Сочинение на тему - как я провел жизнь. Окончание
Ну вот и все. И время-то – день в разгаре, до заката так далеко. Дрю так и не поднял назад своего ствола, - те не собираются стрелять, непонятно чего выжидают, а он успеет, за это можно не переживать. Что он придумал - было совершенно неясно. Впрочем, если не было четкой инструкции – он действовал спонтанно, его в такие моменты предсказать было невозможно - врят ли сам знал, что именно он будет делать через секунду, куда уж другим догадаться, но как-то всегда и все удавалось.
А потом прапор вообще охренел, - закинул за спину ствол, нагло оглядел стоящих напротив, и разразился пламенной речью. Взглядом и движением головы - потребовал донести до них смысл. Но те кажется, поняли его и так. Достаточно было интонации, жестов, мимики, в них было вложено максимально презрения, чувства собственного превосходства, а эпитеты он изобразил руками… В общем все что требовалось, - до них дошло, и неверяще вытаращенные глаза было тому подтверждением. Он вел себя так, словно у нас за спиной стояла колонна бронетехники, с ротой на бортах. И правильно. Максимально зацепить их металлом – мало. Пусть мы останемся здесь валяться сломанными куклами, но они ощущения победы не получат, - до самого достижения звания аксакалов будут отмываться.
Ох ты, мелькнули несколько выражений очень эндемичных, имевших хождение и смысл в контексте только в одном замкнутом коллективе…
Так вот откуда он знал про «маму Свету» - был он там! Чего ж молчал то раньше, посидели бы, вспомнили, может кто из общих знакомых нашелся бы. Субординацию не хотел нарушать, разводить земляков… Разница между нами в десять лет – не такая уж и большая, там люди работают и дольше. Вполне могли найтись общие фамилии воспитателей, или кого еще… Но, - уже не успеем.
Перевести полностью не смог, но добавил от себя – «зеленых ослов». В последующее время был один галдеж, птичий базар, крики возмущения перемежались воплями с попытками ответить адекватно…
О том, чтобы применить оружие у них и речи не шло, это были уже чисто пацанские разборки, со своим кодексом, что одинаков в любых широтах. Был правда один, что-то типа комиссара, его наряд и чалма говорили о том, что недавно совершил хадж… Такие словно неотъемлемая часть каждого их формирования, идеологическая накачка, самостоятельно ни на что не способная, только подзуживать других на активные действия. Он гневно требовал застрелить нас, гяуров - как собак, тряс своим карамультуком, но чуял, что его никто не поддержит, и могут даже напинать, его функция – раскачивать истерию, направлять и управлять эмоциями. А инициативу прочно перехватил Дрю, он толковал с ними без нашего участия, если помните фильм «Особенности национальной рыбалки», то в одном из эпизодов финн, что ни бельмес на русском, и наш рыбачок, что не соображанс по фински - спорят за столом о пойманной некогда рыбе, размахом рук показывая размер, и опровергая вранье друг-друга об улове… В какой-то момент ожесточенного спора исчезают субтитры, или стихает голос за кадром переводчика, - и все сидящие за столом недоумевают, как они так разговаривают на незнакомом для каждого языке… Происходило что-то подобное. Угрозы становились все патетичнее, переходили постепенно в разряд риторических. Мы были в своей стихии, а замполит наверно себя ощущал как мальчик - отличник, случайно попавший на разборки шпаны между районами, прижимающий к груди тонкими ручками скрипичный футляр, и моргающий сквозь очки с диоптриями. Не умещалось в его привычные рамки все происходящее.
А ведь Дрю наш шанс использовал по полной программе. Закат будет. Все шло хорошо, как всегда. Первый, «интеллектуальный» раунд встречи можно считать за нами. Если конечно очень хочется кулаки об морды почесать, то можно и без него этого обойтись, а сразу без разговоров перейти к толковищу…
Он их просто морально подавил, и неожиданно легко. После этого обычно дерутся либо несогласные с результатом и счетом, если чувствуют что могут одолеть, либо для закрепления их. Если охота конечно. Но на данный момент – драки не хотел никто. Кроме пожалуй ходжи.
Ему было невтерпеж увидеть как мы деремся, причем – со стороны, такие как он - провоцируют на действия, и тут же валят в сторонку. Но сейчас он ничего не мог сделать, даже пальнуть первым, в его аркебузе при каждом резком движении что-то металлически брякало и перекатывалось. Позорище полное. С какой свалки он подобрал для ношения этот атрибут воина прошлых времен – неизвестно…
Бардак прекратил лидер местных. Он на хорошем русском языке произнес:
- Господа блатари, я представлял, что наглецы вы еще те, но чтоб настолько!? Вы еще спросите, с какого мы раёна, и чего по вашей улице ходим! - и сразу без паузы, посерьезнев - Зачем вы сюда пришли?
- А чё, не так разве!? – прапор сделал удивленно-честнейшие глаза – Ну а пришли, ну пришли, не первый год здесь…
Политика не была в числе его сильных сторон.
- Нет, сюда. Сейчас. Пока нет договоренности об отношениях - это территория нашего отряда самообороны.
Так вот кто это такие, то-то я смотрю, ненастоящие какие-то по повадкам… Декхане с сельхозинвентарем. Еще недавно - даже смелые, нас ведь всего трое… А ведь пропорция в случае противостояния с ними была бы даже не один к трем, а гораздо для них трагичнее. Нам впрочем шансов не прибавляло. Нас просто завалили бы телами. Этот народ если дерется, то до конца.
Тут встрепенулся замполит, стряхнул с себя на пыльные камни двора воображаемый скрипичный футляр, и очки, и снова стал кадровым офицером, умеющим многое. В том числе и договариваться, при этом мягко стеля, и жестко укладывая.
Основная линия, которой он держался - в общем-то была истинной, он ее сумел быстро и доходчиво сформулировать. Здесь мы не по делам службы, а по личным. Наше появление никак не связано с процессом переговоров, это дело чести. Если этих пацанов хранил то ли Аллах, то ли Дед Мороз, провел по минам, то кто мы такие, чтобы бросить мелкоту, находящихся под их опекой, не отвезти домой? И если, кто ни будь, - все же хочет выяснить отношения, то мы не против, мы только – за!
Это краткая выжимка того смысла, экстракт, говорил он конечно дольше, отвечал на вопросы и задавал сам. Мы с Дрю успели выкурить по паре сигарет, пуляя окурками в ходжу, который старательно делал вид, что этого не замечал, и переспрашивал у своих, кто посмышленее - так это не гяуры? Верят в бога снега и зимнего праздника? Тогда им прощается многое, они же кафиры,(заблудшие) а не потерянные насовсем безбожники. Нашел ведь себе лазейку и оправдание, почему по его недосмотру и неумению разжечь - крови сегодня не будет, замполит его уже наверняка срисовал в память во всех ракурсах. Скорее всего - не местный, неофициальный представитель здесь - той стороны, которого не могли погнать метлой лишь из-за статуса то ли паломника, то ли блаженного дервиша.
Самед(их атаман, учившийся кстати в Москве, откуда и вынес обнаруженные сейчас неплохие познания в русской мове) приглашал на «той»,(в смысле празднично пожрать) но вежливо оказались, ответили обраткой. Типа, «той» будет давать наша сторона, заодно и лишний раз потрещите за свой нейтралитет, не с нами же о нем трекать, не та у нас астрономия на погонах. Одно можем обещать проследить –это судьбу брата пацанов… Если не успели те кто его загреб - отдать местным. Там его либо отпустят за деньги, либо отведут за околицу, да и шлепнут, если выжать нечего. И если вопросов и претензий более нет, то мы отчаливаем.
В общем - вечером этого дня я сидел, и ждал, когда солнце приблизится к горизонту, начнет касаться гор на западе своим горячим, плазменным боком. Сегодня вершины были свободны от облаков, и закат обещал быть красивым как никогда. И ожидания оправдались.
По мере приближения диска светила к горизонту - мир стремительно менялся. Краски становились ярче, тени – вплоть до угольной черноты глубже. Западные склоны гор оставались светлыми, восточные же - утопали в тени. Фон трафарета мироздания становился все более бархатно-черным, его светлые части уменьшались в размерах, увеличивая при этом свою яркость и четкость. Может яркость и не увеличивалась, просто в контрасте с остальным так казалось.
И наконец солнце полностью скрылось за грядой гор… И на антрацитовом фоне на какие-то мгновения остались гореть заснеженные вершины востока, освещенные из-за горизонта. Просто висеть в вышине окруженными звездами кусками склонов, постепенно исчезая снизу, освещая пространство отраженным светом не меньше чем луна. Свет, исходящий от них - даже давал тени окружающим предметам. Только представьте, у человека – несколько теней, под разными углами одновременно! Последние искры их отблесков сверкнули яркой вспышкой, и – все! Светят только вдруг ставшие огромными звезды, и если сегодня есть – то и луна.
Это просто не описать словами, надо видеть! Русский, или какой-то другой язык тут просто бессилен. В родных широтах нет больших гор, сумерки длятся часами, иногда даже летний день, если небо затянуто облаками(так дома может длиться неделями) – сплошные сумерки. А тут – словно выключатель повернули. Хотя нет, - скорее процесс сравним с постепенным, но быстрым снижением уровня освещения в зале кинотеатра, перед началом просмотра фильма.
Когда уже лежа в постели, закрывал глаза, постарался вспомнить, как я жил раньше, и так продолжалось не один день. Вспоминалось все без разбору, чему я был рад, и не очень, но главное – начали просыпаться забытые эмоции, тоже без разбору, но сейчас в своем состоянии, я могу их проанализировать, и это большой плюсище, - посмотреть на них со стороны.
Это вошло в привычку, что сохранилась до сих пор в ослабленном варианте. Словно заново, по кусочкам, восстанавливал себя. Удаляя лишнее, глуша что-то тогда кажущееся ненужным. Словно опять рождался. И наконец что-то оформилось. Какие-то итоги подвел, и решил, что здесь в армии, моего будущего нет. Оно там, где я уже отвык быть, и у меня все обязательно получится, учеба, семья, работа, - нормальная жизнь, в которой я некогда, еще ребенком,- жил…
Несколько месяцев спустя, уже находясь в русском городе, с русским же названием, группа из дембилей, и нас сверхсрочников, нескольких офицеров и прапоров, - ждали кто отьезда домой, кто нового назначения, сверчкам(таким как я) которым оставалось до конца срока немного, но достаточно, чтобы успеть поработать с пополнением оно было уже известно, ждали только пополнение из призыва этого года, чтобы начать полноценную дрессуру.
Ну а пока, – пили. Благо все получили на счета какие-то соответственно званиям и должностям суммы командировочных и других выплат . Пили много, и долго. Уже несколько недель. Спускали неожиданно заработанное кровью, и кусками собственного тела, резко и навсегда закончившейся юностью.
Прапору например – хватило на новенький «Москвич» Ему кстати пришлось тяжелее всех, он пил как с нами, так и с офицерами. В две смены, и на две ставки.
Кроме ее родимой, занимающей мозги и глотку - надо было занять руки. Эта проблема решилась сама собой – ездили в массив гаражей, где у прапора был бокс в одном из капитальных, и совмещали подготовку к новой железной постоялице, - с выпивкой. Все равно не брала зараза, в голове мутно, и если облегчения нет, напряжение оставалось, так хоть притормаживало реакции, и поэтому окружающее, от которого отвыкли - было легче воспринять таким, какое оно есть.
Полумрак гаража, лучи света, попавшие сквозь дверь, - освещают прямоугольник бетонного пола.
Солнце. Оно совершенно другое, на него можно спокойно выйти из тени и не ощутить при этом его давления. Теплое, но не жаркое, так приятно сидеть под ним, ощущать его спокойное тепло.
На импровизированном столе, - стоят и лежат ингредиенты обычных мужских посиделок: бутылки, ломанный хлеб, открытые консервы, горки квелых овощей.. Красотища прямо, никуда не надо бежать, идти, ползти. … Надо конечно, но все это здесь не так критично, и эта возможность отложить, что либо – прямо давала ощущение рая…
И над всем этим - неспешные разговоры в смешанном составе. Ну просто рай. Не мешал своим бубнежом даже майор милиции, находящийся здесь при исполнении.
Он, вяло закусывая, и обращаясь к прапору, укорял космос и мироздание за повышение в последнее время нагрузки травмпунктов. Там по его словам прямо таки аншлаг! Наплыв из маргиналов. И все как один – споткнулись, упали, сломали челюсть, а отпружинив от асфальта раза три, еще и перевернулись, да затылком приложились. Руки, ноги и прочую мелочь - они взяли моду ломать, или чисто случайно завязывать витиеватым узлом! Самостоятельно! Нет, он никого не подозревает, даже рад тому, что в статистику вставлять стало нечего… Кто из местной борзоты не поддался этой моде– сидели дома и не высовывали носа, а кое-то – даже забаррикадировался. Наверно совесть заела, нет? Нет, претензии конечно есть, но чистая формальность, - к упаковке. Как какой? Ну сами посудите, в райотделе нет слесарей, чтобы освобождать от пут стреноженную, связанную железным прутом, вырванном из забора, ,(тут инструменты нужны) шпану, а по закону - мирных граждан, может они в чем и виновны, но без доказательств и показаний свидетелей они – сущие ангелы, и их придется развязать и отпустить, и доставленную неизвестным(выразительный взгляд в направлении прапора) к крыльцу отдела.
Надо сказать, что Дрю в гражданке – похож на пьющего работягу, получившего зарплату, и несущего домой то, что от нее осталось после посещения вино-водочного храма. Вот нестойкие личности и не удерживались от соблазна обогащения за его счет, не учитывая тот факт, что жути он мог нагнать, и закошмарить - не хуже Годзиллы, поэтому их раскаяние было предельно искренним.
Майор вообще-то понимал, что ему надо радоваться тому, что двухсотых не было, а трехсотые не жаловались, а стирали штаны и баюкали поврежденные места. Но провести беседу он был обязан, и заканчивал свой очередной пассаж горячим желанием видеть того, кто все это творит, что твой Бетмен – в рядах правоохранителей… Особого внимания на майора не обращали, вызывал интерес только стиль изложения. Преувеличивал безбожно… Но и тут ему давал фору сорокалетний хозяин соседнего бокса, что чесал языком так складно, что аж было завидно, заслушаешся!
Вот век бы так сидел, остановил бы мгновение и продлил его до бесконечности. Смотрел бы на звездочки на дне стакана Дрю,(представление его к очередному званию подоспело, он стал аж старшим прапором) слушал бы и слушал… Но не тут-то было.
Боковым зрением увидел, что в прямоугольнике освещенного пола появился силуэт чьей-то тени. Кто-то пришел, да пусть проходит присажива… И тут же ощутил легкий, но весьма болезненный тычок чем-то твердым в спину. Удивление было безмерно! Это у кого тут приступ суицида!? Даже башку на бок сворачивать сразу не стану, полюбопытствую сперва... При повороте успеваю заметить странное, и даже невероятное! Изменившийся в лице Дрю - ныряет рыбкой в открытый люк подпола! Один из соседей лихорадочно забивается за стеллажи, а другой лег где сидел, и прикинулся мертвым. Майор – ваще заметался с испуганным лицом.
Поворачиваюсь, и вижу миниатюрную женщину, пропорций отнюдь не героических, но зато арматурина в ее руках порхала как прутик. И так как на ногах были только я и сержант Зайнутдинов – то все доставалось нам.
Мы были дезорганизованы бегством командира с поля боя, и нестандартным поведением окружающих,(похоже что все кроме нас двоих знали эту фурию, и это настораживало, сдерживало активные действия) и до определенности – приняли стратегию пассивной обороны, ибо даже чуть-чуть активной - ее все же жалко. Арматуру принимали на твердые, до состояния копыта - ладошки,(которые уже кстати, гудят…) гася скорость ее соприкосновения с более нежными частями тела. Краем глаза успел заметить руку затаскивающую початую бутылку в подпол. Прально, чего на сухую-то пересиживать бурю. Пусть хлебнет, потому как пришла эта валькирия, похоже по его душу.. Пока она с нами разберется, - успеет пару раз приложиться. Прикроем.
Майор, тот быстро сообразил, воспользовался временной слепотой гостьи, когда та шагнула из солнечного дня в полумрак, вырвался на оперативный для бегства простор. Только его и видали! Уже и я сам как-то прикидываю варианты сверхскоростного отступления… Определенности-то - нет, и не предвидится.
Наконец, железяка упала на бетонный пол, запрыгала, зазвенела, и выпустившие ее руки прижались к лицу, послышались рыдания.
Ну все, полный капец. Вообще ничего не понимаем, косеем от таких резких переходов, привыкли к чисто мужскому обществу, где все более-менее стабильно и последовательно.
Сквозь рыдания послышались связные слова, смысл их был приблизительно таков: что мол, три недели как вернулся, а она его трезвого видела всего один раз, и способен он был хоть на что-то, из всех разов - лишь два(тут она продублировала пальцами количество, предьявив их тому соседу, что постарше, - играющему в жука притворяшку)… А она так ждала…
За стеллажами послышалась возня, это сосед пытался вылезти из тесного пространства, куда протиснулся. Тот, что прикидывался дохлым, - поднимаясь, перевернулся набок. Мы расслабились…
И тут она собралась, резко убрала руки от лица, в глазах при этом зажглись нехорошие огоньки…
Надо сказать, что ржавая железка в руках не была чистой, да еще и размытая слезами тушь… Ни дать ни взять – боевая раскраска апачей на тропе войны! А в глазах – «все, хана всем вам!» Если она раньше просто мочила без разбору, то щас будет обстоятельно кишки на кулак мотать …
Возня за стеллажами тут же прекратилась, тот, кто начал подниматься, - снова упал,(не забыв подгрести под себя какую-то ветошь, пол все таки твердый) чтобы снова изображать усопшего. Мы с Радиком – опять приняли оборонительные позиции.
– Где эта сволочь!?
Тут мы все не сговариваясь, (и усопший тоже, хоть и лежа) – показали пальцами на люк, а из за стеллажей - но громко и старательно отметили свою лояльность: «Там он гад, внизу!», видимо пальцем не смог.
Из люка высовывается голова бесстрашного, геройского прапора, и просительными интонациями произносит:
- Света, Светочка, ну что ты…
В итоге в расположение мы вернулись с потерями… Командира нашего взяли в плен,(причем с нашем участием!) и наверняка щас жестоко пытают.
Мы понимали конечно, что все правильно, но пацанский кодекс не давал покоя, и требовал хоть изобразить попытки его освобождения из зиндана…
Штурм исключался сразу, может передать в бутерброде веревочную лестницу или саперную лопатку для подкопа? Планы рушились один за другим, причем мы сомневались, хочет ли сам Дрю на свободу.
В общем, пошли за подкреплением. Вернее - за моральным оправданием нашего непацанского поступка.
На КПП нас встретил кем-то зашуганный наряд, что чинил обе сорванные с петель(!!!) двери. В штабе переполох, устраняют последствия шторма что ли. Какая-то внеочередная уборка... Писарь сидит все еще прижав уши, и нервно дергает щекой…
От него-то и узнали, что нашему прапору беспрецедентно обьявлено аж три дня выходных, посреди недели! Заочно! Смутные подозрения пришедшие в голову еще на КПП подтвердились, - тут побывала жена Дрю, до того, как появилась в гараже. Тут запросили пощады, и сдали его вместе с нами – раньше, чем мы его там. Нам достались лишь остатки ее настроения. Именно тут происходила главная баталия.
Через писаря выразили сочувствие, соболезнования родным и близким пострадавших, и пошли отсыпаться, и приводить себя в норму.
Дрю появился к концу третьего дня. Весь гладкий, пахнущий одеколоном(и не изо рта, - трезвый как стекло) После штаба собрал нас в каптерке, и начал разговор с того, что если кто вернется туда, то надо передать тот-то и тому то, а вот это… Его прервали, не поняв: Ты чего, завещание что ли тут диктуешь? Вождь, племени непонятны твои слова! И выражение лица у тебя нехорошее… Все настолько плохо? На расстрел приглашения раздавать будут? Когда похороны, и по сколь сбрасываемся на венки?
Он выслушав, помолчал, и после паузы тихо сказал: «Рапорт я написал, ухожу на гражданку.» Тут уж онемели мы… Честно говоря, я ожидал подобного, он сильно изменился с тех пор, как проводили тех шкетов. К текущему моменту времени я и сам уже только и ждал конца срока. Правда до сих пор не представлял, чем я буду по ту сторону КПП и кем. Но прорвусь как нить.
Обьяснений никто не спрашивал, решил так решил, но он счел все таки нужным прояснить. «Нет, не сильно ругалась, но - она ТАК на меня молчит!!!»
Не знаю были ли это попыткой обьяснений, или же просто решил поделиться с нами, еще не женатыми, и не знающими что это такое, чтоб рассказать как это когда тебя ждут…
Мы(я во всяком случае, тогда просто запомнил, а оказывается такие вещи надо пережить самому, что и произошло намного позже.)тогда не вьехали, просто приняли как есть.
И спустя десяток лет, когда занесло в Таджикистан, врал жене, чтоб не беспокоилась что поехал в Новосибирск. (а что делать, средства на жизнь и пополнение,(стало известно, что ждем третьего) надо было изыскивать, а на дворе девяностые, и все вспомненное и достигнутое полетело к чертям собачьим… Кроме семьи, совсем еще молодой.) Как оттуда выбирались(поехали-то в еще нестреляющий, рассчитывали вернуться быстро) – это отдельная песня, даже пришлось послужить в их армии, все что хотел забыть – снова понадобилось. Я знал, что меня ждут, и это выносило из казалось бы совсем уж безнадеги… Помниться как нашли рабочий телефон на переговорном пункте, и все по очереди звоним домой, кто-то лепит: «Да, тут прохладно. Да, в гостинице, конечно. Где же еще!?, А ты как? Что? Да нет, тут свадьба, вот и стреляют. Все в порядке конечно, не беспокойся…» И так далее. Гоним такую лажу, что сами краснеем, как маки Чуйской долины.
И вот, я подхожу к двери,(из Новосибирска приехал, ага… как буду загар обьяснять – не знаю, но все равно идти надо), только ноздри в двери сунул, - и тут же мне летит в голову банка с краской,(ну вот такой боеприпас ей под руку попался) первую-то я отбил, но она ж очередями шмаляла… Сдал меня кто-то! (оказывается по ее словам какойто азиат принес американские рубли, что что мне там начислили, и много по меркам российского райцентра, и слишком много говорил, его не предупредили. Не нарочно, но пусть, даже на пользу, не придется врать, а лишь объясняться) Опаньки, - вторая пошла! Ухожу вправо, и… Ой блин! - ловлю третью! Прямо фейсом! Ребром банки, металлически жестким, в скулу…
Стою, кровь капает на белый свитер, а у самого на душе смесь чувств: Радость – меня и правда ждут! Беспокоятся! Я нужен! И виноватость… Вот как в детстве раннем: да, я накосячил, но меня все равно любят! Морда то заживет, ерунда какая… В тот момент отчетливо вспомнил, слова и эмоции Дрю, и понял, что вот эта самая банка, попавшая в десяточку, - самое что ни на есть признание!
И как-то сразу стало понятно, почему тогда Дрю все удавалось, и я во второй заход выходил оттуда, где вроде бы не должен был. Ждали нас! Я просто должен был вернуться! До этого момента текст песни времен ВОВ «землянка» – был просто текстом, а вот в этот момент – прямо откровением…
Счастливый такой, - стою, мимо со свистом пролетают и врезаются в стену метательные снаряды, и тяжелые слова. Те, что были пластиковыми - оставляли красочный след и потеки,(лишь бы этюдником не запулила, надсадится ведь) и почти все – вмятины на штукатурке. Впереди летает по кругу на метле, прям как вертолет, и плюется огнем, жена… На паласе прямоугольник солнца…
Где-то я это уже видел… Словно в гараже, только водки и компании не хватает…
Банки давно у нее в обойме кончились, тюбики уже на исходе, этюдник хоть и большой, но не бесконечен. Лишь бы им не запулила, он же тяжелый, надсадится.… Расстрел подходил к концу. Ну да, помню, прямо испытываю дежавю - сейчас прижмет руки к лицу, и заплачет. Точно! Мне только и пришли на язык примерно те же слова, что и тогда прапору: «Тань, ну ты чего…» Совершенно независимо от тех, тогда произнесенных в другое время, другим, и не ей. Видение словно во сне, ведет за собой, как бы я не сопротивлялся изменить ход событий. Словно наложился идеально подходящий трафарет.
Вот любопытно, если в детстве самое страшное было после самовольной отлучки со двора – услышать вернувшись «мама искала», то позже «мама» - сменилась на не менее страшное «жена ждет с обьяснениями»… Про других, у кого мамы были в придачу к жене(или наоборот), - не знаю, про себя говорю.
Но в общем и целом - мужики остаются детьми навсегда. В любом возрасте колупнуть, и окажется - что все отличительные мужские реакции, – это его крепость с толстыми стенами, высокими неприступными башнями, валом, и глубоким рвом с водой. Но только снаружи. Внутри - это чаще всего детская комната, наполненная детскими воспоминаниями, в которых находятся детские же сокровища, такие же страхи и горести.
Не закончено. Продолжение следует. Что хотел сказать в заключение этой части… Начинал текст совсем с другой целью, больше внимания уделить думал тому Ходже, Но в процессе решил, что его прототипы во множестве сейчас встречаю уже дома, на тех самых улицах где я был счастлив в раннем детстве, (потом пришлось резко повзрослеть, так и не переходя в юность), хоть и другой религии, не в чалмах а в рясах. – не стоят того, лучше пусть будет о другом. Все эти бессильно- хамские выходки ищущих истину или бога – от их угнетенной жизни. Причем не знают они что это такое – беда по настоящему, сломались на пустяке…
А искать надо не истину, а счастье. Тогда истина придет сама. В том, что жизни надо радоваться каждому прожитому дню, каждому восходу и закату. Ценить тех, кто вас любит, и кого любите вы. Эта опция искателям истин отдельно от счастья видимо недоступна. Их жалеть надо.
Каждый день может стать последним, завтра – может и не наступить, и откладывать нельзя, надо успеть многое, а они тратят время, которого нам отпущено не так много –на иллюзии и поиск несуществующего, пропуская мимо сознания красоту мироздания.
Вот на месте той сверхсущности, который все это по их мнению создал - я б их пристрелил бы из рогатки! Он понимашь, старался, - а они не видят, Проходят мимо тех же закатов с угрюмыми харями, сокрушаясь о несовершенстве мира. Не ценят они творения того, кого сами придумали. Тьфу на них…
Дрю нет уже больше десяти лет. Получился своеобразный некролог, светлой памяти Андрея Виталича...



