CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Мы сидели вокруг костра. Из семерых, что прибыли на это место для организации лагеря и знакомства с местностью, осталось четверо. Проводник – Муни исчез, Рита пропала, а Саша, ох его вероятнее всего нам было жаль больше всего. Относительно Риты, ещё теплилась надежда на то, что она жива, стоит дождаться утра, дождаться прибывших спасателей и мы обязательно найдём её, главное в это верить, а вот Саша, ох, Андрей видел, как озеро забрало его и в его случае оставалась вера хотя бы в нахождение его опухшего от воды тела, для успокоения семьи. Костёр мерно трещал в ночи, мы обступили его, каждый сидел, кто на чем, но, что определённо изменилось, так это, то, что мы сидели очень близко друг к другу, едва не касаясь. Каждому из нас было страшно, мы искали защиты, пусть не физической или душевной, в большей степени защиты для наших пошатнувшихся сегодня рассудков. Искры подхватывались дымом вместе с мельчайшими песчинками золы и завивались вверх, к звёздам.

Сказать по правде, я даже и не знаю сколько мы тогда так просидели. Длились ли наши посиделки час, два или гораздо больше, никто не следил за временем, каждый наслаждался спокойствием, и думается мне мыслями, о том, что не оказался на месте несчастных влюблённых. Я, сварил на всех чай, ромашковый, именно чай, не голую ромашку, коей люблю её пить сам, большинство людей не переваривают её в таком виде. В правильных пропорциях ромашковый чай творит чудеса, успокаивает нервы, начинает тянуть в сон, это было его время.

У Игоря закончился чай, он подошёл к котелку в центре лагеря, когда со стороны единственного свободного прохода к лагерю, послышался шорох. Все застыли, Игорь с чашкой в руках и половником полным ромашкового чая, Аня на рыбацком стуле с чаем в руках, я в своём излюбленном кресле-мешке. Андрей напрягся больше всех, за сегодня он был единственный, кто пережил большое количество переживаний и был непосредственно их свидетелем и участником. Его глаза расширились от ужаса, он ожидал нечто ужасное внутри своей души, пока сердце бешено колотилось, пока его рассудок собирал последние свои неразрушенные и не задетые тьмой части для последней обороны от сил неведомых и пугающих. В его душе теплилась надежда в одну простую вещь, что шорох, который они слышали издал дикий зверь. Любой, неважно который, волк или лисица, заяц или суслик, да даже если бы это была гадюка или медведка, он был бы рад каждому из них, или всем вместе, главное это было бы осязаемо и вполне способное для принятия его пострадавшим рассудком.

На свет вышел Саша. Да, да, именно Саша! Почивший член группы, поглощённый солёной водой этого не менее великого чем Большое Богдо озера. Шёл он, слегка пошатываясь, каждый шаг раздавался в ушах хлюпаньем, таким едва слышным, но каждый раз, когда этот звук доходил до ушей становилось не по себе. Каждый раз, когда хлюпающий звук разносился по округе меня передёргивало, по всему телу происходил нервный импульс, а вместе с ним и за ним, в частности, пробегали мурашки. Честное слова, своим боковым зрением я видел, как кружка чая в руке Андрея затряслась и заходила ходуном. Уже у костра, я обратил внимания, что Саша был весь белый, вероятно из-за подсохшей соли. Одежда стала слегка ломкой и стал слышен хруст, особенно уж у костра, она то тем более начала сохнуть на порядок быстрее нежели в прохладной осенней ночи. Ещё несколько шагов и он достиг нас. Никто не двигался. Стояла тишина. Я слышал бешенное биение своего сердца, слышал дыхание своих друзей, слышал, как в стакане Андрея всплёскивался чай, и слышал, как заговорил Саша.

Боги! Лучше бы я этого не слышал, мне никогда не забыть этого, и до сих пор порой этот эпизод является ко мне в виде ночных кошмаров, и было даже пара случаев слуховых галлюцинаций. Как такового и голоса то не было, он не был обычным, устрашающим, или грозным, изменённым от того, что в молодого парня, что-то вселилось потустороннее, нет, его голос был другим. Когда я его слышал складывалось ощущение похожее на звук, как будучи ребёнком ты дуешь в соломинку, торчащую в стакане с жидкостью. Да, да, именно этот звук, булькающий, звук выходящих пузырьков воздуха из полости полной жидкости. Этой полостью теперь, вместо стакана с содовой в детстве, служили его желудок и лёгкие, они были полны солёной водой, а как иначе быть желудку и лёгким утопленника. Честное слово, я хоть уже и говорил прежде, но вновь моё воображение играло со мной злую шутку. Каждый раз, когда я слышал этот булькающий звук я видел, как пузырьки воздуха поднимаются из уже опухшего с отмирающими стенками желудка, полного солёной воды.  Поднимаются вверх, через трахею и пищевод, из лёгких, через горло и изо рта в наши уши. Каждый раз, когда он говорил помимо бульканья изо рта извергалась вода.

Он продолжал двигаться к нам. И теперь на свету костра мы могли его полностью разглядеть. Синий, опухший, с соляной коркой, засохшей на нём. Его кожа была бледно синей с белым соляным налётом. Первым не выдержал Андрей, и разве это удивительно? Его рассудок, так долго державшийся, и едва ли восстановившийся после утопления Саши, нет он не просто дал сбой, нет, его рассудок покинул его. Как бы это не было грустно говорить, Андрей сошёл с ума, тут же, в тот момент, как сперва услышал попытки Саши говорить, а после и увидел его бледную кожу.

Сперва Андрей атаковал Сашу, выбросил руку вперёд и ударом кулака в нос, повалил его на землю. Саша даже не пытался встать, слегка вертелся только и всего, при падении прилично забрызгал всё вокруг водой. После Андрей застыл. Прям в прямом смысле застыл на месте. В том положении, в котором он остался после удара Саши, в этом положении он и остался, на слегка согнутых ногах, с опущенными практически до земли руками. Понять, что он жив можно было только по вздымающейся тощей грудной клетке. Так прошло не много времени, минута, может две, в тот самый момент, когда Саша, или то, чем он теперь стал, забралось в наш лагерь, время замедлилось. Это стало похоже на то, как если представить время в виде жидкости, которая прежде спокойно текла, а теперь стала тягучей, как мёд, вязкой, как дёготь, таким стало время, и ещё более устрашающе смотрелось, и ощущалось, то, что все действия не были замедленны в этой вязкой жидкости, времени, все они были такими же, как и прежде. Андрей медленно, очень невероятно медленно закрутил головой, влево и вправо, и каждый раз казалось, что ещё пара градусов и всё, его шея переломится, но нет, каждый раз он не доводил эти лишние градусы и возвращался назад головой. При этом стойка его так и оставалась неизменной, но лишь до поры до времени. Следом он резко упал на спину. Он извивался, как змея, его спина резво выгибалась в районе лопаток, а сам он смеялся, истерически и пугающе. Я видел! Я видел, как он смеялся, повернув в мою сторону голову, он бешено вздыхал, не знаю сколько ударов в секунду билось его сердце, не мене сто пятидесяти это точно, с таким же темпом он при этом и дышал, и из его глаз лились слёзы. Без остановки. Его глаза, ещё одна вещь той ночи на ровне с попытками того, во что превратился Саша, говорить, навсегда запечатлелись в моей памяти. Его глаза, полные боли и страдания, непонимания и отрицания. В тот момент его рассудок вытолкнул личность Андрея из его тела в коллективное бессознательное, именно в тот момент, тот Андрей, которого мы знали перестал существовать. Но это было лишь начало.

Музыка! Вновь музыка наполнила мои уши, всё таже музыка, которую я слышал на верху у поющих скал, таже музыка, которую я слышал у странных приборов Муни, таже музыка, о которой рассказывал Андрей, которую он слышал на озере. Она не была прям точь-в-точь такой же, конечно, конечно же она отличалась, своими переливами и протяжностью, эта была более глубокой, думается мне, а даже если быть более точным, она проникала на много более глубоко нежели прежде, прямиком в самые недра человеческой души, если она для этого готова и приспособлена. Коей, к сожалению, не оказалась душа и психика Игоря. Ничего страшного не произошло, особенно на фоне произошедшего прежде, он всего лишь лёг на землю в позе эмбриона, зажал уши руками, и завопил, нечеловечески, совершенно другими частотами нежели мог так кричать человек. На самом деле, я долгое время рассуждал после, почему же на него эта музыка ветра произвела такое впечатление, кто знает, быть может, потому что он был обычным, тем из большинства, кто наполняет этот мир. Одним из тех, кто проживает свою жизнь, ничем не интересуясь и ни к чему не стремясь, тем, увлечения которого были приземлёнными и обычными, тем, кто был таким, как все, в отличие от нас с Аней. На Андрея уже ничего не действовало, его личности с нами не было, а мы с Аней, реагировали нормально, пока остатки Саши, продолжали ворочаться на земле. Музыка становилась громче, пока не появился он!

Я не знал изначально, что это был за зверь, но Господи, Он был величественен и внушал такой неестественный трепет. Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного не перед чем, кроме изысканий природы, древних лесов или высочайших гор, плоских равнин и болотистых плоскогорий, нет, только величественные создания матушки-природы могли внушать такой благоговейный трепет в меня. Он был таким же зверем, как и все, с такими же пропорциями, как у правильных зверей, без дёрганных движений, нет, всё было естественно, за исключением Его внешнего вида. Да и во внешнем виде Его не было ничего страшного и даже череп копытного травоядного рогатого животного едва ли страшил, нет, он внушал как раз таки другое чувство в перемешку с иными его отличиями. Это было парнокопытное, на четырёх лапах, с густой шерстью, маленьким, как у зайца или оленя, хвостиком сзади и черепом вместо головы. Белёсый, не переливающийся на свету череп рогатого животного был вместо привычной головы, рога были прямыми утолщёнными снизу, они сужались кверху и в верхней точке смыкались друг к другу, оставляя небольшой зазор между собой. Ещё одно отличие, что я заметил, и что Его разительно отличало, и что я не заметил изначально, точнее не понял, что это Его отличительная черта. А именно, Его шерсть. Это не была шерсть, я называю Его шерсть словом “это”, потому что едва ли она была шерстью и лишь имитировала Его шерсть своим видом. Вместо шерсти у Него было степное разнотравье. Жёлтые высохшие, свежие зелёные, тёмно-зелёные, едва ли не синие, колючие и пушистые, травы степей, они заменяли Ему шерсть. Едва ли это можно было заметить издалека.

Сайгак, а это был именно он, точнее то, что его имитировало своим внешним видом, и что не поддавалось никаким объяснениям, неторопливо подошёл к границам лагеря. Границей нашего лагеря я считаю самый далёкий свет, что давал наш костёр. Как только я увидел Его, то сразу же встал и подошёл ближе к Ане, попятив немного назад, я понимал, что Игорь сейчас не в состоянии защитить свою любимую, и я как её близкий и давний друг обязан её защитить, она и не была против, взяв меня за руку. Сайгак неторопливо шёл по лагерю. Он щипал травы своей имитацией сайгачьей нижней раздвоенной губы и периодически обнюхивал территорию. Так же он неторопливо осматривался, каждый раз останавливая взгляд на каждом из нас. Неожиданно после его взгляда, Саша успокоился, и больше не предпринимал попыток встать, Андрей так и продолжал истерически смеяться, вероятно тут нечем ему было помочь, а Игорь перестал кричать. Наступила тишина. В конечном итоге Его взгляд остановился на нас с Аней, и Он неторопливо двинулся к нам. В тягучем замедленном времени и не менее тягучем и замедленном пространстве, Он рассекал их, выпадая из новых образовавшихся законов вселенной в этой области. Я на удивление был спокоен в отличии от Ани, она была на грани, я чувствовал это по её руке, но, опять же, моя рука позволяла ей быть только на этой грани и не выходить за неё, не теряя самообладания и расслоившегося от ужаса рассудка.

Буквально в четырёх метрах Он остановился. Остановился и начал смотреть на меня, своими пустыми глазницами, которые заменяли, я даже не знаю, что их заменяло. Я думал, что Он смотрит не просто на меня или в мои глаза, а именно так Он и делал, было ощущение, что Он смотрит внутрь меня, прямо в мою душу, неведомо для меня зачем, но ощущение было пугающим, похожее на ощущение, что за тобой кто-то наблюдает, вот на что это было похоже. Когда я смотрел в Его глаза, в глазницы, мне казалось, а может и не казалось, может так на самом деле и было, мне казалось, что я вижу вселенную, мириады звёзд в Млечном Пути, с гигантской, колоссальной чёрной дырой в центре нашей галактики.

После обмена взглядами, я медленно сел на корточки, прямо напротив Него, при этом не отпуская свою руку от Ани, я понимал, что это залог её здравого рассудка, тоненькая нить между сумасшествием и реальностью, обычная мужская рука. Я сел на корточки перед Ним, слегка протянул вперёд руку, и издал звук, не знаю откуда он взялся, он был не похож ни на что, и он взялся сам по себя из меня. Едва ли я смогу его объяснить, но всё же этот звук был где-то внутри меня, на моей подкорке, в моём бессознательном. Он опустил голову, после подняв её, двинулся ко мне, я не дрогнул. Приблизившись ко мне, я протянул руку ещё сильнее вперёд, без единого резкого движения. Всё было плавно, я не хотел Его испугать резкими движениями. Он дотронулся своим носом, точнее его имитацией, до моего пальца. Он был мягкий и тёплый, прям, как у живого существа! Я сделал ещё несколько аккуратных движений и начал гладить его. Сперва по носу, после по голове и боку. Он не был против.

По руке Ани я почувствовал, что ей стало легче, она уже так сильно не боится, повернулся к ней и только при помощи мимики своего лица передал ей безгласый, лишь видимый мимикой вопрос, она махнула головой в знак согласия. Теперь я мог её отпустить и немного вздохнул с облегчением, ситуация разряжалась и становилась спокойнее. Дальше, так же неторопливо, я достал из кармана сладкий батончик из орехов и мёда. Анемия, будь она не ладна, всегда заставляла носить с собой что-нибудь съестное, а уж лучше сладкое, то, что быстро даст глюкозу, а значит гемоглобин и кислород моему мозгу, иначе, как бывало, обморок. Мы стояли в паре десятков сантиметров друг от друга, Он терпеливо ждал пока я разворачиваю батончик, а после с удовольствие вкусил его, прежде обнюхав. Неторопливо, Он поглотил его в два укуса, медленно разжёвывая. В конце этого немого действия, лишь имеющего не зримый глас двух живых существ, Он вновь медленно махнул головой, развернулся, и направился за границы лагеря. Не спеша, лапа за лапой, Он двигался во тьму. Постепенно, чем ближе Он был к выходу, протяжная, свистящая музыка ветра, становилась всё тише. Музыка была с нами всё это время, она никуда не уходила, и постоянно присутствовала с нами. В конце, Он также растворился во тьме, как в ней прежде и появился. Незаметно смешался с ней. Вместе с Ним окончилась и музыка, а когда Он совсем исчез, я услышал уведомление в телефоне.

Выдвигаться таким малым числом – опасно. Но Камил был убеждён в своей победе. Он хотел быстро прибыть к селу, чтобы разбойники не успели окончательно разграбить земли, не успели далеко уйти. Хотел нагнать разбойников и тут же разбить.

Выступали вечером. Собирались в спешке. Десятником заместо Мямли Камил назначил Ларса. Руководить помогали так же и десятники Меньшак и Никлот – опытные бойцы, повидавшие и войну, и подобные рейды. Их завербовал ещё сам командир Орманд.

Иштван пытался убедить взять в поход и пеших воителей, для надёжности, но Камил рассчитывал на молниеносность конницы. Иначе какой это будет рейд? Никого не поймают…

Дружинники мчали по дороге, совершая редкие остановки, чтобы напоить коней и дать им немного времени на отдых. Крестьяне в деревнях тут же предлагали поторговаться, притаскивали свои безделушки, сладости, вкусности. Надеялись, что богатые «горожане» захотят прикупить чего-нибудь. Иногда им это удавалось – особенно когда они предлагали мёд и сладкую сметану. Дружинники, видя, что, возможно, несколько дней им придётся питаться чем попало – сделались особенно щедры на монету.

-- Крестьянам можно доверять? – спросил тогда Камил у Ларса, имея ввиду отравленную пищу. Ларс даже не сразу понял.

-- Нашим – можно. Но всегда следует быть осторожней.

Старейшины выходили приветствовать фактического регента, познакомиться, понять, кто он такой. Камил сначала разговаривал со старейшинами вежливо. Но едва только увидел, что они и от него ждут мягкой руки, как от брата-Есения или отца-Некраса – начал вести беседы жёстко, без любезностей. Ведь где мягкая рука – там и уступки. А никакие уступки в уплате Долга непозволительны. Есением, видимо, старейшины вертели только в путь – учитывая манеру, с которой они попытались разговаривать с Камилом.

Но Камил быстро напомнил смердам их место.

Надо же! И тут все отбились от рук… Неужели люди вообще не ценят доброту? Неужели все они понимают только зло, только жестокость?! Чем тогда они лучше животных? Даже собаки верней и преданней, даже собаки ценят доброту. Но не люди.

Камил подумал, что следовало бы в этом году обобрать крестьян как следует – больно уж они румяные ходят. Так сказать, припомнить за старый бунт.

Крестьяне с клеймом на лбу близко к дружинникам не подходили – прятались подальше, да поглядывали затравленно, со страхом. Вот такие взгляды Камилу нравились. Всё-таки Искро правильно сделал, что запугал весь свой народ. Только вот нужно было сделать это ещё до начала восстания Эрна!

-- Власть держится на уважении, значит? – спросил тогда Камил у Ларса, не стесняясь стоящих рядом старейшину и его крестьян. – То-то моего папашку, так рьяно заботящегося о крестьянах, эти же самые крестьяне насадили на вертел… Зато смотри на эти испуганные взгляды. На этот страх. Вот так и выглядит власть. Добрым словом ты из смердов лишнюю ценность не вытянешь… Я уверен, если пришугнуть их, как следует – они раскошелятся особенно щедро. Вдруг окажется, что они куда богаче, чем пытаются казаться. Отдадут всё. Лишь бы я оставил их в живых, лишь бы я не стал их рубить на части, что, кстати, полностью в моей власти. Особенно если разрубить вон тех, с клеймом. А? Что на это думаешь, Ларс?

Крестьяне тут же побледнели, а болтливый и наглый старейшина вдруг проглотил язык, попятился. Ларс только лишь вздохнул, как-то печально.

-- Шутка! -- сказал Камил крестьянам и улыбнулся во все зубы. И улыбка его больше походила на звериный оскал. Этих ублюдков следует держать в кулаке!

Дружина шла вперёд. А погода вдруг сделалась пасмурная. И следом за облаками приближалась тёмная непроглядная ночь. Камил ведь надеялся на сияние луны, которое помогло бы им преодолеть путь до наступления утра. Но все планы к праху.

-- Нам придётся останавливаться на ночлег, -- сказал Ларс. – Пока совсем не стемнело – лучше разбить лагерь в хорошем месте и устроиться поудобней. Иначе собьёмся с пути. И нарвёмся на что-нибудь нехорошее…

Всё пошло не по плану в первые же часы похода… Тогда до разорённой деревни оставалась всего половина пути. Сначала Камил намеревалсч расположиться в ближайшей деревне, но его принялся отговаривать суеверный Меньшак.

-- Это плохая деревня, милорд, -- сказал он. – Уж лучше в лесу на голой земле спать, чем там.

-- Почему это, Меньшак?

-- Тут же неподалёку «плесенник»…

-- Это что такое?

-- …Кладбище, где поначалу закапывали больных Плесенью. Пока не додумались их сжигать.

-- Это грозит болезнями? – спросил Камил. – Но ведь местные живут как-то в деревне, не умирают. Значит до «плесенника» достаточно далеко.

-- Твоя правда, милорд, -- кивнул Меньшак. – Только вот бродит в округе всякая тварь. Заражённая. Неприятно… Мы как-то бились с такой. Вонючая и противная. Вонь не выходила из носа с неделю!

Камил задумался, поинтересовался, что думает Ларс. Старый дружинник ответил, что места здесь – действительно нечистые. Но, отметил, чем ближе к Хребтам они подходят, тем глуше леса, тем больше в них скрывается опасностей. Не факт, что дальше будет безопаснее.

-- Меньшак, не боись, -- сказал Камил. – Разбойники куда страшней. А в деревне мы будем больше защищены, чем в глухом лесу.

-- Я никогда не боюсь, -- насупился Меньшак. – Ну, дело ваше… Не к добру это…

И когда они вошли в эту деревню, когда Камил увидел заторможенных странных крестьян, бесцельно снующих по дорожкам и тропинкам, словно отравленные муравьи, то решил всё-таки продолжить путь мимо деревни. Решил отойти и от «плесенника» и от чёртовой деревни как можно дальше.

Вода из колодца в той деревне странно пахла – и Камил запретил её пить своим дружинникам, как бы те не жаловались на жажду.

-- Видишь, милорд, -- сказал Меньшак. – Тут люди больные. И мы бы такими же стали, если бы остались тут. К чертям деревню, правильно! Разбойники – не страшно. Страшно, если ум высохнет...

Нашли стоянку в лесу, в нескольких вёрстах от «плесенника». У ручья. К этому месту дружина вышла уже в потёмках. Расположились на опушке, на небольшой возвышенности, с пригодной для питания лошадей травой. Разожгли костры, принялись готовить ужин.

Камил в этих местах баронства ещё никогда не бывал. И даже не знал о местных особенностях – вроде и родился здесь, а всё равно чужак.

Следовало заняться когда-нибудь той странной деревней, изучить трактаты по Плесени. Он мало знал о той болезни. Помнил только, что муж тётушки Анны от неё помер, и что болезнь эту на земли Царства призвали три владыки Изнанки во время восстания «Чёрной Песни» сто лет назад.

Разбойники могли на них напасть в любой момент. Могли легко перебить всех лошадей и тогда начнётся тяжёлое побоище... Камил надеялся на дисциплину стражников. Молодой десятник Никлот особенно гонял своих подопечных, запретил им снимать ламелляры и кольчуги даже во время сна.

-- Лучше плохо выспаться, чем проснуться от того, что тебе выпустили кишки, -- ругался Никлот с бойцом, пожелавшим отдыхать без брони. Он учил своих правильно расставлять палатки, правильно сбивать лежанки. Придирался к, вроде, мелочам, но по делу. Дотошный десятник. Это хорошо.

А вот парни Меньшака расположились куда более расслабленно. Без суеты, без спешки. С их стороны слышался хохот. Кто-то даже достал дуду и играл, видимо, намереваясь привлечь внимание разбойников со всей округи. Но играл, надо признать, отменно, с душой. Камил даже не сразу сказал ему заткнуться. Он и не подозревал, что так хорошо можно сыграть на какой-то свистелке…

-- Вот не знаешь ты толк в веселье… -- как-то загрустил Меньшак. – А разбойники нас и по запаху учуют, если захотят.

-- Советую тогда тебе постирать свои портянки, -- ответил Камил. – Ручей неподалёку и костёр пока не остыл!

-- Мне кажется, что я сейчас насмерть отравлюсь от яда в свою сторону!

Когда еду приготовили, Камил и командиры уселись обсуждать дальнейшие действия.

-- Упустим шайку, -- говорил Меньшак. – Это точно. Если бы не эта погода пасмурная, мы бы добрались туда до зари. А разбойники далеко бы тогда не ушли – они тоже ведь любят поспать.

-- Да, весь день они потратили на грабёж, -- согласился Никлот. – Тогда придётся идти по следам. Нам бы псов сюда с хорошим нюхом…

-- Хорошая идея… -- задумался Камил.

-- Так и нужно выслеживать разбойников. Собаками, -- сказал Никлот. – От них не так просто уйти.

-- Разбойники знают, как уходить от собак, -- возразил Ларс. – Мы и собаками в своё время пытались их вытравить из лесов. Но эти ублюдки поступали очень просто – заходили в ручей. Шли так против течения – да хотя бы полверсты – этого было достаточно, чтобы сбить с толку любого пса… Кружили по полянам, что собаки терялись, запутывались. Такие вот у нас разбойники. Хитрые.

Решили, что будут прочёсывать местность, идти по следам – некоторые дружинники, сыны охотников, хорошо умели различать их на земле, в траве, по различными приметам. Других вариантов больше не имелось. Скорее всего, деревню уже не спасти.

Камил запретил снимать доспехи на ночёвке всем остальным. Даже сам он не снял отличнейший доспех, доставшийся ему от Есения. Такой доспех спасал даже от стрел – только покрывал он не всё тело.

Дружинники снова удивились тому, что Железяка ничего не жрёт.

-- Милорд, -- сказал Меньшак. – Всё-таки он странный. Так ведь не бывает. Он вообще – человек? Вы вообще видели когда-нибудь его лицо?!

-- Видел, -- сказал Камил. – И тебе не советую. Тоже аппетит потеряешь, как и он.

-- Но ведь он вообще без эмоций. Он даже не мычит. Он… как дуб!

-- Железяка – лучший воин в моей дружине. И этого достаточно. Он не говорит много слов. А делает за десятерых таких, как ты.

Меньшак в ответ поморщился.

Десятник Никлот же всё вспоминал про командира Орманда. С уважением вспоминал. Он считал, что Орманд изменил его жизнь к лучшему. Воспитал в нём воина. Показал, как нужно проживать жизнь – отважно и без страха, полностью отдаваясь своему делу… Камил был согласен с Никлотом. Он тоже считал, что стал таким исключительно потому, что когда-то давно решил быть во всём похожим на этого свирепого командира.

И сейчас Камил размышлял, кем же он сделался за эти семь лет. Насколько он добился своей цели?..

Во всяком случае, он точно не вырос трусом.

А потом воители расположились на ночлег. Бросили жребий, назначив десятерых караульных, которые в свою очередь поделились по пять – на каждую половину ночи.

Бойцы уже встревожились шорохами из леса. Камил прихватил в поход трёх мёртвых псов, двое из которых были высотой почти по пояс. Разумеется, он держал мертвечин на порядочном расстоянии от лагеря, но всё равно было слышно, как они иногда хрустят ветками.

Псы уже порядочно иссохли в бочках, но ещё не до конца. Эти псы стерегли окрестности лучше любых живых и сновали вдалеке, патрулируя округу, заодно не позволяя караульным расслабляться своим постоянным шуршанием.

Камил приказал псам лаять, если они повстречают приближающихся к лагерю людей.

Дружинники провели беспокойную ночь, всё ожидая нападения. Но поблизости разбойников не оказалось.

Камил же спал отлично. И ближе к утру, когда начались сны, он «вышел» из тела и вселился в заранее приготовленного мёртвого голубя, которого он припрятал в кустах ещё до ужина.

И взлетел в небо, ввысь, осматривая окрестные леса.

И бросился в сторону деревни на разведку, напрягшись изо всех сил.

Как и ожидалось, Камил не смог отлететь от себя дальше, чем на полверсты. А если бы навыки его концентрации были сильнее! Он бы с разбойниками разобрался быстро.

Вот бы ему в войско опытного и сильного сновидца! Так ведь таких не сыщешь – по пальцам во всём мире пересчитать можно! Поэтому Камил лишь пообещал себе, что будет заниматься практиками более усердно и регулярно. Это было очень важно.

Дружина собралась на рассвете. И продолжила путь.

Ближе к полудню отряд увидел на горизонте уже потускневшие столбики дыма. А вскоре подошёл и к самой деревне, сожжённой дотла.

Всюду валялись растерзанные трупы. Мужиков от мала до велика резали ножами, забивали дубинами. А женщин по большей части душили. Платья внизу разорваны, все ножки и лица в синяках и гематомах. Чудо, но удалось отыскать нескольких выживших, сильно избитых.

После налёта уцелели только три женщины и один старик. И никто из них больше видеть света белого не хотел.

Женщины плакали над своими мёртвыми детьми, а старик сидел на земле, абсолютно потерянный.

-- Ублюдки! – рычал Никлот. – Я их всех прирежу! Всех – до одного! Я из лесов не буду вылезать – сам их всех вынюхаю! Уроды! Твари!

Женские трупы оказались самыми тёплыми. Похоже, их насиловали всю ночь напролёт, и прикончили только перед уходом в леса.

Всё-таки, в лесах баб не водится. Разбойники сильно соскучились по девичьему теплу.

Камил допросил разбитого старика. Тот ответил, что не помнит, в какую сторону ушли разбойники. Сказал, что его дочерей убивать не стали – увели в плен. А ещё сказал, что хочет умереть. Попросил, чтобы они его убили. Сказал, что Господь ненавидит его. Господь сделал так, чтобы он видел все эти жестокости, чтобы он лишился всего в одночасье, а потом остался жить, глядя на то, как всё, что он построил за многие годы – исчезло.

-- Мы найдём разбойников и отомстим, -- пообещал Камил. Его самого калила злоба. Но он старался её никому не показывать.

Хотелось мести. Хотелось возмездия. Это была жажда. Чудовищная жажда.

Нет, он просто так в поместье не вернётся. Он найдёт ублюдков. И хорошенечко отыграется.

Всюду трупы. Быть может, больше сотни.

«Поднять» бы их всех. Да отправить в леса – охотиться на разбойников. Тогда бы проблема оказалась легко разрешена.

Но дружинники его увидят всё. Поползут слухи. А итогом будет сожжение на костре. Князь Искро обрадуется, если ему выпадет возможность легитимно уничтожить Миробоичей – вряд ли он остановится на одном лишь Камиле – перебьёт сразу всех.

Армию мёртвых следовало делать незаметно. Копить силы. Постепенно. А не так быстро, хоть и был соблазн…

И всё же так много «сырья»… было чертовски жаль утерять его.

Может тогда отправить дружинников домой? А сам он как-нибудь управится один?

Головорезы пожгли не только дома, не только людей. Но даже и все посевы.

Это не было похоже на обычное ограбление. Зачем заморачиваться с полями и запасами в амбарах?

Но, судя по следам, это были действительно разбойники, а не вторженцы из, например, Лунного Герцогства.

Камил с Ларсом и Железякой отъехали подальше от дружины, якобы, осмотреться.

-- Уж не хочешь ли ты поднять их всех? – спросил Ларс, будто читая мысли Камила.

-- Хочу, -- ответил тот. – Но боюсь, что бойцы не оценят.

-- Это уж точно.

-- А ты как думаешь? Что, если отправить их в поместье? Я бы справился с бандой в одиночку. Наверное.

-- Они уже не захотят уходить, -- сказал Ларс. – Они тоже хотят расправы. Ты сам видел, что здесь учинили разбойники… Если ты отправишь их в поместье, они подумают, что ты испугался. И оставил в лесах опасного противника. Им же не объяснишь никак, что ты уничтожил шайку в одиночку. Хотя я бы посмотрел на такое.

-- Я тоже думал об этом, -- вздохнул Камил. – Эх, нужно было ехать сюда одному. Зря я позвал вас всех.

-- Одинокий путник – самая лакомая добыча. А одного Железяки для защиты тебе не хватило бы.

-- Да… И на поднятие ушло бы много времени. Мне нужны были бы помощники. Чтобы обескровить тела, стаскать всех к деревьям, подвесить… Чтобы потом… Ладно. Неважно.

Камил созвал мёртвых псов. Он дал им понюхать старые сапоги, которые один из бандитов выбросил, видимо, раздобыв себе новые. А потом приказал искать того, кому они принадлежали.

Камил сомневался, что мёртвые псы были способны взять след. Но они сразу принялись водить носами по земле. А потом, спустя некоторое время, бросились бежать к лесу.

-- Пора созывать дружину! -- сказал Камил. – Бойцы не увидят, что за псы ведут нас по следу. А если увидят, то не подумают, что это мертвецы… Псы приведут нас к разбойникам!

***

Спасибо огромное за доны!) Обожаю вас, подписчики, за предоставленную возможность творить, не растрачивая время на подработки!

Кирилл 1000 р

Nln.Artem 1000 р «на Темнейшего»

Олеся Александровна 500р «На вдохновение

ArcterniuS 500 р

**

Мой паблик ВК: https://vk.com/emir_radriges

Мой телеграм канал: https://t.me/emir_radrigez

«Темнейший» на АТ: https://author.today/work/316450

- Маловато, - протянул, торгуясь, пацан.

- Твою мать, бери, что дают, и лучше не жадничай, пацан! - рявкнул угрожающе.

Бип - и дверь открылась.

Лифт меня не прельщал, и я побежал, прыгая через две ступеньки. Разминка мне не помешает, да и этаж-то третий. Железная дверь была не заперта, и я вошёл. Первое, что бросилось в глаза: порядок идеальный.

- Заходи, - донеслось из конца коридора, и я понял, что Шаляпин в доме один.

Снял туфли. Повесил на вешалку куртку. Глянул в зеркало. Уставший. Под глазами круги. Свитер топорщится. Значит, опять стал терять в весе. Гладкий паркет не скрипел, и мои полосатые носки со стороны смотрелись, наверное, забавно.

Рыжий сидел на мягком чёрном офисном стуле. Кинул взгляд на меня, жестом показал на кровать. Я сел и уставился на монитор. Заставка из фильма "Матрица". Всё ясно, чем увлекается пацан.

- Давай фотку, - сказал не оборачиваясь. Я вынул из кошелька.

- Держи. Посмотри внимательно на женщину в чёрном. Мне нужно знать, кто она.

Схватил и сразу положил на сканер. Затем увеличил на мониторе.

- Глянь, какая смазанная.

- Ты прав, - согласился я.

- Мильтов, - обратился ко мне после паузы, в течение которой что-то быстро искал. Может, пытался свериться с базой данных. Кто его знает. - Чувак, дело - дрянь. Черты слишком смазаны. Ничего не выйдет. Уж извини, - встав, развёл руками. Вышло театрально.

Я забрал фото. Противоречивые мысли и безнадежность душили меня изнутри. Говорить не хотелось, я уже выходил в коридор.

Не знаю, что нашло на пацана, но он окликнул меня:

- Постой. Не надо мне денег. Я Димычу должен. Давай отдам долг тебе. Рассказывай всё, что нарыл, и выкладывай козыри. Помогу, чем смогу, только возьми меня с собой.

Смерил его взглядом. Малой ещё. Тринадцать-то лет. Бойкий. А в глазах горит тоска по приключениям. Подумал, посмотрел в его хитрые зелёные глаза. Он хоть и умный, но я не вправе брать на себя такую ответственность. Открыл было рот, но отказ не вышел. Вместо этого ответил, а отчётливой вспышкой - воспоминание: я был таким же в юности. Таким же шустрым и острым на язык. И также любил участвовать в деле. В любом, в котором мог почувствовать на собственной шкуре, что значит риск.

- Хорошо, едешь со мной. - Увидел радость в глазах. Отрезвил слегка, продолжив: - Мои правила не нарушать, а будешь плохо себя вести, спроважу обратно. - Ухмыльнулся, чувствуя, как его проняло. Увиденная картина позабавила. Осторожность ещё никому не повредила. - Собирайся, едем к Фроловой.

Он ничего не сказал. Злился. Я медленно одевался, ожидая его в коридоре, рассматривая изящный торшер и дорогие обои.

Ехали мы молча. Костя всю дорогу дулся. Я не собирался идти ему навстречу и просто смотрел в окно. Маршрутка была свободной, и я расслабился и прикрыл глаза. Сон подступил незаметно.

- Не спи, Мильтов, ты что? - возмущённый голос зазвенел над ухом.

- Не сплю я, Шаляпин. Не сплю. На следующей выходим, кстати.

Слегка улыбнулся, глядя на его побледневшее лицо и лёгкий страх, показавшийся в глазах. Попляшет он ещё у меня. Ой, как попляшет. Я же говорил, что злопамятный.

......................

Они приходят к вам ночью,

Демоны, Духи, злые феи.

Они выползают из подвала

И заглядывают к вам под одеяло.

Mein Herz Brennt ( Rammstein)

По лицу Фроловой, открывшей мне дверь, я понял, что женщина уже давно меня дожидается. Ждала, что позвоню и разгоню тревогу. Как бы не так. Ах, эти женщины. Всегда надеются до последнего.

При виде мальчишки, прятавшегося за моей спиной, её глаза расширились. Хорошенькое лицо побледнело. Тонкие, дугообразные брови взметнулись вверх. Я опередил её, сказав:

- Он со мной.

Не тяня время, перешла к делу:

- Андрей. Сестра сегодня не пошла в школу. Ей плохо. Врачи не знают, что с ней.

Я снял куртку. Туфли оставил. Вовка бежал следом за мной, словно преданная собачка. Спешил, хотел посмотреть на Олю. В комнате было прохладно, хотя отопление включено. Я бросил взгляд на измождённое лицо Оли. Девочка боролась со сном. Я чувствовал её сонливость на вкус. Лилово-красная, жаркая, невыносимая. Отгородился, приглушив свой талант. Посмотрел в окно. Смеркалось.

- Можно мне кофе? - не оборачиваясь, спросил, чувствуя, что Фролова в комнате.

Она не обратила внимания на мой вопрос, задав встречный:

- Ну как, что ты думаешь?

Я пожал плечами. Правда была суровой.

- Только одно. Женщина на этом снимке как-то замешана. Ангелина, кто она?

Задумалась, рассматривая фотографию. Тонкий шёлковый халат. Короткий. Обрисовывал стройные ноги. Мальчишка уставился во все глаза. Я дотронулся до его плеча, жестом показывая, что всё вижу...

Вовка встал с дивана и подошёл к Оле. Улыбнулся, присел на краешек кровати:

- Владимир - помощник Андрея. - Улыбка сделалась шире.

Да он издевался! Я молчал, буравя его взглядом.

- Не знаю я её и раньше никогда не видела, - подумав, сказала Фролова. - Кто она?

Вопрос на штуку баксов. Хотел бы я знать.

- Работает в музее. Экскурсовод. В отпуске. Завтра выходит в первую смену.

- Думаешь, она каким-то образом убивает мою сестру? Это же смешно.

Я посмотрел на Олю и спросил:

- Попытайся вспомнить. Женщина-экскурсовод, её звали Снежаной.

- Не помню, - тихо прошептала девочка. Затем, после длительной паузы. - Она была красивая. Очень красивая. Чем-то цыганку напомнила. Глаза чёрные.

- Она до тебя дотрагивалась?

Фролова смотрела на меня как на умалишённого. Интересно, насколько её хватит? Когда решит выгнать меня в три шеи?

Да, моим вопросам не хватало житейски привычной логики. Но случай Ольги был в корне лишён здравого смысла.

- Точно, вспомнила, - продолжила тихо говорить Ольга. Её бледное лицо покрывала испарина. Девочка выглядела больной. - Она случайно зацепилась пуговицей за мои волосы. Но я сама виновата. Подошла слишком близко.

Уже что-то. Прикосновение. Оборванная волосинка. Энергия. Её можно запомнить, а потом выследить. Это известно любому, кто интересовался эзотерикой.

- Хорошо. Ольга, сегодня мы будем охранять твой сон. На всякий случай. Ты сильная девочка, поэтому ей тяжело сломить твою волю. - А почему ты лежала в клинике? - спросил невзначай.

Фролова-старшая побледнела. На её лице выступил пот. Рука дёрнулась. Чем обусловлена её реакция? Может быть, она думает, что причина не относится к делу. Скорее всего, именно так.

- Лежала, когда мать умерла. У меня нервный срыв случился. Но я справилась. А это важно, да?

- Может быть, - ответил неопределённо.

Приятно, когда ты знаешь что-то существенное. В моём понимании, Снежана питалась эмоциями. Как и я в какой-то мере. Только она вытягивала их полностью. Заряжалась энергией самых сильных инстинктивных чувств. Дед рассказывал мне о таких эмпатах. Они не люди вовсе. Они сосуды других тёмных существ. Такое случается, когда дар отторгается организмом, и человек умирает. Если его неправильно похоронить. Тогда он воскресает и становится порталом. В нём поселяются тёмные существа. Слишком страшно, чтобы поверить? Я тоже не верил. До сих пор считал легендой. Эх, если бы дедушка был жив. Он бы помог. Он бы справился. А я слабый, и это существо легко слопает меня на завтрак.

- Отдыхай, - сказал я. - Ночь предстоит долгая.

На электронных часах, стоящих на письменном столе, без пяти двенадцать. Время замерло. Близится колдовской час. Я выпил чашек пять кофе и сбился со счёта, Шаляпин - три чашки и хотел еще, но я остановил его, сказав: "Хватит!"

Парень резался в игрушку на дорогом, купленном родителями телефоне. Меня он не доставал, Ольгу тоже не мучил. Терпеливо ждал, сидя на табуретке. Я строил планы. Один краше другого. Ангелина дремала в кресле. Охранника всё это время где-то носили черти, но пару минут назад он пришёл и теперь курил на балконе. А так всё шло тип-топ. Я расслабился и совершенно не был готов к тому, что произойдёт позднее.

Вырубилось электричество. Резко, внезапно. С тихим "хрусь", словно ломается лезвие бритвы. Кто-то закричал. Может, охранник? Затем всё стихло. Я позвал:

- Эй, всё нормально? Отзовитесь! - И сам испугался своего голоса. Такой тихий.

Еле слышное бормотание:

- Андрей, помоги, я не могу подняться.

Ольга. Слава богу, жива.

Вспомнил про телефон. Достал из кармана джинсов. Чёрт возьми, батарея разряжена. "Ааа!" - уже вопил внутренний голос.

- Оля, ты на кровати?

- Да, - прошептала. И вдруг в воздухе замерцала белая дымка. Опаньки. Темнота - и вот это. Светилось напротив окна. В дверь забарабанили, а я думал, как бы отвесить шторы. Мысль включить свет даже не приходила в голову. Наверное, подсознание знало, что это было бы зря.

- Ангелина, Оля, вы в порядке?! - кричал охранник, стоящий за дверью.

По именам. Без официальности. Словно член семьи. И почему он просто дверь не откроет? Усмехнулся собственным мыслям. Всё складывалось не в нашу пользу. Дверь удерживало то, что скрывалось в дымке.

- Ломай дверь! - закричал я.

Дымка приблизилась.

Холодом могилы и стылой земли повеяло на меня. Я рассмотрел контуры женской фигуры. На меня она не обратила внимание. Даже скорость не снизила.

Глухие удары, сильные. Лёгкий треск и тишина. Дверь не поддавалось. Сделана на совесть, дубовая.

- Держись, Оля! Будь храброй, слышишь? Не паникуй!

- Спаси меня, Андрей! Пожалуйста! Я встать не могу!

Бросился к кровати. Споткнулся. Упал через чьё-то тело. Видно, рыжий Шаляпин - мёртвый. Только не это! Скорее всего, спящий.

Крик пронзительный и жуткий:

- Нет!!! - И свист ветра. Запах тлена и стылой воды.

Ощущения играли злую шутку. Я потерял ориентацию в пространстве. На полу наткнулся на книгу, схватил и закричал, бросая её в существо, стоящее возле кровати. Наклоняющееся размытой фигурой всё ниже и ниже над Ольгой.

А я ничего не чувствовал. Её мысли и эмоции были скрыты. Только мой собственный страх клокотал в горле. Мой страх, леденящий ужас Ольги и безысходность.

Шлепок. Книга попала во что-то. Тишина, а потом книга пролетела сквозь существо, ударяясь о стену. Голос, наполненный яростью и нестерпимой злобой:

- Ты, жалкий щенок. Не смей мешать мне.

Мне явно удалось отвлечь ее. Это хорошо.

Дымка дёрнулась, затем, словно передумав, поплыла ко мне. Оля поднялась с кровати. А я видел свой самый страшный кошмар наяву. По-видимому, мой страх пришёлся твари по вкусу.

- Ты не получишь её, - сказал, сам поражаясь своей уверенности.

Грохот. Косяк двери стукнулся об стену. Резкий жёлтый свет крупногабаритного фонарика. Шелест - и тварь исчезла. Я забыл, как дышать. Глаза слезились. Не поверите, но я был несказанно рад появлению охранника.

Щёлк. Свет включился, словно по волшебству. Застонал на полу Шаляпин.

- Какого черта тут происходит? - спросил охранник, чертя фонариком световые круги. Злобно глядя на меня и явно считая во всём виноватым.

Я рассмеялся. Мой смех подхватила Ольга, подошедшая ко мне и крепко обнявшая сзади.

- Спасибо. Спасибо, - безостановочно твердила она, но я знал - это временная передышка.

- Давайте так, - привлёк я внимание всех, остановив охранника, намеревавшегося взять меня за шкирку и вытурить вон, пока хозяйка окончательно не проснулась. - Так, полегче, мужик. Избавишься от меня - и Ольге конец. Из всех в этой комнате только Ольга и я не заснули. А ты вообще ничего не сделал.

Он покраснел. На шее вздулись жилы. Ещё чуть-чуть - и он бы кинулся на меня. Ангелина вовремя проснулась, резко сказав:

- Он прав, Павел. А ты, - глянула на него, - лучше сядь.

-Вовка, звони отцу, - сказал я, обращаясь к рыжему. Парень был бледный. Веснушки казались кляксами.

- И что я ему скажу? Я же сказал, что ночую у друга.

- Я с ним поговорю, - уверила его Фролова. - Ты давай, звони.

Две минуты мы ждали, пока отец Шаляпина поднимет трубку.

Заспанный голос полковника милиции напоминал рычание медведя.

- Если это шутка, сынок, тогда... - прозвучало зловеще. Не договорил, Фролова вмешалась:

- Полковник. Вас беспокоит Фролова Ангелина. Ваш сын сейчас у меня дома. Не беспокойтесь, ничего страшного. Он помогает мне в одном деле. Куда влез ваш сын? Успокойтесь, да, прошу вас. Да, я та самая Фролова, - её голос стал мягче. Значит, полковник понял, с кем имеет дело. - Окажите мне услугу. Это будет стоить денег? Не проблема. Называйте сумму. Мне нужен адрес и телефон женщины работающей экскурсоводом в музее этнографии на Первомайской 42. Как зовут? Стропилова Снежана.

- Срочно?

- Да. Буду ждать.

- Он приедет? - испуганно спросил растерянный Вовка. Посмотрел бы в зеркало. Уверенности в себе как ни бывало.

- Нет, твой отец перезвонит. А он торгаш, ты знаешь, Андрей? - констатировала Фролова.

Догадываюсь, подумал, неопределенно пожимая плечами. Надо было мне сразу обратиться к нему за помощью через Фролову, конечно. Меня бы полковник выставил бы вон, как шута. Да, признаю, я горе-сыщик, лоханулся. Вот блин.

На споры времени не было. Я сказал:

- А теперь все собираемся и едем к Снежане. Будем брать с поличным.

От собственных слов стало смешно. Но моё лицо сохраняло бесстрастность, а тон был уверенным. Хотя меня реально трясло, и даже пришлось сжать пальцы в кулак.

Возражения были. Охранник что-то рычал. Возможно, так зашифровано и непонятно он выражал, как будет со мной расправляться в случае моего провала. Вовка просился домой. А я, не в силах терпеть, рявкнул:

- Едем все! Кто знает, на что способна Снежана. Тем не менее, лучше напасть первыми. Есть шанс застать женщину врасплох.

Оля и Ангелина поддерживали моё решение взглядом. Шаляпин испуганно жался, переглядываясь с Павлом. Когда мы собрались, на часах было четыре часа утра.

Возле подъезда стояла "тойота корола". Тёмно-синяя, практически чёрная на фоне белого снега. Ветер стих. Было очень красиво. Снег покрывал белоснежным ковром асфальт и дорожку. Тучи рассеялись, и на тёмном небе кое-где пятнами рассыпались звёзды, мерцающие серебром. Такое утро идеально подходило бы для завершения свидания. Чашечка кофе на завтрак и долгий сон. Но, я отвлекаюсь: недосып и всё такое...

Ольга опиралась на моё плечо. Ангелина держалась рядом. Павел и Вовка, похоже, сговорились. Наверняка Шаляпин чувствовал себя в безопасности, скрываясь за крепким плечом охранника и верным "Макаровым" в его кобуре на бедре.

Навигатор проложил маршрут, и мы поехали. А я всё пытался вспомнить всё, что рассказывал дед мне в далёком детстве. Тогда я думал, что это сказочки-байки, но сейчас жалел, что пропускал всё мимо ушей. Ах, если бы знать её слабое место. Ах, если бы сожаления были лошадками, тогда бы мы все верхом ездили.

Добрых сорок минут провели в дороге - и это на ста километрах в час. Благо в такую пору пробок нет. Лишь рассеянно мигали светофоры. Кое-где проезжала снегоуборочная техника. Круговерть поворотов. Затерянный двор. Полуразрушенные здания, обнесённые высоким забором. Пустырь и овраг - и вот её дом. Одинокий, двухэтажный. Обшарпанный в свете фонарей. Свет не горел в окнах. Только ветер завывал, зловеще и гулко, словно голодный зверь...

Я открылся полностью, пытаясь прощупать обстановку. Ничего. Пустота. Только легкие всполохи голубого утреннего сна людей, живущих в соседних квартирах.

Выйдя из машины, мы напряжённо шли, чуть ли не оглядываясь через плечо. Настороженные, с натянутыми до предела нервами. Если бы внезапно каркнула птица, то ставлю двадцатку - подпрыгнули бы все.

Собратья по несчастью ничего не спрашивали, полностью надеясь на меня, горе-эксперта. Признаюсь, план был, но жалкий. Забрать одну вещь и просто свалить. Как победить такую тварь, как нейтрализовать её - я не знал. Но твёрдо решил одно: Ольгу спасу любой ценой.

Самый первый подъезд. Лавочка возле. Фонарь не работает, и только слабое мерцание синего отблеска телевизора на втором этаже давало рассмотреть обстановку. Шиповник закрывал сломанный остов железного стола. Металлические брусья чёрными пятнами виднелись на белом снегу. А в окнах темнота, будто живущая своей жизнью. Шторы и жалюзи не давали рассмотреть внутренность её квартиры.

Фонари мы пока не включали. Не хотели привлекать внимание. Надежда была, что существо боится света. Хотя это было маловероятно.

Никакого домофона нет и в помине. Только старая тёмная деревянная дверь. Протяжно скрипнула, открываясь, впуская нас в подъезд. На лестничной площадке темно. Лишь ядовито-красный, словно лазерный, свет маленькой лампочки освещал пятачок между квартирами жильцов, светлую выщербленную продолговатую плитку и светораспределительный щиток.

- Куда? - спросила Фролова.

- Шестая, - сухо ответил ей охранник, Павел Петрович.

Он подошёл к двери, следуя плану и доставая набор универсальных отмычек. Его талант сейчас был весьма кстати. Я подошёл к Ольге и шепнул ей пару слов в надежде подбодрить, тихо, чтобы никто не слышал. Отойдя в сторонку, встретился взглядом с испуганным Вовкой. В его глазах страх смешался с предвкушением.

- Что за чёрт? - прошипел охранник. Он толкнул дверь. Она медленно раскрывалась, по-видимому, не запертая.

Мы замерли. Стало так тихо, что я чувствовал, как пульс колотится в горле. Ну и дела! Выходит, Снежана ждала нас? "Ловушка!" - мелькнула запоздалая мысль, но Павел уже переступил порог.

Я бросился за ним, пытаясь остановить. Но темнота поглотила его, скрыв от взглядов. Кто-то что-то кричал. Вакуум поглотил слова. Молчание. Та самая тишина, которую можно назвать зловещей. Коридор манил. Я ступил за порог - и дверь сразу захлопнулась. Хрясь - и тишина.

Зажмурил глаза, пытаясь сконцентрироваться, дать глазам привыкнуть. Скрипнула дверь. Близко. Рядом. Я подошёл к стене. Стал спиной, пытаясь сориентироваться. Погладил обои ладонью: а вдруг найду выключатель. Надежда, что свет включится, жила, но слабая. Пара шагов влево. Руки уткнулись в тяжёлые занавески. Стал тянуть на себя, отодвигая, впуская белизну снега, слабые отблески лунного света и отсвет далёкого фонаря.

Чьё-то шипение. Голос словно морозный иней, такой же скрипучий. Такой же холодный.

- Ты попался, Андрюша. Ты заменишь девчонку. Ты вкуснее...

Звучало многообещающе.... Моя фантазия рисовала картины, одну похлеще другой. Опять скрипнула дверь. Звуки вернулись. В дверь барабанили уже оглушительно.

- Держись, Андрей! - кричала Фролова.

- Я позвонил в полицию. Папа скоро приедет!

- Не сдавайся, Андрей! - ободряюще - Ольга.

Тихо скрипит дверь, ведущая в гостиную. Тёмное стекло отражает обои и шторы. Дверь в паре шагов от меня. Разворачиваюсь назад, лицом к парадной двери. Дёргаю ручку, не открывается.

- Умоляю - не надо! - ранее мужественный, голос охранника писклявый и жалкий.

Волосы поднялись на затылке. Я нутром ощутил его страх и страдание. Что она там с ним делает? Гнев вспыхнул, подстёгивая к действию.

Я ворвался в зал, распахнув дверь так сильно, что стекло задребезжало.

- Давай, стерва, выходи! Вот он, я. Иди и попробуй меня.

Раз - и стекло двери рассыпалось вдребезги. Упал на пол, чувствуя под руками ковёр. Лёгкая белесая дымка окутала комнату, и голос сказал:

- Ты мой.

Женское лицо. Меняется, пульсирует. То до жути красивое, то древней старухи, злой и жестокой. Тело не поддаётся контролю разума. Холод нестерпимый. Ничего не чувствую. Оно всё ближе. "Не дрогну я. Не дрогну!" - но чёрные глаза поймали мой взгляд, тянут на самое дно, в чёрный омут, в могилу. Я борюсь. Пытаюсь зажмуриться, но поздно.

Камыш и ряска. Сумерки - и в отдалении лес. Белые всполохи сливаются с ядовито-зелёными, притягивая меня. Голова слегка кружится. Ощущения одновременно тревожат и возбуждают меня. Иду дальше по следу из дымки, ловя её, уходя в топь. Туфли промокли насквозь. Я углубляюсь в камыш - и вот дымка всё гуще. А потом падаю на колени, увидев Борьку, спасённого когда-то давно трёхлетнего малыша. Лежит без сознания. Проволока окутала босые ноги. Одна сандалия рядом - красное пятно на чёрной земле.

Неба не видно. Солнце зашло. Ветер шуршит, забирается под одежду, холодя кожу. А я всё смотрю, затем трогаю Борьку за руку. Не могу говорить и кричать не могу. Он тёплый. Затем переворачиваю его на спину. Лицо грязное. Глаза закрыты. Что же с ним? Как помочь ему? Как? В голову не приходит ничего путного, только хлопаю его по щекам. Кожа покраснела, и я слышу стон. Дымка всё гуще. Она исходит от него. Окутывает, и я могу потрогать её руками. Странная.

Внезапно Борька открывает глаза, хватает меня за руку, и я тону в зелени его боли, страхе и ужасе. Крик застрял в горле. Резко кольнуло сердце. Стук, стук трепещет, ударяясь о грудную клетку. Я не в силах дышать. Моя кожа горит огнём. О нет, я не хочу умирать. Так больно, так невыносимо больно.

Зелёные глаза трёхлетнего Борьки смотрят в самую душу. И этот смех - издевательский холодный смех. Всё сильнее, всё громче. Боль давит на виски. Сердце скачет галопом. Не могу вздохнуть. Смех такой невыносимый. Стоп. Смех. Откуда он? Перед глазами чёрные точки. Борьки больше не вижу. Лишь чернота. Лишь страх. Смех. Его не должно быть. Всё было не так...

Каким-то чудом цепляюсь за эту мысль. Отголосок здравого смысла в хаосе и безумии. "Нет", - сжимаю кулак. "Нет!" - нахожу в себе силы закричать. "Нет, я не сдамся!" И открываю глаза.

Я лежу на полу. Надо мной склонилась черноволосая женщина. Её лицо близко, словно для поцелуя.

- Убирайся. Слышишь, ты, ведьма чёртова, прочь из моего разума! Я не боюсь тебя! - крикнул я, и страх исчез.

Она завыла в бешенстве. Я встал и оттолкнул её. Она опешила, растерянная. Далёкие крики, и словно препятствие им - войлок звукоизоляционной комнаты:

- Взламывай!

Входная дверь раскрылась с грохотом. Женщина закричала, как дикое животное. Свет фонарей ослепил меня. Я успел рассмотреть полицейских в форме. Затем всё смешалось. Событий, происходящих одновременно, было слишком много.

- Стоять на месте! Руки за голову!

Издевательский смех. Фонари замигали. Ругань. Движение. Звуки борьбы. Выстрелы. Хрясь - пуля разбила окно. Звенели стеклянные осколки, падая на пол. Кажется, я оглох.

Теплая кровь попала мне на лицо. Я, в шоковом состоянии, мог только смотреть, как Снежана набросилась на полицейского. Рычание. Выстрелы. Раз, два. Щёлкнула пустая обойма. Чем можно убить чудовище? Пули явно не доставляли ей неудобства. И тут я вспомнил концовку истории, которую дедушка частенько рассказывал мне, пугая до дрожи на ночь.

Могила. Шиповник. Солнечный свет. А главное - вовремя сказать слова. Эх, была не была. Я отчаянно бросился к женщине и толкнул её, приближая к окну. Пытка страхом от холодной кожи. Питается от меня, а я смотрю на мёртвого полицейского с разорванным горлом. Второй мужчина что-то кричал.

Терплю. Невыносимо, боюсь потерять сознание. Слабость волнами накатывает на меня. Но и тварь ослабела. Я чувствую, свинец не пошёл ей на пользу, пробил брешь в обороне.

Щёлкают зубы. Пена у рта. Наверное, сегодня провиденье хранит меня. Собрал последние силы и подтолкнул её к подоконнику. Женское лицо при свете раннего утра резко старело. Она ударила меня наотмашь по лицу, разбивая губы. Моя голова отклонилась в сторону, и я чудом избежал пули. Секунда - и я смотрю, как под действием толчка Снежана теряет равновесие и падает спиной на подоконник. Секунда, чтобы принять решение. "А, твою мать!" Адреналин придал мне силы, и я выбросил её из окна. Звериный крик, сначала оглушив меня, резко затих, обрываясь бульканьем. Я смотрел, как её тело под собственной тяжестью осело на кольях. Хрипы замерли, слова женщины остались непроизнесёнными. И только я видел, считая минуты и ожидая, когда полицейский схватит меня, как белесая сущность покинула женщину, выглядевшую полусгнившим трупом. Тонкая, серая кожа черепа. Волосы как солома, и взгляд безжизненный. И только я видел, как куст шиповника не даёт свечению покинуть место своего погребения.

"И так будет, пока корни его живые и уходят в землю. Мёртвому смерть в забвении".

Протокол о неразглашении был подписан. Ольга осталась жива. Криминалисты забрали тело Стропиловой, напоминавшее иссохшую мумию. Прессу не подпустили. В новостях крутилась липовая история. Очень и очень далёкая от того, что происходило здесь на самом деле.

Спать не хотелось никому. Последствия шока.

Мы сидели на кухне. Я, Ольга и Ангелина. Я пил горячий чай и всё никак не мог согреться. Внутри меня воцарился арктический холод.

- Вот, держи, - сказала мне Ангелина, протягивая пухлый конверт.

Я хотел спрятать его в карман куртки, но она взглядом дала понять: раскрой. Развернув, увидел купюры и билеты на самолёт. Честно сказать, я был удивлён. Откуда Фролова могла знать, насколько сильно я хотел побывать в Гонконге?

- Визу получишь в конце недели. Спасибо за труды, Андрей. - Улыбнулась, встала из-за стола и обняла меня. Я ощутил терпкость духов. Мне стало очень жарко, когда она тихо шепнула мне на ухо: - Возвращайся скорее, мы будем ждать тебя.

Лёгкий румянец лепестками роз расцвёл на её щеках. Ольга улыбалась, переводя взгляд то на меня, то на сестру. Я понял, что небезразличен этим двоим.

- Как ты узнала про озеро? - задал я давно интересующий меня вопрос.

- Причины и следствия, Мильтов. Ни за что не поверишь: Борька, которого ты в детстве спас, - мой троюродный брат.

- А про Гонконг?

- Дятлов упомянул, когда речь зашла об оплате.

Ноги меня не держали. Истерический смех рвался из горла. Ну и дела! Не поверил бы, если бы кто-то сказал, что в реале такое бывает.

Ошарашенный, сел обратно, на табуретку, и преспокойно допил тёплый чай.

Мы двигались к пещерам. Муни, как местный и опытный двигался впереди, Аня с Игорем позади него, я замыкал группу. Андрей с Сашей остались в лагере. Саша, чтобы упокоиться, Андрей, чтобы следить за Сашей и с верой, что появится Рита. Да, к ужасу, исчезла Рита, прекрасный и новый член нашей группы друзей. Это произошло в пещерах. Мы поделились на две группы прежде, тогда Саша, Рита и Андрей пошли на озеро, но решили ослушаться Муни и направиться в пещеры самостоятельно. По рассказу Андрея, спустя несколько десятков минут Рита исчезла в переходах и бесчисленных ответвлениях подземных пещер. Они пытались найти её сами, но решили вернуться, ибо опасность заблудиться самим была невероятно высока, и Андрей направился к нам, когда мы были на вершине, со стороны красной части горы. Он бежал в нашу сторону по тропинке, кричал и размахивал руками. Муни тогда сразу же напрягся, он почувствовал, что произошло нечто зловещее, коренастый калмык не ошибался, интуиция его не подводила. Так и сейчас, уже будучи в пещерах, он опирался на свои познания, опыт прожитых лет и хорошо развитую интуицию, в попытках найти девушку. Мы потратили изрядное количество времени на поиски, но не удачно. Муни задумался.

Аня с Игорем остались осматривать близлежащие ответвления и туннели пещер, Муни строго настрого запретил углубляться внутрь, приказав ни в коем случае не лезть в глубь этих пещер, не знамо их проходов, в особенности после исчезновения Риты. Мы с Муни пошли наружу, точнее он подался наружу, а я проследовал за ним. Пока мы пробирались к выходу, он рассказывал, о том, что даже он в своих преклонных годах не смеет лезть в самую глубь пещер, они ещё до конца не исследованы.  Порой на всю ширину степей слышатся невообразимые звуки, как считают старцы, что они исходят отсюда, из этих полостей в земле. И множество людей пропадало в их переходах и галереях, по этой то причине, он строго на строго и запретил идти им одним в пещеры без него, в качестве путеводителя, теперь же в итоге, после того, как ребята второй группы ослушались его, все мы пожинаем плоды их решения.

Снаружи, Муни отошёл на несколько метров, присев на карточки, начал разглядывать землю под собой. В какой-то момент, не знаю, показалось ли мне это от переживаний, от перезаряда испытанных эмоций за день, но клянусь, честное слово, я видел, как коренастого калмыка пробрала дрожь по всему телу. Я видел, как каждый челн его тела протрясся, задевая собой следующий и так по цепочке. А после, я видел его глаза. Вылезающие из орбит, наполненные ужасом, что шёл изнутри самого человека, мне никогда не забыть его взгляда. Неожиданно, он встал на ноги, сложил пальцы для свиста, и просвистел на всю округу, так сильно, что уши заложило, а после прочищения их, ушей, в них остался звон. Ветер разнёс его свист по всюду, на добрые десятки километров от нас, легко подхватив, некогда свою часть, вдохнутую коренастым калмыком в виде воздуха в лёгкие, ветер забрал её обратно в свою плотную среду из воздушных масс и погнал дальше, переливаясь в вязких потоках.

На самом деле, наше путешествие обрело странный оборот ровно с того момента, как мы разделились, но при этом, наше путешествие приобрело ещё и нотки абсурда и безумия, в некотором смысле трепещущего страха и кошмара, по крайней мере для меня, в тот момент, когда я увидел Муни, когда он изучал перед этим землю под собой. Сейчас я продолжал наблюдать за ним, и его действия были не менее завораживающие и не более понятны чем прежде. Он достал из своей сумки небрежный прямоугольник, но лишь на мгновение я смог взглянуть на него, прежде чем он начал над ним орудовать. Спустя некоторое время, он поставил его на свою сумку, очень ровно, и запела музыка. Да, вновь музыка в этих пустошах, и вновь она была свистящая и протяжная, похоже, это был музыкальный инструмент. Теперь я мог разглядеть его ближе. Со сторонами примерно двадцать на семь сантиметров, он был собран из множества полых цилиндров длинной, которая была и по совместительству толщиной прямоугольника, сантиметров шесть, они были собраны в виде прямоугольника и перемотаны бечёвкой по периметру в два ряда. Материал цилиндров по внешнему виду напоминал солому, но думается мне, это был камыш или другая подобная трава этих краёв. Большая часть цилиндров была закупорена, не то ватой, не то похожим на неё материалом, другого цвета, отнюдь не белого.

Судя по всему, отверстия были закупорены, чтобы создать протяжную фоновую флейтовую музыку, которую мог создать только ветер. Но для чего? Задавал я себе этот вопрос в тот момент, определённо пораженный происходящим у меня на глазах, в сумерках надвигающегося звёздного небосвода, в свете мириады звёзд. Ага, я помню, как тогда, в следующий момент я понял для чего это было сделано, но вначале я заметил приближающегося коня Муни, изначально пыль позади чёрной точки, а после и его самого, он приближался параллельно действиям Муни. Тот же, в свою очередь достал второй такой же прямоугольник, приложил ко рту, и начал играть. Да, родилась музыка, неестественная для человеческого уха, не знакомая и столь инородная, что её тут же пытается отторгать психика. Это смешение происходило незаметно, фоновая протяжная, свистящая музыка, от прямоугольного духового музыкального инструмента смешивалась со звуками, из такого же, только не закупоренного прямоугольника у его рта и создавала. Боги, это не описать словами. Это можно и нужно прочувствовать. То, как от звуков этой богоподобной музыки зарождавшиеся мурашки со спины, пробегали по всей её поверхности, до кончиков пальцев всех имеющихся конечностей. То, как к этим двум источникам звука ещё примешивался, звук задувающего, нескончаемого ветра. Да, это волшебно.

Закончив играть, Муни положил оба прямоугольника в свою сумку, оседлал прибывшего коня, сделав необычный знак рукой, он зыркнул на меня и ускакал. Ускакал в далёкие степные дали, за горизонт. Почему? На это я не могу ответить даже самому себе. Ответ на этот вопрос можно узнать лишь у одного человека, которого я видел в последний раз в тот момент, быстро удаляющегося от меня на своём резвом коне.

Так я и оставался стоять у входа в пещеры, оцепеневший от совершенно непонятного для моего рассудка действа, что произошло передо мной прежде, пока меня не окрикнули Аня с Игорем. Они закономерно, а если быть более точном это было Анна, поинтересовались, где находится наш проводник, на что я тут же дал ответ, что его нет более с нами, он ушёл, точнее ускакал. Аня, в отличии от дуболома Игоря, удивилась и предложила выдвигаться в сторону лагеря, ибо на улице уже начинало темнеть, а до лагеря следовало ещё прежде добраться. Она проверила заряд батареи, которого было достаточно, и ещё более удивилась после, что на её телефоне не было связи. Мы, я и Игорь, как и любой в подобной ситуации, машинально проверили и свои телефоны, связи также не было, и вот, что самое удивительное, что операторы у нас были разные. Мне эта ситуация напомнила тридцать третий разъезд, что мы проезжали по дороге в это место, и как раз там также необоснованно и необъяснимо пропадала связь.

Наша троица двинулась в сторону лагеря. Я, как обычно пустился в пространные рассуждения в своей голове. Люблю я это состояние, оно в некотором смысле уникальное и доступно совершенно не каждому человеку. Первое, что оно даёт, это фоновый мыслительный процесс. Да, да, именно фоновой. То есть, например, нужно мне решить какую-нибудь задачу, неважно какую. Починить кран, прикрутить полку, отремонтировать машину, всё, что угодно не важно, и мне это не даётся сразу и нужно это обдумать. Что я делаю, абстрактно кладу нужную мне задачу в фоновый отдел своего мозга и всё, занимаюсь своими делами. В какой-то момент, рано или поздно решение придёт само по себе. Это похоже, на популярную зарисовку со старинными изобретателями девятнадцатого, двадцатого века, когда решение приходило в их голову само по себе, и в такой момент они выкрикивали: “Эврика”. Второе, так это сильная концентрация на конкретной задаче, с игнорированием любых источников внешнего шума. Так и здесь, Аня с Игорем шли болтали, и делали это довольно громко, особенно Игорь, а мне хоть бы хны. Я был сконцентрирован на своих мыслях. Старался выстроить цепочки, и разложить их по полочкам, по блокам.

Тогда я задавался вопросом, стараясь сложить общую картину в своей голове происходящего. О пропаже Риты, странном поведении парней, отсутствующей связи, и покинувшего нас Муни – проводника. Особенно, меня удивляло, то, из-за чего он нас покинул, а как мне довелось понять, и думается, что понял я всё же верно причину, это были следы парнокопытного животного. Обычный след от копыта, но не лошадиного. Если след от лошадиного копыта округлый, доли копыта, что вдавливают землю, примерно равные, и след в большей степени напоминает два полукруга рядом друг с другом с вертикальным зазором между ними, то этот след несколько отличался. Также, как и у лошадиного две части, но, зазор меньше, гораздо меньше, едва ли заметен, и они не в виде полукругов, а в виде капель, повернутых близко друг к другу своими вершинами. В общем и целом, это всё. Ещё было много кусочков степных трав поверх следа, да это, думается мне ветер по орудовал. Совершенно не понимаю, что вызвало такую ужасающая реакцию у Муни, ибо никогда мне не доводилось слышать о плотоядных копытных животных. Это и ввело меня в привычные для меня рассуждения. Так за своими рассуждениями, как член стаи, что слепо следует за своим вожаком, я проплёлся за ребята до самого лагеря.

Ох. Дальше события развивались столь стремительно, главное ничего не упустить, и не забыть. Когда мы прибыли в лагерь, мы не увидели ничего! Совершенно ничего! Костёр не горел, и никого не было видно, ни Саши, ни Андрея. Вот они минусы развитой интуиции, мгновенное ощущение чего-то зловещего, если не случившегося, то, как минимум надвигающегося, ибо люди не пропадают просто так, а если и пропадают, вдруг куда отошли, то отзываются на крики. На наши крики никто не откликнулся, особенно это странно, учитывая Игоря, голосистого, очень голосистого и громкого от природы человека, который даже если захочет не сможет снизить громкость своего голоса. Так продолжалось пару минут, пока мы не услышали шорох от нашего фургона.

Аня начала слегка светить, включив фонарик на телефоне, и приготовила свой перцовый баллончик, я и Игорь вооружились, кто чем. Я взял увесистое палено, ещё первое, первобытное оружие человечества, дубина, Игорь взял металлический прут от треноги для готовки на костре. Боевая троица, была готова защищать себя и свою жизнь. Мы медленно крались к нашему многоместному фургону. Неспеша, аккуратно крались, стараясь не издавать ни звука. Аня в пол тона освещала наш путь, пока моё сердце бешено колотилось. Я подошёл к задней двери фургона, Игорь пошёл открывать перекатную дверь, а Аня освещала нам место. Мы условились, что Игорь открывает дверь, врывается внутрь фургона и атакует, то, что шуршало внутри, я же стою на изготовке сзади, вдруг нарушитель решит бежать через заднюю дверь. Когда Игорь с криком открыл дверь фургона и ворвался внутрь, не ожидал я, совершенно не ожидал, увидеть в последствии того, что я в итоге увидел.

Внутри был Андрей. Худощавый, дрожащий от страха и весь в синяках. Хоть он и был не самым хорошим человеком, но мы были рады его видеть и первый же вопрос был, о том куда делся Саша. Пока он рассказывал свой рассказ, мне довелось сразу обратить внимание на природу его синяков, а именно, что они были оставлены человеком, а не любым другим существом или же любым другим предметом, нет, это были именно синяки от кулаков. Характерной формы, синие, с артериальными и венозными прожилками. Это наводило на определённые размышления.

Честное слово, когда он начал свой рассказ, я совершенно серьёзно к нему отнёсся, хотя и не исключал собственных подозрений о нём, о пропаже Саши, но, когда он начал рассказывать совершенные небылицы, это слышалось бредом. Он поведал нам о том, что они с Сашей были в лагере, ждали нас и поисковый отряд, который мы вызвали. Было ещё светло. После, в один момент, по его словам, это произошло практически мгновенно, Саша поменялся. Саша начал винить в пропаже Риты Андрея из-за обиды на него. Из-за прошлой ночной перепалки и небольшого рукоприкладства, и мол это он подстроил поход в пещеры, чтобы она в них и пропала. Далее он озверел, кинулся на Андрея, и начал его избивать. Куда Андрею, щуплому, худому парню, до защиты от хорошо слаженного Саши. Андрей быстро получал удар за ударом, после, опять же с его и только с его слов, Саша замер, взглянул вперёд и ринулся вперёд к озеру. До озера было совсем недалеко, буквально пара десятков метров, слышимость была очень хорошей, а после последовали крики со стороны озера. Андрей кое-как встал и увидел, как в озере плещется Саша, он сделал такой вывод по болтающимся рукам из-под соляной кромки, и ринулся на помощь Саше. Прибежав, он слышал странный звук, протяжный, свистящий, будто ветер играет свою музыку, тогда я заметил, что его описание похоже на мои ощущения от поющих скал, он слышал его лишь фоном, когда пытался помочь Саше. Он в солёной воде, мне неведомо и, думается, никому это также неизвестно, как толстейшая соляная поверхность провалилась, но факт оставался фактом, в озере был человек, и озеро не хотело его отпускать. Саша медленно погружался в солёную воду, хотя и не должен был, ибо солёная вода выталкивает бренное человеческое тело. Андрей огляделся в панике, он ничего не мог сделать, на его глазах тонул человек, он заметил тень в далеке. Когда последняя фаланга Сашиного пальца окунулась в воду, стих и тот необычный музыкальный протяжный звук, и Саша исчез в недрах из воды и соли.

Сейчас его состояние было совсем плачевным, конечно, помимо физического и нервного истощения, к которым добавлялись ещё и побои, его состояние усугубляла его пошатнувшаяся психика, или рассудок, кому как удобнее. Конечно, увиденная человеком смерть накладывает свой отпечаток на рассудок человека, так же, как и первая настоящая любовь, сейчас рассудок Андрея был подвижен, он был пластичен к изменениям и в то же время совершенно нестабилен и уязвим.

Аня, хоть и ненавидела его всей душой и сердцем, но не могла не проявить сострадание к человеку, или любому другому существу. Она запихнула все свои эмоции, по отношению к конкретному человеку, сидящему перед ней, в тяжелейшем состоянии, глубоко внутрь и отдалась одному из любимых дел, помощи. В лагере стояла тишина, каждый ушёл в свои мысли и рассуждения. Аня старалась разговаривать с Андреем, чтобы его пластинчатый в данный момент рассудок не трансформировался в ночной тишине в нечто ужасное. Мы с Игорем занимались обустраиванием лагеря. Игорь разжигал костёр, параллельно разговаривая с Аней, чтобы не сойти с ума, а я же, как всегда, ушёл в пространные рассуждения в своей голове. Мы, лично, даже в большей степени я, думал, что всё самое страшное позади. Впереди, как минимум нахождение тел, но если рассуждать более оптимистично, как я обычно и делал, то была вера в нахождение их живыми, стоит только дождаться помощи, которую вызвали ещё когда пропала Рита, когда ещё была связь. Но, я ошибался, и признаю это. Как и любой человек, я мог ошибаться.

Открыв дверь неожиданным визитёрам, Новиков увидел перед собой серьёзные лица блюстителей порядка. Находившийся рядом с ними приятель ожёг его враждебно-торжествующим взглядом и сказал, обращаясь к полицейским:

– Вот этот тип! Начал тут ко мне с объятиями кидаться, словно он и впрямь мой друг!

– Разберёмся, - кратко ответствовал ему на это стоящий прямо перед Новиковым полицейский и сказал Николаю Ивановичу: – Разрешите войти? – Не дожидаясь ответа, шагнул через порог, заставив Новикова посторониться.

Все вместе прошли в дом. Николай Иванович притворил за собой дверь и выжидающе уставился на визитёров, не говоря ни слова.

– Назовитесь, пожалуйста, — сказал усатый лейтенант, требовательно глядя на хозяина. Помимо него и приятеля Новикова, здесь находились ещё двое полицейских: полноватый молодой сержант и совсем юная девушка с погонами без знаков различия).

Новиков хмыкнул и насмешливо ответил:

– Прежде всего я хочу знать, с кем разговариваю...

Полицейский едва заметно покраснел и выпалил скороговоркой:

– Лейтенант патрульно-постовой службы Нехлебко. – Он с ловкостью иллюзиониста выхватил из кармана удостоверение и, веерно взмахнув им, потребовал: – Попрошу ваши документы!

Ещё раз хмыкнув, Новиков полез в сумку и, достав оттуда свой паспорт, подал книжицу лейтенанту. Тот раскрыл документ, какое-то время листал страницы, потом захлопнул его и, пряча паспорт в карман, объявил удивлённому подобным оборотом дела Николаю Ивановичу:

– Попрошу вас проехать с нами в отделение для установления вашей личности и местонахождения гражданина, чей паспорт вы мне сейчас предъявили.

Новиков оторопел и какое-то время взирал на наглого лейтенанта, не в силах вымолвить и слова.

– Послушайте! – возмущение наконец прорвалось сквозь редуты его ошеломления. — Я всего лишь отрастил бороду! Если это какой-то розыгрыш, то я не желаю в нём участвовать! – Он с негодованием посмотрел на приятеля. – Тебе не стыдно?

– Вот наглец! – с озлоблением сказал тот, обращаясь к полицейским. – Скажи спасибо, сволочь, что менты здесь, а то...

– Ну, хватит! – прикрикнул на него лейтенант. – Пора уже знать, что никаких «ментов» давно нету. А вы, – он повернулся к Новикову, – одевайтесь, поедете с нами, в отделе разберёмся...

Возмущённый донельзя Новиков принялся с ожесточением натягивать куртку, приговаривая при этом:

– Вы ответите! Я вам просто так этого не оставлю!

– Если бы вы знали, сколько раз мне приходилось слышать подобное, – сухо сказал лейтенант. – Вы, – обратился он к приятелю Николая Ивановича, – тоже поедете с нами.

– А как же! – кивнул тот с энтузиазмом. – Должен ведь я узнать, куда эти сволочи подевали моего друга. – Он с ненавистью взглянул на Новикова. – Ещё и ограбили его, и даже симку в телефоне не постеснялись оставить…

Николай Иванович не удостоил бывшего (а как иначе?!) приятеля и взглядом, и вышел за дверь в сопровождении полицейских.

Все вместе они миновали полуразвалившийся забор (Новиков всё собирался заняться им, но так и не успел) и подошли к служебному «уазику», припаркованному метрах в десяти от калитки, возле которого стояли две старухи и мужик в телогрейке, наброшенной на голое тело.

Все трое что-то оживлённо обсуждали, но лишь до тех пор, пока в поле их зрения не оказался Новиков... Тогда случилось нечто, заставившее Николая Ивановича удивиться ещё больше, чем нежелание приятеля (бывшего!) признать его.

Обе бабки воззрились на него, словно на диво дивное, затем как по команде принялись дружно креститься, раз за разом громко повторяя «Чур меня! Чур меня!», а потом бросились в разные стороны, вопя на всю улицу и причитая на бегу.

Новиков, а вместе с ним и полицейские, остановившись, в великом изумлении взирали на их бегство, затем все посмотрели на мужика, который хоть не крестился и не убегал, но здорово побледнел и не сводил потрясённого взгляда с задержанного.

Внимательный лейтенант кивнул сержанту, тут же крепко взявшему Николая Ивановича за локоть, а сам подошёл вплотную к мужику и спросил у него:

– Вы что, знаете этого гражданина?

– Ещё бы, - ответил тот, всё так же не сводя глаз с Новикова. – Это наш местный, Наум Сипов.

– Ага, – многозначительно кивнул лейтенант, бросая взгляд на замершего от подобного заявления Николая Ивановича. – Вот и разобрались, кто вы такой, гражданин Сипов.

– Только это не может быть он, – неожиданно заявил мужик и в первый раз посмотрел прямо на лейтенанта.

– Это ещё почему? – возмутился хранитель правопорядка. – Вы же сами сказали, что…

– Да потому, – задушенным голосом перебил его мужик, – что Наум Селиваныч Сипов, а в миру Наумка-колдун, два года тому как умер!

Опешившие от подобного заявления полицейские, сам Новиков и его приятель (бывший, конечно!) окаменели. Затем Николай Иванович вымученно рассмеялся и умоляющим тоном произнёс:

– Хватит уже этого фарса! Сколько можно? Какой Наум Сипов? Какой колдун?

После недолгого раздумья лейтенант решительно произнёс:

– Ладно, разбираться будем в отделе, кто умер, а кто жив! – и сказал, обращаясь к Новикову: – Поехали, дед.

– Да какой я вам дед?! – заорал на него Николай Иванович, уже не владея собой, и пытаясь вырвать руку из крепко сжатых пальцев сержанта. – Вы что, ослепли?!

Тогда лейтенант молча приблизился к «уазику» и, с усилием повернув внешнее зеркало заднего вида, пальцем поманил к себе Новикова, тот медленно подошёл, всё так же удерживаемый за руку сержантом, и взглянул в его мутную поверхность...

Увиденное в нём отражение сразило его. Из ”зазеркалья” в него пялился древний старик с кустистыми сивыми бровями, густой гривой тщательно расчёсанных волос, с глубокими ущельями морщин на сухом лице и глазами, блестевшими из-под бровей, словно мутные лужицы на дне колодца... Николай Иванович несколько долгих мгновений неверяще пялился на это незнакомое лицо, а потом коротко охнул... и замертво рухнул на землю...

***

— Сколько нам ещё здесь торчать придётся… — тоскливо протянула девушка-стажёр, стоя у калитки и глядя вслед отъезжающей труповозке.

— Не… — сержант рядом мотнул головой, раскуривая сигарету. — Уже скоро свалим отсюда. Тут делов-то… Тьфу!

*****

В самом же доме лейтенант Нехлебко производил досмотр личных вещей умершего. Когда всё это немудрённое имущество лежало на лавке, полицейский обнаружил на полатях в дальнем углу свёрток из упаковочной клеёнки. Вытащив его на свет, развернул и увидел перламутрового цвета платок, который, в свою очередь, был обёрнут вокруг ручного зеркала и тяжёлого металлического гребня.

Лейтенант с любопытством колупнул ногтём один из ярких камней, украшающих диковинную расчёску, а затем, воровато оглянувшись на дверь, несколько раз провёл гребнем по густым чёрным волосам, глядя прямо в таинственную гладь зеркала. Лицо его при этом наполнилось значительностью и восторгом. Со двора донеслись голоса. Он зыркнул в сторону входа и, быстро обмотав найденные предметы платком, сунул вещи в карман форменной куртки.

Через минуту Нехлебко вышел на улицу, пахнущую скорой зимой, и улыбнулся, чувствуя в кармане приятную тяжесть удивительных вещей…