Пронзать своим взором толщи тысячелетий нам помогает наука. Она предоставила нам много окошек, через которые мы можем взглянуть в далёкое прошлое и даже будущее. Одно из таких окон обнаружили Арно Пензиас и Роберт Вильсон во время наблюдений за объектами дальнего космоса. Их беспокоил постоянный шум в показаниях радиотелескопа. Они стали исключать одну возможную причину за другой, включая голубиный помёт. Ничего не помогало, даже мытьё антенны до зеркального блеска. Они стали рассказывать о своей проблеме коллегам, и быстро выяснилось, что два физика недавно выдвинули гипотезу о наследии, оставшемся от Большого Взрыва. Так было открыто реликтовое излучение, начавшееся 13 с лишним миллиардов лет назад. Наблюдая за ним, мы можем судить о молодой Вселенной.
Это прошлое, понятно. А как насчёт будущего? Могу рассказать другую историю. В шестидесятых годах геологи заметили нечто напоминающее гигантский штрих-код на дне Атлантического океана. В одних полосах минералы имеют магнитную ориентацию с севера на юг, в других – с юга на север. Эти полосы имеют сотни километров в ширину и тысячи – в длину. Дело в том, что океаническая лава срединных хребтов, застывая, приобретает магнитную ориентацию, в то время, как земная кора разъезжается по направлению от хребтов на запад и восток. Так и было бы морское дно ориентировано с севера на юг, если бы примерно каждые 100 тысяч лет на Земле не менялись местами магнитные полюса! Так было экспериментально подтверждена теория тектоники земных плит.
Эта теория может предсказать нам и будущее континентов на сотни миллионов лет вперёд. Есть несколько сценариев. Если процесс расползания остановится, то континенты могут снова собраться в Пангею Ультиму. Также они могут собраться в районе Северного полюса, сформировав Амазию. Вероятно также, что Австралия и Америка сольются в Аврику. Но самый вероятный сценарий – формирование нового суперконтинента: Новопангеи. Это когда Америка столкнётся с Австралией и Антарктидой, которые в свою очередь въедут в Азию.
Делать такие выводы нам позволяет математическое моделирование на основании экспериментальных данных. Данных, которые можно скормить в модель, достаточно много. Это и разнообразные минералы, и ледовые керны Гренландии и Антарктики, и остатки древней жизни.
Эти остатки говорят нам и о деятельности человека. Древние охотники и собиратели истребили 178 видов мегафауны, начали вырубать леса, культивировать растения и приручать животных. Дальше – больше, и вот уже с 1945 года мы оставляем планетарный след, скачкообразно подняв содержание углерода-14 в атмосфере.
Началось Великое Ускорение. Население планеты выросло втрое, половина обитаемой территории пошла под сельскохозяйственные угодья. Искусственные материалы (половина из которых – бетон) весят уже больше, чем вся биомасса. Многие биологи опасаются, что мы вызываем Шестое массовое вымирание. Мы изменяем даже геологию. На Гавайях обнаружили новый материал, который назвали пластигломерат. Он получается из мусорного пластика в сочетании с осадочными породами, базальтом и органикой.
Пусть иногда мы видим природу чем-то отличным от нас, но наша судьба неразрывна с судьбой биосферы и геофизики планеты. Исследователи не уверены, что Великое Ускорение может продолжаться, несмотря на весь технический оптимизм. Цивилизации живут в среднем 336 лет, так что времени не так уж много. Несмотря на некоторые позитивные сдвиги, остаётся ещё увидеть, куда мы придём: к Великой Развязке или к Великому Коллапсу.
Долгий взгляд в науке – продукт труда поколений исследователей, о чём свидетельствует история открытия парникового эффекта, которая началась в далёком 1856 году с предположения американской исследовательницы Юнис Фут о влиянии углекислого газа и пара на консервацию тепла. После неё были ещё учёные, включая Джона Тиндалла, Сванте Аррениуса, Томаса Краудера и многих других, которые помогли распутать сложные взаимосвязи в климате планеты, на которую всё сильнее мы влияем. Наука даёт нам неутешительный прогноз повышения температуры воздуха, подъёма уровня океана, таяния ледников, закисления океанических вод, катастрофических пожаров и прочих бедствий. Нам известно будущее нашей планеты, и оно не радужное.
Встаёт последний вопрос: что мы должны сделать с этим? Казалось бы, ответ прост: постараться смягчить своё влияние и пощадить экосистемы. Но придётся делать выбор. Или мы восстанавливаем экосистемы до дикого состояния, снижая свой след, или создаём новые, в которых смогли бы жить вместе с животными. Во всяком случае, здесь не обойтись без трудных компромиссов. Придётся сокращать собственный потенциал и даже население при первом варианте либо иметь дело с неожиданными последствиями при втором. Слишком много попыток скорректировать экологический дисбаланс окончились неудачей. Одна неудачная попытка генной модификации – и существование многих видов, эволюционировавших миллионы лет, окажется под угрозой. Автор надеется, что мы можем найти третий, сбалансированный путь. Не только можем, но и должны. Антропоцен длится всего семьдесят лет, а мы уже наворочали дел с необратимыми последствиями. И если наука не может указать нам путь, она, тем не менее, говорит нам, где мы находимся.
Кому ещё можно взглянуть в будущее, как не художнику? Одним из популярнейших символов, связанных с преемственностью поколений, является дерево. Когда в девятнадцатом веке в Оксфорде задумались о замене колонн для своего главного зала, обнаружили, что основатели университета специально для этого посадили дубовую рощу половину тысячелетия назад, где она и ждала своего часа. Это оказалось байкой, но её популярность говорит о популярности самого символа. Вообще, деревья охотно сажают для блага потомков. Вспомнить хотя бы кипарисы для регулярного обновления главной синтоистской святыни. В восемнадцатом веке в Британии царила «кленовая лихорадка», когда подданных поощряли высаживать деревья для военно-морского флота в качестве акта патриотизма. Современные начинания включают в себя «ясеневый купол» скульптора Дэвида Нэша, который состоял из 22 деревьев, высаженных по кругу так тесно, что их ветви переплетались между собой. В далёком 1977 году Дэвид надеялся выйти за пределы своей эры. Увы, надеждам не суждено было сбыться. Проект похоронила глобализация, а именно импорт вредоносного грибка вместе с экзотической флорой из Азии. В 2012 году грибок прибыл в Великобританию, и скульптор понял, что это творение не переживёт автора.
Вот как бывает, когда твои долгосрочные планы рушатся по причине недальновидных действий других.
Нам известно много средств художественной передачи связи времён. Популярнейшим из них является рассказ, устный или письменный. Зажигают воображение действенные аналогии. Многие художники пытаются отобразить время через пространство в своих произведениях. Британский геофилософ Дэвид Чейни сжимает время, протекшее с Большого Взрыва до пределов одной комнаты в своей инсталляции.
Связь с потомками можно завязать, сделав им подарок, как это делают авторы Библиотеки будущего, про которую рассказывал Мартин Пухнер в своей недавней книге. Этот проект, подобный другим капсулам времени, имеет то свойство, что завещает потомкам то, что мы хотим оставить, а не то, что они хотели бы от нас получить.
Некоторые произведения намеренно делают очень медленными. Джем Файнер написал музыку, которая будет длиться более тысячелетия. Его пьеса Longplayer исполняется оркестром тибетских гонгов и колоколов в здании одного из лондонских маяков и будет звучать до конца 2999 года. В 1996 году в Гамбурге заработала «капельная машина» Богомира Экера, которая будет «строить» сталагмит из дождевой воды, протекающей через слой земли, на протяжении как минимум пятисот лет. Также в Германии в городке Вемден строится Пирамида времени. Каждое десятилетие добавляется очередной бетонный блок, которых накопилось уже четыре штуки. Окончание планируется на 3183 год.
Как мы уже знаем, особенно хорошо осуществляют связь времён повторение и ритуал. Это ведёт нас к искусству, в котором принимают участие многие поколения. Один из подобных объектов сохранился в британском Уффингтоне. Три тысячи лет назад обитатели близлежащего городища стали рыть траншеи и наполнять их мелом, так что с высоты можно было бы увидеть фигуру лошади. Необходимо уточнить, что за рисунком требовался непрерывный уход, потому каждые семь лет к ярмарке траву выпалывали, а мел подсыпали.
Это напоминает нам о важности такой будничной задачи, как поддержание объекта в функциональном состоянии. Все мы склонны восхищаться создателями, но забываем тех, кто из года в год своим трудом обеспечивает передачу творений потомкам.
Творчество тоже может быть коллективным. Жители голландского Утрехта пишут долгую поэму, добавляя по букве каждую субботу. Они написали уже добрую сотню метров, и каждый может сделать свой вклад хотя бы в приобретение очередного камня, на котором будет сбоку выбито его имя. Сами стихи создаются поэтами по очереди. Каждый пишет свою пару строчек.
Вам придется с чего-то начать, чтобы дать прошлому место,
настоящее имеет все меньше и меньше значения.
Чем дальше вы находитесь, тем лучше.
Давай, оставь свой след.
Забудьте о вспышке, в которой вы можете существовать,
мир — это ваша карта улиц.
Было время, когда ты был кем-то другим: оно прошло...
Ужаснувшись индивидуализму своих сограждан, которые мыслят лишь сегодняшним днём, музыкальный продюсер Брайан Ино создал с единомышленниками фонд Lond Now Foundation, который работает под девизом «медленнее и качественнее». Среди проектов – сохранение вымирающих языков, долгосрочныее прогнозы, семинары о долгосрочном мышлении, публичная библиотека, и, конечно, Тысячелетние часы, сооружаемые в скалах Западного Техаса. Часы строятся на деньги Джеффа Безоса ( бюджет проекта – 42 миллиона) и должны проработать как минимум 10000 лет с возможностью техобслуживания и ремонта простыми инструментами, которые были доступны уже в бронзовом веке. Чтобы увидеть, который час, их надо завести, но даже в незаведённом состоянии они считают время при помощи энергии разницы температур дня и ночи.
Стремление создателей часов – побудить посетителя задуматься о своём месте во времени. Само строительство дало достаточно поводов думать о Вечном: слишком много событий, которые потенциально могут разрушить часы. Чтобы они долго продержались, были использованы керамические подшипники, а также прочие долговечные материалы. Место установки было выбрано подальше от людей, хотя нельзя исключить, что нравы поменяются, и кто-то специально придёт туда, чтобы их разрушить. Автор всё же надеется, что потомки смогут постичь намерения создателей и поймут этот символ необходимости долгосрочного мышления.
В заключительной главе автор привёл несколько соображений в пользу долгого взгляда: он позволяет смотреть на мир с надеждой, даёт потомкам возможность выбора, позволяет мечтать о разном будущем и напоминает нам об общих ценностях. На рассуждения о далёком будущем некоторые возражают, что скоро всё равно наступит конец света. Но лучше делать что-то, чем не делать ничего. Кто знает, многое может случиться, терять надежду нельзя ни в коем случае.
Человечество обладает потенциалом построить «глубокую цивилизацию». Под этими словами автор понимает будущее, при котором бизнес мыслит не квартальными планами, а этическими и устойчивыми целями. При котором политики заботятся о благе всех людей и живых существ во все времена, а не только о своём электорате. При котором журналисты дают информацию в глубоком временном контексте, а каждый гражданин знает, что он – всего лишь звено в цепи поколений. Многие скажут, что это утопия, но автор считает, что такое видение имеет право на существование. Мы просто не можем представить себе своё собственное будущее, хоть сами изменились с того времени, как были детьми. Правда, путь туда далёк и тернист. Но идти нам предстоит вместе. Поможем другу как-нибудь. Ближайшие годы могут стать периодом исторической развилки. Либо мы уничтожим себя из-за неспособности мыслить веками, либо будем процветать миллионами лет. Ключ к процветанию лежит в способности долгого взгляда.
Лично мне эти попытки художников напоминают не стремление завязать связь с потомками, а желание застолбить себе место в их памяти. Но символы далеко не всегда долговечны и эффективны. Более продуктивным было бы строительство объекта, который приносит пользу. В Нидерландах век за веком люди отвоёвывали землю у моря, строя плотины и непрерывно выкачивая воду. Коллективный труд на благо потомков сплотил их общество в единую нацию. И сегодня нам есть, чем заняться. Цивилизация построила огромное количество сооружений, которые требуют ухода. Хроническая проблема недостатка средств заставляет сдвигать сроки, и время от времени мы узнаём, как где-то обрушилось здание или упал мост. Я думаю, лучше бы журналисты больше писали не о подобных бедствиях, а о том, как восстанавливаются объекты, заложенные нашими предками.
В последнем абзаце автор вспоминает важнейшие проблемы XXI века: изменение климата и социальное неравенство. Как видно, эта книжка – не что иное, как замаскированная агитка за отказ от ископаемого топлива. Чего стоит лишь один долгий рассказ об открытии парникового эффекта. Подобной агитацией пестрят полки книжных магазинов на Западе, это дело щедро проплачено и находит поддержку влиятельных кругов. Вот и нашего автора отправили на год учиться в MIT, а потом оплатили труд ассистента для написания этой книги.
Кто-то возразит мне: нужное ведь дело. Ведь проблема действительно существует. Согласен! Но дело в том, что у нас есть другие, не менее важные проблемы. Фишер противоречит самому себе, ведь он говорит о вещах, которые на самом деле не являются экзистенциальными. Изменение климата не грозит нам полным уничтожением, как не грозит и неравенство, которое всегда было бичом человечества. В этом смысле я на стороне лонгтермистов: в первую очередь нужно заботиться о самом важном. Книга вышла недавно, но в ней практически не упомянута главная опасность наших дней: вероятность глобального военного конфликта. Для автора, похоже, она не существует. Жаль.
