.

— Не знаю… — прошептал Андрей, оглядываясь по сторонам, Алекса нигде не было, он растворился в молочном мареве, — но нам надо опять выдвигаться в путь, пока есть силы. Привидения нам не помогут... они хотят дождаться нашей смерти, и никакого голосования!..

** * *

Второй раз мальчишки вступили в топь и отправились в своё путешествие. На этот раз, они старались идти по ровной линии, высматривая цель впереди себя, после того, как добирались до очередной каряги или травянистой кучи, снова повторяли этот придуманный способ координации маршрута. Туман затруднял путь, но пионеры не сдавались.

— Вам не получиться отсюда уйти… — иногда появлялся из воздуха Алекс, и непродолжительное время сопровождал мальчиков, отговаривая их от задуманного. — Вы думаете, что смерть страшная? Глупости, пять минут боли а дальше - вечность… Эххх, сейчас бы спокойно отдыхали на острове…

— Алекс, отстань! — отмахивались парни, продолжая пробираться по торфянику. То справа, то с лева, сквозь туман, проступали тени погибших белогвардейцев и красных, но мальчишки уже привыкли к ним, и не обращали внимания.

Через несколько часов, мальчишки обречённо вступили на сушу, узнав свою стоянку… И в самом деле, они возвратились на свой зловредный остров. Силы были на исходе, и пионеры заученно растянулись на своих еловых ветках, развешав мокрые штаны и ботинки.

— Я же вам говорил! — торжествовал Алекс, расхаживая над пионерами, — а когда вы станете такими же, как мы… вы не будете уставать! Одни плюсы...

Продолжение следует:

Дедушка часто говорил Ваньке, что если лес не расчищать, особенно там, под линиями электропередач, то никакого порядка не будет. Вся власть народа проистекает от электричества и никуда от того не денешься. Хоть ты Рубила, хоть ты Чертила, да будь ты хоть Запахом, а всё одно: пока линии ЛЭП гудят, есть и надежда на перемены к лучшему.

Ванька слушал и не понимал. Какая же это власть? За электричество ведь, платить приходится. Ладно бы оно действительно принадлежало народу, а значит всем, но оно же из города идёт. Из самого Нижнего Новгорода. А платят и платили они завсегда Ольгинцам.

Ох уж этот город, побывать бы там хоть разок, но кто тебя туда пустит? Солидные Рубилы копят целый год на поездку в город, а потом привозят оттуда родным и близким подарки. А ты, иди-ка, накопи на билет. Ты — никто пока ты обычный Запах. Что старшие приказали - то и делаешь. Никакой справедливости. А чтобы стать Рубилой…Да что там, все Кулагинские мальчишки мечтают стать полноправными Рубилами, побывать в настоящем торговом центре, посмотреть на Кремль и попробовать взаправдашний гамбургер. Ммм гамбургер. Слово-то какое вкусное. Столько про него слышал и только хорошее.

Вот сегодня дедушка пристал как банный лист — иди да иди. Почисти просеку, а то никакого тебе ужина, будешь берёзовым хлеб до самой осени жрать.

Берёзовый хлеб, он конечно вкусный, но каждый день, нет уж, спасибо. И хотя Ванька умом понимал, что дедушка посылает его не просто так, а больше потренироваться, руки набить, но всё одно протестовал и ерепенился. С мелкотой идти? С десятилетками? С ними же скучно. Вот с братиком бы, на просеку, но увы. Старший брат Ваньки вместе с Чертями-одногодками на Зарубу подался. Счастья пытать пошёл. Или, как там принято говорить? Счастья, успехов, здоровья и большой вам удачи в семейной, и личной жизни?

Ванька кружился в сарае выбирая себе подходящий топор и тоскливо вздыхал. Ему-то самому, такая Заруба не светит. Он - младший. Младшие перенимают науку от старых мастеров и лишены права стать Рубилами. Он будет собирать патроны, как и его дед. Патронником станет. Получит обидное прозвище — Патронташ, а жену уж, только если совсем какая семья пропащая и посватается. Кривую, косую и с бородавками…Такую, какую убить жалко, а за патронника в самый раз. А дедушка за такое ещё и спасибо скажет.

Впрочем, чего уж тут поделать, чай не в городе живём. Не положено нос воротить от даденого. Это в городе говорят есть специальные дома, там этих жён, сколько хочешь, выбирай любого цвета, но какая же городская поедет в деревню жить? Там поди и приданое другое и потребности. А в Кулагино, одно и счастье, что Успенскую или Макарихинскую девчонку уговорить за себя выйти. На худой конец, Хомутово есть, но это если уж совсем не иметь к себе никакого уважения.

Ванька выбрал топор с удлинённым топорищем. Старый, ещё отец, царствие ему небесное, таким баловался. Топорище треснуло и со слов старшего брата, их Мама лично замотала топорище синей изолентой. Изолента давно уж не синяя, но держит крепко. Так же, как и любовь родителей. Вместе они ушли в тот день. Вместе и похоронены, после того как разобрались Рубилы с мародёрами из райцентра. Ванька тогда, совсем мелкотой был, только-только от титьки отняли, а старший вот, говорит, что помнит. Помнит родителей и какие они были хорошие.

Он пощупал пальцем лезвие. Подточить бы, да только торчать возле дома и слушать как дед бурчит…Лучше бы каши сварил. Всё одно, вернёшься к обеду, а каши не будет. Забудет дед. В погреб свой залезет и будет весь день над самогонкой дышать. А вечером ещё и оправдываться возле печки будет — “Вадька твой, всю мою самогонку на Зарубу забрал! Говорил ему и четвертной будет достаточно, а он - мало! Мало! Всё выгреб подчистую, живём как голота Хомутовская. А мне, десять капель! Ты чё меня осуждаешь, щенок? Без моих патронов, вота где все Рубилы Кулагинские будут!”

И ну, весь вечер, фиги печке показывать.

Лучше бы телевизор смотрел как соседка, например, баба Дуся. Весь день пашет, трудится, а вечером к телевизору. То и дело деда к себе зовёт. “Чё-ты всё старый, один да один, ну-ко ко мне жить, всё веселей вместе, а Ваньке пусть дом отойдёт. Всё одно, твой наследник, а ты уже давно, пенсия”.

Дед в ответ только ругался и обещал показать, кой-чего бабе Дусе, но только через забор и в присутствии свидетелей. Ванька умом понимал, что не со зла это он, а больше для порядка, а и никуда не уйдёт дед от Ваньки, ибо переживает за него и потерять боится. Двоих уже потерял, пусть другие теперь теряют у кого семеро по лавкам, а он извините, должен обоих на ноги поставить. Да, чё уж тут ставить дедушка? Вадьке двадцать один год, а Ваньке восемнадцать, неделю назад исполнилось. Оба здоровые, крепкие и самое главное - живые.

Ванька вышел во двор. Дед уже тут как тут. На завалинку выбрался, трубку табаком набил и бубнит.

— Погода то какая стоит, хмарь болотную ветром прибило, по просеке, самая красота...Ищщо бы борщевика нарубить крысам, да пока Вадьку дождесся... Залил поди, все бельма, на радостях.

Ванька недовольно нахмурился, хотел было идти, одежду сменить, но дед остановил его у крыльца. Помахал клюкой.

— Эй, вонища? Ты крыс покормил?

— Покормил деда.

— Угу. Значит…

Дед глянул в сторону хлева и почмокав беззубым ртом, сказал уже чуть добрее.

— Куртку возьми справную, а не фуфайку. Ежели, мимо лабаза пойдешь, поспрошай там насчет лекарств.

— Чего поспрошать то, деда?

— Да ты дурак что - ли? А ну как, Вадьку на носилках привезут? Макарихинские - все дурные! Вот помяни моё слово, или ухо отсекут или харю топором почешут. У них, завсегда так. Карлику скажешь: дед просил на случай Зарубы.

Ваньке оставалось только согласно кивнуть. Ещё и обзывается с утра. Вонища. Это же одновременно и Запах, и Ваня получается? Умеет же дед красиво языком брякнуть. Сказывается старая школа. Не то что сейчас. Новая-то школа, на сельском пятаке стоит. Из церкви сделали, а в старой, говорят, даже свой тир был, а ещё зал для физкультуры. Дед самолично хвастался, что стенки там были не простые, а шведские. И что толку? Нет больше старой школы, от кислотных дождей развалилась. Только фундамент от неё и остался. Нынче, там ротанов разводят. Зато новая, ничем не хуже. Зал для учёбы большой, учителей хорошо слышно, а на уроки учеников созывают колокольным звоном. Иные Рубилы, из стариков, жалуются на отсутствие батюшки, но уже больше всё по привычке. Потому как все знают: непрактично это когда в большом доме всего один человек. Тут: либо зернохранилище как Успенские сделали, либо школа как выбрали Кулагинские и выжиги из Макарихи. Третьего не дано. А вера, что вера? Времена нынче тяжёлые — слугам божьим придётся потерпеть. Да и не поедут сюда никакие священники. Даже за бешеные деньги. Кому охота хмарью болотной дышать?

Ванька прошёл в сени. Слева у самого выхода, на крючках висела и проветривалась верхняя одежда. Погода сегодня, действительно хорошая. На небе ни облачка. Но это здесь, в деревне. Если пройти три дома и посмотреть с пригорка в сторону леса, что увидишь? Правильно - кромку леса, а над лесом вечный туман. В паскудном месте родиться выпало. В самом пропащем и гиблом. На Ванильных болотах. Болота эти, со всех сторон от Кулагино. Раньше, старики рассказывали они обычные были, торфяные, а после последней войны изменились. Учительница, Тамара Петровна говорит, что это называется промышленное, токсичное загрязнение, а вот Ванькин дед с нею категорически не согласен. Так и говорил:

“Говнище это иностранное, Ванька, я точно тебе говорю! Когда война была и во все стороны ракеты летели, кто-то жахнул в Швеции по хранилищу химического оружия. А теперь прикинь - где мы, а где Швеция? Облако помотало по Европе, а потом оно, у нас, на Нижегородчине с дождём и выпало. А училка твоя - дура набитая. Я её мать, со всех сторон знал, она тоже дура была”.

Ну, деду конечно виднее. Он эту войну застал и сам лично от неё прятался. Сколько лет прошло, а ничего про неё толком и неизвестно. Кто первый начал? С кем воевали? Кто победил? А кто проиграл? Связи с Москвой, до сих пор никакой нет, хотя, казалось бы, прошло целых полвека. Пешком можно за такое время дойти и проверить. Рубилы рассказывали, что Нижегородские снаряжали в Москву дирижабли, но ни один из них не вернулся, а дирижабли эти, штука дорогая и просто так материалами никто разбрасываться не будет. Это - не люди. С людьми, нынче, проще. Лишние рты появились и их сразу на мороз. Вернее сказать, так, только городские делают. Изгоняют лишних и преступников. Бедолаги идут, идут и попадают на ванильные болота. И там уже как повезёт.

Куртку получше? Шутник ты деда? Кулагинские, не богаты на ширпотреб. У Кулагинских одежда должна быть прочной. На просеке, под высоковольткой, может и не опасно, но нужно брать чего покрепче. Вот эту куртяху с нашитыми кусками автомобильных покрышек и железными клёпками к примеру? Или плащ взять? Нет, погода обещает до плюс пятнадцати, значит куртку. Ванька сменил сапоги, поставил на лавку берестяной рюкзак, закинул туда мешочек с семечками и сухофруктами для ребятишек, и отцовский топор. Потом снял со стены ружьё-рогатку, внутренне сожалея, что огнестрел разрешён только Рубилам и воровато оглянувшись полез в тайник в дальнем углу сеней. Там у него лежали самодельные бомбы-хлопушки. Нет, а чём ещё развлекаться на просеке? Запахам гранаты не положены. А хлопушки можно. Они с братом всегда так баловались, а сегодня просто общество будет другое. Парень сожалел только, что дома не было готовой еды. Первый-то день, после отъезда Вадика, они не готовили, поленились, а вчера, Миловановы за патронами приходили. Деду, значит, целенькую подарили, а Ваньке пирогов. Кто-ж без гостинцев по гостям ходит? Вот и наелся Ванька пирогов до отвала, а дед, всю целенькую и приговорил. Она же литровая была, как не выпить? Тоска говорит, на него напала. Он, мол, тут, а Вадьку, поди, черти Макарихинские дерут. Переживает дед.

Он собрался, снова вышел во двор и поклонившись деду вышел на улицу. Впрочем, шёл он недолго поскольку его окликнула тётя Зина Каликина. Соседка, жившая через два дома. Ванька остановился и поздоровался.

— Вань? Ты на просеку? — поинтересовалась соседка, вытирая руки о кожаный сальный передник. Видать, только что закончила кормить скотину. Вон и ведро с варевом.

— Да, тёть Зин.

— Моим оглоедам пожрать захвати, — попросила она.

— Хорошо, тёть Зин.

Пришлось ждать пока соседка помоет руки в бочке с водой и сбегает домой за тормозком. Детей у соседки было пятеро. Двое уже стали рубилами, один, Ванькин товарищ, сейчас на пилораме, а младших дочерей Катьку и Ленку, она, судя по всему, тоже с утра на просеку погнала. Соседка вернулась быстро и помимо жестяного тормозка с обедом, сунула ему в руки пластиковый медицинский шприц с салом, и краюху ржаного хлеба.

— Да зачем?! Спасибо, не надо.

Даже если очень хочешь есть, по старинной русской традиции, от угощения сначала принято отказываться. Хозяин должен настоять на своём, а одариваемый, нехотя согласиться.

– Бери, говорю. Я вчерась, весь вечер с салом возилась. Мой-то, на дальний кордон собрался, так я, наготовила на целый месяц вперёд. Али ты меня не уважаешь?

После этих слов, шприц Ванька, конечно взял. Тем более, что штука эта, в смысле еды, замечательная. Крутят хозяйки сало, мешают с солью, перцем и зелени добавляют, а затем все это в шприц. И носить удобно, и хранится хорошо. Первая на селе походная закуска, опосля сухарей.

Ванька попрощался с соседкой и пошел дальше. До просеки, час пути, но не идти же пешком всю дорогу? Нужно было дойти до лабаза где заправлял карлик Савва Толстопятов, ну а там уже на телеге подбросят добрые люди. Толстопятовы семья интересная. У них только карлики и рождаются. Сказалось влияние токсичной ванили, еще тогда, в прошлом. Толстопятовы жили на краю Макарихи, и отказались переезжать, когда все строили укрытия и огораживали село деревянными укреплениями. Вот теперь, от них только одна мелкота и родится, но карликам на это наплевать. Приспособились. Жен себе берут только из психопаток, своим укладом живут. А занимаются в основном торговлей. Лабаз карлика, это не только сельский магазин, это еще склад и конюшня. Только в стойлах там стоят не кони, а люди.

Такова жизнь. Если погулял по ванильным болотам и подышал хмарью как следует, то всё: попрощайся с чердаком. Извилины мозга сглаживаются и это необратимый процесс. Есть правда и другой способ попроще. В лесах повсюду растут мутировавшие грибы - поганки. Шляпка у них большая и похожа на чашу, а внутри скапливается синяя вода. Для неосторожного путника выглядит очень заманчиво. Эта жидкость называют лавандовым рафом. Её дают пить преступникам и пришлым за которых никто из селян не поручился. Выпил лавандового рафа и тю-тю. Уезжаешь навсегда в страну мультиков.

Раньше, таких психов, просто убивали, а трупы бросали в компостные ямы. Но карлики нашли психам, другое полезное применение. Ведь ставший психом уже не боится ванили. Дышит хмарью себе спокойненько и только хихикает. Карлики собирают из калек торговые караваны, нагружают их полезными грузами и ведут через болото в соседние деревни и поселки самыми короткими тропами.

Они ходят в заброшенные и погибшие сёла, добираются до самых опасных мест. Даже до райцентра. Помогают доставлять добычу Рубилам. Медь для Макарихи, инструменты для Успенского и Кулагино, расходники всякие, для Хомутова. Они так же проводят разведку и если находят хорошее место вроде старой свалки, туда сразу направляются ближайшие Рубилы, а карлики получают со всего найденного откат

Но все равно, у Толстопятовых статус ниже чем у Рубил. Как и у деда, как и у сварщиков, даже ветеринар Чаплин, и тот ниже. Такие порядки. Вон, на пятаке электронное табло стоит с жк-экраном. Это табло поставил Женя Борецкий. Ему принадлежит пилорама и по сути он главный Рубила в Кулагино. Третий день крутят рекламу Зарубы. На все село слышно, как он орёт с экрана потрясая для убедительности мясницким топором.

— Братва! Черти голопузые! Помните о награде! Не посрамите нашу сельскую честь. У Макарихинских девок сиськи ого-го! А кто совсем себя плохо проявит, тому не дадут даже в Хомутово! Я верю в вас, черти мои любимые! Вперед! Все на Зарубу!

Напротив, возле школы, на лавочке сидели три старушки. Они лузгали прошлогодние семечки и обсуждали местные сплетни. Заметив Ваньку начали звать к себе. Пришлось подойти и поздороваться. Разумеется, он всех знал и его все знали. Село же. Тут все, всё про всех знают, но хотят знать еще больше. Захаровна, Михайловна и Петровна. Они ждали пока Борецкий закончить орать с экрана, дабы потом насладиться настоящей рекламой, из другой прошлой жизни.

Ваньке насыпали семечек, а затем потребовали, что бы тот обождал пока Захаровна сбегает домой за сушеными яблоками. Детки там на просеке, поди изголодались, а матери их, пустодырые, никогда с собой еды не дают.

Ванька слушал их болтовню и только хмыкал - прям изголодались, прям с голоду воют. Детки с пяти лет умеют бить камнем жаб и лягушек, а если проползёт мимо змея, то и она будет безжалостно съедена. Чё им ваши яблоки? На просеке щавель показался. Там, возле дорог, любую траву можно спокойно есть. Да и возле хмари они преспокойно бегают. Сопли только розовые потом, но мы все уже давно жрём Борщевик, помогающий справляться с ванилью. За это нас городские и не уважают. Токсичные мы для них слишком.

Старушки болтали без умолку. “…Уже девять утра, а Карлик лабаз не открывает, соли надо. Скоро пчел выпускать, а боязно. Говорят, Успенские Рубилы участок новый расчистили, под ульи. А ну как хмарью надует? Опять этот мёд никто жрать не будет, придется в город сдавать. Пчелы же - дуры. Ванили нажрутся и снова новые рои будут фиолетовые. Одна прошлый год укусила - думала сдохну и борщевик не помог. А ты Ванька, не думай, проси за себя Хомутовскую девку, не слушай, че про них говорят.  Они самые порядочные, а не как эти бляди Макарихинские. Борецкий хитрожоп - хочет свою дочь за Сашку Ульянова выдать. Чертилу из Макарихи. Вот он и мазу трёт, орёт с экрана, а с Макарихой у них давно сговор, наши поддаться должны и Сашка первый, сватов зашлёт. Вадьке твоему с Успенского девку пообещали… Хорошая. Слышали мы про мать её, Павленковы они. Работяща…”

Бабушек можно было понять. Макариху они не любили по старой памяти. Еще со времен последних кислотных дождей, когда Макариха с голодухи пошла войной на Кулагино. Первая Заруба тогда была. Не такая как сейчас, а настоящая. Все они там мужей потеряли. А по результатам кровавой бойни было решено поделиться едой. Слишком увлеклись и едва не перебили друг друга. С тех пор драки только на Зарубе. Страшное было время

На экране появилась другая реклама. Бородатый мужчина в зеленой залатанной форме с грустным лицом начал рассказывать про наступающий летний сезон и опасность пожаров. Бабушки загомонили:

— Опять Федотова крутят, да скока можно?

— Надо Пашке Процику, харю набить. Он за кусок сала, Успенским продался.

— Где же Баунти? Райское наслаждение? Хоть бы кока-колу показали и пляж с пальмами.

— Чё он с пожарами то все лезет? У нас круглый год болота тлеют, торфа как говна за баней, извините за мой французский.

— Да он лавандового рафа налакался! Придурок! Я сама проверяла: не горит дерево, пропитанное ванилью. Мы берём только чистое. Березка, крушина, липа, ивушка, тополь, а это чё? Желудей ему за щеку - только людей почём зря изводит!

Ванька забрал связку сушеных яблок и наскоро попрощался со старушками. Он первый заметил, что карлик уже открыл свой лабаз и намеревался посетить его без очереди. А то встанешь позади бабушек и ни на какую просеку не попадешь. Пока уж они там лясы поточат, пока все обсудят, а он торопится.

Старушки еще долго будут обсуждать ненавистного Федотова, считающего себя единственным настоящим лесником из села Успенского. Тут, так-то все лесники. Все возле леса живут и лесом кормятся. Не как в старые времена, когда грибов с ягодами было навалом, а зверье и птицу били строго по охотничьей лицензии, но тоже в плане еды можно жить вполне сносно. Лес горит, с пожарами борются, но это тоже тяжелый труд, а у Рубил, итак работы достаточно. В первую очередь нужно прокормить себя, а уже, потом только, всё остальное. Кто-то разводит свиней, кто-то пасёт коров, кто-то занимается птицей и огородами, но все, абсолютно все занимаются лесом. А куда деваться-то? Вокруг торф. Ваниль скапливается в низинах и ямах, смешивается с торфом и начинает тлеть. Отсюда и постоянная хмарь над болотами, но от этого есть и польза или как говорят – “Нет худа без добра”. Когда торф прогорает образуется первоклассное удобрение. Хочешь на поле его, а хочешь в огород – везде польза будет. С деревьями тоже самое. Растут, как недуром. Просеки: два раза в год расчищают и всё одно не справляются, а те деревья, которые пропитались ванилью действительно не горят. Их перерабатывают практически полностью: в щепу, в стружку, в опилки и отправляют в город. Там городские уже сами решают на что их пускать. Спирт говорят, вроде получается нормальный. Но опять же, а с какого количества материала? Дирижабль, больше 20 тонн, за раз не берёт, а знающие люди утверждают, что опилок для получения спирта, этих тонн нужны целые тысячи. Брешут, скорее всего, насчёт спирта. Из той же картошки, самогон намного приличнее, а благодаря глобальному потеплению в Нижегородской области забыли, что такое зима. Давно этой зимы не было. В марте уже картошку сажают, как и все остальные сельскохозяйственные культуры, а в июле ещё один раз. Один урожай городу, а один себе. Так и живём. Ну ещё и Ольгинцам отдельно. За электричество.

Лабаз Толстопятовых украшала красивая синяя вывеска “Кибер почта”. Главная Кулагинская достопримечательность. Все любили это название. Караваны таскали с собой письма и посылки между сёлами, вот тебе и услуги почты, а письмоносцы, все как один сумасшедшие. Если надо - гудят как роботы, звуки разные экзотические издают. Вот и выходит, что вывеска соответствует содержанию. Ходили легенды, что ещё когда существовало государство, на почте работали только одни калеки, передвигавшиеся на протезах, а потом их заменили на просроченных китайских роботов. Однако, прогресс не стоит на месте, и живой сумасшедший конь пришёл на смену китайской железной хреновине. Так, сам Савва обычно шутит, когда его спрашивают. Да и внутри, всё как на любой почте, кого хочешь из стариков спроси, все подтвердят. Книги старые, журналы, бумага, карандаши, хлеб из пекарни с соседней улицы, колбаса, рыба вяленая, макароны, древние просроченные шоколадки и сладости. Некоторые, рисковые, их ели и даже выжили. Всё есть у карлика, а если нету – заказывай! Он достанет.

Савва гремел стеклом в закутке, возле холодильников. Что-то перебирал и пересчитывал. Рядом стоял его внук. Серёга Толстопятов. Уже в сбруе и судя по всему куда-то готовый отчалить по дедушкину приказанию. Ванька поздоровался с обоими и попросил лекарства. Карлики переглянулись, а затем Савва снова сунул нос в холодильник:

— Вечером приходи.

— Так, мне дед…

— Знаю. Нервничает он лишнего. Антибиотики холод любят, а у вас в погребе воды по колено. Он же сам, давеча, жаловался. Али, ты вычерпал воду? — проворчал Савва.

— Нет. А ведь и правда! Натекло на прошлой неделе, а я хотел…а дед сказал, что не надо. Будем Вадьку ждать, а когда тот вернётся, вместе и вычерпаем, — расстроился Ванька.

— Надо думать…Задурил он всем головы этой Зарубой, — отозвался Савва и закрыв холодильник с усмешкой добавил:

— Ведёт себя как старая клуша. Мечется только без толку и клокочет. Тебя, поди, на просеку выгнал?

— От вас ничего не утаишь Савва Игнатьевич. Верно подмечено…как старая клуша, — вздохнув подтвердил Ванька.

— Ну? — карлик вопросительно покосился на своего внука и тот согласно кивнул.

— Я подвезу его, дедушко.

— Вот и хорошо, — Савва протянул Ваньке руку для рукопожатия. — А за лекарства, малец, ты не волнуйся. Будут ждать тебя в целости и сохранности, а если проваландаешься допоздна, то заходи прямо во двор, я тебе их вынесу. Усёк?

— Усёк, — Ванька с уважением пожал его маленькую, но крепкую ещё руку. Тут ещё поди пойми - кто малец? Савве Толстопятову, уже за восемьдесят, а крепкий как дубовый пенёк. Смотришь на него вроде сверху вниз, а на деле, это он на тебя сверху вниз смотрит. И хоть по статусу он не Рубила, но с ним считаются, потому как семья большая и если их тронуть то они мигом всем снабжение перекроют.

Серёга Толстопятов махнул рукой Ваньке. Пошли, мол. Они вышли через запасной выход на задний двор где же стояла небольшая телега, в которую были запряжены парочка психов. Один из этой парочки похоже был из новой партии. Стоял пританцовывая и постоянно напевая:

— Барбара Стрейзанд…У-у-У-уууу. Барбара…

Маленький такой, весь чёрный, бородатый мужичок. И лохмотья на нём были странные, похожи на остатки военной формы. Второй псих был лысым и долговязым типом с лицом идиотика. Ни на что не реагировал, просто стоял и смотрел, уставившись в одну точку.

— Этого, я не видел. Что за юродивый? — Ванька кивнул на поющего психа.

— А, этот? Прибился со стороны Горелова. Кричал всё про какую-то Иришку, а сейчас ничего, успокоился. Только песни поёт. Лавандовый раф, главное, ему не давать, — ответил Серёга.

— А что будет?

— Да…— карлик недовольно поморщился, — Литрами хлещет. Никогда такого не видел. Он, после рафа, буйным становится, а его буйство всем остальным передаётся. Вся конюшня ходуном ходит, а кони, про Барбару эту, хором поют. Дедушко - велел его тут держать, подальше от остальных. Так надёжнее будет.

— Прикольно, — засмеялся Ванька и хотел было подойти ближе, но Серёга одёрнул его и велел садиться в телегу.

— Поехали, у меня ещё дел полно, — ворчал он и судя по интонации старался подражать своему дедушке.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------

От автора: частей будет несколько.

Автор Волченко П.Н.

- А тут что у вас? – Джесс, миловидная блондинка, ткнула ухоженным ноготочком в сторону какого-то  здоровенного механизма, стоящего на постаменте из трех весьма габаритных, пухлых баллонов.

- Это у нас компрессор, - со вздохом сказал Дмитрий. Эта Джесс его уже утомила донельзя. Прислали сверху репортершу, а он  теперь ей тут все показывай, рассказывай, да мучайся. Ладно если бы прислали какого члена-корреспондента с должным багажом знаний. Какого-нибудь сухонького, седовласого, в очочках – это было бы идеально! Ему бы Дмитрий с превеликим удовольствием показал бы тут каждый закуток, рассказал бы о том, что и как они тут делают, а эта… доходяжная пигалица, которой или инопланетян подавай, или скандал селебрити, или еще что из той же оперы. Ну не в зуб же ногой!

Ну нашли мы новые виды бактерий, несколько видов микроорганизмов, для нас – это прорыв, для всего научного мира – это прорыв! А для нее… Для нее – это все не то. Теперь вот она решила показать широкой общественности супер-пупер оснащенность станции, что будет сулить миру огромные прорывы в глубины познания. А на оснащение это смотрит и вентиль от системного блока отличить не может. С кем она, интересно, там, у себя в своем научном журнальчике, спит, что ее сюда отправили?

- Хм… - задумалась Джесс, приложила все тот же ухоженный пальчик к губкам бантиком, - а зачем он?

- Воздух качать.

- А зачем его… качать?

- Для работы пневматических систем, - возвел очи горе, - Когда на станцию заходили, видели шлюз открывался? Это пневматика. Балансировка станции на пневмоцилиндрах, и… - О, здравствуйте, Рей! Познакомьтесь. Это Рей Вассерман, начальник лаборатории репликации ДНК.

- А, это и есть та самая репортерная штучка? – он улыбнулся, улыбочка эта на его пухлом, противном лице, Дмитрию не понравилась. Но все же ответил.

- Да-да. Познакомьтесь. Джессика. Рей. У него очень интересные…

- Подождите, Джессика, я бы сразу вам хотел сказать. Не суйтесь ко мне ни-ко-гда. И если вы, красавица, на чем ваши достоинства и заканчиваются, хотя бы посмотрите в мою сторону…

- Все-все, Рей, идите, мы вас больше не отвлекаем, - торопливо перебил его Дмитрий. Рей, этот мелкий, толстенький ученый, гордо развернулся  и зашагал прочь своей переваливающейся походкой, - Извините. Попадаются у на вот такие, неуживчивые. Простите.

- Да ничего страшного. Ой, а это что за штучка? – и ее волшебный ноготочек указал куда-то в сторону и снова надо объяснять, но не успел. Взвыл дурниной компрессор, и Джессика завизжала громко и испуганно. Дмитрий улыбнулся откровенно и радостно.

***

Дмитрий был начальником звена аквалангистов подводной станции Челленджер, ну и находилась эта станция, как не сложно догадаться из названия, в Бездне Челленджера, а та, в свою очередь, в Марианской впадине. Станция располагалась в середке серпа Бездны Челленджера на глубине десять тысяч шестьсот метров. Тут была самая широкая, и относительно ровная часть бездны. Целью создания станции было изучение глубоководной жизни, что, по логике, не очень то и способна была тут существовать. Но она существовала! И была весьма оригинальна, разнообразна. К примеру те же самые гигантские амебы ксенофиофоры. Амеба, что она есть в нашем, обычном понимании – штуковина, которую разве что в микроскоп углядишь. А эти – в десять сантиметров вымахали, да еще и были невероятно токсичны! Ну там креветки, крабы полупрозрачные, микроорганизмы просто толпами – все тут было! Прямо океанариум перенасыщенный вместо мертвой пустыни дна. Да и само дно тут было иное, нежели чем где бы то ни было в океане. Что мы видим по всяким там каналам дискавери. Там водоросли, тут камушки, а вон там – там у нас кораллы различные произрастают, песочком все это поверх присыпано.

Тут о песочке вспоминать не приходилось. Все покрыто какой-то серожелтой слизью. Это то что осталось от прочей органики, что гоняет по более верхним океаническим слоям, а попадая сюда, на глубины, превращается… Ну запихните под пресс кусок мяса с костями, и посмотрите во что это превратится. Ну и тут нечто подобное. Поэтому выходы в специальных экзоскафах за пределы глубоководной станции для Дмитрия Захарова и его команды превращались в нечто с родни выходу на просторы иных планет. Все тут было непривычным, ненормальным, и даже страшно себе представить, что бы случилось, если бы где-то, хоть как-то, хоть чуточку повредился бы экзоскаф. Диким, страшным давлением воды их бы попросту на куски бы порезало тонкой струйкой внутри их капсул управления.

Но в целом работа Дмитрию очень даже нравилась. Было в ней что-то такое, яркое, героическое, чувство, что делаешь не простое, шаляй-валяй обычное, а нечто важное, что может оставить след в истории

В его каюте вспыхнул проблесковый маячок – выход. Опять там биологи что-то удумали, определили какое-то направление, и вот он, Дмитрий Захаров, со своей командой сейчас должны будут угнездиться в своих здоровых экзоскафах и выйти на склизкий грунт бездны Челленджера – шагнуть на неизведанную планету.

Дмитрий соскочил с койки, немного размялся, накинул на шею полотенце, и отправился в командный отсек, где обычно и происходил брифинг перед выходом за пределы глубоководной станции.

Зашел в командный и тут же скривился, будто от души откусил от самого кислого лимона в мире. В отсеке стоял Андрей Викторович, начальник станции, а рядом с ним, радостно поблескивая голубыми глазенками, застыла в нервном нетерпении Джессика.

- Здравствуйте, Дмитрий Александрович, - Андрей Викторович вздохнул тяжело.

- Здравствуйте, - Дмитрий кивнул, уже предчувствуя весь дальнейший диалог.

- Тут такое дело… Возьмете парочку своих ребят на подстраховку, выйдете в тандемном экзоскафе вместе с Джессикой, - продолжил по-русски, чтобы репортер не поняла, - иначе она с нас не слезет. Покажите ей интересное что-нибудь, вы местность уже неплохо знаете. Пускай поснимает там, и свалит уже от нас.

- Я вас понял, - Дмитрий козырнул.

Через пятнадцать минут они уже были в шлюзе, уже в тесных капсулах экзоскафов, высоких роботов, больше всего напоминавших этаких беременных трансформеров. Вместе с ним в звене отправились Чейз и Ичиро. Оба парни проверенные, оба знающие цену риску, оба молчаливые, суровые.

За спинами экзоскафов медленно и мощно сошлись толстенные створки шлюза, послышался лязг сработки винтовых фиксаторов, а после под нормальным давлением подалась вода из малых кингстонов. Вода хлестала, и вот уже добралась до уровня камер экзоскафов, заколыхалась прямо на экранах, что были у них перед глазами, и вот уже шлюз полный. Медленно, неспешно расходятся створки во вне, в мир бездны Челленджера. Вот оно - инопланетье.

- Начнем помолясь, - сказал Дмитрий и его экзоскаф сделал первый шаг в сторону выхода. За ним последовали и Чейз и Ичиро.

- Движение – норма, - отчитался Ичиро.

- Норма, - вторил ему Чейз.

Вспыхнули прожектора на плечах экзоскафов, прорезая извечную тьму бездны. Лучи хоть и били ярко, но они рассеивались, меркли во тьме, и уже в десяти метрах вновь становилась тьма. Грунт под тяжелыми стопами экзоскафов даже не проседал, уселся, спрессовался в монолит, как ни странно, но Джессика все еще молчала, не говорила ни слова. Капсулы их были раздельны, молчание напрягало.

- Джессика, у вас все в порядке.

- Да, - голос тихий, испуганный, с придыханием.

- Что-то случилось? Что с голосом?

- Все нормально. Мне страшно.

- Обычное дело. В первый раз всем страшно. Вы хорошо  держитесь.

- Спасибо.

- Что желаете увидеть?

- Давайте просто побродим. Извините, а запись ведется того, что… ну то что мы видим?

- Конечно ведется. Потом все можете посмотреть, и прошлые выходы тоже все записаны, можно будет просмотреть архивы. Я думал Андрей Викторович вам должен был сообщить об этом.

- Да, он говорил, но я хотела сама чтобы… Вы понимаете.

- Понимаю. Только, Джессика, тут проблема одна есть. Вот то что вы сейчас видите, - и он повел корпусом экзоскафа из стороны в сторону, вверх и вниз – это все что вы можете тут увидеть. Вон, взгляните, сейчас, - он поймал в фокус камеры пульсирующую, извивающуюся тушку ксенофиофора, - это почти все разнообразие местной фауны. Можно еще бокоплавов поискать, в их покрове, кстати, содержатся соединения алюминия. Редкое явление. Прозрачные такие, беленькие.  А в остальном – пусто тут. В основном заборы грунта производим, редко что конкретно ловим вот этими, - нажал на выброс сетевого садка, так похожего на обычный сачок для бабочек. Тот послушно выпростался из манипулятора, заколыхался перед камерой белесой своей материей, - приспособлениями. В остальном тут не так интересно. Слизни, пинпонговые деревья, амфиподы… растений нет. Не разнообразно.

- Но фантастично.

- Тут вы правы. Есть такое ощущение. Сколько не выхожу, каждый раз чувство, что не в нашем мире. Непривычно тут все.

- Дмитрий, вы помолчите пожалуйста, я хочу почувствовать все вот это, вот это вот ощущение глубины, бездны.

- Конечно-конечно, умолкаю.

Дмитрий переключился на общение с Чейзом и Ичиро:

- Ребят просто шагаем вперед. Контроль позади меня. Друг друга держать в видимости.

- Принято, - почти одновременный ответ от обоих сопровождающих.

Экзоскаф Дмитрия шагал вперед, шаг за шагом удаляясь от родной подводной станции, и если развернуться сейчас, прорезать лучами прожекторов тьму – ничего уже позади не будет. Только тьма, только мертвая чернота. Отошли уже далеко. И если только представить попытаться забыть, что там, где-то, есть станция – легко можно запаниковать, раствориться в страхе перед окружающей тьмой, глубиной.

Дмитрий повел лучами прожекторов по сторонам – вон стоят поблескивая металлические штыри с приваренными к ним красными флажками-косынками. Зона, за которую не выходили, зона устойчивого грунта. Захотелось чуточку поозорничать, дать Джессике ощущение того, что сейчас она находится там, где до этого не бывал ни один человек до нее…

- Джесс, - заговорил он с этакой лукавостью в голосе, - видите флажки?

- Конечно.

- Это граница, за которую не выходил до нас никто. Не желаете ли прогулять? Вырваться туда, где не ступала нога человека.

- А можно? – ее голос задрожал от возбуждения, от предчувствия.

- Ну а кто нам может помешать?

- Хочу, конечно очень хочу!

- Только там будет все так же.

- Но мы же будем первыми!

- Конечно.

Переключил связь на общение со станцией:

- Андрей Викторович, вы здесь?

- Да, слушаю.

- Репортер хочет выйти за флажки. Мы не далеко.

- Нда, Дмитрий Александрович, вы прямо как маленький. Только врать не надо. Вы сами и хотите прогуляться.

- Есть немного.

- Под вашу ответственность. Пятьдесят метров. Не более.

- Слушаюсь!

Отключил связь, спросил:

- Слышали, парни.

- Да, - Чейз радовался, хоть и был серьезен, хоть и был суров, но билась в нем тоненькая жилка авантюризма.

Дмитрий остановился на границе, обозначенной флажками, и шагнул во вне, шаг туда, где до него никто и никогда не бывал. Один шаг, второй, и дальше – дальше, все отдаляясь в глубины неизведанного.

- Дмитрий, - голос Андрея Викторовича из динамиков, - Скоро конец плато. Осторожнее.

- Я вас услышал. Дойдем до края, глянем ниже и… -  тяжелая стопа экзоскафа бухнула о дно бездны Челленджера, и тут же  он почувствовал что-то не то, будто просело больше чем должно было, и медленно, как в кошмарном сне, земля под ним стала проваливаться. Нет, не проваливаться – обламываться, проседать, крениться – это уступ под его ногой треснул и сейчас…

Джессика завизжала, когда поняла, что происходит нечто нештатное, Дмитрий же попытался развернуться, повалиться, чтобы ухватиться манипуляторами экзоскафа за откловшийся кусок уступа, они покатились вниз, из динамиков доносился голос Ичиро, краем камеры зацепило то, как они оба, Чейз и Ичиро застыли на краю слома длинного уступа. Они с Джессикой катились вниз склону, как по горке, манипуляторы бессильно царапали каменное, осклизлое дно.

Всё. Встали. Остановилось движение.

- Кэп! Кэп! Слышите меня, - раз за разом повторял голос Ичиро из динамиков.

- Да, слышу, - отозвался Дмитрий. Подогнул ноги экзоскафа под себя, уперся манипуляторами в грунт, поднялся. Встал, - Экзоскаф в норме. Джессика, вы как?

- В норме.

- Пассажир в норме. Зацепите там лебедку, уклон большой, не поднимусь.

- Принято, - это уже Чейз ответил.

Дмитрий развернулся, освещая открывшийся провал, вернее не провал, а то что было ниже плато, на котором стояла станция. Всё тут то же, все так же, разве что размещение ниже метров на двадцать. Хотя нет, вон, чуть в отдалении – горочки торчат, из них в высь поднимается нечто мутное, расплывчатое. Диоксид углерода в жидком состоянии. А за ними… В свете прожекторов экзоскафа высветилось то, чего тут быть не могло: прямолинейное что-то, равномерное, геометрическое.

- Что это? – голос у Джессики стал тихий, она почти шептала, - Что это? Еще одна станция?

- Не знаю. Не должно тут быть ничего, - Дмитрий зашагал вперед, прожектора рыскали по этому, по непонятному, по тому чего тут быть не должно.

Да, станция, или просто весьма странно оборудованная подводная лодка. Большие врата шлюза, как и у них на станции, ну может чуть меньше, но сама конструкция – это не станция, это плавсредство, это подводная лодка с возможностью выхода на глубине, да еще и оборудованная чем то наподобие посадочных лап, как у космических аппаратов. И судя по всему – стояла эта подлодка тут очень и очень давно. На лапах ее посадочных уже наросла слизь, занесло их, на бортах, на уступах – тоже полно отложений. Скорее всего уже не один год она тут, а может и не десятилетие.

- Нет, этого тут точно не может быть, - сказал себе под нос Дмитрий, переключился на связь с базой, - Андрей Викторович. Андрей Викторович! Меня слышно? Мы обнаружили… Мы обнаружили подводную лодку, - повел прожекторами из стороны в сторону, освещая борта в обе стороны от шлюза, - без опознавательных знаков. Принадлежность определить не могу.

Он замолчал, ответа не было. Может отошел Андрей Викторович из командного отсека, бывает. Ну да ничего. Вернется, прослушает записи. Дмитрий подошел к высокой арке шлюза, замер у рычага утопленного в металл шлюза.  Встал. Ожидал ответа.

- Чего вы застыли? Дима? Тяните рычаг. Открывайте!

- Нельзя. Надо дождаться ответа.

- И что потом? Возвращаться? Дима! Это же сенсация! Открывайте! Ну подумайте, не взорвется же тут все, если вы рычаг дернете!

- Была не была,  - манипулятор потянулся к рычагу, ухватился, потянул на себя, тут же вспыхнуло ранее не заметное, под цвет металла, табло над нишей – запустился обратный отсчет. Как и у них, на станции, сейчас в шлюзовую  должна подаваться вода, и по наполнению – створки распахнутся. Десять… девять… восемь… три… два… один…

Пошла вибрация, он почувствовал ее через экзоскаф, створки шлюза распахнулись, свет прожекторов осветил его внутренности. Два малых батискафа с торчащими вперед манипуляторами, стены, потолок, пол, темнота.

- Кэп, - к свету его прожекторов добавился свет еще одного экзоскафа, - Чейз. Что у вас?

- Сам не видишь? Ичиро где?

- Спускаюсь, сейчас в зацепе на лебедке, - голос из динамиков.

- Нас видишь?

- Да.

- Мы с Чейзом во внутрь. Жди у шлюза.

- Вас понял.

- Дмитрий Александрович. Меня глаза не обманывают?

- Да, Андрей Викторович, мы нашли… не знаю. Подлодку, - усмехнулся, - модернизированную.

- И что вы намереваетесь сделать?

- Зайти и осмотреться.

- Я против.

- Андрей Викторович, я, как представитель свободной прессы, против вашего заявления! Общественность должна знать о том, что тут происходит! Понимаете, что мы нашли…

- Я думаю, не вам судить о том, что должен делать мой человек. Это не безопасно.

- И что? Вы просто бросите эту находку, забудете о ней?

- Нет. Но для начала необходимо связаться с поверхностью. Узнать о том…

- Ранее производились исследования бездны Челленджера на стационарных аппаратах?

- Нет. У меня нет такой информации.

- Значит это секретная информация и вам не позв…

- Я вас услышал, Джессика. Дмитрий, вход разрешаю. Действовать с максимальной осторожностью. С максимальной! Ты меня услышал.

- Да, Андрей Викторович.

- Джессика.

- Что? – ответила она с вызовом.

- Если там, внутри, будут военные разработки, будут опознавательные знаки какой либо из стран, спонсировавших нашу миссию и прочее – информацию своему начальству не передаете. Это первое. В любом случае, информацию не распространять до тех пор, пока мы не получим зеленый свет от руководства. Это важно. Я не хочу, чтобы наша миссия из-за этого вот… ну вы меня поняли. Тут все поставлено на карту!

- Да, поняла. Я буду послушной девочкой.

Дмитрий прошел в шлюз, следом за ним прошагал Чейз. Снаружи светил прожекторами экзоскаф Ичиро.  Еще один рычаг обнаружился обнаружилась там же, где и у них на станции – в стене у внутренних створок шлюза. Потянул его, медленно сошлись створки, вспыхнул свет, заработали насосы, откачивая воду из шлюза. Вода пошла на убыль. Пара минут и готово.

- Одеть дыхательные маски, ничего не трогать.

- А дыхательные маски зачем, - возмутилась Джессика, она еще когда усаживались в капсулы все нервничала, что прическу попортит, а теперь вот – всю красоту ее коту под хвост.

- Вы знаете, что тут случилось? – устало сказал Дмитрий, - Я, к примеру, не знаю. Поэтому надо.

Он отжал стопора в капсуле, включил гидравлику на разгерметизацию, выбрался наружу. Очень приятный это был момент, когда выползаешь из экзоскафа и снова можешь двигаться, можешь выпрямиться в конце-то концов – это многого стоит.

Из соседнего экзоскафа соскочил на пол, звякнув подошвами об металлический пол, Чейз.

- Кэп, - начал он без лишних предисловий, голос через маску доносился приглушенно, - может, - кивок в сторону пассажирской капсулы, - не надо?

- Чейз… ну потом же наслушаемся.

- Ладно, - горестно кивнул Чейз, - открывайте.

- Андрей Викторович, мы внутри, вы меня слышите? – тишина, - Ичиро, слышишь? – и снова нет ответа.

- Похоже борта глушат, - задумчиво сказал Чейз, пока Джессика выползала из своей капсулы, - Только зачем это надо?

- Может средство маскировки?

- Может.

Внутри подводной лодки было пусто и очень пыльно. Еще и не было освещения. Давненько тут это посудина, ой как давненько. В свете фонарей их нагрудных камер были видны проплывающие пылинки, звук их шагов разносился далеко, гулко. Дмитрий нагнулся, провел пальцем по пыли на полу, поднес ближе к свету фонаря. Темная сильно пыль, какая-то землисто-черная, да и слишком уж тут ее много.

- Горничную им бы сюда, - буркнула под нос Джессика.

- Не шуми, - тихо сказал Чейз.

- Я думаю тут никого живого нет, - отозвался Дмитрий, - заброшено.

- Я тоже так думаю, но я боюсь не их, а того из-за чего тут никого живого нет, - парировал Чейз и все примолкли, дальше шли молча.

Жутко тут было, в темноте, в этих пляшущих отсветах от их камер, среди теней, мрака, и такого слабого света их фонариков. Низкие потолки, прямо над головой, иногда и пригнуться надо, чтобы головой не тюкнуться, лабораторные отсеки сплошь заблокированные, разве что через толстенное окошечко плексиглазовое видно, что внутри научное оборудование стоит, схожее с тем, что у них на станции, пара открытых кают, с двухъярусными койками, и ничего больше. И везде, и всюду эта черная, легкая пыль, что плывет туманом в свете фонарей.

Коридоры, закутки, вот площадка большая, люки внизу.

- Что это? – задумчиво присел у люка.

- Похоже на эвакуационные капсулы. Как у нас, - отозвался Чейз.

- Маловато как-то их тут… - взялся за штурвал, потянул, люк открылся, - Смотри. На месте. Все капсулы на месте. А экипаж тогда где?

- Черт их знает, пойдемте дальше.

- Кэп, как думаешь, что у них тут, что они тут исследовали?

- Похоже, что то же самое, что и мы, только…  - оглянулся. Никого, - Где Джесс?

- Не знаю, - Чейз завертел головой, замелькал свет фонарика его нагрудной камеры по стенам, - Черт!

И тут издали послышался визг Джессики, они с Чейзом бросились обратно, туда, откуда доносился крик.

Пробежали по площадке эвакуационной, потом еще по коридору, услышали плачь, всхлипывания из-за поворота,  мимо которого прошли с минут пять назад – туда! Увидели Джессику, что сидела привалившись спиной к стене. Руки вскинуты к маске, к лицу, и слышно только быстрое, громкое ее дыхание, всхлипывание приглушенное.

- Джесс, ты…

- Там, - ткнула пальцем вперед, - они там…

- Постой с ней, - бросил Дмитрий через плечо Чейзу и зашагал вперед к открытому высокому люку со штурвалом задрайки. Нагнулся, заглянул. Темно. Толком не видать. Лохмотья какие-то на полу разве что. Пролез во внутрь, выпрямился.

Это было чем то вроде складского помещения. Достаточно большое, с множеством стеллажей, на которых стояли и ящики, и коробки, плясали тени в свете фонарика. Но еще тут было страшно – тела на полу. Странные. Одновременно и истлевшие, будто скелетированные, и местами же наоборот вздутые, будто бы опухшие, покрытые черными разлохмаченными шишаками, наростами, больше похожими на какую-то плесень жуткую. Тела, много тел, с десяток, а может и того больше.

Дмитрий сдернул камеру с груди, подошел ближе, направив объектив на мертвецов стал говорить:

- Предположительно – экипаж. Мертвы. Полагаю, что тут большая его часть. Причины смерти, - шагнул к ближайшему телу присел на корточки, медленно провел светом фонарика над ним, - Огнестрельное ранение в голову, - посветил на соседнее тело, то же самое, - Предполагаю, что тела истощены при жизни, - протянул камеру к мертвецу, показывая как почерневшая кожа облепила кости, - иначе был бы процесс разложения, а не мумификации. На телах присутствует паразитирующая плесень, - провел камерой над черными лохмотьями, - так же видны грибкообразные наросты. Сухие на вид, - пригляделся, прищурился, - пустые образования на телах, похожи на спорангии, споровые мешки. Предполагаю, что пыль в коридорах насыщена спорами, поэтому имеет землистый цвет. Так же предполагаю, что споры могут быть живы и сегодня, в виду того, что волокна плесени на данный момент еще не иссохли, - вздохнул, сказал натужно, механично, - Есть вероятность инфицирования и нас. Необходимо помещение в карантин, обследование.

Встал, снова повесил камеру на грудь, зашагал к выходу.

- Что там? – спросил Чейз сразу.

- Все плохо. Экипаж мертв. Поражение грибком. Возможно и мы тоже инфицированы. Маски не снимать до обеззараживания. Чем только его проводить… Черт! Черт-черт-черт! Какого хрена мы сюда поперлись… - выдохнул, успокоился, - Похоже они тут что-то с чем-то скрещивали. Доигрались. Поэтому нет опознавательных знаков. Будем надеяться, что распространяется эта зараза не контактно, а аэрогенно.

Джессика зарыдала в голос, сквозь всхлипы спросила:

- Мы умрем? Да? Мы тоже так умрем?

- Помолчите, пожалуйста, Джессика. Возьмите себя в руки. Мы уходим. Чейз, помоги ей.

И снова черные коридоры, снова тени, пыль в свете фонариков, шлюз. Чейз тут же полез в свою капсулу на экзоскафе, Дмитрий же помог забраться Джессике в ее сиденье, сказал перед закрытием.

- Джесс, не снимай маску, ни в коем случае. Ты меня поняла? – она часто-часто закивала, и снова разревелась, - Ну и славно. Будь хорошей девочкой, Джесс. Не снимай маску. Неудобно, но надо. Потерпи и все будет хорошо.

Он задраил ее капсулу, залез в свою, устроился поудобнее, включил управление экзоскафом, вышел на связь с Чейзом:

- Готов?

- Готов.

- Открываю кингстоны, - манипулятор экзоскафа потянулся к рычагу.

***

- Как себя чувствуете? – донесся голос из динамиков под потолком отсека.

- Самочувствие хорошее. Болей, повышения температуры, озноба, прочего дискомфорта не ощущаю, - Дмитрий сидел на стуле, если бы захотел поваляться, полежать, поспать, тут была кушетка. Его разместили в отдельном отсеке. Так же и Джессика и Чейз находились каждый в своем помещении, дабы в случае заражения одного не заразить остальных. У всех у них уже взяли кровь на анализ, соскобы с кожи, со слизистых, так же были взяты на анализ и волосы и ногти. Ну и конечно, после того как их хорошенько прожарили в дико горячем водяном паре, после всех этих ультрафиолетовых излучений и жуткого душа с гипохлоридом кальция, после которого вся кожа горела, уже никаких спор на них не было. Да и вообще на их коже после этого не могло ничего живого, бактериального остаться.

- Дмитрий, - это уже Андрей Викторович говорил, - отнеситесь серьезно к вопросам. После санобработки вы можете что-то списать на остаточные явления, но…

- Андрей Викторович, я все прекрасно понимаю. Вы, вон, лучше Джессике лекции читайте. Ей нужнее. И успокойте ее. Записи видели? Что предполагаете?

- Да, записи отсмотрел. Не знаю, что предполагать. Ума не приложу. Ребята по вашим капсулам кое-что подобрали, пока еще результатов нет. Но исследуют. Кстати, ты не знаешь, где камера Джессики? Не видел?

- Нет, наверное там отлетела. По записям видно, как мы бежали, гляньте.

- Глянем. Отдыхай, Дим, восстанавливайся. И если что…

- Если что, то сразу же начну кричать как погорелец. Не дурак.

- Хорошо.

***

Почти неделя в карантине прошла мучительно долго. Передача пищи с последующей суетой за дверью – обеззараживали, томительное ожидание. Особенно поганым было то, что гадить приходилось в судно, ну и по малой нужде – тоже, не оборудован был отсек отдельным туалетом. Увы. Да и помыться хотелось очень, а вместо этого – таз воды, да губка. Вонь доканывала, въедалась в кожу, в ноздри, уже доходило до того, что принюхиваешься к еде, чуть не нос туда суешь, а все одно – вонь.

А после радостное сообщение, что ничего не обнаружено, что все в норме, распахнутая дверь, а за ней, уже не извечные анонимы в костюмах полной биологической защиты, а обычные, вполне себе узнаваемые люди, лица их. Правда лица сморщенные, прикрывающие носы руками, а Андрей Викторович так и вовсе скупую слезу пустил, то ли на радостЯх, то ли от зловонной вони, что поселилась в этом уже можно сказать «отхожем» отсеке.

Шаг во вне для Дмитрия был шагом в новый мир – в мир жизни. Никто из них, никто из тех, кто стоял там, за дверью не мог понять всех его чувств, всего его счастья. Для них он просто вышел, а для себя – для себя он выжил! Не заразился, не исчез, не умер, не погиб…

- Ну привет-привет, - Андрей Викторович оттолкнул в сторону протянутую для рукопожатия ладонь Дмитрия, и не смотря на вонь, на немытость его, обхватил его, обнял, к себе прижал, - Только ты мне больше таких ЧП на борту не устраивай. Всё под угрозу поставил, всё!

- Ну я ж…

- Да ладно, ладно. На поверхности ни сном ни духом о нашей чертовщине. И запроса я по подлодке не давал. Потом. Позже, планомерно, когда границы исследований расширять будем. Но направление я уж задам, прям туда и задам – не беспокойся!

Тем временем Дмитрий все жал и жал руки своим знакомцам, своим товарищам по станции, народ радовался, а Ичиро, так и вовсе поклонился церемониально, согнувшись в прямой угол, руки по швам.

- Я должен был пойти с вами, - склонил голову, пряча взгляд.

- Ты выполнял приказ. И не беспокойся, сидеть в карантине – совсем не похоже на подвиг, или на геройские мучения. Это просто – мучения, - он схватил руку товарища, крепко пожал ее, отступил стыдливо, сказал тихо, - руки потом помой…

И только Рей Вассерман стоял в сторонке, чуть боком повернувшись. Дмитрий подошел и к нему, хотел было протянуть руку, но этот извечно странный биолог только плечом мотнул, скривился брезгливо. Дмитрий отступил, не любил он его, да и сейчас симпатии к этому лысеющему мелкорослику у него не добавилось.

На плечо ухнула рука Андрея Викторовича:

- Ну ты, друг, давай: мыться, бриться, перышки почистить и через пару часов отпразднуем, устроим банкет в вашу честь, открытие обмоем. Ты знаешь, споры эти ваши – это чудо какое-то! Там понамешано всего и сразу! Ну ладно, всё на потом, давай-давай, беги в душ, амбре от тебя я скажу…

***

Смешная чё-ё-ёлка,

Половина неба в глазах!

Идё-ёт девчо-онка

С песней на устах…

Анна Демидовна подпевала Кобзону, басившему из радио, и привычными движениями крутила ручку немецкого «Зингера» – подарка от бабушки. Шить и вязать её тоже научила бабушка; женщины Задорья язвительно называли Анну Демидовну за глаза «модницей», видя очередное платье или зимний полушубок. А школьной учительнице Анне Гринюк льстило быть модницей, нравилось ощущать себя женственной и красивой, щеголять по деревне в новых платьях, пошитых по выкройкам не из «Колхозницы», а из ГДРовских журналов – благо, профессия позволяла их выписывать без лишних вопросов. Поэтому раз в два-три месяца Анна Демидовна ездила в райцентр и покупала на невеликую учительскую зарплату отрезы поплина, ситца, шёлка и крепдешина, а по выходным дням сидела за «Зингером», стрекотала иглой, жала на педаль и создавала себе новые наряды. На пальцах не успевали заживать тёмные укольчики – напёрсток мешался и не давал чувствовать ткань.

Десять лет назад в Союз приехал Иосип Броз Тито в компании с женой Йованкой, и все советские женщины повально подхватили броскую моду югославской «первой леди». Аня ещё помнила, как мама, вздыхая, смотрела на фотографии Йованки в газетах; с первых же заработанных на стажировке денег тогда ещё Аня – никакая не Демидовна, не доросла – купила отрез ткани и сшила матери ровно такой же жакет, как у югославской первой леди. Ей после того в семье прочили карьеру великого советского дизайнера, но Аня продолжила учиться на педагога – шить ей нравилось под настроение, не хотелось превращать увлечение в рутину.

Именно карьера педагога и привела ее сюда, в Задорье. По распределению.

Критически рассмотрев получившийся кусок поплинового платья, Анна встала, потянулась до хруста — размять затёкшую спину. Шутливо обозвала себя старухой, со вздохом распустила волосы и критически поглядела в зеркало. «Ну а что, вообще зря я так о себе!» — подумалось с усмешкой. В зеркале отражалась худенькая, как камышовый стебель, блондинка с задоринкой в глазах и вздёрнутым кверху носом. И не скажешь, что двадцать восемь лет и замужем была…

Вдруг в дверь постучали.

На пороге стоял мальчишка из школы, сын работников колхоза Земляниных. Землянин-младший переминался с ноги на ногу и поправлял большую не по размеру кепку.

— Тебе чего, Лёш?

— Дзень добры! Анна Демидовна, вас там того, эт самое, к председателю вызывают.

— К председателю? – удивилась Анна. – А товарищ Кравчук уже поправился?

— Та не к тому-у! К Сизому Но… к Макару Санычу, он у нас таперь за председателя! Вы в клуб идите! – бросил мальчишка напоследок и рванул прочь – играть в лапту с друзьями.

Репутация у Макара Саныча была… своеобразная. «Макаркой Сизым Носом» местная детвора его прозвала недаром — трезвым его видели, пожалуй, только если в люльке. Нигде не работал, тунеядничал, ходил по Задорью и окрестным деревням, канючил бражку. А потом в одну ночь будто подменили человека – ни капли в рот, за себя взялся, приходил к тогдашнему председателю и прямо-таки требовал дать ему работу, любую, хоть самую сложную. Нынче Макар Саныч уже не алкаш подзаборный, а народный депутат, но у людей память долгая – так и остался за глаза Сизым Носом, тем более, что нос у него и правда был крупный, пористый, фиолетовый – как перезревшая клубника.

До клуба Анна добралась быстро — благо тот в трех домах. ИО председателя ждал в коридоре, обмахивая кепкой потное от жары лицо. При появлении учительницы он подскочил, зашептал:

— Анна Демидовна, вы мине выбачьте, шо так атрымалася…

— Макар Саныч, вы о чем? И чего в коридоре стоим?

— Да там того, энтот, гость из столицы, поразумлять с вами желает… Вы, главное, не волнуйтесь! Добре?

Из кабинета раздался громкий окрик, будто сторожевая овчарка залаяла:

— Товарищ исполняющий обязанности председателя, разговорчики! Долго вы будете женщине голову морочить? Приглашайте ко мне!

— Пожалуйте… – Макар Саныч указал на дверь и утер лоб платком из нагрудного кармана.

Анна тоже, не пойми зачем, достала из сумочки платок и принялась комкать его в руках. Вошла в кабинет.

За письменным столом, спиной к окну, сидел китель – с погонами, блестящими пуговицами, широкой ременной пряжкой, а на столе лежала страшная васильковая фуражка с красной кокардой. Всех мыслей у рассудка Анны хватило лишь на то, чтобы пискнуть три пугающие буквы: «КГБ». Когда глаза попривыкли к бьющему из-за спины кителя слепящему солнцу, над наглухо застёгнутым воротником вырисовалась тёмная безликая голова, на столе появились руки – крепкие, узловатые, с крупными костяшками; одна нетерпеливо поигрывала карандашом.

— Гражданка Гринюк? – тем же гавкающим тоном осведомился незнакомец.

— Я… – пискнула Анна.

— Данке шон. Зитцен, битте! Присаживайтесь, говорю, вы что, немецкий забыли?

— Зихь зетцен, – машинально поправила Анна блеющим голоском, присела на краешек стула.

Теперь она смогла разглядеть лицо жуткого чекиста, но лучше не стало – у того по щеке змеился белесый шрам, обычно, наверное, незаметный, только сейчас человек немного улыбался, и шрам превращал его улыбку в сардонический оскал. От её взгляда улыбка поблекла, вытянулась в тонкий дефис.

— Что, пригож? – хмыкнул чекист и смущённо отвернулся – полез за какой-то стопкой бумаг. – Это мне немчик под Берлином сапёрной лопаткой подрихтовал.

— П-простите. Вы герой. Мабыць, и не бывает героев без шрамов, – от волнения в речь влезли просторечия, за которые Анна Демидовна сама ругала учеников.

— Забудем. Моя фамилия Жигалов, зовут Глеб Петрович, майор Комитета Государственной Безопасности. Слыхали про такое учреждение?

Анна сглотнула.

— Да вы не переживайте так. Воды? – он налил в стакан из стоящего на столе графина.

— Нет, спасибо, – платочек в руках Анны уже представлял собой жалкое зрелище.

— Вы не волнуйтесь, я не кусаюсь, – грустно усмехнулся Жигалов, на мгновение опять будто оскалившись. – Хотя, честно сказать, по делу я сюда приехал серьёзному и важному.

Майор взял из стопки небольшой бумажный треугольник и положил на стол. Анна тупо уставилась на него, не узнала сразу — такие треугольники слали солдаты за неимением конвертов, а, спустя секунду прочитала адрес и вспомнила – письмо Хиршбека, точно!

— Вы написали? – мягко и даже будто сочувственно спросил Жигалов.

— Я… Нет, я перевела.

— Ага, перевели, значит… Вы же учительница немецкого, так?

Она кивнула. Жигалов откинулся на спинку стула, почёсывая пальцем усы под переносицей и думая о чём-то. Отпил из стакана, пригладил тёмные с сильной проседью волосы.

«Лет сорок, а уже седой...»

— Жара-то какая, да? – после минуты молчания произнёс Жигалов.

— Да, жарко... Товарищ майор, меня теперь арестуют? Я разве что-то нарушила? В ГДР же отправляли…

— Вы поймите, гражданка Гринюк…

— Можно Анна Демидовна, мне так привычнее.

— Так вот, вы поймите, Анна Демидовна, что отправлять-то в ГДР письма можно и даже нужно. Мы теперь по одну сторону, так сказать. Но вот содержание… Да вы вот вслух прочитайте! Только переведите, пожалуйста, обратно на русский.

Анна вытащила письмо из конверта и прочла:

«Семейству Хиршбек.

Ваш любящий муж и отец Пауль Хиршбек нашёл упокоение на поле битвы 17 мая 1943 года. Он не был палачом и погиб как воин, быстрой и безболезненной смертью за благородный поступок. Просил передать Элизе, что мамины драгоценности спрятаны в доме под полом, где старый комод. Малышу Стефану – чтобы всегда оставался человеком и никогда не смел поднимать оружие на безвинных.»

С каждой прочитанной строчкой Анна приходила всё в больший ужас — какую несусветную глупость совершила, отправив это странное письмо. Ещё и с фотокарточкой.

— Ну и как вы это объясните? – хмыкнул в усы майор Жигалов, забирая письмо.

— Я… я не знаю, что сказать, товарищ Жигалов, – первоначальный испуг прошёл, сменившись настоящим страхом — теперь, когда Анна понимала, по какому поводу приехал чекист. А тот, в свою очередь, будто пытался усыпить её бдительность – смягчился, не гавкал и не ухмылялся по-волчьи, как в начале разговора. Стал похож на обычного чиновника – усталого немного, но с угрожающими васильковыми петлицами на форме.

— Мне кажется, Анна Демидовна, вы – хороший, честный советский гражданин и вряд ли затеяли какую-нибудь антисоветскую агитацию. Характеристика у вас безупречная, пионерка-комсомолка, отличница… разве что развод, конечно. Да и обидно за вас немного – столько лет учились, преподавательская практика, а там, в Магадане, кому немецкий нужен? Сами подумайте? Вы вот мне скажите, Анна, вы деревья рубить умеете? Умеете?

— Нет, – горло ей будто перетянуло удавкой, «нет» вышел еле слышный.

— Мда-а-а. А вот, может быть, стряпать умеете, а? На ораву зеков? Справитесь? – тёмные глаза сверлили без тени пощады; Анна с ответом не нашлась. – Похоже, Анна Демидовна, в Сибирь вам никак нельзя, вы вон, девушка южная, солнцелюбивая, на вредителя непохожая. Думается мне, что вы стали жертвой чьих-то злонамеренных манипуляций. Вы же сами сказали – вы письмо не писали, только перевели, так?

— Так, – робко кивнула Анна.

— Вот и ответьте мне, пожалуйста, на вопрос – кто ж вас надоумил написать эту чушь и отнести на почту?

И Анна рассказала про Демьяна с Максимкой, про их визит и просьбу отправить письмо семье Хиршбек в Лейпциг. О том, что, по сути, совершает на них донос, она поймёт лишь запоздало – выйдя из кабинета, а сейчас у неё в голове была картинка одинаковых бритоголовых людей в серых ватниках, что валят бесконечный, безбрежный лес. Жигалов кивал и быстро черкал в блокноте, вдруг перебил:

— Как фамилия у этого вашего Демьяна Рыгорыча?

— Климов…

— А у мальчишки?

— Губаревич.

— Чем Климов занимается?

Анна пожала плечами.

— Он вроде как знахарь местный, вместо фельдшера – амбулатории-то у нас нет. Люди к нему обращаются, он помогает...

— Ага, а должность у него какая?

— Нет у него должности. Просто знахарь; его ещё по-другому местные знатким называют или знатком.

— То есть нигде не числится? Антисоветский мракобесный элемент, так и запишем. Ещё и тунеядец. А вы с ним в каких отношениях состоите?

— Ни в каких, просто знакомы, – по непонятной даже для себя самой причине Анна зарделась.

— Ладно, Анна Демидовна, мне с вас нужно расписку взять и вот тут в бланке увидеть вашу подпись. Это подписка о невыезде; в течение месяца вам запрещено покидать Задорье. В город не требуется, я надеюсь?

— В город нет. А надолго это? А в райцентр?

— В райцентр можно, – секунду подумав, ответил майор. – Но не часто. Насчёт того, как долго, ничего не могу сказать, пока с Климовым не разберёмся. Мальчишка чего с вашим знахарем дружит? Родственник?

— Нет, там у мальчика в семье всё сложно, поэтому Демьян… Климов ему с учёбой помогает, чтоб тот на профессию врача потом пошёл.

— Вот как, да… Тогда, Анна Демидовна, больше к вам вопросов не имею.

— Всё, я могу идти? – робко спросила Анна, поднимаясь со стула.

— Ступайте. И впредь думайте, что и кому вы пишете. Ах да, Макар Саныча позовите, пожалуйста. Всего доброго!

Учительница удалилась, и в кабинет из-за двери сразу сунулся сначала нос, а потом и лицо ИО председателя целиком.

— Вызывали, Глеб Петрович?

— Вызывал, товарищ Петренко. Давай без панибратства, мы с тобой в баню не ходили, чтоб по имени-отчеству якшаться. Проходи, присаживайся.

Макар Саныч сел туда, где минуту назад была Гринюк, но держался он явно увереннее. Налил воды и двумя глотками осушил стакан, тем самым показывая – вообще-то это мой кабинет. Жигалов ухмыльнулся своим фирменным оскалом и уставился пристально, как голодный ящер; Петренко немного побледнел.

— Климов Демьян что за птица? Не тот ли гражданин, из-за которого месяц назад два трупа образовались при загадочных обстоятельствах? Твой предшественник ещё после того в дурдом отправился? А ты, значит, обязанности исполняешь. Тот Климов-знахарь?

— Дык, знамо дело, он.

— Та-ак, интересные дела у вас тут творятся. Круговая порука, штоль? Рука руку моет, да, Макар Саныч?

— Мы ж не по имени-отчеству, – парировал председатель. – И никаких рук никто у нас отродясь не моет. Всё честь по чести – я своё место сам працавал.

— Да не напрягайся ты! Шутковать я люблю. Говорят, ты раньше любитель выпить был?

— Что было, то быльем поросло. – Макар Саныч гордо поднял выбритый до синевы подбородок.

— Уважаю, коли не звездишь. Значит, слушай сюда, дел у нас сегодня с тобой невпроворот, так что неча рассиживаться. Приведи-ка мне… – майор выложил на стол листок с выписанными фамилиями жителей Задорья, – вот этих вот товарищей. Прям семьями. И Климова, Климова-то перво-наперво, с мальчонкою сразу. Не будем филонить – до темноты управимся.

— Не здолею сегодня. И завтра никак. Послезавтра.

Столь бескомпромиссный отказ до того удивил Жигалова, что он даже разозлиться забыл, лишь спросил:

— И чем обосновано?

— Свадьба сегодня у дочки, – пояснил председатель. – Не придёт никто, товарищ майор. И завтра полдня откисать будут, после принятого, значит. Дочка уже в ЗАГСе с зятем будущим, в райцентре. Зараз домой едут, справлять будем. Там столы ужо накрыли, гости пачакают…

— Хм… Культурное мероприятие, значит? Так и я прогуляюсь, погляжу, как вы тут живёте. Какие анекдоты про генсека в ходу, а, председатель?

— Анекдотов не жалуем, товарищ майор.

— Вот ты так всем и скажи – песни можно, анекдоты сегодня в загашнике чтоб держали.

— Тогда вы бы без формы приходили, шоль… Не то народ вас побачит да бояться буде.

— В штатском приду. А ты мне угол выделил для ночёвки? Молодец, благодарность тебе от органов внутренних дел! Дочке-то сколько лет?

— Двадцать сполнилось, Василиной звать.

— А жениху? Хороший парень-то?

Макар Саныч почему-то едва заметно поморщился.

— Да хлопчик-то гарный… Двадцать шесть ему, егерь местновый, в лесхозе работает. Валентин Эдипенко.

— А чего так морщишься, будто лимона сожрал? – удивился Жигалов.

— Та сирота он, без роду, без племени. И дурной малясь. Был жених полепше, да Васька вцепилась в Вальку своего – его, грит, батька, кохаю. Ну а я кто, шоб супротив любови идти? Она у меня дивчина горячая, глядишь, в петлю ещё залезет. Так шо мир им да любовь, как грицца.

— Вижу, хороший ты мужик, председатель. Кликай таки Петровичем наедине. Ну и напоследок покажи, где телефон тут у вас.

Дождавшись, пока Макар Саныч уйдет, Жигалов снял черную эбонитовую трубку и набрал странный номер. На другом конце провода ответили мгновенно.

— Алло, Минск на связи? Майор Жигалов беспокоит! Код: «Ключник вскрыл замочную скважину». Остапчук, ты чтоль? Здоро-ово, брат! Да по-прежнему, как говорится – у нас всё впереди, и эта мысль тревожит. Слышь, Остапчук, Гавриленко у себя? Соедини с ним, будь добр. Давай, брат, и тебе здоровья, – послышались щелчки, Жигалов послушно ждал. Щелчки кончились. – Алло-алло! Товарищ полковник, здравия желаю, майор Жигалов на связи! Да, так точно! До Задорья добрался, выявил взаимосвязь с другим делом по двойному убийству, Кравчук и второй. Так точно… Да, думаю, с письмом это как-то связано – отправителю Гринюк передал письмо наш фигурант. Так точно, подозреваемый есть. Демьян Григорьевич Климов, 27-ого года рождения. Да, тот самый, сын полка который. С мальчишкой тоже связан, посмотрите в деле... С Гринюк говорил, насчёт неё подозрений не имею – она здесь явно невольный исполнитель. Она письмо переводила. Никак нет, товарищ полковник, помощь пока не требуется. Религиозный культ? Бес его знает, конечно, но в целом похоже. Бардак здесь какой-то нехороший, приглядеться надо. Да-да, так точно, никаких бесов, товарищ полковник. Вас понял, продолжаю работу, переключаюсь на дежурного. Остапчук, брат мой, номер запиши – это клуб местный. Как трубку возьмут, Жигалова зовите, я под своим именем. Код: «Мастер замков запер дверь». Давай, удачи. Маришке привет!

Чекист повесил трубку и посидел немного, поглаживая усы, скрывавшие уродство – неудачно прооперированная разделённая губа. Постарался фриц на славу, хоть бы пулей или снарядом, а то – сапёркой, сам теперь ходячий анекдот. Усы на службе носить можно, а вот бороду никак, так что второй шрам от симпатичных учительниц не скроешь.

«А жаль» – мысленно посетовал Жигалов.

***

Майору предоставили маленький угол при бараке – хоть и комната мала, зато в одиночестве, вход отдельный да все удобства имеются. За стенкой выл соседский ребёнок, на улице мычала корова, жрущая редиску с чужого огорода. Гуси гогочут, собаки лают. Майора вновь посетила навязчивая мысль, что его сюда спровадили с глаз долой, подальше от начальства. Ну и чёрт с ними, он отпуск давно не брал, а тут деревня – загляденье, как на картинах Репина.

Он достал из чемодана штатскую одежду, снял и аккуратно повесил форму. Фуражку с васильковым околышем положил на печку, рядом – кобуру с ПМ. Надел брюки, рубашку, коричневый клетчатый пиджак. На лацкан прицепил «Орден Красной Звезды», который в пехоте ласково звали «Красной Звёздочкой». Вот и всё, можно и на свадьбу. Он почему-то надеялся увидеть там Анну Демидовну – больно в душу запали её синие глаза.

На спортплощадке возле школы поставили несколько столов буквой П, обильно накрытых соленьями, вареньями и, конечно же, пузатыми бутылями с горилкой. С соседних домов шли люди — с домашним квасом, караваями, креплёными настойками. Жигалову подмигнул сидящий на пеньке безногий дед с баяном в руках – седой как лунь и вдобавок одноглазый.

— Папироски не будет, сынко?

— Держи, отец, – Жигалов дал папиросы со спичками. – Где ж тебя так потрепало?

— На Белорусском фронте, где ж ещё. Осколками. А табе? – дед указал на шрам.

— Меня подальше, под Берлином. И смех и грех — сапёрной лопаткой, прям по всей фотокарточке.

Дед протянул крепкую ладонь.

— Знакомы будем, вояка. Афанасий Яковлевич, Землянин я. Не с планеты Земля, а фамилие такое – Землянин.

— Глеб Петрович, Жигалов. Весёлый ты старик, однако.

— А то! Ща рюмашку опрокину и забауляцца буду – заслухаешься, все девки в пляс пойдут, – Землянин рванул баян, тот траурно вздохнул — «тря-я-ям». – А ты чьих будешь?

— Да я так, отца невесты знакомый. – покривил душой майор. – А что, Афанасий Яковлевич, молодожёны-то где?

— Дык с райцентру едут поди, у нас-то расписаться негде – токо тама. Ща приедут и – эх – гульнём, как встарь!

У школьного крыльца Жигалов приметил Анну Демидовну – яркую, стройную, заметную в своём изящном платье цвета молодой листвы. Она о чём-то перешептывалась с бородатым мужиком. Тот опирался на трость, но как-то неестественно — большая часть веса всё равно приходилась на ноги, будто тот и не хромой он вовсе, а прикидывается. На пиджаке у мужика висела медалька «За отвагу»; сам он был рослый, крутоплечий, но сутулился, что твой горбун. И борода клоками — как у лешего, будто нарочно растрепана.

«Ба! Да это ж и есть знахарь!» – понял Жигалов. А у училки, видать, совесть взыграла – догадалась, что сдала сегодня Климова, прискакала с повинной. Или советуются о чём-то? Неужто и впрямь пособники? Вон у Климова какой вид озадаченный. Майор решительно направился к парочке.

— Здравия желаю, Анна Демидовна. Вижу, не рады меня снова видеть. Но придётся, работа у меня такая, – хохотнул Жигалов, обращаясь к девушке, но разглядывая её собеседника. – Познакомите с товарищем?

— Здравствуйте… Да, Демьян, познакомься, это Глеб Петрович.

— Демьян Рыгорыч, – коротко представился знаток, не менее пристально оценивая Жигалова. Глаза его не понравились майору – хваткие, внимательные, но постоянно ускользающие. – Вы к нам по службе, Глеб Петрович, али как?

Жигалов покрепче сжал ладонь знахаря, норовя покатать костяшки, но тот не давался – надо ж, лапа как тиски железные. Несколько секунд они мяли друг другу руки, а потом одновременно отпустили. Анна Демидовна едва заметно закатила глаза, вздохнула.

— А от вас ничего не спрячешь, да? Так точно, майор госбезопасности Жигалов, – выложил он все карты на стол. – По делу к вам в Задорье. По вашу, кстати, душу, Демьян Рыгорыч, тоже…

Но тут со всех сторон раздались крики – «Едут-едут!», и всё поглотила радостная какофония; разговор пришлось прервать. Звенели колокольца, бешено ревел клаксон, тарахтели моторы. На школьный двор вынырнула «полуторка» поселкового почтальона с развевающимися позади кабины разноцветными лентами, следом – новенький ЗАЗ-966, а уже за ними – мотоцикл с люлькой. Там, в уже порядком запыленном белом платье визжала радостно невеста – свисала по пояс, показывая всем тонкую полоску золота на пальце, а жених едва-едва удерживал новоиспечённую супругу, чтобы та не выпала под колеса, и придурковато улыбался. В самом конце свадебного «поезда» плелись запряженные в украшенные телеги клячи. Гости в телегах кричали, колотили в бубны, звенели снятыми с велосипедов звонками, отчего у Жигалова мгновенно заложило уши – точно снаряд где вблизи ухнул.

Из люльки выпрыгнул жених, здоровый как выпь белобрысый паренёк в нарядном костюме. Следом без видимых усилий вытягал из невесту, подбросил на руках – та расхохоталась; у самой волосы – как солома, и смех звонкий, как ручеек или колокольчик.

Тут же и дед Афанасий растянул баян и удивил майора неожиданно молодым звонким голосом:

Как-то летом на рассвете
Заглянул в соседний сад,
Там смуглянка-молдаванка
Собирает виноград.
Я бледнею, я краснею,
Захотелось вдруг сказать:
"Станем над рекою
Зорьки летние встречать".

— Про партизан песня, – с грустной улыбкой сказала Анна Демидовна.

— А по мне – так про любовь, – отозвался знахарь.

«Ну точно пособница. Жаль», – подумал Жигалов.

Из «Запорожца» выбрался весь блестящий от пота Макар Саныч. Майору уже знал, что служебный автомобиль достался Санычу от Кравчука, того, что теперь стены в психушке калом мажет. Следовательно, что? Следовательно, у Петренко может быть свой интерес в происходящем – вон, какой карьерист, аж пить бросил.

— Ну-кась, кольца покажь! – крикнул Петренко, и невеста с улыбкой продемонстрировала кольцо, а жених чего-то засмущался. – Ну всё, таперича точно – обручилися! Ты, Валентин, дочу мою береги, зразумел? – Макар Саныч так хлопнул жениха по спине, что тот, здоровенный бугай, пошатнулся.

— Разумею я, батько…

— Медовухи пожалте, – сунулась сбоку грузная некрасивая тётка – жена Макара Саныча, Людмила. Молодые пригубили медовухи, остаток выплеснули за плечо; поднесённый каравай оба поцеловали. От фотографического взгляда Жигалова не ускользнуло рассеянное состояние жениха – пару стопок уже замахнул, штоль на радостях? Двигается как сомнамбула, под ноги пялится…

Подошёл и Демьян, поздравил молодых, пожал руку жениху, кивнул невесте. Шепнул что-то председателю, тот порозовел от удивления:

— Шо, правда? Можно?

— Пей, – сказал Демьян, – но токмо до завтра.

«Ого, да у них всё серьёзно – борьба с алкоголизмом!»

Молодожены, взявшись за руки, под выкрики и поздравления исполнили обряд: прошли вокруг стола по часовой стрелке и сели рядышком на скамью. Перед ними стояла одинаковая посуда и столовые приборы, два фужера красного цвета. Две горящие (так рано?) свечи. И зачем-то яичница в сковородке; Жигалов спросил у тётки рядом, на кой ляд, та пояснила – традиция, мол, надо им одной ложкой все яйца съесть. На крепкий и счастливый брак.

«Да, не добрался ещё просвещённый атеизм до сельской местности!»

К молодожёнам незаметно подошел знахарь, кашлянул еле слышно, и свадебная суматоха подутихла: на Климова уставилось множество глаз. Даже баянист перестал играть и приподнялся на пеньке в попытке разглядеть Климова из-за спин собравшихся.

— В общем, кхм, я шо хотел казать… Вы за дурость не принимайте, но меня сегодня Макарка… Макар Александрович попросил.

— Свадебный заговор надобно прочесть! Пред Богом шоб, как молитва! – вставила жена председателя.

— Да, Людмила Олесьевна… А я заговоры знаю малясь, так шо вот. Заместо попа побуду сегодня.

Жигалов аж присвистнул – тут до Минска-то сто километров всего, а мракобесие цветёт и пахнет. Тем временем, новоиспечённая теща, обжигая пальцы и успевая кое-как креститься, сняла горящие свечки, слепила их в одну и быстро подожгла. Демьян одобрительно кивнул, принимая воскового уродца. Повернувшись к молодоженам, он вложил свечу им в руки – так, чтобы воск потек и склеил их руки вместе, а после – быстро-быстро затараторил, так, что до Жигалова донеслись лишь последние строки:

— Я не свечки палю, а два сердца соединяю, на хлеб-соль за столом, на хорошую жизнь, на семейное счастье. Аминь.

— Ура-а-а! – завопил одноглазый баянист и без предупреждения заиграл «Свердловский вальс».

Всё-таки удачно подвернулась эта свадьба – раз в десять эффективнее любых допросов. Жигалов, как обычно на оперативной работе, старался лишний раз не делать поспешных выводов, а просто собирал информацию – сопоставлять факты он будет потом. Но уже сейчас было ясно, что версия полковника Гавриленко про религиозный культ имеет смысл. Уж больно это двойное убийство (или самоубийство?) напоминало какой-нибудь языческий ритуал, да и слухи про Задорье ходили один другого гаже – мол, и нечисть тут под каждым кустом, и «блазнится» здесь чего-то на пепелище, что после немцев осталось, и в пруд носу сунуть не смей. Всё это походило на какой-то намеренно дурацкий и бессмысленный, а оттого лишь более действенный устав секты – «Верую, ибо абсурдно». И, похоже, центральную фигуру этакого «иерофанта» здесь занимал Климов. Вон, у него и мальчишка-алтарник имеется – некий Губаревич.

«Так и запишем: промывает мозги молодёжи» – мысленно отметил майор.

Где Губаревич, кстати? Никакого пацанёнка поблизости не видать.

Гости стали рассаживаться. Тем временем Макар Саныч оттянул жениха в сторону и, держа того за пуговицу пиджака, что-то втолковывал. По глазам было видно, что ИО председателя уже принял на грудь грамм сто, а то и двести.

«Вот тебе и трезвенник!»

Жигалов прислушался.

— Ты, Валя, пойми, это ж доня моя, я ж её на вот этих вот руках… Я как щас помню, домой пришел – а она там в люльке колупается, слюни пускает, пузыри…

— Макар Саныч, свадьба же, – слабо сопротивлялся жених.

— Да ты послушай! Чтоб ты понимал, на что я ради нее… Я вам квартиру выхлопотал. В райцентре. Однушка – с унитазом, балконом, ванной. Налей – и хошь плещись як дельфин. Я сюрприз хотел, ты не говори только…

«Где квартиру взял?» – хотелось майору заорать в красную рожу народного депутата, да ещё лампу в зенки его бысстыжие направить, но он сдержался – продолжил слушать. Жених, кстати, почему-то довольным не выглядел, скорее даже огорошенным.

— Макар Саныч, да мы бы здесь у меня как-то сами… – отнекивался он.

— Да знаю я, как вы сами! Ты ж при лесхозе! У вас там барак на десять человек мужичья, носки и табак! Я ж знаю, что ты сирота, откуда тебе жилье взять?

— Ну поначалу так, там простынкой отгородились, потом может быть…

— Ты, зятек, заканчивай. Не обижай меня. На-ка лучше выпей со мной, всё ж-таки я табе таперича за отца, считай.

И от избытка чувств Макар Саныч прослезился.

***

Продолжение следует

Авторы - Сергей Тарасов, Герман Шендеров

– Ты самая красивая, любовь моя! – Андрей, улыбаясь подошёл со спины к своей зазнобе и приобнял её, – как я счастлив, что ты у меня есть!

– Я тоже, мой герой! – Надя нежно погладила его руки, не оборачиваясь, и слегка раскачиваясь от мелодии, звучащей из небольшой колонки на батарейках, – сегодня только наш день!

– Да, милая! И только нам решать, как его провести! – Он был одет в строгий костюм с галстуком, завязанным на воротнике белой рубашки.

– Ты сегодня одет как франт, – она повернулась к возлюбленному и застенчиво хихикнула. Щеки зарумянились, а в голубых глазах заиграли озорные искорки, – я тебя таким видела лет двадцать назад, на свадьбе. Неужели это тот самый костюм?

– Да! Немного выцвел правда, но ещё вполне! И смотри! Сидит вроде неплохо, чутка может висит… – Андрей театрально сделал оборот на месте, демонстрируя себя со всех сторон.

– Как мне жаль, – опечалилась женщина, – а у меня то платье не сохранилось, сестре давно отдала на её свадьбу, да забыла забрать.

– Малышка, ты мне и в этом свитере нравишься, – он снова приобнял жену, небритой щекой прижимаясь к её волосам и вдыхая столь родной запах, – я счастлив, что прожил с тобой все эти годы.

– Я тоже счастлива! Хм, – на этот раз из глаз Надежды побежали слёзы, – прости, что не подарила тебе ребёнка.

– Не надо, родная! Зато мы жили только друг для друга, – он гладил её дрожащую и столь хрупкую спину, чувствуя под свитером неестественную худобу, – да и вообще, может это и к лучшему?!

– Не будем о плохом, – встряхнулась Надя и заулыбалась, – сегодня наш день! Ну что? Пора выпить нам с тобой шампанское!?

– Да, солнце моё!

Они подтащили к потёртому, со сломанными ручками, дивану, журнальный столик – подкатить не удалось, колёсики давно отлетели. Андрей достал из подкосившегося серванта пыльные бокалы на длинных ножках, зажёг четыре восковые свечки и торжественно достал початую бутылку шампанского.

– Газы выдохлись, но что нам мешает их представить?! – подмигнул Андрей своей любимой, – мадам, вам брют или полусладкое?

– Ты же знаешь! Брют и никак иначе! – вошла во вкус Надя, подставляя свой бокал.

– Как скажете, мадам! Почувствуйте все оттенки нот горных трав, морской свежести и фруктов, – он стал разливать вино, – помнишь, как на Кипре мы с тобой отдыхали?

– Помню, – вздохнула женщина, – и тот морской коктейль из гребешков, мидий, королевских креветок и осьминога, пожаренного на гриле… Это был лучший наш отпуск…

– А ну не о еде! – скривился Андрей, живот трагично забурлил, – не сейчас! Давай, скажи тост, ты всегда хорошо говорила!

– Андрюша, мой защитник и лучший мужчина! Я хочу, чтоб мы всегда были вместе и только вдвоём! Без тебя мне и Рай будет Адом, а с тобой – Ад превратится в Рай!

– Спасибо, родная! – дрогнул голос Андрея. Они чокнулись, выпили одним залпом, проникновенно смотря друг другу в глаза и взявшись за руки, крепко сцепили пальцы.

На фоне мерклого света горевших свеч на столе стояла старая рамка с выцветшей фотографией. На ней ещё молодые Андрей с Надеждой улыбались в объектив. Там, за их спинами, красноватое солнце заходило за морской горизонт и где-то вдали виднелся одинокий парус яхты.

Музыка в колонке затихала с каждой минутой, по мере выработки последней энергии батареек. На подоконнике лежала пустая пачка мышьяка, за разбитым окном падал чёрно-серый снег, прикрывая останки выстоявших после ядерной бомбардировки, домов. Чёрное небо нависало над умирающим миром…

Между пальцев ног вились какие-то морские обитатели - вроде и не пиявки, но все равно склизкие и червеобразные. Мне они не мешали, и я им мешать тоже не собирался. Так, пару раз для острастки ловил пальцами ног того или этого, но они тут же вырывались и бросались наутек. Не бог весть какое развлечение, но хоть что-то.

За лазурной гладью пряталось небо. А я пытался разобраться, это оно такое густое и синее из-за того, что я под водой, или из-за того, что большую часть времени я на него и не смотрел, в общем-то. Времени особо не было. Ну зато уж теперь, конечно, с избытком. Рядом сформировался пузырек воздуха - без понятия, откуда они постоянно берутся на дне, - и уплыл вверх, навстречу небу. Удачи тебе, пузырек. Будет время, вернешься, расскажешь, какое там небо.

И где там этот чертов Тот-кто-умеет-ходить-по-воде.

Когда я его встретил, конечно же, его звали не так. Это был совершенно банальный Дмитрий, слегка диковатый, взъерошенный, но других на работу заштатным админом крайне мелкого бизнеса обычно и не находилось. Он тебе и сайт поднять должен, и с хостингом договориться, и компьютер починить. Ну а кто, если не он. Он же компьютерщик.

Тихий, незаметный, молчаливый - что плюс. Даже исполнительный. Через одно место - но исполнительный. Девчонки-продажницы на него сразу навалились - но так же сразу и отступили. Дмитрий, конечно, не был красавцем, но и уродом тоже. Так, крепкий середняк. Только вот прекрасный пол его, кажется, вообще не интересовал. Впрочем, все остальные полы тоже. Да и какой-то инициативности, амбиций в нем не было также. Принц-айтишник, вытаскивающий свою суженую из бытового ада в недостижимый мир больших гонораров и ежегодной кабалы отпуска на Бали снова откладывался. Если Дмитрий куда-то и ехал, то на очередное озеро, водохранилище… Ну, вы помните. У меня не очень с классификацией водоемов.

И ведь вроде не рыбак. Но отдых у него строго был завязан на водяной глади. Катька, которая таки отважилась сходить с ним на свидание, потом с унылой миной долго рассказывала всем желающим и не очень (я, понятное дело, был среди последних), что он просто бродил по берегу, что-то отвечал невпопад, и, самое главное, так и не предложил даме откушать или выпить. А лучше все вместе. Да и вообще ничего не предложил.

Дмитрий просто шатался по берегам водоемов и жадно в них вглядывался.

Ну а еще он был не прочь залить за воротник.

А это дело мы любим и умеем. Пятница-развратница, вот это все. Я, в конце концов, начал этот рассказ с банальностей, с чего бы сейчас менять стратегию. Выпить с ним было вполне нормальным делом. Собеседник ровный, в душу не лезет, не прочь проставить бокальчик-другой коллеге. Что еще нужно для счастья?

Кто бы знал, зачем он это делает.

Ко мне - настоящему, не прошлому, - подполз какой-то рачок и попытался ущипнуть за бок клешней. Я даже не отреагировал. По первой так дергался, пытался отгонять. Потом смирился. Один черт у членистоного ничего не получится. Он щекотал мне бок, пытаясь добыть пропитание, но это максимум его способностей. Пропитания ему здесь не видать.

Как-то Дмитрий, перед этим пролив свое пиво, обмолвился, что умеет ходить по воде.

- Чо, как Иисус?

- Да опять двадцать пять, - его лицо скукожилось, демонстрируя все, что он думает о моих мыслительных способностях и о чувстве юмора в частности, - Ты знаешь, какой ты по счету шутник?

- Далеко не первый? - попытался я сгладить конфликт.

- И не последний, кстати, - Дмитрий вздохнул и допил свое пойло, - Но я на самом деле умею.

- Брешешь.

- Нет.

Каким-то образом я запомнил этот диалог. Так-то обычно пьяные бредни у меня даже не задерживаются в голове - часто их и сотоварищи не помнят. А это вот засело.

А дальше была обычная спокойная жизнь.

Рачок утратил интерес к моему боку, неуязвимом для его клешни, и мое несчастное тело оккупировали мальки и какие-то головастики. С биологией я не очень дружил, поэтому с трудом могу сказать, что именно сейчас вертится вокруг моего носа в своих обыденных играх. Для них я был просто очередной утонувшей корягой. Ну или что-то такое. Да я и сам уже почти чувствовал себя ею.

Продолжение та история получила с легкой руки Лехи. Вот он был рыбак. Ну, то есть, и сейчас есть. Так что его интерес к водоемам был понятен. Леха нормально относился к слабостям коллег, и не был против, если его компания вместо увлеченного лова рыбы вдруг возьмет и напьется до чертиков. Даже не ныл, когда мы горланили песни под гитару, усиленно распугивая ему рыбу. Нормальный мужик, в общем. Но вот с Дмитрием почему-то не сдружился. И тот, и другой могли часами распинаться про подводное житье, но вот просто на дух друг дружку не переносили.

Если честно, я до сих пор не понимаю, почему.

Но в одну из таких дружественных встреч я решил поддеть Димку:

- И чо, реально по воде ходишь?

- Да тихо ты, - отчего-то он воровато стрельнул глазами по сторонам, - Да, реально.

- А чо так боишься?

- Да не поверит же никто. И ты не поверил же.

- Ну да.

- Хочешь, покажу?

- Да валяй.

- Не сейчас.

- Девид Копперфильд, чтоб тебя за ухо.

- Да покажу я. Но без них. Если вспомнишь трезвый, звони.

После чего как воды в рот набрал. Хех. Я вздохнул, и поток жидкости протек весь путь от носоглотки к легким. Как тот, старый, спиртовой, так и текущий.

Бесцветный.

Не знаю, надо мне дышать или нет. Грудь рефлекторно сокращается. Я пробовал нащупать сердцебиение, но ничего не нашел. А вот грудь исправно поднимается и дышит водой. Странный из меня утопленник получился. Рачков не покормить, помереть тоже, как можно заметить, не очень выходит. А вот валяешься себе на дне и размышляешь.

Нет, я вообще-то довольно активный утопленник. Могу проползти в другой угол водоема, могу поймать какую зазевавшуюся рыбешку. Да только достало это все уже, мочи нет.

- Ну и что?

- Подожди.

Дмитрий разулся и опустил ноги в воду. Ноги, как и положено по законам физики, провалились в ил и исчезли под водой:

- Водоходец, мать твою.

- Да подожди ты.

И тут он как по ступенькам взобрался. Шаг, два. Притопнул, наслаждаясь эффектом. Причем не для меня наслаждаясь, сам. И зашагал к центру водохранилища. Тут путаницы не было, я точно знал, что это Комсомольское озеро.

- Ну как?

Я промолчал.

А он начал отплясывать что-то на воде, смеяться, и как бы нелепо и странно это не выглядело…

Мне стало интересно. И я захотел так же.

- А какой у тебя размер ноги?

- Чего?

- Того. Это не с каждым же работает.

- Да понятия не имею, - я отхлебнул из бутылки, - сорок четвертый вроде.

- Нормально, с таким можно. Ну что, готов?

- К чему?

- Ходить по воде. Готов?

- Готов.

Мои легкие заполнила вода, я упал на колени и стал мучительно тужиться, пытаясь вытошнить этот поток. Но ничего не выходило. Кажется, над моей головой о чем-то деловито рассказывал Дмитрий. Я не запомнил. Я проснулся утром.

С лютого бодуна, как и следовало ожидать. Черт пойми где, что тоже не вызвало никаких нареканий. Но над моей головой аккуратно смыкали свои воды те части мирового океана, что умудрились попасть в Свислочь. И я так же деловито, как сейчас, дышал водой. При полном отсутствии сердцебиения.

А Дмитрий пришел только через неделю.

Сперва я был на него в обиде. Ну, то есть, совсем сперва я был в ужасе, но ужас в принципе долго не держится. Обида держится дольше. Я с ним не разговаривал. Зато уж он не затыкался.

С таким-то красноречием странно, что он так и не охмурил ни одну из продажниц. Впрочем, и это было понятно. Они просто ему не были нужны. Он искал меня. Вернее, не меня лично, а того, кто даст правильные ответы на правильные вопросы.

- Ну что, пошли?

И я шел. Молча, в обиде, с некоторой детской неприязнью. Ненависть предполагает возможность ответного удара. У меня ее нет.

Я тупо дулся. Пока не понял, что у меня, в общем-то, кроме него вообще никого не осталось. И я тронусь крышей, пытаясь ему противостоять.

К третьему году мне стало все равно. И рачки, щеплющие мои бока, и рыбки, залезающие, куда не следует. Все это стало буднями. Я мог их выгнать, но все больше и больше уставал.

Почему я? Не знаю. Спросить я по понятным причинам не могу. Ну, то есть, я понимаю, почему я. Он мне рассказал. Но почему ИМЕННО я.

Сам виноват, наверное.

Оказывается, по воде ходить легко. Нужно просто опираться на чужие стопы. Стопы того, кто тоже хочет ходить по воде. Вся заковыка в том, что я хожу по поверхности воды снизу, а он сверху. И он может еще как-то влиять на этот процесс, а я нет. Мои ноги просто сами подстраиваются под его движения, дают опору. Я могу только болтаться снизу и пытаться найти какие-то плюсы в своем положении. Пока что кроме несъедобности ничего не нашлось. И то, последнее кажется не таким уж и преимуществом.

Иногда Тот-кто-умеет-ходить-по-воде пребывает в говорливом настроении. Иногда предпочитает тишину. Я же только и могу, что молча топать по его следам, подставляя свои распухшие ноги его шагам. Ходить по воде легко. Нужно просто найти того, кто сам захочет ходить по воде, и отправить его туда, на другую сторону. Где рыбки и пиявки. Где ты тоже ходишь по воде, только вниз башкой.

Утопить, иными словами.

Причем просто утопить, оказывается, недостаточно. Надо, чтобы такой же дебил, как я, искренне хотел пройтись по воде. А у пьяных неискреннего вообще мало бывает. Правда, как сетовал мой единственный на данный момент собеседник, заканчиваются такие очень быстро. Лет пять, может, десять. Как повезет. И надо искать нового.

Первое время я его ненавидел, потом презирал, потом еще что-то, уже и не упомнить. Но в итоге вышло так, что он мой единственный собеседник. Пусть я и выступаю в роли слушателя, это было хотя бы что-то.

Я уже и рад был его видеть.

Топ-топ-топ. По яркой глади, по лазурным волнам, вдаль, наедине с пошлыми метафорами. Туда, куда он хочет. В тот водоем, который он выберет.

Пока я не изношусь. И тогда другой, тяжелый труп ляжет на дно.

А мне уже и не интересно, что со мной тогда станет.

Интересно мне только одно. Если для хождения по воде надо утопить другого человека, то что нужно, чтобы излечить больного или оживить умершего?

— Не знаю, я проснулся пару минут назад, а его тут нет. Подумал, по-большому в кусты утяпал…

— Ну-ну… Гена?! — выкрикнул в кусты, Андрей, — тебя там прижало?

В ответ – молчание, только храп Лёши, спящего на устланных ветках.

— Буди Толстого, будем искать, он по-любому на острове, одежда, вон, на месте, — кивнул на развешенные тряпки, Лёшка, и стал напяливать на себя свои брюки с ботинками.

— Лёха… аллё! — потряс за плечо друга, Вадим, — вставай!

— Аааа! — вскочил Лёша, потирая осоловевшие глаза, — елки палки… это не сон…

— Не сон… — вздохнул Вадян, — одевайся, брат, Генка потерялся!

* ***

Хотя островок был небольшой, но учитывая густой, молочный туман, затеряться на нём особого труда не составляло. Мальчишки разделились и сейчас поодиночке обыскивали кусок суши с деревьями и кустами, договорившись периодически перекликаться.

— Пацаны? Как там у вас? — громко выкрикнул Андрюшка, раздвигая большие листы папоротника.

— Нету его… — раздался где-то в глубине глухой ответ. — Ау!!! Гена!

— Я тоже не вижу! — ещё глуше выкрикнул Леша.

— Блин, куда его могло занести… — зашептал Андрей, пробираясь через волчьи ягоды и выходя на край берега. И тут он увидел смутные очертания зловещей фигуры, проступающие сквозь водянистое марево, находящееся в болоте, метрах в десяти. Сердце мальчишки застучало от страха, а по телу пробежал озноб. — Эй… Генка… ты?

Фигура продолжала стоять на месте, не реагируя на голос.

— Гена, ну!? Чё молчишь, идиот… — взяв себя в руки, Андрей сделал шаг в топь. Чем ближе он подходил, тем яснее проступали очертания, всё больше напоминающие человеческие. — Фууу, а я уже чуть не обделался… Зачем ты голый полез в воду?

Геннадий не отвечал, теперь уже совсем не было сомнений, кто это. Он стоял в одних трусах, по колено в воде и смотрел куда-то вглубь торфяника, не реагируя на подходящего друга.

— Кончай притворяться… — взял за руку Генку и дёрнул на себя, разворачивая. — Ох… ежись… Ты чего?

У Геннадия глаза были закатаны, а с угла рта стекала слюна. Андрей вздрогнул от его вида и инстинктивно ударил того по щеке.

— Ребята, ко мне… он тут! — закричал Андрей, чуть громче, чем того требовалось.

— Ухаха… — заржал Генка, вытирая рукой вокруг рта, — ты бы видел свою рожу!..

— Придурок! — обиженно пробубнил Андрюшка, разворачиваясь к острову.

— Трусло!.. Не плохо меня ударил… — потирая щёку, сказал Гена, чавкая по серо-зелёной жиже вслед за своим командиром.

— Ты зачем в болото залез? Дурак что ли? — со злостью спросил Андрей, не поворачиваясь к шутнику и запрыгивая на землю. — Опять сушиться из-за тебя…

— Да живот скрутило, в кусте сидел, смотрю, чья-то тень… я и подумал, что это наверно охотник, или лесничий… Плохо видно, но в руках как будто ружьё, я ему кричу, а он уходит в трясину… ну я и за ним… А потом, бац, и пропал… Тут тебя услышал и решил разыграть…

— Идиот… — чертыхнулся Андрюха.

— Фууу, слава богу… — запыхавшись, выбежал из мутной пелены, Вадян, а следом появился и Леша, — ты где был?

— Там… — неопределённо показал рукой Генка, — я человека видел! В болоте кто-то есть!

— Чё, серьёзно? — с надеждой спросил Алексей, всматриваясь в белую муть, — а может это нас ищут?

Потом минут десять пацанята бегали по острову, вдоль берега и кричали, пытаясь привлечь внимание людей.

— Никого там нет! — подвёл итог бессмысленной беготни, Андрей. Мальчишки вернулись на свою стоянку и теперь снова разжигали потухший костёр. — А вообще странное тут место… Сейчас где-то обеденное время, а туман так и не прошёл… Часы ещё сломались, точно не могу сказать…

— А мне плохо… голова кружится… Я есть хочу! — лицо Лешки скривилось в готовности заплакать.

— Кончай, Лёха, мы все хотим жрать! — не сдержался Вадим, прикрикнув на Толстого. — Слушайте, а давайте попробуем лягушек наловить!

— Точно! Я читал, французы их едят! — воодушевился Андрей, перестав дуть на загорающую берёзовую кору и подкладывая её под мелкие веточки.

—Нет, мужики, ничего не получится… — все посмотрели на Генку, — послушайте… их тут нет… тишина!

— И правда… не слышно… — насторожился Андрюха, напрягая слух, — хотя когда мы пробирались по болоту, я их десятками встречал, квакали за милую душу…

— Мне страшно… — нос у Алексея заострился от какой-то мысли, — …а ещё тут нет совершенно комаров…

Мальчишки оцепенели, осознавая слова Толстого. И в самом деле, всю ночь их нещадно кусал гнус, пока они не вышли на этот злополучный остров. Конечно, когда нет этой кровососущей гадости, проблем меньше и можно расслабиться, но, в глубине души, пионеры понимали ненормальность данного факта.

— Ни мух… ни мошек… ни ящериц… даже птиц не видно, никого нет на острове, кроме нас…

Сначала заплакал Лёшка, потом Генка, опосля к ним примкнул Вадим а ещё через минуту и сам командир… дети были напуганы и они держали друг друга за руки… им было всего по десять лет… И пионеры иногда плачут!..

Глава 4

— Нам надо уходить отсюда… тут как-то всё неправильно! — мальчишки, наконец, успокоились и теперь вели беседу, сбившись в кучку, как будто боялись чужих ушей.

— А куда? — резонный вопрос задал Генка, заговорщески понизив голос. — Тут кругом туман да болото, а что если мы попадём в настоящую трясину, и нас засосёт? Помните в «Собаке Баскервилля»? Один неверный шаг и буль-буль!

— Точно! Вы-то лёгкие, а во мне есть лишний вес - я точно не выберусь! — вздохнул Алексей, — предлагаю, подождать ещё немного, а вдруг нас скоро найдут!? По-любому нас ищут и военные и милиция!

— Я ещё тогда говорил, что надо остановиться на одном месте и просто ждать… а кое-кому эта идея не понравилась… — искоса глянул на Андрюху, Вадим, — и теперь я того же мнения!

— Пацаны, да, тогда я был не прав! Но теперь всё иначе! Подумайте сами: на этом острове нет ни одной живой души, даже муравьишки какого-нибудь жалкого, ведь такого не может быть! А этот жуткий туман? Сейчас середина дня, а возможно и вечер, но он до сих пор не развеялся! И наконец, эти часы! — показал для наглядности свой последний аргумент, блестящий на кисти правой руки, — это настоящие командирские, если что! Они даже в воде будут работать, а тут сломались!

— Тоже мне командирские… это подделка! — подколол друга, Гена, немного с завистью посматривая на протянутую руку.

— Сам ты подделка! — обиделся Андрей, — я зуб даю… батя мне подарил на десять лет, месяц назад, они новые, двадцатку стоили!..

— Ну, так что? Как поступим? Будем голосовать? — прервал Вадим небольшую перепалку пионеров. И подняв руку, сказал: — Я за то, чтобы остаться на месте и ждать!

— Я тоже! — неуверенно поддержал Вадима, Алексей.

— А я за то, чтобы немедленно делать отсюда ноги!.. Только парни, как бы мы не решили, нам надо быть вместе! Ну… Генка?!

— Я, как Дюха! Этот остров жуть наводит!..

— Толстый, а ты же жрать хочешь!? А тут совсем ничего нет, если что… — хитро прищурил глаз, Андрей.

— Блин… я с вами… готов сейчас сырую лягуху проглотить… — поменял решение, Леша и виновато посмотрел на Вадима.

— Хорошо, Дюха, твоя взяла вверх, я с вами! — согласился с командой, Вадим, — только, мужики, резину не тянем, прямо сейчас трогаемся в путь, а то скоро темнеть начнёт!

Быстро собравшись и потушив костёр, мальчишки наугад выбрав направление, вступили в зыбкую топь, оставив за спиной кусок суши. В руках, они держали длинную палку, используя её как верёвку, связывающую всех в этом молочном мареве.

— Если кто-то будет проваливаться и тонуть, не бросаем товарища и, сообща, вытаскиваем его, — раздавал указания Андрей, пионерский галстук героически краснел на его воротнике, в отличие от друзей, те давно засунули свои, в карманы. — И ещё… если увидим жабу там, или ещё кого, ловим и глушим об деревяшку… потом, когда выйдем из болота, съедим!

— Фу!!! Я уж лучше грибы какие-нибудь поищу… — вымолвил Генка, скривив в отвращении лицо, — а вообще, человек может продержаться без еды неделю и даже больше… а вот без воды и трёх дней не выдержит!

— Ха… у нас вон, сколько воды, пить не перепить, — показал под ноги, Вадян, — правда, наверно опасно, микробы там или ещё какая гадость…

— А что будет, если выпьешь? — насторожился Алексей, испугавшись слов Вадима.

— Кто его знает… живот может скрутить, наверное… или чё ещё…

— Оох, а я уже того… попил…

— Толстый, ну ты и дурень… хотя с другой стороны… — задумался Вадим, — может и ничего не будет, тем более в животах у нас ничего нет…

— Парни… тихо! — поднял руку впереди идущий, Андрюха, останавливая колонну. — Там кто-то есть!

— Где? Где? — засуетились пионеры, всматриваясь в мутную белину.

— Там! — показал влево, Андрей. Все тревожно посмотрели в указанном направлении. И в самом деле, в тумане шевелилась какая-то тёмная тень.

— Пацаны, это люди! Точно! — рванул Толстый, отпуская палку.

— Лёха… надо держаться вместе! — выкрикнул в спину Леши, Вадян, — парни… идём за ним, а то ещё, точно, этот боров провалится в трясину.

Пионеры быстрым шагом пошли за другом. Прочавкав метров тридцать, они наткнулись на застывшего Алексея, глаза его в страхе смотрели вперёд, а рот, как у рыбы, безмолвно открывался и закрывался.

— Лёха… что с тобой?! — напугался Андрей, увидев Толстого в таком странном состоянии.

— Ам… Ам… Аааа… — пытался безрезультатно выдавить из себя, Лёша, захлёбываясь воздухом.

— Кончай! — ударил по щеке, друга, Андрей. Генка ухмыльнулся от действий Дюши, прекрасно понимая, что Лёха, тоже решил подшутить над самоназначенным капитаном. — Если это шутка, то второй раз уже не смешно!

— Уффф! — наконец вдохнул полной грудью, Леша, и глаза сфокусировались на товарищах, — мужики… это был настоящий красноармеец… в будёновке и со звездой!

— Придурок, ты чё несёшь?!

— Я отвечаю!.. Но он был мёртвым… в места лица, череп, обтянутый кожей и одежда на нём почти сгнила… кусками висела, а ещё через плечо была перекинута винтовка… И он показал на меня, вот так! — вытянул руку Толстый, и показал указательным пальцем на Вадима, — а потом он пропал!

— Ох же… жесть… — просипел Генка, побледнев, вспоминая свой фантом, растворившийся в тумане.

— Короче, пацаны… нам надо бежать… — запаниковал Леша, — это настоящее привидение!

— Хорош! — резко выкрикнул Андрей, останавливая истерику Толстого, и более тихо, успокаивая, продолжил свою речь, — тебе показалось! Просто, показалось, и всё! Я читал про такое, в болотах какой-то газ выходит, и если его вдохнуть, к человеку приходят всякие видения… Леша, посмотри на меня!

Алексей уставился в глаза Андрюшки, спокойствие друга стало передаваться и ему. Сделав ещё пару вздохов, он почувствовал, как прояснилась голова.

— Елки палки… но он такой реальный был… мне даже показалось, что запахло протухшим мясом…

— Вот видишь… это наверно и был этот газ… ну всё, беремся за палку и в путь!

Глава 5

Усталость начинала сковывать конечности детей, они пробирались уже несколько часов. Монотонный вид сухих коряг, торчащих из серой топи, казался одинаково повторяющимся.

— Слава богу, ещё не темнеет, а то совсем как-то неохота на ощупь тут лезть… ноги сломаешь, к чёрту… — чертыхнулся Вадим, сплевывая в бок.

— А давайте, каждый расскажет свой любимый день, который он помнит? — предложил Андрей, — это хоть отвлечёт нас немного… Генка, ты первый!

— А чё я?.. Кто предложил тот и первый!

— Хорошо… в то лето мы с отцом, вдвоём рванули на Узюмкуль рыбачить с резиновой лодки… У бати есть настоящая «уфимка»…

— Нормально! Вещь!.. — понимающе кивнул Вадим.

— Ага… ну мы с ночёвкой приехали, вечером плохо клевало, я, лично только трёх карасиков поймал. Зато с утра, как только стало светать, начался клёв… настоящий! Никогда ещё я такого не видал! Одна за другой… наверно штук пятьдесят поймал карасей да карпят… но не это самое классное… Потом клюнул карпище, здоровенный… У меня трубка железная, на соединении бамбуковых колен, загнулась… прикиньте…

— Ух ты… ну так что? Ты его вытащил?

— Да! Минут пятнадцать подтаскивал в воде, к лодке, там уж батя его подсачником затащил… представляете, четыре килограмма весил!

— Эх… сюда бы его, я бы даже сырым съел… немного соли и вкуснятина! — размечтался Леша, жмурясь.

— Толстый, ты как всегда! — хихикнул Вадим, — а у тебя какой день самый-самый? Спорим, связанный с едой!

— А вот и нет, — немного обиделся Леша, — у меня есть настоящий день, который я никогда не забуду!

— Ну ка, ну ка!? Вот прямо заинтраговал, ой, заинтриговал! — улыбнулся Генка, с трудом выговорив последнее слово.

— В том году, в августе, мы всей семьёй на Чёрное Море летали, в Лермонтово были…

— Ой, ну на Чёрном Море я тоже был, целых два раза… нашёл чем удивить…

— Нет, Вадян… не просто море, а один день, который я никогда не забуду, и который мне будет долго ещё сниться!..

— Ну, давай, не томи! — чуть не крикнул, любопытный Андрюха.

— Это было двадцать третье августа, я на круге заплыл за буёк, и он лопнул!

— Кто? Буёк?

– Дурак ты Вадян, круг, на котором я плыл…

— Ну и что? И поплыл бы без него…

— А я плавать не умею!

— Ух ты! — выдохнули друзья, история становилась всё интересней, — и как же ты? Кто-то рядом проплывал?

— Ага… я стал тонуть и уже в воду стал погружаться и хопа… под рукой почувствовал что-то скользкое, большое и живое!

— Ооогооо!

— Это был дельфин… настоящий, гигантский! Я ухватился за его плавник на спине, и он меня потащил к берегу… Честное пионерское! Несколько раз соскальзывали руки, но он опять под меня подплывал. Так до пляжа мы худо-бедно, дотянули, там было столько народу и все видели, как я на дельфине приплыл! Потом можете у моих родителей спросить, если не верите, они подтвердят!..

— Круто! Офигеть! — друзья посмотрели на Толстого совсем другими глазами, такой истории они не слышали, разве что в "технике молодёжи" что-нибудь примерное читали, в разделе фантастика.

После такого минут пять мальчишки шли в тишине, думая о дельфине.

— Сюда бы его? — наконец изрёк Гена, и все поняли, о ком он, — и так же бы нас спас и вытащил с этой вонючей трясины… Сил уже нет идти… а комаров, если что, до сих пор нет!

И мальчишки продолжили хмуро свой путь, Генка всем умудрился испортить настроение, после такого захватывающего воспоминания.

— А к нам, на даче, каждое утро приходит седой такой ёж… — попытался отвлечь от печальных мыслей, Вадим.

— И что?

— Да ничего, просто приходит и мама ему в блюдечко молоко наливает. Он, даже позволяет себя на руки брать, немного пыхтит, правда.

— Прикольно! Я читал, они мышей ловят, полезные животные, — покрасовался эрудицией, Андрюха, — а вот в мультиках показывают, как будто они грибы собирают на колючки. Это ложь, такую гадость они не едят…

— А я бы и сырые их съел, но лучше жаренные и с картошкой… прямо вот так! — и Толстый, кривляясь, стал показывать руками, как он бы их засовывал себе в рот, причмокивая.

Мальчишки весело засмеялись, сзади идущий, Вадян, потрепал Лешку на волосы. — Леха, ты не исправим!

— Ура! Дошли! — закричал впереди Дюша, выпрыгивая из воды на шуршащую траву. — Успели дотемна… мы просто, пацаны, нереальные везунчики!

— Угу… — нотки сарказма прозвучали у Вадяна в голосе, — Глядите!

И он указал на чёрные угли, около кривой берёзы, рядом четыре наста из веток, а ещё на камне лежало нечто, смутно напоминающее скомканную спичечную коробку.

— Это мои промокшие спички… мы ходили по кругу, пацаны, если кто ещё не понял! — чуть не крикнул последние слова, Вадим, плюхаясь в траву.

— Нет… не верю! — побежал вперёд Андрей, — этого не может быть!

— Дюха!..

— Пускай бежит, Ген, это же остров… — вздохнул печально Вадян, — никуда он отсюда не денется…

— Как такое могло произойти? — удивился Толстый, пристраиваясь рядом.

— Есть такой закон, по природоведении училка нам рассказывала, если человек заблудился, и нет компаса, то по какому-то принципу, он ходит по кругу. Я ей тогда не поверил… показалось глупость несусветная… А теперь верю!..

Глава 6

— Я спать уже хочу… — зевнул Лешка, и сонно потянулся на своей самодельной кровати, — и кушать… прямо разрываюсь, не знаю что и больше…

— Странно, у меня такое чувство, как будто уже ночь… а до сих пор не темнеет… — тихо прошептал Андрей, посмотрев на своих затихших друзей.

— Мне тоже так кажется… — насторожился Генка, вытягивая руки вперед, к языкам пламени. — А может тут время остановилось?

— Я читал в «Вокруг Света» статью, про аномальные места. Будто бы у нас на планете очень много таких зон, где всё замирает, там какие-то магнитные поля… и что-то мне подсказывает, это как раз наш случай…

— Да ну… ерунда какая-та! Это всё предрассудки и суеверия, мы-то в Советском Союзе просвещенные, знаем про эти глупости! — махнул рукой Вадим, — просто без часов запутались, ещё эти хождения нас совсем измотали, и чувство времени потеряли… Это ты только у нас хорошо ориентируешься во всём!..

— Хватит уже подкалывать… Я серьезно, ребята, вы же все слышали про «Бермудский треугольник», там целые корабли да самолёты пропадали! Это доказанный научный факт, если что…

— А в этом что-то есть! — заговорщески зашептал Толстый, — а этот мёртвый красноармеец… он был настоящий и страшный такой…

— Нет, вы невыносимы! — вскочил на ноги разъярённый Вадим, — вы как дикари, а ты Лёх, попил этой водички, вот и галюцинацираешь… или как там… Идите вы в баню!

Мальчишка с силой бросил ветку в костёр и в сердцах пошёл вглубь острова, оставив парней.

— Какие мы нервные! — выкрикнул вслед Вадиму, Андрей, — но ведь правда, я уверен, в том, что уже должно хотя бы темнеть, а кругом всё так же, как было и час назад и три… И у меня уже начинает кишки болеть от голоду, а я запросто могу хоть весь день не жрать! Я когда фильм посмотрел про Маресьева, то сделал опыт по силе воли, три дня ничего в рот не брал… только воду пил и всё!

— Ого! И что? Три дня смог продержаться? — удивился Толстый, восхитившись другом.

— Да! Я бы и больше смог выдержать, но батя ремнём меня отлупил, пришлось кушать… И знаешь, я себя чувствовал вполне сносно…

— Это как, «сносно», хм? — Генка шмыгнул носом, сказывалось длительное путешествие в сырости.

— Ну, значит «нормально», серьёзно!.. А вот первый и второй день были вообще тяжёлые, живот крутило, как прямо сейчас… а потом легче будет! Потерпите, пацаны…

— А я уже не могу терпеть… голова раскалывается, и перед глазами всякая еда стоит… даже запах чувствую… — потянул носом, для наглядности, Леша и закашлял от попавшего дыма.

****

— Вот Толстый обрадуется! — плотоядно улыбнулся Вадим, только что он приподнял гигантский лист лопуха и увидел под ним три здоровенных белых гриба, с коричневыми шляпами. — Здравствуйте, уважаемые господа… можно я вас сорву аккуратно, а то мой друг умирает с голоду… ну да, простите, но мы вас скушаем…

Сняв с себя рубаху, он, переигрывая, уважительно склонился перед царскими грибами и расстелил ткань на траве.

«Пока эти дурни лясы точат, настоящие мужики добывают пропитание…» — думал Вадим, складывая грибы на рубашку, — « а то умные все такие… аномальные зоны… Бермудские треугольники… тьфу, идиоты…»

Мальчик стал обшаривать вокруг, в надежде найти ещё немного «белых» и тут он наткнулся на кого-то, осязаемого и мягкого, вынырнувшего из туманности. Улыбаясь, мальчишка посмотрел перед собой. Хорошее настроение пропало безвозвратно…

— А…аааа… — перед ним стоял человек, в белогвардейской шапке на голове с круглой, грязной кокардой над козырьком. На теле серый, обветшалый китель с пуговицами, на которых были выгравированы двуглавые орлы, позолота с которых почти вся слезла. Через плечо перекинута ржавая винтовка, а на поясе висела настоящая сабля, с разваленной рукояткой.

Вадим, онемев от сковавшего ужаса, шагнул назад и, споткнувшись, сел на пятую точку. Воин сделал шаг вперёд, его клочковая борода и усы, перекрывали почти всё сгнившее лицо с проваленным, внутрь черепа, носом. Он остановился перед мальчишкой и поднял руку, указывая куда-то влево. Из белизны проступила ещё одна фигура, и встала рядом с белогвардейцем. Это был красноармеец, в фуражке и красной, рубиновой звездой, почти светившейся. Его кожаная куртка была потёрта от времени до дыр, сапоги со штанами выглядели не лучше. Он так же поднял перст, его костяной палец так же указывал в левую сторону. Глаза этих привидений пронзительно смотрели на Вадима, холодя его душу.

— Ох… ох… же… шшш… — наконец пришёл в себя мальчуган, в страхе отползая от пришельцев в кусты. На автомате, Вадим схватил рубаху с грибами, сворачивая её в комок, и припустился от стоящих, полусгнивших солдат.

****

— Леха, а как тебе водичка? Вкусная показалась?

— Да не очень, тиной попахивает, но пить можно…

— А я наверно тоже попью… жабры сохнут! — встал на ноги, Геннадий и подошёл к краю суши.

— Я ещё полчасика потерплю, всё равно придётся рано или поздно это сделать, без еды ещё терпимо, а без воды уже никак нельзя, — кивнул Андрюха, ёжась на своём топчане, — долго что-то Вадяна нет…

— А так-то пить можно, — распробовал с ладони аккуратно поднятую водичку, Генка, — ну да, немного попахивает, но это такая ерунда… я чувствую, как становится хорошо… ох…

— Там… там… — неожиданно выбежал Вадян с выпученными глазами, из кустов, ломая ветки, — уфффф… там… мё… там…

— Что Там? — Андрей вскочил на ноги и, схватив за плечи Вадима, развернул его на себя, — успокойся, братишка… что ты видел?

— Там они… Мёртвые… солдаты… они совсем не живые… со звездой… другой с саблей… — невнятно залепетал Вадим, не отрывая взгляда от друга и судорожно прижимая к себе рубаху, дрожа всем телом.

— Ага, я же говорил! — возликовал Толстый, — а вы «газы», «галлюцинации»… это по-настоящему было!..

— Блин… смотрите! — показал в молочную дымку, Генка. — Это они!

Через пелену тумана проступали смутно напоминающие человеческие фигуры. Их было десятки и десятки, и они приближались к мальчишкам. В ушах пионеров зазвенело и завибрировало, они в ужасе прижались плечами друг к другу…

Продолжение следует: