Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 468 постов 38 895 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

157

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
10

Продолжение поста «Интерактив. Сцена 1»5

Много дел навалилось в последнюю неделю. День рождения сына (ему 2 года исполнилось), рабочие дела, помочь тестю на даче... Продолжение интерактива получилось сделать только сейчас.


Артём открыл глаза. Рядом с ним на корточках сидел худощавый парнишка. Темноволосый, с большими глазами. Лет шестнадцать, наверно. Он явно не ожидал, что жертва уже очнулась и сейчас слегка ошарашенно смотрел Артёму прямо в глаза.

— Сервис у вас, конечно, говно, — сказал Артём. А сам подумал: «Что я несу?»

— Чего? — только и выдавил в ответ парнишка.

— Ремонт старый, уборка отвратительная. И когда уже обед?? Эй!

Артём чувствовал, что его понесло. От страха и нервов сорвало тормоза и он несёт всё, что придёт в голову, будучи не в состоянии остановиться. Как будто его личность разделилась на две части: одна оцепенела в ужасе и наблюдает, как вторая издевательски шутит над монстрами-похитителями.

Наконец, парнишка очнулся и поднялся. Он повернулся к стоящему неподалёку человеку с фонариком — Артём не мог рассмотреть его из-за того, что свет был направлен прямо в лицо — и сказал:

— Этот человек странный. Давай другого найдём.

— Нет, — неприятный женский голос. — Мы и без того рискуем привлечь слишком много внимания. Если этот сосуд пригоден, нужно использовать его.

— Я вам бутылка, что ли? Или кружка?

Женщина вытянула вперёд руку так, что луч света выхватывал из темноты всё предплечье до локтя, и резко сжала кулак. Артём почувствовал, будто голову стянули невидимые ремни. Он попробовал открыть рот, и у него не получилось.

— Помолчи, сосуд, — сказала она и обратилась к юноше. — Он больше не скажет ни слова. Восстанови его целостность.

Юноша подошёл, снова присел на корточки и положил руки Артёму на плечи. Через них в тело полилось тепло. Внезапно все травмы, которые получил Артём, начали неистово чесаться.

Откуда-то из глубины здания послышался грохот.

— Йарлат, возьми пустёжника и проверь, — сказала женщина.

Двое, до этого стоявшие в коридоре, ушли прочь.

Три минуты спустя снова раздался грохот, но уже в другой стороне.

— Иди к алтарю, — сказала женщина. Артёму показалось, что он заметил в голосе нотки беспокойства. — Исцеление сосуда закончим позже.

Тепло, лившееся из рук юноши, прекратилось, он отнял руки от плеч Артёма и быстро пошёл прочь. Свет фонаря дёрнулся, на секунду ослепив Артёма, и скрылся за поворотом до того, как его глаза успели привыкнуть к темноте.

Странно. Раны как будто и правда стали болеть меньше. Что за чертовщина тут вообще творится?

«Нужно выбираться из этого дурдома, — решил Артём — но сначала нужно освободиться. Наверняка в такой куче мусора должно быть что-то, чем можно перерезать верёвки».

Артём принялся шарить руками по полу и вскоре нащупал обломок стекла, с помощью которого быстро освободил руки, а затем и ноги.

В глубине здания что-то зарокотало и грохнуло так, что со стен посыпалась пыль.

Артём выскочил в темноту коридора. В слабом свете, льющимся через разбитые окна под крышей, Артём разглядел, что коридор делится на два. Слева доносился грохот, рокот, треск и, почему-то, запах озона. Справа было тихо, но слабо оттуда тянуло тухлятиной.

Куда дальше?
Всего голосов:
Показать полностью 1
27

Рассказ «Осиновый Крест»

Часть 1\2

Ссылка на 2-ю часть

Тормоза взвыли пронзительным металлическим скрежетом, вышвыривая меня из душного вагона прямо в объятия ледяного, промозглого ветра. Он ударил в лицо с равнодушной жестокостью, обжигая щёки колючими каплями влаги. Над городом Н. нависло тяжелое, низкое небо цвета старого, потрескавшегося асфальта, с которого постоянно сочилась мелкая, сероватая дождевая пыль. Воздух был густой и липкий, отдающий вкусом ржавого железа, влажной штукатурки облезлых стен и кислым, тошнотным запахом гнили забытых в подвалах яблок. Этот город был живой раной на карте моей памяти — старой, незаживающей, вечно ноющей и зудящей, напоминая о чём-то, что давно следовало бы забыть.

Удерживало меня здесь лишь одно событие, отдалённое вековой толщей лет: жуткое массовое самоубийство членов религиозной секты на самой окраине губернии. Местные шептались, будто их, всех до одного, заживо замуровали в одном гигантском гробу. Моя цель была до безобразия проста — отыскать ту зловещую могилу. Не из праздного любопытства искателя приключений. Мне нужно было увидеть всё собственными глазами, зафиксировать в потрёпанном блокноте и навсегда успокоить внутренний голос, твердивший, что это всего лишь очередная страшилка для приезжих… Или же, вопреки всяким ожиданиям, наткнуться на крошечную частицу подлинного ужаса, спрятанного в слоях вымысла.

Такси пришлось ждать целых сорок минут под пронизывающим ветром, впиваясь взглядом в пустынную грязную улицу. Когда я наконец втиснулся в салон, там пахло удушливым дешевым ароматизатором с приторным запахом ананаса и одиночеством, таким густым, что его можно было потрогать. Водитель — мужик с потертым лицом цвета асфальта — хранил гробовое молчание всю дорогу, будто вез не пассажира, а гроб. Именно тогда, мельком взглянув в грязное стекло, я увидел Его.
Мужчина неспешно выходил из подъезда — высокий, до противоестественности бледный, закутанный в длинное тёмное пальто, сливающееся с наступающими сумерками.

Он не курил, никуда не спешил, не смотрел на часы — просто застыл у крыльца, становясь живой частью унылого пейзажа. И в тот самый миг, когда машина поравнялась с ним, он мгновенно развернулся и уставился прямо на меня. Лицо растянулось в жутковатой, широкой улыбке — натянутой, искусственной, похожей на маску, прилепленную к коже. В этой улыбке не было ни тепла, ни дружелюбия, лишь ледяная, абсолютная пустота.

Самое странное заключалось в другом: прохожие демонстративно отворачивались, игнорировали и автомобиль, и этого мужчину, и меня самого. Я словно превратился в призрака, в невидимую тень в их скучном, привычном вечере.

Подхожу к стойке отеля «Рассвет», стараясь стряхнуть с себя налипшее оцепенение, и сладко зеваю.

— Здравствуйте. Меня интересуют Чернооковы, точнее их история, — обращаюсь к пожилой администраторше, чьё лицо напоминало высохшую глиняную маску.

Она медленно поднимает на меня взгляд, в котором читается вековая усталость, смешанная с лёгким презрением.
— Опять вы, любопытные?.. — её голос — скрип несмазанной двери. Без единой эмоции она швыряет на стойку ключ с тяжёлой бляхой «131». — Здесь их всех хорошо помнили. Шептались, будто колдуны были. До сих пор ребятня по подворотням шарахается, коли слово «Чернооков» услышит. Говорят, похоронены они там, на старом кладбище, где-то рядом с руинами «Прогресса». Заводик тот, проклятый, уже тридцать лет как пустует, а всё равно дышит смертью. Сколько горя он людям принёс... Нет, место там недоброе. Не ходите.

Ожидаемо. Все местные легенды как под копирку: сектанты, проклятое место, несчастные случаи. Стандартный набор для привлечения любителей острых ощущений.

Номер, вопреки ожиданиям, оказался на удивление уютным: чистым, пропахшим слабой пылью и старым деревом, с благородно потрескавшимся паркетом и скромным видом на мрачный переулок за окном. Но едва я переступил порог, как на меня обрушилось тяжелое, навязчивое чувство дежавю. Оно накатило волной, сдавив виски. Казалось, я знаю каждую щель в этом паркете, каждый скрип половицы, каждый оттенок света на потолке от уличного фонаря. Будто я уже жил здесь когда-то, впитывая эту тишину, этот воздух. Такое чувство охватывало меня всякий раз, стоило лишь подобраться слишком близко к правде, которую кто-то очень постарался похоронить под слоем вымысла.

— Сектанты, кладбище... Скукотища какая, — бормочу я себе под нос, скорее для ритуала, и открываю крышку ноутбука, нуждаясь не столько в информации, сколько в привычном шуме вентиляторов, в маленьком кусочке знакомого мира.

Перед визитом в архив решил перехватить кофе в забегаловке неподалёку. Бариста, молодой парень с эффектным пирсингом в брови и усталыми глазами, протянул мне стаканчик с американо и вдруг, исподлобья глянув, спросил:
— Прогулочку до «Прогресса» замышляете? Там нынче сталкеры тусят пачками, атмосферу ловят.

Я лишь коротко кивнул, пригубливая обжигающую жидкость.

— Смотрите там в оба, реально советую, — парень понизил голос, становясь серьёзным. — Местные туда ногой не ступают. Только ушлая молодёжь — адреналина искать. И ещё... — он оглянулся и сделал паузу для драматизма, — поговаривают, будто воздух там насквозь пропитан тихим гулом. То ли ветер в трубах старых свистит, то ли... то ли кто-то тихонько усмехается. Постоянно.

«Хватит, Артём, — строго сказал я самому себе. — Ты уже сотый раз слушаешь один и тот же детский лепет. Никакой мистики. Только факты».
Поблагодарил парня сдержанным кивком и вышел на улицу, где серый свет уже начинал растворяться в сумерках.

В редакции газеты витал знакомый дух — раздражение, замешанное на хронической усталости. Старый архивариус, человек с лицом, хранящим отпечаток тысяч прочитанных, но никому не нужных строк, даже не взглянув на меня, молча вручил стопку пожелтевших подшивок и одну тонкую, потрёпаную папку.

— Вас Чернооковы интересуют? Вот, всё, что у нас есть. Вы далеко не первый журналист, который приезжает сюда в поисках сенсации… — Он на мгновение поднял на меня взгляд, и в его глазах мелькнуло нечто похожее на жалость. — А потом вы все куда-то… пропадаете. Странно это. Очень странно. — Он глухо фыркнул, развернулся и удалился, оставив меня наедине с немым криком старых газет, запахом пыли и внезапно сдавившим тревогой сердце.

И именно в этих записях я нашёл то, что заставляло кровь стынуть в жилах. Дело было вовсе не в травмах, не в несчастных случаях. Люди на заводе не погибали — они пропадали целыми сменами, бесследно, без внятных причин. Отчёты читались словно сценарий абсурдного хоррора: «...вышел в уборную и не вернулся», «...отошёл попить воды — исчез», «...после обеда на рабочее место не вышел». Холодный, леденящий душу абсурд, на который кто-то сверху наложил резолюцию: «Прекратить расследование за отсутствием состава преступления».

Так-так. Похоже, я зря не стал пренебрегать дешёвыми байками. Может, и не зря я сюда «приперся».

Владельцем предприятия с момента его основания числился некто Воронцов. Позже бразды правления перешли к его отпрыску — другому Воронцову. Старик, судя по всему, изо всех сил пытался замять историю: давил на родственников пропавших, откупался деньгами, использовал связи — лишь бы спасти фамильное дело от краха. Но после исчезновения целой ночной смены тихо замять дело не удалось даже ему. Производство встало, расследование зашло в тупик и повисло мёртвым грузом.
А вот младший Воронцов… Он не сбежал. Он спокойно остался здесь, в этом городе, завёл семью. Документов о кончине старшего владельца нигде не нашлось. Будто тот взял да растворился без следа.

День растворился в пыльном мареве архива, бесследно канув в щербатых папках и пожелтевших газетных вырезках. Я вынырнул из прошлого, как дайвер со дна, с онемевшей спиной и прилипшими к пальцам частицами вековой пыли. Только тогда заметил на краю стола остывшую кружку и бутерброд на салфетке — кто-то из местных подложил их тихо, почти благоговейно, словно совершал подношение духам, обитающим среди этих мёртвых букв. Перекусил наспех, машинально, почти не чувствуя вкуса, кивнул в сторону библиотекарши — та в ответ медленно моргнула, будто сова, — и выбрался на улицу, где день уже клонился к багровому закату.

В номере отеля, скинув пропылённую куртку, я достал из-под свитера небольшую кожаную сумку, протёртую до гладкости. Замок щёлкнул с тихим, деловитым звуком. Внутри, уложенные в бархатные ложементы, лежали скромные инструменты моего необычного ремесла: тактический фонарь с линзой, способной выявить невидимое, латунный компас со сложной розой ветров и астрологическими символами вместо стрелок, моток шёлковой нити, прочной стальной проволоки, и маленький пузырёк из тёмного стекла, от которого тянуло холодом полыни и окисленной медью. Стандартный боекомплект солдата, идущего на войну с тенью. Солдата, прекрасно знающего, что его оружие может оказаться бесполезным, а страх — единственным верным спутником.

За окном солнце тонуло в свинцовых тучах, растекаясь по небу кроваво-багровыми мазками, окрашивая уродливый пейзаж в апокалиптические тона. Я понял, что ещё успею добраться до фабрики до наступления полной тьмы. Хотя какая разница? В её провалившихся чревах даже в полдень царила кромешная чернота.

Территория «Прогресса» встретила меня гробовой, давящей тишиной. Она была настолько густой, что, казалось, поглощала звуки моего собственного дыхания, заставляя вслушиваться в стук сердца в ушах. К счастью, сегодня здесь не было ни души — ни любопытных подростков, ищущих острых ощущений, ни сталкеров с их камерами. Эти глупцы, порхающие по краю пропасти, даже не подозревают, что порой она тоже смотрит в ответ.

Воздух внутри был другим. Запах затхлой сырости и ржавого металла смешивался со сладковато-приторным, тошнотворным душком, который я узнал бы с закрытыми глазами — запах старой, въевшейся в бетон крови. Её не выветрить десятилетиями. Снаружи царил штиль, но мои уши, натренированные годами, уловили лёгкий шелест: то ли крысиные коготки скреблись по бетону, то ли где-то в глубине тихо скрипел металл, будто под чьим-то невидимым прикосновением.

Внезапно воздух глухо, на низкой ноте присвистнул, вырываясь из разорванной трубы где-то над головой. Звук оказался удивительно мелодичным и жутким — точь-в-точь приглушённый, далёкий детский смех.

— Забавно, — процедил я сквозь зубы, до белизны сжимая рукоятку фонаря. Костяшки пальцев резко обозначились под кожей. — Бариста оказался прав. Но это всего лишь ветер… Игра воображения.

Но одно совпадение уже не поддавалось рациональному объяснению. Согласно старым картам и планам, семейный склеп Чернооковых располагался ровно под основанием гигантского штамповального пресса. Чудовищная махина из чугуна и стали намертво вросла в укреплённый фундамент, навек запечатав могилу своей многотонной тяжестью. Кому понадобилось хоронить мёртвых под таким монументом индустрии? Такая архитектурная насмешка над памятью меня устраивала всё меньше.

Я шел вперед, и воздух густел, становясь тяжелым и влажным. Запах ржавчины и плесени теперь перебивался едва уловимым, но оттого еще более тревожным сладковатым душком — будто где-то рядом пролилась свежая кровь. Время растянулось, каждый шаг отдавался эхом в гулкой пустоте цеха. И вот впереди, в слабом свете фонаря, проступила трещина в бетонном полу, ведущая к участку свежевскопанной, неестественно рыхлой земли. Кто-то недавно и очень торопливо пытался что-то здесь скрыть.

Я замер, каждый мускул напрягся до предела, ожидая угрозы. Секунды тянулись в ледяной тишине. И тогда краем глаза я поймал быстрое, юркое движение в дальнем углу, за грудой искорёженного металлолома. Сердце ёкнуло, выбиваясь из ритма. Я резко развернулся, направляя туда ослепительный луч света.

Ничего. Лишь пустота и блики на острых углах ржавого железа.

Тишина. Гнетущая, абсолютная пустота. Сумрак сгущался, наползая из каждого угла.

Но образ уже отпечатался на сетчатке глаза. Мелькнувшая в темноте тень была низкой, ростом с ребёнка. И пара широко распахнутых глаз, которые поймал мой взгляд. Они не выражали ни злобы, ни любопытства. В них была лишь холодная, безвозрастная, абсолютно чуждая наблюдательность. Глаза не ребёнка. Глаза чего-то, что лишь притворяется ребёнком.

Жуть. Настоящая, пронизывающая до самых костей, леденящая душу жуть.

Я не побежал. Настоящий охотник не бежит сломя голову, выдавая себя паникой. Он отступает. Быстро, собранно, без суеты. Я развернулся и зашагал прочь твёрдым, решительным шагом, спиной чувствуя тяжесть этого места. Лишь на самом выходе позволил себе обернуться. Последняя алая полоса заката догорала на горизонте, как рана на теле неба, оставляя мрачный завод на растерзание сгущающейся тьме и тому необъяснимому, что притаилось в его глубине.

Вернулся в гостиницу с единственной мыслью — сбросить с себя липкую паутину заводского кошмара, как грязную, пропахшую смертью одежду. Холл был пустынен и погружён в сонную полудрёму, нарушаемую лишь потрескиванием ламп дневного света да кисловатым запахом хлорки, бессильно тонувшим в сладковатом духе старых ковров. Я уже сделал шаг к лестнице, как вдруг воздух изменился, стал плотнее, и я увидел их.

Тот самый мужчина с улицы. Теперь его лицо не было искажено той жуткой, натянутой ухмылкой. Он улыбался вполне естественно, даже приветливо. Но взгляд... взгляд оставался прежним — плоским, прозрачным и бездонным, как осколок стекла, лежащий на глубине. Возле него стояла женщина с безжизненными, кукольными чертами лица и девочка лет десяти — точная её уменьшенная копия. Идиллическая картинка: папа, мама, дочка. Представились скороговоркой, будто заученной ролью: Андрей, Ирина, Милана.

Все трое — до невозможности бледные, будто их кожа никогда не знала касания солнца, а лишь впитывала тусклый свет люминесцентных ламп. Их спокойствие было неестественным, отстранённым, но каждый поворот головы, каждое движение кисти выдавало сжатую, готовую распрямиться пружину скрытой силы.

Андрей завёл непринуждённую, отрепетированную беседу о потопе с верхнего этажа, его голос был ровным и бархатным. Затем, обернувшись ко мне, с той же лёгкостью предложил:
— А что, зайдёте к нам вечерком на чай? Ирина как раз пирог испекла.

Сердце моё замерло, а внутри всё сжалось в ледяной ком. Волна холода, острая и пронзительная, прошла от самого затылка до пят, сковав мышцы. Я поспешно, почти запинаясь, отказался, прячась за щитом срочной работы. Мысли же, сорвавшись с цепи, метались в панике: «Воронцовы... Завод... Целые смены, ушедшие в никуда... Они. Это должны быть они».

Пока они еще стояли здесь, в досягаемости, я решился на отчаянный шаг — притвориться простоватым журналистом, жаждущим местного колорита.
— Знаете, а можно договориться о небольшом интервью завтра? — мои губы растянулись в натянутой, дежурной улыбке. — Готовлю материал о вашем городе, очень важно услышать мнение коренных старожилов…

Согласие последовало мгновенно, слишком поспешно, почти вызывающе радостно.
— Да запросто! — Андрей ухмыльнулся, и в этот раз его улыбка показалась мне на пару миллиметров шире, чем должна быть. — Вот только небольшая загвоздка... Наши деловые партнёры работают по ночам, у них свой график. Так что мы сами днём обычно отдыхаем. Значит, встретимся вечером?

Мой голос едва заметно дрожал, но я продолжал держать маску.
— Конечно, вечером прекрасно, — я кивнул, и в этот момент мой взгляд скользнул вниз.

На рукаве его идеально чистого пиджака, зацепившись за шерстяную ткань, болталась свежая, бледно-желтая щепка. Осиновая. А на белоснежных носочках маленькой Миланы, выглядывавших из-под нарядного платья, алели комочки темной, влажной земли. Словно они только что вернулись не с прогулки по мостовой, а из-под свежего насыпного холма.

Я сделал вид, что ничего не заметил, но сердце уже колотилось где-то в горле, требуя кислорода. Когда я проходил мимо, Ирина на мгновение задержала на мне свой взгляд-пустоту. От неё пахнуло. Но не духами или косметикой. От неё тянуло холодным, горьким дыханием полыни и сырой, промозглой землёй из глубины могилы.

Инстинктивно я сунул руку в карман, пальцы нащупали холодный контур старого серебряного крестика — не религиозного символа, а инструмента, проверенного в десятках подобных стычек. Я переложил его в другой карман, и металл звякнул о связку ключей.

Взгляд Андрея молнией метнулся к источнику звука. Всё его напускное, пластиковое дружелюбие испарилось в одно мгновение. Его глаза сузились до щелочек, и в их глубине мелькнуло нечто древнее, дикое и... осознающее. Он не просто увидел металлический блеск. Он понял. Понял, кто я и зачем здесь.

По моей спине побежали ледяные мурашки. Это была уже не жуть от неизвестности. Это был чистый, животный страх охотника, который вдруг осознал, что стал дичью.

— До завтра, — выдавил я, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрогнул, и быстро зашагал к лестнице, чувствуя, как три пары глаз безжалостно впиваются мне в спину, в затылок, в самое нутро.

В номере я прислонился спиной к двери, закрыв глаза, и несколько минут просто дышал, пытаясь загнать обратно вырвавшееся на свободу сердце. Завтра. Завтра я устрою им последнюю, решающую проверку. В этом кафе. И я обязательно закажу что-нибудь с убойной дозой чесночного соуса. Шаурму, например. Посмотрим, как эти утончённые «гурманы» Воронцовы отнесутся к такому угощению.

На следующее утро я открыл глаза задолго до первых лучей солнца, когда улицы города всё ещё были окутаны густой, мягкой синью предрассветного покоя. Первым делом провёл рукой по карманам куртки, разложенной на стуле, привычным движением проверяя содержимое: холодный металл фонаря, шершавая поверхность мелового блока, твёрдый угол записной книжки. Всё на месте.

Подойдя к зеркалу, я долго всматривался в своё отражение. Сквозь мутное стекло разглядывал незнакомца с болезненно-худым лицом, будто высеченным из усталости. Глубокие морщины, словно трещины на старом холсте, прорезали кожу у глаз — зелёных, слишком ярких для этого серого мира. Взгляд был усталым, но острым, затаившимся, видевшим вещи, о которых нормальные люди предпочитают не думать. Русые волосы давно потеряли форму, пора бы уже привести их в порядок, но не сегодня. Сегодня всё решит именно этот собранный, настороженный взгляд, читающий тайные знаки.

Я вытащил свою замусоленную, затрёпанную до дыр записную книжку. Старая прорисовка знаков, выписки из запрещённых манускриптов, которыми обычные люди охотно пренебрегали, считая выдумками. Нервно перелистывал страницы, мысленно сопоставляя теории с событиями вчерашней встречи. «Кто же они всё-таки? Вурдалаки? Навьи? Чёрт возьми, даже не проверил, отбрасывают ли тени… Только не ругайся вслух, Тёма, — одёрнул я сам себя, — ещё привлечёшь сюда кого-то лишнего в нашу и без того богатую на незваных гостей компанию».

Несчастья, пропажи людей... Подходит под оба варианта. Если вурдалаки — нужен осиновый кол в грудь и вечный сон в освящённой земле. Если навьи — всё сложнее. Нужен обряд, знание их истинных имён, нужно дать им то, чего они лишены... покой, завершение. Но они же колдуны... Вдруг они нечто третье, о чём в моих книжках нет ни строчки? Я не настолько опытен, чтобы с первого взгляда разгадать всю подноготную этой тьмы. Оставалось надеяться на проверку чесноком и серебром.

Воспоминание ударило внезапно, как током. Администратор: её лицо за стойкой тогда. Не уважение, не настороженность — чистейший, животный, неконтролируемый страх застыл в её широких зрачках, в мелкой дрожи пальцев, перебиравших бумаги. Она не просто боялась их. Она знала что-то.

Я не стал ложиться. Спустился обратно, надеясь выудить хоть крупицу правды, задать наводящие вопросы. Но стойка администратора была пуста. Абсолютно. Словно женщина не ушла, а растворилась в спертом, пыльном воздухе холла. Ни звука, кроме мерного, гипнотизирующего тиканья старых настенных часов да жалобного скрипа пружин в развалившемся кресле. Я зашел в курилку, закурил, прислонившись к холодной кафельной стене. Ждал в холле минуту, пять, двадцать пять. Ни души. Тишина была звенящей, настораживающей.

«Нет, на улицу я сегодня не пойду», — твёрдо, почти инстинктивно решил я. Лучше уж попытаться поспать, собраться с силами. В номере я поставил простейшие, но надёжные ловушки у двери — натянул леску с парой пустых консервных банок, рассыпал у порога соль тонкой, непрерывной линией. Мало ли... Вдруг решат навестить? А если вампиры? Хотя нет, те вряд ли станут церемониться с дверьми. У них свои, куда более изощрённые правила проникновения. Кажется... В этом и был весь ужас — я никогда не мог быть полностью уверен.

Утром меня разбудил не солнечный свет, пробивающийся сквозь грязные шторы, а тяжёлый, настойчивый, металлический стук в дверь. На пороге стоял полицейский, мужчина с лицом, на котором вековая усталость боролась с глухим раздражением. Он явно не выспался и всей душой ненавидел этот вызов. Стандартные вопросы про администратора — оказалось, та пропала. Ну конечно, пропала. Как раз в ночь после того, как эти трое появились здесь.

Я осторожно, обёртывая намёк в шелковистые одежды предположений, навёл его на странную семью, на их ночной образ жизни. Полицейский посмотрел на меня устало-презрительным взглядом, в котором читалась вся история поселковых стражей порядка, видавших всяких сумасшедших.
— А вы тут, извините, не местный, да? — спросил он, и его голос стал на полтона ниже и опаснее. — И появились как раз накануне. Вообще-то, по логике вещей, это вас первым надо бы смотреть. Понимаете, о чём я?

Когда он ушёл, тяжёлые ботинки гулко стучали по лестничному пролёту, я окончательно понял — я здесь абсолютно один. Один со своей правдой, которая для всего остального мира была лишь бредом сумасшедшего приезжего.

Ссылка на 2-ю часть

Показать полностью
16

Между Светом и Тьмой. Легенда о ловце душ

Глава 14. Ворон

Осень в королевстве Альгард приносила не только холодные ветра, но и долгие, тревожные ночи, которые окутывали его столицу Вальдхейм, словно саван. Древние каменные стены дворца хранили память о былых временах, их шрамы, будто следы забытых сражений, темнели на потрепанном временем камне, а ледяной сквозняк пробирался сквозь узкие бойницы, заставляя пламя факелов дрожать. Оно колебалось, отбрасывая на стены длинные, извивающиеся тени, похожие на живых существ, они ждали момента, чтобы сорваться с места. Тишина дворца была густой, неестественной, как будто сама ночь затаила дыхание, предчувствуя неизбежное. Воздух пропитался сыростью, запахом старого камня и угасающих очагов, это придавало замку ощущение заброшенности, несмотря на шаги слуг, доносившиеся из дальних коридоров, приглушенные и слабые, как эхо уходящей жизни.

Диана медленно ступала по каменному полу, ее босые ноги едва касались холодных плит, почти не издавая звука. Холод пробирал до костей, проникая сквозь тонкую ткань ночной сорочки, но это было ничто по сравнению с ледяным ужасом, поселившимся в ее груди. Она больше не знала, что страшнее, — кошмары, терзавшие ее во сне, или реальность, в которой они могли стать правдой. Каждую ночь ее разум погружался в одну и ту же бездну: тени тянулись к ней длинными, цепкими пальцами, их шепот — «Ты наша… скоро…» — звучал хрипло, нечеловечески, как голоса из пропасти. Бесформенные чудовища скользили в темноте, их очертания дрожали, расплывались, а голоса то угрожали, то молили, смешиваясь в хаотичный хор. Когда они настигали ее, она чувствовала, как мир рушится, как ее сознание затягивает в черную пустоту, из которой нет выхода. Но затем всегда являлся свет — теплый, ослепительный, пробивающийся сквозь мрак. В этом свете мелькала фигура матери, Эльзы, ее лицо было печальным, а голос шептал: «Не доверяй ему». Это спасало ее в последний миг, как луч надежды в непроглядной ночи, но оставляло больше вопросов, чем ответов.

Диана не знала, что это было — видение, предупреждение или игра измученного разума. Но тревога, нарастающая с каждым днем, стала ее спутником, холодной тенью она следовала за ней даже в самые светлые часы. «Почему я чувствую себя такой беспомощной? — думала она, сжимая кулаки, отчего на ладонях оставались красные полумесяцы. — Я принцесса. Я должна быть сильной. Но как бороться с тем, чего даже не понимаю?» Мысли вернулись к отцу. Всеволод был ее опорой, щитом от всех опасностей, человеком, чья твердость внушала уверенность. Но теперь его не было рядом. Он уехал с небольшим отрядом и священником Андреем в Моргенхейм, оставив ее одну в этом огромном замке, где каждая тень шептала об угрозе, а каждый шорох казался предвестником беды.

Она остановилась у портрета матери, висевшего в ее покоях. Королева Эльза смотрела с холста с мягкой улыбкой, ее золотистые волосы струились по плечам, а голубые глаза, такие же, как у Дианы, излучали тепло. Диана провела пальцем по краю рамы, чувствуя кожей холод дерева. Память ожила, как вспышка: маленькая девочка прячется под одеялом, дрожа от страха перед темнотой, а мать гладит ее волосы, ее голос мягкий, как летний ветер. «Тени — это не враги, Диана, — шептала Эльза. — Они просто ждут, пока ты их поймешь. Не бойся их — они часть этого мира, как свет». Тогда эти слова успокаивали, согревали, как объятия, но теперь они звучали как загадка, и от нее мороз шел по коже.

— Мама… что ты знала? — прошептала Диана, ее голос дрогнул. Она смотрела в глаза портрета, и ей показалось, что улыбка Эльзы стала печальнее, как будто мать хотела сказать больше, но не могла. Тепло, как эхо ее любви, коснулось сердца Дианы, но тут же сменилось холодом — она вспомнила, как Совикус говорил об Эльзе с легкой насмешкой, и это резало сильнее ножа.

Слуги давно разошлись по своим комнатам, их шаги затихли в дальних коридорах, оставив замок в обманчивой тишине. Лишь ученики Совикуса, молодые маги с бледными лицами и пустыми глазами, коротали ночи в библиотеке, склонившись над древними свитками при дрожащем свете свечей. Стражники лениво прохаживались у ворот, их голоса доносились обрывками, заглушенные ветром, который выл за стенами, как раненый зверь. Но Диана чувствовала: эта тишина была иллюзией. Тени на стенах шевелились, словно пытались вырваться из каменных оков, а воздух стал густым, вязким, как смола, затрудняя дыхание. Только рядом с отцом она ощущала безопасность — его присутствие было как стальной барьер между ней и хаосом. Теперь этот барьер исчез, и она осталась одна против невидимого врага, чье дыхание она чувствовала за спиной.

Днем она не сидела без дела, стараясь заполнить пустоту и страх, грызущие ее изнутри. Пока отец был в отъезде, Диана использовала каждую возможность для тренировок, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, укрепить тело и дух. На конном дворе ее ждал Ворон — жеребец, черный, как сама ночь, с серебристыми бликами в гриве, сверкающими в лучах редкого солнца. Его глаза, глубокие и умные, светились бесстрашием, а мощное тело излучало силу, которой ей так не хватало. Когда она подошла к нему, он фыркнул, почуяв ее тревогу, и ткнулся мордой в ее ладонь, словно пытаясь утешить, его теплое дыхание согревало ее пальцы.

— Ты чувствуешь это, да? — прошептала она, прижимаясь лбом к его теплой шее. Запах сена и лошадиной шерсти окутывал ее, успокаивая хотя бы на миг. — Здесь что-то не так, Ворон. Я не знаю, что делать.

Жеребец мотнул головой, его грива коснулась ее лица, и Диана улыбнулась, несмотря на тяжесть в груди. Она оседлала его и направилась на замковую арену. Ветер хлестал ее по лицу, унося прочь мрачные мысли, а опавшие листья шуршали под копытами, создавая ритм, заглушающий ее внутренний шум. Она дала Ворону волю, и тот понесся галопом, его движения были плавными, но мощными, как черная река, текущая сквозь осенний пейзаж. Здесь, среди ветра и простора, она могла ненадолго забыть о тенях, чувствуя, как ее сердце бьется в унисон с его топотом.

После скачки Диана отвела Ворона в конюшню. Древние стены, сложенные из массивных камней, пропитались запахом сена и дерева, храня тепло даже в самые холодные дни. Здесь, рядом с Вороном, она чувствовала себя в безопасности. Диана сняла с него уздечку, погладила по морде, и жеребец тихо заржал, словно благодарил ее за доверие. Конюшня была ее убежищем, местом, где она могла дышать свободно вдали от гнетущей атмосферы дворца, в котором каждый уголок теперь казался пропитанным чем-то зловещим.

Затем она направилась на стрельбище, где ее ждал наставник — пожилой воин по имени Гельмут. Его лицо, изрезанное морщинами, было суровым, как выветренный камень, а серые глаза, проницательные и острые, следили за каждым ее движением. Он стоял, скрестив руки, его доспехи слегка звенели при каждом шаге, напоминая о годах, проведенных в битвах.

— Лук — это не просто оружие, принцесса, — пробормотал он, поправляя положение ее руки, сжимавшей тетиву. Его голос был хриплым, но твердым. — Это продолжение вашей воли. Если воля слаба, стрела не полетит.

Диана сосредоточилась, ее дыхание стало ровнее. Она натянула тетиву, прищурила глаза, чувствуя, как напрягаются мышцы плеч и спины. Мишень стояла в двадцати шагах — деревянный круг, выкрашенный в красный и белый цвета, слегка покачивался на ветру. Она выстрелила. Стрела вонзилась прямо в центр, глубоко уйдя в дерево, и звук удара эхом разнесся по арене.

— Хорошо, — кивнул Гельмут, но его голос остался строгим, без тени похвалы. — Но враг не будет стоять на месте.

Он дал знак слуге, и деревянная мишень начала двигаться по механизму, скрытому в земле, ее скрип смешивался с воем ветра. Диана выдохнула, снова натянула тетиву и выстрелила. Стрела попала в край круга, задев белую полосу, и она нахмурилась, чувствуя, как внутри закипает раздражение. «Повторить!» — приказала она себе, ее руки дрожали от напряжения. Вторая стрела ушла выше, задев воздух, третья — чуть ближе к центру, но все еще не в цель. «Если я не стану сильнее — не выживу», — думала она, вонзая последнюю стрелу в дерево с такой силой, что та расколола мишень пополам. Гельмут кивнул, и на этот раз в его глазах мелькнула тень одобрения, как слабый луч солнца в пасмурный день.

Последующая ночь снова была наполнена кошмарами, от которых принцесса проснулась. Диана замерла у окна своих покоев, вглядываясь в темноту внутреннего двора. Луна пряталась за облаками, и только редкие факелы, закрепленные на стенах, бросали слабый свет на пустые коридоры. Она тяжело дышала, прижимая руку к груди и пытаясь унять дрожь. Очередной сон был ужасен — тени сгущались вокруг нее, их шепот становился громче: «Ты наша… ключ…», а затем свет спасал ее, как всегда. Но в этот раз в свете стояла Эльза, ее глаза были полны слез, а голос дрожал: «Не доверяй ему, Диана. Он забрал меня». Она понимала: это не просто кошмары. Это было предупреждение, зов, который она не могла игнорировать, но он разрывал ее сердце.

С возвращением Совикуса во дворце что-то изменилось. Слуги боялись даже шепотом произносить его имя, стражники отводили взгляды, когда он проходил мимо, их лица бледнели, как будто он вытягивал из них тепло. Воздух в залах стал тяжелее, пропитанный чем-то чужеродным, зловещим, как запах серы после его шагов. И что хуже всего — он всегда знал, где она. Каждый раз, когда она выбиралась из своих покоев по ночам, чтобы проветрить голову или найти ответы, Совикус появлялся рядом. Иногда он просто проходил мимо, склоняя голову в знак уважения, но его взгляд — холодный, изучающий, проникающий — оставался с ней дольше, чем его шаги, как тень, цепляющаяся за ее душу.

Она больше не могла оставаться в неведении. Диана выдохнула, сжав пальцы в кулак. Она должна проследить за ним. Совикус часто исчезал по ночам, его шаги растворялись в тишине, и никто не знал, куда он ходит. Но он всегда возвращался к утру, бесшумный, как тень, с легкой улыбкой, не затрагивающей глаз. Если он связан с ее кошмарами, если он несет в себе тьму, терзающую ее сны, она выяснит это.

Быстро накинув плащ на плечи, она двинулась к двери. Осторожно выглянула в коридор — пусто. Факелы горели ровно, их свет отражался на полированном камне, но тени между ними казались глубже, чем обычно, как будто они ждали ее. Сегодня ночью она узнает, что скрывает Совикус.

Диана осторожно ступала по темным коридорам, каждый шаг отдавался глухим эхом в пустоте дворца. Сердце бешено колотилось, и ей казалось, что его стук разносится по всему замку, выдавая ее. Пальцы сжались вокруг ткани плаща, ноги дрожали от напряжения, но она заставляла себя идти вперед. Пот стекал по ее спине, в ушах гудело, как от далекого колокола. Она знала, что поступает безумно: Совикус был не просто советником — он был загадкой, тенью, существом, чьи намерения невозможно предугадать. И теперь она, принцесса, осмелилась пойти по его следам, чувствуя себя пешкой в игре, правил которой не понимала.

Ее страх был как холодная тень, следовавшая за ней и обнимающая плечи ледяными руками. Она представляла, как Совикус обернется, его темные глаза, полные насмешки, встретятся с ее взглядом, и она не найдет в себе сил сопротивляться. Ноги слабели с каждым шагом, но остановиться означало сдаться. «Что если я никогда не смогу вернуться?» — этот вопрос пронзил ее мысли, дыхание стало прерывистым. Она сжала губы и продолжила путь, борясь с внутренним голосом, который кричал ей повернуть назад.

Когда она проходила мимо статуи в коридоре — каменного рыцаря с мечом, — ей показалось будто его глаза блеснули в свете факелов. Она едва не вскрикнула, но тут же отругала себя: «Глупости». Однако, сделав еще шаг, она ощутила, как волосы на затылке встали дыбом — статуя дрогнула, и меч с лязгом упал перед ней, разрубив воздух в дюйме от ее лица. Диана отшатнулась, ее крик застрял в горле, сердце заколотилось быстрее. Она оглянулась — статуя стояла неподвижно, но ощущение чужого взгляда не исчезло.

Она спустилась по узкой винтовой лестнице в нижние залы дворца — туда, где хранились старые архивы, оружие и тайны, о которых никто не говорил вслух. Воздух здесь был спертым, тяжелым, пропитанным запахом плесени и древности, как будто время застыло в этих стенах. Диана двигалась осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, ее тень дрожала на ступенях, будто не принадлежала ей, отражая ее внутренний страх.

— Принцесса, — раздался вдруг хриплый голос, заставив ее вздрогнуть.

Она резко обернулась. Перед ней стояла Грета, старая служанка, чьи седые волосы выбивались из-под чепца. Ее морщинистое лицо было бледным, а глаза смотрели с тревогой. Грета служила во дворце еще при Эльзе, ее руки, огрубевшие от работы, знали каждый уголок замка.

— Здесь не место принцессам, — прошептала старуха, хватая Диану за руку. Ее пальцы были холодными, но крепкими. — Я видела, как он пришел к твоей матери, принцесса. Его тьма забрала ее. Не ходи туда!

— Почему? — спросила Диана, ее голос дрогнул, слова Греты ударили, как молния.

— Потому что те, кто копается в тенях, сами становятся ими, — ответила Грета, и ее глаза расширились, как будто она увидела что-то за спиной принцессы.

Старуха хотела сказать еще что-то, но замерла, прижав палец к губам. Она схватила Диану за руку и попыталась увести ее, но та вырвалась. Это не входило в ее планы. Диана бросилась в нишу за колонной, сердце колотилось, как сумасшедшее. Спустя пару минут она услышала приближающиеся шаги — легкие, но уверенные. Диана затаилась за колонной, ее дыхание стало поверхностным.

Высокий, худощавый силуэт появился в конце коридора. Совикус. Его мантия шуршала по полу, как змеиная кожа, а в свете факелов его лицо казалось еще бледнее, почти призрачным. Он остановился у массивной двери, украшенной резьбой в виде черепов, и коснулся ее тонкими пальцами, пробормотав что-то на странном гортанном языке. Дверь дрогнула и открылась сама собой, издав низкий скрежет. Из-за нее вырвался багровый свет, окрашивая коридор в зловещие тона.

Диана затаила дыхание, ее пальцы впились в камень колонны. Советник вошел внутрь, и, прежде чем дверь закрылась, она успела увидеть то, что скрывалось за ней. В центре комнаты на полу была начертана пентаграмма, ее линии мерцали тонким зловещим светом. Воздух дрожал от шепота — множества голосов, сливающихся в хаотичный хор. А в центре стоял человек… или то, что когда-то было человеком. Диана узнала его — это был Ольф, библиотекарь, добродушный старик, который помогал ей с книгами в детстве. Но теперь его кожа посерела, губы шевелились в беззвучном бормотании, а глаза были пустыми, как у мертвеца.

Она не сдержалась. Бросившись к двери, Диана закричала:

— Что ты с ним сделал?!

Совикус повернулся к ней медленно, его губы растянулись в ухмылке, и от нее кровь застыла в жилах.

— Ты не должна здесь быть, — сказал он тихо, но его голос резал, как нож.

— Это магия Моргаса, не так ли? — выкрикнула она, ее голос дрожал от гнева и страха.

Он усмехнулся, склонив голову набок.

— Ты умнее, чем кажешься, дитя.

Ольф вдруг застонал, его тело дернулось, словно марионетка на нитях. Диана отшатнулась, ее сердце сжалось от ужаса.

— Тьма… зовет… — прохрипел он, его голос был чужим, искаженным.

— Я расскажу отцу! — выкрикнула она, отступая к двери.

Совикус шагнул ближе, его тень упала на нее, как сеть.

— Ты уверена, что он поверит?

В этот момент дверь распахнулась с грохотом. В комнату ворвались Йорн, один из королевских охранников, и Готфрид, старый архивариус с длинной седой бородой. Йорн, высокий и широкоплечий, схватил Диану за руку, его лицо было напряженным.

— Принцесса! Грета сказала, что видела вас внизу, — выдохнул он.

Готфрид, опираясь на посох, взглянул на Совикуса с презрением.

— Вы зашли слишком далеко, магистр, — сказал он твердо. — Это уже не магия. Это нечто худшее.

Советник посмотрел на него с холодной насмешкой.

— Вы боитесь того, чего не понимаете, старик.

— Мы боимся неведомого, потому что оно всегда приходит и все разрушает, — отрезал Готфрид, его голос дрожал от гнева.

Тени в комнате сгустились, воск на свечах зашипел, словно от ледяного дыхания. Диана почувствовала, как невидимые руки сжали ее горло, ее ноги подкосились. Ольф застонал громче, его тело шагнуло вперед, движения были рваными, неестественными.

— Он не жив, но и не мертв, — прошептала Диана, ее голос сорвался.

Готфрид схватил ее за руку.

— Бежим. Сейчас же.

Йорн вытащил меч, его клинок сверкнул в багровом свете.

— Вы не сможете нас остановить, — бросил он Совикусу.

Но советник и не пытался это сделать. Он лишь смотрел, его губы растянулись в тонкой зловещей улыбке.

— Мы еще поговорим, принцесса, — сказал он тихо, и его слова повисли в воздухе, как угроза.

Диана выскочила из комнаты. Сердце колотилось так яростно, что казалось — вот-вот разорвет грудь. Йорн и Готфрид мчались за ней, их шаги гулко разносились по пустому коридору. Тени сгущались, вокруг нарастал зловещий шепот, но она не оборачивалась.

Внезапно воздух стал ледяным. Коридор погрузился в гнетущую, звенящую тишину. Диана резко остановилась. Что-то изменилось. Готфрид, секунду назад бежавший следом, теперь стоял прямо перед ней. Его глаза были пусты, кожа — мертвенно-бледной. Холодная, неживая рука сжала ее запястье. Не издав ни звука, он потянул ее за собой — вверх по лестнице.

Тьма сомкнулась кругом.

А затем… все исчезло.

Диана проснулась резко, с дрожью, как будто ее вытолкнули из глубоких вод. Комната была залита мягким утренним светом, пробивающимся сквозь тяжелые занавеси. В камине потрескивали угли, едва теплые, наполняя воздух запахом дыма и воска. Она приподнялась на постели, хватаясь за голову, волосы прилипли ко лбу от пота. Шепот теней не стихал — он звенел в ушах, едва слышный, как дыхание: «Ты наша…» Сердце стучало так громко, что она боялась, будто Совикус услышит его сквозь стены.

Что это было? Кошмар? Она смутно помнила винтовую лестницу, холод каменных стен, багровый свет пентаграммы, Совикуса и… Йорна с Готфридом. Диана сжала виски пальцами, пытаясь собрать обрывки воспоминаний. Все казалось слишком реальным — запах плесени, шепот теней, голос Ольфа, — но с другой стороны… разве это могло быть правдой? На запястье ее левой руки остались следы — четыре красные полосы, словно полученные от сильного сжатия. А на плаще, брошенном у кровати, блестела капля черного воска, пахнущая серой. Откуда она взялась?

«Просто дурной сон», — сказала она себе, но голос в голове звучал неубедительно. Внутри поселилось беспокойство, острое, как игла. Она глубоко вдохнула, пытаясь прийти в себя, и вдруг почувствовала холод на плече, будто на него легла рука мертвеца. Она замерла, ее глаза расширились, но в комнате никого не было. Только тени шептали: «Скоро…» Диана сжала пальцы в кулак, в горле пересохло, как если бы она кричала всю ночь. Она должна узнать правду.

Натянув теплый плащ поверх сорочки, она вышла из покоев. Коридоры дворца были наполнены утренним шумом: слуги суетились, расставляя подносы с завтраком, стражники менялись после ночного дежурства, их голоса гудели в дальних галереях. Все выглядело как обычно, но воздух казался слишком тяжелым, а тени в углах — слишком глубокими, как будто они следили за ней.

Она направилась к казармам, ее шаги ускорились. У входа стоял капитан стражи, широкоплечий мужчина с густой бородой.

— Где Йорн? — спросила она, ее голос был резким, требовательным.

Капитан нахмурился.

— Йорн? Он не заступал на смену сегодня утром, — ответил он, пожав плечами.

Ее сердце сжалось.

— А вчера?

— Вчера тоже нет, принцесса.

У Дианы закружилась голова, она оперлась рукой о стену.

— Готфрид. Где старый архивариус?

Капитан растерялся, его взгляд стал беспокойным.

— Готфрид?.. «Последний раз его видели в библиотеке позавчера», —сказал он медленно.
Диана почувствовала, как холодный пот стекает по спине. Они исчезли. Оба. А Совикус? Она развернулась и почти побежала к залу советника, ее шаги гулко отдавались в коридорах. Слуги расступались перед ней, чувствуя ее напряжение, их шепотки стихали, как только она проходила мимо.

Когда она влетела в зал, Совикус уже ждал ее. Он сидел в кресле, его тонкие пальцы были сцеплены, а на губах играла легкая усмешка, как будто он знал, что она придет. Его мантия сливалась с тенями комнаты, глаза блестели холодным светом.

— Принцесса, вы чем-то встревожены? — спросил он, его голос был мягким, но в нем чувствовалась скрытая насмешка.

Диана сжала кулаки, ее ногти впились в ладони.

— Где Йорн? Где Готфрид? — выкрикнула она, и голос дрогнул от гнева.

Советник поднял бровь, его лицо осталось непроницаемым.

— О, вы имеете в виду капитана стражи и архивариуса? — он сделал паузу, будто обдумывал свои слова. — Как жаль…

— Что жаль? — ее голос стал тише, но в нем звенела угроза.

— Они пропали, — ответил он, пожав плечами, словно говорил о пустяке. — Исчезли. Как будто их никогда и не было.

Тишина между ними стала зловещей, тяжелой, как камень. Диана замерла, ее дыхание сбилось.

— Ты… — она шагнула вперед, ее кулаки дрожали. — Это ты их забрал.

Совикус вздохнул и медленно поднялся с кресла, его движения были плавными, почти кошачьими.

— Принцесса, прошу вас, не обвиняйте меня в том, чего я не делал, — сказал он, но его тон был слишком спокойным, слишком уверенным.

Он стоял перед ней, и воздух вокруг сгустился, стал тяжелее, как перед грозой. Диана попыталась отступить, но ноги словно приросли к полу. Его глаза казались слишком темными, слишком глубокими, как бездонные колодцы.

— Вы так бледны, принцесса, — прошептал он, его голос звучал эхом, раздающемся в глубине ее сознания. — Вам приснился дурной сон? Сны — это зеркало. Или, может, окно?

Его глаза вспыхнули багровым, и Диана почувствовала согревающее душу теплое прикосновение на плече — словно рука матери. Она ахнула, но в этот миг ее разум наполнился образами: тени шептали ее имя, пентаграмма мерцала в темноте, Ольф смотрел на нее пустыми глазами, его губы шевелились, произнося слова, которых она не могла разобрать.

— Что ты сделал с ними? — наконец вырвалось у нее, но голос был слабым, чужим.

Совикус улыбнулся, его зубы блеснули в тусклом свете.

— Иногда люди просто… уходят, — сказал он. — Но не беспокойтесь, принцесса. Вы еще сыграете свою роль в этом великом замысле.

Его голос звучал как скрип ржавых петель, проникая в ее разум. Диана отступила, ее ноги наконец подчинились, но Совикус уже растворился в тенях комнаты, оставив после себя лишь запах серы и тишину, густую, как кровь.

Когда она вышла из зала, ее взгляд упал на окно. В отражении стекла Совикус стоял за ее спиной, улыбаясь своей зловещей улыбкой. Она резко обернулась — но никого не было. Только ветер за окном завыл громче и тени в коридоре дрогнули, словно приветствуя ее страх. А затем она услышала шепот — слабый, но ясный: «Не доверяй ему». Голос Эльзы. Диана замерла, ее глаза расширились, но рядом снова никого не было. Только тепло на плече осталось, как обещание, что она не одна.

Показать полностью
13

Между Светом и Тьмой. Легенда о ловце душ

Глава 13. Совет богов.

В глубине Запретной Земли, где небо вечно затянуто черными тучами, а земля пропитана пеплом и тлением, возвышался древний храм темных богов. Его стены, сложенные из черного камня, казались нерушимыми, словно высеченными из самой ночи. Они были покрыты фресками, выцветшими от времени, но все еще хранящими память о великих битвах: Арт, бог смерти, сражался с Люминором, его меч Ловец Душ сиял зловещим светом; Моргас поднимал армию хаоса, его тени вились, как живые змеи; Некрос разрывал землю, из которой поднимались скелеты; Тенебрис окутывала мир мраком, а Заркун отравлял сердца завистью. Воздух в храме был густым, пропитанным шепотами — словно души, погибшие в тех битвах, все еще бродили здесь, не находя покоя. Их голоса, тонкие и призрачные, сливались в невнятный хор, и от него по коже бежали мурашки. Это было место силы, место, где встречались боги тьмы, где решались судьбы миров, и в этот день рождался план, способный погрузить все живое во тьму и хаос.

Моргас, бог хаоса, стоял у входа в храм. Его фигура возвышалась над выжженной равниной, а облик постоянно менялся, как отражение в разбитом зеркале: то он был высоким воином в доспехах из темного металла, от которых исходил запах смерти и крови; то стариком с длинной седой бородой и глазами, полными древней, коварной мудрости; то демоном с крыльями из голубого пламени, чьи когти оставляли следы на грани мироздания. Его присутствие заставляло воздух дрожать, а тени вокруг него извивались, словно живые существа, тянущиеся к своему господину. Ветер, гулявший по Запретной Земле, стихал у его ног, не смея коснуться его, а земля под ним трескалась, будто не выдерживая веса его силы.

Он сделал шаг вперед, и тяжелые двери храма, украшенные черепами и рунами, с грохотом распахнулись перед ним, словно подчиняясь невидимой воле. Внутри царила тьма, густая и осязаемая, нарушаемая лишь слабым свечением багровых рун, вырезанных на стенах. Их свет дрожал, отбрасывая длинные тени, которые казались живыми, шевелящимися в такт дыханию храма.

В центре зала возвышался круглый стол, высеченный из черного мрамора. Его поверхность была покрыта сетью древних трещин, словно он впитал боль и ярость ушедших эпох. Вокруг стола сгущались тени — смутные фигуры темных богов, полускрытые мраком вечности. Их безмолвное присутствие искажало само мироздание: воздух сгустился, пропитанный предгрозовой тяжестью, и звенел от их сокрытой мощи, готовой разорвать ткань реальности.

— Моргас, — раздался низкий, зловещий голос, хриплый и полный силы. Это был Некрос, бог разложения. Его тело, закутанное в гниющие бинты, источало смрад, а из-под них сочилась черная слизь, оставляя на полу темные дымящиеся пятна. Его лицо было скрыто под капюшоном, но глаза, похожие на тлеющие угли в глубине черепа, смотрели на Моргаса с холодным, почти насмешливым интересом. — Ты позвал нас. Говори.

— Да, — прошипел Заркун, бог зависти, его голос был резким, как удар хлыста. Его фигура была тонкой и извилистой, как змея, готовая ужалить, а черная кожа отливала ядовитым блеском. Его глаза сверкали, как раскаленные лезвия, а длинные, костлявые пальцы нервно перебирали край плаща, сотканного из теней. — Мы не любим, когда нас отвлекают от наших дел. Я уже почти сломал волю Хротгара, отвлекаешь меня от моей любимой игрушки. Ты уже однажды подводил нас, Моргас. Помнишь, как ты бросил Арта в его последней битве? Ты обещал поддержку, но предпочел наблюдать со стороны, пока его уничтожали.

Моргас холодно улыбнулся, его облик на миг замер в образе воина, и багровый свет вспыхнул в его глазах, как далекая буря.

— Арт был слишком самоуверен, — ответил он, голос звучал низко, с ноткой презрения. — Он думал, что сможет победить в одиночку, что его сила выше света Люминора. Я лишь дал ему урок смирения.

— Смирение? — засмеялся Некрос, его смех напоминал скрип ржавых петель и хруст ломающихся костей. — Ты предал его, Моргас. Оставил его одного против светлых богов, и теперь он заперт в Ловце Душ. А мы должны верить, что ты не предашь нас?

Моргас медленно перевел взгляд на Тенебрис.

Богиня тьмы молчала, сидя в самом темном углу зала. Ее фигура растворялась в тенях, словно была частью самой ночи, и только слабое движение капюшона выдавало ее присутствие. Она была воплощением тьмы — не просто разрушительной, но глубокой, сложной, как безлунное небо. Ее молчание было красноречивее любых слов, оно давило на всех, заставляя чувствовать ее силу даже без единого жеста. Когда она наконец подняла голову, капюшон слегка сдвинулся, и в свете рун на мгновение мелькнуло ее лицо.

Тенебрис была пугающе красива. Ее черты казались высеченными из мрамора: высокие скулы, тонкий нос, губы, окрашенные в глубокий багровый оттенок, словно кровью. Кожа ее была бледной, почти прозрачной, сквозь нее проступали тонкие вены, как серебряные нити. Глаза — бездонные, как ночное небо, усыпанное звездами, — смотрели с холодной ясностью, проникая в самую суть. Но в ее красоте таилась опасность, как в цветке, манящем ароматом, но скрывающем яд. Ее сущность была сложной: она несла не только страх и хаос, но и покой, смерть и неизбежность. Когда она заговорила, ее голос был мягким, как шепот ветра в ночи, но в нем чувствовалась сила, способная сокрушать миры.

— Зачем ты нас собрал, брат? — прошептала она.

Моргас подошел к столу и положил на него руку. Вокруг его пальцев закружились тени, сгущаясь и образуя карту мира — призрачную, мерцающую, сотканную из мрака. На ней проступали земли Альгарда: золотые пятна, где власть светлых богов была сильна, и темные провалы, где их свет ослаб.

— Братья и сестра, — начал он, голос звучал как гул далекой грозы, нарастающий и глубокий, — мы долго терпели их правление. Светлые боги — Люминор, Аэлис, Валериус — считают, что их время вечно, что их порядок непоколебим. Они смотрят на нас сверху вниз, уверенные в своей победе. Но они ошибаются. Их время подходит к концу.

Некрос хрипло засмеялся, слизь с его бинтов капнула на стол, оставив едкий след.

— Ты говоришь так, будто у тебя есть план, — прошипел он, склонив голову. — Но мы уже слышали это раньше. И чем это закончилось? Арт повержен, его душа заточена, а мы вынуждены скрываться в тенях, питаясь объедками их мира.

— Арт был силен, — вмешалась Тенебрис, ее голос был тихим, но каждое слово звучало как приговор. — Но он действовал в одиночку. Он не понимал, что только вместе мы можем победить. Его гордыня стала ключом к его падению.

— Именно поэтому я собрал вас здесь, — сказал Моргас, его глаза вспыхнули багровым светом, отражая пламя его амбиций. — Арт ошибался, но его сила была неоспорима. Мы можем вернуть его, освободить из Ловца Душ и использовать его мощь, чтобы уничтожить светлых богов раз и навсегда.

Заркун прищурился, его пальцы сжались в кулак, когти демона впились в мраморный стол, оставляя тонкие царапины.

— Ловец Душ запечатан в храме, охраняемом титанами и светом Люминора, — прошипел он. — Даже мы не сможем просто так проникнуть туда незамеченными. Ты предлагаешь самоубийство.

— Именно поэтому нам нужен план, — ответил Моргас, его голос стал тверже, как сталь. — И я его разработал. Ловец Душ — это не просто оружие. Это подарок Эона Арту, первому из сотворенных им богов, сильнейшему из всех нас. Изначально Арт был создан чистым и светлым, он помогал Эону творить вселенную — звезды, миры, жизнь. Но когда Эон исчез, оставив мир в наших руках, Арт разочаровался. Он увидел слабость света, его хрупкость, его ложь. Он решил уничтожить все, что было дорого Эону, — светлых богов, людей, порядок. Его сила была велика, и, даже объединившись, Люминор и другие светлые боги не смогли его уничтожить. Они лишь заточили его в мече, связав с Ловцом Душ.

Моргас сделал паузу, позволяя словам осесть в сознании богов, его взгляд скользил по их лицам, изучая реакции.

— Но Ловец Душ — это не просто тюрьма, — продолжил он. — Это ключ. Ключ, который может освободить Арта, но только если его использует тот, кто обладает чистотой души и силой воли. Тот, кто сможет противостоять тьме, но при этом будет готов принять ее.

— И кто же это? — спросил Некрос, его голос был полон скепсиса, а пальцы постукивали по столу, оставляя влажные следы.

— Принцесса Диана, — ответил Моргас, его голос стал ниже, почти шепотом, но в нем чувствовалась уверенность. — Она — ключ. Ее душа чиста, но в ней есть скрытая сила, которую она сама не осознает. Она должна по своей воле освободить Арта. Только тогда его сила будет полностью восстановлена.

Тенебрис наклонила голову, ее глаза сверкнули в темноте, как звезды в безлунную ночь.

— И как ты собираешься заставить ее сделать это? — спросила она, ее тон был мягким, но опасным. — Она не станет служить тьме.

— Ей не нужно служить тьме, — ответил Моргас, его губы дрогнули в легкой улыбке. — Ей нужно лишь поверить, что это единственный способ спасти мир. Совикус уже работает над этим. Он внушает ей сомнения, страх, неуверенность. Он заставит ее поверить, что только Арт может остановить хаос, который грядет.

Моргас поднял руку, и перед богами возникло видение: Диана бежала по темным коридорам замка, ее черные волосы развевались, глаза были полны страха. Тени гнались за ней, их когти цеплялись за подол ее платья. Внезапно перед ней появился Арт — высокий, величественный, в доспехах из ночи, но не как бог смерти, а как герой. Он поднял руку, и тени исчезли, растворяясь в воздухе. Диана остановилась, ее дыхание сбилось, а в глазах мелькнула надежда.

Заркун засмеялся, его смех был сухим, как шелест осенних листьев.

— Ты играешь с огнем, Моргас, — сказал он, скрестив руки. — Если она поймет, что ее используют, все пойдет прахом.

Некрос задумался, его гниющие пальцы замерли на столе, оставив лужицу слизи.

— А если светлые боги узнают о наших планах? — спросил он. — Люминор не дремлет. Его свет проникает даже сюда.

— Люминор после пленения Арта стал слишком уверен в себе, — ответил Моргас, его голос стал резче. — Он считает, что мы разобщены и не способны объединиться. Но он ошибается. Мы сильнее, чем он думает. Когда Диана освободит Арта, он станет нашей главной силой. Его мощь, объединенная с нашей, уничтожит светлых богов.

Тенебрис подняла голову, ее глаза встретились со взглядом Моргаса, и в зале стало холоднее, как будто сама тьма сгустилась вокруг нее.

— Ты говоришь о союзе, — прошептала она, ее голос был мягким, но в нем чувствовалась угроза. — Но союз требует жертв. Что ты готов отдать ради этого?

Моргас улыбнулся, и его улыбка была ледяной, полной скрытого обещания.

— Все, что потребуется, — ответил он. — Моя сила, мои ресурсы, моя сущность. Я готов стать орудием хаоса, если это приведет нас к победе.

Заркун засмеялся снова, его смех напоминал шелест змеиной кожи, скользкой и ядовитой.

— Ты всегда был амбициозен, Моргас, — сказал он, склонив голову. — Но что если мы не хотим следовать за тобой? Что если мы предпочитаем оставаться в тени, питаясь крохами их мира?

Моргас шагнул вперед, тени вокруг него сгустились, образуя подобие крыльев, чьи края дрожали от сдерживаемой мощи.

— Тогда вы останетесь в тени навсегда, — ответил он, голос стал глубже, как раскат грома. — Но, если вы присоединитесь ко мне, мы сможем свергнуть светлых богов и установить новый порядок. Порядок, где хаос и тьма будут править безраздельно над всеми мирами.

Некрос задумался, его глаза сверкали, как угли в ночи.

— Ты говоришь красиво, Моргас, — произнес он медленно. — Но слова — это одно, а действия — другое. Докажи, что ты достоин вести нас.

Моргас кивнул, его взгляд стал тверже.

— Скоро вы увидите, — сказал он. — Совикус уже начал действовать. Моя сила проникает в мир смертных через его руки, через его слова. Хаотики забирают души людей, подготавливая почву для нашего триумфа. Моргенхейм — лишь начало.

Тенебрис встала, ее фигура растворилась в тенях, а затем появилась рядом с Моргасом, ее присутствие было как холодный ветер, пробирающий до костей.

— Я присоединюсь к тебе, — прошептала она, ее голос был мягким, но в нем чувствовалась огромная сила. — Но помни: если ты предашь нас, я уничтожу тебя. Моя тьма поглотит даже твой хаос.

Моргас улыбнулся, его глаза блеснули.

— Я не предам, — ответил он. — Мы идем к одной цели.

Некрос и Заркун переглянулись, их взгляды были полны сомнений, но затем они медленно кивнули.

— Хорошо, — сказал Некрос, его голос был хриплым. — Мы с тобой. Но если мы освободим Арта, вместе с ним будет свободна и душа Алекса.

Глаза Моргаса вспыхнули синим огнем, его голос загремел, как раскат грома в пустоте.

— Душа Алекса тысячи лет была заперта с Артом, — произнес он. — Она будет слаба, истощена, лишена былой силы. После освобождения я лично поглощу ее. Она не станет помехой.

Моргас взмахнул рукой, и окружающие тени сформировали призрачный образ другой карты. На ней ярко выделялся храм — словно пылающий маяк — где заключен Ловец Душ, окутанный светом Люминора.

— Мои хаотики обыскивают мир в поисках этого места. Но даже если они его найдут — внутрь не попасть. Вход заперт силой Люминора и открывается лишь изнутри. Однако вместе мы найдем способ преодолеть это препятствие. Скоро… — прошептал он, его голос был полон предвкушения. — Скоро мы освободим Арта, и тогда ничто не остановит нас.

Тени в зале зашевелились, закружились вихрем, и боги тьмы исчезли, оставив Моргаса одного.

Когда храм опустел, Моргас остался стоять в центре зала. Его тени все еще извивались вокруг, как живые существа, их шепот наполнял воздух древними словами, но их не понимал даже он. Внезапно воздух перед ним сгустился, стал плотнее, и из тьмы выступила фигура Совикуса. Его худое тело было закутано в черную мантию, глаза сверкали холодным светом, как у хищника, почуявшего добычу.

— Ты слышал все? — спросил Моргас, не поворачиваясь, его голос был низким, но в нем чувствовалась скрытая угроза.

— Да, мой господин, — ответил Совикус твердым голосом, в котором все же мелькнула тень сомнения. — Твой план гениален. Но Диана… Она сильна духом. Ее волю не так легко сломить.

Моргас повернулся, его глаза вспыхнули багровым светом, и улыбка, ледяная и острая, тронула его губы.

— Ее воля — это лишь иллюзия, Совикус, — сказал он. — Ты знаешь, как действовать. Внушай ей сомнения, страх, неуверенность. Играй с ее разумом, уничтожай все, что ей дорого. Пусть она видит сны о мальчишке, которого послала следить за тобой, — о том, как он мучается в моих тенях, как зовет ее на помощь. Пусть она поверит, что только она может остановить надвигающуюся на мир тьму.

Совикус кивнул, но его взгляд стал отстраненным, как будто что-то внутри него дрогнуло. Он вспомнил тот день — день, когда впервые стал орудием Моргаса. Королева Эльза лежала на узкой кровати в своих покоях, ее лицо было бледным, как снег, а губы дрожали от слабости. Лекари суетились вокруг, их руки опускались от бессилия, а король Всеволод стоял на коленях у ее изголовья, его лицо было искажено отчаянием. Она была на грани смерти, ее тело пожирала болезнь, которую никто не мог исцелить. И тогда появился он, Совикус, — молодой, худощавый, с горящими глазами и обещанием чуда. Он склонился над ней, глядя в ее голубые глаза, такие же, как у Дианы, но уже подернутые дымкой смерти.

Моргас даровал ему силу — лишь настолько, чтобы исцелить ее ровно на время, достаточное для вынашивания ребенка. Принцесса родилась. «Позаботьтесь о Диане», — прошептала королева тогда, ее голос был слабым, дрожащим, но полным мольбы. Совикус кивнул, скрывая улыбку, ведь ее жизнь уже в его руках. И Эльза, вопреки всему, прожила еще пять лет, цепляясь за жизнь ради дочери, озаряя ее своим светом и теплом.

Но тьма не забыла о ней.

В роковую ночь, когда звезды скрылись за пеленой туч, Совикус вернулся. Его пальцы сжали тонкое запястье Эльзы — и тьма, повинуясь воле Моргаса, вырвала ее душу, оставив лишь пустую оболочку.

Всеволод рыдал, думая, что это судьба отняла его жену, а Совикус стоял в тени, пряча холодный блеск в глазах.

Теперь эти слова возвращались, как эхо, каждый раз, когда он видел Диану. Ее голубые глаза, такие же, как у матери, смотрели на него с недоверием, с тревогой, и где-то в глубине его души что-то шевелилось — уколы совести, которые он гнал прочь, но они становились все сильнее. Он ломал ее волю, шаг за шагом, как велел Моргас, но каждый раз, когда она сопротивлялась, он слышал голос Эльзы: «Позаботьтесь о Диане». Это было не просто воспоминание, как нож, оно вонзалось в его разум, напоминая, что он предает не только принцессу, но и ту, чья мольба когда-то дала ему власть. Он стиснул зубы, прогоняя эти мысли, но они цеплялись, как тени, окружающие его в этом храме.

— А если она поймет, что мы ее используем? — спросил он, его голос стал тише, почти дрожащим, выдавая тень сомнения, которую он пытался скрыть.

— Если она поймет, то может начать сопротивляться, — ответил Моргас, его тон был уверенным, почти насмешливым. — Но у нас будет способ заставить ее продолжать. Ты уже доказал свою способность манипулировать умами. Помнишь, как ты впервые появился в замке? Как спас королеву от гибели, когда она носила Диану? Никто не знал, что она выжила благодаря моей силе… А затем ты сам забрал ее жизнь, и никто не заподозрил тебя.

Совикус замер — дыхание сбилось. Он вспомнил ту ночь так отчетливо, будто она происходила прямо сейчас. Покои были пропитаны запахом трав и свечей, их пламя дрожало, отбрасывая пляшущие тени на стены. Эльза лежала, ее грудь едва поднималась, а кожа была холодной, как лед. Рядом на коленях сидел Всеволод, сжимая ее руку. Его голос срывался на крик:

— Сделай что-нибудь!

Лекари отступили — их лица были серыми от усталости и страха.

Тогда он шагнул вперед. Мантия зашуршала по полу, а в руках он держал флакон с черной жидкостью — дар Моргаса. Он склонился над Эльзой и влил зелье ей в рот. Ее глаза на миг прояснились. Она посмотрела на него с благодарностью, с надеждой.

— Спасибо… — прошептала она. Ее голос был слаб, как дуновение ветра.

Он улыбнулся. Но в груди было пусто.

Прошли годы. Диане исполнилось пять. И по воле Моргаса он вернулся.

Эльза спала. Лицо ее было спокойным — впервые за долгое время. Совикус опустился рядом, провел рукой по ее волосам, легко, почти с нежностью. Затем взял ее за запястье. Королева удивленно открыла глаза — и в тот же миг тьма вырвалась из его пальцев. Тихо, незаметно, она унесла ее дыхание. Эльза умерла без звука.

Он встал и ушел, оставив Всеволода с малолетней дочерью. Это был его первый шаг к власти, его первый договор с хаосом.

Но теперь в городе, смотря в глаза Дианы, он чувствовал, как тот шаг, сделанный когда-то, тянет его назад, словно тяжелая цепь, обвитая вокруг его шеи.

— Я сделаю все, что потребуется, — сказал Совикус, его голос стал тверже, но в груди шевельнулось что-то похожее на тень вины, которую он не мог назвать.

Моргас улыбнулся шире, его глаза блеснули.

— Ты уже доказал, что можешь играть с умами смертных, — сказал он. — Я не жалею, что спас тебя ребенком, когда твоя деревня пылала, а ты кричал среди огня. Ты был слаб, но я увидел в тебе потенциал. Иди, Совикус. Сломи ее волю. И помни: когда Арт будет освобожден, я дам тебе силу, которая тебе и не снилась.

Совикус склонил голову, его мантия дрогнула, и он отступил в темноту, исчезнув без следа. Моргас остался один, его глаза горели багровым светом, а на губах играла улыбка — холодная, торжествующая.

Совикус шагнул в тень, но вдруг почувствовал, как его коснулось нечто холодное, словно призрачная рука легла на плечо. Он резко обернулся, сердце пропустило удар, но за ним была лишь пустота — черная, непроглядная, как бездна. Только тени, извиваясь, шептали на древнем языке, но их слова ускользали от понимания и оставляли ощущение угрозы. И все же это касание было не тенью, а чем-то другим — слабым, но теплым, как луч света, пробившийся сквозь мрак. Совикус стиснул зубы, прогоняя мысль, что это мог быть Люминор, что светлые боги уже знают, уже следят. Его пальцы сжались в кулаки, но он не мог избавиться от этого ощущения. Он ускорил шаг, тени сомкнулись за его спиной, но тепло этого касания все еще жгло его кожу, как напоминание: тьма не так всесильна, как кажется.

Он остановился в узком коридоре храма, где стены были покрыты трещинами, а воздух дрожал от шепота теней. Его дыхание сбилось, он прижал руку к груди, пытаясь унять сердце, которое билось слишком громко. «Это ничего», — прошептал он себе, но голос дрогнул. Он вспомнил Диану — ее упрямый взгляд, ее голос, полный отчаяния, когда она умоляла отца остаться. И снова голос Эльзы: «Позаботьтесь о Диане». Совикус тряхнул головой, прогоняя эти мысли, но они возвращались, как волны, накатывающие на скалы. Он должен был сломить ее, должен был довести план Моргаса до конца, но где-то в глубине его души росло сомнение: что если он ошибается? что если свет и надежда, которую он видел в ее глазах, сильнее, чем хаос Моргаса? Он сжал кулаки крепче, кровь капнула на пол, и он шагнул вперед, растворяясь в тенях, но ощущение чужого взгляда не покидало его. Где-то в глубине тьмы, за пределами храма, что-то шевельнулось — невидимое, древнее, ждущее своего часа.

Показать полностью
17

Часть 7

Сквозь окошко купе проникал солнечный свет, подсвечивая мелкие частицы пыли. Присаживаясь на красное бархатное сиденье, Сергей пару раз чихнул. Чихал он смешно, издавая тихий писклявый звук, что у Яны всегда вызывало приступы смеха.  

Вагон медленно тронулся и перрон, деревья, маленький кирпичный вокзал поплыли в сторону, постепенно оставшись позади.

Когда жена еще была жива, они любили иногда ходить в походы: брали рюкзаки и вливались в состав какой-нибудь туристической группы. Ему не то чтобы нравилось много ходить, просто всегда следовал за женой, где он там и она, всегда вместе. Стройная и воздушная, она легко преодолевала расстояние, взбиралась на холмы, улыбалась и раскидывала руки в стороны, торжествуя свою победу над препятствием. Она сливалась с ветром и небом, вероятно чувствуя себя частью этого огромного мира.

А он пыхтя полз пару километров, оставаясь позади пожилых участниц группы, обсуждающих, как на прошлой неделе они ходили в другой поход, гораздо длиннее чем этот.

А потом у Яны заболела нога в районе бедра, и боль не проходила. Они думали, что может быть нужно больше отдыхать и жили в своем доме до тех пор пока боль стала невыносимой. Это была их большая ошибка игнорировать боль. Он приписывал эту ошибку себе, и злился на себя, но упущенное время  было не вернуть. Остеосаркома – злокачественная и стремительно растущая опухоль, через шесть месяцев Яны уже не стало.

В вагоне было тепло и как-то сонливо, Сергей не заметил как задремал сидя, глядя в окно, хотя собирался еще пройтись по вагонам, возможно найти машиниста или вожатого, и рассказать им, как его друг однажды катался на таком поезде. Об истории с путешествием во времени он бы благоразумно умолчал, вовсе не нужно пробуждать в людях сомнение в его психологической устойчивости.

Приснился мужчине сон, будто бы стоит он в храме, смотрит на священника в черной рясе, и будто бы служба идет, но хочется ему уйти чтобы не мешать, и воздуха там почти нет, дышать тяжело. Вокруг люди, но он среди них лишний. А в другой комнате открыты окна, солнечный свет льется внутрь, все пьют и веселятся, одетые в костюмы и фраки, и всюду картины на стенах. С одной из них улыбается ему его жена, белозубая его красавица, а рядом с ней большеглазый светленький мальчик лет пяти.

Поезд затормозил, снижая скорость и мужчина открыл глаза. В окно был виден старый кирпичный вокзал с заколоченными окнами, уличные фонари светили мягким желтым светом, белел вдали его автомобиль. Была глубокая ночь.

Показать полностью
32

Покупки в супермаркете. Эпизод VII. Сектор охоты

Красная полоса на экране окончательно вытеснила зелёную.
- Решение зрителей принято! Команда №6 обязана отправиться в сектор охоты за оружием.
С потолка спустилась тонкая металлическая стрелка с надписью: «Вперёд». Она указывала прямо в темный коридор.
Марк процедил сквозь зубы:
- Вот ублюдки…

Они толкали тележку осторожно, пытаясь не шуметь, но колёса всё равно предательски скрипели. По пути то и дело попадались тела - кто-то не успел спрятаться и теперь лежал, покрытый зелёной слизью и страшными ранами.
Алия шла рядом, крепко прижимаясь к отцу.
- Папа… а если мы не дойдём?
- Дойдём. Нам нельзя иначе, дочка.
Коридор вывел их к сектору «Охота и спорт». Яркие довоенные плакаты рекламировали различные ружья, патроны, ножи, даже новейшие по тем временам комплекты роботизированного «умного дома». Теперь же все витрины были пусты, кроме одной - на ней за стеклом на подставках стояли три карабина. Ценник гласил: -70% только сейчас!
- Успели, - прошептал Марк.

Но стоило им подойти ближе, как раздался странный звук: хрусь-хрусь-хрусь. С таким звуком обычно ломались морковные палочки. Или старые кости. Из-под стеллажей полезли ожившие в полумраке супермаркета овощи. Огромные моркови подтягивали свою корнеплоть с помощью заостренных концов, словно гигантские черви. Свеклы, раздувшиеся до размеров баскетбольного мяча, неуверенно, но неумолимо ползли с помощью своих корней-щупалец. Невероятно длинные огурцы извивались на полу, будто чудовищные змеи.
Вместо глаз у овощей были лишь крохотные ценники с надписью «2 по цене 1».
- Назад! - крикнул Марк.
Но позади уже сомкнулись тени - капустные шары медленно катились к ним, они шипели, расправляя и сбрасывая свои листья, будто готовясь взорваться.
Алия вцепилась в руку отца.
- Папа, их слишком много!

Марк метнулся к витрине с карабинами. Стекло оказалось не стеклом, а плотной мембранной пленкой: стоило приложить ладонь, как экран под витриной засветился.
- Внесите оплату: 90 кредитов. Скидка действует 30 секунд.
- У нас вообще осталось всего 100, - выдохнул Марк. - Если возьмём оружие - еды почти не останется. На что мы будем жить потом, если переживем этот кошмар?
Овощи надвигались все плотнее к двум замершим в отчаянии людям. Морковь звякнула острым концом о плитку. Капусты медленно сжимали кольцо.
Алия подняла глаза на отца.
- Папа… лучше с оружием, чем с хлебом.
В динамиках наверху послышался громкий смех. Кто-то выкрикнул:
- Ну что, папаша, выбери: или останешься с батоном, или станешь мясом!
Таймер на витрине отсчитывал:
29… 28… 27…
Марк как никогда ясно понимал: или они вложат последние кредиты в оружие, или будут разорваны в клочья прямо здесь.

Продолжение следует...

Показать полностью
29

Покупки в супермаркете. Эпизод VI. Цена бесплатного

Женщина закричала, но крик ее оборвался спустя мгновение. Марк видел, как один мясной голем толкнул несчастную прямо в разверзшееся, словно гигантская пасть, нутро другого монстра. Покрытые слизью мясные петли опутали жертву и втянули ее внутрь. Наступила тишина, сопровождаемая лишь глухим хрустом и отвратительным влажным хлюпаньем.
Экран над ними весело мигнул:
Участница №12 - выбыла.
Причина: нарушение дисциплины у ночной витрины.

Толпа богачей наверху взревела - кто-то аплодировал, кто-то требовал замедленного повтора.
Марк зажал Алие рот ладонью, чтобы она не закричала. Они сидели в укрытии между коробками порошка, наблюдая, как ожившие кошмары вяло осматриваются в поисках следующей жертвы. Впрочем, как он только что наблюдал, их кажущаяся медлительность была лишь уловкой, рассчитанной на глупцов.

Громкоговоритель вновь зазвучал, словно ничего и не случилось:
- Дорогие покупатели! Напоминаем: пробники косметики и продуктов доступны бесплатно. Но помните - вы теряете время.
По залу пронесся неуверенный шепот. Несколько игроков рискнули - один из них сунул руку в коробку с кремами и достал маленький флакончик.
И тут же сверху опустился механический манипулятор, просканировавший полученную добычу.
Голос произнёс:
- Бонус получен. Время - минус две минуты.
- Они издеваются, - прошептал Марк. - Каждое «бесплатно» здесь стоит дороже жизни.
Вдруг, словно подтверждая его слова, из динамиков прогремело новое объявление:
- Секретная акция! Следующие три минуты - скидка на огнестрельное оружие! Магазин №7, сектор охоты.
Сразу несколько человек бросились к сектору. Оружие в супермаркете - это был реальный шанс. Но это означало выйти из укрытия и идти прямо через территорию, где хозяйничали ожившие овощи и кое-что похуже.
Алия посмотрела на отца.
- Папа… без оружия мы не продержимся. Ты сам говорил, что ночью они передвигаются стаями.
- Идти туда - значит рискнуть жизнью, - ответил Марк.

Он чувствовал, как внутри всё рвётся на части от очередного невозможного выбора. Сидеть тихо - это немалый шанс пережить ночь, но ближе к утру их все равно могут добить конкуренты. Взять оружие - значит рискнуть столкнуться с капустой, морковными копьями и мясными тушами.
Снова заговорил динамик наверху. Марк видел говорящего, тот стоял вплотную к стеклу наблюдательной галереи, с бокалом в руке. Человек весело сказал в микрофон:
- Давайте сделаем этот выбор ещё интереснее. Голосование! Уважаемые зрители, куда отправится наш милый механик с дочкой: за оружием или останется прятаться?
На экранах засветились две полосы. Красная - «идти». Зелёная - «прятаться». Красная стремительно росла.
Алия прошептала:
- Они решат за нас.
Марк поднялся на ноги, биение сердца неприятно отдавалось в горле. Время скидки таяло.

Продолжение следует...

Показать полностью
82

Золото барона

Октябрьский ветер гнал ржавые листья по старому кладбищу на окраине деревни. Виталий Морару поднял воротник потрепанной куртки, пытаясь укрыться от холода, и оглянулся через плечо. Никого. В три часа ночи даже местные пьяницы уже спали. Лишь редкие фары проезжающих по трассе машин на мгновение выхватывали из темноты силуэты покосившихся крестов и статуй.

Виталий стиснул зубы и вонзил лопату в сырую землю. Третья могила за неделю. И всё впустую – ни колец, ни часов, ни цепочек. В последнее время дела шли совсем плохо. Пенсия матери таяла быстрее снега в марте, работы в деревне не было, а в городе его, бывшего уголовника, никто не ждал. Оставалось только одно ремесло, которому он научился еще в юности.

«Богатые цыгане хоронят своих с золотом,» – шепнул ему накануне Костя Чобану, местный алкоголик. «Старого барона Цагара закопали с перстнями и цепями в сентябре. Три дня весь табор гулял…»

Виталий не особо верил в эти байки, но других вариантов не было. Раньше он никогда не трогал цыганские могилы – слишком много суеверий ходило среди местных. Но голод не тетка, а золото есть золото.

Лопата ударилась о дерево. Крышка гроба. Виталий тяжело дышал, вытирая пот со лба. Он отложил инструмент и принялся расчищать землю руками. Глухой стук в груди напоминал о себе – не от страха, а от возбуждения. Кто знает, может, на этот раз повезет?

Крышка поддалась неожиданно легко. Виталий посветил фонариком внутрь и присвистнул. В темном провале гроба что-то блеснуло – и не одно. На почерневших пальцах покойника действительно были перстни, массивные, цыганские. На шее – толстая золотая цепь.

«Сука, не соврал Костя,» – пробормотал Виталий и потянулся за добычей.

Первый перстень снялся легко, второй застрял. Виталий выругался и дернул сильнее. Что-то хрустнуло – то ли кость, то ли ещё что. Он замер, прислушиваясь. Тишина.

Через десять минут карман куртки оттягивали несколько перстней и цепь. Виталий поморщился, вытирая руки о джинсы. Работа грязная, но прибыльная. Хватит месяца на два, если с умом распорядиться.

Когда он выбрался из могилы, луна уже скрылась за облаками. Стало еще холоднее и темнее. Виталий быстро забросал яму землей, кое-как разровнял холмик и направился к выходу.

На полпути его остановил странный звук – будто кто-то вдалеке играл на скрипке. Мелодия тихая, заунывная, незнакомая. Виталий замер, озираясь. Кто мог играть на кладбище в такой час? Но звук так же внезапно исчез, как и появился.

«Нервы шалят,» – подумал он, ускоряя шаг.

Утром Виталий проснулся от резкого запаха. Что-то горелое, приторное. Он открыл глаза и замер – на стуле возле кровати сидела мать.

– Ты где был ночью? – спросила она, не глядя на него.

– Выпивали с Игорем, – соврал Виталий, протирая глаза. – А что?

– Странный ты какой-то вернулся. Грязный весь. И говорил что-то непонятное.

Виталий нащупал под подушкой добычу. Все на месте.

– Перебрал немного, – отмахнулся он. – А что за вонь?

– Какая вонь? – мать посмотрела на него с недоумением. – Я борщ варю.

Виталий принюхался. Действительно, запах борща, привычный, домашний. Но откуда тогда это гнилостное амбре? Словно что-то протухло прямо под носом.

После завтрака он вышел во двор покурить и заметил нечто странное. На земле, прямо под окном его комнаты, виднелись следы – маленькие отпечатки босых ног. Детские, не иначе. Но в их дворе дети не бывали годами, да и кто станет бегать босиком в октябре?

Виталий затоптал окурок и подошёл ближе. Следы вели от калитки к дому, огибали его и терялись в высокой траве за сараем. Он проследил их путь и упёрся в старый забор, отделяющий их участок от соседского пустыря. Никаких следов с другой стороны забора не было.

Вернувшись в дом, он достал золото и разложил на столе. При дневном свете добыча впечатляла еще больше. Особенно выделялся один перстень – массивный, с красным камнем, похожим на рубин. На внутренней стороне была какая-то гравировка, но не на кириллице и не на латинице. Какие-то странные символы.

«Надо бы сегодня съездить в город, показать барыге,» – подумал Виталий, пряча золото обратно в тряпицу.

В автобусе, идущем в Кишинев, он ощутил это снова – тяжелый, удушающий запах гнили. Виталий огляделся – никто из пассажиров не морщился, не зажимал нос. Старушка напротив спокойно жевала пирожок.

– Извините, вы ничего не чувствуете? – не выдержал он.

– Что именно, молодой человек? – старушка подозрительно прищурилась.

– Запах. Будто что-то… умерло.

Женщина отодвинулась от него и перекрестилась. Виталий отвернулся к окну. За стеклом мелькали придорожные деревья, дома, поля. Обычный пейзаж. Но что-то было не так. Он всматривался, пока не понял – на каждом дереве и столбе, как ему казалось, сидели вороны. Десятки, сотни ворон, наблюдающих за автобусом, за ним.

Виталий протер глаза. Наваждение исчезло. Обычные деревья и столбы. Никаких птиц.

«Надо меньше пить,» – решил он.

В городе Виталий направился прямиком к своему старому знакомому, скупщику краденого. Саша Лунгу, бывший ювелир, держал маленький ломбард недалеко от центрального рынка.

– Откуда товар? – спросил Саша, разглядывая перстни через лупу.

– Нашел, – буркнул Виталий. – Сколько дашь?

Саша отложил лупу и посмотрел на Виталия странным взглядом.

– За это барахло? Тысячу леев, не больше.

– Ты что, охренел? Тут граммов семьдесят золота!

– Это не золото, Виталий. Латунь крашеная, да медь. Только вот этот, – он поднял перстень с красным камнем, – может, и стоит чего-то. Камень интересный.

Виталий выхватил перстень из рук ювелира.

– Не может быть. Я же…

Он осекся. Нельзя было говорить, откуда взял. Но как цыганский барон мог быть похоронен с фальшивками?

– Откуда у тебя это? – спросил вдруг Саша, глядя уже не на изделия, а прямо в глаза Виталию. – Я эту гравировку знаю. Это же… – он запнулся. – Слушай, забери свое барахло. Я не буду в этом участвовать.

– В чем? О чем ты?

Но Саша уже сгребал украшения обратно в тряпицу.

– Уходи. И не приходи больше.

Возвращался Виталий злой и растерянный. Как могли быть подделками украшения цыганского барона? И почему Саша так испугался? Что за чушь?

В автобусе запах гнили стал настолько сильным, что Виталия начало тошнить. Он зажал нос рукавом, но это не помогало. Казалось, смрад исходил не извне, а изнутри, будто что-то гнило в его собственной груди.

Когда он наконец добрался до дома, уже стемнело. Мать сидела на кухне, перебирая фасоль.

Виталий отправился в свою комнату, достал тряпицу с украшениями. И только теперь, разглядывая их при свете настольной лампы, он заметил, что Саша был прав – это не золото. Дешевый металл, местами уже начавший темнеть. Только перстень с красным камнем по-прежнему блестел, как новенький.

Виталий надел его на палец. Идеально подошёл, будто был сделан специально для него.

В ту ночь ему снился сон. Он стоял посреди поля, и вокруг него водили хоровод маленькие цыганята – черноволосые, босоногие, в ярких лохмотьях. Они пели и смеялись, но их голоса звучали как-то странно, искаженно, словно запись на замедленной пленке. Внезапно дети остановились и уставились на него черными, без белков, глазами. Один из детей, мальчик лет семи, подошёл ближе и протянул руку к перстню на пальце Виталия.

«Он хочет назад,» – сказал мальчик голосом взрослого мужчины.

Виталий проснулся в холодном поту. Первые лучи солнца уже пробивались через занавеску. Он поднес руку к лицу – перстень все еще был на пальце. И он был… теплым. Не просто от тепла его тела, а словно нагретый изнутри.

Виталий попытался снять украшение, но оно не поддавалось. Металл будто врос в кожу. Он дернул сильнее – безрезультатно. Паника холодной волной поднялась к горлу.

Весь день он провел в попытках избавиться от перстня. Мазал палец маслом, пробовал подцепить ободок ножом, даже нитку наматывал, как советовали в интернете. Ничего не помогало. Ближе к вечеру палец распух и покраснел, а перстень словно стал еще теснее.

Вечером Виталий решил пойти к Игорю. Может, тот знает что-нибудь об этом бароне и его украшениях.

Игорь жил на другом конце деревни, в покосившейся хибаре, которую унаследовал от родителей. Когда Виталий подходил к его дому, он снова услышал эту мелодию – скрипичную, тоскливую, но теперь громче и отчётливее. Звук шел откуда-то из-за спины, и Виталий резко обернулся.

Посреди пыльной сельской улицы стоял высокий человек. В его руках Виталий заметил что-то похожее на скрипку. Индивид стоял неподвижно, пялясь прямо на Виталия.

– Эй! – крикнул Виталий, чувствуя, как подкашиваются ноги. – Ты кто?

Однако тот не ответил, даже не шевельнулся. Но музыка стала громче, резче, словно скрипач злился. Виталий бросился бежать к дому Игоря. Не оглядываясь, он колотил в дверь, пока не услышал шаркающие шаги.

– Чего тебе? – Игорь выглядел удивленным. – Ты чего такой бледный?

Виталий оглянулся. Улица была пуста. Никакого человека, никакой музыки.

– Ты… ты ничего не слышал только что?

– Только как ты мою дверь чуть не выломал, – Игорь отступил внутрь. – Заходи, раз пришел.

В прокуренной комнате Виталий рассказал другу все – про могилу и поддельное золото, а так же про музыку и перстень, который не снимается.

Игорь слушал молча, потягивая самогон из мутного стакана. Когда Виталий закончил, он долго молчал, затем произнес:

– Плохи твои дела, брат. Очень плохи.

– Почему?

– Ходили слухи, что тот барон с нечистью знался. Колдун был, говорят. В девяностые многих порешил – и своих, и чужих.

– Какая связь? – Виталий нервно пытался крутить перстень, который по-прежнему не поддавался.

– А такая, что перстень этот не простой. У цыган есть поверье, что колдуны могут после смерти вернуться, если у них остались незаконченные дела. А чтобы душа не ушла далеко, ее привязывают к какому-нибудь предмету. Как раз к такому перстню, например.

Виталий хмыкнул.

– Ты серьезно веришь в эту чушь?

– А ты начал скрипку слышать, – огрызнулся Игорь.– Или думаешь, это нормально?

Виталий замолчал. Действительно, как объяснить все эти странности?

– И что мне делать?

– К священнику иди. Или лучше к старой Марии, что на холме живет. Она травы знает, заговоры. Может, посоветует что-нибудь.

Следующие два дня превратились в настоящий кошмар. Запах гнили преследовал Виталия повсюду. Он почти перестал есть – от любой пищи несло падалью. Мать обеспокоенно наблюдала за ним, но все его попытки объяснить ситуацию она воспринимала как бред.

Скрипка теперь звучала каждую ночь, прямо за окном. А когда Виталий выглядывал наружу, то видел темный силуэт, стоящий во дворе, неподвижный, как статуя. Он будил мать, но когда они выходили вместе, никого там не было.

– Сынок, тебе бы к врачу, – сказала мать на третий день. – У тебя жар, наверное. Бредишь совсем.

Она была права – Виталий горел. Лоб пылал, руки тряслись, а палец с перстнем распух ещё сильнее и,посинел. Казалось, металл врастал в плоть. В отчаянии он отправился в церковь. Старый священник, отец Михаил, выслушал его исповедь с каменным лицом.

– Осквернение могил – страшный грех, сын мой, – сказал священник, когда Виталий закончил. – Но Господь милостив к раскаявшимся.

Он окропил Виталия святой водой и прочел молитву. Рука с перстнем дернулась, словно от ожога.

– Мои усилия не помогут, – сказал вдруг отец Михаил, наблюдая за реакцией. – Это не христианское проклятие. Это… нечто иное.

– Что же мне делать? – отчаяние в голосе Виталия было почти осязаемым.

– Говорят, что такие проклятия можно снять, только вернув украденное и попросив прощения у того, кого ты обидел.

– Но он мертв!

– Значит, проси прощения у его родных. Или у него самого… там, где он сейчас.

По пути домой Виталий решил послушаться совета Игоря и зашел к старой Марии. Древняя, как сама деревня, знахарка жила в маленьком домике на окраине, окруженном огородом с лекарственными травами.

Мария долго рассматривала перстень, бормоча что-то на смеси румынского и какого-то другого языка. Наконец она покачала головой.

– Беда, парень. Большая беда.

– Можете помочь? – в горле у Виталия пересохло.

– Нет. Такое проклятие не снять травами или заговорами. Оно в крови уже, в костях твоих.

– Что же делать?

– Возвращайся туда, где взял. Верни все до последней крошки. И моли о пощаде.

Ночью Виталий вернулся на кладбище. Ноги подкашивались от слабости, в голове шумело. Боль в пальце стала нестерпимой, такое ощущение, будто перстень прожигает кость.

Могила выглядела нетронутой, словно никто и не раскапывал ее несколько дней назад. Земля поддавалась легко, слишком легко, будто сама расступалась. Добравшись до гроба, он с ужасом обнаружил, что крышка гроба немного сдвинута. Внутри лежало тело – почерневшее, но хорошо сохранившееся. Глаза покойника были открыты, и Виталию показалось, что они следят за каждым его движением.

Дрожащими руками он положил все украшения обратно в гроб, на их законные места. Затем попытался снять перстень с пальца – бесполезно. Он заплакал от бессилия и боли.

– Прости меня, – прошептал он. – Клянусь, я больше никогда… Пожалуйста, сними это проклятие.

В ответ – тишина. Только ветер шелестел листьями да где-то вдалеке завыла собака.

Виталий поднял голову и замер от ужаса. Вокруг могилы стояли дети – те самые, из его сна. Черноволосые, босые, с пустыми глазницами. Они не двигались, не издавали ни звука. Просто смотрел на него.

А за ними, чуть поодаль, возвышался знакомый силуэт в темном плаще до земли. Скрипка в его руках издавала теперь не мелодию, а пронзительный, режущий слух звук, словно кто-то проводил ножом по стеклу.

Виталий попятился и упал в открытый гроб, прямо на труп. Покойник вдруг схватил его за руку с перстнем. Пальцы мертвеца были ледяными, сильными, они сжимали запястье Виталия как в тисках.

С криком он вырвался и выскочил из могилы. Дети расступились, образуя проход, но не к выходу с кладбища, а в противоположную сторону, в глубину, туда, где стояли самые старые, заброшенные могилы.

Не помня себя от ужаса, Виталий бросился бежать. Он мчался между крестами и памятниками, спотыкаясь о корни и камни. Сзади слышался топот маленьких ног и эта жуткая, скрежещущая мелодия.

Он добежал до края кладбища, где земля обрывалась в глубокий овраг. Остановился, тяжело дыша, обернулся. Дети окружили его полукругом. За ними стоял высокий человек в плаще. Виталий попятился. Еще шаг – и за спиной пустота. Он чувствовал, как осыпается земля под ногами.

Дети двинулись вперед, синхронно, как единый организм. Скрипка взвыла с новой силой. Перстень на пальце раскалился докрасна, обжигая плоть до кости.

Виталий с ужасом взглянул на свою руку. Кожа вокруг перстня почернела, и чернота расползалась выше, к запястью и предплечью. Словно гангрена, но в сотни раз быстрее. Он мог буквально видеть, как его плоть разлагается на глазах.

Боль стала невыносимой. Дети подошли вплотную, их пустые глазницы уставились на него. Из-за их спин появился высокий человек, склонился над Виталием и протянул бескровную руку к перстню.

Виталий отшатнулся и почувствовал, как земля уходит из-под ног. Последнее, что он видел, падая в овраг, – черные, бездонные глазницы и ухмылку на безгубом лице существа со скрипкой.

***

Тело Виталия Морару нашли на следующее утро местные пастухи. Официальная причина смерти – падение с высоты в состоянии алкогольного опьянения. Но деревенские шепотом рассказывали другое – что тело было странно изуродовано, будто разлагалось несколько недель, хотя смерть наступила всего несколько часов назад. И что на правой руке трупа был странный ожог в форме кольца, будто кто-то надел на палец раскаленный металл.

Могила цыганского барона Цагара оставалась нетронутой. По крайней мере, так казалось всем, кто осмеливался подойти к ней достаточно близко. А таких было немного – после смерти Виталия люди старались обходить старое кладбище стороной, особенно после заката.

И лишь изредка, в особенно тихие ночи, самые чуткие могли услышать далекие звуки скрипки, доносящиеся оттуда, где земля смыкается с небом, а жизнь граничит со смертью.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!