Через некоторое время СОБРовцы с трудом выволокли изувеченную тушу огромной свиньи, развороченную взрывами на три части, едва держащиеся на полосках кожи. Чудовище ещё шевелилась на остаточных импульсах от спинного мозга, даже посеченная осколками и нашпигованная свинцом, и вяло похрюкивало, презирая смерть и спецназ.
Командир отдал приказ по рации. Бойцы, держа в поле зрения подергивающееся чудовище и контролируя подступы к дому, рассредоточились вокруг.
Через две минуты прибыл грузовой спецтранспорт, ожидавший неподалеку. Сотрудники ведомства упаковали в контейнеры части Некросвина, обследовали дом и забрали оттуда останки тел полицейских и местных жителей.
В сопровождении СПМ-2 спецтранспорт ведомства покинул деревню, уступая место нескольким армейским грузовикам. Командование решило на всякий случай прочесать лес, хотя имелись данные только об одной особи.
По дороге один из бойцов не выдержал и спросил командира:
- И что это, бля, было такое? Я думал тут медведь людоед на цепи и кучка спятивших от наркоты цыган.
- Пусть другим это голову ебет, Богомол, - ответил командир и хохотнул. – Видать, свинья-то не с простой фермы сбежала!
- Точняк! – отозвался боец с позывным Кореец. – Тут же завод химический недалеко.
Истекшие полтора года для Некросвина выдались непростыми. Привыкнув к халявной кормежке, тварь далеко не сразу сообразила, что и живые люди на улице съедобны, и побиралась поначалу на помойках. Что при ее весе плохо сказалось на самочувствии. Голод взял своё и Некросвин напал ночью на местных жителей. Вызванная служба отлова не справилась с заданием, попав свинье на обед. А атакованная полицией нежить была вынуждена бежать из города в лес, где охотилась на зверье и разоряла встретившиеся стада. Местные охотники грешили на медведя. Но факты накапливались, круг поиска сужался. Всё чаще и чаще охотники и полицейские стреляли по огромной свинье, удивляясь её живучести. А Некросвин уходил от погони, удалившись за год от своего родного города, где буйствовала секта, довольно далеко. В конце концов, разродившись поросенком, полумертвое животное вышло на берлогу медведя, готовящегося к спячке. В лютой битве медведь был повержен. Некросвин лишился глаза, но приобрел много боевых шрамов и зимнюю квартиру. Где мать и выхаживала детеныша, поддерживая силы несколькими сотнями килограммов мерзлой медвежатины.
Да, Некросвинья (так вернее называть, но в секте животное прозвали именно Некросвин – прим. рассказчика) в конце осени родила поросенка. Одного и страшного как атомная война, с изменившимся ДНК из-за присутствия в матке свиньи человеческой спермы, но любимого и родного. Кто был отцом из двоих прислужников, Семен или Тоша, история умалчивает. Равно оставляя без должного внимания его извращенные вкусы некрозоофила. Вот только волшебные силы, вернувшие дохлое животное к жизни во время опытов Авессалома, дали и возможность забеременеть.
Но наступила весна, последние медвежьи кости были обглоданы, и Некросвин с детенышем вышел к ближайшей деревне, где с голодухи набросился на жителей, набивая утробу под завязку.
А теперь военные контрактники прочесывали деревню и окружающий лес. Но прибыли они на минуту поздно. Возможно, кто-то из них и видел странные трехпалые следы, но не придал ему значения, сочтя куриными.
Поросенок, сбежав из разгромленного дома и жалобно похрюкивая, долго брел по дороге, прячась от любого шороха, пока не вышел к вымирающей деревушке Старое Болотино. Там его и подобрала сумасшедшая старуха, сочтя выродка посланником лесных духов.
Город под крылом веселого апреля окончательно пробудился ото сна. Сошел снег, оголив асфальт. Всё чаще солнечные дни радовали горожан. Днем временами температура воздуха повышалась до + 15 градусов, даря возможность длительных и комфортных прогулок. На деревьях набухали почки, и вокруг разливался терпкий аромат оттаявшей земли и оживающих деревьев.
Так что на моё предложение прогуляться в парке Даша охотно согласилась. Мы встретились у фонтана. Причем она пришла первая. И я еще на подходе залюбовался водопадом волос, волнами спадавших на плечи и спину и сверкавших на солнце. Почувствовав моё приближение, женщина обернулась и блеснула своими кошачьими глазами. В её повадках вообще много от кошки – в жестах, в поисках домашнего уюта, в свободолюбии. Мы улыбнулись друг другу, как мне показалось, довольно сердечно и тепло.
Она подхватила меня под руку, и мы направились на прогулку, медленно нарезая круги вокруг кремля как в старые добрые времена. Не хватало лишь бутылочки-другой вина.
- Ну, рассказывай, родная, - начал я, когда с формальностями было покончено. – Что случилось, что стряслось?
Даша наклонила голову, так чтобы волосы заслонили лицо, и задумалась.
- Хм, - сказала она не очень уверенно, - дело, как я поведала по телефону, в Вике. Точнее, и в Вике, и во мне, и в Авессаломе.
- Ок. Давай тогда сразу карты на стол. Честно: надоело ходить вокруг да около! Чем я могу тебе помочь?
Как всякому человеку, если и не привыкшему врать, то, как минимум, постоянно не договаривать правду, ей, уверен, было трудно сосредоточиться на откровенном разговоре. Но мотивация, друзья мои, мотивация – вот ключ, открывающий едва ли не все двери.
- Когда я была молода, - начала она после продолжительных размышлений, - и забеременела, моим первым побуждением было сделать аборт. Сам понимаешь, сколько мне было лет, какая была ситуация в личной жизни, плюс никакой стабильности, а также учеба. Это моя вина, и только моя – в том, что я приняла посоветованные мамой лекарства, прибегла к медикаментозному аборту. До сих пор помню название: мифепрестон. Обычно он не дает побочных эффектов, но они возможны. Среди возможных осложнений есть прогрессирование беременности, как не парадоксально. – Я не сдержался и сильно скрипнул зубами. – К счастью, я передумала и не прибегла ко второй попытке. Вика хотела жить. Но во всем этом я начала винить тебя, Мирских.
Что ж, подобное бывает сплошь и рядом. Не себя же, родимую, винить! Это мы уже проходили.
- Проекция вины, если разобраться, конечно. Даже если я где-то и была права касательно подхода к нашим отношениям, это не должно было касаться дочери. – Мы продолжали идти по дорожке, как раз проходя мимо реки, ярко блестевшей от полуденного солнца. Даша не любовалась игрой волн. Она смотрела себе под ноги. – Не знаю, в чем именно дело – в лекарстве или просто сбой генома, но Вика серьезно больна, Аркаша. Я тебе не говорила. Не хотела, да и не могла себя переступить…
Я быстро сопоставил всё, что знал.
- Поэтому ты не пускала меня домой? Поэтому такие проблемы в том, чтобы регулярно и нормально видеться?
Женщина кивнула и крепче сжала мою руку.
- Прости. Эгоистично так было поступать. Но я винила тебя. К тому же, чем ты мог реально помочь, если и сам еле стоял на ногах? На гитаре побренькать? Пусть это будет мой грех и моя гордыня, и мне за это отвечать, но факт есть факт: проблему я вознамерилась решить сама, своими силами.
Очень хотелось сказать что-то грубое в ответ на подобное признание, но я понимал, что ставка слишком высока, чтобы переходить на личности, выяснять отношения и копаться в прошлом.
- Поэтому ты заглянула в секту?
- Да. И, знаешь ли, Авессалом помог. А потом и научил.
Вспомнился сонный Викин кот.
- Есть способы, но тебе будет неприятно о них узнать. – Даша избегала смотреть мне в глаза. – Если использовать упрощенную формулировку, то мастер забирает энергию у здоровых людей и направляет на больного. – Она совсем скисла от своих признаний и под конец стала говорить совсем тихо. – Но есть, м-м-м, последствия… Не знаю, как объяснить?
- Да жги уж! – бросил я в сердцах. – Отступать некуда.
Даша тяжело вздохнула, будто увидев пяток вагонов с углем, которые срочно нужно было разгрузить одной лопатой. Что ж, понимаю. На её месте любой бы чувствовал себя не в своей тарелке.
- Вика уже не совсем Вика… Мастер берет не просто энергию, а части души, понимаешь? Если вопрос касается оживления, то и вовсе изымается вся душа.
Это объясняло перемены в девочке. Но радости не добавляло.
- Ну, хорошо, - я старался говорить спокойно, - допустим, всё это правда. Но как же другие люди?
- Я делала это ради Вики! – едва не крикнула она на весь парк, отпуская мою руку. – Что еще мне было делать?
Мнилось мне, что речь была заранее отрепетирована. Что тут скажешь? Что моя семья могла бы помочь собрать на лечение, как делают все нормальные люди? У меня возникло ощущение, что тогда я говорил бы сам с собой, слишком уж не пробиваемой стала Лапкина.
Я успокаивающе поднял руки. Мы собрались не для того, чтобы ссориться и выяснять отношения, напомнил я себе. Разговор с умалишенными требует выдержки и спокойствия, разговора на их языке с уверенным выходом на факты.
- Хорошо. Это мы позже обсудим. А что с Авессаломкой-то?
- Он мне выставил ультиматум. – Даша, глядя в сторону, теперь просто шла рядом. – В церкви существует определенная градация, и у Авессалома есть ближний круг адептов, которые участвуют в главном обряде. Тебе не стоит всего знать, наверное, но это кровавые и зловещие обряды. Каждый, кто его проходит, меняется и полностью подчиняется учителю. Я отказалась участвовать в этой вакханалии. Я пришла туда, чтобы помочь Вике, а не становиться не пойми кем. Теперь он требует, чтобы я согласилась на последний обряд, или моё место займет Вика. Она сейчас, считай, в заложниках.
С большим удовольствием я остановился и закурил. Звучало всё это дико, но, в принципе, я был уже достаточно подготовлен к подобного рода информации, чтобы не вздыхать, не округлять глаза или яростно требовать доказательств.
Вокруг всё так же светило солнце, чирикали воробьи и гуляли разомлевшие горожане. Последним я позавидовал. В их видении мира не было месту некромантии.
- Почему ты, почему сейчас? Мало разве желающих занять место рядом с великим и ужасным? На тебе свет клином сошелся? Я же вообще тут «просто участник событий», в отличие от вас великих и ужасных манипуляторов, и не очень...
- Он выбрал меня в жены, - перебила меня Лапкина, внимательно и строго глядя мне в глаза, словно учитель на уроке. Я подавился табачным дымом и закашлялся.
- Что-о?! Это же старый дед!
- Это он тут старый дед. В другом мире он иной будет. Тебе стоит понять, что это не шутки. После обряда он сможет куда больше. Ты же в курсе, как я понимаю, и для тебя это не то чтобы прям открытие года?
-М-да, - кивнул я. – Но такого я точно не ожидал! А с чего ты вообще взяла, что я могу тебе помочь в этом вопросе? Неужели я твердо встал на ноги? – не мог я не плеснуть немного желчи.
Очевидно, что женщина была готова к любым моим реакциям. Она и бровью не повела.
- У Авессалома есть база данных, у меня к ней доступ. За тобой давно следили на всякий случай. Так что я в курсе, с кем ты общался и как.
Видимо выражение моего лица сказало Даше очень многое, раз она так горько усмехнулась.
- Отчего же, охотно! Другое меня поражает до глубины души: думаешь, что знаешь человека, а на деле имеешь дело будто с подменышем каким-то. Так, прости, и хочется достучаться: кто вы все, млять, такие? И ведь каждый считает, что он прав. Меня достала эта мышиная возня. Слежки, интриги, магия, комплексы вины… и вот Дарья попадает в секту, пусть и ведомая материнским инстинктом, и там, наконец, оценили её скрытые таланты и дали дело по плечу. Что там - за отцом своего ребенка наблюдать? Это мелочи. Вот охота на Жнеца – это меня впечатлило!
Даша неожиданно и звонко рассмеялась.
- Да, я такая, Мирских! Да, у меня таланты. В роду, между прочим, ведьмы были. Да, я необычная женщина, и жить как все мне скучно. А ты бы что, обычную полюбил, чтобы и спустя 15 лет так на меня смотреть?
- Как - так? Как крестьянский ребенок на пирожные со взбитыми сливками за витриной, будучи первый раз в столице?
Ах, как она близка! Обоняние щекочет аромат дорогого парфюма, её теплой разогретой солнцем и ходьбой кожи, голову кружит не то от феромонов, не то от новостей.
- Мне свойственны преувеличения. Я человек творческий!
Даша снова взяла меня под руку, и мы продолжили прогулку, словно добрые друзья, обсуждающие новый фантастический фильм.
- Ты знаешь что-то о древних шумерах? – спрашивает она, меняя тему.
- Уже лучше, - улыбнулся я. – А что?
- Ну, всё имеет свои истоки, Мирских. Но считай, что я говорю в общем и отстраненно. Философски, если угодно. Дело в том, что обобщение шумерской лексики завершилось лишь в начале 21 века с изданием «Пенсильванского словаря шумерского языка».Так вот, теперь-то уж перевели все доступные таблички с клинописью. Шумеро-аккадская цивилизация верила в верховного бога Мардука, вокруг которого существовал обширный пантеон богов. Среди них был и владыка подземного мира, смерти и войны – Нергал. Интересно то, что все божества считались воплощениями Мардука.
- А ты не видишь аналогии? Всё существует. Все аспекты бытия. Значит, кто бы там за них не отвечал, так устроено – идет, так сказать, из единого начала.
- Ты сейчас оправдываешь деяния Авесслома, не так ли? Мол, необходимое зло? А мы тут хотим прикрыть эту волшебную лавочку?
Хоть смейся, хоть плачь. Уж не обрабатывает ли она меня? Что такое, не пойму: вокруг меня полным-полно людей, обожающих поговорить. Хоть записывай за ними!
- Возможно… - пробормотала она тихо. – А, может, просто хотим жопку свою прикрыть? – Я тогда не обратил внимания на эту оговорку. – Факт, Мирских, что есть смерть. Есть её владыка. Есть другой мир и так далее. Так почему бы тому миру не поделиться с нашим тем, чего у них в избытке? Почему мы должны быть конечно-скоротечны, а боги – жить вечно и играться с нами как с шашками? Тебя это удивляет? А ведь ты видел гораздо больше обычного человека. Быть может, тебе бы у нас понравилось.
Вот как! Надо же, какой оборот принял разговор.
- Хм. Я, всё же, против нарушения равновесия, наверное. Что-то в вашей секте не чисто. Нутром чую. Как симпатичный, но слегка подтухший салат, щедро залитый майонезом. Сразу и не поймешь, что просрочен, пока живот не прихватит.
- Хех, ты прав. Ты моралист, - произнесла она задумчиво. – У нас тебе не место. А жаль…
Нергал аллату мелламу месару
Ла тапаллах аннуаки, - неожиданно Дарья выдала эти слова нараспев.
- «У достойного трона жизни и смерти Нергал приходит сияющим, не останавливаясь перед старшими богами», - охотно перевела Даша. – Это аккадский. – И добавила загадочно и тихо: - Не достоин такой болван, как Авессалом, такого знания…
- Это точно, - что еще я мог сказать? В этих водах я плавал впервые. Мне ехало-болело до древних шумеров и всей их сектантской дребедени.
Чтобы забить возникшую паузу, я остановился возле ларька, продающего кофе.
Мы продолжили путь, прихлебывая горячий напиток. Даша теперь активно вертела головой по сторонам. Пару раз поздоровалась издалека со знакомыми. Солнце и слегка прохладный воздух возвращали в прошлое, в пьяные и лиричные осени.
Я любовался ей откровенно. И наслаждался её обществом, гоня назойливую мысль, что это может быть последней нашей спокойной прогулкой. Мне хотелось верить, что счастье впереди, что всё наладится, и жизнь войдет в более ровное и позитивное русло. Меня привлекало в ней решительно всё: и крепко сжатые губы, и появившиеся морщинки в уголках глаз, её слегка нервический, но по-прежнему мягкий смех с нотками иронии, словно она высмеивала всё вокруг, но этак по-родственному – мол, мой брат дурачок, но он всё равно мой брат. Я хотел бы найти в себе хоть каплю злости, но сердце превратилось в жидкий воск, в середине которого плескался непотопляемый остров с неприступной стеной, - остров, хранящий лучшие воспоминания.
Всегда больно и сложно, когда рушатся прекрасные замки иллюзий и вера в спасительную любовь. Огромная ошибка – тянуть в настоящее весь поезд с вагонами прошлого, набитый хламом, и применять к жизни те же мерки, что правили нами едва ли не два десятилетия назад. Как бы мне этого не хотелось – верить во вторую молодость, в возрождение чувств, во второй и третий шанс, - я знал, что внутренние перемены в нас двоих слишком нас разделили. И чем дальше, тем шире будет пропасть. Одно я знал сейчас: стоило жить … проще.
Даша остановилась и встала близко-близко. Так, что могли бы поцеловаться при желании.
Легко понять, что я ответил. И тут же почувствовал себя дураком, мельком вспомнив о том, что только что думал. Особенно когда она неожиданно, всё же, поцеловала меня. Сильно и страстно, с чувством, так как если бы и у неё был островок в сердце, осколки любви, пронесенные сквозь темный лес этих лет, как огонек в руке, освещающий путь в самые тяжелые минуты. Но я прекрасно понимал, что это больше манипуляции и пресловутые женские чары, пусть от этого поцелуя внутри всё и расцвело. Жизнью своей я был доволен, но душа не пела. И если бы она позвала, скорее всего, побежал за ней, как игривый обласканный щенок за палкой. Команды апорт даже не нужно. Думал я в тот момент о Светлане, с которой встречался? Нет. Как я уже говорил: человек, идущий к своему счастью, безразличен к чужому горю. Господи, и как же хотелось верить, не смотря на все доводы разума и житейский опыт, что всё еще возможно!
И эти чувства внушили мне отвращение к самому себе.
Челюсти сжались так, что едва не треснула эмаль. Я сам на себя будто смотрел со стороны, пока один я загорался и плавился в её объятиях, а другой накидывал петлю на шею и оттаскивал назад.
Я быстро остыл и взял себя в руки. Мне нужна была холодная голова. Я хотел верить и даже знать, что продвинулся вперед в своем развитии с тех пор, как побывал на грани жизни и смерти, и что туманные обещания некоего счастья с Дашей так и останутся ментальной ловушкой. Не смотря на то, что я до сих пор испытывал к ней в глубине сердца.
Совсем иное хотелось сказать вслух, и я видел, что она это поняла по моим глазам, но произнес я нечто не очень вразумительное, но звучащее бодро и уверенно:
- Ладно, как не крути, а выход один: действовать. Рефлексировать после будем. Мы еще вернемся к этой теме.
Наивный вывод. Почти выход, оставляющий финал открытым для завершения или продолжения.
- Ты так уверен в благополучном исходе? – вскинула бровь Лапкина, со вновь вернувшейся иронией улыбаясь мне и миру.
- Разве добро не должно побеждать зло? – я пафосно вскинул бровь в ответ и ухмыльнулся.
Всё это время, хоть я и сделал шаг назад, мы не размыкали сплетенные пальцы рук.
На том мы и разошлись. Прощальный, более формальный поцелуй. Последние объятия, щекотка буйных прядей и прикосновение тонких сильных пальцев. Уходящая волна парфюма и человеческого тепла, выдуваемая из одежды апрельским обманчивым ветром.
Я зашел в ближайший бар и заказал кофе, коньяк, и минут двадцать, выкурив две сигареты, размышлял о внезапном повороте в наших судьбах. Дашу можно было понять. Да, она сложный человек, и её выбор меня, мягко говоря, только отталкивал, но сейчас приходилось иметь дело с последствиями, и от этого не отвертеться было никак. Я чувствовал печаль и отстраненность, будто речь шла не о близких мне людях, а о простом сопереживании событиям на экране.
После кофе и бренди тело разогрелось, а голова, напротив, очистилась от лишних эмоций, так что я смог трезво поразмыслить. Могла ли быть Даша холодной расчетливой сукой, которая тупо меня использует? Да. Но с тем же успехом она могла быть и просто запутавшейся женщиной, которая просто стремится, как умеет, выжить и приспособиться. Как сказала одна знакомая однажды: если ты хоть раз слышал, как твои дети плачут от голода, то пойдешь на всё, чтобы их накормить – на любую работу, не откажешься от помощи и даже ноги раздвинешь. А другая пояснила, когда я поднял вопрос эксплуатации: мол, вы же сами приходите с цветочками и предлагаете что-то, так почему это не взять? Впрягся – давай делай, чай не на рынке, чтобы за подарки в вечной любви клясться.
В том возрасте (в те мои тридцать с небольшим) я ещё верил, что человеком могут двигать высокие мотивы. И мне хотелось верить, что забота о здоровье дочери для Даши является ведущей. Наверное, изначально так и было, да только после никому не известная девчонка с не самой простой судьбой вкусила власти и силы. А я видел собственными глазами, как это развращает человека на раз-два.
Что ж, в любом случае слово я дал, и мне было ради чего впрягаться в это дело. Всё к этому шло, так или иначе. Очевидно, время пришло – то время, о котором говорил Старик. А дальше уже всё прочее на совести Лапкиной. Пусть мерилом будет её совесть и её правдивость.
Обольщение – я в том не сомневался – необходимо в этом мире, чтобы человек понял однажды абсурдность тех дел и потуг, где сила действия равна силе противодействия.
И чтобы утрясти все вопросы, я тут же позвонил Старику.
- И верно ты дурак, - сказал мне Железный Старик, посмеиваясь, когда меня выслушал. – Влюбленный дурак. О том ли я тебе говорил? – Он помолчал. – Ну да ладно. Горбатого могила исправит. Сам не суйся, не спеши, живи как жил. Нужно подготовиться. Время пришло, мой юный друг, прикрыть лавочку Булкина. И Даша нам поможет. Отличненько всё идет!
Леонид вздохнул. Мне показалось, что он сейчас скажет «садись, Мирских, два».
- Весь мир театр, Аркадий. Не слыхал? А люди в нем актеры.
Я брякнул что-то неопределенное. Меньше всего мне сейчас хотелось вступать в пространные споры. Люди, которые играют в игры, и игры, в которые играют люди, как писал Эрик Берн.
- И еще: номерок Первого остался? – спросил Леонид уже серьезно. - Включим-ка в, э-э-э, игру и этих мрачных весельчаков. И телефон Даши мне дай, надо с ней поговорить более, м-м-м, предметно и без эмоций. Договорись и встреться с Первым, предложи сотрудничество, – нагрузил меня Старик общественно-полезной суетой. – Только помни, что у нас разные цели.
Я понял, что день будет долгим. Уверен, что с Первым опять будет бесконечный путанный разговор. Но, даже понимая, что он маньяк, убивавший людей, модификант чем-то меня привлекал, и это меня интриговало.
Еще 50 капель коньяка для тонуса и звонок – чего тянуть?
Первый быстро снял трубку, будто ждал моего звонка.
- Надо поговорить, Первый.
- Где? – только и спросил он.
Желания болтаться по городу туда-сюда у меня не было, поэтому я снова назначил встречу в парке.
Встретились мы через полчаса. Оба с любопытством рассматривали друг друга. Мне дико хотелось заглянуть ему под шляпу и увидеть вживленные электроды. Никогда такой дикости не видел.
- Итак? – спросил он, когда мы двинулись по аллее. – Дозрел?
- Я про своё предложение.
Вот дела! Не правильно он расценил мой звонок.
- А, нет, спасибо! Я тут, собственно, с деловым, можно сказать, предложением, - скакнул я с места в карьер. - Старик… - Первый утвердительно кивнул, давая понять, что в курсе, о ком идет речь. – Предлагает вам сотрудничество. Точнее, его вариант. Скоро мы пойдем громить секту. Вы, как я понял, тоже не против угомонить Булкина?
Первый молчал. Думал, прикидывал.
- А ты чего хочешь? – спросил он.
- Спасти дочь. Ей напрямую угрожает Авессалом, - не стал я кривить душой. – Это в частности. А вообще, пора раздавить эту гниду. Скоро весь город будет под его дудку плясать, или чего похуже.
- Есть мнение, что люди в своей сути не меняются. Разве что искусственно под давлением непреодолимых обстоятельств. – Я со значением посмотрел на его шляпу. – Помогите остановить Авессалома.
В моих руках играла пачка сигарет, крутясь между пальцев.
- Но мы хотим кое-что забрать, - напомнил модификант. – Это очень, хм, тонкий момент в нашем вероятном сотрудничестве. Если ты не хочешь к нам присоединиться, то налицо конфликт интересов. Не говоря уже про Старика.
Дым сигареты, которую, наконец, удалось прикурить на ветру, попал ему в лицо. Так ему и надо!
- Ваше дело, мне плевать, - сказал я легкомысленно. - С той поры вы не далеко продвинулись, как я понимаю, и Авессалом Булкин «делает» всех. Ну, так вот, Даша готова помочь.
Уверен, что им, скорее всего, надо, чтобы Авессалом доделал за них грязную работу. Всё больше в этом убеждаюсь. Вот они и ждут. Такая своеобразная тактика. На основании чего такие выводы? Слова Даши о последнем обряде. Авессалому он нужен как воздух, и ради этого он готов привлечь даже мою дочь.
- Булкин – зло, - добавил я. – Он должен быть уничтожен. Это я знаю точно.
- Тебе доводилось убивать? – вдруг спросил Первый.
Мне показалось, что мы топчемся на месте в вопросе нашего договора.
- И это, конечно же, не зло?
- Необходимое зло. Ради победы над ещё большим. Секта и ваша корпорация – однозначно идут нах.
Модификант хохотнул. И он, и я – мы оба понимали слабость моих умопостроений. Да и Лапкиной не так давно что я говорил про «необходимое зло»? А если я, условно говоря, уничтожу «большое», то, получается, сам займу его место? Убивший дракона, сам становится драконом? Судьба посмеялась, прилепив мне прозвище Кадмий. Греческий герой Кадм именно так и закончил свои дни.
- Ты, Аркадий, опять не видишь общей картины. У тебя всё сводится к банальной секте.
- Ты забываешь, что ставки в этой игре куда как выше, и речь не идет о простом бессмертии одного лютого сектанта или интересах корпорации. И даже не о твоих близких. Это лишь элементы мозаики. Приведу тебе абстрактный пример для начала. Представь муравейник, Аркадий. И мальчишку с лупой, зажигающего огонь. Просто так, из шалости и чтобы посмотреть, что будет. Может, где-то даже почувствовать свою силу. Что это как не иррациональное зло? Игра для сорванца, но катастрофа для муравейника.
А если бы муравьи заранее знали о грядущем, хм, зле? Хотя взрослые вряд ли назовут ребенка злодеем, скорее дураком. Или, если загорится лес, то и как похуже. Но для муравейника, будь он способен осознать грядущее своим коллективным разумом, всё выглядит однозначно, не оставляющим место толкованиям. Так если муравьи знают, хотя бы несколько из них, не стоит им разве воздать мальчишке заранее?
- И какова мера воздаяния? Стоит ли живым или выжившим муравьям, в зависимости от временных рамок, собраться и закусать хулигана насмерть? Одного укуса явно будет мало. Что ещё будет в их силах? Муравейник уж точно не передвинешь. Пример довольно абстрактный, но я понимаю, к чему ты клонишь.
Первый ухмыльнулся. Но глаза при этом оставались мертвыми. Такое себе сочетание. Меня начало утомлять хождение кругами по парку. Всему есть предел. Да и ветер был прохладный.
- Хорошо, вот еще пример. Более практичный. Видишь ли, если бы другая страна готовилась к вторжению, и наши разведчики узнали про это, они были бы героями. Так понятно? Им могут не поверить и потребовать доказательств, да. Ну, так уверяю тебя: ты их увидишь собственными глазами, не было бы поздно! Сейчас чаша весов наклонилась. Зло, если тебе угодны такие формулировки, готовится к вторжению. О, поверь, оно так же реально, хоть и неназываемо, как… э-э-э…
- Да. Только не мальчик. И не с лупой. Факт: вам одним не справиться ни с Авессаломом, ни тем более с тем, что грядет. Зло постепенно проникает сквозь барьеры, и всё больше людей будут ему поддаваться. Даже самые стойкие. Нельзя смотреть в бездну без того, чтобы она не посмотрела в тебя. Кто-то должен быть готов, кто-то должен знать язык врага. Не хотите присоединиться к нам, так хотя бы не мешайте!
- Поговорю со Странниками, конечно. Но все эти сказки о пришествии, выходит, Антихриста или кого там – древних богов, демонов, - честно, кажутся просто сказками. Да, не смотря на то, что я видел сам и, быть может, ещё увижу. Я могу согласиться с тем, что зло неизбывно присутствует в человеке, но всё прочее… Не знаю. Мне сложно это представить. В моей картине мира этому нет места. Не верю я в злого дядю из другого мира. Говорю еще раз: в человеке полным-полно своего зла. Как его не объясняй, факт упрямая вещь: именно твои руки кромсали жертв. Ты у нас маньяк, хоть и специфический, - не выдержал уже я, - вот и расскажи.
Первый отмахнулся от меня рукой, как от мухи. Очевидно, что он считал мои взгляды наивными и незрелыми.
- Твои рассуждения о природе зла голословны. Я был «там». Чистый хаос, который принимает любую форму. Так что причина постоянно меняется со следствием. Ты не перестаешь думать как корова на альпийском лугу, которой мир улыбается, пока она способна давать молоко. А по итогу всё одно пойдет на мясо. И счастлива она в неведении, и потому способна на хорошие надои. Мы (Я, Морбид, Авессалом) – это попытка рационализировать иррациональное. Поставить стихию, как в случае с огнем в камине, на службу человечеству. Жаль, что ты не видишь общей картины!
- Ты про то, что горел на солнце?
