— Вымою сейчас, — бункнула девочка себе под нос и добавила чуть тише, чтобы мать не расслышала: — Тоже мне трагедия!
Пока мать в неведении ухаживала за чужой старухой, дочь усиленно следила за Ликой в социальных сетях. Для этого девочка создала анонимные профили и напросилась к разлучнице в друзья, чтобы увидеть, что она постит на своих закрытых страницах. К огорчению Лизы, компромата на неё не нашлось, но выяснилось родство с Тамарой Петровной, тщательно скрываемое. План возник моментально: отомстить Морковке за то, что отец похаживает к Лике.
Подростки зачастую делают глупости, ведь не обладают житейским опытом, терпением и не умеют бесконфликтно решать свои проблемы. К делу был подключен одноклассник Женька, тайно влюбленный в Лизу, и план мести начал воплощаться в жизнь. Первое, что сделала Лиза — записала крик и ругань Морковки на уроке. Тамара Петровна, не стесняясь, костерила учеников почём зря, используя совсем не литературные слова. Дальше — больше: запись, анонимно загруженная в сеть, разлетелась в мгновение ока, словно её там только и ждали. Растиражированная по всем каналам и блогам, она вызвала массовые дискуссии среди людей. Одни с пеной у рта утверждали, что современные дети вполне достойны подобного ора, потому что совершенно перестали учиться и слушаться взрослых; другие требовали гнать училку из школы поганой метлой.
Тамаре Петровне пришлось нелегко. Многочисленные объяснительные надолго отвлекли её от устройства судьбы Лики, ведь нужно было спасать собственную шкуру, особенно после того, как выяснилось, что она берёт деньги за дополнительные занятия, которые проводит после уроков прямо в школе, и лишь острая нехватка кадров позволила ей удержаться на своём месте.
Не секрет, что ситуация с педагогами ухудшается с каждым годом. Молодые специалисты, напуганные предложенной зарплатой, несоизмеримой с нагрузкой, в школы не спешат. Измотанные пенсионеры, работающие на износ, бегут из школ, как только появляется возможность. Да и переезжать в село никто особо не спешит. Как правило, до города далеко, а это значит — и до больниц тоже, а тут ещё повсеместно отменили коммунальные выплаты, позволявшие раньше не платить за газ, электричество или купить дрова, уголь, и остались педагоги на голой зарплате, сущих копейках в условиях реального времени. Да и сама школа очень изменилась. Престиж профессии сильно упал, свою лепту внесли и журналисты, раздувающие из каждой истории сенсацию, да и государство расстаралось, отнеся учительство к категории услуг. А тут, как всем известно, кто платит, тот и танцует музыку.
Нет, в большинстве случаев дети остались детьми, добрыми, любознательными, а вот некоторые родители, изучив все пункты в статье о своих правах, ногой открывают двери в школьные кабинеты, зубатясь с педагогами, пишут жалобы по малейшему поводу во все инстанции, забывая, что следом за их правами идут и обязанности. Вот и сегодня урок Надежды Григорьевны прервал стук в дверь.
— Надежда Григорьевна, вас директор приглашает, — сказала ей секретарша Леночка, в прошлом году окончившая школу.
— У меня же урок! — возмутилась педагог.
— Это срочно, — Лена помахала рукой, показывая ту самую срочность и предложила: — Я послежу за детьми.
Надя обречённо вздохнула. Срывать учителя с урока стало привычным делом: то срочный звонок, то немедленный отчёт, то родитель в школу явился, вот как сегодня, например.
В кабинете директора сидела местная звезда — Лидия Гавриловна, директор клуба, считающая себя актрисой, певицей, сценаристом, режиссёром в одном флаконе. Будучи женой местного руководителя крестьянского хозяйства, она искренне верила в свой талант и всячески подчёркивала свою звёздность — постила в социальных сетях фото с выступлений и видео с концертов. В семье имелось дитятко, рождённое матерью в позднем возрасте, великовозрастный детина Егор, неоценённый, по мнению родителей, учителями. Егор с трудом закончил девять классов и должен был в дальнейшем получать какую-нибудь рабочую профессию, но отец с матерью решили иначе, и парня зачислили в десятый профильный класс, где количество часов на предметы естественно-научного профиля было увеличено. Класс ориентировался на такие сферы деятельности, как медицина и биотехнологии, а Лидия Гавриловна спала и видела сына врачом. Вот только Егорушке было не до учёбы, и все ночи он проводил в сетевой игре, приходя в школу отсыпаться.
— Вот, Надежда Григорьевна, — сказала директриса Светлана Павловна, жестом показывая ей, где можно сесть. — Жалоба на вас поступила от Лидии Гавриловны, на качество домашних заданий. Тех, что вы даёте детям!
— Не поняла, о каком качестве идёт речь? — удивилась Надежда Григорьевна. — Обычные задачи, формулы, ничего особенного.
— Ну вот, например, вчера у вас был урок, и Егор получил два за домашнее задание. Можете объяснить его маме, за что?
— Тут просто всё: он его не сделал, поэтому и получил два, — спокойно ответила Надежда Григорьевна.
— Но позвольте! — возмутилась посетительница. — Почему Егор должен выполнять какое-то дурацкое задание по физике? Может, нам ещё на ОБЖ его делать? Мой сын будущий врач, физика нам совершенно не понадобится, как и другие предметы, так зачем на них тратить своё время?
— А вы на работе все свои трудовые функции выполняете или нет? — директор школы еле сдерживалась, зная скандальный характер Лидии Гавриловны. — Думаю, что да! Для Егора учёба сейчас — это его работа. Так почему он должен выполнять её через раз?
— Ну, знаете ли, я, работая в Доме культуры, несу людям радость, а ваша задача научить сына учиться, и если он этого не умеет, то грош цена вашей работе! И потом, что это за задание — приготовить сообщение? Как будто из прошлого века. А если у человека нет Интернета, то где он должен его взять?
— В библиотеке, например, — подсказала Надежда Григорьевна. — У нас там много энциклопедий, справочников, вполне возможно выписать нужное и приготовить небольшое сообщение на две минуты.
— В смысле — выписать? Руками? — мать Егора вытащила из сумочки платочек и начала обмахивать разгорячённое спором лицо. По кабинету поплыл тяжёлый, душный запах её парфюма.
— Да, взять ручку и листок и выписать требуемое, — Надежда оставалась спокойной, чувствуя свою правоту. — Так мы учим детей находить информацию в разных источниках и умению выделять главное. Ничего сложного в этом нет, даже пятиклашка с этим справится, — сказала она, умолчав, что Егору и такие действия сложны.
Парень совершенно не хотел учиться. На уроки он являлся в лучшем случае с листочком и ручкой, садился за последнюю парту и просто спал на уроке, игнорируя учителя. Зная его родителей, которые уже не раз писали жалобы на школу, педагоги с Егором периодически разговаривали, убеждали, требовали, но воз так и оставался там.
— Ну знаете! Я этого так не оставлю! Везде новые технологии 3Д принтеры, шлемы виртуальной реальности, и только в нашей школе всё по старинке — листочек и ручка!
— Если бы вы, Лидия Гавриловна, чуточку больше уделяли времени своему сыну, то знали бы, что в нашей школе всё это имеется, только Егору это неинтересно, он предпочитает на уроках спать. Представляете? Просто спит! Интересно, чем он ночью занимается? — не выдержала Надежда Григорьевна.
— Тебе бы, Надька, лучше за мужем своим последить, чтобы он не шлялся по чужим бабам, а с сыном уж я как-нибудь сама разберусь! — всё воспитание слезло с посетительницы, как кожура с переспелого банана, явив миру тщательно скрываемое хабалистое нутро.
Надя как будто получила удар в солнечное сплетение, попыталась вдохнуть воздуха, но не смогла — комок встал в горле. Выручила директор школы — под локоток вывела родительницу из кабинета.
Это вернувшаяся Светлана Павловна присела рядом, сунула в руку стакан с водой.
— Ох уж эта Лида! Совсем не изменилась, а ведь я её со школы помню! Хабалкой была, хабалкой и осталась! Не слушай её, со зла ляпнула, сама не понимая, что несёт! Ты посиди здесь, а я тебя на уроке заменю. До перемены десять минут осталось, не надо тебе сейчас к детям, — сказала она и вышла из кабинета.
Надя беспомощно оглянулась вокруг. Что сейчас было? Почему мама Егора так сказала?
«Нет! Ерунда какая! — возмутилась она про себя, отпивая из стакана воду. — Андрей любит меня!» — успокаивала она саму себя, но малюсенький червячок сомнений уже поселился в ней.
Вечером она, как обычно, заглянула к Антонине Ивановне. Соседке стало чуточку лучше, и она даже немного порозовела, но от принесённого куриного бульона отказалась и вскоре незаметно задремала, тихо посапывая во сне.
Надя прошлась по её квартире, вымыла посуду на кухне, замочила в тазу бельишко старушки, подмела пол, стараясь избавиться от мучивших её мыслей. Ей не давала покоя полученная в кабинете директора информация — неужели муж ей изменяет? Она подошла к зеркалу, вглядываясь в его зеркальную гладь, и, попятившись, плюхнулась на стул, стоявший рядом. В зеркале снова появилась туманная картинка.
Тридцатичетырёхлетняя Акулина, мать большого семейства и счастливая жена, спешила в школу. Земство экономило средства, не желая тратить их на образование, поэтому в городе была открыта одногодичная школа грамоты, в которой она работала учительницей. Обеспечение школы осуществлялось за счёт родительских средств, так что особо не разгуляешься, да и знания там давали хуже, чем в начальной школе, но Акулина была рада и этой работе. Самой ей учёба давалась легко и благодаря отцу она не только закончила женское училище, но продолжила своё образование дальше, стремясь следовать за Павлой Асафовной, своей первой учительницей, и быть похожей на неё во всём. А вот и она сама, словно услышав мысли своей любимой бывшей ученицы, появилась на городской улице. Спешит, торопится на занятия.
— Акуля! — обрадовалась она, увидев женщину. — Как я рада тебя видеть! Как поживаешь, как детки твои?
— Всё хорошо, Павла Асафовна, болели немного, но уже поправились. А вы, как всегда, в делах и заботах! — ответила Акулина, улыбаясь.
— А, — махнула рукой собеседница, — что-то я тебя на последней службе не видала. Всё ли дома хорошо? Слышала, муж твой суров.
— Каков есть, Павла Асафовна, мы с ним перед Богом венчаны, значит, единое целое. Тяжело ему после смерти моего отца с лавкой управляться, не привыкнет к тому, что единоличным хозяином стал. Да и я после того, как матушка преставилась, в себя прийти не могу, плачу каждый день.
— Родители твои славными были, кабы не они, сироты грамоты так бы и не узнали. Это ведь отец твой оплачивал для них проживание в городе да платья покупал. Помнишь, ночлежного приюта у нас не было и приходилось девочкам у чужих людей жить?
— Как не помнить, Павла Асафовна, когда вы самолично нас всему научили и даже давали сироткам заработать. Всё, что мы в училище шили, вязали, вышивали, они продавали и в монастырской лавке, и в лавке моего отца. А теперь вот в помощи вашей я нуждаюсь. Нельзя ли мне пару хороших учеников из вашей начальной школы для моей одолжить? Пусть учат чтению, письму и арифметике в пределах первого класса, никак не справляюсь я одна. Сами знаете, мал мала меньше у меня, а жалование положили курям на смех — восемьдесят рублей в год. Вот и ругается муж, мол, сиди дома, неча время на обучение других тратить. А так, с помощниками, мы хоть какие-то знания дать успеем!
— Поговорю вечером с мужем, с настоятелем посоветуемся, что-то да придумаем, деточка! А ты уходить не моги! Мало нас, учителей. Верю, что тяжело тебе, но недалёк тот час, когда образование повсеместным станет! А теперь беги, заждались небось ученички твои, да и я поспешаю, и службы пропускать не вздумай боле — с Богом любое дело легче даётся!
Муж Акулины, Пётр Николаевич, был внешне мужчиной суровым: сердитый взгляд из-за кустистых бровей, чёрная окладистая борода, но внутри — мягче тонкого пуха, особливо если жена пускала слезу. А уж ей приходилось использовать этот приём часто, иначе как убедить любимого Петеньку оказать помощь её ученикам и школе? Тут ведь разное нужно: и дрова зимой, и грифельные доски, да и книги бы не помешали. Сложно жить с учительницей, когда вокруг бабы домом занимаются да собственных детишек растят.
Подсмеивались над Петром мужики, подтыкали острыми языками, правда до поры до времени, пока тяжёлый его кулак не приводил шутников в чувства. Вот тогда уж замолкали, втайне завидуя тонкому стану Акулины, не изменившемуся после нескольких родов. А уж когда начала она желающим помогать писать прошения разные в земства, чуток и зауважали даже. Не отказывала Акулина и мужу, помогая, между дел своих, вести бумаги в лавке да вылавливая обманщиков, желающих погреть руки на чужом добре.
— Нужно помочь Любаве, Пётр Николаевич, — просила она мужа, ласкаясь. — Ведь за две версты она в школу ходит, а в городе остановиться негде, сирота.
— Ни к чему ей тогда образование, пусть волостное правление о сиротке заботится, тебе какая печаль? — привычно сопротивлялся он, уже понимая, что всё равно сдастся и пойдёт на уступки.
— Девочка умненькая, учительницей стать хочет, старается очень, может, стипендию получит от земства, — наглаживала мужа по руке Ангелина. — Что тебе стоит квартиру ей оплатить, да вот хоть у Засыпкиных? И училище рядом, и место имеется — последнюю дочь замуж отдали!
— Да согласятся ли? — медленно уступал Пётр.
— Я сама с ними договорюсь, тебе и делать ничего не придётся!
— Разорение с тобой одно, как же — не придётся! А денежки Засыпкиным кто платить станет? Я! Одни убытки от тебя, жена! Нет чтобы о собственных дитях подумать, ты всё о сиротах печёшься, — торощился он, улыбаясь в бороду да снисходительно принимая благодарность жены.
Тяжело продвигалось обучение в Далматово — сезонные работы заставляли учеников оседать дома, чтобы помогать по хозяйству родителям. Зимой не хватало одежды, да и морозы не добавляли радости — классные комнаты отапливались худо, в них было холодно. Учителям приходилось уговаривать крестьян отпускать детей в школу, подкармливать их во время учёбы и помогать деньгами, хотя сами они в то время получали не лишка — три рубля в месяц. Выручали благотворители, такие как муж Акулины, благодаря им при училище была открыта своя библиотека.
Чуть позже сама Акулина, оставив школу грамоты, стала помощницей Павлы Асафовны при женском училище, её правой рукой, перенимая опыт и любовь к детям. Они вместе вели уроки рукоделия, изделия их учениц даже попали как-то на Сибирско-Уральскую выставку в Екатеринбург, получив высокую оценку за качество и оригинальность. Иногда Акулине казалось, что в Павле Асафовне живёт какой-то живчик — она всюду успевала: воспитывала своих семерых детей, принимала участие в церковном хоре, читала лекции и следила за судьбой своих учениц. В 1901 году она вышла в отставку, ей было семьдесят два года, но она всё ещё жила школой. Умерла она в 1913 году в возрасте восьмидесяти четырех лет, и земство возложило на её могилу венок «В признательность за учительство».
Оставшись после того, как все попрощались, на её могиле одна, шестидесятипятилетняя Акулина дала волю слезам, оплакивая человека, который сделал так много для обучения детей. И лишь взрослая Ксения, дочь её, тоже ставшая, как и мать, учительницей, смогла увести Акулину домой.
