Вопреки разным досужим репликам на тему того, что советские читатели были якобы отрезаны от мировой литературы, в реальности СССР регулярно издавал огромное количество иностранных книг.
Детских книжек это тоже касалось. Особенно в нашей стране любили скандинавскую детскую литературу. Иногда даже складывается ощущение, что советские дети ее читали в куда больших количествах и с куда большим азартом, чем их шведские, норвежские и датские сверстники.
В этой статье хотим вам рассказать о тех скандинавских сказочных повестях, которыми у нас зачитывались лет сорок или пятьдесят назад. Многие из них (а может быть, даже все) вы наверняка тоже читали. Будет здорово, если в комментариях вы поделитесь своими воспоминаниями.
Итак, поехали.
“Малыш и Карлсон”. Астрид Линдгрен
На крыше совершенно обычного дома в Стокгольме живет человечек с пропеллером. Однажды он знакомится с мальчиком, живущим в том же доме. Так начинается их дружба.
Понятия не имеем, зачем мы вам пересказываем сюжет. Это одно из тех произведений. которые вообще не нуждаются в представлении. Разве кто-то у нас не знает Карлсона? Да нет таких вообще!
“Пеппи Длинныйчулок”. Астрид Линдгрен
Книжка шведской сказочницы про сумасбродную рыжеволосую девочку, наделенную фантастической силой, была чуть менее популярной, чем книжка про Карлсона. Но только чуть. Ее тоже расхватывали в библиотеках.
Кстати, в самой Швеции, по слухам, ни Карлсон, ни Пеппи особой любовью не пользовались. А у нас – шли на ура. В 1984 году в СССР даже экранизировали повесть про Пеппи.
“Муми-тролль и комета”. Туве Янссон
Туве Янссон была финской писательницей, а Финляндия к скандинавским странам не относится. Но повести про муми-троллей в оригинале написаны на шведском языке, а на финский и все остальные были переведены. Так что все-таки их можно отнести к скандинавской литературе.
Так вот, книжки про Муми-тролля, Сниффа, Снусмумрика, Фрекен Снорк и прочих забавных и милых обитателей Муми-дола были всегда нарасхват. Их целый цикл, но самой известной повестью была именно “Муми-тролль и комета”.
“Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями”. Сельма Лагерлёф
Мальчик Нильс проказничал, за это гном наказал его – уменьшил в размере. Миниатюрный Нильс вынужден отправиться в путешествие вместе с домашним гусем Мартином, который решает присоединиться к стае диких сородичей.
Эту книгу Сельма Лагерлёф писала как учебник по географии Швеции. В нашей стране популярностью пользовался ее очень сокращенный перевод. Можно даже сказать – пересказ.
“Людвиг Четырнадцатый и Тутта Карлссон”. Ян Улоф Экхольм
Лисенок из нормального лисьего семейства ведет себя совершенно ненормально. Он отказывается разорять курятник и даже заводит дружбу с курицей Туттой Карлссон. Все в шоке – и лисы, и куры. Но потом они все-таки найдут общий язык.
Эту добрую и смешную книжку написал в 1965 году шведский писатель Ян Улоф Экхольм. В СССР повесть издавалась несколько раз. И, кстати, тоже была экранизирована. По ее мотивам снято как минимум два мультфильма и один фильм – лента “Рыжий, честный, влюбленный” режиссера Леонида Нечаева.
“Волшебный мелок”. Синкен Хопп
Сенкен Хопп – норвежская писательница, издавшая в 1948 году сказочную повесть про Юна и Софуса. Юн находит мелок и рисует им человечка на заборе. Человечек оживает, поскольку мелок оказывается волшебным. Ожившего человечка зовут Софус. С этого начинаются их удивительные приключения.
У книги есть еще продолжение, это дилогия. В СССР она вроде бы впервые была издана в восьмидесятые годы в сборнике “Сказочные повести скандинавских писателей”, но сразу пришлась по вкусу советским детям.
“Разбойники из Кардамона”. Турбьёр Эгнер
И еще одна сказка родом из Норвегии. Написал ее Турбьёр Эгнер. Очень милая, веселая и трогательная повесть о трех братьях-разбойниках – Каспере, Еспере и Юнатане. Разбойничают они в городе Кардамон, по соседству с которым живут. И постоянно попадают в разные нелепые ситуации.
У нас эту книгу перевели и издали еще в 1957 году, спустя всего лишь год после ее выхода в Норвегии. А потом переиздали в восьмидесятые.
Ну что ж, на этом остановимся. Хотя список, конечно, неполный. У одной только Астрид Линдгрен можно назвать еще немало повестей, популярных в СССР. И “Рони, дочь разбойника”, и “Мио, мой Мио”, и “Эмиль из Леннеберги”. А что вы вспомните еще?
На крышке фортепиано в цветастом горшке скучала мимоза. Ее компаньон, несравненный композитор, не спешил за инструмент. Былинки танцевали воздухе и ложились на отдыхающие клавиши, что надо полагать мимозу не устраивало. Она размышляла как же напомнить о себе и уроках музицирования. Вжух. Пробежал легкий ветерок, заставив мимозу поежится. "Идея" - подумалось смекалистой красавице. "Аааа" - сложив свои листики застонало находчивое растение. Композитор не придал значения манипуляции. "Ухх!" - прошипела мимоза распустив листики обратно. Композитор продолжал бездельничать. Былинки, кружившие в лучах весеннего солнца занимали куда больше его внимание. "Да чтоб ты шерстью подавился!" - встрепенулась мимоза и вместе с горшком полетела на пол, попутно раскрывая собственные музыкальные таланты. Маэстро встал, потянулся, сладко зевнул. К моменту, когда он удобно расположился перед заждавшимися клавишами, мимоза стояла на прежнем месте. - Дорогуша, от стыдливости потрепано выглядишь. Я подумал, не плохо бы сыграть, что скажешь? - Дафно пора" - пробурчала мимоза, стараясь занять удобное положение. "Дзинь! Брынь" - приступил к делу пушистый кот , наполняя комнату мелодией, услаждая все существо настойчивой южанки.
XIX век стал веком интереса к прошлому. Коллекционеры заполняли комнаты и целые здания произведениями искусства, рукописями и ценными артефактами. Прошлое стало престижным проектом, бизнесом и национальным увлечением. Колониализм дал этому мощный импульс, что стало ясно ещё в конце восемнадцатого века, когда Наполеон привёз из Египта ценные трофеи. Британцы не отставали, привезя половину скульптур из Парфенона в Лондон. Генрих Шлиман раскопал легендарную Трою. Ост-Индская компания заполнила древностями из Южной Азии целый музей, который она открыла уже в 1801 году.
Экспозиции уже не выглядели просто коллекцией, они были выстроены по хронологии, давая посетителю впечатление исторического прогресса. Подобно всем идеям, историческое чувство эволюции тоже потребовало времени, чтобы развиться и получить оформление. Идея прогресса стала результатом развития общества, которое верило в необратимое движение вперёд, будь то демократизация или технический прогресс. Средоточием этой идеи стала Британия девятнадцатого столетия.
Интерес к прошлому рос по мере стремительного удаления от него: жизнь быстро начала меняться. Появилось чувство, что естественным путём туда не вернёшься, музеи стали своего рода капсулой времени. Прошлое, подобно нечитаемому тексту на древней рукописи, нужно было тщательно расшифровать и восстановить. С рукописями разбиралась филология, а с историей – новая наука историография. Историк – профессия давно известная. Но арсенал инструментов стал меняться и включил выдвижение и опровержение гипотез, сбор доказательств и рассмотрение противоречий. Не все относились достаточно тщательно к сбору материала. Были и представители традиционной школы рассказчиков, как, например, Маколей. Но и он в своём изложении был современен, подчёркивая поступательное развитие истории с её кульминацией в викторианской Англии. Он вложил свой вклад в кривобокий обмен: из колоний извлекались артефакты, а взамен поставлялась британская история и литература.
Новое отношение к прошлому вызвало к жизни культ священных руин, которые уже не разбирались на материал для новостроек. Возник культ оригиналов, и коллекционеры гордились редкими экземплярами, попавшими к ним в руки. Восхищение мадам Жофрен копией рафаэлевой картины, висевшей у неё в салоне, никто бы уже не понял.
На переднем крае новой исторической науки находилась Мэри Эванс, известная читателю под псевдонимом Джордж Элиот. Она жила во время новаторов, таких, как Спенсер и Дарвин, и впитала в себя идеи прогресса. Первым её произведением стал перевод критической биографии Иисуса. Потом была «Сущность христианства» Фейербаха. Последний базировал свои рассуждения на Гегеле, который ввёл в философию приоритет исторических перемен. Философы становились историками идей. Что движет историей? «Идеи», – отвечал Гегель. Дарвин же упирал на изменения в окружающей среде. Новые подходы в исторической науке побудили Элиот высмеивать древнюю мифологию в своих книгах.
Девятнадцатый век с его массовой печатью и грамотностью создал рынок для исторических романов. Их авторы могли донести информацию о том, каковы были они – люди прошлого. Пионером стал, конечно, Вальтер Скотт. Древние традиции стали изобретать, как, например, шотландский килт. В отличие от Скотта, Элиот решила подойти к делу основательно и не выдумывать без необходимости. Исторический роман должен давать достоверную информацию о простых людях того времени и их материальных обстоятельствах, то есть движущих силах истории. В этом она обратилась к новому поколению историков, в первую очередь – к педантичному Вильгельму Генриху Рилю, документировавшему древние крестьянские обычаи. Она снабжала свои книги избытком деталей, зная, что это сделает повествование более аутентичным. Так она сделала в «Ромоле», где действие разворачивалось в средневековой Флоренции. В позднейшем своём шедевре «Миддлмарч» она уже не встраивала разные идеи о прошлом в точные декорации, а просто показывала действие истории. Творчество Элиот послужило той же цели, что и музеи и коллекции – сохранению прошлого для широкой публики. Это было частью нового понимания прогресса, когда идеи, прежде занимавшие умы узких элит, пошли в читательские массы.
Японская волна берёт штурмом весь мир
Большая волна в Канагаве
Эта знаменитая гравюра Кацузики Хокусая стала одним из самых узнаваемых символов в мировом искусстве. Она была создана в укиё – квартале развлечений в средневековом Токио. Тамошние художники создали новую форму искусства: укиё-э – многоцветную ксилографию с помощью деревянных блоков. С её помощью удалось создать новый тип изображения, поразивший воображение современников. Это не было высокое искусство, но оно подходило не только для «плавающего мира» укиё, но и для обывателя, которому посещение квартала развлечений было не по карману.
Хокусаю уже стукнуло семьдесят, когда он, прилично «опоздав» к расцвету укиё-э, взялся за масштабный новый проект – серию из 36 гравюр с видами Фудзи. Он знал, что, выбрав популярный объект, имеет шанс произвести на свет бестселлер. «Большая волна в Канагаве» стала самой популярной гравюрой серии. В ней он использовал новый пигмент – берлинскую лазурь, а также поместил гору на задний план. Фокус на новом объекте позволил художнику продемонстрировать своё мастерство, накопленное десятилетиями. Старость – не помеха. В предисловии к следующей серии из ста гравюр он написал:
Начиная с шести лет у меня была мания изображать формы предметов. Когда мне сравнялось полвека, мои работы стали часто публиковать. Но всё, что я сделал к 70 годам, не заслуживает внимания. В 75 я кое-как научился изображать животных, растения, деревья, птиц, рыб и насекомых. К 80 годам я надеюсь достичь большего. К 90 годам я еще глубже проникну в принципы сущего. В 100 лет я буду великолепным художником. К 110 каждая точка, каждый мазок на моих картинах будут казаться живыми. Каждому из вас, кто собирается дожить до этого времени, я обещаю сдержать свое слово. Я пишу это уже на склоне лет. Раньше я называл себя Хокусай, но сейчас подпишусь как «Безумный Старик, одержимый рисунком».
Умер он в 1849 году, в возрасте 84 лет. Япония ещё была закрыта для остального мира, но ситуация скоро изменилась. Столетиями правители Японии строго ограничивали торговые контакты вовне. Торговать могли только лишь голландцы через свою базу на острове Дэдзима в бухте Нагасаки. Маленькое голландское поселение служило предметом вдохновения и мотивом для гравюр японских художников, которые интересовались западным искусством, особенно новой для них техникой перспективы.
Всё имеет свой конец. В 1854 году американцы принудили Японию открыться миру. Тонкая торговая струйка превратилась в ревущий поток. На Запад потекли цветные гравюры, вошедшие там в моду вместе со всем японским. «Большая волна» Хокусая стала мировым бестселлером. Влияние культурного обмена на Японию было ещё большим. Процесс можно было сравнить с откупориванием бутылки с шампанским. В таком духе выражался Эрнест Феноллоза. Этот американский профессор был страстным поклонником восточного искусства. Он провёл много лет в Японии, где читал лекции в университете, организовывал музеи и школы искусств, создал реестр национальных сокровищ и расконсервировал древние статуи в храмах. А также собрал собственную коллекцию антиквариата, которую с большой выгодой перепродал бостонскому миллионеру. Сегодня её можно лицезреть в Бостонском музее изящного искусства.
Феноллоза оставил после себя огромное количество материала, с которым уже разбиралась его жена. Она закончила историю азиатского искусства и передала неопубликованные записки молодому поэту Эзре Паунду. Вольные переводы из китайской поэзии сделали его реформатором теории перевода. В ретроспективе нашлось новое слово для обозначения смеси из китайской поэзии, японской драмы «Но» и прочих наслоений: модернизм. Искусство ушло от традиции на сторону прогресса, эмансипации и индустрии.
Западным художникам пришлось иметь дело не только с уходом от традиции, но и с мощным культурным потоком, потекшим на Запад из остального мира. Традиция оказалась существенно потрясена этими событиями. Пьесы Уильяма Йейтса оказались под влиянием японского искусства. В дальние страны переносил действие своих произведений Бертольт Брехт, очарованный китайской и японской драматургией. Многое из этого переплетения западных и восточных традиций стало тем, что мы сегодня называем модернизм.
Драма нигерийской независимости
19 декабря 1944 года после 33 лет правления умер король Ойо Ладигболу I. Смерть монарха вызвала целую серию важных церемоний, в число которых входило ритуальное самоубийство королевского конюха, который бы сопроводил королевскую лошадь и собаку в страну предков. Он облачился в белое и начал свой ритуальный танец в рамках подготовки к кульминации действия.
Ему помешали. В те годы Нигерия была британской колонией. Когда капитан Маккензи узнал об этом, он приказал арестовать конюха. Однако его младший сын нашёл способ поддержать традицию. Он объявил, что занял пост отца, неспособного выполнить свои обязанности, и лишил себя жизни взамен его.
Этот сюжет лёг в основу одной из пьес нобелевского лауреата Воле Шойинки. В 1960 году Нигерия обрела политическую независимость, но до независимости культурной было ещё далеко. Для этого необходимо было сначала обрести новую культурную идентичность. Ковать её предстояло писателям прежних колоний, которые неизбежно обращались к прошлому, а также заимствовали у кого-то ещё. В своих колониях англичане создали систему образования для местных элит. Лучшие из выпускников приглашались продолжить образование в метрополии. Шойинка тоже в 1954 году стал учиться в университете Лидса, после чего подвизался на театральных подмостках Лондона и написал свои первые пьесы. Вообще-то, он собирался вернуться назад в Нигерию, чтобы занять там какой-нибудь пост. Но наступил 1960 год, и задачей его стало помочь бывшей колонии осознать свою независимость. Он решил действовать через театр: страна была неграмотной, а потому через спектакль можно было достичь большего числа людей. Он переводил старые национальные легенды на английский, который, хоть и был языком колонизаторов, но в то же время и языком межнационального общения. Английская труппа со спектаклями из местного фольклора – вот синтез, который предложил своему народу Шойинка. Он давал понять, что культурная независимость не должна рвать с колониальным наследием, из которого можно взять что-то хорошее.
Однако трудно создать общую идентичность для огромной многонациональной территории, которую держало в единстве лишь военное правление англичан да прикормленные монархи. В Нигерии началась жестокая гражданская война, в которой Шойинка пытался быть посредником. Но в результате его посадили свои же йоруба, которым он показался недостаточно лояльным. Он описал заточение тех лет в автобиографической повести «Человек умер» в 1972 году. Два года спустя свет увидела пьеса «Смерть и конюх короля» по знакомому нам сюжету.
На Шойинке не сошёлся клином весь свет. Были и другие драматурги в Нигерии. Дуро Ладипо писал на местных языках, обращаясь к тем же сюжетам. Трагическую судьбу королевского конюха он обыграл ещё в шестидесятых в своей пьесе «Король умер». Если мы попытаемся сравнить пьесы обоих авторов, то увидим много творческой выдумки в произведении Шойинки: сердобольную жену британского капитана, сомнения самого конюха и путешествие его сына из Лондона на родину. Драматург не слишком заботился об исторической достоверности, но он ясно выразил тогдашние сомнения в обществе касательно необходимости этого ритуального самоубийства.
Антропологи всего мира стремятся влезть в голову туземца, понять его верования и образ жизни. Было время, когда «примитивные» народы виделись нами реликтами первобытной эры. Сегодня такое видение уже в прошлом. Сама концепция «вершин культуры» стала спорной. По мере деколонизации культур антропология тоже изменилась. Любой из нас имеет свою культуру. Сегодня антропологи всё больше обращают внимание на свои собственные общества. Кто-то истолковал это как культурный релятивизм: идею, что все культуры равны. Ведь это не так: культура людоеда и культура крестьянина – всё-таки не равны. Автор предлагает разрешить это противоречие, восторгаясь шедеврами любой культуры, не выстраивая при этом иерархий. То есть культуры вообще предлагается не сравнивать. Я лично сомневаюсь, что отказ дать ответ на вопрос продвинет нас дальше. Культуры неизбежно приходится сравнивать, чтобы заимствовать лучшее. Это делалось испокон веков, о чём и рассказывает нам Мартин Пухнер в своей книге. Думаю, стоит подождать до тех пор, пока общества сами не разрешат этот парадокс.
А на примере нигерийских реалий мы убеждаемся снова, что столкновение культур не является неизбежностью. Оно бывает чаще всего продуктом неведения. Взаимное знакомство ведёт к взаимному обогащению и расцвету культур. Шойинка и Ладипо стали основоположниками бурного развития нигерийского кинематографа. Нолливуд стал делать больше фильмов, чем Голливуд и Болливуд. Появились новые артисты и новые формы театрального представления. Одним из замечательных примеров является пьеса Hear Word!, получившая блестящий приём не только в Африке, но и за океаном. Её судьба, как судьба Воле Шойинки, напоминают нам, что культура развивается не путём очищения, а наоборот, сочетанием, синкретизмом. Не замыканием в себе, а заимствованием культурных форм.
В 2015 году в лесу недалеко от Осло заложили основу библиотеки будущего. В рамках этого проекта каждый год один из писателей-участников будет закладывать на хранение одну из своих неопубликованных рукописей. За сотню лет накопится сотня книг, которые затем напечатают на бумаге из леса, высаженного вокруг этой своеобразной капсулы времени.
Мы не можем знать, что случится с Норвегией за сотню лет. Останутся ли вообще библиотеки? Сохранится ли проект, который уже пришлось прервать во время пандемии 2020 года? Мы знаем, что положиться лишь на бумагу, не сохраняя устной традиции, несёт в себе риски. Хоть у проекта достаточно критиков, указывающих на его элитарность и англоязычность, капсула времени – популярная идея, особенно в неспокойные времена. Одну из них закопали в нью-йоркском парке во время всемирной выставки 1939 года. Там было всего две книги: Библия и буклет с перечнем содержимого. Вряд ли её достанут через пять тысяч лет, как планировалось: высота парка – всего два метра над уровнем моря, так что его неизбежно затопит водами Атлантического океана вследствие глобального потепления.
Более надёжный способ хранения сообщения в будущее выбрали создатели межзвёздных космических кораблей «Пионер» и «Вояджер», запустив их за пределы Солнечной системы. Правда, вряд ли кто сможет их получить и прочитать. Лучше всё-таки стараться сохранить память по-старинке: из уст в уста. Важно, однако, чтобы будущий читатель с пониманием отнёсся к чудачествам предков и не судил бы строго за те вещи, которые ему с его колокольни будут казаться неуместными и глупыми. Ценности меняются со временем, и что принесёт нам будущее – неизвестно. Как бы не пришли к власти очередные пуритане вроде талибов и не разрушили то, что было создано творческим трудом предыдущих поколений. Творцы, ставшие героями этой книги, противостоят этому ханжеству. Они не жалели сил на передачу и распространение культурных традиций. Мы не должны разделять ценности художника, сохраняя его произведения. Мы должны принимать разницу и надеяться, что будущее отнесётся благосклонно и к нам самим.
Сохранение искусств и гуманитарной науки – средство для преодоление разногласий между людьми. Техника не решит всех проблем, выстроенных на старых обидах, конфликтующих идентичностях, сталкивающихся интересах и разных убеждениях. Их можно понять, лишь обратившись к культурному прошлому. А это невозможно без науки и искусства.
Мне очень понравилось путешествие автора во времени и пространстве мировой культуры. Мартин Пухнер рассказал многое из того, что проходит мимо взора массового читателя. Ещё более импонирует мне главная мысль: культура – это не то, что можно закрыть на замок. Лучшее всегда можно и нужно брать для себя. Так станешь не только богаче, но и создашь базу для нового шага вперёд. К сожалению, многие этого не понимают или не желают понимать. Достучаться до их – цель нашего автора. Пожелаем ему успеха в этом.
Пикабу читающий, помоги вспомнить название пары советских фантастических произведений. Читал в юности, а сейчас хочу перечитать, но ни названий ни авторов не помню. Может кто подскажет?
СССР отправляет экспедицию на Луну. Там находят подлунный город в котором освещение через колодцы и световые шары в тоннелях. Ну и империалистическая экспедиция тоже присутствует. Естественно, гадит, как может советской.
Терпит крушение советский космический корабль и выживший космонавт оказывается в обществе эксплуататоров. Запомнившаяся деталь — у правящего класса были миниогнемёты, помещавшиеся в ладони. В финале, когда его нашли и спасли, оказалось, что он повредил голову при аварии и был в ЮАР вроде и многое ему просто померещилось. А огнемёты оказались зажигалками.
В пустыне проводят опыты над людьми. Заменяют в организмах углерод на кремний. Делают таких вот големов.
Вот такие сюжеты :) Может кто читал такое и подскажет названия и авторов?
Вообще-то он был поляк и его родным языком был польский. Но жизнь все исправила.
Когда ему было три, семья переехала из Елизаветграда Херсонской губернии в Одессу. Елизаветград - это который потом был Зиновьевск, затем Кирово, затем Кировогр́ад, а ныне Кропивницкий. А Одесса - она Одесса и есть.
Одессу он и считал своим родным городом.
Детство было как в фильме "Зеленый фургон" - учеба в Ришельевской гимназии, игра в футбол за гимназическую команду, сочинение стихов, публикация творения под названием «Кларимонда» в газете «Южный вестник», взбудоражившая всю родню.
Окончание гимназии совпало с революцией. Наш герой, которого, кстати, звали Юрий Карлович, но тогда - просто Юра - поступил на юридический факультет Одесского университета. И ничего там не делал - по его собственному признанию: «Ничего не усвоил за эти два университетских года. Сдал только один зачет: теорию права».
Зато в годы Гражданской войны подружился со множеством интересных людей: Валентином Катаевым, Эдуардом Дзюбиным, будущим поэтом Багрицким, Иехиелом-Лейбом Файнзильбергом, будущим Ильей Ильфом, чей почтенный папа работал бухгалтером в банке на Дерибасовской (угол Ришельевской) и младшим братом Валентина Женькой Катаевым, будущим Евгением Петровым.
Сразу после Гражданской войны вся эта компания начала перебираться в Харьков по призыву хромого Нарбута, о котором кто-нибудь когда-нибудь обязательно напишет роман.
Начав кочевать, трудно остановиться. Из Харькова покорять Москву первым отъехал Катаев-старший, за ним клином потянулись и остальные.
В 1922 родители релоцировалась в Польшу, тогда этнические поляки, эстонцы, финны, литовцы и т.п. получили право выехать из Советской России на историческую родину.
Но Юрий уехал не на запад, в Варшаву, а на восток в Москву.
Какая Варшава, о чем вы? Мир будет наш, а про какую-то Варшаву, матка боска.
Да, фамилия его была Олеша.
В Москве они все набились в штат газеты "Гудок", где их компания приросла двумя бывшими киевлянами - Булгаковым и Паустовским.
Жили весело, как живут все двадцатилетние. Много писали, еще больше пили. Вот наш герой в редакции газеты "Гудок". Зацените офисный кэжуал.
А вот сотрудники газеты "Гудок" в ресторане ВЦСПС в 1927 г. Олеша подпер голову рукой, со стаканом - Валентин Катаев, между ними - Евгений Петров.
Жили весело, но бедно. Юрий Олеша, взявший псевдоним Зубило и Илья Ильф жили прямо в типографии газеты "Гудок", в импровизированном общежитии с фанерными перегородками и без мебели, которое Ильф увековечит в "12 стульях" под именем общежития имени монаха Бертольда Шварца.
В 1924 году произойдет два события.
Во-первых, Олеша навсегда бросит писать стихи. На своем поэтическом сборнике, подаренном Булгакову, он напишет: «Мишенька, я никогда больше не буду писать отвлеченных лирических стихов. Это никому не нужно».
А во-вторых, он познакомится с совсем еще юной девушкой Валей Грюнзайд, у которой будет с собой книга - сказки Андерсена. Подбивая клинья, он обратил внимание на книгу и пообещал девушке написать для нее самую лучшую сказку.
К делу написания сказки Олеша подойдет со всей серьезностью. Поскольку денег у него не было даже на тетрадь, он ночью перекатил из типографии "Гудка" в свою комнату рулон бумаги размером с бочонок. И принялся отрывать куски от рулона и писать на них сказку - прямо на полу, поскольку мебели, кроме матраса, у него не было никакой: «Бочонок накатывался на меня, я придерживал его рукой… Другой рукой писал. Это было весело, и тем, что мне весело, я делился с веселым Ильфом».
Я долго думал, что это обычные литераторские байки, и только недавно узнал, что рукопись из кусков ворованного рулона сохранились до наших дней - спасибо бережливой жене писателя.
Сказку он написал быстро и назвал ее "Три толстяка". Но подкат не прокатил - Валя Грюнзайд в итоге стала женой соавтора Ильфа Евгения Петрова.
А сказку издавать никто не хотел, потому что сказки были забанены советской властью. Не помогло даже то, что сказка начиналась словами:
«Время волшебников прошло. По всей вероятности, их никогда и не было на самом деле. Всё это выдумки и сказки для совсем маленьких детей».
Тогда Олеша очень сильно рассердился и написал роман "Зависть", который начинался словами:
«Он поет по утрам в клозете. Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек. Желание петь возникает в нем рефлекторно. Эти песни его, в которых нет ни мелодии, ни слов, а есть только одно "та-ра-ра", выкрикиваемое им на разные лады, можно толковать так: «Как мне приятно жить... та-ра! та-ра!.. Мой кишечник упруг... ра-та-та-та-ра-ри... Правильно движутся во мне соки... ра-та-та-ду-та-та... Сокращайся, кишка, сокращайся... трам-ба-ба-бум!"».
Когда Олеша говорил: "Я вошел в литературу сенсационно" - он не врал ни одной буквой.
"Зависть", опубликованная в журнале «Красная новь» в 1927 году стала реальной бомбой, роман читала вся страна, а Юрий Карлович Олеша в одночасье сделался самым популярным советским писателем.
Да и не только советским.
"Зависть" читала и обсуждала вся русская эмиграция. Нина Берберова писала об этом так:
"Об Олеше (и я этим горжусь) я написала в эмигрантской печати первая. Это было летом 1927 года, когда "Зависть" печаталась в "Красной нови". <...> Я прочитала "Зависть" и испытала мое самое сильное литературное впечатление за много лет. Это было и осталось для меня крупнейшим событием в советской литературе. Передо мной была повесть молодого, своеобразного, талантливого, а главное - живущего в своем времени писателя, человека, умевшего писать и писать совершенно по-новому, как по-русски до него не писали, обладавшего чувством меры, вкycoм, знавшего, как переплести драму и иронию, боль и радость".
Нина Николаевна рассказывала, как после этого "триумфа большевиков" жаждавшая хотя бы литературного реванша белая эмиграция лихорадочно искала в своих рядах автора, который мог бы сравниться с Олешей, стал бы ему достойным соперником. Наконец, пронесся слух: в "Современных записках" выходит роман нового автора "Защита Лужина" - и это что-то невероятное!
Берберова читает - и с разочарованием пишет:
"Я тогда уже печатала прозу в "Современных записках" и вдруг почувствовала жгучее любопытство и сильнейшее волнение… <…> Кто? — Набоков. Маленькое разочарование. Недоверие. Нет, пожалуй, этот не станет "нашим Олешей".
Только невероятный успех "Зависти" сделал возможным издание сказочного романа для детей "Три толстяка", который уже четыре года лежал в столе у автора.
Выпустил сказку все тот же "хромой Нарбут", ставший к тому времени магнатом-издателем, повелителем знаменитейшего издательства «Земля и Фабрика» или просто ЗиФ.
Иллюстрировал книгу лучший художник страны, все тот же Мстислав Добужинский. Который, правда, давно уже жил в другой стране - в 1924 он релоцировался в Литву, а в 1926-м переехал в Париж. Поэтому сначала текст Олеши почтой полетел во Францию, а потом обратно приехали иллюстрации.
В 1928 году книга вышла из типографии и в русской литературе появилась новая сказка - "Три толстяка".
Как и обещал, книгу автор посвятил Валентине Леонтьевне Грюнзайд, хотя эта девушка с «овалом лица с полотна французского мастера» к тому времени уже числилась официальной невестой Петрова.
На одном сервисе выходит аудио сериал "Когната" Алексея Сальникова, это который "Петровы в гриппе". Выходит по одной главе каждую среду, как роман-газета в XIX веке, или "Утиные истории" в 96ом. Если кратко, то ветеран войны-инвалид вместе с проводником ведут необычную девочку, вчерашним врагам. Вчерашние враги - это драконы, в общем те же самые люди, но умеют летать, извергать огонь, а все предложения на глаголы оканчивают. По сути драконы - это такой дистиллированный европейский фашизм -феодально-рыцарское общество. Меня зацепило. Это как те же "Петровы в гриппе" встречают Стругацких и все вместе подмигивают Пратчету и Мьевиллу на русском.
Не хочу спойлерить онгоинг и портить впечатление, потому что сам впервые влетел в аудиосериал во время его выхода, а не постфактум как это было с "Пост" и "Магазин работает до наступления тьмы". Пост скорее для того, чтобы спросить, как вам?
В свое время у меня, да и не только у меня появилось много вопросов к данному списку книг для летнего чтения. Я тогда пообещал составить свой список с блэкджеком и шлю, с книгами на лето... Но забыл. За что и посыпаю себе голову пеплом...
Но сколь мне про него напомнили, то надо поставить галочку и закрыть этот гештальт. То есть специально для @madnesadm, и @MerryChristmas, мой список литературы на лето для подростка лет эдак до 16. Честно скажу, список нифига не объективный, то есть пишу то, что читал сам примерно в том возрасте + книги, которые я читал позже, но дико жалею, что когда я был подростком их еще не было или же оно просто не попали мне в руки.
Сразу скажу, я никого не пытаюсь убедить, что мой список единственно верный, что надо читать именно эти книги. Я основываюсь на своем жизненном опыте, я анализирую те книги, которые читал сам и которые подсовывал своему сыну подростку. Это мой жизненный опыт, и его сложно переложить на кого-то другого, поскольку я рос совсем в другой стране и при других реалиях.
Очередность книг в списке не имеет никакого значения. Как вспомнил, так и записал. Буду стараться ограничиться 15 книгами, хотя иногда в скобках буду писать и некоторые другие вещи автора которые стоило бы прочитать. Постараюсь не повторяться, но не факт.
Короче, погнали!
Роберт Штильмарк "Наследник из Калькутты".
На мой взгляд идеальная книга для подростка. Есть все. Пираты, индейцы, благородные разбойники, луддиты, революция... А еще искренняя дружба, верность долгу и уверенность в том, что добро победит. Про эту книгу у меня в свое время уже был обзор, поэтому не буду вдаваться в детали.
2. Джек Лондон "Смок Беллью".
Я очень и очень люблю Джека Лондона. У него есть много шикарных вещей, но на особицу, по крайне мере для меня стоит Смок Беллью. История о том, как человек превозмогает себя. Выходит за пределы своих возможностей, не факт, что он становится лучше, но он однозначно растет над собой и меняется. Книга о дружбе, любви и верности. Долго колебался между этой книгой и книгой "Сердца трех", искренне ее люблю, но все таки больше за фильм и хэппи энд. Но для прочтения вне списка однозначно рекомендую.
3. Жюль Верн, "Путешествия и приключения капитана Гаттераса"
Я очень люблю книги Жюля Верна, я практически вырос на его книгах. Но есть у него вещи, которые не просто цепляют, а рвут душу. Капитан Гаттерас одна из таких книг. Книга о человеке, который положил всю свою жизнь ради достижения мечты. Он не жалеет себя, окружающих, вся его жизнь только ради его цели - достичь Северного Полюса. Верность Родине, вернсоть долгу, преодоление невозможного, книга именно про это.
4. Рафаэль Саббатини, "Одиссея капитана Блада"
Блин, сколько раз я читал эту книгу. И каждый раз я поражаюсь ее гениальности. Вроде бы все просто и банально, но как же здорово написано. Простой человек, пытающийся прожить спокойно жизнь, попадает в жернова истории, которые бросают его в рабство, а потом еще поворот колеса судьбы и он известный пират... Книга для подростков, есть все что надо. Верная дружба, приключения на море, амур и глазами так ууу любовь и честь, поиски кладов, аборадажи, короче все все все.
5. Лев Кассиль, "Улица младшего сына"
Мне до сих пор трудно говорить про эту книгу. Но это очень важная веха в становлении моей личности. Книга тяжелая, трудная, но ее надо читать. Про нее у меня был отдельный обзор в свое время.
6. Г.Л. Олди, "Герой должен быть один"
Мифы Древней Греции... Долгое время книга Н. Куна была моей настольной. Благодаря ей, я узнал все подвиги Геракла, мог поименно перечислить аргонавтов... А потом я прочитал Олди. Это разрыв башки. Вроде бы все то же и все о том е, но немного по другому. И это круто. Также в рекомендации у Олди цикл "Черный баламут" и "Мессия очищает диск" и многое другое, но это мастхэв на мой взгляд.
7. Г.Р. Хаггард, "Дочь Монтессумы"
Классика. долго говорить не буду, но это классика. Верность долгу, дружба, любовь, враг, такой что на века и противостояние... Также в рекомендации "Прекрасная Маргарэт" и "Копи царя Соломона"
8. Р. Хайнлайн, "Имею скафандр - готов путешествовать".
Это был очень тяжелый выбор. Искренне люблю Хайнлайна, читал множество его вещей и очень сложно было выбрать что-то одно. В конечном итоге я остановился именно на этой книге. Нет нерешаемых проблем, ты хочешь? Тебе надо? Действуй! Не все в этой жизни нам пдает с неба, иногда за это надо побороться и выйти из зоны комфорта. "Звездные пасынки", "Туннель в небе", "Астронавигатор Джонс" становятся в очередь...
9. М. Семенова, "Волкодав"
Эта книга достойна отдельного обзора и может я когда-то это сделаю. Сразу скажу я разделяю книгу и фильм, это две несопоставимые вещи. Книгу я искренне люблю за ее чистоту, доброту и попытку принести в мою жизнь что-то лучшее. А фильм это отстой. Пусть говорят, что Волкодав это женский роман, но он меня в свое время покорил своей чистотой. Добро должно быть с кулаками и точка! "Лебединая дорога" для понимающих...
10. Г. Гаррисон, "Смертальная планета"
Гаррисон это классика. Это ууух! Долго растекаться мыслями не буду ибо это надо читать. Бонусом "Эдем", "Стальная крыса" и "Молот и крест".
11. Кир Булычев, "Алиса"
Еще одна классика. Все все прекрасно знают, но отдельно от Алисы хотелось бы рекомендовать "Поселок".
12. Луи Буссенар "Похитители бриллиантов"
Все по классике. Множество приключений, алмазов и негров... Но читать очень интересно.
13. А. Рыбаков, "Кортик" и "Бронзовая птица"
У меня два этих романа был в одной книге и я всегда их читал вместе. Мне сложно воспринримать их по отдельности. Эти книги сейчас совсем неактуальны, но в плане понимания истории, очень важны на мой взгляд.
14. Б. Корнуэлл, "Королевский стрелок Шарп"
Тут тоже долго говорить нечего. История, как она есть...
15. Артур Конан Дойль, "Затерянный мир"
Профессор Чэлленджер... Мммм... Как это было круто!!! А еще можно вспомнить Обручева " Земля Санникова" и многое другое...
Короче вот как то так. Возможно я что-то упустил, точнее я стопудов что-то упустил, но вот если вот так навскидку, то что написал то и думаю.
Сегодня, наконец, расскажу не обрывками, а достаточно подробно о Парфии, потому что случайно сумела отыскать книгу о парфянине.
(Вот такие вот парфяне и парфянские монеты)
Парфянское царство возникло около 250-го года до н.э. в районе Хорасана. Во главе государства встал вождь Аршак I (правил ок. 250-217/211 до н.э.) из племени парнов, основатель династии Аршакидов (кстати, их младшая ветвь армянские Аршакуни). Расширение своей страны он начал с захвата сатрапии Парфия, подконтрольной Селевкидскому государству, и, когда Селевкиды стали совсем сдавать, парфяне, говорившие на языке из восточно-иранской группы, что, думается мне, им здорово помогало, быстро стали прибирать к рукам территории современных Ирана и Туркменистана, а потом ещё Афганистана и Пакистана, да вдобавок, в конце концов, благодаря победам Митридата I Парфянского (ок. 171-138/137 гг. до н.э.), вероятного потомка Аршака II (сына (либо брата) и наследника первого, правил в 211-191-х гг. до н.э.), смогли продвинуться на запад, захватив и современные иракские земли, в том числе Селевкию, расположенную на берегу Тигра, а на другом берегу – город Опис, позже переименованный в Ктесифон.
Митридат Парфянский поначалу своей столицей сделал памятный со времен Ахеменидов город Экбатаны, а Ктесифон (тогда ещё Опис) превратил в зимнюю резиденцию. Т.к. этот город стал «малой столицей», то довольно скоро он разросся, разбогател, стал центром культурной жизни и…позже постоянно подвергался атакам вездесущих римлян. Кстати, об этом.
После побед Митридата I Парфия на время превратилась в крупнейшую и наиболее могущественную державу Западной Азии. Его наследник Фраат II (правил ок. 147-128/127) даже женился на селевкидской принцессе Лаодике, и непременно добил бы царство Селевкидов, кабы на его собственные владения не напали юэчжи и саки, уничтожившие Греко-Бактрийское царство. В битве с кочевниками Фраат погиб, и разгребать это всё пришлось его наследнику Артабану (ок. 127-124/123 до н.э.), который, впрочем, сумел и мир заключить, и государство спасти от судьбы соседей.
Следующими правителями стали Митридат II Великий (ок. 124/123-88/87гг. до н.э.) и Готарз I (ок. 88-81гг. до н.э.), упомянутые в романе «Тигран Великий» из моей прошлой заметки (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»), хотя там о них было сказано немногое. А меж тем Митридат унаследовал Парфию весьма потрёпанной иноземными вторжениями и восстаниями и сумел вернуть ей былые целостность и величие, хотя бы на время. Именно он одолел армянского царя Артавазда и держал у себя заложником его сына, будущего Тиграна Великого.
Именно в те годы произошло «знакомство» парфян с римлянами, которые боролись тогда с Понтом и его союзниками, а потом прибрали к рукам бывшие селевкидские владения, когда династия схлопнулась. И, судя по всему, парфянам знакомство не понравилось. Настолько, что парфяне даже начали подумывать, что не такие уж ужасные и отвратительные эти Митридат Евпатор и Тигран Армянский, и произошло временное сближение этих держав. Кроме того, в тот период усиливались торговые связи с востоком и развитие Великого Шёлкового пути. Знаменитый император Западной Хань У-ди (о его временах я писала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 53. «Баллада о пустыне» и «Песнь в облаках») даже посылал посольство в Парфию, которое встретили с почётом, и именно Парфия стала своего рода посредником между Востоком и Западом. Кстати, Гиппал и Евдокс Кизикский, о которых рассказывалось в «Золотом Ветре» (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.2. «Золотой ветер»), совершали свои путешествия в это же время.
Примерно в 88-м году до н.э. Митридат II Парфянский умер, и всё очень скоро в его царстве стало плохеть, хиреть и разваливаться. И с царём Тиграном, возжелавшим свершений и величия для себя и Армении, иметь дело пришлось уже Готарзу, который ранее активно мутил воду в Парфии, и перед армянским правителем отчасти поэтому здорово спасовал, даже вынужденно отдал ему титул царя царей после того, как Тигран пошёл на него войной и преуспел в этом.
Вероятно, ещё при жизни Готарза в стране начался раскол, и одновременно с ним правил некий царь Ород, а после Парфия погрузилась в смуту, и о том периоде сведения ещё более скудные и противоречивые, чем были до того.
Конец смуте положил царь Санатрук Парфянский (правил ок. 77-70 гг. до н.э.), который долгие годы провёл в плену у саков, и по одной из версий (какая ирония), с их помощью стал новым парфянским царем, причем уже будучи совсем старичком. Есть мнение, что ему тогда уже было лет восемьдесят или около того. Предполагают, что он был одним из сыновей Митридата I и братом Фраата II. За своё не слишком долгое правление он сумел восстановить страну и вернуть в её состав большую часть ранее утраченных территорий. Однако впереди парфян ждали новые потрясения.
В те годы шла и близилась к своему роковому завершению Третья Митридатова война (74/73-63гг. до н.э.), и Митридат в своём отчаянье дошёл до того, что стал просить Санатрука помочь понтийцам в борьбе против римлян. Само собой, парфянский царь отказал, потому как в тот момент ну никак себе подобное позволить не мог. Фактически отказал Митридату и Тиграну в помощи и его сын Фраат III (ок. 70-58/57 гг. до н.э.), тем более, что римляне, узнав о подобных переговорах, пообещали ему много нехорошего, если он поможет их соперникам, и кое-что хорошее, если поможет Риму. Фраат, видимо, в гробу видал все эти подковерные игры, всем ответил в стиле да-да, а сам притаился и стал ждать, что же будет.
Кто ж знал, что, разобравшись с Понтом и Арменией, римляне очень заинтересуются и Парфией? Ситуация усугубилась ещё и тем, что Фраат был около 57-го года до н.э. убит своими сыновьями, Ородом (ок. 57-38гг. до н.э., следующим царём стал его сын Фраат IV (ок. 37-2гг. до н.э.)) и Митридатом (ок. 57-54гг. до н.э.), которые затем начали дележку власти в стране. Ну тут уж грех было не воспользоваться, и в 54-53-х годах произошёл Парфянский поход Красса. Именно с этого похода и начались полноценные Римско-парфянские войны, которые растянулись с перерывами на почти триста лет, т.к. длились с 53-го года до н.э. и до падения Парфянского царства в 226-м году н.э., причем конец им принесли не римляне, а персы из династии Сасанидов. Но это уже совсем другая история, и о том, что было с Парфией уже в нашей эре, я расскажу в другой раз. А сегодня о начале борьбы парфян с римлянами в цикле
«Парфянин» П. Дармана
Время действия: I век до н.э., 73-71-х годы до н.э.
Место действия: Парфия, Римская республика.
Интересное из истории создания:
Питер Дарман – современный британский писатель, о котором не так-то просто найти какую-то инфу. Но мне удалось) О себе он рассказывал, что вырос в Грэнтэме, графство Линкольншир, и после сдачи экзамена Eleven Plus поступил в Королевскую гимназию. Там, по его словам, он написал «своё первое произведение в жанре military» – эссе об Оливере Кромвеле)
(Невероятно, но факт: фотку Дармана крупнее найти нереально)
Затем последовало получение степени бакалавра истории и международных отношений в Ноттингеме, а затем курс для получения степени магистра философии в Йоркском университете. Темой было военное командование и кавалерия принца Руперта Рейнского (1619-1682), героя его детства, во время гражданской войны в Англии. Потом Дарман служил офицером-исследователем в штабе военной разведки в Уайтхолле. Об этом он написал так: «Написание сверхсекретных разведывательных отчетов было очень увлекательным занятием, пока я не понял, что их уровень допуска был настолько высоким, что лишь горстке людей было разрешено их читать». В 1990-м году он переехал в Лондон, и там присоединился к небольшой издательской компании в качестве редактора. Так вот и началась его писательская карьера. Писал также под псевдонимом Стив Кроуфорд.
И на самом деле он, судя по всему, не на шутку увлечен историей Парфии, потому что две книги, о которых я сегодня рассказываю – это лишь часть огромного цикла «Парфянских хроник», состоящего из 16-ти книг. Первая из них, собственно, «Парфянин» (в русском переводе эти две книги представлены как «Парфянин. Ярость орла» и «Парфянин. Испытание смертью») была написана и издана в 2011-м году, а на русский язык, видимо, впервые переведена в 2015-м году. Следующий роман вышел уже в 2012-м году, а последняя на данный момент книга датируется 2022-м годом.
О чём:
Пакор – единственный сын и наследник своего отца, князя Хатры по имени Вараз, так что, хотя в русской версии его без конца величают принцем, на деле он княжич. Пожалуй, это ближайшие аналоги, т.к. на тот момент царем царей был Тигран Великий, а Санатрук был просто царём. Хатра представляла собой полуавтономное государство в государстве, и лежала на западных окраинах Парфянского царства, что делало её своеобразным щитом для всей остальной страны. Это стало особенно актуально, когда Сирию наводнили римляне, жаждущие продвижения дальше на восток. Отношения с ними формально оставались ещё нейтральными, но историю открывает сражение между парфянами под командованием Вараза и римлянами, которые вторглись на его земли. Для Пакора это его первая битва, и как очень везучий мальчик и типичный главный герой с задатками Мартисью он не только храбро сражался, но даже захватил римского орла, благодаря чему его и будут с придыханием вспоминать на протяжении всей книги, а потом ещё, видимо, следующей.
(Руины Хатры)
В планы царя столкновения с римлянами не входили, и он вызвал Вараза и его сына к себе на разговор. Вараз созвал целый совет, чтобы решить, ехать или не стоит, а то мало ли что, повсюду заговоры, завистники и предатели. Да и повод какой-то мутный. Вараз, однако, решил, что это ж царь-батюшка родной, а не какой-то жирный князек из соседних владений, который даже от небольших римских отрядов отбиться не может, и поехал, прихватив с собой Пакора. К слову, царь оказался настроен дружелюбно, даже дал денег, что угодно, только прикройте собой родину и не просите людей.
Пока большие дяди обсуждали свои большие дела, Пакор пил винишко и пялился на красивых девок, и тут вошла она…Доббаи. Кто-то, наверное, уже вообразил себе шикарную парфянскую красотку, но нет)) То была уродливая скифская старуха. Доббаи любила эпатировать публику и умела делать точные пророчества. Например, как бы невзначай сообщила царю, что у него там Мерв горит. Как оказалось, будто в воду глядела. А ещё она облапала и оплевала беднягу Пакора и сделала ему странное предсказание. Разумеется, никто ничего не понял, но было очень интересно. Проясняться слова старухи потихоньку стали после того, как в карательном походе против римлян погиб старший товарищ и полководец Пакора, а сам он вместе с выжившей частью своих воинов вскоре после этого попал сначала в ловушку, а потом в римский плен.
Отрывок:
Раз пошла такая пьянка, то это место и процитирую:
«…И еще я заметил, что в зале вдруг появилась какая-то старуха и, шаркая, направилась прямо к столу царя царей. Я был несколько удивлен, в немалой степени потому, что, как мне показалось, никто не обратил на нее никакого внимания. Она была одета в лохмотья, сильно горбилась и постоянно озиралась по сторонам, бормоча себе под нос какие-то проклятья в адрес всех и каждого в отдельности. Ее сгорбленная фигура, бесформенный нос и покрытое язвами лицо резко контрастировали с великолепно одетыми и красивыми на вид гостями, заполнявшими зал. Она продолжала шлепать по направлению к нам, и меня вдруг охватил ужас, когда я понял, что она идет прямо ко мне. Не веря собственным глазам, я уставился на нее, когда она остановилась напротив меня и самым гнусным образом оскалилась, обнажив ряд почерневших зубов. Изо рта у нее, даже на расстоянии, жутко воняло. Она ткнула в меня пальцем.
– Дай мне руку, ягненочек! – резким тоном приказала она.
Да кто она такая, эта гнусная старая ведьма, и как она смеет так со мной разговаривать?! Я почувствовал, как в груди закипает гнев, и уже был готов вскочить и приказать ей убраться прочь, когда вмешался Синтарук:
– Лучше делай так, как она приказывает, принц Пакор.
Я был поражен.
– Почему, твое величество?
– Это Доббаи, она из племени скифов, что живут в горах возле реки Инд. Она мудрая старуха, ведунья и чародейка. У нее есть дар – она умеет видеть будущее. Поэтому мы ее и терпим.
– Поэтому ты меня и боишься, Синтарук, – и она ткнула своим костлявым пальцем прямо в царя царей. – Дай мне поговорить с этим ягненочком, иначе я превращу тебя в свинью!
Сказать такое самому царю царей означало напрашиваться на немедленную казнь! Но Синтарук лишь улыбнулся и знаком указал мне протянуть ей руку.
Должен сознаться, мне совсем не хотелось это делать. Старуха не только отвратительно выглядела, но ее впалые щеки и усохшее тело заставляли предполагать, что она несколько дней ничего не ела. А вдруг она захочет откусить мне руку?! Признаться, схватка с целой армией римлян казалась мне в этот момент гораздо менее пугающей перспективой. Тем не менее, ощущая на себе взгляды всех, сидящих за царским столом, равно как и прочих гостей за соседними столами, я протянул ей правую руку.
Старуха сцапала ее правой рукой и на удивление сильно сжала. Ее рука была костлявой и холодной. Она взглянула на мою раскрытую ладонь и плюнула туда. Я почувствовал приступ тошноты. Грязная старая ведьма, да как она смеет так со мной поступать!..
Потом она провела указательным пальцем левой руки по моей ладони, пробормотала себе под нос что-то непонятное, после чего посмотрела мне прямо в глаза. От этого мне стало еще больше не по себе. Я даже почувствовал, что краснею. Несколько секунд – мне-то они показались целой вечностью! – она стояла неподвижно.
– Страшные предзнаменования! – провозгласила она. – Роковая судьба! Ты, как змея, вползешь и провалишься во чрево своих врагов и там будешь жрать их внутренности!
Да старуха явно безумна! Но она по-прежнему крепко держала мою руку. Потом еще раз взглянула на мою ладонь, кругами поводив указательным пальцем по своему плевку.
– Орел завопит от боли, но он будет взывать о мести! Орлы начнут преследовать тебя, но под солнцем пустыни ты станешь клевать их кости! Белокурая богиня с горящими огнем глазами станет твоей подругой и спутницей, сын Хатры!
После чего она выпустила мою руку, наклонилась вперед, ухватила несколько жареных свиных ребрышек с моей тарелки и, шаркая ногами, двинулась прочь. Проходя мимо Синтарука, она повернулась к нему:
– Мерв горит, пока ты тут набиваешь себе брюхо, старик!
Синтарук явно обеспокоился, а старуха между тем удалилась, откусывая на ходу мясо со свиного ребрышка. Царь знаком подозвал к себе первого министра, и тот быстро подскочил к нему. Синтарук что-то взволнованно приказал, и министр быстро, почти бегом, выскочил из зала.
– Мерв – это город на нашей восточной границе, – шепотом пояснил мне отец.
– Стоит ли слушать болтовню безумной вонючей ведьмы? – спросил я, вытирая руку салфеткой.
– Не знаю, Пакор, – ответил он. – А ты как считаешь?
Я едва сумел скрыть свое раздражение.
– Нет, не следует!
Я подозвал слугу, чтоб тот снова наполнил мой кубок. Старуха уже исчезла, и вместе с ней у меня исчез весь аппетит. Я решительно выбросил из головы все мысли по поводу ее предсказаний. Орлы? Змеи? Я помотал головой. Краем глаза я заметил, что Виштасп смотрит на меня, но не обычным насмешливым взглядом. Вместо этого он кивнул и поднял свой бокал, как бы салютуя мне. Это еще больше сбило меня с толку…».
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Скажу честно, книга на любителя. Сказываются авторские опыт и пристрастия. И лично я от этой книги ждала…ну, может быть, не большего, но иного. Были некоторые интересные моменты, но в целом далось мне это чтиво тяжеловато.
Больше всего то, что я прочитала, походило на художественно приукрашенную военную хронику. У меня порой бывали такие же ощущения при прочтении «Тиграна Великого», но дилогия армянского классика отдыхает на фоне этих работ Дармана. Он вам со смаком будет долго и часто рассказывать подобно автору «Илиады» про каждый бой – кто, кого, чем, куда и как, куда все побежали, кто на них выскочил, и чем всё кончилось. Причем автор явно пытался во всей красе показать и те ужасные дикие времена, и тех ужасных варваров, и ужасы тех войн (как будто войны бывают другими). Преуспел ли он в этом? Ну, тут у каждого свой ответ. Лично мне читать такое не нравится. Но ещё неприятнее, когда книга на 70% из вот этого всего и состоит.
Мирные эпизоды между драками и баталиями небольшие, относительно короткие и зачастую ужасно унылые и малоинформативные. Вот Пакор увидал высоченную белокурую галльскую девицу, и всё, сердце ёкнуло. И вроде бы вот ведут они какие-то разговоры по душам, но от этого зевать хочется ещё больше. Сидишь и ждёшь, что, может, там всё-таки какая эротика хотя бы мелькнет, или умная философская мысль (такое, кстати, тоже бывало).
Сам Пакор, честно говоря, больше всего похож на большого ребенка, такой он наивный и незамутненный) Ему вроде бы аж двадцать два года, уже немалый возраст по тем временам, но психологически больше шестнадцати-семнадцати ему не дашь, он всё ещё реально во многих ситуациях похож на неуклюжего щеночка с пухлыми лапками. Его шокируют зверства римлян и галлов, убивающих, пытающих и насилующих, и он почему-то убежден, что его-то соотечественниками такое ни-ни (ага, как будто не они при Пакоре же нахрен сожгли город в римских владениях на Ближнем Востоке), он направо и налево угрожает оружием как мальчишка в игре со сверстниками, и приходит в искреннее недоумение, когда большие дяди говорят, что в таких ситуациях надо добивать, чтоб не наживать врага, который потом ударит ножом в спину. Иначе и начинать не стоило. Он строит из себя всего такого воина, но сам даже с риском для себя готов щадить кого угодно, и при этом ему сказочно везет, раз он за две книги так и не погиб.
Это не то что бы раздражает, но вводит в некоторое недоумение. Хотя я вынуждена признать, что, если это было сделано намеренно, то такой ход поднимает некоторые весьма любопытные вопросы, и затрагивает некоторые важные темы. Например, тему ограничения жизненного пути даже у тех, кто на вершине общества: такой милый человеколюбивый мальчик едва ли на самом деле получает удовольствие от войны, но вынужден и воевать, и убеждать себя, что он хорошо с этим справляется, и ему это даже нравится. То, что ему не нравится, он изо всех сил старается не замечать, а, если заметил, так такое только плохие враги могли сотворить, а свои – хорошие, они так не делают. Да-да. Для него в каком-то смысле было благом, что он попал на чужбину и вынужден был воевать за свою свободу среди чужаков, а то б у него мог случиться лютый когнитивный диссонанс и баттхёрт. В вопросах брака свободы у него тоже как бы нет: сказали, что женой станет вавилонская принцесса, так, значит, и будет.
(Статуя Спартака работы Д. Фуатье. Найти можно в Лувре)
Ещё из интересного то, что книга-то ведь повествует о восстании Спартака. Вообще об этом дофига написано и снято, но данная книга, по меньшей мере, редкость в плане освещения этой темы, поскольку повествует о тех событиях с позиции иноземца, который в римскую обыденность погрузиться не успел. К слову, о самой Парфии сказано немного (по крайней мере, в тех книгах, с которыми я успела ознакомиться), зато многие события происходит на других территориях, прежде всего, на землях Италии, от юга до севера.
В целом, как это уже бывало, не могу ни однозначно посоветовать, ни однозначно отсоветовать. Эта книга, несомненно, найдет своего читателя, я знаю, что кому-то подобные истории нравятся, но лично я в число их любителей не вхожу.
