Будучи здесь проездом, многие путники отмечали красоту и пышность растительности средь развалин древних храмов, видевших ещё богов Олимпа, спускавшихся в наш грешный подлунный мир. Легендами и мифами была пропитана история сей страны. И некоторые из них казались мрачными и ужасающими, но в то же время красивыми и внушающими душевный трепет и боль.
Однако тысячелетия назад не всё так мирно и благообразно было на благословенных богами просторах Азариаса. Истории поистине ужасные хранила земля предков наших... Да и кто мог бы ныне сказать, какие из сиих историй будут относимы к благодетельности, а кои — к злокозненности? Во все времена прихоти и чаяния человеческие времён прошедших неравны были и будут с прихотями и чаяниями времён нынешних. И то, что нам вполне естественным и благообразным кажется ныне, вполне дурным и злобным будет казаться ранее или позднее... Такова уж природа человеческая...
Однако рай земной и существовал, и существовать будет во веки веков. Пусть даже и скрыт за далью времён и пространств. Вы легко найдёте это место в ста десяти стадиях от Царства Македонского до самых древних границ Этолии, где во времена незапамятные Геракл бился с невежественными царями эллинов, выбравшими путь, исходящий во мрак и пустоту. И сии нечестивые деяния отразились на той божественной местности, под райским ликом коей с тех тёмных времён таилось вековечное зло.
Люди, жившие там, несли некую трудноуловимую печать тьмы. Пусть даже и невидимую под благообразными белоснежными одеждами. И поступки их первоначально казались благостными и добрыми, но при ближайшем рассмотрении посторонний наблюдатель явственно видел лишь лики зла и порока под оными. И сия мрачная легенда, что я вам расскажу, повествует как раз о них. Кто здесь прав, а кто виноват — неведомо самой Гекате...
В час, когда серебряный глаз Селены смотрел прямо в сердце мира, заставляя расслабленно биться сердца спящих, блуждающих в мрачных и прекрасных владениях Гипноса, молодой скульптор Эней вышел на террасу своего дома, утопающего в зелёном море деревьев, и зажёг небольшую лампаду, источающую тёплый свет и тонкий аромат. Постояв мгновение и насладившись ночной прохладой и тишиной, нарушаемой только стрекотом цикад и плеском вод в ручье, протекавшем у дома в заросшем саду, он обратил внимание на свою предстоящую работу.
Из глыбы белого мрамора, привезённой из каменоломен близ великого Калидона, сердца Этолии, он жаждал высечь статую Меланты, своей прекрасной возлюбленной, трагический образ которой уже несколько месяцев стоял перед его глазами. Меланты, несправедливо обвинённой в неверии в богов Олимпа, и по приказу тирана Андроникоса сброшенной со скалы прямо на острые камни в русле быстрого ручья, протекавшего на окраине города и служившего местом многочисленных казней.
Упрямая безжалостная память возвращала Энея за некоторое время до казни. Его любовь к Меланте была столь велика и всесильна, что он и дня не мог прожить без любимой. Скульптор бесконечные часы мог проводить в объятьях любимой, нежно касаясь её, как диковинное волшебное чудо, осторожно гладить пышные роскошные волосы, завитые в длинные косы, и целовать маленькие нежные ступни.
Любовь Энея к Меланте казалась настолько сильной, что даже всемогущие боги не могли разрушить её. Такая любовь должна и могла бы пережить века... Однако принесла ли она избавленье измученным сердцам? Могла ли она даровать счастье и усладу на всё оставшееся время, отмеренное всесильными богами для Энея и Меланты?
Сие никому было неведомо. Ведь даже и в раю случаются тёмные пятна.
Впрочем, в случае Энея и Меланты ничего такого и близко не было. Они казались идеальнейшими и совершеннейшими влюблёнными на земле, а их сильным, на грани безумия, чувствам мог бы позавидовать весь подлунный мир.
— Мы будем любить друг друга всю жизнь и умрём в один день, — когда-то шептала Меланта, устроившись в объятиях Энея, и смотрела прямо в его душу своими светлыми чистыми глазами. А скульптор в ответ целовал её нежные красивые губы и как бы невзначай касался крохотной девичьей груди... Красавица лишь кротко вздыхала и склоняла голову на плечи мужчины. Счастье казалось вечным...
Теперь, в нынешнее время, всё это казалось далёкой романтичной сказкой. Любовь оказалась перечёркнута навсегда. Так же, как и сама жизнь. Меланту убили. Жестоко и грубо.
Конечно же, никакого неверия в богов Меланта не выказывала. Просто однажды тиран обратил внимание на невинную девочку, славящуюся своим кротким, добрым характером и красотой. Буйные, похотливые фантазии овладели умом и сердцем старого фавна, и он решился похитить и обесчестить возлюбленную Энея.
Но Меланта отвергла все увещевания старого развратника и сказала, что скорее убьёт себя, чем отдаст своё юное чистое тело ему в усладу. Тиран воспылал гневом и приказал казнить своевольную гордячку на глазах горожан. Эней стоял в толпе праздных зевак, и в горле его застыл ком, а сердце сдавливала тяжесть. Он видел, как двое солдат схватили тело несчастной девушки и потащили её к обрыву. Меланта умоляюще посмотрела на Энея и громко вскрикнула, когда её швырнули вниз, с высокой скалы, на острые камни. Эней сжал рукоятку короткого меча под одеждами, но так и остался стоять нем и недвижим.
Умоляющий взгляд Меланты долго вспоминался Энею. Но что он мог сделать? Убить тирана, окружённого толпой воинов в бронзовых пластинчатых панцирях и гребенчатых шлемах, и вооружённых копьями и щитами? Самоубийство. Эней не прожил бы и минуты. Был и ещё один выход. Разве что прыгнуть вслед за любимой на скалы и найти вечный сон рядом с Мелантой? Ведь клятва умереть в один и тот же день так и оставалась клятвой. Но всё-таки ужас перед царством Аида поразил ум юноши, и он остался стоять в толпе зевак, глотая слёзы и свою печаль.
Меланта упала на камни, но неожиданно на них набежала большая изумрудная волна. Истерзанное, окровавленное тело девушки быстро скрылось в стремительных струях, на миг окрасившихся в красный цвет. И сколько ни старались рабы и воины тирана, так и не смогли найти казнённую Меланту ни в водах, ни на берегу ручья в густых запутанных зарослях ивы. Тёмная вода надёжно схоронила тело несчастной от поругания и возможного бесчестья.
Мрачные унылые дни потекли своим чередом. Эней потерянный проводил их за безучастным созерцанием красот Аполлинариса и своего сада. Все мысли и чувства покинули его отягощённый страшной драмой разум, и ни в чём убитый страшным горем скульптор не мог найти забвение и покой. Всё чаще мужчину навещали мысли о смерти. И, однако, как никогда, Эней боялся её. Ведь он был так молод... И так страшны демоны Аида...
Однажды, гуляя по своему запущенному саду, Эней набрёл на разрушенную временем беседку из белоснежного мрамора. В развалинах древних камней ему почудился облик любимой. Милая, милая Меланта... Да... Да, наверное, он мог бы изваять её такой, какой она была при жизни. Весёлой, но в то же время слегка печальной, как будто чувствующей всю трагичность своей судьбы.
Эта мысль моментально захватила разум Энея. Таким монументальным делом он хотел бы просить оправдание пред любимой и освободиться от клятвы, которую он так легко преступил. Да... Определённо, высечь статую Меланты стоило бы... Пусть на это даже уйдёт большая часть оставшейся жизни... А то и вся жизнь... Но всё-таки лучше провести остаток жизни за достижением пусть и практически недостижимой цели, нежели заранее сдаться и уничтожить себя...
Камни беседки, конечно, не годились для изваяния. Но теперь в их беспорядочных разваленных контурах он видел своё будущее творение, пусть пока ещё и несовершенное... Пусть пока лишь ещё и набросок, но отныне жизнь заиграла пред ним новыми красками и предстала с неожиданной стороны. Продав несколько золотых безделушек, доставшихся от матери, Эней поехал в каменоломни и лично выбрал глыбу белого мрамора, которая подошла бы ему. Больших трудов стоило доставить её за много стадий до дома. Но никаких преград теперь не существовало пред человеком, загоревшимся мечтой. Ибо мечта, какая бы она ни была, всегда побуждает нас двигаться дальше, к самому краю осуществимого. И вот глыба у его дома, на заднем дворе...
Эней вдохнул душистый ночной воздух и присмотрелся к мрамору, с одной стороны освещаемому лампадой, тёплый свет которой играл на сахарно-белых гранях, с другой стороны — Луной, чей серебристый свет придавал камню торжественную холодность. Этот двойственный свет был прекрасен. В голове скульптора уже складывался общий контур статуи Меланты, сидящей на камне, горестно опустив голову на правую руку. Творение должно стать шедевром. Гимном любви и скорби, который переживёт века, надёжно упрятанный в стенах этого роскошного сада.
Терпкое вино и свежий сыр с маслинами... Эней забылся в мечтах и грёзах. Но упавшие на мраморные плиты пола молот с резцом вывели его из забытья. Тягостные мысли об Меланте опять завладели разумом. Опять воочию скульптор увидел сцену казни. И в то же время множество трогательных сцен любви и нежности со своей возлюбленной. Меланта... Боль моей души...
Погружённый в тягостные мысли, Эней вдруг услышал в тиши сада какое-то тихое, на грани слышимости, пение где-то в темноте рядом с домом. Будто чей-то нежный девичий голос пробивался сквозь плотную пелену мрака и забвенья. Отринув разум и рациональное сужденье, сердце Энея забилось в доселе невиданном восторге. Хотя при здравом размышленье кто мог бы петь во мраке, куда не достигают лучи светильных сосудов? Лишь демоны тьмы и мрака могли быть там, которым претил яркий свет. Однако всё пустое... Эней в волненье и тревоге замер. Сердце его бешено забилось, стало жарко, несмотря на одежду из набедренной повязки. Скульптор узнал голос Меланты, которая в совершенной печали и тревоге звала своего любимого. Она призывала его к себе. Клялась в вечной любви и нежности. Тысячи мыслей закружились в голове скульптора. Мужчина отринул здравомыслие и осторожность.
Ужель всевластные боги Олимпа иль демоны Аида спасли его возлюбленную? Вернули ей жизнь, бережно пронеся чрез мёртвый мрак и ужас? А может, она просто выжила после паденья на острые скалы, и таинственная нимфа ручья Аелла сберегла её нежное тело, дабы дать возможность влюблённым соединить свои сердца под ночным небом райской Этолии? Да, такое вполне возможно, думал Эней. А раз было возможно сие чудо, значит, наконец-то пробил урочный час, дабы воссоединиться с возлюбленной.
Обуреваемый любовью, скорбью и надеждой, Эней вырвал торчащий из бронзового кольца в стене факел, поджёг его от лампады и быстро сбежал вниз, в тёмный сад по широким прохладным мраморным ступеням. Высоко поднимая факел над головой, Эней осмотрелся. Вокруг царили тишина и мрак, лишь нарушаемые стрёкотом цикад и криками ночных птиц. Но всё-таки она была где-то там, в этой густой тьме. Милая Меланта... Возможно, она заблудилась среди этого мрака и не могла найти путь к нему? Определённо, это было так...
Пробираясь чрез густые тёмные заросли фруктовых деревьев, Эней упрямо шёл вперёд. Но он ничего не видел в этих зарослях. Крикнув раз и другой, скульптор хотел уже возвращаться назад, к дому, как вдруг опять услышал тихий голос. И хоть он звучал тихо и приглушённо, как из-под могильной плиты, несомненно, это был голос его возлюбленной.
Будь что будет... Эней через заросли стал продираться на голос Меланты, звучавший откуда-то от ручья, не обращая внимания ни на колючие ветви, раздиравшие его тело и одежды, ни на брызги горячей смолы от факела, падавшие на волосы и спину. Мужчина стал бесчувственен к боли в своей смеси горя и надежды. И любви, конечно же...
Заросли кончились. Эней выбежал на небольшую поляну, освещённую скорбным светом Луны. Высокая трава вплотную подходила к ручью, за которым тёмными частыми колоннами возвышались высокие мрачные кипарисы. Под их тёмной сенью в неверном свете факела он увидел бледную, знакомую до боли и слёз фигуру, которую мог узнать из тысячи подобных. С этой девушкой он хотел умереть в один день.
Меланта пела и протягивала к нему тонкие обнажённые руки, стоя по пояс в воде. Это была она, такая милая, любимая, нежная. Тонкие окровавленные одежды спадали с её тонкого тела, обнажая небольшую грудь и белоснежные плечи. Эней вздохнул от радости и счастья, бросил зашипевший факел в траву и пошёл к возлюбленной, преодолевая сильное течение. Наконец-то он был счастлив после стольких дней горестей и боли. Наконец-то он нашёл своё счастье под тусклым светом Луны и мириадами глаз Астрейи.
Будет ли вам хоть когда-нибудь доступно сие счастье, что испытал Эней в тот радостный миг? Сомневаюсь. Даже прохладные быстрые воды Аеллы не охладили его разгорячённого любовью и нежностью тела. Да и могло ли быть иначе?
Подойдя к любимой, Эней обнял её, поцеловал в хладные губы и заплакал от любви и счастья, переполнявших его душу. И разве мог видеть обуреваемый любовью и счастьем мужчина, что целует он полуразложившийся труп, а руки его обнимают остов, сквозь ветхие одежды которого влюблённые пальцы ласкают не упругую белоснежную плоть, а лишь давно выбеленные водою и жаркими ветрами кости позвоночника?
Но всё ж он был счастлив... И пусть не нежная Афродита призвала его к себе, а могучая тёмная Адрастея, Эней был счастлив... Он получил то, что искал... Сумрак любви и забвенья окутал его разум.
Они долго танцевали и пели. И травы расступались пред ними, а воды Кровавого ручья останавливали своё течение. Злые ветра веяли над влюблёнными, и различные чудовища из царства Аида охраняли их спокойствие и их любовь. Да, они предавались любви в этом сумраке. Лишь воды ручья и кипарисы на берегу были тому свидетелями...
А потом они ушли. Ушли в смертный мрак, отделяющий наш мир от мира мёртвых, туда, куда не достанет свет Гелиоса, и где они будут счастливы, пусть даже и бесплотными тенями.
Иногда, в особо тихие и лунные ночи, когда серебряный глаз Луны смотрит прямо в сердце мира, заставляя расслабленно биться сердца спящих, блуждающих в мрачных и прекрасных владениях Гипноса, некоторые особо чувствительные люди, проходящие по дороге мимо разрушенного безжалостным временем и грабителями дома Энея, по древней легенде в безумии разорвавшего себе горло и утонувшего в ручье, слышали чудесное нежное пение, а иногда и танцующие в густой траве две туманные фигурки.
И это зрелище оставалось с ними на всю оставшуюся жизнь, а эта легенда останется с нами, даря нам толику надежды на справедливость и счастье, пусть даже и за горизонтом наших ничтожных жизней.
