Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 276 постов 28 286 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

13

СМЕНЩИК

СМЕНЩИК

Когда Малёк учился в школе милиции, он по ночам подрабатывал охранником. Как-то в субботу начальник охраны Сергеич, попросил Малька выйти сменщиком за сторожа, который заболел. Работать неохота, зима, на улице минус 30, но пообещали двойную оплату, и Малёк согласился.

Охранять надо было какой-то завод за городом, куда Малёк долго добирался на промёрзшем автобусе. Вышел - кругом заснеженное поле, слева вдалеке лес, справа территория завода - вышки, трубы, провода, техпомещения, всё в огнях, шумит, дымит и работает.

Из строительного вагончика выходит Сергеич:

- Тут тепло, обогреватель, кипятильник, до утра отдежурь, а утром тебя сменят.

Малёк натянул чей-то ватник, потом полистал старые газеты на грязном столе и очень захотел есть. Еду Малёк не взял, в вагончике нашлось ведро картошки, вода, пол бутылки водки и немного хлеба. Малёк залил кастрюлю с картошкой водой и взял кипятильник - устройство со шнуром, примотанным к железной пластине. Малёк воткнул шнур в розетку и опустил кипятильник в кастрюлю. Раздался хлопок, из розетки бабахнул салют искр и наступила зловещая тишина. Малёк вышел из вагончика и понял, что обесточил завод - всё освещение погасло, производство встало!

То тут, то там стали слышны громкие отчетливые маты рабочих. Малёк понял, что совершил диверсию, за которую в 30-е годы ставили к стенке. Он представил себя, стоящим босиком в одном исподнем, а майор НКВД с лицом Сергеича целится ему в затылок.

Но бежать некуда, кругом заснеженная степь и где-то очень по-волчьи завыли собаки. Через час починили электричество на заводе. А вагончик остался обесточенным, температура резко падала. От стресса вредитель Малёк выпил всю водку и немного погрыз сырую картошку. Потом он всю ночь делал приседания, чтобы не замёрзнуть во сне. Так грелись участники экспедиции Потанина. За окном выл ветер, Мальку казалось, что это собаки снаружи грызут дверь.

Утром сменщик - молодой студент, застал Малька, лежащего на столе в трёх ватниках в позе эмбриона с куском картошки во рту. Он был похож на чучело зимы, которое жгут на Масленицу.

- А чего так холодно?- спросил сменщик.

- Пёс его знает! - простучал зубами Малёк, и еле протиснувшись в дверь, побрёл к остановке походкой обмороженного опоссума.

Показать полностью
6

Где кончается вчера. Главы 24, 25. Конец

24

Витя медленно открыл глаза, ощущая, как холодный сквозняк проникает под его одежду. Он лежал на полу, почти на пороге своей квартиры, и яркий свет подъезда ослеплял его. Мир казался искажённым, как будто Виктор смотрел вокруг сквозь запотевшее стекло. В руке его лежали ключи от квартиры, и барабанящий стук возвращал парня к реальности. Этот стук, резкий и настойчивый, эхом разлетался по подъезду вместе с чьим-то встревоженным голосом.

— Помогите! Кто-нибудь, выйдите! Человеку плохо! — взволнованно кричала девушка, стуча то в одну, то в другую дверь.

Витя глубоко вздохнул и попытался подняться. Голова кружилась, ноги были словно тряпки. С трудом он привстал, опираясь о дверь, чтобы удержаться на ногах. Витя медленно начинал понимать, что произошло. Он вернулся с работы, хотел открыть дверь... а потом что-то пошло не так.

Когда он выпрямился, девушка с короткой стрижкой тут же бросилась к нему, её глаза были полны страха и облегчения одновременно.

— Господи, вы в порядке? — спросила она, едва сдерживая дрожь в голосе. — Вы... вы просто лежали тут.

Витя попытался улыбнуться, но чувствовал, что это выходит плохо. Он мотнул головой, как будто надеясь сбросить с себя непонятное ощущение слабости.

— Да, я... Просто перенапрягся, наверное, — тихо ответил он, чувствуя, как голос предательски хрипит. — Всё хорошо, не волнуйтесь.

Дверь одной из квартир приоткрылась, и в проёме показался мужчина средних лет с беспокойным взглядом. Он смотрел на Виктора и девушку хмуро и настороженно, как будто не был уверен, стоит ли вмешиваться.

— Что здесь происходит? — спросил мужчина с ноткой раздражения и недоверия. — Всё нормально?

Витя кивнул, сделав шаг вперёд, словно хотел доказать этому мужчине и самому себе, что может уверенно стоять на ногах.

— Спасибо, всё нормально, — ответил он, снова чувствуя головокружение, но стараясь не показывать это.

Дверь закрылась.

Девушка, поправляя очки, оглядела Витю с головы до ног, как будто не до конца веря его словам.

— Вы уверены? Вы просто лежали здесь, не двигались. Это явно не нормально, — сказала она всё ещё с тревогой в голосе.

Виктор снова кивнул, чувствуя удары в висках.

— Я просто переутомился. Наверное, слишком долго работал, — ответил он и, едва переведя дыхание, протянул девушке руку, представившись с лёгкой улыбкой: — Виктор. И спасибо, что вы не прошли мимо. Правда.

Девушка на мгновение поймала его взгляд, а потом улыбнулась в ответ, чуть смущённо пожав Витину руку.

— Ира, — сказала она. — Я просто не могла не помочь, увидев вас тут... лежащим у двери. Вообще-то я к подруге шла, — пояснила девушка, кивая на одну из дверей, — вот сюда. Но её, видимо, ещё нет дома, не успела вернуться с работы.

Витя машинально проследил за её взглядом и нахмурился. Это была та самая дверь, за которой когда-то жил его друг детства, Сергей. В голове мелькнуло удивление: а разве сейчас ходят люди в гости, не созваниваясь перед этим?

— Хотите, помогу вам дверь открыть? Или, может, всё-таки вызвать скорую? — спросила Ира.

— Нет, нет, — Витя покачал головой, желая как можно быстрее прекратить разговор о его состоянии: ему было неловко обсуждать это. — Скорую не нужно, спасибо. Я действительно в порядке.

Он вставил ключ в замок и повернул его, слегка приоткрыв дверь.

— Заходите, если не против. Может, чаю? — спросил Витя, надеясь на культурный отказ.

Ира несколько мгновений колебалась, как будто обдумывала предложение. Но, видимо, решив, что Витя стоит на ногах не сильно уверенно и выглядит так, словно сейчас снова потеряет сознание, кивнула и шагнула внутрь квартиры.

Виктор провёл девушку в кухню, стараясь не обращать внимания на лёгкое головокружение, щёлкнул чайник, деловито доставая чай и чашки из шкафа.

— Чёрный, зелёный? — спросил он, стараясь говорить непринуждённо, будто это была самая обыденная встреча.

— Обычный чёрный. В самый раз, — ответила Ира, осматривая кухню. — Уютно у вас здесь.

Витя усмехнулся, взглянув на неё.

— Ну да, конечно, обычная холостяцкая берлога. Уют ей придаёт разве что чайник.

Девушка рассмеялась, легко, по-домашнему, как будто они с Виктором были давними друзьями. Витя разлил чай по чашкам, небрежно отправив пакетики в помойное ведро, и молодые люди сели за стол. Витя чувствовал, как постепенно возвращается к нормальному состоянию — голова уже не кружилась, а нервное напряжение понемногу спадало.

— Так что же всё-таки произошло? — спросила Ира, пристально глядя на него. — Всё точно в порядке? Вы упомянули работу, но так обычно от усталости не бывает.

Витя, размешивая чай ложкой, задумался на мгновение, подбирая слова и чувствуя, как странная, тягучая волна мыслей накрывает его с головой. В памяти разом возникло всё то, что ему привиделось: прошлое, старик, страхи, ребята и даже... та загадочная ведьма-секретарша. Но ведь это же невозможно. Всё это слишком похоже на бред, на какой-то невероятный сон. Или?

— Ну... Был тяжёлый день. И вообще, — Виктор слегка смутился, — последняя неделя была напряжённой. Но со мной такое впервые. Слишком много стресса, может?

Ира кивнула, отпивая чай и внимательно наблюдая за ним.

— Я понимаю, — улыбнулась она. — Постоянный стресс — это, наверное, часть нашей жизни. Но иногда нужно выдохнуть.

Витя, усмехнувшись, посмотрел на девушку более открыто.

— Везёт, что умеете расслабляться. Это многого стоит, — сказал он.

Начался непринуждённый разговор, но внутри у Вити появлялось много вопросов: если это был всего лишь обморочный сон, то почему же всё было таким реальным, таким пугающе точным? Почему он может вспомнить все мельчайшие детали?

Раздался звонок телефона. Ира, вздрогнув, глянула на экран своего Honor в чёрном чехле, на котором белела будто подмигивающая надпись: «Ой, всё!». Она прикрыла рот рукой, будто извиняясь перед Виктором за прерванный разговор, и ответила на звонок.

— Да-да, скоро буду, — с улыбкой говорила девушка, обводя взглядом комнату, будто неохотно покидала это место. Её голос был словно летний ветерок, едва касающийся лица и приносящий с собой что-то нежное и тёплое. — Не переживай, уже бегу.

Ира убрала телефон и, смущённо улыбнувшись, повернулась к Вите.

— Спасибо тебе за чай и разговор, Витя, — сказала она, легко касаясь его руки, прощаясь. — Дай мне свой номер. Так, на всякий случай. Я тебе завтра позвоню узнать, не захотел ли ты снова потерять сознание.

Виктор улыбнулся в ответ, смущённо продиктовал номер, а девушка ввела его в телефон, стараясь не перепутать цифры, и несколько раз пробежала взглядом, будто проверяя. Дойдя с Витей до выхода, Ира остановилась у широкого зеркала на двери, поправила короткие тёмные волосы, плавным движением стряхнула невидимую пылинку со лба. Развернувшись, она махнула Вите рукой на прощание, и её мягкая улыбка на мгновение наполнила прихожую нежным теплом.

— Ну, пока, Витя. Держись там и не валяйся больше на полу, хорошо? — подмигнула Ира и, прежде чем Виктор успел ответить, выскользнула за дверь, оставив за собой лёгкий аромат чего-то неуловимо приятного.

Витя медленно повернулся и направился в зал. Он стал внимательно разглядывать комнату, словно вещи могли дать ему ответы на терзавшие его вопросы. Всё выглядело так, как всегда: любимая Витина полка с книгами у стены, мягкий плед, брошенный на кресло, и, конечно, рабочий стол, на котором лежал закрытый ноутбук. Что же на самом деле произошло? Всё было слишком детально, чтобы можно было считать это просто сном. В мыслях Виктора вспыхивали образы до невозможности чёткие, а в особенности Саша, её прикосновения, дыхание. Ведьма. Сейчас это казалось смешным. Витя закрыл глаза, вспоминая её, но теперь в памяти уже всплыл запах горячих блинчиков и мягкий жар от камина. Но никаких ответов разум не находил. Виктор задумался о том, кто из тех, кого он видел, мог ему помочь понять, что же с ним произошло. Паша, Таня, Ксюша — люди, с которыми его ничего не связывало в реальности. Найти их теперь было бы невозможно — по крайней мере, это было бы нелегко.

Но Сергей... Да, Сергей и Саша, с ними всё казалось чуть проще. Ранее Виктор уже пробовал найти Серёжу в соцсетях, но попытки не увенчались успехом. Дальше этого Витя не заходил, хотя мог бы поискать своего друга детства через общих знакомых. Самым очевидным решением было связаться с Сашей, но её номера у Виктора, к сожалению, не было. Он открыл список контактов в телефоне. Может, кто-то из айтишников знает Сашин номер. Возможно, но нет, вряд ли кто-то из них даже спрашивал у неё номер телефона.А вот сисадмин — это другое дело. Этот странный, неприметный человек, словно сошедший с мемов, кажется, знал номера всех сотрудников и был в курсе всего происходящего в компании.

Витя быстро нашёл в контактах «Коля Сис» и, нажав кнопку вызова, поднёс телефон к уху.

— Чего? — коротко бросил сисадмин, будто только что отвлёкся от какой-то игры.

— Привет, это Витя, — ответил Виктор, пытаясь придать голосу дружелюбный оттенок.

— Да не тупой, понял и так, — нагрубил Коля. — Чо хотел-то?

— Слушай, у тебя номер Саши есть? Секретарши.

Секундное молчание на другом конце провода, а потом раздражённый вздох Коли, словно он прервал какое-то важное занятие ради чего-то совершенно пустякового.

— Саши? А тебе зачем? — протянул сисадмин, не скрывая подозрительности. — Не, ну я просто спрашиваю, раз уж в нерабочее время трезвонишь.

— Да ничего такого, просто надо уточнить кое-что по работе, — постарался спокойно сказать Витя. — Ты можешь прислать?

— Ну-ну... — усмехнулся Коля. Пауза затянулась, и Витя услышал громкий звук клавиш, будто сисадмин с нескрываемым недовольством что-то искал в компьютере. — Ладно, скину в телеге, только я те-бе не да-вал, по-нял?

— Понял, спасибо, — ответил Витя и быстро сбросил вызов.

Сразу после звонка на экране Витиного телефона высветилось сообщение с номером. Дыхание Виктора сбилось, а сердце заколотилось как бешеное — перед глазами был не просто номер, а ключ к самой глубокой тайне. Слишком много случилось странного, непонятного, необъяснимого. И... Виктора по-прежнему терзало смутно-тревожное, но в тоже время горячее чувство от того, что произошло между ним и Сашей в ту ночь, когда он был то ли в какой-то отключке, то ли в опьянённом желанием состоянии. Его разум ещё пытался найти этому всему объяснение. Было ли то сумасшедшее прошлое лишь лихорадочным видением? Мозг утверждал, что это был всего лишь обморочный бред. А что если Сергей и правда Сашин муж? С чего же начать разговор? Что спросить? И самое главное — как рассказать про своё видение? И стоит ли вообще об этом заикаться? Так и не собравшись с мыслями, Витя всё же решил звонить.

Гудки раздавались медленно, словно проверяя Витину решимость, и вот, наконец, на том конце послышался женский голос — не тот, которого Виктор ожидал. Голос был хрипловатым, низким, усталым и звучал так, будто его обладательнице было около пятидесяти или шестидесяти лет.

— Алло, — ответила женщина.

— Саша? — недоумённо спросил Виктор, и удивление прозвучало в его голосе. Он ожидал услышать привычный, узнаваемый тембр, а не это тяжёлое, усталое «Алло».

— Не Саша, конечно, Александра Владимировна, — откликнулась женщина. Голос был спокойный, уверенный. — Ты чего-то хотел, Виктор?

Она его узнала. Но что-то не сходилось. Это был голос не Саши, той, которую Виктор знал. Пауза на линии затянулась, пока он искал, что сказать, а в голове проносились вопросы.

— Эм-м, Александра Владимировна, я о корпоративе на следующей неделе хотел узнал. В этом году что-то особенное планируется? — наконец спросил Виктор, вовремя вспомнив о намечающейся вечеринке.

Женщина вздохнула, но её голос был терпеливым, словно она уже привыкла к этим бесконечным вопросам.

— Ничего особенного, если честно, но в этот раз арендован целый ресторан и будет ведущий. А не как в прошлом году, когда забронировали только несколько столиков в «Мартине». Скука ж смертная была.

— Понял, — произнёс Витя, чувствуя, как этот разговор ещё больше затуманивает реальность. — Я в том году не был, спасибо за информацию. А можно только одному приходить? Или будет плюс один?

— Да, плюс один можно, — усмехнулась женщина, явно не ожидавшая этого вопроса.

Витя коротко поблагодарил её и поспешил закончить разговор, чувствуя, как холодный пот выступает на лбу. Когда связь оборвалась, он, прижимая телефон к уху, остался стоять в полном замешательстве, а затем направился на кухню. Виктора охватила непонятная тревога, несмотря на то, что он осознавал абсурдность происходящего. Парень включил чайник, задумавшись, а затем на автомате насыпал в кружку ложку растворимого кофе — того самого «Нескафе», что уже много лет пылился на полке. Виктор давно пил только натуральный кофе, но руки и мозг в данный момент жили отдельно друг от друга. Пока вода закипала, в голове роились вопросы. «Саша оказалась совершенно другой. Как это возможно?» — думал Витя, но чем больше он пытался собрать всё в логичную картину, тем отчётливее понимал, что его разум не в состоянии этого сделать.

Наконец чайник закипел, и Витя залил кофе кипятком. Сделав небольшой глоток обжигающей жижи, он решил позвонить маме. Гудки прозвучали несколько раз, прежде чем на том конце раздался её голос.

— Привет, сынок! Ты чего так поздно? Что-то случилось?

Витя пытался говорить спокойно:

— Да нет, всё нормально, мам. Просто вот Серёгу вспомнил… Ты, случайно, не знаешь номер его мамы? Вы же когда-то общались.

Мама на секунду замолчала.

— Странно, конечно, что ты вдруг о нём вспомнил, но, кажется, у меня где-то был её контакт. Я как найду — напишу тебе.

Витя чувствовал, что напряжение слегка отпустило его, хотя мысли всё ещё путались. Он сидел с кружкой кофе в руках, глядя в темноту за окном. Его взгляд был направлен куда-то вдаль, не задерживаясь на чём-то конкретном, будто он смотрел сквозь всё вокруг. Странная мелодия покоя звучала в его грохоте мыслей. Через пару минут пришло сообщение с номером Серёжиной матери. Витя посмотрел на экран и тихо вздохнул.

Времени на долгие раздумья не было. Решился — надо звонить, несмотря на поздний час. Сердце заколотилось, когда Виктор набрал номер. Он попытался вспомнить имя и отчество матери Сергея, но в голове была лишь смутный образ женщины с добрыми, немного уставшими глазами.

— Алло? — раздался слегка удивлённый женский голос.

— Здравствуйте, это Виктор, я учился в школе с Сергеем, — начал Витя дрогнувшим голосом. — Извините за поздний звонок. Как ваши дела?

— О, Витя. Здравствуй, дорогой, да всё хорошо. — В голосе Серёжиной мамы прозвучало лёгкое удивление и тревога. — У тебя что-то случилось?

— Не-не, тётя Маша, всё хорошо, — вспомнил Витя её имя и быстро прокашлялся, пытаясь скрыть волнение. — Простите, что так поздно. У меня к вам небольшой вопрос. Как у Серёжи дела? Я пытался найти в интернете, но не получилось. Может, дадите его номер?

— О, как здорово, что ты Серёжу вспомнил, Витя! Он будет рад.

Виктор терпеливо ждал, пока тётя Маша, бормоча что-то себе под нос, искала номер сына в телефоне. Она включила громкую связь — видимо, так ей было удобнее.

— А вот и номер! Записывай, Витя, записывай, — наконец сказала тётя Маша. Её голос зазвучал бодрее, будто это общение принесло ей какую-то тихую радость.

Витя быстро записал номер, а затем поблагодарил:

— Спасибо вам большое, тёть Маш. Очень приятно было услышать вас. До свидания.

— Пока, пока, Витенька.

Виктор повесил трубку и ещё несколько секунд держал телефон в руке, словно обдумывая что-то. «Сейчас или никогда», — думал он, глядя на записанный номер Сергея.

— Да.

— Серёга? Привет. Это Витька, — начал Витя, стараясь не волноваться.

— Витька?! — Сергей на мгновение замолчал, а потом взорвался радостью. — Не может быть! Ты чо, серьёзно? Чёрт возьми, Витька, сколько лет! Как ты вообще меня нашёл?

— Да вот… решил, что неплохо бы связаться. Как ты? Где ты? По-моему, я тебя в метро сегодня видел! — Витя улыбнулся, чувствуя, как тёплая волна нахлынула на него от этого знакомого голоса.

— Возможно, я уже несколько лет, как вернулся сюда. Живу тут, неподалёку от центра. Ты чо, где? — ответил Сергей.

— Я-то всё там же, даже живу в той же квартире. Чем занимаешься по жизни? — спросил Витя, стараясь говорить как можно спокойнее.

— Фитнес-тренером работаю, — усмехнулся Сергей. — Представляешь? Я ж почти сразу в спорт ушёл. Мне нравится. Нашёл себя, так скажем. А ты?

— Да я в айти. Ничего серьёзного. Нормально так, коллеги приятные, — ответил Витя, всё ещё пытаясь скрыть волнение, но ощущая, как что-то не даёт ему расслабиться. — Женится то успел? Дети?

Повисло молчание, а потом Сергей, усмехнувшись, ответил:

— Не, Витёк, не женат. Пока что, наверное, не готов. — Он засмеялся, но в этом смехе было что-то сдержанное. — Как-то жизнь так сложилась, что всё мимо. А ты, кстати, как? Уже кого-то нашёл?

— Да тоже как-то… никак. — Витя улыбнулся, но ощутил странное волнение, думая о своём дурацком видении. Витя решил рискнуть и поделиться с Сергеем своей историей, какой бы невероятной она ему ни показалась. — Слушай… Серёг, это странно, конечно, но мне недавно сон такой приснился, будто мы с тобой… ну, как будто мы вместе вернулись в наше детство. Там, конечно, ещё и другие люди были, но город был словно вымерший. Звучит, наверное, безумно, да?

Сергей выслушал его молча, потом засмеялся.

— Сон как сон, Вить, — сказал он с лёгким хмыканьем. — Странно, конечно, но такие сны бывают. Видимо, давно не виделись, вот и скучаешь по прошлому.

Слова Сергея прозвучали обыденно, даже слишком. Витя кивнул, хотя знал, что его не видят, и почувствовал, как в груди похолодело. Наверное, он действительно один видел этот сон, один держал в памяти все те странные образы и воспоминания.

— Да, ты прав, — отозвался Витя.

— Эх, Витя, значит, судьба у нас всё-таки пересечься здесь, — добавил Сергей с лёгкой ностальгией в голосе. — Надо встретиться, поболтать, посмеяться, повспоминать былые дни. Ты за?

— Да, обязательно надо, — согласился Витя и невольно улыбнулся. Казалось, кусочек реальности возвращался на своё место.

— Ну, пиши-звони! — добавил Сергей напоследок, и, попрощавшись, оба друга повесили трубки.

Витя ещё некоторое время стоял в полном недоумении и растерянности.

25

Витя проснулся от мелодичного звука будильника и медленно открыл глаза. Мягкий свет, пробивающийся сквозь занавески, заставил его прищуриться. Он потянулся, чувствуя тепло одеяла, а затем тихонько поднялся с кровати, стараясь не потревожить спящую рядом Иру. Накинул халат, перевязав его пояс вокруг талии, и направился на кухню. Привычным движением включил кофемашину и присел на стул, ожидая, пока аромат свежемолотых зёрен наполнит пространство. Наблюдая за тем, как устройство, бормоча и шипя, начинает готовить напиток, Виктор подумал о том, как много всего изменилось в его жизни. Кофемашина издавала короткие приглушённые звуки, выпуская первые капли кофе в любимые кружки Вити и Иры. Её кружка была ярко-жёлтая, с мелкими вишенками на боку, а Витина — тёмно-зелёная, украшенная замысловатыми разводами, напоминающими сосновый лес.

Виктор вернулся в спальню, сел на кровать и, нежно касаясь плеча девушки, позвал её:

— Ира, пора вставать. Кофе уже на подходе, — сказал он тихо, целуя её в щёчку.

Ира медленно приоткрыла глаза, её губы растянулись в лёгкой, ещё сонной улыбке.

— М-м-м… ещё пять минут, — прошептала она, зарываясь глубже в одеяло, но всё-таки решила не противиться пробуждению.

Вдвоём они отправились на кухню, где их встретил запах свежего кофе. Витя протянул одну кружку Ире.

— Вот, держи, — сказал он, с нежностью глядя на девушку.

Она обхватила кружку руками, прижав её к себе, чтобы согреться.

— Как вкусно пахнет, — улыбнулась Ира, вдохнув аромат напитка. — Каждое утро думаю, что это лучшее кофе в мире.

Они стояли у кухонного окна, выходящего на спокойный двор, где у дорожек уже скапливались пожелтевшие листья. Витя подметил это с тихой радостью: осень была его любимым временем года.

— Сегодня не задерживайся на работе, — сказал он, встречаясь с Ирой взглядом, и напомнил: — В семь у нас театр.

— Конечно, — улыбнулась Ира, потягивая кофе. — Я ж сама на него и напросилась.

Они закончили пить утренний кофе, а затем разошлись по разным комнатам собираться на работу. Ира надела чёрную футболку и джинсы, накинув сверху длинный серый кардиган, в котором она выглядела уютно и немного по-домашнему. Витя подошёл к ней сзади и крепко обнял, прижимая к себе.

— Ира, знаешь, у меня всё-таки есть секретный план, — томно сказал он. — Я хочу, чтобы ты опоздала на работу. Пусть они знают, как тебе со мной хорошо.

Девушка засмеялась, чуть повернув голову, чтобы поймать Витин взгляд.

— Ого, у нас тут, оказывается, бунтарь! — усмехнулась Ира, притворяясь удивлённой. — Но ты же знаешь, что я всё равно успею.

Витя, не ослабляя объятий, притянул девушку ещё ближе. Он мягко поцеловал её в шею, ощущая тепло и слыша, как смех Иры постепенно затихает, превращаясь в нежное молчание. Она плавным движением скинула кардиган, и Витины руки оказались под её футболкой. Витя провёл руками по талии девушки, поднимаясь выше, его прикосновения были медленными, но настойчивыми. Он приласкал губами её шею, чувствуя быстрый пульс, который вторил его собственному сердцебиению. Витя прижал Иру к себе сильнее, чувствуя тепло её тела, замечая, как она чуть прикусила губу. Они медленно переместились к дивану: Ира скользнула на подушки, а Виктор, не отрывая от неё взгляда, наклонился, вдыхая ванильный аромат её духов. Он стянул с неё футболку и усыпал тело поцелуями. Ира, затаив дыхание, ответила на его прикосновения, обвивая его шею руками и закрывая глаза. Всё вокруг исчезло — осталось только это волшебное утро.

Внезапно раздался звонок в дверь, прервав любовные игры пары.

Ира и Витя спешно накинули на себя одежду и направились в коридор, недоумевая, кто мог потревожить их в этот ранний час. Витя потянулся к ручке и открыл дверь. На пороге стояла та самая Саша, с лёгким румянцем на бледном лице, с медными, волнистыми волосами, которые падали на её худые плечи и спускались по спине. Она смотрела прямо в Витины глаза, и этот мягкий, бархатный взгляд пронзал душу Виктора, словно игла.

Витя с трудом переключил внимание на фигурку рядом с Сашей — совсем маленькую девочку, которой на вид было чуть больше года. Она крепко держалась за мамину руку. Милое личико девочки обрамляли ярко-рыжие кудряшки, а её ясные глаза искрились необыкновенным голубоватым светом, как первый снег под солнцем, и этот знакомый блеск заставил сердце Виктора замереть.

Ира недоумевающе смотрела то на женщину с девочкой, то на Витю, а он просто стоял в растерянности, не говоря ни слова, не зная, что сказать. В воздухе повисло напряжение, почти осязаемое.

Саша откинула прядь волос и спокойно сказала:

— Это твоя дочь.

А затем девочка, крепче сжав мамину руку, взглянула на Витю и произнесла слово, которое пронзило его сердце:

— Папа.

Показать полностью
3

Где кончается вчера. Глава 23

23

Старик появился внезапно, словно всё это время был где-то рядом с ребятами и наблюдал за ними. Его седая борода едва заметно колыхалась в холодном осеннем воздухе, а глаза блестели проницательностью и мудростью, будто он знал что-то такое, о чём друзьям ещё только предстояло узнать. Молчание, которое повисло между ребятами после слов Сергея, было нарушено низким, спокойным голосом старика.

— Теперь вы все побороли свои страхи, — сказал он. — Я вижу, что каждый из вас прошёл через свои мрачные тени. И теперь вы готовы внять правде.

Ребята молча переглянулись, но никто не решался заговорить. Старик медленно подошёл к ним, и на его лице появилась едва заметная улыбка, но в ней не было радости. Это была улыбка человека, который слишком много видел и слишком многое пережил.

— Саша? — пробормотал Сергей, всё ещё находясь в замешательстве.

Старик лишь кивнул, его глаза слегка сузились, как будто он ожидал такой реакции.

— Саша ни та, коей ты её ведал, ни та, коей видели её другие, — произнёс старик. — Она ведьма, и годы многие она твой страх питала. Но ныне ей места в твоей яви более нет.

Сергей нахмурился, его мысли путались, но что-то в памяти уже стало всплывать. Что ещё за ведьма? Это было просто его воображение? Витающий в голове призрак, который держал его в плену?

— Я придумал её или вы? — спросил Сергей.

— Не совсем так, — ответил старик, поднимая палец. — Сие не было плодом твоего воображения.

Старец обвёл всех ребят взглядом. Каждый из них пытался осмыслить события прошедшего дня и ночи, переваривая всё, что случилось.

— Почему вы не рассказали нам всё сразу? — наконец спросила Ксюша. — Почему мы должны были пройти через этот ад?

Старик тяжело вздохнул, словно готовился ответить на вопрос, который задавали ему тысячи раз.

— Каждый из вас оказался здесь не случайно. Вам надлежало встретиться лицом к лицу с тем, что удерживало вас в прошлом. Страхи — не токмо чувства. Это узы тяжкие, что связывают нас и не позволяют идти вперёд. Вы не могли узреть истину, пока не освободились от оков. В детстве вы не ведали, что сей день стал отправной точкой для всех вас. Ваши жизни оказались во власти собственных страхов.

Глаза старика таили в себе тяжесть прожитых веков. Он вздохнул, словно раздумывая, стоит ли продолжать. Наконец, он продолжил медленно, и голос его звучал так, будто доносился из самых глубин времён, древний и исполненный тайной мудрости.

— Я не просто случайный старец, что повстречал вас здесь, — начал он. — Имя моё Чур. Моя стезя — оберегать род людской. Но порою вмешиваются силы, с коими мне не совладать. Ведьма, что вы знали как Сашу, на самом деле носит имя Лиса. Кто-то зовёт её Лисьей ведьмой, и занятие её — разрушать людскую породу, чинить преграды на их пути и мешать им продолжать род свой.

Витя, Паша, Таня и Ксюша переглянулись, не понимая до конца, о чём говорит старик. Сергей же стоял с мрачным лицом — он начал догадываться обо всём немного раньше остальных.

— Саша... — пробормотал он, пытаясь представить образ ведьмы.

Старик посмотрел прямо на Сергея, улыбнувшись уголком рта.

— Сейчас ты вспомнишь, Серёжа, не тревожься. Обязательно вспомнишь. Сия ночь нелегко тебе далась. Лиса не та, кем ты её зрел. Намеренно она вела себя так, чтобы держать тебя и близко, и вдали, не позволяя создать семью, завести детей, продолжить свой род. Ея стезя — разрушать всё, что может укреплять ваши жизни и жизни потомков ваших. Сотни лет она занимается этим делом. И вы не первые и не последние в списке ея.

— Но почему? — спросил Витя, в его голосе слышались нотки растерянности. — Почему именно мы? Почему она решила разрушить наши жизни?

Старик посмотрел на Виктора, вздохнул, и его голос стал ещё тише, словно тяжесть этого откровения давила и на него самого.

— Кровь ваша... семьи ваши... вы носители древней силы, даже если сами того не ведаете. Роды ваши связаны с великими событиями, кои ещё не свершились, но могут изменить мир. Лиса ведает об этом. Её работа в том, чтобы вы не смогли создать семьи.

Таня вскинула голову, её глаза блестели.

— Но почему мы никогда этого не знали? Почему никто нам не сказал? — спросила старца девушка.

— То древняя магия, — продолжил Чур, его голос был пропитан мудростью. — Силы, коими Лиса владеет, скрывают истину от тех, кого она преследует. Она проникала в жизни сквозь ваши страхи и боль. Творит она всё, дабы вы не смогли обрести счастие, что укрепило бы род ваш.

Ксюша, чувствуя волну гнева, поднимающуюся в ней, нахмурилась и сердито произнесла:

— Значит, всё это время она играла с нами? Разрушая наши жизни.

Старик кивнул, его взгляд устремился в пространство, как будто он сам вспоминал все те моменты, когда не мог вмешаться в её подлые игры.

— Так и есть. Ведьма появлялась в судьбах ваших разными способами. Обличий у неё множество. Ваша неуверенность, страхи ваши — всё это дело её рук. Она преграждала вам путь к тому, что должно было стать силой вашей. Она сеяла сомнения, дабы вы не обрели радости и гармонии в жизни своей.

Паша, который всё это время стоял молча, вдруг прошептал:

— С тех пор, как я потерял сестру… Это она?

Старик кивнул, и Паша покачнулся, словно всё, что он считал реальным, рухнуло перед ним.

— Но зачем? — спросила Таня, её голос дрожал. — Зачем ей это?

— Боль ваша её питает, — ответил старик с грустью в глазах. — Руша жизни ваши, ведьма вдобавок черпает силу из страхов ваших, из разбитых мечтаний. Чем больше вы страдаете, тем крепче становится она.

Повисло молчание. Всё, что ребята думали о своих жизнях, было разрушено. Они думали, что просто живут, что их проблемы были обычными.

— Что нам теперь делать? — наконец спросил Витя. — Мы должны остановить её?

— Это невозможно. Но вы узрели истину, и сила ваша к вам возвратилась. Теперь можете вы объединиться и не дать ведьме вновь управлять судьбами вашими. Она попытается вернуться, вновь встать на ваш путь, но ныне вам ведомо, что она лишь ведьма.

Старец опустил взгляд, словно нёс тяжесть веков на своих веках.

— Не могу и я истребить её, — говорил он медленно, словно каждое слово весило целую гору. — Нет у меня власти над ведьмами, подобными Лисе. Моё предназначение — оберегать род людской, но силы, коими она владеет, древнее и мощнее моих. Не могу я ни запрет наложить на неё, ни изгнать навеки. В лучшем случае могу лишь временно её удержать.

— То есть всё это время она играла с нашими жизнями, а ты просто... смотрел? Ты не мог ничего сделать? — нахмурился Сергей.

Старик не отвернулся от его взгляда, хотя в глазах блеснуло что-то похожее на горечь.

— Не взирал я. Пытался. Всяк раз, когда влияние Лисы становилось чрезмерно сильным, я изолировал её, но надолго изолировать невозможно — она вскоре вновь возвращалась к вам. Ведьмы питаются нашими немощами, страхами нашими. Пока не одолели вы своих внутренних демонов, я был бессилен.

— Мы победили свои страхи, но что дальше? — спросил Витя. В его глазах была решимость, но и тень сомнения. — Она вернётся, и всё повторится?

— Она вернётся, — грустно подтвердил старик. — Но ныне сила с вами. Знаете вы, с чем столкнулись, и более не куклы её. Власть ведьмы не бесконечна. Сильна она лишь тогда, когда вы слабы. Ныне же вы вооружены знанием и можете дать ей отпор.

Таня, внимая словам старика, заговорила:

— Если ты не можешь её уничтожить, то кто может? Ведь мы снова окажемся в опасности, когда ведьма вернётся. Мы же не можем жить в постоянном страхе.

Старик повернулся к ней, и его взгляд смягчился.

— Я не смогу истребить ведьму, но будут те, кто сможет, — сказал он. — Сила сия не одному человеку подвластна, но всему роду. Ваши роды, ваши потомки в будущем смогут разрушить её чары. Семья — вот сила ваша, оружие против таких, как Лиса. А таких, как она, великое множество.

— Но ведь она не отступит. Ведьма вмешивалась в нашу жизнь, чтобы мы не смогли построить будущее. Как нам теперь бороться с ней? — спросила Таня, теребя пальцы.

— Её магия теперь не будет столь сильной, коль вы понимаете, что она существует. Мощна она лишь в тени, — объяснял Чур. — Ныне, когда истина вам открылась, сила ведьмы станет потихоньку угасать. Но сего недостаточно. Придётся вам бороться за судьбу свою, за семьи свои, за жизнь вашу, оберегая род ваш. И борьба сия не будет лёгкой.

— А если мы не сможем? Если она умудрится снова вмешаться в нашу жизнь и манипулировать нами? — спросил Сергей, вздохнув, чувствуя всю тяжесть ситуации.

— Вы должны помнить одно: ведьма сможет манипулировать вами, обретая всё новые образы. Но отныне вы не одни в сей борьбе. Вы все здесь. Вы прошли через страхи свои и ныне ведаете, с чем имеете дело. Если будете вы вместе, если не дадите Лисе разобщить вас, не сможет она одолеть вас, — продолжал старик, слегка нахмурясь.

— Ясно, мы должны быть всегда начеку, — произнёс Паша, его голос был твёрдым. — Но как долго это будет продолжаться? Вечность?

Старец взглянул на него и кивнул:

— Задача ваша — не дать Лисе вновь посеять семена страха. Будьте внимательны к людям, что окружают вас. Присматривайтесь и делайте выводы. Если сумеете сие одолеть, не сможет ведьма более вас подчинить воле своей. Сей вопрос не времени, но силы.

Ребята переглянулись, осознавая всю сложность предстоящей борьбы.

— Значит, мы не можем её победить, — задумчиво сказала Ксюша, теребя засаленный локон. — Мы можем только не дать ей победить нас.

— Истинно так, — подтвердил старик. — Не дозволяйте ведьме вновь войти в жизни ваши. Вам надлежит объединиться и держаться вместе на жизненном пути. Так вам будет гораздо легче. Лиса всегда будет рядом, подобно таинственному обличию, мерцающему в сумеречной мгле, скрываясь за углом и взирая на ваши жизни. Но ныне, когда вы ведаете о ней, власть её ослабеет. Теперь всё зависит от вас.

Старик стоял, глядя прямо на Сергея, его глаза проникали глубже, чем любое воспоминание, словно он видел самую суть того, что происходило в душе парня. Голос старика был тихим, но в нём звучала невероятная сила, когда он начал говорить правду.

— Ты смог вспомнить, Серёжа, — сказал старик, и это утверждение звучало так, словно сам факт воспоминания уже был победой. — Тот день, когда Лиса впервые вмешалась в судьбу твою. Ты уже видел её тогда, в автобусе; она была малой девицей. Но ещё не ведал ты, что уже плела она сети свои вокруг тебя.

Сергей поморщился, его мысли вернулись к тому дню. Образ маленькой девочки, потерянной и запутанной, явно был в его памяти. Он уже осознал это ранее, что потерянная девочка из его детства и его жена — один и тот же человек.

— Эта девочка... И Саша, с которой я прожил столько лет. Теперь я понимаю, что она была ведьма. Раньше, конечно, я должен был это заметить, ох, раньше… — бормотал Сергей, ещё с трудом веря во всё, что услышал от старика и о чём догадался сам.

— Именно так, — кивнул старец. — Она тогда играла свою роль, чтобы проникнуть в твою жизнь. Ведала она, что отец твой собирается оставить вас, и в её замыслах было не допустить вашей с ним встречи в тот день. Сие событие и стало ключом в её замысле. Знала она, что это станет страхом твоим великим, и, вмешавшись в судьбу твою, приумножила боль твою до чрезмерной. Так и обрёл ты первый страх жизни своей.

Сергей молча опустил голову. Воспоминания об отце, который ушёл, были для него теперь снова свежи. Он всегда боялся повторить этот путь, боялся, что станет таким же человеком. Но поборол свой страх и свою боль.

— Я всю жизнь, вплоть до сегодняшней ночи, думал, что это была случайность, — тихо сказал Серёжа с тоской в глазах. — Я думал, что это просто совпадение.

— Она справилась тогда, — продолжил старик с нотками сострадания в голосе. — Лиса узрела уязвимость твою и воспользовалась ею. Но ты был силён, и одного лишь сего страха ей оказалось мало. Она знала, что, если не закрепить его, со временем ты сможешь его одолеть. Потому ведьма сделала следующий шаг — вошла в жизнь твою не лишь как образ, а стала твоею «женой». Она была твоим идеальным якорем, который удерживал тебя на месте, не давая тебе развиваться. Она не дозволяла тебе создать семью истинную.

Сергей стоял, немного ссутулившись, как будто под тяжестью невидимого груза, который накопился за все эти годы. Его взгляд был направлен в одну точку, но казался устремлённым куда-то сквозь время — в события, что миновали, но оставили глубокий след в жизни Серёжи. Каждый прожитый год словно возвращался к нему в этот миг, будто кто-то пытался собрать воедино осколки зеркала. Сергею ощущал, что он сейчас рухнет. Воспоминания о Саше нахлынули на него. Все те моменты, когда она уходила от разговоров о будущем, о семье, о детях. Её вечные предложения завести собаку или кошку, лишь бы увести общение в сторону. Теперь всё встало на свои места. Саша не позволяла Сергею сделать следующий шаг — потому что ей было важно, чтобы он никогда не решился на создание настоящей семьи. Остальные ребята молчали, осмысливая услышанное.

— Не хотела она, чтобы ты обрёл силу, — продолжал старик спокойно. — Все эти годы пребывала она рядом и питалась страхом твоим и болью твоей.

Старец положил Сергею руку на плечо.

— Ныне ты свободен, — сказал он твёрдо. — Ныне ты победил. Осознал, что она лишь пожиратель твоих страхов. Ведьма больше не может управлять тобой.

Старик медленно обвёл взглядом всех собравшихся. Его глаза, полные мудрости веков, пронизывали каждого, словно могли заглянуть в глубины душ ребят и увидеть то, чего они сами не замечали. Слова старца были спокойными, но наполненными тяжестью правды, которую молодым людям было нелегко принять.

— Лиса вмешивалась не только в жизнь Сергея, — продолжил он. — Она присутствовала в жизни каждого из вас.

Ребята молча слушали, в их глазах мелькали тени воспоминаний.

— Витя, — обратился к парню старик, — и ты не избежал её влияния. В тот день, когда решился признаться в чувствах своих... Она была рядом. Быть может, ты и не помнишь её лица, но ведьма была там, в твоём классе, и сделала всё, чтобы страх твой закрепился. Страх открыть душу, страх быть отвергнутым. Всё это сделало тебя неуверенным, заставляло сомневаться в себе многие годы. И чтобы продолжать питаться страхами твоими и держать тебя рядом, Лиса стала секретаршей на твоей работе.

Витя стоял, опустив глаза вниз, и в его груди росло странное ощущение. Они говорили о ведьме, обсуждали, как её вмешательство разрушало их жизни, но никто, кроме Вити, не знал, что он был с ней этой ночью, с этой самой ведьмой, поддавшись её молчаливому обольщению. Саша... Лиса... Ведьма. Витя почувствовал, как леденящая дрожь скользнула по его позвоночнику, и мысль от осознания её нечеловеческого начала смешалась с отвращением и тревогой, словно ведьма всё ещё прикасалась к его коже.

Старик повернулся к Паше и сказал:

— Паша, ты потерял сестру свою, и день тот стал началом страха твоего перед ответственностью. Лиса ведала, что сие станет твоим проклятием. Ныне ты понимаешь, что, кроме тебя и сестры, никого в квартире не было, но именно наша Лисья ведьма, в облике рыжей торговки, убедила маму твою купить тебе тамагочи на день рождения. И игрушка та похитила всё внимание твоё. С тех пор ты боялся заводить детей, боялся быть тем, кто может совершить ошибку. Она использовала страх сей, дабы не дать тебе возможности обрести счастье твоё.

Паша опустил взгляд.

Таня, широко открыв глаза, смотрела на старика, желая услышать, где же в её жизни могла затаиться ведьма.

— Таня, страх твой перед громкими звуками… — продолжил старец тихим голосом, заметив нетерпение девушки. — Это не совсем вина отца твоего. Вина его имела своё начало. В тот день на работе отца явилась новая сотрудница. Именно она напоила отца твоего до такого состояния. Прекрасно знала она, что алкоголь сделает его буйным, и сам отец твой ведал сие, а потому никогда не пил. Но в тот день не сумел он устоять перед чарами ведьмовыми.

Таня, сдерживая слёзы, кивнула. Все эти годы она боялась новых отношений, боялась того, что история её семьи повторится.

— Ксюша, ты боялась утраты близких своих, — продолжил старец, взглянув на Танину подругу. — День, когда не стало твоего любимого деда, стал ключевым моментом в жизни твоей. Ведьма не была рядом, но знала, что страх сей станет твоим путеводителем, и чтобы усилить его, она сделалась подругою матери твоей и смогла убедить её, что ты не страдаешь, а потому не получила ты должной поддержки. Со временем страх твой разрастался, ты боялась оставаться одна, но и сближаться с новыми людьми боялась, ибо страшилась утраты близких тебе.

Ксюша прикрыла рот рукой.

— Лиса была с вами все эти лета, — продолжал старец. — Быть может, не помните вы лица её, быть может, облик её менялся, но сие остаётся неизменным: она вмешивалась в жизни ваши, дабы не дать вам обрести силу, дабы не позволить создать семьи. Ибо именно семья могла разрушить власть её над вами.

Воцарилось молчание. Каждый из ребят переваривал услышанное. Теперь они осознавали, что события в их судьбах не были чередой случайностей. Лиса манипулировала ими, удерживала их в состоянии страха, чтобы они не смогли построить свою жизнь. Старик, чуть смягчившись, медленно переводил взгляд с одного на другого. Он видел, как напряжение и непонимание понемногу начинали растворяться в ребятах. Его голос стал тише, мягче, но при этом не потерял своей силы.

— Верно вы, вероятно, уже поняли, — вновь заговорил старик, — для чего здесь были малые образы вас самих, те дети, с коими вы вчера сидели у камина. То не просто проекция прошлого вашего. Я привёл их сюда, в дом сей, чтобы узрели вы самих себя в том возрасте.

Он замолчал, давая молодым людям время осмыслить его слова. Ребята молча переглянулись.

— Почему? — наконец спросил Витя, его голос был сдержанным, но в нём звучало удивление. — Почему нам было нужно увидеть самих себя?

Старец взглянул на него с мягкой улыбкой.

— Ибо до того дня, — продолжил он, — страхов ваших ещё не было. Вы были чисты и исполнены жизни, как малые семена, коим предначертано взрасти в могучие древа. Ещё не ведали вы, как страхи грядущие станут определять решения ваши, жизни ваши, судьбы ваши. Были вы молоды и свободны от тяжести, что с годами лишь возрастала и отягощала сердца ваши. Когда вы выросли, страхи ваши стали частью вас самих. Они укоренились в вас столь глубоко, что жить с ними стало вам уже почти удобно. В какой-то миг вы просто привыкли к ним, приняли их, как будто они — часть природы вашей. А я желал, чтобы узрели вы себя в те времена, когда страхов сих ещё не было, когда они не владели жизнью вашей. Хотел я, чтобы вы поняли, что страх — не сущность ваша, но нечто привнесённое, навязанное.

— А я никого не видел… Не видел себя в детстве… — сказал Сергей, нахмурившись.

Старик выпрямился, будто набираясь сил, погладил бороду и, посмотрев на Серёжу, ответил ему:

— С нами в доме была Лиса… Саша… Я изолировал её, сколько смог, но сие было на пределе сил моих. Она была рядом, как призрак. Силы в ней тогда не было, но ты знал лицо её, руки её, взор её. Она была как ключ от мира твоего и могла бы затворить его. Ты не смог бы взглянуть себе в очи, покуда была она рядом, — тебе надлежало самому разобраться со всем этим. И ты справился. Ты сумел обрести путь, что освободил тебя от неё.

Все находились в тихом размышлении. Каждый из ребят осознавал, что их путь только начинается. Они освободились от старых оков, но теперь им предстояло научиться жить по-новому. Старик стоял, слегка потягиваясь, словно после долгого разговора почувствовал усталость, но в его взгляде всё ещё было добро и сочувствие. Он оглядел всех присутствующих, будто взвешивая их внутренние силы, их готовность к тому, что предстояло сделать дальше.

Из глубины дома, в котором ребята провели ночь, раздался слабый стук. Едва различимый, он вибрацией прошёл по старым деревянным стенам, и каждый из друзей посмотрел в сторону закрытой двери. Ребята застыли, не в силах отвести взгляд от неё, словно сама дверь дышала и жила своей тёмной, потусторонней жизнью. Друзья переглянулись, осознавая, что не заметили, как старик исчез. Все вдруг почувствовали странное, тянущее ощущение, будто кто-то забрал у них часть их уверенности.

— Старика больше нет, — прошептал Сергей, в его голосе слышалась тревога.

— А там кто стучится? — спросила Таня, стараясь скрыть, что она испугана.

Паша посмотрел на Витю, ожидая от него какого-то решения. Ксюша и Таня переглянулись. И каждый из ребят подумал, что, наверное, ведьма оставалась в доме со вчерашнего дня и теперь издает эти странные звуки.

Стук усилился, как будто Лиса, находясь за дверью, поняла, что привлекла внимание друзей, и теперь требовала, чтобы её выпустили. Удары становились всё громче, тяжелей, словно кто-то бился в дверь изнутри дома.

Витя, выдохнув, пошёл к дому, словно в трансе. Его взгляд был устремлён только на дверь. Каждый новый стук бил прямо в Витино сердце, а ноги, будто подчиняясь этому ритму, несли его вперёд.

— Витя, не надо, — хрипло произнесла Ксюша, простирая к нему руку, но сама не могла двинуться с места.

— Кто-то должен проверить, — тихо ответил он, стараясь скрыть растущее в груди волнение. Ещё один шаг, и Виктор был уже перед дверью, его ладонь застыла над дверной ручкой.

Стук не утихал. Напротив, он становился громче, настойчивее, словно кто-то изо всех сил пытался выйти из-за этой двери. Доски стены чуть подрагивали, и где-то в углу заскрипела мебель, как будто даже дом дрожал от этого звука.

Остальные ребята молча переглядывались. Их сердца учащённо колотились в груди, они боялись сделать даже шаг. Каждый понимал, что ведьма кроется за дверью, и им не следовало её видеть. Но все молчали, замерев, как будто и сказать что-то громче шёпота было смертельно опасно.

— Витя, — прошептала Таня, — не надо. Не открывай.

Стук усилился, и на долю секунды показалось, что дверь даже прогнулась под чьим-то напором. Пальцы Вити наконец коснулись холодной ручки, и он, глубоко вдохнув, чтобы справиться с внутренним оцепенением, осторожно толкнул дверь.

Показать полностью
3

Где кончается вчера. Глава 22

22

Витя шёл по заброшенному дому. Атмосфера полутёмного особняка, с его скрипучими полами и запустевшими комнатами, начинала давить на парня.

Он остановился перед дверью. Эта дверь выглядела так, как будто ждала Виктора много лет. Страх, который сковал его, был не просто страхом перед неизвестным — это был страх, который преследовал Виктора с детства, с тех пор, как его сердце впервые разбилось. Витя осторожно потянул за ручку и открыл дверь. Внутри был его школьный класс, всё выглядело так, как и тогда, десятого сентября 2002 года.

Витя замер. Его сознание мгновенно перенеслось в прошлое, в тот день, который оставил глубокий след в душе. Он шагнул внутрь комнаты и увидел знакомые парты, доску, на которой мелом были написаны задания, учительскую тумбочку в углу. Казалось, что время здесь застыло. На парте лежал листок бумаги, тот самый листок, на котором Витя когда-то написал стихи. Эти стихи он сочинял для неё — девочки, которая ему нравилась. Её звали Катя, и она была для Виктора воплощением всего прекрасного. Витя долго собирался с духом, чтобы признаться ей в своих чувствах. В тот день, десятого сентября, он решился на самый смелый шаг в своей жизни — показать Кате стихи, посвящённые ей. Мальчик не знал, как выразить свою любовь иначе, поэтому надеялся, что через поэзию сможет донести до Кати свои искренние переживания. Ему было тогда двенадцать, и он верил, что, если сможет показать девочке свои чувства, она ответит ему взаимностью. Стихи были Витиной попыткой рассказать о том, как он окрылялся каждый раз, когда видел Катину улыбку. В этих строках была его детская любовь, его надежда на что-то большее.

Виктор подошёл к парте и осторожно взял листок в руки. Он помнил каждое слово, каждую строчку. В тот день он с трепетом вручил этот листок Кате перед уроком, надеясь, что она поймёт его чувства. Но то, что произошло дальше, навсегда изменило его отношение к девушкам и к любви.

Катя, не успев развернуть листок, начала смеяться, громко и звонко, как будто этот поступок Вити был самым глупым из всего, что она видела в своей жизни. Её смех прозвучал по всему классу как раскат грома, разрывая тишину, которая повисла в воздухе, когда Витя, дрожа от волнения, вручил девочке листок. Её взгляд был полон презрения, она словно смотрела на Витю сверху вниз, и эта насмешка в Катиных глазах больно ранила его. Мальчик стоял перед одноклассницей, надеясь на ответную улыбку, на что-то, что хотя бы чуть-чуть могло согреть его, но вместо этого получил лишь холодный удар в сердце.

— Ты что, серьёзно? — с издёвкой сказала Катя. — Ты написал мне стихи?

Витя замер в полном непонимании. Ему казалось, что время остановилось. Он ожидал другого, не этого. Катин смех, её насмешка — всё это не укладывалось в его голове. Виктор надеялся, что девочка оценит его смелость, что её глаза засветятся от удовольствия, что она хотя бы улыбнётся. Но сейчас Катя смотрела на него как на какого-то дурака.

Девочка развернула листок и, не потрудившись даже сначала просто пробежаться глазами по строкам, стала громко, коверкая слова, читать вслух. Каждое слово, которое она произносила, искажалось в её устах, звучало смешно и нелепо. Катя специально перекручивала строки, делая из Вити посмешище, и весь класс внимательно смотрел и слушал.

— «Мои чувства к тебе, как звёзды на небе...» — начала Катя, растягивая слова и повышая тембр, как будто нарочито театрально декламируя Витины стихи. Её тон был полон фальши и насмешки. — Что это за бред?

Смех раздался вокруг, как взрыв, от которого Витя всё глубже врастал в пол, не в силах сдвинуться с места. Он чувствовал, как что-то внутри него рушится. Каждый хохоток, каждая насмешка отдавались болью в сердце мальчика. Он не мог пошевелиться, не мог сказать ни слова, не мог даже отвести взгляд от Кати. Она тем временем продолжала читать, и с каждым её словом смех одноклассников становился громче, а Витина надежда на хоть какую-то поддержку — всё слабее.

— Ой, смотрите, у нас тут поэт! — сказала Катя громко, так, чтобы все услышали. Её голос разнёсся по комнате, а затем класс снова взорвался смехом. — Как мило!

Витя стоял посреди класса, и этот хохот острой болью пронизывал всё его сознание. Он чувствовал, как каждый взгляд впивается в него, как каждый смешок становится всё громче и оглушительнее. Это не был просто смех над стихами — это был смех над самим Витей. Над его чувствами, над его мечтами, над его искренностью. Всё, что он вложил в эти строки, вдруг стало предметом для насмешек. Весь его мир, такой светлый и полный надежд, рухнул в один момент.

Катя продолжала:

— Ты что, правда думал, что я на это клюну? — Её смех звучал оглушающе, она словно не могла поверить, что кто-то вроде Вити осмелился рассчитывать на её симпатию. — Ой, Витя, ты такой смешной.

Хохот Кати раскатистым эхом отдавался в голове мальчика. Он чувствовал, как его щёки пылают от стыда, но не мог двигаться, не мог найти слов, чтобы защититься. Он хотел убежать, но ноги были непослушны. Всё вокруг казалось ему нереальным. Этот смех, эти насмешки — они превратились в настоящий кошмар, от которого мальчик не мог проснуться. Витя ощущал, как внутри него закипает горечь от того, что он подвергся жестокому публичному позору. Он смотрел на листок в руках Кати, который стал символом его самого большого унижения. Эти стихи, в которые Витя вложил всю свою душу, теперь были разорваны на куски — не физически, а эмоционально. В каждом слове Кати звучало презрение, а каждый смешок одноклассников был как удар ножа в душу Вити.

— Ты серьёзно думал, что я буду встречаться с таким, как ты? — продолжала насмехаться Катя, даже не замечая, как больно её слова били по Вите. Её смех был оглушительным, но мальчик уже не мог его слышать. Всё вокруг стало как в тумане, а внутри Вити образовалась пустота. Он хотел исчезнуть, хотел стать невидимым, потому что чувствовал, что не заслуживает ничего другого.

Этот момент стал для Вити переломным. Все его мечты рухнули в один миг, а храбрость, с которой он собирался подойти к Кате, обернулась вечной нерешительностью, закрытостью. В тот день Виктор поклялся себе больше никогда не доверять свои чувства никому. Этот страх опозориться, быть униженным, преследовал его с тех пор.

Теперь, стоя в этой комнате, Витя снова почувствовал этот страх, это унижение. Его сердце билось так же быстро, как в тот день, а в ушах звенел смех одноклассников. Он ненавидел этот момент, ненавидел то чувство, которое заполнило его тогда.

— Ты всё ещё боишься, Витя, — раздался тихий голос. Это был её голос, голос Кати, но не тот милый и лёгкий, каким Виктор его запомнил, когда только влюбился в неё. Это был голос, полный насмешки, как тогда, когда она унизила его. — Ты боишься подойти к кому-то, боишься снова открыть своё сердце. Боишься, что над тобой опять будут смеяться.

Тёмная фигура, словно из воспоминаний, появилась в углу класса. Это была Катя, точнее, её искажённая версия, которая олицетворяла Витин страх. Она стояла там, смеясь, как в тот день, и Витя почувствовал, как тот самый страх сжимает его душу, парализуя его.

— Ты же знаешь, что ты всегда будешь один, — продолжала фигура, её голос становился всё громче и громче. — Никто никогда не полюбит тебя, потому что ты неудачник, поэт, который никому не нужен.

Эти слова резанули Виктора: именно их он боялся услышать всю свою жизнь. С тех пор, как Катя высмеяла его, он больше не пытался подойти к девушкам, больше не открывался. Он всегда боялся, что если попробует снова, то история повторится и над ним опять будут смеяться. Этот страх парализовал его каждый раз, когда Витя думал о том, чтобы подойти к кому-то, проявить свои чувства. Он был взрослым, но этот момент из детства всё ещё управлял им. Парень не мог избавиться от этих воспоминаний, от этого унижения, которое глубоко укоренилось в его сознании.

— Ты боишься любить, Витя, — снова заговорила фигура, её лицо было искажено жестокой усмешкой. — Ты боишься подойти к кому-то, потому что знаешь, что тебя снова отвергнут.

Но в этот момент, несмотря на страх, Витя вдруг почувствовал, как внутри него загорается гнев на самого себя, за то, что позволил этому событию из прошлого управлять своей жизнью столько лет. Виктор всегда избегал отношений, всегда боялся раскрыться, боялся показать, кто он есть на самом деле. Этот страх, словно яд, медленно отравлял его жизнь, делал его закрытым и одиноким.

— Это был один момент, — прошептал Виктор, сглотнув. — Один момент, который не должен определять мою жизнь.

Фигура на мгновение остановилась, как будто почувствовав, что Витя уже не трепещет и его страх сжимается, становясь всё меньше.

— Я был ребёнком, — продолжал Витя, и его голос становился твёрже. — И я не могу больше позволять этому моменту управлять моей жизнью.

Эти воспоминания о Кате, о том унижении всё это время мешали Виктору, но события двадцатилетней давности были лишь одним из эпизодов в его жизни, одним из многих. И Виктор больше не мог позволить страху, родившемуся в тот злополучный день, диктовать ему, как жить. Он смотрел на тёмную фигуру в углу комнаты, похожую на Катю. Фигура не двигалась, но её презрительный смех разносился в голове Вити. Этот хохот словно впивался в него, напоминая о том, как когда-то его надежды и чувства были растоптаны.

— Ты ведь всегда будешь бояться, — раздался голос, похожий на Катин, но более резкий, наполненный презрением. — Ты никогда больше не сможешь подойти к кому-то. Ты будешь жить в страхе, потому что знаешь, что никто не захочет тебя таким, какой ты есть.

Страх снова начал завладевать Витей, сковывая разум. Он хотел убежать, спрятаться, исчезнуть, как и тогда, в тот день в школе, когда Катя безжалостно высмеивала его перед всеми. Виктору казалось, что он снова стоит в центре класса, а одноклассники хохочут над ним. Он не мог ни двинуться, ни сказать что-то в своё оправдание. Всё, что он мог тогда, — это принять эту боль, укрыться за маской безразличия и уйти в себя.

— Это был всего один день, — произнёс Витя тихо, сам не веря в свои слова. — Один момент.

Фигура не ответила, но её молчание было ещё более пугающим, чем слова. Витя чувствовал, как внутри него нарастает желание изменить этот исход, освободиться от того страха, который парализовал его с тех пор, когда ребёнком он подвергся публичному унижению. Ему больше не хотелось быть заложником одного момента из прошлого.

— Это была всего одна ошибка, — сказал Виктор громче, сжав зубы. — Она не определяет, кто я. Это не должно определять мою жизнь.

Фигура по-прежнему стояла неподвижно, но её силуэт стал немного размываться.

— Я позволял тебе управлять мной слишком долго, — продолжал Витя. — Я боялся снова открыть своё сердце, боялся подойти к кому-то, потому что думал, что это повторится. Я жил с этим страхом, потому что был слишком слаб, чтобы бороться.

Витя вспомнил, как каждый раз, когда у него появлялись чувства к какой-то девушке, его охватывала парализующая тревога. Он всегда отступал, даже не пытаясь проявить свою симпатию, потому что в его голове снова и снова звучали насмешки Кати. Он боялся вновь быть отвергнутым, боялся, что опять окажется в роли неудачника, посмешища, каким его тогда выставили перед всем классом.

Но сейчас этот страх уже не казался таким непреодолимым.

— Я не буду бояться, — твёрдо произнёс парень, смотря прямо на Катин силуэт. — Я не позволю одному унижению управлять моей жизнью. Ты меня не остановишь.

Фигура, казалось, задрожала.

— Ты больше не будешь мной управлять, — сказал Виктор, и в его голосе уже не было ни страха, ни сомнений. — Ты не заставишь меня и дальше чувствовать себя ничтожным. Я буду любить, буду открываться людям, и я не стану бояться, что меня отвергнут.

Как только Виктор произнёс эти слова, фигура исчезла, растворившись в воздухе, словно её никогда и не было. Витя стоял посреди пустой комнаты, чувствуя, как его дыхание постепенно выравнивается. Теперь он был полон решимости больше не прятаться за своими страхами. Витя осознал, что то унижение, которое он испытал в детстве, было не таким разрушительным, как он себе представлял все эти годы. Это был лишь момент, один эпизод, который не должен был определять всю его жизнь. Теперь Виктор знал, что может двигаться вперёд, что может любить и быть любимым и что ни один страх не сумеет снова остановить его.

Парень глубоко вздохнул и выпрямился в полный рост, чувствуя, как напряжение уходит из его тела.

Оковы дома рухнули с оглушительным грохотом, словно тяжёлые цепи, которые годами опутывали разум Виктора, наконец-то разлетелись на куски. Витя стоял посреди опустевшей комнаты, ощущая лёгкость, которую давно не испытывал. Страх, который так долго управлял его жизнью, больше не имел над ним власти.

Перед Виктором неожиданно открылась дверь, ведущая на улицу. Витя увидел яркий дневной свет, и в нём не было ничего угрожающего или пугающего. Это был свет надежды, свет нового начала, которого Витя так долго боялся. Но теперь он был готов. Он уже больше не был тем двенадцатилетним мальчиком, чьё сердце разрывалось от страха и боли. Он был взрослым, готовым встретить мир лицом к лицу. Не колеблясь ни на секунду, Витя направился к двери. Шаг за шагом, он выходил из этого мрачного дома, который теперь казался пустым и не таким страшным, как прежде. Парень больше не чувствовал того давления, которое испытывал все эти годы. С каждым шагом он всё больше понимал, что не только покидает стены этого дома, но и освобождается от оков собственного страха.

Виктор вышел на улицу, и его глаза адаптировались к яркому свету. Впереди стояли его друзья: Паша, Таня, Ксюша и Сергей. Все они ждали Витю и теперь смотрели на него с пониманием, словно тоже прошли через нечто подобное. Витя взглянул на них и почувствовал прилив спокойствия. Он был не один.

Сергей сделал шаг вперёд и, посмотрев Вите в глаза, слегка улыбнулся.

— Ну что, справился? — спросил он.

Витя кивнул, его губы растянулись в лёгкой улыбке.

— Да, — ответил он твёрдо. — Справился.

Паша, Таня и Ксюша подошли ближе, их лица выражали одновременно облегчение и понимание. Кажется, все они знали, через что прошёл Витя, потому что каждый испытал что-то подобное.

— Мы все справились, — тихо сказала Таня, её глаза светились уверенностью, которой раньше не было.

— Серёга, — начал Витя осторожно, подбирая слова, — мы должны тебе кое-что рассказать.

Сергей повернулся к нему, чуть нахмурившись, ожидая продолжения.

— Мы нашли Сашу, — произнёс Витя, стараясь не вспоминать о той ночи, что он провёл с девушкой. — Она была с нами в доме. Мы пытались понять, что происходит, но Саша всё время молчала, была какой-то странной.

Сергей нахмурился ещё сильнее, его взгляд стал недоумённым.

— Саша? Какая Саша? — спросил он, озадаченно посмотрев на Витю.

— Ну… твоя жена, Саша, — вмешалась Ксюша, взглянув на Витю, как будто подтверждая его слова. — Она была с нами, ты что, не помнишь?

Сергей непонимающе пожал плечами.

— Ребят, — он поднял руку, как бы останавливая их, — вы о чём? Какая жена? Я никогда не был женат. У меня нет и не было никакой Саши.

Таня и Ксюша удивлённо переглянулись, а Паша даже открыл рот, но не смог ничего сказать. В его голове не укладывалось, как Сергей мог забыть свою собственную жену.

— Ты серьёзно? — недоумённо переспросил Витя, чувствуя, как внутри него поднимается странная тревога. — Саша — твоя жена, вы были вместе. Ты что, действительно не помнишь?

Сергей помотал головой, его лицо было сосредоточенным, по глазам парня было заметно, что он и впрямь не понимает, о ком речь.

— Ребят, я не знаю, о чём вы говорите. У меня никогда не было жены. Кто такая Саша? Вы что-то путаете, — сказал Сергей.

Это не было просто забывчивостью или шуткой. Сергей говорил серьёзно. Он действительно не помнил Сашу, и это пугало Витю больше всего.

— Подожди, — вмешалась Таня. — Мы все были вместе. Ты что, просто забыл её? Так не бывает!

— Может, вы шутите? — Сергей попытался улыбнуться, но по его лицу было видно, что ему не до смеха. Он посмотрел на каждого из ребят, всё еще надеясь, что они над ним забавляются, но те лишь растерянно глядели на самого Сергея.

— Это не шутка, Серёга, — сказал Паша, его голос был глухим. — Вы с Сашей были вместе, мы видели вас, мы всё это помним.

— Это какая-то ошибка, — пробормотал Серёжа. — Я не знаю девушек по имени Саша. И не был никогда женат.

Все замолчали. Никто не мог найти слов, чтобы объяснить, что происходит. Ребята недоумённо смотрели на Сергея, а он — на них.

Показать полностью
6

Бедный пёс - 33

Эта история  написана девять лет назад, и в ней, увы, уже заметны анахронизмы. Обычный среднешкольник Василий Петухов заводит себе щенка-дворнягу, который оказывается обратным оборотнем, обладающим огромной силой. Сейчас, когда Хэм влюблен, он уязвим. И этим пользуется таинственный Владис, похищая его возлюбленную.

Разные события, происходившие почти в одно время
Чем ближе к развязке, тем труднее описывать события. Может быть, потому, что под конец они завертелись в бешеном ритме и завертелись сразу в нескольких местах? Хотя для Хэма пока ничего не вертится. Хэма пока мерзнет в переулке, ожидая, когда появится кто-то из гостей, дверь раскроется, и можно будет точно судить, там ли его девушка, или нет.
А вот в семье Петуховых бедлам. Забыты и математика, и теннис, и бальные танцы. Мама взяла отгулы. Папа пока  на работе, но о работе не думает, думает о пропавшей Даше и сбежавшем Хэме.  Первый и второй день Петуховы просто сидели, как на иголках, бросались к двери, когда слышали шаги на лестнице и пытались удержать дома залетавшего на недолгий отдых Хэма. На третий день Василий собственноручно зарядил мобильник, к которому оборотень так и не привык, и положил ему в карман со словами:
- Потребуется помощь – сообщи.
И вот теперь, в промерзшем переулке Хэм вспомнил о словах мальчика и отбил смску:
«Похоже, Даша в клубе у Владиса».
Василий, получив сообщение, тут же бросился к компьютеру. Клуб «Стригой», вспомнил он, и, на удивление быстро нашел. Пробежал глазами рекламную строку. Взыскательная публика, необычные вечеринки, кулинарные изыски… Ага, вот и адрес: совсем недалеко, на Лиговке, только поближе к Московскому вокзалу.
Мадам Петухова встала грудью и заявила: «Не пущу!». И ведь, действительно, не пустит. Но Хэму помочь надо! Как же ему помочь?
Между тем, мадам Петухова действовала: отобрала у Василия ключи, заперла дверь на все замки, в том числе на самый надежный, открывавшийся только длинным бороздчатым крюком. Потом порылась в пухлой записной книжке, нашла номер и позвонила. Звонила она Марье Михайловне. Хотя и не любила она вредную ровесницу за острый язык и неприятный характер, но пропажа внучки – дело серьезное. Надо предупредить. Марья Михайловна не стала задавать лишних вопросов, даже не дознавалась, откуда взята информация – записала адрес, схватила баллончик с перцовым газом, сумку, надела впопыхах дубленку с огромным капюшоном и выбежала на улицу.
На улице прямо посреди дороги стояла Кондратьевна и кормила голубей пшеном. Не успела налетевшая на нее Марья Михайловна высказать свое недовольство, как добрая старуха подхватила ее под локоть и сказала тихим голосом:
- Погоди, не ругайся. Я тебе пригожусь.
И столько уверенности и силы было в этом тихом голосе, что Марья Михайловна ей поверила. И взяла с собой.


А Хэм в это время все стоял в переулке. В глубине здания дюжий охранник докладывал начальству:
- Стоит уже второй час, не двигается. Смотрит на дверь.
- Хозяин в курсе, - отвечал начальник охраны – мужчина с неприятной улыбкой, - говорит, пусть стоит.

Показать полностью
8
Вопрос из ленты «Эксперты»

Забота

Я молодой писатель и тихо развиваюсь на площадке Аuthor.today Предлагаю вам оценить очередной мой рассказ

Забота

Тиса стояла у плиты, на которой была большая кастрюля с кашей и разного рода мясными обрезками, костями и прочим. Девушка-ветеринар содержала свою небольшую клинику для животных и по совместительству приют со свободным посещением. Бездомные или дикие зверушки могли прийти поесть и снова бежать по своим делам. Тиса завернула руки в полотенца и пошла на улицу, держа дымящуюся кастрюлю.

Девушка вышла и принялась вываливать кашу в специальную кормушку. Рядом уже суетились страждущие. Небольшая группа местных милых лохмачей. Тиса смотрела на эти радостные морды, и сама улыбалась. Ведь ничто не было столь прекрасно, как эти благодарные взгляды. Девушка весело расталкивала псов, давая каше немного остыть. Не было в мире приятнее возни для Тисы, чем это занятие. Потом надо было насыпать зерна птичкам и положить отдельно кошачьего корма подальше от собак, чтобы не слопали его. И с хорошим настроем отправиться в город. Предстояло столько еще сделать.

На дворе осень. Природа, окрашенная в золотые цвета, переживала финальный миг прекрасного, перед долгим сном. Тиса взяла пленочный фотоаппарат, ее гордость. И пусть другие говорят, что он старье, но девушка искренне считала, что в ее фотографиях есть особенная душа. Сделала снимок и поспешила к машине. Села и поехала в город.

В золотом сиянии осеннего света, когда солнце пробивается сквозь пышные ветви деревьев, девушка сидела за рулем, погруженная в свои мысли. Лесные дорожки были окружены яркими и насыщенными красками осени: оранжевые, золотистые и багряные листья, как старая, но великолепная картина, рисовали сюжет ее мечтаний о бесконечной прекрасной природе. Тишина леса нарушалась лишь шорохом опавших листьев и далеким криком птиц, словно сама природа прислушивалась к ее мыслям. В этот момент, когда мир вокруг обрел непривычную гармонию, ей казалось, что каждая капля света, пробивающегося сквозь листву, — это мелодия, наполняющая ее душу тихой радостью. Спокойствие осеннего леса переплеталось с ритмом ее сердца, а внутри разгорались чувства, которые она не могла объяснить. Когда дорога вывела ее из золотых объятий леса в шумный городок, пейзаж резко сменился. Тиса снова собралась с мыслями. Предстояло опять общаться с людьми.

Тиса заехала к бабушке Джилии которая на дому проявляла для нее пленки и печатала фотографии. Мило пообщалась со старушкой. Оставила плату. И поехала в магазин, где для нее уже должен был прибыть заказ. Несколько десятков килограммов корма для животных. Тиса припарковала свой пикап поближе к дверям. Там уже ее встретил хозяин Курт. Мужчина пожилого возраста поприветствовал ее:

– Здравствуй, фея. Пришла за кормами своим зверушкам?

Весело пошутив о возрасте пожилого продавца, Тиса перевела разговор на заданную тему:

– Да, юный Курт. Их доставили?

– Да. Полчаса назад. Сейчас Стив их загрузит.

Курт крикнул погромче:

– Стив, корма для животных, которые пришли утром, погрузи в пикап Тисы! Все семь мешков.

Тиса уже достала кошелек и замерла:

– Вроде мы договаривались на пять.

– А, это. Два мешка от меня тебе в подарок. Благое дело делаешь для природы.

Тиса сделала поклон с реверансом:

– Благодарю вас, благородный сэр.

В это время мимо прошел Стив, молодой сын хозяина местного магазинчика:

– Здравствуй, Тиса. Как дела?

Тиса мило улыбнулась, ведь общение с некоторыми людьми требовало культуры:

– Привет, Стив. Ты еще тут? А колледж?

– Да какой мне колледж? Отец уже не в том возрасте. Если я уеду, то тут и лавка рухнет.

Курт весело рыкнул:

– Поговори мне тут!

Тиса расплатилась и пошла к своему пикапу смотреть, чтобы мешки были уложены плотнее, и их попусту не растрясло по кузову. Пока Стив носил покупки, девушка любовалась осенними тучами, сулившими скорый ливень. К магазину подъехал местный «байкер» с дружками. Тису всегда смешили эти недалекие парни. Нацепили старые кожаные куртки и разъезжали вокруг на древних байках. Вот Стив уложил последний мешок и обратился к Тисе:

– Слушай. Ты сегодня вечером свободна?

Девушка мило улыбнулась, свидание не входило в ее планы, а хорошее настроение не призывало к грубости:

– Работы много. Надо к морозу готовиться.

Тут самый «крутой» из байкеров выкрикнул свои пять копеек:

– Стив, ты недостаточно волосат для этой зверолюбки. Попробуй погавкать – вдруг ей понравится.

Парень закатил глаза, явно не оценив высокого юмора:

– Джек, вали к черту, пока зубы целы.

Джек слез с байка и начал вертеть в руках небольшую цепь с лезвием на конце:

– Ты бы был повежливее. А то ведь вдруг чего? Вырежу тебе язык и скажу всем, что так и было.

В это время к парковке подъехал шериф, пару раз моргнул мигалкой и спросил, выглядывая из машины:

– Мне что-то показалось?

Джек, ловко спрятав цепь с лезвием в карман, примирительно поднял руки:

– Ну что вы, шериф. Мы со Стивом шутки шутим.

Байкер пошел в магазин, избегая диалога с шерифом. В это время старенький милый автомобиль с огромной мигалкой припарковался рядом с пикапом. Тиса села в свою машину, и к ее окну подошел шериф:

– Тиса, мне тут звонили Мартинсоны. К ним медведь на ферму захаживать стал. Они переживают, как бы коней или скотину не подрал.

– Малыш уже почти набрал вес, а может, уже и набрал. Агрессивно себя вести не станет. Да и вообще, у Мартинсонов большая ферма. Могут немного и поделиться с Малышом.

– Тиса, твой Малыш весит больше пяти центнеров. А возможно, и шести? Сколько может попортить этот великан? Мартинсонам нужно свою семью кормить и налоги платить. Нет у них возможности кормить еще и диких зверей.

Тиса нахмурилась:

– Не стоило всю дичь из лесов отстреливать нашим охотникам ради удовольствия, тогда не пришлось бы и Малышу искать еду у людей.

– Тиса, ты в том году увела этого здоровяка, не дав охотникам решить проблему. Тебе и решать проблему в этом году. Уведи мишку на север. Там леса дикие. Пусть дрыхнет в тишине. Или зла не держи, потому что я встану на защиту людей и их имущества капитально.

Тиса фыркнула:

– Сделаю.

В это время вышел Джек с упаковкой пива и пошел к дружкам. Тиса завела машину, включила скорость и резко вдавила педаль газа. Пикап дернулся с места назад и вильнул в сторону «байкеров». Они шуганулись. Тиса остановила машину в метре от них. Джек выронил пиво, и все бутылки разбились. «Байкер» завопил:

– Ты че творишь, зоофилка больная?!

Тиса выглянула из машины и с самым невинным видом, хлопая ресницами, произнесла:

– Ой... Кажись перепутала...

Девушка быстро переключила скорость и, вывернув руль, помчалась прочь, не слушая, что ей там кричат в след.

Пару дней спустя.

Тиса узнала от товарищей, что «байкеры» рванули на природу отдохнуть с пивом и шумной музыкой. Девушка переоделась для быстрого похода в лес, взяла с собой пару вещей от охотничьих собак, лакомство для Малыша и позволила себе слегка хищную улыбку. У заводи, где местные любили отдыхать, имелась удобная скала для прыжков. Тиса оставила свою одежду в стороне подальше от парней. Поднялась на скалу и бросила взгляд на красивый осенний лес. В это время ее приметили отдыхающие. «Байкеры» успели посвистеть ей, грубо оценив ее фигуру и купальник. Тиса разбежалась и прыгнула со скалы. Привычно сложив руки перед собой, она практически без всплеска вошла в воду. Проплыла в родной холодной воде. Невероятное количество работы на свежем воздухе давно привели девушку в превосходную физическую форму. Тиса вынырнула недалеко от берега. Провела руками по волосам, стряхивая воду. Джек свистнул одобрительно:

– Отличный прыжок! Подходи! Пивом угостим. Согреем.

Тиса пренебрежительно фыркнула. Парень рыкнул и попытался подойти схватить Тису. Девушка перехватила чужую руку, резко вывернув ее:

– Не приближайся ко мне, идиот.

Тиса добавила аккуратный удар по ногам Джека, и тот упал в песок. Байкер недобро схватил свой нож на цепи:

– Видно, пора кого-то выдрессировать.

Тиса скрыла хищный оскал за притворно напуганным лицом и бросилась бежать. Парни рванули следом.

Лес. Осень. Невероятное количество сухих листьев под ногами, шумящих от пробегающих по ним ногам. Одинокая лисья душа в теле человеческой девушки манила преследователей в глубину леса, то и дело практически попадаясь и снова отрываясь от погони. Тиса легко убегала, зная все окрестные деревья, не забывая со смехом высказать мнение об ущербности парней, чтобы разгоряченные алкоголем, ее внешним видом и злобой они думали, что вот-вот ее поймают. За несколько минут бега девушка смогла заманить их в более густую часть леса. Потом пришлось значительно снизить скорость.

Тиса вышла к берлоге медведя. Конечно же, это лишь небольшое место летнего отдыха Малыша. Появились недобро смотрящие парни, потные, злые и часто дышащие. Джек сжал в руках свое лезвие на цепи:

– Добегалась! Здесь я тебя и прирежу.

Тиса медленно отступала, ожидая появления медведя. Она не зря бежала, все это время. В этот момент из своей лежки выглянул медведь. Огромный, отъевшийся медведь. Зверь наполнил воздухом грудь. От Тисы пахло знакомым, приятным ароматом, который медведь хорошо знал. А вот от парней несло чем-то неприятным и запахом добычи. Зверь издал громкий рык и бросился на молодых людей. Никто из них не успел ничего предпринять. Тиса не стала смотреть, как зверь рвет их на части. Она вернулась за своими вещами. Сходила на берег, где отдыхали байкеры, и замела следы погони, попутно посыпав их крайне неприятным для собак ароматом. Так девушка и шла, стараясь тщательно убрать следы. Когда она пришла к месту расправы над парнями, медведь успел сильно их обглодать. Тиса наломала веток и прочего мха. Забросала остатки тел. Потом чуть отвела медведя в сторону. Бросила назад небольшую самодельную баночку с ароматами, неприятными для собак, которые могли бы найти тела.

Тиса до самого вечера уводила медведя подальше от людей. Теперь этот мохнатый Малыш сможет отдохнуть. Уж кто-кто, а хозяин здешних лесов заслуживает лучшего. Тиса забрела с мишкой далеко от цивилизации. Малыш еще пока не планировал спать, и потому был весьма бодр. Он то и дело толкал носом девушку и требовал ласки. Тиса была не против чесать эту огромную рожу. Девушка в пути в последний раз в этом году угостила медведя лакомством. Она попрощалась с ним практически в самой непроходимой части леса. Какое-то время Тиса провожала взглядом медведя, которому предстояло идти спать.

Ночная дорога через лес. Тиса немного пританцовывала, пиная желтую листву. В какой-то момент вдалеке позади показались автомобильные фары. Тиса выждала, когда машина приблизиться, и опознала шерифа на его стареньком автомобиле. Он притормозил рядом с девушкой, открыв окно:

– Тиса? Ты?! Что ты делаешь ночью в лесу? Одна!

Тиса мило улыбнулась:

– Выполняла вашу просьбу, шериф. Отвадить медведя от фермы Мартинсонов. Зверь отведен на север. Там густые леса. Самое место для берлоги на зиму.

Шериф виновато покачал головой:

– Я же не просил тебя с хищником ночью по лесу бродить. Садись. Отвезу тебя скорее домой.

Девушка осмотрела себя и немного понюхала свою кофту:

– Боюсь, от меня несколько сильнее, чем стоит, пахнет мишкой.

– Садись уже. Нашла, чем меня пугать. Ты околеешь так до дома идти.

Тиса села в автомобиль. Шериф повел машину к городу:

– Пока едем, может, расскажешь чего интересного?

– Что вы знаете про Виргинского филина?

***

Спасибо за внимание добрые люди. Готов услышать критику и ругань, возможно доброе слово.

До встречи.

Показать полностью
7

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 2

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 1.2

Утром после завтрака я решила долго не рассиживаться у компьютера, а сразу отправиться в деревню доделывать вчерашние дела. Солнце давно поднялось, снег за окном отсвечивал искристым сиянием, от которого на улице наверняка будет слепить глаза.
– Ты куда собралась? Выходной ведь, – спросила мама, увидев, как я складываю папку в сумку и распихиваю по карманам разные мелочи.
– Разбираться с трупом в Борисовку поеду. Родственников искать.
– А завтра разве нельзя? Хоть один денек нормально отдохни, книжки почитай, телевизор посмотри, – по доброте душевной предложила мама.
– Можно завтра, и послезавтра можно, через полгода тоже можно. Ничего страшного – в камере хранения морга пусть полежит… лет десять,  – ответила я с иронией, застегивая молнию на пуховике.
– Так бы и сказала, что срочно. Но, Лиля, ты же без оружия.
– Лучшее оружие участкового – его папка, – вспомнила я шутку Данилова.
Мне не раз коллеги делали замечание, что я становлюсь самоуверенной. Это рискованно, но пока мне везет.
– Лиля, я буду звонить каждый час. Если не ответишь – сразу 02 наберу.
– Давай каждые три, я не всегда могу взять телефон.
Не хватало еще доставать дежурных звонками.
– Ладно, через три часа звякну.
– Скажи, как я выгляжу, – попросила я маму, когда уже была при полном параде.
В выходной день мне полицейская форма ни к чему. Вместо нее я облачилась в новый красный пуховик с капюшоном и меховой опушкой, теплые джинсы и ботинки, внешне напоминающие мужские. В таких ботинках удобно по снегу бегать и на льду они меньше скользят.
– Отвратительно! – недовольно сморщив нос, безапелляционно высказалась мама.
– Почему? – растерялась я и осмотрела себя в зеркале еще раз.
– Мне не нравится, что ты капюшон на голову накидываешь, а шапочку не носишь. У тебя сквозняк  в волосах гуляет, так можно и менингит схватить.
– Я же на машине, сяду в салон и там его скину.
– Все равно не нравится.
Я нащупала на верней полке красную вязаную шапочку с маленьким козырьком, расправила и натянула ее до самых бровей.
– А так?
– Просто прелесть! Теперь тебе лет двадцать на вид… даже меньше… подросток-хулиганка, – умилилась мама.
– Хорошо, что не десять. Ладно, уговорила,  – засмеялась я, поцеловала ее и открыла дверь.

Натужно покряхтев стартером, автомобиль кое-как завелся. Пока мотор грелся, я понаблюдала за соседкой. Она вывела своего ротвейлера на прогулку, и тот еще непривыкший к морозу прыгал, словно на горячей сковородке, поднимая каждую лапу по очереди, стараясь не касаться голыми подушечками холодного снега. Я мысленно пожалела беднягу. Наконец из печки подул чуть теплый воздух, и я тронулась в путь.

Я быстренько заскочила в свой опорный пункт и нашла адрес Стожковой. Дорога в Борисовку занимает немного времени. Это старая деревня, домов на тридцать, жители ее работают в основном в городе. Она прикреплена к моему участку. Я решила не выезжать на трассу, а проехать по тому маршруту, которым добирался Вихров. Поэтому я сначала добралась до его подъезда, а оттуда уже поехала в деревню. Судя по спидометру, расстояние составляет около полутора километров. Да… упорства Вихрову не занимать. Если бы снег выпал на день раньше, то по этой дороге он вряд ли добрался бы до цели на комнатной инвалидной коляске.
Многое предстоит выяснить. Если бы коляска стояла на дороге с трупом или лежала бы на боку, то было бы все ясно. А тут тело оказалось от нее в двух метрах. Не мог он так далеко вылететь. Может, кто-то «помог»? Ладно, чего думать, приедем – разберемся.
Возле дома Стожковой лежал снег до самого порога, окна были заколочены, а дверь на замке. Я в растерянности, похлопывая себя по бокам словно пингвин, походила взад-вперед вдоль оградки и пошла в соседний дом. Дверь мне открыла сгорбленная старушка и сразу прищурилась от яркого солнечного света.
– Здравствуйте, бабушка. Не подскажете, где Стожкову найти? – обратилась я с вежливой улыбкой.
– В городе у старшей дочери она, а где точно – не знаю. А ты кто?
– Я участковая ваша.
– Врач?! – обрадовалась бабушка и пошире распахнула дверь, надеясь заманить к себе и поговорить о болячках.
– Нет, я из полиции.
– Из полиции? Так ты же ребенок совсем, – не поверила бабуся.
– Мне двадцать пять лет, какой же я ребенок? – обиделась я. – Лучше помогите ее найти.
– А-а... ты выйдешь от меня, пойдешь по дороге в сторону города. По правой стороне будет сине-зеленый забор. Он один такой яркий, не ошибешься. Там Юрка Протасов живет. Его Нинка тебе и скажет, где мать ее.
«Наверное, это Нина Вихрова и есть», – подумала я и через полминуты на машине добралась до нужного забора.
Я засунула подмышку папку и закрыла дверь электронным брелоком. «Хонда» три раза пискнула, бодренько ответив, что все в порядке. Я открыла калитку цвета морской волны и… стоп! Вспомнила! Такая же сине-зеленая отметина имелась на коляске. Я наклонилась, внимательно осмотрела столбики, держащие петли калитки. Как раз примерно на высоте подножника коляски виднелась свежая довольно глубокая царапина. Одно из двух: либо Вихров так разогнался, что с силой врезался в столбик, но, учитывая его пьяное состояние, это маловероятно, либо кто-то посторонний толкал его сзади. На самой калитке с обратной стороны имелись такие же царапины, которые еще не успели потускнеть. Я разгребла снег и увидела четкий след, напоминающий велосипедный. Что же я вчера не догадалась пройтись вдоль деревни и посмотреть? Получается, патрульные сбили меня с толку. Еще и Дима со своими идиотскими шуточками. Доверяй, но проверяй. Выходит, Олег был здесь. А ППСникам хозяева ничего не сказали. Почему? Странно как-то. Я достала из кармана миниатюрный выкидной ножик, отыскала в бардачке полиэтиленовый пакетик и отковыряла от древесины несколько кусочков краски. Надо будет отправить эти образцы на экспертизу.
Из трубы на крыше поднимался кудрявыми завитушками светлый дым. Я не увидела ни одного свежего следа во дворе, значит, хозяева находятся дома и сегодня на улицу не выходили. Да и немудрено – выходной. Хрустя подошвами по свежему снегу, я пробралась к дверям. На заднем дворе послышалось похрюкивание свиньи, ей сразу протяжным мычанием ответила корова. О чем они переговаривались непонятно, наверно обсуждали деревенские сплетни.

– Входи! Чего стучишься?! – пробасил мужской голос из-за двери.
Я потянула за сальную ручку и перешагнула порог. В деревянной избе пахло пирогами, а за кухонным столом сидели двое: женщина лет сорока, маленького роста, худенькая, черноглазая, с темными кудрявыми волосами, а напротив нее, скрестив руки на груди, расположился светловолосый мужчина, чуть помладше Данилова, но выше и покрепче. Он бросил короткий взгляд на папку в моих  руках и нахмурился.
– Я подумал – соседи стучатся. Вам чего надо? – спросил он. Судя по тону, вежливостью и гостеприимством хозяин не отличался.
– Извините за вторжение, я разыскиваю Нину  Аркадьевну  Вихрову.
– Это я – Вихрова! – бойко откликнулась женщина, вытянув шею. – А для чего я вам?
–  Мне бы хотелось задать несколько вопросов по поводу…
– А вы вообще кто будете?! – перебил меня мужчина.
– Я участковая по вашему району – Касаткина Лилия Сергеевна, лейтенант полиции.
Тут мужчина повел себя весьма странно.
– Мы вчера все сказали вашим ментам. Никого у нас не было. Нечего нам надоедать, – он вскочил со стула и, напирая всей тушей, попытался вывести меня за порог.
Я уперлась, схватилась одной рукой за косяк, а другой надавила на его грудь и со всей силы оттолкнула неотесанного деревенского чурбана. Мужчина не ожидал от меня такого сопротивления и отлетел к стене напротив.
– Гражданин Протасов! Либо сядьте на место, либо я сейчас вызову наряд, и вам устроят в отделе отдельный допрос с пристрастием, – властно потребовала я.
– Это мой дом! Захочу – впущу,  захочу – выгоню! – не унимался он.
– Юра! Прекрати! – прикрикнула Нина.
Хозяин, сверля меня недовольным взглядом, сел обратно на стул. Я сняла пуховик, повесила его на вешалку и прошла к столу. Достала из папки листы и принялась заполнять. В натопленной избе было очень жарко, пришлось и шапочку снять.
– Ищут чего-то, вынюхивают, говорили же – мы никого не видели, – гундел опять Протасов. – Лучше бы делом занимались.
– Гражданин, вы курите? Сходите, покурите или поросят покормите. А я вас чуть позже позову, – начала заводиться я. – Не заставляйте меня принимать кардинальные меры!
– Юра! Выйди, пожалуйста! Почему ты так себя ведешь? – крикнула на него Нина.
Тот, не переставая ворчать, нехотя поднялся, надел фуфайку и вышел за дверь. Что-то в сенях стукнуло, и через полминуты я услышала, как скребет лопата по дорожке, ведущей к дому.
– Итак, приступим…  – произнесла я. – Вы наверно уже в курсе, что вчера на краю деревни  нашли тело вашего мужа Олега Вихрова? Рядом стояла его инвалидная коляска.
– О, боже! Нет, первый раз слышу, – растерялась Нина. – Как он сюда попал? Но он бывший муж.
– Вы с ним формально не разведены, значит, официально – муж. Странно, я думала, в деревне буквально через час все узнают о случившемся.
– Я не выходила на улицу вчера, кто бы мне рассказал? А что с ним произошло?
– По предварительной версии гражданин, находясь в сильном алкогольном опьянении, выпал из коляски, заснул и потом замерз.
– Почему Олег здесь очутился и как он вообще сюда добрался? Ничего не понимаю. Он мог бы позвонить.
– Павел Синельников прислал его к вам. Я была у него вчера, он мне так и объяснил.
– Зачем?! – поразилась она.
– Прощения у вас просить и чтобы вернулись к Олегу назад.
– Прощения просить? Для чего? Ведь все закончилось… – Нина разволновалась еще больше, поднялась со стула и стала открывать ящики стола и дверцы шкафов.
– Вы сигареты ищете? – догадалась я.
– Да.
Я достала из сумки нераспечатанную пачку «LM», зажигалку и предложила:
– Курите, я держу у себя на всякий случай.
– Спасибо! – поблагодарила она меня и, жадно вдыхая дым, раскурила сигарету. – Я уж полгода назад бросила, но стоит понервничать, так опять хватаюсь. Павлик послал… Павлик добрый и наивный как ребенок, про таких говорят – ему бы девочкой родиться надо.
– Не знаю как насчет девочки, по-моему, он обычный интеллигентный мужчина, – не согласилась я. –  Беседовала с ним довольно долго и кое-что о том, как вы жили с Олегом, он мне рассказал.
– Что он может знать? Он к нам почти не ходил. Подозреваю, чужих пересудов наслушался.
– Знает. От него мне известно, что вы в больницу попали с травмами.
– И все?!
– Муж вас частенько жестоко поколачивал.
– А вот и нет. Как говорят – лучше спросить у самого человека, чем доверять неизвестно кому, – раздосадовано покачала головой Нина.
– Вот я и приехала к вам во всем разобраться.
– Давайте я расскажу. Мы по молодости с Юрой дружили, но однажды Олег приехал к нам Борисовку на дискотеку с Павликом и пригласил меня на танец. Когда-то здесь клуб был небольшой. Так мы и познакомились, дальше пошли встречи под луной, посиделки у реки… Юрка не хотел уступать, даже дрался с Олегом. Только смысла уже в этом не было, душа моя принадлежала другому. Свадьбу сыграли. Двоих детей родила. Счастливая была – муж непьющий, работящий, ребятишки у нас редко болели. Беда пришла неожиданно. Олег на мальчишник к Петренко пошел, там подшутить решил над друзьями. Хотел постучаться с балкона в соседнее окно, где все сидели. Пошутил. Не удержался и сорвался с пятого этажа. Стал инвалидом…
Мы с ним надеялись до последнего, что можно что-то исправить. Я возила его по больницам, в областном центре три месяца пролежал, но, в конце концов, врачи вынесли вердикт – ничем помочь нельзя. Я переживала за него, в ванне запрусь и реву в полотенце. Поддерживала, как могла. Потом и вовсе смирилась, решила – такова наша с ним судьба. Жили, работали. Я в магазине продавцом  на полторы ставки, он дома обувь чинил. На жизнь нам хватало, подумывали автомобиль купить с ручным управлением. Старший сын в школу пошел, учился хорошо. Олег не хотел быть обузой, помогал мне во всем. Заедет на кухню, нож отберет и сам картошку чистит. Даже пылесосить наловчился. Трубу удлинил, а пылесос на коленях держал и по ковру туда-сюда щеткой…
Нина замолчала и несколько раз затянулась сигаретой.
–  Когда перелом в отношениях произошел у нас, даже не поняла сначала. Ни с того ни с сего возникли вспышки ревности. Выпьет с мужиками во дворе, придет домой и начинает – ты с грузчиками спишь да с шоферами. Я ему клялась и божилась: одного тебя люблю и не надо мне никого. Мне хватало того, что он мог приласкать, прижать к себе…
Нина прервала рассказ, поскольку из комнаты выбежала девочка лет восьми и принялась дергать мать за руку.
– Мама, а можно я гулять пойду? – спросила она.
– Иди, иди, только шарф и варежки пуховые надень.
Девочка убежала одеваться, а Нина некоторое время помолчала, собираясь с мыслями.
– Как-то раз Олег предложил с Павликом переспать. Мне тогда так смешно стало. Всерьез не воспринимала его ревность. Думала – перебесится, поверит, что я ему верна. Он пьяный руки попробовал один раз распустить, но не получилось. Я маленькая ростом и верткая как юла, разверну коляску или на диван запрыгну, а он бесится, катается на ней взад-вперед и ничего сделать не может. Олег нашел выход из положения: подобрал палку во дворе, привез ее домой и хотел меня отлупить. Я вырвала эту дубинку из рук, замахнулась и предупредила – еще раз так сделает, получит промеж глаз. После этого он больше никогда ко мне не лез. Так что тут Павлик не прав, постоять я за себя всегда могла.
Нина замолчала, а я не торопила ее.
– Мама, я пошла, – сообщила у дверей уже одетая дочка.
– Иди! Вот егоза! – ответила Вихрова и продолжила свой рассказ. – С какого-то времени к нему все реже и реже обращались, количество заказов уменьшилось. Люди начали жить лучше и старую обувь чаще выкидывали, чем ремонтировали. Если вдруг появлялся клиент, Олег отремонтирует ему обувь и на заработанные деньги тут же водку покупает, для семьи ничего не давал. Напьется, уставится на меня красными глазами и бубнит: «Шлюха ты да бл… подзаборная». Я все терпела, стиснув зубы. Потом предложила ему попробовать в Интернете деньги зарабатывать. Хотела отвлечь от пьянства. Вон старший сын целыми днями за компьютером сидит, за уши его не оттащишь. Но ничего у меня не вышло.
Нина потянулась за следующей сигаретой. Слава богу, изба просторная, табачный дым рассеивался в пространстве и меня не раздражал.
– …уговаривала его закодироваться, но если человек сам не желает, смысла тогда нет. С какого-то момента я поняла, что не могу видеть его рядом и перешла спать на кровать дочери. Олег меня окончательно возненавидел, и мы превратились в двух зверей, готовых в любую минуту вцепиться друг другу в глотку. Я не выдержала и в один прекрасный момент, услышав очередное «шлюха», сорвалась и стала кричать: «Я ненавижу тебя, чтоб ты сдох!». Он схватил хрустальную вазу со стола и кинул со всего размаху в меня, я успела пригнуться, но она в дверь попала и разлетелась, а все осколки отпружинили и в спину вошли… потом больница… два месяца только на животе спать могла. Вылечили, выписалась и вернулась в Борисовку, в отчий дом. Юра все эти годы не был женат, встретил меня случайно на улице, а когда разговорились, предложил к нему переехать. Он хороший человек. Дети мои хоть и не очень нравятся ему, но виду не показывает. Вот такая жизнь у нас с Олегом и была…
Обычная банальная история, подумала я. Единственное отличие от других: женщина нашла в себе силы признаться, что тащить крест на плечах ей оказалось не под силу.
– А почему вы не ушли к матери, как только он начал вас оскорблять? Возможно, это его бы отрезвило, – спросила я.
– Хотела, но мать и сестры накинулись на меня: «Ты что?! Его надо жалеть! Бабья доля такая…». Вот именно, что бабья. У нас в магазине Зина Зайцева работала. Она нечаянно упала под перрон в тот момент, когда поезд проходил мимо. Осталась без ног. Так муж ушел от нее в тот же час, как ему сообщили трагическую новость. Даже в больницу не приехал. Видите ли, мужикам неприятно на женщин без ног смотреть. Это им можно сбегать от трудностей, а нам нельзя.
– У меня последний вопрос к вам, если не захотите, можете не отвечать. Допустим, Олег пришел бы к вам, попросил прощения и уговаривал вернуться к нему, что бы  вы ему сказали?
Я думала, что она ответит сразу, но Нина молчала и словно ушла глубоко в себя, разматывая в душе клубок противоречий. Наконец, она произнесла:
– Я бы предложила ему бросить пить, а там видно будет.
– Ясно. Нина Аркадьевна, прочитайте и распишитесь в протоколе, – попросила я.
Она взяла лист, посмотрела и удивленно подняла глаза на меня.
– Так тут всего две строчки: «…с мужем Вихровым О.А. отношения не поддерживала и не встречалась. 25 октября находилась в доме по адресу… откуда не выходила до 26 октября». А я столько рассказывала…
– Вашу семейную историю я записала на диктофон, а протокол это всего лишь протокол, – ответила я и стала собираться.
– А с Юрой вы не будете разговаривать?
– На улице побеседую. Как его отчество?
– Иванович.
Я попрощалась с Ниной. Она стояла рядом: маленькая, хрупкая с узенькими плечами, в серенькой кофточке, а под ней на спине прятались шрамы… от креста…
Протасов продолжал старательно скрести дорожку. Я остановилась рядом, понаблюдала за ним и с усмешкой бросила:
– Хорошо следы отскребли? А то от коляски глубокие отметины могут остаться.
Протасов остановился, метнул в меня недовольный взгляд и ответил:
– Что за следы от коляски? Тут один снег.
– Погода в ночь с пятницы на субботу сначала была теплой, значит, следы от протектора хорошенько отпечатались в грязи. Юрий Иванович, я вам сразу скажу – в полиции не дураки работают. Хоть заскребитесь, но я знаю точно: вы разговаривали с Вихровым прямо на этой дорожке.
– А вы видели? Нет? Ни с кем я не разговаривал. Я спал ночью.
– А откуда тогда вы знаете, что он приезжал именно ночью, а не под утро или поздно вечером?
Неожиданный вопрос застал Протасова врасплох.
– Ну… вечером мы ничего не слышали…
– Давайте отойдем подальше, мне не хочется, чтобы наш разговор услышала Нина, – предложила я.
Мы дошли до машины, я открыла дверь и положила папку на сиденье. Морозец все крепчал, и руки быстро замерзли. Я пошарила в карманах пуховика и надела кроличьи вязаные варежки.
– Не хотите признаться? – спросила я прямо.
– В чем?
– В том, что выбросили Олега возле дороги. Благодаря вам он замерз и скончался.
Протасов злобно сверкнул глазами, ему так хотелось, чтобы я от него отвязалась, но он не знал, как это сделать. Была бы его воля, он точно бы прихлопнул меня своей широкой деревянной лопатой, словно надоедливого комара.
– Вы что, русского языка не понимаете?! Я его вообще не видел, – в привычной для себя манере ответил он.
Мне надоело смотреть на его туповатое лицо и слушать жалкие отговорки, и я решила перейти в наступление.
– Я не знаю, Юрий Иванович, что вы собой представляете. Может, Нина и считает вас хорошим, даже прекрасным человеком, но судя по тому, как вы грубо выталкивали меня из своего дома, вы им не являетесь. Давайте так. Вы мне рассказываете все, что произошло вчера. Если честно признаетесь, то даю вам слово офицера, что подумаю, чем вам помочь и постараюсь переквалифицировать преступление в менее тяжкое. Хотя вы этого не заслуживаете. Если откажетесь, то, как бы вы там ни скребли во дворе, у меня найдутся все доказательства вашей вины. На коляске остались частицы краски с вашего забора.
– Ну и что с того? Значит, он где-то наехал на мой забор, а я виноват в его смерти?
– Юрий Иванович, дурака не надо включать. Я даже то место нашла, откуда она содрана. Если не хватит этой улики, я еще накопаю. Поверьте, я дотошная – все найду. Наследили кругом, ни о чем не подумали. Обещаю – завтра утром вы уже будете арестованы. Лет семь потом придется махать лопатой на Крайнем Севере. Зима там долгая да и снега побольше.
Протасов сразу изменился в лице, сглотнул слюну, облизал губы и, выдержав паузу, тихо спросил:
– А какая статья менее тяжкая?
– Все понятно – уже торгуетесь. Ну что, будем признаваться?
Протасов нервно затоптался на месте. Я задрала рукав пуховика, подставила часы ему под нос и показала на секундную стрелку.
– Даю вам одну минуту и потом вызываю экспертов.

Юрий Иванович как загипнотизированный смотрел на часы, а стрелка неумолимо двигалась. Пятьдесят  восемь секунд… пятьдесят  девять…
– У вас часы мужские, – произнес он.
– Это что-то меняет? – удивилась я.
– Да… то есть нет… сознаюсь… в общем это я сделал…  думал он очнется и заползет на свою коляску.  Не знал я, что к утру мороз ударит. Дурацкая случайность. Так нелепо получилось…
– Давайте подробно и с самого начала.
Юрий Иванович отвернулся в сторону и затараторил:
– Вихров приехал на своей тележке где-то в полвторого ночи. У нас на калитке замка нет, он свободно проехал во двор и закричал: «Нина! Нина!». Я сразу поднялся с кровати. Нина крепко спала и ничего не слышала. Я открыл форточку и цыкнул: «Тихо! Не ори – всех разбудишь, я сейчас выйду». В ту ночь было тепло, я шибко не одевался – накинул фуфайку на голое тело и вышел.  Жутко пьяный Вихров, еле ворочавший языком, принялся меня упрашивать, чтобы я разрешил ему поговорить с Ниной. А на меня такая злость напала, всю жизнь его ненавидел – увел ведь Нину у меня когда-то. Я ему отказал и послал подальше: «Вали отсюда на фиг и больше здесь никогда не появляйся». Он еще что-то бубнил нечленораздельное, я не стал его слушать, схватил коляску за ручки и повез в сторону выезда из Борисовки. Олег тем временем отрубился. На окраине деревни я приподнял поручни и выкинул его возле дороги. Снегопада еще не было, так маленькие редкие снежинки кружились. Утром ко мне полиция нагрянула, я увидел сколько вокруг снега намело и сразу все понял. Вот так.
– Это все?
– Все.
– Вывалили из коляски живого беспомощного человека на снег, словно помои из тачки, и спокойно отправились спать. Утром к вам пришли полицейские, а вы сказали, что ничего не знаете. Вы меня поражаете! Вас ничто не мучает, не скребут кошки в душе? В ту ночь хорошо спали? – возмутилась я и посмотрела ему прямо в глаза.
Протасов, понурив голову, молчал, а я раздумывала, что делать дальше. Можно арестовать его прямо сейчас. Диктофон, лежащий в кармане, я незаметно включила заранее, теперь признание записано, осталось сделать анализ краски и отлить слепки следов обуви Протасова возле места трагедии. Почистить землю от снега, наверняка они там обнаружатся.
– Но Вихров нехороший человек, он Нину чуть не искалечил, – произнес Протасов неестественным для  него тусклым голосом, не поднимая лица.
– Пытаетесь оправдаться или считаете, что поступили правильно? Вы понимаете, что фактически являетесь убийцей? – высказалась я резким тоном.
Он ничего не ответил, а я продолжала размышлять, как действовать. Если его посадят в тюрьму, будет ли от этого какая-то польза? С другой стороны люди, совершившие преступление, все равно должны отвечать перед законом. Я решила вопрос по-своему.
– Я не стану возбуждать против вас дело, но при двух условиях.
– Каких? – встряхнулся он и в глазах появились проблески надежды.
– Первое – похороните Олега Вихрова по-человечески, как полагается, а то у него нет здесь родных. Его тело находится в первом городском морге. Это самое простое. А второе – вы расскажете Нине всю правду.
– Я не смогу, – растерялся Протасов, и искорки в глазах исчезли. – Вдруг она не так все поймет?
– Придется. Я обязательно проверю. Жаль, совести у вас совсем нет или она слишком крепко спит. Буду надеяться, что когда-нибудь проснется. Потому оставлю вас в покое… и еще мне хочется, чтобы мы с вами никогда больше не встречались.
Я забралась в свою «Хонду», завела двигатель и уехала. В зеркале заднего вида отражалась только снежная пыль, не видно – стоял ли на дороге Юрий Иванович или уже ушел. О случившемся я никому не заикнулась: ни Данилову, ни девчонкам из опорного, ни маме. До сих пор не понимаю, почему я так поступила? Если кого и пожалела, то не Юрия Ивановича. Признался он Нине во всем или нет, мне неизвестно. Через пару месяцев я проезжала мимо Лермонтова 6, свет в квартире Вихровых горел, но кто там находился – не знаю. А расследование оказалось совсем простым.

продолжение вечером

Показать полностью
7

Утро, которое улыбается

Утро в большом городе начинается с тихого гула, который постепенно нарастает, словно кто-то осторожно прибавляет громкость жизни. Ночной дождь оставил после себя лужи, разбросанные по асфальту, как осколки зеркал, отражающих первые лучи солнца. Воздух свеж и пропитан ароматом мокрой земли, а где-то вдалеке звенит трамвай, будто напоминая, что город уже начинает свой день. Сначала на улицах появляются редкие прохожие с зонтами, недоверчиво поглядывающие на небо, потом — первые машины, спешащие на работу, и, наконец, шумные стайки школьников с яркими рюкзаками. Город оживает, и каждый его уголок наполняется движением.

В парке, на высоком дереве, просыпается маленькая птичка. Она расправляет крылья, и оглядывается вокруг. Её день начинается с радостной трели, которая разносится по округе, словно приглашая солнце подняться выше. Птичка прыгает с ветки на ветку, стряхивая капли дождя, оставшиеся на листьях. Она знает, что сегодня будет тепло, и уже планирует, куда отправиться за завтраком — может, найдёт червячка или соберёт крошки у скамейки. Её мир прост, но наполнен заботами.

Тем временем в маленькой пекарне на углу улицы уже кипит работа. Пекарь, с мукой на фартуке, замешивает тесто, пахнущее теплом и уютом. Печь разогрета, и первые булочки с корицей начинают наполнять воздух сладким ароматом. На витрину выставляют свежие багеты, их хрустящая корочка блестит под светом ламп. Пекарня становится магнитом для первых посетителей: кто-то заходит за круассаном, кто-то — за ароматным кофе. Пекарь улыбается, зная, что его труд делает чьё-то утро чуточку лучше.

В небольшой, но очень уютной квартире начинает своё утро девушка. Она потягивается, слыша, как за окном щебечут птицы, и улыбается, вспоминая, что у неё сегодня выходной. Она накидывает лёгкий халат и идёт на кухню, чтобы заварить чай. Сегодня она планирует прогуляться по городу, зайти в ту самую пекарню за свежим хлебом, а потом просто насладиться тёплым днём. Её день начинается с чувства спокойствия и радости, ведь впереди столько возможностей.

А на подоконнике, свернувшись в уютный клубок, просыпается кот. Он лениво выгибает спину, и смотрит на улицу через стекло. Его утро начинается с наблюдения за птицами, которые прыгают по веткам дерева напротив. Кот медленно моргает, оценивая свои шансы на охоту, но потом решает, что утро — не время для подвигов. Вместо этого он спрыгивает с подоконника и грациозно направляется к своей миске, где его уже ждёт завтрак. Поев, он возвращается к окну, чтобы продолжить наблюдение за миром, который просыпается за стеклом. Его день — это баланс между ленью и любопытством, между сном и охотой.

И вот город уже полностью проснулся. Лужи на улицах постепенно высыхают, солнце поднимается выше, и день обещает быть таким, каким его задумала природа — тёплым, солнечным и полным маленьких чудес. Каждый житель города, будь то птица, пекарь, девушка или кот, находит в этом утре что-то своё: одни — заботы, другие — радость, третьи — уют. Но все они, как и сам город, начинают этот день с надеждой на что-то хорошее.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!