Продолжаем знакомиться с книгой Ричарда Фишера.
Вторая половина книги посвящена средствам, помогающим раздвинуть наше воображение далеко в будущее. Их много: культурные практики, этические взгляды, артистические средства и так далее. Автор начинает с представления общества как партнёрства. Глубже осознать время нам поможет представление о своих предках, которые жили в далёком, казалось бы времени. Генеалогическое древо каждого из нас расширяется с удивительной скоростью по мере движения в прошлое. Если исключить повторное скрещивание, то каждый из нас мог бы иметь свыше триллиона предков, живших всего тысячу лет назад. Это простое математическое упражнение наводит на мысль, что не так давно у большинства людей мог быть как минимум один общий предок. То же касается и будущего: пройдёт ещё тысяча лет, и большинство потомков могут иметь в своём генофонде что-то и от каждого из нас. У нас общие предки и общие потомки. В этом смысле следует глубоко задуматься о своей роли в передаче эстафетной палочки, как советовал Эдмунд Бёрк. Задумывался он с чувством «восхитительного ужаса».
В ощущение долгого времени автора переместил сбор интересных камней по просьбе отца. По его словам, долгий взгляд – это не просто способность пронизать мыслью время, но и перспектива подняться над текучкой событий и окунуться в иные времена. Это даст нам в руки путеводную нить и карту для навигации. А также позволит ясно увидеть по-настоящему важное.
Развить долгий взгляд нам поможет обширный культурный опыт. Веками мы создаём долговечное наследие для передачи потомкам. Автор называет это стратегией Patek Philippe по причине того, что эта фирма культивирует образ своих часов как чего-то непреходящего, связывающего поколения воедино. Если верить их рекламе, то мы никогда, по сути, не владеем часами этой марки, а просто содержим их для следующего поколения.
Передать по наследству можно не только предмет, но и идею. Как это лучше сделать – лучше спросить у профессионалов. Зороастрийцы поддерживают свой вечный огонь вот уже полторы тысячи лет. Синтоисты в Японии перестраивают свой храм Исэ каждые два десятилетия вот уже на протяжении 1300 лет. После того, как построен новый храм, в него торжественно переносят священные реликвии. Считается, что за ними переселяются и боги. Старый храм сносят, а на его месте через двенадцать лет закладывают новый, чтобы закончить его к моменту следующего переезда. Традиция неукоснительно соблюдается, хоть новый храм и не должен быть точной копией старого.
Необычайной действенностью при передаче идей обладает ритуал. Антропологи говорят, что ритуалы помогали укрепить доверие, кооперацию и сплочённость цивилизаций, приводя их к расцвету. Можно выделить характерные черты ритуалов: синхронность действий и демонстрация, употребление пищи, огонь и курения, а также процедура очищения. Детали не имеют значения. Бывают совсем глупые ритуалы, как например процессия утки раз в сто лет в Оксфорде. Но все они демонстрируют нашу связь с предками, несмотря на различия. Важны идеи, которые при этом передаются, и поведение, которое прививается. Каждый чувствует себя частью общества в связи времён на пути к достижению чего-то более великого, чем он сам.
Ещё одной временной перспективой, которую дают нам религии – это то, что автор называет «трансцедентным взглядом на время», будь то представление о конце света или сменяющие друг друга эры в цикле непрестанного разрушения и созидания. Сегодня уже учёные задумываются, наступит ли после Большого взрыва и расширения Вселенной обратная фаза сжатия.
Многие первобытные культуры создали свой долгий взгляд, согласованный с природными циклами. Согласно поколенческому мировоззрению, прошлое, настоящее и будущее постигаются через линзу тесного родства и личной ответственности. Наиболее явно это выразилось в идее «седьмого поколения», коренящуюся в Великом законе ирокезов. Согласно этой идее, мы должны жить и работать для блага наших потомков вплоть до седьмого колена. Правда, её можно интерпретировать по-разному. Отдельные комментаторы уточняют, что идея эта может быть направлена не только в будущее, но и в прошлое.
И на Западе есть мыслители, работающие в сходной парадигме. Их называют лонгтермистами. Они призывают не только думать долговременными горизонтами, но и делать нечто большее для блага потомков. Одним из первых лонгтермистов можно назвать Дерека Парфита. Этот экстравагантный философ ел всегда одной рукой, потому что в другой держал книгу, а пил растворимый кофе с горячей водой из крана, чтобы не тратить время на кипячение. И даже носил одну и ту же одежду в любую погоду, чтобы не задумываться о том, что надеть с утра. Конечно, не за это помнят этого мыслителя. А за его идею, что мы имеем моральные обязательства не навредить не родившимся ещё людям.
Лонгтермизм коренится в альтруизме. Тоби Орд, вдохновившись идеями Парфита, публично объявил о том, что пожертвует миллион фунтов в целях борьбы с бедностью. Этого миллиона, однако, у него не было, и потому он живёт на скромные 330 фунтов в месяц, отдавая остаток на благотворительность. Так он собирается делать до конца дней своих. Вместе с Уильямом МакЭскилом организовал влиятельное общественное движение: эффективный альтруизм. Эффективные альтруисты – не простые филантропы. Они стремятся к конкретным, максимальным результатам. Для этого нужно сформировать иерархию целей, конечно. И здесь мы приходим к лонгтермизму.
Вышеупомянутыми мыслителями движет забота о грядущих поколениях. Сотнях, тысячах, миллионах поколений. Их может не быть, если человечество полностью истребит себя посредством искусственного интеллекта, рукотворной пандемии или климатической катастрофы. Орд исследовал разные сценарии, пытаясь оценить их вероятность. Он пришёл к выводу, что сегодня мы переживаем критический период. Мы – первое поколение, владеющее технологией своего собственного уничтожения, но не владеющее мудростью сделать так, чтобы этого не случилось. Поэтому эру антропоцена, начавшуюся 16 июля 1945 года (дата первого атомного испытания), он предпочитает называть «пропастью».
Однако у лонгтермистов есть проблема. Она состоит в том, что польза сегодня не имеет тот же вес, что польза завтра. При оценке инвестиций играет большую роль, когда вкладываются деньги. Ведь иначе их можно положить в банк, и они принесут доход. Поэтому потраченное (и полученное) сегодня дисконтируется по отношению к будущим суммам. Дисконтирование присутствовало уже в экономической модели Поля Самуэльсона в тридцатых годах прошлого века. Да что говорить – оно у нас в природе. Большинство согласится, что лучше получить удовольствие сегодня, чем когда-нибудь потом. Так вот, если мы вобьём процентную ставку в 3,5%, как это делает Британское Казначейство, да на сотню лет, то получим вес будущей пользы всего в три процента. Далёкое будущее практически ничего не весит в этом смысле. Орд с коллегами выступает за пересмотр этого подхода. Они указывают, что таким образом недооценивается влияние серьёзных катастроф в будущем.
Разумеется, если оставить дисконтирование в силе, то не поможет даже расчёт пользы триллионов наших потенциальных потомков. Да, триллионов! Солнцу ещё долго светить. Потому-то Орд называет наш период «пропастью»: слишком многим рискуем. Столь большие цифры побудили Хилари Гривз и Уильяма МакЭскила разработать так называемый «сильный лонгтермизм». Они считают, что для достижения максимума пользы мы должны намного больше тратить для блага далёких поколений. Конкретно это должно означать больше инвестиций в снижение риска рукотворной пандемии или обуздание искусственного интеллекта.
Стоит отметить, что не все с этим согласны. Раздаются голоса, что насущные интересы игнорировать никак нельзя. Надо хотя бы пытаться инвестировать туда, откуда пользу будем извлекать и мы, и последующие поколения. Есть и этические нюансы. Должны ли мы делать людей счастливыми или делать счастливых людей? Ещё Парфит ломал голову над этой дилеммой. Есть и те, кто подозревают, что лонгтермизм может завести нас слишком далеко, так что мы отдадим все ресурсы в угоду воображаемому будущему. А ведь у нас и сегодня достаточно проблем. Ну и, конечно, никто не знает, что случится в будущем.
Таким образом, у лонгтермизма хватает и противоречий, и сложных проблем. Тем не менее, автор считает, что имеет смысл вкладываться в предусмотрительные меры, которые снизили бы вероятность глобальной катастрофы в будущем. Однако для него долгий взгляд – это скорее отношения между поколениями, а не математика. А ведь ещё не забыть о братьях наших меньших! О них тоже нужно заботиться.
Звучит красиво, но есть и проблемы, как отмечает и автор. Первая из которых состоит в том, что мы не можем отказаться от практики дисконтирования, потому как она напрямую связана с процентной ставкой, лежащей в основе капиталистического общества. Церковь веками пыталась сдерживать человеческую жадность, но результат, увы, налицо. Далее, делая что-то на благо потомков, мы далеко не всегда можем быть уверены в том, что это действительно им поможет. Благие намерения – это далеко не всё. Мы не знаем ни точного механизма расчёта последствий наших действий, ни внешних обстоятельств, которые могут измениться буквально с сегодня на завтра. Ну а расчёт триллионов предполагаемых потомков – откровенный мухлёж в свете эволюции. Вся эта статистика, на мой взгляд, притянута за уши для того, чтобы обосновать желание «дать голос» нерождённым потомкам. Не зря некоторые называют её «математическим шантажом».
В чём действительно правы лонгтермисты – это в том, что мы не имеем права подвергать человечество риску полного уничтожения. А он есть. Потому действительно надо что-то делать. Но делать нужно сообща. Пока человечество разобщено – ничего не получится. Потому я бы сказал, что главная опасность для современного человечества – это разобщение.
Лонгтермисты – новое поколение альтруистов, которые всегда находятся в меньшинстве. Природу человека не изменишь, как показал крах попыток воспитать нового человека. Пороки остаются с нами. Да, их надо стремиться обуздать. Да, надо мечтать. Но мечта эта сродни линии горизонта, которая отойдёт от нас настолько, насколько мы продвинемся вперёд.
