Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 501 пост 38 912 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
383
CreepyStory
Серия Сучьи погремушки

Сучьи погремушки часть - 4

Сучьи погремушки часть - 4

Сучьи погремушки часть - 3

Ванька не считал себя религиозным человеком. Да, по инерции, часто употреблял имя господа всуе, но все же так делали, значит в этом нет ничего предосудительного. Просто ещё одна сельская традиция. А кого ещё поминать? Президента? Государственный строй? А они есть? Может все они обнулились давно, с голодухи? Или вот это ещё слово, которое старики любят: — “Отрицательный рост”. Тут, только у Толстопятовых, этот отрицательный рост и увидишь. А из власти - одни Рубилы.

“Мы, живём среди обломков прошлого, — говаривал, бывало, Ванькин дедушка. — Доедаем и проедаем, то что осталось, а как всё закончится, одичаем окончательно и от скуки будем строить новую цивилизацию, потому как скучно людям без организации жить. Вождь людям нужен. Пример. Пусть как Ленин в гробу, но пример, на который все будут равняться и песни про него петь”.

В Кулагино Ванька возвращался темнее тучи. Раненых детей посадили на повозку, целые и здоровые побежали вперёд оповещать и рассказывать о случившемся. Серёга управлял психами и старался никому не смотреть в глаза. Чудом беды избежали, чудом уберегли всех от гибели.

Парень поглядывал на Ленку Каликину, которая шла впереди, вместе с сестрой и подружкой и трещала без умолку как сорока, хвастаясь трофейным электрошокером, а сам всё думал, вспоминал, заново переживая бойню, устроенную карликом возле башни. Он вспоминал как орал бешенец требовавший, чтобы дети спустились и сдались, угрожая убийством заложника. Вспоминал как бросил в него бомбу, а затем зарубил топором. Как бросилась на него стая собак и их отвлёк на себя псих, поющий про Барбару Стрейзанд (вовремя его Серёга выпустил - ничего не скажешь) и как он начал стрелять по ним звягой. Самое страшное, это дети. Как им удалось уговорить их остаться в укрытии? Это же уму непостижимо! Да ещё собаки…Как они умирали…Это же врагу не пожелаешь. Выли, скулили, тщетно пытались найти у людей помощи, ползли на брюхе и виляли хвостами. Они сразу поняли, что на просеку пришла смерть. Звяга это сама смерть. Быстрая и жестокая.

А когда всё закончилось и сдохла последняя собака, ему пришлось в одиночку стаскивать их туши в одну кучу, подальше от опоры и сжигать. Туда же, в костёр, полетел и Серёгин маркер, а детям было сказано, что они применили оружие бешенцев. Кажется, они поверили и даже не догадались, что против собак использовали местную, православную звягу. Звягу же только ночью видно, как она в темноте светится, а днём-то, её - шиш. Хрен - увидишь, пока не вляпаешься. Звездец просто! Спасения нет. Да ещё укусы…Что теперь думать? Бешеные были собаки или нет? Соберут ли Рубилы денег на вакцину? Дети же. Соберут, конечно. Не денег, а товаров, сколько Нижний попросит. А те, не будут, дирижабль ради детей гонять. Вас же не просили рожать, угу? Как - ни будь сами. Или платите: сколько мы скажем. Значит они вгонят в долги Рубил, а те, соответственно, заставят детей расплачиваться. Ничего личного, деточка. В кредит, можно сказать, тебе лекарство выпишем. Такова жизнь. Жизнь, она сама по себе и есть кредит который берёшь у Бога. Захотел дал — захотел забрал с процентами. Монополия.

К тому времени как дошли до ворот, на селе, все уже знали о нападении. Их ждали. Бледные и собранные Черепановы торчали на вышках с только что выданными снайперскими винтовками, а на въезде стояли сами Рубилы при карабинах и с мотоциклами. Ванька поздоровался, вкратце обрисовал ситуацию, сообщил об успешной ликвидации нападавших и о том, что собаки, возможно бешеные. Старший Рубила Пётр Иванович Прохоров, тут же приказал везти детей прямо в больницу — врачам уже про них сказано, езжайте детишки, остальное не ваша забота, а все, кто целые - по домам.

Ванька тоже было хотел пойти домой, но Прохоров как услышал, рявкнул на него, что бы тот не выё..выёживался, а тоже отправлялся к врачу. Нет, у нас лишних людей Ваня, не еби…не нарывайся, пожалуйста на скандал. Так и сказал: с уважением, но только сочно и в красках.

С врачами, на селе, всегда было туго. При любой власти. Врач — существо интеллигентное, почти как балерина. Ходит на цыпочках, всегда в белом и крутит фуэте. При безвластии, и того хуже. Из города не назначат, из центра не привезут, калачом не заманишь — вот и приходилось передавать профессию по наследству, а обучаться либо на людях, либо самостоятельно, благодаря сохранившимся видеоурокам. А дедушка, ещё на каких-то ЭГЭ-шников грешил, говорил: что с таким образованием вырастут только коновалы. В Кулагино было три взрослых врача. И ещё пятеро Запахов. В запас настругали. Дети учатся оказывать первую помощь, а взрослые делают всё: от стоматологии до помощи при родах.  Муж и жена Бокаревы и древняя старуха Никитишна, она же бывший хирург, распоследний на всю округу.

Никитишна лично Ваньке руку осматривала. Щурилась, нюхала, затем, ещё раз обработала раны и где смогла наложила швы.

— Из жилок коровьих, рассосётся и не заметишь, — бормотала она. — Кости целы, я это и без рентгена чую, верь слову, но ежели собака была бешеной, то уж прости. Год проживёшь, в лучшем случае. Нету у нас, дорогих лекарств. Даже от диабета нет. Тетрациклин и димедрол тебе, внучек, вколем.

— Это я и сам знаю, спасибо. О детях, позаботьтесь пожалуйста, — отвечал Ванька.

— Да уже всех проверили, теперича, надо с советом решать, с городом по рации связываться. Вакцина от бешенства, тоже не даёт стопроцентный результат, знаешь-ли, а нынче, так делают, что и доверия никакого нет. Словно в Индии живём. а не в России. Старую бы вакцину, довоенную. Да только, негде такую взять. Жизнь нонча сложная.

Ванька вышел из хирургического кабинета, в общую комнату. Хороший дом сельчане для врачей сделали, не пожалели леса. Большой дом. Три десятка кроватей. Стерильные операционные и холодильники от Толстопятовых. Сами, где надо украли и врачам за их тяжкий труд поклонились — возьмите пожалуйста, не побрезгуйте, уж что есть. Вот поэтому, у Бокаревых, все инструменты и есть, и даже зубоврачебное кресло. Конечно, если зубы вставлять, то это в Успенское езжай, но с лечением и удалением больных зубов — всё в порядке. Из Райцентра привезли — хвастался Бокарев, дрались за него с Макарихой. Ну так ещё бы вас не обеспечивали. Это раньше, когда государство было, на врачей было всем насрать, для каждой болезни свой врач имелся, а нынче без врачей не проживёшь. Как и без ветеринара. Хочешь мяса, хочешь, чтобы твоя коровка меньше болела — идёшь к ветеринару. В Нижнем, к примеру, даже аптеки есть и провизоры, которые тебе могут лекарство на коленке состряпать, а на селе лекарствами не разбрасываются. Что людям пропишут, тем потом и скотину мажут - если останется. Все лекарства: наперечёт. Все знают, у кого - что и занимают, от случая к случаю. Такова сельская жизнь. Без арбидолов и кагоцелов, как завещала великая врач-гомеопат Малышева.

Тут сидели пострадавшие от собак дети. Их оказалось пятеро. Все весёлые, перевязанные, все рвались в бой и желали показать супостатам — “Кузькину мать”. Кроме них, тут находились и их матери. Они ругались, утирали слёзы, потому как все уже знали от Ленки Каликиной, что собаки бешеные и вот Прохоровские, первыми сдохнут, а следом, и Градовские, потому как дрались шибко, и на топоры понадеялись, а надо было сразу тикать. Эту Ленку, за её слова — убить мало! Лучше бы её Бешенцы забрали, честное слово. Всё село бы тогда от радости в пляс пошло. Наговорила егоза Каликинская, наболтала лишнего. Довела матерей до слёз. Надо будет её собственной мамке пожаловаться, пусть профилактику проведёт. Стебанёт хорошенько непутёвую дочь вдоль вонищи, мож, та и примолкнет.

— Покушай. Поешь сыночка. Больно тебе? Лёшенька, завтра дома сидишь…

— Ну, маааааам! Не хочу есть! Не буду!

— Я тебе по мамкаю! Я тебе по мамкаю! Отец из Райцентра вернётся — всю жопу тебе ремнём! Кто-ж под зубы-то подставляется? Ротозей — слепошарый!  — ласково выговаривала мать сыночку.

— Я чё тебе, токсик какой? Мам, не строй из меня обиженку! По-хорошему говорю: отдай Папкин топор! Я двух собак завалил и ещё одной попал в лапу, а Ванька их на костре спалил. Маааам! Мы без трофеев остались.

Матери на Ваньку смотрели с неудовольствием. Растравил детей. Спас, но завёл не на шутку. Были бы трофеи — они бы не так бунтовали. Зачем собак спалил? Почему не снял с них ошейники? Толстопятов был рядом, ну конечно. Значит с Серёгой разделил всю добычу. Себя-то, умники, не забыли. Ваньке пришлось пообещать трофеи, снятые с бешенцев подарить детям, но только после того как их осмотрят Рубилы и только тогда пацаны притихли. Минуты на две. А затем, начали спорить кому достанутся электрошокеры.

“Дед не пришёл, — огорчённо подумал Ванька. — Внук, на краю могилы, а самый близкий и любимый человек сидит поди на завалинке и самогон хлещет. Покусали собаки, эка невидаль. Чай не триппер приволок, а обычное бешенство, чё, собственно, слёзы лить?”

Вот так люди становятся взрослыми. Такое оно настоящее чувство, когда понимаешь, что никому ты не нужен и не на кого рассчитывать, кроме как на себя.

Он вздохнул, присел на свободную койку. Маячивший у двери младший Остродубов, деловитый и загорелый мальчишка, восьми лет от роду, приволок ему его берестяной рюкзак. Ванька кивком головы поблагодарил его, а затем, предложил разделить с ним хлеб. Достал краюху, шприц с салом и засапожным ножом отделил долю для Остродубова. Сидевшие на соседних койках, малолетние исчадия ада, сразу же начали облизываться. Боевая еда от самого боевого запаха, она же в сто раз вкуснее мамкиных пирожков. Ванька добродушно кивнул — налетайте мол, победителей не судят. Хлеб и сало пропали в мгновение ока. Пришлось доставать мешок с сухофруктами, а ушлые матери уже вовсю подкладывали на койку свою домашнюю снедь.

“Выпей настойки, Ванюшко. Сегодня можно. Не побрезгуй. Плюшки утрешние. Ешьте - детишки. Ум отъешь и жопу в кровь исчешешь. А вот кому мяса варёного, да с заморским лавровым листом?” — бабы же, ну что ещё скажешь. Накормить пацанят, это же такая радость, а Ванька тоже пацан, сиротинушка наша родимая. Мамку-то, кто помнит ещё? Галька, ты же помнишь? Вместе на мародёров ходили. Боевая семья. Бойцами жили — как бойцы сгинули. Зато вон какой молодец уродился. Никто не скажет, что он чужой. Наш. Кулагинский. А ещё брат с Зарубы вернётся, так и вовсе у вас жизнь наладится. Рубилою станет, а рубила - главный кормилец в семье.

Ели, веселились, закусывали, Ванька про обиду на деда и думать забыл, но вдруг заревели ревуны. Завыло над селом протяжно - тревожно и все замерли, начали переглядываться. Никак враг у ворот? Правду говорят люди — беда не приходит одна.

Ванька рюкзак подхватил и ходу на улицу. Рана, почти не чувствовалась. Кровь закипела. Троих уложил сегодня и ещё, дай бог, столько же уконтропупит. Домой бы только заскочить, бомб всего пара штук осталась. Но к его удивлению, это было не нападение. Свои возвращались. Повеселилась молодёжь на Зарубе. Четыре трактора въехали в село один за другим и встречать их выбежало всё сельское население. Однако лица у чертей были не радостные. В телегах лежали трупы и раненые. Женщины и старухи заревели, узнавая своих сыновей. Ванька в числе первых бросился к телегам, искал брата, спрашивал, но черти отводили глаза и твердили одно - “Собаки”.

У Ваньки потемнело в глазах от горя, а Рубилы коротко переговорили с парочкой чертей, затем велели родственникам забирать мертвецов, а раненых всех в больницу. Кто может помочь — помогайте с перевязками, а сейчас - расходись народ! Вечером в клуб. Будем решать. Там соберёмся. Там каждому дадим слово. И все понимали: слезами горю не поможешь, беда пришла, а с нею новые проблемы и эти проблемы нужно решать. Ванька, в числе прочих, бросился помогать раненым. Лишь бы про Вадьку узнать…Где же он? Рубилы ругались, но не гнали его. Он показывал бинты и клялся, что ему уже лучше. Запах бегал как угорелый, таскал парней, помогал укладывать их на койки. Везде одно и тоже: укусы. Вырванные куски мяса. Паника, что собаки бешеные и как теперь жить? Кроме Ванькиного брата, недосчитались ещё двоих.

— Это собачники…много…Бегите! На нас идёт Божья стая… — бормотал в горячке один из чертей.

— Опять эта стая, — проворчал Ванька. — Да сколько же их?

— Дохренища! — скрипя зубами от боли пожаловался другой чёрт с перевязанной ногой, которому он помогал устроиться на койке. — Напали на нас со всех сторон. Если бы не Хомутовские…

— Так, все здоровые - сдаём кровь! — крикнул появившийся в дверях врач Бокарев. Он увидел Запаха и добавил. — А ты, Ванька, пошёл вон отсюда. Твоя кровь, нам без надобности.

— Я помогу! — вскинулся тот.

— Я тебе тоже. Лечебный пендель. А ещё лечебная затрещина, очень хорошо помогает. Вали говорю: у нас дел полно, а ты тут, только мешаешь!

Ванька поплёлся на улицу. Возле больницы его ждал дед. Посмотрел на внука слезящимися красными глазами и сказал хрипло.

— Нету Вадьки…

Не то спросил, а не то произнёс утвердительно, но в обоих случаях страшно. Ванька опустил голову.

— А я…Сам, к Савве пошёл. Думал…Лекарства возьму. Заходился туда-сюда. Думаю,: чего ж я дурак тебя послал, лекарства же холод любят. А тут мелкота его прибежала, напали - говорит…Собаки. Внучек…Отдай Бокареву свёрток. Отнесь. Нам-то, уже без надобности.

Ванька заплакал. Столько всего произошло за день. Убивал, защищал, носил, бегал, помогал…Всё что угодно, только... Только сейчас он понял, какая это всё бессмысленная суета. Брат. Брат пропал. Никто не хочет говорить. Все отмалчиваются. Неужели нельзя сказать правду. Что с ним? Убили? Растерзали собаки? Что? Ушёл на гулянку и не вернулся. Отдыхать ведь поехал, не на войну, а на самую великую для молодёжи радость — настоящим мужиком стать. Никого больше не осталось, только дед. Больше никого.

Дед закряхтел. Неуклюже обнял своего внука, стал успокаивать.

— Ну чего? Чего нюни распустил? Ничего же ещё неизвестно. Может - жив Вадька. Ты не ной. Я же не ною. Ты посмотри сколько мне лет, я уже столько всего видел. Может он лесом ушёл и сам потихоньку воротится. Пропавшие, это же не всегда насовсем. Есть надежда…

Ванька не нашёл в себе сил отнести свёрток, дед усадил его на лавочку и сходил сам. Побыл там минут пять и вернувшись, сунул Ваньке под нос старую армейскую фляжку.

— Накось, хлебни. Совсем ты, у меня мужиком стал.

Ванька открутил крышечку и хлебнул ядрёного горького зелья. Выпил и зачихал. Снова потекли слёзы вперемешку с соплями.  Анисовая, с чесноком и укропом. Дед не столько пьёт такую, сколько больные колени смазывает. Выхлоп после неё такой, особенный, дьявольский — не надышишься после неё.

Дед присел рядом.

— Чёрт Прохоровский мне шепнул: взяли в плен Вадьку нашего.

Ванька обрадованно зашмыгал носом.

— Щас мы сходим домой, поедим, отдохнём, а вечером на собрание, — продолжал дед. — Соплями твоими тут ничего не решить. Решать будет общество, рубилы да темнилы, а наше дело маленькое: подавать патроны и не рассусоливать. Усёк?

— Угу, — Ванька кивнул и позвал. — Деда?

— Что тебе, пустобрех?

— Я сегодня троих убил.

— Насмерть?

— Ага. Толстопятовы называют их - бешенцы. Собаки бешеные у них.

Дед покосился на его перебинтованную руку.

— Это собака тебя?

— Да. Никитишна, зашивала.

— Угу. Паршивые дела…— дед покачался на лавочке, потом хлопнул себя ладонями по коленям и приказал. — Ладно Иван Васильевич, пошкандыбали домой. Поесть тебе надо…В первую очередь отдохнуть и поесть.

Подавая ему руку Ванька подумал, что возможно впервые за последние несколько лет дед назвал его не абы как, а по имени - отчеству. Неужели он действительно признал его мужиком? Неужели он действительно стал ему ровней?

Показать полностью
76

Бездна Челленджера 4 После смерти Часть1

Бездна Челленджера 4 После смерти Часть1

Автор Волченко П.Н.

Еще раз хочу сказать спасибо двум моим меценатам: @72dron и Буковой А.

Ссылки на предыдущие части:

Бездна Челленджера ГЛУБИНА Рассказ 1 Часть 1из2

Бездна Челленджера Глубина Рассказ один, часть 2 (завтра будет новый рассказ по этой же серии)

Бездна Челленджера Подъем с глубины Рассказ 2 часть1

Бездна Челленджера Подъем с глубины Рассказ 2 часть 2 (будет продолжение серии в третьем рассказе)

Бездна Челленджера Начало конца часть1 рассказ 3

Бездна Челленджера Начало конца 2 часть (завтра новый рассказ серии)

Хлопающий звук вертолетных лопастей. Крики людей. Кто-то выпрыгнул, протянул руки, ему передали тело Димы, Сара проводила взглядом пыльные его ботинки, что пропали из виду там, за границей вертолета. Сама она была словно в трансе, тяжело было разгибать шею, мутило, было плохо, раскалывалась голова и от звуков и от мельтешения, и вообще от всего.

- На выход, - раздался сверху голос, перед собой она видела только военные штаны, высокие ботинки, поднять голову выше – не было сил. Попыталась подняться, ноги подкосились, упала на холодный пол. Захотелось прижаться к его прохладе, заснуть. Не дали.

Ее подхватили под мышки чьи-то сильные руки, потянули прочь из вертолета. И вот уже снаружи, тащат по крыше какого-то здания, видит как отдаляется от нее вертолет, потом дверной проем, звук эха шагов  того, кто ее тащил, дверь захлопывается громко, и всё – звук лопастей отрезает, становится почти тихо, только звук шагов по лестнице, дыхание над головой.

Ниже-ниже по ступеням, ее ноги бахаются о каждую ступеньку, соскальзывают с  той, что выше, бухают об ту, что ниже. Голову мотает, плохо. Она закрывает глаза, становится проще. Боль не уходит, но тошнота отступает. Снова скрип двери, голос над головой:

- Эй, Стив! Куда ее?

- В шестую сказали.

И снова ощущение движения, снова дыхание, снова дверной скрип, а после падение. Просто отпустил ее тот, кто тащил, не уложил, а выронил, и она упала, больно, тяжело приложившись затылком об пол.

- Ты бы ее на койку что ли…

- Сама залезет, - злой, чуть усталый голос. Звук шагов, хлопок двери, тихое «пик» магнитного замка. Тишина. Сара не открывала глаз, ей было плохо, всё  то время, что прошло с того момента, как их закрутило в воздухе, бухнуло о землю, с того времени, как погиб Дима, она была как в каком-то кошмарном сне, от которого не могла очнуться. Ее куда-то тащили, ее везли, забрасывали в вертолет – всё как в тумане, размыто, безвременно, скомкано. Только сейчас – покой, тишина, сон…

Она не видела, не слышала, когда в ее то ли комнату, то ли камеру, зашли двое. Один в простой, обыденной одежде, второй в военке.

- На койку, - приказал тот, что был в обыденной одежде, зевнул, скучая, глянул по сторонам, на голые стены, тут не было окон, тут было тоскливо, тут было неуютно.

Военный легко, без натуги, поднял Сару, бережно уложил на койку, и только тогда тот, что был в простой одежде, приступил к осмотру. Не торопясь, как-то даже скучая что-ли, он раздвинул пальцами ей веки, заглянул в один, потом в другой глаз, распахнул рот, осмотрел слизистые, ватными палочками взял на анализ ДНК, распорядился:

- Позови Эшли, она знает что делать, - вышел. Военный следом, снова закрылась дверь, снова пикнул замок.

Сара с трудом повернула голову на бок, мутило страшно. Ее вырвало желчью, стало чуть-чуть полегче, во рту кисло-горький вкус – противно, но без разницы. Закрыла глаза, и почти сразу провалилась в черную бездну сна.

***

Тело, накрытое простыней, везли по верхнему этажу двое. Один в форме и тактических перчатках толкал каталку, за ним следовал белохалатник в аккуратных очках с золотой оправой. Тот, что катил, говорил как то противно, упрашивающим голосом, что так не шел его крупным габаритам:

- Не знали на какой машине, да и вообще – где он. А их там было, не знаю, под сотню.  Как тут аккуратно то и…

- Я вас услышал, только сами понимаете, что за доклад не я отвечаю, мое дело – только его состояние, анализы образцов. Поэтому…

- Нет – это же я не потому что… просто. Поймете и…

Вошли в грузовой лифт, белохалатник нажал на самую нижнюю кнопку, ввел пароль внизу, на панели, лифт дернулся, быстро заскользил вниз. Военный всё мялся, думая, то ли снова завести тот же разговор, то ли молчать. Хоть и сказал ему этот белохалатник, что ничего он не решает, все же оставалась надежда, что поймут, не выкинут их с товарищем в мир, где сейчас выжить – та еще проблема. А выкинуть – вполне могли. Это раньше пугали увольнениями, деньгами или еще чем-то, а теперь – просто отпустить. Красиво, гуманно, но весьма и весьма летально.

Створка грузового лифта бесшумно отъехала в сторону, перед ними залитый ярким белым светом высокий коридор. И абсолютно нет ощущения, что сейчас они где-то глубоко-глубоко под землей, на минус осточертенно этаже. Прямо у лифта что-то наподобие пропускного пункта, где сидит в аквариуме скучающий солдатик, под потолком же пара пулеметных турелей, и смотрят они прямо на них, вернее даже на него одного – на «виновника» торжества, из-за которого этот, с подводной лодки, должен сейчас попасть в морг, а не выше, туда, где расположился еще живой материал.

- Вперед, - скомандовал оробевшему бойцу белохалатник, кивнул солдатику в аквариуме, тот тоже кивнул этак лениво, и снова уставился в экран своего смартфона. Боец послушно покатил каталку вперед, с опаской поглядывая за следующие за ним стволами турели. Краем глаза он увидел площадку, справа от входа на которой вряд устроились маленькие, юркие электрокары.

Коридор казался бесконечным, он все убегал и убегал вдаль, по сторонам, вместо привычных дверей, были вполне себе такие ангарные автоматические ворота. Все закрытые, на каждых написан номер, рядом панели кодовые, да еще и сканер для руки под ними.

- Нам сюда, - белохалатник зевнул, глянул на часы, - спасибо. Дальше я сам.

- А я?

- А вы – на поверхность.

Боец развернулся, и, почему-то боязливо, скоро, спрятав голову в плечи, поспешил обратно к лифту. Страшно ему было тут, даже не так – жутко. Ему всё казалось, что там, за воротами этими с номерами, таится такое… такое… нет, об этом лучше даже не думать!

Белохалатник проводил его взглядом, и только когда тот поравнялся с аквариумом у лифта, ввел пароль, приложил руку к панели. Воротина перед ним с механическим гулом заскользила вверх, и он вкатил тело в свое царство мертвых.

Кивнул встречному сотруднику, этого, вроде, Морти зовут, новенький, перевели, когда старый Дженкинс заразился.

- Да, Мэл, слушаю вас, - с готовностью остановился Морти, глянул на каталку, на укрытое тело.

- Вези в двенадцатый бокс, раздень, и в анализатор.

- Простите… куда?

- Ах, да… - вздохнул, - Тубус такой стеклянный. Туда.

- Хорошо.

Морти перехватил каталку, отправился вдаль по коридору, а Мэл пошел на свое рабочее место. Бойцу он, конечно же соврал, в его судьбе он конечно же мог принимать участие. Но не сильно хотел выслушивать его нытье. Поэтому сейчас он намеревался высказать руководителю проекта всё то, что он думает об этом безмозглом наемнике и его напарнике, а уже потом заняться мертвецом. В принципе, то, что носитель иммунитета, погиб – не было таким уж фатальным. Тело доставили оперативно, глобальных изменений произойти не должно было. Но всё же… всё же должна быть хоть какая-то этика! А не валить наглухо, а потом извиняться – так дела не делаются!

Он уселся за компьютер, вздохнул, нажал на вызов Вика – своего начальника, пошел гудок скайпа, чернота экрана сменилось на полное, лоснящееся от жира и пота лицо. Потен он был не от загруженности, не от дел, а из-за того, что был жирен он до безобразия.

- Да.

- Там бойцы мне тело доставили…

- Я в курсе, к делу.

- К ногтю бы. Мозгов у них…

- Исполнительные. Тупые, но исполнительные. Я скажу, но кадровый вопрос сейчас…

Тем временем Морти завез тело в двенадцатый бокс, сдернул с него простыню. Пред ним предстало жуткое, сплошь заляпанное кровью тело. От лица толком ничего не осталось. Сплошная корка спекшейся крови, мясо, налипшая гравийка, пыль.

- Экаж тебя, друг, уделало, - он развернулся к металлическому столику, где лежали инструменты, взял ножницы, щелкнул ими пару раз в воздухе, снова к телу, - ничего, сейчас разденем, обмоем – будешь, как новенький.

Острые ножницы легко взрезали одежду, вот уже и рубашку можно сдернуть за рукава, штанины одну и другую тоже взрезался, взялся, чтобы перевернуть тело и отшатнулся. Показалось, что перед ним не мертвец, что живой это человек. Дыхание показалось. Снова подался вперед, нагнулся над телом, прислушиваясь, пытаясь уловить легкий звук дыхания. Показалось? Нет?

***

Сара пришла в себя, открыла глаза. Было уже легче, хоть и голова раскалывалась от боли. Села на койке, посмотрела на руку удивленно, там, на сгибе локтя красовался пластырь. Значит, пока она спала у нее взяли кровь на анализ. Да и вообще. Она была уже почище, обмыли губкой что-ли, переодета в нечто наподобие ночной рубашки.

Кое как поднялась, прошлепала босыми ногами до двери, провернула ручку, потянула – конечно не открылось. Приложила ухо к двери, прислушалась. То ли звукоизоляция была хорошая, то ли там, за дверью, и правда тихо было – ни единого звука не уловила.

Глянула по сторонам, в ее палате было пусто: голые стены, отсутствие окон, лампы дневного света под потолком, койка и мусорное ведро под ней, и рядом, там же, под койкой, поблескивает холодно утка.

Присела на корточки, вытянула ведро заглянула. Бумажка от лейкопластыря, игла от шприца в пластиковом колпачке. Это, видимо, когда кровь у нее брали. Она достала иглу, сняла колпачок. Обычная игла. Хорошая игла. Острая. Задвинула ведро обратно, иглу сжала в кулаке, снова улеглась на койку, уставилась в потолок. Зачем ей игла – еще не знала, но думалось – вдруг пригодится.

***

Мэл, успевший и поговорить на тему наемников, и наслушавшийся от своего руководителя рекомендаций по проведению анализов, и даже чуток поиграв в пасьянс, в конце-концов поднялся, потянулся. Надо идти работать. Морти все еще не появлялся, не заходил, но оно и не странно, сделал свое дело, да и свалил по другим предписанным делам.

Мэл, поправил очки, отправился к анализатору. Там, как и должно было быть, лежало тело, только этот балбес положил его лицом вниз.

- Хоть обмыть додумался, - зло буркнул под нос Мэл, подошел к прозрачному тубусу анализатора, поднатужившись, начал переворачивать тело, и тут же отпрянул, потому что увидел не ободранную физиономию мертвеца, а того самого Морти, с выпученными глазами, с нелепо распахнутым ртом.

- Твою мать, - отступил, споткнулся о свои заплетающиеся ноги, бухнулся на задницу, - Черт! Твою мать…

Тут же его кто-то сграбастал, хотя почему кто-то? Обхватил шею, сдавил, хрипатый, словно голос мертвеца, просипел в ухо:

- Будешь орать, убью.

- Понял-понял, - попытался он закивать, но мешал локоть под подбородком, сглотнул, - не буду кричать.

- Хорошо. Ты кто? Где мы?

- Я – всего лишь наемный работник и…

Рука, охватывавшая шею резко и больно сжалась, так что Мэл захрипел, забился, выстукивая каблуками об пол.

- Еще раз, кто ты и где мы?

- Мэл, я Мэл. Патологоанатом. Это исследовательский центр.

- Чей?

- В смысле?

- Государственный? Частный? Военный? Чей?

- Частный.

- Ясно. Как тут что устроено? Пропускная система. Пароли и…

- Да-да, именно так. Каждая лаборатория пароль и отпечаток руки.  И…

- Это морг? Подвальный этаж?

- Конечно.

- Что тут еще есть? Ну?

- Ничего. Это морг. Что тут еще…

- Не ври, - перед глазами его заблестел лезвием скальпель, - у вас еще тут должен быть интересный морг для интересных мертвецов. Инфицированных. Не ошибаюсь? И вообще – много чего должно быть, если я хоть что-то в этом понимаю.

- Да, конечно есть… - снова сглотнул, взгляд его был прикован к  холодному блеску скальпеля, - И остальное тоже есть, но у меня доступ только до нескольких секторов…

- Каких?

- В274, В282, А116, - он торопливо перечислял, Дмитрий запоминал.

- Я тебя понял. Пошли, - рука отпустила, но тут же ухватила его за шиворот, дернула вверх, - пошли. Выход где?

- Там…  - он пошел вперед, а позади шел этот, из под простыни, - Вот.

- Открывай.

- Сейчас? – он с трудом сдержал радость, что рвалась из него. Сейчас они выйдут в коридор, и это будет всё. Он заорет, бросится вперед, солдатик в аквариуме услышит и всё будет хорошо. Всё будет просто великолепно!

- Нет, блин, завтра. Открывай!

Мэл торопливо набрал комбинацию, но в тот момент, когда уже потянулся рукой к панели, чтобы идентифицировать личность, его снова резко обхватили, оттащили обратно и острая сталь скальпеля единым взмахом взрезала его горло.

Он облапил шею руками, но все одно, видел, чувствовал, как кровь толчками бьет в ладони, меж пальцами, льется. Хрипел, хватал воздух ртом, пытаясь что-то сказать, пролепетать – тщетно. Ноги подкосились, упал бы, но его поддержали, сел, уставился вперед, до сих пор не веря, что это всё – это смерть. Тот, кто убил его, сел напротив на корточки, уставился в глаза, и Мэл тоже в свою очередь смотрел на этого страшного человека.

Лицо изодранное, едва ли не до мяса, разорванная нижняя губа, в прорехе видны зубы, а главное – это глаза. Белесые, будто бельма, лишь зрачки чернеют в них. Острые, тонкие, внимательные. Еще чуть-чуть, и он обмяк, завалился назад, умер.

***

Сара делала вид, что спит. Она лежала с закрытыми глазами, в ее кулаке пряталась хищная, острая игла. Да, это всего лишь игла, всего лишь, но… Она надеялась, что для начала этого хватит. А потом... Об этом лучше не думать, потом все будет по обстоятельствам.

Она то и дело задремывала, но тут же вздрагивала, просыпалась, торопливо сжимала раз-другой кулак, чувствовала, что нет, не потеряла иглу, не выронила, и снова лежала, снова ждала.

Вот пикнул магнитный замок, послышались шаги. Жаль, нельзя открыть глаз. Если это женщина – шанс есть, а если мужчина, или того хуже, кто-то из военных – всё бесполезно. Но нельзя открывать глаза, нельзя подавать вида.

«Я сплю, не бойся, я сплю» - повторяла она в мыслях раз за разом. Скрипнула койка, кто-то уселся рядом, послышалась какая-то возня, щелкнули застежки, наверное пластиковый медицинский чемоданчик открыли. Шарится – самое время. Сара открыла глаза – женщина, повезло. Склонилась над открытым оранжевым ящиком аптечки, или как она там у них называется, выискивает что-то.

Сара резко села, ухватила женщину за голову приставила иглу к глазу:

- Тихо! Не ори, - Сара дышала громко, тяжело.

- Хорошо, - тихо, срывающимся голосом сказала женщина.

- Что у тебя там есть? – мысли скакали в голове, что ей может помочь, выпалила, -  Снотворное. Сильное. Есть?

- Да.

- Показывай.

- Игла. Я…

- Нет, так доставай. Да вывали ты из своего ящика всё! Где?

- Вот, - она через плечо показала ей маленькую склянку с прозрачной жидкостью в ней.

- Кетамин, - прочитала на наклейке, - Сильное?

- Да.

- Вкалывай себе.

Женщина подняла из вороха всякого медицинского, что было рассыпано на простыне, шприц, умело и быстро набрала жидкость в шприц, спросила:

- Вы мне ничего не сделаете?

- Нет. Это чтобы ты не…

- Я поняла. Вот. Вам пригодится, - она достала из кармана пластиковую карточку, - это для двери. И для лифта. Лифт слева от входа. Пойдете, увидите. Только я не знаю, как покинуть здание. Как началось, мы не выходим, а внизу – солдаты, наемники. Извините, мне никогда не нравилось то… то, что мы делаем. Тут хорошо платят.

- Я понимаю, - она убрала руку с иглой от ее лица, - простите меня тоже. Я вам не могу полностью доверять.

- Конечно, - голос женщины стал увереннее, спокойней.

- Тот… Тот с кем мы прилетели. Тело, его…

- На нижний минус увезли. Я там никогда не была. Там лаборатории, зверинец, и остальное. Я слышала, говорили, что у него должен быть иммунитет. Поэтому... Только он всё равно мертв. Вам туда лучше не соваться, там… я не знаю, что именно, но всё самое опасное там. И туда только по коду можно и идентификации. Ищите другое.

- Спасибо. Теперь колите.

- Хорошо. Только это ненадолго, кетамин быстро срабатывает и недолго держит. Минут на пятнадцать – не больше, но я дам вам час. Потом мне надо будет вернуться, или за мной сами придут. Я подниму тревогу, если не…

- Я поняла. У меня час. Колите и снимите халат.

- Хорошо.

Встала, сдернула порывисто с себя халат, глянула на голые ноги Сары, стянула мягкие, удобные белые сабо, поставила на пол, после немного приподняла подол водолазки, на прищеп взяла себе кожу на боку, вколола туда иглу шприца, надавила на поршень. Села на кровать, уже закрывая глаза, сказала:

- Удачи.

- Спасибо.

Сара торопливо обулась, накинула на себя халат, взяла карточку с покрывала, часы с руки спящей сняла, застегнулась, и пошла на выход. Замерла у двери, вдохнула выдохнула для решимости, сказала сама себе:

- Сара, ты сможешь, - приложила карточку к панели, пикнул замок, дверь открылась.

***

Подтащил тело к секционному столу, легко забросил его на холодную, стальную поверхность, обернулся, глянул на инструменты, взял пилу, покрутил ее и так и этак, любуясь тем, как играет яркий белый свет на острых гранях.  Развернулся к телу, приложил зубья пилы к правой руке Мэла, и уже изготовился сделать первое движение, чтобы резануть, отпилить руку, как замер на мгновение, выпустил пилу, та бессильно звякнулась об пол, и будто даже в блеске своем потеряла.

- Что я делаю, что делаю… - отступил от мертвеца, замер, только сейчас осознав, что он натворил. Два тела. Один, удавленный, в анализаторе, второй, вот, перед ним, с распахнутым горлом, - Это же не я, я так не могу… не умею…

Если бы он сейчас видел свое отражение, если бы он мог видеть сейчас свои глаза, он бы увидел, как снова обретает цвет радужка его глаз, как снова лицо его из мертвенно бледного расцветает, наливается румянцем живых красок. Он словно оживал, оживал и осознавал то, что успел натворить.

И так же он осознавал, вспоминал то, что было только что – это были не его, чужие воспоминания. Сам он только-только появился в своем теле, а что было до этого? Кто им руководил? Живые воспоминания были только о том, что они с Сарой несутся по пыльной грунтовой дороге. Вокруг пальба, взрывы, оглушающее рычание мотора, и грохот, откуда-то снизу, полет, чувство, как его, не пристегнутого, мотает по салону, сбрасывает с сиденья, а после – удар, и стремительно, в одно мгновение, скакнувшее к нему лобовое стекло. Нет, не стекло к нему, - это он сам вылетел наружу, и всё – чернота. То, что было после – словно виденный фильм, чужое – не его. Как он открыл глаза, увидел склонившегося над ним чуть растрепанного медика с бейджиком «Морти Стивенсон» . Как рванул, как стал душить, действовать. И потом, затаился, ждал. И… как в памяти отпечатался момент ввода пароля на панели, когда Мэл вводил цифры. И всё это было не человечески расчетливо, холодно. Так просто не бывает, будто бы он мог эти воспоминания, как записи, достать из мозга, как видеоролики с облачного хранилища, посмотреть снова в любую секунду, с той же четкостью, с которой увидел тогда. Это всё был не он. Он сам… он, наверное, умер тогда, погиб тогда на трассе, а теперь, что это? Как это? Это… Это оно? Оно – тот вирус, споры, грибок – что бы то ни было, оно взяло над ним управление, раскачало организм, и теперь вот – он есть, он снова есть и живет. Как это всё возможно?

Дмитрий сглотнул, отступил еще на шаг от стола. Нет. Отпилить руку… он попросту не сможет! Не наберет в себе столько сил и решимости для этого, да и поможет ли это? Что замысливал организм в нем, как он собирался все это… Это сделать?

- Что тут? Где я? – он оглядывался, осматривался, будто не находился тут ближайшие полтора-два часа, - Морг? Какой? Тот?

Это те наемники, это те – заказчик. Значит, если он там, где думает, в этом морге, в этом оборудовании, тут, среди всех этих дверей, отсеков, должны быть и те – зараженные мертвецы. А то, что он сейчас видел, то через что он прошел, подсказывало – смерть носителя, еще не значит смерть в полном смысле этого слова. Это нечто, что угнездилось, изменилось в его теле, способно на многое, на большее. И что-то подсказывало, что эти, эти «как-бы» умершие – могут ему еще пригодиться. Сам того не замечая, он снова отторгался от себя, снова лицо его блекло. Будто включилась программа выживания. Он отступал в сторону, его снова захватывало нечто, сидящее в нем.

Он сдернул как куклу со стола труп Мэла, торопливо зашагал, потащил его за собой по полу к ближайшей двери, не к выходу из отсека, а именно к двери, коих тут было великое множество.  Как ни странно, но на двери была только панель для пароля, для отпечатка ладони не было. Отпустил руку мертвеца, набрал код, пикнуло, дверь открылась – какое-то оборудование, склянки всякие – не то. К следующей двери, те же действия, открыл – тут великое множество пластиковых склянок, в которых в мутновато-желтой жидкости плавают различные образцы – опять не то.

Следующая дверь, повтор действий, пикнувший замок, открытая дверь – вот оно. Высокая стена холодильников. Множество квадратных, поблескивающих металлом, дверц на этой стене – там, внутри, на выкатывающихся ложах – мертвецы.

Распахнул дверцу, вытянул тело. Черное, пораженное грибком, с паклями проросшей на нем плесени, кожа уже ввалившаяся, почерневшая, растрескавшаяся. Потянулся к мертвецу, ожила, встрепенулась плесень, поднялась к его руке. Раньше такого никогда не видел, не бывало, но это он только отметил, где-то фоном пролетела эта мысль. Все его, именно его – Димы, мысли были мелкими, незначительными. Дмитрий пропадал, отступал, снова уже белые буркала глаз смотрели с его лица.

Он опустил руку к чуть заметно двигавшейся плесени, она охватила его ладонь, ласково, нежно, мягко. Дотронулся до того, что было там, под ней, под плесенью – к коже, где были споровые мешки, где раньше пульсировала жизнь этого непонятного грибка, выпустившего корни, грибницы на поверхность кожи. Притрагивался и чувствовал жизнь в этом угнездившемся в теле организме. Чувствовал, как оно отзывается на прикосновение, снова пошла легкая пульсация на тонких венках-жилах грибниц, и он словно бы слился с этим существом  через касание, смог с ним не то, что общаться, а ощущать его, быть с ним, быть им, отдавать приказы, а вернее даже задавать программу действий.

Мертвец на лежанке, вздрогнул, руки его, до того вытянутые вдоль тела, потянулись к груди, скрючились ослабшие пальцы, он снова жил. Не за счет себя, не за счет человека, а за счет заразы. Эти поганцы, эти грибницы как-то уж очень хорошо, быстро усваивали опыт друг-друга, как дугезия японская – черви, что при поедании друг друга не только передавали питательные вещества, но еще и память. Только тут – не надо было поедать, достаточно было прикосновения, отдачи каких-то микроскопических частиц, от кожи, от… от грибницы, что была и в нем в самом, только он ее не видел, не чувствовал. Ранее не чувствовал, а сейчас – шла в нем пульсация, новая, как биение сердца, или как боль от нарыва. И это было по всему его телу, а может даже уже и не его. Он больше был похож на зрителя, чем на хозяина.

Открыл следующую дверцу, выкатил тело. Это не столь высохшее, не столь обросшее – девушка, молодая, лет этак двадцать пять от силы ей было. Но вот так все сложилось, так жизнь закончилась. Снова руку на плесень, найти жгуты грибницы, снова приказать, ощутить, почувствовать отклик.

Следующая дверь… следующая…

***

Сара торопливо шла по коридорам первого этажа, поглядывала на часы, что она взяла у медсестры. Уже скоро поднимется тревога, начнется переполох, но не видела она пути, не могла найти куда бежать. Окна, забранные решетками как из нутрии так и снаружи, охрана при выходах, да и не идет к этим выходам никто, разве что такие же, как и охранники - ребята при оружии, да в форме цвета хаки. Похоже наружу выбирались только военизированные команды, а все остальные – жили и работали тут, внутри.

Коридоры, люди, коридоры… Она уже устала от всего этого мельтешения, да еще и не проходящая головная боль. Снова стало мутить, тошнить, хорошо, что в ее желудке было пусто, всё что можно было выблевать – уже осталось там, наверху, в ее палате без окон, с голыми стенами, где сейчас придет в себя медсестра, нет – она уже давно пришла в себя, только ждет, и с минуты на минуту – выйдет. И тогда…

Снова лифт, она замерла около него на мгновение, скользнула в голове мысль. Там, внизу, где-то, Дима. Говорят, что он мертв, но она в это не хотела верить, да что там – просто не верила. Не думалось, что он, тот, кто прошел через такую череду испытаний, мог так просто взять и погибнуть. Нет – не верила, просто не верила.

Шагнула к лифту, мимо нее прошел какой-то белохалатник, нажал на кнопку, тут же створка грузового лифта распахнулась. Он глянул на нее вопросительно, сказал:

- Заходите?

- Да-да, - торопливо вошла.

- Вам куда?

- Мне… - начала она говорить, когда они услышали:

- Подождите-подождите, - к ним торопился военный, его лицо было Саре вроде бы чуть-чуть знакомо, может быть… может быть тогда, когда ее везли, она могла, он мог быть одним из…

Военный заскочил в лифт, сказал:

- Минус третий, пожалуйста, - усмехнулся, - Сейчас в арсенал, а после снова на выход.

- Хорошо, - белохалатник нажал на кнопку, снова глянул на Сару, - А вам?

- Минус, - скоро глянула на панель, - пятый.

- Глубоко вам, - нажал, а Сара всё боялась, что вдруг и там, за две кнопки до самой нижней, тоже потребуется код, пароль,  идентификация. Нет, ничего страшного не случилось. Створка лифта закрылась и они заскользили вниз.

Военный мельком взглянул на нее, отвернулся, и тут же, через секунду, снова уставился на Сару. Пристально уставился.

- У вас ссадина на лбу. Вы где так?

- Не заметила, об дверь и… - сглотнула, чуть испуганно взглянула в его сторону.

- А вы в каком отделе работаете?

- Я фельдшер, и… - не знала что сказать.

- На меня посмотрите. Посмотрите, я сказал! – он хватанул ее за руку, белохалатник рядом испуганно отпрянул к стене лифта, - Это же ты. Из Китая тебя везли.

-Я… я… Эшли, я медсестра и…

- Я тебя запомнил, - уже белохалатнику, - на минус четвертый, пожалуйста, нажмите.

- Штаб?

- Штаб, - он держал ее за руку крепко, не отпускал. Больно было.

Мигнул свет, стал красным, раздался записанный голос:

- Внештатная ситуация. Внештатная ситуация. Просьба всем находиться на своих местах. Удерживать позиции. Одеть средства СИЗ. Внештатная ситуация. Внештатная ситуация.

***

Дмитрий, или то что раньше им было, вышел последним. В коридоре уже громыхали, стреляли пулеметы, плевались раскаленным свинцом по бредущим, бегущим к ним телам. Только теперь это были уже другие, не обычные инфицированные мертвецы. Это было новое, страшное, то, что невозможно было уничтожить не спалив это дотла. Пока оставалась в этих телах, сохранялась сеть грибницы, тонких этих жгутиков, ниточек, корешков – всё было бесполезно.

Дима же тащил тело Мэла в другую сторону, туда, где были отсеки, на которые распространялся его доступ. Глянул на ворота, вот – сюда есть доступ.

Оттарабанил на клавиатуре код, приложил руку мертвеца, ворота стали подниматься, рядом, по бетону, высеча искру, с противным звуком, свечкой ушел к потолку рикошет.

«Быстрее-быстрее!» - кричало сознание Дмитрия, таящееся в теле, но сам он – был спокойным. Стоял, ждал, словно робот, и было даже чувство, что пройди навылет через него крупнокалиберная пуля, разорви в мясо его внутренности – тело не умрет, будет жить, будет действовать. Щель под воротами стала достаточно большой, упал, вполз, затащил за собой Мела. Уже изнутри бахнул по большой красной кнопке, воротина пошла вниз.

Было холодно, тело рефлектроно нахохлилось, поежилось, развернулся, изуродованное лицо ощерилось злой улыбкой.

Это был уже конкретный, стопроцентный морг. Длинные, уходящие вдаль проходы, широченные шкафы, или как их обозвать, словно стены убегающие вдаль. И все это были тела, там, внутри, за великим множеством створок, там были мертвецы. Много. Очень много.

На шкафах шли какие-то обозначения, в дополнение к буквам и цифрам была еще и цветовая индикация. Там – слева, превалировал зеленый цвет, справа – все больше и больше квадраты наклеек под цифрами и буквами, становились краснее, багровей.

- Ясно.

Торопливо вправо, открыл, выкатил. Да, это уже не просто инфицированные, это уже конкретно изменившиеся. Сплошь проросшее тело, покрытое богатой сетью черных нитей, от тканей толком ничего не осталось – будто скелет, облепленный черной плотью, закутанный в черное же размочаленное полотнище плесени.

Руку на тело. Отзыв.

К следующему ряду. Выкатить, руку на тело – отзыв. Все было механично, сознание размазалось в череде страшных действий. Оно, темное в нем, создавало свою армию.

Показать полностью
19

Подснежники в студгородке

Юная провинциалка Зоя очень любит подснежники и верит в чудеса.

Волею судьбы она попадает в незнакомый город и начинает новую жизнь.

Впереди светлое будущее, грандиозные планы и сказочные мечты.

В апреле високосного года она отправляется за своими любимыми цветами со страшным незнакомцем…

Обратной дороги нет.

Апрель.

На страницах небезызвестного журнала «Учета жизней», была закрыта очередная глава.

Чья - то рука перелистнула страницы отчета, и уже начинала печатать новую судьбу…

В апреле одного високосного года, произошла следующая история.

Зоя с детства любила подснежники. Другие цветы ей, конечно, тоже нравились, но, подснежники были самые любимые цветы. В них было что – то волшебное и невинное. Зоя верила в сказки и знала, что - мечты должны сбываться. Поэтому, не переставала верить в чудеса…

Зоя ждала каждую весну, но эту особенно. Она строила планы...

В этом году она заканчивала школу, и хотела сбежать из родной деревни, в город.

В поселке, Зойка слыла настоящей «пацанкой», и своей «в доску» для всех мальчишек. Подруг среди девчат у нее не было, да и не зачем. По крайней мере, так ей казалось.

Вместе с ребятами, она бесстрашно лазила по деревьям, метко стреляла из рогатки, играла в футбол, дралась, воровала с соседских огородов яблоки и носила короткую стрижку.

Ее не интересовали куклы, сплетни и прочие сюсюканья.

В классе девочки дразнили ее – «зомби», а мальчики называли «братуха».

Все изменилось весной.

Зоя, под предлогом, что надо готовиться к выпускным экзаменам, избегала даже редкие школьные вечера.

После школы, она бежала сразу домой и запиралась у себя в комнате.

Никто не знал, чем она там занимается, даже родители. У Зои теперь был «свой план и тайна».

Шок случился на выпускном вечере.

На последний звонок Зойка пришла в шикарном платье, лимонного цвета, на высоченных каблуках и эффектным макияжем. Все обратили внимание, что «неожиданно» отросла ее короткая стрижка и, оказывается у Зои красивые каштановые волосы.

Мальчики были сконфужены и приятно удивлены этому преобразованию. Девочки тихо шушукались и косо обсматривали «прекрасную метаморфозу».

Шокотерапия произвела фурор на всю школу и оставила в недоумении всех учителей.

В общем, план Зои Васильевны Малышевой сработал на все сто процентов.

Остался маленький «нюанс».

Под конец выпускного бала, Зоя эффектно и неожиданно исчезла, не дав ни единого шанса юным кавалерам проводить ее домой и «попытать счастья», хотя бы на поцелуй.

Под покровом ночи, Зоя «испарилась» из маленького поселка, словно Золушка... навсегда.

Как водиться, ребята пострадали первое время, повспоминали, некоторые покусали прыщавые локти и …подзабыли.

Наступила обычная бытовая рутина после школы, под названием - взрослая жизнь.

Одни поступили в ВУЗы, кто- то пошел в армию, некоторые начали трудовой путь в родном совхозе.

Девочки, еще долго «перемывали косточки» Зое, сплетничали и, придумали множество небылиц относительно ее побега. А потом, тоже оставили в покое «таинственную Зою».

В тот выпускной вечер, а точнее ночью, Зоя незаметно ушла с выпускного бала. Переоделась, прыгнула в такси и, упорхнула в город.

Утром, родители увидели на ее столе записку:

«Мама и папа! Я решила поступить на врача. Не переживайте. Простите, что не предупредила. Как устроюсь - напишу. Целую. Зоя».

Отец, с утра опохмелившись, подумал, что это очередная шутка и закидон дочери. Мать, даже всплакнула, но, до конца тоже не поверила записке.

Но время шло, а Зоя не объявлялась.

С матерью Зоя никогда не была близка и никогда не делилась секретами.

Отец, был в постоянном запое или на работе, потому, в силу этих обстоятельств, просто не замечал дочь и не лез в ее жизнь. Так и жили. Каждый сам по себе.

Зоя уже с детства знала, что после школы, ее никто не отпустит из родного села. И она решила сбежать. Дата была назначена сама собой - выпускной. Вещи были собраны заранее. Документы и деньги, были спрятаны в укромном месте – на чердаке.

Накануне Зоя договорилась с местным таксистом - Пашей, что тот заберет ее ровно в три ночи, от школы, а потом отвезет на вокзал.

Она считала минуты на выпускном вечере, и все время смотрела на часы. А время само приближало ее к крутому повороту Судьбы…

Поезд «Иваново - Москва» доставил смелую выпускницу в нашу столицу, ровно в шесть утра.

Житейского опыта у нее, естественно, было маловато, и, Зоя очутилась не в приемной комиссии медицинского ВУЗа, а в приемном покое за драку на вокзале с настойчивыми «басмачами».

(«Басмачами», Зоя называла всех, у кого черные волосы и плохо говорит на русском языке).

Но, на этот раз ей крупно повезло. Синяк украшал ее красивое лицо. На память от дружелюбной столицы ей досталось -выбитый зуб, да разорванное лимонное платье. Взамен она оставила расцарапанное лицо таксисту и добавила ему статью за «хулиганство», с возможной депортацией на историческую родину, в район Чуйской долины.

Южный темперамент «гостей» столицы, редко вписывается в нормальные устои и порядки средней полосы России. Да и негоже «со своим уставом» лезть в наши монастыри.

Ну, так вот.

Зойка быстро «зализала» раны в общежитии института и, решительно провалила экзамены.

Для наивных провинциалов очень трудно с первой попытки зацепиться в большом мегаполисе, где кругом сплошные «доброжелатели». Никто не ждет с распростертыми объятиями таких «принцесс» и Золушек. В столице таких Зоек «вагон и маленькая тележка». Мальчикам немного проще, но речь сейчас не о них.

Терять было нечего (хотя, всегда есть что терять). Возвращаться обратно не входило в Зойкины планы, да и не хотелось. Зоя спустилась в метро и заплакала. Она полдня кружилась по кольцевой ветке, а потом вышла на «Киевской».

На Киевском вокзале она прыгнула в первую электричку «Москва - Калуга» и задремала под стук колес. Ей приснился сон про подснежники и черного великана.

Билета у нее не было. Поэтому, на самом интересном месте ее разбудили.

На станции Балабаново, контролеры вежливо попросили оплатить проезд или покинуть вагон на ближайшей станции.

Ближайшая станция была – «Обнинское». Там и вышла Зоя в новую жизнь.

Судьба сама сменила направление молодой провинциалки на юго - западное.

Она еще не знала, что у судьбы бывают свои станции.

Бывают промежуточные станции, а бывают конечные остановки.

Никто не знает свою «станцию». Никто, кроме НИХ…

Судьба несется сама навстречу, по своей траектории и делает нужные повороты. Цель и время – строго по сценарию. Никаких отклонений и задержек.

«Папки со сценариями» жизни хранятся в надежном месте. Любопытных, заглянуть хоть одним глазком в свою «книгу учета», щелкают по длинному носу. А иногда, даже бьют очень больно, вплоть до разрыва контракта с Судьбой, «по форс-мажорным обстоятельствам» … Ну, для этого надо очень постараться…

Итак.

Город встретил Зою бутафорским комфортом.

В маленьком городке, со странным названием – Обнинск, было все очень уютно и театрально. Маленький городок славился первой в мире атомной станцией и гордился званием «наукоград».

«Научная оболочка» города и близость к столице — всегда подкупало и манило наивных ребят, вроде Зои.

В городе было тихо и спокойно, как болото в лесу.

Но этот «особенный городок», был не так прост, как казалось на первый взгляд. Туда легко попасть, почти невозможно вырваться и очень легко потеряться навсегда.

Без проблем, подав документы в Медицинское училище, Зоя нашла работу продавцом. «Почти за даром» сняла комнату в общежитии и начала вить гнездышко.

Появились новые друзья и знакомые. Работа давала уверенность в завтрашнем дне. Все шло легко и гладко, как по маслу.

Казалось, что фортуна начала понемногу улыбаться Зое.

Время несло Зою навстречу Судьбе, не оставляя шанса на перемены.

Лето пролетело незаметно и быстро. И тут началось…

Оборотная сторона города (хотел сказать Полуночи), начало раскрываться другими красками.

Неожиданно, как грибы, везде выросли «басмачи». Вечерами они бродили по тихим улочкам наукограда, резали слух своим непонятным языком и пугали местных жителей количеством детских колясок.

Зоя не обращала на них внимание. Днем она работала, а по выходным проводила время в местных дискотеках и барах. После унылой деревенской жизни она без особого труда заводила легкомысленные знакомства и радовалась свободе.

В октябре она написала короткое письмо матери без обратного адреса.

«Все хорошо. Учусь. Работаю. Скоро буду».

Звонить специально не стала, чтобы не было лишних вопросов.

Последние слова, что «скоро буду» - были ложью и провокацией. Нет, Зоя, конечно, собиралась навестить родителей, как будет возможность. Но, кто ж ей позволит? У Судьбы свои правила.

Никто не собирался ее отпускать из города. Такого пункта в сценарии не было.

Детство, среди мальчишек, сказалось на ее отношениях с мужской половиной человечества. Рыцарей, среди них, практически не находилось. Хотя, она ждала и верила в своего принца на белом коне, как и все юные дамы. Ей не хотелось утром просыпаться одной.

Мужчинам, наоборот, всегда нравились «свои девчата».

С Зоей было легко и весело. Она задорно смеялась, поддерживала любые темы, слушала рок и была, на редкость, безотказна.

Нет. Она не была шлюхой. В ней было что- то особенное – манящее, дурманящее, загадочное и невинное. Походка, запах, молодость, «изюминка». Зоя была, как говорят, «легка на подъем».

Про таких пел шансонье А. Новиков:

Как была бы улица скучна,
Да и вечер был из грусти соткан,
Если б не ходила здесь она,
И ночной квартал за ней – глазами окон.
А еще – ночные тормоза,
Руки нараспах, как весла в лодках.
Кто сказал, он правду ей сказал:
Уличная красотка…

Будущая медсестра быстро, в силу своих лет, освоила все секреты «Камасутры», и довольно успешно их стала применять на практике. Все были довольны и счастливы. Особенно мужчины. Никаких обязательств. Никаких продолжений и ночных слез. Только цветы и вздохи, взамен «обещания перезвонить».

Зоя считала, что «так надо и это правильно». Она не напрягала мужчин навязчивостью и ночными звонками. Ей самой нравилась такая свобода.

Наивная девочка стремительно летела навстречу Судьбе, строго по сценарию, написанному невидимым Дирижёром.

Почему на Небе выбрали именно ее? Может быть за любовь к подснежникам? А может, сказались «сюрпризы» високосного года?

Сейчас уже неважно. Зоя просто ждала очередную весну и мечтала о подснежниках.

Незаметно пролетели новогодние праздники. Остались позади веселые компании, мимолетные друзья и ненастоящие подруги. Дешевые подарки от поклонников пылились в общежитии, среди ее учебников по медицине и анатомии. Круговорот приключений приближал ее к встрече всей ее жизни.

Зоя очень ждала весну и верила в чудеса Високосного года.

Когда она узнала, что в «студгородке» появились первые подснежники, она твердо решила найти их. Ей очень хотелось загадать желание, держа в руках первые весенние цветы.

И вот пришел Апрель.

Говорят, что в високосный год, подснежники распускаются раньше обычного.

В начале апреля, Зоя решила навестить своих подруг по магазину. Они жили за городом, в общежитии, со странным названием - ИАТЭ. Там располагался знаменитый «студгородок». По выходным, в актовом зале, проводились тематические вечера, в простонародье названные – дискотеки. Там собиралась молодежь со всего города.

Зое очень хотелось танцевать и нарвать подснежников.

Зоя посмотрела на себя в зеркало. «Хороша!», - улыбнулась своему отражению, попудрила носик и, шагнула в ночь.

В те времена еще не было служб такси.

На улице, она махнула рукой первой машине.

Водитель такси был немногословен и слушал странную музыку, без слов. От него пахло холодом и воском.

«Какой противный человек, - подумала Зоя. На руке у водителя было черное кольцо. – Неужели он еще и женат. Фу, кто ж за такого вышел замуж?»

- Не твое дело. И жена есть, но очень далеко, - словно читая ее мысли, ответил водитель.

Зоя испугалась и промолчала. Она вспомнила черного великана из сна в электричке.

«Вот козел. Приснится же такой – не отмахнешься. Не завидую я его жене».

Таксист злобно посмотрел на Зою, словно опять прочитал ее мысли, и злобно ухмыльнулся.

- Я часто прихожу во сне. Куда едем?

- В студгородок.

Зоя вжалась в сиденье и попыталась больше ни о чем не думать, кроме подснежников. Ее пронзил холодный пот.

Не доезжая общежития, Зоя попросила таксиста, остановить.

- Вы не знаете, подснежники уже цветут? Мне сказали, что их уже видели в этом лесу.

Таксист, посмотрел на наивную девочку.

- Конечно цветут. Я сам вчера собирал, - таксист выдавил корявую улыбку.

- Правда? Я их просто обожаю. Это мои любимые цветы.

- Я знаю. Хочешь, я покажу тебе, где их много?

- Хочу. А мы их найдем? Уже темно.

- Они совсем рядом. Вон, видишь? - таксист показал рукой на тропинку, ведущую в лес. – Метров в десяти.

Зоя ничего не увидела. Но, желание нарвать свои любимые цветы, подгоняло ее в лес.

Таксист заглушил мотор и вышел вместе с ней.

Зоя никогда не боялась мужчин и была всегда уверена в себе. Она с детства привыкла доверять мальчишкам. Те платили ей взаимностью и, не допускали любые вероломства. Все должно быть по любви и согласию. Точно «по сценарию».

Но, в эти високосные года, все идет не по плану. Сбиваются ритмы жизни, добавляется время, укорачиваются судьбы…

Подснежники ждали Зою. Они тоже любили ее. Каждый цветок хотел подарить часть своего весеннего тепла этой красивой и веселой девочке.

Зоя зашла слишком далеко в лес. Таксист судорожно светил фонариком и приговаривал:

- Где-то тут, сейчас найдем. Подожди. Они ж вчера были на этом месте.

Но цветов не было.

Он тяжело дышал и двигался прямо на нее. Зоя почуяла неладное и сказала:

- Ладно. Пошли обратно. Я завтра сама еще раз поищу.

- Завтра будет поздно…

Зоя замедлила шаг и повернулась к таксисту. В свете Луны, на нее смотрели желтые глаза горбатого чудовища…

Утром, на поляне распустились первые подснежники. Они пробились сквозь снег навстречу Солнцу. Но, в одном месте, подснежники приобрели розовый оттенок. Маленькая лужа крови, стала поляной для красных цветов…

Зою узнали только по паспорту, случайно выпавшему из пальто.

Установили личность. Сообщили родителям. Завели уголовное дело.

Когда Зою провожали в последний путь, все пришли с букетами подснежников. Зоя лежала в маленьком гробу, как живая, в своем лимонном платье и улыбалась.

Прошли годы. Пролетел не один високосный год. В студгородке, где нашли тело Зои, случилось чудо.

Каждый високосный год, в апреле, можно услышать, как плачет в лесу девочка. А утром появляются розовые подснежники.

Основано на реальных событиях.

(Отрывок из книги "Сюрпризы високосного года. Охотники за оболочками")

Ещё больше приключений тут https://t.me/proshara888

Показать полностью 4
207

Стукин: ефрейтор, вдова и нечисть за порогом

Стукин: ефрейтор, вдова и нечисть за порогом

Смеркалось, по просёлочной дороге из леса двигался одинокий солдат в шинели, потёртой пилотке, с вещевым мешком и автоматом за спиной. Когда впереди на пригорке показалось несколько близко лепящихся друг к другу домиков-мазанок, незнакомец двинулся к тому в котором еле-еле горел свет.

Тук! Тук! - постучал солдат, но дверь ворот открывать ему никто не собирался.

Тук! Тук! Тук!

- Хозяева, пустите переночевать, а то задубел я совсем.

Наконец в окне появилась женщина в чёрном платке с огарком свечи в руках.

- А ты откуда солдатик? - спросила она нахмурившись приоткрыв окошко.

- Русские? - расплылся в улыбке солдат услышав слова на родном языке.

- Я да. Отец мой из Малороссии.

- Наши это хорошо. Вот из госпиталя иду и заблудился малость.

Женщина тоже было попыталась улыбнуться, но будто вспомнив, что-то передумала и ещё сильнее сдвинула брови. Под носом её пролегла жёсткая складка.

- К нам нельзя. Опасно это. Очень опасно...

- Почему? Вроде немцев отсюда выбили... - опустил на землю мешок солдат поправляя ППШ на плече.

- Да кабы немцы...тут напасть похуже....

- Похуже немцев?! - удивился парень, сдвинув пилотку на лоб и почесав затылок. - Ну-ну мне даже интересно стало.

- Ничего интересного. Да и не поверишь мне ты, - всплеснула руками женщина за спиной которой мелькнуло лицо короткостриженой бледной девушки с синяками под глазами.

- А ты расскажи, мать. Может чем и помогу.

Женщина явно не хотела пускать незнакомца, но вцепившаяся в плечо матери дочь что-то зашептала ей на ухо. Та в ответ пыталась возразить, гладя девушку по ёршику волос на голове.

Когда дверь открылось парень увидел внутри чисто выметенный пол, лавку с накинутым на неё лоскутным одеялом и подушкой, печку с чугунком и самодельный стол у окна, на котором стояла тарелка с двумя пожухлыми яблоками.

- Извини, сынок, покормить тебя нечем, - всплеснув вяло руками сказала женщина, присев на лавку и одёрнув рукава серой шерстяной кофты с заплаткой на локте. Дочь уселась прямо у неё в ногах.

- Это ничего. За крышу над головой я рассчитаюсь. Блеснув серо-зелёными глазами, парень вынул из вещмешка две консервы, пол булки хлеба и нож. - Кушайте и рассказывайте...

* * *

- Всё началось, когда немцы разломали старый склеп деда нашего графа. Имение-то их ещё в 1939 году разбомбило. Был пожар, внучок сел в автомобиль и укатил куда-то... но кладбище осталось нетронутым.

Солдат обратил внимание, что девушка уплетавшая тушёнку за обе щёки передёрнула плечами будто от холода.

- Вот после этого и началось. Сначала скот кто-то принялся резать, потом начали исчезать люди. Раз, два в месяц. Мельник наш – Гельмут, видел, что-то в темноте за околицей и позвал священника...

- И что поп помог?

- Ничего. Его больше не видели. Но крест кто-то прямо на порог Гельмуту подбросил.

Женщина вздохнула и поцеловала дочь в макушку.

- Когда бесследно исчезло половина деревни за речкой, люди побежали. Кто куда.

- А вы?

- А наши хутора не трогали пока. ДА и некуда нам было бежать. К тому же супруг мой мост сжёг. Говорил, что на всякий случай.

- Помогло?

- Нет, - лицо рассказчицы побледнело. - Две недели спустя и наши исчезать стали. Марк домой с поля не вернулся. Мы его с дочерью так и не нашли. Соседи наши пропали за ночь. А неделю назад, он начал в полночь приходить и стучаться в ворота.

- Кто?

- Да не знаю я сынок. Мерзость какая-то. Я только лапу его бледную с когтями видела. И вроде крылья у него... Высоченный…

- Крылья?

- Ага. Как у летучей мыши.

- Ничего себе, - солдат постучал ножом в ножнах по подошве сапога.

- И ведь голоса меняет, - почему-то шёпотом произнесла женщина. - То супругом попросится внутрь ограды, то сестрой моей... а она ещё двадцать пять лет назад утонула в речке. Да и не здесь. Я не открываю, не думай.

Дочь снова вздрогнула и зарылась лицом в складки материнской юбки.

- Это он её напугал?

- Нееет, сынок. Это немцы в прошлом годе её снасильничали. Сейчас то ещё ничего, а раньше Инга даже меня к себе не подпускала.

Плотно сжав губы, парень резко поднялся с лавки. Лицо его пылало от гнева, впрочем, он быстро взял себя в руки.

- Когда говоришь мать он приходит?

- В полночь, - подбородок женщины мелко затрясся.

- Ну что ж, пообщаемся. Посмотрим каков он. Думаю, не страшнее Гитлера-то?

Хозяйка уставилась на смеющегося парня.

- А оружие-то у тебя есть?

- Солдат не солдат если без оружия, мать.

Взглянув на наручные часы, гость сунул нож за голенище сапога, снял шинель, забросил за спину автомат, а за пояс затолкал чудной пистолет с красными щёчками.

- Часик остался. Кипяточка не нальёшь хозяйка? У меня и сахарок есть.

* * *

На этот раз он попросился в ограду голосом Толика Хлебникова. Они с ним вместе в учебке учились, под одной шинелью два года проспали…

- Пусти! Нууу пусти уже! Я замёрз! Чего тебе трудно что ли? – раздавалось снаружи.

Шмыгнув носом солдат надвинул пилотку на глаза и сбросил наваждение, которому на секунду другую чуть не поддался. Похоже, чертовски похоже изображает.

Нет, это не Толик. Погиб товарищ при переправе через Днепр. Мина точнёхонько в серёдку его плота угодила. Он видел это собственными глазами. После боя даже тело его искал (похоронить нормально хотел) среди тех, что всплыли на поверхность, но тщетно. Разорвало Хлебникова на части, не иначе.

Щёлкнув ключом в ржавом замке на цепи, солдат произнёс:

- Так в гости тебя чудо-юдо не зову, ибо не хозяин, но поговорить к тебе выйду... Уж не обессудь.

Лязгнув затвором автомата, парень сделал шаг за распахнувшиеся ворота.

* * *

Сначала кто-то рычал, потом стреляли из автомата, пистолета. Низкий рык перешёл в визг, а в конце гулко хлопнул хлопок взрыва. Мать и дочь обнявшись сидели на печке дрожа всем телом. Солдатика было жалко. До слёз.

- Мать открывай! Я это, я! В окно выгляни! – раздалось снаружи.

Хозяйка метнулась сверху на пол, чуть не переломав ноги. Дочка, не отпуская материнскую руку последовала следом.

Счищая землю с сапёрной лопатки под ноги, парень остановился у порога. Женщины уставились на него с расширенными от изумления глазами.

- Ж-живой? - расплакалась хозяйка, протягивая руки к советскому солдату.

- Живой. Дело-то плёвое было.

- П-плёвое?

- - Ну да. Я Днепр форсировал. Кстати, крылья я ему оторвал. Сердце в могиле осиновым колом пронзил. Говорят, помогает. Я вообще-то городской, но слышал… Ну а голову... а от головы после взрыва гранаты одни ошмётки остались. Мёртв, он мёртв. Хотя конечно штука занимательная. Он мне дуло у «люгера» откусил.

От счастья, от пережитых волнений хозяйка ахнув опустилась на землю прямо у стены дома. Солдат уселся рядом, скрутил папироску и так они просидели до самого рассвета наблюдая как Инга с серым котёнком на руках танцевала посреди двора кланяясь невидимой публике.

Когда солнечные лучи проникли во двор и заиграли на капельках воды сочившихся из умывальника на стене, гость поднялся на ноги и отряхнулся.

- Пора мне. Мать, я вам там консервы оставил, сахар, чай, хлеба чуток. На первое время...

Хозяйка, заглянув в дом и увидев продукты на столе прижала руки к лицу, и слёзы снова заструились по щекам ручьём.

- Спасибо тебе сынок. Как хоть звать-то тебя?

Накинув на плечи шинель парень, направляясь к воротам блеснул белыми зубами:

- Да Стукин я, Федя, мать. Ефрейтор Стукин.

Показать полностью 1
99

И все-таки она существует!

И все-таки она существует!

Историю рассказала мне моя мама. В те времена, когда она училась в школе, каждое лето мама проводила в небольшой деревне под названием Малый Мелик (ударение на "и") Саратовской области Балашовского района у своей бабушки по отцу. История, изложенная ниже, произошла в 1972 году, когда маме было двенадцать лет. Далее –  от ее лица. Для удобства. 

Малый Мелик – деревенька небольшая, стоящая на берегу реки. Сейчас в ней всего восемь улиц, и, мне кажется, тогда было уж точно не больше.

Рядом с деревней стоял старый хозяйственный амбар, а возле этого амбара навалены большие бревна. Так и называлось это знаменательное место – бревнышки.

На этих бревнышках традиционно собиралась по ночам молодежь. Сидели там, яблоки ворованные ели вместе с червячками, в темноте-то все равно не видно, рассказывали всякие истории, на гитаре играли, как же без этого, пели под нее же. Очень культурно сидели, ни алкоголя, ни даже мата никогда не проскальзывало. Летом, в июле-августе, в Малом Мелике небо очень чистое и звезды крупные-крупные! Нигде таких больше не видела.

И вот, однажды сидим мы на бревнышках, я поднимаю глаза и вдруг вижу… летит Баба–Яга в ступе. Самая обычная, традиционная, косматая, как бывают в сказках Бабы-Ёги. Летит невысоко, метров десять всего, метлой пригребает. Летит абсолютно бесшумно, ее явно и четко видно, цветная, но полупрозрачная, я через нее видела звезды. Я так и зависла, глядя на нее. Смотрела, смотрела. Она над нами пролетела, на бревнышках потише стала. Ну, думаю, все, глючит меня. А вокруг все молчат. Помолчали немного. Но в скором времени разговор мало-помалу возобновился. И ни слова про наваждение…

Потом, дня через два где-то, болтали мы с девчонками днем. Одна рассказала, что в последнее время чувствует себя нехорошо, кажется ей даже всякое… Все заметно оживились.

– Что кажется-то? – не выдержала я.
– Да вот, когда мы сидели пару дней назад, я смотрю в небо, а там Баба-Яга летит…

Вот здесь все и встрепенулись. Оказалось, что ее видели все практически. Не увидел ее только тот, кто в этот момент в небо не смотрел. То есть не глюк это был, а что-то реальное.

Вообще Малый Мелик – место очень необычное. В округе деревни есть очень много таинственных мест.

Малый Мелик носил гордое звание колхоза, а невдалеке, километрах в трех от него, располагался совхоз. До совхоза путь пролегал по неширокой тропинке вдоль местной реки. Река эта была узкая, заросшая травой с очень илистым дном. По берегам этой реки в одном месте располагались лавы – это небольшие мостки в реку, прямоугольные, по размеру как пара столешниц обычного письменного стола. Обычно с таких бабы белье полоскали. Место, в которых они располагались, называлось Белая. Просто Белая, а кто уж белая - неизвестно. И место это пользовалось дурной славой. Никогда в этом месте никто не отдыхал, не купался и белье не полоскал. Зачем там были эти лавы, тоже никто не знал. Говорили, что там живет русалка. Видели ее много раз, но не все этому верили: то свидетель был пьян, то еще что-нибудь… Но были и очевидцы, заслуживающие внимание. К примеру, как-то раз столкнулись с этой русалкой муж с женой, проезжавшие мимо Белой на лошади. Замечу: совершенно трезвые. Видение стояло между дорогой и рекой в белой струящейся одежде молча, не шевелясь. Супруги пришпорили коня и, перекрестившись, проехали мимо…

Еще был случай. Опять же, в том же месте, уже потемну, ехал мужик на велосипеде из совхоза. И вдруг увидел на дороге девушку. Мужчина решил, что незнакомке нужна помощь, иначе зачем стоять посреди дороги? Остановился он, пригляделся и понял, что что-то в ней не то: была девушка слишком бледной с большими печальными глазами. Он спрашивает ее, мол, может, помочь, чем он может, а она рот открывает, как будто говорит что-то, а не слышно ни звука. Тут не выдержали нервы у мужика: от страха кинул он велосипед прямо на дороге и бегом побежал в деревню. До утра не соглашался он идти за своим транспортом и только засветло вернулся на место происшествия и забрал многострадальный велосипед.

Ради справедливости стоит заметить, что русалка никому не вредила никогда, никого не топила, только являлась много раз местным жителям.

Показать полностью
202

Чёртова Долина 2/2

Чёртова Долина. 1/2

В самом начале дневника дедушка описывал быт. Каждый день он записывал в тетрадь, рассказывая, что делал, и какие мысли к нему приходили. Дед часто думал о войне. Но не потому, что боялся её. А потому, что безумно скучал по ней. По стрельбе, по засадам. По зачисткам аулов. По минированию полей. И только бабушка удерживала его здесь в деревне от поездок в горячие точки. Бабушку он любил даже спустя многие годы совместной жизни...

И вот наступил день, когда она ушла по ягоды в лес. В тот день дед не находил себе места. Он не смог уснуть ночью, поэтому устроил все необходимые сборы и приготовления, а на утро выдвинулся в лес вместе с псом Чинком, которого он натаскал на поиск по запаху. Они нашли след и долгое время двигались по нему. Поначалу след шёл к поляне с ягодами, но затем почему-то отклонился чуть в сторону. Потом след стал спутанный. Так она петляла, осознав, что заблудилась. Постепенно она углубилась в сторону Долины.

Здесь же дед обнаружил брошенную корзину. А на кустарнике, через который она продиралась – небольшую ткань, зацепившуюся за сучок. Всё было похоже на то, что она от кого-то убегала.

Дед в лес никогда не ходил без своего ружья, поэтому зверя не испугался. Находка насторожила. Они двинулись дальше, скоро проникли в долину.

Дед кричал, звал её. Пришлось делать привал на ночлег. Отдохнув, он двинулся дальше.

В долине он начал подмечать странные вещи. Тогда он услышал клокот. Что-то шагало за ним так же, как нечто шагало за мной от склона до деревни…

На второй день они потеряли след. А потом Чинк свирепо загавкал и бросился кого-то преследовать. Обратно пёс вернулся с небольшой раной. В Долине действительно творилось нечто необъяснимое. И так как бабушка куда-то исчезла, вероятно, погибла, дед был намерен найти и уничтожить причастных к этому тварей. Успокоился бы он только когда разорвал брюхо зверю и увидел останки своей возлюбленной. Снова вскипела кровь.

Дед начал готовить ловушки.

Ночью Чинк снова загавкал. Но на этот раз трусливо, не желая бросаться в атаку. Дед вскинул ружьё и двинулся навстречу странному клокоту.

Ночь выдалась необычно тяжёлой. К такому не был готов даже ветеран боевых действий. Дед подстрелил неведомую доселе тварь. А потом наткнулся в лесу на загадочное мерцание, последовав к которому… Страницы здесь были будто нарочно замазаны чернилами. Некоторых листов не доставало. Потом события описывались уже спустя некоторое время. Деда мучили кошмары и ужасы. Манера написания резко поменялась, стала спутанной и сумбурной. Он писал, что повстречал в лесу нечто такое, что едва ли не повредило ему рассудок. Нечто такое, что сломало его представления о мироустройстве. Оно звало его обратно.

И часто у деда случались приступы потери памяти, после которых он творил что-то странное, очухиваясь через несколько часов или даже дней.

Например, однажды он очнулся с окровавленными руками, а чуть позднее узнал, что всех соседских псов, что не затыкаясь гавкали последнюю ночь, кто-то прирезал. Чинк куда-то пропал. Дед видел его в последний раз посреди одной из ночей, когда нечто, похожее на него, скрылось в темноте огорода.

Потери контроля над собой привели его на МРТ. Где в нём обнаружили нечто странное. Весь организм чудовищно перестроился...

Далее записи делались всё реже. Вести дневник дед перестал в декабре. В той записи он молил Господа о помощи, и больше не рассуждал ни о каких высоких материях. Он верил, что никто ему не поможет, кроме Господа. Поэтому мы с родителями об этом ничего не знали. Он пытался выбраться из кошмаров и забытья сам…

Когда я вышел за ворота, чтобы сесть на лавочку и всё обдумать, меня тут же окликнули.

Худощавый старик посвистывал издалека, словно не осмеливаясь приблизиться к дедовскому дому, и жестом звал поговорить.

Кажется, он снова пришёл в себя.

Я последовал за ним. Обеспокоенный старик завёл меня в свою хижину и снова пригласил сесть за стол. Он тщательно осмотрел меня, пригляделся, будто я был некой диковинной зверушкой.

-- Пронесло, -- только и сказал он, закончив осмотр. Старик извинился за свой предыдущий приступ. Он сказал, что уже долго страдает от панических атак, вызванных расстройством психики из-за травмирующих воспоминаний. Образы прошлого преследуют его всюду хладной тенью. В тот раз он не смог совладать с собой и рассказать всё, что случилось с ним и его экспедицией в Чёртовой Долине. И он очень пожалел, что не смог уберечь меня этим от безрассудного похода к сопке.

Старик сказал, что слышал клокот Хвори. Что я привёл её из долины к деревне. Теперь, сказал он, остаётся только молиться, выбираясь на улицу, особенно по ночам, когда у этой твари обостряется голод и хищнический инстинкт.

Старик не объяснил мне, кто такая эта Хворь – сказал, что я всё равно не пойму. Когда то эта тварь была обычным лесным животным, сложно сказать, каким именно. Но что-то в сердце Долины изменило это животное до неузнаваемости. Некий вирус, который теперь тянется метастазами по окрестным полям и уже запустил свои корни в местную почву. Старик показал на кухонную плиту. Кажется, он соорудил штуку, позволяющую очищать здешнюю воду методом конденсации.

-- Не пей воду. Я дам тебе пару бутылок чистой воды… Местная еда губит людей. Много стариков померло за этот год от проказы, заразившей леса.

Я вспомнил случай с бабкой Симоновой, о котором поведал дед в первый день и спросил у старика, уж не этим ли она заразилась. На что старик ответил, что Симонова заболела точно тем же, от чего умер два месяца назад Захаров, от чего загнулись супруги Макаровы полгода назад и от чего сгинуло всё семейство Петровых, с участка которых год назад и начала тянуться губительные чёрные сорняки. Петров ходил в лес на зверя и, преследуя подранок, забрёл на территорию долины. Вероятно, он притащил оттуда на своих сапогах хворающие семена, которые дали здесь потомство.

Сначала сгинул урожай. А потом начался падёж скота и птицы. Умерли даже собаки, но их, кажется, кто-то утащил.

Деревенские даже скинулись деньгами на ветеринара, чтобы тот приехал и сказал, чего бы предпринять. Но специалист ничего толкового не выяснил. Только лишь вынес вердикт, что лучше бы заколоть животину и ни в коем случае не употреблять её в пищу. Петровы, конечно, слушать того не стали. Не пропадать же зазря скотине. И денег на закупку мяса не было.

А потом Петровы начали болеть. Кожа местами покрылась сыпью и сочилась слизью. Они умерли через неделю. Следующий черёд был за Макаровыми. Старик сказал, что все они болели и умирали, хотя не должны были. Ведь все их симптомы походили на недуг, который охватывал животных и делал из них чудовищ, называемых Хворью… По его безумной логике, в которой я уже начинал сомневаться, некто умерщвлял заражённых бедняг. Некто, кому было не выгодно, чтобы по земле разошлись Хвори… Ведь тогда к лесам бы начали проявлять пристальное внимание.

И тогда старик начал рассказ, как его геологическая экспедиция, вопреки предупреждениям местных, отправилась на изучение долины. Горы хранили в себе уйму полезных ресурсов, а Чёртова река была достаточно широкой, чтобы обеспечить судоходство и дешёвую транспортировку.

В первую же ночь у их руководителя началась странная лихорадка. Он съел ягоды с захворавшего куста.

Несколько дней они двигались по долине, от одной пробной скважины к другой и подмечали множество странностей, вроде отсутствия всякой живности и произрастания необычных растений, встречающихся всюду.

Тогда-то они услышали впервые звук Хвори. Тварь следовала за их группой, а однажды пришлось даже применить против неё ружья. Удалось отстреляться, пара добровольцев отправилась следом за ней, предположив, что существо должно было истечь кровью. Но они не вернулись.

В ту же ночь они увидели вдалеке мерцание. Вряд ли это была шутка местных, а больше в эту глушь не мог сунуться никто.

Странная лихорадка настигала всё больше участников. Пропавших решили искать. Почти сутки длились поиски, но безуспешно. Не удалось найти ни крови, ни трупов.

С Большой Землёй связи не было. В радиоэфире шумели мощные помехи, будто происходил сильнейший электромагнитный шторм. И даже компасы отказались работать здесь, что внезапно затруднило поиски и ориентирование на местности.

Тогда приняли решение – уходить из долины, пока не стало слишком поздно. Тут-то захворавшие участники и стали терять человеческий облик…

Рассказ старика всё больше походил на бред сумасшедшего. Особенно в той части, где он сказал, что видел то, откуда и доносилось мощное мерцание. Во время своего панического бегства он наткнулся на огромных размеров смрадный цилиндр из плоти. Сооружение вызывало животный безотчётный ужас и жгло в голову невыносимым гулом. Старик не помнил, как убежал оттуда. Огромной воли стоило то бегство, кошмары снятся ему до сих пор, во снах практически каждую ночь Сооружение зовёт его к себе, чтобы влиться в вечный телесный ад, став его частью.

Когда старик сказал, что во всех бедах, пришедших в деревню, виноват мой дед – я встал и направился к выходу, больше не желая выслушивать бредни сумасшедшего. Старик не остановил меня. Он понимающе кивнул и сказал, что и сам бы убрался отсюда. Но уже стал частью этого проклятого места.

Стоя в дверях, я спросил, откуда на крыльце взялись такие царапины. И старик сказал, что это к нему в дом пытался попасть Захаров.

Тот совершенно обезумел от лихорадки и бился в дверь и в ставни на окнах. Пока его кто-то не убил. Скорее всего – мой дед…

Я выбрался из дома сумасшедшего старика и направился к себе. Тогда я внимательно осмотрел спутниковые карты. Изложенная стариком картина совершенно не укладывалась в голове. Но ведь и сам я видел своими глазами нечто сияющее посреди леса…

Я принялся собирать свои вещи. Из деревни следовало убираться как можно скорее. После прочтения дневника и рассказов старика я всё-таки уверился, что в этих местах действительно творится невесть что. С чем бороться было невозможно даже группой вооружённых людей. Идти во второй лесной поход я уж точно бы не осмелился…

Моё сердце едва ли не выпрыгнуло, когда в спальню зашёл дед. Он, кажется вернулся. Только сейчас я обратил внимание на этот стеклянный отстранённый взгляд, полный вселенского безразличия. Это был точно не мой дед.

-- Ты всё прочитал и теперь всё знаешь, -- сухо констатировало оно. Я кивнул, сжав руку в кулак, готовясь пробиваться к двери.

-- Не нужно, -- сказало оно, обратив внимание на мою напряжённость. – Может, мои методы показались тебе жестокими. Но мне просто нужна помощь. И мы навеки оставим ваш тихий звёздный уголок.

***

Я шагал по дороге через некогда живописные августовские пшеничные поля. И не верил своим глазам. Все растения, каждое деревце, каждый кустик – всё здесь изменилось. Ужас и отвращение охватывали меня. Всё превратилось в сочащуюся гноем искажённую плоть. Позабыть сотворившиеся в этих горных местах кошмары мне никогда не удастся. Ни за что.

В тот день я впервые закурил. Потому что слышал, что это помогало от стресса. Брехня, мне не помогло. Но я всё равно курил и шёл по пыльной дороге.

Все, кто жил в деревне, погибли, так же отдавшись на растерзание гнусной заразной падали, спустившейся на горы из настолько далёких других миров, что даже сам свет не мог пробиться оттуда до нашего скромного уголка.

И, что хуже всего, я был виновен в этой погибели ничуть не меньше, чем эта заразная падаль. Мне пришлось прикоснуться к непостижимому, чтобы позволить Им уйти отсюда навсегда. И я не знал, каким богам следовало молиться, чтобы Они больше никогда сюда не вернулись.

Только когда Он взмыл ввысь, испоганив природу на десятки километров вокруг, я осознал, что даже наши Боги не столь могущественны…

Быть может, это и были Боги. Истинные, настоящие, а не выдуманные поделки сказочников.

Уже сейчас в рамках известной человечеству науки возможно создание технологий, последствия применения которых носили бы межгалактический характер. Любая цивилизация в космосе должна была дойти до этого. Но мы этого не видим. Что же это могло значить?

Любую цивилизацию настигали катастрофы, вроде падения астероидов, взрывов сверхновых, гамма-всплесков... Но Вселенная всё равно слишком огромна. Кто-то да выжил бы…

И чем больше я слушал рассказ существа, чем больше оно говорило и рассказывало о себе, тем больше меня одолевал бескрайний ужас.

Вот уже минули сотни тысячелетий, как они застряли в долине, вынужденные совершить экстренную посадку. То, что можно было назвать «домом» -- находилось чертовски далеко. Их забросило в эти края после небывалых масштабов космологической катастрофы, связанной с дестабилизацией пространства-времени. Катастрофы, которая однажды, через бесконечность лет, доберётся и до нашего уголка… Их вид был уничтожен, а они уцелели только по огромной случайности, по совокупности факторов, объяснения которых не существовало на человеческом языке. Многих вещей не существовало на человеческом языке, как сказало мне Оно.

Они потерпели крушение и все эти годы были узниками создавшейся ловушки. И только отчаянный в своей смелости и непоколебимости дед осмелился ворваться к ним настолько, чтобы освободить их из тысячелетнего плена. Из мести он соорудил из удобрений взрывчатку, протащил её к Сооружению и подорвал…

Но вместо благодарности – вот это. Оно, обладавшее самосознанием, захватило его форму. Тогда оно ещё совсем не оперировало местной логикой. Но пришлось изучать способы мышления, чтобы влиться в человеческое общество и использовать местные возможности на полную. Благо, способность к обучаемости за многие века не утратилась… Благодарность… Что же это такое?

Много времени прошло, прежде чем самосознание сопротивляющейся жертвы угасло. И тогда оно стало вести подготовку к уходу. Этот мир со временем становился всё опаснее для них. Оставаться здесь уже было нельзя. Оно чувствовало, как открыли технологии, способные нанести им вред и способные увидеть их убогое пристанище из космоса…

И для того, чтобы выбраться они уничтожали лес, зверей, впитывали все жизненные соки. Эта биосфера была очень слаба перед Хворью, поэтому она распространилась далеко за пределы долины. Оно предпринимало шаги, чтобы как-то остановить этот процесс, как-то обуздать его – расправляясь с зародившимися неразумными особями, которые могли бы привлечь ненужное внимание и сорвать попытку уйти в космические дали…

Но пришло к выводу, что больше не в силах всё контролировать.

И поэтому решило попросить помощи. Метод, который позволил бы им убраться, требовал, чтобы один из участников остался на земле. А Оно не хотело остаться здесь навечно без Хозяина…

-- Я не стал убивать Чинка потому, что увидел в нём себя. Такого же слугу своего Хозяина, -- сказало оно, будто бы даже с грустью. – Поэтому пёс до сих пор жив. И прячется в соседском коровнике.

-- Он – Хворь?

-- Все мы – Хворь, -- сказало оно.

-- А я тоже умру и буду заражён?

-- Да, как и вся местная живность, которой осталось совсем недолго.... Но если ты поможешь нам, то тебя очистит Хозяин и ты будешь существовать дальше. Доживая свой скромный миг...

Оно было чертовски разумным, опасным и хитрым. Но в сравнении со своим Хозяином – оно было лишь ничтожным тараканом…

В определённый момент, я даже уверился, что в смрадный мясной ад превратилось всё на планете. Но вскоре я увидел вдалеке зеленеющую траву. По дороге ко мне навстречу мчались синие фургончики. Я был рад видеть живых людей после стольких часов странствия по гнилым гнойным пустошам. Даже когда они выскочили из машин в костюмах биологической защиты, нацелили на меня ружья и сказали лечь на землю. Я послушно лёг в дорожную пыль.

-- Похоже, он человек! И угрозы не представляет!

-- Проведи тест с огнём.

-- Секунду.

Меня больно ужалили в лопатку и посмотрели на реакцию организма. Хворь бы уже вся извилась. Значит, я всё-таки человек. Значит, не заразился…

-- Как зовут? Как зовут, отвечай? Кто такой? – спросили у меня тогда.

-- Вова… -- ответил я. – Владимир. Нойманн.

-- Хорошо, Володя, жить будешь. А теперь расскажи нам, что же здесь произошло, чёрт возьми…

______________________________

Блог автора в телеграм: https://t.me/emir_radrigez

Показать полностью
249

Чёртова Долина. 1/2

В то злосчастное лето я проводил студенческие каникулы в горах у "чëртовой долины", в гостях у своего дедушки, бывалого вояки, ветерана Афганистана.

Наведывался в эти глухие места я очень редко — этот визит был третьим в жизни. С угрюмым дедушкой связь родители практически не поддерживали — из него было сложно вытянуть лишнее слово, он всегда был молчалив, угрюм и склочен, насколько я помню. А после того, как бабушка пропала в местных лесах пару лет назад, дед окончательно погрузился в себя. Тогда мы всë списывали на тень войны, а потом и на тяжëлую потерю. Мы пытались поддержать старика, звали жить к себе в город, но тот нас отталкивал.

Потому в деревню отправили меня, чтобы я составил компанию постепенно сходящему с ума деду. Надо сказать, не лучший способ провести свои каникулы… Интернет в деревне не ловил. Молодёжи практически не осталось – по соседству жила только девушка, приехавшая к своей бабуле так же на летние каникулы, но болтать с той оказалось не о чем. Так что я, осознававший, что меня ожидает, планировал не терять времени зря и изучить местные горные леса, отправляясь в походы с ночевой. Для этого я прихватил с собой палатку, спальный мешок, компас, тёплую одежду и прочие туристические принадлежности. Особенно интересным это занятие казалось после изучения топографической карты. Во-первых, мне стоило больших усилий её раздобыть. Во-вторых, карта была скудной на названия, в сравнении с другими обычными картами. Складывалось впечатление, что она была неполной. И даже не совсем настоящей – неестественны были слишком прямые линии высот, ручьёв и рек. А некоторые области оказались небрежно забелены.

В первый же день я поднялся на небольшую сопку, находившуюся недалеко за деревней, и осмотрел местность с высоты, сравнивая её с картой – терзали сомнения, что она настоящая. С фальшивкой отправляться в поход не хотелось. Но карта совпала с открывшимися мне величественными видами. И хоть с сопки не было видно и десятой доли того, что находилось на карте – остальные зоны были сокрыты горами и царившими в лесах туманами – зато появились причины карте доверять.

Пару дней я рассчитывал провести в деревне. Разговор с дедом никак не шёл. За простецким ужином из жареной картошки, салата и кваса, мы обошлись стандартным обсуждением моей учёбы, накопившихся долгов. Я попытался расспросить деда о том, как идут дела в деревне. Тот обмолвился лишь, что у старухи Симоновой недавно развилась некая странная болезнь, одёрнул себя и тут же перевёл разговор в другое русло, расспрашивая меня о планах на будущее после университета. Тогда я не придал этому особого значения и налегать с расспросами не стал.

Ночи на эти горы опускались особенно тёмные. Я целый час глядел в звёздное небо, завороженный. Было в деревне как-то необычно тихо. Я долго не мог понять, чего же не хватает в этих ночных звуках сельской местности. Не хватало отдалённого собачьего лая. И пусть деревня была очень маленькая, но ведь собаки здесь должны быть у каждого. Целый час я смотрел на звёзды и пытался расслышать хотя бы одного пса. Но только лишь тихие завывания ветра доносились до моих ушей…

На утро я спросил у деда, куда же подевался его пёс Чинк. Тот ответил, что Чинк умер от старости.

Я по большей части сидел на лавочке за оградой и читал книжки. Смотрел на далёкие вершины. Чистое небо, кристальный воздух. Всё вокруг было наполнено магическим спокойствием и необычайной лёгкостью.

Ближе к вечеру ко мне подошла Настя – русоволосая девушка, которая приехала к бабушке в гости. Ей было не с кем поговорить, поэтому она решила, что я подхожу для роли слушателя.

Поначалу я вежливо поддерживал разговор, но постепенно мне стала докучать беспредметность беседы. Пока Настя не рассказала, что боится жить у бабушки после того, как на прошлой неделе ночью по пути в нужник она выловила лучом фонарика среди тёмных построек какого-то необычного зверька. Она видела его мельком, зверь ловко шмыгнул вглубь старого коровника, но этого короткого свидания было достаточно, чтобы ощутить холодный ужас и понять – зверь этот хищный и опасный.

Я же отмахнулся, сказав, что в этой глуши полно зверей, на что Настя хотела что-то возразить, но, видимо, не осмелилась озвучить свою мысль, показавшуюся ей слишком безумной.

В тот вечер дед обратил внимание на мои туристические принадлежности и поинтересовался, уж не в леса ли я собираюсь. В глазах его промелькнуло что-то печальное. Он предостерёг меня, наказав не ходить в саму долину, ограничившись походом в окрестностях у деревни.

В Долине слишком опасно. Там пропадают люди.

Это же касалось и моей бабушки, ушедшей в лес по ягоды. Она должна была идти по знакомому и много раз проверенному маршруту. Но, похоже, сбилась с тропы и потерялась в огромных лесах.

Поисковые группы её так и не нашли. Горные районы полны крутых склонов, ущелий и даже пещер, в одну их которых могла провалиться бабушка.

Дед сказал, что искал бабушку сам. Он ушёл в леса на несколько ночей, прихватив с собой верного пса. Они безуспешно пытались найти след. И ни за что бы он больше не сунулся в эти леса вновь.

На мой вопрос «почему же?» он ничего не ответил.

Второй ночью я так же задержался на улице, созерцая звёздное небо. В засвеченном городе такой красоты не увидеть, поэтому я впитывал эти моменты, наполненные магией бесконечности. Тишина убаюкивала. Я вспомнил рассказ Насти. Жила она по соседству. Силуэт тёмной постройки коровника виделся в тусклом лунном свете. Зверь вполне мог поселиться там. Коров, свиней и кур её бабушка уже давно не держала – не хватало сил на старости. Поэтому постройки пустовали, никем не посещаемые месяцами, а то и годами. Трусливая девушка ни за что бы не сунулась туда на разведку даже днём. А вот мне стало любопытно, и я уж было собрался перейти через поле и прислушаться, что происходит в этих постройках ночью, но во двор вышел дед. Не сказав ни слова, лишь бросив потуплённый взгляд в мою сторону, он вышел за ворота и растворился в ночи. Всякая охота идти к коровнику пропала, как бы лишних вопросов не вызвать, поэтому я пошёл спать.

На утро я застал деда в своей комнате, за стопкой старых книг. Он устроил у себя в спальне настоящий кабинет. Стол был засыпан бумагами и чертежами. Кажется, дед нашёл себе какое-то интересное занятие…

Заниматься в этой мизерной, почти заброшенной деревушке было совершенно нечем, а читать дедовские книги по минированию и возведению полевых фортификаций быстро наскучило.

Тогда я в первый раз собрался в лесной поход. Быть может, даже в долину – уж больно меня заинтересовали рассказы деда о ней. Я нагрузил рюкзак провизией на пару дней, прихватил необходимые вещи и выдвинулся в путь. На моё предупреждение, что я пошёл в леса на пару дней, дед равнодушно кивнул, не отрываясь от работы.

Я вышел на единственную в деревне улочку и двинулся по пыльной дороге вперёд. Но едва я подошёл к окраине, как ко мне навстречу выбежал худощавый старичок со впавшими щеками и острым угловатым лицом, испещрённым морщинами. В глазах старика отражалось что-то безумное. Некий испуг. Он шёл ко мне, озираясь по сторонам, и заманивая меня ладонью.

«Пошли, сынок. Пошли, пошли. Иди за мной. Мне нужно тебе сказать…»

И, не увидев никакого отклика с моей стороны, схватил своей иссохшей ладонью меня за локоть и потянул за собой, невзирая на все мои попытки отпираться.

Странный старичок затянул меня к себе на неухоженный, поросший высокой травой участок. Огород старика затянуло сорняками, а во дворе хранились кучи металлолома и гнилых досок. На ступенях крыльца отпечатались следы длинных когтей. А покосившаяся дверца избы с трудом закрывалась.

В доме у безумного старика дурно пахло старостью и помоями. Старик убедил меня сесть за стол и хорошо выслушать. Ибо разговор касался моего деда. Он подошёл ещё к окну, будто бы удостоверяясь, что нас никто не преследует, а затем сел напротив меня, нервно постукивая пальцами по грязному столу.

Старик обратил внимание на походный рюкзак и спросил, уж не в Чёртову Долину я собираюсь? Покачал головой. А потом сказал, что в деревне вот уже два года творятся странные вещи. Он спросил меня, не обратил ли я внимание на местные странности. Не заметил ли, что в деревне нет ни собак. Ни домашних животных. Не заметил ли, что птицы не украшают своим пеньем округу. Или что по огородам, словно вьюн, тянется странная колючая трава чёрного цвета, от которой нет спасенья, и которая отравляет урожаи, превращая овощи, зелень и ягоды в тошнотворную гадость.

Я задумался. И осторожно кивнул. Действительно, всё это я заметил, но не придал особого значения.

И тогда старик спросил, а не заметил ли я, что дед мой полностью изменился и ведёт себя странно?

Спросил у меня, что он рассказал мне о пропавшей бабушке? А потом, понимающе вздохнув, начал свой рассказ.

Долина слыла местом проклятым. Никто из обитавших в её окрестностях, туда не совался. Но все местные воспринимали её существование, как нечто обыденное. Они к ней совершенно привыкли, как к дырке в зубе. А живущие от долины немного подальше, порой и вовсе не знали ничего о ней. Как и я. Только иногда в новостных сводках упоминались события прошлого века или пропажа очередного грибника или охотника.

Краем уха я слышал что-то подобное. Не зря же в народе долину прозвали Чёртовой. Но никто и никогда не рассказывал подробностей. Что необычного в том, что люди пропадали в лесах? Опасные горные области, неподготовленные люди и их безалаберность…

В этих горных местах отказывались селиться с незапамятных времён, ещё сибирские племена, пока сюда не сунулись наши. И сразу попытались освоить долину, богатую пушниной. Вот только почему-то ни одно поселение колонистов так и не прижилось. Люди пропадали, умирали от странных и непонятных болезней. И в прошлом веке, полном научного прогресса и освоения дальних земель, тоже пытались заселить места. Как итог, геологическая экспедиция забрела в самые дебри долины, там продержалась несколько дней и сгинула. Кто-то погиб, кто-то пропал. Поисковые отряды, сформированные из жителей окрестностей, искали пропавших недолго, как бы нехотя. Они-то знали, что в их лесах происходит невесть что. Только одному участнику экспедиции удалось выбрести из лесов долины.

Худощавый старик показал на себя.

Он и был в своё время главным источником баек, пока всё снова не улеглось, не утихло. Верить ему никто не стал. Он вернулся из лесов другим, изменившимся. А сейчас он был типичным старичком, которого любили дразнить подростки. Кто такого будет слушать?

-- Так с чем же столкнулась ваша экспедиция? – спросил я.

Старик сразу съёжился. Глаза его остекленели. Перед ними рисовались чудовищные картины давно ушедших дней. Страх охватил старика. Он не хотел вспоминать всё это вновь. Вместо ответа на вопрос, он встал и принялся ходить по комнате, никак не находя себе места.

«Это кончилось. Это кончилось. Это кончилось», -- всё приговаривал старик.

А потом забился в угол, тяжело дыша. И сказал мне уходить прочь, остерегаться своего деда, не ходить в лес и убираться подальше от этих прокажённых мест…

Я вышел на дорогу в смутных чувствах. Старик определённо свихнулся. Его психика утратила стабильность на старость лет. Об этом так же говорило и отвратительное состояние его хижины. Запах затхлой безнадёги ещё долго сопровождал меня, до тех пор, пока я не сошёл на лесную тропу, петляющую среди ароматных лиственниц.

Его рассказ вселил в меня неуверенность по поводу моего лесного похода. Но так же мне стало ещё больше любопытно, что же скрывали эти леса. Я решил, что определённо буду предельно бдителен. Ориентироваться на местности я умел отлично – благодаря военной подготовке в школе. А если что – бегаю я быстро и далеко. Припасов должно было хватить на два дня. За один день можно было добраться лишь до окраины долины. Второй день можно было бы оставить на возвращение.

Благо, было самое утро и до заката оставалось ещё много времени.

Я твёрдо решил расположиться на одной из сопок, с которой бы открылся вид на Чёртову Долину. Чтобы если и не пройтись по тем местам, не погрузиться в чащу, то хотя бы взглянуть на неё с почтительного расстояния. Дурацкая смелость и опасное любопытство всегда были моими верными спутниками. Я не хотел идти в Долину, но старик, пытаясь оградить меня от опасностей, лишь наоборот подстегнул мой интерес, распалил азарт, бросил мне вызов.

На одной из стоянок я соорудил себе подобие копья, на случай нападения диких зверей, хотя и складывалось ощущение, что леса эти уже покинуты всякой живностью. Птиц действительно не было. В городе я к отсутствию птиц привык, и поэтому не заметил, что в этих местах тоже нет щебета.

На поляне мне повстречались чёрные колючие сорняки, похожие на длинные верёвки. К растению я прикасаться не стал – может, в нём и таилась вся опасность здешних мест. И люди попросту травились, поцарапавшись о ядовитые колючки.

Я двигался по лесу и иногда шумел – чтобы предупредить медведей и спугнуть их со своего пути. На случай стычки, у меня имелось две петарды и газовый баллончик. Не самая лучшая, но всё же гарантия безопасности.

Я давно покинул тропу и двигался вдоль шумного ручейка вверх по его течению. И, достигнув к вечеру определённой точки, набрал воды в бутылки и направился вверх по склону, взбираясь на сопку, за которой и начиналась Чёртова Долина. Покорение вершины было непростым, я то и дело останавливался, чтобы перевести дыхание и отдохнуть. Тем более что день ходьбы сказался на организме. Последний рывок я делал уже второпях, ибо рисковал не успеть разбить лагерь и сготовить ужин до наступления кромешной темноты.

От невыносимой тишины мне делалось крайне беспокойно – уши привыкли к журчанью ручья и теперь в них звенело. Я уже начинал жалеть, что пришёл сюда, однако, поворачивать назад было бы безрассудно. Здесь мне предстояло провести всю ночь.

Я отыскал свободный от лиственниц каменистый склон, с которого открывался великолепный вид на долину, на синеющие вдали снежные шапки гор, и разбил там лагерь. Наслаждаться видом не оставалось никакого времени – я был занят добычей хвороста и тащил к лагерю брёвна, чтобы сделать горящую долго нодью и провести грядущую горную ночь в тепле и уюте. А когда шатровой костёр для готовки и кипячения прогорел, запекая уложенную на пылающие уголья картошку с луком и салом в фольге – уже слишком стемнело.

Оранжевый закат стремительно сменился на звёздное небо. Тени деревьев вытянулись и разбухли, поглотив долину своим мраком.

Я расправился с сытным ужином и уселся неподалёку от костра. Теперь стало ещё тревожнее – отовсюду то и дело доносились разнообразнейшие ночные звуки.

Что же скрывает в себе эта долина? Неужели, в этих местах действительно происходило нечто опасное?

Места эти не были труднодоступными. Сюда вполне можно было протянуть дороги, здесь вполне можно было построить деревни на берегу крупной реки, петляющей по центру низины. Здесь было полно хорошего, нетронутого леса. Но, однако, совсем не было зверей. Никакой пушнины, за которой сюда стремились колонисты прошлых веков.

Я смотрел на карту и сравнивал её с тем, что видел внизу при свете дня. Всю долину не обойти и за трое суток.

И когда я уж было собрался уходить – взгляд мой зацепило странное мерцание, где-то вдалеке. Сверкающие огни отбрасывали на леса лучи света. А я слышал, как у меня в голове одновременно с этим что-то гудело. Испытанное едва ли не вызвало у меня приступ паники. Я затушил костёр и затаился рядом с палаткой. Что за огни? Кто там бродит? Что за странное гудение?

Вскоре огни потухли. А я забрался в палатку и принялся дальше изучать карту. В том месте, где я видел загадочные огни, на карте белело пятно. Позднее я рассматривал эту территорию на спутниковой карте. Однако и там это место оказалось затенённым…

Мне вдруг стало ещё любопытнее. И я даже подумывал выдвинуться с наступлением рассвета в ту сторону, чтобы рассмотреть то место получше. Но решил, что разумнее будет сначала вернуться в деревню и взять с собой больше припасов на второй, более глубокий заход.

Под самое утро я услышал странный, будто птичий, щебет, разносящийся откуда-то из черноты между деревьями. Может быть, я слишком накрутил себя, однако, было в этом клокоте что-то искажённое и неестественное, что заставило меня вжаться в спальник, притаив дыхание и вытянув нож.

За всю ночь я спал всего пару часов. И с наступлением рассвета, незамедлительно выдвинулся обратно, уставший и разбитый. По пути я встретил трёхметровые муравейники, которых не увидел в суете вчерашнего подъёма на сопку. Но муравьёв в них не оказалось… Чёрный сорняк опутывал склон в тех местах, где был наибольший доступ к солнцу, словно хищная змея.

Уже когда я подходил в ручью, клокот повторился вновь. На протяжении всего моего пути домой этот клокот то становился ближе, то вновь отходил глубже в лес. Я тщетно пытался разглядеть меж стволов деревьев преследующую меня тварь, которая издавала этот отвратительный звук.

Оно следовало за мной от склона до самой деревни.

Я вернулся под вечер, едва наступало время ужина… Уставший, я тут же сбросил одежду, искупался в холодной бане и лёг на кровать, уснув глубоким непробудным сном.

На следующий день я осознал, что всю ночь проспал в доме совершенно один. Дед куда-то исчез. Я пытался позвонить ему по телефону, но ответом были гудки. Связавшись с родителями, я выяснил, что и они не были в курсе. То есть, дед вряд ли отправился на поиски меня, подумав, что я заблудился в лесах. Иначе он бы точно объявил большую тревогу.

Тем не менее, дед забрал с собой вещи, пригодившиеся бы ему в лесном походе. Кажется, он решил прогуляться по лесам.

Дед до сих пор не вернулся, поэтому я решил из любопытства осмотреть его комнату. Чертежи, которые он расчерчивал на бумагах, никак не укладывались у меня в голове. Не было понятно, что же такое он проектировал. Чертежи не были похожи ни на дома, ни на механизмы. Но самым странным были символы, которыми он при этом пользовался в своих формулах вместо общепризнанных греческих.

Среди горы математических книг в одном из шкафов я отыскал толстую пыльную тетрадь, на обложке которой крупными буквами было написано «ДНЕВНИК». Что-то подсказывало мне, что на его страницах было нечто важное. Такое, что объяснило бы то, что царило на уме у нелюдимого деда.

Первые страницы дневника говорили о том событиях ещё трёхлетней давности. А последняя запись датировалась декабрём этой зимы, она была написана судорожным почерком.

И в ней дед молил Господа о помощи.

Показать полностью
15

Зверь. Заражение в Каире. Глава третья



– Мусульмане не идеальны. Но Ислам идеален, – любил повторять отец Илена.
Он с грустью наблюдал по телевизору за тем, как его народ убивает друг друга. Затем он переводил взгляд на сына и говорил:
– Никогда не суди о религии по отдельным людям, которые ее исповедуют. Посмотри на них – убивают друг друга за кусок хлеба. Разве это мусульмане? Нет, настоящий мусульманин – это тот, рядом с которым другие чувствуют себя в безопасности.
Илен воспитывался в атмосфере любви и уважения. Никогда его отец не повышал голоса. Ни разу его мать не позволила себе грубости. Это при том, что жили они в гетто для зверей. Условия там были ужасные.
– Ничего не бойся, сынок, – нежно говорила ему мать, когда звуки сирен будили ее мальчика. Они звучали тут намного чаще азана.
– Я боюсь лишь самого себя, – ответил как-то Илен.
Он еще не до конца пробудился от жуткого сна, в котором он убивал одного котенка за другим.
– Я даже не помню, как произошли те случаи с котом и псом. Я боюсь, что могу сделать нечто ужасное, а через минуту забыть об этом.
Он заплакал. Мать крепко обняла его и начала целовать. Она плакала вместе с ним. Родители сделали все, чтобы их дитя не замкнулось в себе.
Хоть он и не выходил на улицу, Илен знал весь Каир наизусть. Отец постарался. Каждый день они с сыном изучали карту столицы.
– Ин ша Аллагь, сын мой, однажды, ты выйдешь на улицы нашего великого города, вздохнешь полной грудью, и пойдешь туда, куда пожелаешь, – говорил ему папа, прижимая к себе.
Весь вечер, когда отец приходил с работы, он проводил на балконе с сыном.
Порой Илена мучили страшные приступы, вызванные звериной болезнью. Глаза его наливались кровью, вены вспухали. Он начинал кричать. В такие моменты всегда помогал Коран. Всевышний одарил его маму прекрасным голосом. Она обучалась Книге Аллаха с детства, и чтение ее было совершенным. Когда в ранние годы бабушка говорила ей, что эта книга спасет ее жизнь, девочка не могла даже представить, что спустя столько лет слова эти окажутся пророческими.
К восьми годам Илен стал хафизом, человеком, знающим Коран наизусть. Нелегко выучить книгу из шести сотен страниц. Но еще тяжелее помнить ее. Нужна ежедневная практика и многократное повторение. Родители видели, как чтение этой книги успокаивает их сына, потому с огромным рвением обучали его. Илен был только рад. Он любил свою религию и тоже замечал, как она плодотворно влияет на него.
Не было дня, чтобы он не брал в руки Коран. Но вот теперь этот день настал. Волки-солдаты, называющие себя мусульманами, стояли перед ним. В соседней комнате лежали трупы его родителей. Ад обрушился на ребенка внезапно, как это всегда и бывает. С прошлой жизнью покончено навсегда. Теперь им движут только злоба и горе. А это значит, что болезнь разольется по его венам в полную силу. Он хочет убивать.
Вдруг он хватает руку солдата, стоявшего перед ним. Она ломается, как спичка. Ужасный вопль вводит других солдат в ступор. Что происходит? Звери никогда не обладали никакой особенной физической силой. Они нападали на людей, хотели убивать, но они не становились сильнее.
Прозвучал выстрел. Потом еще один. Илен стоял на месте.
– Господи, это же сам дьявол! – прокричал один из солдат, и побежал к двери.
Другие в страхе побежали за ним. Мальчик услышал топот по лестницам. Сейчас прибежит подмога. Со всеми он не справится. Надо бежать. Он побежал к окну, но вдруг услышал чей-то уверенный громкий голос, отличавшийся от гнусных голосов солдат.
Он повернулся. Высокий молодой человек стоял в проходе. За ним было около десятка вооруженных людей. Он протянул руку и обратился к Илену, застывшему в окне:
– Я знаю, кто убил твоих родителей. Пойдем со мной.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!