Вопреки разным досужим репликам на тему того, что советские читатели были якобы отрезаны от мировой литературы, в реальности СССР регулярно издавал огромное количество иностранных книг.
Детских книжек это тоже касалось. Особенно в нашей стране любили скандинавскую детскую литературу. Иногда даже складывается ощущение, что советские дети ее читали в куда больших количествах и с куда большим азартом, чем их шведские, норвежские и датские сверстники.
В этой статье хотим вам рассказать о тех скандинавских сказочных повестях, которыми у нас зачитывались лет сорок или пятьдесят назад. Многие из них (а может быть, даже все) вы наверняка тоже читали. Будет здорово, если в комментариях вы поделитесь своими воспоминаниями.
Итак, поехали.
“Малыш и Карлсон”. Астрид Линдгрен
На крыше совершенно обычного дома в Стокгольме живет человечек с пропеллером. Однажды он знакомится с мальчиком, живущим в том же доме. Так начинается их дружба.
Понятия не имеем, зачем мы вам пересказываем сюжет. Это одно из тех произведений. которые вообще не нуждаются в представлении. Разве кто-то у нас не знает Карлсона? Да нет таких вообще!
“Пеппи Длинныйчулок”. Астрид Линдгрен
Книжка шведской сказочницы про сумасбродную рыжеволосую девочку, наделенную фантастической силой, была чуть менее популярной, чем книжка про Карлсона. Но только чуть. Ее тоже расхватывали в библиотеках.
Кстати, в самой Швеции, по слухам, ни Карлсон, ни Пеппи особой любовью не пользовались. А у нас – шли на ура. В 1984 году в СССР даже экранизировали повесть про Пеппи.
“Муми-тролль и комета”. Туве Янссон
Туве Янссон была финской писательницей, а Финляндия к скандинавским странам не относится. Но повести про муми-троллей в оригинале написаны на шведском языке, а на финский и все остальные были переведены. Так что все-таки их можно отнести к скандинавской литературе.
Так вот, книжки про Муми-тролля, Сниффа, Снусмумрика, Фрекен Снорк и прочих забавных и милых обитателей Муми-дола были всегда нарасхват. Их целый цикл, но самой известной повестью была именно “Муми-тролль и комета”.
“Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями”. Сельма Лагерлёф
Мальчик Нильс проказничал, за это гном наказал его – уменьшил в размере. Миниатюрный Нильс вынужден отправиться в путешествие вместе с домашним гусем Мартином, который решает присоединиться к стае диких сородичей.
Эту книгу Сельма Лагерлёф писала как учебник по географии Швеции. В нашей стране популярностью пользовался ее очень сокращенный перевод. Можно даже сказать – пересказ.
“Людвиг Четырнадцатый и Тутта Карлссон”. Ян Улоф Экхольм
Лисенок из нормального лисьего семейства ведет себя совершенно ненормально. Он отказывается разорять курятник и даже заводит дружбу с курицей Туттой Карлссон. Все в шоке – и лисы, и куры. Но потом они все-таки найдут общий язык.
Эту добрую и смешную книжку написал в 1965 году шведский писатель Ян Улоф Экхольм. В СССР повесть издавалась несколько раз. И, кстати, тоже была экранизирована. По ее мотивам снято как минимум два мультфильма и один фильм – лента “Рыжий, честный, влюбленный” режиссера Леонида Нечаева.
“Волшебный мелок”. Синкен Хопп
Сенкен Хопп – норвежская писательница, издавшая в 1948 году сказочную повесть про Юна и Софуса. Юн находит мелок и рисует им человечка на заборе. Человечек оживает, поскольку мелок оказывается волшебным. Ожившего человечка зовут Софус. С этого начинаются их удивительные приключения.
У книги есть еще продолжение, это дилогия. В СССР она вроде бы впервые была издана в восьмидесятые годы в сборнике “Сказочные повести скандинавских писателей”, но сразу пришлась по вкусу советским детям.
“Разбойники из Кардамона”. Турбьёр Эгнер
И еще одна сказка родом из Норвегии. Написал ее Турбьёр Эгнер. Очень милая, веселая и трогательная повесть о трех братьях-разбойниках – Каспере, Еспере и Юнатане. Разбойничают они в городе Кардамон, по соседству с которым живут. И постоянно попадают в разные нелепые ситуации.
У нас эту книгу перевели и издали еще в 1957 году, спустя всего лишь год после ее выхода в Норвегии. А потом переиздали в восьмидесятые.
Ну что ж, на этом остановимся. Хотя список, конечно, неполный. У одной только Астрид Линдгрен можно назвать еще немало повестей, популярных в СССР. И “Рони, дочь разбойника”, и “Мио, мой Мио”, и “Эмиль из Леннеберги”. А что вы вспомните еще?
При словах «хмурый мужик, убивающий монстров за деньги, со своим кодексом, трусливым напарником и любовницей-чародейкой», большинство подумает о Геральте из Ривии. Я же подумаю о Людвиге ван Нормайенне — герое цикла «Страж» Алексея Пехова.
Я нашел эту книгу раньше «Ведьмака», и синдром утенка во мне заставляет любить именно «Стража», несмотря на все недостатки книг. Сегодня я попытаюсь и вас переубедить, приводя отличия книг и разъясняя, почему какие-то изменения я считаю лучше.
Начнем с сеттинга. Сапковский очень хорошо передал средневековую эпоху в своей брутальности, смешав ее со славянской мифологией, обильно добавив вполне стереотипных ифритов, гулей и прочих монстров. По итогу — атмосфера замечательна для бескомпромиссного персонажа Геральта. Пехов же переносит нас скорее чуть позже — в Новое Время. По дорогам ходят дилижансы, используется огнестрельное оружие, развита банковская система (с очень неплохим использованием магии). Религия у Пехова играет особую роль, и святые мощи это важное оружие против некоторых видов монстров. Для новичка этот сеттинг будет понятней — кто такие ангелы или демоны знает любой, а стрыгу — не каждый.
Сам сеттинг, кстати, опирается на Европу Нового Времени. Причем опирается очевидно — в одной стране видится Италия, в другой Германия, в третьей Франция, а родина господина ван Нормайенна — торговый Альбаланд с религиозной терпимостью, очевиднейшая отсылка на Голландию. При этом присутствуют еретики, Папство, арабы и Император Юстиниан из исторических книжек, создавший Братство Стражей. При исторических знаниях уровня 10 класса книга понимается чуть ли не инстинктивно.
В «Ведьмаке» угрозой являются монстры — самые разнообразные; охотиться на них могут лишь ведьмаки — благодаря мутациям, дающим силу, скорость, реакцию и прочее. В «Страже» призраки почти всегда невидимы, и побеждаются лишь благодарю возможности Стражей их видеть, а также особому оружию. Это позволяет обозначить важность Стражей для мира — в «Ведьмаке» увидевший монстра горожанин может убежать, в «Страже» же они даже не будут знать, что опасность рядом.
Стражи сами по себе значительно отличаются от ведьмаков. Ведьмаки — суперлюди, способные охотится благодаря своим отличающимся от людей физическим данным — они и быстрее, и сильнее. Однако Стражи — просто люди с даром, и все также уязвимы для обычных людей. На моей памяти от обычных людей в истории умерло три Стража, могу ошибаться. Это иногда создает интересные ситуации, где герою нужно проскользнуть в государство, враждебное Стражам, ибо даже в битве 4 на 1 он имеет немалый шанс просто умереть.
Знаменитые два меча заменили на один клинок — черный кинжал с сапфиром на рукояти. Такой кинжал убивает призраков и передает стражу их жизненную силу, омолаживая его. Это снова приближает стражей к обычным людям, ибо Геральт не спрятался бы, даже если бы хотел — кошачьи глаза его везде выдают. Людвиг же просто прячет кинжал и сливается с толпой. В дополнение к этому кинжалы становятся важной частью сюжета после первой книги.
Само Братство Стражей сильно отличается от Школ Ведьмаков. Братство, конечно, не в расцвете сил, но вполне себе выпускает десятки людей каждый год; оно тесно связано с политикой, а также имеет своих прямых антагонистов — Орден Праведности, «законников», следящих за соблюдением стражами своего кодекса и делящих с ними редких даровитых детей. Политическая подоплека этого конфликта проносится через весь цикл — при этом ни одну из сторон не выставляют объективно злой. По сравнению с Школами Ведьмаков, Братство банально больше и влияет сильнее. Из нескольких рассказов, затрагивающих Братство, каждый захватывает дух разнообразием новых персонажей, политической интригой и воспоминаниями Людвига.
Окружение героя тоже разное. Ладно Йеннифер-Гера, обе колдуньи с сложными отношениями с героем. Однако трусливого барда Лютика заменили трусливым призраком Проповедником. Причем если Лютик радует своей жизнерадостностью и пугается объективно страшных вещей — напомним, чудовища «Ведьмака» требуют вмешательства суперлюдей — то Проповедник иррационально боится высоты. Богохульник, плохой певец, «матершинник и крамольник», при всем этом он очень верен другу и спасает ему несколько раз жизнь. Однако труппа Геральта явно превосходит знакомых ван Нормайенна — и в количестве, и в качестве. Хочется отметить лишь Пугало — мой любимый Deus Ex Machina, почти что буквально.
Сами герои же очень похожи. Геральт не убивает хороших монстров — Людвиг не убивает светлые души (хотя тут еще действует Кодекс Стражей). Геральт ненавидит политику, но всегда в нее ввязывается — Людвиг ненавидит политику, но всегда в нее ввязывается. Геральт один из лучших ведьмаков — Людвиг один из лучших стражей. Людвиг имеет опыт на войне — Геральт не имеет опыта на войне. Радостно! В общем Людвиг имеет тот же моральный компас, что и Геральт, что может помешать читателю — разные персонажи сливаются, и может казаться, что в антураже Италии с последствиями «чумы»-юстирского пота сражаются не Людвиг и Шуко, а Геральт и Ламберт.
По итогу у нас 4 книги в европейском фэнтези-сеттинге о брутальном мужике с четким моральным компасом, охотящемся на монстров со своими друзьями за деньги, с общим сюжетом. Вроде «Ведьмак». Однако чувство «где-то я это уже видел» покинет читателя самое позднее во второй истории. «Страж» читается иначе, чувствуется иначе, исследует интересные темы и ведет весьма похожих персонажей по весьма разным путям. Для меня — русский «Ведьмак», за который не стыдно.
Автор текста: Кузнец Санка. Оригинальная статья –тут.
🎮 🎲 Больше интересного в нашем блоге в ВК и телеграм-канале ↩ — о фильмах, играх, комиксах и всё таком, информативно и с юмором в удобном формате :)
Я в целом уже в прошлый раз рассказала о правлении Адриана, поэтому сегодня будет короче и только про Британию.
После восстания Боудикки, произошедшего в 61-м году, римские власти в Британии поняли, что подобные штуки им могут дорого обойтись, и взяли курс на более мягкую политику в отношении местных племен, что дало свои плоды. Кое-как жители новой провинции примирились с присутствием чужаков, стали вести с ними дела и даже что-то перенимать. При этом большая часть острова всё равно оставалась дикой и непокоренной. Многих римских государственных деятелей это бесило, и многие из них порывались это изменить.
Так, например, наместник Британии в 78-84-м годах Гней Юлий Агрикола совершил ряд дерзких и амбициозных походов на территории нынешней Шотландии и за шесть лет покорил приличную часть Каледонии, как римляне те места тогда называли. Попутно строились дороги и защитные сооружения. Но успех всё равно был в целом временным из-за численного превосходства бриттов и их лучшей ориентации на местности. Тем более что умелого полководца Агриколу на посту сменил Саллюстий Лукулл (занимал должность в 84-89гг.), о котором мало, что известно. Главным образом то, что его Домициан казнил за то, что тот позволил себе назвать в честь императора новый тип копья) Хотя историки полагают, что причины, как обычно, были иные, политические. Сменил его Аул Вицирий Прокул, управлявший провинцией в 89-96-х годах, а того всего на год – Публий Метилий Сабин Непот. Потом эту должность занимали сподвижники императора Траяна: Тиберий Авидий Квиет, Луций Нератий Марцелл и Марк Аппий Брадуа. А после Квинт Помпей Фалькон. Его же сменил Авл Платорий Непот.
Неизвестно, был ли он в родстве с тем Публием Метилием Непотом, зато известно, что он участвовал в покорении Дакии при Траяне, и что управлял провинциями Фракия, Нижняя Германия, а потом и Британией. И при нём-то и началось строительство вала Адриана. Закончили его уже при Требии Германе (в должности с 125 по 131-й), в 126-м году. Интересно тут то, что вал строили отдельными частями (по участкам) силами трех легионов, и что вал этот фактически отделял римскую провинцию от незамиренной Каледонии, со стороны которой приходилось (и обоснованно) ждать нападения.
К слову, существует версия, что примерно в 108-м году или чуть позже, когда обстановка в Британии была не слишком благополучной (отсутствуют даже сведения о наместниках в период с 103 по 115-й год...ну или я их не обнаружила), в ходе выполнения очередного задания загадочно исчез и предположительно был истреблен пиктами (кельтами, населявшими земли нынешней Шотландии) IX Испанский легион. Теорию выдвинул Т. Моммзен на основании того, что после 108-го года в Британии легион больше не упоминался. Позже учёные нашли сведения о том, что этот легион отметился в 120-м году на территории нынешних Нидерландов. Впрочем, некоторые полагают, что речь там шла уже не обо всём подразделении целиком, а о какой-то уцелевшей части. Кроме того, предполагается, что IX-й легион реально был уничтожен в II-м веке, но гораздо позже, то ли входе восстания Симона бар-Кохбы в Иудее (132-135гг.), то ли в кампании против парфян в 161-166-х гг. В любом случае, к концу того века он уже не существовал, и его загадочная судьба вдохновила многих на создание художественных литературных произведений на эту тему. И сегодня я расскажу об одном из них:
«Орёл Девятого легиона» Р. Сатклифф
Время действия: II век н.э., ок. 120-132 г. н.э. Время правления Адриана.
Место действия: Римская Британия (территории нынешних Англии и Шотландии).
Интересное из истории создания:
Розмэри Сатклифф (Rosemary Sutcliff; 1920-1992) – английская писательница, прославившаяся своими историческими романами. Родилась она в семье военнослужащего Джорджа Эрнеста Сатклиффа и его жены Несси Элизабет, урожденной Лоутон, в графстве Суррэй, однако большую часть детства провела на Мальте и в других местах, где доводилось служить её отцу, офицеру ВМС Великобритании. В раннем детстве Розмэри перенесла болезнь Стилла-Шоффара, что привело к серьёзным последствиям: не только сказалось на внешности, но и приковало будущую писательницу к инвалидному креслу. Отчасти по этой причине она толком не получила начальное образование, поздно научилась читать, зато от матери услышала и запомнила множество саксонских и кельтских легенд, что, несомненно, повлияло в дальнейшем на её творчество. В 14 лет Сатклифф поступила в Бидфордскую школу искусств (англ. Bideford Art School), которую посещала в течение трёх лет, а после завершения обучения работала художником-миниатюристом.
(Мне понравилось вот это фото симпатичной и ещё молодой Р. Сатклифф, найденное на одном франкоязычном сайте)
Писательскую карьеру Р. Сатклифф начала в 1950-м году, написав и издав «Хроники Робина Гуда». Но настоящий успех ей принес роман, опубликованный в 1954-м году – «Орёл Девятого легиона», основанный на том самом предположении об исчезновении IX-го легиона, что я изложила выше. Отчасти писательница вдохновилась сведениями о найденном при археологических раскопках в Силчестере (ранее там располагался римский город Каллева Атребатум) бескрылом орле – штандарте римского легиона. Впоследствии Сатклифф написала ещё два романа, ставших продолжением «Орла Девятого легиона – «Серебряная ветка» и «Факелоносцы». В 2011-м году по роману шотландский режиссер К. Макдональд снял фильм с таким же названием.
О чём:
Марк Флавий Аквила – молодой центурион II-го легиона и потомственный военный из сословия всадников прибыл на службу в Британию, но не только и не столько ради карьеры (хотя и это тоже), сколько в надежде разобраться в загадочной истории исчезновения и вероятной гибели своего отца, вместе со всем IX-м Испанским легионом, где тот служил. История эта обросла легендами и звучала чуть ли не мистически, мол, однажды в туманный денёк ушёл легион на задание, скрылся в непроглядном тумане где-то за Адриановым валом…и вот так вот просто исчез без следа. Марку в это мало верилось, и он не терял надежды узнать правду. Возможность ему представилась, но странным и не самым приятным способом.
(Кадр из фильма "Орёл Девятого легиона")
Не успело пройти и полугода, как лагерь, где он проходил службу, атаковали местные бритты, несмотря на то что прежде они вели себя спокойно, и с одним из них Марк даже успел сдружиться. Как назло, в тот день всё окутал знаменитый британский туман, и гарнизон долго не мог послать дымовой сигнал о помощи. А тут ещё вдобавок накануне ушёл разведотряд, который легко мог стать жертвой бриттов, но каким-то чудом вернулся к лагерю. Когда положение стало критичным из-за появившихся колесниц, и разведотряд вместе с теми, кто вышел прикрыть их, едва не порубили в капусту ножами, прикрепленными к колесам, молодой центурион Марк Аквила чуть было не пал смертью героев, потому как бросился на амбразуру одну из колесниц и сбил возничего, того самого своего бриттского приятеля.
Однако произошло чудо: бритт погиб, воины легиона успели спастись, а сам Марк чудом выжил и был возвращен подчиненными в гарнизон. Правда, словом «уцелел» его состояние назвать было никак нельзя – из-за полученных травм он не только провалялся долгое время в беспамятстве, пропустив появление подмоги и истребление восставших, но и лишился возможности ходить, что ставило крест на дальнейшей службе. Так что ему не оставалось ничего иного, кроме как отправиться в Каллеву, к своему родному дяде по отцу. Вот там-то, когда он уже ничего хорошего не ждал от жизни, с ним стали одно за другим происходить благоприятные события, переменившие всю его жизнь. И началось всё с того, что на арене местного цирка взгляд его уцепился за лицо молодого бритта, который явно очень не хотел умирать…
Отрывок:
«…Гладиаторы приостановились напротив скамей магистратов, и в те несколько минут, пока они так стояли, все внимание Марка захватил один из них, державший меч и щит, – юноша примерно одного возраста с ним. Для бритта он был низкоросл, но сильного сложения. Рыжеватые волосы, отброшенные назад, и вызывающе вскинутая голова позволяли видеть обрезанное ухо, со всей жестокостью указывающее на его положение раба. По всей видимости, он был воином, взятым в плен, – грудь и плечи у него (он был обнажен до пояса) покрывала синяя татуировка. Но не это поразило Марка, а выражение его широко расставленных серых глаз на молодом угрюмом лице.
«Он боится, – мелькнула у Марка догадка, – очень боится».
И у него самого все сжалось внутри.
Клинки сверкнули в холодном свете, когда гладиаторы с криком подбросили их в воздух и снова поймали; гладиаторы развернулись и пустились в обход вокруг арены, вернувшись туда, откуда вышли. Выражение глаз молодого воина Марк забыть уже не мог.
Первым номером программы была схватка волков с медведем. Медведь драться не желал, и его понукали длинными извивающимися бичами. Наконец под громкие крики зрителей медведь был убит. Тушу его утащили вместе с трупами двух убитых им волков. Остальных зверей загнали обратно в клетку на колесах, и служители присыпали пятно крови на арене свежим песком. Марк, сам не зная почему, бросил взгляд на девочку в темном капюшоне. Она сидела напряженная, оцепеневшая, в расширенных глазах ее стоял страх, личико побледнело. Марк, еще не оправившийся от потрясения, которое он испытал, встретившись взглядом с испуганным гладиатором, вдруг разозлился, сам не зная почему, на Кезона и его жену – зачем они привели на такое зрелище это молоденькое создание? – на игры вообще, на всех этих людей, жаждущих кровавых ужасов, и даже на медведя, который дал себя убить.
Следующим в программе был показательный бой, во время которого бойцы отделались не слишком опасными поверхностными ранами. В этом отдаленном уголке мира владельцы цирка как-никак дорожили гладиаторами. Затем последовал кулачный бой – ремни, обмотанные вокруг ладоней, с заложенной в них свинчаткой, выпустили гораздо больше крови, чем мечи. В перерыве арену опять убрали и посыпали песком, и тут по рядам пробежал возбужденный шепот, и даже скучающий молодой трибун сел прямо и начал проявлять интерес к происходящему: под звуки труб опять распахнулись ворота и на абсолютно пустое пространство арены вышли двое. Наконец наступило главное: бой не на жизнь, а на смерть.
Вооружение у бойцов, на первый взгляд, было неравноценным, и преимущества были на стороне того, кто нес меч и щит; второй – худощавый, смуглый человек греческого происхождения, судя по лицу и телосложению, – держал только трезубец, да через плечо у него была переброшена сложенная в несколько раз сеть, утяжеленная свинцовыми грузилами. Но на самом-то деле, и Марк это прекрасно знал, все шансы были на стороне человека с сетью, – «рыбака», как его называли. У Марка упало сердце, когда он увидел, что противник и есть тот молодой воин, который боялся.
– Никогда не одобрял сеть, – проворчал дядя Аквила. – Нечестный бой, нечестный!
Марк еще до этого почувствовал, что больная нога затекла и начинает причинять ему ужасные мучения. Он ерзал, меняя позу, стараясь облегчить боль и при этом не привлечь дядино внимание, но сейчас, когда бойцы вышли на середину поля, Марк забыл про все на свете.
Рев, которым приветствовали противников, перешел в напряженную тишину, все затаили дыхание. Капитан гладиаторов расставил бойцов посредине арены, в десяти шагах друг от друга; он постарался, чтобы ни у того, ни у другого не было никакого преимущества и чтобы им не мешали ни освещение, ни ветер. Выполнив свои обязанности быстро и умело, капитан отступил к барьеру. Казалось, очень долго ни один из бойцов не шевелился. Время шло, а они все стояли на месте – средоточие устремленных на них сотен глаз. Затем медленно-медленно боец с мечом начал передвигаться. Не отводя глаз от противника, он ставил одну ногу перед другой. Слегка пригнувшись, прикрывшись круглым щитом, он дюйм за дюймом крался вперед, весь – напряжение, готовый прыгнуть в любой момент.
«Рыбак» по-прежнему стоял неподвижно, приподнявшись на цыпочки, держа трезубец в левой руке: правая рука утопала в складках сети. На мучительно долгий миг боец с мечом застыл на месте, вне пределов досягаемости сети, а затем вдруг прыгнул. Прыжок его был так внезапен, что брошенная сеть, не причинив вреда, перелетела ему через голову, а «рыбак» отскочил назад и вбок, чтобы избежать удара мечом, и, круто повернувшись, бросился наутек, собирая в руке сеть для следующего броска. Боец с мечом кинулся вдогонку. Они довольно медленно обежали половину арены. Не обладая легким сложением своего противника и его длинными ногами, преследователь тем не менее бежал упорно, как бежит охотник (возможно, он не раз загонял оленя в те времена, когда ему еще не обрезали ухо), и теперь настигал свою добычу. Они миновали поворот и приближались к скамьям магистратов, и тут, когда они оказались как раз напротив, «рыбак» резко обернулся и сделал бросок. Сеть метнулась вперед, точно темное пламя, и обволокла преследователя, который так был увлечен погоней, что совсем забыл об осторожности. Благодаря грузилам, складки сети продолжали беспощадно наворачиваться на свою жертву, и наконец раздался рев толпы – боец с мечом рухнул на арену на всем бегу и, перекатившись, замер лицом вверх, беспомощный, как муха в паутине.
Марк подался вперед, дыхание у него прервалось. Боец с мечом лежал прямо перед ним, так близко, что они могли бы обменяться шепотом. «Рыбак» стоял над поверженным, занеся трезубец, и с улыбкой на лице озирался вокруг, ожидая волеизъявления зрителей. Дыхание со свистом вырывалось у него из раздувающихся ноздрей. Лежавший сделал движение рукой, словно желая сделать жест, которым побежденный гладиатор просит пощады, но тут же гордо опустил руку вниз. Сквозь сеть он взглянул Марку прямо в глаза таким открытым взглядом, как будто на всем этом огромном пространстве их было только двое.
Марк с трудом поднялся, опершись одной рукой на загородку, чтобы удержаться на ногах, другой же рукой сделал знак, призывающий к пощаде. Он повторял его еще и еще с неистовой страстностью, собрав всю волю, обегая взглядом ряды, точно бросая вызов толпе, в которой кое-где большие пальцы уже начали обращаться вниз. Ух эта толпа, безмозглая, кровожадная! Всеми силами надо заставить ее отказаться от желания утолить свою жажду крови! В нем кипело отвращение к этим людям, он испытывал такой прилив воинственного духа, какого никогда бы не испытал, стоя с занесенным мечом над поверженным врагом. Пальцы вверх! Вверх, дурачье!.. С самого начала он видел торчащий вверх большой палец дяди Аквилы, и вдруг заметил, как еще несколько человек повторили его жест, и еще… Казалось, долго, очень долго участь бойца висела на волоске, но когда палец за пальцем поднялись вверх, «рыбак» медленно опустил трезубец, насмешливо поклонился и сделал шаг назад.
Марк с шумом перевел дыхание и весь отдался мучительной боли в затекшей ноге. Служитель помог побежденному выпутаться и встать. Марк больше не смотрел на молодого гладиатора. Настал миг его позора, и Марк понимал, что не имеет права быть свидетелем этого…».
Что я об этом думаю, и почему стоит прочитать:
Должна признаться, что не люблю фильмы на древнеримскую тематику, потому что это зачастую «кровь, кишки и пирожки», причем бессмысленные и беспощадные, но, если экранизация этого романа недалеко ушла от первоисточника, наверное, глянула бы. Потому что давно мне не доводилось читать настолько увлекательную и в то же время добрую, чуть ли не до мимишности, книгу. Для тех, кто устал от всей этой жизненной жести, данный роман станет настоящим отдыхом для души, потому что Сатклифф удалось сделать акцент на всём том хорошем, что есть в людях и в мире.
Её Марк – настоящий гуманист, причем, пожалуй, не только по меркам II-го века, но и по нынешним, что, впрочем, не делает его пацифистом. Он отважен и даже смел до безрассудства в бою, но за пределами поля боя ценит и бережет любую жизнь, будь то римский гражданин, местный варвар, раб или даже животное. Конечно, многое в его действиях продиктовано рационализмом (во всяком случае, он пытается себя в этом убедить)), но это не отменяет всего остального. И я не зря привела отрывок его первой встречи с Эской – что это было, если не сострадание? Впрочем, в этой внезапной симпатии, возникшей, казалось бы, из ничего, смешалось очень многое, и самое удивительное лично для меня то, что нечто подобное мне доводилось испытывать и в собственной жизни. Думаю, многие хоть раз сталкивались с подобной же внезапной и сильной приязнью к совершенно незнакомому человеку, и, возможно, для кого-то это тоже обернулось дружбой на долгие годы. Даже в литературе эта тема встречается не так уж редко, как может показаться, но мало где преподнесена именно так.
Интересны были и рассуждения о национальной/этнической идентичности и о том, что заставляет людей в морально сложных и противоречивых ситуациях поступать так, а не иначе, рассуждения о противоречии между личными симпатиями и долгом перед своей социальной группой, а иногда и перед отдельными людьми.
Отдельно хочется отметить и то, как мастерски автору удавалось на протяжении всего повествования поддерживать атмосферу саспенса. Сатклифф не только обрывала эпизоды в «правильные» моменты, создавая интригу, но и мастерски заигрывала с мистикой и со свойствами человеческой психики, потому что вся такая рациональная эта психика в ситуации неопределенности охотно «подталкивает» её обладателя поверить в какую-нибудь потустороннюю хрень. Даже скептик Марк пару раз усомнился в правильности своего скептицизма. И всё это на фоне описаний, прекрасных самих по себе.
В общем, эту книгу я прочитала гораздо быстрее, чем планировала, и с огромным удовольствием, так что обязательно возьмусь и за две другие, и, разумеется, советую прочитать и всем остальным любителям чтения на подобную тематику.
Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:
В жару заниматься умственным трудом особенно тяжело, поэтому буду крайне признательна за поддержку в любой форме - от лайков до пожертвований. И напоминаю, что теперь есть возможность дать мне знать, что вы ждёте моих постов, это помогает мне понять, что я затянула с продолжением подборки.
И да, сейчас пытаюсь осилить роман "Император" Г. Эберса. Интересный, но ощутимо большой, поэтому интересуюсь мнением читателей: будет ли интересен разбор именно этого произведения? Или лучше двигаться дальше и переходить ко временам Антонина Пия? Пишите в комментариях.
Эта книга — документальное свидетельство американского рабочего, очевидца и участника строительства Магнитки. В 1931 г., увлекшись идеей построения нового общества в Советском Союзе, Джон Скотт приехал в Магнитогорск. Работая сварщиком, затем, после окончания строительства, — мастером цеха, он пять лет прожил среди советских людей. Яркое, эмоциональное описание жизни рабочих содержит множество интересных деталей и подробностей и представляет собой хронику событий и судеб советских людей в годы первой пятилетки. То ли сочинитель аннотации соврал ради рекламы, то ли прочитал первые пару страниц книги – на самом деле там нет ни эмоций, ни художественных достоинств. Иногда автор просто страницами цитирует советские газеты о выплавке чугуна и стали и прочих достижениях. А жаль – о его приключениях можно было бы написать крутой детектив.
Квалифицированный рабочий, сбежавший в СССР от ужасов мирового кризиса, не потерявший толеразма к мазе-Раше после того, как ему удалось (и даже с семьёй!) вырваться из лап NKVD. Но не буду сочинять войну и миръ – прочитайте несколько цитат из предисловия к тамошнему изданию - наверное, Indiana University Press ,1989. Будни сталинизма Одним из приводящих в недоумение и ставящих в тупик аспектов этих дебатов по сталинизму продолжает оставаться тот факт, что, хотя многие советские граждане, жившие в сталинскую эпоху, с ужасом оглядываются на это время, многие другие вспоминают о нем как о наиболее полноценном периоде своей жизни. Книга Скотта помогает понять причины этого двойственного восприятия жизни при Сталине. Более того, описав в своей книге реальных людей, Скотт дает нам возможность увидеть, что трудности и репрессии уживались в сердцах и умах многих людей с чувством глубокого удовлетворения по поводу того, как разворачиваются события, и с оптимизмом в отношении будущего... В Магнитогорске он увидел неграмотных людей, учившихся читать, и неквалифицированных рабочих, овладевавших умением работать на станках и управлять оборудованием. Он видел, как полуголодные и плохо одетые рабочие трудились на комбинате по шестнадцать часов подряд, без перерыва. Какой энтузиазм! И ещё пара цитат. «Мостки были покрыты дюймовым слоем льда, как и все вокруг доменных печей… Не успел я приступить к сварке, как услышал чей-то крик, и что-то со свистом пролетело вниз мимо меня. Это был монтажник, работавший на самом верху… К тому времени, когда я до него добрался, у него изо рта била кровь. …К 1935 году условия сильно изменились к лучшему… Все рабочие получали достаточное количество продуктов. (И было это не в посёлочке городского типа, а во флагмане социалистической индустрии Магнитогорске − ТС.) Случаи подлинного вредительства …в погнутых и раздробленных лопастях одной из турбин, очень сложной конструкции и весьма хрупких, был обнаружен гаечный ключ… В другом акте вредительства, с которым я столкнулся лично, участвовали бывшие кулаки, трудившиеся на принудительных работах в Магнитогорске… Директор-мошенник… И так далее. При этом для ИТР построили закрытые посёлки с коттеджами и магазинами не для негров. У Скотта даже была домработница, как у многих советских людей из вышесреднего класса. В общем, читайте сами, а списки процентов перевыполнения плана можно пролистывать.
В первый момент я решила было, что стою возле стеллажа с сопливо-романтичными книжками для подростков, а потом как подофигела. Только мне он казался иным при прочтении книги?
Недавно закончила читать современную английскую пьесу «Визит инспектора» Джона Пристли и обнаружила интересную параллель с «Ревизором» Н. Гоголя. Между пьесами – 112 лет, они разные по идеям и смыслам, но кое-что их объединяет:
🔺Всю пьесу действует ненастоящий главный персонаж (только в случае с Гоголем мы знаем об этом с самого начала, а в «инспекторе» не будем знать до конца, но постоянно будем чувствовать его инаковость от типичных полицейских);
🔺В обеих пьесах после ухода ненастоящих проверяющих сообщается о прибытии настоящего ревизора и инспектора;
🔺Обе пьесы заканчиваются немой сценой: когда все основные персонажи замирают и не могут двигаться, пока не опустится занавес.
И вот эта немая сцена зацепила меня больше всего. У Гоголя она длится аж 1,5 минуты, а мимика и положение тела персонажей прописаны в подробностях. Пристли же свою последнюю ремарку уместил в одно предложение, обозначив только выражение лиц – одинаковое у всех персонажей. Это интересно потому, что, хотя оба сюжета как бы идут на второй виток (городничему снова идти в гостиницу к ревизору, а семье Бирлинг снова отвечать на вопросы инспектора), смысл немой сцены в пьесах вообще разный:
Гоголь замораживает своих персонажей в жутко карикатурных позах, так что если зритель первые несколько секунд и будет смеяться над нелепостью их вида, к концу 1,5 минут будет уже не смешно: ничего не меняется, ничего не происходит. Персонажи ничему не научились из опыта с Хлестаковым, и, если их разморозить, произойдёт то же самое, что и в начале. Нет ни малейшего шанса, что элита города обрела какие-то зачатки морали и начнёт вести себя достойно.
А вот у семейства Бирлинг появляется шанс выбрать стратегию поведения: разговаривать с инспектором честно (учитывая, что и они сами, и зрители теперь знают всю правду), либо эту правду скрыть и сделать вид, что ничего не произошло. Мы никогда не узнаем, как они поступят, и так нам и надо: предпочитаемый каждым из нас вариант подскажет, каковы мы внутри; есть ли у нас ещё шанс на искупление или мы испорчены окончательно.
При этом обе аудитории выйдут из театра с тяжёлым сердцем: только после "Визита инспектора" с вопросом к самому себе, а после "Ревизора" - с ответом, но не обнадёживающим.
Я помню, в 90е у меня была детская книжка, по жанру или энциклопедия, или паззлы, смешанное с типа сказкой. Помню, что в сюжете был дракон по типу Змей Горыныча (кажется, его и звали Горыныч), а главный герой - мальчик - попал в что-то типа Зазеркалья и этот Горыныч с помощью решения различных загадок (пройти лабиринт, распутать верёвочки от персонажа до предмета и пр.) помогал ему вернуться домой. Отчётливо помню одну загадку - мальчик стоит перед зеркалом, а оттуда выходит его двойник и нужно было отличить их (кажется, у них кепки на разный бок были повёрнуты). Помогите вспомнить название, никак покоя не даёт
Издательство, кажется, Эксмо или Росмэн, по-крайней мере, у меня ассоциируется рисовка с Росмэновской "Детской энциклопедией"
