Ещё один неоднозначный персонаж. А неоднозначен он именно контрастом между сериалом и книгой. Честно говоря, прочитав книгу, я был в немалой степени удивлён тем, каким его задумал Автор изначально и каким его воплотили в кино. Итак, поехали.
"Книжный" Шульга родился в 1950 году. В детстве был скромным, пугливым и застенчивым мальчиком. Тем не менее, в школе учился хорошо. В детстве перенёс простудное заболевание, которое наградило его лицевым тиком. Операции не помогли, лишь оставили на его лице шрамы. Николай испытывал комплексы из-за своего недостатка. Кроме того, он носил огромные очки, что ещё сильнее усугубляло ситуацию. Из-за своих особенностей он испытвал проблемы с коммуникацией со сверстниками и друзей не имел. В шестьдесят восьмом году поступил в педагогический институт. На третьем курсе бросил учебу и завербовался на северную комсомольскую стройку. Это было связано с тем, что он хотел найти место, где людей судят и ценят не по внешности, а за трудовое мужество. То есть, изначально-то Шульга был человеком неплохим.
Пару лет Шульга, ломая свою интеллигентскую натуру, был разнорабочим в нефтеразведке. Этот труд оказался тяжёл и не сильно интересен человеку интеллектуального труда. Над ним всё равно посмеивались, потому что Шульга зачем-то объяснял происхождение тика и шрамов неудачной охотой на медведя. Наверное для поднятия собственного статуса в глазах коллег.
В семьдесят втором Николая присоединился к компании промысловиков по пушному зверю. В его бригаде было ещё два охотника и проводник из местных. Метель застала их в избе и на целый месяц похоронила под снегом. Многовековой таёжный опыт предупреждал об опасностях коллективного заточения. Проводник попытался сотворить заговор, чтоб люди от замкнутого отчаяния не постреляли друг друга. Однако народное колдовство не сработало. По не зависящим от вынужденных сожителей причинам, всё закончилось трагично. Прошлый жилец избы оставил с десяток книг вперемежку с газетами на растопку. Ну... думаю вы понимаете книга какого именно автора случайно оказалась среди этих "мусорных" книг. Желая скоротать время, Шульга от скуки принялся за книгу Громова. Ему в некоторым смысле "повезло". А вот его коллегам - нет. По странному стечению судьбы из всех возможных книг Громова ему досталась именно Книга Ярости - «Дорогами Труда». В литературе он понимал немного, а унылость текста вполне соответствовала его темпераменту. Так Николай совершенно случайно выполнил два необходимых Условия – Тщания и Непрерывности.
Позже Шульга рассказывал, как при свече читал, а потом почувствовал «изменённость состояния», будто по всему телу пробежал кипяток. Непонятно, что послужило триггером. Скорее всего, в его адрес было сказано что-то обидное. Озлобленные вынужденным заточением люди особо не выбирали выражения. Теснота давала много поводов для грубости. Шульга испытал всплеск нечеловеческой агрессии, схватился за топор и порешил проводника и охотников. Через несколько часов действие Книги закончилось, гнев выветрился и пришло осознание содеянного. Пытаясь скрыть преступление, он расчленил бывших коллег и отнёс останки в тайгу. Позже они были обнаружены поисковой группой. Мёртвых удалось опознать. Шульга предстал перед судом. Вины он не отрицал, искренне раскаиваясь в содеянном. Чудовищный свой поступок истолковывал отравлением «соболиным ядом», который был у промысловиков, – чтобы не портить ценные шкурки, зверьков травили. Он утверждал, что яд каким-то образом попал ему в пищу. Шульге сделали соответствующие анализы и никаких последствий яда в организме не обнаружили. Учитывая его раскаяние, помощь следствию и психогенный клаустрофобический фактор преступления, высшую меру заменили пятнадцатью годами строгого режима.
Грозная статья не помогла Шульге в лагере. Далёкий от уголовной романтики и воровских понятий, он простодушно отвечая на расспросы, упоминал что проучился «два года в педе». Долговязый, щуплый, в очках, с прыгающей щекой, ещё в следственном изоляторе получивший кличку Завуч, Шульга был идеальным объектом глумления. Подавленным невзрачным видом он сам определил себе статус в лагере – где-то между забитым «чушком» и «шнырём», вечным уборщиком. Исправить что-либо в своей жизни он не мог. Это на фронте из разряда трусов реально было перейти в герои, совершив подвиг. Подвига или хотя бы поступка, сразу поменявшего бы его положение в уголовном мире, он не знал, да его и не существовало. Шульга сдружился в основном с такими же несчастными, как он, «чушками» или «обиженными». Соседи по бараку, рядовые «мужики», общались с Шульгой крайне неохотно, понимая, что тот дрейфует по иерархии вниз, и старались лишний раз не пересекаться с человеком, которого того и гляди за излишнюю беспомощность опустят на самое дно иерархии.
Шульга, не знакомый с лагерной кастовостью, в расчёте на сокращение срока и какие-то поблажки клюнул на предложение администрации и вступил в секцию профилактики правонарушений. А потом узнал, что перешёл в разряд «козлов» – так называли заключённых, согласившихся сотрудничать с лагерным начальством. Шульга попал в «актив». С повязкой на рукаве он дежурил на КПП между жилой и промышленной частями зоны. Учитывая хоть и незаконченное, но всё же гуманитарное образование и состояние здоровья – обострился лицевой тик, – Шульгу перевели на работу в библиотеку. Там было полегче. Ну вы понимаете, что когда в этом произведении упоминаются книги и библиотеки, начинается самое интересное...
Он сидел шестой год. В свободное время Шульга запоем читал, причём всё подряд, лишь бы занять ум. Страх поутих, и в минуты душевного или ночного затишья он часто задумывался над тем, что сделало из него, незлого робкого человека, убийцу. Воспоминания приводили к той погибшей в огне книжке в грязно-сером переплёте. В лагерной библиотеке Шульга обнаружил другую громовскую повесть с названием «Счастье, лети!». Это была совсем другая книга, не та, что он прочёл, но фамилию автора он не забыл. Воскресным вечером со свойственной ему дотошностью Шульга прочёл Книгу Власти. В какой-то момент он ощутил произошедшую с ним душевную трансформацию, его ум вдруг наполнился пульсирующим ощущением собственной значимости. Это новое ощущение Шульге очень понравилось, и, главное, он понял его источник и причины. Шульга заметил: благодаря Книге он способен оказывать воздействие на окружающих и диктовать им свою волю. Разумеется, менялся не мир вокруг, а человек, прочитавший Книгу, – таинственная сила временно преображала мимику, взгляд, осанку, воздействовала на оппонента жестами, голосом, словами. Можно сказать, Книга помогала Шульге вербовать души тех, кто входил в его круг общения, – «козлов», «чушков», «обиженных», «парашников», «шнырей», «петухов» – неприкасаемых уголовного мира.
С тех пор жизнь Шульги была подчинена однотипному уставу: утром он перечитывал Книгу и остаток дня властвовал над униженными. Администрация предпочла не вмешиваться в сложившуюся ситуацию. Шульга в роли социального противовеса наводил в лагере спокойствие и порядок, необходимые начальству, а за это ему оказывалась негласная помощь. Пока Шульга находился в лагере, блатные старались больше не допускать беспредела, и все касты относительно мирно сосуществовали. Ближайшими соратниками Шульги по будущей библиотеке стали когда-то опущенный Тимур Ковров, чушки Савелий Воронцов, Геннадий Фролов и Юрий Ляшенко. Они освободились на несколько лет раньше Шульги. Сам он вышел в восемьдесят шестом, отсидев четырнадцать лет из пятнадцати положенных.
Шульга разыскал своих лагерных товарищей. В компании с ними он сразу приступил к активному собирательству Книг, раз сама судьба назначила его «библиотекарем». Поначалу в тайну он никого не посвящал, говорил иносказаниями и недомолвками. Даже преданному Коврову Шульга долго не раскрывал всей правды. Когда были найдены первые Книги Памяти и Радости, Шульга всегда присутствовал на чтениях, упирая на то, что эффект Книг достигается его присутствием. Ничего не напоминает? Лагудов тоже так действовал поначалу. Шульга окружал себя привычным человеческим материалом, добывая его на социальном дне, по притонам и помойкам. Бывшие «парашники», «козлы», «вафлёры» под руководством Шульги стали опасной силой. Лагерные унижения породили у них лишь чувство сплочённости, непримиримой ненависти к обществу и одно большое желание мстить – кому угодно, всем сразу. Именно в контингенте было принципиальное отличие шульгинской библиотеки от других подобных образований.
В сравнении с тем же Лагудовым, делавшим ставку на интеллигенцию, Шульга опирался на отверженных. Кроме опущенных криминальных элементов, рекрутов также набирали из разочаровавшихся сектантов, бомжей, собирателей бутылок, спившихся люмпенов последнего разбора, работоспособных инвалидов. К началу девяностых количество читателей перевалило за сто пятьдесят. Для финансирования клана «штатские» умело занимались привычным попрошайничеством, мелким грабежом, вымогательством. «Пехота» – посвящённые поисковики – добывала Книги. Шульга не ошибся в выборе социальной среды. Великое заблуждение социума предполагало в отверженных душевную слабость, ненадёжность, трусость. Наоборот, отверженность сама по себе уже граничила с избранностью. Люди Шульги, ежедневно причастные Тайне, были по-своему не менее духовны и интеллигентны, чем те же инженеры Лагудова. С книгами Громова им открывался вход в иной мир – таинственный, грозный, полный загадок и будоражащей мистики. Там тоже шла борьба, было много опасных соперников, существовал житейский и боевой кодексы, оставалось место благородству и отваге. Всё решалось в честной, лицом к лицу, схватке, как в старинные времена. Была там душевная награда, куда более сильная, чем водочный приход, – надежда и вера в то неизведанное, что подарят в будущем найденные, ещё не прочитанные Книги. В итоге, Библиотека Шульги обладала шестью Книгами Памяти, девятью книгами Радости, четырьмя книгами Терпения, Книгой Ярости и Книгой Власти, что согласитесь, немало.
Вот таким вот предстал нам "книжный" Шульга. Вы спросите, чем отличается от сериального киновоплощения? Прочитайте для начала вот этот фрагмент.
Меня спрашивают: "Ты, Батюшка, проповеди читаешь? Ну, скажем, Бога ты видел?" Вот ведь вопросец, да? Бог ведь есть что такое? Бог есть любовь. Муж любит жену. Жена любит мужа. Дитя неразумное мать свою, отца своего. Стало быть, Бог приходит в нашу жизнь вместе с семьёй. Семья - это от бога. Так отвечая на вопрос, видел ли я Бога, скажу, что каждый день вижу. В глазах жены моей. В глазах дочери моей. За что каждый день говорю "спасибо" Ему.
Вы спросите, кто автор этого монолога? Автор тоже Шульга. Только сериальный. Который, в свою очередь, почему-то превратился в священника. Я не видел в книгах упоминаний ни о религиозном прошлом, ни о его семье и детях. Но в сериале они почему-то есть. Непонятно правда за что в тюрьму попал. Да и весь его образ радикально переработан. Да, по книге он действительно пару лет отучился в педагогическом институте. Но в фильме из него сделали прямо-таки учителя не светского, а духовного. И даже книги, которые он читает, лежат в специальном помещении, похожим на алтарь храма. Его одели в длинную рясу с глухим воротом, дали в руки чётки. Никакого шрама, нервного тика и очков конечно же нет. Плох ли этот образ? Нет. Не плох. Тем более его роль исполняет знакомый нам по "Улицам разбитых фонарей" актёр. И к его игре вопросов вообще нет. Сыграно отлично. А сам образ получился не хороший и не плохой. Он просто другой...
Ну что ж... перейдём к фигуре, которая в своё время радикально изменила расстановку сил в мире громовских книг.
Елизавета Макаровна Мохова
Личность неоднозначная, скажу я Вам. И весьма по-разному показанная в книге и сериале. Как и все остальные герои, в общем-то. Итак, что можно сказать об этой героине? В конце восьмидесятых и в начале девяностых межклановые стычки за Книги были особенно кровавыми и частыми. Жестокость библиотеки Моховой стала легендарной. На истории этой женщины, во многом определившей судьбу всех собирателей Громова, следует задержаться особо, тем более что известно многое. Итак, как обычно пройдёмся по биографии.
Елизавета Макаровна Мохова выросла в семье без отца. В детстве была замкнутой девочкой. Училась средне, звёзд с неба не хватала. Близких подруг не имела, так как с начальных классов отличалась болезненным самолюбием. Окончила медицинское училище. Затем сдала экзамены на вечернее отделение фармацевтического факультета медицинского института. Днём работала в аптеке.
Получив в 1983 году второй диплом, устроилась в дом престарелых. Ей нравился процесс приготовления лекарств, а прохладная и тихая атмосфера лаборатории вполне соответствовала её темпераменту. Тем не менее, не всё было так уж просто. Елизавета была самолюбивой и жадной до власти личностью, поэтому среди порошков и пробирок она тайно упивалась своей скрытой властью над дряхлыми стариками, осознавая тот факт, что одного её желания достаточно, чтобы превратить полезное лекарство в смертельный яд. Возможности уличить отравителя в этом случае будет "крайне мала", как сказал бы один мемный любитель игры "World of Warcraft". Несмотря на сложный характер, Мохова была весьма прилежной студенткой и хорошо разбиралась в тонкостях своей профессии. Иногда она, шутки ради, подсыпала в кожную протирку от пролежней какой-нибудь едкой дряни, воображая, как скребётся в постели та или иная бабка, или как другая престарелая женщина часами смотрит в потолок, пытаясь заснуть после якобы успокаивающего порошка, на самом деле частично состоящего из возбуждающего организм кофеина.
В таких "забавах" прошло несколько лет. Замуж Мохова не вышла, причём почему-то обвиняла она в этом мать, с которой она проживала. Через какое-то время мать умерла. Без её пенсии денег на жизнь уже не хватало, и Елизавета дополнительно устроилась на полставки медсестрой в женское отделение. Работать там было непросто. Но Мохова при помощи своих навыков находила решение возникших проблем. Не буду описывать каких, сами прочитаете. Автор расписал это подробно и в красках.
Решающей вехой в её жизни стал день, когда в руки восьмидесятилетней Полины Васильевны Горн попала редчайшая Книга Силы, в миру «Пролетарская». Горн второй год как впала в старческое слабоумие. Она мало говорила, потеряв навыки речи, но память сохранила возможность читать. Она плохо понимала слова, но ещё умела строить их из графических знаков. Смысл ей был уже не нужен. От бессонницы Горн прочла всю Книгу Силы, выполнив два Условия, и встала как Лазарь из Евангелия. Книга возвратила ей на время прыть и часть разума.
После того, как Мохова смогла утихомирить Горн, она рассказала ей всё, что она поняла о Книге. Лиза не сразу поверила её словам. Весь следующий день она что-то обдумывала, затем вызвалась вне очереди на ночную смену. Санитарка, полагавшаяся Моховой в помощь, была отпущена домой. Мохова не собиралась читать Книгу сама, рассчитывая, что это ещё раз проделает Горн, за которой она приготовилась вести наблюдение. Но ушиб сказался на её здоровье. Когда действие Силы кончилось, Горн не пришла даже в прежнее вялое состояние полубезумия, а только спала и постанывала. Усевшись неподалёку от старухи, чтобы следить за её реакцией, Мохова стала читать вслух. Это оказалось непросто, голос постепенно становился хриплым, внимание улетучивалось. Но Мохова, проучившаяся в училище и вузе, умела зубрить. К началу ночи Мохова одолела Книгу. Результат превзошёл все её ожидания. Помимо самой Горн, книга воздействовала и на остальных старух. Как и Горн в первую ночь, они называли окружающие их предметы. Увидев прильнувшее к дверному стеклу лицо Моховой, старуха с будильником свирепо закричала. К этому времени Книга подействовала и на Мохову, и страх покинул её. Она почувствовала Силу. С той секунды женщина уже думала над тем, как применить открывшееся свойство Книги. Уж конечно, она не собиралась писать сенсационную статью в медицинский журнал. Мысли её оборвал тяжёлый удар в дверь. Старухи построились живым тараном, намереваясь выйти на свободу. Мохова не боялась встречи. Она уже знала, что озверевших старух можно усмирить и подчинить. Горн была тому примером. Мохова заранее приготовила дубинку – обрезок высоковольтного кабеля с тяжёлой оловянной начинкой проводов. Из этого поединка она вышла победительницей. Но главным в этом было то, что старухи выбрали её главной и начали слушаться. Так Мохова обзавелась личной армией.
Второе коллективное прочтение уже не сопровождалось вспышками агрессии против Лизы. Старухи полностью покорились ей, и во многом это была заслуга Горн, воздействующей на товарок и уговором, и той самой дубинкой из кабеля, которую Мохова лично передала ей, наделяя местной властью. К Полине Горн не вернулась прежняя болтливость, ум её стал рациональным, а мысли – лаконичными. По совету Горн Мохова всю неделю проводила новые чтения в разных палатах. Для подавления возможных очагов бунта на чтениях присутствовала сама Горн и с десяток укрощённых старух. Дружина росла с каждым дежурством Моховой. Книга действовала на дряхлые организмы благотворно. В обычном состоянии старухи, конечно, не обладали и сотой частью той силы, которую им давала Книга, но ум пребывал в относительной ясности.
Чудесный эффект Книги они частично перенесли на Мохову. Это были старые, одинокие, позабытые собственными детьми женщины, и в их сердцах ещё теплилось нерастраченное материнство. Но не крикливо повелевающее, а именно жертвенное. Горн уловила эти настроения в среде старух. В ближайшую ночь Мохова была наречена «дочей», а старухи назвались «мамками». В ту же ночь Горн сказала Моховой: «Персонал! Убрать!» – и провела ладонью под горлом, имитируя ход мясницкого ножа. Пришла пора действовать решительно.
Кто-то настучал директору о ночном шуме, разбитых стёклах и синяках. Было очевидно, что эти ЧП происходили в смену Моховой, и ей могли грозить серьёзнейшие неприятности. Для операции у Моховой была верная Горн и дружина общим числом около восьмидесяти старух. Мохова сообщила директору Аванесову, что собирается провести в выходные в женском отделении развлекательное чтение, по её мнению, необходимое старым пациенткам. Аванесов не возражал. В одиннадцать часов дня женская половина дома престарелых пришла в движение. В коридорах стоял непрекращающийся скрип перекатываемых коек. Ходячие старухи везли лежачих подруг к месту общего сбора. Мохова уже приобрела опыт внятного скорочтения и уложилась в рекордные сроки. С верхнего мужского этажа несколько раз спускались любопытные медсёстры. Им отвечали, что обо всём договорено с начальством. Так или иначе, Мохова выиграла три часа. И когда дежурная медсестра позвонила директору домой и доложила о столпотворении, устроенном Моховой, было поздно. Аванесов подъехал к заключительным страницам. Он коротко приказал развести пациенток по палатам. Мохова только возвысила голос. Аванесов повторил приказ – и снова безрезультатно. Он пригрозил Моховой увольнением за творящийся произвол. На его крики сбежались медсёстры и санитарки. Взявшись за спинки кроватей, они покатили старух в палаты. Видя, что Мохова не реагирует на его слова, директор направился к ней. И тут Мохова выкрикнула: «Конец!» – и захлопнула Книгу. Восставших было не остановить. Началась бойня, и задушенный капельницей Аванесов стал первой жертвой. Таким образом армия Моховой получила своё боевое крещение. В общей сложности погибли четыре медсестры, пять санитарок, три поварихи, две посудомойки-раздатчицы, завхоз, сторож, он же по совместительству электрик и сантехник, и все пациенты мужского отделения, общим числом до пятидесяти. Старух заранее поделили на десятки. Во главе каждого стояла «мамка-десятница», которая, в свою очередь, управлялась приказами Моховой или Горн. В итоге Дом был взят меньше чем за час. Армия Моховой потеряла убитыми всего шестерых «мамок». С десяток получили несерьёзные ранения.
Захваченный Дом стал цитаделью Моховой – с гражданской точки зрения, практически неприступный, с трёхметровым забором и прочными воротами. На проходной всегда сидела бессонная вахтёрша, забор патрулировал вооружённый наряд. Армия отличалась железной дисциплиной и послушанием. Моховой нашлось что противопоставить и сборной интеллигенции Лагудова, и гопникам Шульги, – принцип коллективного материнства оказался надёжной идеологической платформой. Бывшая доцент кафедры марксизма-ленинизма Полина Васильевна Горн знала многое, в частности и то, что без генеральной линии ни одна организация долго не просуществует. «Обещай им вечную жизнь. А там посмотрим», – надоумила Мохову Горн. Мохова построила во дворе свою дружину и поведала о Книгах и Великой Цели. Из её рассказа получалось, что всякий, кто пребудет с Моховой до конца, получит в награду вечность. Старухи, услышав это сомнительное благовестие, огласили плац ликующим рыком. У них появилась Великая Мечта и Цель. А для её осуществления были нужны Книги. Сами понимаете какие.
Книги Громова ещё надо было разыскать, и в этом деле Мохова достигла необыкновенных успехов. Она начала значительно позже своих конкурентов, но довольно быстро наверстала упущенное и обогнала ведущие библиотеки в собирательстве. Старушечий мир был отдельной вселенной, обширной и богатой возможностями и связями. Знакомства старух опутывали страну. «Мамки» писали письма, садились за телефон, слали телеграммы приятельницам. Нередко банальные посиделки у подъезда приносили больше пользы, чем месячные рейды, предпринимаемые поисковиками того же Шульги или Лагудова. Везде находились "Марьи Ивановны", имеющие доступ к информационным закромам: скромные уборщицы, вахтёрши библиотек и архивов, прирабатывающие жалкие полставки к пенсии.
Старухи опутали шпионской сетью весь громовский мир. Они легко перехватывали вражеских добытчиков, когда те с добычей возвращались домой. Их опаивали до смерти в поездах, подстерегали на ночных полустанках, в чёрных подъездах, на безлюдных улицах. Книги потекли к Моховой. Если бы библиотеки не предприняли контрмер, о которых я напишу ниже, Мохова наверняка бы получила собрание сочинений. Поиски требовали не только терпения, но и денег. Мохова своевременно устроила главным бухгалтером в собес своего человека. Ловкая бухгалтерша сделала так, что Дом как бы исчез из поля зрения официальных властей и при этом ещё многие годы находился на государственном финансировании.
Дом вмещал до четырёхсот «мамок». Поток пенсионеров не прекращался: мужчин, по установившейся привычке, сразу морили, а женщин ставили под ружьё. Через два года Мохова обладала самой многочисленной и мощной армией среди всех кланов. Кроме прочего, возрастной состав «мамок» сравнительно помолодел. Мохова поняла, что армия нуждается в более молодых рекрутах. Ветхие старухи показали себя отличными бойцами, но лишь когда Книга преображала их. В остальное время армия слабела в большинстве своём на две трети. Буквально через неделю после захвата Дома пошла вербовка свежих сил.
Идея вечной жизни в собственном теле во многом пересекалась с идеологией «Свидетелей Иеговы». Может, поэтому Мохова часто пополняла ряды средних лет сектантками – те охотно перемётывались на её сторону, предпочтя нож и топор распространению глупых брошюрок. Старухи привлекли своих пожилых, но ещё крепких дочерей. Полуспившиеся, разведённые, просто одинокие, озлобленные на весь мир, они навсегда оставались в Доме, выбрав борьбу за бессмертие. Сражаться никого не учили. Горн разумно допустила, что нет смысла нарушать старые рефлексы. Женщины получили в руки то, с чем имели дело всю жизнь. Деревенские бабы одинаково хорошо управлялись с топором, ножом, косой и цепом. Бывшим труженицам депо, заводов, строек, дорожным работницам выдали родные оранжевые безрукавки, ломы, кувалды, лопаты и кирки. Всю жизнь проработавшие женщины обладали огромным физическим потенциалом. Нужная Книга помогала вспомнить притупившееся ощущение Силы. Пехота дорожных работниц и колхозниц, чьи тела, казалось, состояли из налитого, как свинец, мяса, разгромила кланы бывших соратников Шульги – Фролова и Ляшенко. Особенно отличилась в кровопролитных походах пятидесятилетняя крановщица Данкевич Ольга Петровна. Она настолько окрепла, что предпочла себе в оружие крюк от подъёмного крана, который держался на трёхметровом тросе. Удар этого кистеня уложил бы и носорога. Не один десяток читателей, включая и библиотекарей, приняли смерть от её чудовищного крюка. Кстати в сериале её покажут. В кадрах невербинской битвы.
А как была показана в сериале Мохова? Если я буду много рассказывать, то невольно раскрою сюжет. Скажу лишь, что довольно неприятную личность в книге, в киноадаптации превратили в своего рода мученицу, над которой издевались коллеги. А короткая сцена с изнасилованием со стороны главврача на мой взгляд была лишней. Насколько я помню, в книге этого не было. Нам по-своему покажут события, что были описаны выше. Но я, пожалуй, никакими подробностями Вас не одарю. Дело в том, что Шульга, Лагудов и все остальные появляются в сериале с самого начала, и рассказв Вам о них я не сильно раскрываю сюжет. А вот Елизавета открывается ближе к последним сериям.
