Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 493 поста 38 906 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
86

Тёмная

Часть первая Тёмная

Часть вторая

Ещё не открыв глаза, она услышала пронзительный детский рёв и подумала:

какое счастье, что не сотворила глупость, родив собственного ребёнка. А через некоторое время раздался звонок. Марина глянула в глазок и похолодела: Фаиля припёрлась! Ведь недавно была!.. А если не впускать? Как бы хуже не случилось...

Марина открыла дверь.

-- Можно войти? У нас тут акция милосердия, - сказала докторица и поправила шапку на создании лет трёх.

-- Да, конечно, заходите, - пригласила Марина, теряясь в догадках.

Почти чёрные глаза Фаили уставились на неё. Маленькие крепкие ноздри дрогнули, втягивая запахи, к которым привыкла Марина. Ага, вонь от расчленёнки учуяла. Вонь, которая вползла в краску и волокна и не поддалась озонатору. Но ничего страшного - у неё на руках паралитик. Это всё объясняет. Вопреки суровому виду слова врачихи оказались вполне дружелюбными, и до Марины внезапно дошло: Фаиля вовсе не подозревала её и не выискивала причины обвинить, просто была совершенно неспособна изобразить приветливость или приязнь.

-- Мы уже третий год живём в соседнем подъезде, - сказала меж тем врачиха. - Не сталкивались ни разу, вы ведь прикованы к матери. Прямо образцовая дочь, дай Бог всем таких. Моя Камиля всё просила котёночка, но она аллергик. И тут под вашим балконом мы увидели киску, которая так крепко заснула, что больше не проснётся. Камиля неправильно себя повела, разревелась.

Фаиля голосом и взглядом подчеркнула свои слова, и Марина ответила ей кивком - мол, поняла суть того, что вы внушаете своему чаду.

-- А мы пришли к вашему котёнку. Наш папа уехал надолго, осталась свинина, которую мы с дочкой не едим. Я нарезала мякоть для вашей киски. Можно Камиля положит мясо в её миску? Прямой контакт для моего аллергика исключён.

Марина услышала горькую иронию в словах о папе ребёнка и снова кивнула. Всё ясно с ним. Теперь никто не помешает халяльной диете мамы и дочки. Чёрт подери, они с врачихой понимали друг друга с полуслова! Могли бы стать подругами, если б не мать. Уход за ней отнимает все силы и время.

-- Разумеется, мясо Камиля может положить в миску, сейчас её принесу, - сказала Марина, соображая, что в квартире сроду не было посуды для животных.

Да и миски у неё огромные, для готовки. Может, чайное блюдце сгодится?

Она метнулась в кухню и принесла блюдце.

Фаиля глянула на неё с благодарностью. Марина поняла, что врачиха сочла замену миски на блюдце заботой о здоровье её ребёнка - дескать, аллергенов не нахватает.

Обе стали смотреть, как маленькая капризуля вытаскивает пакетик и неловко сыплет нарезанные кусочки без единой жиринки в блюдце.

-- Котёнок скажет Камиле спасибо, - изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал мягко, сказала Ирина. - Но ему нельзя кушать свинину. Только рыбку или говядину. Ещё корм для кошачьих малышей. Еду не нужно приносить. У киски всего много.

-- Пусть скажет спасибо! - заявила противная девчонка. - Он скажет "мяу", и это будет спасибо!

-- Котёнок наелся, наигрался и уснул, - едва сдерживаясь, ответила Марина.

-- Навсегда уснул? - продолжила пытку эта Камиля, чтоб ей пропасть.

-- Нет конечно, - контролируя себя, произнесла Марина и подняла глаза на Фаилю.

Врачиха смотрела ей за плечо, белая как мел. Её татарские глаза увеличились вдвое и стали совсем круглыми.

Марина уже догадалась, что произошло. Повернулась и сказала заботливо:

-- Мамуля, иди в постель. Я тебе помогу.

Тело матери было холодным и синим, затвердевшим, закатившиеся глаза полуоткрыты, виден желтоватый белок.

Марина потащила гулёну в кровать. Вернее - трупёшник-гулёну в кровать.

Лекарство всё ж сработало.

-- Стой здесь и жди! - приказала Фаиля дочке и присоединилась к Марине. Они уложили покойницу в кровать, врачиха цапнула её за запястье, потом приложила пальцы к коже над артерией.

-- Да она ж мертва! Но ходит! Она падала? Вы её били? Что у вас здесь творится? - засыпала вопросами Фаиля, вытаскивая мобильник из сумки.

Марина бесшумно шагнула ей за спину, схватила лампу и изо всей силы ударила бронзовым основанием по затылку. Тело Фаили упало на мать, и Марина злобно сбросила его на пол.

-- Мама!.. - вякнула в коридоре девчонка.

А бес сочинительства снова пошутил над Мариной. Занял её голову сюжетом. И вместо решения внезапно возникшей проблемы она стала представлять, как трёхлетка после смерти родителей свалится на родственников, а потом каждый из них будет причинять малышке немыслимые страдания, которые сведут её в могилу... нет, в скотомогильник, где она превратится в перегной вместе с животными, сдохшими на фермах.

Меж тем как бес искушал Марину новым рассказом, руки сами схватили нож и нанесли удар врачихе в затылок. Как-никак Марина - сама бывшая врачиха. Вернее, не состоявшаяся. Универ закончить не удалось. Но это к лучшему. В бедро что-то ударило: это ребёнок рванулся в комнату и чуть с ног не сбил с ног. Уши заложило от вопля:

-- У мамы кровь! Мама, мама!

Марина приложила лампой и несносную Камилю.

Через некоторое время всё для нового рассказа было готово: рот девчонки был заклеен, на шее красовался чокер Марининой молодости, но шипами наоборот, к коже; ошейник был плотно натянут, к нему привязан короткий поводок, который не позволял дотянуться до яблока, тарелки с бутербродами и бутылки с водой. Пожалуй, первая сцена готова. Другие тоже интересно разыграть, ребёнок ведь не щенок и не котёнок, возня с ним может вызвать много разных эмоций. А сейчас нужно дописать прежний рассказ! Как это жестоко - отрывать её от творчества!

Не успела Маринина душа унестись в морозную ночь, где под звёздами угасает маленькая жизнь, как девчонка завозилась, а со стороны материнской койки раздался утробный голос:

-- Тёмная... Тёмная! За стеной - мертвец, рядом - дитя, которое тоже скоро умрёт. А Валька моя где?! Тёмная, ты обещала!

Марина скосила глаза на стену, которая отделяла её квартиру от соседней.

Да, Фаиля уже там. И ничего странного: квартирка была куплена матерью незадолго до инсульта. Для дочки Мариночки, с которой вдруг матери расхотелось жить вместе. А отпустить доченьку на вольный выпас она побоялась.

Небось, была бы возможность, жалела бы о своём решении. А сейчас жалеть некому: любимая мама давно сгнила на дне городского пруда. Сверху в замусоренной воде мелькают ручки, ножки, пузички купальщиков, а снизу в слое ила, который придаёт водоёму бурый цвет, преют материнские косточки.

Идиллия...

Может там, на дне, уже настоящее нелегальное кладбище образовалось.

Ещё один сюжет? Нет уж, пусть становятся в очередь друг за другом.

-- Тёмная! - снова развопилась мать.

Марина подошла к ней. В открытом рту с синими губами - неподвижный сероватый язык. Жёлтые белки глаз уже высохли.

-- Тёмная!

Звук явно шёл из нутра покойной, при этом органы речи были не задействованы. Марина знала, что покойные какают, писают, воют, рычат, рожают, у них бывает отрыжка, эрекция, судороги, они могут напугать обывателя движениями. Но вот о шастающих и говорящих она не слышала.

Ох уж эти Валя и Галя... Обе как бы сами к ней в руки целенаправленно пришли, обе удивили и озадачили. Бросили вызов. Галя хоть и с возможностями организма за пределами реальных, но совсем дурочка. Если уж ей дано объединить в себе мёртвую и живую материю, то могла бы этим воспользоваться. Но нет - орёт про свою Вальку. Чувствует Фаилю, её дочь. Что-то про ребёнка говорила. Марина обернулась.

Да... В детстве дворовая ребятня часто отбирала у неё игрушки. А сейчас судьба лишила её пришлого чада, с которым можно было бы позабавиться.

Девчонка валялась с раздутым, почерневшим лицом.

Марина всегда подозревала, что этот скотч - страшный аллерген. Она досадливо вздохнула и выместила раздражение на Гале.

-- Ты не забыла, с кем говоришь? С каких пор Тёмная твои желания должна выполнять? А если из-за тебя сейчас обрушу гнев на этот мир? - надменно сказала Марина.

Как бы смешно это ни звучало, но покойница побледнела. Выцвели желтизна кожи, синие губы и серый язык. От страха, наверное.

-- Лежи тихо и смирно, не смей открывать рот без разрешения говорить! - приказала Марина.

И стала ждать возможности переместить ребёнка в соседнюю квартиру - чтобы все соседи вернулись с работы, загнали своих выродков по домам, улеглись спать. Фаилю-то она перетащила, когда взрослые на работе, а их отродье - в школах. И жадно, будто от какого-то странного голода, принялась писать рассказ про котёнка.

Галя послушно молчала, время и пространство образовывали вокруг Марины странный кокон, который защищал её, отгораживал от неблагодарного труда, какашек больных бабок, необходимых смертей и вместе с тем не позволял исчезнуть в бездне одиночества.

Марина отменила свой строгий режим и писала всю ночь. От этого нарушения распорядка у неё закружилась и заболела голова. Поэтому она сварила себе кофе. Хоть и не пила его, но запас был.

Раздался звонок. Марина машинально посмотрела на часы. Вот же мистика: вчера в это же время пришла Фаиля с дочкой. А кого сегодня принесло?

Глянула в глазок: довольно приятный мужчина. Чем-то взволнован. Но это не причина распахивать перед ним дверь.

Незнакомец не выдержал, застучал кулаком в дверь и крикнул:

-- Откройте пожалуйста! Егоровна с первого этажа сказала, что вы сегодня не выходили из дома.

Марина прищурилась: ох уж эта Егоровна! И как она могла забыть про старую обезьяну! Всех видит, про всех всё знает. Когда пришлось избавляться не то от второй, не то третьей матери, подступила к ней с вопросами: а что это за пакетики ты ночью в машину таскала? Хахаха, уж не бабку ли свою?

Тогда Марина, похолодевшая, с замершим сердцем, подхватила Егоровну под руку, притащила к себе. Показала мать, открыла шкаф с полками, заставленными лекарствами и тихо, с ненавистью сказала:

-- Здесь лекарств на сорок пять тысяч. Это только самые-самые необходимые. Без них она умрёт. Приходится распродавать вещи, отвожу их к знакомым. Кроме ночи, другого времени не имею. Ещё вопросы есть?

Егоровна, которая не могла оторвать взгляда от больной, словно бы съёжилась, даже ростом меньше стала. Пожелала здравствовать и попятилась к выходу.

Так что придётся открыть этому мужчине.

Он почти ворвался в дверь, зачастил:

-- Ещё Егоровна сказала, что утром ей повстречалась моя жена с дочкой. Шли к вам. И вроде не выходили. Мобильник отключился около десяти утра. На работе нет. В садике нет. Придётся обратиться в полицию. Но не ждать же её действий, сидя на попе? Буду искать сам.

-- Фаиля заходила ко мне. Занесла свинину, которая после вас осталась, - спокойно ответила Марина. - Но сразу ушла.

Мужчина густо покраснел, так же быстро, как в горячке, заговорил, то и дело срываясь на крик:

-- Да, у нас были разногласия, мы три месяца не жили вместе. Я уехал к отцу. А он помер. Тогда я понял, что близких нельзя терять только из-за споров и ссор. Решил вернуться. Фаиля была не против. А теперь их нет. Может, она говорила, куда собирается? Не сердитесь. Я должен найти жену и дочь!

-- Чего их искать-то? Мёртвые они, - раздался гулкий голос матери.

-- Кто это сказал? - всполошился мужчина. - Почему мёртвые? Что с ними случилось?

И рванул в комнату.

Застыл. Ещё бы! Мать и живой была неприятна, а мёртвая она вообще... красавица.

-- Это моя мама. Паралич после инсульта. Двадцать лет назад, - тихо сказала Марина, внутренне готовясь ко всякому.

-- Егоровна говорила, - так же тихо ответил муж Фаили. - Откуда ваша мама знает?..

-- А вы сами подумайте: откуда? - повысила голос Марина. - Откуда ей знать...

-- Разве что убийство произошло при ней, - вдруг перебил этот заполошный и тут же обратился к матери: - А кто их убил?

Ирина отметила, что в голосе мужчины не было ужаса, видно, что не поверил на сто процентов. Но всё же шагнула к лампе.

-- Тёмная убила. Она всех убивает. Ране мы с Валькой против неё стояли, сейчас я одна осталась, - пророкотала нутром мать.

Мужик отшатнулся. Ага, зрелище ещё то: инфернальные звуки доносятся из недвижного тела. В полиции он расскажет всё.

-- Тёмная - это смерть в представлении мамы, - пояснила Марина и что есть силы ударила гостя по затылку. А потом взялась за нож.

При убитом оказалось немало налички. Наверное, накопления отца. И теперь Марина разбогатела. А это повод навестить Егоровну с бутылочкой наливки. После препарата, растворённого в ней, одинокой Егоровне предстоят похороны от государства. Следующим утром Марина с сожалением посмотрела на ноутбук. Рассказ выложен в сеть, но с читателями не поговорить. Слишком много дел плюс поездка за город. Хорошо, что мать уже не нужно кормить и обихаживать. Однако нельзя забывать про хождение и крики.

Предусмотрительная Марина постучалась к соседке по площадке, известной сплетнице и скандалистке, сказала, шмыгая носом:

-- Моя мама после двадцати лет отключки стала говорить и двигаться. Но, сами понимаете, её кукушка давно улетела в тёплые края. Не обращайте внимания, если услышите вопли и стук. Мне нужно отлучиться, чтобы собрать врачебную комиссию. Никому мы с мамой не нужны. Одни хлопоты от нас людям.

И всплакнула.

Соседка сочувственно похлопала её по плечу, но по заблестевшим глазам сплетницы стало ясно: новость тотчас станет достоянием всего двора.

Марина мчалась на своей машине к скотомогильнику, о котором так кстати недавно вспомнила.

Итак, у неё пять трупов. Один уже пристроен, Галя, конечно, ещё доставит хлопот. Придётся же вызывать врачей и полицию, чтобы засвидетельствовали смерть. Три расчленёнки, семейство врачихи, по мусоркам не разбросаешь. Нужно такое место, чтобы всё разом...

Всю дорогу Марина размышляла со смесью восторга и страха: почему Галя и Валя попались ей в руки? Неужто их способности, похлеще, чем у всех экстрасенсов вместе взятых, не позволили узнать её истинные цели? Почему Галя, почуявшая смерть сестры, врачиху за стеной и скорую гибель девчонки, не смогла узнать, кто их убил?

Ответ напрашивался только один: она, Марина, и есть Тёмная, с которой сёстры вели войну. Ну или человечье воплощение Тёмной. Вот почти вечные бабки и вышли прямо на своего врага. А вычислить её не смогли, потому что Марина сильнее их в сто раз. С детства была сильнее. А мать, дурочка, по врачам затаскала, испугалась выросшей дочери и чуть было не сдала в психушку.

После часа езды на снегу возле дороги Марина увидела указатель - скотомогильник рядом. Так, гордые мысли гордой Тёмной нужно оставить на потом. А сейчас ей понадобится весь дар убеждения и обаяния. Ну и пакет, в котором бряцают бутылки.

Двухметровая стена из дерева показалась бесконечной. Громадные ворота с калиткой нашлись только по колеям от машин, так были плотно пригнаны к друг другу их створки.

Марина забарабанила в калитку. Кулак отбила, пока она открылась.

-- Чего шум подняла? - поинтересовался мужичок с испитой сморщенной рожей. - Мы закрыты, неделю назад последнюю яму заполнили. Ищешь кого?

Марина быстро сунула ему пакет:

-- Это вам!

При звяканье стекла о стекло на лице у мужичка расправились все морщины.

-- А кто прислал? - спросил он.

-- Это от меня, - сказала Марина, сделала плачущую гримасу, но ни слезинки выдавить не смогла, поэтому рванула с места в карьер: - Беда у меня, только вы можете помочь.

-- С бандюками и их делами не связываемся! - рявкнул мужичок и сунул ей пакет. - И не с бандюками тоже не связываемся!

-- Идиот! - в свою очередь прикрикнула Марина. - Подумал, что трупы хочу пристроить?

-- А... - промямлил мужик. - Дак сразу бы сказала... Я тебе в лесу хоть собаку, хоть лошадь зарою. Места у меня есть для таких вежливых, как ты. Могу даже памятник соорудить. Любой - камень, гипс, мраморная крошка.

-- Нет, тут дело другое, - сказала Марина. - У нас с супругом в деревне был питомник для бродячих собак. Потом и кошек стали брать, и слепую лошадь приютили. Не задались у нас отношения с деревенскими. Выжили они нас через этих всяких депутатов. Я в больницу попала - на нервной почве болячка появилась...

-- Чего насухую-то разговаривать? - перебил мужичок, взял её за рукав и потянул в калитку.

Марина подивилась громадному рву, заполненному мутной грязюкой, деревянному мосту и маленькому сооружению вроде беседки. От бетонных колец с крышками и вытяжными трубами не пахло смертью.

-- Это ветер не в нашу сторону, - догадавшись о Марининых мыслях, сказал сторож. - Последняя яма-то вон там, в дальнем углу. Как ветер дунет, так слезу вышибает. Ну ничего, через три недели всё развеется. Пошли за столик под навес, я его сам сделал. Сядем и поговорим.

-- Так вот, приезжаю, а клетки пустые. Соседка сказала, что муж всех животных куда-то увёз. Они не шевелились и звуков не издавали... - продолжила Марина. - Я домой бросилась. А там дохлые псы, самые любимые, и муж, мертвецки пьяный. Оказалось, что не только пьяный, но и двинутый на всю голову. В психушку его не отдам. Не допущу ни людского пересуда, ни издевательств врачей.

Мужичок уже достал из дырявой кастрюли под столом стаканы, посмотрел в них на свет, вытащил носовой платок и протёр. Спросил:

-- Не брезгуешь?

-- Нет, - ответила Марина. - Спиритус вини - лучшая дезинфекция. Я медик, в морге возле столов перекусывали.

-- Я бы не смог, - сказал мужичок и с уважением глянул на Марину.

-- Псов расчленю и рассую по пакетам, - сказала она. - Нужно помочь мне вынести их и пристроить в вашу последнюю яму. А как муж придёт в себя, объяснить, что от животных ничего не осталось. А то ведь потребует показать, где закопала, да ещё станет на могилку бегать. А тут нет, и всё.

-- Сделаю, - сказал мужичок. - Пётр.

-- Феврония, - назвалась Марина.

-- Имя какое-то странное. Ненашенское, что ли?

-- Верно, - ответила Марина и поставила стакан на лавку рядом с собой. - Не могу пить. Может, как сделаю всё для мужа, помяну и его любимок.

-- И то дело, - откликнулся мужик и опрокинул третий стакан.

На удивление, он не окосел. Марина сказала, что адрес называть не будет, подъедет за ним сама.

-- Десять тысяч. - Пётр подвёл итог беседе.

-- Разумно, - согласилась Марина.

Ночью она подогнала машину к подъезду, поднялась с Петром к квартире, сказала, что будет выносить мешки, а помощник должен отволочь их в багажник. Предупредила:

-- Муж в квартире, если заорёт не своим голосом, не обращай внимания.

Но всё обошлось. Они домчались до забора скотомогильника быстро. Пётр, который до этого сидел молча и угрюмо о чём-то размышлял, вдруг сказал:

- Мешки откроем. Нельзя туда другой материал, кроме биоотходов. Если не захочешь открывать - давай здесь, в лесу, закопаем. Или вообще поворачивай обратно.

-- Откроем, конечно, - согласилась Марина. - Ну ты и суров, однако.

-- Иначе нельзя.

-- Опыт у тебя есть, что ли? - рассмеялась Марина.

-- А то, - откликнулся Пётр.

Он вообще стал совсем другим. Марина подумала: "Как ночь меняет человека!" Замаячил новый сюжет, в котором доверчивая женщина становится жертвой маньяка, но в конце концов маньяк осознаёт, что жертва - он сам. И охота велась на него. Но сюжет растаял и исчез бесследно. Не хватало ещё тратить время на него, когда сейчас на сцену выйдет Тёмная!

Мешки скинули у ворот.

Пётр надел на шапку диггерский фонарик.

-- А мне? - спросила Марина.

-- Тебе незачем. Помогай! - скомандовал Пётр. - Да осторожнее, когда по мосту пойдёшь. Свалишься в грязь, до утра за тобой не полезу.

Когда мешки перенесли через мост, Пётр заявил:

-- Сейчас пойду открою крышку ямы. Ты остаёшься здесь. Мне проблем не нужно: биомасса только-только разогрелась, ещё вдохнёшь запашка, свалишься и обваришься. А там на пять метров свиных туш с фермерского хозяйства. Сам всё сделаю, за это и деньги возьму.

-- А на тебя самого этот некронектар, значит, не действует? - спросила Ирина, пытаясь разрядить обстановку.

-- На меня - нет. Так что в мешках?

-- Собачки... - растерянно ответила Ирина.

-- Ну-ну, - буркнул Пётр. - Здесь стой, не двигайся.

Поднялся сильнейший ветер, завывавший в ограде и кольцах скотомогильника почти человеческими голосами. Пётр втянул голову в плечи и поднял воротник куртки.

"Да он же до усрачки боится меня!" - догадалась Марина и пошла вслед Петру. Он тотчас обернулся на звук шагов. Нет, вообще-то за несколькими пакетами, чтобы уже не шагать впустую туда-обратно.

-- Я пописать схожу за забор, - сказала Марина. - Всё равно тебе не нужно больше помогать.

-- Иди, - разрешил Пётр.

Похоже, он обрадовался.

Марина бросилась за ближайшее бетонное кольцо, растянулась на снегу. Подумала, что очень удачно надела светло-серый пуховик.

Пётр ещё раз обернулся, не увидел её и заторопился к яме. Подстроиться под ритм его шагов было нетрудно.

Когда он разрезал первый мешок, охнул.

"Интересно, кто ему попался?" - подумала Марина и кинулась, целясь ножом прямо в затылок, который Пётр, склонив голову над пакетом, тупо ей подставил.

Сбросить его в яму, исходившую вонючим паром, было делом пяти секунд.

Ещё несколько минут ушло на прощание с семейством Фаили.

А вот удалось ли правильно закрыть крышку, Марина не поняла. И точен ли был её удар?

Следующие два дня она отдыхала. Сочинительство отступилось от неё. Даже стало противно думать о котиках или малышах. Не дело это для Тёмной. Вот как пристроит мать в могилу, продаст квартиры. С деньгами, найденными у мужа Фаили, получится неплохая сумма. Можно приобрести маленький домик. Сделать частный детский садик или брать для ухода недееспособных. К чертям детей, за них станут трястись родители и спросят за каждый синяк. Лучше инвалиды. А ещё лучше сдать одну-две комнаты студенткам. А может, вернуться к охоте за одинокими старухами или бомжами? Тёмную в себе нужно кормить. И за это Марина получит жизненный драйв, ту энергию, которую не заменит пустое сочинительство.

Утром она сняла деньги с карты матери, купила полный набор лекарств. Никто не сравнится с ней в преданности родительнице, никто не заподозрит её в злом умысле. Если участковый будет беседовать с соседями, ему расскажут, что дочерняя любовь и забота совершили чудо: мать начала ходить и подавать голос. На вскрытии скорее всего обнаружат неповреждённый мозг, что и подтвердит это чудо. Бог его явил, он же и забрал страдалицу. Но ведь пожила она столько, сколько и здоровым не удаётся! Осталась одна проблема: как убить уже мёртвую мать? Вот будет картина, если в морге она станет трещать о Тёмной.

Но всё обошлось.

После скромных похорон Марина продала свои квартиры вместе с кучами старья. Ей было недосуг заниматься этим всем, её ждала новая стезя в жизни. Пусть Тёмная может быть только одной, но ей ведь нужны слуги? Марина согласна на службу. А для этого требуется дом.

И он вскоре подвернулся -- на самой окраине города, достаточно просторный, с хорошим ремонтом. И одним недостатком - не подведённой канализаций.

-- Не успел отец... -- сокрушённо развела руками иногородняя дочь помершего старика. - Сначала мать скончалась, а потом и сам заболел. Так что удобства во дворе. Оттого и продаю задёшево.

Марина постаралась скрыть свой интерес к старой выгребной яме, скрытой за зарослями дельфиниумов и обвившего их аконита, озабоченно нахмурила брови. Но в её голове обретали яркие образы самые сокровенные мысли. Вот одинокая, стеснённая в средствах абитуриенточка из какого-нибудь дальнего села, желательно, из другой области, пьёт чаёк с радушной хозяйкой, потом лечит внезапную ангину предложенной настойкой. Да, горько, едко, но зато как полезно! А потом тело абитуриенточки, накачанное аптечным химотрипсином для скорого разложения, оказывается в яме. Даже если чудом выйдут на Марину, то она не будет знать, как кости оказались в яме.

Марина тряхнула головой, отгоняя мечты. Всё же лучше вернуться к старикам. На крайний случай, к беспризорникам. Она купила дом, занялась хозяйственными делами. Но даже хлопоты, поглотившие всё время и силы, не смогли вытеснить холод, который буквально высасывал душу. Это Тёмная требовала пищи.

-- Скоро. Уже скоро! - пыталась успокоить её Марина.

А пока она между делами пыталась услужить ей. В аптеке шепнула раздражённой молодухе с громадным списком лекарств:

-- Вот этот препарат - Марина записала на чьём-то старом чеке название лекарства - никогда, никогда не покупайте. Он моментально повышает давление, особенно у стариков.

И довольно улыбнулась, когда увидела, что молодуха затолкала свой список в сумку и назвала фармацевту подсказанное лекарство.

А ещё приметила в магазине, ближнем к её дому, хорошо одетого мужчину со странными остекленевшими глазами. И почувствовала, что он тоже причастен к Тёмной. Иначе, чем она сама, но всё же... А своим нужно помогать.

Марина вышла из магазина и тихонько пожаловалась мужчине:

-- И почему только родители не следят за ребятишками? Вон, мои соседи, видите, деревянный обшарпанный дом? Так вот, их пацанята в детский сад не ходят, шляются везде одни. Любят играть в овраге. Допоздна там бегают и орут. А ведь всякое может случиться!

Мужчина отошёл от неё, будто не услышал ничего.

Зато утром Марина насладилась переполохом у запойных соседей, к которым явилась полиция. Вот ужас, пьяницы даже не заметили, что их дети не ночевали дома!

Когда неотложные дела рассосались, она отправилась в поликлинику, чтобы поискать тех, кто нуждается в её опеке. И встретилась со своей прежней соседкой. Сплетница завалила её новостями. Оказывается, опрашивали жильцов всех домов города под номером шестнадцать. Искали бабу, которая столкнула мужика в скотомогильник. Несчастный обварился, лишился зрения и кистей рук. Еле поднялся по скобам. "Вот чёрт, - подумала Марина. - Откуда в бетонном колодце скобы? А сама я косорукая" Соседка взахлёб, брызгая слюной, трещала: люди шепнули, что баба прятала в яме расчленённые трупы. Чьи именно, узнает полиция после розыскных работ и экспертиз. Баба сделала всё, чтобы остаться не узнанной, по городу ездила кругами, на площадке все номера квартир были закрыты газетками. Но мужик исхитрился и подглядел номер дома.

Марина сказала соседке, что купила домик и собирается разводить кур. Или кроликов. Или просто отдыхать - наработалась за двадцать лет при парализованной матери. Взяла обещание навестить её, чтобы развеять вселенское одиночество.

-- Ты знаешь, я столько рассказов написала о том, как живу. Читала их каждый день маме. Верила, что она из тех далей, где плутает её душа, слышит меня. А теперь я стала забывать свой голос... - прошептала Марина и заплакала.

Из соседкиных глаз тоже полились слёзы.

Обнимаясь, они измазали друг друга тушью.

Через день пожилая санитарка травматологии подвела Марину к палате, уважительно отмечая, что у посетительницы нет отвращения к больничным запахам и виду пациентов.

-- Здесь он. Одинокий, своего жилья нету. Куда его выписывать? Интернаты и дома престарелых переполнены. Жалко мне его... Убивали - смерти избежал.

Теперь жизнь добьёт. Медленно и верно, -- сказала она.

Марина заглянула в немного приоткрытую дверь и сказала:

-- А вы знаете, я могу его взять. Живу одна, в своём доме с участком. Думала, что это мой одноклассник, но сейчас вижу - совершенно чужой мужчина. Может, Бог не наказал меня одиночеством, а просто указал путь - делать добро не только своим, но и чужим?..

- Вы сейчас к заведующему идите. Он расскажет, куда обратиться, какие документы оформить, - обрадовалась санитарка. - Если честно, не только ему, но и государству всё равно, где несчастный будет жить. Лишь бы сбыть его с рук.

Две недели спустя нанятая Мариной частная перевозка для лежачих доставила Петра до уютного домика.

-- Жаль, что вы не увидите, какой здесь порядок, - сказал фельдшер. - Вот ступеньки, проходите. Нас встречает хозяйка дома, чужая вам женщина. Она взялась ухаживать за вами.

-- Сказали же, что на обследование в другую больницу повезут, - невнятно проворчал совершенно седой старик.

-- Ну, эти вопросы к персоналу вашего бывшего отделения. Может, сюрприз вам хотели устроить, - ответил фельдшер, помог женщине уложить бедолагу и отбыл.

-- Здравствуй, Пётр, - сказал голос, который невозможно было забыть. - Я всё не могу решить: то ли сделать тебе операцию на голосовых связках и лёгкую лоботомию, то ли сказать ментам, что ты сбежал. У меня от прежних хозяев осталась чудесная выгребная яма.

Пётр хотел закричать, но не смог из-за шока.

Он не слышал звук отъезжающей машины, но знал, что теперь остался совершенно один.

-- Умоляю, согласись на операции, - прошептала Марина. - Мы будем вместе, а поэтому не канем в глубины вселенского одиночества. Ну не заниматься же мне снова сочинительством? Нужно ведь кормить Тёмную, я буду приводить сюда пищу для неё. А ты станешь моим постоянным спутником. Приятно, если знать, что крики пищи слышит ещё кто-то кроме меня. Итак, если операция - подними правую руку. Если яма - левую. В любом случае это последний раз, когда ты различаешь правое и левое. Ну?.. Не заставляй меня ждать!

Сначала дрогнула правая рука, потом левая. Но окончательное решение слепого заставило Марину захлопать в ладоши от радости. Хотя и другой вариант её бы устроил: на свете полно людей, которые могут составить ей компанию.

Показать полностью
13

Забытая книга тайн

Село Хохлово, Омская область, 2023 год.

Я утираю кровь со скулы и разглядываю синяк. Бадяга мне в помощь. И бесовские обряды. Так думают мои соседи и даже немногочисленные друзья. Прозрачный гель приятно охлаждает кожу, ибупрофен – волшебное средство. Снимает боль куда лучше самого злостного заклинания!

Особенно, учитывая, что ни одного, даже самого простенького заговора я не знаю. Мне никто не верит, но я не ведунья, даже не травница. Не отличу подорожник от крапивы! И все же жители Хохлово поголовно ходят к моему двору с назойливым любопытством. Как же, ведь здесь жилище ВЕДЬМЫ!

Единственная женщина, которую можно назвать хохловской ведьмой – это старуха Федорчук. Глазастая, крикливая и бессовестная сволочь, у которой вечно дохнут гуси и вообще все домашние животные. Конечно, если живое существо ничем не кормить определенное время, оно скончается от голода. Почему-то Федорчук не приходит в голову такое объяснение. Зато она с легкостью находит виновника – это я!

На моей бледной коже синяк смотрится отвратительным черным пятном, я зачесываю свои рыжие пряди так, чтобы максимально скрыть это уродство. Может, сходить к старой церкви, помолиться? Хотя, какой смысл? За окном угасает день, как и мое настроение.

Вообще, у хохловских давно вошло в привычку обвинять меня во всех несчастьях, случившихся в селе за последние… двадцать? Нет, мне же двадцать восемь. Значит, двадцать один год. Именно так! Ведь все началось, когда мне было семь…

Село Хохлово, Омская область, 2002 год.

Дом наш когда-то стоял на Центральной улице. Это такое красивое название «Центральная», а сразу за огородами начиналось болото, переходившее в илистый пруд. Ходить по болоту было интересно, пиявок и лягушек мы, дети, не боялись. Зато иногда прямо рядом с тобой взлетала цапля или утка, что приводило нас в восторг.

В тот день с нами увязалась Малашиха. Так ее называли все, даже взрослые. Машка Малашина была врединой. При этом весила девочка вдвое больше любого своего ровесника и была несдержанна на руку. Дружить с ней никто не хотел, потому что Малашиха все время пыталась навязать свои условия в любой игре, а зачастую подбить сообщника на какую-нибудь опасную шалость. И выставить его виноватым. Стучать Машка любила больше всего.

Мальчишки постарше пытались ее бить, но Малашиха имела в арсенале убойное средство: при малейшей угрозе физической расправы она начинала истошно выть, кататься по земле и лупить себя по лицу. А потом, размазывая сопли по испачканной физиономии, врать, как ее отдубасил, допустим, Мишка из пятого дома. А с ним были… Дальше следовало перечисление всех причастных лиц. Один раз даже до милиции дело дошло! И Малашиху оставили в покое. Не тронь говно, оно не завоняет.

Так вот, в тот самый день мы играли на болоте втроем: я, Танюха Симонова и Малашиха. Игра заключалась в том, чтобы найти гнездо цапли и взять оттуда яйцо. Призом была шоколадка Сникерс, моя бабуля, видимо желая сплавить орущих детей подальше, нашла хорошую мотивацию. Поиски продолжались уже два часа, Малашиха, как крейсер, бороздила заросли рогоза, халявная шоколадка манила ее. Мы с Танюхой брели позади.

- Может, ну его, это гнездо? – спросила уставшая Танька, - че, мы шоколадок не ели?

И в этот самый момент я увидела какое-то цветное пятно в траве и кинулась в ту сторону. К моему огорчению, это оказалось не гнездо. Маленькая самодельная кукла без глаз и рта, сшитая из тряпки и перевязанная нитками. Фигня какая-то! Я уже собиралась выбросить ее, как Малашиха обернулась. Глаза ее впились в мою находку.

- Аааа! – завизжала она, - кукла вуду! Ты хочешь меня в могилу свести! Рыжая-бесстыжая!

Она, как танк, поперла на меня, ломая хрупкие стебли. Отступая назад, я почувствовала, как моя нога за что-то зацепилась. В следующий момент я уже валялась на спине, барахтаясь и пытаясь подняться. Кукла отлетела куда-то далеко в сторону, но мне было не до нее.

Надо мной нависла массивная фигура Малашихи.

- Отдай! – угрожающе сказала она.

- У меня ничего нет! – выкрикнула я.

Подняв меня за шкирку, как котенка, Машка ловко обшмонала мои карманы. В одном валялась барбариска, и Малашиха деловито сунула ее в рот. Вот гадина! Чтоб она сдохла!

Затем противная девчонка принялась обыскивать территорию вокруг, дурацкая кукла не давала ей покоя. Но та как в воду канула. Скорее всего, так оно и было.

Разозленная неудачей, Машка отвесила мне нехилый подзатыльник и отправилась домой. Конечно, разве в их нищей семейке дождется она Сникерса?

А через час к нам прибежала в истерике Машкина мать и набросилась на меня с оскорблениями. За ее спиной маячила Федорчук и еще несколько соседей, вопивших во все горло. Родители попытались разобраться во всеобщей панике, в чем, собственно, дело. Оказалось, Малашиха умерла!

Дело было так. Она явилась домой, грязная, с посеченными рогозом лодыжками и сосущая конфету. Мать попыталась устроить ей взбучку, но Малашиха осадила ее одной фразой:

- Карина хочет меня убить. Она сделала куклу вуду, я сама видела. А потом кукла исчезла!

Федорчук, которая в то время уже казалась мне старухой, в это время как раз пришла к ним за молоком и слышала весь разговор.

- А потом Машенька поперхнулась! Упала, посинела! Мы уж пытались и так, и эдак. Но умерла Машутка наша! – говорила старуха моим ошеломленным родителям, - а все ваша Карина виновата! Беду навела!

Мои робкие объяснения, что куклу я случайно нашла на болоте, никто слушать не стал. Да и Танька подтвердила, что видела игрушку у меня в руках, а потом та исчезла, и найти ее не смогли.

Село Хохлово, Омская область, 2023 год.

Пашка-гад все время подстерегал меня возле магазина. Прекрасно знал, что по воскресеньям привозят мои любимые пирожные, и прямо на крыльце лез целоваться. Он хоть раз видел свою кривую прыщавую физиономию в зеркале?

Конечно, парня понять несложно. Где ему еще найти девушку в маленьком селе? Все, кто мог, давно уехали по разным городам. И лишь я одна вернулась. Причина моего приезда в родное село оказалась весьма необычной, но кто мог знать, что здесь я столкнусь с теми же проблемами?

И вот я, прикладывая компресс на глаз, раздумываю над дальнейшим маршрутом. Москва отпадает, там я уже не прижилась. Да и все большие города для меня – табу. Чем меньше вокруг людей, тем лучше. Меньше пострадавших, а значит – меньше греха на моей душе. Не подумайте, что я истово верующая в бога, скорее наоборот. Но я знаю точно, во что верю: никому не дано знать, где заканчивается жизнь. Тогда есть смысл поостеречься в поступках, вдруг они откликнутся в самый неподходящий момент! Если уж в реальной жизни откликаются, что говорить о потусторонней…

И вот сейчас я как раз пожинаю плоды. Да-да, плоды своего поступка. Ссадина кошмарно болит, несмотря на мазь. Разъяренный Пашкин отец чуть не убил меня. Хорошо, отвлекся на Федорчук, она удивительно вовремя влезла со своим скандальным визгом, и он отвернулся на секунду. Я удрала, позорно, как побитая собака. А что было делать?

Какой город выбрать? Их так много, может, ткнуть наугад в карту? Загранника у меня нет, да и в чужой стране можно нарваться на еще большие неприятности, чем подбитый глаз. Как бы в тюрьме не очутиться! За убийство, например…

Черт побери, любые мафиози и криминальные авторитеты, наверное, мечтали бы завербовать меня в свои ряды. Куда им! Стоило бы мне лишь раз оступиться, и эти воротилы осознали, какую опасность они своими руками пустили под свой теплый бок. Тогда – все, в живых не оставили бы. Так что свой дар, или проклятье, лучше держать глубоко внутри, не давать ему воли.

А Пашка, что ж… Я его предупредила, трижды. Ученая уже. Лично прочитала сотню толкований слова ВЕДЬМА. Итак, что же это за существа такие…

Ведьмы – это женщины, наделенными сверхъестественными способностями от рождения, они могут влиять на изменение материи с помощью магических средств, известных, как колдовство. Используют они свою силу для личной выгоды и почти всегда служат темным силам.

И где здесь моя роль? Какая у меня выгода от Пашкиной смерти? Ну, не достает он меня больше своим слюнявым ртом, и все. Магических средств в моем арсенале нет. Колдовать я не умею. И все-таки абсолютное большинство моих знакомых считает меня ведьмой.

Может быть, все это просто совпадение. Подумаешь, сказала Пашке в агрессии пару «теплых слов». Что, другие так не делают?

- Не делают! – старуха Федорчук стояла на пороге моего дома и слепо щурила левый глаз.

Ей бы повязку на него, и была бы пиратиха! Я и не заметила, что говорю вслух. Появление гостьи тоже как-то прошло мимо сознания.

- Не делают! – с упором продолжала противная бабка, - а коль и брякнут чего, так потом люди живы и здоровы остаются. А после твоих слов мрут, как мухи.

Возражать я не стала, не видела смысла. Вместо этого исподлобья взглянула на Федорчук, сдвинув повязку с лица. Старуха попятилась, перекрестилась.

- Знаешь, дочка, - голос ее стал почти добрым, - я тебя сведу с одной моей знакомой. Она тебе поможет.

- Шла бы ты… к своей знакомой, - настроения вести беседы у меня не было от слова «совсем».

Покивав для приличия, старуха все же прошла вглубь комнаты, присела на стул. Хочет меня уговорить сходить к психиатру? Ха! Ей самой туда прямая дорога!

- Она может гораздо больше, чем ты, - слова Федорчук прозвучали неожиданно для меня.

Не показав виду, я демонстративно прикладываю компресс обратно, отвернувшись от бабки. Но та не унимается:

- Тебе нужно научиться управлять своим даром. Иначе и сама сгинешь, и всех близких похоронишь, - строго произносит она, - завтра утром я приду за тобой. Отправимся к Ефросинье.

Мое молчание, Федорчук, видно, принимает за согласие, потому что сразу удаляется. Даже не бросает напоследок нечто вроде: «И приберись в доме, лахудра, что за хавоз у тебя!»

И правда, в последние дни было как-то не до уборки. Как ни крути, Пашкина смерть – моя вина, пора признать для самой себя. Для остальных-то это, как само собой разумеющийся факт. Понятно, что к этой… как ее там… Ефросинье я не пойду! Что за бред? На фига мне еще какая-то знакомая сумасшедшей бабки Федорчук?

***

- Я не могу тебе помочь – голос Ефросиньи донесся, словно из-под воды. Что я здесь делаю?

Соседняя Орловка не радовала красотами. Высоченные сосны шелестели хвоей вдалеке, а прямо на грязной дороге разлеглись три злобных дворняги, щеря желтые зубы. Дом Ефросиньи стоял на берегу озера Горькое, туча комаров облепляла лицо и все незащищенные участки тела. Сама хозяйка тоже не отличалась красотой. Рябое лицо покрывали пигментные пятна, блеклые глаза смотрели куда-то вбок. И вся фигура Ефросиньи была какой-то скособоченной, сутулой, и в то же время от нее исходила неведомая сила.

Сама не знаю, зачем я согласилась. Старуха Федорчук наутро буквально за руку отвела меня к моей же машине и нагло расселась на переднем сиденье. Весь ее вид кричал, что покидать салон авто она не намерена. Наверное, мне просто хотелось отвязаться от безумной бабки. И любопытно стало, чего уж скрывать…

- Ты не куксись, а отвечай, - строго добавила Ефросинья, - чего ты хочешь от меня?

Она покосилась на Федорчук, та скрючилась и проблеяла:

- Это я, Фрось, ты уж не серчай, коли чего не так… У нас сама знаешь, чего творится, а все она!

Крючковатый палец уперся мне в грудь, и я внезапно разозлилась. Какого хрена эти две старые кошелки что-то там про меня смеют трындеть!

Белый бокал времен СССР с иллюстрированным красным гвардейцем полетел на пол. Остатки воды растеклись лужицей среди его осколков.

- Слышь, кошелка, я тебя назад не повезу. Пешком почапаешь, кости разомнешь, старая кобыла! – откуда во мне столько злобы, я сама не знаю.

В этот момент я готова разбить башку Федорчук об стену. А затем перейти к башке хозяйки. Я перевожу на нее взгляд и внезапно осознаю, что она совершенно не боится. Даже ухмыляется своим бледным ртом.

- А ну сядь, - ее голос отдает металлом, - поговорим. Поговорить-то можно ведь с тобой, раз уж ты здесь?

Почему-то хочется послушаться, хотя смирения во мне не особо много. Присаживаюсь на край колченогой табуретки, Ефросинья сверлит меня своим блеклым взглядом. Какая же она уродливая!

- Хочешь такой же стать? – вопрос хозяйки прозвучал неожиданно.

- Нет! – вырывается у меня помимо воли.

- Тогда держи.

На колени мне плюхается толстая книга, обложка ее затерта до такой степени, что название не прочесть. Желтые листы словно хотят рассыпаться прямо в пальцах.

Обернувшись к Федорчук, хозяйка тихо, но твердо произнесла:

- Обожди на крылечке, мы тут сами потолкуем.

Старуха, скрепив свое любопытство, недовольно выметается за дверь. Сразу становится легче дышать.

- Что это? – спрашиваю я, имея в виду книгу.

- Твое спасение.

Интересно! Спасение, значит. Видимо, недоверие явно читается на моем лице, потому что ведунья встает и берет у меня из рук книгу, раскрывает ее, листает. Наконец, находит нужное.

- Читай!

Я перебираю ветхие страницы.

«Трансмутация материи», «манипулирование веществом по пространству и времени», «космическое сознание», «ведовство как средство вечности». Что за чушь?

- Ты сильная. Настолько, что я не смогу помочь тебе. Только ты сама. Прочитай эту книгу, ежели чего не поймешь, приезжай. Постараюсь пояснить.

Дорога обратно проходит быстрее, может потому, что Федорчук пришибленно молчит. У меня же не выходит из головы книга, лежащая на заднем сиденье. Может, попробовать? Хуже, чем есть, точно не будет…

***

Село Хохлово, Омская область, 2024 год.

Похороны прошли скромно, ни оркестров, ни венков. Лишь несколько человек тихо постояли у могилы и разошлись. Батюшка прочитал заупокойную молитву и тоже отправился восвояси.

- Я всегда знала, что этим кончится, - старуха Федорчук и сейчас не удержалась от замечаний, - эта ведьма сама на себя беду накликала.

Соседка покивала, и обе женщины направились в дом Карины. Какие-никакие поминки нужно организовать.

Собрать на стол помогли еще трое, да сосед Иванченков сдвинул столы и притащил три табуретки из дома.

- А ты видала, какая она в гробу лежала? Как живая! – тихо проговорила Людмила, жившая за три дома. Она сплюнула через плечо и перекрестилась.

Сухо кивнув, Федорчук разложила поминальные пироги на блюдо. Иванченков уже налил всем водки.

- Погоди ты, - остановила его старуха, - а то нажрешься, даже помянуть не успеешь. Мужичок обиженно засопел, но рюмку поставил обратно.

Наконец, все было готово, люди расселись за столом, а Федорчук наливала щи всем по очереди. В прихожей стукнула дверь.

- Еще кто-то пришел помянуть? – Людмила выглянула в прихожую и замерла.

- Кто там? – обернулась Федорчук. Щи из половника пролились на пол, тарелка выскользнула из старческих пальцев и вдребезги разлетелась на полу.

В комнату вошла Карина, рыжие волосы рассыпались по плечам, глаза насмешливо сверкали.

- Не ждали, дорогие соседи?

Дрожащей рукой Иванченков поднес рюмку к губам и залпом выпил. Схватил соседнюю и тоже опрокинул в себя. Остальные гости с одинаково вытаращенными глазами смотрели на вошедшую.

Карина подошла к столу танцующей походкой и взяла со стола яблоко, повертела в руках, понюхала.

- Ничего не чувствую, - сокрушенно проговорила она.

Первой не выдержала Людмила, она сорвалась с места и выбежала за дверь. Визг ее стих где-то вдали. С половником наперевес Федорчук двинулась вдоль стены, остальные потянулись за ней, пытаясь держаться подальше от страшного существа. Никто не усомнился, что перед ними потусторонняя сущность, хотя каждый дал ей собственное определение.

Федорчук, например, решила, что это ожившая покойница, зомби. А от них, как известно, добра не жди.

Помахав вслед удирающим гостям, рыжеволосая женщина подошла к зеркалу. В нем отражалась лишь противоположная стена и часть стола.

- Даже на себя не посмотришь теперь, - покачала она головой.

Затем улыбнулась и взяла в руки старинную книгу. Она ей больше ни к чему!

Ветхие страницы вспыхнули в руках Карины, она спокойно смотрела, как огонь пожирает бумагу, не трогая плоть, и улыбалась.

Пусть это знание больше не достанется никому!

Больше публикаций автора в Дзен

https://dzen.ru/id/62540d8891e7a16dc1a8b480?share_to=link

Показать полностью 6
88

Тёмная

Героиня текста – сугубо отрицательный персонаж. Идея появилась после одного из конкурсов (Кавродия или Мавродия). Организатор обратился к конкурсантам с просьбой помочь материально женщине, которая принимала тексты. Мол, раньше она могла не работать и заниматься делами конкурса, а теперь мама умерла, денег нет, не на работу же осиротевшей идти? Далее последовало давление на участников в виде открытой благодарности откликнувшимся рублем. Это показалось мне годным материалом для хоррора, как герою можно использовать материнскую смерть.

Часть первая

Марина не заметила, как чернота за окном сменилась утренним светом. Мать всю ночь была беспокойной: то начинала мычать, то скручивала одеяло и простыни. И ещё смотрела с яростной ненавистью. Наверное, Марине этот взгляд привиделся в полусне. На самом деле родительница два десятка лет валялась овощем. Инсульт поразил мозг, но сердце оказалось сильнее.

Казалось бы, это должно разрушить жизнь Марины - бесконечная смена памперсов, кормление, стирка, лекарства, гигиенические процедуры... Как бы не так! Пенсия у восьмидесятипятилетней старухи более чем приличная плюс пособие по уходу. Вполне хватало на кашки-супчики и коммуналку. А остального для Марины не существовало. Весь её мир сосредоточивался на сочинительстве.

Пишущий народ именовался писателями, а Марина считала себя сочинительницей. Выдумки часто помогали ей в детстве.

Мать постоянно пропадала на сменах, бывало, о её присутствии можно было догадаться только по убранной квартире и приготовленному обеду. А ещё случались аварии на комбинате, внезапные командировки. Иногда казалось, что она специально искала причину не находиться дома, быть просто одиночкой вместо матери-одиночки. Марина сочиняла для себя другую жизнь - любимицы семьи, кумира одноклассников. Если ей доставалось от ребят, а это случалось часто, она воображала, как Кольку, подставившего ей подножку, переехала машина, а сплетницу и задаваку Настьку зарезал убийца. На головы обидчиков обрушивались лестничные пролёты, их плющил в лепёшку сломанный лифт, сводила в могилу неизлечимая болезнь.

Самое удивительное, что сочинённое изредка становилось реальностью. Колька действительно попал под машину, а Настя оказалась жертвой убийцы. Здравомыслие помогло Марине отличить случайность от закономерности, но ей было так приятно думать о волшебных свойствах своего воображения! Всё время, свободное от ухода за матерью, она посвящала сочинительству.

Увы, сегодня, в первый рабочий день наступившего года, должна прийти участковый терапевт, Фаиля Анзаровна, дама мерзко-дотошная, с задатками сыщика. Марина проверила, нет ли следов грязи под ногтями матери и достала флакончик с шприцем. "Ну, сейчас ты расслабишься и станешь спокойной, как манекен..." - прошептала она.

От инъекции хлынула моча, памперс разбух и стал подтекать. Марина принялась менять его и похолодела: между ног матери щетинились седоватые волосы. Она быстро схватила бритвенный станок и еле успела всё сделать до появления Фаили.

В этот визит терапевт расщедрилась на похвалу:

-- Пролежней и опрелостей нет. Это очень хорошо. Замечательный уход. Неврологический статус прежний. В следующий раз назначу анализы, - сказала несносная Фаиля, сверля узкими чёрными глазами Марину. - Да и рентген с ЭКГ нужно повторить. Я закажу машину, а вы уж договоритесь с помощниками.

Уходя, врач спросила:

-- Сколько у вас комнат?

Марина вздрогнула и ответила:

-- Три. А в чём дело? Социальная защита всё осматривала. И не раз.

-- Ни в чём, - ответила Фаиля. - Не обращайте внимания.

В этот миг раздалось мявканье.

У Марины заколотилось сердце.

-- Котёнка завели? - спросила врач. - Помнится, в прошлый раз у вас была собачка.

-- Убежала, когда я её выгуливала, - удручённо сказала Марина. - Хочется, чтобы рядом был кто-то... Тяжело, знаете, ухаживать за человеком, от которого не дождёшься ни звука.

-- Да, я вам сочувствую. Но справляетесь вы великолепно. Вес больной, похоже, увеличился, тургор кожи нормальный, да и мышцы... Всего хорошего, - сказала Фаиля и наконец ушла.

Марина даже притопнула ногой от радости и бросилась к ноутбуку. Сейчас, сейчас она сочинит рассказ о злобных детях, которые издеваются над котёнком. Она так опишет последние мгновения хрупкой беззащитной жизни, что читатели в комментариях будут рыдать, как в прошлый раз после сцены повешения щенка. Марина была беспощадно правдива, описала даже тонкую струйку мочи, выпученные глазёнки-пуговички и пену на язычке.

Ну, а теперь главное.

Марина прошла в кухню и подхватила котёнка. Три ночи он будил её мявканьем, потом обессилел от голода и замолчал. Но сегодня заорал и здорово ей подгадил. Это могло натолкнуть Фаилю на совсем не нужные ей, Марине, мысли. Она шлёпнула котёнка, открыла дверь на балкон и посадила кроху в снег. Надо же, такая малявка, а сообразил, что его ожидает, попытался зацепиться прозрачным коготком за её руку. Ну уж нет! Марина отшвырнула невесомое тельце тапкой, когда бедолага нашёл силы броситься к двери.

Теперь она будет наблюдать за смертью кошачьего детёныша и, всхлипывая от жалости, описывать его муки. Жалости, конечно, не реальной и не к этому животному. Просто от некоего вселенского чувства, одному из тех, что переполняли Марину. А потом ополчится на бездушное юное поколение. Психопаты и садисты. Кому они только нужны на белом свете. Самим себе и то не нужны.

В воображении замелькал новый сюжет.

Но нет, сначала рассказ про котёнка, который умирает на морозе!..

Пара часов, когда Марина прислушивалась к царапанью о дверь, почти неразличимому в вое ветра, пролетели незаметно. И они были её тихим, скрытым от всех счастьем сочинительства.

Но ему снова помешала мать. Что за бес в неё вселился? Обычно на этом препарате она целые сутки могла не отвлекать.

Зловредная старуха замычала, пуская из беззубого рта слюну. Глаза так и забегали под веками, словно она видела сон. Хорошо, что это случилось не при терапевте.

"Жрать не получишь, выссалась на сутки вперёд, так что мычи себе сколько влезет!" - злорадно подумала Марина.

В комнате, где лишь немного чувствовался запах безнадёжно больного человека, разлилось мерзкое амбре. Брезгливая Марина зажала рот рукой и кинулась в ванную.

Вот это было сущим наказанием - выгребать какашки из-под матери. Две маски не помогали. С чего бы мать так вспучило? Ей ни крошки не досталось в последние три дня, иначе бы выглядела жирной, совсем не по клинической картине заболевания. Вот и врачиха сказала, что вес повысился.

Зловонное месиво вылезло за пределы памперса. Марина надела перчатки, взяла тряпки и приготовилась сражаться со старушечьим дерьмом и собственной ненавистью к нечистотам.

И вдруг что-то шлёпнуло её по щеке, оставив тёплый смердящий след.

Марина несколько секунд не могла вздохнуть от отвращения. А потом не поверила глазам.

Это мать, старая стерва, специально вымазала её говном! Гадина открыла глаза и посмотрела на неё с нескрываемым удовлетворением. Марина еле успела перехватить тощую руку с заляпанными пальцами.

Ах ты мразь! Сознание заволокла красная пелена. Когда багровый туман рассеялся, Марина увидела, что глаза матери вылезли из орбит и уставились широкими зрачками в потолок. Изо рта торчал памперс. Красные пятна на шее меняли цвет на глазах, быстро наливаясь чернотой. И всё вокруг было в вонючих ошмётках.

Марина поплелась в ванную, извела почти весь гель для душа, пока цветочный аромат не справился со смрадом.

Сейчас бы поработать за ноутбуком - для снятия стресса, для того, чтобы душа очистилась от омерзения. Но сочинительство откладывается. Надолго.

Во-первых, матери нужно найти замену. Во-вторых, избавиться от прежней. И в-третьих, выяснить, отчего же та старуха, что валяется сейчас с кляпом из дерьма во рту, смогла оказать такое сопротивление.

И всё это нужно сделать до следующего визита врача. Она что-то давно подозревала, кружила над Мариной, как коршун.

Весь день пришлось трудиться, не разгибая спины. А к пяти часам следовало пойти на рынок, где возле ящиков стояли старушенции со своим товаром: салфетками, носками, всякой никому не нужной чепухой. Бабки расходились позже закрытия рынка, надеясь на случайного покупателя. Именно среди этих торговок предстояло найти новую мать - одинокую, со вставными челюстями, бледно-жёлтую от недоедания, с бесцветными бровями и невыразительным лицом.

Можно было познакомиться с кандидаткой в матери в поликлинике. Тогда через умно заданные вопросы удавалось узнать многое и избавить себя от лишних хлопот, к примеру, не определять группу крови. Старухи охотно докладывали о своём здоровье. Марина старалась любыми путями достичь цели. Оно того стоило.

Жаль, бомжихи не годились. Их одутловатые кирпично-красные рожи не обесцветить никакими примочками. Да и шрамов на них всегда немерено. Однако сегодня Марине несказанно повезло без многодневных походов по рынкам и поликлиникам.

Возле магазина клянчила подаяние бомжиха с осунувшейся рожей. Вокруг глаз - роскошные чёрные "очки". Закрытая черепно-мозговая травма... Здорово же бабку отделали!

По спине Марины пробежала дрожь. Вылитая её мать, та, последняя, которая продержалась всего неделю - сухонькая, маленькая, с белёсыми бровями. Чтобы избавиться от синяков, тоже нужна неделя. Такие вот совпадения... Вообще-то Марина уже не могла вспомнить в точности внешность матери после того, как забрала её из больницы. Все последующие старухи чем-то отличались, и эти отличия напрочь заслонили облик родительницы. А в паспорте -- ну совершенно другое полнокровное лицо. Здравствующие-то люди не похожи на портрет в документе, а уж паралитики и сумасшедшие... Тем более возраст. Марине уже двадцать лет удавалось пользоваться персональной пенсией матери. Поначалу больную навещали коллеги, дарили подарки к праздникам и юбилеям, сокрушались, как инсульт изменил человека, горячо благодарили дочь, только что не кланялись. Шутка ли - день и ночь ходить за больной! И теперь не забывали, только приходили поздравлять люди, никогда не знавшие мать.

И с врачами было легко, пока не появилась эта зловредная Фаиля.

К радости, бомжиха оказалась беззубой да ещё и чокнутой. Легко согласилась поехать на чай к Марине.

-- Колбаски с булкой и чаем хочешь? И пироженку? Иди тогда за мной, но близко не подходи - муж следит, он не любит, когда я добро людям делаю, - сказала Марина.

И бомжиха, раззявив беззубый рот, поплелась за ней.

Марина усмехнулась: как же доверчивы все люди, не только эта тупая бомжиха! Их жизни проще простого отнять - подсыпать подруге в бокал сердечное лекарство; за спиной матери толкнуть дитя лбом об угол; отвлечь подростка, сидящего с сигаретой на подоконнике подъезда, и сбросить его вниз. И таких вариантов тысячи. По сути, Марина - ходячая смерть для окружающих. Но ей нужна всего лишь сменная паралитичка.

Обычно приходилось вести утонченную охоту за кандидатками в матери, знакомиться с бабками, приходить к ним домой, чтобы осмотреть другие изделия для якобы оптовой покупки, а потом зазывать к себе. Пропажу одинокой особо и не расследовали - на квартиру или комнату никто не посягал, какие-никакие ценности оставались на месте. Ушла старушенция из дому да окочурилась где-то. И все дела.

Марина, выйдя за пределы видеонаблюдения, пригласила бомжиху в машину. Маргиналка растянула опухшие губы так, что стали видны беззубые дёсны, представилась:

-- Галя!

-- Очень приятно, Галя. Сейчас мы приедем к моему подъезду, вот тебе домофонный ключик. Вернёшь. Сразу за мной не заходи. Осмотрись, чтобы рядом никого не было. Люди злые, очень злые, донесут мужу. Квартира двадцать седьмая. И будет тебе чай с колбаской. Договорились? Ещё выпивка будет и денежка. Так что не вздумай с ключом удрать.

-- Двадцать седьмая, - проговорила Галя, тупо улыбаясь.

Всё прошло как по маслу.

А потом встало колом.

Чёртова Галя и не собиралась валиться со стула под действием сильнейшего снотворного. Она мусолила бутерброды, прихлёбывала чай и несла всякую чушь:

-- Мы с сеструхой вдвоём остались. Почитай, против тёмной больше двух сотен лет выстояли. Только люди-то хуже безносой, без жилья нас оставили ещё полста лет назад. По какому праву дом занимаете? Где документы? Да вот наши метрики. Говорили, таких давно не выдают. А записи в церковных книгах где ж сейчас найдёшь? Посмеялись, рассердились и арестовали. Где Валька бродит, не знаю. Но плохое чую.

"Шизофреничка", - подумала Марина и подлила Гале "чайку" покрепче. Наконец глаза бомжихи закатились, изо рта вывалилось не перемолотое дёснами пирожное.

Марина перетащила её на кровать, застеленную клеёнкой, и стала осматривать. Как по заказу! И группа крови оказалась четвёртой. Если бы не совпадения, выгнала бы, да и всё.

Марина разогнула спину только к вечеру и снова ощутила холодок: новая мать как две капли воды напоминала прежнюю, ту, что сейчас обескровленная лежала в ванной рядышком с кишечником, из которого выдавили содержимое. Мистика какая-то, что ли.

И вдруг очень вовремя, до приступа паники, вызванной ощущением сверхъестественного, Марину посетила здравая мысль: прежнюю мать, до того, как она заняла место на кровати, звали Валей! Стало быть, эта Галя не такая уже шизофреничка. У неё действительно есть... была сестра Валя. И сопротивляемость организмов у них обеих просто бешеная, нереальная. Вот так дела!

Марине захотелось глотнуть холодного отрезвляющего воздуха. Она накинула шаль и вышла на балкон. Ветер хлёстко ударил в лицо, словно дал пощёчину, зато исчезли все запахи, въевшиеся в ноздри. Ноги быстро заледенели, и Марина ушла, столкнув через прутья недвижный заснеженный комочек. Бродячие собаки подберут. Вот бы так и с человеческим телом... А ведь это мысль! В следующий раз она не станет возиться с расчленёнкой и колесить по городу, разбрасывая плотно увязанные пакеты. Недалеко от города есть свалка, где одичалых псов видимо-невидимо.

Марина взглянула на ноутбук, но прежнего неудержимого порыва закончить рассказ про котёнка не испытала. Вот если бы на месте животного был человечий детёныш!..

Она зашла в ванную и принялась в пятый раз с того времени, как заболела мать, за работу, которая только поначалу казалась неподъёмной. Но если к делу подойти знаючи да умеючи, всё получалось не так уж плохо.

Марина запыхалась и вспотела, пока орудовала пилой, и не сразу услышала звуки из комнаты матери.

Несносная старуха выдувала ртом пузыри и подвывала. Под веками метались глазные яблоки.

Марина сняла резиновый фартук и перчатки. Бабка стала втягивать ноздрями воздух, как собака. Марина обтёрла ей лицо полотенцем и спросила как можно ласковее:

-- Ну, что случилось-то? Спи, мама, тебе положено спать.

Вот же угораздило связаться с этими непробиваемыми сестрицами. Другие бы уже потерялись в глубинах коматоза и даже не пытались пробиться к грани, за которой начинается жизнь. Но ничего не поделаешь. Сама виновата. Погорячилась и убила старушенцию, которая долгие годы могла бы изображать парализованную. Теперь вот возись с её сестрицей, а она ещё круче.

Сухие обескровленные губы матери раздвинулись. Шевельнулся серый язык, и Марина даже не поверила тому, что мать заговорила:

-- С Валькой моей беда... нету её... тёмная забрала... Нужно вернуть.

Веки задрожали, будто мать силилась открыть глаза. Марина прижала их пальцами. Но бесполезно - стоило убрать руку, как глаза распахнулись. Чёрные широкие зрачки так и впились в лицо Марины.

-- Ты... Добрая, накормила... Валька здесь, рядом. Сдохла, но оживёт... Она семижильная... Все наши такие...

Марина не заметила, как толкнула столик с лекарствами и лампой. Всё повалилось на пол. Мать задёргала руками-ногами и велела:

- Слышь, добрая... Вальку найди, сюда притащи да положи возле...

Ага, как же. Вдвоём они одолеют какую-то тёмную и набросятся на Марину. Как ни жаль терять одну мать за другой, придётся себя обезопасить.

Пальцы не подчинялись, флакон два раза падал, пока в шприце не оказалось всё его содержимое. На семерых хватит...

Марина не подумала о том, какая работа предстоит ей с двумя трупами; о том, как опасно оставаться без матери - может нагрянуть и соцзащита, и Фаиля, да и вообще мир полон неприятных случайностей. Главное - заткнуть мать, чтобы не слышать про эту семижильную Валю.

Может, ну к чертям именную материнскую пенсию. Лучше найти работу, чем вот так изощряться каждый раз. Но как же тогда сочинительство? Работа сожрёт драгоценное время.

Однако мать спокойно и неглубоко задышала без всяких летальных исходов, неприятных разговоров и ненужных движений.

И тут один из бесов, иначе и не скажешь, сыграл с Мариной неожиданную шутку - подтолкнул к импровизации и лёгкому вранью. Она наклонилась к матери и сказала:

- Не получится найти Вальку. Тёмная придумала, как вас одолеть. Надоели вы ей. Валька разрублена, расфасована и разбросана по мусорным свалкам. Тёмная постаралась, чтобы их никто не нашел. И с тобой то же самое будет, если не станешь лежать молча и не двигаясь. Слушайся меня, я тебя от тёмной прикрою. А если угодишь, так найду хоть что-то от твоей Вальки.

Зрачки матери расширились, чуть ли не закрыли голубую радужку. И от этого Марине почему-то стало страшно и весело одновременно. Она почувствовала себя не просто сочинительницей рассказов, а кем-то инфернальным.

Она сама и есть Тёмная, грозная и неотвратимая!

Спокойно улеглась спать, чувствуя, что всё будет в порядке.

Однако в этот раз её интуиция подвела по-крупному.

Часть вторая Тёмная

Показать полностью
25

Зеленая равнина. Глава десятая

Зеленая равнина. Глава первая

Зеленая равнина. Глава 2

Зелёная равнина. Глава третья

Зеленая равнина. Глава 4

Зеленая равнина. Глава 5

Зеленая равнина. Глава 6

Зеленая равнина. Глава седьмая

Зеленая равнина. Глава восьмая

Зеленая равнина. Глава девятая

Второй дом.

- Товарищи, - Федорович сложил ладони рупором и выкрикнул в сторону входной двери, - канцелярия не работает, расходимся. Расходимся.

В ответ в дверь чем-то стукнули. Федорович засмеялся и прислонился к темной стене.

- Мне кажется, ты их еще больше злишь этими криками, - Рустам сидел в коридоре на полу, прислонившись к стене, - влажность сильная, не заметили? Я весь мокрый.

- Да, - Федорович кивнул. Он протиснулся вдоль нагроможденной мебели, прошел в сторону туалета и встал.

- Слушай, - снова гулко ударило в дверь и Федорович скривился, - проблема у нас.

Давид засмеялся. Рустам почесал затылок и хмыкнул.

- Да я не про это, - Федорович переступил с ноги на ногу, - туалет.

И многозначительно замолчал.

- На балкон иди, тоже нашел проблему, - Рустам потянулся и встал, - надо как-то выбираться отсюда, и чем раньше, тем лучше.

Федорович заглянул в туалет, и с бумагой в руках, боком протиснулся обратно.

- Пойду эту с балкона выгоню, - сказал он в воздух, - а то устроили там из балкона говорильню.

Давид проводил взглядом прошедшего в комнату Федоровича и вздохнул.

- Интересно, может им надоест так долбиться в дверь? - Давид замолчал и постучал по дверце шкафа, - тридцать четвертый раз уже стукает.

- Может и надоест, - Рустам потер рукавом грязь на брюках, - кто их знает.

Давид кивнул.

- Ваш Федорович ужасное хамло, - в коридор вошла Анжела, - такие вещи делать на балконе.

Она слегка прищурилась, рассматривая нагромождения в коридоре.

- Что? - недовольно спросила Анжела, заметив, что Давид улыбается, - ну ужас же.

- Ужас вон за дверью, - ответил Рустам, продолжая счищать грязь, - а Федорович просто пошел посрать.

Девушка фыркнула и скривила губы.

- А где Серж? - через минуту спросила Анжела. Давид пожал плечами. Рустам молчал, разглядывая грязный рукав. Анжела вздохнула, постояла и ушла в комнату.

- Серж, - ее голос на мгновение приглушил тяжелый и глухой удар по двери, - Серж, ты где?

Раздался тихий скрежет и шкаф медленно пополз в сторону Давида.

- Еб твою мать, - Давид подскочил к шкафу и попытался придвинуть его обратно, - Люди, сюда.

Рустам переложил поднятый молоток в левую руку и пролез вперед, в сторону двери.

- Толкай, - крикнул он, поднимая молоток вверх.

- Сильнее, - удар молотком пришелся вскользь по косяку двери, Рустам поднял молоток еще раз - примерился, и с размаха ударил по чьим-то пальцам, еле различимыми в темноте и крепко держащими отогнутую часть двери.

- Сука, - Рустам бил уже по двери, вбивая отогнутую часть обратно, - пошли на хер, уроды. Валите отсюда.

В ушах стоял металлический грохот. Молоток ударился о препятствие и неожиданно отлетел назад. В темноте блеснуло и тут же пропало серебристое лезвие топора.

- Никого не задело? - Рустам выдохнул, уперся плечом в холодильник и надавил, придвигая холодильник к двери. Снова грохнуло и в двери появилась еще одна дыра.

- Выходи оттуда, - заорал позади Федорович, - сейчас еще завалим мебелью.

Рустам попятился назад, отошел, и Федорович с Серго втиснули в узкую щель коридора непонятную часть мебели.

- Что это? - хрипло спросил Рустам, споткнулся и чуть не упал - поднял лежавший молоток и вытер вспотевший лоб, Давид тихо матерился.

- Шкаф еще один разломали, - Серго встал рядом и смотрел, как Федорович буквально втрамбовывает бывший шкаф в узкое пространство. Давид уперся плечом в шкаф и молчал.

В темноте пыхтел и матерился Федорович, дверь отвечала ему громкими металлическими ударами, ноги Давида медленно скользили по полу - шкаф неуклонно сдвигался.

- Ебаные Гераклы, - Федорович появился так резко, что Рустам вздрогнул, - но мы тоже не зря в детстве овсянку ели, - Федорович страшно растянул губы в улыбке, - часть двери раздолбили, стену ломают. В комнату все. Быстро.

Последнее Федорович выкрикнул, больно и грубо вталкивая Рустама внутрь комнаты. Рустам влетел в комнату, сильно ударился спиной об стену, и моментально вскочил на ноги. Следом в комнату ввалился Серго, чуть не столкнувшись с Давидом, дернувшимся вперед от сильного толчка, и дверь комнаты с грохотом захлопнулась.

В коридоре что-то грохнуло.

Рустам сжал молоток в руке и шагнул вперед.

- На балкон, - прошептал он, облизывая сухие губы, - на балкон и нагнитесь.

Он не отрываясь смотрел на закрытую дверь в комнату. Позади тихо скрипнула и закрылась балконная дверь. Рустам шагнул в сторону закрытой двери, ведущей в коридор, и замер.

Второй дом.

От тусклого света по стене плясали гротескные тени. Лена подвинула свечу поближе к кровати и посмотрела на парня.

- Все нормально, сейчас пусть поспит, - парень встал с кровати, на которой лежал бледный Петр Васильевич и поправил ему одеяло, - все, что мог - сделал. Теперь вся надежда на него самого.

Лена кивнула.

- Хотите, посидите рядом, но не беспокоить его, хорошо? - добавил парень и повторил, - Пусть поспит, отдохнет.

Лена еще раз кивнула. Дверь комнаты приоткрылась и Тамара заглянула в комнату.

- Артем, там люди на балконе, - шепотом сказала она, - все в порядке?

Парень кивнул.

- Спасибо, - голос Лены дрожал, - спасибо, что не отказали.

- Если что, зовите, - парень немного потоптался и вышел. Лена осторожно села на край кровати и погладила руку Петра Васильевича.

- Все будет хорошо, - Лена проглотила ком в горле и попыталась улыбнуться, - все будет хорошо.

Артем прикрыл дверь комнаты и секунду постоял, привыкая к темноте.

- Люди там, - шепотом повторила Тамара, настойчиво потянув его за рукав, - иди посмотри.

Артем кивнул и пошел вслед за ней.

- Вы живы? - на балконе было прохладно. Темный воздух слегка дрожал внизу огоньками костров, пахло чем-то вкусным и свежим. Артем вздохнул и повернулся на голос.

- Вы не представляете, как я рада, - незнакомый женский голос в темноте слегка успокаивал, - а мы тут сидим, сидим, а я слышу - в стену стучат, думаю кто?

- Это я вас услышала, - Артем вздрогнул от громкого крика Тамары.

- Представляешь, - Тамара повернулась уже к нему, - сижу и через стену слышу, бубнят. Я как давай стучать, потом Танька говорит, балкон же есть в квартире, ну и туда побежали.

Артем машинально кивнул, прислушиваясь к ночным звукам.

- А где она? - негромко спросил он у женщины.

- Там в кухне сидит, - Тамара отвернулась и перегнулась через перила, - Федорович, ты что ли?

Артем постоял, слушая перекрикивания Федоровича и Тамары через балкон. В стороне третьего дома стояла глухая темнота, изредка нарушаемая тонкими полосками света.

- Остатки огня, что ли? - Артем прищурил глаза, вспоминая, что днем с третьего дома шел дым, - или что?

Он поежился. Воздух становился холоднее.

- Ты их предупреди насчет стрел, - Артем тронул Тамару за плечо, - я пошел Татьяну посмотрю.

Тамара кивнула и Артем вышел.

- Татьяна, - Артем вошел на кухню и вспомнил, что он сегодня даже не завтракал, - можно вас на пару минут?

Татьяна повернулась от окна и кивнула.

- И кто там? - Юра оторвался от экрана телефона и подслеповато всмотрелся в сторону коридора.

- Федорович с компанией, - ответил Артем, - там Тамара осталась.

- Пойду хоть новости узнаю, - Юра выключил телефон и тут же споткнулся об табуретку, - черт, думал связь может появилась.

Он поднял табурет и осторожно прошел мимо Артема, вытянув руку вперед для уверенности.

- Как в днях триффидов, - Артем проводил хохотнувшего Юру взглядом и снова повернулся к Татьяне, - мне надо вас осмотреть, разрешите?

- Нет, - Татьяна нервно растерла перевязанной рукой плечо и отвернулась.

- Все в порядке, спасибо, - Артем едва расслышал слова Татьяны.

Он придвинул табурет и сел.

- Да мне не сложно, - Артем размял пальцы, - просто, понимаете, Ася - ей после стрелы стало плохо, а у вас рана.

Артем говорил в спину отвернувшейся Татьяны, одновременно с этим чувствуя, как в нем поднимается раздражение.

- Да вы же сами видели, - добавил он, - надо посмотреть, перевязать рану, в конце концов.

Татьяна молчала. Артем прикусил губу.

- Я настаиваю, - Артем встал и шагнул в сторону повернувшейся к нему Татьяны, - мало ли что.

- Нет, - пальцы Татьяны перебирали ворот кофты и гладили небольшой бугорок, выступающий у нее справа над грудью, - не трогай меня, понял?

Она шагнула в сторону, но Артем схватил ее за руку. Минуту они стояли молча - Татьяна наконец вырвала руку.

- Эй, - раздался голос Юрия из коридора, - быстрее, там на них напали.

Татьяна резко оттолкнула Артема и вышла из кухни в сторону комнаты.

Магазин.

- Чего? - Влад поднял голову от стола, положил пистолет на стол и присвистнул, - это что такое?

Свет в комнате становился все ярче и ярче. Влад встал. Стена пропала вместе с окном - вместо нее шла огромная, белая полоса света.

- Какого хрена? - Влад отошел к двери и выглянул на улицу. Шел мелкий дождь - голова моментально намокла. Повернулся обратно и замер. Стол, стоящий около дивана - исчезал в прозрачном белом свете, вспышкой резануло по глазам, и Влад зажмурился.

- Выключи свет, - голос Влада утонул в грохоте разбитого купола над головой и вниз тяжелым дождем рухнула крыша.

- Черт, черт, - Влад пригнулся и побежал, прикрывая глаза руками. Сирена орала над головой противными тягучими завываниями, земля разъезжалась под ногами в коричневую, вязкую грязь, и Влад упал. Стукнули зубы - подбородок еще раз ударился об землю. Что-то огромное перевернуло Влада и потащило за ногу. В открытый рот попала земля и Влад закашлялся, выплевывая комки жидкой грязи. Подпрыгнул спиной на яме и больно приземлился обратно.

- Пусти, - спина Влада пересчитывала ступеньки, дикая ярость волной накатила и Влад со всей силы пнул тянувшего его за ногу человека. Он крутился, пинался, приподнялся и холодными немеющими пальцами разжал руку, сжимающую его за лодыжку. Движение прекратилось и Влад бессильно рухнул в грязь. Повернул голову - вдалеке веселыми огнями мигал город. Влад застонал и попробовал перевернуться на бок. Не смог - грязь буквально обнимала его, топя его все глубже и глубже. Дышать стало сложнее.

- Пусти, - заорал Влад, и тут его дернули. Подняли ногами вверх, раскрутили, и тут Влад вскочил. Секунду простоял, оглядывая темный зал магазина.

Тут же рухнул обратно на холодный и твердый пол, застонал и попытался сесть. Сознание плыло, белый свет все еще раздражал глаза, одновременно болью выкручивало тело и возвращало в реальность.

- Сон, - вместо своих слов Влад слышал тяжелые хрипы.

- Тихо, ты чего? - раздался встревоженный голос рядом Георгия Олеговича, - чего вскочил?

Влад оперся на руку Георгия Олеговича и наконец сел. Зашипел от боли и стал заваливаться на бок.

- Что случилось? - с другой стороны появился Дима и Влад завалился на него, - эй, Влад, давай это, не помирай, не пугай нас, давай, давай.

Дима приподнял Влада и попытался усадить, но тело Влада не слушалось.

- Что делать? - Дима сорвался на крик, - чего ты копаешься там?

- Сади аккуратно, - Георгий Олегович перестал возиться за спиной Влада и помог уложить хрипевшего Влада на сложенные подушки, - вот так, нормально.

Георгий Олегович отпустил руку Влада на пол и сел рядом.

- Посмотри, чего в сумках есть, - попросил он Диму, - любые лекарства принеси, ему надо температуру сбить.

Дима встал и медленно пошел в сторону подсобки.

- Ватные диски и водку принеси, если лекарства не найдешь, - крикнул ему вслед Георгий Олегович, трогая мокрый лоб Влада.

- Голову еще разбил, дурак, - Георгий Олегович вытер кровь с ладони и пошел за перекисью. Влад прикрыл глаза. Лицо тронуло прохладой - это вернулся Георгий Олегович.

В подсобке шумел Дима - он принес пакетик шипучего аспирина и тромбоасс.

- Это убери, - Георгий Олегович вытер салфеткой лицо Влада и протянул тромбоасс обратно, - на кассу положи.

Дима молча отнес таблетки и сел около кассы.

- Он умрет? - Георгий Олегович поднял голову и Дима повторил, - он умрет?

Георгий Олегович пожал плечами и посмотрел на стакан с водой.

- Сейчас шипение пройдет и можно пить, - Георгий Олегович поболтал стаканом и сел удобнее, - надо выпить, давай.

Он приподнял рукой голову застонавшего Влада и попытался его напоить.

- Давай, Влад, пей, - Георгий Олегович смотрел прямо в мутные глаза Влада, - пей, говорю.

Дима отвернулся к окну. Всхрипы Влада перешли в бульканье, стихли и слышалось только тяжелое дыхание.

- Внутри, видимо, что-то отбили, - раздался тихий стук - Георгий Олегович задел ногой бутылку и она упала.

Воздух за окном медленно дрожал, искажая темные стволы деревьев и брошенных машин.

- Никого, - подумал Дима, обсматривая улицу, - могли бы и уйти по темноте. Если...

Тут Дима обернулся и пожал плечами.

- Что с ним? - спросил он Георгия Олеговича. Георгий Олегович промолчал.

- Понятно, - Дима встал и походил перед окном.

- Слушайте, - наконец кивнул Дима в сторону окна, - там никого нет.

Георгий Олегович поднялся.

- Сами посмотрите, - Дима подождал, пока Георгий Олегович подойдет к окну, - видите?

Георгий Олегович кивнул.

- Он же не жилец? - Дима почему-то перешел на шепот, - он же не жилец, верно?

Георгий Олегович кивнул еще раз.

- Вы его знаете? - и Георгий Олегович помотал головой, - я тоже нет. А я его видел вначале, он женщину пытался задушить. Я сам видел. Утром.

Георгий Олегович посмотрел на лежащего Влада и снова повернулся к окну.

- Можем аккуратно выйти, дойти до людей и позвать помощь, - Дима еще раз посмотрел в сторону окна, - он же все равно умрет, верно? Пока никого нет, мы же можем уйти.

Георгий Олегович продолжал молча смотреть в окно.

- Георгий Олегович, - Дима посмотрел на лежащего Влада, постоял, слушая его прерываемое тяжелыми стонами дыхание, - надо уходить.

- Давай его хотя бы в подсобку перетащим, - наконец сказал Георгий Олегович, поворачиваясь к Диме, - и поесть на дорогу что-нибудь возьмем.

Дима кивнул и они одновременно шагнули вперед, к лежащему на полу Владу.

Третий дом.

- Ты чего там усмотрел? - Саня растер ногу и снял ботинок, Валерий Иванович обернулся, - ноги сводит, давно по лестницам не бегал.

- Они здесь, - Валерий Иванович кивнул в сторону двери и отошел, Саня торопливо надевал ботинок обратно, - да он просто стоит и смотрит.

Саня встал и подошел к двери.

- Мда, - сказал он через минуту, - интересно, он один?

Валерий Иванович пожал плечами и достал сигарету, протянул ее Сане.

- Вот с сигами проблема будет, - Саня затянулся и медленно выпустил дым в сторону двери, - есть мысли какие?

- У меня несколько коробок есть, - Валерий Иванович прошелся около двери и посмотрел снова в окно - человек стоял также неподвижно.

- Мысли такие, - Валерий Иванович отвернулся и стряхнул пепел, - две мысли.

- Коробки в смысле пачки, - перебил его Саня, - извини, перебил.

- Нет, коробки в смысле блоками сигареты лежат, - Валерий Иванович кивнул, - по случаю достал, - он нахмурился и добавил, - шесть коробок.

Саня хмыкнул.

- Первое, - Валерий Иванович загнул один палец, - утром все решится или мы проснемся и это сон.

Саня хмыкнул еще раз и сплюнул на пол. Валерий Иванович усмехнулся.

- Оптимизм никогда не мешает, - чуть с ехидцей уточнил Валерий Иванович, - и второе.

Он затянулся и замолчал, рассматривая железную дверь подъезда.

- Второе, - повторил Валерий Иванович лениво, - мы попали в жопу.

Саня засмеялся.

- Странно да, - отсмеявшись, сказал Саня, - а ведь они не подходят ни к викингам, ни к индейцам.

Валерий Иванович удивленно посмотрел на Саню.

- Не, я норм, - Саня вернулся обратно к матрасу, - версии разные прикидываю. Смотри, че там в фильмах показывают?

Валерий Иванович пожал плечами.

- Нас в другой мир забросило, нас в прошлое забросило и нас в будущее забросило, - Саня загнул третий палец и внимательно осмотрел свою руку, - вероятнее всего в другую вселенную.

Валерий Иванович потушил сигарету.

- Ну еще нас похитили инопланетяне, - на этих словах Валерий Иванович махнул рукой, Саня привстал, - не, ну мы же все версии рассматриваем. Верно?

Саня наклонился и потер ногу. Валерий Иванович походил и снова повернулся к окну - человек неподвижно стоял.

- Аномалией какой перенесло, - негромко рассуждал Саня за спиной Валерия Ивановича, - за грехи бог наказал.

- А у тебя есть такие грехи? - Валерий Иванович подмигнул стоящему за окном человеку. Саня вздохнул.

- Ну, как сказать, - Саня помолчал немного, - наверно, есть. В молодости в драке убил человека.

Валерий Иванович усмехнулся.

- И все? - он развернулся к Сане, - это все?

- Ну, с работы иногда там брал всякое, - Саня замялся, - жене бывшей изменял так, по мелочи.

Валерий Иванович засмеялся.

- Саня, - наконец сказал он, - я тебе что, исповедник? Нашелся тут грешник. По мелочи - это как?

Саня криво усмехнулся.

- Дрочил на порнуху? - Валерий Иванович достал еще одну сигарету, - Будешь?

Он кинул сигарету Сане и снова закурил.

- Одно ясно, - Валерий Иванович развернулся обратно к окну, - мы в жопе. И надо думать, как из нее выбраться.

Человек за окном шагнул вперед и поднял топор.

- Красуется, зараза, - Саня подошел к Валерию Ивановичу и тоже рассматривал странные грациозные движения человека с топором, - вишь как.

Валерий Иванович молчал. Человек за окном опустил топор и подошел вплотную к окну. Он нагнулся, прижал лицо к стеклу и улыбнулся.

Показать полностью
185
CreepyStory
Серия Спасители

Спасители. Глава 74

-- Это не так просто – спать, -- сказал уставший Сташкевич в то роковое утро. – Мы отучиваемся это делать. Потому что привыкаем контролировать процесс засыпания. И часто лишаемся глубокого хорошего сна.

-- Тяжело?

-- Конечно. Сновидцы часто заканчивают в дурках. Наша психика испытывает огромные нагрузки. Мозг меняется. Биологические ритмы ломаются. Чрезмерная осознанность – это хорошо. Но она нас и губит…

-- И что случается со старыми сновидцами?

-- По-разному, -- зевнул Сташкевич. – Ладно, Олег. Потом поговорим. Всё. Я поехал спать. Дурацкая была смена.

Олег не стал навязываться – и слава Богу. Пожали руки и разошлись. Сташкевич был сильно раздражён после смены. Слишком много всего навалилось. И на работе. И в личной жизни – ушла девушка. А он до сих пор не мог её внутренне отпустить. И какими бы практиками он не занимался – кошмары снились всем.

Тем и хуже. Он либо «спал» и работал в пороговых пространствах. Либо же спал – и видел тягучие кошмары. Осознавание внутри таких кошмаров помогало не очень сильно. Всё вырывалось ведь из подсознания.

А на фоне постоянного недосыпа эмоциональная нестабильность лишь усиливалась.

Подумать только. Сновидец с недосыпом! Услышь он это лет десять назад – не поверил бы ушам. Но так оно и бывает…

Сташкевич вышел из Штаба. И отправился к автобусной остановке. Автомобили он презирал. Выражал протест обществу, которое навязывало автомобиль, как признак статусности. Сновидцам платили изрядно, и всё же Сташкевич ездил на автобусах. И жил в обычной серой панельке.

Бывшая от него ушла именно поэтому. Нет автомобиля. Нет нормальной квартиры. На чём возить ребёнка в садик? На автобусе заразу цеплять? А где этого ребёнка потом воспитывать? На съёмной хате?

Нечего взять – значит «прощай».

Она не знала, кем работает Сташкевич. Не знала, что денег у него водилось порядочно. А тот не афишировал – ему не хотелось, чтобы с ним были из-за бабла. Пусть и красавица.

Это было не так-то и легко!...

А ещё бывшая говорила, что он «шиз». Как модно нынче обзывать тех, кто не вписывался в картину привычного мира. Тех, чей пытливый ум обладал огромной степенью внутренней независимости. Тех, у кого разум и воля преобладали над животной натурой.

Но можно ли винить «автоматов» за то, что они «автоматы»? Лишь считающие себя разумными существами, ещё и зарекающиеся о свободе собственной воли… Бывшая реализовывала свои животные программы – не более того. И правильно делала, считал Сташкевич, он её не осуждал.

А «шиз»… Звучало как-то колко. Называли так почему? Из зависти? Нет, скорее из-за боязни. «Шизов» никто не понимает. Они излучают непредсказуемую и потому угрожающую чужеродность. При этом всём «шизы» понимают «нормальных» замечательно. Ибо им всё-же не чужды человеческие желания. «Шизы» просто видят суть этих самых желаний, что позволяет воспарить над ними. И жизнь их наполнена разумностью, рациональностью и постоянным разоблачением обманчивой природы реальности…

Прогулки к автобусной остановке – всегда были полны размышлений. Особенно в такие прекрасные весенние и солнечные деньки, когда вот-вот начинает зеленеть трава.

В переулке через гаражи ветви небольших деревьев, растущих у забора из профлиста, уже покрывались почками. И это радовало, вселяло некое предвкушение чего-то прекрасного, новые мечтания зарождались на расцветающей душе. И облака в чистом синем небе…

А потом в шею сзади что-то сильно ударило. Очень больно. Ноги подкосились. Заколотилось сердце, захлёбываясь.

Когда Сташкевич раскрыл глаза – он лежал в том же переулке на асфальте. А над ним копошился мужчина в балаклаве.

Прошло немного времени, лишь несколько секунд.

Руки и ноги почему-то не слушались. Тело сковала невообразимая слабость. Мышцы будто отключились. Сташкевич не мог ни убежать, ни, тем более, дать отпор.

Незнакомец заковал сновидца в наручники, не проронив и слова.

Даже кричать о помощи не получилось. Тело сделалось ватным.

Всё случилось очень быстро.

Сташкевич почувствовал, как на лицо что-то налепили. И сознание устремилось куда-то очень и очень далеко, затем растворившись в черноте… Сохранить осознанность было невозможно – это не обычное засыпание, а тяжёлое безмыслие. Чернота.

Почти что конец всего.

Посреди океана пустоты Сташкевич на мгновение всё-таки сумел вернуть себе осознание. Он даже попытался прыгнуть в пороговые пространства. Ему это ненадолго удалось – он набросился, почему-то, на Олега, на командира штурмгруппы. Потому что тот оказался ближе остальных… Но тот его не услышал. Слишком ослабели способности... Сташкевич утонул в черноте. Снова.

Во рту пересохло. Это было первое ощущение, появившееся посреди черноты. Потом Сташкевич вспомнил себя. Вспомнил последнее, что видел. Глаза будто разлиплись. Несколько секунд пространство вокруг было мутным, как запотевшее стекло.

Затем стали прорисовываться очертания тёмной комнаты в свете керосиновой лампы, стоявшей на ржавой бочке. Сырость. Прохлада. Тело дрожало от холода. Очень холодно. Бетонные стены. Похоже на подвал. Да. Точно. Подвал.

И хрипящий Хамидулла. С пеной из рта.

Незнакомец в балаклаве обернулся.

-- О, -- сказал он. – Ещё один оклемался. С добрым утром!… Тебя я особенно помню. Ты стоял впереди всех…

Незнакомец вынул шприц из вены на руке перепуганного Хамидуллы. И вскоре Хамидуллу затрясло ещё сильнее. Он шумно задышал, блеванул оранжевой жижей с комочками. На лбу его выступил пот.

Сташкевич пытался говорить. Но речь путалась. Он спотыкался о собственные слова. И получалась несуразица.

-- Заткнись, -- посоветовал ему незнакомец, заправляя тот же самый шприц каким-то веществом из ампулы. – Сейчас и тебе доза достанется, не переживай.

Сташкевич задёргался. Однако ноги были крепко перевязаны. Руки – за спиной в наручниках. Никак не вывернуться, чёрт подери…

Тут же в поле зрения попались и Ваня с Артуром – их менее опытные напарники. Эти ребята ещё не очнулись.

Незнакомец сделал укол. И тогда у Сташкевича забилось сердце от ужаса. Туман растворился, сознание прояснилось. Но ненадолго – не прошло и минуты, как сознание взвинтилось до самых своих пределов. Ворох мыслей. Паника. Страх. Кто он? Кто этот незнакомец? Где они все? Зачем их похитили? Их станут убивать? Им всем сейчас придёт конец? Почему это происходит именно с ним? Почему?

ПОЧЕМУ?!..

-- Где мы?!... – задыхался Сташкевич от ужаса.

-- Там, где вас не найдут, -- сказал незнакомец. – Ну что? Не узнаёшь меня? Твой друг вот узнал. Почти сразу. У него память хорошая. Попытался в душу ко мне проникнуть, там что-то и увидел. А ты, видно, послабже будешь. Даже не попытался меня задеть, пока мог.

Сташкевич опомнился. Точно! Но сосредоточиться теперь не получалось. Никак.

-- Что? Не получается? Под этим препаратом ты ничего не сможешь, -- сказал незнакомец.

-- Кто ты?! Что тебе нужно от нас?!

Незнакомец кровожадно ухмыльнулся.

-- Мне от вас нужны страдания. Жуткие страдания. Я хочу, чтобы вы сошли с ума. Вы не переживёте мои пытки. Но сразу умереть я вам не дам!

Незнакомец упивался собственной злобой. Наслаждался судорогами Хамидуллы и ужасом в глазах Сташкевича.

-- Вы должны очень сильно пожалеть. О том, что убили любовь всей моей жизни. Мою Алину. Там. В лиминальных пространствах. У люка «номер сорок шесть».

Сташкевича осенило. Он вспомнил о двух преступниках, использовавших Закулисье, чтобы грабить людей, проникая к ним во сны и изводя кошмарами, вынуждая переводить деньги на криптокошельки. Они залезли в голову даже к Варшавскому, многое выведав. Тогда их отдел забил тревогу. И команда Сташкевича устроила засаду на опасных для общества преступников. Как раз в тот момент, когда те едва ли не освободили Короля Падали из «люка номер сорок шесть». Они поймали их в «ловушку Мёбиуса» и смогли убить только некую девушку. Парень же, используя очень странную технику, вырвался из ловушки. И сбежал.

Тело девушки нашли и изъяли. Установили её личность и пытались через неё выйти на парня, но тот всё очень ловко за собой прибрал. Поразительно тщательно. И в пороговых пространствах он больше не появлялся… А теперь он…

-- Ты… -- сказал Сташкевич. – Ничего личного! Но вы тогда чуть ли не освободили такую тварь, что весь мир оказался бы в опасности! И половина сновидцев погибла бы…

Незнакомец ударил Сташкевича в челюсть.

-- Заткнись! Заткнись! Кусок дерьма! – заревел он в ярости. Он принялся избивать Сташкевича, осыпая ударами. И потом затравленный сновидец плевался кровью и скулил.

-- Вы убили её! Вы насмехались над нами! Вы получали удовольствие от расправы! Вы не дали нам шанса! ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧЕРЕЗ ЧТО Я ПРОШЁЛ?! ЧЕРЕЗ КАКУЮ БОЛЬ?! НЕТ?.. ВЫ ЗА ВСЁ ЗАПЛАТИТЕ! В ЭТОМ ПОДВАЛЕ!

Незнакомец орудовал кулаками, обрушивая острые костяшки на рыдающее и окровавленное лицо Сташкевича, с каждым ударом рассекая губу в новом месте и выколачивая зубы из дёсен. Некоторые из отломавшихся зубов сновидец проглотил – настолько было невозможно увернуться, одёрнуться, попытаться их выплюнуть… Кровь заливала глотку.

Это кошмарный сон!

Всего этого не может быть на самом деле.

Ведь так?!..

Потом незнакомцу полегчало. Он отошёл к бочке, чтобы отдышаться. Достал бутылку с газировкой. Утолил жажду. А страх Сташкевича наслаивался на бесконечные панические атаки, вызываемые препаратом…

-- Знаешь, -- начал незнакомец. -- Я хочу, чтобы вы очень сильно помучались. Хочу, чтобы вы сошли с ума от боли и страданий. А вашей смерти я не то, чтобы особо желаю… Хочу, чтобы вы испытали всю ту боль, что испытал я – и даже больше… Ты же понимаешь, что на моём месте так же поступил бы любой нормальный мужчина? У которого есть хоть капля достоинства… Алина не была опасной. Мы оба не были опасными. Вы, Организация… Вы только одного хотите – власти. Порабощения человечества. Вот чего вы хотите. И прикрываете всё это «благими намерениями»… Вы лжёте всем. Что так смотришь на меня?!.. Они и вам лгут. Я залезал в голову к вашему главарю. Как там его?.. Вонючий старик, плешивый... Я знаю, о чём говорю! А вот вы – ничего не знаете. Вы лишь цепные собаки.

Сташкевич хотел бы возразить, хотел бы сказать этому безумцу, что тот глубоко не прав. Что он со своей «Алиной» едва ли не освободил самое кошмарное существо Зазеркалья. Её повелителя, Султана Тьмы, Короля Падали… Но не осмелился. Да и язык не шевелился, распухнув.

И незнакомец не хотел слышать. Он для себя уже давно всё решил. Он движим местью.

-- Вы устроили на нас засаду. Без всякого предупреждения жестоко расправились с моей Алиной. Прямо на моих глазах вы испепелили мою любовь.

-- Нам очень жаль… -- ответил дрожащий Хамидулла, будто готовый в любой момент рассыпаться. – Правда. Мы… Это наша работа.

-- Конечно тебе жаль, выродок! -- сказал незнакомец. – Ты у меня в руках. Ты сейчас на всё готов, лишь бы всё это закончилось. Вы будете сейчас лить кроводильи слёзы литрами. Это я вам обещаю! И чего вы только не придумаете, лишь бы убедить меня не отрезать вам конечности!… Но я всё помню. Как на картинке помню. Вы хохотали. Вы чувствовали там свою власть. Вы видели, что я не могу вам ничего противопоставить. Вы упивались своей безнаказанностью. Вы – чудовища. И ваши смерти неотвратимы.

-- Ты психопат! – воскликнул Хамидулла, найдя в себе силы. – Ты сошёл с ума! Ты опасный преступник и Организация найдёт тебя! Тебе от неё не уйти! Мы всегда побеждаем. Не мы – так другие!.. Всех не перебьёшь!

Но незнакомец лишь посмеялся.

-- Посмотрим, куда денется твоя смелость и самоуверенность… -- он взглянул на часы. – А мне пора. Не буду дожидаться, пока остальные оклемаются. Вколю им сразу. Если сдохнут – и чёрт с ними. Вас двоих я помню хорошо. Сдохнут – и я приведу ещё двоих. Всё равно я получу удовольствие.

Он ввёл препарат Ивану и Артуру, отчего те принялись приходить в себя.

А потом незнакомец ушёл…

-- Вот дерьмо! – дрожал Хамидулла, обычно, самый смелый и молчаливый, но теперь бледный и потерянный. – Нам нужно думать, как выбраться отсюда! Или нам всем конец… Он психопат. Особо опасный преступник. Он сошёл с ума!

Хамидулла заелозил, пытаясь вывернуться из наручников. Всех сновидцев цепями приковали к стене, крепко забурившись. Этот психопат всё продумал. Видно, что он давно готовился к похищениям. Когда там они убили его бабу? Полтора месяца назад? Может, два… Всё это время он готовился? Как он вообще их нашёл?!

Минуты тянулись друг за другом. Превращались в часы. Сновидцы пытались выбраться. Они пытались использовать любые известные им техники. Но препараты были слишком мощные. Они лупили по нервной системе. Уничтожали способность сконцентрироваться на чём-либо….

Всех их похитили по пути к дому. Только Артуру удалось добраться почти до самой квартиры -- его похитили, похоже, самым последним.

Но как же незнакомцу удалось их похитить так быстро? Или у него есть помощники? Но все описывали мужчину в джинсах и чёрной куртке в балаклаве, как последнее, что они видели…

Препараты выворачивали кости, ломили суставы. А ещё холод ощущался гораздо ярче, как и все остальные чувства. Особенно боль…

Преступник вернулся один. Ещё более злобный, чем был до этого. Ему не удалось похитить остальных…

-- Ну, ничего, -- сказал он. – Теперь они будут жить в страхе. Это тоже своего рода пытка. А я не буду лезть на рожон…

Некоторое время он рассматривал, как сновидцы извиваются, неспособные успокоиться. А потом ухмыльнулся и сказал.

-- А вами я займусь прямо сейчас!

Сказал он это и рассмеялся.

Незнакомец скрылся в соседнем подвальном помещении и притащил скальпеля. Набор хирургических ниток, хирургическую пилу. Коробку с разнообразными иголками и щипцами…

Инструменты были грязными, в пятнах крови. От них неприятно пахло.

Сновидцы перепугались одного лишь вида инструментов. Они принялись молить о пощаде. Они принялись просить прощения.

-- Вы неправильно просите прощения! – отвечал незнакомец. – Нужно делать это правильно!

-- Пошёл нахрен! Чтобы ты сдох! Хорошо, что мы твою суку замочили! Мне было очень приятно сжигать её! – выпалил Артур, самый молодой и дерзкий из всех. Зря он так, конечно. Только подвёл остальных своей выходкой...

-- С тебя и начну, -- сказал похититель. Он посмотрел на инструменты. Как бы не зная, с чего бы лучше всего начать. Но отложил их в сторону и снова скрылся в соседней комнате.

Вернулся он с монтажной пеной.

-- Снимай штаны! – хохотал незнакомец. А Артур брыкался, пытаясь сопротивляться. И всё же похититель стянул штаны с него.

И тогда сновидец обмочился…

-- Сначала телесные пытки, -- сказал незнакомец, заправив в Артура почти весь баллон. -- Небольшие. Будем начинать потихонечку. Нам некуда спешить. Нужно, чтобы вам всегда становилось только хуже, ха-ха!.. Ну чего ты скулишь? А? Говоришь, понравилась смерть моей Алины? Это ты зря так, конечно. Теперь, кажется, у тебя не получится посрать. Никогда. Мерзкая смерть, да? Но не сразу. Мы с тобой ещё не закончили.

Артур бессильно разрыдался, стыдясь глядеть на своих друзей.

А остальные сновидцы теперь боялись даже раскрыть свой рот.

Им никуда не деться от ублюдка.

Им его не переубедить.

-- Вам тоже запенить что ли? – задумался он. – Не хочу убирать за вами дерьмо. Я брезгливый… Шутка! Пены не хватит на всех. А зря. Чего-то я только сейчас подумал о деталях. Не знал, что вы все обделаетесь так быстро. А я ещё не начинал! Ха-ха! Но кто обосрётся – тому запаяю сразу! Обещаю! Так что, суки, держите в себе!

-- Пожалуйста… -- не выдержал Сташкевич. – Не надо…

-- Ага! -- сказал похититель. – Самый разговорчивый. Ну, с тебя мы и начнём. С классики. Ножи. И нитки. Зашьём тебе пасть!

Всё самое страшное только начиналось. Незнакомец набросился на Сташкевича и принялся того терзать. Сначала он поддел скальпелем все ногти. Товарищи молча наблюдали пытки своего товарища. В тревожном ожидании, что та же участь настигнет и их. Они пытались вырваться. Пытались освободиться. И надеялись на то, что Нойманн вычислит ублюдка до того, как он всех тут запытает.

Надеялись, что скоро в подвал ворвутся штурмгруппы.

Что бойцы спасут их всех, вызволят из плена…

Но никто не врывался.

-- Всё должно становиться только хуже, -- смеялся психопат. – И только хуже! Безнадёжность – вы её должны испытать так же, как её испытывал я! А закончим мы на том… Нет-нет! Это будет для вас сюрпризом! Боже, как же мне хорошо! Месть не бывает холодной!

Он выдрал всем ногти. И на руках и на ногах. Кому-то подрезал сухожилия – избирательно, к чему-то словно готовясь, что-то прикидывая в уме.

-- Тебе ноги ещё пригодятся… А тебе – нет. Зачем они тебе!? Давай сюда. Ну не брыкайся ты так. Станешь калекой! Какая на тебя баба потом клюнет? Будешь в одиночестве, если я тебя отпущу, ты только представь!

Потом он принялся за языки. Потому что пленные слишком много разговаривали. Вскоре все сновидцы лишь хрипели от боли и ужаса. Не в силах теперь даже ничего ответить. Не в силах теперь подбодрить друг друга.

После этого Сташкевич внутренне сломался. Даже если их освободят – они теперь всё равно инвалиды.

Их жизни бесповоротно сломлены.

Сташкевич тогда подумал, что хуже уже быть не может.

Как же он ошибался.

-- Кажется ваши тела теперь привыкли к боли! – сказал кровожадный психопат. – Это нормально! Так оно всегда и бывает. За некоторой гранью люди перестают испытывать от боли тот же дискомфорт, что испытывали в начале. Какие-то гормоны выделяются. А это… это нежелательно. И как теперь быть, думаете вы? Не бойтесь! У меня для вас есть большой сюрприз! Сначала мне нужно ввести вам очередную дозу. А потом…

А потом мститель принялся чертить на полу странные символы. Изнанка. Этот урод не только умел проникать в сны и пороговые пространства. Он владел знанием Изнанки. Это было очевидно после его бегства из «ловушки Мёбиуса»… Но теперь…

Психопат зашвыривал сновидцев в омут. В «тёмные воды». Туда, где царила смерть. Гниль триллионов некогда живых существ сочилась всюду. Он закинул их в королевство падали. К тем, кто был так же жаден до сновидцев.

Сновидцы были червячками, а психопат – рыбаком. И демонические рыбины глодали их с остервенением.

И сновидцы ничего не могли поделать с чудовищами, облеплявшими их души. Не могли никак им воспротивиться.

Препараты не давали собрать даже самый тусклый луч Ясного Света... И это было куда страшнее, чем любые телесные пытки. Ибо разрушалась и калечилась сама душа.

Некуда деться. Некуда деться!

Сташкевич стремительно рассудок от ужаса перед непостижимыми образами самых глубинных кошмаров. Все его друзья сходили с ума, бились в агониях. И даже Хамидулла был бессилен. Вернувшийся-Из-бездны был сломлен. Раздавлен.

Тот, кто победил Султана Мрака оказался побеждён обычным человеком.

Но незнакомец не давал им сойти с ума. Не давал им умереть. Сгинуть. Он вытаскивал их обратно. Чтобы дать возможность отдышаться, перевести дух. Набраться новых сил.

И тогда сновидцы видели, во что превращались их тела. Видели, что с ними всеми делал их безумный палач.

Они раскрывали глаза. И их одолевал ужас. Отчаяние. Полная безнадёга. От зрелищ. Телесный биомеханический ужас.

-- Вам всем конец! И вашим близким! Я отпущу вас в этом обличье, когда сошью вас в Тварь! И тогда вы, в своём новом образе, убьёте своих родных, ещё не полностью утеряв рассудок! Вы будете всё видеть и понимать. И тогда вы испытаете ту же самую боль потери, что испытал я! Прежде чем исчезнуть в Закулисье навсегда…

Палач снова окунал сновидцев. В самые глубокие уровни пороговых пространств.

На саму границу с Изнанкой…

Подробнее про эти события, которые в Организации обзовут "Инцидентом 114". Книга: Эмиль

*

А СПОНСОРАМ сегодняшней главы выражаю благодарность!)

Алексей Н. 1000р «А будут печатные версии Темнейшего?)) Я бы купил» Ответ: будут канеш, но сначала я добью первый том и отправлю в издательство. Пока книга в процессе

Алексей Александрович 500р «Спасибо за шикарные произведения!»

Сергей Михайлович 100р «…по соточке»

***

Мой телеграм канал: https://t.me/emir_radrigez

Показать полностью
91

Лампочки

Всё началось из-за лампочек.

Мне было девять, когда лампочка во мне зажглась в первый раз.

Мне было девятнадцать, когда лампочка во мне первый раз лопнула.

Мне было двадцать один, когда раскалённые лампочки выжгли меня изнутри.

***

«…Лисе одиноко было в лесу, но здесь в школе ей нравилось. Она пряталась за большим книжным шкафом в классе руского языка и летературы. Пока никого не было в школе она тихонько вылезала из своего укрытия. Она нашла тетрадку и ручьку. Утром Лиса вместе с ребятами слушала учителя и делала задания…»

Мне было девять, когда я первый раз взялась за перо. Я жила тогда у бабушки с дедушкой, потому что мама лежала в больнице. Дед ушёл на вечернюю прогулку с лопоухим Дружком, а я отодвинула от стены столик, что служил в гостиной журнальным, села в уголок и написала в зеленой разлинованной тетради красивыми, на мой взгляд, буквами: «Лиса и школа».

Первым слушателем я выбрала дедушку. Он никогда не говорил «я люблю тебя, Еся», но мастерил мне луки, скворечники, рассказывал истории о своих охотничьих приключениях и всегда был на моей стороне.

В девять лет я ещё не могла в точности охарактеризовать слово «доверие», но точно знала, что дедушке я могла доверять.

— Это ты сама написала? — подняв глаза от тетради, спросил он. Я пристроилась на ручке его кресла, как птенчик, и быстро-быстро закивала.
— Очень хорошо! Ты молодец.

Дзынь.

И внутри меня будто зажглась маленькая стеклянная лампочка, вроде тех, что в новогодних гирляндах.

У меня почти не было друзей: я много болела и почти всю начальную школу провела на домашнем обучении, поэтому много читала и ещё больше писала.

Единственной моей подругой была Алиска, любопытная и юркая, она перешла к нам в четвертом классе и тут же заметила в списках несуществующую девочку. Алиска нашла меня в соцсетях, написала, потом позвала погулять, и дальше мы уже не расставались. Она была смуглой, черноволосой, а глаза у неё были влажные и тёмные, как растопленный шоколад. Полное её имя было Алван, и она была родом из Армении. Алиска много времени проводила вне дома, большую часть дня в школе, потом на разных кружках или у меня в гостях — отец её много работал, а мать занималась младшими детьми. Она смеялась, когда я ей говорила, как сильно она похожа на мою Лису.

«…его хозяева долго ещё бродили по лесу, они всё пытались отыскать Тишку, но так и не смогли. Юленька плакала, мама держала её за руку и пыталась усадить в машину, но девочка не хотела уезжать без своего любимца. А маленький белоснежный щенок прятался в корнях большого дерева и тоже плакал, потому что в ночном лесу ему было так страшно и так хотелось домой…»

Мне было одиннадцать, когда Дружок потерялся. Это случилось перед самым Новым годом. Я много тогда плакала, и лампочки во мне болезненно позвякивали, как будто кто-то бил по ним маленьким молоточком. А потом, на восьмое марта, мама подарила мне щенка. Он был смешной и пушистый, такой крохотный, с глазками-бусинками и абсолютно белый, как выпавший наутро снег.

Дзынь.

«…у него были такие красивые голубые глаза, что я тонула в них каждый раз, стоило ему посмотреть на меня. И когда однажды мы вдвоём остались дежурить после уроков в столовой, он вдруг коснулся моей руки, и на секунду я обомлела…»

Мне было четырнадцать, когда я увлеклась девчачьими романчиками. Моя мама в тот период уже растратила почти всё имеющееся у нас папино наследство и не забывала напоминать мне о том, что «денег нет» и что это непременно «из-за тебя». Я мечтала о большой и чистой, потому что была уверена, что не существует другого способа чувствовать себя нужной.

— Не смей закрывать дверь!
— Но мама! Я хочу личного пространства!
— Я вот не запираю дверь, а может, мне тоже надо личное пространство! А ты не доросла ещё двери тут закрывать!
— Это и мой дом тоже!
— Здесь твоего ничего нет! Неблагодарная! И так на тебя все деньги трачу, а ты только и можешь, что хамить!

Мама хлопала дверью. А потом — молчала. Молчаламолчаламолчала. Лучше бы кричала.

Лампочки внутри меня дрожали, и каждый шаг сопровождался стеклянным звоном. Мать молчала уже шесть дней и пять часов. Я завтракала под молчание со звуком скрипящей по чашкам губки для мытья посуды, пила чай под молчание со звуком жарящейся яичницы и уходила под молчание поворачиваемого в замке ключа.

Я пряталась в своих историях, как прячется сурок в своей норе, и на время, пока я писала, молчание для меня будто прекращалось.

А потом появился он. Миша. Он был новеньким из параллельного класса, и я заметила его, едва он зашел в столовую. Миша был словно принц из придуманных мной сказок. И я влюбилась. А он взял и влюбился в ответ.

Дзынь.

Мне было семнадцать, когда я бросила писать.

Обострение. Капельницы. Очень много капельниц.

Я тогда на долгие два месяца оказалась в больнице. Только-только прошёл ЕГЭ, и тогда казалось, что от него зависит моя жизнь.

Потом поступила в институт на химика и к середине первого курса поняла, как ошиблась с выбором. Мне было неинтересно. И ещё почему-то страшно. Лампочки потухли, будто во мне щёлчком переключили рубильник.

Мне было девятнадцать, когда дедушки не стало.

Я сидела на паре по матанализу и заглядывала в тетрадь к соседке по парте. Мне позвонила мать.

— Дед умер, — коротко сказала она.
— Ага. А когда похороны?
— Послезавтра.

Я молча положила трубку.

На какое-то мгновение я будто перенеслась на несколько лет назад: я видела себя, маленькую, в ярко-жёлтом стареньком сарафане, у домашнего телефона со шнуром-пружинкой. Я набирала номер на затёртых кнопках, представляя, как на том конце провода дед надевает очки, берёт в руки телефон с базы-подзарядки и отвечает. Всегда отвечает.

— Деда, пойдем в лес завтра?
— Конечно, Еся. В десять, как обычно. Я возьму семечки для птиц.

Несколько лампочек внутри меня со звоном лопнули.

Мне двадцать один. Сегодня моя мать умерла.

И я вся наполнилась битым стеклом.

***

Единственное, чего хотелось — это спать, желательно постоянно, не прерываясь на жизнь. Спатьспатьспать…

Тревожно. Я раньше не очень понимала это ощущение, когда тебе в спину словно упёрся тяжёлый, злобный, чужой взгляд. И он смотрит, этот чужак, смотрит не отрываясь, ждёт, когда ты устанешь оглядываться через плечо; ждёт, чтобы схватить и раздавить, сжать, разламывая рёбра. Сначала я ужасно злилась на мать, потом узнала о долгах по микрозаймам, долгах каким-то знакомым, которых я даже не знала, долгах по банковским кредитам. Больших долгах, что послужили «той самой» причиной. Эти цифры, как надвигающееся с горизонта цунами, угрожали потопить меня, меня, совершенно не умеющую плавать.

Я в полудрёме погладила между ушами кошку.

Утро.

Я с трудом разлепила глаза.

Утро.

Пока одевалась, заметила на столе ноутбук. Минуту постояла, подумала. Отвернулась и продолжила натягивать колготки.

Вечером я вернулась домой, приняла очень горячий душ, потискала кошку и хотела было уже лечь, наконец, спать, когда взгляд опять задержался на ноутбуке.

Утроденьвечерутроденьвечер…

«…она встретила его случайно, в супермаркете: ей хотелось приготовить тыквенный пирог по очередному рецепту из Ютуба, а он просто не умел ничего толком готовить, кроме супа. Их взгляды, точно в голливудском ромкоме, встретились, и с тех пор цвет голубого сапфира стал у Еси самым любимым»

Я сама не заметила, как снова начала писать.

День был весенний, грязный и дождливый, я зашла после пар в магазин, потому что дома позавчера кончился даже хлеб.

Я выбирала картошку. Потом подняла взгляд и замерла: на меня смотрели небесно-голубые глаза, точно такие же, какими я их сочинила в своей новой истории.

Дзынь — и неуверенно, тихонько, опасливо зажглась новая лампочка.

Героиня моих рассказов стала моим двойником, моей маленькой счастливой копией, живущей счастливой жизнью в счастливой семье, в счастливых отношениях, в окружении счастливых близких людей. В общем, так, как сама я, Еся, что смотрит на меня каждый день из зеркала, никогда не жила.

Мне не хотелось уже ни спать, ни есть, я днями сидела за ноутбуком, и клацание клавиатуры заглушало звон битого стекла внутри меня. Клац-клац-клац: Еся, сотканная из слов и букв, проживала свою счастливую жизнь, словно одна из жительниц Плезантвилля. Даже мой ясноглазый Богдан, прекрасный принц из овощного отдела, незаметно отошёл для меня, настоящей, на второй план. Как оказалось, идеальные отношения гораздо проще прописывать на бумаге, чем проживать вживую.

— Эй, Веснушка! Ты вообще ела сегодня, нет? — я вздрогнула и рассеянно дёрнула головой, услышав голос. Богдан стоял в дверях с пакетом из «Пятёрочки» и улыбался. Я и забыла, что дала ему ключи. — Ты в курсе, что я тебе уже десять раз звонил? Честное слово, Веснушка, ещё немного, и я бы начал обзванивать больницы.
— Я… я завтракала. Кажется. Прости, записалась, не заметила, — нервно хихикнула я, мазнула взглядом по телефону, что валялся на кровати, и отвернулась обратно к тексту.
— Покажешь, что ты там такое строчишь уже какой день?
— Эй, нет! Оно не дописано! — я резко свернула документ. Богдан сгрёб меня в охапку и чмокнул в макушку. Он пах мёдом и специями, как будто только-только вернулся с южного базара; его запах, теплота его рук были такими реальными, такими настоящими, что на секунду я даже испугалась. Показалось, что без клацания клавиатуры в комнате стало ужасно тихо. Тихо, несмотря на весёлую болтовню Богдана и шуршание пакета, в который заглядывала кошка. Тихо, будто я смотрела кино с выключенным звуком.

***

— Ты серьёзно написала свой первый рассказ, когда тебе было девять? Офигеть, я в девять лет ещё крапиву палкой бил! — Богдан пролистывал пухлые тетрадки моих историй, смеялся, хмурился, улыбался. Читал, а я как завороженная сидела, подперев руками щеки, и смотрела на то, как сменяются эмоции на его лице.
— Ага, помню эту историю. Прикинь, у меня потом появилась подружка, вылитая эта Лиса, ещё звали её Алиска. Забавно.
— А этот, про щенка... У меня, кстати, «Дорога домой» в детстве был любимым фильмом!
— У меня тоже! Обе части! А ещё мне потом подарили такого же крохотного белого щенка. Я тоже назвала его Тишкой.
— Офигеть! Ты прямо какая-то писательская ведьма, — Богдан рассмеялся и привычно чмокнул меня в макушку. Я рассеянно хихикнула. Ведьма…

Ведьма.

Факты складывались в голове, как случайно найденные в коробке детали пазла, которых как раз недоставало, чтобы собрать полную картину. Раньше всё это казалось мне совпадением. Играми воображения и Вселенной. Но теперь…

Значило ли это, что я могу переписать свою жизнь заново?

В институте я бывать почти перестала, написала всем, что простыла и валяюсь дома с температурой. Всё, что касалось реальности, стало для меня каким-то болезненным и воспалённым, как нарыв. Я твёрдо вознамерилась переписать всё так, как мне того хотелось.

Но сначала я закрыла тканью все зеркала в доме.

Потому что та Еся, что жила в моих историях, была гораздо лучше меня настоящей: и волосы у неё были более блестящие, и кожа чище, и ноги длиннее. А из зеркала смотрела усталая, бледная девчонка с синяками под глазами, с прыщиками на лице, и я всё меньше хотела признавать в ней себя.

Зажжённые внутри лампочки, что были всегда моим желанием жить, стали вдруг слишком, обжигающе горячими. Такими горячими, что причиняли боль. И эта боль отзывалась зудом в кончиках пальцев; зудом, что заставлял писатьписатьписать.

Я попросила Богдана не приходить ко мне какое-то время, мол, мне сильно хочется закончить историю. А когда я её, наконец, напишу, я покажу ему первому. Богдан удивился, конечно, но понимающе улыбнулся, сказал: «Буду ждать, Веснушка», погладил кошку и ушёл.

Я села за ноутбук. Руки немного подрагивали, я дописывала последнюю главу, ту самую, что непременно должна была закончиться «И жили они долго и счастливо».

Последнее слово. Последняя точка.

Я сохранила документ и закрыла ноутбук. Голова раскалывалась. Знобило.

Я свернулась калачиком на кровати. Внутри одна за одной взрывались, как фейерверк, раскалённые лампочки.

***

С того дня, как я поставила ту последнюю точку, моя жизнь действительно стала меняться. Отношения с Богданом были идеальными, как с рекламы майонеза; дом-развалюху, что достался мне от матери в наследство вместе с долгами, удалось продать настолько успешно, что хватило не только расплатиться с кредиторами, но и получить сверху немного денег.

Мешали только зеркала. С каждым днём Еся в зеркале становилась всё более чужой. Я не узнавала эту девушку, эту красивую, цветущую, улыбающуюся девушку, что глядела на меня. Я могла подолгу вглядываться в свое отражение, будто пытаясь переиграть его в гляделки, но оно упорно притворялось, что это я. Что это настоящая Еся.

И лампочки внутри больше не светились. Ведь не может светиться то, чего больше нет.

И писать я теперь словно бы разучилась. Слова не складывались в предложения, а из предложений не получалось текста. Я хотела вдохновиться своими старыми историями, открыла одну из старых тетрадей и увидела, что она пустая. Пустая разлинованная зелёная тетрадь. Я открыла следующую, и следующую, и следующую, но они все были пусты. В них не было ни строчки.

А потом я стала забывать.

Я листала семейные альбомы, но не узнавала ни одной фотографии. Там была маленькая Еся и рядом с ней женщины и мужчины, пожилые и молодые, весёлые и серьёзные. Я всматривалась в лица, но видела в них просто людей. Людей, которые для меня не имеют значения. Я держала в руках фото, где маленькая Еся сидит на плечах у пожилого мужчины, и внутри что-то тихонько вздрагивало, и слышался запах крепкого табака и сладких карамелек. Но я не помнила, кто это. И от этого почему-то страшно хотелось плакать.

Я просыпалась с улыбкой каждое утро. И все предыдущие дни были просто счастливыми днями. Каждый прожитый день. Я не знала ни что я делала вчера, ни где я была неделю назад. Я знала теперь только ощущение пустого счастья. Это счастье напоминало комнату в кукольном домике — такую милую, аккуратную, очаровательную, но такую же пластмассовую, как и Барби, которая сидит на розовом стульчике и пьёт чай из розовой чашечки.

Я сидела и смотрела в зеркало. Богдан только что ушёл. По сценарию я давно должна была лечь спать, в сон клонило просто смертельно, но я сидела в темноте перед зеркалом, в окружении пустых тетрадей, и смотрела. Смотрела. Смотрела. Рядом стоял открытый ноутбук с моей последней рукописью. В руках я держала лампочку — простую лампочку накаливания, вроде тех, что светит тёплым жёлтым светом.

Я смотрела в зеркало. Еся в зеркале улыбалась. Я коснулась пальцами своего лица и поняла, что на моём лице улыбки на самом деле нет.

Лампочка в моей руке лопнула.

А затем я медленно повернула голову к экрану ноутбука, сжала пальцы сильнее, осколки впились мне в кожу, но я сжимала руку всё сильнее и сильнее, чувствуя, как по запястью сочится горячая, живая, настоящая кровь.

«Delete». Одним коротким щелчком я удалила всё. Всё, во что превратила свою жизнь.

Затем также медленно развернулась обратно и увидела, как сползает с лица зеркальной Еси улыбка. В зеркале отражался рассвет.

Автор: Полина Крутикова
Оригинальная публикация ВК

Лампочки
Показать полностью 1
29

Зловещий гость Манского дома

Мана несла свои воды, впадая в Енисей. Заросшие соснами и кедрами берега переходили в горный хребет. В этом отдаленном уголке Земли природа лишь слегка подверглась влиянию человека. И здесь в полной мере можно было ощутить дыхание кого-то, чье присутствие невозможно доказать.

Мастер заинтересованно рассматривал механизм. Задняя крышка массивных часов лежала рядом, а их владелица прохаживалась около стойки, ее светлая челка упрямо падала на глаза. Молодая женщина злилась, откидывала волосы и нервно посматривала на часовщика. Для ремонта из Нарвы пришлось приехать в Красноярск, и это была уже третья мастерская.

https://i2.photo.2gis.com/images/branch/32/4503599634889072_...

- Отстают слегка? – часовщик поднял голову.

Она мотнула головой, и уперлась в стойку локтями, приблизив лицо к мастеру.

- Они… бьют в неположенное время, - блондинка понизила голос.

Как объяснить ремонтнику, что они не просто бьют? Он сочтет ее чокнутой. И, возможно, будет прав.

- Как это, в неположенное? С каким интервалом, замечали? – удивился часовщик, - потому что я не вижу неполадок.

Словно подтверждая его слова раздалось гулкое «Бомммм». Время было ровно шесть часов вечера. Прикрутив заднюю стенку на место, мастер отдал часы клиентке. Пора было закрывать мастерскую.

«Может, избавиться от них?» Валентина тащила тяжелый сверток и раздумывала. «Если бы это помогло!»

***

Они с мужем Саней переехали в Нарву три месяца назад. Большое село на берегу реки Мана, ограниченное Восточным Саяном и окруженное тайгой, привлекло супругов своей дикой красотой. В музее имени Высоцкого Валентине подвернулась вакансия, а муж всю жизнь работал на лесозаготовках, так что и у него с работой не возникло проблем.

Большой деревянный дом поначалу приводил Валю в восторг, к такому размаху она не привыкла. Вещи, привезенные из городской квартиры, смотрелись здесь чужеродно, и она раздала большую их часть. «Дом на Мане» называла она их жилище, произнося слова слитно, как одно.

А вот старые настенные часы, память о бабушке, как нельзя лучше вписались в интерьер. Выбросить или отдать их не поднималась рука.


Наступило долгожданное лето, принеся с собой жару и тучи комаров. Ночью становилось легче, ветерок приносил с гор прохладу, от реки тянуло сыростью. Все окна в доме были открыты, поэтому Валя сначала не придала значению неясного звука из соседней комнаты. Она сонно повернулась на другой бок, и в этот момент в тишине прозвучало оглушительное «Боммм, боммм».

Заворочавшись, муж пробормотал что-то вроде «сожгу проклятые часы», а Валентина удивилась. К бою часов они с супругом давно привыкли, бабушкин раритет вел себя скромно, его тихий мелодичный звук не раздражал их и совершенно не мешал спать. А сейчас бой прозвучал так, словно кто-то ударил молотком по пустому ведру. Она посмотрела время на мобильном, десять минут третьего. Может, это вообще были не часы, а что-то на улице?

Успокоив себя этой мыслью, Валя почти заснула, даже какой-то цветной сон начал тихо прокрадываться в сознание. Легкое прикосновение к лицу заставило ее вздрогнуть всем телом. Открыв глаза, Валя сначала не поняла, что видит перед собой, а затем резко села на постели. Не может этого быть!

С потолка свисала длинная лента, ей раньше был перевязан букет полевых цветов. Цветы завяли, а вот лента так и осталась лежать на комоде, аккуратно свернутая в рулончик. И сейчас эта ленточка, подсвеченная лунным сиянием, висела прямо перед Валиным лицом, неясным образом крепясь к потолку.

Страх, пока не оформившийся, сковал тело. Мозг отказывался понимать, что происходит. Рядом тихо похрапывал супруг, и Валя толкнула его.

- Чего ты не спишь… - сонно протянул он и открыл глаза.

В ту же секунду лента мягко спланировала вниз и обвилась Валентине вокруг шеи.

- Сань, тут такое… Лента висела в воздухе! Та, которая от букета. Вот она!

Недоуменно глядя на жену, Саша взял в руки полоску ткани, повертел.

- Тебе приснилось что-то, Валь. Спи. Она, наверное, давно тут валялась. Может, среди простыней и одеял как-то попала.

- Говорю тебе, она в воздухе висела! А потом упала! – Валя повысила голос.

Ей и самой было понятно, какую ерунду она несет. Но ведь проклятая лента вправду висела перед ее лицом!

Успокаивая, Саня обнял ее, повалил на постель.

- Наверняка есть простое объяснение. Например, сквозняк.

- И что? При чем тут сквозняк?

- Она легкая, сквозняком ее пронесло по воздуху, она зацепилась за что-то на потолке. А потом упала. Вот и все!

Сомнительное предположение супруга все же несколько успокоило Валентину, и она прижалась к нему. Наверное, просто нужно хорошо выспаться.

Два следующих дня прошли в суете – Саня уезжал смотреть новые участки леса под вырубку. Проводив мужа, Валя прошла в дом и ощутила легкое беспокойство. Она еще ни разу не ночевала здесь одна. Впрочем, кого бояться? Соседи, пара старичков Агриппина и Федор, тихие милые люди. Дальний дом принадлежал охотнику Петру Васильевичу, он сейчас в отъезде. Да и вообще, в Нарве практически нет преступности!

Для порядка заперев дверь на оба замка, Валя легла спать. Из открытого окна доносились звуки засыпающего села, где-то лаял пес, сосны шуршали на ветру. Иногда с реки доносился тихий плеск и чьи-то далекие голоса. Убаюканная этими звуками, женщина улеглась. Уже поздно, почти половина двенадцатого. До ее слуха донесся звон часов. Да что с ними такое?

Разбудило Валентину странное ощущение, словно она плывет. По щеке скатилась капля, за ней еще одна. Вытирая лицо, женщина обнаружила, что вся подушка мокрая. С волос текла вода, даже во рту ощущался ее медный привкус. Здешняя скважина не очень нравилась Вале, вода была пригодна для питья, но содержала большое количество примесей. Поэтому супруги обычно покупали бутилированную воду, а родниковая стояла на кухне в ведре для разных хозяйственных нужд.

Вкус воды из скважины Валя не перепутала бы ни с каким другим и теперь лежала в недоумении. Как могла в кровать попасть вода? Встав, женщина включила лампу. На постели расплывалось мокрое пятно в области изголовья. Все остальное было сухо, в том числе пол и стены. Пролилось с потолка?

Она прошла в соседнюю комнатку, где располагалась печка и осмотрела стену с обратной стороны. Все оказалось в порядке.

https://mykaleidoscope.ru/x/uploads/posts/2023-03/1679951192...

Не поленившись, Валентина залезла на стремянку и ощупала стену и потолок. Все сухо. Она поменяла подушку и легла на Санину сторону. Сон испарился начисто, его место заняла неясная тревога.

Не выдержав, Валя встала и прошла на кухню, налила воды из бутыли и залпом выпила. Вешая чашку на крючок, она бросила взгляд на ведро и замерла. Оно оказалось пустым, хотя Валя собственноручно налила его вечером. Подойдя ближе, она влезла в большую лужу на полу. Кто мог вылить из ведра воду, если она здесь одна?

Замки заперты, до окон с земли не достать, да и сетки на месте. Чертовщина какая-то! Машинально перекрестившись, Валентина попыталась вспомнить хоть одну молитву, но не смогла. Руки слегка подрагивали, но женщина постаралась взять себя в руки. Наверное, вечером кто-то схулиганил. Они с Саней собирали вещи ему в поездку, а местные мужики приехали за ним на УАЗике. Прошли в дом, пока ждали мужа. И кто-то пролил воду, а сказать постеснялся, вот и все!

Отгоняя от себя неприятную мысль, что вода при этом попала ей еще и на подушку посреди ночи, Валя попыталась уснуть. Мелодичный бой часов заставил ее снова открыть глаза. Надо отнести их в мастерскую! Повернувшись на другой бок, женщина прикрыла веки, и на какое-то мгновение ей почудился свет в кухонном проеме. Голубоватый и неясный, похожий на свечение ультрафиолетовой лампы. Напряженно вглядываясь в темный проем, Валентина лежала и боялась пошевелиться. Что это такое? Вдруг показалось, что из темноты на нее кто-то смотрит, недобрый взгляд пробрал до мурашек.

В кухне что-то негромко брякнуло, и сердце неистово заколотилось. Кто-то пробрался в дом? И он же разлил воду? Воры так себя не ведут, насильники и маньяки тоже. В тумбочке возле кровати лежал пистолет. Она ни разу в жизни не стреляла, но Саня уверял, что в любом доме обязательно должно быть оружие. Несмотря на ее возражения, он получил разрешение и приобрел полуавтоматический Гаррисон. И сейчас Валя была благодарна супругу за настойчивость. Пистолет удобно лег в руку, его тяжесть придала ей уверенности. Она покажет незваному гостю, как нужно себя вести в чужом доме! А потом сдаст его в полицию.

Мгновенным движением включив свет, Валентина прошла в кухню. Дуло пистолета плясало перед глазами, и она надеялась, что стрелять не придется. Но напугать пришельца она способна!

Подбадривая себя этой мыслью, женщина зажгла свет и остановилась в дверях. Кухня оказалась пуста. Лишь чайная кружка, из которой она пила недавно воду, лежала на столешнице с отколотой ручкой. Она же сама повесила ее на крючок не больше часа назад!

Метнувшись по остальным комнатам, Валя быстро обыскала дом. Никого. Засунув пистолет за резинку пижамных брюк, женщина уже более внимательно обошла все помещения, заглянула в шкафы и чуланчик. Чердака и погреба в доме не было, так что спрятаться особо и негде. Валентина в раздумье застыла посреди комнаты и с сомнением взглянула на мокрую постель. Решительно схватила одеяло и отправилась на диван в гостиной. Пистолет удобно улегся под подушку.

Глядя в потолок, Валентина размышляла о причинах сегодняшних событий, но так и не пришла ни к каким достойным выводам. Усталость сморила ее, и она постепенно уснула.

Пробуждение оказалось кошмарным, Валя задыхалась! Ни пошевелиться, ни крикнуть она могла. Нос и горло забила вода, в уши стекали тонкие струйки. При попытке вдохнуть женщина лишь набрала воды в легкие, тело свело судорогой. Сквозь нарастающий звон в ушах донесся отдаленный бой часов, и в ту же секунду вода схлынула, стекла вниз. Валентина обнаружила себя лежащей в той же позе на диване, она мучительно откашливалась, но сейчас хотя бы могла двигаться.

Дрожа от пережитого, женщина сползла на пол прямо в разлитую лужу и заплакала. За окном начинало светать, первые робкие птицы подавали свои голоса. До рассвета Валентина просидела возле дивана на полу, не решаясь пошевелиться.

***

Агриппина Евграфовна уже хлопотала во дворе, вокруг нее неторопливо ходили куры. Калитку соседка никогда не запирала, и Валя без стука вошла.

<!--noindex--><a href="https://pikabu.ru/story/zloveshchiy_gost_manskogo_doma_11326163?u=http%3A%2F%2Fs3.fotokto.ru%2Fphoto%2Ffull%2F414%2F4142257.jpg&t=http%3A%2F%2Fs3.fotokto.ru%2Fphoto%2Ffull%2F414%2F4142257.jpg&h=35515fbd6fddc93445da9b0b0a55b627cacd9430" title="http://s3.fotokto.ru/photo/full/414/4142257.jpg" target="_blank" rel="nofollow noopener">http://s3.fotokto.ru/photo/full/414/4142257.jpg</a><!--/noindex-->

http://s3.fotokto.ru/photo/full/414/4142257.jpg

- Что с тобой, Валюшка! Лица на тебе нету! Пошли, пошли, расскажешь, что за беда!

- Можно я у вас сегодня переночую? На завтра уже билет купила…

Красочный рассказ о ночных событиях уложился в пять минут. Соседка не перебивала, лишь кивала время от времени и отпихивала иногда самых наглых куриц.

- Суседко шалит у тебя, - понимающе резюмировала она.

- Кто? Сосед? – не поняла Валентина.

Проведя гостью в дом, Агриппина налила ей большущую кружку горячего кофе, подала сливки, сахар, печенье.

- Себе только что заварила, да ты пей, Валюш, не стесняйся. А насчет суседко…

В купленном Саней с Валентиной доме когда-то жили супруги Вороновы.

- Ничего не скажу, хорошо, дружно жили…

Глава семьи всю жизнь служил егерем, лес для него был роднее дома. И однажды он не вернулся, поиски продолжались почти неделю, супруга от тревоги не находила себе места. К тому же она находилась в положении, а, как известно, беременным волноваться вредно.

- И выкинула она ребеночка-то… Ох, горюшко!

Агриппина лично отвезла соседку в местный больничный пункт, она отлично водила свою ВАЗ «копейку». Только спасти женщину не смогли, открывшееся кровотечение остановить подручными средствами не удалось, а довести в краевую больницу не успели.

- А егерь-то вернулся! Оказалось, загулял, сволочь. В соседнем селе неделю пил с дружками-алкашами.

Новость о гибели супруги и неродившегося ребенка подкосила мужика. Он жестоко винил себя в этой трагедии.

- И правильно винил! – вставила Валентина.

- Может, и правильно. Да кто ж мог знать, что так оно обернется? Так вот…

Почти месяц егерь выдержал, но потом сломался. Пытался утопиться, не смог. Вытащили какие-то добрые люди. Хотели даже в больницу его отправлять. Но мужчина вырвался, пообещал, что больше ни-ни.

- И повесился дома в тот же вечер, - Агриппина тяжело вздохнула.

С тех самых пор поселилась в этом доме «нечистая сила». Никто из местных не захотел приобретать жилье с такой историей, а приезжие, все как один, быстро съезжали. От них и узнала Агриппина о проделках загробных сил.

- Суседко называют у нас домового. Бывают они добрыми, нейтральными и злыми. И повадки у каждого свои. Оно и неудивительно, это ведь неуспокоенные души. Твой-то что обычно делает?

- Не знаю, что он обычно делает, - Валя потерла ладонями плечи, словно от холода, - но этой ночью он меня едва не убил. И каждый раз я слышу бой часов в неположенное время. Они ведь каждый час отсчитывают, а тут начинают, когда им вздумается!

Выйдя от соседки, Валентина вернулась домой. При дневном свете все произошедшие события казались не более чем ночным кошмаром. Может, и правда, приснилось? Бой часов отвлек ее, он вздрогнула. А, все верно, десять утра. Надо все-таки съездить к мастеру и дождаться возвращения Сани в городе. Одна она в этом проклятом доме больше не останется.

***

Проводив взглядом отъезжающий автобус, Агриппина вернулась к себе. Надо же, а такие хорошие соседи были! Вежливые, непьющие. Теперь вот неизвестно, кто вселится. Пожилая женщина уселась на крыльцо и задумалась, глядя на соседский дом. Перевела взгляд на реку. Эх, красиво здесь! Неудивительно, что народ в Нарву тянется!

Спустя пять минут она решительно встала, достала из кармана ключи, оставленные Валентиной «для пригляда», и вышла за калитку.

Чертополох рос повсюду, и Агриппина набрала целую охапку. Чем больше, тем лучше! Кроме того, нужна соль, но уж такой продукт у Валюшки найдется. Она открыла ключами входную дверь и шагнула в прихожую.

Спустя два часа Агриппина покинула дом соседей и с удовлетворением напоследок осмотрела плоды своих трудов. Городские и не подозревают, что порой обитает в лесных домах. И не знают способов, как бороться с «этим». А ведь бороться не надо, с потусторонним миром можно вполне мирно сосуществовать.

Обряду научил ее давно покойный дедушка, полжизни проживший на Байкале. Когда-то дед учился у шамана, но по молодости забросил всю эту «эзотерику». СССР не признавал существования ангелов, демонов, духов и прочей потусторонней сущности. Лишь голый материализм. Дед, партиец-комсомолец, тоже пытался отрицать мистические явления, пока в их собственном доме не появился суседко.

Вот тогда и пригодились уроки шамана, Агриппина была маленькой, но помнила, как дедушка рвал чертополох и ходил по соседям с просьбой одолжить соли.

Она набрала номер Валентины и проговорила в трубку:

- Валюша, возвращайся спокойно домой. Больше тебя никто не потревожит! Что? Вот, починишь часы и возвращайся!

С чувством выполненного долга Агриппина заперла дверь и отправилась к себе. Она, конечно, уже не видела, как на кухне из наполненного ведра тонкой струйкой поднялась вверх вода и сформировалась в шар размером с футбольный мяч. Шар поплыл, окутанный голубоватым светом, в сторону спальни и завис над постелью. Покачался, меняя форму, и с треском лопнул. Полведра воды плюхнулось на подушку, впитываясь в белье и матрас.

Свечение погасло, наступила зловещая тишина. Лишь капли воды, стекая с кровати нарушали безмолвие дома на Мане.

Больше публикаций автора в Дзен

https://dzen.ru/id/62540d8891e7a16dc1a8b480?share_to=link

Показать полностью 10
110

Знакомые деревеньки: за много лет до... (Ч.2. - ФИНАЛ)

Часть 1 (Рассказ первый).

Рассказ второй: Ночное Поппури, или Фантасмагория.

У Тихона умерла жена. Безвременно ушла, молодая была, дородная. Слегла за один день. А потом, хворая, уснула в ночь, и больше уже не проснулась.

Хоронили всей деревней, когда случилась такая беда. Светлой Дарью считали женщиной, порядочной и хозяйственной. Только после сорокового дня стала она являться к мужу. Скрипнет калитка ночью и тихонько откроется. В дом заходить не пыталась, но обойдёт всё подворье, в сараи, в хлев, в курятник заглянет, посмотрит на свой огород. А Тихон за ней из окна наблюдал, чуть занавеску отодвинет и смотрит одним глазом, вздохнуть лишний раз боится. Видел, что всё в том же платье, в каком положили в гроб, в нарядном и белом, с вышитыми на нём узорами. Пожаловаться кому-либо он боялся. Засмеют же в деревне, скажут, умом тронулся, что душа в горе наизнанку вывернулась. И никогда у него другой жены не будет. Кто за вдовца да с такой придурью в голове замуж пойдёт? Но и страшно было до жути каждую ночь наблюдать, как она их хозяйство обходит и всюду заглядывает, везде нос свой суёт, ничего не пропустит. Вид у неё был такой, будто сильно недовольна была, как после похорон он один со всем справляется. Там недометёт, тут недоскребёт, здесь недоделает.

Полные штаны страха начали появляться у Тихона, когда жена его стала подходить к дому ближе, сама уже в окна заглядывала. Он тогда отступал вглубь избы и прятался от сурового мёртвого взгляда под столом и за стульями. Боялся, что за собой родная утащит. И вот на четвёртую такую ночь, когда Дарья не просто смотрела, а ногтями скребла по стёклам, Тихону стало совсем невмоготу. Первых петухов только и дождался. Увидел, как жена уковыляла со двора, потащилась обратно на кладбище, а сам сразу с другой стороны перемахнул через забор и понёсся к своему единственному другу Еремею, на другой конец деревни.

Растолкал его, растряс и выложил всё, запинаясь. Боялся, что друг насмехаться начнёт поначалу. Однако Еремей почему-то сразу серьёзно отнёсся к услышанному. Молча только кивал головой, пока слушал про недовольство покойницы хозяйством.

– К бабке Клаве идти нужно, в Головлёвку, – вынес он своё решение. – Отвадит она мёртвую приходить. Упокоит её, даст ей лежать так, как той хочется. Станет твоя Дарья безмятежной…

– Это к какой бабе Клаве? – вскинулся сразу Тихон. – К ведьме с бельмом вместо глаза? Не пойду! У них там всё нечистое, в Головлёвке! Дурачок Савёлушка, вон, говорят, чёрта у себя приютил. А тот возьми и сожри его заживо. Нет теперь убогонького…

– Врут же… – махнул на это рукой Еремей.

– Как, врут? А куда ж оба делись?

– Кто? – не понял его друг.

– Да чёрт с тем Савелием! Дом же пустой их стоит, третий год уже…

– Хватит ерунду городить! – оборвал Еремей, попытавшись устыдить голосом. – Ты видел, что дом пустует? Не видел! Вот к бабке пойдём, сам убедишься, заглянем к Савёлушке…

Тихон только перекрестился.

– И ночью к ведьме идти нужно, пока злое не дремлет. Вот тогда бабка и отговорит всё негодное, что б тебе не мерещилось…

Поёжился сначала Тихон, сглотнул. Он-то знал, что ничего ему не мерещится, не пил отродясь и грибов никаких не ел. Но и порадовался в то же время, что проведёт ночь не один дома, а в дороге и в соседнем селении. Всё лучше, чем слушать, как скребут ногти покойной жёнушки, и трястись от страха, когда она своими глазищами в избу как прожектором светит. Зловеще они у неё горели, то жёлтым огнём, то зелёным…

Под вечер, ещё засветло, Тихон приехал к Еремею на своём велосипеде. Знал, что у того тоже имеется двухколёсный. На них от Марьинки докатить можно было быстро.

Но только друг покачал головой сразу и языком зацокал:

– Пешком. Только пешком. Если дорога до ведьмы не будет собственными ногами выстрадана, то и помощи никакой может не быть…

Что ж, видно ничего не поделаешь. Вздохнул и прислонил велосипед к завалинке. В Марьинке воровства давно не бывало, у любого столба поставишь – и считай, как в гараж загнал, аж под три замка. Сам сел на скамеечке дожидаться Еремея, пока тот собирался. Солнце же между тем, словно спрут щупальца, втягивало один за другим последние лучики. Что б завалиться в грот на ночь. Даже солнышку нужно выспаться…

Двинулись в путь.

Ночь вся звенела. Тихая, но и громкая в то же время! Шороха человеческого не слышно ни единого – и машина нигде не проедет, и путник навстречу не пройдёт. А вот мошкара, летучие мыши и ночные птицы покоя ночной тишины не нарушали, наоборот, делали её своим звоном насыщенней. Красиво змеилась под луной через жёлтое пшеничное поле пыльная извилистая дорога. Пока головой в лес не упёрлась и не заползла в его тёмные дебри. Завела и их за собой.

А когда прошли метров двести-триста деревьями, то Еремей попросил вдруг вести себя тихо. Затем и вовсе остановились. Велел тогда засесть у колодезного сруба, появившегося у их тропы, спрятаться за ним и наблюдать без лишних звуков.

Тихон подчинился, присел. Задом накололся на сломленный куст и чуть не подпрыгнул. Затем снова присел, уже проверяя, куда опускает пятую точку. Хотел было открыть рот, что б заговорить, потому что холодок от таких просьб, в ночном лесу и у недоброго озера, по спине у него прошёлся. Но на него только прикрикнули.

– Тихо! Вон уже идëт!..

– Да кто же?!. – удивился Тихон, а сам чуть не поседел от страха, ещё никого не увидев. Начал во всю таращить глаза. Услышал, как подальше от них и вправду затрещали кусты, стали приближаться чьи-то шаги. – Кто идёт-то, скажи?..

– Да тихо ты! – цыкнул на него ещё раз Еремей. – Парамон идёт, дохлый мельник. Он тут каждую ночь ходит вешаться. Смотри, что дальше будет...

Холод из обычного стал вдруг могильным. Потому что именно кладбищенскую плиту, тяжёлую и заледенелую, почувствовал на своих плечах Тихон, когда услышал про дохлого мельника Парамона. А через мгновенье увидел и его самого.

Тот появился с вывалившимся из-под драной рубахи пузом, волочащимися по земле кишками и распухшими, как брёвна, ногами, которые переставлял едва-едва, словно вий. Ещё и с синим лицом удавленника. Выпавший изо рта язык спускался ниже подбородка, но не болтался безвольно, а извивался точно голодный уж в разные стороны. Негромко ворча при каждом шаге, поскальзываясь на собственных внутренностях, путавшихся под ногами, дохлый мельник прошагал вперевалочку мимо них. В одной руке он нёс стул, в другой держал огромный топор. Добрёл до дерева, с толстого сука которого свисала уготовленная верёвка с петлёй. Бросил там топор под корни и крепко установил стул на ножках, опробовал его. Затем тяжело взобрался. Накинул петлю на шею и сразу, без всякого ожидания, прыгнул.

Стул из-под мельника выпал, а вот сук, не понятно, как, выдержал тяжёлую распухшую тушу. Заболтал Парамон ногами в воздухе и толстыми пальцами вцепился в свою шею. Только верёвка впилась в горло крепко, сдавливала постепенно как удав и петли было не развязать. Именно так и ушёл из жизни, как говорили, когда-то старый Парамон. Теперь его гнилое тело раскачивалось перед ними на дубе, и оба ботинка слетели с ног. Кишки из прогнившего живота до земли свисали колбасами.

Еремей в этот миг с силой пихнул Тихона в бок, чем заставил от неожиданности вскрикнуть.

– Бежим! – сказал он. – Пока висит – не погонится!.. Он многих тут топором зарубил ночью!..

В ужасе от всего увиденного и услышанного, Тихон переставлял ногами как улитка на бальных танцах. Медленно и очень красиво. Будто в стоячей воде плыл пущенный кем-то кораблик. Догнали б непременно, если б кто-то преследовал.

Однако метров через пятьдесят Еремей снова уронил их обоих в кусты и велел заткнуться, пальцем показал, что не надо произносить ни звука. Разумеется, Тихон уже был научен. Сам пикнуть не пожелал, как только предупредили молчать.

А вскоре не Парамон, а уже другое чудище перешло им дорогу. Совсем ещё молодая женщина, девушка, в вымокшем белом платье, с длинными волнистыми волосами и оттопыренными на ладонях пальцами. Руки она вытягивала вперёд, будто нащупывала дорогу и была слепой. Прихрамывала тяжело на левую ногу. Рядом с ней немного бодрее двигались, семеня, двое мальчишек. Втроём они пересекали под луной поляну. Мальчики бодро втягивали воздух носами. И один из них, остановившись, обернулся даже на куст, за котором притаились Тихон с Еремеем. Едва не заставил поседеть своим мертвым взглядом, вперившись прямо в глаза, как показалось. Однако быстро отвлёкся и ушёл вместе с Таечкой и другим мальчонкой дальше в лес. Кому тут было ещё бродить ночами возле озера, если не Таисье, утонувшей в нём много лет назад? О других утопленницах здесь не говорили, рассуждал про себя Тихон, потому нарушать спасительную тишину и расспрашивать Еремея нужды большой не было. Он уже трижды проклял решение идти в Головлёвку ночью к тамошней ведунье. Не такой страшной казалась теперь жена, заглядывающая в окна. Ну, мёртвая, ну, и что?.. Жена же зато! А дохлая девка, что проковыляла с двумя такими же неживыми подростками впереди, была намного ужасней.

Спрашивать Еремея сейчас, откуда он узнал про такую многострадальную дорогу к головлёвской ведьме, Тихон не отважился. К тому же заметил, что друг его не очень-то боялся чудищ и точно знал, где вовремя остановиться, присесть и переждать. Будто не первый раз водил людей ночными тропами из одной деревни в другую. Потом, если что, у него расспросит, при свете дня. Заодно и бока намнёт, возможно. Беззлобно, по-дружески, за то, что не предупредил о подобных жутких страхах. Сейчас же Тихон послушно перебирал ногами и просто шёл, куда вёл товарищ.

А на самом краю леса они остановились.

– Чего ж мы встали? – спросил он вслух. – Вон Головлёвка. И крайний дом бабы Клавы…

Но друг не ответил. И только сейчас, когда оба вышли из тени деревьев, и луна засветила в поле ярче, видно вдруг стало, как у того на голове появились две шишки.

Еремей застонал. Схватился за них руками, взвыв громко от боли. Крутил их и мял, пытался силой вдавить или вырвать. Сначала у него получилось, потому что когда оторвал от волос ладони, шишек на лбу не стало. Но затем они выперли снова. Вздрогнули, словно прорывались, и вылезли ещё больше, разломились, превратившись на глазах в крепкие как старые сучья рога. Борода товарища стала вдруг длинной, а лицо всё усохло, из ушей полезли тугие ветви и жёлтым огнём блеснули глаза.

Как же бежал тогда Тихон, когда увидел такое обращение друга. Пятки его сверкали ярче начищенных Дарьей окон на Пасху. Наверное, даже слепла на небе луна. Всего за минуту он донёсся до околицы Головлёвки, строптивым кузнечиком перемахнул через забор бабы Клавы и упал во дворе на землю. Лежал на спине какое-то время, не мог отдышаться. В ушах его стоял шум, и он не понимал, стучало ли так сильно сердце или догонял лесной демон-леший, в которого превратился старый товарищ.

Но стук в голове постепенно стихал. В окнах избы бабы Клавы свет не горел, и во дворе её тоже не было видно. Придётся будить старую. Если только не застряла на грядках в огороде, как предупреждал Еремей, за домом на задах. Тихон хотел уже было подняться, чтобы пойти к крыльцу, как вдруг понял, что не все звуки затихли в его ушах. Один из них и, видимо, самый навязчивый, оставался.

«Плюх!» – раздалось довольно чётко, будто нечто массивное шмякнулось о землю. Затем что-то неясное мелькнуло в воздухе, там, за забором у соседей. И снова последовало это «плюх»! Словно нечто отталкивалось от поверхности и взлетало, а потом приземлялось обратно. И когда Тихон привстал со спины на локтях и вгляделся в темноту, через забор, то волосы у него на голове чуть не встали дыбом. Своими глазами он увидел, как за забором подпрыгивал… чёрт. А на спине его сидел человек. Самый что ни на есть настоящий чёрт катал на шерстистой спине дурачка Савёлушку. Значит, не врали люди, что чёрта приручил головлёвский блаженный. Только вот не сгинул он никуда, и никто его не сожрал. Лыбящийся, с довольной харей, потому что оседлал самого тёмного прислужника, Савёлушка прыгал на чёрте, да ещё подхохатывал в своё удовольствие. Какой же он тогда блаженный, если вёл себя как бесноватый?..

Тихон перевернулся потихоньку и встал на карачки, медленно пополз к крыльцу, стараясь не привлекать к себе внимания резвящейся парочки. Конечно, те были заняты собой, но мало ли, вдруг увидят в нём какую угрозу, для себя или соседки бабы Клавы. Перемахнут к ней тогда во двор, приняв за вора, и затопчут в грязи как тех бедолаг. Говорили же, что не то чёрт замял до смерти четверых, что избивали хозяина постоянно, не то с ума их свёл, и те сами друг другу рёбра ломали до смерти. В общем, с этими двумя лучше не связываться.

До крыльца он всё равно не дополз. Оставалось всего метра три, как вдруг в лицо ударил сильный холод. Почти-что мороз, от которого едва не осыпались заиндевевшие в мгновение брови с ресницами.

Тихон, остановившись перед холодной преградой, поднял в страхе глаза. И увидел женщину. В мокром, как у Таисьи, но чёрном платье, с покрытой головой и белыми глазами без зрачков, которые видели его лучше, чем если б были со зрачками. Изо рта её выходили прозрачные пузыри, лопавшиеся как тонкое стекло в морозном тумане. Ей-ей как хлопают перегоревшие лампочки, только без вспышки. И, кажется, от одного лишь замогильного холода Тихону подурнело настолько, что женщина эта, в одеждах монашки, вдруг расплылась и стала троиться в глазах. Затем их оказалось вдруг десять, и все они закружились в едином хороводе вокруг него. А ещё через мгновенье превратились в костлявых старух с шевелящимся ртом, на которых одежды стали смотреться словно обноски.

– Тихая… Тихая… Тихая… – начали звенеть в ушах хором старушечьи голоса, переходя на крикливый визг, врезавшийся до боли в уши.

– Не трогала никого… Не трогала… Убили-убили-убили… Насиловали…

Он закричал сам. Зажал уши, не в силах больше терпеть в перепонках боль, вскочил и вырвался из этого круга, побежал.

– Софья… Софья… Софья… – неслось ему вдогонку. – Убили-убили-убили!..

Упал. Перевернулся на спину, приготовившись к страшному. Но всё внезапно стихло. Никаких больше жутких баб и скачущего чёрта за забором с Савёлушкой на спине.

Зато ночь рухнула на землю, хоть глаз выколи. Ничего не видно. И липкий ужас вонючим потом растёкся подмышками и по спине, закапал со лба на землю. Он снова полз на четвереньках, пригибаемый страхом и боясь подняться на ноги. А когда вдруг начал видеть, удивился, что опять оказался у самой калитки просторного двора бабы Клавы, будто не пытался обежать её дом вокруг и выскочить в огород, спасаясь от разгневанных старух и монахинь.

Но хуже всего было другое. Тихон старательно перебирал руками и ногами вперёд, однако дом с крыльцом не приближался, а наоборот – медленно удалялся от него. Как такое могло быть, когда ладони с коленями чувствовали движение вперёд?..

– Гошан!.. – раздался вдруг громкий голос, и Тихон повернул голову.

Над забором появилось лицо Савёлушки. Руками он подтянулся и висел на своих на локтях. Был метрах в десяти от безуспешно ползущего Тихона. И как же при этом отчётливо виделись зелёные прожилки на щеках и налитые кровью глаза. А рот, полный гнилых зубов, осклабился, брызнув тухлой сукровицей.

– Взять его, Гошан! Десять раз возьми!

Чёрт появился внезапно рядом с хозяином, и так же повис на заборе. А затем вдруг размножился, как до этого сделала монахиня, раздесятерился в миг. И все десять перемахнули через изгородь во двор к бабе Клаве. После чего их отвратные рожи стали приближаться к Тихону, изрыгая в десять раз больше смрада из пасти, чем если б чёрт был по-прежнему один.

Но и ближе, чем на метр, приблизиться они не могли, отчего противно визжали в бессильном гневе. Потому что справа появились ангелы, и ветром своих крыльев отгоняли чертей. Образовался как бы коридор между двумя рядами тёмных и светлых сил, который Тихону нужно было преодолеть, чтобы попасть к бабе Клаве в дом.

Он понимал, что сходит с ума. Ждал любого конца на склоне лет, но вот такого всегда боялся. Видеть наяву Таечку с Парамоном, превратившегося в лешего Еремея, чертей и ангелов, мёртвых монахинь и прочее. Может он уже был в аду?..

Неожиданно Тихон, сквозь ужас происходящего, заметил вдруг, что начал понемногу двигаться. Медленно, по чуть-чуть, но всё же. Встать на ноги не мог от тяжести страха по-прежнему, потому быстрее задвигал ладонями и коленками. И чем дальше он продвигался, буквально по спичечному коробку, к суровым дубовым столбам высокого крыльца бабы Клавы, тем ближе получалась у чертей дотянуться к нему мерзкими харями.

А потом ещё и руки мертвецов отовсюду полезли. Одна, что вынырнула из земли, пальцами больно ткнула в мошонку. Тихон даже вскрикнул, чем только вызвал адский смех у десятка чертей. Слева вообще остались одни только их хохочущие головы, а справа – ангельские крылья без самих ангелов. Дул сильный ветер, и с одних облетала шерсть и отваливались рога, пригоршнями высыпались на землю зубы, а с других опадали белые перья, устилая землю двора. Будто кололи кур и гусей.

Тихон разогнался в трусливой ярости и пёр уже как таран. Низко склонил голову, зажмурил глаза. Перестал обращать внимание на хватающие его из земли и сверху мёртвые руки, на пальцы, залезавшие в рот, уши и ноздри, на облысевшие беззубые головы слева и куриные крылышки с розовой кожей справа. Запомнив верно, как казалось ему, направление, изо всех сил он старался набрать скорость, что б заползти к бабке-ведунье в дом, а там уже будь что будет. Просить, умолять о защите. Её ж поди нечисть и сползлась сюда со всей округи, чего же сама тогда прячется? Вышла б давно на крыльцо и разогнала б всю свору. Хорошо, хоть он осознал, что пережил предел своего страха. Перестал бояться и прорывался по ногтю вперёд.

Поздно, однако, Тихон открыл глаза, подняв, наконец, свою голову. Крылечный столб оказался намного ближе. Хрястнулся в аккурат в него лбом со всего ползунского размаху. И тут же сомлел. Круговерть из ярких звёзд-вспышек закружила его и мягко опустила на землю у крыльца бабы Клавы…

Проснулся он уже в своей кровати. Мокрый, в липком поту, и с сердцем в горле, застрявшим там и трепыхающимся. Аж одеяло от его стука на груди подпрыгивало.

Отдышался кое-как. Повернул голову и… чуть не вскрикнул. Дарьюшка, его возлюбленная супруга, тихо спала на подушках рядом. Её большая грудь мирно вздымалась во сне и знакомо посапывал длинный нос.

Вскочив на кровати, Тихон перекрестился, зашептал тут же молитву. Что же это за сон такой, длиной в полтора месяца? И будто все эти дни он прожил, каждый из них! А их, оказывается, не было вовсе…

Но и… слава Богу, что не было!

Ощупал себя с головы до ног, потискал везде за складки. Снова посмотрел на лежавшую рядом Дарьюшку. Осторожно и медленно протянул к ней ладонь, тронул кончиком пальца. Тёплая, живая, она недовольно повела во сне плечом, словно отмахиваясь. Что же за сны такие дивные даришь, Господи!..

Снаружи затренькал привычный сигнал велосипеда. Тихон быстро выскочил на крыльцо, босиком, в одних ночных портках и с голой волосатой грудью. Увидел, что Еремей на велосипеде ехал мимо, остановился возле их калитки, как часто делал.

– Пойдëшь, Тиша, со мной ночью рыбачить на озеро? – спросил его единственный друг. – Наживка готова. Наварим яиц, сальца с хлебом возьмём…

– Нет уж, Ерёма! – ответил без раздумий Тихон. Добавил негромко потом под нос: – Никуда с тобой не пойду больше ночью...

Еремей на него не обиделся. Почесал подбородок, уже без замшелой бороды и с вплетёнными в неё листьями, пожал плечами и поехал дальше. Не принято было у них друг на друга обиды держать. Нет так нет, в другой раз. И так самогонку вчера весь вечер пили…

Тихон оглядел свой двор. Окинул хозяйственным взглядом коровник, сарай, баню. Затем потянулся, стараясь прогнать остатки ночных кошмаров. Давно кричали поздние петухи и солнышко светило во дворе во всю, отсвечивая зайчиками на заборе. Опять он проспал. В постели осталась только Дарья, но вставала она утром рано, кормила уток, кур, гусей, доила корову и выгоняла Зорьку в стадо. Теперь прилегла отдохнуть, пока он дрых с вечера. Собирался уже вернуться к ней в дом, под тёплый мягкий бок, но остановился. Почесал голову. Ещё раз обвёл взглядом весь двор, и всмотрелся в него внимательней…

У бани, заметил, завалинка с одной стороны раскрошилась. Видно было, как из-за отставшей доски посыпались глина с гравием. А у коровника следовало посадить дверь на новые петли. Старые-то давно проржавили, вот-вот надломятся. Одна из дверок потому покосилась, заметно стало с крыльца, некрасиво. Забор жене обещал подлатать в огороде, но до сих пор не сделал и этого, досок даже не принёс с лесопилки. Ведь всё это было по его, по мужской части. Не напрасно Дарья во сне после «смерти» ходила и всюду заглядывала. Вроде и хозяйство у них было доброе, а всё как-то недоделано, с небольшими изъянами. Надо было самому за работу браться, негоже трудиться одной лишь супруге. И сон ночной навсегда теперь останется строгим напоминанием. Ведь это он, Тихон, обленился за этот последний год, тогда как у порядочной деревенской бабы выходных отродясь не бывало. Куда ж без жены в хорошем хозяйстве? На ней всё и держится. А как что случится – развалится вскорости без заботливых рук да глаза, захиреет и придёт в запустение. Никакая покойница дела потом не поправит. Ни страхом, ни уговорами.

Тихон вернулся в избу и прокрался на цыпочках в красный угол. Бесшумно там зашептал губами, что б не разбудить Дарьюшку, прочёл перед иконой молитву за её здравие. Накинул затем рубаху и подпоясался, снова вышел во двор. Перевернул давно загоравшее старое корыто, натаскал в него воды и песка, замесил глину. Пока та закиснет получше, завалинка подождёт. А сам забрал инструмент из сарая и пошёл к коровнику. Петли сменить было плёвым делом. Вечером же с Еремеем досок для забора привезут с лесопилки на велосипедах. Может, тогда и заслужит хороший сон на ночь, плохих видеть ему не хотелось. В ушах до сих пор звучали отголоски: «Тихая Софья была, тихая… Убили-убили-убили…» Сильно он тряхнул головой и вроде голоса стали потише. Ничего, делом займётся – совсем пропадут. Надо же было такому присниться!.......

Автор: Adagor121 (Adam Gorskiy)

Пользователю @MetallistKM огромное спасибо за донат.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!