CreepyStory

Маньяк Эдвард Гейн, прозванный Мясником из Плейнфилда, выделяется из обширного ряда своих коллег серийных убийц не количеством тел убитых им, а шокирующими подробностями своих увлечений. Маньяк жил в маленьком городке, где все друг друга знают. Его ферма располагалась на отшибе, и у Эда никогда не было гостей. Что и позволило серийному убийце превратить свой дом в настоящий «дом ужасов». У него на стенах, в качестве «охотничьих» трофеев, были развешаны маски, которые маньяк сделал из лиц умерших женщин.Абажуры в комнатах были изготовлены из человеческих органов. А еще маньяк сшил себе куртку, жилет и костюм из человеческой кожи, в которых отплясывал при полнолунии на заднем дворе своего дома.

Вечером 16 ноября 1957 года помощник шерифа маленького городка Плейнфилд, Фрэнк Уорден приехал в скобяной магазинчик, чтобы забрать домой свою мать. Лавка принадлежала отцу Фрэнка, но после его смерти, там всем заправляла Бернис Уорден. Дверь магазина оказалась закрытой, но был открыт черный ход. На полу магазина виднелись следы крови. И был похищен кассовый аппарат. Уорден сразу решил, что могло произойти ограбление. Но куда делась его мать?

Внимательно осмотрев пол магазина, он нашел квитанцию на литровую бутыль антифриза. Фрэнк предположил, что квитанцию его мать выписывала последнему покупателю. И тут вспомнил, что за день до исчезновения в магазин заходил местный дурачок Эд Гейн. Он интересовался стоимостью антифриза и пытался пригласить его мать на свидание. В то, что Гейн мог ограбить магазин, Уорден не верил. Но он мог быть свидетелем. Уорден вызвал шерифа, рассказал ему об исчезновении матери, и они отправились искать Гейна. Нашли довольно быстро, но «дурачок» решил поиграть в молчанку. А когда шериф с помощником проникли в дом Гейна, то от открывшейся картины едва не потеряли сознания. Так началось расследование, которое позже обрастет таким количеством слухов и легенд, что будет трудно распознать, где правда, а где вымысел.

Дом Гейнов

Специалисты так и не пришли к однозначному выводу, почему маньяк и убийца Эдвард Гейн был некрофилом. Но все они сходятся в одном, что истоки помешательства Гейна следует искать в его детстве.

Будущий маньяк Эдвард Теодор Гейн родился 27 августа 1906 года в семье Августы и Джорджа Гейнов. Эд был вторым ребенком в семье, его брат Генри родился на четыре года раньше. Родители будущего серийного убийцы пытались заниматься бизнесом в городке Ла-Кросс в штате Висконсин. Но бизнес не шел. Продав бакалейную лавку, Гейны купили ферму в сорока милях от Ла-Кросса и восьми милях от Плейнфилда. Туда и переехали всей семьей в 1914 году.

Детство Гейна было тяжелым. Мало того, что земля на купленной ферме оказалась неплодородной, практически одна глина да песок, так еще и мать не давала семье вздохнуть свободно. Августа происходила из семьи религиозных фанатиков и отличалась крайней ненавистью ко всему, что касалось женщин и секса. Непонятно, каким образом, при таком отношении к плотской любви, она сумела родить двух сыновей.

Как бы то ни было, но в семье главенствовала именно она. Отец Эда и Генри после переезда на ферму стал часто выпивать и очень скоро превратился в тихого алкоголика. Частенько, напившись, он не шел домой, а предпочитал проспаться в амбаре или прямо в поле. Из-за чего в конце концов и умер 1 апреля 1940 года, подхватив пневмонию, сказалось и ослабление организма, это было вызвано алкоголизмом.

Старший брат Эда, по воспоминаниям людей знавших эту семью, был более умным и интеллектуальным, нежели будущий маньяк. В отличие от Эда, который буквально боготворил свою мать и принимал все ею сказанное, как истину в последней инстанции, Генри не во всем соглашался с матерью. Братья очень рано стали работать. Не имея возможности прокормиться с того, что давала Гейнам собственная ферма, Эд и Генри очень рано стали наниматься разнорабочими на фермы своих более везучих соседей. А потом, когда ему исполнилось 18, Генри стал уезжать на заработки подальше от дома и отсутствовал иногда месяцами. В отличие от Эда, который всю жизнь, вплоть до ареста, прожил на своей ферме под Плейнфилдом.

Генри, побывав далеко от дома и увидев мир, часто спорил с матерью. После смерти отца, они часто ругались. Старшему брату очень не нравилось, как мать обращается с Эдвардом. Известен такой случай. В подростковом возрасте Августа застала своего младшего сына за мастурбацией. Наказание было жестоким: мать облила сына кипятком. Но тот случай не оттолкнул Эдварда от матери. Наоборот, будущий маньяк стал считать ее святой. И во всем полагался именно на нее. Генри же думал иначе. Но повлиять на брата у него не получалось.

Генри Гейн погиб 16 августа 1944 года при весьма странных обстоятельствах. В тот день он с братом выжигал прошлогоднюю траву в поле. По словам Эда, в какой-то момент, он потерял брата из виду. Покричал, но Генри не откликался. Тогда Эдвард бросился за помощью. Собрав несколько мужчин-соседей, будущий маньяк вернулся на поле. Тело Генри было обнаружено почти сразу. Он лежал на самом краю поля, а тело пострадало от огня не очень сильно. Почему мужчина, а Генри в тот год исполнилось 42 года, не смог выбраться из зоны огня, хотя спасение было рядом, тогда никого особо не заинтересовало. Позже некоторые соседи вспомнят, что на голове погибшего вроде как были следы ударов. Хотя у некоторых следователей были подозрения, что это Эдвард убил брата, официально против него никаких обвинений выдвинуто не было. Смерть Генри Гейна посчитали несчастным случаем и забыли.

Прошел всего год, и Августу сразил инфаркт. Благодаря неустанной заботе Эдварда женщина почти выздоровела. Но 29 декабря 1945 года случился еще один сердечный приступ, который и привел к смерти.

По некоторым данным, не подтвержденным ни Эдвардом, ни полицейскими, труп Августы после смерти еще долго лежал в доме. Эд и раньше любил спать с матерью, а после смерти стал проводить с ее телом целые сутки. Уже в психиатрической лечебнице Эд как-то признается, что занимался сексом с трупом матери. И это был его единственный в жизни сексуальный опыт.

Несмотря на то, что в результате воспитания матери Эд Гейн даже не помышлял о серьезных отношениях с какой-нибудь женщиной, женское тело его весьма интересовало. После ареста в его доме полиция обнаружит десятки книг по анатомии женского тела. Судя по потрепанности книг, Эд читал их очень часто. А после смерти Августы, оставшись один, маньяк стал стремительно погружаться в пучину безумия.

После ареста Мясника из Плейнфилда на Эда стали «примерять» едва ли не все нераскрытые убийства и исчезновения людей. 1 мая 1947 года в окрестностях Плейнфилда пропала 8-летняя Джорджия Веклер. Ее родители жили вдалеке от городка, на собственной ферме. Участок Веклеров занимал около 25 кв. км и обычно Джорджия не покидала его пределов. Ни тела, ни останков так и не было найдено.

Через два года пропала 15-летняя Эверли Хартли. В доме, где она подрабатывала сиделкой и уборщицей, были обнаружены следы крови. Но тело опять не было найдено. А в ноябре 1952 года в окрестностях Плейнфилда вместе со своей машиной бесследно исчезают охотники Виктор Тревис и Рей Баргесс.

Маньяк Эд Гейн не признался в этих похищениях. Хотя полицейские и были уверены, что все похищения совершены местным жителем. Мясник из Плейнфилда вообще очень неохотно признавался в своих убийствах. Но имеются и еще некоторые факты, которые говорят «против» того, что именно Гейн повинен в исчезновениях.

Дело в том, что хотя Гейна и считали дурачком и сумасшедшим, но отнюдь не опасным. Соседи были уверены, что тот и мухи не обидит. Они даже оставляли с ним своих малолетних детей, когда приходила пора собирать урожай. Как уже упоминалось, земля у Гейнов была неплодородной. Так что Гейн постоянно искал подработку. А пригляд за детьми был хоть и маленьким, но заработком. Да к тому же Гейн тяготел именно к женскому телу, а не к девичьему и уж никак не к мужскому. Так что вполне возможно, что в вышеприведенных исчезновениях Мясник из Плейнфилда виноват не был.

продолжение следует.....

То, что Жека поначалу принял за «просветление» оказалось просто лишь очередным циклом маниакально-депрессивного психоза в голове патлача. Потому что незадолго до прибытия Сеги – его начало снова накрывать негативом. Однако теперь Жека лучше понимал природу своего ума, поэтому он пытался вернуться в то самое состояние свободы, которое недавно его посетило. Хоть и без успеха, но теперь внутренний зверь кусался не так больно. Он стал менее реален. Жека всё чаще «просыпался» посреди океана страданий, боль ненадолго слабела, потом снова возвращаясь, когда внимание Жеки снова захлёстывали мысли.

Предыдущие главы: https://vk.com/topic-170046450_48339328

Сега пришёл вовремя, потому что Жека оказался совершенно измотан.

-- Какого ху…

-- Давай сюда Пульт! – взмолился Жека.

-- Ты что, сидишь в позе лотоса?...

-- Это единственное, что хоть как-то выручало! Тащи Пульт, мне хреново!

-- Пульт внизу, в машине…

-- Зашибись…

-- А как же деньги и ценности? Ты уже их забрал?

-- Какие, к чёрту, деньги? Мне нужно вернуться в своё тело! А потом уже подумаем, что с этим бедолагой делать!

Они выбежали из квартиры и спустились вниз на лифте. Жека был абсолютно уверен, что они застрянут. Потом, правда, заметил, что мысль эта ничего общего с реальностью не имеет. Это было искажение ума. Мозг больного фильтровал всю жизнь Жеки, отбирал только самое плохое, самое ужасное. Делал счастливые периоды будто бы какими-то далёкими и несущественными. А то и вовсе стирал из памяти. Мозг вспоминал о плохом. Прогнозировал плохое. Но он совершенно игнорировал то, что происходило в настоящем. А сейчас они просто ехали в лифте. Сейчас ощущалось приятное тепло в теле. Происходило дыхание. Эти ощущения помогали. На несколько секунд, пока удавалось удержать на них постоянно мечущееся обезьянье внимание.

Скоро они залезли в машину, Жека схватил Пульт и щёлкнул.

-- Фу-у-ух… -- выдохнул он наконец. По спине даже побежали мурашки.

-- Как ты? – спросил Сега. – Полегчало?

-- Это было… нечто, -- только и ответил Жека. Он посидел ещё некоторое время, прежде чем убедился, что никакие навязчивые мысли его голову теперь не атакуют. Разве что, совсем чуть-чуть – но такое было и раньше.

-- Я будто бы вышел из пустыни на холодок, -- сказал Жека. – Я даже и не представлял, что мозги у людей могут так сильно отличаться.

-- Что было-то?

-- Я узнал, что такое настоящая депрессия. И это настоящий кошмарный сон. Это настоящий ад!

-- Ты даже в медитацию уселся от безнадёги! – гыкнул Сега.

-- Я был готов в окно выпрыгнуть. Мир был полностью искажён…

Жека залипал на чувство внутреннего спокойствия.

-- Теперь даже не верится, -- сказал он. – Что есть такое вот состояние относительного спокойствия.

-- Главное не перейми мысли, которые посетили тебя в теле этого человека, -- сказал Сега. – Иначе перенесёшь депрессию и в это тело.

-- Не-е… -- сказал Жека. – Кажется, просто лишь мысли перенять недостаточно. Нужно, чтобы сама биология мозга поменялась. Хотя мысли, конечно, убедительные. Но сейчас они кажутся не такими липкими, как были. Мне на них просто пофигу…

-- А чё с этим делать будем? – спросил Сега.

Жека посмотрел на страдальца и задумался.

-- Грабить его не будем, -- сказал он.

-- А чё это так?

-- Ему и без того хреново.

-- Неужели ты прокачиваешь сострадание-каруну? – хохотнул Сега.

-- Че-ево-о?..

-- Ты понемногу, сам того не осознавая, становишься таким же сектантом, как и мы.

-- Я знал, что это заразно.

-- Куда едем?

-- К гаражам. Отдадим этого чувака Игорёше, -- Жека не мог поверить, что надеялся на этого шизоида. – Он, вроде, целую секту забабахал. Так что с промывкой мозгов должен справиться.

-- А вот это – здравая идея! – обрадовался Сега. – В нашей команде ему помогут.

***

Скоро они вернулись в гаражный кооператив. Все были на месте. И Игорёша в том числе.

-- Вы куда пропадали? – спросил он. – Мы вас заискались…

-- На дело ездили, -- гордо ответил Сега.

-- На какое такое «дело»? – спросил Шуруп. – А меня чё не взяли?

-- А тебе бы не понравилось, -- сказал Жека. – Мы грабили невиновных, чтобы скопить бабос на кучу стволов и броников, чтобы всей братвой наведаться к особняку культистов.

-- Это ещё почему мне бы не понравилось? – нахмурился Шуруп. – Ещё бы как понравилось!

-- И как много вы награбили? – посерьёзнел Игорь.

-- Аж целого человека награбили, -- сказал Жека. – Этот бедняга на заднем сиденье болеет какой-то экстремальной формой депрессии.

-- И зачем он нам? – ковырялся в носу Шуруп.

-- Как это «зачем»? – спросил Сега. – Чтобы мы его спасли! И изменили его жизнь! Учитель, вы ведь излечите его?

-- Я немного не понимаю, чего вы наворотили. Рассказывайте сначала…

И Жека всё ему рассказал. От визита в лабораторию, до медитации в позе лотоса.

-- Да ты гений! – искренне воскликнула Диана. – Хоть твоя гениальность и странновата…

-- А по-моему он просто придурок, -- фыркнула вечно недовольная Лиза.

-- Слушайте… слушайте… -- всё повторял и повторял Рябина, до сих пор сидевший на обочине за гаражом.

Жеке на секунду подумалось, что он оказался посреди дурки.

– Только чё бабоса не прихватил? – спросил Шуруп.

-- Тебе лишь бы бабоса прихватить, гопота! – бросил Сега. – А то, что парню нужна помощь – даже не подумал!

-- Мы оставляем парня здесь, -- сказал Жека. – А сами поедем дальше. Нужны деньги. Много денег. А времени у нас мало.

-- Женя, -- обратился Игорь. – Ты не стал грабить его из сострадания. И это правильно. Но задумайся. Разве и другие люди не заслуживают сострадания? Ведь страдает не только он. Страдают все живые существа…

Шуруп тут же выхватил блокнот с карандашом и записал мудрые слова учителя.

-- «Живые» пишется через «и», -- подсказала ему рыжуха, подглядывающая всё это время в блокнот.

-- А-а-а… -- нахмурился Шуруп и исправил ошибку.

-- Да не в том месте через «и»… эх… -- рыжая махнула рукой, учитель русского из неё оказался никудышный.

-- Я не буду их обдирать начисто, -- пообещал Жека. – Но если я бы ободрал этого парня, то он бы выпрыгнул в окно. Уж поверьте мне – даже я чуть не выпрыгнул, пока был в его теле!

-- Хорошо. Я понимаю тебя. И ещё я рад, что обзавёлся таким союзником в борьбе против вселенского зла, -- сказал Игорёша. – Вместе мы победим Антих…. Отца. И тогда добро восторжествует! Что ж, Женя… Тебе нужна помощь? Может позвать ещё пару ребят?

-- Я справлюсь сам, -- ответил Жека. – Погнали, Сега. Нужно патлача вытащить, да по делам ехать.

Они затащили парня в гараж и усадили на диван.

-- Справитесь с ним? – спросил Жека.

-- Надеюсь, -- сказал Игорь. -- Я переплыл огромный океан из боли и страданий. И оказался на том берегу. Но некоторым просто не суждено познать глубины Учения. Некоторые рождены в этом мире, чтобы страдать и этим искупать свою карму…

Шуруп снова что-то записал. Отличная отмазка, подумал Жека. Если обосрётся с психотерапией, то ученики не посчитают его шарлатаном.

Они вышли из гаража. Жека достал сигарету и закурил. Рябина сидел совершенно довольный. Было бы интересно захватить контроль над его телом и узнать, что же такое – это Просветление.

-- А ты чё, Рябина, -- сказал Сега. – Совсем бездельничаешь. Нет, чтобы помочь нам. Или парня того на путь истинный наставить?

-- Это не имеет значения… -- ответил Рябина.

-- Конечно. Ты же выше этого мира… -- буркнул Сега. – Мне бы так…

-- Нам всем всё равно скоро конец, -- сказал Рябина, не переставая улыбаться. – Слушайте… Слушайте…

-- В смысле… -- испугался Сега.

-- Поехали, -- Жека метнул бычок на землю и направился к автомобилю. – А то наплетёт ещё чего-нибудь. Деморализующего.

Следующим на очереди был директор строительной фирмы. У этого-то с нервами должен быть порядок, а с кошельком – тем более.

-- По старой схеме? – спросил Сега.

-- Да. Нужно действовать быстро. Скоро уже ночь.

-- Я и так не медлил. Вон как мчал за тобой!

-- А мне же показалось, что прошла целая вечность, -- Жека открыл пробирку и намазал кровь на фракталы Пульта. Те сверкнули, уже поярче, чем в прошлый раз. Яркость зависит от жизненной силы человека?...

-- Надеюсь в этот раз я попаду в тело счастливого человека, -- сказал Жека. – Не может же мне всегда так сильно не везти с перевоплощениями.

-- Повезёт! – приободрил его Сега. Жека набрал полную грудь воздуха и нажал на рычажок…

Щёлк!

В глаза ударило солнце. Жека зажмурился. Он чувствовал, как руки упираются в мягкую обивку руля, чувствовал, какое приятное и удобное сиденье… Он никогда не водил машину, но себя попытался успокоить тем, что моторные навыки сохраняются. Только вот знание правил ПДД… когда зрение через пару мгновений обрело чёткость, Жека понял, что входит в поворот на слишком большой скорости. Одно неловкое движение – и он чуть не вылетел в кювет. Жека дёрнул руль в противоположную сторону. Задница машины вильнула, заскользила, потерялось управление. Автомобиль вылетел на огромной скорости на встречную полосу.

-- Вот чёрт!! – заорал Жека. Его несло прямо под колёса бетоновоза, и он ничего с этим уже не мог поделать.

_____________________________

Спасибо за дон)

Артём Сергеевич 50 р

-- Ну что? Какой дальше план? – спросил Сега.

-- Дай мне свой номер телефона, -- сказал Жека. – Я перенесусь – чёрт его знает куда. Надеюсь, что в пределах города. Максимум – пригорода. Но если забросит далеко…

-- Что тогда?

-- Тебе придётся долго ехать, только и всего. Дай номер…

Сега продиктовал, а Жека записал и принялся его заучивать. Главное – не забыть…

-- А ты мой номер не спалишь? Звонить по трубе…

-- Хороший вопрос… Ты есть в «Корете»?

-- Где?

-- Анонимный мессенджер… Регистрируйся, давай. Можно будет легко почистить чат. И никакие менты не выйдут. Теоретически. Только имя себе там придумай попроще, чтоб я запомнить смог…

Пока Сега придумывал себе имя и регистрировался в «корете» -- Жека прогулялся и отлил на всякий пожарный. Кто его знает, когда он вернётся?

-- Готово? – спросил Жека, когда вернулся в машину.

-- Вот… -- показал Сега.

-- Отлично. Тогда я поехал… -- Жека взял в руки Пульт, открыл колбочку с кровью потенциального богатея и капнул на фракталы. Пульт едва заметно сверкнул. Этот человек, судя по тому, что удалось пробить в поисковике – работал в нефтяной компании.

-- Удачи, -- сказал Сега.

Щёлк!

Предыдущие главы: https://vk.com/topic-170046450_48339328

Белый потолок перед глазами. И тишина. Жека очутился в теле патлатого мужика. Длинные волосы на голове… ощущались непривычно. Они лезли в морду, щекотали шею и уши. Ещё мужчина, похоже, не любил их мыть, поэтому волосня стояла топором.

Ещё с кровати не хотелось вставать. Было как-то тяжело. Не сонно, однако, очень лениво.

Зачем вообще вставать? В чём смысл? Можно ещё полежать.

Жека подумал, что немного можно и поваляться. Квартиру осмотреть.

Ремонт был красивым, современным, очень аккуратным. А вот с порядком – беда. Упаковки из под пиццы, пивные бутылки, фантики из под конфет. И всё это было разбросано прямо по полу, вперемешку с одеждой, носками, трусами… Разило чем-то протухшим. Жека попробовал ещё раз подняться. Но зачем? Ладно. Должно быть, этот мужчина устал. Жека уставился в потолок и задумался.

Хороший ремонт. Но что от него толку, если в квартире так много мусора?

Ещё и культисты эти… Внутри Жеки всё сжалось в комок. В беззащитную такую массу, в темноту. Ну и в чём смысл всего этого? Ну обчистит он этого бедолагу. Обчистит ещё с пяток таких же. Ну, накупят они оружие. Ну, победят они культистов. И что дальше? Таким образом он выиграет себе лишь немного времени. Ещё лет десять. Может двадцать. Пусть даже – пятьдесят. А потом? Смерть всё равно настигнет его. Смерть всё отнимет. Не существует ничего, что смерть бы не могла отнять. Бизнес? Деньги? Или нищенствование на вакансии киномеха? Разработка игр? Пусть даже – популярность… Хотя какая популярность? Когда ему вообще везло с популярностью? Изгой. Нелюдимый. У него никогда не будет друзей. У него их никогда и не было. А даже если и были бы -- все они умрут. Рано или поздно. И он тоже – умрёт.

В чём тогда смысл? Жеке вдруг стало невыносимо тоскливо, одиноко… и плохо. Шею будто сдавили невидимые цепкие руки. Руки всепоглощающей Тьмы.

-- Да пошло оно всё… -- простонал Жека. Он хотел бы расплакаться. Но ему стало так плохо, что даже плакать не было никаких сил.

Зачем грабить этого мужчину? Зачем он вообще это всё сделал?

Чтобы спасти себя? А может, тогда, стоило бы позаботиться о спасении других, раз уж на себя ему – начхать?.. Но Жека рассудил, что даже к Лизе и Диане потерял всякий интерес. Ему было абсолютно всё равно на них. К тому же эти две курицы откровенно его презирали. И Игорь – с ним ровно потому, что у него шиза. Он – сумасшедший. И Сеге, Шурупу и Рябине только и нужно, что самоутвердиться, почувствовать себя принадлежащими к некой субкультуре. Этакий юношеский дебилизм. Все они – лишь иллюзия друзей. Они ему не товарищи. Всем на всех пофигу. Никто не видит дальше своего носа.

Жека перевернулся на бок. Ему стало ещё хуже. Он завыл. Жгучее чувство охватывало всё его естество. Он сжался в позе эмбриона. Ему было чудовищно жаль себя.

-- Почему? – спросил сам себя Жека, когда провылся окончательно, до чудовищной пустоты где-то в груди. – Почему все неудачи происходят именно со мной? Почему у всех – обычная жизнь? Нормальная жизнь? А я… А я – вот такой!?

Жека снова свернулся. Он прижал руки к голове, пытаясь заплакать. В глаза бросились шрамы на запястьях. И вдоль и поперёк. Жека несколько мгновений лежал в исступлении, пока до него не дошло.

-- Вот, чёрт возьми!

Он тут же вскочил на кровати. Тело было какое-то слабое, хилое.

А на душе всепоглощающая чернота…

--Вот, чёрт!

Жека встал. Он направился к зеркалу и заглянул в него. Сутулый, с синяками под глазами. Худой. Рёбра выпирали, туго обтянутые кожей.

Жека заметался в панике по квартире, в поисках телефона.

А хитрый зверь внутри головы продолжал прокручивать всё те же самые мысли, раз за разом, словно бы карусель. Из невыносимых страданий.

-- Блять! – ругался Жека. – Как бы не поехать крышей!... бля… Где же этот телефон! Где?!

Жека перевернул всё в комнате. Он поразился тому, насколько мир посерел. Насколько всё перестало иметь смысл. Насколько в этом мире было мало места для радости – и как же много для страдания! Всюду, куда бы он не посмотрел, к какому бы событию из своей жизни мысленно не вернулся – везде царило страдание. Везде было бегство. Суматоха. И не только в его жизни, если задуматься глубже… Весь мир – это страдание. Он как бы зародился благодаря мучениям. И лишь благодаря им существовал. Жека вдруг осознал, в каком аду жил всё это время. И как же он не видел этого раньше…

-- Не видел потому, что у меня было всё в порядке с башкой! – воскликнул Жека, пытаясь убежать от вновь наплывающей на сердце черноты. Но собственные слова показались ему ложью. Абсолютно неправдоподобной. Он будто бы только сейчас увидел, каким на самом деле является этот мир. Серым, безрадостным, полным печали.

Жека вновь опомнился. Нужно искать телефон! И скорее звонить Сеге!

Вдруг взгляд зацепился за мобилку. Жека тут же схватил телефон. Какой пароль?... Чёрт! Пароль! Ещё и пароль!

Жека выдохнул. Ладно. Попробуем угадать.

Повезло с первой попытки. Пальцы сами разблокировали экран – моторная память.

«Кореты» на телефоне не было. Жеке было безразлично, вычислят ли их менты, поэтому он сразу набрал номер Сеги. Ему нужно срочно убираться из этого тела. Иначе он сойдёт с ума…

-- Алло?...

-- Это я, Сега. Это Жека!

-- Да?... Ну и как? Всё хорошо?

-- Ни черта не хорошо! – воскликнул Жека. – Я попал в тело больного тяжёлой депрессией. В тело суицидника!

-- И чё такое? – не понял Сега.

-- А то, что его мозг всё видит в негативном свете! Скорей приезжай! Я уже начинаю отъезжать кукухой!

-- Куда ехать-то?...

Жека снова заметался. Он выглянул в окно. Незнакомый район… Вот чёрт! Попал не свой город! Не в свой город!

-- Мне пиздец… -- отчаялся Жека. – Мне просто пиздец! А-а!!!

-- Что такое, Жека?

-- Я, походу, в другом городе!!!

-- Держись, Жека! Я приеду за тобой! Только скажи адрес!

Жека схватился за волосы. Всё кончено. Он больше никогда не вернётся в своё настоящее тело. Он больше никогда не увидит мир своими глазами. Он умрёт прямо здесь. От этого гнетущего чувства внутри. От невыносимой вселенской тоски.

-- Жека! Скажи адрес! Алло!

Жека выдохнул. Он поставил вызов на громкую связь и открыл онлайн-карты. Нажал кнопку «геолокация»… Карта дёрнулась, полетела над дорогами и домами. И скоро остановилась синей точкой в одном из районов… Жека увеличил карту. Слава, Господу. Это его город. Просто квартал новый. Рано отчаялся!

Жека продиктовал адрес.

-- Так это же в нашем городе, Жека! – заметил Сега. – А ты уже запаниковал!

-- Я еду крышей, понимаешь?! – ответил Жека. – Мне кажется, я воспринимаю реальность вообще не так, как воспринимал обычно!

-- Успокойся Жека! Я скоро буду! Глубоко вдохни! Расслабься!

-- Я не могу…

-- А ты сначала попробуй!

-- Не отключай трубку… Мне кажется, когда мы с тобой говорим, то мне немного легче. А то эти стены… Давят, -- признался Жека.

-- Хорошо, я не отключаю, -- с той стороны было слышно, как Сега завёл машину, как засвистели колёса. – Просто слушай, что я сейчас буду говорить. И делай.

-- Слушаю…

-- Во-первых, пойми, что мысли в твоей голове – это не ты. Они не твои.

-- А чьи они ещё? – Жека вздохнул. Он уже начал понимать, к чему клонит этот сектант. – Я в теле больного депрессией, а не в теле шизофреника!

-- Правильно, -- сказал Сега. – Не верь мне на слово. Ты должен проверить это сам. Прислушайся к тому, что происходит у тебя в голове. И попытайся это остановить.

-- Ты что, промываешь мне мозги своей сектантской идеологией?

-- Ты не сможешь остановить эти мысли. Они появляются сами собой. Жека. Когда ты поймёшь это – ты разотождествишься с ними. И тебе станет…

Жека психанул и нажал на красную трубку. Этот сектант просто кичился чувством собственного превосходства перед давшим слабину Женей. Как же это мерзко… Он возомнил себя духовным учителем и тешил своё эго.

Жека выдохнул и снова согнулся пополам. Он лёг прямо на пол, не в силах дойти до кровати. Внутри всё переворачивалось и перемалывалось. Ну и к чему он придёт? Перед глазами маячили трупы. Он уже загубил столько жизней… А всё ради чего? Ради Пульта! Ради собственной жажды наживы. Это он во всём был виноват.

И за что ему это всё? За что?! И какая цель у всего этого? Жека снова глянул в окно. Высоко, очень высоко. Что-то около двадцатого этажа.

Жека поднялся и вышел на балкон. Внизу на детской площадке бегали и смеялись ребятишки, но Жеке было всё равно на них. Нужно всё закончить здесь и сейчас. Жизнь не имела смысла. Любой смысл – это обман, ошибка. Любое желание – это мираж. И даже воплоти его в жизнь – удовлетворение продлится ничтожный миг…

Тогда, подумал Жека, ничто не имеет смысла. Подумал он об этом и задался вопросом. А он ли это подумал? Или так его заставил думать больной депрессией мозг?...

Жека залез на перегородку, готовый в любую секунду спрыгнуть вниз, на асфальт.

Негативные мысли появлялись одна за другой, поглощали всё внимание. И в некоторые секунды Жека осознавал это, отмечал, что вот она – мысль. Совершенно для него нетипичная. Хоть и кажущаяся реальной. Жека пытался остановить эти мысли. Остановить закрадывающуюся в сердце черноту. Но не получалось. Он не был властен над внутренним штормом.

А если он не властен над этим, тогда… он ли – всё это? Волны всё накатывали и накатывали. А Жека вдруг осознал, что не является этим самым Потоком. И никогда не являлся. Даже когда был в своём теле. Единственное, что он делал всегда – это лишь видел этот самый поток. И судил о нём. Плохо. Хорошо. Хочу. Не хочу! Жека понял, что он – вовсе не мысли в голове.

Но кто же тогда он?..

Он -- внимание. За которое и борются эти мысли...

И едва он осознал это, как что-то внутри порвалось, что-то хлынуло… И Жека почувствовал, как лучи света любви, гармонии и тишины протекают сквозь Вселенную… и забирают его с собой…

Он открыл глаза и увидел совершенно другой мир! Сходившийся всеми своими основами и столпами на его собственном сознании. В ярко голубом небе плыли могучие белые облака, а листья деревьев внизу своим шелестом уносили куда-то в страну далёкого и беззаботного детства... Жека был счастлив. Он слез с перегородки, совершенно ошарашенный.

-- Не шурши! – сказал он радостно в это самое небо, или этим листьям, или, скорее всего – внутрь самого себя. – Не шурши! НЕ ШУРШИ!!

Жека радостно смеялся. Он чувствовал себя освобождённым.

Так вот же где на самом деле крылись все иллюзии!

Когда запыхавшийся Сега поднялся к Жеке на этаж и забежал в квартиру – тот сидел в позе лотоса и шептал…

-- Не шурши!... Не шурши!...

-- Какого ху… -- Сега не поверил своим глазам…

А у меня есть встречная история.

Смотрели мы как-то с парнем ужастик. Как говорится "девочка идет по лужайке, а ты уже весь дрожишь" - очень грамотный и страшный ужастик был. Так вот.

Досмотрели, уже и спать надо. Боимся каждого шороха. И тут из кухни (мы сами в спальне, между комнатами дверь) Каааак заиграет Алькан! Кто не знает, это пианист, музыка которого очень энергичная и экспрессивная, на фортепиано.

Вот тогда мы знатных кирпичей наложили! Если бы не парень - спряталась бы под одеяло и ждала бы окончание сего ужаса. Когда в квартире где ты один, посреди ночной тишины вдруг врывается такая композиция, у тебя резко подлетает вся кровь от тела к голове, а сердце уходит в пятки.

Мч сходил и выключил. А в чем дело было - оказывается я включила на компьютере музыку, а блютуз колонку поставила на 0. Колонка впоследствии разрядилась и музыка стала играть напрямую из компьютера. И такое случилось впервые и как раз после ужастика :)

Кстати фильм "Оцепеневшие от страха", на кинопоиске хоть и оценки невысокие, но это для меня первый ужастик, который можно смело назвать "Кино".

часть 1

За спиной ведущего на полке были выставлены девять дощечек, три из которых чернели обугленными, выжженными поверхностями. Белолицый сделал приглашающий жест, указывая на дощечки, плюнул по направлению к камере.

- Вы все просто куча говна, даже не знаю, зачем на вас тратят время, - пожал он плечами. – Мне будет приятно увидеть, как вы сожрете друг друга с голоду!

Экран снова подернулся рябью и тихо погас.

- Каждый день это представление! – проворчала Снежана. – А телик-то вообще не работает – шнур из розетки я выдернула!

- Может, если мы покаемся, нас отпустят? Надо признаться в каких-нибудь грехах…Вы видели, там девять дощечек – по числу присутствующих! И три дощечки обгорели – это наверняка доски тех, кто погиб! – сказала Марина.

- Без тебя бы не догадались! – кинул из своего дальнего угла Стас.

- Да, вчера черных дощечек было две, - уныло подтвердила Лера. – Да мы уж каялись… Измены, подлянки, Стас вон человека по службе убил… Ничего не меняется!

Потянулись дни, полные уныния и страха. Пачку гречки растянули на неделю, при варке добавляя больше воды – такая полужидкая горячая размазня на какое-то время обманывала желудок. Пили кофе, пока он был, потом пили сладкий кипяток. Стас жевал отдельно от всей компании – видимо, где-то припрятал продукты, еще взятые у Снежаны. Связываться с ним боялись.

Первое время Марина съеживалась, когда видела, как к двери «Сказки» подходят посетители, но дверь впускала их совсем в другой мир. Она тихонько плакала в туалете и все так же мучилась от утренней тошноты. Мать все так же названивала ей в то же время, как в тот день, когда Марина сюда попала. От привычного брюзжания матери становилось только хуже, и Марина перестала брать от нее трубку. Немного помявшись, она все-таки набрала Димке – студенту, с которым они снимали квартиру на двоих и быстро стали любовниками. Димка знал где «достать», любил, как и Марина, длительные загулы и не беспокоился вообще ни о чем. Они весело пропивали Маринин заработок и его стипендию и старались не заглядывать далеко вперед.

Здесь, в этом адском кафе Марина, наконец, смогла прямо спросить себя – что ей делать, если она беременна? Да и придется ли что-то делать? Скорее всего, она здесь останется навсегда в виде вонючей кучи, покрытой черными мусорными пакетами.

«А я и есть мусор» - горько подумала Марина и набрала Димке.

- Ну что, маман все мозги вынесла? – послышался его насмешливый голос в трубке. – Когда вернешься, драгоценная?

- Я еще не доехала, по дороге зашла в кафе поесть. Слушай… Дим…

- Ну?

- А что бы ты сказал…

Марина помолчала, сглотнув комок в горле.

- Что бы ты сказал, если бы я забеременела?

Молчание. Осторожно:

- А ты что… Залетела?!

- Не знаю еще. Но очень похоже на то.

- Вот черт…

- Так что… Думаешь, аборт?

Димка, вопреки ее ожиданиям, почему-то не взорвался сарказмом – ведь аборт был очевидным и единственным решением.

- Слушай, Марин… Это, наверное, не телефонный разговор. Вернешься – поговорим, - неожиданно серьезно и непривычно мягко сказал он.

- Да, когда вернусь… - произнесла она и неожиданно для себя всхлипнула.

- Эй, ты чего? Плачешь? Ты это, прекрати…

Марина отерла слезы и решительно сказала:

- Да все нормально. Не бойся. Я не повешу это на тебя. И деньги на аборт у меня есть.

- Чет ты меня за последнего урода похоже держишь… А ты не думала, что я это… Ну, чувства к тебе имею?

Димка сказал это дурашливо, но Марина удивилась – таких неуверенных и растерянных ноток она ни разу не слышала в его голосе.

Марина вернулась за свой столик с распухшими глазами, и не могла перестать думать о том, что единственный ее шанс на нормальную жизнь был так глупо перечеркнут придорожным кафе «Сказка». Впервые за много месяцев Марина почувствовала желание помолиться. Она сцепила руки, прикрыла глаза и про себя зашептала слова когда-то любимого Давидова псалма.

- Из глубины взываю, из глубины… Услышь голос мой… Но у Тебя прощение - повторяла и повторяла Марина.

Она снова вспомнила наклейку с Микки Маусом и белый носочек, и вдруг как будто что-то щелкнуло в ее голове, взорвалось ослепительным светом понимания. Она широко раскрыла глаза и возбужденно произнесла:

- Я знаю, в чем дело. Я знаю, как нам выбраться отсюда!

- Ну и как же? – с привычной издевкой произнес Стас.

- Нам надо покаяться. Но покаяться не во всех грехах, и не в любом грехе, и даже не в том, какой нам кажется самым страшным. Надо покаяться в грехе, на который нам указывает это чертово кафе!

- То есть? – непонимающе протянула Лера.

- В каком грехе ты каялась?

- Ну… Прямо все рассказывать?

- Все, - отрезала Марина.

- Моя мама… - начала Лера. – Она долго болела. Когда ей поставили диагноз, врачи сказали – недолго проживет. Но она протянула два года, и полгода из них она лежала в лежку. Я уволилась с работы, превратилась в ходячий автомат – помыть, накормить, поставить укол, дать таблетки, проснуться в два ночи от стонов, снова сделать укол… И так по кругу. Под конец у меня просто ехала крыша… Я забывала, что там, за стенами квартиры, есть другой мир. Что там живут люди, смеются, грустят, что там есть дети, собаки, кошки, магазины… У меня была только тумбочка, заставленная лекарствами, и эта квартира, вся пропахшая запахом смертельно больного человека.

Мама часто просила подержать ее ноги на весу – она говорила, ей так становилось легче. И я держала. Иногда это было 15 минут, иногда час. Она просила все чаще… иногда ночью. Я говорила ей – мама, я больше не могу, я устала, давай просто положу твои ноги повыше на подушку. Но она не соглашалась. И я стояла и держала. Однажды ночью я снова проснулась от ее тоненького слабого голоса «Лерочка, ножки.. подержи мне ножки..» И у меня что-то замкнуло в голове. Я взбесилась. Я орала на нее, била кулаками подушку около ее лица, пинала кровать, швыряла ей в лицо лекарства. Я заперла ее комнату и не приходила почти сутки. Я слышала, как она зовет меня, но я не могла ее видеть. Я боялась, что просто убью ее. Тогда я ее ненавидела.

Потом я очнулась. Бросилась к ней сменила памперс, накормила, дала лекарства… Я просила прощения, и она простила. Мама сказала, что не держит на меня зла, что любит меня и всегда любила. Но я сама не могу простить себе это до сих пор. И до сих пор по ночам мне слышится голос из маминой комнаты «Леера, ножки, подержи мне ножки»…

Я ходила к психологам, и все они твердили одно – это была не я, это был нервный срыв… А я не понимаю как это может уменьшить мою вину. Ненавижу себя за это.

- В ее комнате было холодно? Она мерзла?

- Нет, - непонимающе отозвалась Лера. – Было лето. Жарко.

- А что с руками? Ей ампутировали руку?

- Нет, ничего такого не было. У мамы был рак легких.

- Ты должна найти грех, связанный с холодом. В твоем варианте – метель, куски замороженных тел… Что ты можешь вспомнить с холодом?

- Не знаю… даже не знаю, какой грех хуже этого, да еще и связанный с холодом…

- Он не должен быть хуже! Не нам решать здесь, какой грех хуже или лучше.

- Ну а ты? У тебя какой грех? – спросил Николай.

Вместо ответа Марина привстала на диванчике и громко произнесла, глядя на телевизор:

- Я хочу покаяться!

Телевизор тут же включился, и знакомый напудренный ведущий глумливо растянул алые губы в улыбке:

- Ну, давай, шлюха, расскажи нам, как Бога продала за 30 серебреников! Только подробно, а то нещитово будет!

- Я всего полгода назад была истово верующей. Работала в иконописной мастерской при монастыре. Я вообще не знала другой жизни – только с именем божьим на губах. Моя мать, она что называется христанутая на всю голову, и я так жила – все посты, строго, из одежды только длинные юбки, молитвы и псалмы наизусть. Так было до одного момента. Однажды я переходила дорогу на переходе без светофора, и один мальчик на самокате он… Побежал вперед матери. А там была недалеко припаркованная фура, и водитель автобуса поздно увидел мальчишку из-за фургона. Его просто раскатало по асфальту, размазало. Я стояла с пучком петрушки и батоном в авоське, и смотрела туда, под колеса. Меня будто парализовало. Полиция приехала, начали зевак разгонять. А я стояла и смотрела, как собирают эти куски разорванного мяса, как складывают на носики, как будто издалека слышала, как выла его мать. И этот самокат, отброшенный ударом на газон… Он там так и валялся. Я даже помню наклейку на руле – Микки Маус. Когда положили на черный пластик оторванную ногу в белом носочке, я не сразу поняла, что это за багровые пятна на голени – они были не похожи на ссадины. И потом до меня дошло, что это был ожог. Асфальт был до такой степени раскален, что пока нога мальчика там лежала, образовался небольшой ожог. Почему то именно это потрясло меня больше всего – он зажарился, просто как кусок мяса. Как обычный кусок мяса, твою мать! После этого я пришла домой, выложила свой батон из авоськи, помыла руки и сняла крестик с шеи. Это не было кармазовщиной – слеза ребенка и все такое… Просто меня поразило, что этот мальчик, как и все мы – просто мясо. И ничего не осталось, сколько бы ни выла его несчастная мать. Только кучка неряшливо разодранного мяса, которое, блядь, даже поджариться успело! Где там бог, какой бог, кто его мог увидеть там?

После этого я пошла вразнос. Уволилась из мастерской и перед уходом испортила все начатые иконы. Я начала пить. Просто шла в любой кабак, брала бутылку, если кто т подходил знакомиться – знакомилась. Предлагали поехать в гости – ехала. Хотели от меня секса – давала без разговоров. В каких только постелях я не повалялась и с кем только не перетрахалась. Не было такой грязи, которую бы я не собрала! Наркота, вино, секс во всех мыслимых и немыслимых видах. Я три раза заражалась гонореей. Меня перли четыре мужика в гостинице. Меня чуть не задушил один мой любовник, когда мы пьяные вусмерть играли в удушение.

Я хотела сдохнуть. Все, во что я верила, что было смыслом моей жизни, оказалась ничем. Я думала, если буду гваздаться и дальше в этом гноилище, если он есть – может он остановит меня? Но никого не было. Мой грех – потеря веры!

Когда Марина раздельно произнесла последние слова, одна из дощечек вдруг вспыхнула яркими цветами, заискрила и на поверхности проявилось изображение в иконописном стиле – коленопреклоненная дева в хитоне, бьющая поклон перед иконой.

- Получилось! – воскликнула Валерия.

Марина резво вскочила с диванчика и бросилась к дверям, распахнула их и… в лицо ей ударил знакомый жар и смрад поджаривающихся тварей на асфальте.

- Все то же… - потухшим голосом сказала она. – Почему я не могу выйти?

- Наверное.. Наверное, чтобы выйти, мы должны все покаяться? Все таблички должны быть заполнены? – предположила Снежана.

Ведущий на экране подмигнул и скорчил гадкую гримасу, отчего трещин на его гриме стало еще больше.

- Кажется, я понял, какой грех мой… - Стас поднялся со своего высокого стула и подошел к телевизору. – Ничего – это в прямом смысле «ничего». Я ничего не сделал, а должен был. Я хочу покаяться!

Ведущий послал ему воздушный поцелуй, но почему-то выглядело это не дурашливо, а жутко.

- Когда я служил участковым, народишко обращался со всякой ерундой… Подростки забор изрисовали, тинейджеры громко слушают музыку, сосед алкаш нассал в лифте, кто-то цветы на клумбе выдрал, дворничиху Нинку снова поддатый муж отметелил… Херня, короче, заявления стопками копились. Как-то позвонила особо вредная старуха – ей до всего было дело. От нее больше всего заявлений поступало, задолбала меня до смерти. Я от нее бегать уже начал. Однажды она позвонила и сказала, что новых, недавно въехавших соседей давно не видно – она, мол, видела, как эта не самая образцовая семейка, шатаясь, упиздовала на гулянку. Ну, я и говорю, ушли и ушли, какое ей дело вообще. В нашей стране бухать не возбраняется. Эта старая сука мерзким тоном и говорит, что детей они с собой не брали, куда, мол, дети-то делись, а? Где они, эти самые дети? Короче, послал я заявительницу далеко и надолго. Весь мозг вытрахала. А потом меня на объяснения затаскали – эти синявки действительно подались гудеть к друзьям и гудели без малого три недели, а дети их – мальчишка пяти лет и девчонка трех годов остались одни. С перекрытыми кранами, чтоб не дай бог, потоп не устроили. Потоп они не устроили, а вот без воды прожили недолго. Телефона нет в квартире, ручки на окнах тугие… В общем нашли их аккурат через три недели, когда пованивать начало. Еще нашли стакан с остатками мочи – старший пытался мелкую спасти, поил своей мочой. Стульчик нашли около окон – видать, пытались открыть окна, докричаться до прохожих. Только у этих алкашей окна старые были, не пластиковые, а ручки краской замазаны, не проворачивались.

С должности я не полетел, конечно, но писать кучу объяснительных заставили. Эта мымра звонила во все инстанции, чтоб меня уволили - ведь «она же говорила!»

Следующая дощечка вспыхнула, и появилось изображение – воин в латах заслоняет щитом крошечные фигурки.

- Ну ты и козел, - с нескрываемой ненавистью произнесла Лера.

- Не то что ты со своей подыхающей матушкой, да? – усмехнулся Стас.

Лера покраснела от злости, но промолчала.

- Блин… кажется, я вспомнил! – воскликнул Николай. – Свиньи! Господи, это же так давно было, еще в детстве!

- Эй ты, белая рожа, я тоже хочу покаяться! – сказал он в экран, и ведущий сделал приглашающий жест.

- Это давно было… больше сорока лет назад... – начал Николай. - Детство мое все прошло в деревне – там бабка и дед жили, меня на все лето отправляли к ним. Они держали живность, среди которых были свиньи. Я знал, что свиней скоро заколют, и когда пришел дед Макар – он хорошо резал – я спрятался в траве около сарая, чтобы подсмотреть в щелку. Но меня поймала бабка, отходила хворостиной и загнала в дом, и так я и не увидел, как режут свиней. Я проворочался всю ночь, и решил, что сам завалю свинью. Рано утром, еще до петухов, пробрался в свинарник с ножом, но хавронья была такая огромная, что я и в 10 лет понял, что не справлюсь с ней. Тогда я забрал маленького поросенка, вытащил его на двор… И там… В общем, нож то воткнуть ему в горло силы у меня хватило, а вот до конца перерезать – нет. Шуму было… Поросенок бегает, хрипит, весь в двор в кровище… Дед меня тогда так ремнем выпорол, неделю сидеть не мог. Ну, в общем-то, и все! Сейчас я и сам не пойму, зачем над животиной измывался. Просто хотелось посмотреть, узнать, что у него и как внутри, наверное.

Николай развел руками. На свободной дощечке проступило невнятное изображение, разобрать которое Марина не смогла.

- Почему оно такое нечеткое? – пробормотала она. – Может, из-за того что ты был ребенком? Не ведал, что творишь? Не слишком глубокая вина…

- Да я и не ведал. Дурак был, чего там, в десять-то лет.

- Снежана, ты осталась, - сказал Николай. – Вспоминай давай про свой крест.

Снежана крутила грязное полотенце, глядя в пол.

- Да я уж поняла, что это за крест. Сначала думала, это мне намек про Мишку. Сын у меня есть младший, аутизм у него. Мучились мы с ним, мучились, да и отдали в интернат. А это, оказывается, на бабу Аню мне намек.

Несколько лет назад я работал социальным работником. Ну, знаете, ходила к одиноким бабулям и дедкам – полы помыть, продуктов купить, туда-сюда сбегать. Была у меня одна бабушка среди подопечных, Анна Васильевна ее звали. Правда, хорошая женщина была, дай ей Бог царствия небесного. Добрая, все деньги мне совала, ватрушек напечет – сунет кулек. А сама уж плохо ходила, плохо видела, и все беспокоилась – как там подруги ее, соседки. У одной сын болел сильно, лежал… Облысел весь, худой как щепка был. Она и им помогала. Дети и внуки к ней совсем не ходили, но она не обижалась на них – мол, дело молодое, не до нее. И вот как-то попросила она вытереть пыль в ее книжном шкафу. Шкаф бабуля этот вообще не открывала, она и в очках уж ничего не видела. А достался он ей по завещанию от какой-то дальней-предальней родственницы. Анна Васильевна книги не читала, но берегла шкаф и книги как память об этой родственнице.

И вот вынула я первый ряд книг, вытерла пылюку, тяну книги с дальней стенки. И смотрю, какие-то они сильно старые, переплеты кожаные, да и страницы вроде тоже как из кожи. Я полистала – кое-какие на старославянском, а которые латиницей написаны. Сердечко то у меня екнуло, только я сначала подумала, что такой удачи не бывает – наверняка новодел, подделка пол старину. Нашла в интернете спеца, отнесла ему одну книгу. Он как увидел, со стула на метр подпрыгнул. Кричит – «откуда?!». Короче, в шкафу оказалось несколько не просто редких, а редчайших книг. Знаете, что такое инкунабула?

- Я знаю, - откликнулась Марина. – Это книги, напечатанные в Европе от начала печатной эпохи до 1 января 1501 года. Стоимость таких экземпляров улетает в космос.

- Точно, - кивнула Снежана. – Так вот там таких инкунабул было три шутки. А еще были рукописные книги на старославянском с иллюстрациями. В отличном для таких книг состоянии.

- Ну так что? – усмехнулся Стас. – Ухайдокала старушку за книги?

- Нет, - пожала плечами Снежана. – Зачем? Она и не знала, что книги там, Анна Васильевна этот шкаф не разбирала никогда. Просто я забрала их себе, вот и все.

- Чего ж ты тут делаешь в этой придорожной забегаловке? – снова подал голос полицейский. – Если у тебя в руках такое сокровище.

- Бог шельму метит, - вздохнула Снежана. – Потихоньку я перетаскала их к себе, но дома держать боялась. Боялась, что старушка все же заметит пропажу, или что спец, которому я их показывала, проболтается. В общем, я их отвезла на дачу, мы новый дом как раз достраивали, был у меня небольшой тайничок в полу для всякого… А еще через неделю у соседей горел сарай, и огонь перекинулся на нас, и сгорела наша дача вместе с книгами. Ладно хоть, муж выскочить успел.

- А причем тут крест? – спросила Лера.

- Баба Аня подарила мне металлический крест с орнаментом, «на удачу», как она сказала. Один в один как тот, во дворе. А этот с кишками… на больного сына ее соседки похож. Не знаю, может это намек, что деньгами за книги бы его можно было спасти? Ой, вряд ли… Доходил уж он.

Официантка задумалась, грустно глядя на столешницу стойки.

На доске Снежаны появилась дева в складчатых одеждах, держащая книгу на вытянутой руке, сзади полыхал крошечный костерок.

- Холод! – воскликнула Лера. – Точно! Ну конечно! Блин, как я могла забыть! Но это было так давно… Я еще в институте училась. Напротив нашего дома есть детский садик, он тогда не работал. Но сторож там был – наш сосед, он нехило поддавал. В тот день я долго смотрела фильм по телевизору, не помню даже, какой. И когда он закончился, я выключила свет в комнате и посмотрела во двор – сияла необыкновенно большая полная луна. В лунном свете я увидела сторожа, он лежал на снегу. Скорее всего, он был сильно пьян – это не первый раз, когда он напивался на вахте. Стояли очень крепкие морозы тогда… Наверное, надо было сказать родителям, но я решила, что… Ну, какая разница, что с ним будет. Он же пьяница, не человек. Потом я узнала, что его нашли под утро – он сильно обморозился и едва не умер в больнице. Ему ампутировали руки и одну ногу… Остался беспомощным инвалидом. Но мне тогда даже стыдно не было, он же сам был в этом виноват. Господи, какая же я была мразь.

Лера сжала вспыхнувшее лицо ладонями, а Марина вздохнула:

- Здесь невинных овечек нет, Лер.

Дощечка Леры расцвела изящным морозным орнаментом, на котором юродивый, стоя на одной ноге, просил подаяния у девы, одетой в пышные одежды.

- Это все прекрасно, судари мои, - произнес Стас, - только что мы с этой красоткой делать будем?

Он указал на Чокнутую, которая продолжала всхлипывать и хихикать, глядя в стол.

- Вот блин… - Лера шлепнула себя по лбу и подняла глаза на экран. – Слушай, ты! Она с ума сошла по вашей милости! Не может она покаяться! Она же типа блаженная, пропустите ее так.

Ведущий развел руками и широко ухмыльнулся, обнажив длинные желтые зубы.

- Короче, что тут рассусоливать! – прошипел сквозь зубы Стас.

Он вынул свой табельный Макаров, прицелился Чокнутой в голову и под дружный вздох женщин нажал на курок. Прозвучал сухой щелчок, целая и невредимая Чокнутая продолжила смеяться, а Стас выругался и воскликнул:

- Блядь! Что за сука вынула патроны?!

Николай хмыкнул:

- А ты думал, мы так и будем тебя терпеть?

Стас схватил Чокнутую за шкирку, как котенка, и потащил к дверям. Лера забарабанила по его широкой спине, а Николай взял со стола нож, но с места не сдвинулся.

- Пусть погуляет, - с этими словами полицейский вытолкнул девчонку из «Сказки» и встал к дверям спиной, чтоб она не смогла проникнуть обратно.

- Боже… - Марина прижала ладони к губам.

- Урод! – Лера бросилась на Стаса, но тот легко оттолкнул ее на диванчик.

- Вы тут до морковкиного заговенья будете торчать?! – прошипел он. – Из-за нее мы никогда не выйдем!

В дверь барабанила Чокнутая, поскуливая и всхлипывая. Скоро стук стих.

- Неизвестно, что у нее там… Может, пока она погибнет, пройдет куча времени, - хмуро сказала Марина, понимая, что полицейский ее уже не впустит.

- Вот и увидим, - Стас показал на негаснущий экран.

Все уставились на единственную чистую дощечку, ожидая каждую минуту, что она полыхнет гарью. Прошло несколько минут тяжелого ожидания, и в дверь снова забарабанили кулачки.

- Пустите! – послышался девичий голос. – Пустите меня! Лера!

- Она очнулась! Впусти ее! – Лера оттолкнула от дверей Стаса, и в кафе влетела зареванная Чокнутая.

Добежав до барной стойки, она сползла по ее стенке на пол, и, трясясь всем телом, закричала:

- Я не пойду туда больше, не пойду!

- Тише! Не ори! – зашипел Стас.

Лера погладила ее по голове и спросила:

- Что ты видела?

- Горы мертвых. Вся парковка в высохших мумиях! И на дороге тоже! В машинах! Везде!

Лера присела перед ней и взяла ее руки в свои.

- Как тебя зовут?

- Катя… Меня зовут Катя. Я тебя помню… Ты Лера! Ты кормила меня макаронами!

- Ты здесь провела месяц. Ты это помнишь?

- Я помню этого злого полицейского. Стас! Его зовут Стас! И еще каких-то старух… В бусах.

- Девочка, ты должна вспомнить какой-то случай из своей жизни, который хоть чем-то напоминает тебе эти трупы на парковке. Это очень важно… Пожалуйста, вспомни. Если ты вспомнишь, мы сможем выбраться отсюда.

Катя вытерла слезы и сказала:

- Я знаю, кто они. Когда я первый раз их увидела, сразу поняла, что это связано с Викой. Она пришла меня наказать.

Адский ведущий на экране ожил:

- Ну давай, бесполезный кусок дерьма. Я не верю в твое покаяние, но, к сожалению, не я тут главный.

- Расскажи про эту Вику, - мягко проговорила Лера, не выпуская Катины руки.

Катя всхлипнула и начала рассказ.

- Когда мне было семь лет, меня положили в больницу. Ничего серьезного – пневмония. Со мной в палате лежала девочка из детдома, и мама, когда приходила ко мне, приносила и ей что-нибудь вкусное. В конце концов, она так прониклась этой Викой, что они с отцом решили ее удочерить. Я ее ненавидела. Меня задирали во дворе, что у меня сестра – детдомовская, мне пришлось делить с ней комнату… И самое главное – и мама и папа не делали между нами различий. Они вправду полюбили ее, как родную. Перед сном я мечтала, что утоплю ее летом в озере, пока никто не видит, или задушу подушкой ночью. А Вика была ласковая, как котенок – она даже не понимала, что я ее ненавижу. Все лезла ко мне со своими раскрасками и куклами… Родители были уверены, что я привыкну – ведь им так сказал психолог. А я не привыкала, я ненавидела ее все больше и больше, и однажды представился случай. Недалеко от нашего дома законсервировали стройку – сначала была охрана и забор, а потом забор покрылся дырами, а охрану убрали. И я позвала Вику поиграть на недострое – она была такая доверчивая, так обрадовалась. Там было место между балками, я его легко перепрыгивала, мне уже исполнилось 11 лет, и я профессионально занималась гимнастикой. А Вика вряд ли бы смогла – она всегда слабая, болезненная, да и младше она была. И я убедила ее, что тут легко перепрыгнуть – ведь я смогла! И она прыгнула. И упала куда-то вниз… в темноту. Я даже не увидела ее тело. Я вернулась домой как ни в чем не бывало, и на вопросы родителей, где Вика, отвечала – не знаю. Они мне верили – ведь я никогда с ней раньше не гуляла и не играла.

Ее долго искали, и я каждый день ждала, что вот-вот найдут – тот недострой тоже прочесали. Но тело почему-то не нашли. То ли плохо искали, то ли тело так упало, что его сложно было заметить, не знаю. Родители долго горевали… И счастья мне ее смерть не принесла – отец начал пить, он очень любил Вику, а мама как-то отстранилась. Мне кажется, она что-то подозревала, но так и не решилась мне сказать. А тот недострой… его не так давно снесли. И я думаю, тело Вики вывезли вместе с этим всем строительным мусором. Я раскаялась, так раскаялась, - всхлипнула Катя. – Но очень поздно.

Телевизор загудел, и Марина увидела, как на последней чистой доске появилась фигура девушки, стоящей на краю бетонной плиты и обнимающей фигурку поменьше. Ведущий поклонился и вышел из кадра, все доски слабо замерцали.

- Неужели вышло? – Лера бросилась к дверям, распахнула их и тут же захлопнула, повернувшись с потухшим лицом. – Черт! Да что опять не так!

- А я скажу, что не так! – подал голос Стас. – Чья-то досточка не особо проявилась, да, Колян?

- Он был ребенком, да и грех в отношении животного… ну, не такой страшный. Наверное, - неуверенно сказала Снежана.

- Не знаю, что там с животными. А вот морда твоя мне подозрительно знакома, - прошипел Стас. – Фоторобот у нас висит в части, и я все смотрю и смотрю, ты или не ты?

Лицо Николая разительно переменилось, вмиг сползла маска доброго балагуристого дядечки, и осталось лишь жесткая, равнодушная маска зверя. Он схватил нож со стола, повернулся спиной к выходу и выставил по направлению к Стасу.

- Значит, я прав… - протянул Стас. – Дамы, представляю вашему вниманию Дорожного маньяка, как его журналюги прозвали. Подхватывает придорожных шлюх и просто голосующих дам на трассе, завозит в укромное местечко, если мадемуазель не прочь поебаться, и перерезает им горло ножом. Так что ли, Колян?

- Так, - холодно кивнул Николай. – С хрюшкой той мне понравилось, ой как понравилось. Зря только дед ремень мочалил. Много лет вспоминал, когда дрочил… Кровь, визги, как трудно нож в плоть входит. А потом понял, что мне этого мало! Еще хочу, очень хочу, и не свиней, а человека!

Только Марина заметила, что телевизор снова включился со слабым звуком, и на доске Николая ярко вспыхнуло изображение – мужчина в хитоне, замахивающийся копьем на лежащую у его ног женщину, обнимающую свинью. Но рисунок был не цветным, а черным, будто выжженным на поверхности.

- Если я отсюда не уйду, то и вы все останетесь, - осклабился Николай жуткой улыбкой. – Мне терять нечего. Рано или поздно поймают, вон, фоторобот уже состряпали, обложили со всех сторон. На работе проверки фур идут, наверняка волосинку или каплю крови найдут – вы, менты, когда вам надо, дотошные!

Он закричал и затопал ногами, и Снежана с Лерой ахнули, кинулись к окнам.

- Заткнись, козел, я тебя на ленты сам порву! – процедил Стас, в бессилии сжимая кулаки.

- Они идут! – простонала Марина.

Из травы на той стороне трассы выбиралась старуха, волоча ноги на длиннющих каблуках. За ней показалась другая, третья. Скоро всю парковку заполнили жутковатого вида твари, медленно тащившиеся к «Сказке».

- Мне терять нечего, - повторил Николай и обтер потное лицо. – Я вам не дам уйти!

В эту же секунду из-за двери протянулась морщинистая рука, на которой болтался пластиковый ярко-голубой браслет. Старуха вцепилась Николая в горло, раздирая кожу, цевкой брызнула кровь. Другая рука вцепилась в штанину, еще одна – в рукав майки. Четвертая пропахала ногтями щеку. Николай закричал тоненько как заяц, забился, но тощие руки с необыкновенной силой потащили его к себе, в ад, бушевавший за дверями.

Все прильнули к окнам – старухи повалили дальнобойщика на асфальт, каждая норовила урвать себе кусок. Они драли его плоть, как сырую глину – оторвав сочный кусок, тут же пожирали. Кровь текла по их скукоженным, как урюк, подбородкам, заливала морщинистые груди. Николай кричал несколько минут, но вскоре затих, немного посучив пятками по асфальту. Скоро на парковке остался жуткого вида скелет, облепленный остатками мяса. Пара старух поглодала кости, встав на колени, но вскоре и они поднялись и отправились за шоссе, пошатываясь и сталкиваясь друг с другом.

- Все? – прошептала Лера.

- О господи, - потрясенно протянула Катя. – Господи…

Стас вскочил с диванчика и бросился к дверям.

- Выходите! Мы свободны! – послышался его крик.

Подъехавший на фуре парень, слезая со ступеньки высокой кабины, высоко подняв брови, смотрел, как пятеро людей в невероятно грязной одежде обнимаются и радостно кричат, задирая лица к небу.

***

Марина постояла еще немного в тишине церкви, густо пахшей ладаном, поправила свечку и вышла, перекрестившись на дверь. Она покрутила головой – мужа на церковном дворике не было видно, и она присела на лавочку, придерживая большой живот, обтянутый курткой. К кованым воротам подъехала старенькая, видавшая вида Нексия, и из авто вышел Димка.

- Давно сидишь? – приобнял он ее за плечи. - Прораб все нервы вынул, еле смотался оттуда.

- Только вышла.

- Когда ты закончишь ерундой маяться, - недовольно сказал муж. – Я думал, тебе это долбославие еще дома с матерью оскомину набило.

Марина, переваливаясь как утка со своим пузом, встала, опираясь на Димкину руку.

- Кто знает, что там есть, за гранью, - спокойно ответила она и посмотрела в высокое голубое небо.

Удар получился хлёсткий и совершенно неожиданный. Даже для Жеки. Врачиха тут же свалилась на пол, словно выключенная. Жека даже подумал, что пока был в теле громилы, то немного научился бить людей… Но потом рассудил, что баб вырубать внезапным ударом – это же проще простого. А потом уже запаниковал. Он вырубил врачиху! Вырубил! Чё теперь делать?! Совершенно импульсивный поступок. Необдуманный.

— Зато решительный, — утешил себя Жека.

Предыдущие главы: https://vk.com/topic-170046450_48339328

Фракталы запачкались кровью дамы. Потому Жека недолго размышляя, снова сел в кресло и щёлкнул Пультом. Голова у врачихи гудела… Нехило он ей по колокольне стукнул… Жека с трудом поднялся, голова кружилась, ноги заплетались, как вермишелины. Из носа текла кровь. Это уже немного усложняет план. Которого не было…

Жека осмотрел процедурную. Ага! На столике лежало несколько герметичных колбочек с кровью. Под колбочками – направления с именами. Но девять колбочек – это мало. И знать бы ещё, где взять побольше!

По логике – в лаборатории. В холодильнике... Но проверять эту логику чего-то не хотелось. Потому Жека стал глядеть на направления и параллельно гуглить специфичные названия анализов. И тут же накапал кровью из носа на бумагу… Жека достал ватки, вытер рожу, скатал и заткнул в ноздри. Дышать пришлось ртом, но что поделать… Первым делом он отсеял больных людей с серьёзными сбоями в организме. Потом – старушку. Осталось пять колб. Из них только две – с чем-то пустяковым, как показалось Жеке – он же не врач, чтобы сразу вот так определить такие вещи… И они же были очень обширными. А значит – и дорогими. А значит и владельцы их – не нищие, чтобы искать в себе всякое несерьёзное говно за такое серьёзное бабло. Конечно, если они не всё бабло слили на эти самые анализы…

Вдруг в дверь постучали. В процедурную засунула свой любопытный нос-картошкой с бородавкой какая-то бабка.

— Ну чево так долго?... – крякнула она и тут же заметила, как в кресле развалился потерявший сознание и обмягший мужик.

— Санитарная обработка! – гнусаво бросил Жека первое, что пришло в голову, и двинулся к двери. – Выйдете, пожалуйста, вы мешаете нам работать!

— А чёйта с ним?... Замучали, гады!? – спросила бабка.

— Он так медитирует, не отвлекайте его, — Жека вытолкал бабку обратно в коридор. – Крови боится, поэтому успокаивается. Подождите немного…

— Сектант штоле?...

— Типа того…

И захлопнув дверь, защёлкнул на замок.

Надо было тикать. А то эта бабка поднимет панику. Припёрлась, чёрт… И как тогда тикать? Если он выйдет в своём теле, то бабка увидит тело врачихи без сознания… А если он выйдет в теле врачихи, то последним из кабинета выйдет он – и камеры это заметят. Будет подозрительно. В окно тоже не прыгнуть… Там тоже камеры. Это вызовет ещё больше вопросов.

Жека обмотал все колбы направлениями, чтобы не перепутать, сложил их в портфель, переключился обратно в своё тело. Переложил врачиху на кресло, типа спит, и пошёл к выходу.

Всё равно ничего толкового в голову опять не шло. Пусть уж тогда в пропаже анализов обвинят врачиху, а не его…

В коридоре у дверей уже собралась небольшая очередь.

— Чево так долго? – возмутилась бабка.

— Крови боюсь… — буркнул Жека и проскочил мимо. Надо пошевеливаться… Когда он был в конце коридора, то услышал от снова заглянувшей в кабинет бабки «Опять медитируют! Гады!»…

Жека вернулся в машину.

— Чё, как там? – сразу оживился Сега. – Всё получилось?

— Пока ещё не всё, — ответил Жека. – Отвези меня к заправке. Которая здесь, на углу.

— За нами чё, гонятся? Ты ограбил их лабораторию? Сильно много палева? Ментов позовут? – запаниковал Сега.

— Да никто не гонится! Пока что! Без палева всё! Успокойся, не грузи меня! – вспылил и без того нервозный Жека.

— Ты чё шуршишь… Я же беспокоюсь!

— «Шуршишь»… — повторил Жека. – Что за слово вообще такое?

— Обычное!

— Торопиться надо, короче. На заправку, что на углу отвези. Припаркуйся там. А я вернусь к тебе, уже в другом теле. Хорошо?

— Ты уже кого-то грохнул?...

— Немножко.

— А говоришь – без палева!

— Без палева. Кровь у меня уже есть, в портфеле. Но её мало… Если уж наглеть, то до конца, — сказал Жека.

— Нифига ты Хитман! Внатуре отчаянный!

— Вези давай!

— Ладно, — Сега завёл машину и тронулся с места, а Жека снова щёлкнул Пультом.

Дверь в процедурную была открыта, а перед креслом уже маячила какая-то другая врачиха.

— Ирка, что с тобой?! – обеспокоилась она.

— Эм… Ну… Поспать… прилегла… — ответила «Ирка».

— Кто тебе нос так? Пациент?

— Нет… это я вчера… напилась.

— Напилась?...

— Да. Всю ночь не спала… А теперь вот… Сплю…

— Пьяницы, гады! – крякнула бабка. – Страну просрали! Не врачи, а мучители! Прошлого пациента замучила! Весь бледный вышел, дрожал! Сбодуна по вене попасть не могла! Гады!

— Хорош шуршать… – простонал Жека. – И так башка гудит с похмелья…

— Покиньте процедурную, пожалуйста, — попросила врачиха. – Мы вас вызовем…

— Верните деньги! Уйду в другое место!

— Может, тебе отгул взять лучше?... – предложила врачиха. Жека даже обрадовался. Он оживлённо закивал.

— Да… Лучше… Руки дрожат, перепила я… — жалобно сказала «Ирка». – Пиво с водкой мешала. И с виски... И ещё травы сверху всосала! Домой мне надо, отоспаться!

— Чёж ты Ирка… не жалеешь ты себя… — ахнула врачиха. — Иди, Ирка, я тебя прикрою… Но чтобы завтра!... Отоспалась!

— Конечно… Только мне сначала надо в лабораторию зайти… Анализы отнести.

— Да я сама отнесу, не переживай…

— Нет, я хочу сам… сама! Не люблю не доделывать работу до конца, знаешь ли.

— Ох, ну ладно…

— А где тут лаборатория?

— Ты чё, Ирка?… Совсем плохо тебе?

— Забыла я. Говорю же. Кое-как до работы доползла. Выспаться мне надо.

— Так давай я и отнесу кровь?..

— Нет, ты мне просто покажи лабу…

В конце концов, Жека сломал своим напором сопротивление начальницы (или кто это у Ирки, мать вашу, Жека не разбирался в чинах и званиях врачей!) и та отвела его к лаборатории. Пациенты в коридорах с любопытством глядели вслед медсестре с разбитым шнобелем и заплетающимися ногами.

— Ну-у-у… дальше я сама! – сказала «Ирка». – А вы идите. По делам своим. Чаю попейте. Только водки не пейте. А то будете так же. В вену не попадать.

— С тобой точно всё хорошо, Ира?..

— Конечно! То есть не очень... Но идите по своим делам…

— Ладно, — задумалась врачиха и развернулась. – До завтра, Ир…

Жека дождался, пока та скроется за углом и вломился в лабораторию.

Кровь! Кровь! Много крови! Жека залез в морозилку. Оттуда он выгребал всё подряд в сумочку. Главное больше! Больше! Скоро сумочка начала трещать по швам. Тогда Жека её застегнул. Ещё раз окинул лабораторию взглядом – не прихватить ли чего ещё? Было бы полезно взять кучу данных по пациентам… Чтобы не гадать лишний раз. Но Жека был слишком на взводе и захотел поскорее удрать. Но перед выходом из лаборатории его осенило. Он отыскал в лаборатории шприц, медицинский спирт и… передумал. Потому что брать кровь из себя было как-то стрёмно. А хотел бы ещё иметь доступ к телу этой Ирки… Чтобы грабануть лабораторию ещё разок, если её, конечно, не уволят после такого дебоша. Тогда Жека пошёл к выходу.

По коридорам он всё пытался идти спокойным шагом, едва не срываясь на панический бег. Без подозрений… Без подозрений… Не привлекать ни чьё внимание… Повезло. И только около регистратуры техничка, надраивающая полы, бросила вслед:

— Прямо в халате уходит? Совсем заработалась, бедная Ирочка…

Неудобно, конечно, переключаться из тела в тело. Для этого нужно обязательно дойти до Пульта и нажать на рычажок. Было бы хорошо иметь два экземпляра. Или можно было бы переключаться силой мысли… А так придётся мотаться по городу из конца в конец. И захваченные тела нужно будет как-то припрятывать, чтобы и люди не погибли и в то же время не спалили Жеку и его новых дружков.

До заправки Жека добрался за пятнадцать минут интенсивной ходьбы. Сега припарковался рядом с заправкой на обочине и не сразу понял, кто это к нему долбится в дверь – схватился за газовый баллончик.

— Это я, Сега, ты чё? – прогнусавил Жека и уселся на заднее сиденье.

— Ну ты даёшь! – удивился Сега. – Ну? Без палева?

— Они даже не поняли, что происходит, — ответил Жека. – Но скоро поймут, хоть и не до конца.

— Всё получилось?

Жека кивнул и показал сумочку, набитую пробирками.

— Охренеть… — ахнул Сега. – Ты что, хочешь ограбить полгорода?!

— Это чтобы не прогадать. И попасть на богатого жадюгу, которого будет не стыдно ободрать.

Жека взял Пульт и переключился в своё тело.

— Странно это всё…

— Что именно?

— Ну, когда ты переключаешься. Сначала ты мужик. Потом баба. А потом бац – и снова мужик. А бывает, что и вовсе — собака…

— Не напоминай! — поморщился Жека.

— Ладно. Что дальше?

— Вези к какому ни будь пустырю. Чтоб никто не увидел, как мы вываливаем это тело.

— Вываливаем…

— Перед переключением на богатеев надо от врачихи этой избавиться, —пояснил Жека.

— Ты чё, убить что ли…

— Нет, конечно! Просто она не должна видеть нас, когда очнётся. Не шурши! Вези давай!

Сега фыркнул, но завёл машину, и они поехали к пустырю…