Авторские истории

Короче, нахер прелюдию.

В один прекрасный момент дело-таки дошло до драки.

Обменявшись парой ударов, мы сцепились в жестком клинче и рухнули на пол. С полминуты возились в партере, но никто не получил решающего преимущества. И тогда этот «Рэмбо» комнатный подаёт команду:

— Пацаны, чего стоите? Бейте его ногами!

Казалось бы это должно было меня расстроить, но я засмеялся!

Это же фактическое признание поражения! Разве нет?

Так-то он ого-го, но с численным перевесом оно надёжнее.))

Нет, чуда не произошло и кровью я-таки умылся в тот день.

Но, смешно до сих пор;)

Есть такие дворы, где за десятки лет всё идет размеренно: у каждого окна — свои занавески, у каждой лавочки — свой старожила. Здесь не любят перемены, да и зачем, если и так — каждому своё место? Я, Ольга Васильевна, здесь с шестидесятого года живу. У нас даже кошки здороваются с утра по имени, всё — как дома.

А три месяца назад в наш дом въехал он. Влад. Молодой, холёный, с какой-то нагловатой улыбкой, от которой у Галины Михайловны давление подскакивало.


— Ну и мажор! — фыркнула Лидия Петровна, — видно: не работал ни дня, всё ему на блюдечке.

Сами посудите: только въехал — поставил под окнами красную, как у пожарных, машину. Музыку включает, будто на танцплощадке. По вечерам — гости, смех, крики, потом мусор на газоне. А они курят, обсуждают, кто чем на «жизнь зарабатывает». Мы с Валей с балкона все уши вытянули:

— Почему их не учили уважать порядок? Родители, наверное, на курортах, мальчику квартиру подарили, — Валя говорила со знанием дела.

Я даже как-то к нему подошла — культурно, с желанием договориться:

— Молодой человек, не могли бы вы музыку потише? Не на дискотеке живём…

Он улыбнулся, посмотрел как сквозь меня:

— Не вопрос, всё будет по-вашему, — и добавил, оборачиваясь к своим друзьям, — не переживайте, бабуль, всё схвачено.

Вот так каждый вечер — то музыка, то смех, то густой запах кальяна, что даже в кухне окна не откроешь. Слова — мимо ушей. Жалобы — в никуда. Наш дом будто разделился на две половины: мы — сталинские «коренные», они — эти новые с их смелыми ногтями, гламурными «шмотками» и роскошью. Всё будто напоказ.

Я старалась держаться. Писала в совет дома, даже в полицию позвонила Лидия Петровна — одни отписки.

Спать стало тяжело. Ночи стали длиннее, мысли — тяжелее. Всё думалось: «Как так, была дружная улица, а пришёл один — и всё нарушил…» Но однажды вся привычная жизнь перевернулась.

***
Всё случилось ближе к ночи, под дождём. Дождь у нас всегда шумный, капли по старым подоконникам так и молотят. Я уже засыпала, как вдруг — хлопок, и по кухонному потолку ленточкой побежала вода. За пару минут вдруг залило всю плиту, стул, пол — да что там, даже тапки мои. На улице темень, на часах почти полночь, сантехник разве откликнется? Сын — далеко, у него жизнь своя. Соседи, наверняка, уже умыкнули под пледы и видят десятый сон.


Я металась по квартире с тряпкой, как в детстве на сборке картошки. Не помогает! Всё течёт и течёт — ведро за ведром.

Вот это ночь, думаю, вот это жизнь на пенсии…

Стучусь к Валентине напротив — тишина. Вдруг вижу в подъезде свет, дверь нараспашку, парень стоит в куртке, глядит в соцсети. Влад. Я даже растерялась слегка.

— Владик, милый, помоги, если можешь! — голос у меня дробится от волнения. — У меня трубу прорвало, вся кухонька плывёт…

Он вдруг как-то растерянно посмотрел, а потом мигом телефон в карман и за мной.

— Сейчас глянем, не переживайте, спокойно!

Так же быстро, будто его всю жизнь готовили к спасательной операции, Влад перекрыл воду — и со старых стояков, и даже под раковиной кран какой-то хитрый нашёл.

— Значит так, держите ведро, а я — сейчас наберу своего мастера, — и пальцами так ловко вбивает номер, что я заслушалась. — Прерву ему ночной сон. Пусть привыкает.

Сам резво, не щадя кроссовок, собирает лужи, шутя:

— Вот уж не думал, что по ночам тут такие водные процедуры.

А пока я вытирала тарелки, Влад без лишних слов подставил второй ведёрный дозор и заварил мне чай. С мятой, между прочим. Сказал, что не любит аптечную ромашку — бабушка с детства давала от всех бед.

— У меня бабушка в Саратове живёт, вот такой форс-мажор ей пару лет назад тоже достался, — делится он.

— Тогда я ничему серьёзному не учился, а сейчас вот, всё по уму.

Разговорились, пока ждали мастера. Я рассказала, как раньше было принято всему подъезду с ведрами выбегать — выручать, не смотреть, кто из кого: младший, старший, новый или сто лет тут живёт. Он аж улыбнулся уголками губ.

Сантехник приехал немедля. До конца ночи мы, шепотом, чтобыне разбудить остальных, наводили порядок и читали друг другу по очереди анекдоты про сантехников.

Утро началось с того, что Влад наклеил на мой подъезд записку:

"Уважаемые соседи! Всё в порядке, авария устранена. Не переживайте! Хозяйка бодра и весела"

Вот так — впервые за время его жизни у нас, во дворе разнеслась не ругань, а добрые истории.

***
Словно что-то сломалось – точнее, не сломалось… а вдруг починилось, причём в самой тонкой, душевной части нашего подъезда. Вышла утром – соседки собирались обсудить очередной «шум-гам». А я им:


— Девочки, у меня ночью трубу прорвало, так Влад помог! И воду перекрыл, и вымыл всё, и мастера вызвал!

У Лидии Петровны аж брови вверх:

— Наш?! Мажор?

— Наш! — отвечаю. — Такой заботливый оказался!

Сначала не поверили, конечно. А вечером вижу — Влад во дворе, спокойно метёт гравий, не спеша. Музыка не орёт, лавочка чистая. Подходит к нам, улыбается, здоровается.

— Как самочувствие, Ольга Васильевна? — спрашивает, — Сантехник не подвёл?

Соседки шушукаются, будто по секрету:

— Он мусор за собой убирает!

— Говорят, Галине Михайловне с сумками помог до аптеки дойти!

— Да и Лидии Петровне дверь подержал, когда у неё руки были заняты!

Кто-то даже высказал: — Может, мы с ним чересчур суровы были?

А потом смельчак добавил:

— А ведь у всех молодость бурная была… Разве мы не смеялись громко в студенчестве?


В те дни Влад словно растворил свою прежнюю браваду. Уже не кичился машиной – стал парковаться дальше, чтобы никому не мешать. Музыку слушал в наушниках. По субботам, утром, выносил мусор — и не только свой.


Постепенно его перестали называть «мажором». Просто Влад – сосед, который в трудную минуту не прошёл мимо, а кого-то рассмешил, кому-то помог, кого-то просто выслушал.

А через месяц, как у нас заведено, собрание жильцов назначили: цветы посадить, лавочки перекрасить, двор прибрать. Влад вдруг сам вызвался:

— Давайте я всё куплю для субботника, только скажите список! И шашлычок устроим потом на всех, ладно?

Соседки ахнули, мужчины согласились, а я — внутри так и таю: впервые за многие годы во дворе весело, как раньше, дышится легко... будто бы душа двора, старая, растрескавшаяся, ожила.


***
Субботник вышел на удивление дружный — будто молодость к нам заглянула. Влад, в спортивных штанах и старой футболке, бегал с кисточкой, всем улыбался, подбадривал Галину Михайловну:


— Вы посмотрите, какая у вас сноровка! Да вы любую лавку в два счёта превратите в музейную вещь!


Смеялись, рассказывали истории, вспоминали, как раньше собирались всем двором на посадку сирени. Даже Лидия Петровна, та ещё ворчунья, вдруг одобрила:

— Вот теперь бы почаще такие субботники!

А после учебы Влад внёс мангал, ловко разложил угли, угостил всех шашлыками и компотом, который сам сварил — с клубникой. Уселись, будто давно знакомы, рассказы у костра пошли один за другим.

Я не сдержалась, подняла стакан:

— Влад, спасибо тебе… Не только за то, что помог мне тогда. За то, что дал нашему двору снова вспомнить, что значит быть соседями.

Он улыбнулся робко, по-доброму:

— А я и сам не думал, что смогу так привыкнуть к нашему двору.

Слово за слово, а вечер прошёл незаметно. Мы смотрели на тёплый свет в окнах и вдруг обнаружили: стало уютно, спокойно. Все наши страхи, ворчание, недовольство — словно растаяли.

***

А потом случилось то, чего я и представить не могла… Однажды утром, когда я пошла во двор — полить цветы, подмести вокруг подъезда, увидела суету: какие-то люди с рулетками, папками и планом.

Влад стоял у двери, серьёзный, немного печальный. Подошёл ко мне.


— Ольга Васильевна, — говорит, — вот письмо, тут мой номер и открытка… Я… уезжаю. Родители решили, что мне лучше продолжить учёбу за границей. Квартиру будут продавать.


Стоял, не поднимая глаз, а потом вдруг крепко пожал мою ладонь:

— Я здесь многое понял про настоящую жизнь. Спасибо вам.

Я стояла и не знала, что сказать. Ведь только ведь начали все жить по-новому, только в сердце поселился этот тёплый огонёк надежды.

Он ушёл, а я смотрела ему вслед, поблескивая слезой, пока не скрылась его красная машина за поворотом. Тихо, опустело…

Но история не закончилась на этом. Через пару недель Олеся, почтальонша, принесла большой фирменный конверт — на весь дом. На обороте — "Дорогим соседям от Влада".

Внутри были красивые фотографии чужого двора: лавочка, пёстрая клумба, улыбающиеся люди всех возрастов.

И открытка с короткой подписью:

«Всё, чему у вас научился, теперь живёт и у нас — здесь, в Праге, на студенческом дворе. Держитесь на связи!
Ваш Влад».


Мы с соседями смеялись, вспоминали, спорили — но пора признаться: наш мажор стал для нас лучшим уроком за долгие годы. И память о нём осталась не в злых шушуканьях, а вот в этих самых фотографиях и новых привычках: держать двери друг другу, вместе наводить уют, помогать без просьб.


И знаете, с тех пор у нас в доме стали появляться новые лавочки, ещё крепче цветники. А главное — если кто-то в беде или просто в плохом настроении, мы теперь точно знаем: не стоит смотреть только на оболочку. Может быть, именно эта «красная машина» однажды окажется единственной спасательной шлюпкой посреди житейских бурь…

Источник:https://dzen.ru/a/aElZsogWEQNRuq7p

— У тебя ничего не выйдет. Мы дого… — она потеряла мысль прямо на середине слова. Это её разозлило, она старалась вспомнить окончание слова, но в голове вертелось бессмысленное «варились». Варились? — Она откинулась на спинку стула и сгустила брови, силясь вернуть убежавшую мысль. — Варились. — Она пожала плечами. — Зачем ты меня напоил? Зачем я пила это зелье?

Он молчал. Она всхлипнула.

— Зачем ты здесь? Зачем ты вообще появился в моей жизни? Всё перепутал… — она заплакала. — Я не хочу так. Я говорила. Так не должно быть.

— Прости, я не хотел.

Она растёрла по щекам слёзы.

— Я пойду к себе. Не смей идти за мной. — Она попробовала встать, её качнуло на стол, и она плюхнулась на стул. — Чёрт! Я сейчас встану.

— Давай я помогу.

— Нет! — Она дёрнулась, голос задрожал. — Господи, я не могу без тебя… Не могу встать, не могу идти. Я не могу без тебя жить.

Она закрыла лицо руками.

Впереди полицейских погоней командовал мужчина в строгом костюме и с растрепанным от погони галстуком, повязанным на манер жителей Бардо.

Девушка обернулась, чтобы оценить расстояние до погони и в этот момент мужчина с сигарой сделал ей подножку, отчего та потеряла равновесие и буквально покатилась по платформе. В следующую минуту на ней уже застегивали наручники…

— Не знаю, как Вас благодарить, мистер…, — обратился командовавший погоней, к мужчине.

— Брайс. Милтон Брайс.

— Инспектор Франсуа Сатье, — протянул тот руку, — Я десять лет гонялся за этой воровкой, так что просто обязан угостить Вас стаканчиком виски.

— Я не пью, инспектор, но рад, что смог помочь Скотленд Ярду, — ответил Брайс.

— Ваш поезд? — спросил Сатье. На что ему в ответ мужчина кивнул. — Далеко едете?

— До самого конца, в Петроград. Слышал оттуда билет в Новый Свет дешевле. Говорят, для отставных Егерей там много работы, — ответил Брайс, заметив, что его сигара успела потухнуть и ища взглядом урну, чтобы её выкинуть.

— Желаю удачи, — улыбнулся инспектор, протягивая визитку, — Если вернетесь в Гедеон, мое приглашение в силе.

Брайс кивнул, коснувшись полей шляпы двумя пальцами.

— Поезд отправляется через одну минуту, — разнёсся крик над платформой.

— Куда её доставить, инспектор? — спросил подошедший полицейский.

— В Управление Скотленд-Ярда, — распорядился тот.

Брайс тем временем, подхватил чехол с новенькой винтовкой, закидывая его за спину, и заторопился к своему вагону, доставая на ходу посадочный талон.

Инспектор задумчиво провожал отставного егеря взглядом. Мужчина показался ему смутно знакомым, как будто бы они уже где-то встречались, но он не мог вспомнить, где… Дежа-вю, как говорили на его родине.

— Идем, — полицейский ткнул дубинкой девушку, указывая ей направление.

— В зад себя ткни, тебе понравится, — огрызнулась та.

— Мисс Эйк, за оскорбление полицейского Вам накинут еще 3 месяца заключения, не усугубляйте, — переключил на неё внимание инспектор.

— Шагай давай, — буркнул полицейский, сдержавшись при инспекторе, от более крепких выражений.

Раздался гудок локомотива и проводники стали закрывать двери вагонов, а остающиеся жители и зеваки отхлынули от края платформы. Через минуту поезд тронулся и начал двигаться.

Процессия полицейских с задержанной шли к выходу из вокзала. Некоторые провожающие все еще махали шляпами и платками вслед уходящему поезду, другие же уже спешили к выходу по своим делам.

Не прошло и десяти минут, как вечерний вокзал опустел. Это был последний на сегодня поезд, и станционным рабочим оставалось лишь убраться и закрыть вокзал.

— Вокзал закрывается, — прокричал вечерний смотритель, обходя платформы и высматривая нищих, которые норовили, где-нибудь спрятаться, чтобы провести ночь под крышей, — Всем покинуть здание. Вокзал закрывается, — повторил он и осекся. На одной из стен, сделанная яркой краской, виднелась надпись «Долой Короля, свободу народу» …

— Джон, неси краску, быстрей, — разволновался смотритель, — Опять бунтовщики пакостят!

Хорошо, что полиция или Скотленд Ярд не заметили, подумал он. А то еще, арестовали бы его, да казнили бы как смутьяна, по королевскому указу, за попустительство и недосмотр на служебном месте.

— Опять? — прибежал помощник, с ведром краски и кистью.

— Да. Чертовы революционеры… — сплюнул смотритель, — Нас из-за них, чего доброго, повесят, когда-нибудь.

— Большая надпись, а краски мало осталось, — заметил Джон.

— А ты розыскными плакатами заклей, а как краски докупим, закрасим, — придумал смотритель.

— Сейчас сделаю…

Через пол часа уже никто бы и не догадался об антигосударственных надписях на стене, где красовались большие плакаты с портретом одного из самых разыскиваемых в мире преступнике – Боримире. «Живым или мертвым. Награда 100000 золотом» гласила надпись под портретом.

***

Сатье проснулся с тяжёлой головой, едва вспоминая, когда последний раз высыпался. «Приснится же...» — подумал он. Рядом тихо похрапывал Брайс, его силуэт едва угадывался в предрассветных сумерках. Сон из головы не шел… Что это было? Обещание мира, которого больше нет? Обещание исполнения желаний, которым не суждено сбыться? Или напоминанием о том, ради чего они еще продолжают цепляться за жизнь?

За окном занимался рассвет. Сатье не нужно было выглядывать в окно, чтобы знать: толпы мертвецов бродят повсюду, алчные до человеческой плоти. Он почти привык к этой мрачной картине нового мира, но каждое утро всё равно не хотел возвращаться в неё из сна.

Познакомились мы с Петром, когда его отправили в наше село на картошку. Мы, девчонки, конечно же, сразу рты пораскрывали - городские приехали. Эка невидаль! Вечером на танцы прибежали румяные, намалеванные, щеки горят!

Местные ребята, конечно, мягко говоря, не в восторге были. Оно и понятно! Кому хочется чужих петухов в курятник пускать. Завязалась потасовка, девчонки в сторонке стояли, да охали, а я решила, что свое счастье надо кулаками добывать. В любви и на войне, как известно, все средства хороши!

Вот я и ринулась в самую гущу. Тут же от кого-то прилетело, а очнулась я уже на земле. Голова трещит, вот-вот лопнет, в лицо как будто кувалдой дали. Я застонала.

- Слава богу, очнулась. - Прозвучал голос откуда-то издалека. - Что ж ты, дурочка, к дерущимся-то полезла?

- Спасать. - Честно ответила я, хватаясь за голову. - Сколько время? Мать заругает. - Спохватилась я.

- Ты где живёшь? Я провожу.

- Не надо, сама справлюсь. - Гордо сказала я, оправляя платье. Попыталась встать, но тут же, ойкнув, плюхнулась обратно на землю.

- Держись за меня. - Предложил парень. Я ухватилась покрепче, он поднял меня с земли.

- Ох, кружится все, как на карусели. - Пожаловалась я.

- А ты как хотела! Будешь знать, как в драку лезть.

- Я помочь хотела, у наших парней кулаки крепкие.

- Да и мы с ребятами не лыком шиты. - Сказал мой провожатый. - Сами за себя постоять можем. Я в секцию по боксу хожу, а Валерка, друган мой, рукопашным занимается.

- Что-то не больно ты силен, как я погляжу. - На небо выкатилась полная луна, и я разглядела идущего рядом парня - невысокий, худой, в очках. Типичный з а у ч к а. Он не обиделся, наоборот, расхохотался, словно я что-то смешное сказала. Чудной!

- Ты не гляди, что худой, я жилистый и сильный. А тебе, я смотрю, палец в рот не клади.

- А чего его класть-то, да еще и в рот? - Он снова расхохотался. Смех у него был такой искренний, заливистый, невозможно не рассмеяться в ответ. Смеялись мы уже вместе.

- А ты с юмором, люблю таких. - Сказал парень, отсмеявшись. - Тебя как зовут, юмористка?

- Любка я, Коровина.

- Любовь значит. Красиво! - Мечтательно произнёс мой спутник. - А я - Петр, будем знакомы.

Ковыляли мы с ним долго, земля так и норовила взбрыкнуть и опрокинуть меня на спину, как своенравная кобыла. Если бы не Петр, в жисть бы не дошла. Проводил он меня до самого дома, даже зайти порывался, но я эту идею сразу отмела - мать уж больно строгая, достанется обоим.

Всыпала мне, конечно, по первое число. Одна она меня воспитывала, с тех пор как отец умер. Допился, от соседа шел и в сугробе замерз, в десяти метрах от дома. Мать учительницей в местной школе трудилась, а я аккурат десятый класс закончила. Мать настаивала, чтобы в техникуме в Красноярске выучилась, и в село уже в качестве у ч и л к и возвратилась.

А у меня, признаться, в голове полный кавардак. Фильм какой посмотрю - медсестрой мечтаю быть или летчицей отважной, но никак не у ч и л к о й - такой же унылой, со скорбно опущенными уголками губ, с вечным пучком на голове, в единственном костюме с заплатками на локтях. Стыдилась я мать, что греха таить, особливо когда слышала, как ученики ее Синим Чулком за глаза называют. Синим чулком она и была.

Продолжение в моем телеграмм канале! Не забудь подписаться! 💕