Глава 39+
Отец (2/2)
- Растяпа! Ну ты где весь день ходишь?
Сероглазый мальчуган редко шалил и бегал, он предпочитал проводить часы за наблюдением за происходящим вокруг, за что он получил от соседей клеймо «странный». С другой стороны, он не боялся темноты и крайне редко шалил, частично из-за сурового нрава отца, частично – все из-за того же флегматичного темперамента. Владимир был полной противоположностью своего сына – активный, импульсивный и нередко агрессивный, но только если это не касалось вышестоящих.
Ребенок поднял голову и некоторое время внимательно смотрел на отца. Он колебался, не зная как отец воспримет новость. Быть битым ему было не охота.
- Дмитрий Иванович меня позвал к нему в поместье. Учиться на доктора.
Дмитрий Иванович Губернский был помещиком владевшим окрестными землями. С его легкой руки местные деревеньки начали как то развиваться и расширяться.
- Брешешь, собака… - в неверии и радости пробормотал Владимир, отлично зная что его сын никогда не врет. – Маша! Подь сюды! Бросай свои пяльца, иди сюда, наш сын то кажись, толковым будет!
Глубоко беременная Мария с трудом вышла из избы.
- Лешка что ли? А на кой он барину сдался?
- Да ничего с ним не станется. Может шутом станет – какой ляд разница? Зато нам то он небось отвалит от своих богатств пару цервонцев то, а то и поболе!
- А что люди скажут?!
- Да что тебе эти люди? Вот выйду я на улицу в новом зипуне и сапогах с красными кисточками, ну кто мне что поперек скажет? Пусть завидуют молча.
- Там Сема плачет. – вздохнул мальчик. – Я пойду, пеленки ему поменяю.
Будучи старшим, Леша с малолетства занимался частью домашних дел, которые включали в себя и уход за годовалым младшим братом. В отличие от большинства детей, Леша никак не выказывал недовольства этой возней. Собственно, наблюдения за тем как маленький Семен превращается из беспорядочно орущего куска мяса в сознательное существо его отдельно завораживало. Когда к ним приходил Игорь Васильевич, местный доктор, Леша позаимствовал его зеркало чтобы показать Семену его отражение и понаблюдать за реакцией, которая была каждый раз все более и более осмысленной.
- Сема, иду.
Услышав знакомый голос карапуз успокоился. Умелыми движениями Леша перепеленал и вымыл младшего брата, после чего начал варить молочную кашку под довольное гуление. Одной рукой играя с Семой, Леша умудрялся готовить и одновременно убираться в комнате в пределах досягаемости руки. Мать все равно не способна ухаживать за домом пока беременна, а грязь Игорь Васильевич называл рассадником болезней. С тех пор как от пневмонии умер Антон, Леша делал все от него зависящее чтобы его второго младшего брата не постигла та же самая судьба. Леша толком и не помнил Антона, но в памяти сохранилась сцена как ныла мать когда маленький гробик выносили из избы. Иногда они ходили на кладбище, где Мария клала пару дешевых леденцов на маленький холмик с деревянным столбиком.
- Идет коза рогатая, за малыми ребятами…
Леша полуулыбнулся глядя на то как Сема весело хохочет над «козой».
---
На протяжении следующих шести лет Лешка, уже ставший для соседей Алексеем Владимировичем, еженедельно приходил домой на выходные. Дмитрий готовил будущего «дохтура» на замену Игоря Васильевича. Владимир гордился тем как удачно у него попал сын – теперь к нему ходили на поклон окрестные жители, прося послать сынишку посмотреть на их болячки. Леша никогда не отказывался выполнять отцовские приказы, однако старался как можно больше времени проводить с подрастающим братиком. Семен и младшая Алена, с нетерпением ждали каждого прихода старшего брата, который приносил с собой сладости и обновку.
А потом… потом умер Игорь Васильевич, а Леша, вместо того чтобы с радостью принять пост доктора, убил хозяина и его семью. Убил, зная, что просто так его не отпустят, избавился от того, кто считал себя его хозяином, чтобы не чувствовать себя чужим имуществом, цепным псом привязанным к будке. Много шуму тогда было, приехал брат Дмитрия Ивановича – Никанор Иванович, молодой, горячий, военный. Он по-своему провел расследование, рассудив, что беглец всяко должен иметь связь с семьей. Результатов он никаких не добился, так что по итогу довольствовался тем что принял имение старшего брата и стал раза в три богаче. Он провел великолепные пять лет наслаждаясь властью и богатством.
---
Стоны и плач. С трудом разлепляя веки, мужчина шевельнулся и глухо захрипел. Он полулежал-полусидел в жидкой грязи, застрявший среди слабо ворочающихся тел. Голова кружилась, тошнота подступала к горлу ядовитым комком. Если бы не острый химический запах, рвавший обоняние как ржавый мясницкий крюк, он был впал обратно в забытье.
- Вот и последний проснулся.
Среди какофонии плача этот голос звучал неестественно спокойно. Мужчина мутным взором попытался оглядеться по сторонам. Не сразу, но до него все же дошло что он находится на дне узкой, тесной ямы, и он тут не один. Рядом с ним находились его жена, сын и дочь. На земле лежал резко пахнущий аммиаком платок.
- Что за херня… Соня, Женя, Камила, не плачьте. Все будет хорошо… где мы?
- У речки.
Все та же тихая, безэмоциональная речь. Мужчина посмотрел наверх. Яма оказалась совсем неглубокой – максимум на полвершка выше макушки. Вылезти отсюда не составит труда. Дернув ногой, он вдруг осознал, что на его ноге закреплено металлическое кольцо соединенное с цепью уходящей под землю. Подняв глаза выше, он увидел говорящего – высокого, стройного подростка, чьи черты лица показались ему смутно знакомыми.
- Теперь, когда все проснулись, мы начнем. – спокойно сказал подросток. Наклонившись, он поднял с земли лопату и сделав пару шагов, начал неторопливо копать. – Можете выкинуть тряпочку с нашатырем, она уже не нужна.
- Кто ты… что ты делаешь?
Голос мужчины с трудом повиновался ему.
- Закрываю гештальт. – отозвался неизвестный. – Ты помнишь Алексея Старинова?
Парень не прерывал свой неспешный труд.
- Что такое гештальт, больная ты тварь?! – вскипел помещик. – Какого хера ты от ме…
Он вспомнил. Память о случившемся прокатилась по его телу ледяной волной, от пяток до макушки. Даже в полутьме ямы было видно как он побледнел.
- А, кажется, ты понял о чем я говорю. Не поделишься догадками со своей семьей?
Подросток даже не смотрел в яму, он был сосредоточен на копании.
- Ты же убийца моего брата. Ублюдок, мразь, сука…
- Убийца. – кивнул парень. – И немного свидетель. Ты же помнишь как ты искал меня? В тот день они ведь действительно не знали где я. Я пришел только на следующие сутки, и тогда то узнал все…
***
В тот злополучный день Никанор приехал в деревню со своими сослуживцами. Взяв деревню в кольцо, молодой солдат, теперь еще и помещик, решил добиться своего во что бы то ни стало. Допрос родных проводили по законам военного времени. Отца Алексея, его мать и малолетних брата и сестру выволокли на улицу. Их прилюдно высекли, мать и сестру изнасиловали поочередно полдюжины солдат, над отцом и братишкой измывались как над осужденными преступниками. А затем, когда Никанор понял, что они действительно не знают где находится Алексей, он решил продемонстрировать насколько неотвратимо наказание за преступления совершенные против Губернских. Он предложил Владимиру на выбор – либо самому положить голову на плаху вместо своего сына, либо доказать свою преданность Губернским убив собственного ребенка.
- Ты понимаешь всю милость мою? – вопрошал Никанор, глядя на распластанного перед ним, покрытого кровоподтеками мужчину. – Твой ублюдок у меня брата и всю семью забрал, а я взамен только одну жизнь требую.
Выбор Владимира был прост и логичен. Чего он не ожидал, так это того, что и он сам, и жена и малолетняя Аленка отправятся вслед за Семеном. Только их не утопили – заперли в избе и подожгли. Семья за семью.
***
- Ты заставил его утопить Семена. – произнес Алексей. – Запихнуть в мешок, завязать и столкнуть в речку. Как котенка.
Он отбросил последнюю лопату земли. В яме зажурчала вода.
- Сема боялся плавать. Он только со мной рисковал в воду заходить.
В его голосе не было ни слез, ни боли. Все чувства Алексея умерли в тот день, когда он доставал из воды мешок в котором свернулся клубочком его братик. Он не плакал когда ночью рыл яму рядом с могилой Антона, он сдерживал слезы когда закапывал могилу. Лишь когда он понял что ему нечего положить на холмик, в карманах не было ни конфеты, ни даже куска хлеба, лишь в этот момент он завыл от душевной боли, упал на землю и беззвучно корчился, царапая ногтями лицо. С тех пор его душа было так же бесчувственна как и темные воды реки, поглотившей Семена. Родителей и сестренку похоронили сами крестьяне.
- Если бы я был там, в тот день, я бы сам вышел. Я тогда неделю провел в постели, у меня пневмония началась после забега по морозу. Учитель привел чародея-целителя, тот меня поставил на ноги и я сразу рванул домой. Но было уже поздно.
Вода потихоньку наполняла яму. Дети ревели от страха, пытались выползти из ямы, однако их лодыжки надежно удерживались цепью. Ломая ногти, они бессильно корябали податливую глину, но выбраться было невозможно.
- Ваши цепи уходят на пару метров вниз и закреплены к тяжелой чушке – там пуд будет, не меньше.
Алексей стоял и смотрел. Закрывал гештальт. Мольбы, крики, обещания, все проходило мимо него. Он слышал их, воспринимал, но не обращал внимания на сказанное. Первой захлебнулась маленькая Соня. Все цепи были одинаковой длины, так что дети должны были погибнуть первыми, в течение часа. Никанор до последнего пытался поднять дочь хоть немного над уровнем воды, но безрезультатно. Когда ее рот и нос полностью скрылись под водой, он чувствовал последние конвульсии девочки. Рядом ревел от страха Женя. Никанор и его жена в ужасе пытались откопать цепи, но все тщетно – еще через полчаса мальчик содрогался в посмертной агонии. Сорока минутами позже Никанор собственноручно сломал шею жене, чтобы избавить ее от мучительной, долгой смерти.
В этот момент, вода перестала журчать. Пристально глядя на помещика, Алексей закопал неглубокую канавку, соединяющуюю реку с ямой.
- И что теперь?
На грани полного безумия, Никанор, как загнанная в угол крыса, смотрел снизу вверх на Алексея.
- Знаешь… я бы понял если бы ты убил только моего отца. Вроде как убить родителя убийцы. Владимир Сергеевич никогда не был особенно близок со мной. Я для него был скорее предметом торга в разговорах с соседями. По той же причине, я бы понял если бы ты добавил к отцу – мать. Мария была серой, забитой мужем женщиной, по-своему несчастной. Вряд ли она считала меня своим сыном, скорее странным шансом на сытую старость. Их судьбы были предрешены, я понимал это. Но… ты ведь пошел дальше. Ты сжег Аленку, которая не то что совершить ничего в жизни не успела, она и жизни не видела, ей пять лет было от роду.
Алексей умолк, собираясь с мыслями. Было видно как в холодной душе человека шевелятся старые чувства, которые он некогда спрятал так далеко и глубоко, чтобы больше никогда не сталкиваться с ними.
- Ограничься ты пусть даже ими тремя, и сегодня ты бы просто не проснулся, и твоя семья нашла бы твое тело. Но тебе ведь этого не хватило. Ты поднял руку на Семена.
Голос Алексея задрожал, на него нахлынули старые воспоминания. Он заново переживал тот день. Его лицо исказила гримаса боли.
- Ты убил моего брата. Ему семь лет всего было. Семь. Я его растил сызмальства. Пеленки менял, по ночам укачивал, кормил, воспитывал. Ты знаешь как он на меня смотрел? Ты наверное видел… на тебя сын также смотрел. Я бы все отдал…
Алексей прикусил губу.
- Помню как я учил его плавать. Цеплялся за меня, ныл, стучал посиневшими губами. А потом я ему сказал что не дам его в обиду. И он поверил. Он боялся, но верил, это было так… он смотрел на меня, дрожал, но пытался плавать сам, барахтаться у берега. Он верил мне. Знаешь сколько людей в меня вообще когда-либо верили? ОН БЫЛ ТАКОЙ ОДИН! ОН БЫЛ МНЕ КАК СЫН! А ТЫ ОТНЯЛ ЕГО У МЕНЯ!
Сорвавшись на крик, Алексей встал и заходил вокруг ямы.
- Ты даже не дал ему быстрой смерти. Заставил мучиться семилетку. Сегодня, ты увидел как именно он мучался.
Никанор опустил глаза вниз, туда, где из под толщи воды на него смотрели незрячие глаза его детей. Их рты были раскрыты в замершем крике.
- Я хотел бы задать тебе всего один вопрос.
Алексей присел на корточки рядом с ямой.
- Зачем ты приказал убить моего брата? – немигающим взглядом он смотрел в глаза мужчины. – Дело ведь было вовсе не в символической расплате за смерть Дмитрия.
- Власть. Она меня опьянила.
Никанор услышал свой голос словно издалека.
- Я младший сын, я ничего в наследство не получил. Для меня одна дорога была – в армию. Я тогда был сержантом в армии, но всегда хотел большего. А тут… крестьяне, делай с ними что хочешь. Вот я и зарвался, голову вскружило. Я только через пару дней понял что наделал. Крестьяне к тому времени уже похоронили семью, оставался только тот мальчонка. Приказал найти его тело и похоронить, но его так и не нашли.
- Я сам его похоронил. – ответил Алексей. – И… и знаешь, Никанор, тебе не придется рыть могилу для своих детей. В чем то, тебе может быть даже легче чем мне.
Несколькими ударами лопаты он откупорил канавку и в яму вновь полилась вода…
В ту ночь рядом с могилами Стариновых появился еще один холмик, на котором было написано «Старинов Алексей Владимирович». На могилы детей кто то положил конфеты.
***
Зима никогда не обделяла сибирские города своим вниманием. Каждый год, исправно с середины осени и до середины весны, городок на Афонтовой горе заметал снег. Улицы укрывало толстым белым одеялом и на ежедневную неравную борьбу с силами стихии выходили сотни дворников. Снег ненадолго сгребали с проезжих частей, но лишь для того чтобы на следующий день снег выпадал вновь. Во дворе шикарного особняка, пожалуй, самого дорогого в городе, со снегом боролся тощий восьмилетка. Неумело орудуя совковой лопатой, он с грехом пополам очищал дорожку от входной двери до калитки. С крыльца им любовался высокий, крепко сложенный мужчина.
- Леша, молодец! Так держать! Я уже почти закончил завтрак. Скоро приду.
Ярко-синие глаза ребенка задорно блеснули, он принялся раскидывать снег быстрее. Одежда мальчика неярко засветилась. Призрачный слуга, похожий на полупрозрачного ангела с парой крыльев, вылетел из одежды и преклонил колено перед ребенком.
- Вы собьете дыхание, хозяин. – подсказал Одиус. – Вы потеете и вам некомфортно. Скажите лишь слово и я расчищу дорогу от снега.
- Отстань, я сам!
Лешенька пыхтел, кряхтел, но старался, сам. Так его учил отец – нельзя полагаться только на магию, деньги, происхождение. Мужчина – это характер, а не набор органов.
- Может поможешь ему? – тихо спросила мать Леши, стоящая в дверях. Она была человеком, а не магом, и решительно не понимала почему Денис сам не расчистил дорожку, в конце концов, для него это было вопросом одного жеста. – Ну или пусть магией этой вашей наколдует.
- Если бы ему была нужна помощь, он бы мне об этом сказал. – рассудительно ответил Денис, наблюдая за сыном.
---
Все началось когда перед завтраком Леша спросил отца почему тот сам завязывает себе шнурки, а не прикажет Ашкаэлю.
- Потому что я должен уметь обслуживать себя сам, сынок. Иначе какой из меня глава семьи?
Денис наклонил голову и попрыгал на одной ноге, вытряхивая капли воды попавшие туда во время утреннего душа.
- Но у тебя же есть Ашкаэль.
- А представь, что у меня вдруг раз, и Ашкаэль обиделся и ушел. Я же его тогда даже догнать не смогу – обувь то надевать не умею.
Леша задумался.
- А у меня Одиус всегда будет?
- Не факт. – пожал плечами отец. – Пока я жив, Одиус от тебя никуда не денется. Да и потом вряд ли, разве что то прямо совсем необычное произойдет. Но тут как, если тебе зубы чистит Одиус, голову моет Одиус, шнурки завязывает Одиус – ты кто тогда?
- Я? Леша.
- Это мне ни о чем не говорит. Это вообще никому ни о чем не говорит.
- Я твой сын. – неуверенно продолжил ребенок.
- Ты мой сын, это да. Но в первую очередь, ты должен быть личностью. В идеале – самостоятельной, чтобы не зависеть от кого-то всю жизнь.
- Кому должен? – хитро спросил Леша. Этому вопросу его тоже научил отец. «Если тебе говорят что ты должен или мужчина должен, то, прежде всего, задайся вопросом – «Кому и почему ты что то должен?»»
- В первую очередь – самому себе.
- А зачем?
- Зачем быть личностью? – уточнил Денис.
- Ага.
Отец присел рядом с сыном на корточки, чтобы их лица находились на одном уровне.
- Потому что я хочу чтобы ты был счастлив. А счастливыми, по-настоящему счастливыми, могут быть только личности. Трудится, обслуживать себя, это все необязательно делать, но обязательно уметь. Сынок, я мог бы тебя обеспечить до конца твоей жизни. Просто дать тебе деньги и живи. Но тогда, через шестьдесят или семьдесят лет ты проснешься утром и поймешь, что в своей жизни ты ни разу не был счастлив. Да, были эмоции, опьянение, кайф… но настоящего счастья ты не испытаешь. И вот в этом буду виноват я.
Глядя в глаза сына, Денис видел, что сын не понял всего сказанного, но основную идею уловил.
- Леха, помнишь я тебе стихотворение читал? Про Сокола и Ужа.
- Сижу за решеткой в темнице сырой?
- Нет. Безумству храбрых поем мы песню.
Леша помнил ее, хотя и смутно. Когда папа был не в командировках, он каждую ночь, перед сном, читал сыну стихотворение или же рассказывал коротенькую сказку. Папа умел хорошо рассказывать, с эмоциями, с душой. Бурное воображение ребенка рисовало ему живые картины. Леша представлял себе эти пейзажи, героев, события проносились перед его глазами.
- Помню. Немного.
- Найди ее в библиотеке, почитай. И подумай что тебе нравится больше – быть Ужом или быть Соколом. И поторопись, завтрак уже скоро.
Леша побежал в библиотеку. Через десять минут он пришел к отцу, неспешно потягивающему горячий чай с лимоном.
- Пап.
- Да, сына?
- Я прочитал.
Мужчина повернулся к сыну и не без интереса рассмотрел ребенка. Тот выглядел серьезным, и немного задумчивым.
- И что же?
- Папа, а ты Сокол?
- Я? Ну давай подумаем вместе. Я славно пожил? Думаю, что да. Знаю ли я счастье?
Он посмотрел на жену, стоящую в дверях, затем перевел взгляд на сына.
- Да, я знаю счастье. И я храбро бился за свое счастье. И небо… я видел его и не раз. Хвала Создателю.
- Я тоже хочу быть Соколом.
Мальчик вряд ли полностью понимал что именно такое – быть Соколом, но вот жить всю жизнь в расщелине он точно не хотел. Соколы вроде живут хорошо.
Денис пожал плечами.
- Хочешь – это хорошо. Но что ты сделал чтобы жить как Сокол?
- А что нужно делать?
- Попробуй подумать – что делают самостоятельные люди?
- Денис. – вмешалась мать. – Ну хватит грузить, он же ребенок, ну какой самостоятельный человек, ему семь лет еще!
- Не еще, а уже. И не ребенок, а человек. То что ему семь лет, не означает что он недееспособный. Или ты хочешь как в анекдоте? «Мама прожила свою жизнь, проживет и твою?».
- Но не с утра же, перед завтраком рассказывать ему про жизнь и все такое?
- Любимая, если бы у нас была девочка, ее воспитанием в основном занималась ты. Но у нас сын, так что…
Прочитав многозначительный взгляд мужа на дверь, она со вздохом ретировалась.
- Ну так что, жеребенок? Придумал что делают самостоятельные люди?
- Ты по утрам чистишь дорожку до калитки от снега. – Леша вопросительно смотрел на отца.
- Да, к примеру это. Как позавтракаем – ты мне поможешь. Немного.
- Я сам смогу. Как ты.
- Сам ты не сможешь. – мягко возразил Денис, взъерошив светлые волосы сына. – Но вместе мы управимся. После завтрака.
За завтраком Леша смел свою кашу и выпил какао за пару минут, после чего соскочил со стула и побежал было из столовой, когда его остановил отец.
- Герой, ты куда это?
- Я сам все уберу, и когда ты придешь – все будет готово уже. Я сам.
- Денис, он же надорвется! – не выдержала мать. – Леша, ты никуда не пойдешь, никакой чистки снега!
- Мааам…
- Любимая. – вмешался Денис. – Еще раз напоминаю. У нас сын растет, и он в свои семь лет вызвался помочь своему старому отцу с домашним хозяйством. Будь добра, не мешай мальчику становиться мужчиной. А что касается тебя, богатырь… Одиус!
За спиной мальчика проявился дух-слуга.
- Вес лопаты в руках Леши, должен быть, скажем… - Денис посмотрел на сына. – Двести грамм, не больше. Ну и следи чтобы он не перетрудился.
- Будет сделано. – отозвался Одиус.
---
Чемпион Небесного Хора, Мамонт, Живой Узел, победитель Абаддона Разрушителя, у Дениса было много прозвищ и титулов. Однако одним из величайших своих достижений он считал свой подход к воспитанию сына. Сейчас, глядя на то как ребенок старается сделать что-то самостоятельно, он с удовлетворением понимал, что предыдущие семь лет он что-то делал правильно.
***
Тьма. Абсолютная, непроглядная тьма, плотная как вода. Она обволакивает тело и утягивает куда-то на дно. Туда, где спят те кто не должен просыпаться, где нет понятия свет и тепло.
Хнык.
Страх, мокрый, холодный. Он разлился по телу мерзкой, густой жижей, залил глаза и уши, пропитал душу и заполнил сердце.
Ребенок проснулся в холодном поту. Вокруг была все та же тьма, полная монстров. Каждую ночь, когда солнце уходило за горизонт, из щелей выступали тени, в тенях жили чудовища. Они ждали его, они хотели его сожрать. Стоит ему сделать шаг в сторону от спасительного света, они были готовы накинуться на него и утащить за собой. Поэтому ребенок боялся темноты, и перед тем как всем ложиться спать, мать оставляла для него тлеющую лучину, тусклый свет которой слегка рассеивал мрак избы. Это происходило каждый вечер. Но не сегодня. Отец запретил оставлять этот огонек, «чтобы не было пожара» и теперь трехлетка дрожал в своей кровати, плача тихо, чтобы монстры не услышали. Он их не видел, но знал, что они уже не прячутся в тенях, они ходят вокруг него, рассматривают его своим желтыми глазами и облизываются. Так он боялся до тех пор пока не уснул. И вот он вновь проснулся. Чудовища… они были так близко. Нельзя высовывать руку из под одеяла, нельзя дышать слишком глубоко – чудовища, они тут, они рядом, они ищут. Нет света, нет солнца чтобы их отогнать. Он один, совсем один!
Скрипнула половица. Нервы превратились в тугой комок ужаса. Свет, нужен свет, огонь!
Тьму избы неярко осветил крохотный огонек. Это начала тлеть и дымиться щепка для растопки. Совсем немного, но для ребенка это было оно – солнце. Оно отогнало чудища. Закрыв глаза, маленький Артёмка заснул. Когда он открыл глаза, вокруг него суетились люди, кричали. Он был не дома, он был на улице, перед горящей избой.
- Олег младшего вытащил и обратно побежал, за остальными, да так и не вышел!
- Да что же делать теперь, да делайте что-либо, тушите!
Артём забыл о том что случилось в тот день. О том как из сгоревшей дотла избы одно за другим вытаскивали тела его семьи. Как местная юродивая Глашка, у которой в тридцать с лишним лет разум был как у пятилетнего ребенка, указала на него и закричала что это он всех убил. Его память стерла все воспоминания об этом периоде его жизни, когда его буквально выкинули за пределы деревни. Аватар ребенка закрылся от внешнего мира, подсознательно оградив хозяина от возможных проблем инициированных неуправляемым даром. В будущем, Артёму придется преодолевать этот неосознанный блок.
---
- Ты чего тут делаешь один?
Старик присел рядом с ребенком, сидящим в одиночестве на краю дороги. Рядом с мальчиком лежала разбитая кружка воды и небольшой кусочек хлеба. Ребенок беззвучно содрогался от рыданий. Слез уже не было, оставалось только горе. Он не знал что он тут делал один и почему рядом нет никого, ни мамы, ни папы, ни братьев, ни сестры.
- Надо же… ты, небось, из Савеловки? А где твои родители?
Не получив ответа, старик достал из драной котомки небольшой кусочек сахара, который он сумел раздобыть еще неделю назад и с тех пор берег для праздника.
- На вот, погрызи. Тебе полегче станет. И давай отойдем вон под те деревья, чтобы тебе голову не напекло. Подождешь меня там, а я схожу в Савеловку, узнаю что случилось.
Вернувшись через час, бродяга задумчиво смотрел на ребенка.
- Глашка вроде как и не ошибалась раньше. Ну… да и бросить тебя тут не могу, чай не зверь я. Тебя как зовут то?
- Артём.
- Ну что же, Артём. Знаешь кто я?
Мальчик покачал головой.
- Я тебе… дедушка. Меня Василием зовут. Василий Никитич. Папой тебе я стать не смогу, но дедушка ведь может сделать все то же самое?
Артём до того момента ничего не знал о своих дедушках. Оба его деда умерли от пневмонии еще до его рождения. Савеловка была знаменита своим месторождением яшмы и цехами по ее обработке. То что давало ее жителям стабильный доход было их же величайшим проклятьем, поскольку мастеровые не жили долго – тончайшая каменная пыль скапливалась в легких, со временем приводя к легочным заболеваниям.
- А где папа?
- Папа? Папа уехал. Далеко. Но попросил чтобы я о тебе позаботился. Веришь?
Артёмка кивнул.
- Тогда давай ручку, идем.
Мальчик встал и доверчиво протянул руку.
- Куда?
- Подальше отсюда. Туда… давай я тебе по дороге расскажу.
Артём пошел с дедушкой туда, где люди были не злыми, где страха не было потому что в небе всегда светило солнышко и улыбалось всем кто его видел. А монстров туда не пускали, по крайней мере, так утверждал дедушка. Они шли в те земли еще пять или шесть лет, посещая по дороге самые разные города и поселки, но так и не достигли той земли. Василий стал слишком стар для кочевой жизни и как то раз, когда он уже не мог нормально передвигаться, их подобрали зажиточные крестьяне. Для матери семейства Дубининых это было актом милосердия, она была доброй женщиной и посочувствовала старику и ребенка. Так Артём и его названый дедушка оказались в маленькой деревушке, где им выделили старый сарай для жизни. Артём к тому времени уже не помнил ничего о ночи страха, но образ солнца и того как оно нужно людям, накрепко укоренился в его разуме. Солнце дарит надежду и прогоняет беды. И если людям не хватает света, то кто-то должен им его принести.
Василий заменил Артёму отца, он его выкормил, воспитал и подарил цель в жизни. Он ушел из жизни когда Артёму было двенадцать. В свои последние минуты бродяга попросил Артёма подойти поближе. Бледный как мел ребенок подошел к названному деду.
- Ты хороший мальчик, Артём. У тебя доброе сердце и ты любишь людей. Ты всего добьешься, только не повторяй моих ошибок. Артём, не забывай себя, не забывай о своем будущем. Будь твердым, Артёмушка, я горжусь тобой. Я всегда буду тобой гордиться, сынок.
Рука старика дрогнула и обмякла. Артём остался один.
