Продолжаем знакомиться с книгой Ричарда Фишера.
Временной стресс номер один: давление капитализма. Сегодня фамильные предприятия с историей в сотни лет уступают требованиям инвестора, как это произошло с компанией Timken. Инвестору нужна сиюминутная прибыль, а не долговечность предприятия. Компанию разбили, получили профит, а потом избавились от её акций. Сопротивление семьи Тимкенов ничего не изменило. Основатель фирмы Генри Тимкен завещал своим сыновьям сохранять независимость, но мир изменился. Сегодня все работают в системе с искажёнными нормами. Всё нужно здесь и сейчас. Неудивительно, что средний возраст ведущих компаний упал с 60 лет в пятидесятых годах до 20 сегодня. Те, кто правят бал, всё меньше инвестируют в основной капитал и всё больше выкупают свои акции и платят дивиденды.
Этот короткий взгляд инвесторов отметил ещё Кейнс в 1936 году. Поведение финансовых инвесторов стало напоминать поведение игрока, стремящегося обыграть толпу. Сыграли свою роль крах инвестиционных пузырей и особенно требование регуляторов о поквартальной отчётности. По идее прозрачность должна противодействовать нечестности. Это серьёзно повлияло на процесс принятия решений в компаниях. Если приходится постоянно давать обещания рынку, это само собой укорачивает твою перспективу, и в первую очередь – принуждает сокращать инвестиции. За строптивость тебя накажет как инвестор, так и твои коллеги, которые не будут в восторге, если им порежут премиальные в случае недостижения квартальных показателей. В этом климате процветают стратегии «доения завода» (выжать как можно больше из оборудования и людей) и IBG-YBG (психология временщика). Высокие зарплаты в финансовых компаниях поощряют агрессивное поведение с приоритетом краткосрочных прибылей.
Если зарплата менеджера завязана на курс акций его компании, не стоит ожидать от него решений на долгую перспективу. Неверный стимул – причина многих неприятностей. В дождливый день трудно найти такси под вечер, в том числе и потому, что кто-то уже выполнил план на день и поехал домой. Правильно говорил Гудхарт:
Когда мера становится целью, она перестаёт быть хорошей мерой.
Автор уверен, что тот капитализм, свидетелями которого мы являемся – не единственный капитализм, который имеет право на существование. Его роль можно переосмыслить. В предложениях недостатка нет: сегодня выступают за «сознательный», «инклюзивный», «вечный» капитализм. Прибыльность от нового фокуса на долгую перспективу вряд ли пострадает. Исследования показывают, что выручка у компаний с далёким горизонтом росла в среднем на 47% быстрее, чем у остальных. Но для того, чтобы весь западный рыночный капитализм стал таким, возможно, придётся искать идеи в незападных культурах. Хорошим примером может послужить Япония – страна традиций и родина многих старейших бизнесов. Японский опыт показывает, что когда людей стимулируют инвестировать в долгосрочный успех своего работодателя, это может радикально изменить траекторию компании.
Рецепт коммерческого долгожительства часто состоит в том, что компания ориентирована на удовлетворение вечных потребностей человека. Игра может принимать разные формы, но стремление играть всегда остаётся с нами. Так и Nintendo тоже остаётся с нами, начав с игральных карт. Помимо подобных «доброжелательных монополистов», многие компании-долгожители связаны с институтами власти и религии – вещами достаточно долгоживущими. Что ещё связывает большинство из них – это признание того, что они обеспечивают стабильность и благополучие широких слоёв общества.
Временной стресс номер два: политика. В условиях демократии трудно рассчитывать на сохранение своего поста в течение длительного времени. Отец рейганомики Дэвид Стокман запомнился весьма откровенным высказыванием на этот счёт:
Я не собираюсь тратить политический капитал на проблемы кого-то другого в 2010 году.
Ещё бы: со своего поста он был уволен уже в 1985 году. А фокус на неблагодарных долгих целях остаётся серьёзным вызовом для каждого политика вне зависимости от ориентации и окраски. Часто на долгом развитии концентрируются после выхода из кризиса.
Любая область политики характеризуется набором проблем, каждая из которых имеет свою неотложность и свой ритм. Быстротекущие захватывают наше внимание, а те, что медленно развиваются, предсказуемым образом игнорируются до самого последнего момента. Так все силы бросаются на преодоление последствий природных бедствий, но мало делается для противодействия изменению климата. Скандалы в больницах занимают первые страницы газет, а про устойчивость бактерий к антибиотикам можно в лучшем случае прочитать где-нибудь в «подвале». Криминальная хроника – излюбленная тема журналистов, чего не скажешь о неравенстве между поколениями. Так же теракты неизбежно заставляют быстрее биться сердца, в отличие от международных договоров. Крах на бирже – убойный материал, а глобализации посвящены аналитические статьи, которые не читает широкая публика. Искусственный интеллект – хит эпохи, но вот о хранении отходов атомной энергетики предпочитают забывать.
Некоторые исследователи называют это несоответствие между длительностью феномена и политикой «несоответствием времени». Даже если кто-то решится сделать полезное решение – где гарантия того, что его не отменит твой сменщик на посту?
Кто-то скажет, что это негативное свойство демократии. И ошибётся. При авторитарном режиме тоже есть проблемы с долгим взглядом. Действующий монарх правит в постоянном страхе дворцового переворота и часто гнобит своих потенциальных «сменщиков», ухудшая при этом перспективы своей страны в перспективе. Если же посмотреть на правление китайских коммунистов, то оно включило в себя много конъюнктурных начинаний, которые катастрофически отразились на благополучии граждан. Один Большой скачок чего стоит.
В конце главы автор привёл рейтинг межпоколенческой солидарности, который рассчитывают по долгосрочным параметрам благосостояния наподобие деградации лесов или количества учеников в классе. Так вот, Китай попал там всего лишь на 25 место. Правда, ведущие западные демократии оказались гораздо ниже. Штаты – 62 место, на пару мест ниже России. Вот тебе и «сияющий град на холме».
Авторы рейтинга указывают, что общей чертой стран с высокими показателями является политическая стабильность. Это имеет смысл: там, где правительства часто сменяют друг друга, фокус, как правило, лежит на сиюминутных проблемах.
Руководителей могут сбить с толку и внешние стрессы. Ведь они не живут в башне из слоновой кости, а вынуждены контактировать с лоббистами, военными, журналистами и прочей активной публикой. Внести ясность помогает так называемый индекс Бакстона, характеризующий средний горизонт планирования. Для типичной корпорации он редко превышает два года, а научные консультанты по проблеме изменения климата оперируют десятилетиями. Современный политик озабочен избирательным циклом и собственной карьерой и потому может иметь индекс Бакстона в районе 5-10 лет. Маловато будет. Политологи выяснили, что крупнейшей группой по интересам в политических системах США и Европы являются корпорации. Они и правят бал. Это раньше они сбивались в ассоциации, а теперь выросли настолько, что отправляют своих представителей прямо в аппарат правительства.
Ещё один фактор влияния – СМИ. Новости по природе своей скоропортящийся продукт, а внимание публики – вещь капризная. Потому-то в теленовостях доминируют в основном происшествия, светская хроника и скандалы. Хорошо идёт также эмоциональный контент, затрагивающий выражение идентичности, политику и веру. Цифровая эра только усилила эту тенденцию. Неудивителен в этом контексте подъём популизма с политиками, которые процветают в атмосфере хайпа. Их практику хорошо описал австралийский политолог Линтон Кросби. Он называет её «стратегией дохлой кошки»: брось её на обеденный стол – и все будут говорить только о ней, забыв о насущных проблемах.
А между тем нужно заботиться о будущих поколениях. У них тоже есть права. Чтобы достучаться до умов современников, нужно найти тему, которая смогла бы зажечь эмоции. Именно этим занимался в своё время Жак-Ив Кусто. Он говорил:
Забудьте о политиках – они все мыслят в краткосрочной перспективе. Но я нашёл то, что работает. Найдите тему с кампанией, имеющей эмоциональную привлекательность. Выступайте за особую политику. Соберите письма, петиции, факсы. С тысячами подписей политики присоединятся к вашему параду, нет – они попытаются возглавить его.
По словам философа Романа Кржнарика, автора вышеупомянутого индекса межпоколенческой солидарности, мы обращаемся с будущим как с незаселённой территорией. Мы присваиваем его, как когда-то присваивали себе земли колонизаторы. Но ведь это не так. Будущее должно принадлежать нашим потомкам.
Одной из любимых идей автора является «межпоколенческий цепной эффект», предложенный философами Тайлером Джоном и Уильямом Макаскиллом: пенсия политика должна устанавливаться следующим поколением политиков. Может быть, тогда смогут действовать немного дальновидней. Есть также предложения зарезервировать определённые дни в парламентском календаре для обсуждения видения будущего, к которому можно было бы привлекать организации со стороны. Также можно представить себе собрания граждан на минифорумах, посвящённых будущим поколениям. Их можно было бы назвать «советами будущего». Одним словом, в идеях недостатка нет. Есть недостаток в их признании.
Автор выпускает из вида один важный момент. А именно – очень трудно планировать на долгую перспективу. Ведь столько много неизвестных, которые могут заставить пойти прахом самый лучший план. Бизнес не от хорошей жизни планирует лишь на пару лет. Когда-то планировали на дольше, но зависимость компаний от непредсказуемых обстоятельств делает подобные долгие планы, мягко говоря, малополезными.
