Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 244 поста 28 272 подписчика

Популярные теги в сообществе:

3

Заметки об архитектуре в подземном городе для студентов: работает -- не трогай

Многие из нас, учась в Университете, вдруг понимают, как несовершенен Вечный Город. И многие из нас находят в себе сотни идей, как его улучшить. Ведущие Архитекторы, лично Молот часто получают такие сообщения: кто-то говорит, что мицелий должен формировать все дома; кто-то -- что соляные породы слишком хрупки для районов; кто-то -- что средств коммуникации между ярусами недостаточно.

Но почему Вечный Город стал таким?

Не скрывайте это, ибо нет смысла скрывать: вы думаете, что справились бы лучше. Но что было у Воздвиженцев?

Практически бесконечная пещера с торопливо замазанными выходами наружу. Люди, пошедшие за Воздвиженцами, хотели лишь выжить в этих пещерных сводах. Они строили первый город — который назвали Вечным, как часто люди называют свои города.

[прим. переводчика: как известно, такие города всегда однажды разрушаются]

Вечный Город был "обкаткой" архитектуры Кайнракс. Архитектура в нём похожа и непохожа на остальные города.

[прим. переводчика: почему не падают своды пещеры? почему поверхность вообще держится, когда под ней — дыра практически без опор?

А об этом мы поговорим однажды позднее.]

Как всё началось

Когда нашли эту каверну, с медленной рекой грунтовых вод — нечистых, но своих, — удача была почти сказочной. Природная защита, тёплое дно, вода рядом. Первые жилища были проще простого: землянки и ниши. В центре города и теперь стоит памятная землянка. Лишь когда было обеспечено первое, стало возможным думать о городе.

Тогда не боялись дождей и затопления с поверхности — от этого нас защищает наше небо теперь. Тогда была только каверна — укромная и надёжная. Первые настоящие дома вырезали прямо в камне. Эти капсулы вы видите, когда спускаетесь ниже: они кажутся тесными, но из них и начался «Первый Свет».

Как рос Вечный Город

Город рос от дна кверху.

Порода работает в сжатии лучше всего. Стены чаши стали несущими «позвоночниками», в которых прорезали первые капсулы и шахты.

Когда выяснили плоскости естественной слоистости, начали вытягивать из массива длинные полки — пластины. Каждая пластина опирается корневым гребнем и подшита каменными рёбрами. На них и появились первые кварталы и первые разделённые сектора — спальные, рабочие, утилитарные.

Первый Молот, Лугаль, перебросил через чашу широкие населённые платформы и нитевидные сервисные перемычки. Да, эти перемычки стоят уже четыреста лет! На узлах возвышаются лифтовые башни.

Вокруг чаши идут три пояса: нижний — инфраструктурный, средний — жилой, верхний — сады и санитарные клинья. Там же располагаются военные сектора — наша защита.

Под сводом подвешены лёгкие мембраны на каменных мачтах и базальтополимерных струнах. Мицелиальные панели фильтруют, дают светопроводящие капилляры и не падают вниз тоннами камня, если что-то идёт не так. Кроме того, в двухсотых годах Госпожа Материи выдвинула свой проект: она создала мицелийные дома — те, которые сейчас располагаются в одном из верхних секторов. К сожалению, грибы расходуют необходимый нам кислород, а анаэробные виды подошли меньше (подробнее — пар. 4, там же — об использовании грибов в застройке Окера и Фрасфеля).

Так получилась привычная нам картина: кольцевой край чаши, ярусные пластины с широкими пролетами, редкие высокие «шпили» лифтовых узлов, подвесные галереи наверху, внизу — тёмные карманы дренажа и насосных.

Как это работает сейчас и почему (скорее всего) не требует ваших замечаний:

Свод собирает влагу. Туманники и опаловые щели конденсируют её, капиллярные трубки ведут к резервуарам. У каждого сектора — запас на 72 часа. Тёплый воздух поднимается к мицелиальному верху, проходит через биоплёнки-фильтры и возвращается мягче и чище. Первое время мицелиальные фильтры воздуха были единственными возможными; сейчас же мы больше полагаемся на механику, но она менее надёжна, чем живые существа. Дно держат под усиленным давлением, чтобы вытеснять тяжёлые газы. Пластины рассеивают тепло как радиаторы.

Пояса дают магистрали, пластины — кварталы, мосты — площади и рынки. Вертикаль — башни лифтов и диагональные фуникулёры. Больше простора, конечно, внутри скалы, но некоторые предпочитают находиться снаружи — и Кайнракс хочет учесть желание каждого человека.

Сектора изолируются разрывами, сады — естественные пожарные отсеки, линзы свода — отсекаемые. Публичная карта «слабых звеньев» хранится в каждом домоуправлении, равно как и карта убежищ: не построенных, а высеченных из камня (как дома эпохи 50-х годов от Воздвижения, любимый некогда стиль Первого Молота).

Частые упрёки студентов и ответы

«Почему не мицелий везде?»

Потому что мицелий лёгкий и послушный, но не вечный. Он незаменим там, где нужны фильтрация и пролёты без массы. Там, где несёт сжатие и где пожар должен остановиться о камень, мицелий отступает.

«Почему вы строите на соли внутренние помещения?»

Мы не строим «на соли», мы её эксплуатируем: соляные пласты — склады и химия. Если соль задействована в несущих, рядом всегда дубль из камня или геополимера, а контуры отсечены садами. Но в большинстве случаев соляные кварталы расположены внутри камня: под землёй, в местах, где им не угрожает ни влажность, ни падение балок. Кроме того, многие некрепкие здоровьем люди предпочитают соляные кварталы.

«Мало связей между ярусами.»

Их достаточно. Просто не все — для вас. Связи бывают людские, грузовые и санитарные; каждая лишняя связь — путь для огня и газа. Потому все связи считаны и закрываются за минуты.

«Архитектура тяжёлая и неровная.»

Да. Мы режем по камню, а не по эскизу. И каждый из нас знает легенду о мосте Локоне, прихоти Мес-Калам-Дуга, Второго Молота и о том, сколько людей погибло под ним, когда с Неба обрушился случайный камень. В следующий раз, когда захочешь сделать красиво, подумай о Локоне.

«Почему так темно внизу?»

Потому что свет распределяют сверху вниз диффузно. Нижние ярусы — зона оборудования и хранения; людям там делать нечего подолгу. Это вопрос гигиены, а не эстетики. Во внутренних жилых выемках и в жилых кварталах света достаточно, чтоб психика человека легко переносила жизнь там; кроме того, днём, когда Небо включено, любой может выйти и прогуляться по саду.

«Зачем эти бесконечные сады?»

Чтобы город дышал и не горел. «Чёрные сады» — фильтр, пожарный разрыв и пищевой резерв. Они разрезают огонь лучше любой стены. И если вспомнить о психологическом благополучии — человек приспособлен к жизни среди растений. И внутри камня, и снаружи, они необходимы; даже простое прикосновение к листьям раз в несколько дней творит чудеса. Можете попробовать сами.

«Почему нельзя снести старые капсулы в стенах?»

Потому что они часть несущей трабекулярной структуры. Их не сносят — их регенерируют: делают суше, герметичнее, безопаснее. Вдобавок — это память о том, как жили первые из нас.

Когда-то Воздвиженцы выбрали не красоту, а физику. Оттого Вечный Город и стоит: он вырос из расчёта воды, камня и людей, а не из прихоти. А всё, что похоже на стиль, — всего лишь осадок правильных решений на поверхности времени.

ред. от 431 г ОВ

Автор: Архивариус Университетского Корпуса Инженерии

тг, где можно больше узнать про мир для тех, кто добрался до конца

Показать полностью
83

Часть 11. Школа

Квартиру обещали дать к началу учебного года, но сроки затянули, поэтому пока мы ждём квартиру, расскажу про школу.

Школа маленькая, около 140 учеников и около 15 учителей. В основном все возрастные. Из молодых я и ещё одна англичанка. Будем работать с ней в одном кабинете. Меня взяли вместо учительницы, которая ушла на пенсию. Она раньше вела немецкий, но когда стало не хватать англичан, взяла внглийский. Мне отдали её классы: 2, 3, 4, 8 и 10-й.

Знакомлюсь с коллегами. Помните ощущение, когда приезжаешь к бабушке, а она и пирожков напекла и варенья наварила? Так вот тут у меня оказалось сразу около 10 бабушек, правда вместо пирожков и варенья были дельные советы по преподаванию.

Начинается сентябрь. Прежде всего моя задача - понять в каком состоянии классы. Всё понятно только со 2-м там учить сначала. 3-й более-менее программа 2го класса усвоена. 4-й из 20 человек умеют читать на английском 6 человек, такое впечатление, что уроков у них вообще не было, до 10 сосчитать могут все, а вот отдельно назвать перевод любой из этих цифр почти никто. И тд. 8-й класс- снова хороший уровень. 10-й опять слабые.

Спрашиваю детей из слабых классов, что они помнят из уроков английского, как вообще они преподавались. Английский они помнят мало, зато помнят какие супы варила предыдущая учительница, где живёт её сын и куда она ездит отдыхать. В общем, в краткие сроки о семье этой учительницы узнала чуть ли не больше, чем знаю о своих дальних родственниках.

Спрашиваю вторую англичанку, как так получилось, рассказывает, что 8й был её классом, поэтому и знания есть. Насчёт остальных подтверждает, что перед уходом на пенсию моя предшественница не особо переживала и уроки скорее "отсиживала", поэтому "провал" в программе большой.

Если с остальными классами всё более-менее понятно, то что делать с нечитающим 4м, и как в короткие сроки и пробелы восполнить и новую программу выдать я не представляю.

На помощь приходят коллеги. Приглашают к себе на уроки, на практике показывают различные технологии обучения и взаимодействия с учениками. Отмечаю, что это не просто уроки "по учебнику", а современные интересные и творческие уроки и так не у одного и не у двух учителей. "Пытаемся заинтересовать, чтоб дети хотели учиться" скромно отвечают коллеги на мои восторженные комментарии о том, что на такие уроки я бы и сама бежала.

Параллельно много читаю о педагогике, и методике преподавания. Самые интересные находки пробую на своих уроках, что-то не получается, что-то беру на вооружение. Скоро будет урок на который придёт завуч, чтоб посмотреть как я преподаю, хочется показать достойный уровень.

Показать полностью
2

Лицо со шрамом

18-й век.

Несколько недель тренировок по стрельбе и штыковому бою(где отрабатываются всего несколько примитивных приемов), и несколько месяцев муштры – оттачивается умение маршировать строем, менять строй, держать строй...солдат привыкает к железной дисциплине. А зачем солдату быть истинным мастером стрельбы или рукопашного боя? Стреляют они по команде в толпу, в кого-нибудь да попадут; имеют шансы на победу в рукопашной, покамест строй держится...

То ли дело офицеры – военнообязанные аристократы в основном, великолепно умеющие стрелять, и отлично владеющие искусством фехтования. Зачем они хорошие бойцы, если эти навыки невостребованны на войне, пока держится строй? Да и недосуг офицерам проявлять навыки гладиаторов – им нужно руководить вверенными им подразделениями, отдавать команды, принимать команды от вышестоящего начальства, следить за изменениями на поле боя... Так на кой они великолепные стрелки и фехтовальщики? Ответ прост: увлеченно и эффективно "выпиливать" друг друга в свободное от военных действий время. Дуэли, млять – огромная проблема для любого государства в течении нескольких веков. То есть начальство всегда против дуэлей, и, есстественным образом, верхи не заинтересованны в культивировании традиций защиты чести кровавыми методами, а черни пофиг. Таким образом, господа офицеры находят способы и мотивы ликвидации коллег самостоятельно – без влияния извне.

Честь превыше всего, да? Звучит круто, пока не вспомнить, что синонимом слову "честь" является слово "репутация". А теперь не особо круто, ведь репутация, это об том, что защищается прелюдно, на публику что ли. То есть, к примеру, изнасиловал офицер женщину...и убил – пока никто не знает, что это он сделал, репутация его чиста. Такой офицер – человек чести?

Получается, что самые замороченные "честью" люди, чуть ли не больше всех страдают лицемерием, двоемыслием, если желаете, и готовы отдать жизнь на дуэли за свою репутацию, или близких, даром что только что кого-то изнасиловали и убили, но об этом же никто не знает!

Есть конечно еще некий "моральный кодекс", хромающий на все четыре ноги, достаточно вспомнить классический гусарский досуг, где аристократы, недавно клявшиеся перед алтарем в верности женам, бухают, играют в покер, затем отправляют жен с бала по домам, и удалятся неистово драть балерин.

Так каким образом эта грязь голубых кровей – цвет общества. Аа, так они ж образованные были, что особенно ценно в условиях почти тотальной безграмотности.

Не все офицеры были мразями, но, похоже, выбивались, в хорошем смысле, из их массы те, кто имел интересы, куда бы могли они употребить свое хорошее образование: научные, культурные, управленческие... Остальным, в свободное от войны время, бухать, играть, драть балерин, бесчинствовать, тренироваться в выпиливании друг друга, и выпиливать друг друга.

Договорился я до того, что образованный человек, не найдя достойного применения своему образованию, склонен к самоуничтожению, и уничтожению себе подобных по весьма надуманным поводам.

Сейчас много образованных людей, и дуэлей нет, но чем занимается ныне образованный человек без интересов? Выпиливает пипл хейтом из сетей, изо всех сил старается осквернить чужую душу – не будь притрусоват, то убил бы, как в старые добрые времена, наслаждаясь полученными баллами к псевдорепутации...

Во многих еще сидит "латентный убийца", и корень этой проблемы – отсутствие или недостаток иных интересов.

Образование без точки приложения – путь в Ад.

Показать полностью
4

Пелена

Пелена

Серые, тяжёлые тучи, толкая друг друга, стремительно проплывают мимо. Они и сверху, и снизу. Они – везде. Порой, раздутое свинцовое брюхо неудержимо лопается, вываливая на вздыбленные склоны хороводы колючего снега. Потом ещё. И ещё...
Массивный двадцатикратник выворачивает кисти. Запястья затекли и одеревенели, но холод притупляет боль.
Пелена непроглядна. Совсем. Только белые точки пляшут в глазах, заставляя веки опускаться против моей воли.

Два дня, как друг, перевалив восточный гребень, ушёл на другую сторону горы и я не мог видеть его в бинокль.
Оставалось закрыть глаза и ждать знакомый голос. Вот сейчас он прорвётся треском радиоволн. Вначале – шипящее гудение на одной ноте, потом спокойное: "База, база, как слышишь меня?.."
Но динамик молчит. Молчит второй день. Голос звучит – только в моей голове.
Открываю глаза. Слышу свист ветра, упругое трепыхание стенки палатки. Это – настоящие звуки, а голос – галлюцинация. Что же случилось? Почему тишина в эфире?

Сегодня Он планировал появиться на гребне, левее восточного пика. В прямой видимости для меня. Но эта чёртова пелена!
Смахиваю перчаткой иней с ресниц и упираюсь бровями в жёсткую резину окуляров. Знаю – кожа вокруг глаз шелушится кровавыми хлопьями, но терпеливо всматриваюсь, ища редкие просветы среди ватных разрывов.
Превозмогая боль, не обращаю внимание на мерцающие в зрачках искры. Мне в тысячу раз легче, чем ему – в любой момент могу забраться в палатку, укрыться пуховым спальником и сразу отключиться часов на пятнадцать. А может и на все двадцать. Но нет. Не сделаю этого пока не увижу ползущую среди льда точку. Или когда монотонный хрип динамика не выплюнет привычное: "Привет. Я здесь..." И потом – его усталый смешок в конце фразы, вместо обязательного: "Приём".
В прогалинах клубящихся вихрей, стремительно открывается силуэт горы. Виден изогнутый гребень между пиками. Он похож на график квадратного уравнения – такой же ровный и симметричный. Невозможно поверить, что это сотворила природа. Взгляд мечется, выискивая заветную фигуру, но через мгновение линия снежной функции растворяется в дрожащем мареве рваных облаков...

Закрываю глаза, вспоминая его сосредоточенное лицо перед выходом. Оно уже укрыто высокогорным загаром, который прилипает на пяти тысячах через неделю.
Я бы не смог поступить как Он – пойти на траверс в одиночку. Но Он – другой. Дерзкий. Поэтому я никогда не спрашивал: "Зачем?" Не отговаривал, подбирая нелепые аргументы, потому что слишком хорошо его знаю. Так, как знаю себя сам...
Пятый раз задал ему вопрос про запасные аккумуляторы, фонарь, газ, шоколад... Я что-то говорил, говорил, говорил, полагая, если остановлюсь – под уголками моих чёрных очков, предательски выдавая волнение, появятся две замёрзающие солёные дорожки. Но, думаю, зря старался. Он и так это чувствовал. Ведь Он понимает меня так же, как я понимаю его...

Лампочка на панели радиостанции несколько раз коротко мигнула и погасла. Быстро лезу во внутренний карман пуховки за тёплым, увесистым блоком и меняю батарею. Эта – последняя. Бросил взгляд на километр вниз, в долину. Завтра из лагеря должны поднять ещё. У них есть генератор.
Включил питание. Крошечный диод опять превратился в зелёный огонёк, словно светофор на переходе, разрешая: "Путь свободен, идите..."

Тогда, два дня назад, Он только улыбнулся, махнув рукой, и медленно тронулся вверх. Ступени, натоптанные накануне в свежем снегу – замёрзли и превратились в удобную лестницу. Но их немного, всего двести шагов, а потом – выход на лёд; за ним – скалы и неизвестность. Когда ты делаешь траверс вершины "Корона Мужества" – каждый сезон на маршруте преподносит сюрпризы: то больше лавинных карнизов, то – открытых скал. А вокруг лёд и везде – смертельная опасность...
Тряхнул головой – ресницы опять примёрзли к окулярам. Сегодня я должен его увидеть, но пелена не давала рассмотреть заснеженный гребень.
Перед восхождением мы оба понимали – что бы ни произошло, я не смогу ему помочь. Никак. Ничем. Поэтому надеюсь, что его тень мелькнёт на крутом склоне. Или радиостанция оживёт знакомым: "Привет. Всё нормально". И ещё – смешком, вместо обязательного: "Приём".
Разминая пальцы, снял перчатки. Положил холодную ладонь на усталые глаза. Они – мокрые. Неожиданно грудь сжало, словно металлическим обручем. Дыхание перехватило: "Может быть с ним..." – Я затряс головой, качаясь в исступлённом крике: "Нет! Даже не думай об этом!.." – но не услышал свой голос. Только издал хриплый, сухой выдох – колючий спазм скрутил горло.

Зачем надо что-то доказывать? Кому? Но я не отвечаю на эти риторические вопросы, а вжимаюсь воспалёнными глазами в холодные резиновые круги, ожидая увидеть его далёкую фигуру. Или услышать спокойный голос друга; ощущая его частью себя.
Потому что на самом деле – Он и есть часть меня...

Показать полностью 1
3

Кошмар или будни редактора

На той неделе мне приснился кошмар.

Во сне я не смог переехать и был вынужден вернуться на старую работу. Я ненавидел самого себя, по отношению к жене и детям вел себя отвратительно, на всех ругался и вечерами заливал глаза алкоголем.

Я помню страшную пустоту внутри. Мы знакомы давно, еще, наверное, с юности. Она проявляется в районе солнечного сплетения. Там как бы образуется вакуум, и я никак, ничем не могу с ним бороться.

Эта черная дыра, — наверное, такая же, как в центре нашей галактики, — затягивает внутрь все. В попытках спрятаться от ощущения пустоты я начинаю с обжорства и заканчиваю саморазрушением высшего порядка.

Раньше избавиться от пустоты мне удавалось, только изменив что-нибудь кардинально. Это касалось отношений, например. Так, после отъезда старшего брата в другой город я смог избавиться от черной дыры, когда нашел себе друга. Друг занял место брата и в жизни, и в квартире, а когда пустота вернулась, я понял, что временная заплатка отклеилась.

Избавлялся от присосавшегося к моей пустоте "друга" я несколько месяцев. Наконец, место и в квартире, и в сердце освободилось для настоящей дружбы. Настоящего друга я обрел только спустя годы.

Это были годы приключений, когда я боролся с пустотой с попеременным успехом. То затыкал дыру случайными связями, то поэзией, то влюбленностью, то путешествиями, то обучением очередной профессии. Одним словом, меня швыряло по ветру, как пустой мешок вдоль помойки.

Спустя годы, тем же летом, когда в далекой северной деревне я встретил настоящего друга, я обрел и зрелую любовь. Не с другом, нет, такое в России запрещено. Я встретил жену, спустя шесть лет мы построили семью и привели в этот мир двоих детей.

Я забыл о сосущей пустоте в районе солнечного сплетения.

До недавнего сна.Во сне все было, как в жизни последние полгода. Мы говорили с женой о том, что должны переехать. Что я больше не могу заниматься реставрацией, что меня от нее тошнит. Что никакая зарплата не приблизит нас к нашим мечтам.

Во сне пустота ощущалась так же остро, как ощущает перегрузки космонавт на подлете к черной дыре. Грудь разрывало на куски, куски — на клетки, клетки — на молекулы, молекулы — на атомы, атомы перемалывало в нейтронные клочья и вертело на горизонте событий, искривляя пространство, время и мое хрупкое, с трудом обретенное счастье.

Кажется, на слезливой фразе "ну давай переедем хотя бы в августе" я проснулся.

Сердце стучало чаще обычного. В новом доме стояла привычная духота. В духоте лежал на кровати человек, победивший пустоту.

Здесь, в Петербурге, пару дней назад я столкнулся с ней снова. Я почти вышел из дома, чтобы пойти на собеседование и устроиться курьером ради быстрых денег. Я узнал пустоту — хищно скалящееся чудовище, готовое разрушить мою жизнь. Синоним предательства и слабости. Синоним одиночества и поражения. Страха и стыда.

Узнав врага, я развернулся, положил ключ на полку и снял обувь. Я вернулся за компьютер. Написал, что не приду. Открыл чей-то текст и продолжил редактировать. В тот же день я принял несколько заказов от новых клиентов.

Я перестал бояться пустоты. Если ей остается место в моей жизни, то только в кошмарных снах. В тех снах мне не хватило храбрости совершить прыжок веры. Там я выбрал легкий путь вместо того, на который откликается сердце. Там я разучился слушать самого себя.

Сегодня мне снова приснился сон. Некий автор принес мне целый сборник рассказов. Попросил редактуру. Я проснулся легко, с улыбкой счастливого человека.

Кошмар или будни редактора
Показать полностью 1
16

Молоко и счастье. Диагноз (6)

Я застал её на кухне. Она тихо сидела у окна и смотрела в никуда — туда, где был тёмный двор, припаркованные машины и жёлтый свет фонаря.
На столе лежала распечатка каких-то бумаг.
Она услышала, что я зашёл, обернулась.
Я сел рядом.

— Я поговорила с врачом ещё раз, — начала она, голос ее был глухой, — Если родить ребёнка — это реальный шанс. Ты же понимаешь, это для Маши.

Она закусила губу, потом выдохнула:
— Я не говорю о том, что буду заниматься с ним этим. ЭКО  гарантированно даёт результат.
— Я смогу его уговорить.
— Я знаю, ты меня не простишь.
— Я всё понимаю.
— Я предала тебя.

Она говорила так, будто ступала босиком по стеклу.

Я смотрел на неё. На волосы, подстриженные чуть неаккуратно. На лицо, застывшее в какой-то усталой пустоте. На женщину, которая изменила мне. И которая теперь — мать моего ребёнка. Моей дочери. Которая не моя.

Она продолжила ещё тише:
— Я готова взять это на себя. Всё. Найти клинику, врача, заплатить. Только если ты… если ты не против.

— Как будто я что-то решаю. Ты же уже решила всё. Так к чему эта исповедь? Я не осуждаю тебя. Презираю — да. Простить не смогу. Но мне плевать на всё это. Сейчас главное, чтобы Маруся выздоровела.

Она кивнула. Медленно. Хотела что-то сказать. Наверное, что я ей важен. Что всё было ошибкой. Что не хотела лгать, просто испугалась. Что я — не просто тот, кто рядом, а… кто-то больший.
Я не стал слушать. Поднялся.

— Пойду за молоком.
— Молоком?
— Машка утром просила. На хлопья.

Если бы не эта чёртова болезнь, я бы так и жил в неведении. Она ведь не собиралась мне обо всём рассказывать. А может, это и к лучшему.

Манюня… Я никогда не был так счастлив, как в день, когда она появилась. И часто ловил себя на мысли, что дочь мне важнее жены. Наверное, на уровне подсознания я что-то чувствовал.
Е*учая жизнь. Да по*уй на всё. Я просто хочу, чтобы Манюня выздоровела.



Маруся уснула, едва поставили капельницу. Последние дни она засыпала почти всегда раньше, чем заканчивалась инфузия.

Мы с женой сидели по обе стороны койки, каждый в своём углу, не мешая друг другу.
Тишина между нами больше не была враждебной. Просто — выжженной. Как после пожара. Говорить особо не о чем: всё сказано, всё подписано, всё решено. Остались только действия.

Через неделю она принесла договор из клиники — там всё было сухо и официально: донорская программа, экстракорпоральное оплодотворение, анонимность. Мужчина в документах значился не по имени, а по номеру, но мы оба знали, кто это.

— Он согласился, — сказала она. — Подписал. Без условий.
Я не спросил, как именно она с ним связалась. Через кого, когда, как он отреагировал.
Мне было по*уй. Главное — чтобы всё получилось.

Протокол ЭКО должен был начаться в следующем цикле. Она готовилась: таблетки, уколы, анализы, бесконечные визиты. Мы не обсуждали это.
Я сидел с Машкой в больнице, читал, держал её за руку, когда болело. Жена — сдавала гормоны и проходила УЗИ. Мы существовали, как две параллельные дороги, ведущие к одной цели.

В какой-то момент дни стали одинаковыми, как под копирку. Белые стены, запах хлорки и привычные лица медсестёр — я уже помнил, кто в какую смену выходит.

Машка становилась всё тише. Худела, бледнела. Но не сдавалась — как будто у неё внутри был свой маленький стержень, который нельзя сломать.

Иногда она спрашивала:
— А братик или сестрёнка уже в животике?
Я улыбался:
— Скоро, котёнок. Совсем скоро.
Она верила. Или делала вид, что верит.

Однажды вечером, когда Маша уснула, я вышел на улицу.
Был ноябрь. Уже не просто холодно — ветрено, сыро, с запахом палой листвы и горелого угля, будто кто-то топил печку неподалёку.
Я стоял у больничной стены и курил.

Жена вышла позже. Встала рядом. Мы молчали. Было странно стоять вместе и не чувствовать ничего. Ни злости. Ни боли. Ни обиды. Только усталость. Глубокую, вязкую, как мазут.

— Завтра пункция, — сказала она тихо.
Я кивнул.
— Я боюсь, — добавила она.
Я снова кивнул. Потому что тоже боялся. Но не за неё. За Марусю.

Она посмотрела на меня впервые по-настоящему. Просто как человек на человека.
— Спасибо, что не ушёл тогда, — сказала она. — Я бы ушла на твоём месте.

Я выкинул бычок в урну.
— Потом, — сказал я. — Всё остальное — потом. Сейчас — только Машка.
Она кивнула. И больше ничего не сказала.

продолжение следует...

если вам нравится творчество автора пожалуйста подписывайтесь, ставьте плюсики.
спасибо.

1 часть "Если я тоже умру"
2 часть "Страх и пепперони"
3 часть "Второй круг ада"
4 часть "Последний шанс"
5 часть "Исповедь на скамейке"

UPD:

продолжение(финал) тут P.S. Не грусти, еще увидЕмся... Диагноз (7)

Показать полностью
1

Глава 13. Цифровое племя, состоящее из волков

Предыдущая глава:

Глава 12. Учебник по средневековым пыткам

Цифровое племя, состоящее из волков

Цифровое племя, состоящее из волков

Стеклянные стены конференц-зала отражали мерцание ночного города, словно гигантский аквариум, затерянный в океане небоскрёбов. Пол прижал ладонь к холодному стеклу, наблюдая, как далёкие огни сливаются в рыжие полосы фонарей. За его спиной Мэт нервно щелкал ручкой, раз за разом, словно отбивая такт невидимой мелодии тревоги.

— Ты уверен, что это сработает? — Голос Мэта дрогнул, когда он бросил папку с резюме Ивана на стол. Фотография мужчины с пронзительным взглядом и воротником кожанки, застёгнутым наглухо будто доспехи, сдвинулась к краю стола. — Последний раз, когда он работал в «Технологе», его уволили за то, что он устроил саботаж.

Пол обернулся и его тень удлинилась на полу.

— Иван настоящий гений. Реализованные им проекты поражают своей простотой решений, структурированностью и масштабируемостью. Только вот гении… — Он усмехнулся, проводя пальцем по экрану планшета, где мигали графики успехов Ивана. — Дикие волки, но если встроить их в стаю, то они защитят её лучше любых стражей.

Мэт закатил глаза:

— Волки не разносят офисы в щепки. А «цифровое племя»… Звучит как маркетинговая чушь. Если мы берём его на роль главного архитектора, то мы должны крепко держать его за яйца.

Пол сел напротив, сдвинув чашку холодного кофе. Его голос стал мягким, как у хирурга, объясняющего риск операции:

— Племя это не метафора, а структура. У каждого члена есть роль, как в древних общинах, где есть шаманы аналитики, воины разработчики и охотники за багами. Иван станет их вожаком, но только если мы дадим ему территорию, которую он посчитает своей. Нам нужны границы, где его агрессия превратится в щит, а ты будешь держать его за яйца.

— И как мы его удержим? Цепью? — Мэт скрестил руки, но в уголках губ дрогнул интерес.

— Данными. — Пол коснулся экрана, запустив голограмму сети из светящихся нитей. — Каждое его действие, каждая строчка кода будут частью общего ритуала. Мы подключим его к системе, где его гнев станет топливом для команды. Если он начнёт рубить с плеча, то алгоритмы перенаправят его ярость… скажем, в соревнование с другими отделами.

Тишина повисла, как туман. Мэт встал, подошёл к окну, где городское марево смешивалось с их отражениями.

— А если он разорвёт сеть?

— Тогда племя сплотится против него. — Пол поднялся, его тень поглотила фигуру Мэта. — Люди последуют за системой, а не за тираном. Но чтобы это сработало, нам нужен ритуал инициализации. Завтра.

— Ритуал?

— Организуем совещание и представим его команде как лидера, но в рамках правил. Дадим ему мифического врага, например, утечку данных конкурентов. Ну и поищи его уязвимые места, где бы мы могли для подстраховки держать его за яйца. Мэт медленно кивнул. Где-то внизу, на улице, засигналила машина. Это прозвучало как предупреждение.

***

На следующий день Иван вошёл в здание как ураган в межсезонье. Его взгляд, острый как лезвие, скользнул по столам, где программисты замерли, будто антилопы, учуявшие запах хищника. Пол шагнул вперёд и протянул руку:

— Добро пожаловать!

Иван крепко пожал руку:

— Рад знакомству! Не терпится приступить к работе. Идеи не ждут!

— Да! — Эти слова Ивана разлились по ушам Пола как чудодейственный эликсир, ведь это было его основное кредо жизни. Пол улыбнулся, активируя проектор. На стене вспыхнула карта кибератак, похожая на паутину из света. — Здесь твоя зона. Враги уже здесь. — Он ткнул в красную точку. — Но ты не сможешь сражаться в одиночку.

Иван замер. Его пальцы сжались, будто ловя невидимую добычу. Глаза сузились.

— Вы… даёте мне полный контроль над проектом?

— Нет. — Пол подошёл ближе и его голос стал тише, но твёрже. — Мы даём тебе тестовое задание.

В углу зала Мэт наблюдал, как пальцы Ивана нервно забарабанили по столу. «Дикий зверь», — подумал он.

Проектор мигнул. Иван вдруг низко и хрипло рассмеялся. Звучало это как будто ржавый механизм пришёл в движение.

— Хорошо, но мне нужна команда настоящих гениев.

Когда он сел за компьютер, экран осветил его лицо багровым светом, словно предвестник бури. Пол поймал взгляд Мэта и кивнул. Игра началась. Но где-то в глубине, за маской стратега, Пол почувствовал холодок. «Волки не становятся псами», — продумал он про себя, — «но пока они бегут в нужном направлении, даже тень контроля это лучше, чем хаос».

Иван уже осваивался в своём новом кабинете, переставляя стулья и раскладывая все свои гаджеты. Мэт ещё раз посмотрел на него, глубоко вздохнул и подумал про себя:

— Ещё один волчара в нашем цифровом племени.

Читать книгу "Нексус" полностью >>

(Спасибо большое за лайки и комментарии, которые помогают продвигать книгу!)

Показать полностью 1
13

Франкфурт-на-Мартини

Не удержался — расскажу-таки. Я сделал выводы из прошлогоднего "Галопа по Европам" и, во избежание пролежней в районе мякоти, решил делать остановки. Географически идеальным местом для привала был Франкфурт, а чего тетёшкаться — там и решил заночевать. Просто приехать в город на несколько часов и рано утром уехать без приключений — не мой вариант. И приключения удались, как видно по фотографии к тексту.
Насоветовал мне прекрасно провести время в уютном ресторанчике на 15-м этаже искусственный интеллект в лике Чата GPT. Да, я принципиально не хожу по распонтованным ресторанам, потому что коленка кузнечика, запечённая в утренней слезинке воробушка — не мой вариант вообще. Я уже молчу про обильно размазанный соус по пустой тарелке — там эту рыдающую коленку не сразу-то и найдёшь. Но тут купился на 15-й этаж, вид на город, закат и прочие прелести немецкого бытия — будь у них всё хорошо по гроб жизни.

Еду заказал заранее — и тут их понять можно: так придёт человек, займёт столик, насмотрится заката, а закажет чай без сахара и четвертинку чёрного хлеба. Ну, стейк заказал. Не знаю, из кузнечика ли, но мясо было нормальное. Соус, конечно, размазали как положено, в уголку была пылинка шафрана в окружении изрубленной в труху рукколы.
А я пообещал себе не нажираться за день до дня рождения — какая бы красота из окна ни была. Я спросил у любезного — есть ли у них Мартини? Он разрывной пулей улетел узнавать, может ли их ресторан удовлетворить прихоть клиента. Ну, напиток-то эксклюзив — чё кривить душой. Этот прибыл назад с той же скоростью и доложил, что Мартини у них — море разливанное: ни в чём себе, мол, не отказывайте. А я падкий на такие словосочетания настолько, что в один момент подумал: а может, ну их в баню с этой шафрановой пылинкой — может, просто дать по Мартышечке, как в старые добрые времена?! Так звёзды сошлись, что я совместил оба варианта. И оба раза удачно.

Ещё до того как мне принесли коровьего мяса от кутюр, я для разогреву заказал себе Мартини, чтоб два раза не вставать. Ну и запить, что называется — как это принято в приличных домах. И я сразу обиделся, главное. Так-то я себя всю жизнь отучиваю заворачивать нижнюю губу, когда сильно расстроился, но тут был повод, и я дал стране угля. Этот принёс мне Мартини — где-то там на дне стакана для виски — и бутылочку Спрайта. Ну и как тут не раздасадоваться?! Ну и я дал волю чувствам. Этот камердинер заметил лёгкую, ненавязчивую печаль в моих глазах и спросил: "Что-то не так?" А я чуть не заплакал — как можно наливать Мартини так мало?!
А он — по-английски натужно, студент-мексиканец, изучающий немецкий. А я, когда уже расстроился, то всё — прощай логика, и я ему пальцем показал, докудава Мартини надо наливать. Он запомнил, главное — и каждый раз мне потудава и приносил. А я в отпуске, на 15-м этаже... страшно, блин. Я не помню, сколько раз я заказывал Мартини потудава, но ближе к закату уже вальяжно сидел на открытом балконе и рассматривал маленьких людей, копошащихся внизу. Ну, нищебродов этих. Дешёвого кебаба нажрались, поди, и мельтешат там непристойно — приличных людей от закатной палитры отвлекают.
Потемнело в итоге, да и мне вставать в шесть — надо и честь знать, тем более что намартинился я знатно. Ну я в голове прикидывал: вторуха — ну 50, ну 60 евро максимум. Ну, Спрайт, поди, дорогой — как любая мелочь в ресторане. Ну сколько я там того Мартини выпил?! Не литр точно — я себя знаю в этом плане по ощущениям.

Всё-таки актёрский дар — большое дело.
Он принёс мне счёт в кожаной папочке с конфеткой. Я открыл папочку и небрежно так карточкой до сенсора дотронулся — мол, у меня обычный завтрак дороже стоит — и вальяжной походкой покинул заведение.

А кебаб на вокзале вполне себе был ничевошный с утреца, ага, и кока-колки с двухлитровой бутылки отхлебнул — шарман, одним словом.

Франкфурт-на-Мартини
Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!