Итак, если кто не знает, я сейчас сосредоточен на цикле эссе «Антиутопия мертва». (Кто не видел, милости прошу.) Разумеется, в рамках темы нельзя пройти мимо Оруэлла, а говоря о нём, сложно пройти мимо «Скотного двора». И, ровно как и при подготовке текста об «Когда спящий проснётся» Уэллса, я нашёл нечто достойное отдельного эссе. Итак, наливайте ароматный кофечай и давайте разбираться, правда ли, что Оруэлл сплагиатил «Скотный двор».
С весны 1879 года на хуторе начали проявляться признаки сопротивления и непокорства. Особенно выделялся один свирепый бугай (бык), которого все боялись и держали в загоне. Он стал «всескотным агитатором», который обратился к рогатому скоту с речью против господства людей.
По его словам, «коварный тиран поработил нас, малоумных, и довёл до того, что мы потеряли достоинство живых существ и стали как бы немыслящими орудиями для удовлетворения его прихотей». Поэтому нужно перестать повиноваться тирану и заявить ему «не одним только мычаньем, но дружным скаканием и боданием, что мы хотим, во что бы то ни стало, быть вольными скотами, а не трусливыми его рабами».
Бугай предложил добиваться «равенства, вольности и независимости». Он хотел, чтобы всё стало так, как было в иное блаженное, давнее время: «Снова все поля, луга, пастбища, рощи и нивы — всё будет наше, везде будем иметь право пастись, брыкать, бодаться, играть...»
В течение лета революционные идеи бугая распространялись по загонам, пастбищам и выгонам и дошли до лошадей. В роли агитатора среди лошадей выступил рыжий жеребец, который также обратился к ним с речью, призывая «добывать себе свободы». Он хотел, чтобы в будущем весь посеянный человеком овёс принадлежал лошадям: «Никто не посмеет нас выгонять оттуда, как прежде делалось. Не станут уже нас более ни запрягать, ни седлать, ни подгонять бичами».
Поскольку речи бугая и жеребца нашли отклик у их соплеменников, «и рогатые, и копытчатые двумя ополчениями двинулись по направлению к усадьбе». К ним хотели примкнуть козы и овцы, но часть овец упала в овраг, через который нужно было перебраться, а другие растерялись.
Свиньи присоединились к восстанию и начали разорять цветник и огороды позади дома. Коровы и лошади наседали на ворота и ограду. К бунтовщикам также присоединились домашние птицы и кошки, а собаки остались верны человеку.
О том, что произошло всеобщее поголовное восстание скотов, сообщил скотник Омелько. Он обладал удивительным даром: в совершенстве знал «языки и наречия всех домашних животных: и волов, и лошадей, и овец, и свиней, и даже кур и гусей».
Помещик с сыновьями взяли ружья и забрались на голубятню, отправив Омелько на переговоры с бунтовщиками. Тот вернулся и сообщил, что позиция восставших непримирима, и они грозят забодать, залягать и загрызть хозяев.
Было решено предложить бунтовщикам свободу. Хлеб уже был убран с полей, и хотя животные неизбежно уничтожили бы часть урожая, осенью и зимой они всё равно остались бы без корма и были вынуждены вернуться на хутор. Так и произошло.
Коровы и лошади разбежались. Свиней удалось усмирить, застрелив вожака и разогнав остальных с помощью собак. Домашнюю птицу Омелько уговорил, указав на то, что на воле гуси, утки и тем более куры, не приспособленные к самостоятельной жизни, просто погибнут.
Коз и овец удалось собрать в стадо и вернуть пастухам с помощью хворостины и угроз. Стада коров и лошадей вытоптали и съели оставшиеся посевы, но затем из-за споров раздробились на небольшие группы, которые Омелько возвращал на хутор.
Только «самые задорные и упрямые скоты» бродили по полям до глубокой осени, когда выпал снег. В итоге все они вернулись в свои загоны. Бугай был казнён, а жеребец кастрирован.
«Так окончился скотской бунт», но автор не уверен, что в следующее лето или когда-нибудь в последующие годы он не повторится.
Итак, получается, что Оруэлл то, украл идею одного из знаменитейших его произведений, да ещё у нашего соотечественника. Давайте разбираться так ли это.
"Зверские истины «Скотного двора»"
Большинство материалов в интернете, на эту тему ссылаются на работу некоего Макеева, так как указать полные данные исследователя, или хотя бы инициалы – сложно для наших блогеров, пришлось прорываться через футбольных тренеров, военных, литературоведов, но не тех, на кого ссылаются, а однофамильцев (хотя, быть может и родственников, я не уточнял), пока не нашли эссе "Зверские истины «Скотного двора»" за авторством Макеева Сергея Львовича, изданную в рамках книги «Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами».
Эссе не большое, а потому рекомендую ознакомится с ним самостоятельно, благо проблем найти его – нет. Я же буду анализировать только основные тезисы.
Прежде чем перейти к разбору тезисов Макеева, относительно сходств и различий «Скотского бунта» и «Скотного двора», хочу отметить данное высказывание: «Само собой, не могло быть и речи об издании этой антиутопии в России при жизни автора. Рукопись «Скотского бунта» обнаружили в бумагах Костомарова уже после его смерти в 1885 году. Она была опубликована только в 1917 году в журнале «Нива» после февральской революции, но еще до октября.»
Первое, что бросается в глаза – то, что литературовед, по какой-то причине, называет «Скотской бунт» - антиутопией, хотя это очевидно не так. «Скотской бунт» - сатирическая повесть. Ближе всего по духу к ней, на мой взгляд, это сказки Салтыкова-Щедрина, похож и ли они на антиутопию? Вопрос риторический.
«Тема бунта животных далеко не нова. В народных картинках-лубках встречаются сюжеты о том, например, как «бык не захотел быть быком, да зделался мясником» и освежевал своего мучителя. Но это были пока еще перевертыши, нелепицы. Лишь когда появилось революционное движение, тема бунта животных обрела социальную остроту и политическое значение.»
Спорить с этим глупо. Даже если забыть про «бунт животных», само по себе изображение черт людей через животных – встречается в культуре постоянно, а чтобы провести параллели между угнетёнными людьми и угнетёнными животными и, на фоне революционных настроений в обществе, обрисовать через аллегорию бунта – крайне нестандартный подход не нужен. Тем более, что автор эссе, сам отмечает народнические взгляды Костомарова.
После автобиографичной сводки, и полуконспирологических размышлений о «Кирилло-мефодиевском братстве» Макеев выдаёт следующее:
«Почему же, пройдя такой непростой жизненный путь, маститый профессор написал реакционное, как сказали бы советские идеологи, произведение, направленное против революционных преобразований в принципе?
Ответ спрятан в тексте «Скотского бунта»: «Уже с весны 1879 года у меня в имении между скотами разных наименований начали показываться признаки сопротивления и непокорства…» Итак, 1879-й. Многие события потрясли русское общество в том году. Из революционного движения выделилась партия «Народная воля» и решительно встала на путь террора. Второго апреля террорист Александр Соловьев стрелял в императора Александра II, но промахнулся. Первого декабря боевики-народовольцы во главе с Софьей Перовской подорвали царский поезд, но император проехал на другом поезде, и пострадали ни в чем не повинные люди.
Еще одно событие осталось тогда никем не замеченным: в 1879 году в семье грузинского сапожника Джугашвили родился сын Иосиф…»
И в этом отрывке прекрасно всё!
1) Маститый профессор написал реакционное произведение, направленное против революционных преобразований в принципе, потому что оно не реакционное и не направленно против революционных преобразований. По текстам бугая и жеребца, можно понять, что Костомаров не только понимал но и разделял проблемы угнетённых слоёв населения (почему сеем и пашем мы – а едят все они, даже не 50 на 50; почему наши братья и дети идут умирать на войну из-за их разногласий, даже то что собаки, будучи животными выступили не на стороне бунтующих, а на стороне людей – понятная аллегория), которые он передал через аллегорию с животными. Критикует Костомаров «бессмысленный и беспощадный бунт» - действия животных безрассудны и не имеют плана и целей.
Как говорится: «Мы не сделали скандала — Нам вождя недоставало: Настоящих буйных мало — Вот и нету вожаков.»
И вследствие этой бездумности он или обречён на провал вообще, или даже при первоначальных успехах, все достаточно быстро вернётся на круги своя, если не станет хуже – наиболее активных зачинщиков устранят, а у остальных заберут добытые блага. Говорит ли это о том, что Костомаров против революционных преобразований? Нет. Говорит ли, что он против бездумного бунта? Да.
Тем более Макеев, видимо сам не замечая, в следующем же пункте проговаривает:
«Костомаров, старый историк, написавший одну из лучших своих книг о восстании Степана Разина, теперь ужаснулся нараставшей волне дикой, безнравственной стихии. Он как республиканец и демократ не отрицал права народов на протест и восстание, но его страшило презрение нравственных начал: «Мы, скоты, никакого Бога не знаем!» (Почти в то же время Федор Михайлович Достоевский выразил устами Смердякова то же, что тревожило Костомарова: Бога нет и все дозволено!)»
2) Да, действия «Народной воли», вероятней всего и высмеиваются Костомаровым, он видит их бессистемными и непродуктивными, как тот самый бунт. Но вот как это связано с возможной оценкой «советских идеологов», если, например, РСДРП, по сути первая, коммунистическая партия в России, была образована в 1898? Да даже её предтечи появлялись в 1880-х, в основном уже после смерти Костомарова в 1885 году. А до них, по сути, были только умеренные народники, и критикуемые Костомаровым (а в будущем и многими деятелями РСДРП) народовольцы. Каким образом тут советская оценка?
3) Пункт про рождение Сталина в 1879 году, настолько туп, что заслуживает отдельного упоминания. Во-первых, он родился в 1878, а во-вторых, я уже понял, что Костомаров – провидец, который писал повесть в 1880, но знал и то, что скажут об его работе советские идеологи и то, что родившийся за 2 года до этого в Грузии ребёнок через несколько десятков лет будет играть большую роль в политике государства.
«Главное отличие оруэлловской истории от костомаровской в том, что восстание английских скотов показано в развитии, вернее, в деградации: происходит постепенное перерождение демократической революции в диктатуру партийной верхушки. Эксплуатация животных человеком сменяется безжалостной эксплуатацией одних скотов другими.»
Хмм… вот эта мысль Макеева и приведённая им цитата Оруэлла: «Все революции неудачны, но они неудачны по-разному».
Не натолкнули его на мысль о том, что произведения то повествуют о разных вопросах: предательство революции у Оруэлла и бессмысленность бездумного бунта у Костомарова.
И всё. Вот на это ссылаются, многие говоря о сходстве этих двух работ. Что это значит для нас? Абсолютно ничего, кроме сомнительного профессионализма Макеева, который виден невооружённым глазом и подлизывания Оруэллу (которое я предпочёл опустить).
А потому выкинем это сочинение и возьмём нечто более весомое.
«Джордж Оруэлл или Николай Костомаров?»
Вторая часть источников в интернете ссылается, прямо или косвенно на «Джордж Оруэлл или Николай Костомаров?» журналиста Виталия Третьякова.
Работа ещё более короткая, так что дабы убедится, что я вам не вру можете ознакомится сами.
«Можно ли предположить, что Дж. Оруэлл был знаком с очерком «Скотский бунт» и использовал его при создании своей сказки? Ответить на этот вопрос, во всяком случае сегодня, непросто. С одной стороны, формальных и содержательных совпадений в «Скотском бунте» и первых главах «Скотного двора» много. С другой — маловероятно, что Оруэлл, не знавший русского языка, мог воспользоваться текстом произведения, по существу, канувшего в Лету сразу после того, как оно было опубликовано.»
После краткого сравнения синопсисов, Третьяков делает промежуточное заключение:
«Создается впечатление, что Оруэлл, так или иначе ознакомившись со «Скотским бунтом», написанным Костомаровым в XIX веке, «англизировал» этот текст и дописал к нему продолжение, актуальность которого диктовалась событиями 30-40-х годов нашего века».
После чего подчёркивает сходство тезисов бугая и жеребца с тезисами свиней.
И всё это верно, в отличие от Макеева, Третьяков сравнивает тексты и посылы произведения, а не историю жизни авторов и их взгляды (особенно если учесть что делает он это однобоко и, зачастую, неверно).
Вот с чем согласиться сложно так с утверждением, что: «…главные события «Скотного двора» начинают разворачиваться там, где события «Скотского бунта» обрываются…». Оно будет верно, лишь при очень широкой и свободной трактовке, предостережения из финала «Скотского бунта», где говорилось об опасности повторения таких событий. В самом процессе бунта схожести с революцией животных – мало.
«Не упоминается Костомаров и в изданной в 1986 году хрестоматии «Русская литературная утопия», собравшей произведения многих малоизвестных писателей, работавших в этом жанре. Не встретить имени Костомарова и в фундаментальных трудах, посвященных утопии и антиутопии, и выходящих за рубежом.», - не удивительно он был историком и даже в художетсвенныз проивзедениях жанры утопии и антиутопии не затрагивал.
А вот эта цитата – причина, почему я говорю, что профессианолизм Макеева, может быть подвержен сомнениям:
«И для Костомарова, и для Оруэлла «бунт животных» — метафора народной революции. Костомаров проанализировал — и в блестящей литературной форме — один из возможных исходов такой революции — ее крах при отсутствии организационного и интеллектуального начала. Оруэлл под впечатлением актуальных событий первой половины XX века рассмотрел другой вариант — перерождение революционного режима.».
Достаточно точны анализ и сравнение. При этом Третьяков также подчёркивает, вероятное влияние действий «народной воли» на оценку событий.
Однако прямого ответа на вопрос «А был ли плагиат?» отсутствует.
О. Ясь против О. Даг
Отходя от статьи Третьякова, нужно отметить мнение ещё одного исследователя Олексея Яся, свой анализ «Скотской бунт. Письмо малороссийского помещика к своему петербургскому приятелю (До 200-річчя від дня народження М.І.Костомарова та 100-ліття першої публікації «Скотского бунта»), он писал на украинском, так что с ознакомлением могут быть известные проблемы, но общее направление мысли у него схоже с Третьяковым.
А отвечая на вопрос: «позаимствовал ли Оруэлл фабулу у Костомарова», - ответил:
«Достеменно невідомо, чи знав Дж.Орвелл про сюжет притчі М.Костомарова. З огляду на те, що він ніколи не був у СРСР і не володів російською мовою, така можливість видається малоймовірною. Утім за часів Другої світової війни Дж.Орвелл працював у східній службі Бі-бі-сі, був редактором літературного відділу газети, згодом репортером в Європі, тобто на той час мав доволі широке коло контактів серед журналістів, митців, інтелектуалів. Серед його знайомих були й еміґранти-росіяни, із-поміж яких часом називають Ґ.Струве – сина відомого політика та вченого П.Струве.
До речі, саме Ґ.Струве разом зі своєю дружиною М.Кріґер 1949 р. переклали «Скотоферму» російською мовою. Український переклад, виконаний І.Шевченком – майбутнім визначним візантологом, з’явився в мюнхенському виданні 1947 р. Хтось із кола цих осіб, вірогідно, міг переповісти Дж.Орвеллу фабулу фантасма го рії М.Костомарова, проте слід узяти до уваги, що на той час вона залишалася забутим твором.»
Как итог, он допускает вероятность этого, но, основываясь на том, что Оруэлл не бывал в СССР и не знал русского (о чем я уже отмечал в эпиграфе) склоняется к тому, что Оруэлл не знал о работе Костомарова.
В противовес ему, автор примечаний и комментариев к статье Третьякова, О. Даг отмечала:
«... Но, может быть, Костомаров и Оруэлл пришли к одной метафоре просто потому, что оба были гуманистами ... — Они безусловно были гуманистами и каждый из них был мыслителем и писателем с большой буквой но... Оруэлл точно был знаком с работой Николая Ивановича и тут сомнения не должно быть. Очерк Костомарова ему или пересказал Глеб Струве (или Мария Кригер — они же о Костомарове знали) или кто ни будь из его советских друзей (был же там в Париже яркий персонаж Борис... в Испании у него тоже были всякие знакомые...).»
Подводя итог этому блоку и отвечая на вопрос: «Имел ли место плагиат?», - я остановился между двумя крайними позициями. Оруэлл, действительно не знал языка оригинала и не мог прочитать повесть Костомарова непосредственно (учитывая её редкость, маловероятно даже предположение, что кто-то для него её перевёл). Однако, учитывая, что сходства двух произведений выходят за рамки обычных совпадений, и что в кругу общения Оруэлла действительно были люди, которые могли быть знакомы со «Скотским бунтом», я считаю вероятность того, что они пересказали ему общую фабулу истории (так как опять же, найти оригинальный текст, чтобы перевести для Оруэлла практически невозможно, учитывая редкость работы, а предполагать, что кто-то помнил его наизусть – глупо).
Как итог, вероятней всего Оруэлл знал о работе Костомарова из вторых рук, и вероятнее всего вдохновился ей, что не отменяет самобытность работы Оруэлла и различий между «Скотским бунтом» и «Скотным двором».
