Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 499 постов 38 909 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
192

Темнейший. Глава 17

Что же было написано в этой Книге Знания такого, что лишило Ишуаса рассудка? Рассказ парня звучал сумбурно. Ишуас постоянно перескакивал с мысли на мысль. Сбивался с основной ветви повествования в сторону, вдаваясь в бесконечность деталей. Камил и Готам увлечённо слушали его половину ночи. Но и этого времени не хватило, чтобы Ишуас рассказал обо всём. Когда в его охрипшем от крика горле пересохло совсем окончательно – он признался:

-- Я могу рассказывать о том, что увидел – целую вечность. Мне кажется, я никогда не смогу закончить этот рассказ… Потому что ТАМ я провёл бесконечность времён. От зарождения Вселенной – до её смерти. Я видел саму суть. Но… я не могу облечь Истину в слова, не могу передать вам то, что увидел. Таких слов нет в человеческом языке. И хорошо! И прекрасно! Эту Истину никому не нужно знать!

-- Так что же за Истина такая? В чём она заключается? – поинтересовался Камил.

-- Во ВСЁМ, -- ответил Ишуас. – В бесконечности. В БЕСКОНЕЧНОСТИ. Боже… Вы ведь даже не представляете, что такое БЕСКОНЕЧНОСТЬ… Бесконечность – это ужасно. Это кошмарно. Зачем я прочитал эту книгу? Мне нужно забыть истинную природу реальности… Мне нужно забыть… Но я не могу!

Они не стали волновать Ишуаса вопросами и попытались уложить его спать. Но парню не спалось ещё два дня. Пока сон не срубил его. Беспокойный сон, полный кошмаров. И после пробуждения Ишуас не исцелился. Он всё так же не мог забыть некую кошмарную истину. Он был готов лезть на потолок, лишь бы это всё закончилось.

-- Ишуас, я хотел бы тебе помочь… -- говорил Камил. – Могу ли я как-то облегчить твою участь?

-- Нет! – отвечал Ишуас. – Никто не сможет! Никогда! Даже после смерти… После неё наоборот – начнётся самое страшное. ХА-ХА-ХА-ХА!!!

Ишуас рассказывал, как отыскал в тёмном закутке библиотеки эту запылившуюся книгу. Как взял её в руки и удивился красивым рисункам, символам. Неизвестный ему язык, тем не менее, чем-то цеплял. Узоры продолжались, тянулись на следующие страницы. А он всё листал, листал. Когда пришло понимание, что началось нечто ему неподконтрольное – примерно на двадцатых страницах – Ишуас уже не мог оторваться от чтения, и всё листал, листал. Узоры переплелись с реальностью, потом и вовсе заменили её, унесли его в неизведанные пространства Изнанки, полные ужаса, полные Понимания… И картинки всех жизней, всех его перерождений, всех его проявлений – сыпались могучим оползнем, не останавливаясь, надрывая что-то в голове.

Истина.

Она была тем, что невозможно понять человеку. Но Книга Знания нашла способ передать это понимание. Истина была чужда человеческому разуму. Поэтому несла лишь ужас.

Ишуас ощущал нереальность мира, его нарисованность. И ничего не мог с этим поделать. Всё изменилось. Всё перевернулось.

Камил перепугался за друга. Книгу Знания он читать точно не собирался. А вот старец Готам напротив. Он жаждал в своей старости лишь одного -- истины. Больше ему не нужно было ничего.

-- Вы посмотрите, что сталось с Ишуасом, -- пытался его остановить Камил. – Книга Знания опасна…

-- Всю свою жизнь я стремился к Просветлению, -- ответил Готам. – Всю свою жизнь я жаждал Истины. Я практиковал сновидческие техники, дарованные нам далёким востоком… Но вот уже я стар. Скоро меня настигнет смерть. А я так и не достиг своей главной цели, ради которой жил. Поверь мне, Камил – Истина того стоит. Какой бы кошмарной она ни была.

Может, в словах старца и было рациональное зерно. Камил не стал его останавливать – всё-таки Готам и его цели были вне понимания. Философия принятия тьмы для Камила была чужда.

Готам осознавал весь ужас, с которым всем предстояло столкнуться после смерти. Поэтому Книги он не боялся.

-- Вы не ведаете, что творите… -- лишь сказал Ишуас.

Готам открыл первую страницу. И принялся листать Книгу Знания.

Вскоре его всецело поглотило чтение. Восторженная улыбка предвкушения сменилась на взволнованную пустоту лица. А потом – на выражение ужаса. Ужас нарастал с каждой страницей. Очевидно, Готам хотел бросить книгу. Или хотя бы её отложить. Но не мог этого сделать. Потом каморку пронзили истошные крики, и Камил надеялся, что никто не наведается в гости...

Однако старик взял себя в руки. Ужас не исчез с его лица. Но Готам, видно, набрался смелости, не утерял среди вселенского кошмара главное своё намерение – прикоснуться к Истине. Он весь дрожал, сердце его колотилось, ноги подкашивались. Но Готам открывался Истине. Пытался её принять…

Через некоторое время старик добрался до последней страницы и захлопнул Книгу Знания. А потом посмотрел на ребят. И расхохотался. Монах прилёг на лежанку. И попытался осмыслить всё, что ему довелось узреть, но потом понял, что это осмысление -- не дело для обычного человеческого разума и тут же прекратил эти попытки, доверяясь лишь ощущению.

А потом он сочувственно глянул на страдающего Ишуаса. И сказал ему:

-- Тебе не хватило самоотречения, Ишуас. Не хватило, чтобы прочесть Книгу до конца. Она не раскрылась перед тобой потому, что ты не подготовился перед чтением. Книга набросилась на тебя спонтанно. И единственный способ прекратить твои страдания, Ишуас – прочитать Книгу Знания снова. Но сделать это, набравшись смелости, приняв то, что мир полон Тьмы. Что всё есть страдание. Не гнаться за счастьем. Иначе Палач не пропустит тебя к Истине! И тогда ты обретёшь полную Истину. А не лишь её половину.

-- Ни за что! – ужаснулся Ишуас. – Ни за что я не стану…

-- Станешь, -- сказал Готам. – Я видел. Видел, кем ты сделаешься. После повторного прочтения Книги Знания. Видел, как ты будешь читать эту книгу сотни, тысячи раз! Видел, как ты станешь её лучшим другом. Как ты подружишься с Изнанкой и сделаешься её союзником. Другом… Нет… Сыном! О, Ишуас! Я видел…

Готам обладал достаточной степенью самоотречения, чтобы его рассудок не растрескался от контакта с Изнанкой. Всё-таки, он являлся великолепным сновидцем… Ишуас, однако, не стал читать Книгу Знания повторно. Он ещё не был готов. И тогда Готам принялся его подготавливать, помогать бедному парнишке своим словом.

Камила пугали изменения, которым подверглись оба его друга после чтения. Что-то изменилось в них. Он не мог понять, что именно, но эта чуждость и отстранённость от реального мира задевали древний страх…

Наступила весна. Душа снова наполнилась красками и предвкушениями. И не у одного Камила.

В один светлый апрельский день он узнал, что громила Маркус вызвал на дуэль Толстого Имнара. Вызвал, как бы в насмешку, издеваясь над толстяком. Однако Имнар согласился -- в тот момент его девушка оказалась поблизости. Имнар всегда страдал от своей трусости. И опозориться перед возлюбленной не хотел.

Теперь он закалился в тренировках Ларса. Теперь он помужел. Имнар принял вызов. И выбрал в качестве оружия -- топоры и щиты, которыми владел лучше всего.

Камил, разумеется, взволновался.

-- Топоры – опасны, -- сказал Камил. – Раны нанесённые ими – куда смертельней, чем меч.

-- Это смотря куда ранить, -- ответил Имнар. – Убить можно и мечом. Тут как повезёт. Я неплохо научился бою на топорах. Конечно, мне тревожно. Но я хочу разделаться с Маркусом. Раз и навсегда. Отомстить ему за те годы мучений…

Толстый Имнар сильно волновался перед боем. В Свидетеля выбрали Ларса – по старой традиции, уже сложившейся в Башнях Знания. Дружиннику доверяли, дружинник чтил кодекс. Хотя и не слишком-то горел желанием участвовать в разборках малолеток, но думал, что лучше дело контролировать будет он, чем кто-либо ещё. Тем более, сверху наседал ректор Аппий, стремившийся хотя бы как-то взять дуэли под контроль.

Поэтому все эти полгода горячие головы Башен обращались к Ларсу.

Поединок назначили на вечер, после занятий. Во дворе снова собралась толпа – побольше, чем собралось на дуэль Нойманна и Миробоича. Много народу приобщилось к этим «гладиаторским боям».

Зачастую, участники боёв не были столь милосердны, как Вальдемар, пощадивший Камила, и расправлялись с обидчиками с особой жестокостью. Кодекс это не запрещал – победитель волен делать всё, что угодно с проигравшим, главное, чтобы он при этом не менял оружия, которым условились биться.

Девушка Имнара, пухлая, маленькая, широкая, как бочка, но всё равно миловидная, сильно волновалась за своего будущего мужа, который принесёт ей обеспеченность. И всё картавила без умолку, что следовало отказаться от дуэли, пока она не началась – после начала дуэли отказываться было бы уже поздно и отказавшийся тогда оказывался во власти победителя.

Камил задумался – а ведь действительно. Лишь бы Имнару хватило духу не сдаться во время боя. Он ведь может передумать. Биться на смерть – это не то же самое, что и размышлять о том, как ты будешь биться насмерть. В своих глазах все люди – атланты, способные на подвиги. Камил помнил тот холодный страх, когда Вальдемар перешёл в атаку. Только тогда пришло осознание всей серьёзности предприятия.

Имнар и Маркус вышли в круг. Ларс проверил топоры – не подпилены, не затуплены ли… Потом сказал им поприветствовать друг друга, скрестив оружие. Поинтересовался, не хотят ли те сказать что-либо перед дуэлью.

-- Жирная рожа, я выпущу тебе кишки! – выпалил Маркус. – На твоём сале с боков крестьяне целой деревни смогут пережить голодную зиму!

Толпа зашлась в хохоте. Имнар не нашёлся, что ответить – остроумием он не блистал, тем более, когда нужно было что-то сказать в ответ. Камил подумал, что Маркус и сам был жирен. Правда, от Имнара он отличался тем, что под его жиром скрывалась ещё и гора мускулов.

-- Бой! – объявил Ларс. И Маркус тут же набросился на Имнара.

Толстяк умело прикрывался щитом. Он даже контратаковал. Тренировки Ларса пошли ему на пользу. Однако, что оказалось удивительно, Маркус тоже где-то научился владению топором и щитом. Он хорошо чувствовал дистанцию, он парировал атаки, и удары его были быстры и сокрушительны – щит Имнара очень скоро превратился в лохмотья.

-- Ну, Толстяк! – рычал Маркус. – Давай! Покажи людям зрелищ! Перед своей смертью!

В тот момент Имнар особенно сильно растерялся, испугался. От слова «смерть». На одну секунду он взглянул на толпу, на Камила, как бы по привычке надеясь на помощь со стороны. В эту же секунду Маркус врезался в него своим щитом, ударил топором, Имнар кое-как защитился, но Маркус быстро завёл свою ногу за колено Толстому, сделал шаг вперёд и толкнул, опрокинув Имнара подсечкой.

Толпа улюлюкала в напряжении. А Маркус замахивался топором с особым остервенением, кровавые брызги окропляли его лицо, крики Имнара били по ушам. Маркус рубил плечи, обездвижив руки Толстяка, глубоко прорубил ключицы. Потом откинул лохмотья щита Имнара в сторону. Прорубил тому пузо, приговаривая о том, что жир прорубить не так-то и легко. И только потом, когда Имнар обмочился от ужаса на потеху толпе, прорубил ему голову. Помнится, как от давления глаза Имнара слегка высочили из черепа, уставившись в разные стороны.

Девица Имнара визжала, как свинья на бойне, Камил пытался её успокоить, хотя и самого его разрывала ненависть и душевная боль.

Ларс оттолкнул Маркуса от своего погибшего ученика, чтобы не допустить глумления над трупом.

И Маркус поднял окровавленный топор. Прошёлся по кругу, наслаждаясь победой.

-- Я вызываю тебя на дуэль!!! – разразился чей-то голос, похожий на гром.

Взбешённый и раскрасневшийся от ярости дылда Грег вышел из толпы. Он жаждал расправы над Маркусом. Он жаждал мести.

Маркус обернулся на зов. И в его лице не оказалось и тени сомнения. Даже показалось, что он на то и рассчитывал. На ярость Грега. Чтобы потом…

-- Будем биться на мечах! – крикнул тогда Маркус.

-- Согласен! – ответил дылда Грег, который знал только топоры. – Дай мне неделю на подготовку для справедливости – и я отрублю твою голову!

-- Будь по-твоему! – ответил Маркус.

Всю неделю Грег упорно тренировался с Ларсом бою на мечах. Камил помогал ему, выступая на тренировках оппонентом. Грег показался ему врагом пострашнее Нойманна. Удары Дылды были столь сильны, что отбивались ладони – блокировать атаки оказалось тяжело.

Порой, тренировочный меч выскакивал из рук.

Имнара похоронили на городском кладбище. Его богатый отец пытался вмешаться в дела Башен Знания, пытался найти управу на Маркуса, но закон не запрещал убийства во время дуэлей. Да и у семьи Маркуса в Долине Ветра имелось куда больше влияния, чем у какого-то купца…

Тогда отец Имнара узнал о том, что дылда Грег собирается мстить. И подарил тому самый лучший меч, который только смог отыскать в Ветрограде. Как сын кузнеца, Грег восхитился качеством подарка. Преклонил колено и пообещал, что будет сражаться отважно и что непременно отомстит за Имнара.

Камил предлагал Грегу изведать снадобье, улучшающее реакцию и скорость движений, и снадобье, увеличивающее силу и снадобье, приглушающее боль. Грег отмахнулся от всего этого.

-- Я буду биться честно! Камил, неужели ты думаешь, что мне нужно ещё больше сил, чем у меня уже имеется?

И когда настал день дуэли – до Камила донёсся слух, гуляющий по толпе, что Маркус многие годы тайно тренировался владению многими видами оружия специально для того, чтобы стать великим дуэлянтом. И отомстить всем своим врагам. И что учителем его был какой-то именитый боец из Дельты – далёкой столицы Империи.

И когда Грег сошёлся с Маркусом на мечах, то не мог попасть в него. Маркус хоть и был таким же гигантом, как Грег, всё же осознавал, какие мощные удары способен совершать Дылда. Он уходил от яростных атак, выжидал самый выгодный момент для удара. У Грега было куда меньше опыта. Окажись в его руках двуручный топор – Маркус не продержался бы и минуты. Но расклад был не в пользу Грега…

И вот Маркус совершил выпад. И вот Грег отскочил в сторону, отступил. Маркус продолжил искусную атаку. Грег не успел отбиться – он был талантливым бойцом. Он быстро учился. Но Маркус владел мечом потрясающе виртуозно. Он ранил Грега в руку. Потом ранил в ноги. Дылда хромал и бросался в бесполезные атаки, словно загнанный в угол зверь. Маркус глумился, насмехался. Он ловко передвигался и рассекал своего противника. Вскоре ручьи крови покрыли тело Грега водопадами.

-- Чего? – говорил Маркус. – Час расплаты наступил? А? Выбрал не ту сторону?... Помнишь ту ночь? Как сладка бывает месть!…

Грег истекал кровью. Ему осталось жить недолго. И тогда он, собрав всю свою оставшуюся ярость, всю свою силу – бросился в свою последнюю атаку. Маркус парировал, замахнулся, рассёк Грегу бедро, откуда тут же хлынула, пульсируя, кровь. Грег рухнул на колени, больше не в силах держаться на ногах.

-- Попрощайся с жизнью! – радостно воскликнул Маркус и занёс окровавленный меч для фатального удара в шею, намереваясь одним ударом отсечь горолу. И тогда их мечи ударились со страшной силой.

Меч Маркуса сломался пополам. Лезвие со свистом отлетело и воткнулось в песок.

Грег тут же набросился на Маркуса, но Ларс оказался быстрее. Он растолкнул дуэлянтов подальше друг от друга, Грег рухнул в песок, на спину, тяжело дыша. А Маркус разочарованно фыркнул.

-- Оружие сломлено! – выкрикнул он разочарованной толпе. – А значит поединок окончен ничьёй по воле Бога! Дуэлянты ещё нужны миру – так решил Господь! И да позабудут они ссоры, ненависть друг к другу. И, согласно кодексу, не имеют права сражаться ещё до тех пор, пока природа не совершит круг, умерев и затем вновь ожив, возможно сменив и намерения всевышнего…

Маркус вдруг попытался оттолкнуть дружинника и расправиться с Грегом. Целый год он ждать не хотел – у него не было столько времени. В Башнях Знания он закончит своё обучение к началу этого лета. Но Ларс взглянул верзиле в глаза как-то особенно злобно.

-- Так. Решил. Господь. Такова его воля. Или ты хочешь, чтобы я свершил правосудие, пресекая твою попытку пойти против воли Бога? Я сделаю это с удовольствием, щенок.

Маркус остановился. Может, он был уже сильнее и крупнее Ларса, может и прекрасно владел оружием… Но взгляд дружинника заставил попятиться похлеще, чем атаки Грега.

Впрочем, Грег всё равно умрёт от полученных ран, рассудил Маркус. Дылда извивался от боли.

Камил и Инга тут же бросились к нему. Останавливать кровотечение нужно было всюду. Раны глубокие. Судя по насыщенному цвету льющейся крови, оказались задеты артерии.

Маркус поднял обрубок своего меча, подразумевая, что победа на его стороне. Взглянул в толпу, свирепым взглядом выискивая оставшихся в живых врагов.

-- Вальдемар фон Нойманн! – крикнул он громко. – Сын потаскухи! Я вызываю тебя на дуэль! Выбирай оружие! И готовься к смерти!

***

Спасибо за дон!)

Андрей К. 200р «пили почаще)»

*
Мой телеграм канал: https://t.me/emir_radrigez

Показать полностью
31

Конвейер. История №3. Забвение

18+

История №1
История №2

— Святой отец я согрешил, ударив свою жену… —  боязливо промямлил прихожанин.

— Непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его, сын мой. Ты раскаиваешься в содеянном перед Господом Богом?

— Очень сильно раскаиваюсь, святой отец! Не знаю, что на меня нашло…

— Бог прощает тебе грехи твои, сын мой, ступай с миром.

Закончив таинство исповеди, я аккуратно встал со скамьи, отодвинув ширму конфессионала.

— Это был последний прихожанин, святой отец.

— Тогда, Бобби, давай потихоньку собираться домой.

— Конечно, святой отец.

Бобби служил у нас диаконом и постоянно находился рядом со мной, так как я был слепым. Он взял меня под руку, и мы медленно проследовали в южную аспиду, где он помог мне снять сутану фиолетового цвета, одев на меня легкую ветровку. Мы вышли на улицу, и я услышал знакомый щелчок – это Бобби навесил и защелкнул большой увесистый замок на входную дверь нашего собора святого апостола Матфея, в котором без малого тридцать лет я, Авраам Хингстон, служил епископом.

— Погода сегодня особенно мягкая, даже ветерка не слышно.

— Да, святой отец, и луна светит словно огромный фонарь. Ой, прошу прощения, вы же…

— Ничего страшного, Бобби, я уже привык.

Мы спокойным шагом направились в сторону моего дома, и по пути я ощущал небывалую умиротворенность, благодаря Бога за его ниспосланную благодать и радость в моей душе. Проезжавшая мимо машина включила полицейскую сирену, которая остро врезалась в мой слух, освежив давно забытые воспоминания о том самом дне.

Мне тогда было около пятнадцати, если не изменяет память. Я был юн и глуп, промышлял мелким воровством и быстро попал в дурную компанию, в которой заправлял Хэнк. Спустя несколько лет ему стало скучно воровать по мелочи, и он решил организовать налет на ломбард. План был достаточно прост и обречен на успех, если бы Хэнка не занесло во время ограбления - он начал орать на владельца, ударил его и заставил открыть сейф, хотя изначально мы планировали обнести лишь витрины. Я попытался остановить его, но он меня не послушал. Пока мы с его подельником спешно разбивали витрины и набивали свои рюкзаки их содержимым, напряженную тишину разрезала очередь из выстрелов, и я по глупости инстинктивно повернул голову в их строну. Последним что я увидел в своей жизни, были осколки стекла от разбитой высокой витрины со статуей Иисуса Христа, которая смотрела на меня своим спокойным взглядом, раскрыв свои объятия. Я упал на пол, схватившись за глаза, обожженные сотнями мелких осколков, и от болевого шока почти сразу же потерял сознание. Помню, как очнулся от звука сирены - это прибыла машина скорой помощи и полиция. Пока медики загружали меня в машину, полицейские устроили допрос по горячим следам. Зрение спасти не удалось, и более того я был осужден за вооруженное ограбление на десять лет тюрьмы, но учитывая мое состояние здоровья суд присяжных решил не сажать меня за решетку, посчитав что потерянное зрение являлось некой компенсацией за содеянное.

Не было ни дня чтобы я не вспоминал ту статую Иисуса Христа, раскрывшего передо мной свои объятия. Скитаясь по улицам и ведя бродяжнический образ жизни, в какой-то момент я прозрел – это была воля Бога! Я решил посвятить себя помощи сбившимся с пути людям. По моей просьбе бродяги отвели меня в ближайшую ночлежку, где я попросился на церковную службу. Епископ сжалился надо мной и принял в свои ряды диаконом. Так завершились мои уличные похождения среди брошенных и потерянных душ.

— Вот мы и пришли, святой отец.

Голос Бобби вернул меня в реальность. Я спешно достал ключи, почти с ювелирной точностью вставив их в замочную скважину.

— До завтра, сын мой.

— До встречи. — зловеще ответил Бобби.

Я закрыл дверь на защелку, нащупал вешалку и повесил свою ветровку, медленно направившись в ванную. Вдруг позади себя я услышал посторонние шорохи.

— Здесь кто-нибудь есть?

В ответ лишь тишина. Совсем уже постарел, мерещится всякое. Умывшись, я пошел на кухню, открыл холодильник и нащупал в нем сэндвич. В этот момент к моему горлу приставили холодный и очень острый предмет. Похоже на нож.

— Только давайте без глупостей. Я знаю, что все пожертвования вы храните у себя дома. Отведите меня к деньгам, и я вас не трону. — голос Бобби едва дрожал.

— Бобби? Но зачем же тебе деньги? Ведь Бог наделяет нас всем самым необходимым…

— Неужели ты не понял, старик? Я обычный вор. Втираюсь в доверие к немощным, обкрадываю их и сбегаю.

— Знаешь Бобби, я вынужден тебя огорчить - на прошлой неделе все пожертвования были переданы в благотворительный фонд Святой Марии, и у меня дома не осталось ни гроша. — жестко ответил я.

Воцарилось молчание.

— Если ты уберешь от моего горла нож, то мы спокойно побеседуем. Я готов забыть про этот инцидент. Ты сможешь исповедоваться, попросив Бога о прощении…

— Да меня абсолютно не волнует твой Бог, меня интересуют лишь деньги, старик, ну почему ты все так усложняешь? Ты теперь знаешь кто я такой, и доложишь на меня. Черт!

Я почувствовал несколько сокрушительных ударов по лицу и упал навзничь, потеряв сознание. Очнувшись, я осознал, что лежал на спине, но явно не в своем доме. Стоп, я что, снова вижу? Радостно ощупав оба своих глаза, я встал и начал жадно разглядывать окружающую обстановку. Очень высокий потолок и стены были выложены большими плитами серого цвета, на которых хаотично располагались нечестивые гравюры с нечеловеческими сюжетами и кошмарными существами, а в центре этой жуткой комнаты стояла большая, глубокая чаша с неестественным пламенем, источающим тусклый зеленый свет. Подойдя к ней, я протянул руки в попытке согреться, но огонь не то, чтобы не согревал, даже наоборот еще больше охладил мои и без того замерзшие руки. Чаша была абсолютно пуста. Так как же она горела? За ней я увидел махровый ковер багрового цвета, который прокладывал собой путь в неизведанные темные тропы.

Я вспомнил разговор с Бобби, сокрушительные удары и потерю сознания. Может я умер и попал в рай? Или же чистилище? Странное, жуткое место, но все мое нутро говорило мне, что пора идти дальше. Я двинулся вперед по багровой дорожке. Она проходила вдоль длинного, пустого коридора, который по мере продвижения становился все уже и ниже. Тут не было света, но я все же едва различал путь сквозь тьму.

Мне показалось, что я шел целую вечность, успев поразмышлять о схожести данного места со святыми писаниями, которые мне читали священнослужители, но ничего не приходило на ум. Оно было больше похоже на убежище или же причудливое святилище, но без святых фресок, распятий или лампадок. Лишь постепенно сужающийся бесконечный коридор.

Внезапно я уперся в невысокий проем, похожий на овальное окно, и аккуратно пролез через него, увидев в далеке нечто невообразимое: в воздухе парила огромная стеклянная сфера, внутри которой циркулировали несчетные количества золотистых пучков света. Со всех сторон к ней были подключены тысячи прозрачных трубок, наполнявших ее струйками золотистого свечения. Вокруг сферы я не мог разглядеть ни потолка, ни стен. Если они тут и были, то их тщательно сокрыли черной вуалью. По мере моего приближения сфера лишь увеличивалась в размерах. Воистину внушительное сооружение! Оно напоминало какой-то контейнер для усопших душ, и у меня возникла ассоциация с раем. Но где же тогда божественный свет? Где райские врата? Почему кругом лишь мрак?

Спустя некоторое время я подошел к краю огромной пропасти, над которой висела гигантская сфера. Встав на колени, я аккуратно заглянул вниз. То, что предстало перед моим взглядом не описать всеми известными мне словами: это было дикое, безумное, дьявольское зрелище –прозрачные трубки вели к тысячам нагих людских тел, которые были растянуты на металлических крестах. Прозрачные трубки высасывали золотистое свечение, перекачивая его в сферу. Я вспомнил образ ада из Нового Завета - загробного места для истязания грешников. Не веря своим глазам, я в то же время не мог оторвать взгляда от этого безбожного зрелища.

Но, это было не самым ужасным, что я смог разглядеть. Внизу что-то быстро промелькнуло, и в попытке уловить хотя-бы малейшее движение, я жадно всматривался в эти бесчисленные изнеможенные тела. Вдруг я увидел ЭТО – паукообразная тварь с человеческим торсом ловко подползла к одному из людей и, вытащив трубки, скинула тело в эту глубокую пропасть. Я проследил взглядом за падением, и увидел внизу просто бесчеловечное зрелище: дном этой ямы являлась неисчисляемая гора трупов, над которой возвышалась вуаль тусклого могильного света. Мой разум помутнел, и я спешно закрыл глаза, начав неистово молиться.

— Он тебя не услышит, можешь молиться сколько угодно. — чудовищный голос прогремел эхом по каждому закоулку этого страшного места.

Я раскрыл глаза и обернулся по сторонам, но не увидел никого, кто бы мог это произнести. Постояв с минуту в полной тишине, я решился вернуться в безопасный коридор. Внезапно меня сзади обхватили четыре руки, подняв в воздух, и я застыл, боясь даже не то, чтобы пошевелиться, а дышать. Я увидел, как из темноты в мою сторону пикировало нечто похожее на человека с золотыми крыльями.

— Как ты сюда пробрался, букашка? Стэг, это что-то новенькое! Почему ты его не подключил?

Существо приземлилось прямо передо мной - не то человек, не то…Ангел? Ростом он был под три метра, за его спиной раскинулись большие золотистые крылья, а тело окружала слабо сияющая красная аура. Одежды на нем не было - его фигура будто бы целиком состояла из белого мрамора, но по очертаниям она была схожа с человеческой. Голова была абсолютно гладким овалом: без волос, глаз, ушей, носа и рта. Существо подошло вплотную, вонзив в меня свои когтистые пальцы.

— Х-м-м, у тебя не последняя жизнь… Странно… — задумчиво прошептал его чудовищный голос —отправлять тебя обратно у меня нет желания…О-о-о, да! Мне пришла отличная идея: ты будешь жить здесь, развлекая своим присутствием, а то зачастую мне тут слишком скучно, проклятый Стэг не умеет разговаривать…

Тяжело дыша, я пытался не поддаваться панике. Мои губы не слушались меня, и я задал вопрос, на который бы лучше не знал ответа.

— Это чистилище? — спросил я дрожащим голосом.

Существо вплотную подошло ко мне, наклонившись, и заложило свои руки за спину начав страшный монолог, который я более никогда не смогу выбросить из своей головы.

— Мы вместе придумали способ жить вечно… А эта поганая, как вы ее называете Лилит со своей шайкой воров до сих пор умудряется переманивать к себе нашу энергию. — злобно сказал он, — ну, а ты? Тебе вообще еще рано тут появляться. Ума не приложу, каким образом ты здесь оказался.

Я попытался осознать хоть толику сказанного чудовищем, но оно продолжало говорить безумные вещи.

— Как иногда занятно понаблюдать за расходным материалом, ты себе не представляешь! Мой брат Авил сделал феноменальное открытие – разработал технологию, при которой мы расщепляем один большой сгусток энергии на сотни маленьких пучков, затем наделяем их плотью, скудным разумом, создаем искусственный мир, в котором они якобы живут, а спустя ничтожное по нашим меркам количество времени они консолидируют в себе огромное количество чистейшей энергии! Поэкспериментировав над вами, мы поняли, что спустя несколько десятков, а то и сотен воплощений вы генерируете все больше и больше энергии, и мы придумали Конвейер, который распределяет вас по нужным этапам. Ты спросишь - а зачем вам последняя, осознанная жизнь? Да это просто мой подарок вам, жест доброй воли ничтожному питательному корму. Я не такой злой, как Лилит. Она придумала для вас место куда хуже Забвения. У меня вы хотя бы видите красивые сны, пока из вас выкачивают энергию.

Мне нечего было ответить. Мой язык онемел, абсолютно лишив меня дара речи. Я окончательно обезумел.

— Тебе повезло, букашка, ты хоть что-то узнал. Как я и говорил ранее, кроме моментов пира и проведения моих исследований я нахожусь тут в полном одиночестве, а этот жуткий Стэг пугает даже меня. Его Лилит придумала…Так вот, я позволю тебе остаться, чтобы ты развлекал меня своими молитвами и всякой разной болтовней. Кстати, до этого ты был слепым, так что возвращаю тебе твое достояние.

Он резким движением левой руки проткнул оба моих глаза. Руки, удерживающие меня, разжались, и я рухнул на пол, схватившись за глаза и корчась от адской боли. Чудовище залилось нечеловеческим смехом, и тут я понял – нет ни рая, ни ада, ни бога…

Страница автора на Литрес

Официальный сайт автора

© Алекс Дитрих, 2024. Все права защищены.

Показать полностью
94

Гниль. Часть вторая

Гниль. Часть третья


Он видел, как дружки Быка смеются и показывают на них с Генкой пальцем, точно на голимых лохмачей.

Не дождавшись от Воробьёва ответа, Бык с приторной улыбкой заправского садиста, наконец, отошёл от их стола и направился к своим дружкам.

Чебурек почти что плакал. На полу, в осколках тарелки, лежала порция картофельного пюре и котлета. Он понимал, что сегодня будет голодным и так промается до обеда, потому что по плану объявлено всем отрядам ехать на стройку, где придётся кирпичи таскать и цемент грузить. Такое вот распоряжение директора. Поэтому Генка, вздохнув и не поднимая взгляда со стола, с горя стал пить остывший чай, радуясь, что Бык не выбросил на пол вместе с завтраком и его намазанную маслом булку.

- Ешь и мой бутерброд, кореш, - предложил Воробьёв, потому что его из-за почечной недостаточности не допускали к строительным работам. К тому же злость начисто отбила у него и без того слабый аппетит.

- Не, не надо. Ты и так хлипкий, что былинка, ещё ветром сдует, - заботливо пробурчал Чебурек и стал пить чай, вздыхая и завистливо поглядывая на пацанов, сидящих за соседними столиками и уминающих вкусный завтрак.

Воробьев задумчиво жевал свою булку, давился сладким чаем. «Ничего, ничего, - утешал он себя. – Поживём – увидим, Бык, кто ещё смеяться последним будет».

Он проглотил последний кусок булки и допил чай.

Часы на потрескавшейся стене столовой, окрашенной в цвет детской неожиданности, ходом стрелок отметили полвосьмого утра. Ещё десять минут до отбоя. Затем Пашку отправят к трудовику, а Чебурек и большинство подростков из трудколонии поедут на стройку.

Воробьев вздохнул. Он плохо спал ночью, потому что кто-то из шайки Быка утащил его тёплое одеяло - и мальчишке пришлось довольствоваться тонким, летним.

Когда закончился завтрак, за большим, на полстены, окном, расположенным возле раздаточной, ещё только едва рассвело.

Галина Петровна всю ночь чувствовала себя плохо, а утром едва сумела встать с постели и приготовить завтрак. Кости ломило. Всё тело чесалось, точно искусали муравьи, к тому же женщина постоянно чихала.

Слизь из носа на бумажных салфетках, куда она высморкалась, выглядела странной: серой, с вкраплениями не то крови, не то пыльной черноты. Это её встревожило.

Возможно, предположила Галина Петровна, у неё просто разыгралась аллергия. Но до первой цветочной пыльцы оставалась ещё пара месяцев, а на картофель и обычную пыль у неё аллергии сроду не было. «Скорее всего, Галюня, ты просто сильно простыла».

Правильно было бы ей первым делом поехать в поликлинику, но слабость сковала всё тело женщины, глаза закрывались, и крепкий кофе, которым была запита таблетка спазмалгона, ни капельки не помог.

К тому же из-за вчерашнего инцидента с картошкой внутри поварихи накипело: следовало сделать выговор завхозу. Тягать тяжёлые вёдра из подвала ей, с её полнотой и варикозом, не шибко-то приятное дело.

Галина Петровна зябко повела плечами и накинула поверх белого халата меховую жилетку. Затем, дожидаясь прихода сменщицы, начала дочищать принесённую вчера картошку.

… Посудомойка Люда старательно мыла посуду и расставляла её в сушилку. Спина пожилой женщины ныла от нагрузки. Лицо раскраснелось - и её заложенный с выходных нос от горячей воды очистился и снова мог распознавать запахи.

Женщина принюхалась, вдыхая аромат кухонного жира и моющего средства. Шумно гудела, работая, как вол, картофелечистка. Находясь возле ванны, Люда видела только спину Галины Петровны, сидящей в холодном цеху и дочищающей картофельные клубни.

Запершило в носу. Она чихнула и высморкалась в полотенце, всунутое в карман клеёнчатого передника. Снова принюхалась и удивилась сильному запаху не то гнили, не то плесени, стоящему на кухне. Неужели так отвратительно пахнет пропускаемая в картофелечистке картошка? Ей хотелось спросить об этом у Петровны, но кричать Люде не было смысла: из-за шума машины повариха её всё равно не услышала.

Вскоре посудомойка справилась с работой, насухо вытерла руки - и наконец-то решила спокойно позавтракать.

… Сразу после урока труда, где толстый и постоянно потный трудовик, всё время носивший один и тот же тёмно-коричневый костюм и то и дело вытиравший высокий лоб смятым носовым платком, принял работы немногочисленных пришедших. Это были скворечники, которые подростки – кто со старанием, кто – без, готовили к весне для птиц.

Трудовик крякнул, хмыкнул, осмотрел худо-бедно, но с любовью сделанное творение Воробьёва и поставил ему зачет.

Мальчишка облегчённо вздохнул. Сегодня для него, кроме математики да биологии, что вела одна и та же преподавательница с жестким, бесстрастным лицом терминаторши, и мгновенно пролетевшего урока труда, по расписанию ничего не было.

Когда закончились занятия, Пашка отправился в библиотеку – единственное место в трудколонии, где он чувствовал себя спокойно и уютно.

Мальчишка вздохнул, потому что хотелось есть, а до обеда, согласно расписанию, проходящему в два часа после полудня, оставалось ещё около часа. Поэтому на это время Воробьёву лучше всего было затеряться в книжках, представить, что он в свои тринадцать с половиной лет находится где угодно, но только не в трудколонии, в этом жестком и наводящем тоску месте в окружении высоких бетонных стен.

Маленький раздел с фантастикой Воробьёв изучил вдоль и поперёк, но при желании мальчишка всегда мог перечитать особо любимые книги.

Для сегодняшнего вечера Воробьёв приберёг «Графа Монте Кристо», которого он вслух почитает себе и одногодке Генке, пока все остальные будут смотреть телевизор.

Телевизор с видеомагнитофоном располагался в игровой комнате, и вечерами туда ему с Генкой и ещё кое-кому из малолетней ребятни из-за шестнадцатилетнего Быка и его шайки лоботрясов прохода не предоставлялось.

Пашка выбрал с полки антологию фантастики и уселся на пришибленное, стоящее подле батареи кресло. Тощая и старая библиотекарша, с узлом сальных волос, скрученных на затылке, и огромными сидящими на носу очками, глянула на него и снова, как ни в чём не бывало, стала заниматься своими делами: с шуршанием раскладывала в папки какие-то бумаги да маленькими глоточками попивала крепкий чёрный чай из простого столовского стакана.

Галина Петровна дождалась сменщицы и была свободна, но её голова всё равно невыносимо раскалывалась, как будто женщина и не принимала таблетку. Кости во всём теле ломило, а на руках поварихи от расчёсов уже красовались царапины.

Галина Петровна недоумевала, где она могла так простыть, да то и дело раздумывала, сможет ли самостоятельно доехать до поликлиники, или лучше всё-таки зайти к медсестре померить температуру и выслушать рекомендации опытной женщины.

Повариха уселась на стул и, держа сумку в руках, наблюдала, как её молодая сменщица Катя, мать троих детей и оттого, наверное, пышная, как сдобная булка, со сноровкой быстренько перетаскивала нужные для ужина продукты из склада, при этом пыхтя, как самовар.

- Люда, - обратилась Петровна к мойщице посуды, - я к медсестре схожу. Что-то мне совсем плохо.

- Иди! - крикнула Люда, после завтрака усердно драившая моечную ванну дешёвым и вонючим порошком, от которого у неё сильно першило в носу.

Каморка медсестры ютилась в самом тёмном и холодном крыле спального блока. Полки в кабинете были плотно заставлены папками. Старый пожелтевший холодильник «Минск» урчал и часто трясся, точно припадочный.

- Одну минуточку посиди, милая, - ласково обратилась к Галине Петровне похожая на старинную фарфоровую куколку, пожилая, но всё ещё красивая медсестра.

Она как раз заканчивала осматривать последнего, очень высокого и крепкого подростка, с недобрым прищуром тёмных глаз.

- Вот, Бычков, выпьешь ещё таблетку на ночь, понял? От твоей аллергии должно помочь. И не чешись, терпи, милый, - добавила женщина, замечая, что мальчишка снова тянет свои толстые пальцы к расчёсанным до крови предплечьям.

- Иди, иди, Бычков. Не глазей, аскорбинка на прошлой неделе закончилась, - строго сказала медсестра и закрыла за ним дверь.

- Дурдом какой-то, - выдохнула медсестра. - Я уже с ног сбилась. У всех сегодня поголовно или чесотка, или аллергия. Запас «супрастина» извела. Ну, да ладно, - выдохнула она и, ласково улыбнувшись, спросила у Галины, сидящей на деревянном стуле, возле письменного стола: - Так что случилось, милая? Заболела?

- Ой, что-то плохо мне, Зинка, ой, как плохо. Ломит с самого утра.

- Так-с, давай тогда для начала померим температуру.

Выдвинув ящик из стола, медсестра извлекла пластиковую коробочку с термометром и протянула бледной и замученной поварихе. Когда термометр оказался у поварихи под мышкой, медсестра, обеспокоенная внешним видом женщины, всё так же ласково предложила:

- Рассказывай. Что беспокоит, что болит, Галина?

Повариха тяжело вздохнула и, почесав сквозь ткань одежды предплечье и область груди, стала рассказывать.

- Так-так, - цокнула языком медсестра, обнаружив у поварихи, кроме высокой температуры, ещё и ярко-красную точечную сыпь на спине и груди. - У тебя такая же аллергия, милая, как и у мальчишек, - уверенно сказала Зинаида Григорьевна. - Только вот не пойму, чем вызвана температура. Горло-то у тебя не красное, лимфоузлы не воспалены. Только дышишь ты, Галька, всё равно тяжело, с хрипами. - Она внимательно посмотрела в лицо поварихи и, сделав заметки в карточке, сказала: - Рекомендую, кроме супрастина и обильного питья, съездить тебе в поликлинику, милая, сделать флюорографию. – А потом  пробормотала, словно про себя: - Одинаковые симптомы у всех… Я должна поставить в известность заведующую поликлиникой.

- Сроду аллергии не было ни на что, разве что на цветение. Сама не пойму, что со мной такое, - всхлипнув, сказала повариха. - Да и дома никого: сын в Москву на заработки уехал. Боюсь я, Зина, как представлю себя в таком состоянии в пустой квартире.

- Ну что ты, как дитё малое, хнычешь. Давай лучше тогда переночуй в изоляторе сегодня. Я как раз в ночную смену дежурю.

Галина Петровна снова тяжко вздохнула и, глянув медсестре прямо в глаза, долго молчала, а потом просто, смирившись, кивнула.

Зинаида Григорьевна отвела повариху в изолятор. Здесь она дала больной таблетку жаропонижающего и напоила тёплой водой с лимоном и мёдом, затем уложила в постель и накрыла одеялом.

На рабочем столе у неё ещё оставалось много бумажной работы. Медсестра заварила себе крепкий чай и решила прогуляться в буфет, купить сдобную булку, забыв о мимолётной тревоге насчёт одинаковых симптомов...

За окном медленно падал снег вперемешку с дождём. Зинаида Григорьевна поёжилась. Она ненавидела зиму именно из-за слякоти и вечной промозглой сырости, вызывающей ноющие боли в её старых костях.

Воробьёв полностью погрузился в фантастические миры, переживая приключения героев, как собственные, а поэтому покинул библиотеку, когда за окном уже стемнело.

Привыкнув к его ежедневным посещениям, строгая библиотекарша как всегда не выгнала мальчишку, наверное, потому что он из всей ребятни, похоже, был единственным читателем, кто вообще сюда заглядывал за долгие годы её работы.

Старые наручные часы, доставшиеся Пашке от отца, защелкивались ближе к локтю, чтобы не свалиться с тощей кисти. Секундная стрелка отмотала круг, показывая полшестого. Еще чуть-чуть – и он опоздает на ужин.

В столовой сегодняшним вечером было на удивление немноголюдно, и Быка Воробьёв не увидел, а вот Чебурек уже сидел за столом возле стены и уплетал запеканку.

- Как дела, Генка? - спросил Воробьёв, усаживаясь на лавку и отпивая глоток яблочного сока с мякотью, явно разбавленного водой, но всё равно вкусного. - Где все?

- Да чёрт их знает. У Быка и его шайки, как и у большинства пацанов из стройотряда, сегодня не то понос, не то золотуха. Они как приехали, так сразу к медсестре пошли. Еле день на стройке оттарабанили. Чешутся все, как коты лишайные, поэтому и злые.

- Думаешь, карантин объявят? - сказал с набитым ртом Воробьев и выплюнул на тарелку попавшую в рот изюминку.

- Это было бы здорово! Тогда занятий точно не будет, и, может, даже домой отпустят.

- Да, вот только их всех в изолятор не запрут, места не хватит, - с видом знатока утвердил Воробьёв, расплываясь в ухмылке, и добавил: мол, мечтать насчёт домой не вредно.

- Ты печенье-то своё будешь? - с надеждой глядя в глаза Воробьёва, спросил Чебурек и тоскливо уставился на крохотную округлую печенюшку, лежавшую на блюдечке, подле стакана сока. Свою печенюшку Генка уже слопал.

- Ешь уже, не майся своим нытьём, работничек, - сжалился над ним Пашка, знающий, что друг жить не может без сладкого.

Чебурек пропустил «работничка» мимо ушей и, схватив печенюшку и забросив её в рот, начал с хрустом жевать.  

Пашка вздохнул, понимая, что Генке-то было бы куда податься в случае карантина, а ему самому в этом плане не повезло. Дома отчим злющий и вечно недовольный, чуть что не так – колошматит его, а мать, всё видя, не смеет и слова сказать, боится, забившись, как мышь в угол. Поэтому Воробьёв нахмурился, тотчас теряя возникший аппетит от осознания, что, скорее всего, ему придётся сидеть в спальне в компании злых чесоточников и в одиночестве отражать атаки недружелюбных субъектов.

- Сплюнь, Чебурек, - всё-таки выдавил из себя Воробьёв. - Не надо нам карантина. Скоро лето – и нас с тобой точно за примерное поведение выпустят. А Бык и его компашка зависнут тут надолго, до совершеннолетия.

Чебурек хмыкнул и допил свой сок. Воробьев доковырял запеканку и, запивая её соком, смотрел по сторонам, замечая угрюмые лица подростков и отсутствие привычного шума и весёлого галдёжа.

Большинство подростков, да и буфетчица с пышнотелой молодой поварихой, которая стояла на раздаточной и о чём-то говорила по телефону, периодически и остервенело чесались.

Предплечья, запястья, грудь и спина – казалось, всё, до чего могли дотянуться их пальцы, то и дело подвергалось злостным расчесываниям, точно и впрямь началась массовая эпидемия чесотки или лишая. Затем на несколько секунд почёсывания прекращались, чтобы возобновиться с удвоенной силой.

В столовой происходило явно что-то непонятое, не укладывающееся в привычную, нормальную жизнь.

Обозревая происходящее, Воробьёв ощутил жуть и отвернулся. Чебурек зевнул и сказал:

- А давай пойдём отсюда. Если повезёт, то телевизор сегодня вдоволь посмотрим.

… Медсестра не справлялась с наплывом больных и совсем сбилась с ног. Все запасы таблеток от аллергии в шкафу и в маленьком складском помещении, где хранились лекарства про запас, закончились, а поток приходящих подростков не иссякал.

Она отдала последнюю таблетку рослому удальцу Бычкову, который снова пришёл из-за поднявшейся температуры. Затем медсестра натянула перчатки и осмотрела расчёсы на телах мальчишек, сидящих на кушетке, удивляясь их обилию и красноте проклюнувшихся на коже нарывов.

- Зинаида Григорьевна, можно уже идти? - спросил Бычков, пристально рассматривая стеклянную полку в шкафу, на которой раньше всегда лежали, точно конфетки, сладкие аскорбинки.

- Иди, - нахмурившись, сказала медсестра, из-за неопределённого диагноза не решаясь пока объявлять общий карантин на территории трудколонии. Нужно дождаться утра, а тогда уже она позвонит куда следует.

- А вы останьтесь, молодой человек, - обратилась Зинаида Григорьевна к вихрастому лопоухому мальчишке.

Женщине не нравились его бледность, отёчность лица и ненормально высокая температура. Такими же отёчными и больными выглядели ещё несколько детей.

- Ребята, пройдёмте-ка со мной, - обеспокоенно сказала медсестра и направилась в сторону изолятора, вспоминая, что хотела позвонить заведующей, но так и не позвонила.

Пышнотелой поварихе Екатерине Дмитриевне давно было уже пора отправиться домой, но сегодня всё в этом мире словно действовало против неё. Утром она не повела в сад хныкающих из-за кашля детей, оставив их с бабушкой. А теперь вот и сменщица Галина Петровна, похоже, заболела.

Хорошо, что посудомойка согласилась помочь и самолично отправилась за картошкой, потому что ни завхоза, ни кладовщика на работе второй день как не было.

Куда они все подевались? Нужно бы пойти с жалобой к директору и решить возникшее недоразумение, но сплетница буфетчица сказала, что ещё в понедельник директор уехал на семинар.

Екатерина уселась за стол, заварила чай и стала работать с меню, делая пометки на листочке.

Разогретая от работы Люда шмыгнула носом и накинула телогрейку, затем переобулась в бурки и, уточнив у поварихи нужное количество картофеля и овощей, направилась в кладовку за вёдрами.

… На улице снова падал снег. Было сыро и зябко, хотя и практически безветренно.

Посудомойка гремела вёдрами и, озираясь по сторонам, взглядом пытаясь усмотреть запропастившегося куда-то кота, который наведывался каждый день и надрывно мяукал, пока не получал свой паёк из остатков пищи. Кот не приходил уже два дня. Люда с беспокойством отметила этот факт про себя и возле мусорок свернула к овощехранилищу.

Плафон высокого фонаря за забором из-за непогоды, как всегда, то и дело мигал, но даже издалека женщина поняла, что дверь в овощехранилище не заперта.

Она остановилась возле двери, понимая, что что-то не так. Лёгкий ветерок роем снежинок ударил в лицо, и Люда ощутила зловоние. Фух. Запах был едким, напоминающим гремучую смесь из тухлых яиц, испорченной рыбы и чего-то еще – омерзительно сладковатого. Некий неопознаваемый приторный душок, вызывающий у женщины беспокойство и даже рвотные позывы.

Может, там, внизу, несколько крыс просто сдохли? Или ещё чего покрупнее завелось. Может, и кот, их мусорный Полосатик, тоже помер?

«Произвол», - решила уставшая от мелких проблем женщина - и, вдохнув на улице свежего воздуха, решительно зашла с вёдрами на площадку с рубильником.

Внутри подвала воздух был спёрт. Люда вспотела, пока преодолела все крутые ступени. Затем вытерла со лба пот тыльной стороной ладони, очень удивившись царившей внизу теплоте. Неужели завхоз умудрился тайком установить здесь электрический обогреватель?

«Расточительство! - обозлилась женщина. - Трещёткин и Медведев пропали на пару и даже не удосужились выключить обогреватель на выходные? Вот оттого, - решила она, - и пахнет здесь премерзко».

Люда осмотрелась, выжидая увидеть что-то такое, что уняло бы её тревогу. Затем поставила ведра на пол, намереваясь набрать картошки, но внезапно женщину осенила идея. Нужно найти обогреватель и выключить его, тем самым прекратить безобразие с овощами, которые сгниют напрочь из-за излишнего тепла.

Посудомойка решительным шагом направилась вдоль стеллажей с картошкой, продвигаясь внутрь подвала. То и дело она замирала, часто дыша ртом. Нос хлюпал, приходилось высмаркиваться в лежавший всегда вместе с хозяйственными перчатками в кармане обрывок тряпки. Тогда-то женщина и услыхала лёгкое, едва слышное поскрёбывание. Так крадутся мыши на своих тонких и мягких лапках… Нет, судя по звуку - это скорее всего крысы. Она стала рассматривать стеллажи, перевела взгляд на лежащие штабелями мешки с картофелем.

Плюх - и под ноги ей упала большая картошина. Люда подняла голову, мельком уловив движение. Что-то массивное резво шмыгнуло за мешок картошки. Свет мигнул и погас.

- Ай! - вздрогнула женщина, неожиданно получив по лбу от ещё одной картофелины, мягкой и влажной. От удара на её лице остался липкий отпечаток.

Грызунов посудомойщица, в отличие от поварих, на кухне не боялась. Но здесь, в подвале, у неё по коже пробежал озноб.

Женщина сделала шаг назад и уперлась во что-то громоздкое. Секундой раньше позади неё ничего не было. Раздавшийся голос был глухой и заторможенный, словно говорящий подбирал слова и буквы, но в тишине подвала звук выходил неожиданно громким.

- Еда! - тихо прошипел он.

- Что? - взвизгнула женщина, интуитивно узнавая голос пропавшего завхоза.

- Еда, еда! - завыл за спиной посудомойки мужчина. Что-то щелкнуло. Заскреблось и зашуршало вверху, на мешках картофеля.

Показать полностью
191

Темнейший. Глава 16

Чернота обволакивала. В бреду виделись сложные символы Изнанки. Фрактальные пространства мелькали, переливались в своих циклических формах и неведомых цветах. Перед глазами мелькали ожившие трупы. Чудовищные трупы. Эти самые трупы следовали за ним, куда бы он ни пошёл. Они сражались за своего господина яростней, чем могли бы сражаться самые отважнейшие из варягов. Они разрывали всех врагов Камила на части, обращали в бегство и армии, и крестьян и горожан. В руки ему попалась корона. Окровавленная корона. А потом представилась гора из костей. И Камил шёл по этим костям к вершине, чего-то отчаянно желая. А на вершине… А на вершине стояла Лиза и насмехалась над ним.
-- Что за цирк? – спросила она тогда.
Нет. Это не Камил. Камил не станет больше стремиться к Лизе. Он её ненавидел. Она ему не нужна. Бредовые видения.
Свирепая боль вырывала Камила из видений. И тогда он видел перед собой лица. Дружинника Ларса. Старика Готама. Друга Ишуаса. Верного соратника – Грега. Кажется, он помнил даже, что его навещала Инга. Она заботливо меняла повязки, когда другие отдыхали. Протирала вспотевший лоб. Красивая, кудрявая. Грегу очень повезло найти себе такую заботливую девушку…

И Камил снова уносился во фрактальные пространства, полные ужаса. Неужели так выглядит смерть? Неужели всех их ждёт такая участь? Независимо от того, праведную или грешную ты провёл жизнь? Это было как-то несправедливо. Христианство обещало куда более выгодную сделку с Господом. А Богу Изнанки было плевать. Он жаждал лишь вернуть себе всё, что ему принадлежало. Жаждал крови и страданий всех живых существ.
Хотелось, чтобы христиане были правы. Хотелось, чтобы видения оказались лишь видениями… Сном, бредом, ложью.
Однако, как уже осознал Камил, во вселенной не существовало никакой справедливости. Это вообще было понятие, выдуманное людьми, чтобы не сойти с ума в хаосе бытия.

Старец Готам поил Камила какими-то мерзкими отварами. После этих отваров ему становилось сильно легче, боль утихала, приходило забытие...
Когда Камил пришёл в себя окончательно, то обнаружил сидящего рядом Ишуаса. Друг спал в кресле. И тут же открыл глаза, уловив движения. И обрадовался.
Две недели Камил пролежал вот так, в борьбе за свою жизнь. Пребывая на границе миров. В кошмарных сновидениях.
Ещё несколько дней ушло на то, чтобы оказаться в состоянии встать на ноги.
-- Ты был совсем плох, -- рассказывал Ишуас. – Харкал кровью. Задыхался. Мы уже думали, что ты погибнешь. Пока Готам не отрыл свой старый трактат о травоведении. И думается мне, трактат этот не обычный. Очень много в нём от Изнанки…

Может, фрактальные видения и были последствием действия этих самых отваров?..
Едва Камил обрёл силы – вернулись печали. Боль физическая сменилась на боль душевную. Горе вгрызалось в самую душу. Жизнь сделалась совсем невыносимой.
-- Повезло, что сухожилия на ладони целы, -- сказал Ларс. – Никогда не хватай лезвие так. Конечно, ты отвёл лезвие от живота, но вот держался за лезвие дальше – зря… Может, если б не держался, тебе бы получилось уколоть Вальда.

И сунул в руки мешочек с уже знакомым красно-жёлтым порошком.
-- Это от печалей, -- сказал Ларс. – Прочищает ум. И придаёт сил. Впрочем, ты уже пробовал.
-- Пробовал. Но что это такое?
-- Это красный гриб, -- ответил Ларс. – Дар добрых духов леса. Высушенный и перетёртый в порошок. Не бойся. Он добрый. Если не перебрать, конечно – тогда худо станет. Меня в своё время тоже выручал от сильных печалей.
-- Ты его всегда ешь?
-- Нет, -- ответил Ларс. -- К сожалению, после прошлого раза мне пришлось ему пообещать, что я его есть больше не буду… Меру знай, в общем.

Раны заживали. На бедре глубокая рана затянулась быстрее всех остальных. На ладони чуть позже, ещё некоторое время пульсировала. Тяжелей всего была рана в груди. Хорошо, что Вальд, провались он в ад, не задел сердце, но рана всё равно была серьёзной.
Толстый Имнар приносил сладости из южных стран. Сказал, что Вальдемар после той ссоры больше ни с кем из ребят не дружил – он нашёл себе новую компанию, поаристократичней, как и подобает потомку именитых рыцарей.
-- Рыцарь, -- фыркнул Камил. – Просто слово.
-- Он поступил бесчестно, -- сказал Имнар.
-- Всё в прошлом, -- отмахнулся Камил. – Ничего не поделаешь.
-- Ты не будешь мстить, когда окрепнешь и наберёшься сил? – удивился Имнар.

Может, и будет, подумал Камил. Только что толку от такой мести? В дуэли они уже решили все проблемы. В дуэли выяснили, кто прав. Лиза сделала свой выбор, она Камила и не любила никогда. А кто он такой, чтобы перечить чужому сердцу? В таком свете дуэль была глупостью – это он понял только сейчас, когда жгучий гнев утонул где-то во фрактальных пространствах. Остались только печаль, ощущение собственного бессилия перед предписаниями судьбы, и чувство вселенского одиночества. Говорят, так сильно любят только один раз в жизни. Камил не верил, что полюбит ещё кого-то столь же сильно.

Потом к нему в гости наведался Карл. Поинтересовался о самочувствии. Сказал, что очень сожалеет по поводу такой чудовищной ссоры, но рад, что никто после дуэли не умер. У Камила не было поводов злиться на него, но в лице Карла он видел отражение лица Вальдемара. И это калило. Впрочем, ссориться с Карлом Камил не хотел. И поблагодарил того за спасение.
Но спасение ли это было. Или лучше он тогда бы умер? Тогда бы не было этого невыносимого чувства опустошённости.

Лиза не навещала, естественно. Порой Камил ловил себя на мысли, что ждёт, когда Лиза всё-таки к нему вернётся. Что она войдёт в дверь, когда он читает книгу. Что снова улыбнётся, как тогда в саду под звёздами. Что обнимет, подарив заоблачное счастье.
Эти мысли были особенно отвратительны. После всего, что она сделала, после такого плевка в самую душу, после того, как растоптала его сердце – неужели Камил всё равно её способен простить, неужели он всё равно ждёт её, как верный пёсик своего жестокого хозяина?
И тяжело делалось от мысли, что сейчас, в прохладный тёмный вечер, Вальдемар зажимает Лизу где-нибудь в саду. А та отдаёт ему свою любовь и всю себя – с превеликим удовольствием, какое не испытывала, когда была с Камилом.
И некуда было деться от этих мыслей. Всё сводилось к Лизе. Камил чувствовал, что заперт в клетке из своих же страданий. А ключ он где-то позабыл, оставил – там, снаружи, на свободе. Может, Лиза и украла этот самый ключик. Рана в груди от меча Вальдемара зажила, но дыра в душе зияла до сих пор. Он ощущал, как сердце окутал мрак – это он видел, когда ему удавалось вырваться из тела. Вокруг сердца полыхала чернота…
-- Паразит, -- сказал Готам. – Он питается твоим страданием. Он же и усиливает его.
-- Откуда он взялся?
-- Сильные душевные переживания притягивают подобных паразитов. Хорошо, что ты ещё практикуешь сновидение. Обычные люди, порой, живут с этими паразитами всю жизнь. Тварь выжимает из них все соки. Порой, приманивает ещё и других тварей. Все они облепляют человеческие каналы энергии. И человек умирает от болезней, как думают окружающие, хотя на самом деле – он умирает от горя.
-- Как от него избавиться?
-- Есть много способов. Ты можешь выйти из тела. Перенаправить энергию в своих каналах. Тогда паразиты отсохнут. Но тут нужно обязательно прикрепить их на кого-то другого. Иначе они вернутся к тебе или к тому, кого ты лечишь. Но лучше всего – направить на них Ясный Свет.
-- Невозможно достичь Ясного Света, -- отчаялся Камил. – Посвети ты, Готам.
-- Тебе нужно учиться стойко переносить удары судьбы, Камил, -- ответил Готам. – Если я буду решать твои проблемы за тебя – ты ничему не научишься сам. И постоянно будешь совершать одни и те же ошибки, приходя к одним и тем же несчастьям. Тебе нужно перегореть самому в страдании. Либо же научиться сновидческим техникам. И облегчать ими свою участь в этом мире.
-- Я не хочу страдать, -- сказал Камил. – Я хочу быть счастливым.
-- Счастья нет в этом мире, -- ответил старец. – В этом мире есть только лишь тьма. И опыт.
-- Неправда, -- ответил Камил. – Когда я был влюблён в Лизу, когда мы с ней гуляли по ночам – я был счастлив! Счастье есть!
-- Счастье – это и есть тьма, -- ответил Готам. – Просто ты слеп и ещё не видишь, природу счастья. Достигнув любви, ты разочаровываешься в том, какая она есть, или со временем она уже не приносит так называемого счастья. А потеряв любовь – ничто в этом мире невозможно удержать, Камил – потеряв её, ты страдаешь ещё сильнее. Всё есть тьма. Этот мир вышел из тьмы Изнанки. Он попросту не может быть иным.
-- Тогда я не хочу жить в этом мире, -- сказал Камил. – Лучше бы тогда умереть.
-- Не лучше. Там – ещё хуже, чем здесь. Чтобы сделаться сильнее, тебе нужно полюбить эту тьму. Сделать её своим союзником. Тогда ты станешь над нею, может, не властен, но с нею дружен. Тьма придаёт много сил своим друзьям. Блаженные юродивые ведь никогда и ни к чему не приходят. А величайших сновидцев Наланды, достигших освобождения от земных страданий, двигала вперёд эта самая Тьма… Она не мучитель. Она – путеводитель.
-- И что мне сделать?
-- Не убегай от душевной боли. Слушай её почаще. Не ненавидь её. Ты же хочешь с ней подружиться. Прислушивайся к ней. Наслаждайся красотой боли. И тогда случится самая главная алхимия…

Слова Готама не нашли отклика в сердце Камила. Старик бредил.
Но действительно следовало идти вперёд. Заниматься тем, что приносит душе радость. Чего страдать и убиваться? Это точно не сделает счастливее…

Камил увлёкся травничеством. Он изучал трактат, при помощи которого Готам не дал ему умереть от ран. И действительно – очень многое в нём было от Изнанки. Это был не обычный медицинский трактат с перечислением целебных трав и способов их применения. Травы в книге описывались совсем не целебные. Но под влиянием символов на котелках, под влиянием особенных методов отвара, процеживания и выпаривания – из этих трав получались лекарства, способные исцелять тяжело больных; лекарства, способные приносить людям величайшее счастье из всех возможных; лекарства, способные порабощать человеческую волю…

Был соблазн попробовать жидкое счастье, испытать, что это такое – абсолютное блаженство. Но в трактате говорилось о величайших несчастьях, которые неизбежно обрушивались на проглотившего хотя бы каплю такого снадобья. За всё приходилось платить, ничто в этом мире не давалось за просто так. И Камил испытывал эти снадобья на отловленных крысах, на бродячих собаках, удивлялся, во что превращались животные, после этих демонических снадобий и опасался лишний раз понюхать даже пар над кипящими котелками…
Про запас Камил сделал несколько самых разнообразных отваров – снадобья могли пригодиться в том числе и на поле боя. Некоторые из них увеличивали силу, изгоняли страх, вселяли осатанелую ярость…

В спальнях Камил теперь не пользовался былым уважением – всё оно досталось Вальдемару. Теперь он был главным в Лагере, все его слушались, все перед ним пресмыкались, как мерзкие жуки.
Дуэли после поединка стали популярны в Башнях Знания. И что бы учителя и монахи не пытались предпринять – аристократический дуэльный кодекс был превыше любых законов и монашьих философских соображений о драгоценности жизни.
Иногда Камил замечал в саду гуляющие парочки, но теперь он не стремился за любовью. Не хотел обжечься снова. Хоть и щемило в груди от холода одиночества.

Мёртвые псы не согревали. Но зато они пережили жаркое лето, перенесли дождливую осень и холодную зиму. Всё-таки, удалось остановить гниение. Удалось победить смерть.
Эксперименты с выходом из тела с попытками отодрать от своего сердца чёрную колючую мразь закончились усилением душевной боли – безотчётным страхом. Готам объяснил, что так паразит защищается. Он не хочет, чтобы его лишали пропитания. А ещё, что это опасно отдирать напрямую. Можно повредить свою душу.
Зато получилось «вселиться» в Бродягу. В мёртвом теле пса Камил носился по ночному городу и веселился, пугая редких прохожих. Он не зря сохранил псу лёгкие – Бродяга свирепо рычал, но не как живой – а даже хуже и страшнее – пересохшая гортань изрыгала совершенно кошмарные рыки. Радостно.
Однако Камил не мог отойти от своего тела дальше, чем на половину версты. Готам говорил, что для дальних расстояний нужно было тренировать силу концентрации. И что лучшие сновидцы могли улетать от своего тела – в дальние страны, паря над высокими горами, морями и океанами…
Так что о полёте в мёртвом голубе к Есению пришлось пока забыть.

Приходили мыслишки перегрызть горло Вальдемару – и никто ведь не догадается, в чем дело. Если раньше ещё могли подумать на месть от Камила, то теперь прошло слишком много времени с момента дуэли. О некромантии никто не додумается.

В один из вечеров Камил, договорившийся с Ишуасом о встрече в библиотеке, обнаружил своего друга лежащим среди стеллажей.
Ишуаса скрутило, согнуло, лицо его побледнело от ужаса. Он пытался кричать, но уже успел сорвать голос. Неизвестно, сколько часов тот провёл на этом месте, но благо, что никакие монахи не заприметили мальчика. Иначе того бы ждал костёр. И хорошо, что Камил пришёл в самый последний момент, когда Ишуас перелистывал конец книги – иначе и сам бы прочёл символы, уцепился в буквы, провалился в узоры – и унёсся бы туда, куда в тот вечер унёсся друг.
Он нашёл что-то в самом тёмном закутке библиотеки…
Ишуас вцепился в книгу в кожаном переплёте, с фрактальными символами на обложке. Он вопил без голоса, от ужаса, и не мог от неё оторваться, пока не перелистнул последнюю страницу. И тогда он вернулся. Снова очутился среди стеллажей, испуганно оглядываясь вокруг. Вернулся сломленным и уничтоженным. Его рассудок оказался повреждён.

-- Что с тобой? – спросил Камил.
-- Никогда…Никогда не открывай эту книгу… -- ответил Ишуас и отшвырнул её подальше от себя, схватился за голову в отчаянии...
Только потом, когда Камил отвёл ошеломлённого друга к Готаму, когда показал старцу раздобытую книгу – выяснилось, что это – самая загадочная из книг, которую создал Аша Друдж после своего путешествия на восток.
Книга Знания.
Книга, ведущая к всеобъемлющему знанию. К величайшей мудрости. К глубокому пониманию.
-- Что же удалось разузнать тебе об устройстве мира, Ишуас? – тут же спросил восхищённый Готам. Ишуас посмотрел на мудрого старца, словно тот был глупцом, не ведающим смертельной опасности.
-- Не открывайте её. Книга Знания несёт лишь скорбь. Она покажет вам Истину. Ад из океана эмоций, которыми питается наш извечный голодный палач...
_____
Спасибо за сочный дон!) Посылаю лучи радости и добра!)
Владислав Ц 2000р
_____
Мой ТГ канал: https://t.me/emir_radrigez

Показать полностью
127
CreepyStory

Одержимый ангелом глава - 16

Одержимый ангелом глава - 16

Одержимый ангелом глава - 15

Девушку Рахима звали Ольга. Ольга Бондаренко. Прежде чем вплотную ею заняться, Карл объехал и ликвидировал трёх других Московских носителей. Татьяна Бирюкова, Елена Старинова и Евгения Колотыгина. Все они повелись на его сальный образ предприимчивого фотографа и все, как одна, согласились на смертельную фотосессию. Попутно, был вычислен ещё один носитель — Яна Поливьяна. Яна только-только переехала из Черновцов в Москву и устроилась работать поваром в школьную столовую. Карл уже успел пообщаться с нею, но трогать не стал. Только обнадёжил и наобещал с три короба. А всё потому что ангел решил проверить теорию Филиппа Филиппыча.

Увы, но на ликвидацию каждого носителя уходило немало времени. В основном из-за подготовки. Выбиралось укромное место, часто заброшенный склад или квартира в старом доме, выбирался подходящий характеру носителя интерьер. Одну, скажем, и в старую водонапорную башню привести можно, а другой - театр подавай. Театр, он конечно не осилил, но Елену Старинову, на бывший дворец пионеров всё-таки уговорил. Там её на чердаке и ликвидировал, а после того как убедился в смерти носителя — заминировал весь чердак. Здание находилось в аварийном состоянии, его планировалось снести, но пока ещё его снесут. Может пройти год, если не больше, а старая сторожиха, охранявшая вредный пережиток советского прошлого, не смогла бы попасть на чердак даже при сильном желании. В любом случае того кто откроет дверь чердака ждёт грандиозный, пионерский салют. Тут уж ничего не поделаешь. Лучше салют чем Божья кара наведённая на случайного человека. Когда случился град - было сотни погибших и тысячи пострадавших от грозного удара стихии. Взрыв может отвести нечаянную беду. Во всяком случае Карл и ангел на это надеялись.

Рахим очень изменился с момента их последней встречи. Стал видным, осанистым, тщательно следил за своей внешностью. С его лица давно пропали лиловые прыщи. Наблюдая за тем как он лично подвозит Ольгу на своём красном Alfa Romeo прямо к крыльцу Зюзинского здания суда, Карл мстительно ухмылялся — большим человеком стал Рахимушка. А большому человеку, как известно, большая торпеда.

“Он был вынужден бежать, прямо как и ты, — шептал Друг, — но, как видишь, ему это пошло только на пользу. За прошедшие годы, Рахим занимался не только рэкетом. Ещё были грабежи и заказные убийства. Сейчас, основной его бизнес, это наркотики и купля-продажа. Скупает по дешевке ваучеры и вкладывается в финансовые пирамиды. У него в подчинении: сорок восемь человек. Согласись приличная ОПГ? МММ, Властелина, Хопёр-Инвест и многие другие. Со многими он в доле и на короткой ноге. Несколько офисов в Москве и Санкт-Петербурге работающих с недвижимостью, а ещё, он планирует позднее получить депутатскую неприкосновенность. Ты ведь не задумал ничего плохого, а?”

— Нет, что ты! Да я ему только руку пожму. Столько добрых дел натворил пока я в спячке лапу сосал. Про него ещё в интернате говорили: далеко пойдёт. На Калыму или в Магадан… Это ведь, его строители, косметический ремонт в здании суда затеяли? — засмеялся Карл.

“Ну, а чьи же ещё? Меценат, спонсор и хороший друг мистера Лютикова. Мистер Лютиков попросил оказать содействие в разрешение неприятного вопроса с его сынишкой. Там такая драма…Сын мистера Лютикова - просто отличник! Учится в МГУ на одни пятёрки, не пьёт, не курит, занимается спортом и увлекается гоночными автомобилями. Мечтает стать гонщиком в Формуле -1 и попробовать настоящее шампанское. Только вот, у таких хороших людей, всегда имеются враги и завистники. Оболгали и оклеветали мальчишку. Будущую надежду Российского спорта. В багажник ему подбросили, его же мёртвую невесту с которой он накануне разорвал помолвку в присутствии многочисленных свидетелей. Связали изолентой и скотчем, а затем подло подбросили, а кроме этого подложили топор, с его же отпечатками пальцев. Бывают же такие уроды, как только их земля носит? Подложили они ему труп невесты в багажник, а потом, подло настучали в милицию. Якобы видели его с топором и трупом. А ведь это - не правда. И то, что три килограмма кокаина у него нашли, это тоже подлая ложь. Бедняжку травили и преследовали на милицейских автомобилях по всей Москве пока не загнали на автобусную остановку, где он нечаянно, задел совершенно посторонних граждан, а теперь его пытаются во всём этом обвинить. Вот и хлопочет Рахим за Лютикова, извиняется и ремонт делает”.

— Он задел автобусную остановку? — уточнил Карл.

“Ну как задел…Снёс. И семь человек снёс. Задавил, находясь на пике адреналинового угара. Пятерых насмерть, а из них, было двое детей. Ещё двое, с травмами средней тяжести.”

— И что же будет?

“Да ничего. Дадут годик условно, в худшем случае. Просто мистер Лютиков настаивает на оправдательном приговоре. А вот для этого, придётся Рахимушке попотеть. Свидетелей убрать или запугать, дать необходимые взятки нужным людям, а для суда — ремонт, и самому судье, новую машину. Все будут довольны, просто он хочет для всех выглядеть красавчиком и решалой. Ольга, тоже не просто так, в этом суде работает. В перспективе, она станет не только его женой, но и полезной судьёй. Она же мечтает приносить людям пользу. Помогать и оберегать. Все носители - такие хорошие. Мы, кстати, как будем работать? Ольга всё время на виду и её сопровождают охранники. Рахим бережёт свою невесту как зеницу ока и разыгрывает из себя приличного жениха. Секс - только после свадьбы. Всё как она мечтала. Предлагаю влиться в ряды строителей и помочь немножко с ремонтом”.

Карл не отвечал. Любовался Рахимом и Ольгой. Какая прекрасная пара, везёт же всяким козлам. Ну почему же носители инстинктивно тянутся к таким мерзавцам? Он же садист. Садист и убийца. Он изнасиловал свою младшую сестру, когда ей только исполнилось десять лет. Вся родня отвернулась. Родители прилюдно отказались от сыночка опозорившего семью. В интернат сослали за тысячи километров от родного дома, надеялись, что не вернётся. А он вернулся. Говно, как известно, не тонет. Королём вернулся, извинился перед родителями, дом им подарил, отару овец. “Исправил меня интернат — люди добрые, настоящего человека из меня сделали”. Уж так он хорошо себя вёл, так ласково, что многие в деревне ему поверили и некоторые молодые тоже захотели жить, как Рахим. Теперь идут через ту деревню в Россию стабильные посылки с ядовитым товаром. Героин идёт, а взамен денежки, потому как деревня Рахима в очень удобном месте.

Стоит, улыбается, обнимает Ольгу за талию, все зубы новые, аж завидно. Погода хорошая.

Из дверей выкатился прораб и колобком бросился под ноги своему благодетелю. Докладывает о проведённых работах. Хвастается, трясёт бумагами, нервно оглядывается. Ну ничего, ничего. Сегодня ты не досчитаешься одной своей бригады отделочников и придётся в срочном порядке искать новых квалифицированных рабочих. Они скоро должны приехать на Киевский вокзал. Настоящие европейцы приедут, не ошибёшься. Аж из самого Кишинёва.

— Бутылочку не выбрасывайте, — попросил его проходивший мимо гражданин без определённого места жительства.

Карл посмотрел на него с сочувствием. Отдал пустую бутылку, а затем предложил мелочь скопившуюся в карманах.

— Дядь, а твоя фамилия не Шакловитый?

— Ну. Должен что ли был? — близоруко прищурился гражданин уставившись на жилет коротышки. — Не припомню.

— Да не… Знакомец у тебя есть, Андреем звать. Андрей Верническо. На одной теплотрассе ночуете. Приведешь его сюда, послезавтра? Я его сына знал. В одном дворе, в общем…А с меня, поляна? — объяснил Карл.

Он высыпал в протянутую ладонь целую горсть разной мелочи.

— Ого! Мне тут на чекушку хватит! — обрадовался бездомный. — А Андрюху, я приведу. Лады. Только ты это…Сильно, про сына-то не спрашивай. Бают, убили сына-то его. Вон чё.

“Я знаю, — подумал про себя Карл. — И даже знаю - кто именно”.

Этому Верническо была отведена особая роль, но не сразу, сначала его следовало подготовить. Не всякий, даже опустившийся на самое дно будет готов на свершения как утверждал персонаж Достоевского Родион Раскольников. Родиона нужно правильно воспитать, подготовить и дать в руки топор, но это будет послезавтра. Сегодня нужно убрать отделочников. Для этого Карл нанял Борю Боцмана и его предприимчивых друзей. Ничего личного. Просто бизнес. Тем более, что он должен был Боре компенсацию, за тех ментов. Боря же на себя, тогда, всю вину взял. Хороший парень. Дай ему Боженька, как говорится, всякого, а Карл поможет деньгами.

Вдоволь налюбовавшись Зюзинским судом, он отправился по своим делам. Спустился в метро и вышел на станции Лужники. Да здравствует знаменитый вещевой рынок. Да здравствует - Лужа! Как же вовремя милиция учинила здесь очередной рейд с целью проверки документов и выявления неблагонадёжных криминальных элементов из бывших союзных республик Кавказа. А вон и подходящие ребята — Зураб и Васо. Бегут сломя голову, спасают имущество семьи от жадных и нищих московских милиционеров.

Карл знал куда они бегут — в один из дворов где стоял автомобиль Васо. Зелёненький и неприметный Ваз-21099. В руках у Зураба две хозяйственные сумки с деньгами, а Васо тащит на себе ювелирку. У папы Васо есть регистрация, а у сыновей нету. Не купили ещё. Ну, ничего. Она им больше не потребуется.

Задыхаясь и ругаясь на грузинском языке братья с ходу запрыгнули в автомобиль, и не глядя побросали на заднее сиденье свою тяжёлую ношу.

— Диди мадлоба, — прошелестел Карл уже поджидавший их в качестве незваного пассажира.

Васо и Зураб оцепенели. Они пытались пошевелится, тщетно ворочали шеями, вращали глазами, хрипели. Всё бесполезно. Этот гад сидевший позади них маленький и щуплый, он каким-то странным приёмом парализовал их. Кажется, пальцем в шею ударил. Это кореец? Вьетнамец-конкурент? Брат…Не надо…

— Брат…— прохрипел Васо, — Договоримся…Брат?

— Конечно договоримся, — гаденько ухмыляясь согласился Карл доставая шило. Затем он осторожно поднёс острие к левому уху Зураба.

— Это кто? — включился в разговор Зураб моментально почуявший от пассажира недоброе.

— Я секретный милиционер, а нам уже несколько месяцев не платят зарплату. Говорят: инфляция. Васо отвезёт меня к станции метро Таганская, а ты - Зураб, будешь петь “Сулико”. Иначе…

Он засмеялся и продекламировал стихотворение.

— В связи с невыплатой зарплаты

— Нам за январь и за февраль

— Был выпущен маньяк-насильник

— Иван Петрович Каравай…

— Каравай, Каравай!

— Кого хочешь - выбирай…

— Намёк понятен? Что надо сказать?

— Дорогу покажешь? — проглотив застрявший в горле комок соплей покорно согласился Васо.

*****

Боря Боцман получил и деньги, и машину, а несчастные братья — два билета до Тбилиси. Всё же лучше чем страшный маньяк Каравай. Они и тому были рады, сами чуяли: время наступало лихое. Разумеется, он мог с лёгкостью от них избавиться, но ему было некогда, да и не видел ангел от них никакой угрозы. Пусть живут. Всё равно им недолго жить. За денежки, дома, ой как спросят. Вечером, друзья Боцмана подстерегут бригаду строителей выполняющих ремонтные работы в здании Зюзинского суда и возле кафе, где те обычно зависают после работы, состоится небольшой скандал. Ну или как это сейчас модно говорить: разборка. Боцман обещал бить аккуратно, но сильно и что он постарается перевести всю бригаду в трудовые резервы.

Договорившись с Борей Карл отправился навестить одного старого знакомого. Жил тут один, как говорится, еврей. Иезекииль, он же в девичестве Рафик, раскрутился в Москве по полной. Своя газета, свои журналы, свои типографии и всё у него было хорошо пока любимая секретарша Жанна Валерьевна не сказала томно в микрофон:

— Изя, в приёмной, вас дожидается господин Карлик.

Иезекииль только расслабился в кресле, только налил себе в бокал на два пальца десятилетний виски и тут — на тебе! Карлик вернулся!

— Жанночка… Скажи — меня нет! — всхлипнул он нажимая на кнопку связи. — Скажи: у меня совещание!

— Я ему сразу сказала… Он говорит, что знает и что вы сейчас один, и пьёте…Он сказал, что лучше вам поговорить с ним лично, пока не поздно.

Иезекииль поднял голову и тихо заныл закатывая глаза. Снова. Будто бы старый, давно забытый кошмар вернулся. За что — господи?!!

Карлик изменился. Кажется с прошлой встречи он помолодел или глаза его снова обманывают? Всего минута прошла, а он уже хлопочет вокруг него, трясёт за небрежно протянутую руку, предлагает виски с содовой. Освежающий напиток? Что ты молчишь? Секретаршу мою хочешь? Тоже отдам, она тоже хорошо освежает! Что за видок у него? Джинсы, жилет с карманами, волосы хвостиком… Словно один из его фотографов. У него диктофон в кармане?

— Нет, не диктофон, — ленивым голосом отозвался Карлик. — Обойма от Беретты. Выбросить забыл. А может и не забыл. Кто меня знает? Ты вот, Рафик знаешь, что тебя ждёт в будущем? Думаешь - жизнь удалась? А я тебе говорил — не лезть в мутные дела. Говорил же?

— Ну я… — смутился Иезекииль и тут же опомнился. — А что такого? У меня всё законно, а малолеток, я давно, третьей дорогой обхожу.

— Дурак ты — Рафик! — перебил его Карлик. — Тебя по осени уберут. Как картошку. А всё потому что ты агитационную литературу печатал. Ведь ты же печатал? Не отворачивайся. Мне твои деньги не нужны. Ты и плакаты печатал, и визитки, и всякие левые акции. На миллиарды напечатал и думаешь тебя за это похвалят?

— Что? — ахнул побледневший от страха аферист. — Но я же… Мне обещали…

— Могу перечислить фамилии, тех, с кем ты работал, а так же фамилии тех кто пообещал тебя защищать. Там давно уже всё порешали. Твой бизнес заберут, а тебя самого в расход. Лишний ты, в их финансово-политической калькуляции.

Карлик залпом выпил виски и бесцеремонно развалился в директорском кресле.

— Но я тут. Я снова приехал спасти твою еврейскую душонку. Но естественно, я на тебя не давлю, а просто предлагаю справедливый выбор.

Карлик заметил на директорском столе глянцевый журнал “Time” и пододвинув к себе начал с любопытством переворачивать его страницы.

— Вот, у тебя, к примеру, как с английским языком? London is the capital of Great Britain…Очень хороший городок. Тихий, спокойный. И ваших там, больше чем в Израиле. Очень рекомендую собирать шмотки и переезжать туда на постоянное место жительства. Это лучше, чем подавиться свинцом, в октябре месяце текущего года, — весело говорил он тыкая кривым пальцем в фотографию Лондонского Биг-Бена на развороте.

— Но у меня бизнес! — всхлипнул Иезекииль.

— Таки продавай. Продавай всё, и уезжай, пока ты на гребне успеха. Я тебе даже, сейчас напишу: кому ты это продашь. Они купят. Они дадут тебе, на радостях, даже больше той цены, о которой ты сейчас думаешь. Деньги и целая жопа, это же лучше, чем битая жопа без денег, — посоветовал бессовестный Карлик.

Руки бывшего Рафика сами собой потянулись к бутылке с виски. Он понимал: Карлик не шутит, но он так же понимал, что так действительно будет лучше для него самого. В прошлый раз этот страшный человек спас ему жизнь, значит спасёт и снова? Карлик ехидно ухмыльнулся, дождался пока тот выхлебает за раз всю бутылку, а затем достал из большого внутреннего кармана жилетки небольшой свёрток и положил на стол.

— Тут конверты, инструкции и фотографии, — сообщил он кивая на свёрток. — Всем этим людям, ты сделаешь заграничные паспорта, оформишь визы и отправишь почтой согласно приложенным инструкциям. Сроку тебе, на всё: две недели. Последнее письмо, должно уйти курьерской почтой, не позднее девятнадцатого сентября. Там и моё лицо, в числе прочих. Ознакомься и приступай. Считай, что это моя плата за спасение твоей жизни. Я заберу свой загранпаспорт лично. Сам буквально на следующей неделе. А пока, давай, напишу тебе список покупателей. Или ты сам будешь всё продавать? Подешевле?

— Нет! Пиши! Ой, пишите конечно. Прошу вас, уважаемый Карлик! — взвизгнул пришедший в себя Иезекииль и тут же схватился за голову. — Горе мне, горе! Почему я не могу просто уехать в Израиль? Как же всё не вовремя-то!

— Разве это горе? — хихикал Карлик. — Я тебе скажу правду Рафик. Настоящие евреи живут где угодно, но только не в Израиле. Дался тебе этот пыльный, проходной двор. Там жарко, там дорогая вода, там злые арабы и не менее злые евреи в правительстве. Они заставят тебя служить в армии, ты можешь в такое поверить? Тебя. А ведь тебе уже сорок. Тебе скоро будет нужно подумать о детях. О нормальной еврейской женщине, а не об этой длинноногой секретарше с большими титьками. Да, твоя будущая жена не обязательно будет красивой, но она будет искренне любить ваших детей и твои, Рафик, доходы. Если тебе хочется почувствовать себя настоящим евреем, то тебе туда — в Англию. Там и осядешь.

— Некрасивая еврейка… Да? — всхлипнул Рафик думая о своём.

— Это уж как повезёт. Лично я считаю, что некрасивых женщин не бывает, а пластическая хирургия, в наше время, творит чудеса. Было бы приданое. Кстати… — Карлик нахмурился. — Так-с, ещё шестерым надо документы и московскую прописку. В очень короткие сроки. Моментально. Сейчас их должны доставить сюда.

Бывшему Рафику оставалось только вздыхать. Карлик привёз каких-то молдаван. Лопочут на своём языке, оглядываются. Все в спортивных, вьетнамских костюмах. Его прекрасный офис был в мгновения ока отравлен смесью запахов брынзы и перегара. Его любимая секретарша Жанна в отчаянии брызгала на носовой платочек духами и зажимала нос. Кажется, один из них носил портянки. Как же они — фу! Как же от них воняет!

А Карлик только хихикал и требовал уважения к его новой бригаде. Он говорил, что теперь, он бригадир и занимается евроремонтом, а его работники соответствуют всем европейским и мировым стандартам. И вообще, с завтрашнего дня, они будут кое-где, на вес золота. Иезекиилю пришлось сделать для этой бригады целую кучу различных документов. Он был готов сделать и больше. Что угодно, лишь бы только не видеть этого страшного Карлика.

*****

Приехавших на заработки молдаван пришлось размещать в студенческом общежитии через одного предприимчивого коменданта. Старший из строителей Игнат Цуркан был уверен, что Карл добрый приятель его родственника, пригласившего их работать в Москве. Карл не стал разубеждать молдаван в обратном, тем более, что родственник, на которого они так рассчитывали, уже целый месяц находился в местном Сизо - 6, Печатники.

Цуркану и его друзьям были выданы деньги на мелкие расходы и строгие предупреждения — по Москве не шляться, водку-пиво не пить, баб не водить. Работать придётся много. Инструменты и спецодежда будут самые фирменные. От них требуется молчание и покорность, и тогда, они смогут заработать бешеные деньги. Самое важное — работать придётся в суде, а исполнителем работ является Московская мафия. Понимаете чем эта высокая честь может для вас обернуться? Если не понимаете, то вспомните судьбу вашего дорогого и покойного родственника Чеботаря, который работал в Одессе. Помнится, он строил коттедж для местных Жориков и однажды, нечаянно утонул в ванной с цементным раствором. Цуркан переглянулся с остальными и сказал, что они — всё поняли. Но и на этом, рабочий день трудолюбивого Карла, не закончился. Он поехал к Яне Поливьяне. Навестил её и рассказал, что познакомился с прекрасным евреем и спонсором, и что этот спонсор владеет самыми модными журналами Москвы. Карьера фотомодели ей обеспечена, она вот-вот уже почти в кармане, но нужны фотографии. Что-то такое, необычное и эксклюзивное. Пожалуйста не надо хвастаться накрахмаленным поварским колпаком. Яночка - повара сейчас не в моде. Нужна уникальность. То, на что клюнет, любой богатый еврей. Например — судья? Фотографии судьи с буклями и прямо в здании суда? Как тебе, а? Но придётся пойти на авантюру. Никто, просто так, не даст нам там пофотографировать. Давай, я тебя на пару месяцев, в столовую Зюзинского суда устрою. Там моя тётя работала…А ты скажешь, что это твоя тётя. Как тебе? Я тебе и медицинскую книжку новую сделал, на всякий случай. Ты подумай. Такой случай — один на миллиард.

Яночка стыдливо хихикала и обещала подумать. Карл не дал ей подумать, ему было некогда. Ночью, повариха из столовой Зюзинского суда должна благополучно исчезнуть, оставив после себя письмо для заведующей. Мол, так и так…”Заболела любимая Мама, а она живёт, аж в самом Бодайбо…Срочно уезжаю…А чтобы вы не волновались, оставляю вместо себя, грамотную, украинскую племянницу. Она и школу закончила, и ПТУ на повара, и вообще у неё по борщам, с детства, одни пятёрки…Медицинская книжка прилагается…”

Афера конечно, но ведь это же он отнесёт письмо заведующей, а значит всё будет в порядке и Яна благополучно вольётся в новый коллектив. До поры до времени, пока коренные москвичи из Молдавии не подготовят им комнату в подвале. Там же архив? Много пустых помещений. Вот и сделаем в архиве небольшую, секретную перепланировку. Останется только убедить в этом прораба, что перепланировка была изначально в проекте. Новый проект сделать? Подделать старые чертежи? Нет ничего проще. Точно так же как грохнуть повариху, сегодня ночью. Любовник у неё, такой трус. Боится, что жена его с ней застукает. Вот и пойдёт она ночью домой одна, через гаражный массив, короткой дорогой. Родни у неё нет, искать никто не будет. А почерк…Почерк, Карл и сам может, любой подделать.

На следующий день, Боря позвонил около девяти часов утра и сказал, что всё нормально, бригада зажравшихся Москалей торжественно легла в отделение травматологии полным составом, но к сожалению, в их разборку вмешался ОМОН и теперь, было бы неплохо если бы он их из кутузки вытащил, а то, тут, почти не кормят.

“А как он до нас дозвонился? — искренне удивился в голове Карла ангел. — Планировалось, что Боря, после этой операции по удалению здоровья, должен был присесть по 213 статье…Он что, заколдованный?”

— Спросить? — уточнил Карл.

“Нет! Скажи ему: что поможешь, но не сейчас. Пусть в изоляторе посидит, целее будет. Я уже знаю, каким способом он выпросил разрешение позвонить. Таким как он, на воле - опасно”.

Карл обнадёжил Борю по телефону, посоветовал сидеть тихо, а он пока подумает как ему помочь. Помогать ему, он и не собирался. Боцман свою работу сделал и деньги ему за это были уплачены, а то что попался, ну, это сам виноват. Мог, между прочим, убежать во время драки, а не разыгрывать из себя супермена. Зачем дрался с Омоновцами? Зачем угнал их грузовик? Тут, тебе, не только хулиганку припишут, а ещё несколько интересных статей. Сиди Боря, отдыхай и представляй что ты, на ближайшие несколько лет, в отпуске.

Сегодня Карл, впервые за несколько месяцев сменил свою повседневный жилет, на деловой костюм. Сегодня, он впервые в своей жизни набил документами новенькую, кожаную папку с золотистой застёжкой-молнией. Сегодня, он первый раз за неделю, помыл грязную голову. Он же к прорабу идёт. И не какому-то там шабашнику, а к настоящему Московскому строителю в третьем поколении. У него золотые часы Rolex и удивительный трубочный телефон Motorola MicroTaC. Сам Рахим подарил, чтобы быть постоянно на связи. И сейчас этот прораб визжит прямо в телефонную трубку — “Как избили? Повторите, не слышно! Иваныч, тебе челюсть сломали? Ты понимаешь, как меня подставил? Под…Монастырь подвёл! У нас сдача двадцать третьего сентября! Как, месяц в гипсе?!! Вы с ума сошли! Кого я сейчас найду?”

“Вот сейчас и найдёшь, — думал Карл причёсываясь перед зеркалом. — Сейчас ты Бога будешь молить, чтобы он пришёл и помог тебе, но вместо него приду я. Я спасу тебя…как там его зовут?”

“Леонид Маркович Бляхман. Папа из Армении, а мама из Еврейской автономной области. Немножечко, считает себя русским”, — услужливо подсказал Друг.

— Ну, он же коренной москвич? — уточнил Карл.

“Да! С тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, но для приличия, мы должны кивать, когда он скажет, что Бляхманы живут на Садово-Каретной уже более века. Таковы здешние традиции. Он, тоже, нашим паспортам, коренных московских молдаван не поверит, но тоже будет кивать - ибо у него нет выбора”.

— Усы сбрить или оставить?

“Оставь. Так, ты больше похож на его двоюродного племянника из Бобруйска - Мишу Февральского. Поехали Карл. Пришло время спасти своего несчастного родственника”, — потребовал ангел.

Карл кивнул. Сегодня он и сам чувствовал себя ангелом спасения. И его даже не мучила совесть за убитую им ночью несчастную повариху.

Если кому-то лень ждать, оно тута - https://author.today/work/235871

------------------------------------------------------------------------

@MamaLada - скоровские истории. У неё телеграмм. Заходите в телеграмм.

@sairuscool - Писатель фентези. И учредитель литературного конкурса.

@MorGott - Не проходите мимо, такого вы больше нигде не прочитаете.

@AnchelChe - И тысячи слов не хватит чтобы описать тяжёлый труд больничного клоуна

@Mefodii - почасовые новости и не только.

@bobr22 - морские рассказы

@kotofeichkotofej - переводы комиксов без отсебятины и с сохранением авторского стиля

@PyirnPG - оружейная лига

@ZaTaS - Герой - сатирик. Рисует оригинальные комиксы.

@Balu829 - Все на борьбу с оголтелым Феминизмом!

-----------------------------------------------------------------------------------

Показать полностью 1
17

Кровавый Дождь

Brian Wayne

Меня одолевает отвращение каждый раз, когда какой-либо из человеческих индивидов смеет утверждать, что ему якобы известно все или по крайней-мере многое. По сути, человечеству известна лишь крупица всего того многообразия событий и явлений, происходящих во вселенной. То, что скрыто и недоступно человеческому взору – бездонная пропасть, по сравнению с которой, масштаб человеческих достижений и прогресса мал настолько, насколько может быть мала песчинка по сравнению с камнем.
Наверное, мой рассказ следует начать с окончания переписки с моим хорошим другом Джозефом Бладдером, дружба с которым всегда привносила толику смысла в мою жизнь. Джозеф был человеком очень оригинальных взглядов на мир и происходящее вокруг. Будучи писателем, он имел смелость высказываться в своих оригинальных и в то же самое время непонятных широкому кругу читателей произведениях. С самого раннего детства, как писал сам Джозеф, его манила страсть к неизведанному и пугающему. К тому, что обычному человеку может показаться мерзким и отталкивающим. Свое вдохновение Джозеф черпал из старинных книг арабских и английских философов, магов, чародеев и некромантов. Его пугающие и завораживающие произведения принесли ему репутацию умного, но чрезвычайно странного и оригинального человека благородных кровей.
Джозеф владел родовым поместьем Бладдеров, доставшемся ему от прадедушки, который жил в Аркхеме еще во времена подписания Декларации Независимости. Его дед умер в молодом возрасте и не успел вступить во владение поместьем. Отец Джозефа не желал слышать про это место, открещиваясь дурными воспоминаниями детства. Джозеф, будучи человеком, интересующимся всем неизведанным, с удовольствием вступил во владение поместьем. Учитывая множество странных событий и слухов, происходивших в Аркхеме, желание Джозефа переехать в Аркхем лишь усилилось. Пугающий и странный город, окутанный туманом неизведанного, манил его своей аурой. Мое знакомство с этим человеком началось после того, как я, прочитав один из его рассказов в журнале “Странные Истории”, и осведомившись в редакции журнала об адресе автора, написал ему письмо.
Впоследствии наша долгая письменная беседа все больше увлекала меня и стала для меня чем-то сокровенным и своим, что было недоступно ни моей служанке, ни даже моему псу, с которым я имел обыкновение разговаривать по вечерам. И вот, последнее письмо от Джозефа сообщило мне страшную весть о его болезни, поразившей его настолько неожиданно и внезапно, что доктора в Аркхемской больнице не могли поставить диагноз. Эта болезнь во многом была похожа на эпилепсию, только с одной лишь разницей. Припадки у больного возникали не на свету, как это обычно бывает, а только тогда, когда больной оставался в кромешной темноте. Во время этих припадков, казалось все человеческое существо, покидало тело бедняги и телу оставалось только кричать, рвать простыни и звать на помощь. В этом письме, Джозеф пообещал написать, как только ему станет лучше.
Прошло два месяца терпеливого ожидания, но от Джозефа не было никаких вестей. Мое воображение судорожно работало, и я представлял себе лежавшего на больничной койке Джозефа в конвульсиях и муках; просящего его убить, в предсмертной агонии.
Я принял решение отправиться в Аркхем на поиски моего единственного друга, которого я никогда не видел. Находясь в купе поезда следовавшего в печально известный город Аркхем, я невольно вспоминал мифы и легенды, которыми словно паутиной был окутан этот странный город. Невольно задремав, я увидел во сне созданий и чудовищ, которые не поддавались человеческому пониманию и осмыслению.
Я видел колонны старых городов-призраков и дьявольские живые тени, извивавшиеся вокруг меня словно львы вокруг антилопы. Я проснулся в холодном поту в кресле купе и с удивлением обнаружил, что поезд прибыл на вокзал Аркхема.
Взяв кэб, я отправился в  единственный приличный отель города, где любезный швейцар согласился отнести мой чемодан в номер на третьем этаже старого здания. Зайдя в темный номер с относительно большими окнами и с видом на реку Мискатоник, я хотел бросить чемодан, и тут же отправиться на поиски своего друга. Но мне был известен лишь его старый адрес. Где он находился теперь, я не знал.  Под гнетом рваного и беспокойного сна в кресле купе я решил отложить свои поиски на завтра, и лег в постель, предвкушая и инстинктивно предчувствуя загадку, которую мне мог рассказать этот город.

II

Ночь была беспокойная, темная и мрачная пронизанная черным ливнем и сильным грозовым ветром, цель которого, как казалось, нарушить мой и без того неспокойный сон. Ветер врывался в окна моего номера и хлопал рамами, используя их словно барабан. Вкупе с грозой и темнотой, эта мелодия была далека от обычной колыбельной, под которую обычно засыпают младенцы. Мне приснился еще один кошмар, по сравнению с которым предыдущий мог показаться невинной сказкой.
Мне снилось, что я стою во дворе какого-то совершенно мне незнакомого дома в ночной сорочке, а с неба на меня вместо обычного дождя падает дождь из крови. Рядом со мной на меня смотрело жуткое темное создание с шипами и клыками, бесформенное и страшное. Оно смотрело мне в глаза своими кроваво- красными глазами и не шевелилось. Я буквально вскочил с кровати ранним утром, проснувшись на час раньше обычного.
У меня не было никакого желания продолжать погружение в мир снов, который казалось, перевернулся с ног на голову с тех самых пор, как я оказался в Аркхеме. Одевшись, я спустился в столовую отеля где, наскоро позавтракав, вышел на крыльцо. Осведомившись у швейцара, где находится больница, я остановил кэб и поехал навестить моего друга.
Во время поездки я не мог не лицезреть темные улочки города и его жителей, которые казалось, спешили поскорей завершить свои дела и отправиться домой чтобы, закрыв дверь и задернув шторы поскорее почувствовать себя в безопасности, сидя в кресле с чашкой горячего кофе в руке. Кэб остановился возле мрачного, огромного вида здания, на фасаде которого на большой деревянной табличке было написано: Больница Города Аркхем, основана в 18... году. Войдя в дверь, я обнаружил муравейник из людей в белых халатах, отчаянно мчавшихся то в одну сторону, то в другую.
Я видел лежащих тяжелобольных и врачей с окровавленными руками в масках, которым помогали миловидные медсестры с нашатырным спиртом наготове. Найдя, наконец, регистратуру, я осведомился у дежурного врача о своем друге и, получив неоднозначный и неудовлетворительный ответ о том, что такого пациента в больнице больше нет, я вышел из этого муравейника. Я достал конверт, полученный от Джозефа на котором значился его адрес. Конверт привел меня как раз к родовому поместью Бладдеров, расположенному на холмистой местности недалеко от города.
Чтобы добраться туда, мне пришлось уговорить кэбмена, поначалу наотрез отказавшегося, ехать. Я  пообещал заплатить ему вдвое большую сумму и свое слово сдержал. Кэбмен, получив деньги, посоветовал мне убираться от поместья куда подальше. Но я, наполненный решимостью, во что бы то ни было найти моего единственного друга, и, забыв о ночных кошмарах, чувствуя при этом некоторую гордость от того, что я делаю благое дело, не послушал его. Понаблюдав за скрывшемся в чаще леса кэбом, я, отправился на небольшой холм, на котором стоял огромных размеров, особняк.
С виду, особняк напоминал скорее замок, нежели родовое поместье. Сад, окружавший поместье, был запущен и проросшие сорняки, загораживали то, что когда то было  дорогой к поместью. К моему удивлению, поместье оказалось отнюдь не заброшенным. Окна были открыты и, увидев свет в одном из них, я поспешил к входной двери. Пройдя через сорняки и кусты, проросшие на дороге, я постучал в массивную дверь, на которой красовался фамильный герб Бладдеров. Ожидая, как мне казалось, долгие и мучительные минуты и, прислушиваясь к каждому звуку за дверью, я, невольно поймал себя на мысли, что свет в окне - всего лишь мираж и собрался уходить, но дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял небольшого роста старик с редкими волосами и густой седой бородой.  В руке он держал подсвечник с зажженной свечой.  Старик оказался фамильным дворецким семьи Бладдеров, знавший отца моего пропавшего друга и служивший ему верой и правдой до недавнего времени.
Я попытался узнать у него, где может находиться его хозяин, но вместо ответа получил неясные утверждения о его местонахождении. Я попросил разрешения войти внутрь и, получив вежливое приглашение, вошел в поместье. Внутри поместье напоминало скорее место из прошлой эпохи, со старинной мебелью и дубовыми шкафами; со столиками и подсвечниками; которые остались Джозефу от его прадеда. Осмотрев гостиную, я попросил старого дворецкого отвести меня в комнату самого Джозефа, как потом выяснилось именуемую кабинетом. Там Джозеф имел привычку запираться и работать. При этом прислуге не дозволено было входить, даже для того, чтобы принести еду хозяину. По словам дворецкого, Джозеф, бывало, подолгу не выходил из кабинета; целыми неделями оттуда слышались нечленораздельные звуки, и казалось, будто там находился не только Джозеф, но кто-то еще. Кто-то, кто не хотел, чтобы его обнаружили. Подойдя к массивной деревянной двери на втором этаже, дворецкий отошел назад, пропуская меня, и неожиданно схватил меня за рукав. Смотря мне прямо в глаза с чуть ли не мольбой, он предупредил меня об опасности, таившейся за дверью. Он рассказал об остальных слугах, которые остались в поместье после исчезновения хозяина. Войдя в эту дверь, слуги исчезли, оставив за собой лишь кровавое пятно на полу.
Но мою решимость было не поколебать, и я открыл массивную дверь, которая оказалась незапертой. Я вошел в большую темную комнату, три стены которой были уставлены древними запыленными книгами, толстенные корешки которых смотрели, казалось, в мою сторону. По центру комнаты расположился небольшой деревянный стол, который судя по разбросанным на нем бумагам, служил основным местом творчества и работы хозяина поместья. Рядом со столом,  на бумагах, разбросанных по полу, лежала опрокинутая старая табуретка. Я зажег свечу и, поставив ее на стол, стал копаться в бумагах, которые были сплошь исписаны различными иероглифами и пентограммами на языках, о которых я не имел абсолютно никакого представления.
В кипе бумаг, разбросанных на столе, я обнаружил книгу в старом кожаном переплете, которая оказалась дневником Джозефа. Последняя запись датировалась как раз в момент поражения Джозефа странной болезнью. Запись обрывалась на полуслове, и полностью прочитать ее мне не удалось. Пролистав немного назад, я ужаснулся тому, что я прочитал в дневнике. Я не буду описывать те ужасные ритуалы и названия оных на латыни, которые, по всей видимости, проводил Джозеф, запершись в своем кабинете. Скажу только то, что они были настолько омерзительны и жестоки, насколько вообще можно быть ритуалу жертвоприношения. Самое ужасное, что, судя по нарисованным от руки рисункам в дневнике, жертвами должны были стать люди из плоти и крови. Прочитав это и рассмотрев картины оторванных конечностей и голов на кольях, я пришел в ужас как раз в тот момент, когда за окном разразился гром. Молния сверкнула, осветив половину комнаты и обнажив то, что было скрыто за многочисленными бумагами. На полу была начерчена свежая, как будто только что нарисованная пентаграмма, на каждом остром углу которой стояла зажженная свеча.
Я подумал, что мне почудилось, списав все на воображение и состояние недосыпа от ночных кошмаров, но присмотревшись, я понял, что это не иллюзия. Кровавый след от пентаграммы вел за пределы комнаты, спускаясь по лестнице в холл первого этажа. Взяв свечу, я пошел по кровавому следу. Он привел меня к растерзанному на куски телу старого дворецкого застывшего в неестественной, скрюченной позе. Дверь в холл была открыта настежь, впуская сильный ветер и дождь, в дом, хлопая по рядом стоявшему комоду. В ужасе от увиденного, я пустился наутек от поместья и в ночи, освещаемой молнией, я заметил большую, неественного размера тень неизвестного мне существа.
Существо перемещалось быстрее сверкающей молнии и как мне казалось, преследовало меня. Вдруг, оно остановилось и стало смотреть прямо на меня своими кроваво-красными глазами. Я заметил, что у этого существа было что-то наподобие рогов и клыков. В ту самую минуту сверкнула молния, и я оказался на кладбище перед изрытой могилой, на которой значилось имя: ДЖОЗЕФ БЛАДДЕР. Дата смерти была обозначена ровно пятьюдесятью годами ранее сегодняшнего дня.  Я не мог поверить своим глазам, стоя в ужасе под дождем который превратился из обычного в кроваво-красный и по запаху напоминал кровь. Существо приблизилось ко мне и положило свою когтистую лапу мне на голову.

III

Что произошло дальше, я не помню. Очнулся на мостовой, где меня подобрал кэб, доставивший меня в больницу города Аркхэм. Я пребывал в бреду все-то время, что над городом лил дождь, омывая его кровавые тайны. Как только дождь прекратился, я пришел в себя и, начиная идти на поправку, стал расспрашивать докторов и медсестер о Джозефе. Все как один, они  утверждали, что такого пациента здесь никогда не было.
Более того, Джозеф был известен в городе как писатель и особенная личность, жившая в Аркхеме более пятидесяти лет назад, о которой помнят лишь немногие старики, дожившие до наших дней. Когда я вышел из больницы, я отправился к особняку, и не обнаружил там ни намека на поместье или какое-либо жилье. Там стоял только лишь пустой холм, поросший густым бурьяном, в дебрях которого я обнаружил свежее кровавое пятно.
Я не знаю всей правды и возможно никогда не узнаю, особенно за стенами психиатрической больницы, в которой я оказался после самого буйного припадка темной ночью, который случился у меня вскоре после возвращения из Аркхема. Я уже иду на поправку и меня должны выписать из больницы.

Я пишу эти строки, а за окном идет сильный дождь, и мне иногда кажется, что по ночам я вижу большую тень, и дождь окрашивается в кроваво-красный оттенок.

Показать полностью
1

Доппельгангер

Brian Wayne.

Крупные капли дождя барабанили по стеклу и отдавали громким гулом в моей голове. Тьма, казалось, вот-вот выберется из окна и, схватив меня за горло, выкинет на улицу. Голова болела, мысли путались. В темной комнате заброшенного здания лежал труп. Его особенностью было отсутствие кожи на лице. Я был возле места преступления вскоре после того, как оно произошло. Это я понял по луже свежей крови на полу, которая еще не успела даже подсохнуть. Два дня назад, под дверь в мою контору просунули записку. На ней было указание адреса и времени где мне быть, а также обещание щедрого вознаграждения, если я последую совету, а также ни в коем случае не буду обращаться в полицию. Больше никакой информации не было. Это меня устраивало. По роду профессии, будучи частным детективом, я нисколько не удивился после того, как узнал, что произошло. Удивляться я разучился много лет назад. Я не знал кто такой человек, лежавший передо мной. Самому мне приходилось убивать. На войне, это то, что ты делаешь каждый день. Не для того, чтобы спасти страну. А для того, чтобы банально выжить. Либо фриц, либо ты. Третьего не дано. Мой Кольт задрожал в кобуре за пиджаком. Мне нужно было идти. Я вышел на темную улицу и сел в свой старый Форд. Я не боялся, что меня кто-нибудь заметит. Я буквально чувствовал, как тень от моей шляпы скрывает лицо, превращая его в темное пятно. Темнота в автомобиле не была полной только из-за тлеющей сигареты в моей руке. Я отправился в контору. Войдя в кабинет, я сразу увидел конверт на столе. Я не погасил лампу, когда уходил и он бросился мне в глаза. Точно такой же я получил два дня назад. Внутри была записка, написанная крупными размашистыми буквами. В ней был указан новый адрес и время. На этот раз, ждать пришлось недолго. Следующей ночью я отправился по адресу.
Старый, заброшенный склад находился неподалеку от пристани. Это было, пожалуй, идеальное место для убийства. Тут не было никого. Даже полицейские обходили это место стороной. Место, покинутое всеми, даже самим Господом. Ходили слухи, что причина падения этого некогда популярного у местных предпринимателей места хранения товаров в том, что здесь начала творится какая-то чертовщина. Якобы, люди, работавшие здесь по ночам, видели призраков, мертвых, самих себя, вампиров, оборотней и Бог знает что еще.

Стоя перед зданием я закурил. Холодный ночной дождь начинал усиливаться. Я достал записку из конверта и снова прочитал. Посмотрев на часы, я убедился, что все было точно. И место, и время, и я. Мой Кольт снова задрожал под пиджаком, пытаясь мне что-то сказать. Отступать было некуда. Мне было необходимо понять, кто играет со мной в кошки-мышки.
Отворив старую, скрипучую дверь, я не увидел ничего, кроме темноты. Я достал фонарик и медленно направился к центру помещения. Под ногами был песок, помещение было огромным, в нем бы поместилась целое стадо коров и лошадей, и еще бы осталось место для проведения нелегального боксерского поединка.
В центре что-то лежало. Несомненно, это был труп. Подойдя ближе, я, убедившись в своей правоте, обнаружил на трупе третий конверт с адресом и местом. Рядом с ним лежало разбитое зеркало. Я посмотрел в него и не увидел ничего, кроме темноты. Лицо мертвеца было обезображено, на нем отсутствовала кожа, как и у первой жертвы. Налицо все признаки маньяка убийцы. Но причем здесь я? 
В записках, которые я получил, времени для предотвращения преступления не хватило бы. Значит, именно я должен был найти трупы. Но почему?
Мне нужно было уходить. Опыт в подобных делах, подсказал мне ничего не трогать кроме конверта. Внезапно я услышал звук за спиной. Словно какой-то шепот. Выхватив пистолет, я резко развернулся и увидел черную тень, бежавшую прочь. Я кинулся за силуэтом прямо через дверь, но как только я выбежал на улицу, его и след простыл. У меня остался лишь конверт.

Следующим местом был старый, ныне недействующий отель. Это большое здание на окраине уже давно подлежало сносу, однако из-за бюрократической волокиты вот уже как лет пять его никак не могли снести. Когда-то, это был роскошный отель, который, не смотря на свое местоположение отнюдь не в центре города, был довольно популярным местом. В записке был указан номер-316. Войдя в холл, я увидел отголоски некогда былого величия. Красные ковры, мраморные колонны, обилие позолоты на люстрах, все это сейчас выглядело облезлым и неказистым, однако когда-то, это был верх шика и роскоши.
Пройдя мимо стойки регистрации, я направился по большой мраморной лестнице наверх. Внутри было темно, поэтому единственное, что указывало мне путь, это был мой фонарь. Я оказался перед дверью с номером -316. Я вытащил пистолет и отворил дверь. Внутри никого не было. Я посветил на пол. Труп лежал по центру комнаты. Я подошел поближе и стал искать конверт, вот тогда-то я и встретил Его. Передо мной возник тот самый черный силуэт. Я выстрелил, но пуля прошла через него и оставила дырку в стене. Неожиданно для меня, он заговорил.
- Неужели ты еще не понял?- голос звучал глухо, словно из могилы.

- Не понял что?- запинаясь, спросил я.
-Это. Его лицо, которое до этого момента скрывалось за черной тенью начало проявляться. Это было моё лицо! Это был я! Я - убийца! Но, как такое возможно?

Он продолжил.

- Да, ты все верно понял, я вижу это по твоему лицу. Ты - это Я, а Я – это Ты. Я не нашел другого способа привлечь твое внимание.

- Но…как?

- Это неважно. Важно лишь то, что теперь останусь только Я. Сказав это, он вытащил свой черный Кольт и направил на меня. Мысли путались, казалось, что вот он – конец. Но в моей голове созрел план.

-Подожди,……позволь мне сделать одну вещь.
-Какую?

-Я хочу написать послание. Оставить последнее слово, успеть сказать то, что не сказал.

Он, казалось, задумался.

- Хорошо. Я дам тебе немного времени.

Если вы это читаете, знайте, что убийца не Я, а Он. У меня есть только один выход. Если то, что сказал Он, правда- то единственный способ остановить Его, это остановить Меня. Прощайте.

Выпуск новостей радио Нью-Йорк:

“Труп белого мужчины был найден сегодня в заброшенном отеле Империал. По характеру ранений, полиция предполагает самоубийство. Рядом с трупом, был обнаружен конверт. Ведется следствие. К другим новостям………”

Показать полностью
91

Гниль. Часть первая

UPD:

Гниль. Часть вторая

Места здесь засушливые, почва неплодородная – сплошная глина да песок, а картошка на удивление выросла, как на дрожжах.

Вот тебе и удобрения в синих мешочках. По-настоящему творят чудеса. А может - это сорт такой урожайный, не зря же фирма называлась «Урожайка»!

Забавно, но картошка действительно уродилась крупная, гладкая, без единой червоточины, только вот попробовать её никому из наёмных работников не довелось. У начальства с этим пунктиком было строго.

Наемный персонал тщательно обыскивали после каждой смены, а на обед всех вывозили совсем в другое место, где под навесом располагалась полевая кухня. Кормили бесплатно. Первое, второе, третье, да ещё с обязательным свежеиспечённым хлебом.

Так никто из сезонных рабочих и не рискнул за весь уборочный сезон запечь на углях картошку.

День на полях начинался с рассветом, поэтому уже к полудню казался болезненно долгим. Пот градом стекал со лба; руки и спины мужчин давно онемели, но Тимофеич с Семёнычем (друзья звали друг друга по отчеству) давно привыкли к трудностям. Платили хорошо. В этом всё было дело. Так и терпелось, и не нылось, а дело в натруженных руках само спорилось.

Они работали с начала посевного сезона - и пусть работа была в поте лица, но и эту работу для бывших алкоголиков, прошедших анонимную кодировку, раздобыть оказалось ой как не просто.

Но мужики, когда оказались совсем на мели, позвонили наудачу, прочитав объявление в газете «Из рук в руки». А после часового собеседования они ещё контракт подписали о неразглашении – вот диво дивное!.. Ну, да Бог с ним, с этим контрактом. Главным для мужиков было, что их на работу взяли.

- Смотри, Тимофеич, опять та гадость ползёт! - толкнул Семёныч напарника в бок.

Гадостью называл Семёныч бурых пятнистых слизней, вымахавших на картофельном поле до неприлично крупных размеров.

- Ага, точно ползёт, как на ипподром самолёт, - хмыкнул Тимофеич, щуря свои и без того подслеповатые глаза.

- Щас я его лопатой. Хрясь – и нету! - замахнулся было Семёныч, но напарник сказал:

- Да не надо, сам окочурится. Тут же земля вся и так намертво пропиталась химией.

Засигналила грузовая машина, намекая, что пора поднажать, если они хотят управиться с рабочей нормой до заката.

- Ох, ну елки, не сдохнет ведь, скотина ползучая, не сдохнет. Тут только рукоприкладством навести бы толк. Проклятая химия, - зычно пробасил Семёныч, - их гадов-то, мутантов-то, не берёт.

- Ха, насмешил, - буркнул Тимофеич и упер руки в бока, давая продых уставшей спине.

Семеныч цокнул, выставляя напоказ щербатые зубы, и начал собирать картошку в ведро. Тимофеич вздохнул и стал наполнять второе пустое ведро, стоявшее подле.

Было невыносимо жарко. Душно. Но ни единой мошки, ни мухи или стрекозы с комариком не пролетало и не жужжало точно над зачарованным полем.

А совсем другая картина наблюдалась у полевой кухни. Там и мухи докучали своим жужжанием, и комары наседали, оравой скрывавшиеся от жары в стеблях высокой травы.

- Слышал я, что на зону эту картошку спихнут. Зэки жрать будут, - с откровенным разочарованием произнёс Семёныч и запыхтел, мечтая о перекуре.

- Зэки, так зэки, - ответил Тимофеич и выгрузил картофель в кузов грузовика.

- Я вот слышал, что это правительственный эксперимент с генной инженерией и сверхсекретными разработками удобрений. На зэках-то можно и не такие эксперименты проводить - гэ, они как тараканы, живучие, не передохнут, - продолжал гнуть свою линию Семёныч.

- Хватит чушь пороть, – строго произнёс Тимофеич. – Поди, снова насмотрелся шарлатанских программ и теперь лапшу мне на уши вешаешь. Не поведусь.

- Да честно, я от Зинки с соседнего участка слышал, – обиженно ответил Семёныч, разглядывая, как низко садится за горизонт ярко-красное солнце.

- Давай, заканчивай язык чесать - и поднажмём. Вон солнце почти село, а нам ещё две во каких больших борозды осталось, - повысил голос Тимофеич и развёл руками в стороны, напоминая. Затем принялся за работу.

Его напарник вздохнул. Он снова увидел глазёнки-бусинки толстого крапчатого слизняка, снующего под картофельным клубнем, наглого, как заправский хозяин всего поля.

Слизняков мужчина уже успел возненавидеть. Они внушали ему омерзение. Такие неестественно крупные, странной крапчатой расцветки. Брр. Этих тварей в природе быть не должно. Это он знал точно, наверняка.

Глаза слизняка влажно блестели, а усики шевелились, словно в мозгу природной аномалии кипела нешуточная работа. И как они расплодились? Непонятно. Что, спрашивается, жрали-то, а?

Выкопанные картофелины все как одна - целые, неужели слизни оприходовали ботву? А может, это они съели всех жучков, паучков и мошкару со слепнями. Кто знает? Или слизни удобрением лакомились – тем, что в синих пакетах без названия, которое при посеве картофеля они с Тимофеичем щедро сыпали в почву и, перед этим следуя инструкции, надевали маски-респираторы?..

- Побыстрее там, лоботрясы! - гаркнул водитель грузовика. - Смена заканчивается!

Разговоры прекратились. Все мысли мужчин снова переключились на работу.

Тимофеич с Семёнычем прекрасно знали, что если сегодня не успеют выполнить заданную норму, то изрядно потеряют в деньгах.

Солнце зашло. Загруженный доверху грузовик повез картофель на базу. Семёныч и Тимофеевич, наконец, улучили момент и, напившись тёплой минералки, вовсю дымили дешёвой «примой».

- А я ведь не шутил про зэков, - сказал Семёныч, поёживаясь и поплотнее запахивая рабочую куртку.

- Прекращай уже грузить мозг, напарник. Не наше дело, куда едет картошка и что тут вообще происходит. Нам за квартиру платить и женушкам отстёгивать на алименты – вот и всё, что тебя должно заботить. А зэки… к чёрту зэков. Мне вообще не нравится эта картошка. И бесплатно бы такую есть не стал.

Напарник молчал, пока миновали лес и выходили к точке, в которой их должен был подобрать выделенный фирмой автобус.

- И всё же мне как-то тревожно, Тимофеич, неспокойно мне, уж очень неспокойно, - почти неслышно сказал мужчина, за что получил дружеский хлопок по плечу и ироничное высказывание.

- Попей-ка лучше вместе со своим мурзатым Васькой на пару валерьянки, глядишь - и все твои волнения мигом утрясутся.

- А ну тебя! - отмахнулся мужчина.

Подул ветер, дыша ночной прохладой, а издали затарахтел приближающийся автобус.

… Подвал в трудколонии для подростков был большой, точно самолётный ангар, и практически доверху загружен картофелем. Внутри воняло пылью, затхлостью и чуток гнилью, которая всегда усиливалась, когда дюжие холода сменялись оттепелью.

Лампочки на подвальном потолке, закрученные в корявых плафонах, покрытых паутиной и дохлой мошкарой, то и дело беспричинно мигали в самый неподходящий момент, а то и вовсе свет вырубался ни с того ни с сего. Оттого тощему седому мужику с пропитым носом приходилось на ощупь добираться к лестнице, которую он тоже не любил из-за неровных, крутых бетонных ступеней, куда отчаянно не хотели становиться его дрожащие ноги: так вот, на самом верху лестницы, на площадке, располагался рубильник. К рубильнику же и направлялся старый Василий Трещёткин, завхоз и по совместительству кладовщик, когда его друг пропадал в очередном запое.

Наладить свет в подвале мог только приходящий раз в месяц электрик. Мужик вёрткий и толстый, как маленький колобок, избегающий как чумки лишний раз повернуться и что-то сделать своими руками. Но электрику до абсурда везло, золотые руки мужчины знали, как и что подкрутить, чтобы всё временно заработало, потому что потом, с его уходом, как назло действовал закон подлости: все неисправности вскоре возвращались.

В этот раз свет в подвале снова барахлил, и, как ни дёргал рубильник Василий, всё было без толку, свет не загорался.

Он собрался было пойти наверх, в свой кабинет, за огарком свечи (в фонарике давно сели батарейки), да вспомнил, что в кармане есть зажигалка, поэтому решил вернуться в подвал.

На улице темно. Заканчивался февраль, и из-под двери, за которой лестница вела наверх, дуло сыростью. От промозглого воздуха завхозу хотелось поёжиться да спрятаться куда-нибудь, где тепло, но Василий опасался закрыть дверь и лишиться хоть серого и слабого, но источника света.

Он спустился вниз, щёлкнул зажигалкой и звонко брякнул носком ботинка по спинкам дырявых металлических вёдер, в которых собирался тащить наверх картошку.

Василий углубился в помещение, минуя мешки с картошкой, - и смачно выругался, когда дверь наверху с лязгом захлопнулась.

Трещёткин вновь щелкнул зажигалкой, сверяясь со своим местонахождением. Затем он стал накладывать картошку в ведро и ощутил зловонный душок то ли гнили, то ли разложения. Крыса, что ли, снова окочурилась, а?

В конце минувшей недели кладовщик Медведев сам лично брал у него крысиный яд и всё докучал жалобами, что привезённая в конце января та самая крупная и удивительно дешёвая картошка сильно погнила. А теперь вот Трещёткин сам ощутил этот смердящий дух разложения.

Видимо, всё дело в минувших январских холодах, когда температура целый месяц держалась на отметке минус сорок. Тут уж как ни накрывай картофель, как ни утепляй дверь, все без толку. От диких холодов даже глубокий подвал не спасал.

Василий услышал шорох. Неужели в подвале действительно завелась крыса? Он снова щёлкнул зажигалкой, тщательно осветив всё вокруг, убедился, что никого нет, - и стал накладывать картошку.

Сюда бы сейчас того толстого серого кота, что любил лениво сидеть на перилах и зычным мяуканьем выпрашивать что поесть, благо обитал около кухонного блока.

Когда завхоз наполнил картофелем два ведра из запланированных шести, то снова послышался шорох - и что-то мягко шлёпнуло по полу.

Наверное, снова сполз мешок с картошкой, а из дырок в хозяйственной сетке покатились на деревянный пол клубни. Правда, шорох был ближе и вызывал у завхоза непонятную тревогу.

Трещёткин снова щёлкнул зажигалкой и никого не увидел. Только скрипнула под порывом ветра дверь наверху, чуть открывшись. Затем ветер опять сильно хлопнул дверью и практически закрыл её, усиливая вокруг и без того чернильно-чёрную темноту.

Завхоз всё же наполнил картошкой почти все вёдра на ощупь, в полной темноте, когда его рука в матерчатых перчатках коснулась чего-то мягкого - это что-то хлопнуло, точно взорвалось.

- Фу, мерзость! Гнилой клубень, етить-колотить, попался!

Мужчина хотел разжать пальцы и выпустить клубень, как снова с лязгом хлопнула дверь наверху... Его носа коснулось отменно ядрёное зловоние, мужчина тут же скривился и выругался сквозь стиснутые зубы.

Неожиданно замигал и включился свет. Василий зажмурил привыкшие к темноте глаза, а когда открыл их, то мельком периферийным зрением почувствовал и увидел, как что-то сплющенное, коричневое, с крапинками чёрного цвета, точно жгутом, обвило его руку и, обжигая своими выделениями, точно кислотой, плюхнуло на лицо.

На матерчатой рукавице растеклось отвратительное пятно. Вонь опечатала ноздри мужчины, вызывая рвоту.

Он только успел открыть рот, набирая воздух для отчаянного крика, как существо, по ощущениям – похожее на гигантскую, распухшую крысу, шлепнулось откуда-то сверху, придавливая Трещёткина к полу. Влажные усики твари коснулись лба мужчины.

От нахлынувшей паники он онемел, тело превратилось в неподвижную копну сена. Крик комом застрял в горле. Сердце билось галопом, как у той испуганной лошади, на которой Трещёткин вздумал разок прокатиться, когда ещё был ребёнком. Тогда он отделался испугом и сломанной рукой.

Свет в подвале снова мигнул и погас. Василий собрался закричать, но вместо крика из его горла вырвался слабый писк.

«Шорх... Шорх...» - зашуршало в углу - и Трещёткина потащили в самую глубь подвала, в дышащую гнилью темноту.

Галина Петровна, шеф-повар трудколонии для несовершеннолетних, сегодня работала в вечернюю смену. Раздав ужин, она то и дело посматривала на дверь в кладовую, прислушиваясь: не скрипнет ли ржавая петля, оповещая ее, что картошку на завтрашний день всё же удосужились принести из подвала?

Сегодня завхоз должен был лично спуститься в подвал, так как пропойца Медведев после юбилея жены, выпавшего как раз на минувшие выходные, в понедельник с утра на работу так и не явился.

Она вздохнула. Картошка запаздывала, а её ведь ещё нужно почистить, чтобы не запороть завтрак.

Повариха уже протёрла плиты и раздачу, а дверь так и не скрипнула.

Вскоре стихли голоса поужинавших подростков, и высокие двухстворчатые двери столовой закрыли.

На кухне, кроме Галины Петровны, осталась трудолюбивая и чистоплотная, но тощая, как таранка, Люда – мойщица посуды.

Странно – посмотрела на настенные часы в зале Галина Петровна и отметила, что уже восьмой час и завхоз уже давным-давно должен был появиться и принести картошку. Но его нет.

Повариха упёрла руки в бока и выпила тёплого чая. Она негодовала. Василий в работе зарекомендовал себя как человек хоть и пьющий, но к любому делу ответственный. Может, что-то случилось?

Женщина подождала ещё пятнадцать минут, за это время развесив сахар. Затем Галина Петровна накинула на белый халат залатанную на рукавах фуфайку, переобулась и вышла в тёмный двор.

Пристройка завхоза располагалась рядом с котельной. Свет в окнах не горел. Дверь оказалась не заперта. Повариха вошла внутрь и громко произнесла:

- Василий?

Ответа не последовало, но женщина заглянула в его рабочий кабинет, удивившись царившему на столе беспорядку: чашка на столе накрыта крышкой, точно Трещеткин только что вышел. Что-то было неладно.

Галина Петровна решила самостоятельно разобраться, в чём, собственно, дело, и сперва наведаться в подвал.

В слякоти подтаявшего снега её резиновые сапоги то и дело скользили и чавкали, издавая смешной звук: шпок-шпок. Фонари у высокого блочного забора с проволокой сверху, на которую подавался ток, уже загорелись, как и окна в спальном корпусе, где проживали  подростки.

Она свернула налево возле мусорных ящиков и оказалась у овощехранилища.

Дверь в подвал была открыта. Ключ торчал в замке с широкой дужкой.

Повариха открыла дверь, окидывая взглядом кутающиеся в темноту и ведущие в глубь подвала бетонные ступени. Спускаться, если честно, женщине не хотелось.

Она сделала шаг вперёд, встала на узкую площадку и дернула вверх ручку рубильника, подающего свет. Внизу зажглась одинокая лампа.

Галина Петровна ещё только стала спускаться, как внезапно резкий запах гнили ударил в нос, вызывая отвращение. С каждой пройденной ступенькой воздух наполнялся духом тухлятины всё сильнее. Пахло так, точно кто-то сдох и уже разлагался. Повариха была в этом уверена, потому что за годы работы на кухне не раз находила в кладовой мёртвых от крысиного яда грызунов.

Спустившись, Галина Петровна увидела краешек белых ведер, стоящих возле начатого мешка с картошкой. Женщина облегчённо вздохнула, потому что теперь ей не нужно было углубляться внутрь огромного подвала. Значит, Василий был здесь, затем всё бросил, что на него совсем не похоже. Но факты говорили об обратном.

Что ж, она ещё ему это припомнит – решила женщина и быстренько наложила из мешка в вёдра картофельные клубни, затем поспешила вытащить вёдра на поверхность. И, только покинув овощехранилище и закрыв за собой дверь, Галина Петровна ощутила небывалое облегчение, причину которого так и не могла себе объяснить.

- Я всё помню, дебилы мелкие. Неужели вы думали – я забыл, что сегодня ваш красный день календаря, а, говнюки? - недобро усмехнулся верзила по прозвищу Бык и лихим движением сбросил со стола две тарелки с завтраком.

Толстый Чебурек вскочил со скамейки первым и начал что-то лепетать, заливаясь нездоровым малиновым цветом и вызывая у Быка и его прихвостней, которые стояли в очереди на раздаче, раскатистый смех. Его друг Пашка Воробьёв, чудак из чудаков, любивший яркие вещи, научную фантастику, а также имевший ловкие руки, за что сюда и загремел, вздрогнул, уставился на Быка ненавидящим взглядом. Аж желваки заиграли на лице мальчишки, но наконец он выдавил из себя:

- Гад ты, ах гад же! Что творишь?!

Бык склонился над столом с высоты своего двухметрового роста и насмешливо переспросил:

- Чего?

А затем двинул Воробьёва ложкой по руке, сжимающей кусочек хлеба. После чего переключил внимание, на Чебурека, своим властным взглядом заставляя того присесть на скамейку и уткнуть глаза в тёмный чай в стакане.

Руки Воробьева от злости сами собой затряслись, в уме он гневно подбирал слова, но ноги отказывались подчиняться мысленному приказу встать и сделать хоть что-нибудь.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!