CreepyStory

В унисон скрыпят истёртые колени,
Шарят по дороге мутные глаза,
Сгустки мозга с запахом гниения
Мыслят время вывернуть назад .

Слезы льют морщинистые лица,
Горб сбивает ветром набекрень,
Прут в могилы старые мокрицы,
На веревке тянут сонный день

е.гликен. Старухи

Кто б тогда сказал, что мужика этого, которого всей деревней выхаживали, бабы камнями забьют, покрутили б тому пальцем у виска, как обычно издавна крутят всяким нескладным выдумщикам.

А сейчас стояли тут все, кто мог ещё стоять. Плотным кольцом окружили бездыханное тело. Уж и не разобрать было, кто лежит: до того тело было синее, разбитое. Кровь тёмными, почти чёрными, пятнами свивалась в придорожном песке.

Матрёна держала в на удивление крепких старушечьих руках веревку, за которую волоком сюда бабы дотащили лиходея. Дышали тяжело, хватались за сердце.

Анисья опустилась на землю, медленно сгибая непослушные ноги, отёрла лицо от пота и как-то странно завыла.

- Ой, бабоньки-и! Чего наделали-и?!

Хор сипящих старух подхватился и заблажил вслед за запевалой.

Вечерело.

Наревевшись вдоволь, старухи нестройно двинулись каждая к своему дому. Уходили быстро, не оборачиваясь, словно позади них не оставался лежать мертвец.

Ночь прошла неспокойно. Свет не гасили. Деревенька сияла и мигала огнями во мраке ночи среди лесов и болот словно дорогое казино. Никто глаз не сомкнул. Ждали, что потянутся в ночь гости с того света. Но вот уже утро осветило край рассветом, и запел петух. Небо не свернулось над домами, молния не ударила в них, земля под ними не разверзлась, тьма не покарала взбесившихся старух, словно не заметив, что они натворили.

Однако труп, холодный, посиневший, с чёрными кляксами побоев всё ещё лежал за околицей…

***

А мужик был видный, что и говорить: рыжий, огромный, почти под два метра ростом, плечи как ворота, чисто трактор, а не человек, рукастый, вон сколько заборов по деревне подправил. Не отказывал старухам ни в чём. Только неразговорчивый был. Родным стал совсем, шутка ли – сколько дней вместе прожили.

Наезжали из города к старухам родственники, фотографировали его, думали, потерялся. Милиция наведывалась личность устанавливать. Да только прижился мужик к деревне. И пусть.

Кто теперь в деревне остался? Молодых раз, два – обчёлся. Вся кровь свежая по шоссе в города утекла. Тут из молодых Настасья только, в девках засиделась, да и то раз в год по завету наездами бывает, Олеська-рот-корытом да Милка с сыном-дурачком. Всё. Ну, вот девкам лес подарок сделал: мужика.

Непьющий, работящий. Не говорит только ничего, мычит и головой трясёт. Так это проблема разве, к этому и привыкнуть можно, пусть в углу себе мычит, лишь бы не пил. А этот – не пил. Хотя, кто его знает, теперь уж и не скажешь, может, и лучше, чтоб выпивал-то?

Дело так было. В тот год богата стала жизнь деревенская на события. Сначала Олеську криворотую (ротик на боку у девки, вроде как челюсть съехала, а на место не поставили, а и поделом, больно уж сплетничать любила, так её жизнь и покарала, качелями в рыло пометила вроде её жизнь за дурное, чтоб издалека видно было всем: идёт баба с кривым ртом), так вот Олеську-рот-корытом в лесу сильно что-то напугало. Ну, её если слушать, в смысле её выдумки, выйдет глупость одна, ей бы сказки писать в газету. В общем, по-ейному выходит, что за ней леший гнался. Дело было в середине весны, как Олеська говорит, леший озорничает в это время. Жену ищет. Вот, вроде её и нашёл, и как давай жениться. Ну, дальше и смысла нет рассказывать. Такое дурочка напридумывала, страсть одна.

Потом к лету ближе Иринушку нашли. Та на дороге лежала. Мёртвая уже совсем. Никогда такого и не бывало в деревне, чтобы людей живых убивали. А тут – на тебе. С райцентра целых две машины приехали. В одной – фельдшер молодой, с усиками такими тоненькими, словно бы как у таракана. Всё Иринушку мёртвую трогал и в тетрадочку записывал, что нащупает. Хорошенький очень, только нервный сильно. Но, видно, грамотный, слова длинные говорил, старухи-то давно живут, а таких за всю жизнь и не слыхивали.

- Что за дела, - сказала вечером Анисья на лавке собравшимся товаркам. – Может-от правду говорит криворотая? Может, так и есть, леший озорует? Кто ж бы тут Иринушку убил?

- Тьфу на тебя, Анисья, - подхватилась Олюшка. – С чего вдруг?

- А с чего? Раньше б не посмел, кругом люди и деревни, а теперь, вишь, как лес обступил, тут ему вся власть над нами. С девок начал.

- Так милиция ж... – вмешалась баба Матрёна.

- Что твоя милиция против лешего может? – усмехнулась Анисья.

Старухи замолчали. Крыть было нечем. Ясно, что милиция тут бессильна.

- Что это там Димасик, чего всполошился на ночь глядя? – засуетилась Олюшка.

Димасик бежал к дому и кричал невпопад:

- Фелшер! Фелшер! Тётя! Тётя! Помогите!

Там, куда указывал Димасик, не было ничего. Дом Матрёны стоял на окраине, почти у самого леса. Да только ничего конкретного всё равно разглядеть отсюда было нельзя. Лесная стена вдоль дороги, и тишина. Однако, Матрёнин внучок не спешил замолкать, даром что дурачок, но просто так кричать тоже не станет ведь.

- А ну-ка! Кто там озорничает?! – дребезжащим голосом заверещала Анисья.

Старухи заёрзали, защёлкали вывернутыми временем суставами, заскрипели негнущимися ногами, поспешая в сторону, куда указывал Димасик-дурачок, заголосили на все лады, оглашая тихий вечер криками, подобными тем, что издают помоечные чайки. Что уж, старость не радость.

А к ним навстречу в то же время, прямо из лесу, неторопливо, будто б пьяный, вразвалочку, вдруг вышел здоровенный рыжий детина. Был он, однако, весь тёмно-синего цвета от побоев, левая рука, судя по всему, сломана, болталась сбоку, чисто - плеть.

Старухи выстроились клином. Первой встала Матрёна. Рыжий, не дойдя полуметра до них, упал плашмя, потеряв сознание. Бабки засуетились и забегали. Гостя из лесу перенесли в дом. Отпоили, отмолили, отговорили, отхлопали по щекам и уселись рядом, вокруг кровати, на которую положили заплутавшего, послушать, что за чудеса нынче в мире происходят, что красивых мужиков на дорогах нонеча находят.

Рыжий детина хмурился и моргал, порывался вставать и указывал куда-то, вероятно, в лес, откуда вышел.

- Шок у него, - серьёзно сказала Анисья. – У мужиков такое бывает.

Старухи согласно закивали.

- А Димка-то каков? – гордо оглядела соседок Матрёна. – Орёл! Фелшера! Фелшера, кричит, позовите, человеку плохо!

- Да не так всё было! – встряла сухонькая Олюшка. – Он «Помогите!» кричал!

- Нет, и фелшера звал, я слышала сама, - заговорила быстро Анисья.

- Я слышала, он кричал: «Помогите», и тётю звал! Дурачок, прости, Матрёна, фелшер-то у нас парень. А он его тётей… - рассмеялась Олюшка.

- Да поди ж ты! – разозлилась Матрёна. – Не так он кричал. Он кричал: «Позовите того фелшера, который тётю мёртвую смотрел», а «Помогите» - это он так, потому что положено.

- Ой, а может, там ещё и тётя? – встрепенулась Анисья. – Это он не фелшера тётей назвал, а кричал, что тётя там.

- Я и говорю, дурачок, - съязвила Олюшка. – Хоть фелшера, хоть этого найденного – всё одно, мужиков тётями кличет. Дурачок и есть.

Матрёна, не обращая внимания на колкие замечания в адрес внука, чего уж – привыкла, да и сама понимает, что ни пяди у Димасика во лбу, скомандовала подъём.

- Надо-от посмотреть да глянуть, пока не стемнело, вдруг там и фелшер, и тётя ещё есть…

- Ага, - нехотя слезала с табурета Олюшка. – Райцентр нам туда в лес перенесли, и тёти, и дяди – все там, в канавке сидят под кусточком, и перзидента завтра на вертолётах привезут. Ты уж тогда Матрёна такой растрёпой туда не ходи, губы что ли накрась, а то – срамота. Куда ты на ночь глядя в лес людей пугать…

- Ага, - засмеялась Анисья. – Она губы-от накрасит, так у Олеськи-криворотой лешего отобьёт! Поди потом хлопот не оберёшься… Откуда ж там фелшеру-то быть, скажешь тоже?

- Всяко может быть. Пошли, - строго сказала Матрёна.

Старухи мелко захихикали и поспешили к месту, откуда вышел рыжий. Димасика оставили с новым человеком… Шутка ли, жизнь бабки прожили долгую, а ума ребёнка с незнакомцем не оставлять не хватило. Ей-богу, курицы: только бегать да кудахтать.

Далеко в лес не пошли. Какой там, от дороги посмотрели, погукали – да к дому. Был бы жив человек, так вышел бы давно. А коли мёртв, так и пусть его, лежит, всё одно: ничем не помочь ему уже.

Тараторя, старухи вернулись к дому. Матрёна заторопилась к холодильнику, где лежали очки и мобильный телефон с большими кнопками. Старухи сгрудились в кучу и затихли.

- Мила? Мила?! – закричала через минуту Матрёна, словно пытаясь докричаться до райцентра. – Я тебе жениха нашла! Мила?!

Бабки захихикали. А Мила, дочка Матрёны, мама того самого Димасика-дурачка, кажется, не на шутку разозлилась, потому что из телефона отчётливо донеслись встревоженные женские крики.

- Ты фелшера утром с собой вези, Мила! Тут у нас ситуация! И милиция пусть едет!

Постепенно Матрёна сплела в трубку такую небылицу, что в пору приезжать было бы в деревню не только милиции и скорой, а и космонавтов неплохо бы выписать прямо с орбиты на удивительный участок земли, о котором поведала старуха дочери.

- А где Димасик-от? – всполошилась Анисья.

Старухи всплеснули, как одна, руками и заходили по комнатам, приговаривая «Димка-Димка» и заглядывая в тёмные углы, словно искали собаку, а не человека.

Димку нашли в комнате с рыжим, у стены, в углу, куда он забился, словно от страха. Весь он был взъерошенный, дрожал и тихо шептал:

- Тётя! Тётя!

Матрёна гневно обернулась на найденного мужика, но тот был не лучше Димасика, тоже напуганный какой-то.

- Беда с этими мужиками совсем, - резюмировала Анисья. – Ну что вот бабы-от, ну всё на бабах, а мужики сплошь бракованные. На минуту нельзя оставить.

Бабки стояли посреди комнаты, из одного угла которой доносились всхлипы мальчишки «Тётя! Тётя!», а в другом углу здоровый детина с кровати тыкал пальцем в сторону окна и мычал. Чего уж, Анисья была права.

- Чего это они? – спросила Матрёна.

- Может, мужик-то грамотный? Чай, в мирное время живём, он школе-то обучен. Ты дай-ка ему, Матрён, ручку. Мы спросим.

Матрёна засуетилась в поисках какой-нибудь бумаги и вскоре вернулась с Димкиным альбом и коробкой цветных карандашей, сунула всё мужику и строгим тоном повелела:

- Пиши!

Карандаши были неточенные, обгрызанные, грифель скользил по бумаге едва оставляя следы, однако, вскоре старухи прочли следующее:

«Меня зовут Виктор. Я хороший человек! Я не злой! Ваш внук не меня напугался! Я хороший, поверьте! В вашем лесу – убийца!»

Олюшка оторвала глаза от записи:

- Какой убийца? Всё пиши, как есть!

Бабки медленно пятились подальше от кровати, на которой лежал найденный мужик. Матрёна поспешила вон из комнаты и вскоре вернулась с лопатой. Старухи сгрудились за её широкой спиной, а она протянула лопату к мужику. Тот вжался в стену.

- Пиши всё, - злобно прошипела Матрёна. – И альбом на лопату кидай.

Рыжий что-то быстро застрочил в детском альбоме и вскоре Матрёна на лопате доставила письмо в стан старух. Олюшка выхватила бумаги и принялась громко, нараспев читать.

Матрёна угрожающе наставила на рыжего лезвие лопаты.

- Я хороший человек. Тьфу ты, - читала Олюшка. – Я, правда, хороший. В вашем лесу убийца. Только я не помню ничего. Помню, что лес кругом и убийца, и весь зеленый...

- Убийца зелёный? – не отводя глаз от мужика, уточнила Матрёна.

Рыжий замотал головой и потребовал альбом обратно. Быстро написал ещё несколько строк.

Олюшка продолжила читать:

- Понимаете, лес зелёный. А убийца, так я не помню ничего. Они словно бы растворились друг в друге. Только удар и тишина. И тьма. И я - во всеобщей пустоте.

- Где? – переспросила Матрёна.

- Во-все-об-щей-пус-то-те, - по складам сказала Олюшка. – Тут так написано. Вон, глядь!

- Бабы, - бросила Матрёна на пол лопату. – Ведь он дурак.

Мужик протестующе замахал руками, жестами попросил вернуть ему альбом и карандаши.

Матрёна, нехотя, уже сама вручила ему то, что он требовал, и села рядом на край кровати. А рыжий писал. Матрёна читала сразу, как появлялись предложения:

- Я не дурак. Вам этого не понять…

- Куда уж нам, мы ж не дураки, - не вытерпела Олюшка.

Матрёна махнула на неё рукой и продолжила:

- Я не помню ничего. Но я почти чуть не умер. Поэтому я говорю вам по-простому, в вашем лесу орудует убийца. И сейчас, пока вас не было, кто-то подходил сюда к окну и смотрел на нас с вашим внуком. Поэтому внук такой напуганный.

- А кто ж был-то? Димасик только чужих боится! - с досадой спросила Матрёна.

Рыжий опустил голову. А через некоторое время продолжил писать. Матрёна снова озвучила:

- Это был не человек.

- Тьфу ты, - вздохнула Олюшка. – А чего это за пустота. Чего это такое? И кто приходил? Тётка или дядька?

Старухи уставились на мужика.

Тот стыдливо опустил глаза.

- Пиши давай, - скребя по полу лопатой, угрожающе прикрикнула Матрёна.

«Не могу сказать я, кто там был. Я сейчас разное вижу. Словно бы я привидение увидел. Женщину. Я грибы ел в лесу, выжить-то как-то надо было! Наверное, они действуют?» - написал рыжий.

- Грибы ел, - повторила, недоумевая, Матрёна. – И что?

Рыжий развёл руками.

- Мы тут все грибы едим, - снова прикрикнула Матрёна.

Мужик вздохнул.

- Да дурак он, - сказала Олюшка.

- Но что-то Димку ведь напугало? - ответила ей Анисья.

- Да дурак этот и напугал, - нашлась Олюшка.

Бабки переглянулись и захихикали. Матрёна строго глянула на них, и они умолкли.

- Димка, поди сюда, - скомандовала она внуку.

Бабки, шелестя подолами, вышли из комнаты. Убедившись, что рыжий их не услышит, зашептали.

- А Иринушку-то кто убил, до сих пор не знаем, - грозно зашипела Олюшка. – Мобыть, и правда, маньяк в лесу?

- Так, может, он сам и есть маньяк! - в том же тоне ответила Матрёна.

- Что делать-то будем? Милиция с врачами только завтра приедут. Мужиков-от нет у нас, - испуганно затараторила Анисья.

- Нам бы до утра продержаться, а там его в райцентр увезут…

Старухи порешили дежурить в доме Матрёны, не спать. Летом ночи короткие. Легко перетерпеть.

Дверь в комнату к рыжему закрыли и заложили, чем смогли, пень приволокли, на котором дрова рубить, из сараю, грабли приставили и стол придвинули. Сами за стол сели чай пить, чтоб не спать.

Где-то к полуночи ближе случились чудеса. Натерпелись в ту ночь бабы страху, что и говорить. Ближе к двенадцати, хотя и не темно вроде было, а так, только затягивалась ночная густота, Димка бросился к двери и закричал:

- Мамка! Мамка!

А какая ему, глупому, мамка, если она в это время на конфетной фабрике в соседнем районе сладости упаковывает?

Мила, его мама, работала вахтой. Раз в несколько дней уезжали они с Иринушкой, пока та жива была, в райцентр, а оттуда их маршрутка фабричная везла на упаковку. Пару суток там, потом обратно до райцентра. А с райцентра на попутках до деревни. Димасик-дурачок мамку по запаху узнавал, от неё всегда шоколадом пахло или ванилью. Как собачёныш чуял: тихо, бывало, всё в доме, а он всполошится – и к двери. Мамка, стало быть. С конфетами со смены домой приехала. Ну, или с Иринушкой, бывало, перепутает, та тоже с этаким флёром ходила. И в этот раз подскочил и кричит: «Мамка!». А в воздухе, и правда, как бы сладостями запахло.

И старухи всполошились. А что, ведь и такое могло быть, что Милка, наслушавшись Матрёниных россказней, домой рванула, шутка ли, такие дела происходят. Рассудив так, Матрёна пошла к дверям, дочку встречать. Да только тихо там, за дверьми, и на дворе никого. Да и машины никакой ведь не слышно было, не пошла же Милка из райцентра в ночь домой пешком…

Поспешила Матрёна со двора в дом обратно. А в доме и того странней. Сидят все старухи рот корытом, в окно смотрят. А за окном… Вроде как в саване белом кто-то мечется. Не темно на дворе, а так, сумерки, лето ж, где темноты набраться, а от них ещё хуже видно. В ночи-то белое хорошо видно, а в такой серости густой не пойми, что происходит. Вроде как девка какая мечется у окна, да что-то жестами кажет. А по всему дому и вокруг – запах конфет…

- Иринушка, - тихо прошептала Олюшка. – Сама пришла…

Сидят бабки, не шелохнувшись, как в телевизор, в окно смотрят. А за окном чудеса: пляшет саван, да что-то бабкам пытается вроде как объяснить…

- Впустить что ль? – спросила подруг Олюшка.

- Ты что?! Ты что?! – зашипела Анисья. – Дух это, кто его знает, что у него. Вдруг чёрт какой из лесу прётся, мы ж у лешего вроде как добычку отобрали, мужика-то этого отбили. Морок он навёл, будто Иринушка, а это – кикимора покойницей обернулась и под окном сейчас плачет.

- Вот дела! – вскрикнула Матрёна, побледнев. В это же мгновение привидение исчезло, словно бы Матрёна его спугнула своим голосом.

Матрёна и Олюшка засеменили к тому месту, где только что явилось видение, однако там было пусто. Походили под окном, потоптались. Нет, ничего. Вернулись в дом.

- Что ж это Иринушка всполошилась. Не лежится ей спокойно, - завела тему Анисья.

- А как тут лежать спокойно, пока душегуб по свету ходит, - вздохнула Олюшка.

- Так может тот мужик-от душегуб и есть? – заключила Матрёна. – Иринушка нам что-то показывала ведь, может, на него? Вот она и пришла нам показать, что он убийца-то?

Старухи переглянулись.

- А кто ж его-то самого тогда избил? – после паузы продолжила Олюшка.

- Тоже верно. Не Иринушка же, прости, Господи, - мелко закрестилась и захихикала Анисья.

До утра оставалось недолго. Едва успеть старухам наговориться о произошедшем.

Вот вскоре раздался звук мотора, и бабки высыпали на двор.

- А милиция где? – спросила Анисья Милку, торопившуюся в дом.

- Только фельдшер, занята твоя милиция, не убили ж никого, - резко ответила Мила.

- Мамка! - с криками бросился ей на шею Димасик.

Тонкоусый нервный фельдшер с чемоданчиком подошёл вплотную к Матрёне:

- Ну? Где ваш леший? Показывайте.

Старухи ринулись разгребать хлам от дверей, чтобы пропустить к рыжему врача.

Фельдшер прошёл, уселся на край кровати и, как и тогда с Иринушкой, начал свой нервный осмотр. Старухи сгрудились за дверью, любопытно разглядывая происходящее.

- Фелшер, чойта, в тетрадке своей не пишет ничего? – зашептала Анисья.

- Так это он, когда про мёртвого, тогда пишет. Человек, пока живой, кому он нужен. А как помрёт, то про него и в газетах, и в учебниках напишут. Будто подвиг какой совершил. А про живых чего писать, кому они интересны?.. – рассудила Олюшка.

Долго фелшер с рыжим толковали. Всё врач о чем-то спрашивал. А рыжий всё что-то писал ему в ответ. И то, фелшер иного человека всего ощупает, язык велит показать, а тут всё больше разговоров у них вышло. Все листочки, что рыжий исписал, доктор себе в чемоданчик аккуратно сложил.

После осмотра «фелшера» к столу позвали. Тот, на удивление, легко согласился. Сколько ведь раз бывал на деревне, всегда отказывался, словно брезговал. А тут старухам и потрафил.

Приятно. Вот сразу видно, что хороший человек, не дичится. Тут ему на стол и варенье малиновое, и самогоночки с погребу. Хорошему человеку да разве жалко. А он и то, и другое - уважил бабок-то, те и разомлели. Да и то сказать, приехал-то он как демон суровый, словно огнём из глаз всех пожжёт сейчас, а после осмотра размяк, будто б подменили, совсем другой человек: балагур и добряк.

- Ну, что же с нашим-то? С рыжим-то? – спросила Матрёна, подливая фелшеру кипяточку.

- А ничего, отойдёт. Разговорчивее, правда, не станет, - рассмеялся он в ответ.

- А что он нам писал про пустоту какую-то? – озабоченно спросила Анисья.

- Наркоман ваш этот рыжий, бабушки, - грустно сказал фельдшер.

- Как это? Настоящий? Поди ж ты! – часто закрестилась Анисья.

- А что? В городах – это дело обычное. Сейчас сезон. Многие собирают грибы и особым способом их вываривают, чтобы получить наслаждение. Ваш этот такой же. Только у него помутнение в сознании случилось, он забыл, кто он и где живёт, - обстоятельно рассказывал старухам тонкоусый.

Старухи и разнежились от такой уваги. Когда б ещё такое было, чтобы врачи старухам что-то объясняли? А тут толкует молодой человек, старается для них.

- Чудны дела твои, Господи, - вновь запричитала Анисья. – Вот и до нас наркоманы дошли. Раньше-то такого и быть не могло.

Бабки согласно закивали.

- Делать-то теперь чего? – не выдержала Олюшка.

- А ничего, - ответил фельдшер. – Он не опасен. В больницу я его не заберу, у меня мест там нет. А вот у вас пусть пока живёт, я за ним приглядывать буду. Стану наезжать временами.

Бабки замолчали.

- Матрён, может, давай расскажем ему? – тихо попросила Анисья.

Матрёна после небольшого раздумья кивнула.

- Мы сомневаемся, - решилась она на откровенный разговор. – Тут такое дело было. Ночью к нам покойница приходила, Иринушка, вроде как на него показывала. Будто б сказать хотела, что это он её убил…

Глаза у фельдшера округлились, лицо вытянулось, и вскоре широкая улыбка осветила всё лицо. Выражение стало таким, будто бы он сделал какое-то неожиданное открытие в медицине или нашёл то, что давно искал.

- Послушайте! – почти закричал врач. - А ведь это оч-чень может быть!

Бабки переглянулись. Не такой реакции они ожидали от образованного человека. Что и говорить, до приезда фельдшера старухи сговорились не рассказывать никому о ночной гостье, «не смешить народ». Тут уж просто душа не выдержала, ведь таким хорошим человеком доктор оказался. Сел с бабками за одним столом и на равных с ними, с тёмными, о делах больших толкует. Так их эта ласка подкупила. Иначе б ни за что б не проговорились. Да и всё равно, ждали они, что он позорить их начнёт, мол, какие привидения в наше-то время, это в старину… А он, смотри-ка, вроде и поверил им, и тоже думает, что такое возможно…

Тут, понятно, плотину прорвало. Минут за десять бабки наперебив скроили ему историю почище гоголевской. Увязали все события в одно, вывели заключение и даже мораль нашли. Оказывается, не врала Олеська-криворотая, когда говорила, что леший озорничать стал. Только одного она не знала, что это не леший её в жены тогда брал, а наркоман заезжий, рыжий, вот которого бабки споймали. У того, видать, крыша поехала, он начал за девками бегать. Олеська-то убежала, а Иринушку он споймал. Да замучил как котёнка, видали, ж, какой здоровый. А милиция что? Милиция такие дела и расследовать не будет, вот поэтому Иринушка в ночь эту из гроба встала, чтобы на мучителя бабкам указать.

Знаете, у каждого человека есть свои маленькие секреты. Некоторые из них связаны со стыдом, другие – с болезненными воспоминаниями, некоторые просто безобидны, но вы тем не менее никому о них не расскажете. Некоторые расстаются с ними почти сразу, другие годами хранят их в себе.

И если вы их когда-нибудь кому-нибудь расскажете – в большинстве случаев, это буду я. Этому может быть много предпосылок: на вас может подействовать алкоголь, шумная атмосфера вокруг, наше с вами давнее знакомоство, понимание количества информации, доверямой мне в день... Рано или поздно, ваш язык так или иначе развяжется. И я внимательно выслушаю всё, что вы мне скажете. Потому что это часть моей работы. А быть барменом – моё призвание.

***

Пятница – самый лучший день для бара и одновременно самый тяжёлый. Рабочие, торговцы, разного рода офисные сидельцы – все они валят толпой, чтобы хорошенько отдохнуть от трудовой недели, развлечься и пообщаться. Гомон обычно стоит такой, что приходится хорошенько напрягать слух, чтобы правильно слышать заказы. Из-за обилия людей, в баре стоит довольно тяжёлый дух. Иногда происходят драки, правда, никогда не переходящие в массовые – в нашем городке не так много людей, чтобы иметь роскошь помахаться с кем-то незнакомым.

Но всё это обычно происходит позже, ближе в вечеру. Сейчас на часах только шесть часов вечера, а это значит, что трудовой день обычных работяг только-только закончился. А мой, соотвественно, только-только начался.

Первой зашла Молли. Молли была подвижной полноватой женщиной лет 50. Она торговала в собственной фруктовой лавке и весьма успешно, причём половину этого успеха ей обеспечивал язык. Дело в том, что придя в лавку Молли, вы могли узнать от неё абсолютно все новости и сплетни, которые могла предоставить однообразаная жизнь в периферии. Причём Молли не только рассказывала, попутно добавляя к покупке пару лишних овощей, но так же умела добывать и новую информацию практически из первых уст. Впрочем, овощи у неё тоже были хороши.

Сюда Молли обычно заходила после работы, чтобы взять стакан красного вина и попутно пересказать всё услышанное за день мне. Подозреваю, что каждый раз она надеялась на взаимность с моей стороны, но увы, тщетно.

– Ох, Нед, знал бы ты, как тяжело быть старой больной женщиной и лучшим знатоком душ клиентов... – Действительно, откуда бы мне знать подобное? – Сейчас люди, знаешь ли, очень напуганы... – она сильно понизила голос – ... после того случая. Супруга Эшли жаловалась мне, что её муж никак не согласится поставить железную дверь, хотя для каждого здравомыслящего человека должно быть очевидно, как сейчас важно...

Тот случай – это убийство, которое произошло два дня назад и всколыхнуло буквально каждого человека в городе. Жертвой была молодая девушка по имени Кэтти, которая была спортсменкой, активисткой и просто красавицей. Вдобавок она сумела поступить в колледж в соседний город, без кредита, что в нашем городке удавалось далеко не каждому даже и с кредитом. Кто был убийцей – до сих пор неизвестно. А вот что известно: её закололи длинным острым предметом. Одним ударом и прямо в сердце. Рано утром, когда она приехала с поезда на выходные. И это был кто-то из местных. Слишком сложно не заметить появление, а уж тем более спешное отбытие чужого в городе, где каждый знает буквально всех остальных его жителей.

– ... Хотя Мэтт считает, что Кэтти скончалась скорее от рук пьяницы, чем от рук маньяка. Честно говоря, трудно представить, чтобы пьяница мог так точно ударить. Но с другой, стороны Мэтт - психолог... Я тебе говорила, что на месте явно чувствовался запах алкоголя? Впрочем, довольно необычный... Кларк утверждает, что так могло пахнуть сочетание...

Молли была вторым человеком, обнаружившим труп. Дело в том, что Молли приходится приходить в свой магазинчик ещё затемно, чтобы успеть принять свежие продукты и успеть их разложить. Именно она вызвала полицию и подняла тревогу. Как ни странно, несмотря на её любовь к сплетням, и на то, что она была одной из первых на месте преступления, она могла рассказать об этом поразительно мало, хотя продажи в её лавке в тот день били все рекорды.

Даже когда её начали расспрашивать прибывшие детективы, она не сумела выдавить из себя ничего, кроме самых общих подробностей и "странного запаха". Они даже начали подозревать её в запутывании следствия, а то и в совершении преступления, но вовремя спохватились. Молли была, без сомнения, пустословной и порой довольно надеодливой, но абсолютно безобидной женщиной. Да и ей не хватило бы силы и роста, чтобы нанести удар.

Тем временем она, кажется, уже почти допила вино. Когда успела? Ведь она почти не прекращала болтать. Пока я думал над этой загадкой, Молли, кажется, подходила к концу своего рассказа.

– Знаешь, Нед, я не сильно любила Кетти за то, что она постоянно совала нос не в свои дела. Думаю, нашим бизнесменам это тоже не нравилось. Я считаю,что они приложили к этому руку. Но как я об этом подумаю... Никто не должен так умирать.

Она крепким ударом поставила стакан на стойку и стала неловко спускаться с высокого табурета.

– Приятного вечера, Молли. Думаю, вскоре детективы найдут того, кого ищут.

Мне никак не давал покоя специфичный запах запах алкоголя возле трупа. Сама Кэтти, естественно, не пила – это было невозможно при той жизни, которую она себе выбрала. Значит, это запах того, что пил убийца. Да такой, что не выветрился за несколько часов, прошедших с момента убийства до обнаружения. Я знал об алкоголе, казалось бы, всё, но, честно говоря, до убийства и не подозревал, что такие свойства коктейлей в принципе существуют. Это было зацепкой к убийце. Учту на будущее.

***

7 часов. Зал потихоньку наполнялся народом. Пока я спокойно успевал обслужить всех, перебрасываться парой слов о жизни и даже протирать пивные куржки. Потом такой роскоши у меня не будет.

Сегодня вечер был особенным. Рабочие общались между собой на редкость тихо, пили много и в дартс почти не играли. Будь обстоятельства иными, я бы не нарадовался такому исходу, но сейчас в воздухе гудело напряжение. Всё случилось слишком недавно.

Вдруг зашёл забулдыга Джо. Хотя ходьбой это можно назвать, только если вы так же пьяны, как и он. На середине пути он комично поднял руку вверх для приветствия, чуть не потеряв при этом равновесие, изрядно разрядив обстановку. Кое-где послышались смешки. Но когда он запутался в ножках табурета и опрокинулся вместе с ним, поднялся настоящий хохот.

Неизвестно, кто и когда дал ему кличку, но она ему 100% она соответствовала. Никто никогда не видел его трезвым, впрочем, как и работящим. Ведя глубоко асоциальный образ жизни, он как-то всегда умудрялся находить деньги на выпивку.

Кажется, он был всегда. В первый же день, когда я был ещё молод и моя жена была жива, он стал моим первым посетителем, а впоследствии - завсегдатаем. Иногда у меня даже возникают сомнения по поводу того, что было первично – я ли построил бар на месте обитания Джо или же он появился, как только я посторил подходящее для него место.

Я никогда не отказывал ему в обслуживании, хотя некоторые не хотели быть с ним в одном баре. С ним было забавно общаться, к тому же он часто невольно развлекал посетителей. Да и несмотря на вид типичного бомжа, от него никогда не было вони и проблем. Что не всегда могли обеспечить те, кто на него жаловался.

– Привет, Джо. Тебе как обычно?

Под "обычно" подразумевался дешёвый крепкий алкоголь, который вышибал с одного стакана любого, кроме Джо. На вкус ему, кажется, было плевать. Один раз я интереса ради смешал ему остатки с разных бутылок – он даже не заметил разницы.

– Нет, Нед. Сегодня я хочу томатного сока.

Это шутка? Сколько я его знаю, а это, без малого, 15 лет, он никогда не просил томатного сока. Но нет. Кажется, он действительно хочет томатного сока.

Слава богу, я тоже люблю томатный сок и у меня немного есть в холодильнике.

Пока наливаю, спрашиваю:

– Старина, неужто тебя так пронял арест полицеских?

Помните, я говорил, что Молли была второй обнаружившей Кетти? Так вот, Джо был первым. Более того, он снял с неё часы, благодаря которым все, собственно, об этом и узнали. И в первую очередь детективы.

Ставлю ему заказ.

– Да что мне этот арест? Думаешь, в тюрьме мне будет сильно хуже, чем на улице? Отнюдь. – Он важно поднял палец вверх – Может, ты, как и те болваны в форме думаешь, что я снял часы, чтобы продать их, а?

Вообще-то каждый человек в нашем городе именно так и думал.

– Конечно, нет, Джо.

– Хоть у кого-то сохранились мозги! Эти детективы думают, что это я её убил. Как будто часы за 10 долларов могут натолкнуть меня на такое. Вот, скажи, Нед, я хоть раз пил у тебя в долг?

– Ни разу.

Это правда. Это ещё одна причина, по которой я никогда не выгонял его.

– Знаешь, Нед, на самом деле мне очень нравилась Кэтти. Это был единственный человек, которого хоть как-то заботила моя жизнь. Посмотри на этих рабочих. Они смеются надо мной, потому что я жалок, но разве они не станут такими же через пару часов? Они смеются, потому что они сейчас в лучшем состоянии, чем я. Кетти была совсем другой. Её такое положение дел, наоборот удручало...

Он залпом выпил полстакана сока. Интересно, почувствовал ли он его вкус сейчас?

– Она даже сумела организовать сбор средств на улучшение жизненных условий бездомных нашего города. Хотя все эти бездомные представлены одним-единственным экземпляром – мной.

Джо, правда, все собранные деньги пропил. С тех пор Кэтти даже никогда не заговаривала с ним, хотя, как мне признавался Джо, ему было жутко стыдно перед ней. Да что толку...

Вдруг он поднял свои слезящиеся глаза на меня.

– В моей жизни было всего два человека, которым было не плевать на меня. Твоя жена не позволила тебе выгнать меня в первый же день...

Что ж, это была третья и, пожалуй самая веская причина, почему Джо мог свободно посещать мой бар. Маргарет не простила бы мне, если бы я ему отказал.

– А Кэтти... Знаешь, почему я взял эти чёртовы часы, Нед? Они всё ещё хранили тепло её руки.

Мог ли он совершить убийство? Я покачал головой, протирая очередной стакан. Он был физически слаб и до этого он прекрасно 15 лет обходился без грабежей. К тому же у него вряд ли бы нашлось такое необычное орудие убийства, которым совершено преступление...

Больше он за вечер не промолвил ни слова. А глубоко за полночь и вовсе ушёл, оставив недопитый стакан с томатным соком.

***

Бутчер был высок и невероятно крепок. Тяжёлая работа на заводе закалила его, а уважение товарищей вкупе с работающей головой позволили ему быстро стать начальником участка. Сегодня он несколько припозднился, но, как-только он вошёл, его тут же начали громко приветствовать со всех сторон.

Он заказал своё любимое тёмное пиво, но не стал, как обычно, уходить от стойки к столам. Веротяно, устал от постоянного общения с рабочими. Ему хотелось отдушины в виде меня.

– Здорово, Нед! Скоро у меня будет полно работёнки. Наша компания меняет прошлые условия страхования рабочих за небольшую прибавку к зарплате, а знаешь, что это значит? Скоро у нас появятся новые рабочие места.

О, эта история – давний камень преткновения. Раньше рабочие работали вообще без страховки и всех всё устраивало, кроме одного человека. Который добился через суд, чтобы компания оформляла обязательные договоры страхования со всеми рабочими. Поскольку удовольствие это недешёвое, компания провела сокращения и вдобавок срезала зарплату. Многим пришлось ездить в соседние города на заработки. Этим человеком была Кэтти.

– Мне стоит тебя с этим поздравить?

– О, безусловно. Хотя это случилось из-за таких драматических обстоятельств, в город скоро потекут рабочие и деньги. А на местах будут нужны новые начальники.
Он сидел, хитро сощурив один глаз.

Интересно, мог ли он ради этого пойти на преступление? Роста и силы ему хватает с лихвой. С другой стороны, вряд ли жена выпустила бы его в 4 утра, когда произошло убийство. Да и выгода имеет слишком теоритический характер.

Я тут же принял важный и серьёзный вид, как и подобает при разговоре с солидным человеком.

– Бут, в таком случае у меня есть к тебе просьба. Когда ты станешь нашим мэром, не забудь о старине Неде, у которого ты, бывало, пил в долг.

– О, не переживай об этом. Несмотря на давление "общественности" я окажу тебе и твоему бару всякое содействие – сказал он, смеясь себе в кружку.

Под "общественностью" он имел в виду свою жену Лиззи, которая была, мягко говоря, очень не в восторге от того, что мой бар находится как раз на пути от завода к дому Бута. Частенько она приходила и устраивала громкие семейные сцены. К счастью, Бут обычно сопротивлялся недолго и смирно уходил домой.

К 10 стали постепенно подходить "офисные" – работники банка, администрации города и мелких компаний, расположившихся в единственном приличном здании. Они приходили позже, так как часто сидели в офисах допоздна, под страхом в противном случае лишиться работы.

Одним из них был Брюс. Он был главным (и единственным) бухгалтером одной из тех мелких компаний. Сейчас он переживал тяжёлый развод и в последнее время сильно зачастил ко мне. Обычно это плохой признак.

Сначала он хотел сразу подсесть ко мне, но, увидев Бута, передумал. Они не ладили между собой. Для Брюса здоровяк был слишком громким и напористым. Но когда Бут отошёл к своим, он стремительно поменял локацию.

– Нед, дай мне что-нибудь для успокоения нервов.

Я никогда не стоял на месте и всегда любил эксперементы. Собственно, это одна из причин, по которым мы с женой открыли этот бар. Она увидела, как можно совместить моё хобби и бизнес, и уговорила меня взять кредит на открытие. Я открыл или, может, даже изобрёл великое множество коктейлей на разные случаи жизни. Без лишнего хвастовства замечу, что это первая из причин, почему мой бар – лучший в городе. Вторая заключается в том, что единственный в нём же.

А лучшим моим дегустатором был как раз Брюс. Удивительно, но он мог довольно точно описать, что он чувствует и даже дать прогноз, будет ли такое продаваться. Взамен он иногда спрашивал рецепт и готовил самостоятельно. Исключительно для личного пользования, что меня вполне устраивало.

Я смешал ему "Каплю на лотосе". Коктейль, мягко отдающий в голову, пробуждающий внутренние силы и возрождающий дух. Это, кстати, слова Брюса.

– Мм, "Капля на лотосе". То, что надо. Знаешь, у меня никак не выходит из головы та ночь. Всё могло бы быть по-другому, если бы не чёртовы таблетки.

Убийство Кетти произошло прямо перед его домом. Утром, когда его разбудили детективы, его глаза были полны ужаса, но он не мог рассказать решительно ничего. Всё дело в том, что из-за неурядиц в жизни, развода и проблем на работе, он страдал жуткой бессоницей. Чтобы хоть как-то заснуть, он принимал каждую ночь тяжёлое снотворное. Когда убивали Кетти, он не услышал ни звука. Впрочем, детективы ему не слишком поверили и теперь он, вдобавок, был подозреваемым в тяжком преступлении.

– Так бывает, дружище, нечего себя корить. Просто глупое стечение обстоятельств. Понимаю, тебе сейчас несладко, но постарайся принять это.

– О да! Всё из-за этой девчонки. Сперва она испортила мне работу, расстроила мне брак, а теперь из-за её смерти я рискую сесть в тюрьму. Просто великолепно!

Дело в том, что Кэтти недавно пропихнула инициативу на уровне властей штата передать под культурные учреждения большинство помещений и площадей, принадлежавших городу и находящихся в дешёвой аренде. Даже я чуть не попал под это дело. Компания, где работал Брюс, должна была "выселиться" первой, так как у неё обнаружились крупные несовпадения между дебетом и кредитом. Угадайте, кто это раскопал?

Брюса тут же уволили. А так же после всей этой истории от него одним днём съехала жена и подала на развод. Теперь ещё и это.

Он стал отпивать "каплю" небольшими глотками. Почему-то он всегда пьёт понемногу, видимо, растягивая удовольствие. Впрочем, почти все офисники обычно пьют тихо и долго, в отличие от рабочих.

Тут обратно подвалил Бут с пустой кружкой и уже в крепком подпитии.

– Нед, будь добр, повтори.

– Уверен, что стоит? – ответом мне послужил взгляд настолько красноречивый, что я без лишних вопросов налил ему кружку.

Вдруг Бут схватил Брюса за шкирку и глядя ему в глаза, угрожающе проговорил:

– Если я узнаю, что это был ты, мои парни разберутся с тобой быстрее, чем ты успеешь допить свою дрянь...

– Бут, прекрати немедленно! Или я сейчас выйду из-за стойки и тебе не поздоровится!
Эта угроза не была лишена оснований. Я немного уступал Буту по росту, но существенно превосходил по весу. К тому же я плотно занимался боксом и фехтованием в своё время, а тяжёлые ящики позволяли мне не растерять форму полностью. Да и не стоило называть один из моих лучщих коктейлей "дрянью", ох не стоило...

Бут тут же отпустил его, и в этот момент в бар влетела его жена, естественно, в самый неподходящий для Бута момент. Голос её был тонок, как лезвие и жалил не хуже.

– Мистер Бутчер Тремос, неужели вы опять заблудились по пути в ваш дом? Вы позволяете себе не только пьянствовать, когда жена ждёт вас, но и драться с почтенными клиентами, которые вам решительно ничего плохого не сделали? Идите домой немедленно и не дай бог, вы где-то задержитесь по пути!

Бут проговорил что-то невразумительное, и быстро вышел из бара, чуть не вышибив при этом дверь.

Она резко обернулась ко мне.

– А я-то думала, хотя бы здесь он умиротворён, спокоен и счастлив. Что стоишь? Налей хоть даме чего-нибудь!

Сегодня всё определённо идёт не так, как обычно. Честно, я никогда не видел, чтобы Лиззи хоть раз что-то пила. Возможно, потому что она хирург.

Видимо, она на грани.

Налив ей стандартный ягодный коктейль, я наблюдал, как она пила, изредка резко качая головой и порывисто сопя.

Вдруг она резко подняла взгляд на меня, будто обдав меня ледяной водой. Я вдруг понял, почему она никогда не пьёт. Она никогда не может опьянеть достаточно, чтобы её взгляд потеплел.

– Скажи, Нед, ты ведь его лучший друг. Он смотрит на другую?

Честно, такой вопрос поставил меня в тупик.

– Он мне ничего такого не рассказывал. Более того, он строит планы на будущее с тобой, Лиззи.
Вдруг она резко сорвалась в крик.

– Не ври мне! Я знаю, что ты его покрываешь. Я же видела, как он смотрел на Кэтти, будь она неладна, несмотря на то, что она сделала! Я же понимаю, что он готов скорее затеряться в твоём грёбанном баре, чем прийти домой! Я же слышу, какие слухи ходя о моей семье, несмотря на то, что я лечу вас всех!– она вдруг резко успокоилась, как будто из неё выкачали весь воздух – В последние дни он сам не свой. Очень раздражительный. Очень злой. Как будто смерть этой сучки не открыла перед ним самые широкие возможности!

Она разбила стакан об стал, расплакалась и, быстро расплатившись за себя и супруга, выбежала из бара, чтобы раствориться в ночи, как её муж незадолго до этого.

Она явно была рада смерти Кэтти. Подходит ли на роль убийцы? Мотив у неё был хороший, да и хирург уж точно знает, где сердце. Но тут те же две проблемы. Она мала ростом и вряд ли Бутчер не заметил бы её отсутствие.

***

Ближе к полуночи в бар зашла Хлоя, по пути до стойки собрав на себе множество липких пьяных взглядов. Она окончила школу год назад и работала сейчас продавщицей в супермаркете, делая половину плана за счёт приятной фигуры и милой, свойственной редким девушкам доброжелательности.

Знаете, у меня за долгие годы работы бара появились некоторые собственные приметы. Одна из них заключается в том, что если любой человек посетит моё заведение после совершеннолетия больше 3 раз, то в нашем городе он останется навсегда.

Хлоя посещала меня в седьмой, хотя прошло не больше месяца с её дня рождения.

– Хей, Нед! Когда ты уже обанкротишься?

– Как только ты перестанешь сюда приходить, дорогая, я сразу потеряю всю свою прибыль и разорюсь окончательно.

Она весело захохотала и заказала себе светлого пива. Мне нравится общаться с молодыми людьми. Их не сковывают заботы, не сковывает опыт. Они могут широко думать и свободно судить. Многим это не нравится, однако, когда в сотый раз слушаешь от очередного посетителя пересказ новостей с федерального канала, начинаешь по-настоящему ценить тех, кто может рассказать что-нибудь интересное и о своей жизни тоже. Молли, наверное, тоже когда-то была способна на это.

Мы болтали о всякой чепухе. Она рассказала, что на работе один интересный ей парень ходит на кассу только к ней и, наверное, это что-то значит. Недавно она с уже бывшими одноклассниками ходила на пикник в пригород большой компанией. По большому секрету рассказала, что копит на поездку в соседний штат. Говорят, там красиво.

Но так или иначе наш разговор не смог не свестись к тому, что произошло с Кэтти.

– На пикнике многие отметили, что они рады тому, что случилось. Слишком многие ей завидовали. Девчонки – за красоту и то, что имея возможность выбрать любого, о котором они мечтали, она всех презрела и переехала. Парни – за то, что их "недооценили по достоинству" и что девчонка сумела сделать то, на что они оказались не способны. В целом было много едких замечаний на этот счёт. Все они пророчили, что город развратит её, когда она уехала. Это давало возможность их самолюбию немного утешиться. Нед, это было так мерзко... Я больше не хочу ходить с ними на пикники.

– Не могу с тобой не согласиться. Нет ничего хуже, когда пытаются облить грязью всё, чего человек добился.

– Хоть кто-то меня понимает. Думаю, твоей жене жутко повезло с тобой. Да не реагируй ты так...

Она немного помолчала. Как раз достаточно, чтобы я мог унять внезапно поднявшиеся чувства.

– Надеюсь, детективы скоро найдут убийцу. Недавно они меня допрашивали, как и всех, кто учился с Кэтти. Знаешь, про отношения, конфликты и прочую такую муть. Они сказали, что кто бы не был убийцей, скоро его вычислят. Тело уже отправлено на экспертизу и, зная всё о характере убийства, им не составит труда этого сделать – голос её звучал всё тише и тише, но вдруг она проговорила с какой-то неумолимой внутренней силой – Я просто мечтаю посмотреть этому человеку в глаза.

– Ох, если бы ты только знала, как я мечтаю о том же, милая.

Довольно скоро она начала собираться домой. И хотя вокруг неё сразу появилась стайка молодых людей, готовых проводить её до дома, но сегодня добиться её расположения им было не суждено.

***

Последние посетитили допивали последние напитки, чтобы разойтись по домам. Был уже час ночи. А в два бар закрывался.

Брюс так и не смог за пару часов полностью прийти в себя. Конечно, это не так уж и легко после того, как тебя потрясли за грудки и предъявили столь серьёзную угрозу. Особенно, если угроза исходила от Бута.

Или дело заключалось не только в этом?

Как стал бы вести себя такой человек, как Брюс, если бы он и вправду совершил такое преступление? Вряд ли его реакция бы сильно отличалась. Да и по росту он подходил как нельзя лучше. Конечно, он несколько обрюзг, постоянно сидя в оффисе, но кто знает, на что способен человек в состоянии аффекта? Дома он готовил коктейли по моим рецептам и наверняка имел нож для колки льда.

Вдруг меня озарило. Думаю, я нашёл того, кого невольно искал весь вечер.

Осталось дело за малым – убедить всех остальных.

– Эй, Брюс. У меня есть для тебя кое-что новенькое на дегустацию.

Я смешал ему коктейль, который придумал совсем недавно. Он немного смазывал ощущения реальности, придавал всему телу некоторую лёгкость, но при этом совершенно не сковывал координацию. Я назвал его: "Ночной бриз".

Классное название, правда? Это потому, что он терпко и приятно пахнет.

В этот раз Брюс выпил коктейль залпом. Глаза его расширились.

– Какой приятный напиток. Что за рецепт?

Я ему рассказал в мельчайших подробностях.

– ...Но этому напитку нужен лёд. Холодильник для охлаждения не подойдёт. У тебя же есть нож для колки?

Он скорчил обиженную мину.

– За кого ты меня держишь, Нед?

– Просто хотел убедиться.

– Сколько с меня за этот нектар богов?

– За счёт заведения. За всё, что ты для меня сделал.

Дальше мы с ним тепло распрощались.

Теперь нужно сообщить все необходимые сведения Молли, аккуратно, чтобы она сама обо всём догадалась. Она сумеет ретранслировать это каждой женщине города. С мужчинами справится Бут. Его ненависти хватит, чтобы он поверил на слово, а его энергии – чтобы остальные поверили ему.

Джо, как выяснилось, превосходно находит предметы по утрам. Думаю, орудие преступления возле дома вскоре им тоже обнаружится.

Дальше в игру вступят детективы. Вероятно, они проведут обыск, обнаружат домашний бар. От Брюса будет идти странный запах алкоголя, который, вероятно, узнает Молли.

Хлоя найдёт те глаза, в которые так хочет посмотреть.

А вот я, к сожалению, нет.

Было уже три часа ночи, когда я перемыл всю посуду и пошёл домой.

***

Знаете, что самое трудное, когда работаешь барменом? Тебе некому доверить свои секреты.
Недавно я сказал, что инициатива Кэтти чуть не коснулась моего бара. Это не совсем так. На самом деле, через месяц я должен буду покинуть помещение, чтобы город мог разместить библиотеку. Это известие было для меня как пощёчина и удар под дых одновременно. Примерно так же было 7 лет назад, когда умерла от рака моя жена. Единственное, что от неё осталось – это этот бар, обустроенный её руками. Только он позволил мне не сойти с ума тогда.

Я даже переименовал бар её именем.

Когда я узнал о предстоящем выселении, я был настолько сильно был выбит из колеи, что впервые за всю жизнь напился на работе. Новым коктейлем, что смешал тогда сам.

И даже забыл в кармане небольшой нож для колки льда.

Домик моей бабушки находился на окраине деревни, неподалёку от свалки. Это была необычная свалка: она представляла собой небольшой овраг, в который местные жители скидывали трупы животных, коими в свою очередь питались по ночам бездомные собаки.

Удивительно, но оттуда совершенно не воняло гнилью, возможно потому, что собаки успевали съедать всё до того, как туши начнут разлагаться. Сколько себя помню, этот овраг никогда не пустовал.

***

Бабушки не стало два года назад, и наконец я решилась приехать в дом, чтобы навести в нём порядок перед продажей. Я тогда очень сильно поразилась тому, что дом вообще захотел кто-то купить - соседство с жутковатым оврагом не привлекало местных.

Я выставила дом на известном сайте объявлений без особой надежды, но буквально через месяц мне позвонили городские и изъявили желание купить себе дачу по смешной цене. Ок, мне то что? Моё дело предупредить, что практически за задним двором находится неприглядный и довольно мрачноватый скотомогильник, а по ночам рычат собаки, деля добычу.

Собаки едят падаль! Когда-то я не знала этого, но и не придавала значения.

***

Вечерело. Я открыла скрипучую, слегка просевшую от времени дверь и ступила на крыльцо. В нос ударил запах сырости и пыли. Невероятно меняется жилище без жильцов! Ощущение какой-то безнадёги, лишнее напоминание, что есть конец всему живому.

Снаружи поют птички, лето в самом разгаре, стрекочут кузнечики, лают соседские собаки, а внутри давящая, мёртвая тишина, которую нарушает только скрип половиц под моими ногами.

Обстановка всё та же. Бабушка не любила перемен.

Воспоминания нахлынули на меня. Я практически каждое лето проводила у бабушки, будучи ещё ребёнком. Перестала ездить к ней я только тогда, когда мои интересы перестали ограничиваться купанием на речке и прослушиванием бабушкиных историй, которые она любила мне рассказывать на ночь.

Я посмотрела в окно в ту сторону, где находился овраг. Одна из историй касалась именно этого места.

***

- Давай задернем шторы, Оленька! - бабушка ловко зашторила окно и присела рядом со мной на край кровати.

Мне девять лет, каникулы. Загорелая, усталая, я ложусь спать, с нетерпением ожидая очередной бабушкиной истории.

К тому моменту я уже знаю, что с наступлением темноты нельзя выходить во двор - в овраге помимо собак можно наткнуться на Проню.

- А как выглядит Проня, бабушка? - с наивной улыбкой спрашиваю я, укрываясь тонким одеялом. Моё окно закрыто. Бабушка боится его открывать - ведь овраг совсем рядом. Открыты только форточки с другой стороны дома - там Проня не появляется.

- Страшный он. Вроде человек, а вроде и нет: вместо кожи кровоточащие язвы, рот огромный, полон острых клыков, глаза совершенно белые, без радужки и зрачков. Идёт перекошенный, будто поломанный весь, на своих культях вместо ног и рычит громче собаки. Ищет жертву.

Снаружи послышалось зловещее рычание. Я вздрогнула. Бабушка улыбнулась и погладила меня по голове:

- Не бойся, Оленька, это всего лишь собаки...

***

Светлый и любимый образ бабушки развеялся, и я тяжело вздохнула, проходя вглубь комнаты.

Вдруг сзади послышались шаги, и я, увлеченная воспоминаниями, вздрогнула.

- Оля, ты? - услышала я приятный мужской баритон.

- Да, кто это?

- Это Лёша Авдеев! Я увидел, что дверь открыта и решил проверить, всё ли в порядке?

Я на ватных ногах развернулась и направилась к выходу, навстречу старому другу:

- Лёшка!

Он стоял у двери на крыльце, держа руки в карманах. Увидев меня, он вытащил руки и распахнул объятия. Всё такой же статный, высокий, со слегка грубоватыми чертами лица и пронзительными зелёными глазами. Он повзрослел.

Мы обнялись, крепко-крепко, как и положено старым друзьям.

- Я думала, ты уехал из деревни, - начала я.

- Я уезжал учиться в сельхозакадемии. А сейчас вот вернулся, ферму развиваю. Молоко буду производить. А ты как, чем занимаешься?

- Я в тебе не сомневалась, - улыбнулась я, внимательно изучая изменившегося друга детства, - а я ветеринар.

Лёша просиял:

- О как! Мы бы сработались! Я нигде ветеринара толкового найти не могу.

- Я больше по кошкам и собакам, - засмеялась я, - да и оставаться здесь не очень хочу.

Я оглянулась в сторону оврага.

Лёша резко погрустнел:

- Понимаю тебя. В деревне недавно девочка пропала, задержалась допоздна, да так и не нашли её. Только один туфель в овраге проклятом обнаружили...

Меня передернуло от ужаса.

Мы долго ещё болтали, вспоминая старые добрые времена, наши детские приключения. Так тепло на душе стало, что словами не передать. И грустно, что всё прошло, что детство кончилось безвозвратно. Я узнала, что Лёша до сих пор не женился, а он узнал, что я тоже пока одинока.

Неожиданно сердце моё екнуло: а он стал такой красивый, мужественный. Да и добрая его душа осталась прежней...

"Ой, хватит, Ольга, мечтать!" - одернула я себя. В городе меня ждёт клиника и мои подопечные, многие из которых не имеют дома... А здесь что? Только проклятый овраг.

Лёша с опаской взглянул в окно:

- Темнеет. Я, пожалуй, пойду. И ты запри дверь, не рискуй. Мало ли, никто не знает, байки всё это или нет.

***

Лёша вышел, я заперла за ним дверь, прибралась немного в доме и уже собралась было устраиваться спать, как вдруг меня осенила ужасная мысль: я забыла приготовить ведро для естественных нужд! Боже, какая дура!

За окнами сгустилась темнота, какая бывает только в деревне: ни единого фонаря, лишь лунный свет тускло освещает окрестности, звезды кажутся такими близкими и яркими, что руку протяни - прикоснешься к одной из них.

Я села на диван и чувствую - приперло. До утра точно не дотяну. Немного подумав, я решила: в конце концов, я что, необразованная деревенская дурочка, и поверю в эти байки? Хватит, взрослая женщина, а всё монстров из детских страшилок боится!

Я решительно поднялась на ноги и зашагала к двери, стараясь не смотреть по сторонам и не думать ни о чём.

Легко сказать, да трудно сделать: выйдя на улицу и вдохнув свежий, пахнущий сеном, речкой и прохладой воздух, я почувствовала, как в груди всё сжалось от тревоги. Как бы я не геройствовала, но мне было страшно.

Туалет стоял как раз на той стороне, где находился овраг, в самом конце заднего двора. "И кто додумался построить туалет именно там???" - мысленно посетовала я, шаг за шагом приближаясь к заветному строению.

Быстро сделав свои дела, я выскочила из покосившегося "домика для раздумий" и рванула по тропинке в сторону дома. Почему? А потому что сидя внутри, я услышала снаружи, позади себя, странные звуки, похожие одновременно и на рычание, и на какой-то клекот.

Звуки приближались. Они точно доносились со стороны оврага, и не были похожи на звуки, которые издаёт собака.

Я бежала, не оглядываясь, но чувство, что сзади кто-то есть, не отпускало. Добежав до дома, я на секунду обернулась. Лучше бы я этого не делала.

Оно сидело скраю тропинки, освещаемое светом луны. Худое, нелепое, отдалённо напоминающее человека. Тело его было как будто мокрое, чешуйчатое. "Язвы" - подумала я, вспомнив описание Прони бабушкой.

Лысая голова, огромный рот и светящиеся глаза придавали ему особенно жуткий "шарм". Оно не двигалось.

Я с ужасом ввалилась в дом, захлопнула дверь и закрыла задвижку. Я цела, невероятно!

Едва отдышавшись, я запаниковала. Легенда гласит, что если кто воочию увидит Проню, сойдет с ума и всё равно погибнет. Не верить? Но в само существование Прони я тоже не верила, однако же буквально только что я убедилась, что была не права.

Умирать в столь юном возрасте мне не хотелось, и я стала думать.

Если честно, получалось не очень. Я чувствовала, что за дверью бродит оно. Тот, кого почему-то называют человеческим именем Проня. Производное от Прохор.

Дрожащими руками я схватила смартфон и набрала номер Лёши - единственный человек, кому я могла рассказать о случившемся. Как удачно мы обменялись номерами несколько часов назад!

- Алло, Оля? Что случилось? - заспанным голосом ответил Лёша.

- Не поверишь, но сейчас за дверью у меня находится Проня. Тот самый. Он не байка, я видела его.

- Видела??? - выкрикнул Лёша.

Наверное, в этот момент он подпрыгнул в кровати. Я хмыкнула и продолжила:

- Да, видела. И помню, что на этот счёт гласит легенда. Я умру, если не узнаю, что это вообще такое и как от него избавиться.

Лёша тяжело вздохнул:

- Я сейчас буду у тебя.

- Нет!!! - взвизгнула я, - Не хватало ещё тебе на него посмотреть! Как рассветет, я тебя жду.

***

Рассвет наступил довольно быстро. Поразительно, но злобное существо снаружи не пыталось пробраться в дом. Оно не скребло входную дверь, не ломилось в окна, не выло, не рычало. Только бродило вокруг дома, а с наступлением рассвета исчезло. Я чувствовала его как-то внутренне, я почти не слышала его, но знала, что оно там.

По идее, ему ничего не стоило выбить дверь или окно, забраться в дом и разорвать меня на куски. Но почему-то этого не произошло. А ещё я слышала гул мотора. Лёша таки приехал, но близко к дому подъезжать не стал. Видимо, он притаился и был готов броситься мне на помощь в любой момент.

***

- Ушёл? - зачем-то спросила я, отпирая дверь и впуская друга детства в дом.

Лёша усмехнулся:

- Ну видишь, я цел и невредим. Я неподалёку дежурил. Видел, как кустарники ходуном ходили. А он не лез в дом.

Лёша сел на стул и почесал затылок.

- Я никогда не интересовалась подробностями легенды о Проне. Кто это вообще? Что за создание?

- Я тоже не силён в знаниях на эту тему. Знаю только, что говорят, это существо было когда-то человеком. Не очень хорошим, вроде бы он был сыном ведьмы Шуры, чей дом на окраине деревни с другой стороны.

- А, это тот дом, рядом с которым и находиться-то жутко?

Я вспомнила, как в детстве мы часто проезжали на велосипедах мимо того дома. Покосившийся, весь заросший кустарниками и высокой травой, он одном своим видом навевал ужас. От него шла какая-то мрачная, тёмная энергетика. Если долго смотреть на этот дом, начинала болеть голова и по ночам сниться кошмары.

- Там в соседях старик живёт, как его... - пыталась я напрячь память, чтобы вспомнить имя соседа ведьмы.

- Дед Петя. Он не больно разговорчив, но стоит попробовать с ним побеседовать, - ответил Лёша, вставая со стула.

***

Мы подъехали к аккуратному домику деда Пети уже к восьми утра. Перед домиком щипали сочную траву две козы, а значит дед Петя уже не спит, раз вывел животных пастись.

Сам дед Петя ковырялся в палисаднике - полол грядки с морковью. Завидев нас, он с трудом разогнулся, держась за спину, и снял панаму.

- Чего вам нужно, молодые люди? - не слишком доброжелательно произнёс старик.

- Здравствуйте, дядь Петь! - громко поздоровался Лёша, - это я, Лёша, Веры Авдеевой сын! А это Оля, внучка Раисы Михайловны!

- Да понял я! Так чего надо-то? - всё ещё грубовато ответил дед.

"Сколько же ему лет?" - подумала я. Выглядел он настолько древним, что, казалось, столько не живут.

- Мы по делу, - мягко настаивал Лёша, видя, что дед не настроен на общение, - Про Шуру и сына её распросить хотели. Надо очень, Оля Проню видела.

Дед Петя покачал головой и жестом пригласил нас идти за ним.

Мы вошли в дом вслед за дедом Петей. Нас встретила обычная, ничем не примечательная деревенская обстановка, что называется, бедненько, но чистенько.

Дед Петя усадил нас на лавку, а сам сел на табурет напротив.

- А чего вам рассказать-то? Это все старые знают, только вы, молодые, не в курсе. Шура Проню родила неизвестно, от кого. Вырос мальчонка бойкий, да вороватый. Скотину мелкую уводил прямо с пастбища, курей воровал у деревенских. Уж сколько с Шурой разговоры вести пытались,чтобы сыночка она угомонила, а она тех, кто на сына её слово скажет, проклинала. Ведьма она была. Однажды надоело это мужикам, Проню на поле поймали, он у мужиков на покосе хотел припасы стащить. Так один ему ноги косой отрубил, когда тот убежать пытался, избили его, да в овраг бросили.

Нашла Шура его ни живого, ни мёртвого. Без ног, весь обглодан собаками - не жилец был. Что уж там Шура нашептала, не знаю, да только с тех пор кто затемно выйдет на двор - того в овраге находили. Проня исчез, но те, кто видел его, говорят, что он стал не человеком. Так и ползает, за собой обрубки свои волоча, в животное превратился. А убить его нельзя - не умирает он. Это Шура его заговорила. Она лет шесть назад скончалась. Кто его увидит - не останется в живых. Он в кошмарах с ума сводит, и человек сам себя убивает, тянет его к оврагу.

Я судорожно сглотнула. Не надо, значит, ему в дом ломиться - сама приду. И буду съедена жутким существом, которое было когда-то человеком.

- А как его убить, не знаете? - осторожно спросил Лёша.

- Откуда же мне знать? Может, в доме Шуры чего найти можно, но кто ж туда пойдет? Проня ведь в дома заходить не может, ни в один, кроме своего. Там он днём спит. А ночью охотится.

Я оглянулась на дом Шуры. Обалдеть, там обитает это чудище! И что делать?

- Разрешите у вас заночевать? - вдруг выпалил Лёша.

Глаза деда Пети округлились от изумления:

- Зачем?

- Ну раз мы днём не можем в дом войти, попробуем ночью. Может, найдём чего там.

- Смелые! - усмехнулся дед Петя, - А как вы ночью по улице пойдете?

- Когда Проня в овраг пойдет, тогда мы и выйдем, - ответила я, - Я его чувствую, рядом он или нет. Может, успеем найти что.

После долгих уговоров дед Петя согласился помочь нам.

***

И снова наступила темнота, свойственная только деревне: тишина, прохлада и близкие, яркие звезды.

Я проснулась от непонятного чувства тревоги и осмотрелась, вспоминая, где я нахожусь. Дед Петя напевал что-то про себя, глядя в окно, а Лёша дремал на лавке, поджав ноги - в полный рост он на лавке просто не помещался.

Я с трудом растолкала друга детства, и, немного подождав, мы отправились в заброшенный дом ведьмы Шуры.

Пробираясь сквозь густой кустарник, я прислушивалась к своим ощущениям. Нет, я не чувствовала Проню рядом.

Мы осторожно поднялись на крыльцо по сгнившим ступеням. Дверь была приоткрыта, и мы вошли в дом, оглядываясь по сторонам. Лёша включил фонарик, приготовил ружьё, за которым мы предусмотрительно съездили к нему домой, и я стала искать. Что? Не знаю, что-нибудь, какую-нибудь зацепку.

Мы настолько увлеклись, что даже не сразу услышали в дверях знакомый жутковатый то ли рык, то ли птичий клекот...

Лёша направил свет от фонаря в дверной проём, и сердце моё сжалось от страха. В проёме сидело оно. Существо, некогда бывшее человеком, а сейчас одним своим видом внушающее ужас. Наконец-то я рассмотрела его как следует:

Зелено-синюю кожу покрывали многочисленные рваные раны, из которых сочилась сукровица, белесые глаза выражали жуткую тоску, огромный, полуоткрытый, изъязвленный рот был перекошен от непроходящей боли. Он не мог подняться на ноги ввиду их отсутствия. Руки, худые и длинные, были неестественно искривлены из-за того, что он постоянно опирался на них.

"Убей меня" - прозвучал голос в моей голове.

Тем временем Лёша очнулся и направил на существо ствол ружья. Я мягко остановила Лёшу:

- Он хочет умереть, я слышу его голос в моей голове. Но ружьё не поможет.

Лёша немного засомневался, но всё же опустил ружьё.

"Как тебе помочь?" - так же мысленно спросила я.

"Ты смелая, я сразу понял это и знал, что ты поможешь. В ящике стола есть книга, в которой мама записала заклятие, чтобы я не умирал. Сожги книгу, умоляю. Мне надоело так жить, если это можно назвать жизнью. Только поторопись, я уже начинаю чувствовать голод." - мысленно сказав это, Проня уполз.

Я кратко сказала Лёше, что услышала от Прони, и стало судорожно рыться в ящике стола.

***

Книгу мы нашли довольно быстро. Уже через несколько минут она пылала во дворе дома ведьмы, испуская чёрный, зловонный дым, а изувеченное, измученное бесконечной "жизнью" существо с надеждой смотрело на огонь своими белесыми глазами. Как только последняя страница книги скукожилась, охваченная огнём, Проня захрипел, задергался в агонии и затих.

***

- Вот это история, мам! - Никита смотрел на меня с неподдельным интересом, пока я в очередной раз рассказывала ему о наших с отцом приключениях.

Лёша на кухне гремел посудой. Тихая, тёмная деревенская ночь была такой же, как тогда, много лет назад, когда мы с моим тогда ещё будущим мужем избавили несчастного Проню от мучений. И звезды всё такие же близкие.

Я поцеловала сына в щёку:

- Спи, родной. Завтра в садик.

Оригинал здесь: https://dzen.ru/a/YO1YnFbGWkCM8Byl

Василий Егорович устало потер глаза и вздохнул.

- Ну что, Михаил, пойдём?

Михаил, молодой оперативник, поднял сонные глаза на начальника и встал из-за стола, закрывая крышку ноутбука.

Дело закрыто.

Хотя, как можно закрыть это дело?

***

На выходе их встретила пустынная ночная улица. Тускло горели желтоватым светом фонари, мимо неспешно пронеслось запоздалое такси. Время было далеко заполночь, хотелось спать и поскорее забыть этот день.

Василий Егорович и Михаил сели в потрепанную "Приору" изумрудного цвета. Пожилой следователь положил руки на руль и уставился в пустоту.

- Вам хоть немного жаль потерпевшего? - спросил Михаил.

Василий Егорович усмехнулся и отрицательно помотал головой.

- Как может быть жаль этого монстра? Тот, кто с ним сотворил такое, очистил от него землю.

- Но его смерть была жуткой, согласитесь, - настаивал Михаил. Его передернуло, когда он вспомнил найденное тeлo Игоря Варламова...

***

Три месяца назад.

- Вы ведь тоже знаете, что это он! - дрожащим, срывающимся голосом сказала заплаканная женщина, одетая во всё чёрное, - Полгода назад я потеряла мужа, а теперь ещё и единственную дочь! Этот убл**к сначала мучил её, а потом...

Женщина горько зарыдала.

Василий Егорович опустил голову.

- Все доказательства косвенные. Анна Леонидовна, мы понимаем ваши чувства, но без прямых улик невозможно посадить человека.

- Человека... - усмехнулась Анна. Её некогда красивое лицо, осунувшееся от свалившихся на плечи женщины испытаний, было опухшим от слёз, - Да разве же это человек? Монстр! Такое сделать с десятилетей девочкой! Она невинное дитя! А он сынок чиновника, поэтому вы и не ищете доказательств его вины! Сколько вам заплатили? - Анна перешла на крик.

- Анна Леонидовна, мы делаем все, чтобы доказать его причастность к убийству вашей дочери, но пока, к сожалению, улик не хватает, - Василий Егорович буквально выдавливал из себя эти слова. Ему тоже хотелось посадить Варламова. Но пока ничего не выходило - свидетелей не было, прямых улик тоже.

В тот день, как и прежде, Анна вышла из отделения ни с чем. Уже месяц она ходила сюда, как на работу, но дело о зверском убийстве её единственной дочери не двигалось с места.

Василий Егорович тоже ушёл с работы с тревожными мыслями. Он долго гулял по парку, обдумывая обстоятельства дела. Он вспоминал детали, пытаясь вытащить из своей памяти хоть одну зацепку, хоть одну ниточку. Но нет. Ничего. Пустота. Бедная Анна, бедная десятилетняя Валентина! А Варламов, гад, только усмехается. Василий Егорович скривился, вспоминая его бессовестные глаза.

Василий Егорович взглянул на часы. Почти полночь. Пора идти домой, хоть там и никто не ждет. Жена Василия Егоровича покинула его ещё шесть лет назад от тяжелой болезни, детьми их Бог обделил, родителей тоже давно нет. Осталась только тёща в соседнем посёлке, к которой Василий Егорович старался ездить каждые выходные. Она заметно сдала после того, как не стало дочери. Брат жены был непутевым, жил у матери на шее и нигде не работал. Он боялся Василия Егоровича и всегда куда-то исчезал, как только тот приезжал к матери.

***

Спалось плохо. Почему-то всю ночь следователю навязчиво снилась покойная Валя, и не покидало чувство тревоги. Несчастное дитя осуждает его за то, что он не может по закону наказать её убийцу.

Василий Егорович два раза просыпался среди ночи. Проснувшись во второй раз, он пошел в ванную, чтобы умыться.

Василий Егорович посмотрел в зеркало и даже вскрикнул от испуга. Из зеркала на него смотрело абсолютно чужое лицо: мужчина в отражении был значительно моложе, темноволосый и коренастый. Он загадочно ухмыльнулся, а сзади на пожилого следователя повеяло сквозняком. Василий Егорович судорожно заморгал, и отражение неизвестного мужчины исчезло.

Следователь крепко уснул только к утру, но на рассвете, совершенно некстати, его разбудил телефонный звонок.

- Василий Егорович? - послышался в трубке полусонный голос Михаила, его молодого подчинённого, - у нас тpyп.

- Говори адрес, выезжаю, - вздохнув, проговорил Василий Егорович.

***

Василий Егорович поежился и плотнее застегнул куртку. Всё-таки утро в октябре уже достаточно холодное.

Подъезжая к месту, Василий Егорович отметил, что оно ему до боли знакомо. Смутные подозрения стали явными, когда он подошёл к гаражам. Именно здесь месяц назад нашли несчастную Валентину. Следственно-оперативная группа уже вовсю работала, судмедэксперт Виталий суетился, складывая улики в специальные прозрачные пакеты, и при этом приговаривал достаточно громко:

- Нет, ну надо же! Или убийца тупой, или специально оставил всё на месте! Первый раз вижу такое!

На земле за гаражом, на том же месте, что и месяц назад Валя, лежал мepтвый Варламов, на теле которого не было живого места. Конечности были отделены от туловища и лежали, аккуратно сложенные, рядом. К горлу от увиденного подступила тошнота. На боку гаража красовалась надпись, сделанная белой краской:

"За дочь и не только."

- Анна, что же вы наделали... - пробормотал про себя Василий Егорович.

Увидев Василия Егоровича, судмедэксперт ещё больше оживился, его худощавое лицо расплылось в глуповатой улыбке:

- Егорыч, ну как так? Улик россыпь целая!Первый раз вижу такое! Вот и нож, которым ему кожу сдиpaли, кстати, заживо, вот камень с остатками мoзгoвoгo вeщecтвa... Всё в отпечатках. Умep он сегодня ближе к трём часам ночи, точнее скажу после вcкpытия.

Работу на месте закончили ближе к полудню. Дозвонились отцу Варламова, тот рвал и метал, когда узнал о судьбе сына. После обеда Василий Егорович позвонил Анне Леонидовне и сообщил о смерти Варламова. В конце разговора он уклончиво спросил:

- А вы знаете, где нашли его?

- Нет, - послышался грустный голос Анны.

- На том же месте, где и месяц назад нашли Валю.

С того конца трубки послышался удивленный возглас.

- Анна, где вы были сегодня ночью? - наконец прямо спросил Василий Егорович.

- Я вчера ещё с утра уехала к сестре. Пока я у неё. Можете проверить, я ехала на поезде. Вы меня подозреваете? А может, этот ваш Варламов не только мою дочь загубил? Четыре девочки ещё в районе пропали, ровесницы моей Вали.

Василий Егорович вздохнул. Он и сам думал, что Варламов причастен не только к cмepти Вали. Просто Валю нашли, а тех девочек ещё ищут. Обстоятельства пропажи очень похожи, один район...

В кабинет заглянул растрепанный судмедэксперт Виталий:

- Василий Егорович? Тут это... Короче, я сам ничего не понимаю...

Василий Егорович раздражённо сказал:

- Ну чего ты мнешься, заходи!

Виталий бочком протиснулся в дверь, словно опасаясь заходить. Он сел за стол, положил перед следователем заключение и начал:

- Я три раза перепроверил: все отпечатки на месте преступления принадлежат Роману Федотову. Отцу Вали. Он три года назад за драку на работе привлекался...

- Но его уже полгода как в живых нет! - вскрикнул Василий Егорович, но как только Виталий положил перед ним папку с фото Романа Федотова, слова застряли в горле: на него смотрел тот самый мужчина, отражение которого он видел в ванной ночью...

Отец отомстил за дочь. Давно покойный отец...

***

Наконец-то Василий Егорович вышел из ступора и повернул ключ зажигания.

- Знаешь, Миша, Варламов это заслужил. Вот мы не смогли его наказать, и пришлось это делать покойнику.

- Вы верите, что это действительно был Роман Федотов? - спросил Михаил.

- Ты с моё поживи, и не в такое поверишь, - усмехнулся Василий Егорович и мельком взглянул в заднего вида.

На пустой, освещённой желтоватыми фонарями дороге виднелись два силуэта: коренастый темноволосый мужчина и худенькая девочка лет десяти. Они с минуту постояли неподвижно, а затем растворились в воздухе.

Оригинал: https://dzen.ru/a/YLxfbjrbZU-lynog?&

Грядущему Хэллоуину посвящается. Начинал писать этот рассказ на прошлогодний конкурс "Тыквенные семечки", но тогда не закончил. А теперь представляю вашему вниманию.

Стрелка спидометра уже почти полчаса не опускалась ниже восьмидесяти километров в час. Сергею было плевать на ограничительные знаки, камеры и мелкие ямки на дороге. Если надо будет, штраф он заплатит, с кем надо договорится. Ему было важно не опоздать на встречу, а все остальное значения не имело.

Мимо проносились поля, деревья, реки, деревни и сёла, названий которых Сергей даже не успевал прочитать. Но почему-то подъезжая к Бугуевке, его взгляд зацепился за название на дорожном указателе. Невольно вспомнился одноклассник с фамилией Бугуев, от которого Сергей периодически отхватывал крепких тумаков.

Задумавшись, он не заметил, как на его пути вдруг возникла здоровенная рытвина. Сделать было уже ничего нельзя. Мерседес влетел в неё на большой скорости. Передняя ось с громким хрустом отломилась, автомобиль подпрыгнул и по инерции проехал вперед еще несколько метров. И только тогда сработала подушка безопасности.

Матерясь на чем свет стоит, Сергей не без труда вылез из машины и оценил масштабы аварии. Поняв, что всё очень и очень плохо, он схватился за голову и издал протяжный стон, полный отчаяния.

- Мил человек, а, мил человек!

Сергей сначала подумал, что ему померещилось. Но когда оклик повторился, он обернулся на голос и увидел неподалеку от себя сидящую на складном стульчике старушку. Перед ней стоял небольшой складной столик, на котором в ряд выстроились пластиковые стаканчики с тыквенными семечками. А рядом на земле лежала исполинских размеров тыква. Сергей на негнущихся ногах подошел к ней, намереваясь задать несколько вопросов, но старушка его опередила:

- Здравствуй, касатик! Не желаешь ли семачек тыквенных? Вкусные, свежие, толь…

- Ты что, бабка, в глаза долбишься или что? – взорвался Сергей и указал на мерседес. – Не видишь, что случилось, какие нахрен семечки? Ты ими предлагаешь все исправить?

Сергей хотел добавить еще пару «ласковых», но увидев, как испуганно старая женщина вжала голову в плечи, смягчился и сменил тон.

- Простите. Я просто на нервах… Понимаете, я опаздываю, сильно опаздываю, и эта поломка очень выбила меня из колеи. Надо понимать, в этой деревне вряд ли есть автосервис? Может, хотя бы просто какой-нибудь механик сыщется?

- Ничего, ничего, я понимаю, – слегка улыбнулась старушка. – Только вот отродясь не было здеся ничего подобного…

- Да они бы, впрочем, все равно не спасли положение... Ну а телефон? Телефон-то хотя бы здесь есть?

- Телефон есть, вестимо. У меня в доме, прям на крыльце. Как зайдешь – сразу заприметишь. Там рядом на стене бумажонка булавкой приколота – это я номер службы ентой… аварийной записала. У нас тут частенько тарантайки ломаются. Прям проклятое место, не иначе…

Сергей лишь хмыкнул и направился в сторону крыльца. Вернулся через несколько минут и, встав рядом со старушкой, нервно закурил.

- Ты чавось скуксился? Телефон не работает? Али никто трубку не взял?

Сергей сделал длинную затяжку, медленно тонкой струйкой выдохнул дым и искоса посмотрел на женщину.

- Сказали, что эвакуатор приедет только часа через два, не раньше. А через час я должен присутствовать на важном собрании, где на повестке дня среди прочего – голосование о моем повышении. И если меня там не будет – а меня там не будет – то все, к чему я шел последние шесть лет пойдет коту под хвост. Будь проклята ваша долбаная Бугуевка и в первую очередь те, кто должен следить за состоянием дорог! Когда вообще тут последний раз ремонт делали?

- Ой, да я и не припомню даже… Давно, касатик, очень давно.

- И хоть бы предупреждали о ямах этих! В них же, блин, целый человек может поместиться в полный рост!

- Енто ты малясь загнул, мил человек, – усмехнулась старушка. – Но правда твоя, ямы что надо! Да и как же, я прям отсель вижу, знак стоит. Как там бишь его… Ог-ра-ни-чение скорости, во! Двадцать кило́метров. Если бы ты, касатик, не несся так, авось заприметил бы и знак, и яму.

Сергей нахмурился, но постарался сделать вид, что эти слова его никак не задели.

- А ведь это все-таки не какая-то проселочная дорога, целая, мать ее, трасса! И так кстати не только у вас, этим похоже вся область страдает. Вот выберусь отсюда, напишу кому следует, им потом вставят по самое не балуй, может тогда за ум возьмутся.

- Ох, и не говори. Дороги жуть какие. Я, бывает, в областной центр когда езжу, пенсию-то получать, цельных сорок минут трясусь в автобусе по ентим кочкам, ямам и ухабам. Хорошо, если сесть удается. А если народу битком, то хоть помирай…

Теперь завелась старушка и, войдя в раж, похоже замолкать не собиралась. Слушать эти причитания Сергею совсем не хотелось, поэтому он пару раз кашлянул, привлекая к себе внимание, и сказал:

- Знаете, я, наверное, пойду в машину, подожду эвакуатор там.

- Погоди минутку, мил человек. Вот, взгляни, какая тыква у нас давеча уродилась, – она похлопала лежащий рядом овощ.

- Так это настоящая? – удивился Сергей. – А я думал искусственная, так, для виду. Я такие здоровенные только в книге рекордов Гиннеса видел.

Тыква действительно была колоссальных размеров, сидящей старушке она доходила до уровня груди. Сергей, конечно, понимал, что женщина маленькая и сухонькая, но это не отменяло того факта, что овощ являлся настоящим исполином.

- Вот-вот, енто наш… как ты сказал?.. ри-хорд-смен, во! Такую даже резать жалко. А какие семачки у них вкусные… Возьми, касатик, всего пятьдесят рублёв стаканчик.

- Да что вы пристали, не хочу я ваших семечек.

- Хоть попробуй, уважь бабушку, – старушка протянула в трясущейся руке один из стаканчиков.

- Ну хорошо, давайте. Надеюсь, они не напичканы химикатами?

- Господь с тобой! Все натуральное, природой-матушкой даденное.

Сергей, недолго думая, взял несколько семечек, очистил от шелухи, закинул в рот, тщательно прожевал и вынес вердикт:

- Вроде недурно…

- Так, может, купишь тогда стаканчик? Все равно ведь ждать.

- Вот заладили-то! Не буду я ничего покупать и точка! Сами ешьте свои семечки! – Сергей топнул ногой, развернулся и широким шагом направился к машине. Он сел на водительское сидение и нарочито громко закрыл за собой дверь.

- И незачем так кричать, я просто предложила… – едва слышно сказала старушка и тяжело вздохнула.

На некоторое время в селе Бугуевка наступила тишина, прерываемая шелестом листвы деревьев, растущих по обе стороны шоссе. Через несколько минут Сергей, держась за живот и скрючившись в три погибели, вылез из машины и едва перебирая ногами направился к старушке.

- Что, касатик, передумал? Решил всё-таки…

- Бабка, сука… Ты… Что ты сделала?.. – сквозь зубы процедил Сергей.

- Чавось? Не слышу тебя.

- Семечки… Отравила?..

- Что ты, что ты! – запричитала старушка. – Какая отрава? Всё своё. Да что же с тобой такое?

Не дойдя нескольких метров до столика, Сергей упал как подкошенный и прилагая неимоверные усилия перевернулся на спину. Его живот так сильно вздулся, что рубашка выправилась из-под брюк, а пуговицы на ней готовы были оторваться в любой момент.

- С… Скорая… Звоните в… с-скорую… Прошу… Ско… рее!.. – с трудом смог выдавить из себя Сергей и сморщился от боли.

- Так, милок, даже если я её вызову, она ж все равно приедет только лишь для того, чтобы смерть твою… енто… коста… кон-ста-ти-ро-вать, во! – спокойным тоном произнесла старушка, даже не думая вставать со стульчика.

Сергей смотрел на неё расширенными не только от ужаса, но и неимоверного напряжения глазами. В какой-то момент его обильно вырвало смесью крови и не до конца непереваренного обеда и, так как он лежал на спине, эта смесь залила ему все лицо.

Мучаясь от боли, Сергей не заметил и не услышал, как к его мерседесу подъехал эвакуатор. Из него вышел широкоплечий крепкий мужчина под два метра ростом, посмотрел ничего не выражающим взглядом на хрипящего и стонущего бизнесмена и подошел к старушке.

- Надобно ему помочь, наверное…

- Сделай милость, надоели уже его корчи.

Мужчина достал из висящих на поясе ножен керамбит и, склонившись над Сергеем, легким отточенным движением аккуратно взрезал ему живот от груди до паха. Почуяв свободу, то, что находилось внутри, ринулось наружу. Здоровяк, не задумываясь, схватился обеими руками за края раны и развел их в разные стороны, и не без труда извлек на свет из чрева бедолаги гигантскую тыкву.

- Ух, здоровенная! – восхищенно цокнул языком мужчина. – Отменный экземпляр.

- Ага, - поддакнула старушка. – Теперь у нас новый … рихордсмен! Слышал, касатик, – она обратилась к Сергею, в котором на удивление еще теплилась жизнь, – можешь собой гордиться!

- Молодцом, – поддакнул мужчина и, поставив тыкву на землю, ударил своим ножом Сергея прямо в сердце, прекращая, наконец, его мучения. – Ладно, мам, дел ещё много. Труп надо спрятать, машину его отвезти в амбар, тыкву от крови отмыть и дорогу от его блевотины.

- Погоди ты, обыщи его сначала.

Мужчина повиновался. В карманах Сергея он обнаружил мобильный телефон, ключи от автомобиля и квартиры, флешку и кошелек.

- Ого! Да у него тут налички – хоть жопой жуй. Тысяч сто, наверное. И кредиток – раз, два, три… семь штук.

- Ишь, говна какая! – всплеснула руками старушка. – Пятьдесят рублей пожалел, а у самого вон, денег столько, что подтираться ими можно! Ну тем более поделом ему. Ладно, иди, работай, – сказала она сыну, а когда тот ушел в дом за мешком для трупа, добавила тихо сама про себя: – Теперь, значится, эту на пирог пустим, а его тыква будет со мной рядом стоять. Посмотрим, как долго продержится его… хе-хе… рихорд.

ОСТАЛЬНЫЕ МОИ РАССКАЗЫ НА ПИКАБУ