Я проснулась от странного ощущения, будто меня шлепают по лицу мягким предметом. Открыла глаза и увидела перед собой кошку Муню, которая расположилась рядом и бесцеремонно стучала хвостом по щекам. Она часто так делает, потому что ей не нравится, когда мой сон затягивается чересчур надолго. Да, у меня появилась кошка. Однажды во время прогулки я встретила ее на улице. Она была настолько худой и облезлой, что представляла собой «скелет на лапках». Несчастное создание с жалобным мяуканьем увязалось за мной. Сердце мое не выдержало и я забрала ее домой. Нам с мамой немало пришлось потрудиться, чтобы больной скелетик превратился в полосатую красавицу с блестящей шерстью. Мы ее очень любим, кошка это чувствует и, не желая обидеть, спит с нами по очереди.
Я поднялась с кровати, подошла к окну и обомлела. Если в прошлые дни температура плавала около нуля, а снег белел только на газонах, то сейчас весь город покрылся толстым слоем белого пуха. Даже дороги замело. Термометр показывал минус пятнадцать. Вчера была поздняя осень, а сегодня уже зима в самом разгаре. Нам к такому не привыкать, главное, чтобы одежда имелась подходящая.
Сегодня суббота. У нормальных людей выходной, а мне надо собираться на службу. Нашему начальству всегда наплевать на подчиненных. Раньше я работала пять дней в неделю и еще в выходные вызывали по всяким пустякам. Но в управлении этого показалось мало. Они решили в целях улучшения реагирования на жалобы от населения сделать приемными пару часов в субботу. А то, что мы и так по десять часов работаем ежедневно, никого не волнует. Мария ушла в отпуск, теперь вдобавок и участок ее будет за мной. Между прочим, в первую субботу мне повезло. Об изменении графика мало кто знал, и я просидела одна. Никто ко мне не пришел. Впрочем, забот хватает и в выходной день. Я обязана заполнить кучу всяческих отчетов, докладов, служебных записок, от которых к вечеру начинает рябить в глазах. Но самое печальное, что результат работы оценивается не по положению на участке, а по количеству написанных бумажек.
Мамы дома нет, ей тоже приходится работать по субботам, но она за много лет привыкла. Придет домой к часу дня. Я поплелась на кухню и никто не ворчал, почему я неумытая позволяю себе завтракать. Кошка терлась рядом, я поделилась с ней колбасой и тут же стала дразнить: попыталась ногой отобрать у нее кусок докторской. Она нервно заурчала, схватила колбасу в зубы и умчалась с ней в комнату.
В половине одиннадцатого я села в свой автомобиль и поехала на работу, по дороге остановившись у коммерческой палатки, чтобы купить несколько шоколадок «Марс» и «Сникерс» к чаю.
Опорный пункт полиции встретил меня негостеприимно. Входная дверь оказалась заперта. Я сняла сигнализацию и направилась к кабинету, по дороге скользя глазами по стендам, увешанным наглядной агитацией. В коридоре сегодня почему-то грязно. Неужели уборщица заболела? Вполне возможно ¬– в городе свирепствовала эпидемия гриппа. Данилова сегодня не будет – его тоже постигла участь подхватить эту заразу. Неделю я его не увижу точно. Не успела я повесить пуховик и шарф, как дверь кабинета распахнулась и ко мне бросилась девушка, бухнулась на колени и обняла мои ноги. От неожиданности я вздрогнула и уронила одежду.
– Лилечка Сергеевна, пожалуйста, не отправляйте моего Мишеньку в тюрьму! – запричитала она.
Я оправилась от испуга и строго приказала:
– Встань! Немедленно встань!
Она, придерживая свой большой живот, поднялась, и я помогла ей усесться на стул. Девушка поблагодарила и тут же ухватилась за мою ладонь. Я узнала ее – сожительница Михаила Воропаева. Это «удошник», который так и не появился в опорном отметиться в положенное время.
– Не надо так себя вести, – сказала я. – Это он должен в ногах у меня валяться, а не вы. Почему он опять не пришел?
– Он выпил вчера много и сейчас не в состоянии встать с дивана. Он хороший, не надо его в тюрьму. Миша поругался с бригадиром, его уволили, он очень расстроился и запил.
– Знаешь, мой бывший наставник с такими вообще не церемонится. Не явился вовремя – езжай досиживать назад. Меньше головной боли потом. А я вашего Мишеньку предупредила по телефону заранее, еще в понедельник.
– Он придет.
– Придет? А сейчас где он? Вдруг он в данный момент преступление совершает, а вы меня за нос водите, прикрываете его?
– Он дома, давайте сходим и посмотрим, – заплакала девушка, по-прежнему цепко держа мою кисть, а я не знала, как ее вырвать. – Если его посадят, я покончу с собой! Вы хотите, чтобы погибли сразу два человека? Мне нельзя нервничать! Я могу прямо здесь родить.
– Прекрати! Я не собираюсь бегать за ним и не надо меня шантажировать! Со мной это не проходит, – сказала я очень жестко и, наконец, с усилием освободила руку и села за свой стол.
– Я вас не обманываю. Миша очень ранимый и вспыльчивый. Творческие люди все такие, – оправдывала она его.
– Творческий? – усомнилась я. С другой стороны, в тюрьму даже профессоры попадают.
– Да! Он сам сочиняет песни и музыку, – девушка полезла в сумку, вытащила сотовый, порылась в файлах, нажала на кнопку, и из телефона понеслось: «Ты пришли мне малявочку милая, милая, милая…».
– Выключи! – резко сказала я.
– Вам не нравится?
– К счастью, нет. Вот у меня на столе лежит рапорт, составленный на вашего Мишеньку. В пять часов вечера в понедельник я отвезу эту бумагу в отдел. Меня на месте не будет, пусть ищет где угодно на участке, но если творческий человек так и не появится…
Я многозначительно хлопнула ладонью по бумажному листу и добавила:
– Это в последний раз! А теперь идите домой.
– Спасибо, вы такая добрая! Он придет. Я сама его приведу, – обрадовано со счастливой улыбкой закивала она головой, поднялась и попятилась к двери.
Она ушла, а я подошла к подоконнику и включила электрочайник.
– Ты пришли мне малявочку ми… – пропела я машинально и тут же выругалась: – Тьфу ты черт, привяжется к зубам какая-нибудь гадость…
Чайник вскипел, я налила чашку кофе, достала шоколадку, уселась за стол и в тишине предалась воспоминаниям.
С того дня как я стала полноправной участковой прошло восемь месяцев. Четыре из них я прожила в Саратове, обучаясь в центре МВД. В моей группе среди стажеров оказалось трое старых друзей по институту. Так что я не скучала. Когда вернулась домой, мою старенькую «Хондочку» ППСник Гена Приходько выпросил для себя. Я снова купила в рассрочку подержанный автомобиль той же марки, но с другой непонятной аббревиатурой «Си-Эр-Вэ» и на этот раз у Юлькиного брата. Солидный внедорожник. Он больше в два раза и выше. На нем удобно в потоке машин поглядывать на всех сверху. Хотя какие тут у нас в провинции потоки. Пробки лишь изредка в гололед бывают.
Балакова осудили совсем недавно, получил двадцать лет тюрьмы. Сказались хорошие адвокаты и надежда судей, что это последнее его преступление. На суде он сидел, потупив глаза, и старался ни с кем не встречаться взглядом. Суд проходил в областном центре, чтобы не накалять страсти в нашем городке. Родителям девочки Балаков выплатит миллион. Скромная цена за жизнь ребенка. Я не стала подавать иск за полученные травмы, мне от Игоря ничего не нужно. Мама тогда со мной не согласилась, и мы даже поссорились.
Зазвонил служебный телефон, пьяный мужской голос попросил позвать какую-то Таню. Все ясно – с пятничного перепоя ошиблись номером. Надеюсь, что эта суббота пройдет тихо и без происшествий, а вечером я смогу свободно отдохнуть. Не спугнуть бы удачу раньше времени. «Вот вышла бы замуж за Виталика и жила бы спокойно», – с ехидцей сообщил внутренний голос мамиными интонациями. Я глубоко вздохнула. На столе запищал сотовый. Виталик. Легок на помине. Я ужасно удивилась: вчера у него состоялась свадьба, а он уже тут как тут. Соскучился что ли?
– Ты на меня обиделась? – спросил он виноватым тоном.
– За что?
– Я тебя на свадьбу не пригласил.
– Виталик, ты меня иногда убиваешь, а что мне там делать? Кричать «горько» и смотреть, как некогда близкий человек целует другую? – с сарказмом ответила я.
– Сколько раз я тебе делал предложение? Сто, если не больше, а ты не захотела выйти за меня замуж.
– Я вообще не хочу, зачем мне торопиться? А у тебя будет все, как у людей. Жена, дети, суп в обед, секс по расписанию…
– Женщина должна родить до тридцати, потом для нее это будет проблематичнее, – выдал Виталик, словно какую-то догму.
Не знаю почему, но меня эта фраза развеселила.
– Ха-ха, Виталик. Кому должна? Ну ты сказанул! Я вчера с мамой поделилась, что ты женишься, она ужасно расстроилась и напомнила, что мне скоро тридцать, а старые девы – это живые покойники, бесцельно влачащие свое существование. Я обязательно сегодня закажу в интернет-магазине симпатичный синенький бархат себе на гроб. Пора готовиться.
Виталик тоже засмеялся.
– Лиля, тебе я вижу весело.
– А что мне грустить? Виталик, вы же три дня собирались отмечать, ты ведь должен быть в ресторане?
– Мы и так там, я за угол вышел, захотелось тебе позвонить. Слушай, Лиль, может, я зря женился?
– Ты у меня спрашиваешь?! – расхохоталась я и осеклась. В дверь постучались и вошли заплаканная девушка с парнем.
– Все, пока, мне некогда, – я повесила трубку и обратилась к посетителям: – Что у вас?
– У нас мама умерла час назад, сказали – к вам сначала, – ответил молодой человек.
«Как всегда – кому свадьба, а кому похороны», – подумала я и прошла к вешалке одеваться.
– Далеко живете? – спросила я.
– Нет, рядом дом, – всхлипнула девушка.
– Пойдемте.
Я вернулась в штаб из квартиры умершей женщины и собиралась мирно провести время до конца рабочего дня, но по рации прозвучал вызов от Самойловой.
– Касаткина, приезжай, у нас труп. Замерз тут один инвалид возле деревни.
– Так у вас труп, а не у меня, – пошутила я.
– Не издевайся, прилетай, а то темнеет рано. Мы уже замерзли – мороз такой на улице. Опишешь да домой поедем. За час-то управишься.
– Куда?
– Со стороны Чернышевского заедешь в Борисовку. Там нас и увидишь.
Вот так отдохнула в субботу, а чего злиться, знала ведь куда устраивалась. Ни одного праздника дома не отметила, а что про выходные говорить.
Борисовка совсем рядом с городом: на машине от опорного пункта до нее десять минут. За деревней протекает речка Краснуха, впадающая в Волгу. Она не красная, вода в ней чистая-чистая. А вот песок из-за большого содержания железа кирпичного цвета. В детстве я с другими ребятишками со двора любила в ней купаться. Напрямую попасть на пляж быстрее, но мы всегда делали крюк через Борисовку, ведь из заборов торчали ветки с ягодами малины, крыжовника и смородины. Ну как не попробовать, особенно крыжовник! Ягоды чуть мохнатые, покрытые желтоватой пыльцой. Они хрустят на зубах. И сладкие какие!..
Я въехала на проселочную дорогу и издалека приметила за деревьями серебристый полицейский «уазик», а рядом белую «Газель» из криминалистического отдела. Я подъехала ближе, остановила машину, вышла и поздоровалась с коллегами. ППСники Юля Самойлова и Гена Приходько уже заметно продрогли. Гена бил нога об ногу и дышал себе на руки. Криминалист Дима Колесов стоял возле инвалидной коляски, рядом с которой лежал человек без признаков жизни.
– Что здесь? Давайте рассказывайте, – попросила я всех.
– Подснежник. Только недавно от снега почистили, – скучно ответил Гена.
– Понятно. Кто нашел?
– Дед проходил мимо, увидел засыпанную снегом коляску, подумал – кто-то выкинул, а раз так, то можно забрать. В хозяйстве пригодится. Обрадовался он, подошел ближе и заметил неподалеку какой-то мешок. Любопытно стало, что еще люди выбросили. Очистил он его, а там не мешок с мусором, а нога человеческая. Дедок не на шутку перепугался и кинулся быстрее в полицию звонить.
Мы опросили всю улицу, но никто ничего не видел и не знает. Получается, этот инвалид здесь ночью непонятно как оказался. Хрень в общем какая-то. Возможно, привезли из города и выбросили. Судя по несвежей одежде и щетине – асоциальный элемент. Сейчас Дима сделает экспресс-анализ крови, узнаем: трезвый он был или нет.
Я осмотрелась вокруг, вытащила свой фотоаппарат из машины и стала снимать: труп, окружающую обстановку, коляску со всех сторон…
– Димон давно все сфотографировал, – сказал Приходько таким тоном, будто я занималась ерундой.
– Мне для себя надо, – ответила я.
– Понял, Гена? Не лезь не в свое дело, – заткнула его Юля.
Дверь «Газели» с противным металлическим визгом распахнулась, и оттуда вылез Дима Колесов. Вид у него не из лучших: то ли похмельный синдром, то ли простыл. Диме тридцать пять лет, он симпатичный брюнет с восточными чертами лица. Со всеми в ГУВД на короткой ноге, вплоть до Корягина. Живчик и весельчак. Маша говорит про него – сангвиник в сангвинике.
– Три промилле, двух не хватает, – сообщил он.
– Где? Кому? – не поняла я.
– Чтобы копыта отбросить еще дома. Вот смотри туда, – Дима одной рукой обнял меня за плечи, а другой показал на дорогу. – Небольшой спуск, пусть градусов пять-десять, но есть. Скатился и не справился с управлением. Вот и все. Ночь выдалась теплая, он решил поспать на улице. Видишь, калачиком свернулся. В четыре утра повалил снег, потом подморозило. Куртяшка у покойничка на «рыбьем меху». Если бы не коляска, то нашли бы его весной. Никакого криминала лично я не вижу. В карманах деньги рублей двести, ключи, паспорт на имя Олега Алексеевича Вихрова, тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения. Следы насилия отсутствуют. Отпечатков на задних поручнях нет или они не остались там. Слишком рельефная поверхность. Что еще хочешь знать?
– Как он здесь оказался?
– Знаешь, Лилечка, у меня оборудования нет такого, чтобы его предсмертные мысли считывать, – с усмешкой ответил Дима. – Я закончил, держи описание. Мне пора сворачиваться, что-то нездоровится. Труповозка через двадцать минут приедет.
Я достала из своей папки рапорт, заполнила и осмотрелась. В сторону города шли девушка с парнем. Я объяснила им, что здесь найден труп и пригласила в качестве понятых. Они поставили в протоколе осмотра свои подписи и отправились дальше.
– Коляску завези в отдел, – попросила я Диму, когда все формальности закончились.
– На хрена она там нужна? Ищи его родню и пусть забирают. Не люблю с женщинами работать, вечно они что-нибудь выдумывают, – запротестовал Колесов.
– Что ты там про женщин сказал? – грозно поинтересовалась подошедшая Юля.
– Молчу, молчу… грузите тогда, – сдался Дима. – Я поставлю ее на третьем этаже под лестницей, ведущей на чердак.
Он открыл заднюю дверь и уже хотел вкатить коляску внутрь, но я решила осмотреть ее еще раз и остановила его. Ничего подозрительного не увидела. Потертая ткань. Помятый дюралевый подножник со следами краски разных цветов от ударов об косяки. Синих с зелеными было мало, больше всего белых и коричневых отметин. Погнутые перекладины, недостает нескольких спиц, обычная видавшая виды домашняя инвалидная коляска. Дима с ехидной ухмылкой наклонился ко мне.
– Ты обязательно сиденье понюхай и железяку языком попробуй, если что – у меня термос имеется – отольем, – сказал он и заржал вместе с Приходько.
– Как смешно! Идиоты… – ответила я и задвинула коляску в салон.
Раньше подобные шуточки на фоне покойников воспринимались как нечто нелепое и дикое, но сейчас я привыкла. Работа у нас такая. Конечно, при посторонних никто так себя не ведет.
Я вернулась в опорный пункт и полазила в базе данных жителей города, отыскивая родственников погибшего. Выяснила, что у него есть жена и двое детей. В поле зрения участковых Вихров ни разу не попадал.
Я подъехала на Лермонтова 6 к месту прописки покойного, поднялась на площадку первого этажа и постучалась в нужную дверь. Несмотря на то, что долбила я довольно громко и долго, никто мне не ответил. Где же они могут быть? Уехали? Ключи забрал Дима, но все равно открывать квартиру без ордера я не имела права. Что ж будем опрашивать соседей. Я позвонила в квартиру слева от Вихровых. Дверь отворила симпатичная дородная женщина. Она не удивилась, услышав, что ее сосед найден погибшим.
– Сколько веревочке не виться, а алкашам один конец, – перефразировала она известную поговорку.
– А где его жена, дети?
– Да бог его знает, больше года уж не видела. Променял на дружков своих со двора таких же пропащих, как и сам.
Я попросила вспомнить кого-нибудь из них. Она назвала только двоих. Негусто… Я решила поинтересоваться в других квартирах, и там меня ожидал богатый улов. Полная соседка, с которой я только что разговаривала, оказалась любопытной и осталась на пороге наблюдать за мной.
– Я знала, что так получится, – вкрадчиво и мягко рассказывала мне моложавая женщина с обесцвеченными волосами, уложенными в пышную прическу. – Друзья-алкаши к нему перестали ходить – лишний рот им не нужен. Ведь Олег без денег сидел, ему никто из соседей в подъезде в долг не давал. Черный риелтор в последнее время начал его обхаживать.
– Но откуда вы знаете, что он риелтор и вдобавок черный? – выразила я свое сомнение.
– Мы наученные – телевизор смотрим. Что он за хмырь я сразу сообразила. Чистенький, аккуратный, в очках, под интеллигента подстраивается. Прежде чем к Олегу зайти, в нашем павильоне сосисок самых дешевых накупит. Круп, макарон наберет недорогих. Даже яйца брал второго сорта. Экономный мерзавец. Хочет побольше прибыли получить. Вчера последний раз у Вихрова был в девять вечера, я через стенку слышала, как он кричал на Олега. А ночью шум из подъезда раздался: коляска по ступенькам застучала. Вихров давно сам без посторонней помощи наловчился спускаться. Я тогда подумала – Олег копейки от барыги получил и опять за спиртом поехал, а оно вон как вышло. Теперь другим людям продадут эту квартиру. Все Вихров в своей жизни потерял, ничего не осталось.
– Любопытные вещи рассказываете. Не приедете завтра в отдел? Мы фоторобот риелтора составим. Я позвоню днем и заеду за вами, а потом отвезу назад, – предложила я.
– Боязно как-то, – испугалась женщина и тревожно покосилась за мою спину. – Подкараулят меня, а потом по голове чем-нибудь тяжелым тюкнут.
– Никто об этом не узнает, – успокоила я.
– Хорошо, – сдалась она.
За моей спиной раздался голос полненькой соседки:
– Надя, я поняла, какого риелтора ты имеешь в виду. Две или три недели назад я видела, как он разговаривал с Катькой Ивановой из третьего подъезда. Она всем этим руководит. Барыга и сволочь! Дорогие иномарки меняет каждые полгода, две трехкомнатные квартиры соединила в одну. Скоро и до нас доберутся.
– Да ты что, Марина?! – ужаснулась Надя. – А я-то думаю – откуда у них столько денег?!
Я выяснила у женщин, в какой квартире проживает Екатерина Иванова и отправилась к ней. Дверь мне открыла приятная ухоженная дама лет около сорока с тойтерьером в руках. Мне эта порода никогда не нравилась и внушала отвращение. Ушастая шавка, словно почуяв неприязнь, злобно затявкала визгливым голосом и не успокоилась, пока ее не заперли на кухне.
Мои расспросы повергли Иванову в ступор, она терла висок, вздыхала, закатывала глаза, но ничего не могла вспомнить. Мне показалось, еще минута, и она стала бы стучать лбом о косяк.
– Я рада вам помочь, – сказала Иванова вроде искренне. – Ну, хоть убейте, не знаю и не помню никакого риелтора: ни черного, ни белого, ни зеленого. В моем окружении только порядочные и серьезные люди. Они ничего не напутали, мои соседи?
– Это исключено, они вас так «любят»… – произнесла я с иронией.
– Понятно – черная зависть. Кто же это может быть? У меня много деловых партнеров – я ведь держу большой магазин меховых изделий «Медея». На ум приходит лишь Павел Синельников, я с ним недавно действительно во дворе разговаривала. Я уже и забыла. Может, он и перешел в риелторы, но я знаю его как телемастера. Мы пользовались его услугами лет десять назад. Родителям моим он очень нравился: никогда не опоздает, обязательно внутренности у телевизора пропылесосит. А сейчас мы новой техникой обзавелись. Я случайно увидела его во дворе и спросила, какую лучше спутниковую антенну купить. Больше никого не припомню.
– А где его найти?
– Без понятия, – пожала плечами Иванова.
Я поблагодарила Екатерину и поехала в отдел. Найти сведения о Павле Синельникове оказалось проще, чем распечатать лист с его фотографией. Вечер выходного дня и почти все кабинеты закрыты. В одном из принтеров закончился тонер, другой нагло требовал драйвер, и как мы ни мучились с капитаном Сергеем Филатовым, ничего у нас не получилось. Удалось распечатать фото только у дежурного, и я отправилась опять на Лермонтова. Подъехав к подъезду и выйдя из машины, я шлепнулась на скользкую дорогу. Лист выскочил из рук и его подхватил хулиганистый ветер. Я гонялась за порхающей бумажкой по всему двору на потеху поздногуляющей мамаше с ребенком. Малыш явно был уверен, что вся эта замечательная забава придумана исключительно ради него, и потому весело хохотал, наблюдая за мной. Все же я поймала злосчастный листок.
Я поднялась по ступенькам и позвонила в квартиру соседки Вихрова, которую звали Надя. Она не заставила себя долго ждать, открыла быстро и я протянула ей фотографию.
– Это он? – осипшим голосом спросила я, тяжело дыша и держась за косяк.
– Да, он! – подтвердила она, удивленно переводя взгляд то на меня, то на фотографию. – Быстро вы находите мерзавцев.
– Спасибо за помощь, до свидания, – попрощалась я и поехала к Синельникову.
Ехать пришлось мимо азербайджанского кафе, откуда вкусно пахнуло шашлыками, и я почувствовала спазмы в желудке. Я бывала там один раз случайно с Марией и опером Сабитовым. Как раз в праздничный день 23 февраля. Я тогда только из «учебки» вернулась. ГУВД заставило всех сотрудников патрулировать город вечером, это у нас называется «усиление». Мы втроем замерзли, проголодались, и Сабитов предложил зайти в кафе к своим собратьям по вере. Несмотря на то, что зал был набит битком, нам нашли место. Мы заказали каждый по шашлыку и салатику. На сцене юная красавица-азербайджанка исполняла танец живота под переливчатый голос арабской певицы. Я наблюдала за ее движениями как завороженная, а девушка танцевала и улыбалась нам. Было здорово!
Когда мы вышли из кафе, я поделилась восторгом со своими сослуживцами. Сабитов похвастался, что он прекрасно знает ее семью и все подробности их жизни. До четырнадцати лет лицо девушки портил большой нос, но родители подсуетились и нашли деньги на пластическую операцию. Сейчас у нее от женихов отбоя нет.
И зачем Сабитов это ляпнул? Он разрушил гармонию красивого образа. Если я снова окажусь в том кафе, то не смогу сконцентрироваться на танце и стану рассматривать нос девушки, переживая, правильно ли сделали операцию. Маше тоже не понравилось хвастовство Сабитова и она с сарказмом спросила:
– Рустам Шамильевич, вы у нас как желтая пресса! А вам ничего не исправляли?
Сабитов смешался, не нашелся с ответом и быстро перевел разговор на другую тему. Он начал рассказывать какой сделал евроремонт в квартире и сколько денег на него потратил. Я его почти не слушала.
