Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 276 постов 28 286 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

70

ОН И ОНА

– Я страшный и зубастый, – сказал он.
– Ты милый, – сказала она.
– Но меня все боятся за мой грозный вид!
– И вовсе никакой ты не грозный! Я тебя нисколечко не боюсь! – весело сказала болонка и лизнула собеседника в нос.
Он улыбнулся и по-собачьи вильнул хвостом. Он был счастлив от мысли, что его хоть кто-то не боится.
К тому же совсем недавно крокодил
пообедал антилопой...

28
Авторские истории
Серия МГНОВЕНИЯ

ОДНАЖДЫ В КНИЖНОМ МАГАЗИНЕ


В магазине появилась книга писателя Каныгина. Чувства, которые Каныгин испытал, не с чем было сравнить. То, что она стояла неподалеку от сборников рассказов Бунина, Каныгин не находил случайным. Было в его рассказах что-то мрачноватое, глубокое. Это находило отклик у Бунина.Каныгин подошел и взял книгу. Треск открываемой обложки заставил его испытать катарсис, не читая. Впрочем, он знал, что внутри. На треск обернулась продавец. Каныгин проронил:

- Знаю этого автора…

Он произнес так, чтобы заложенная ирония была частично разоблачена. Каныгин стрелял по двум зайцам сразу. Если ирония не будет выявлена, продавец спросит: «А у него еще что-нибудь есть из похожего?». Тогда он небрежно бросит: «Скоро будет», - и подарит продавщице загадочный взгляд. А фраза с разоблаченной иронией подвигала на вопрос: «Откуда?». Вот здесь и понесётся…

- Соболезную, - ответила продавец.Каныгин закинул назад голову. Так выглядит изумление у творческих людей.

- В каком смысле?

- Ну, он же бежал на запад?

- Кто бежал на запад?

- Каныгин. Он же бежал на запад.

- Зачем? - удивился

Каныгин.

- Откуда я знаю. Это вы его знаете.

- С чего бы ему бежать на запад? Жив, здоров…

Продавщица развернула книгу тылом и ткнула пальцем в обложку. Каныгин стал читать. Прямо с обложки.

«Одни считают Григория Каныгина предателем. Другие – борцом за справедливость. Но те и другие не отрицают свободу мысли, которую Григорий Каныгин сумел обрести только на западе...».

Почувствовав, как потемнело в глазах, Каныгин их закрыл. Он и предположить не мог, что его сказки про лисёнка Кешу могут так встрепенуть общество. Когда открыл, в его левой руке было содержимое книги, в правой – содержащее. Продавщица тут же позвала какого-то Колю и что-то вставила в уши.

Пришел Коля. Коля был в форме. Если с неё спороть все шевроны, Коля был бы похож на обтянутый черной материей шифоньер. Он дожевывал какое-то животное, которое с хрустом проворачивалось у него во рту. Пять глубоких горизонтальных морщин прорезывали его широкий лоб. Нос был сломан во многих местах и напоминал придавленный к лицу пельмень. Лицо испещрено шрамами. Вид Коли стимулировал любого смертного к переходу на другую сторону улицы. Коля напоминал человека, который в двадцать первом веке не пропустил ни одного вооруженного конфликта. Коля охранял книги и все, что в них написано.

- Что случилось? – неожиданно тонким голосом спросил он. Словно девочке на ногу наступили. От неожиданности у Каныгина дернулось веко.

- Вот этот, - показала продавщица.

- Что случилось? – спросил Коля Каныгина, не меняя ни голоса, ни интонации.

- Здесь пошлость какая-то написана! – объяснил Каныгин, дергая веком.

- Если каждый будет приходить и рвать, нам нечем будет торговать! – крикнул Коля. От колоратурного сопрано охранника у Каныгина началась паническая атака.

- Где вы взяли этот голос?! Но тут написано, что автор бежал на запад!

- Бежал и бежал, и пусть дальше бежит!

- Прекратите говорить! – Каныгин прижал останки книги к ушам. Ему показалось, что голос охранника пронзил его мозг, и в нем, как на гитаре, со звоном лопнула первая струна.

- Вы тут не командуйте и идите отсюда! - еще более высоким голосом крикнул Коля.

Из левого глаза Каныгина пролилась, как от ветра, нечаянная слеза.

- Пусть сначала за книгу заплатит! – вмешалась продавец.

- Купите книгу! – визгнул охранник Коля, Каныгин присел, а продавщица вздрогнула как после удара током.

- Не говорите, я вас умоляю! – вскричал Каныгин и посмотрел на продавщицу, ища поддержки.Но она к этому холодно отнеслась. Только сейчас Каныгин заметил в её ушах беруши.

- Купите книгу, я сказал! - напомнил о себе Коля.

Продавщица качнулась. Охранник снова напомнил. У Каныгина начались проблемы со зрением. Он снова закрыл глаза.

- Купите книгу, я сказал

!Каныгина затошнило. Тонкий голос охранника мутил его рассудок. При закрытых глазах казалось, что на него орёт восьмилетняя истеричка. Продавщица закрыла уши ладонями как ставнями.

- Сколько?! – прокричал Каныгин.

- Сколько?! – визгнул Коля, и Каныгина швырнуло в сторону.

- Триста пятьдесят!.. – как при родах выпалила продавщица.

- Триста пятьдесят!.. – взвизгнул Коля.

- Я слышал!..

Каныгин лихорадочно шарил руками в поисках наличных. Насчитав, бросил на прилавок. Дрожащими руками продавщица работала с кассой.

- Нельзя так себя вести в книжном магазине! – взвился Коля. Под потолком лопнула лампочка. С прилавка зарубежной литературы сполз томик Флобера. - Сюда люди приходят за книгами!

- Молчите, Христа ради прошу, молчите!.. – закричал Каныгин, понимая, что в нему приступает психическое расстройство. Его лицо было залито слезами. - Ни слова больше!..

- Здесь книги продают!

– Молчите, или я вас ударю! - раздирая легкие, закричал Каныгин.

- Чек возьмите! – потребовал Коля и где-то в глубине магазина с треском развернулся глобус.

Обезумев, Каныгин схватил с прилавка Бунина и ткнул им Колю в ухо.

Коля завизжал. Из ушей продавщицы пулями вылетели беруши. Каныгин ощутил осознанную необходимость найти туалет. Но сначала нужно было отыскать выход из этого страшного заведения.

Коля продолжал визжать. Сжимая осознанную необходимость обеими руками, Каныгин стал метаться в лабиринте стеллажей. За его спиной сыпались на пол собрания сочинений. Волосы на его голове стояли как перед грозой. От визга охранника ломило голову, словно кто-то снимал с неё скальп. Каныгин вывалился из магазина и побежал по улице, зажав под мышкой останки своей книги. Его вид был ужасен.

Когда Коля успокоился, продавщица залепила его ухо лейкопластырем. Он вынул из кармана беляш, положил его в рот и вернулся к входу.

Каныгин был первым и последним, кто купил книгу Каныгина. Издательство признало ошибку и отозвало тираж. Издало новый, без указания бегства на запад. На обложке лисенок Кеша смотрел на читателя взглядом Белки из Ледникового периода. Дети слегка напряжены. Мамы от сказок в восторге: легкие, непринужденные.

Приглашаю вас подписываться на мой телеграм-канал https://t.me/DenisovStory

Показать полностью
2

Первый такт

UPD:

Путь, имеющий сердце I

Каждому известно, что в будущем неизбежно случится нечто страшное, материальное и предельно отчётливое. То будет торжественный миг смерти. Хотя сей миг еще не наступил, но гарантированно наступит, и потому он как бы уже есть, предрешён, отмечен на карте существования. От него невозможно уклониться, его нельзя избежать.

Люди обоснованно стараются, и вполне небезуспешно, отстраниться и забыть об этой точке. Другие начинают истово верить, практикуя религиозные ритуалы с тем, чтобы обеспечить себе местечко в вечности. Но существует метод самореализации; может статься, мало кто применяет его, а он работает! Суть его выражена в ёмкой фразе «memento mori».

Медитация на смерть, разворот к этой точке открывают перед человеком путь, имеющий сердце. Опишу события, которые подтолкнули меня к поиску такого пути.

Я называю их трёхтактным травмирующим принуждением. Первый акт — это рождение в человеческом теле, что само по себе считается большой удачей, хотя были моменты, когда я сам, будь на то моя воля, предпочел бы вообще не рождаться в этом мире, полном боли, а подождал бы, пока откроется вакансия в обители разумных лиловых цветов. Но, как сказали бы мои друзья-буддисты, «не хватило заслуг». Зато в момент воплощения случилась утечка данных — то ли баг, то ли фича, — но вместе с собой в эту жизнь я протащил воспоминание о последних очень интенсивных секундах жизни предыдущей. Это был кошмар. С ранних лет меня мучил сон-рефрен о том, как я погибаю в автокатастрофе. Я мчусь в гоночном болиде. Чувствую его, как свое тело. По обе стороны летящей трассы трибуны сливаются в дорожки винилового диска. Ко мне приковано внимание тысяч болельщиков. Рёв двигателя пронизывает меня, как непрерывный разряд электрического тока. Сжимаю наклонный руль, а он пульсирует, точно живой, брыкается в руках! Достигаю предела скорости и преодолеваю его. Впереди появляется черная точка, она целится в меня, как игла! Я вдруг отчетливо понимаю, что это и есть моя смерть, и теряю управление. Мгновение, и руль внезапно сливается с шиной колеса в бешенном вращении, взрывным скачком превращается в огромный белый шар, который поглощает меня, продолжает яростно ускоряться! Шар сначала мягкий, пушистый, внезапно слипается, сжимается, затвердевает, скрежещет сталью, каждая пушинка оказывается тончайшим лезвием, режет мою плоть, жестоко рвет, бьет, дикая хаотичная мощь выворачивает суставы, ломает кости. Я просыпаюсь.

Итак. Нечто внутри меня просто знает: этот сон — гремучий хвост предыдущей реинкарнации, который я проглотил, протискиваясь через родовые пути. В прошлой жизни я был смелым парнем, а в этой — малость трусоват: ненавижу быструю езду, отказываюсь от предложений прыгнуть с парашютом, уклоняюсь от соревновательности в любых формах. Отважен я лишь в том, чтобы жить свою жизнь, быть самим собой. И, кажется, это особый, редкий тип смелости.

Показать полностью
39

Царица русалок

Я люблю гулять рядом с имением царицы русалок.

Это старая история. Из тех времён, когда в нашем районе не было ни дорог, ни панелек. Лишь лес и поместье какого-то графа, всё время забываю его фамилию.

Но это и не важно.

Граф не увлекался охотой и придворными интригами, зато безумно любил азартные игры. Рулетка, покер, преферанс — говорят, он мог сутками не вставать из-за стола.

Временами ему везло. А временами он проигрывался в хлам, уезжал в родовое гнездо и тосковал здесь неделями. Бродил по своему роскошному дому, на месте которого сейчас наше озеро. Гулял по лесу.

В один из таких дней он и встретил русалок.

Они сидели на берегу лесной реки и играли в нарды, вместо фишек используя ракушки. Граф долго наблюдал за ними из-за деревьев. И, стоило закончиться очередной партии, решил присоединиться к игре.

Русалки его не прогнали. Даже не защекотали и не попытались затащить в воду. Сама царица реки стала его противницей.

А чтобы играть было интереснее, они начали делать ставки.

Кости стучали о доску. Партия шла за партией. Речной жемчуг, драгоценности и земли — ставки неуклонно росли. Наконец царица объявила, что готова рискнуть своей рекой и всеми её обитателями.

А граф в пылу азарта поставил на кон своё поместье.

Леший, русалки, лесные духи — все слетелись посмотреть на финальную партию. Каждый из противников был уверен в своей победе.

Но удача оказалась на стороне царицы.

Граф принял поражение с достоинством. Пожал царице руку. Попросил пару часов на то, чтобы собрать любимые вещи. Вывел из дома всех слуг и вышел сам: с несколькими книгами, фамильными драгоценностями и коробкой сигар.

А в ту же ночь имение ушло под воду.

Не знаю, какова дальнейшая судьба графа. Наверное, уехал в другой дом и продолжил проигрывать состояние направо и налево. А лесная река теперь впадает в тихий пруд.

Холодный и глубокий.

Если верить легенде, то там, на дне, живёт царица со своими подданными. Они танцуют в затопленных залах. Поют и играют в нарды.

Конечно, это лишь занятная выдумка. Но иногда, прогуливаясь вдоль пруда, я люблю сесть на траву и прислушаться.

Кажется, со дна раздаётся музыка и смех.

Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.

Мои соцсети — если вам интересно~

Показать полностью
87
Авторские истории
Серия Записки тверского дворника

Записки дворника. День 476: Притча о дворнике Гавриле, жильцах и женщине

Записки дворника. День 476: Притча о дворнике Гавриле, жильцах и женщине

Однажды жители многоквартирного дома привели к дворнику женщину, взятую в мусорении. Поставили её перед ним и сказали:

– Гаврила, эта женщина намусорила, и можно притянуть закон, по которому ей штраф выпишут. Или можно по-людски её осрамить в городском паблике и чате жильцов, да поколотить немного. Ты что скажешь?

Говорили жильцы это, искушали Гаврилу. Если бы он сказал, что надо оштрафовать, осрамить и поколотить женщину, то это было бы противно его убеждениям о прощении и любви ко всем. Если же бы сказал, что не надо женщину трогать, то вступил бы в конфликт с жильцами, то есть с нанимателями и хозяевами его. Как тут угодить двум господам: совести и начальству? Но Гаврила ничего не отвечал жильцам, а только склонился, чтобы окурки с земли подобрать.

Жильцы ещё раз спросили его о том же. Тогда дворник поднял голову и сказал им:

– Вы говорите, что по закону надо бы оштрафовать женщину, а по-людски ещё и отлупить? Ну так и сделайте это, но только пусть первый удар нанесёт тот, кто сам никогда не мусорил. Кто ни единого окурка не кидал. Кто по неловкости пустого пакета не ронял. И не укладывал пустую бутылку на вершину торчащего из переполненной урны мусора, зная, что бутылка всё равно упадёт. Кто песок не разносил, на ступени рассыпающиеся не ступал, и проходя дворами ветки деревьев не обламывал. Кто ни разу не промахивался, кидая мешок с отходами в мусорку. Кто не рассыпал хлеб и кости на дорогу или за угол, ожидая голодных птиц и собак. Кто семечки на улице ни разу не щёлкал. Если среди вас есть такой, кто ни разу не мусорил, пусть он осуждает и колотит женщину.

И, сказав это, Гаврила опустил голову, и снова склонился к окуркам. Обвинители же стали уходить один за другим, и остался дворник с женщиной наедине. Гаврила поднял голову и, не видя никого, кроме женщины, спросил её:

– Видать, никто не осудил тебя?
– Никто! – Сказала женщина.
– Так и я не осуждаю тебя. Иди и постарайся не мусорить.

Показать полностью 1
14

Сорок

Сорок

Каждое моё утро начинается с чашечки кофе. Каждое утро я достаю с верхней полки обжаренные зёрна арабики и перемалываю их до состояния порошка в электрокофемолке, которую я купил по скидке. Уже с этого момента по кухне расплывается душистый аромат кофе. А ведь я его ещё даже не начал варить. Для этого я снимаю с крючка повидавшую виды турку, доставшуюся мне от деда. Она со мной давно, она пережила многое: и мой выкипевший кофе, когда я только начинал, и шедевры, которые дались мне путём проб и ошибок. Многих ошибок. Каждое утро начиналось с этого ритуала, но не сегодняшнее.

Сегодня меня встретила темнота и одеревеневшие мышцы. Я сидел, привязанный к стулу, и не мог даже выругаться! Мешала мне сделать это тряпка, которую запихнули, видимо, с особым усердием.

"Ну, падлы, это не смешно!" — подумал я. Ведь это определённо сделали мои друзья, а кому ещё я нужен? Кому ещё пришла бы в голову идея выкрасть меня из моей однушки? Да и с какой целью? Ради квартиры? Да кому она нужна? Я даже не в Москве живу, чтобы за квартиру грабить. А может, коллеги? Они ребята юморные, постоянно чудачат во время перекуров. Друзья, коллеги или, может быть, брат?! Точно он. Обиделся, что давно не виделись, вот и решил так оригинально навестить. Ух, подшутил, так подшутил! Я потом ему обязательно отомщу. Причём ещё оригинальнее! Только почему он до сих пор не пришёл? Почему никто не приходит?? Почему??? Тьма, в которой я очнулся и в которой продолжал сидеть, давила уже невыносимо. Холодные руки мрака закрывали мои глаза, а шёпот тишины заглушал мой слух. Лишь мои тяжёлые вдохи нарушали звенящее безмолвие. И с каждой секундой они учащались. "Почему здесь так мало воздуха!" Мурашки, побежавшие по коже, уже резвились вовсю, а колющее чувство, засевшее в лёгких, только усиливалось. Каждый вдох становился тяжелее предыдущего. ПОЧЕМУ НИКОГО НЕТ?!

Та грань, что держала мой рассудок в порядке, потихоньку стиралась, и стёрлась бы... если бы я не услышал шаги. Каждый шаг, который я слышал, возвращал мне веру в людей — наконец-то меня вытащат отсюда!

А вытащат ли? Вспыхнувший свет, ослепивший меня, уже отступал, давая глазам привыкнуть. Мой взгляд остановился на фигуре вошедшего. И ничего в нём не выдавало моих знакомых. Хотя бы отдалённо. Сальные волосы, месяцами не видевшие стрижки, закрывали его глаза. А улыбка на исхудалом лице тянулась до скул. Болен, он точно болен. Ведь зачем здоровому человеку столько хирургических инструментов?

"А я, как погляжу, ты уже проснулся. Неплохое место, не правда ли? Сухо, тепло, а главное — вокруг ни души", — с этими словами он с громким звоном металла опустил поднос с инструментами на стол у двери. Единственный предмет мебели, который я смог заметить в этой комнате. — "А ты головой-то не верти, ещё успеешь тут всё запомнить. Уж поверь мне, Виктор Иваныч, ты тут надолго."

Последняя фраза заставила мою спину покрыться липким потом. "Думаешь, откуда я тебя знаю? Да оттуда. Виктор Иванович Лагунов. 1983 года рождения. Работаешь офисным менеджером, и уже как месяц имеешь личного наблюдателя. Польщён, не так ли? И вот за этот месяц я пришёл к следующему выводу: ты не нужен земле. Ты нам — человечеству — ничего нового не преподнёс, и даже если я тебя прикончу сейчас и закопаю, то никто этого не заметит. Твою работу передадут коллегам, а твоё обычное место в баре по вечерам займёт другой посетитель. Но я этого не сделаю. Я буду медленно наказывать тебя за грех безделия. Начнём, пожалуй, с сухожилий на ногах. Зачем они тебе, если ты никуда не ходишь?" — задумчиво произнёс он, поглядывая на стол с инструментами. "А следом перейдём к..." — но продолжить он не успел, его выступление прервала мелодия телефона. "Я сейчас", — сказал он мне, поднимая телефон. — "Ты только никуда не уходи", — ехидно бросил вдогонку, выходя за дверь.

"Он точно поехавший", — сразу, слово за словом, возникла мысль в моей голове. Я с отчаяньем взглянул на дверь. — "Он сейчас придёт, и я уже точно не выберусь".

Мышцы на руках вздулись от усилий, но куда там? Верёвка всё так же надёжно прижимала меня к стулу. "А если с ним?" — подумал я и попытался встать. "Не самое удобное положение, но идти можно", — с этой мыслью я черепашьим шагом в полусогнутом положении направился к столу. Казалось, что время двигалось предательски быстро, или я шёл слишком медленно, но мало кто сможет, скрючившись в вопросительный знак, пойти быстрее, чем я. За мной гналась смерть, и только скальпель на столе мог мне сейчас помочь.

Уже стоя спиной к столу, я пытался схватить нож. Но связанными руками добиться этого не так уж и просто. А уж тем более перерезать верёвку. Но с каждой следующей секундой я был всё ближе к цели, всё ближе к свободе. Уже на девятом небе от счастья, я был готов разорваться от переполнявших чувств — верёвка поддалась. Но мне не дали порадоваться приближающиеся шаги. Телефонный звонок, видимо, закончился. Мысль за мыслью проносились в моей голове: если этот психопат увидит меня сейчас, то я точно отсюда не выберусь. Только один из нас может покинуть эту комнату. Но одно дело думать о теоретическом убийстве, а другое — как я, стоять сбоку у двери и нервно сжимать нож. "Если не он, то я", — продолжал я себя успокаивать.

Дверная ручка потихоньку повернулась, а я уже слышал его: "Так-с, а сейчас мы с тобой..." Но договорить он не успел. Его речь прервал острый скальпель, вошедший ему в горло. Теперь из него были слышны только хрипы. Он смотрел на меня неверящим взглядом, пытаясь что-то сказать. "Я... не..." — но договорить он уже не мог, его речь превратилась в булькающие звуки. А он в бессилии мог только держаться за горло и медленно сползать по стене. Я неверяще смотрел на него. Я убил. Я убил человека! Приступы тошноты подступали к горлу, а лёгкие сжимала крепкая хватка страха. Слёзы слепили глаза. Я же, собрав остатки сил, навалился всем весом на дверь. Она распахнулась, а я ворвался в темноту комнаты, что предстала передо мной. Где выход? Что, если он очнётся?!

Тихий щелчок переключателя. И комнату озарил свет. В это же время раздались крики: "СЮРПРИЗ!"

Лица, лица многих знакомых людей, смотрели на меня. "Они искали меня, они собирались меня спасти!" Я смотрел на моих друзей, знакомых, коллег и родственников. Радость на их лицах быстро сменилась тревогой.

Я с неверием смотрел на всё это — на такие родные лица, окружённые шарами, на торт, что словно пропасть разделял нас, и на его верхушку, где гордо возвышалась цифра сорок.
больше рассказов на моём канале дзен!

Показать полностью 1
12

Саша, нитки и тишина

Нитку — в иголку, чистый холст лоскута — на колени. Саша развернула первую записку.

«Любовь — это ветер, который может стать попутным, а может сорвать крышу твоего дома. Он надувает паруса и ломает деревья, он вращает колёса ветряных мельниц и смерчем проносится над землёй.»

Тишина гулко отражалась от стен музея современного искусства. Днём здесь проходили выставки, а по вечерам открывалось второе помещение с барной стойкой и холодильником, полным пива. Саша работала в музее уже второй год. Ей нравилось. Она считала, что нашла своё место — до этого лета.

***

Солнце медленно утонуло в море, и небо над горизонтом стало цвета чая с молоком. Пахло йодом и сосновыми иголками, мелкая галька под ногами хрустела и то впечатывалась в пологую тропу, то катилась дальше. Ветер принёс звуки гитары, обрывок песни и мужской смех — тёплый, мягкий. Саша поёжилась и плотнее запахнулась в вязаную шаль.

На берегу, под шершавым боком утёса, догорал костёр. Вокруг сидели туристы из палаточного лагеря, который находился неподалёку — на той же стороне залива, что и домик, в котором Саша снимала комнату. Пляж уже опустел — ненадолго, пока небо совсем не почернеет и не уставится на море множеством звёздных глаз. Тогда парни и девушки из палаточного лагеря разожгут новые костры — отражения звёзд, принесут ещё гитар и вина, будут до глубокой ночи купаться, громко петь и разговаривать. Ну а пока они не пришли, узкая полоса гальки между морем и утёсами принадлежала Саше.

Она прошла мимо, не глядя в сторону туристов. Ей нравилось притворяться местной. Саша и впрямь считала, что вся Земля — её дом, а значит, она всюду хозяйка, а не гостья. А дома нужно поддерживать чистоту и порядок. Саша надела перчатки, достала мусорный мешок и быстро прошла вдоль берега, собирая печальные сувениры дневных посетителей: окурки, фантики, пустые бутылки. Ночные гости ничего не оставляли, кроме пепла, и уже только за это Саша была им благодарна — но не более того.

— Привет, — прозвучало из-за спины.

Саша оглянулась и молча помахала рукой. В пяти шагах от неё стоял парень из той компании, что сидела в тени утёса — высокий, с убранными в хвост длинными волосами.

— Я заметил, что ты каждый вечер приходишь, — сказал он.

Ну и что? Саша пожала плечами и вернулась к своему занятию. Позади что-то зашуршало. Она украдкой обернулась и увидела, как незнакомец, следуя её примеру, наполняет дневным мусором второй мешок.

Вдвоём они управились до того, как кобальтовые сумерки сгустились над морем.

— Спасибо, — сказала Саша.

— Меня, кстати, Андрей зовут.

— Александра, — сухо ответила она, избегая прямого взгляда.

Саша давно уже решила, что никаких имён знать не хочет. Незачем привязываться к случайным знакомым. Но все упрямо продолжали предъявлять ей свои ярлыки, указатели и аннотации.

Андрей вдруг негромко рассмеялся.

— Что? — спросила Саша.

— Я так и думал, что это твоё имя, — сказал он.

Его смех был мягким и тёплым.

***

Каждый день две недели подряд, с часу и до семи часов вечера, Саша приходила в музей и вышивала слова любви, которые ей принесли или прислали. Она садилась на стул в углу, заправляла кудрявую чёлку под красный берет и молчала, молчала, молчала. Пальцы взлетали и опускались над вышивкой, то встречая собственную тень, то расставаясь с ней. Саша думала о том, что произошло этим летом.

«Любовь — главная движущая сила Вселенной. Без любви даже хлеб не поднимется. Всё, что ты делаешь, нужно делать с любовью.»

На последнем слове зелёная нитка закончилась, и Саша сменила её на красную. Владимирский шов шёл этой фразе — или она ему? Саша повертела лоскут в руках и отложила готовую работу в сторону. Встала, потянулась, наклонилась влево и вправо, разминая онемевшую спину. Лиза, улыбаясь, поставила перед Сашей чашку чая.

— Облепиховый, — сказала она.

Саша улыбнулась в ответ. Во дворе дома, где она остановилась во время путешествия по Крыму, росла облепиха. Наверное, ягоды на колючих ветках уже налились соком и сладостью. Саша достала моток жёлто-оранжевых ниток, новый лоскут, записку и карандаш. Перед тем, как вышивать послания, она выписывала их на ткани аккуратным, немного квадратным почерком.

«Любви не нужны слова.»

Саша кивнула. Любовь — не в речах, а в поступках. Потому-то она и затеяла этот перформанс: чтобы убедиться, что слова ничего не стоят. Эти записки — полная ерунда! Неужели кто-то поделился своими настоящими мыслями? То, что сделает их настоящими — Саша. Её время, её руки, её молчание. Овеществлённые, слова утратят эфемерность. К ним можно будет прикоснуться, их можно будет повесить на стену. Им можно будет поверить. Или не поверить, ведь, в конце концов, это просто нитки и ткань.

***

Из-за гор брызнули первые капли солнечных лучей. Саша перевернулась на другой бок, обняла Андрея, вплетая пальцы в длинные волосы. Лето заканчивалось, заканчивался Сашин отпуск. Настала пора возвращаться в её сумрачный, пряничный, игрушечный город в сердце России. Слишком тесный и слишком пустой — ведь в нём не будет Андрея.

— Саш, — позвал он.

— Тш-ш, — прошептала она, — молчи.

Они лежали на остывшей за ночь, но нагретой их теплом гальке и слушали речитатив прибоя, крики чаек, шум просыпающегося лагеря. Андрей прижался носом к Сашиной щеке, губы скользнули к подбородку и ниже, накрывая пушистый завиток волос на шее. Саша обняла его ещё крепче, спрятала лицо на груди, возле тонкого шрама, вдохнула глубоко-глубоко запах йода, можжевельника и тёплой кожи, а потом задрала подбородок и вдруг поймала его губы своими.

Они никогда не говорили о том, что будет дальше.

***

Приходили разные люди, знакомые и незнакомые, смотрели на Сашу. Приносили новые записки. Для каждой вышивки Саша брала другую нитку. Чёрный, красный, синий, зелёный. Оранжевый, как симферопольское солнце.

«Когда я смотрю вокруг, то вижу, что всё пронизано любовью. А потом протираю глаза и понимаю, что любовь была только в моём взгляде.»

Это послание оставил Артём, тоже художник и коллега по бару. Саша улыбалась, вышивая его слова — в них был он весь, от растрёпанного кончика бороды до неизменного томика Марка Аврелия в рюкзаке.

Лиза написала всего четыре слова:

«Дело не во мне.»

Летом она рассталась с парнем. Закончив вышивку, Саша скользнула за стойку и обняла Лизу.

— Цыплёнок, — пробормотала та, целуя Сашу в лоб. — Уже почти не болит, но спасибо.

На улице стемнело, и в баре зажгли свет.

«Ты — мой маяк в бурном море, я чувствую твой свет через километры. Ты — тепло костра, согревшее мою душу. Но всякий костёр рано или поздно гаснет. Наше пламя обернулось золой, и мы не будем вместе ни-ког-да.»

Ни-ког-да. Саша вытерла подступившие слёзы. Руки задрожали, капля крови окрасила полотно. Саша убрала лоскут и смазала палец йодом. Две недели перформанса подходили к концу.

— Саш, — позвал её Артём. — К тебе пришли.

Саша подняла голову и чуть не закричала, забыв про обет молчания. Андрей стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Саша закрыла глаза. Открыла. Андрей всё ещё был здесь. Она глубоко вдохнула, выдохнула, разбежалась и прыгнула в его объятия, как в высокие волны залива. Последняя записка упала на щербатую плитку пола.

«Когда дышишь сердцем, происходят чудеса. Свет притягивает свет. Верю в любовь.»

Автор: Екатерина Иващенко
Оригинальная публикация ВК

Саша, нитки и тишина
Показать полностью 1
13

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 12. Окончание

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 11

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 12. Окончание

День стоял прекрасный, яркий и солнечный. Голубое небо без единого облачка, освещенные фасады домов резко контрастировали с теневой стороной улиц. Лето, которого так долго ждали, пришло, видно, из самой Африки, и все горожане страдали от дикой жары. Вот как можно работать в такую погоду, когда в помещении опорного пункта дышать нечем? Но ничего не сделаешь, приходится.

Сегодня я несколько раз звонила одному из "удошников", но никто мне не ответил. Этот гражданин еще вчера должен был прийти в положенное время отметиться. Я прождала его до восьми вечера, но он так и не появился. Я поехала к нему домой, но и там мне дверь не открыли. Куда пропал – непонятно. Придется рапорт составлять и объявлять в розыск. В целом я к досрочно освобожденным достаточно лояльно отношусь. Некоторым, если где-то задерживаются, допустим на рыбалке, разрешаю позвонить мне на сотовый и сообщить, где они сейчас находятся. Данилов ругается и боится, что они меня когда-нибудь крупно подставят. Он не понимает – такие поблажки предоставляются далеко не всем, это еще надо заслужить. На обратном пути от «удошника» я остановилась возле мусорного контейнера вытряхнуть автомобильную пепельницу. Чертова Ленка всю ее забила обертками из-под мороженого. Лупит одно за другим, жарко, видите ли, ей. Вытряхивая бумажки, я заметила среди пакетов с мусором старенький черный корпус магнитолы. Оглянувшись по сторонам – не хватало, чтобы кто-то принял меня за копающуюся в мусорном бачке бомжиху – я быстренько вытащила ее. И в самом деле переносная магнитола «Panasonic» с золоченой надписью в углу: «Рогожину Петру Петровичу…». В памяти сразу всплыл эпизод с одним настырным старым ловеласом.

В конце зимы ко мне в кабинет опорного примчался чрезвычайно возбужденный мужчина. Судя по тому, как он нервничал, можно было сделать вывод, что случилось из ряда вон выходящее. Я ожидала услышать трагическую и душераздирающую историю, но оказалось, что у него всего лишь украли магнитофон. Из расспросов выяснилось: гражданин по фамилии Рогожин встретил некую даму возле супермаркета «Меридиан», познакомился и пригласил к себе домой. Женщина выглядела прилично и не вызвала у него никаких подозрений. Проснувшись утром, он не обнаружил ни гостьи, ни переносной магнитолы «Панасоник». В полиции, куда он обратился, его послали подальше, объяснили незначительностью ущерба. Гражданин не успокоился и пришел ко мне.

– Вы хоть лицо той женщины запомнили? Возраст? Во что одета? – расспрашивала я.

–  Нет… оно как бы в тумане… а конкретно не помню.

– Что за магнитола? Новая?

–  Двенадцать лет.

– Так ей место на помойке, бог с ней. Радуйтесь, что клофелином не напоили и живым остались. В следующий раз будьте в своих связях разборчивее.

Неудачливый искатель любовных приключений слегка смутился и покраснел.

– Согласен с вами, но там, на передней панели, в верхнем углу надпись под золото: «Рогожину Петру Петровичу на пятидесятилетие от коллектива». Сами понимаете – память…

– Найдется – позвоню, – сказала я, лишь бы отвязаться.
– Когда? – спросил он, глядя на меня так, словно я должна ответить «завтра».
– Бросим все силы на поиск, – пообещала я с серьезным видом.

Он понял, что я над ним издеваюсь и ушел. Вскоре я благополучно забыла о Рогожине – есть дела поважнее…

Разумеется, я привезла найденную вещь к себе в кабинет. Поставив на подоконник, стерла мокрой тряпкой грязь и налипшие картофельные очистки. Магнитола в свете солнечных лучей заблестела как новенькая. Я поискала телефон Петра Петровича и торжественным тоном сообщила, что вещь нашлась. Затем уселась за стол вскрывать конверты с жалобами от граждан. Я заметила, что летом их становится немного меньше.

Рогожин прибежал через пятнадцать минут. Ожидаемых слов благодарности я не услышала. Петр Петрович увидел свою магнитолу и недовольно воскликнул:

– А колонка где?! Их должно быть две, а тут одна! Вот сюда вторая пристегивается,  – рассерженно постучал он ладонью по краю корпуса.

– Все что нашла, – удрученно вздохнула я.
– Так ищите вторую! Как музыку без «стерео» слушать?

Я тоскливо уставилась в окно и задумалась. Старалась, а не угодила. Да и, честно говоря, не о нем сейчас размышляла. Лена находилась на защите дипломного проекта и утром попросила сжимать за нее кулаки – примета такая есть. Это было ни к чему, я уверена, что она сдаст без всяких проблем. Перед самой защитой я заходила к Кульчицкому и объяснила, что у Трофимчук еще не прошел посттравматический сидром. Потому пусть комиссия, которая должна принимать у Лены дипломный проект, обязательно учитывает сей факт. Мне показалось, что Генриха Эдуардовича я уже достала вконец. Он смотрел на меня так, словно у него возник острый пульпит. Мама ничего не знала, поэтому три раза уже звонила, переживая, как там Лена…

…Лена по-прежнему живет у нас и будет жить дальше. Особо любопытным я так и объясняю – она моя сестра. Уже прошло четыре месяца с того момента, как я нашла главную свидетельницу, но до суда дело Муравского еще не дошло. Судебная машина ужасно медленная и неповоротливая. На очной ставке с Груневской преподаватель понял, что нет смысла запираться и признал свою вину. К тому же Филатов намекнул ему, что следующей на встречу придет Трофимчук. Муравский, пытаясь хоть как-то оправдаться, наплел, что испытывал к Лене сильную страсть, почти такую же, как набоковский профессор Гумберт к Лолите. Будучи по натуре неплохим психологом, он быстро разглядел в Трофимчук «жертву» и рассчитывал, что ей не придет в голову жаловаться на него. Как она никогда не противилась плохим отметкам, которые он ей выставлял. Если бы я не появилась в тот момент, возможно, все так бы и получилось. Муравский решил не осложнять дело и написал чистосердечное признание в надежде заслужить снисхождение суда, попросив следствие засчитать это как явку с повинной. Тут же зашевелились его родственники. Престарелая мать Муравского пыталась поговорить с Леной, но я не позволила. Раньше надо было сына воспитывать. Адвоката Лене нашли, а к Виталику я обращаться не стала. Знакомая Марии посоветовала опытную адвокатессу Маргариту Зайдер, специализирующуюся именно на таких делах. Немка наверно. Она разговаривала с Леной как-то совсем обыкновенно, а для всех щекотливых моментов у нее нашлись свои определения, не грубые и не пошлые. Мне она понравилась. Адвокатесса ознакомилась с материалами дела и сказала, что вероятность выигрыша девяносто семь процентов. Как она подсчитала не знаю, но оставшиеся три процента не дают мне покоя. Обвинителем, я надеюсь, тоже будет женщина. Мария обещала постараться. На адвоката скидывались втроем. Мария предложила платить членские взносы раз у нас добровольное общество. Я хотела сделать всем членские билеты, вклеив вместо наших фотографий симпатичные мордашки Сейлоров. Идею Юля с Машей не приняли, да еще и посмеялись – кому их показывать? Вдобавок, если об этом пронюхают в управлении, то следующую переаттестацию мы не пройдем.

Подруги были потрясены, узнав, что «парень в коричневых ботинках» оказался девушкой по фамилии Груневская.

– Как же я ее проворонила? – расстроилась Мария, когда увидела ее еще раз воочию. – Я же подходила к ней, как сейчас помню. Высокая, крупная девушка, очень заметная. «Нет, в тот день я не ходила в техникум», – сказала тогда она. Ну раз не ходила, то зачетку я не догадалась посмотреть. На ботинки внимания не обратила, ведь парня искали... Как же ты, Лиля, сообразила, что свидетель именно она?

– Лена ведь сразу говорила – ботинки на мои сильно похожи. Я как увидела, что одинаковая модель, так в голове тут же щелкнуло, – объясняла я.

– Это уже не камушек, – рассудила Юля, – настоящий булыжник!

И еще нам удалось положить конец травле в отношении Груневской. Только тут больше Машина заслуга. Она пришла к директору Генриху Эдуардовичу и пригрозила, что подаст обширный рапорт по поводу безобразий, творящихся в техникуме, и если он не хочет распрощаться с должностью, то пусть примет меры и прекратит травлю.

Мои мысли прервал Петр Петрович. Магнитолу он держал в руках и никуда уходить не собирался.

– Лилия Сергеевна, вы меня слышите? Я без «стерео» остался, что теперь делать?

– Слушайте «моно», что я могу еще сказать? – ответила я и потянулась к зазвонившему телефону.
Я знаком попросила Рогожина помолчать и поднесла трубку к уху.

– Лиль! Я защитилась на пять! – раздался радостный крик Лены.

– Поздравляю! – ответила я, радуясь не меньше ее.

– Ты у себя сейчас? Никуда не собираешься?

– Собираюсь, но еще пару часов здесь пробуду.

– Скоро прилечу.


Я отключилась от линии, а Петр Петрович опять уставился на меня несчастными глазами. Я уже не знала, как выпроводить его из кабинета.

– Для вас имела значение памятная надпись. Видите, она целая. Вам повезло – ее никто не испортил. Обычно жулики всякие заметные улики незамедлительно стирают.

– Вы издеваетесь? Вещь должна быть комплектной, – нервно сказал он.

– Я не стану искать вашу колонку. Вот не знаю, где искать. Возможно, ее еще раньше на помойку выбросили. Сходите во двор улицы Кирова 4. Поройтесь в мусорном контейнере, может, найдете, – начала злиться я.

– А вы, значит, не стали рыться? Понятно, не хотите работать… или не получается…. Сложно добиться успехов в чисто мужской профессии.

Он раздраженно вскочил со стула, вытащил из кармана полиэтиленовый пакет и, расправив его, впихнул злополучную «балалайку».

– И зачем в полиции женщин ставят на такие должности? Ничего не могут до конца сделать, еще и звездочки им за что-то дают. Сидели бы уж лучше дома с детьми, мужей с работы ожидали, – недовольно продолжал ворчать он.

– У меня нет ни мужа, ни детей. Вот что, гражданин Рогожин, вы же когда первый раз пришли сюда, видели, что перед вами женщина, так почему же не развернулись и не ушли? Зачем тогда ко мне обратились за помощью? – парировала я.

– Не сообразил как-то, весь на нервах был. Ладно… спасибо хоть на этом, – он расписался в журнале и скрылся за дверью.

«Из вежливости всегда позволяешь людям слишком многое, и они этим пользуются тебе же во вред. Сделаешь для них хорошее дело, а в благодарность получишь оскорбление. А звездочку я ни у кого не просила. И присвоили мне звание старшего лейтенанта всего на три месяца раньше, чем я могла бы получить его в установленном порядке», – подумала я.

Да черт с ним, с Рогожиным, не стоит из-за него расстраиваться, главное, благодаря найденной магнитоле, я добыла еще одну галочку для себя и для системы. Пусть маленькая, но для отчетности пойдет.

Чтобы привести свою нервную систему в порядок я закрыла глаза и сцепила ладони на затылке. В вестибюле послышался шум и громкие голоса. «ППСники кого-то приволокли», – механически отметила я. Дверь распахнулась, и на пороге появился наш начальник Колпин с целой свитой гражданских. Все они выглядели солидно, а некоторые в руках держали папки. Я струхнула – вдруг депутатская комиссия с проверкой, а у меня паспорт участка не в порядке. Оказалось, что все они из фирмы, которая собирается делать у нас ремонт и перепланировку кабинетов.

– Закончат ремонт – ждите пополнения, – с улыбкой сообщил новость начальник. – Скоро двое стажеров придут к вам: инспектор по делам несовершеннолетних и участковый.

– Отлично! – ответила я.

Я выяснила, что Мария будет работать в одной комнате с новенькой, а я с молодым стажером. Но натаскивать его доверят Андрею Леонидовичу. Данилов, как старший участковый уполномоченный, получит отдельный кабинет. Мне лично все равно с кем делить площадь. Как отреагирует на эту новость мой бывший наставник, я не представляла. Думаю, ему наплевать, он сказал, что работает последний год, потом на пенсию. Безумно жалко, я ведь к нему очень привыкла. Да и Маша тоже расстроена и боится, что нашим начальником назначат майора  Караваева.

Колпин с гражданскими вскоре уехал, а через час прилетела Лена. Счастливая, рот до ушей, обняла сначала меня, затем сбегала в кабинет к Меркушевой, но там сидели два подростка, поэтому она не стала пока ее беспокоить и вернулась ко мне.

– Я на седьмом небе – отмучилась! Валентина Семеновна и Юля уже поздравили меня. Через две недели диплом получу! Я уже знаю, куда пойду работать. Звонила туда, сказали – приносите документы, мы посмотрим, – щебетала она.

– И куда?

– В Московский проектный институт, в конструкторский отдел. Пока техником. Зарплата не очень большая, но я ведь только начинаю жить. Лиль, я подумала, а может попробовать еще и заочный факультет в институте окончить? Три курса всего. Высшее образование мне не помешает.

Душу резануло точно скальпелем, и улыбка сползла с моего лица. Я привыкла к Лене, словно она в моей жизни всегда была, а скоро расставаться. Мне стало больно и грустно. «Предательница…» – пронеслась в голове обидная мысль.

– Лена, не хотелось, чтобы ты принимала скоропалительные решения. Подумай-ка хорошенько несколько раз. Если не передумаешь, скажи заранее, и мы с мамой тебя соберем. Купим сумку для вещей. Денег на первое время дам, ведь тебе квартиру придется снимать, а там жилье очень дорогое. Но можно скинуться с кем-нибудь из студенток и на периферии поискать… – вздохнула я и отвернулась к окну.

– Где-где?! – оторопела она и плюхнулась на стул.

– В Москве, например в Долгопрудном…

– В какой Москве?! На улице Ломоносова есть филиал Московского института. Я туда хотела.

– Блин, так и надо говорить! –  с облегчением засмеялась я.

Лена захохотала вслед за мной. Смех прервал звонок служебного телефона. Определитель высветил знакомый номер Рогожина.

– Да, Петр Петрович, слушаю вас, – сказала я.

– Колонки в мусорном контейнере не нашлось.

– Печально, могу лишь посочувствовать.

– Видите ли, дело гораздо хуже – «Панасоник» не работает совсем, – сообщил он таким несчастным голосом, будто речь шла о трагической смерти близкого родственника.

– Так в ремонт отнесите, чем я еще могу помочь? – посоветовала я ему искренне.

– Вы думаете Рогожин – дурак?! Я ходил в сервис, говорят, такое старье давно не принимают.

– От меня вы что хотите? – начала закипать я.

– Надо найти ту женщину-воровку, пусть понесет ответственность.

– Хорошо, буду искать! – крикнула я и бросила трубку.

Он пытался перезвонить раза три, но я не обращала внимания на телефон.

– Ты на кого так орешь?! – удивленно воскликнула Лена.

– Лен, знаешь, почему я старюсь лишний раз не получать пистолет?

– Почему?

– Да потому что от некоторых граждан через пять минут хочется застрелиться, – в сердцах произнесла я.

– Не нервничай. Ты говорила, что мы в кафе пойдем все вчетвером, если я защищусь.

– Обязательно пойдем, – успокоила я Лену.

Опять зазвучала трель служебного, я бросила взгляд на определитель – не Рогожин, славу богу.

– Лилия Сергеевна! Вас Аксенов с Тихого переулка опять беспокоит. Строители в который раз мусор на углу двора накидали, у вас же есть власть, вы можете употребить ее как следует? Ну надоело, честное слово!

– Сейчас приеду, разберемся, – пообещала я ему, положила трубку и спросила Лену: – Домой поедешь или со мной прокатишься?

– С тобой, конечно. Что дома делать? – обрадовалась она. Ей нравится сопровождать меня и наблюдать, как я работаю.

Убрав со стола все бумаги и заперев их в сейф, я махнула головой Лене и отправилась к выходу. Не успели мы выйти, телефон снова подозвал к себе. Как всегда…

– Товарищ участковая! – услышала я, судя по голосу и обращению женщине лет шестьдесят. – Я звонила в полицию, меня к вам перенаправили. Мой кошелек украли с тумбочки двадцать минут назад.

– Денег сколько было в нем? – осведомилась я, ну не поеду же искать пустой кошелек.

– Немного, рублей пятьсот, но там, в кармашке, много дисконтных карточек лежало, а нам пенсионерам любая скидочка как бальзам на душу. Войдите в мое положение.

Я разузнала у нее приметы злоумышленника и пообещала найти преступника по горячим следам. Мне жаль пожилых людей. Они самая незащищенная часть населения. Постоянно их обманывают всякие воры, мошенники и проходимцы.

– Поможешь мне преступницу найти? – предложила я Лене, когда мы ехали в машине выручать пенсионерку.

– Конечно! А это не очень опасно?

– Не опасно. Девчонка, возраст примерно от двенадцати до четырнадцати лет, постучалась в квартиру пожилой женщины и попросила попить водички. Весьма распространенный примитивный способ в общем… Пока хозяйка наливала воду, девочки и след простыл, а вместе с ней исчез и кошелек, – объясняла я, попутно энергично лавируя на дороге с двухрядным движением.

– А мне что делать надо?

– Я тебя высажу возле магазина «Меридиан». Поищешь ее. Она должна быть в оранжевом топике и зеленых шортах. Две маленькие родинки: одна под глазом, вторая на носу. В руке может держать длинный коричневый кошелек. Если увидишь, купишь мороженое и, не привлекая внимания, проследишь за ней. Если что мигом звони мне, а я пока другие места проверю. И никакой самодеятельности! Поняла? – проинструктировала я.

– Да что тут сложного?

Лена, обрадовавшись, что ей поручили ответственное задание, быстро преобразилась. Расправила плечи, выпрямила спину. Я включила поворотник и вырулила к стоянке. Лена резво, как спортсменка, выскочила из машины и отправилась ко входу магазина. Не теряя времени, я решила объехать все прилегающие дворы и попутно проверить еще два магазина, находящихся неподалеку от дома пенсионерки. Проезжая по дворам, я просматривала все беседки и лавочки у подъездов. Девочки нигде не было. Возможно, я уже опоздала, и малолетняя воровка сидит дома да чай с шоколадом распивает. Через двадцать минут прозвучал звонок от Лены.

– Подъезжай, все готово.

Что значит «готово» я не поняла. Но быстрее рванула к «Меридиану». Лена, завидев меня раньше, чем я ее, пошла в сторону подъезжающего автомобиля. В руках она держала два мороженых и длинный кошелек. Она уселась на сиденье, небрежно бросила кожаный женский бумажник на панель и протянула один брикет мне.

– Бери, я тебе с вишневым джемом взяла, ты ведь такое любишь? – сказала она так, будто я за мороженым ее и отправляла.

– Какой к черту джем?! Как это понимать? – я не знала, что делать сейчас: то ли ругаться, то ли хвалить.

– Я все выполнила, как ты велела. Купила мороженое, походила по магазину, осматриваясь по сторонам. На втором этаже увидела двух девочек. Они стояли возле отдела бижутерии, на что-то показывали пальцем на витрине и смеялись. Одна как раз в оранжевом топике. На прилавке лежал длинный коричневый кошелек. Я подошла, накрыла его рукой и басом грозно произнесла: «Нехорошо у бабушек деньги воровать!». Они с таким ужасом глянули на меня и удрали. Только пятки сверкали. Девочкам на вид лет одиннадцать, не больше. Еще дети. Я не побежала за ними.  Теперь его можно вернуть…

– Лена! Я же просила – никакой самодеятельности! Их обязательно надо было задержать! – шлепнув себя по колену, не на шутку рассердилась я. Взяла и все испортила. Бездарно проведенная операция – так у нас в отделе говорят.

– Лиль, не злись. Ну, они может больше не будут… молоденькие совсем… у них такие глаза были, как у перепуганных щенят. Не надо их задерживать, – жалобно попросила Лена. – Съешь мороженое и остынь.

Я развернула обертку и откусила мягкий прохладный сладкий кусочек, который тут же растаял у меня во рту. Мороженое и вправду подействовало успокаивающе. Я решила объяснить спокойно.

– Если бы мы их поймали, то могли проверить, не числится ли за ними еще что-нибудь подобное. Вдруг они из нашего района? Маша поставила бы их к себе на учет. Надо выяснить, почему родители не дают на карманные расходы. Семейные отношения и все такое… ты сама должна понимать.

– Не любят, потому и не дают. Я в детстве у мамы украла тридцать шесть рублей. До сих пор помнит эту сумму в точности до рубля, – уверено заявила Лена.

– У тебя все так просто, а может не в этом причина? Она могла позавидовать кому-нибудь. А ты взяла и отпустила их. В результате процесс воспитания повис в воздухе… ладно, больше не пилю. У тебя такой день нынче, ругать язык не повернется. Отдадим кошелек и поедем дальше.

Пенсионерка обрадовалась, она уже и не верила, что кошелек отыщется. Благодарила и пообещала написать письмо начальству. Я не против, пусть пишет. Благодарственные письма в нашей работе большая редкость. Одно положительное письмо нейтрализует десяток дурацких жалоб от очередного Рогожина на мое некорректное поведение. Как бы я ни сдерживалась, но иногда взрываюсь, когда слышу банальную людскую глупость, что им все должны.


– Нет, Лен, тебе в полиции не место – в нашей работе нужна жесткость, – сказала я, пока мы ехали по следующему адресу.

– Я не вижу в тебе никакой жесткости. Зато горло хорошо драть умеешь. Посажу! Оштрафую! Последний раз! – передразнила она меня.

– Потому что ты знаешь меня с другой стороны, – согласилась я.

– Можно подумать, ты никого не прощала.

– Прощала и не раз, я что – не человек?

– Вот видишь, а меня ругаешь… А в полицию я бы ни за какие коврижки не пошла.  Ты как мне рассказала правду – откуда взялись шрамы под подбородком – так теперь я каждый день за тебя переживаю.

- Да ты просто трусиха.

- Ну и что, такая уж есть...

Она нашла на приемнике радиостанцию с танцевальной музыкой, сделала звук громче и задвигала плечами в такт ритму. Злиться на нее совсем расхотелось. Мне осталось заскочить в магазин, который ремонтировали строители. Там я пошумела, грозно потрясла папкой, выписала штраф и велела к завтрашнему дню убрать мусор, потом мы помчались домой переодеваться. Отмечать успешную защиту диплома ведь собрались.

Идея собраться вчетвером в кафе давно витала в воздухе. Заказать столик, посидеть и задушевно поболтать за бокалом вина. После долгих обсуждений и споров решили найти теплоход, где кафе находится прямо на палубе. У нас летом много таких по Волге ходят. Там играет музыка, прохладный бриз сдувает летнюю духоту, а как сгустятся сумерки, можно наблюдать загорающиеся огни города. С борта теплохода эта картина кажется необычайно красивой. Все ждали, когда Лена защитится.

С теплоходом поначалу вышел облом. Стояла хорошая погода, и желающих прокатиться по реке оказалось слишком много. Мария вспомнила про Караваева, но ей не хотелось к нему обращаться. Я набралась наглости и позвонила ему. Как-никак речной порт находился на его территории, да и связи у Караваева были. Если он вдруг потребует за это благодарности, я сумею отшить.

– Хе-хе… помочь предлагаешь вам? Как сослуживцам? Ладно, позвоню кому надо, попробую… – ответил он со смешком и даже не стал выкаблучиваться. – Передай Марии привет!

В девять вечера теплоход отчалил от пристани, а мы расположились на палубе под шатром в виде большого зонта. Быстро появился молоденький официант, и мы выбрали из меню все, чего душа пожелала. Я и Юля, судя по количеству заказанных блюд, оказались самыми прожорливыми. Шампанского никто не захотел. Я давно решила брать себе на подобных мероприятиях белое вино, а не красное, от него не так тошнит по утрам.

Мы все по нескольку раз поздравили Лену с окончанием техникума, пожелали ей счастья и удачи. Как стемнело, невыносимо жаркий городской день превратился в теплый вечер. Музыка зазвучала громче, а на нижней палубе начались танцы. Лена сидела ближе к перилам и ела мороженое из маленькой чашки, с любопытством поглядывая на танцующих. У меня при виде ее сияющего лица неожиданно что-то больно кольнуло в душе. Ведь вся эта история еще не закончилась. Скоро суд, а там обвинитель, адвокаты, судья, свидетели, обвиняемый опять начнут купать Лену в черной пене. Невыносимо жуткой и зловонной. Опять придется смывать эту грязь, жалеть ее и успокаивать… Может срок, который получит Муравский, станет для девушки утешением за оставленный рубец в душе? А ведь сколько таких пострадавших, как она, если не брать во внимание статистку жестоко убитых, растерзанных и искалеченных? Сколько женщин терпит унижения ради того, чтобы не потерять работу? А жертв так называемой «культуры изнасилования»  вообще никто не считает…

– Лиль, ты почему так на меня смотришь? – удивленно спросила Лена, перехватив мой взгляд.

– Рада, что ты технарь победила.

– А мне показалось тебе грустно.

– Нет, все в порядке, – улыбнулась я.

Марию пригласил какой-то мужчина на танец. Она, величаво подняв голову, ушла с ним. Когда музыка закончилась, Маша вернулась к столу и с напускной строгостью обратилась к Лене:

– Подруга, а ты что молчишь? Тост с тебя. Ты же полноправный член нашего общества, будь смелее!

Лена чуть смутилась, взялась тонкими пальцами за ножку бокала, поднялась из-за стола и с детской улыбкой обвела всех ласковым взглядом.

–  Девчонки… вы все знаете, что произошло со мной… Не знаю, как бы сложилась моя жизнь дальше, если бы я случайно не проходила мимо вашего опорного пункта и не встретила замечательную девушку Юлю. Она первой откликнулась на мою беду, предложила помощь, познакомила с Лилей и Марией… – тут Лена замолчала, шмыгнула носом и на ее глазах выступили слезы.

– Ну, Леночка, все хорошо… – успокаивающе произнесла Юля.

– Это от избытка чувств, извините… – продолжила она, вытерев ладошкой щеки. – Я благодарю судьбу за то, что однажды ко мне в квартиру зашла Лиля и перевернула всю мою жизнь с головы на ноги… – Лена повернулась ко мне и спросила: – Или наоборот? С ног на голову?

– Да ничего я не переворачивала, – ответила я, пожав плечами.

– Впрочем, не так важно…  Она и ее мама стали для меня больше, чем родными людьми. Я сказала «больше», потому что для некоторых слово «родной» пустой звук… Я счастлива, что у меня появились три подруги сразу. Спасибо вам! Предлагаю выпить вина за… – она опять запнулась и Мария что-то шепнула ей на ухо.

– За женскую дружбу! – громко крикнула Лена, и мы со звоном сомкнули бокалы.

В какой-то момент меня начала напрягать громкая музыка и я, покинув всех, ушла к корме. Навалившись на перила, я рассматривала, как винт теплохода выбрасывал пенные струи. Лена тоже подошла и прижалась ко мне. Ее челка слегка подрагивала над темной линией бровей – вечерний речной бриз лениво и ласково ерошил ей волосы. Закинув голову, она посмотрела на чистое звездное небо и спросила:

– Лиль, а где моя планета? Ты разбираешься в астрономии?

– Разбираюсь, но ее сейчас не видно на небосводе, – поискала я глазами красноватую точку и нежно обняла Лену за плечи. – А вон яркий Юпитер. Меркурий не знаю где, его только по утрам хорошо заметно, а там чуть правее от Юпитера – Венера. Видишь?

– Венера…  Лиль, а давай всей командой съездим к той маленькой девочке и возьмем над ней шефство? Будем ее оберегать и защищать. Она очень обрадуется, если узнает, что кто-то ее ждет вне стен детского дома. Подрастет немного, в гости к нам сможет приходить…

Я ничего не ответила, но была согласна, просто вспомнила о ее маленьких пальчиках, лежащих в моих ладонях. Я еще раз подняла голову и представила пятерку девушек, летящих по небу в сторону Млечного пути. Наверное, это и есть королевство Серебряное тысячелетие, где они будут жить вечно и никогда не расстанутся…

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!