Глава 2. «Мудрость, что скрыта в глазах»
Солнце здесь светит иначе — тихо, подобно звучанию мотыльков в тёплые вечера; лучи скромно блуждают по высокой, вкусно пахнущей траве, и, если вдруг сорвать её, то терпкий запах свежести станет медленно испаряться, поднимаясь к синеватому полотну неба и к плывущим неспешно белым, почти растворившимся в вышине, пушистым облакам. Так чудесно! Чудесно вообразить себя свободной птицей, что пляшет изящно и легко в этом непроглядном поле синевы. Была бы возможность, — обязательно кто-нибудь пустился бы в пляс с маленькими, но шустрыми и певчими синицами.
Запах цветов в саду — ранимый; аквилегии на своих длинных стеблях, подобно маятникам, то и дело покачиваются на ветру, следуя его резким, но совсем невредимым, более — осторожным порывам, а колокольчики бесстыже прячутся в высокой траве и, казалось бы, дотронься до них — они действительно зазвенят, и самые опрятные — ромашки. Этих цветов было вдвое больше, поэтому создавалось впечатление, словно это необъятное море, которое никогда не исчезнет. Это великолепное чувство. Чувство, которое можно назвать — «безмятежность».
Высокие лиственные деревья, кажется, разговаривают с самим небом — настолько они недосягаемы, а за непроглядными ветвями, покрытыми большими зелёными листами, нельзя разглядеть синеву неба — лишь тень, которая коснётся лица, если встать под кроной. Если дальше пройти, минуя камни под ногами, бабочек, что летают над душистыми цветами, а после выйти к извилистой тропе - можно отыскать кристально чистый ручей. Из Дома ручья почти что не слышно, но если постараться пройти к нему – станет прекрасно различим шум стекающей вниз воды по влажным камням.
Здесь, в Новом мире, где появилась Айри — иначе было всё.
— Сияющие глаза, как капля утренней росы, - голос глубокий и спокойный, и пускай Айри не до конца понимает, что её окружает, она знает точно, что здесь она в безопасности, а тёплый голос – тому неоспоримое доказательство. — Нам нужно набраться терпения и обеспечить Айри всем необходимым, чтобы она поняла, что здесь её Дом. Я вижу, как её глаза наполнены кристальным светом, который прольётся возможностями для этого века, полного беспорядка…
— У всего есть причина, - посмеиваясь, прерывает голос мелодичный, казалось, предназначенный исключительно для колыбельных. – Полагаю, тебе стоит воздержаться от критики, — взгляд, наполненный непоколебимой уверенностью, касается задумчивого лица напротив – оно выглядит так, будто бы ранее произнесённые слова вынуждают глубоко задуматься, а после, сделав не озвученные в слух выводы, коротко кивает, соглашаясь.
Айри неожиданно ловит необъяснимое ощущение для её маленького ума - нечто прохладное, но приятное касается её крохотного тела, бережно приподнимая. Этот момент позволяет ей рассмотреть своими глубокими глазами черты лица чарующего голоса ближе. Если бы подобные моменты имели свойство повторяться, Айри бы предпочла приковать к вечности чувства, возникающие благодаря нежным и заботливым касаниям.
Айри уверена: прекрасная обладательница голоса, взявшая её на руки, обязательно бы прослезилась от слов восхищения, подаренных Айри, если она, конечно, умела бы говорить - сейчас она может только наблюдать и смеяться. В этот момент её смех схож со звоном колокольчика в предрассветное утро. Взгляд, наполненный теплотой, наблюдает за тем, как слегка розовые щёчки Айри, будто бы освещённые блеском изнутри, приобретают более яркий розовый оттенок - так бывает в особенности после прогулки в морозную стужу, - и тогда взгляд наполняется трепетом, который, пожалуй, даже не скрыть за волнистыми волосами рыжих, как заходящее Солнце, волос.
У Айри глаза большие, изучающие чарующее лицо перед собой, а ещё они удивительно яркие, полные надежд о красоте места, с которым обязательно придётся познакомиться, а мир, как известно, невероятно огромен и не всегда удаётся заметить перемены, ведь изменения его можно сравнить с быстротой падающей звезды в небе.
— Время, проведённое рядом с ней, станет самым прекрасным, - Айри ощущает, как волнистые волосы касаются её щёк, а объятие становится крепче, словно боясь мгновения, в котором Айри растворится в воздухе точно так, как и появилась - под ослепительное свечение.
После этого в комнате вдруг раздаётся тишина, но вовсе не похожая на ту, что преследовала Айри там, в далёком космосе. Здесь, внутри Дома, всё иначе. Айри кажется, что Дом этот - огромен, но в нём чувствуется теплота, поддержка и потоками разливается жизнь. Картины, расположенные на стенах, рассказывают истории, ведая прошлое; греется и тлеется камин с поленом сухим, трещат внутри огни; ветер за окнами завывает, рамами хрустит и ветвями снаружи перебирает; в Доме благодать, которую хочется разделить, отдать, ибо хватит на всех — так казалось, так есть.
Если бы Дом умел говорить, то обязательно повествовал бы с важным, пропитанным до самих деревянных досок, скрипучим голосом о тех чудесах, расскажи которые другим, вероятно, отмахнулись бы, не поверив в великолепие и в тоже мгновение - чудо, которое, может быть даже, подвластно тихому и по-своему скромному месту.
Дом имеет удивительную способность скрываться от чужих глаз в чаще густой, с воздухом влажным, но если понадобится вдруг, то путь лёгким окажется: добраться до тропинки, что с осторожностью проведёт во внутрь сада, а после, не забыв постучаться три раза, ожидать хозяина, который с улыбкой мягкой отворит дверь.
Немногим известно, однако обитатели Дома - удивительные личности, о которых зачастую можно прочесть в забытых книгах о прошлом. Там, бывает, освещается множество судеб, о которых умолчать - станет одним из самых неразумных поступков, который впоследствии, возможно, напомнит о себе в самые тягостные моменты, предпринимая попытку нарушить баланс и оставшуюся капельку рассудительности. Впрочем, ничто так не тяготит, как последствия молчания и нарушенные обещания, подкреплённые когда-то скрещёнными мизинцами. В Доме никогда не встретить противоречий, а что страшнее - обмана ради собственной выгоды или, как бывает, ради злата, что реками потечёт, в том случае, когда условия договора будут соблюдены, а честь потеряна - её не воротить и не купить звоном монет.
Какие бы решения не приходили другим, для Лорана, скромного волшебника, нет необходимости допускать мысль о подобном - ему не страшны излишние рассуждения о том, что его сердца совершенно не касается. Он верен собственным убеждениям и готов сохранить верность до самого последнего момента, потому что иначе и быть не может. Потому что Лорана привлекают иные, более приземлённые вещи, которые он, по собственному любопытству, предпочитает наблюдать, а временами - становится центром внимания со стороны тех или иных лиц, с которыми приходится вести беседу. И не сказать, что Лоран поступает так из-за стремления направить на себя взгляды удивлённые, а, скорее, он находит необходимость уделить должное внимание тому, что, по его мнению, имеет большое значение и в такой момент совершенно не представляя, что его фразы вызывают в других шторм, который следует как можно скорее успокоить, ведь последствия недобрых волн могут стать настолько катастрофическими, что после себя не оставят ничего, помимо негодующего взгляда и желания Лорану возразить, доказывая, разумеется, обратное.
Мнение о том, что Лоран выдающийся - неоспоримо, но его добрая и открытая душа временами может стать настолько воодушевлённой, что приходится находить различные способы выхода из сердечного пребывания по отношению ко многим вещам, которые иногда, признаться честно, непозволительно маленькие по-своему назначению, но, как ни странно, способные завлечь внимание большого и крепкого по-своему нраву сердца. В один день, когда яблоня начинала только цвести, а прохладный воздух стучался в окна ранним утром, он по своему обычаю шагнул за порог Дома, чтобы полюбоваться изменениями в природе, наслаждаясь сладким запахом, а «по обычаю» - значит так, как выходят утром прогулочным шагом в сад, чтобы осмотреть чудотворные фруктовые яства и тогда, будучи окрылённым таким, на первый взгляд, непримечательным явлением, он произнёс: «Совсем скоро яблоню наполнят прекрасные и сладкие плоды, а Дом - наливными яблоками в плетённых корзинах и ароматом яблочного пирога, который оставляет после себя лёгкость мысли - удивительно!»
Слова Лорана звучат всегда опрятно, впрочем, это становится не удивительным, когда, познакомившись с ним поближе, понимаешь, что опрятны не только его слова, но и весь его внешний вид. Нет, он не носит старую, съеденную молью мантию и не имеет корявый посох с ветками и листьями по всей длине магического инструмента, - вовсе нет. Лоран предпочитает совершенно не примечательную, но удобную для работы одежду: она лишена всяких излишних убранств или роскошного исполнения, ведь в первую очередь его волнует удобство во время работы, остальное - второстепенно.
Лоран любит напоминать о том, что в первую очередь, как выражается он сам, важны умения в том, чтобы оказать помощь в нужный час, всё остальное – только мишура, радующая глаза: «Прошу не рассматривать меня, как утреннюю вишню после дождя: к Вашему сожалению, Вы не найдёте во мне блеска после проливного ливня, но Вы можете оценить мои качества, не беря во внимание моё скромное одеяние».
Дом Лорана спрятан от чужих глаз, потому что так правильно - лишний шум, который может отвлекать в самые неподходящие моменты, был перечёркнут раз и навсегда расположением Дома, окружённого садом, как известно, взращённого руками более нежными и уверенными в каждом движении.
Если однажды кто-нибудь превратит слова в песню, слагая удивительные сказания своим в меру неуверенным голосом, то с точностью в подобной балладе вскользь будет упомянуто имя — «Калипсо» - верной спутницы волшебника Лорана. Как сложилось впечатление, повстречать личность, на которую взглянуть единожды - весь её стан в одночасье превратится в сложную загадку, - среди других достаточно сложно, почти что невозможно, ведь посещения мест, где музыка непрерывно льётся из инструментов или же блеском разливается целебная вода, приняли отчасти недостижимый характер для Калипсо, которая отдаёт предпочтение домашнему уюту и протягивание руки Лорану в необходимый момент, чем путешествия за пределы Дома. Здесь Калипсо, среди светлых стен, запаха собственноручно выращенных цветов и треска камина, находит упоение и исцеление.
Иногда Дом посещают слухи, что она обладает прекрасными способностями, однако сама Калипсо никогда не поддерживает подобные разговоры, если внезапно приходится свидетельницей стать. В такие моменты она лишь загадочно поправляет волнистую прядь рыжих волос и, улыбаясь, отвечает: «Ваши слова, как неожиданно упавшая весть с неба, но, думаю, это просто ветер, который прекратится. Я вскоре покину вашу компанию, поэтому давайте насладимся этим чудесным чаем…»
В такие моменты она всегда улыбается. И после этой мимолётной улыбки, которая невзначай касается губ - беды, что когда-то тревожили остальных, проходят, прощаясь, подобно ливню - холодно и остро, но больше никогда не смеют возвращаться, прорываясь сквозь время непрошенным гостем.
Вскоре, как мимолётное воспоминание вылетает из головы, словно ветром задувая неуместные размышления, Калипсо ощущает тепло - сейчас совсем маленькое, но это ощущение касается её ладоней, светом проходя внутри и разливаясь нежной улыбкой на губах - кажется, Калипсо ещё никогда не чувствовала себя так, как сейчас, в этот трогающий сердце момент.
Лоран молчаливо наблюдает. Только поглаживает время от времени свою седую бороду, слегка хмурясь, будто бы изучает и стремится найти в картине перед глазами непостижимую тайну, впрочем, одной из тайн является Айри, в которой Лоран находит светлый, но в тоже время - необъяснимый исток рождения. Словно ощутив задумчивый взгляд, Калипсо приподнимает свой взгляд, в котором отражается тысяча ярких звёзд, а затем, будто мысли его прочитав, отзывается ласковых голосом, который в одно мгновение рассеивает каждое неуверенное размышление.
— Айри рождена из капли света. Это удивительное, но в тоже время - явление, которое не поддаётся лёгкому объяснению. Возможность, которая была дарована, должна быть принята нами должным образом. Время следует за временем и всё происходит в нужный час - тебе ли не знать об этом, верно? - Калипсо напоследок мягко проводит кончиками пальцев по румяным щёчкам сонной Айри, после чего отправляет в колыбель с воздушным одеялом и запахом сухих васильков.
Айри с колыбели всматривается в лица тех, кто окружает её заботой и трепетом, который невозможно передать словами, но прикосновениями - Айри теперь уверена, - возможно. Айри, зевнув совсем не скромно, взглянула своим глубоким взглядом на Лорана: его глаза блестят не только от Солнца, его глаза — и являются тем Солнцем, потому что они сейчас так ярко и искренне переливаются, когда смотрят на неё. Сейчас Айри кажется, что даже Солнце не умеет так.
Мелодичный, убаюкивающий голос - последнее, что помнит Айри перед тем, как окунуться в тёмный сон о космосе, который она покинула навсегда и не вернётся назад никогда, потому что настоящий Дом теперь, без сомнений, — здесь
